Аннотация: Jude the Obscure Перевод Ивана Майнова. Текст издания: "Сѣверный Вѣстникъ", NoNo 4-9, 1897.
Джудъ неудачникъ. Романъ Томаса Гарди *).
Переводъ И. Майнова.
*) Томасъ Гарди (Thomas Hardy), одинъ изъ наиболѣе извѣстныхъ и талантливыхъ романистовъ современной Англіи. Предлагаемый въ переводѣ романъ его "Jude the Obscure", появившійся въ 1896 г., вызвалъ большой шумъ въ англійской печати.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.
Меригринъ.
"Многіе сошли съ ума изъ-за женщинъ и сдѣлались рабами чрезъ нихъ. Многіе погибли и сбились съ пути и согрѣшили черезъ женщинъ... О мужи! Какъ-же не сильны женщины, когда такъ поступаютъ онѣ?"
2 Ездры, IV, 26. 27. 32.
I.
Школьный учитель оставлялъ село, и всѣ обитатели его казались грустными. Мельникъ изъ Крескома далъ ему небольшую крытую повозку съ лошадью для перевозки пожитокъ въ городъ къ мѣсту его назначенія, миль за двадцать отсюда. Эта колесница оказалась совершенно достаточно вмѣстительною для имущества уѣзжавшаго педагога. Дѣло въ томъ, что часть домашней обстановки учителя была доставлена администраторами и составляла принадлежность школы, а единственный громоздкой предметъ, принадлежавшій учителю, въ дополненіе къ чемодану съ книгами, заключался въ деревенскомъ фортепіано, купленномъ имъ на одномъ аукціонѣ въ тотъ годъ, когда онъ мечталъ объ изученіи инструментальной музыки. Потомъ этотъ пылъ прошолъ,-- оказалось, что учителю не суждено отыскать и развить въ себѣ музыкальный даръ, и купленный инструментъ сдѣлался для него вѣчнымъ мученіемъ при перекочевкахъ съ одного мѣста на другое.
Директоръ школы отлучился на этотъ день, такъ-какъ не долюбливалъ никакихъ перемѣнъ, и не намѣревался возвратиться до вечера, когда пріѣдетъ и водворится новый учитель и все опять пойдетъ какъ по маслу.
Кузнецъ, мѣстный староста и самъ учитель стояли въ недоумѣвающихъ позахъ въ гостинной передъ инструментомъ. Учитель замѣтилъ, что если онъ даже и взвалитъ его на телѣжку, то все-же не будетъ знать, что съ нимъ дѣлать по пріѣздѣ въ Кристминстеръ, городъ, куда онъ переѣзжаетъ, гдѣ на первое время ему придется помѣститься во временномъ жилищѣ.
Какой-то мальчикъ, лѣтъ одиннадцати, задумчиво помогавшій въ укладкѣ вещей, подошелъ къ этимъ людямъ, и, когда они почесывали въ затылкахъ, онъ смѣло проговорилъ, краснѣя отъ звука собственнаго голоса: "У тетки моей есть большой угольный сарай, куда пожалуй можно-бы поставить фортепіано, пока вы найдете ему у себя настоящее мѣсто, сэръ".
-- Вѣрно сказано,-- одобрилъ кузнецъ.
Рѣшено было отправить депутацію къ теткѣ мальчика, мѣстной старой дѣвѣ, спросить ее, помѣститъ-ли она у себя фортепіано, пока м-ръ Филлотсонъ пришлетъ за нимъ. Кузнецъ и староста пошли посмотрѣть, насколько пригодно указанное помѣщеніе для рояля, а мальчикъ и учитель остались вдвоемъ.
-- Жалѣешь, что я уѣзжаю, Джудъ?-- спросилъ учитель ласково.
Слезы выступили на глазахъ мальчика, не смотря на то, что онъ не былъ изъ постоянныхъ дневныхъ учениковъ, стоявшихъ гораздо ближе къ жизни учителя, и посѣщалъ вечерніе классы только въ послѣднее время. Обыкновенные ученики, сказать правду, гъ настоящій моментъ оставались въ сторонѣ (подобно извѣстнымъ историческимъ ученикамъ), не чувствуя желанія оказать какую-либо энергичную добровольную помощь своему учителю.
Мальчикъ неловко раскрылъ книгу, которую держалъ въ рукѣ, подаренную ему при разлукѣ на память м-мъ Филлотсономъ, и признался, что жалѣетъ его.
-- И я тебя тоже,-- сказалъ м-ръ Филлотсонъ.
-- Зачѣмъ вы уѣзжаете, сэръ?-- спросилъ мальчикъ.
-- Ахъ, это длинная исторія. Ты не поймешь моихъ побужденій, Джудъ. Поймешь, пожалуй, когда будешь старше.
-- Я думалъ, что вы сейчасъ объясните, сэръ.
-- Ну, хорошо, только не болтай объ этомъ никому. Знаешь-ли ты, что такое университетъ и университетскій дипломъ? Это необходимый ярлыкъ для человѣка, желающаго достигнуть чего-нибудь въ дѣлѣ преподаванія. Мой планъ или мечта -- это сдѣлаться кандидатомъ богословія и затѣмъ посвятиться въ духовный санъ. Отправляясь на житье въ Кристминстеръ или его окрестности, я буду, такъ сказать, въ главной квартирѣ, и если вообще мой планъ осуществимъ, то полагаю, что нахожденіе въ этомъ пунктѣ дастъ мнѣ больше шансовъ для его осуществленія, нежели гдѣ-либо въ другомъ мѣстѣ.
Между тѣмъ кузнецъ и его спутникъ возвратились. Сарай старой миссъ Фолэ оказался сухимъ и весьма удобнымъ, и она охотно согласилась дать въ немъ помѣщеніе для рояля. Поэтому онъ былъ оставленъ въ школѣ до вечера, когда можно найти болѣе свободныхъ рукъ для его переноски. Уѣзжавшій учитель бросилъ послѣдній взглядъ кругомъ.
Мальчикъ Джудъ помогалъ въ укладкѣ кое-какихъ мелкихъ вещей. Въ девять часовъ м-ръ Филлотсонъ усѣлся рядомъ съ своимъ чемоданомъ и другими пожитками, и распростился съ провожавшими друзьями.
-- Я не забуду тебя, Джудъ,-- сказалъ онъ, улыбаясь, когда повозка тронулась.-- Помни-же, будь хорошимъ мальчикомъ, добрымъ къ животнымъ и птицамъ, и читай все, что можешь. А если когда попадешь въ Кристминстеръ, то не забудь разыскать меня, по старому знакомству.
Повозка заскрипѣла по лужайкѣ и исчезла за угломъ дома ректора. Мальчикъ возвратился къ колодцу у края лужайки, гдѣ онъ оставилъ свои ведра, когда пошелъ помогать въ сборахъ своему патрону и учителю. Губы его нервно дрожали, и открывъ накрышку колодца, чтобы приступить къ спусканію бадьи, онъ задумался, уставившись головой и руками въ блокъ, причемъ лицо его выражало серьезность впечатлительнаго ребенка, которому рано пришлось почувствовать первые уколы жизни. Колодезь, въ который онъ смотрѣлъ, былъ такъ-же старъ, какъ самая деревня, и при теперешномъ положеніи Джуда казался глубокой цилиндрической перпективой, кончающейся блестящимъ дискомъ дрожащей воды на глубинѣ сотни футовъ. Ближе въ верху сруба зеленѣла полоска моха и еще какой-то поросли. Тутъ мальчикъ нѣсколько разчувствовался. Вспомнилось ему, сколько разъ, вотъ такимъ-же утромъ, учитель накачивалъ воду изъ этого колодца. Больше онъ ужъ никогда не будетъ этого дѣлать. "Я видѣлъ однажды, какъ онъ смотрѣлъ въ глубь колодца, утомленный вытягиваніемъ ведра,-- вотъ какъ и я теперь усталъ,-- и какъ онъ отдыхалъ минутку передъ тѣмъ, какъ нести ведра домой! Но онъ былъ слишкомъ уменъ, чтобы жить здѣсь дольше, въ такой сонной жалкой деревушкѣ!"
Слезы скатились съ его глазъ въ глубину колодца. Утро было довольно туманное и дыханіе мальчика клубилось еще болѣе густымъ туманомъ въ тихомъ и тяжеломъ воздухѣ. Неожиданный крикъ вывелъ его изъ раздумья.
-- Неси что-ли воду-то, лѣнтяй!
Этимъ восклицаніемъ разразилась какая-то старушка, высунувшаяся изъ двери близьлежащаго, крытаго тростникомъ, коттеджа. Мальчикъ живо кивнулъ головой въ отвѣтъ, вытянулъ бадью съ большимъ усиліемъ, такъ-какъ былъ хилаго сложенія, наполнилъ пару своихъ болѣе легкихъ ведеръ, и, остановившись, чтобы перевести духъ, пошелъ съ ними по вязкой лужайкѣ почти въ самую середину небольшого селенія или, скорѣе, деревушки.
Деревушка была стародавняя и маленькая и лѣпилась на взгорьѣ, примыкающемъ къ дюнамъ сѣвернаго Вессекса. Впрочемъ, какъ ни была она стара, блочный колодезь былъ вѣроятно единственной сохранившейся въ прежнемъ видѣ реликвіей мѣстной исторіи. Много жилыхъ домовъ съ тростниковыми крышами и слуховыми окнами были снесены въ послѣдніе годы и много деревьевъ порублено на лужайкѣ. Но прискорбнѣе всего, что оригинальная церковь, съ горбатой крышей, съ красивыми архитектурными изломами и деревянными башенками, была такъ-же разрушена, и кирпичъ ея или разбитъ на кучи щебня для трамбовки улицы, или пошелъ на стѣны свиныхъ закутъ, садовыя скамейки, устройство оградъ и на бордюры цвѣточныхъ рабатокъ у сосѣдей. Взамѣнъ этой церкви появилось высокое новое зданіе германо-готической архитектуры, чуждой англійскому вкусу, воздвигнутое на новомъ мѣстѣ какимъ-то разрушителемъ исторической старины, примчавшимся изъ Лондона и въ тотъ-же день уѣхавшимъ обратно. Мѣсто, гдѣ такъ долго стоялъ старинный храмъ въ честь христіанскихъ святыхъ, не былъ даже чѣмъ-нибудь отмѣченъ на зеленой и ровной лужайкѣ, съ незапамятныхъ временъ бывшей церковнымъ дворомъ, и только обвалившіяся могилы были увѣковѣчены грошовыми чугунными крестами, разрѣшенными въ послѣднія пять лѣтъ.
II.
Какъ ни тщедушенъ былъ на видъ Джудъ Фолэ, онъ несъ домой два полныя ведра не отдыхая. Надъ дверью коттеджа имѣлась прямоугольная синяя дощечка, на которой желтыми буквами было написано: "Булочница Друсилля Фолэ". За маленькимъ оконцемъ съ мелкимъ переплетомъ, единственнымъ остаткомъ уцѣлѣвшей старины, виднѣлись пять бутылокъ съ сиропомъ да три лепешки въ плетеной корзинкѣ.
Сливая ведра у задняго крыльца домика, Джудъ могъ слышать оживленный разговоръ, происходившій въ комнатѣ между его теткой, означенной на дощечкѣ Друсиллой, и зашедшими къ ней сосѣдками. Онѣ видѣли, какъ уѣзжалъ учитель, и теперь обсуждали подробности этого событія и пускались въ предсказанія относительно его дальнѣйшей судьбы.
-- А это кто?-- спросила одна изъ собесѣдницъ, повидимому не здѣшняя, когда вошелъ мальчикъ.
-- Э, охота вамъ спрашивать, мистрисъ Вильямсъ. Это мой племянникъ, пришедшій ко мнѣ уже послѣ того, какъ вы у меня были здѣсь въ прошлый разъ.
Отвѣчавшая на вопросы обитательница этого жилища была худощавая старушка, говорившая высокимъ слогомъ о самыхъ обыкновенныхъ вещахъ и обращавшаяся поочередно къ каждой изъ собесѣдницъ.
-- Онъ пришелъ съ годъ тому назадъ изъ Мельстока, въ южномъ Вессексѣ,-- плохое мѣсто для мальчишки, Билинда! (Она повернулась вправо). Отецъ его который тамъ жилъ, былъ сраженъ ударомъ и умеръ въ два дня, какъ вы знаете, Каролина (Она обратилась влѣво). Было бы истинное счастье, еслибъ Господь милосердый прибралъ и тебя за твоими родителями, несчастный безполезный мальчишка! Но я взяла его къ себѣ, чтобы присмотрѣться, на что онъ годенъ, и должна была предоставить ему какой-нибудь, хоть пустяшный, заработокъ. Вотъ теперь онъ пугаетъ птицъ на огородѣ фермера Траутхэма. Это спасаетъ мальчишку отъ праздности. Чего ты отворачиваешься. Джудъ?-- продолжала она, обращаясь къ племяннику, замѣтивъ, что тотъ, въ смущеніи отъ ехидныхъ взглядовъ посѣтительницъ, отошелъ въ сторону.
Одна изъ собесѣдницъ, мѣстная прачка, замѣтила, что вполнѣ одобряетъ рѣшеніе миссъ или мистрисъ Фолэ (какъ онѣ безразлично называли ее) держать его при себѣ:-- Чего же ему лучше, какъ жить въ вашемъ уединенномъ обществѣ, носить воду, закрывать ставни вечеромъ, да мало-мальски помогать въ булочномъ дѣлѣ.
Миссъ Фолэ сомнѣвалась въ этомъ.
-- Почему ты не просилъ учителя взять тебя съ собою въ Кристминстеръ и помѣстить въ школу?-- продолжала она съ шутливой серьезностью.-- Я увѣрена, что онъ ничего лучшаго не могъ-бы сдѣлать. Мальчикъ помѣшанъ на книгахъ,-- вотъ онъ у меня какой! Въ этомъ онъ въ нашъ родъ пошелъ. Его двоюродная сестра Сусанна тоже такая, какъ я слышала. Но я столько лѣтъ ужь не видала дѣвочку, хотя она родилась въ этомъ самомъ домикѣ,-- въ этихъ четырехъ стѣнахъ. Вотъ какъ дѣло было. Моя племянница и мужъ ея послѣ свадьбы долго не имѣли своего дома, а какъ только обзавелись домикомъ... нѣтъ, ужъ объ этомъ лучше не распространяться. Смотри, Джудъ, никогда не женись, мой голубчикъ. Не для Фолэ писана такая судьба. Эта племянница, единственная изъ всѣхъ, была мнѣ какъ родная дочь, Билинда, пока надъ ней не разразилась бѣда. Ахъ, кабы бѣдняжка знала что будетъ!
Джудъ, видя, что общее вниманіе опять сосредоточилось на немъ, вышелъ изъ пекарни, гдѣ съѣлъ сладкій пирогъ, приготовленный ему на завтракъ. Теперь насталъ конецъ его отдыха и онъ, выйдя изъ сада черезъ плетень, пошелъ тропинкой въ сѣверномъ направленіи, пока не спустился въ обширную и уединенную низину съ засѣяннымъ полемъ. Это обширное поле было поприщемъ его трудовъ на пользу фермера, м-ра Траутхэма, и мальчикъ остановился въ центрѣ поля.
Сѣрая поверхность посѣва тянулась кругомъ въ горизонту, гдѣ постепенно терялась въ туманѣ, скрывавшемъ его дѣйствительные размѣры и обособлявшемъ отъ всего окружающаго. Единственными примѣтами на этой однообразной площади были сложенный въ прошлогоднюю уборку скирдъ, стоявшій среди пашни, грачи, поднявшіеся съ приходомъ Джуда и тропинка, по которой онъ спустился въ низину. Богъ вѣсть кому теперь была нужна эта тропинка, хотя когда-то по ней ходили многіе изъ его умершихъ родныхъ.
-- Какъ здѣсь нехорошо! невольно вырвалось у него.
Свѣжія борозды тянулись подобно дорожкамъ рубчатаго бархата въ безконечную даль, скрадывая перспективу поля и стирая съ него мимолетное прошлое послѣднихъ лѣтъ. А между тѣмъ въ каждомъ комочкѣ земли, въ каждомъ камнѣ хранилось много воспоминаній и отголосковъ пѣсенъ минувшихъ дней жатвы, веселыхъ рѣчей и тяжелыхъ работъ. Каждый вершокъ земли былъ ареной, гдѣ временами разыгрывались энергія, веселье, игры, споры, въ перемежку съ утомительной работой. Группы собирательницъ колосьевъ кишѣли на солнцѣ по всему полю. Любовные союзы, давшіе населеніе сосѣдней деревушкѣ, заключались здѣсь между порою созрѣванія и уборки хлѣба. Подъ изгородью, отдѣлявшей поле отъ далекой плантаціи, дѣвушки отдавались своимъ обожателямъ, которые не захотятъ и оглянуться на нихъ въ слѣдующую жатву. На этомъ же старомъ полѣ не одинъ парень дѣлалъ предложеніе дѣвушкѣ, при голосѣ которой онъ дрожалъ въ слѣдующій посѣвъ, уже закрѣпивъ съ нею свой союзъ въ сосѣдней церкви. Но ни Джудъ, ни окружавшіе его грачи, не обращали вниманія на эту поэзію, ибо для нихъ это было просто уединенное мѣсто. Мальчика оно интересовало какъ поле его трудовой дѣятельности, а птицъ, какъ источникъ зернового корма, который надо клевать.
Мальчикъ стоялъ подлѣ скирда, то и дѣло погромыхивая своей трещеткой. Каждый разъ при этомъ грачи подымались съ пашни, но вскорѣ опять спускались и, недовѣрчиво поглядывая на мальчика, принимались клевать на болѣе почтительномъ разстояніи.
Джудъ кружилъ трещетку до того, что рука его онѣмѣла. Наконецъ его сердце смягчилось и уступило упрямству голодныхъ птицъ. Грачи, подобно ему самому, жили въ свѣтѣ, который не нуждался въ нихъ. Зачѣмъ будетъ онъ отгонять ихъ отъ корма? Мальчикъ все больше и больше видѣлъ въ нихъ своихъ друзей и воспитанниковъ,-- единственныхъ друзей, на которыхъ онъ могъ положиться, такъ какъ грачи были хоть сколько-нибудь заинтересованы въ немъ, между тѣмъ какъ тетка часто говорила ему, что ей до него нѣтъ дѣла. Онъ пересталъ трещать, и птицы снова усѣлись клевать.
-- Бѣдныя, милыя птицы!-- проговорилъ вслухъ Джудъ.-- Должны же вы имѣть себѣ какую-нибудь пищу. Добра тутъ довольно -- на всѣхъ хватитъ, и вамъ, и хозяину. Фермеръ Траутхэмъ въ состояніи прокормить васъ. Кушайте же, мои милые грачики, наклюйтесь себѣ на славу!
Грачи усѣлись и принялись за свое дѣло, а Джудъ любовался ихъ завиднымъ аппетитомъ. Сознаніе общей беззащитной доли невольно пробуждало въ одинокомъ мальчикѣ состраданіе къ этимъ гонимымъ птицамъ.
Съ этими мыслями онъ сѣлъ на корточки, отбросивъ въ сторону трещетку, какъ орудіе коварное, равно обидное и для птицъ, и для него самого, ихъ покровителя. Вдругъ онъ почувствовалъ сильный ударъ по спинѣ, сопровождавшійся знакомымъ звукомъ, напомнившимъ его испуганному воображенію противную трещетку. Птицы и Джудъ всполошились одновременно, и изумленнымъ глазамъ мальчика представилась важная фигура самого Траутхэма. Красное лицо его злобно уставилось на жертву, скорчившуюся отъ страха и боли, а рука размахивала подхваченной трещеткой.
-- Такъ ты вотъ какъ, дрянной мальчишка! Кушайте -- говоритъ, милыя птички, а? Ешь какой добрякъ нашелся -- кушайте! Я вотъ спущу тебѣ штаны да и посмотрю, какъ ты тогда у меня запоешь!-- Кушайте, милыя птички! Да еще ты смѣлъ болтаться у учителя, вмѣсто того, чтобъ явиться сюда къ своему дѣлу, а? Это такъ-то ты зарабатываешь свои шесть пенсовъ въ день за пуганіе грачей съ моего поля!
Въ то время какъ въ ушахъ Джуда раздавалась эта крикливая ругань, Траутхэмъ схватилъ его за руку и гоняя кругомъ себя, снова сталъ бить по спинѣ его же трещеткой, такъ что эхо отдавалось въ полѣ отъ ударовъ, сыпавшихся на бѣднягу при каждомъ оборотѣ.
-- Ой, ой, ой, не бейте, сэръ, ради Бога, не бейте!-- вопилъ кружившійся мальчикъ, передъ глазами котораго поочередно мелькали холмъ, скирдъ, плантація, тропинка, грачи.-- Я... сэръ... я вѣдь думалъ, что ничего... что тутъ много, и грачи могли маленько поклевать -- и вамъ не будетъ убытка, сэръ -- да и м-ръ Филлотсонъ училъ, чтобы я былъ жалостливъ къ животнымъ... Ой, ой, ой!
Это простодушнее объясненіе только пуще взбѣсило фермера, и онъ продолжалъ истязаніе съ удвоеннымъ ожесточеніемъ.
Наконецъ, Траутхэнъ утомился, бросилъ дрожащаго мальчика, вынулъ изъ кармана шестипенсовую монету въ уплату за его дневную работу, приказавъ ему убираться домой и никогда не попадаться ему на глаза на этомъ полѣ.
Джудъ отшатнулся и пошелъ по дорогѣ, заливаясь слезами,-- не столько отъ боли, хотя и она давала себя чувствовать, сколько отъ горькаго сознанія, что онъ окончательно осрамилъ себя, не проживъ и года въ этомъ приходѣ и что теперь онъ на всю жизнь долженъ быть бременемъ для своей престарѣлой тетки.
Съ такими мрачными думами Джуду не хотѣлось показываться на деревнѣ, и онъ пошелъ домой по обходной тропинкѣ черезъ пастбище. Здѣсь, на сырой поверхности земли, онъ увидалъ, какъ это всегда бываетъ послѣ дождя, множество свернувшихся земляныхъ червей. Трудно было пройти, чтобы не подавить ихъ.
Но не смотря на только что испытанную обиду, Джудъ не въ состояніи былъ причинить зла никакой живой твари. Онъ не могъ принести домой гнѣзда съ молодыми птенчиками безъ того, чтобы не мучиться за нихъ потомъ всю ночь, и кончалъ тѣмъ, что утромъ относилъ ихъ вмѣстѣ съ гнѣздомъ на прежнее мѣсто. Въ дѣтствѣ онъ не любилъ смотрѣть, какъ рубятъ или подчищаютъ деревья, воображая, что это причиняетъ имъ боль,-- особенно весною, когда сокъ уже пошелъ вверхъ и потомъ обильно стекаетъ въ подрѣзанномъ мѣстѣ. Такая слабость характера,-- какъ пожалуй можно назвать эту черту,-- указывала, что Джудъ былъ изъ категоріи неудачниковъ, которымъ суждено много пострадать прежде, чѣмъ паденіе занавѣса на ихъ ненужную жизнь навсегда успокоить ихъ отъ всѣхъ невзгодъ и треволненій... И мальчикъ старательно пробирался на цыпочкахъ между червями, такъ чтобы не давить ихъ.
Когда онъ вернулся домой, тетка отпускала копѣечную булку маленькой дѣвочкѣ.
-- Что это значитъ, что ты изволилъ вернуться среди дня?
-- Меня прогнали.
-- Что-о?
-- М-ръ Траутхэмъ уволилъ меня за то, что я позволилъ грачамъ поклевать немного на его полѣ. Вотъ и заработокъ -- послѣдній въ моей жизни!
И мальчикъ съ сердцемъ бросилъ на столъ шестипенсовую монету.
-- Хорошъ!-- воскликнула тетка, едва сдерживая свой гнѣвъ, и принялась отчитывать его. Вѣдь ей придется теперь всю весну держать его у себя на шеѣ, безъ всякаго дѣла.-- Ужъ если ты не можешь пугать съ поля птицъ, такъ что-же ты можешь-то? спасибо, нечего сказать! Да не смотри такимъ волкомъ... Такъ вотъ каковъ этотъ м-ръ Траутхэмъ,-- ну, не ожидала. Впрочемъ, какъ справедливо говорилъ Іовъ многострадальный: "А нынѣ смѣются надо мною младшіе меня лѣтами, тѣ, которыхъ отцовъ я не согласился-бы помѣстить со псами стадъ моихъ".-- Какъ никакъ, а его отецъ былъ въ поденщикахъ у моего отца, и дура я, что позволила тебѣ наняться къ этому нахалу, который годился бы только развѣ для того, чтобы вытащить тебя изъ грязи.
Вообще тетка сердилась на Джуда больше за то, что онъ оскорбилъ ее службою у такого презрѣннаго человѣка, нежели за неисправное исполненіе своей обязанности.
-- Но это и я скажу: не слѣдовало тебѣ позволять птицамъ клевать посѣвъ фермера Траутхэма. Въ этомъ ты, конечно, былъ не правъ. Эхъ, Джудъ, Джудъ,-- продолжала она,-- почему ты не поѣхалъ съ этимъ твоимъ учителемъ въ Кристминстеръ или еще куда-нибудь? Нѣтъ, ужъ видно такимъ олухамъ нѣтъ счастья... Изъ твоей семьи никогда не выходило путнаго человѣка, и никогда не будетъ!
-- А гдѣ этотъ чудный городъ, тетушка, куда отправился м-ръ Филлотсонъ?-- спросилъ мальчикъ послѣ нѣкотораго раздумья.
-- Ахъ, Боже мой, да тебѣ пора ужь знать, гдѣ Кристминстеръ. Всего миль двадцать отсюда. Этотъ городъ слишкомъ хорошъ для тебя и тебѣ тамъ совершенно нечего дѣлать,-- вотъ что я думаю, мой бѣдный мальчикъ.
-- А м-ръ Филлотсонъ всегда тамъ будетъ?
-- А я почемъ знаю!
-- Могу-ли я сходить повидать его?
-- Ахъ, Джудъ, если бы ты былъ поумнѣе, ты не дѣлалъ бы подобныхъ вопросовъ. Ни намъ не приходилось имѣть никакого дѣла съ жителями Кристминстера, ни жителямъ Кристминстера съ нами.
Джудъ вышелъ и, чувствуя болѣе чѣмъ когда-нибудь свое одинокое, никому ненужное существованіе, прилегъ на подстилку у свинаго хлѣва. Туманъ тѣмъ временемъ нѣсколько разсѣялся и сквозь него тускло просвѣчивало солнце. Онъ натянулъ на лицо соломенную шляпу и въ тяжеломъ раздумьѣ смотрѣлъ чрезъ ея просвѣты въ туманную даль. Онъ понималъ, что возрастъ налагаетъ извѣстную отвѣтственность.
Но факты не согласовались съ его представленіями. Естественная логика вещей казалась ему слишкомъ несимпатичной, чтобы принимать ее во вниманіе. То обстоятельство, что состраданіе къ живымъ существамъ одного вида оказывалось жестокостью относительно другого, оскорбляло его чувство нравственной гармоніи. Когда человѣкъ приходитъ въ возрастъ и чувствуетъ себя въ центрѣ природы, а не на какой, либо точкѣ ея окружности, какъ онъ чувствовалъ это ребенкомъ, имъ овладѣваетъ какой-то безотчетный ужасъ, думалось Джуду. Все кругомъ казалось ему чѣмъ-то ослѣпительно яркимъ, веселымъ, шумнымъ, и весь этотъ шумъ и яркій блескъ обрушивался на его маленькую ячейку, называемою жизнію, потрясалъ и опалялъ ее.
Ахъ, еслибъ онъ только могъ остановить свои годы! Онъ не желалъ быть взрослымъ.
И вотъ, какъ дитя природы, мальчикъ скоро забылъ свое отчаяніе и вскочилъ на ноги.
Послѣ обѣда, онъ прошелъ на деревню. Здѣсь онъ спросилъ у одного обывателя, гдѣ городъ Кристминстеръ.
-- Кристминстеръ? А это должно вонъ въ той сторонѣ, хоть я тамъ никогда не бывалъ. Въ этомъ городѣ у меня никогда не было никакого дѣла.
Прохожій указалъ на сѣверо-востокъ, въ направленіи, гдѣ находилось то самое поле, на которомъ такъ осрамился Джудъ. Хотя такое совпаденіе было не особенно пріятно, но оно только усилило его желаніе попасть въ этотъ городъ. Что за важность, что фермеръ запретилъ ему показываться на этомъ полѣ;-- полевая тропинка была для всѣхъ. И вотъ, выбравшись незамѣтно изъ деревни, Джудъ спустился въ ту самую ложбину, которая была въ это утро свидѣтельницей его позора и, не сворачивая съ злополучной тропинки, долго карабкался утомительнымъ подъемомъ по другую сторону низины. Наконецъ онъ выбрался на большую дорогу у маленькой группы деревьевъ. Здѣсь пашня кончилась, и передъ нимъ развернулась незнакомая ему обширная равнина.
III.
Ни души не было видно на большой дорогѣ, ни по сторонамъ ея, и въ перспективѣ казалось, будто бѣлая дорога все подымается и, постепенно съуживаясь, тонкою лентой уходитъ въ небо. На самомъ подъемѣ она пересѣкалась оригинальною старою римскою дорогою, проходившей чрезъ этотъ округъ. Древній путь шелъ далеко, развѣтвляясь къ востоку и западу, и въ прежнее время служилъ для прогона стадъ и табуновъ на ярмарки и базары. Но теперь дорога была брошена и заросла травою.
Въ эту сторону Джудъ никогда не заходилъ такъ далеко отъ своей укромной деревушки, куда онъ былъ приведенъ носильщикомъ со станціи желѣзной дороги, однимъ темнымъ вечеромъ, нѣсколько мѣсяцевъ тому назадъ. До настоящаго времени онъ и не подозрѣвалъ, что такая обширная равнина находилась такъ близко подъ рукою, у самой границы его нагорной страны. Предъ нимъ разстилалась вся сѣверная часть горизонта, на разстояніи сорока или пятидесяти миль; воздухъ былъ замѣтно болѣе синимъ и влажнымъ сравнительно съ тѣмъ, которымъ онъ дышалъ дома.
Недалеко отъ дороги стояла разрушенная непогодой старая рига изъ побурѣвшаго кирпича, крытая черепицей. Въ этомъ околодкѣ она была извѣстна подъ именемъ браунъ-хауза. Джудъ уже хотѣлъ миновать ее, какъ замѣтилъ, что къ крышѣ приставлена лѣстница. Онъ рѣшилъ воспользоваться его, чтобы вглядѣться въ даль, для чего свернулъ съ дороги и пошелъ къ ригѣ. На гребнѣ крыши два работника смѣняли черепицы.
Поглазѣвъ сначала на работу, мальчикъ собрался съ духомъ и поднялся по лѣстницѣ къ кровельщикамъ.
-- Кристминстеръ вонъ тамъ, за той рощей. Въ ясный день его даже видно отсюда. А сейчасъ, пожалуй, трудно разглядѣть.
Другой кровельщикъ, радуясь всякому отвлеченію отъ скучной работы, тоже обернулся посмотрѣть въ указанномъ направленіи.
-- Не всегда удается видѣть городъ въ такую погоду, какъ нынче,-- сказалъ онъ.-- Для этого самое удобное то время, когда солнце закатывается яркимъ заревомъ. Тогда городъ представляется -- ужъ я и не знаю чѣмъ...
-- Да, хотя, признаться, я этого еще не замѣчалъ... Только нынче я что-то не вижу никакого Кристминстера.
Джудъ тоже, сколько ни таращилъ глаза, не могъ разглядѣть далекаго города. Онъ спустился съ крыши и съ легкомысліемъ ребенка, позабывъ о Кристминстерѣ, пошелъ бродить дальше, высматривая, не попадется-ли чего интереснаго вблизи. Проходя мимо риги на обратномъ пути въ Меригринъ, Джудъ замѣтилъ, что лѣстница стояла попрежнему, но люди окончили свою работу и ушли.
День склонялся къ вечеру; все еще стоялъ легкій туманъ, но онъ нѣсколько прояснился, за исключеніемъ болѣе влажныхъ мѣстъ и по теченію рѣки. Мальчикъ вспомнилъ опять о Кристминстерѣ, и разъ онъ отошелъ такъ далеко отъ дома тетки въ этомъ направленіи,-- ему захотѣлось теперь же увидать замѣчательный городъ, о которомъ онъ столько наслушался. Но еслибъ онъ и рѣшился подождать здѣсь, трудно было разсчитывать, что туманъ разсѣется до наступленія ночи. Однако онъ не хотѣлъ разставаться съ этимъ мѣстомъ, поднялся по лѣстницѣ, желая еще разъ посмотрѣть въ указанную ему сторону, и усѣлся на самомъ гребнѣ крыши. Помолившись про себя, чтобы поскорѣе разошелся туманъ, застилавшій Кристминстеръ, онъ сталъ ждать. И вотъ мало-помалу рѣдѣвшій туманъ разошелся совсѣмъ, предъ заходомъ солнца облака унеслись и догоравшіе солнечные лучи опять выглянули между двумя грядами сѣрыхъ облаковъ. Джудъ тотчасъ-же сталъ всматриваться въ указанномъ направленіи.
Въ нѣкоторомъ отдаленія, на открывшейся площади, заблестѣли какъ топазы какія-то свѣтлыя точки. Вскорѣ ясность воздуха позволила угадать въ этихъ точкахъ очертанія флюгеровъ, оконъ, мокрыхъ черепичныхъ кровель и шпицевъ на церквахъ и другихъ высокихъ зданіяхъ. Это несомнѣнно былъ Кристминстеръ, или въ его настоящемъ видѣ, или отраженный въ видѣ марева въ своеобразномъ прозрачномъ воздухѣ.
Джудъ не отрываясь продолжалъ смотрѣть на заманчивую панораму незнакомаго города, пока окна и шпицы не перестали отливаться и блестѣть на солнцѣ. Они потускнѣли внезапно, словно потухшая свѣчка. Таинственный городъ снова закутался въ туманъ. Обернувшись на западъ, Джудъ увидалъ, что солнце скрылось. Передняя часть ландшафта погрузилась въ густой мракъ и ближайшіе предметы принимали форму какихъ-то привидѣній.
Мальчику стало жутко и онъ, сойдя съ лѣстницы, пустился домой бѣгомъ, стараясь не думать ни о какихъ вѣдьмахъ, великанахъ и прочихъ ночныхъ чудищахъ. Хотя Джудъ и выросъ изъ вѣры въ такіе ужасы, но все-же былъ радъ несказанно, когда увидалъ церковную колокольню и огни въ окнахъ теткинаго домика.
Въ этомъ домикѣ съ его "булочной" форточкой въ окнѣ, съ переливающимися разными цвѣтами старыми стеклами, Джудъ нашелъ себѣ пріютъ на долгіе безрадостные годы. Но грезы его были столь-же безпредѣльны, какъ тѣсна и мизерна была его обстановка.
За массивнымъ барьеромъ мѣлового нагорья, простиравшагося къ сѣверу, его воображенію постоянно представлялся пышный городъ, уподобленный имъ новому Іерусалиму. Быть можетъ, этотъ идеалъ далеко не соотвѣтствовалъ дѣйствительности. Но какъ-бы то ни было, самъ городъ пріобрѣлъ извѣстную реальность, устойчивость, оказывалъ вліяніе на жизнь пылкаго мальчика, и главнымъ образомъ въ силу того микроскопическаго обстоятельства, что человѣкъ, предъ знаніями и цѣлями котораго Джудъ преклонялся, дѣйствительно жилъ въ этомъ городѣ, и не только жилъ самъ по себѣ, но среди наиболѣе ученыхъ и развитыхъ людей.
Джудъ, конечно, понималъ, что въ дождливое время года и въ недалекомъ Кристминстерѣ тоже идетъ дождь, но съ трудомъ могъ себѣ представить, что тамъ такая-же унылая дождливая погода, какъ и въ ихъ деревнѣ. Какъ только ему удавалось урваться изъ дома на часокъ-другой, что бывало не часто, онъ пробирался къ браунъ-хаузу на горкѣ и пристально вглядывался въ даль. Иногда любопытство его вознаграждалось видомъ отдаленнаго собора или высокаго шпица, или онъ различалъ курящійся дымокъ, представлявшійся ему при его мистическомъ настроеніи восходящимъ къ небу ѳиміамомъ.
Разъ какъ-то ему вздумалось попасть къ мѣсту наблюденія послѣ сумерокъ и пройти мили на двѣ подальше, въ надеждѣ увидать вечерніе огни города. Положимъ, тогда придется возвращаться ночью и одному, но даже это соображеніе его не останавливало, а только возбуждало опасную рѣшимость.
Сказано -- сдѣлано. Было еще не поздно,-- сумерки только-что наступили, когда Джудъ пришелъ къ излюбленному мѣсту,-- но хмурое облачное небо при рѣзкомъ сѣверномъ вѣтрѣ дѣлало ландшафтъ грустнымъ и мрачнымъ. Джудъ былъ доволенъ, хотя уличныхъ огней еще не было видно; надъ городомъ еще разливалось потухающее зарево заката, причемъ самый городъ представлялся въ разстояніи около двухъ миль.
Всматриваясь въ перспективу города, Джудъ далъ волю своей фантазіи и размечтался о его улицахъ, домахъ, жителяхъ, о счастливомъ учителѣ. Вдругъ пахнулъ вѣтерокъ и съ его дуновеніемъ что-то донеслось до слуха Джуда, точно желанная вѣсточка изъ города... Вѣроятно это былъ звонъ колоколовъ, нѣжный и музыкальный, какъ-бы говорившій ему: "Какъ хорошо у насъ, какъ всѣ счастливы здѣсь!"
Джудъ былъ выведенъ изъ своего сладкаго забытья самымъ прозаическимъ обстоятельствомъ. Невдалекѣ отъ него тихо спускался съ отлогой горы возъ съ углемъ. Такой грузъ въ нагорную страну только и можно было провезти этой дорогой. Возъ сопровождали фурманъ съ подручнымъ, тормозившимъ теперь заднія колеса, чтобы дать утомленнымъ лошадямъ продолжительный отдыхъ. Фурманъ досталъ съ воза фляжку и сталъ пить самъ и угощать товарища.
Оба возчика были уже немолодые люди, съ мужественными голосами. Джудъ обратился къ нимъ съ вопросомъ, не ѣдутъ-ли они изъ Кристминстера.
Джудъ идеализировалъ Кристминстеръ съ нѣжностью молодого любовника и изъ застѣнчивости не рѣшился вновь повторить названіе города. Онъ указалъ имъ на полоску догорающей зари, едва замѣтную для немолодыхъ глазъ.
-- Да, пожалуй. Тамъ въ сѣверо-восточной сторонѣ какъ-будто что-то свѣтлѣется, хотя я самъ и не разгляжу хорошенько; надо думать это и есть Кристминстеръ.
Въ эту минуту маленькая книжка, бывшая у Джуда подъ мышкой, выскользнула и упала на дорогу. Фурманъ многозначительно смотрѣлъ на мальчика, когда тотъ, поднявъ книжку, расправлялъ ея растрепанные листы.
-- Эхъ, малышъ,-- внушительно замѣтилъ онъ,-- да у тебя голова треснетъ за чтеніемъ такихъ книжекъ, прежде чѣмъ ты съумѣешь понимать то, что читаютъ ученые люди въ томъ городѣ.
-- А что?-- спросилъ мальчикъ.
-- Да то, что они и глядѣть-то не станутъ на наши глупыя книжки,-- продолжалъ философствовать фурманъ, чтобы убить время.-- Они только и читаютъ на тѣхъ языкахъ, что были въ ходу до потопа, когда не было двухъ семей говорившихъ на одномъ языкѣ. Они завываютъ на этихъ языкахъ не хуже иного филина, и все тамъ наука, одна наука, за исключеніемъ религіи. Положимъ, это тоже наука, потому что я никогда не могъ уразумѣть ея. Да, это очень глубокомысленный городокъ...
-- Но откуда вы все это знаете?
-- А ты не перебивай, мальчикъ. Никогда не перебивай старшихъ. Сверни-ка переднюю лошадь въ сторону, Бобъ, а то вонъ кто-то ѣдетъ. Ты послушай, что я скажу тебѣ о жизни въ ихнихъ колледжахъ. Учителя держатъ себя тамъ очень гордо, это ужь нечего сказать; хотя я объ нихъ не больно высокаго мнѣнія. Вотъ какъ мы стоимъ здѣсь на видимой высотѣ, такъ и они возвышаются умственно; все люди благороднаго характера, иные изъ нихъ умѣютъ зарабатывать сотни размышленіемъ вслухъ или проповѣдью. Что-же касается до музыки, то въ Кристминстерѣ дивная музыка на каждомъ шагу. Въ городѣ есть одна улица -- главная называется -- такъ другой подобной въ свѣтѣ нѣтъ. Да, могу сказать, что кое-что знаю о Кристминстерѣ.
Между тѣмъ лошади отдохнули и возчики опять тронулись въ путь. Джудъ, бросивъ послѣдній восхищенный взглядъ на алѣвшій горизонтъ, обернулся и пошелъ рядомъ съ своимъ замѣчательно свѣдущимъ пріятелемъ, который дорогой охотно продолжалъ свои разглагольствованія о городѣ,-- его башняхъ, галлереяхъ и церквахъ. Вскорѣ возъ свернулъ съ этой дороги, и Джудъ горячо поблагодарилъ фурмана за сообщенныя имъ свѣдѣнія, сказавъ ему на прощанье, что желалъ-бы умѣть хоть вполовину такъ завлекательно разсказывать о Кристминстерѣ, какъ онъ.
-- Пустяки, вѣдь это только то, что мнѣ случайно пришлось узнать отъ другихъ,-- скромно отозвался фурманъ,-- Я, какъ и ты, признаться, никогда тамъ не былъ; -- собиралъ эти свѣдѣнія гдѣ случалось, и чѣмъ богатъ, тѣмъ и радъ подѣлиться. Кто пошатается по бѣлу свѣту, какъ я, соприкасаясь со всѣми слоями общества, тотъ поневолѣ наслушается много всякой всячины обо всемъ. Одинъ пріятель мой занимался еще мальчишкой чисткой сапогъ въ одной гостинницѣ, въ Кристминстерѣ, такъ вотъ я зналъ его въ послѣднее время все равно какъ своего родного брата, вотъ что!
Джудъ продолжалъ обратный путь одинъ, до того занятый своими мечтами, что позабылъ за ними всякій страхъ. Онъ вдругъ какъ-то возмужалъ. Его сердце стремилось найти какую-нибудь точку опоры, за которую онъ могъ-бы уцѣпиться,-- найти такое мѣсто, которое могло-бы очаровать его. Найдетъ-ли онъ желаемое въ этомъ городѣ, если ему удастся попасть въ него? Можетъ-ли отъ тамъ, не боясь ни фермеровъ, ни каверзъ и насмѣшекъ, спокойно выждать возможности пристроиться, согласно своему призванію, къ какому-нибудь дѣлу? И этотъ городъ, среди окружавшей его умственной тьмы, казался ему такимъ-же свѣтлымъ, какъ вотъ эти городскіе огни на ночномъ горизонтѣ, на которые онъ только-что засматривался.
"Это городъ свѣта", подумалъ Джудъ про себя.
"Древо познанія растетъ тамъ", прибавилъ онъ немного спустя.
"Мѣсто, откуда выходятъ и куда приходятъ наставники человѣчества".
"Своего рода крѣпость, вооруженная ученостью и религіей".
Призадумавшись на минуту послѣ этой метафоры, онъ прибавилъ:
"Вотъ это какъ разъ и будетъ то, что мнѣ нужно".
IV.
Занятый своими мечтами, Джудъ шелъ довольно медленно. Почти взрослый по умственному развитію, онъ былъ много моложе своихъ лѣтъ во всѣхъ другихъ отношеніяхъ. Вскорѣ его нагналъ какой-то быстроногій пѣшеходъ. Несмотря на сумерки, мальчикъ могъ, однако, разглядѣть невзрачную внѣшность незнакомца: его непомѣрно высокую шляпу, неуклюжій сюртукъ и часовую цѣпочку, отчаянно мотавшуюся и сверкавшую въ отблескѣ яснаго неба, при каждомъ шагѣ ковыляющихъ тонкихъ ногъ въ безшумныхъ сапогахъ. Джудъ, начинавшій тяготиться своимъ одиночествомъ, предложилъ ему идти вмѣстѣ.
-- Отлично, молодой человѣкъ! Только я спѣшу и вамъ надо не отставать, если хотите идти со много. А вамъ извѣстно, кто я?
-- Если не ошибаюсь, вы докторъ Вильбертъ?
-- О, я вижу меня вездѣ знаютъ! А все отъ того, что я общій благодѣтель.
Этотъ Вильбертъ былъ странствующій врачъ-шарлатанъ, хорошо извѣстный всякому сельскому обывателю, но зато неизвѣстный никому другому. Впрочемъ, эта неизвѣстность была въ его интересахъ, такъ какъ избавляла его отъ нежелательнаго вмѣшательства нѣкоторыхъ лицъ. Обитатели коттеджей были его единственными паціентами, и его распространившаяся на весь Вессексъ репутація поддерживалась только въ этой сельской средѣ. И положеніе его и практика были много мизернѣе сравнительно съ шарлатанами болѣе высокаго полета, располагавшими капиталомъ и организованной системой рекламы. Онъ былъ въ сущности пережиткомъ добраго стараго времени. Разстоянія, проходимыя имъ пѣшкомъ, были громадны, простираясь почти во всю длину и ширину Вессекса. Джудъ видѣлъ однажды, какъ онъ продалъ баночку съ подкрашеннымъ саломъ одной старухѣ за вѣрное средство отъ ревматизма въ ногѣ, причемъ бѣдная женщина должна была заплатить гинею за цѣлебную мазь, которая, по увѣренію шарлатана, добывалась только изъ одного рѣдкаго животнаго, пасущагося на горѣ Синаѣ, каковое животное удается изловить лишь съ рискомъ получить смерть или увѣчье. Джудъ, по наслышкѣ объ этомъ господинѣ, сильно сомнѣвался въ полезности его лекарствъ, но за то считалъ его человѣкомъ бывалымъ и опытнымъ, представлявшимъ собою вѣрный источникъ свѣдѣній по вопросамъ, неимѣвшимъ прямого отношенія къ его профессіи.
-- Я полагаю, докторъ, вамъ случалось бывать въ Кристминстерѣ?
-- Бывалъ,-- много разъ,-- отвѣтилъ высокій тщедушный спутникъ.-- Это одинъ изъ центровъ моей дѣятельности.
-- Говорятъ, это замѣчательный городъ для изученія всякихъ наукъ и особенно богословскихъ.
-- Въ этомъ вы убѣдитесь, молодой человѣкъ, когда его увидите. Вообразите, что даже сыновья старухъ, стирающихъ бѣлье въ колледжѣ, могутъ говорить по латыни -- положимъ,-- какъ компетентный судья, я оговорюсь,-- не на хорошей латыни, а на собачьей, какъ мы называли ее въ школьные годы.
-- А по-гречески?
-- Ну, это ужъ больше для людей готовящихся въ епископы, чтобы читать Новый Завѣтъ въ подлинникѣ.
-- Я тоже хочу учиться латинскому и греческому языкамъ.
-- Похвальное желаніе. Вамъ надо будетъ пріобрѣсти грамматики этихъ языковъ.
-- Я намѣреваюсь какъ-нибудь пройти въ Кристминстеръ.
-- Когда вы тамъ будете, говорите всѣмъ и каждому, что докторъ Вильбертъ -- единственный собственникъ знаменитыхъ пилюль, безъ промаху излѣчивающихъ всѣ разстройства пищеварительной системы, а также астму и прочіе пороки дыханія. Цѣна два и три пенса за коробку. Пилюли мои разрѣшены особымъ актомъ съ приложеніемъ казенной печати.
-- А не можете-ли вы мнѣ достать эти грамматики, если я обѣщаюсь говорить о вашихъ пилюляхъ?
-- Отчего же, я съ удовольствіемъ продамъ вамъ свои учебники, по которымъ самъ учился въ школѣ.
-- Благодарю васъ, сэръ!-- признательно отвѣтилъ Джудъ, едва переводя духъ, такъ какъ скорая походка голенастаго доктора заставляла мальчика поспѣвать за нимъ въ припрыжку, отъ чего бѣдняга почувствовалъ даже колотье въ боку.
-- Я полагаю, не лучше-ли вамъ пріотстать, молодой человѣкъ. Теперь слушайте, что я вамъ могу предложить! Я, такъ и быть, уступлю вамъ свои грамматики и дамъ вамъ первый урокъ, если только вы не забудете въ каждомъ домѣ въ вашей деревнѣ рекомендовать золотую мазь, жизненный эликсиръ и пилюли отъ женскихъ болѣзней доктора Вильберта.
-- А гдѣ вы передадите мнѣ грамматики?
-- Видите-ли, мнѣ придется проходить здѣсь ровно черезъ двѣ недѣли въ этотъ самый часъ, въ двадцать пять минутъ восьмого. Мои передвиженія разсчитаны съ того же неизмѣнной точностью, какъ движеніе планетъ въ ихъ міровомъ круговращеніи.
-- Я буду здѣсь чтобы встрѣтиться съ вами,-- заявилъ Джудъ.
-- Съ заказами на мои лѣкарства.
-- Хорошо, докторъ.
Тутъ Джудъ отсталъ, пріостановился на минуту, чтобы отдышаться, и пошелъ домой въ полномъ убѣжденіи, что сдѣлалъ рѣшительный приступъ къ завоеванію Кристминстера.
Въ теченіе двухъ слѣдующихъ недѣль онъ много расхаживалъ по окрестностямъ и счастливо улыбался своимъ собственнымъ мечтамъ, улыбался той блаженной, сіяющей улыбкой, которая озаряетъ иногда молодыя лица, увлеченныя какой-нибудь великой идеей, точно само лазурное небо спустилось надъ вдохновеннымъ мечтателемъ.
Джудъ добросовѣстно исполнилъ данное доктору обѣщаніе относительно многихъ лекарствъ, въ цѣлебную силу которыхъ онъ теперь и самъ готовъ былъ вѣрить, странствуя безъ устали по сосѣднимъ деревнямъ въ качествѣ передового агента врача. Когда же насталъ условленный вечеръ, Джудъ пришелъ къ тому мѣсту, гдѣ разстался съ Вильбертомъ и здѣсь ожидалъ его появленія. Кочующій докторъ прибылъ какъ разъ во время, но, къ удивленію Джуда, при встрѣчѣ съ нимъ онъ нисколько не убавилъ шага, видимо не узнавъ своего молодого спутника, хотя на этотъ разъ вечеръ былъ свѣтлѣе. Джудъ, полагая, что быть можетъ докторъ не призналъ его въ другой шляпѣ, первый съ достоинствомъ поклонился ему.
-- Вамъ что, молодой человѣкъ?-- проговорилъ докторъ разсѣянно.
-- Вотъ я пришелъ,-- сказалъ Джудъ.
-- А вы кто такой? Ахъ да -- вспоминаю! Ну что есть заказы, молодой человѣкъ?
Джудъ отвѣтилъ утвердительно и при этомъ сообщилъ ему имена и адрегы деревенскихъ обитателей, желавшихъ испытать на себѣ чудееа отъ всемірно-извѣстныхъ пилюль и мази. Всѣ эти свѣдѣнія шарлатанъ тщательно закрѣпилъ въ своей памяти.
-- А латинскую и греческую грамматики?-- робко спросилъ Джудъ.
-- Не понимаю, о какихъ грамматикахъ вы говорите.
-- Да помните, вы хотѣли мнѣ принести свои учебники, по которымъ учились въ школѣ.
-- Да, да, да! совсѣмъ позабылъ о нихъ -- что хотите! Вы видите, молодой человѣкъ, при той массѣ жизней, какая зависитъ отъ моего вниманія, для другихъ вещей я ужъ не могу удѣлять столько заботъ, сколько хотѣлось бы.
Джудъ долго не могъ убѣдиться въ правдивости отвѣта, и повторилъ съ большимъ огорченіемъ:-- Такъ вы не принесли ихъ!
-- Нѣтъ. Но вы должны достать мнѣ еще нѣсколько заказовъ отъ больныхъ и тогда я принесу вамъ грамматики въ слѣдующій разъ,-- отвѣтилъ беззастѣнчивый эскулапъ.
Джудъ отсталъ отъ него. Послѣ этой выходки онъ сразу понялъ, къ какимъ подонкамъ человѣчества принадлежитъ этотъ отъявленный шарлатанъ. Изъ такого источника нечего было ждать умственнаго просвѣтленія. Мальчикъ повернулъ къ своей калиткѣ, прислонился къ ней и горько заплакалъ.
Подъ впечатлѣніемъ этого разочарованія Джудъ совсѣмъ было пріунылъ. Онъ вспомнилъ, что могъ бы выписать грамматики изъ Ольфредстона, но для этого нужны деньги. Кромѣ того, нужно знать, какіе именно требуются учебники.
Въ это самое время м-ръ Филлотсонъ прислалъ за своимъ фортепіано, и это дало Джуду выходъ изъ затрудненія. Представлялся удобный случай написать учителю и просить его купить ему грамматики въ Кристминстерѣ. Джудъ можетъ просунуть письмо въ ящикъ съ инструментомъ и оно конечно дойдетъ по назначенію. Пусть пришлетъ хоть какіе-нибудь старые, поддержанные учебники, которые ужъ будутъ милы ему тѣмъ, что пропитаны университетской атмосферой.
И вотъ послѣ довольно долгихъ размышленій, Джудъ приступилъ къ дѣлу, и въ день отправки фортепіано, совпавшій съ днемъ его рожденія, украдкой запихалъ письмо внутрь фортепіаннаго ящика, отправляемаго къ дорогому покровителю, боясь при этомъ обнаружить свои махинаціи предъ теткой, чтобы не повредить осуществленію своего завѣтнаго плана.
Инструментъ былъ отправленъ и Джудъ ждалъ дни и недѣли, каждое утро заходя въ сельскую почтовую контору, еще прежде чѣмъ просыпалась его тетушка. И вотъ наконецъ пришла бандероль въ деревню, и онъ увидалъ въ ней двѣ тощихъ книжки. Мальчикъ ушелъ съ посылкой въ укромное мѣстечко и усѣлся на бревно, чтобы безъ помѣхи вскрыть и разсмотрѣть присланныя книги.
Съ первыхъ же дней своего увлеченія Кристминстеромъ и фантастической идеализаціи этого города и ожидающей его тамъ судьбы, Джудъ много и пытливо размышлялъ о томъ процессѣ, посредствомъ котораго выраженія одного языка переливаются въ выраженія другого. И вотъ онъ наивно рѣшилъ, что всякая грамматика должна заключать, прежде всего, извѣстное правило, наставленіе, или ключъ къ магическому шифру, усвоеніе котораго дастъ ему возможность, простымъ механическимъ пріемомъ, замѣнять по желанію всѣ слова его родной рѣчи однозначущими словами рѣчи иностранной. Отсюда будущій лингвистъ пришелъ къ смѣлому выводу, что слова даннаго языка всегда находятся какъ-бы скрытыми въ словахъ другого языка, и что люди ученые обладаютъ искусствомъ открывать ихъ, каковое искусство и можно будетъ почерпнуть изъ упомянутыхъ учебниковъ.
Увидавъ на посылкѣ кристминстерскій штемпель, Джудъ съ волненіемъ сорвалъ обложку и когда взглянулъ на латинскую грамматику, лежавшую сверху, то едва повѣрилъ своимъ глазамъ.
Книжонка оказалась старая-престарая, изданная лѣтъ тридцать тому назадъ, вся выпачканная, исписанная всевозможными язвительными выходками противъ всѣхъ грамматикъ и учебниковъ вообще. Но всего досаднѣе Джуду было впервые узнать изъ просмотра учебниковъ, что никакого закона относительно превращенія словъ изъ одного языка въ другой, какъ онъ наивно воображалъ, не существуетъ, что каждое слово и въ латинскомъ и греческомъ языкѣ необходимо запоминать само по себѣ, цѣною упорнаго многолѣтняго зубренія.
Джудъ бросилъ противныя книги, растянулся навзничь на широкомъ бревнѣ и долго лежалъ въ угнетенномъ настроеніи. По привычкѣ онъ спустилъ шляпу на лицо и смотрѣлъ на солнце, лучи котораго назойливо пробирались къ нему въ скважинки соломы.-- Такъ вотъ что за штука эти языки, латинскій да греческій! Ловко срѣзался, нечего сказать! То, въ чемъ онъ ожидалъ найти неизсякаемый источникъ наслажденія, на самомъ дѣлѣ требовало неимовѣрнаго, ужасающаго труда.
Какіе всеобъемлющіе мозги должны быть у учениковъ высшихъ заведеній въ Кристминстерѣ -- размышлялъ онъ теперь -- для изученія и запоминанія десятковъ тысячъ чуждыхъ словъ! Нѣтъ, его голова совсѣмъ не соотвѣтствовала такой работѣ, и, щурясь отъ рѣзкихъ солнечныхъ лучей, проникавшихъ къ нему сквозь плетенку шляпы, Джудъ сожалѣлъ, что увидалъ эти проклятые учебники, и подъ сокрушительнымъ впечатлѣніемъ своей жестокой ошибки желалъ и самъ-то исчезнуть съ бѣлаго свѣта.
V.
Въ продолженіи трехъ или четырехъ лѣтъ послѣ этого случая изо дня въ день можно было видѣть курьезную повозку, разъѣзжавшую по дорогамъ и проселкамъ въ окрестностяхъ Меригрина, управляемую тоже не совсѣмъ обычнымъ образомъ.
Вскорѣ послѣ полученія пресловутыхъ учебниковъ, Джудъ сталъ понемногу забывать злую шутку, сыгранную съ нимъ древними языками. Мало того, его разочарованіе въ свойствѣ этихъ языковъ, съ теченіемъ времени внушало ему еще большее благоговѣніе предъ глубокой ученостью педагоговъ Кристминстера. Изученіе всякихъ языковъ, древнихъ или новыхъ, представляло трудности, заключающіяся, какъ онъ теперь убѣдился, въ самой ихъ природѣ, и потому казалось ему геркулесовымъ подвигомъ, который самъ по себѣ былъ для него дороже всякаго диплома. Такимъ образомъ предстоявшія трудности не только не страшили теперь Джуда, а еще пуще подстрекали его юношескую любознательность.
Онъ всячески старался не быть въ тягость своей суровой теткѣ, помогая ей по мѣрѣ силъ, и вотъ дѣла маленькой деревенской пекарни понемногу расширились. По случаю недорого купили старую клячу съ понурою головою, да дешевую скрипучую телѣжку съ верхомъ, обтянутымъ холстиной, и въ этой скромной запряжкѣ Джудъ обязанъ былъ три раза въ недѣлю развозить печеный хлѣбъ по окрестнымъ деревнямъ и коттеджамъ.
Впрочемъ, оригинальность упомянутой повозки заключалась не столько въ ней самой, сколько въ томъ, какъ разъѣзжалъ въ ней Джудъ по дорогѣ. Внутренность этой кибиточки представляла какъ-бы его учебный уголокъ. Какъ только коняга ознакомилась съ дорогой и домиками, у которыхъ ей приходилось останавливаться, Джудъ предоставилъ ее собственному благоразумію въ движеніи по дорогамъ. Усѣвшись поглубже, опуститъ онъ, бывало, вожжи, за ремень, предусмотрительно прибитый къ стѣнкѣ кибитки, заложитъ взятый съ собою учебникъ, раскроетъ на колѣняхъ словарь и погрузится въ разборъ легкихъ отрывковъ изъ Цезаря, Виргилія или Горація, запинаясь и спотыкаясь на каждомъ шагу, но съ такимъ настойчивымъ усердіемъ, отъ котораго иной добродушный педагогъ могъ-бы умилиться до слезъ. Впрочемъ, послѣ долгихъ усилій Джудъ добирался таки до смысла прочитаннаго, скорѣе угадывая, нежели понимая смыслъ подлинника, который иногда далеко расходился съ его догадками.
Въ то время какъ Джудъ корпѣлъ надъ этими старыми истрепанными учебниками, прежніе обладатели которыхъ вѣроятно давно уже покоились въ могилѣ, костлявая старая кляча тихо обходила свой обычный кругъ, и Джудъ отвлекался отъ классиковъ остановкой повозки и крикомъ какой-нибудь старухи: "сегодня два хлѣба, малый, да вотъ обратно одинъ черствый".
Дорогой ему часто встрѣчались пѣшеходы и повозки, которыхъ онъ даже не замѣчалъ, и вотъ мало по малу въ народѣ стали болтать, что малый вздумалъ соединять дѣло съ забавой (какъ понимала его ученіе), что, если и было удобно для него, оказывалось вовсе не безопаснымъ для встрѣчныхъ. Пошелъ ропотъ, а вскорѣ одинъ мѣстный обыватель просилъ даже ближайшаго полиціанта запретить мальчику булочницы читать на ходу повозки, и настаивалъ на необходимости изловить малаго на мѣстѣ преступленія и представить въ полицейскій судъ, для ареста за неосторожную ѣзду по большей дорогѣ. Вслѣдствіе этого протеста, полиціантъ устроилъ Джуду, засаду и, заставъ его однажды съ поличнымъ, сдѣлалъ ему подобающее предостереженіе.
Такъ какъ Джуду приходилось въ три часа утра, топить печь, мѣсить тѣсто и сажать въ печку хлѣбъ, который днемъ онъ развозилъ по домамъ, онъ ложился спать очень рано, и лишенный возможности читать своихъ классиковъ во время развозки товара, долженъ былъ совсѣмъ отказаться отъ занятій. Поэтому ему осталось только смотрѣть въ оба, во всѣ стороны, чтобы тотчасъ-же убирать свои книги, какъ только кто нибудь показывался на дорогѣ,-- особенно если это былъ полиціантъ. Впрочемъ, надо отдать справедливость этому оффиціозу, онъ не особенно слѣдилъ за проѣздомъ Джудовой телѣжки, разсудивъ, что въ такомъ глухомъ мѣстѣ непосредственная опасность угрожала только самому Джуду, и потому частенько, завидѣвъ издалека его парусинную кибитку, оборачивался въ другую сторону.
Однажды, когда Джудъ, порядочно подвинувшись въ своихъ занятіяхъ -- онъ былъ теперь уже шестнадцати-лѣтнимъ юношей -- скандировалъ съ грѣхомъ пополамъ "Carmen Saeculare", по пути домой, онъ замѣтилъ, что проѣзжаетъ по высокому нагорью близъ браунъ-хауза. Солнце заходило и одновременно съ нимъ полный мѣсяцъ выплывалъ съ противуположной стороны. Воображеніе его было такъ поражено чудной картиной заката, что онъ невольно остановилъ лошадь, слѣзъ съ кибитки и, оглянувшись, чтобы убѣдиться, что его никто не видитъ, опустился на колѣни на краю дороги съ раскрытой книгой въ рукахъ. Обращаясь сначала къ свѣтлолицей богинѣ, такъ кротко и ласково взиравшей на его усердіе, потомъ къ исчезающему дневному свѣтилу, онъ началъ:
"Plioebe silvarumque potens Diana!.."
Лошадь стояла смирно, пока Джудъ не кончилъ гимна, который онъ даже повторилъ въ порывѣ политеистическаго одушевленія, на что никогда не рѣшился-бы средь бѣла дня.
По возвращеніи домой, онъ долго размышлялъ о своемъ странномъ, далеко не ортодоксальномъ настроеніи, не приличномъ для будущаго христіанскаго пастыря. Все это навѣяно чтеніемъ языческихъ твореній! Чѣмъ болѣе онъ думалъ объ этомъ, тѣмъ болѣе убѣждался въ своей несостоятельности для избраннаго поприща. Онъ опасался, что его пониманію не будутъ доступны настоящія книги, нужныя въ духовной профессіи.
Ближайшимъ результатомъ такихъ размышленій было то, что Джудъ заручился книгами свящннаго писанія, на греческомъ языкѣ, и твореніями отцовъ церкви, надолго ограничивъ ими свое чтеніе. Затѣмъ по воскресеньямъ онъ посѣщалъ окрестныя церкви, разбирая латинскія надписи пятнадцатаго столѣтія на церковной утвари и могильныхъ памятникахъ. Въ одно изъ подобныхъ странствованій Джудъ встрѣтилъ очень умную старушку, перечитавшую на своемъ вѣку все, что попадалось подъ руку. Она разсказала ему еще больше о поэтической прелести этого города свѣта и науки, и мальчикъ настойчивѣе прежняго рѣшался идти въ Кристминстеръ.
Но какъ жить въ чужомъ городѣ? Вѣдь у него не было никакого заработка. Онъ не зналъ никакого ремесла, которымъ могъ-бы существовать во время прохожденія учебнаго курса, потребующаго, быть можетъ, многихъ лѣтъ труда.
Надо сообразить, что всего нужнѣе для людей? Ну, конечно, пища, одежда и кровъ. Заработокъ отъ приготовленія пищи мизеренъ; шить платье казалось ему неинтереснымъ, тогда-какъ къ архитектурной работѣ онъ чувствовалъ склонность. Городскіе жители строятъ зданія,-- и вотъ онъ будетъ учиться строительному дѣлу. Джудъ вспомнилъ о своемъ дядѣ, отцѣ кузины его Сусанны, мастерѣ по металлу. Слѣдуя по стопамъ дяди, онъ не могъ ошибиться.
Для начала дѣла Джудъ добылъ нѣсколько небольшихъ каменныхъ плитъ и, пріостановивъ на время учебныя занятія, посвящалъ свои короткіе досуги копированію головокъ и другихъ орнаментовъ въ своей приходской церкви.
Въ Ольфредстонѣ былъ одинъ рѣзчикъ по камню, хотя и не важный. И вотъ Джудъ, подыскавъ вмѣсто себя помощника въ маленькомъ дѣлѣ тетки, предложилъ этому мастеру свои услуги за ничтожное вознагражденіе. Здѣсь Джудъ имѣлъ случай присмотрѣться по крайней мѣрѣ къ пріемамъ каменотесной работы. Спустя нѣкоторое время, онъ сходилъ къ церковному подрядчику въ томъ-же городѣ, и съ разрѣшенія архитектора, получилъ работу по ремонту старыхъ церквей во многихъ селеніяхъ по сосѣдству.
Не забывая, что занимается этимъ ремесломъ только временно, въ ожиданіи другой, интеллигентной работы, къ которой считалъ себя болѣе способнымъ, онъ, впрочемъ, съ увлеченіемъ взялся и за настоящее дѣло. Джудъ имѣлъ теперь квартирку въ этомъ городкѣ, откуда возвращался въ Меригринъ каждую субботу вечеромъ.
На этой работѣ засталъ Джуда девятнадцатый годъ его жизни.
VI.
Въ одинъ памятный день его жизни, приходившійся въ субботу, Джудъ возвращался изъ Ольфредстона въ Меригринъ около трехъ часовъ дня. Стоялъ погожій, теплый, нѣжный лѣтній день и юноша шелъ съ рабочими инструментами за плечами, причемъ маленькія долотца тихо позвякивали о большіе рѣзцы въ корзинѣ. По субботамъ онъ кончалъ работу рано, и на этотъ разъ вышелъ изъ города обходнымъ путемъ, по которому обыкновенно не ходилъ, чтобы, по порученію тетки, зайти на мельницу.
Джудъ былъ въ восторженномъ настроеніи. Ему грезилось уже какъ онъ удобно устроитъ свою жизнь въ Кристминстерѣ и какъ вступитъ, наконецъ, въ тотъ храмъ науки, о которомъ такъ много мечталъ. Онъ могъ, конечно, отправиться туда и теперь, но предпочиталъ вступить въ городъ съ большей увѣренностью въ средствахъ къ существованію. Съ чувствомъ сладкаго самодовольства, вспоминалъ онъ все сдѣланное имъ за послѣднее время. Время отъ времени онъ оглядывался по сторонамъ въ этой новой для него мѣстности, но весь погруженный въ свои завѣтныя думы едвали что-нибудь замѣчалъ.
"Я уже сравнялся съ своими сверстниками въ чтеніи классиковъ, особенно римскихъ. Прочелъ кое-что изъ Гомера, Гезіода, Ѳукидида и нѣсколько главъ Новаго Завѣта... Жаль только, что творенія эти писаны на разныхъ діалектахъ. Ознакомился съ твореніями отцевъ церкви, а также съ математикой и всеобщей исторіей.
"Все это составляетъ, конечно, только начало. Но здѣсь я не могу очень-то замѣтно подвигаться впередъ, ужъ слишкомъ трудно доставать нужныя книги. Слѣдовательно, я долженъ употребить всѣ усилія, чтобы переселиться въ Кристминстеръ. Устроившись, при тамошнихъ научныхъ средствахъ, я могу сдѣлать такіе успѣхи, что мнѣ будетъ просто смѣшно вспоминать мои теперешнія познанія. Прежде всего надо скопить денегъ, и я скоплю, и тогда любой изъ тамошнихъ колледжей отворитъ двери мнѣ -- юношѣ, котораго теперь онъ оттолкнулъ-бы, жди я пріема хоть двадцать лѣтъ".
"Во чтобы-то ни стало, хочу быть докторомъ богословія!"
Потомъ мысли его уносились еще дальше; онъ можетъ сдѣлаться даже епископомъ, если будетъ вести нравственную, дѣятельную, разумную христіанскую жизнь. И какой примѣръ онъ покажетъ! Если онъ будетъ получать пятьдесятъ тысячъ въ годъ, то будетъ раздавать изъ нихъ не менѣе сорока-пяти на разные виды благотворительности и скромно жить на остатокъ... Однако, пораздумавъ, онъ рѣшилъ, что мечтать о епископствѣ нелѣпо. Лучше выдержать экзаменъ на архидіакона. Вѣдь въ сущности человѣкъ можетъ быть такъ-же добръ, уменъ и полезенъ въ званіи архидіакона, какъ и въ санѣ епископа. Но вслѣдъ затѣмъ Джудъ опять давалъ волю своему пылкому воображенію.
"А тѣмъ временемъ, я поселюсь въ Кристмпистерѣ, буду читать авторовъ, которыхъ не могъ достать здѣсь: Ливія, Тацита, Геродота, Эсхила, Софокла, Аристофана..."
-- Ха, ха, ха! Вотъ чудакъ-то!-- Это восклицаніе вырвалось у молодой дѣвушки съ другой стороны ограды, но Джудъ не разслышалъ его. Мечты его неслись дальше:
"...Еврипида, Платона, Аристотеля, Лукреція, Эпиктета, Сенеку, Антонина. Потомъ надо изучить всѣхъ отцевъ церкви, Веду и церковную исторію; хоть нѣсколько ознакомиться съ еврейскимъ языкомъ -- пока я знаю только буквы..."
-- Вотъ такъ чудакъ!-- повторилъ тотъ-же голосъ.
"...но я могу много работать. У меня, слава Богу, силъ хватитъ, даже съ остаткомъ!.. Да, Кристминстеръ будетъ моей alma mater, а я буду ея любимымъ сыномъ, которымъ она будетъ гордиться".
Размечтавшись объ этихъ будущихъ трудахъ, Джудъ постепенно умѣрялъ свой шагъ и теперь остановился, задумчиво глядя въ землю, точно на ней посредствомъ волшебнаго фонаря отражалось это будущее. Вдругъ что-то сильно шлепнулось ему въ ухо и онъ увидалъ брошенный въ него изъ-за плетня какой-то мягкій, холодный комокъ, упавшій къ его ногамъ.
Вглядѣвшись, онъ догадался, что это кусокъ свиного сала, употребляемаго въ деревняхъ только для смазки сапогъ. Въ этой мѣстности водили много свиней и откармливали ихъ на мясо.
По другую сторону плетня былъ ручей, откуда, какъ Джудъ впервые теперь замѣтилъ, доносились веселые голоса и смѣхъ, разсѣявшіе его мечты. Подстрекаемый любопытствомъ, онъ привсталъ на валъ и посмотрѣлъ за ограду. На противоположномъ берегу ручья стоялъ небольшой домикъ, съ примыкавшими къ нему садикомъ и свиными хлѣвами; на берегу сидѣли на корточкахъ три молодыхъ дѣвушки, съ ведрами и блюдами по бокамъ, наполненными ворохами потроховъ, которые онѣ промывали въ проточной водѣ. Незнакомки смущенно взглянули на молодого человѣка, и замѣтивъ, что его вниманіе было наконецъ привлечено и что онъ глядитъ на нихъ, сейчасъ-же приготовились къ смотру и, прекративъ оживленную болтовню, усердно продолжали свои полоскательныя операціи.
-- Я-же не бросала, право,-- увѣряла дѣвушка свою сосѣдку, какъ бы не замѣчая присутствія молодого человѣка.
-- И я тоже,-- отозвалась другая.
-- Ахъ, Эни, какъ тебѣ не стыдно,-- замѣтила третья.
-- Еслибъ я бросила, такъ не такую дрянь.
-- Фи! а мнѣ до него и дѣла нѣтъ!-- отозвалась первая изъ подругъ.
И дѣвушки смѣялись и продолжали свою работу, не глядя на Джуда, и укоряли одна другую, пока Джудъ съ брезгливой гримасой отчищалъ свой выпачканный рукавъ. Незнакомка, съ которой заговорилъ Джудъ, была темноглазая, полная и здоровая дѣвушка, не особенно красивая, но издали довольно статная и привлекательная. Джудъ былъ почти увѣренъ, что она-то и есть виновница не совсѣмъ приличной выходки.
-- Ну, этого вамъ никогда не узнать,-- рѣшительно отвѣтили незнакомки на его догадку.
-- Согласитесь, однако, что бросать въ человѣка мясомъ убыточно для его хозяина.
-- О, это ничего. Туша принадлежитъ моему отцу.
-- Но вѣдь этотъ кусокъ, вѣроятно, вамъ пригодится?
-- Да, если вы передадите мнѣ его.
-- Что же, прикажете мнѣ перекинуть его вамъ или вы сами перейдете по мостику и возьмете его?
Дѣвушка видимо желала воспользоваться удобнымъ случаемъ завязать знакомство и глаза ея остановились на Джудѣ, причемъ взгляды ихъ встрѣтились и моментально отразили нѣмое признаніе возможности взаимнаго сближенія.
Вскочивъ на ноги, незнакомка крикнула:
-- Не бросайте! Дайте мнѣ въ руки.
Тутъ Джудъ опустилъ корзину съ инструментами на землю, поднялъ брошенный кусокъ и перелѣзъ черезъ ограду. Они шли параллельно по сторонамъ рѣчки къ узкимъ досчатымъ мосткамъ, Здѣсь они встрѣтились и Джудъ протянулъ свою палку, на концѣ которой былъ нацѣпленъ кусокъ сала. Дѣвушка, смотря въ другую сторону, взяла его, какъ-бы не зная, что дѣлаетъ ея рука, и небрежно перебросила его своимъ подругамъ. Потомъ они стали съ любопытствомъ посматривать другъ на друга.
-- Вы не думаете, конечно, что это я бросила кусокъ?-- спросила незнакомка.
-- О, нѣтъ. Я не понимаю только, что за охота вообще пускаться на такія выходки,-- отвѣтилъ Джудъ, вѣжливо принимая ея увѣренія, хотя и сильно сомнѣваясь въ ихъ правдивости.-- Да и какъ могу я заподозрить именно васъ, не зная даже вашего имени?
-- Это такъ. А сказать вамъ его?
-- Скажите!
-- Арабелла Донъ. Я здѣсь и живу.
-- Ваше имя, конечно, было-бы мнѣ извѣстно, ходи я часто этой дорогой. Но я обыкновенно хожу прямо по большой.
-- Мой отецъ занимается откармливаніемъ свиней, а эти дѣвушки помогаютъ мнѣ промывать потроха для приготовленія кровяныхъ колбасъ и другихъ вещей.
Слово за словомъ, они все продолжали разговаривать, видимо заинтересованные другъ другомъ, стоя облокотившись на перила мостковъ. Привлекательная Арабелла невольно приковала Джуда къ мѣсту. До этой минуты Джудъ никогда не смотрѣлъ на женщину, какъ на женщину, а скорѣе какъ на существо, лежащее совершенно внѣ его жизни и стремленій. Его взглядъ перебѣгалъ съ ея глазъ на ротикъ, грудь и полныя обнаженныя руки, покраснѣвшія отъ холодной воды и твердыя какъ мраморъ.
-- Какая вы миловидная дѣвушка!-- смущенно пробормоталъ Джудъ, хотя и безъ словъ было ясно, какое магнетическое дѣйствіе производило на него ея особа.
-- Вотъ посмотрѣли-бы вы на меня въ воскресенье!-- кокетливо замѣтила Арабелла.
-- А можно мнѣ съ вами видаться?-- допытывался Джудъ.
-- Это ужъ рѣшайте сами. Пока надо много никого нѣтъ, но черезъ недѣлю или двѣ это можетъ измѣниться.
Она произнесла это съ серьезнымъ видомъ и появившіяся ямочки на щекахъ исчезли.
Джудъ почувствовалъ какое-то странное, еще неиспытанное влеченіе, заставившее его спросить:
-- А вы позволите мнѣ зайти?
-- Заходите.-- При этомъ кокетливыя ямочки появились опять. Но Джудъ, охваченный общимъ впечатлѣніемъ отъ ея наружности, еще не могъ оцѣнить этой частности.
Лицо Арабеллы слегка вспыхнуло отъ сознанія своей побѣды, и она, бросивъ на него очень нѣжный прощальный взглядъ, присоединилась къ своимъ подругамъ на берегу.
Джудъ Фолэ взвалилъ на спину корзину съ инструментами и продолжалъ свой одинокій путь, обвѣянный теперь, какъ ему казалось какимъ-то чарующимъ ароматомъ. Всѣ мечты его о чтеніи, трудѣ и ученіи, еще такъ недавно и такъ точно имъ формулированныя, непонятнымъ для него образомъ безслѣдно исчезли изъ его сознанія.
"Все это пустяки", подумалъ Джудъ, такъ какъ недостатки и странности, замѣченные имъ въ характерѣ заинтересовавшей его дѣвушки, заставляли его смотрѣть на ухаживаніе за ней, какъ на мимолетное увлеченіе, тѣмъ болѣе, что онъ попималъ и все несоотвѣтствіе ея ограниченнаго развитія съ его интелигентными стремленіями и волшебными грезами о Кристминстерѣ. Дѣвушка, открывшая атаку не него такимъ вульгарнымъ образомъ, не могла быть весталкой. Онъ видѣлъ это своимъ внутреннимъ взглядомъ, но только на одно неуловимое мгновеніе, какъ при свѣтѣ падающей лампы человѣкъ видитъ предохраняющую надпись на стѣнѣ прежде чѣмъ она скроется во мракѣ. И вслѣдъ затѣмъ эта разсудочная сила исчезла и Джудъ утратилъ всякое самообладаніе предъ появленіемъ свѣжаго и необузданнаго чувства, давшаго исходъ новой душевной потребности, дотолѣ еще неподозрѣваемой, хотя уже и назрѣвшей. И вотъ ему предстояло свиданіе съ этой воспламенившей его представительницей прекраснаго пола.
Тѣмъ временемъ дѣвушка снова подсѣла къ своимъ подругамъ и молча продолжала промывку кишокъ въ свѣтломъ ручьѣ.
-- Поймала молодчика?-- лаконически спросила ее дѣвушка, по имени Эни.
-- Не знаю. Жалѣю только, что не бросила въ него чего-нибудь получше! лукаво пробормотала Арабелла.
-- Полно, Арабелла, ты думаешь онъ и Богъ знаетъ кто! Вѣдь это тотъ малый, что возилъ изъ Меригрина хлѣбъ изъ пекарни Друсилы Фолэ, а потомъ учился въ Ольфредетонѣ. Послѣ того онъ сталъ сильно заниматься и всегда читалъ книжки. Говорятъ, хочетъ быть ученымъ.
-- Ахъ, право, мнѣ все равно, что онъ такое, и вообще я объ немъ не думаю. Не воображай, пожалуйста!
-- Какъ-бы не такъ! Тебѣ насъ не провести! Изъ-за чего-бы ты стала съ нимъ разговаривать, еслибъ не хотѣла залучить его себѣ? Да и не мудрено -- онъ невиненъ, какъ ребенокъ. Словомъ сказать, имъ можетъ завладѣть любая дѣвушка, которая съумѣетъ приняться за дѣло какъ слѣдуетъ.
VII.
На слѣдующій день Джудъ Фолэ отдыхалъ въ своей спальнѣ съ косымъ потолкомъ, поглядывая на книги, разбросанныя по столу, и на черное пятно отъ ламповой копоти наверху.
Былъ воскресный послѣобѣденный часъ, ровно сутки спустя послѣ его встрѣчи съ Арабеллой Донъ. Впродолженіи всей прошедшей недѣли онъ намѣревался употребить нынѣшній день на повторительное чтеніе своего Новаго Завѣта, превосходнаго научнаго изданія, съ многочисленными исправленіями и разными версіями въ примѣчаніяхъ. Онъ гордился этой книгой, смѣло выписанной прямо отъ лондонскаго издателя,-- шагъ, на который онъ никогда еще не отваживался доселѣ.
Онъ ожидалъ большого удовольствія отъ сегодняшняго чтенія, подъ мирнымъ кровомъ тетки, гдѣ онъ теперь ночевалъ только двѣ ночи въ недѣлю. Но новыя обстоятельства, въ связи съ важными препятствіями, вмѣшались вчера въ гладкое и безшумное теченіе его жизни, и онъ чувствовалъ то, что должна чувствовать змѣя, сбросившая зимнюю кожу и не понимающая яркости и чувствительности своей новой молодой шкурки.
Рѣшивъ ни за что не идти на свиданіе, Джудъ усѣлся, открылъ книгу, и опершись локтями на столъ, опустилъ голову на руки и началъ сначала: