Фрейсину Дени-Люк
О книгах, противоборствующих вероисповеданию

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ и ПЕРЕВОДОВЪ АДМИРАЛА ШИШКОВА,

Россійской Императорской Академіи Президента и разныхъ ученыхъ обществъ Члена.

ЧАСТЬ XVII.

С. ПЕТЕРБУРГЪ.
Въ Типографіи Императорской Россійской Академіи.
1859.

   

О книгахъ,
противоборствующихъ вѣроисповѣданію.

   Есть зло, опустошающее нынѣшнія и могущее совсѣмъ разрушить будущія племена; зло, которое, какъ язва, простираясь отъ столичныхъ до уѣздныхъ городовъ, оконченается тѣмъ, что не меньше того заражаетъ села и деревни, высокое и низкое состояніе людей, и которое, хотя по обширности и глубокости своей кажется неизлѣчимо, однакожъ надлежитъ искать способовъ, естьли не вовся искоренить оное, то по крайней мѣрѣ ослабить силу его, буде не хотѣть дать ему совершенно погубить и нравы, и законы, и учрежденія, и царства: я хочу говорить о умножающемся отчасу больше распущеніи противоборствующихъ вѣроисповѣданію книгъ, уже сіе ужасное разстройство подвигло благочестивую ревность Святѣйшаго Отца на пятидесятомъ году славнаго пастырства своего громогласно возстать противу неистовствъ сего вѣка; можетъ быть единственно изъ уваженія къ сему долженствовали бы мы хранить молчаніе; но мы подумали, что не должно уставать въ противуборствованіи злу, стремящемуся подъ тысячами разныхъ видовъ безпрестанно распространяться, и что всему священному сану по мѣрѣ силъ и способностей своихъ надлежитъ защищать вѣру; и должно ли слову Божію онѣмѣть послѣ толь славнаго гремѣнія его въ устахъ Боссюетовъ и Массиліоновъ?
   Въ первый разъ, государи мои, особою рѣчью моею нападаю я прямо на словесныя произведенія новоразлившагося безбожія. Я почитаю это долгомъ, сколько по назначенію и собственному желанію моему быть посреди васъ проповѣдникомъ вѣры, столько же и по любви моей къ вамъ, безъ сомнѣнія ожидающимъ сего отъ меня благочестивымъ слушателямъ, и вообще ко всѣмъ единоземцамъ моимъ, твердо увѣренный, что съ разрушеніемъ Христіанства неразрывно сопряжено разрушеніе нашего отечества.
   Нынѣ такое своевольство умовъ, такая наглость думать, говорить, дѣйствовать безъ всякихъ правилъ и воздержанія,: сочинять, читать, разглашать, держать у себя самыя преступнѣйшія произведенія, что ревность моя покажется можетъ быть нѣкоею странностію, или по крайней мѣрѣ весьма отдаленною отъ безпредѣльной терпимости, какою вѣкъ сей хвалится. Сколько предубѣжденій надлежитъ мнѣ разрушить, какъ въ тѣхъ, кои посрамляютъ занятія и дарованія свои толь гнусными писаніями, такъ и въ тѣхъ, которые съ постыднымъ успѣхомъ распускаютъ ихъ, или съ ненасытною жадностію питаютъ ими свой умъ! Съ прискорбіемъ признаюсь, что возвышая голосъ мой противъ сихъ злочестивыхъ сочиненій, не смѣю надѣяться, чтобъ онъ силенъ былъ поставить оплотъ сему опустошительному наводненію: по крайней мѣрѣ мы возбудимъ попеченіе въ отцахъ семействъ, въ общественныхъ и частныхъ наставникахъ, предувѣдомимъ слабоумную неосторожность юношей. Нѣтъ, слова наши не тщетно прозвучатъ въ семъ собраніи; нѣтъ, не всѣхъ сердца заградятся отъ услышанія правды.
   Безъ сомнѣнія, государи мои, вы позволите мнѣ употребить въ сей рѣчи всю свободу моего пастырскаго званія; при всемъ томъ я не позволю себѣ быть дерзкорѣчивымъ; уста мои не произнесутъ ничего грубо укоризненнаго. Но хотя оскорбленная вѣра и не требуетъ, чтобъ мстить за нее бранями и личностями,.однакожъ она не признаетъ защитниками своими тѣхъ робкихъ умовъ, кои дрожатъ предъ ея врагами, и которыхъ ласковое снисхожденіе походитъ на соучастіе.
   Что должно думать о писателяхъ, что должно думать о распространителяхъ, что должно думать о читателяхъ безбожныхъ книгъ? Сіи три вопроса надлежитъ намъ разсмотрѣть.
   Ежели бы я поставилъ въ одинъ рядъ всѣхъ враждующихъ Христіанскому закону писателей, ежели бы всѣхъ ихъ осудилъ равно достойными проклятія, то можно бы меня было обвинить излишествомъ и несправедливостію. Я соглашаюсь, что почитающихъ нѣкоторыя священныя истины не должно смѣшивать съ тѣми, которые никакихъ не признаютъ; одни колеблютъ столпы зданія, а другіе основаніе онаго потрясаютъ; и такъ раздѣлимъ ихъ на два разряда. Есть писатели, не признающіе инаго творца кромѣ природы, не видящіе въ человѣкѣ ничего кромѣ тѣлесныхъ орудій, въ будущей жизни кромѣ пустой мечты, въ добрѣ и злѣ кромѣ людскихъ вымысловъ; сіи, правилами своими, устраняютъ, разрушаютъ всѣ благоговѣйныя къ божеству чувствованія: я даю имъ общее имя безбожниковъ. Есть писатели, которые можетъ быть и находятъ въ Христіанствѣ полезное установленіе, но не видятъ въ немъ Божескаго творенія; они не вѣрятъ небесному посольству Іисуса Христа, отвергаютъ Откровеніе: сихъ называю я просто невѣрующими. Разсмотримъ, до какой степени виновны тѣ и другіе.
   Явитесь сперва безбожные писатели, я хочу представить васъ суду человѣческаго рода. Здѣсь, далеко отъ шумной толпы соблазненныхъ или развращенныхъ вами послѣдователей вашихъ, отнимутся отъ васъ пышныя ваши лжеумствованія и блескъ пустозвенящихъ словъ; вы останетесь подъ однимъ тяжкимъ бременемъ вашихъ ученій, и я хочу обнаружить всю ихъ черноту. Я не стану вопрошать о частной вашей жизни; не хочу знать, точно ли сіе необузданное разума вашего своевольство имѣло источникъ свой въ вашей душѣ; не хочу даже требовать у васъ отчета о безбожныхъ чувствахъ, заключавшихся тогда въ вашемъ сердцѣ; довольно для меня повсюднаго вами обнародованія ихъ, и по сему единому справедливѣйшимъ образомъ обвиняю я васъ содѣлавшими самое величайшее преступленіе.
   Вы убѣдитесь въ томъ со мною, государи мои, когда только захотите сравнить оное съ преступленіями тѣхъ людей, которыхъ преслѣдуетъ и наказуетъ человѣческое правосудіе. Безъ сомнѣнія виновенъ предъ законами тотъ, кто похищаетъ имущество другихъ; однакожъ могъ онъ быть принужденъ къ тому голодомъ, нищетою, воплемъ умирающей жены и дѣтей своихъ, просящихъ у него куска хлѣба. Но что дѣлаетъ злочестивый писатель? Безъ нужды, безъ пользы, безъ всякой извинительной причины, проповѣдуетъ, возвѣщаетъ, и тщеславится быть провозгласителемъ поученій, свергающихъ узду закона, потушающихъ искру совѣсти, ослабляющихъ ужасъ преступленія, и симъ образомъ старается содѣлать ихъ болѣе общественными и даже оправдывающими всякое грабительство и несправедливость. Возмемъ еще большаго преступника, того, кто дерзаетъ посягать на жизнь подобнаго себѣ; однакожъ можетъ быть совершилъ онъ убійство въ бѣшенствѣ исторгнутаго оскорбленіемъ мщенія, или во взаимномъ преступленіи одинъ палъ жертвою другаго. Но что дѣлаетъ злочестивый писатель? Въ продолженіе нѣсколькихъ лѣтъ, посреди безмолвія паукъ и размышленій, хладнокровно опровергаетъ истины, бывшія у всѣхъ народовъ священными; онъ употребляетъ всѣ свои знанія и разумъ, чтобъ украсить, буде возможно, гнусное безбожіе; симъ вымысломъ, дающимъ волю всѣмъ страстямъ и дѣлающимъ ихъ дерзновеннѣйшими на всякое злотвореніе, насаждаетъ онъ въ общественное тѣло сѣмена пагубы и смерти, убивая такимъ образомъ не одного члена общества, но цѣлое общество. Тотъ конечно еще большій злодѣй и преступникъ, чѣмъ простой убійца, кто положа въ пищу ядъ, въ одинъ день низвергаетъ во гробь и отца и мать и дѣтей и служителей; при всемъ томъ сіе ужаснѣйшее смертоубійство по крайней мѣрѣ имѣетъ нѣкоторой предѣлъ; но злочестивый писатель что дѣлаеть? онъразсѣваетъ по городамъ, по цѣлымъ областямъ, ядовитую отраву душъ, изсушающую самый корень добродѣтели. Возмемъ обыкновенныхъ злодѣевъ: преступленія ихъ преходятъ и умираютъ съ ними; но безбожный писатель хотя и кончитъ вѣкъ свой, однакожъ безбожество его еще живетъ; оно и послѣ него существуетъ, распространяется, и можетъ быть, переведенное на разные языки, пойдетъ заражать чужеземныя державы и потомство. Да! безбожество его повсюдно, вредоносностію своею безпредѣльно, и едва долговременностію не безсмертно. Всѣ неистовства, всѣ преступленія, какія нанесетъ святотатственная книга, падаютъ на ея сочинителя. Злочестивые писатели, вотъ какими лаврами увѣнчается гробъ вашъ!
   Не станете ли вы оправдываться тѣмъ, что вы такъ думали и одно только мнѣніе свое излагали? Но скажите правду, точно ли и совершенно ли увѣрены вы были, что нѣтъ Бога? совѣсть ваша засвидѣтельствуетъ ли то, что вы твердо, непоколебимо убѣждены были безбожіемъ своимъ, больше нежели всѣми тѣми истинами, въ которыхъ никто не сомнѣвался? Чистосердечно ли и спокойно ли пребывали вы въ мысляхъ своихъ, что народы дѣйствительно будутъ благополучнѣе безъ Бога и безъ вѣры? Вы не безъизвѣстны были о бытописаніи рода человѣческаго, о томъ сіяніи столькихъ на землѣ безсмертныхъ умовъ, которыми кажется подобно свѣтильникамъ, въ нѣкоемъ разстояніи одинъ отъ другаго разставленнымъ, освѣщались царства и вѣки. Вы лучше насъ Знаете и сихъ чудесныхъ мужей, просвѣтившихъ грады и народы, и сихъ высокихъ умовъ, начиная съ Платона и оконченая Боссюетомъ, время отъ времени писавшихъ о многотрудномъ искуствѣ управленія людьми; не безъизвѣстны вамъ также и сіи чрезвычайные, три вѣка тому назадъ появившіеся въ Европѣ вашей мужи, коихъ и понынѣ почитаемъ мы основателями человѣческихъ наукъ, отъ Галилея до Невтона; и сіи удивленія достойные благотворители человѣчества, которые, подобно Винцентамъ де Поль {Vincent de Paul: извѣстный во Франціи благотворными дѣяніями своими мужъ, причисленный тамъ къ лику святыхъ.}, были Ангелы, утѣшавшіе всякую бѣдность и несчастіе. Вы очень хорошо Знаете, что всѣ они въ чувствахъ своихъ, больше или меньше чистыхъ, почитали вѣру; что ихъ писанія, ихъ законы, ихъ уставы, ознаменованы священною печатію; что всѣ они такъ думали, какъ одинъ изъ нихъ сказалъ, что безъ вѣры столько же не льзя основать общества, сколько на воздухѣ построитъ городp3;, вы все цто знали, и не устрашились одни противуборствовать человѣческому роду и заблуждаться во мракѣ, презирая идти по свѣтозарнымъ слѣдамъ сего безсмертнаго полчища назидательныхъ умовъ. Не говорите мнѣ о силѣ вашихъ доказательствъ: упомянутые мною великіе мужи столько же вѣдали ихъ, какъ вы; но вы не умѣли разрѣшать ихъ, какъ они; вы, взявъ слабость свою за силу, побѣждены были трудностями, надъ коими они восторжествовали. Ахъ! не стыдитесь признаться: вѣрно не одинъ разъ чувствовали вы тайный трепетъ, помышляя о томъ Богѣ, котораго вы Злословили; можетъ быть перо падало иногда изъ рукъ вашихъ; никогда по крайней мѣрѣ не могли вы превознестись надъ необъятною безвѣстностію, и даже въ самомъ сомнѣніи вашемъ не убѣждалъ ли васъ здравый разсудокъ отступиться отъ сихъ нелѣпыхъ мечтаній? Но нѣтъ, вы противились гласу человѣческой природы и вопіянію сердца своего, бросаясь безумнымъ образомъ въ чудовищную нелѣпость.
   Теперь я обращаюсь къ писателямъ, почивающимъ нѣкоторыя священныя истины, таковыя, какъ бытіе Бога, Провидѣніе, будущую жизнь; но отвергающимъ въ сочиненіяхъ своихъ Христіанскую вѣру, не признающимъ Откровенія, и скажу имъ: ежели, какъ вы утверждаете, всѣ вѣроисповѣданія въ глазахъ вашихъ и предъ Богомъ равны, то почто же съ такою жадностію разрушаете основаніе онаго въ землѣ вашей? Ежели общество, какъ вы сами говорите, не можетъ обойтись безъ вѣры, для чего же съ такимъ неистовствомъ силитесь вы уничтожить ее, четырнатцать вѣковъ существующую въ отечествѣ вашемъ, содѣлавшуюся наслѣдственнымъ достояніемъ всѣхъ семействъ, и которая, просвѣтя отцевъ вашихъ, пришла въ толь тѣсное соединеніе со всѣми ихъ установленіями? Не должно ли вамъ было страшиться, потрясая вѣру, потрясть государство, и не ужъ ли вы думали, что можете замѣнить ее своей выдумки вѣрою, больше нравственною, больше утѣшительною, и больше спасительною? Ежели всѣ просвѣщенные народы, по собственному вашему признанію, имѣли свои положительныя правила вѣры, свои законоученія, свои обряды, то зачѣмъ съ такимъ упрямствомъ хотите вы проповѣдовать намъ нѣкоторыя о Богѣ и Провидѣніи умозрительныя истины, отъемля у нихъ то, что дѣлаетъ ихъ ощутительными, удобопонятными, и даетъ имъ такое могущество? Не ужели не видите вы, какую сіи первыя истины получаютъ силу отъ нашихъ таинствъ, нашихъ обрядовъ, нашихъ духовныхъ дѣйствій и обыкновеній? такъ что подрывать Христіанство есть въ сущемъ дѣлѣ почти тоже, что подрывать вѣрованіе въ тѣ истины, которыя вы сохранять хотите. Что пользы въ томъ, что вы уважаете Евангельское нравоученіе, когда отдѣляете оное отъ того, что служитъ ему подпорою и къ вѣрному наблюденію онаго больше способствуетъ? Знайте же, что если мнѣніе нѣкоторыхъ философовъ ограничивалось однимъ токмо признаваніемъ Бога, то не было и никогда не можетъ это быть истиннымъ богопочитаніемъ, и что естественный законъ, меньше въ умозрительности противный, есть почти столько же тощъ добродѣтелями и столько же пагубенъ въ послѣдствіяхъ своихъ, какъ и самое рѣшительное безбожіе {Мысль сія справедлива: всѣмъ дикимъ народамъ не чуждо понятіе о Богѣ, но чувства ихъ основаны на одномъ токмо страхѣ къ Его могуществу, а не на любви къ неизрѣченному Его милосердію. Примѣч. переводчика.}.
   Я не удивляюсь симъ часто повторяемымъ словамъ Боссюета, что одно токмо признаваніе Бога есть не иное что, какъ скрытное безбожіе; я не удивляюсь, что въ сіи послѣдніе вѣки церковные пастыри и служители, страшась возрастающихъ отчасу болѣе успѣховъ безвѣрія, предвѣщали злыя изъ того послѣдствія, и представляли враговъ Христіанства врагами и царскихъ престоловъ. Краснорѣчивыя ихъ провозглашенія въ присутствіи сильной дышущей на нихъ вражды проистекали отъ ихъ усердія и преданности къ правдѣ; рвеніе ихъ было безполезно; пророчественный гласъ ихъ въ борьбѣ и тревогѣ безпутныхъ мнѣній оставленъ безъ вниманія: это былъ легкій шумъ, исчезающій въ свистаніи бурь. При отверженіи всѣхъ истинъ и принятіи всѣхъ лжей за правила, умы становятся необузданными, и тогда, какъ настанетъ часъ, всѣ страсти, усиливающіяся оправдывать нелѣпости свои лжеумствованіями, вдругъ возникаютъ: тогда нѣтъ ничего священнаго, все ниспровергается, общество распадается на части и ежели безвѣріе не одно причиною сего безпредѣльнаго дѣйствія, называемаго революціею {Слава тебѣ Руской языкъ, что не имѣешь ты равнозначащаго сему слова! Да не будешь оно никогда въ тебѣ извѣстно, и даже на чужомъ языкѣ не иначе, какъ омерзительно и гнусно! Примѣч. переводчика.}, то по крайней мѣрѣ оно дало ей свойство лютости и разрушенія, небывалое въ бытописаніяхъ свѣта. Писатели, отвергающіе вѣру, вотъ отчасти каковы дѣла ваши! Вы осуждаете писателей, непризнающихъ ни Бога, ни вѣры, но мы имѣемъ право почитать васъ ихъ сообщниками.
   Что должно думать объ отвергающихъ вѣру сочинителяхъ книгъ? Мы это сей часъ видѣли. Что должно думать о распространятеляхъ ихъ? Это второй вопросъ.
   Въ наши дни между врагами вѣры возгорѣлось ужасное соревнованіе; они кажется какъ будто спорятъ о чести, кто нанесетъ ей больше язвительныхъ и тяжкихъ ударовъ. Ежели не преслѣдуютъ они ее съ оружіемъ въ рукахъ, то жадничаютъ гнусной славы опроверженіемъ ея ученій погасить ее въ умахъ народныхъ, и приведеніемъ священнодѣйствователей ея въ ненависть и презрѣніе, на нее падающія, содѣлать и ее ненавистною и странною. Сего еще недовольно, что она поруганная изгнана была изъ храмовъ своихъ, что ученики ея вмѣстѣ съ пастырями своими были умерщвлены, и кровь первосвященниковъ смѣшена съ кровію царей, какъ бы въ изліяніе вина и елея предъ жертвенниками разума, безвѣріе, утомленное мужественнымъ терпѣніемъ жертвъ, падшихъ въ семъ кровавомъ сраженіи, прибѣгаетъ снова къ иному оружію: оно призываетъ на помощь всѣ искуства, и дѣлаетъ ихъ способствующими своимъ намѣреніямъ. Перо писателей, и печатаніе произведеній онаго, сильно вспомоществуется рѣзцемъ и кистію, яко средствами наиболѣе удобными ускорить и повсюду распространить дѣйствіе богопротивныхъ книгъ. Злочестіе не довольствуется однѣми нынѣшнихъ проповѣдниковъ своихъ сочиненіями, оно оживляетъ и тѣхъ, которые въ прошедшемъ вѣкѣ писали, и ничего не щадитъ, чтобъ какъ наискорѣе съ успѣхомъ распустить ихъ по всей Франціи. Ежели число книгъ устрашало, то они уменьшали оное, извлекая изъ нихъ все наиболѣе развратное и злонамѣренное; ежели высокая цѣна могла отвлекать многихъ покупщиковъ, то находили способъ сбавлять ее такъ, чтобъ каждому легче было купить; ежели толщина книги дѣлала затрудненіе обращаться съ нею, то приводили ее въ самый удобнѣйшій для чтенія образъ. Словомъ, злочестіе письменное, рѣзное, живописное, распѣваемое, обтекаетъ наши области, является жителямъ городовъ и сель, говоритъ очамъ, ушамъ великаго множества невѣждъ, понятнымъ для сердецъ ихъ языкомъ. Всѣхъ сихъ, подобнымъ или инымъ образомъ способствовавшихъ обнародывать, разглашать, прославлять, распространять противныя вѣроисповѣданію сочиненія, называю я расплодителями зла. И какъ же не обвинять ихъ преступными сообщниками, хотя не всѣ они равно виновны? Можно сказать имъ: доколѣ злочестивыя писанія лежатъ у сочинителя ихъ рукописныя, до тѣхъ поръ онѣ ему одному вредны, или немногимъ знающимъ объ нихъ; онѣ скрыты во мракѣ, и ядовитая ихъ зараза едва ощутительна; но вы даете ей жизнь, выпускаете въ большой свѣтъ, облегчаете, разширяете пагубныя ея дѣйствія; изъ огня скрытаго въ пеплѣ, или отъ котораго сгорѣлъ бы одинъ только домъ, вы раздуваете пламя, пожирающее цѣлыя области. Какое постыдное ремесло расточать щедро всякую порчу умовъ и сердецъ, внося въ семейства пороки, развраты, свары, и наставленія, питающія ихъ!
   Чѣмъ могутъ извинить сіи достойные осужденія поступки? Скажутъ ли, что сего требуютъ искуствы и торговля? Но не должно славу искуствъ полагать въ ихъ срамотѣ. Изображать прекрасную природу и даже украшать ее, стараясь достигнуть до сей неудобоопредѣлительной прелести, какую мы въ душахъ чувствуемъ смутно, и которая существуетъ больше въ нашемъ воображеніи, нежели въ созданномъ предметѣ: вотъ Это цѣль изящныхъ художествъ; все прочее лишаетъ ихъ достоинства. Ваятель, живописецъ, писатель и стихотворецъ, уничижаютъ свои дарованія, устранясь отъ склонности толь чистой и возвышенной. Можетъ ли Злочестіе быть путемъ славы? Нѣтъ; Фидіасы и Рафаели не безбожными произведеніями своими достигли до безсмертія.
   Это, скажутъ, отрасль полезная торговлѣ. Правда, я не долженъ вдаваться въ напрасныя и несправедливыя вопіянія противъ торговли и промысловъ, и не признавать приносимыхъ ими выгодъ; рѣчь идетъ не о томъ, чтобъ французовъ сдѣлать затворниками, и дать царству сему воспрещающіе всякую роскошь законы древней Лакедемоніи. Величайшій и святѣйшій изъ нашихъ Царей умѣлъ искуствамъ и торговлѣ давать всякое по тогдашнему состоянію преуспѣваніе, а между тѣмъ повѣствуется о немъ, что онъ въ свое время былъ, когда надлежало, великолѣпнѣйшій изъ Государей. Но должно подниматься выше вещественности; не станемъ почитать гражданское общество толпою животныхъ, коихъ природныя побужденія не простираются далѣе естественныхъ нуждъ; будемъ видѣть въ немъ собраніе одаренныхъ разумомъ существъ, не однимъ токмо грубымъ хлѣбомъ питающихся, но также и духовнымъ хлѣбомъ. Я не спорю, пускай быкъ находитъ отечество свое единственно въ пастьбѣ, дающей ему сытость и жиръ; но мое отечество не въ одной почвѣ, которую я топчу ногами; оно въ моей вѣрѣ, въ моемъ Царѣ, въ законахъ нашихъ, въ постановленіяхь, во нравахъ, обычаяхъ, въ сохраненіи почтительной памяти къ предкамъ нашимъ: вотъ для чего, когда въ общественномъ тѣлѣ потребно жить нѣкоторымъ образомъ жизнію животныхъ, еще болѣе нужно вести жизнь нравственную, приличную разумнымъ существамъ, и потомъ остерегаться отъ всякихъ зловредныхъ и пагубныхъ соблазновъ и внушеній.
   Я пойду далѣе, и не обинуясь скажу, что величайшая польза торговли состоитъ въ вѣроисповѣданіи. Торговля процвѣтаетъ симъ праводушіемъ, которое уклоняется отъ незаконныхъ прибытковъ, отъ обмановъ, отъ нарушенія условій; она процвѣтаетъ сею умѣренностію, которая препятствуетъ гоняться за счастіемъ по бугристымъ путямъ, часто ознаменованнымъ бѣдственными паденіями не токмо самихъ дерзкихъ корыстолюбцевъ, но и многихъ соучаствовавшихъ съ ними семействъ; она процвѣтаетъ сею благоразумною бережливостію, не позволяющею по прихотямъ разорительной роскоши расточать въ одинъ день накопленное многими годами, и чрезъ то предохраняетъ отъ плачевныхъ превратностей. Наконецъ она процвѣтаетъ сею общею безопасностію, приглашающею даже и самыхъ благоразумнѣйшихъ людей дѣлать безъ всякаго опасенія свои на предбудущее время расчеты: но всѣ имства сіи, праводушіе, умѣренность, бережливость, безопасность, основываются на самотвердѣйшей подпорѣ своей, вѣроисповѣданіи. И что подумать о человѣкѣ, который, для сохраненія здравія своего и силы одѣвался бы въ пребогатое платье и убиралъ голову свою драгоцѣнными камнями, не страшась принимать ядъ, долженствующій, рано или поздо, приключить ему жесточайшую судорожную смерть? Таковъ точно народъ, который, ослѣпляясь блескомъ искуствь и успѣхами промышленности, взираетъ равнодушно на распусканія злочестивыхъ ученій, кои, нечувствительно подрывая нравы и законы, производятъ наконецъ всеобщее разрушеніе.
   Но скажутъ, что я строже закона, и что терпимое имъ надлежало бы и мнѣ терпѣть. На это я отвѣчаю: конечно, не мое дѣло предписывать правительствамъ путь, какимъ должно имъ идти для остановленія успѣховъ, которыхъ торжество непремѣнно разрушитъ ихъ власть; но защищающему Христіанское нравоученіе долгъ мой велитъ мнѣ сказать о томъ, что позволяетъ оно и что запрещаетъ. Святый Павелъ научаетъ меня, что небеса осуждаютъ не токмо творящаго зло, но и тѣхъ, кои одобряютъ его, и какое же можно дать ему еще большее одобреніе, какъ не стараніемъ распространять оное! Развѣ не знаютъ впрочемъ, что у всѣхъ народовъ существовали пороки и безпорядки, терпимые законами, но чрезъ то не меньше осуждаемые здравымъ разумомъ? Неблагодарность и скупость меньше ли отъ того постыдны и презрительны, что въ законахъ нѣтъ за нихъ наказанія? Распутство почитается ли невиннымъ, потому что не отдаютъ его подъ судъ; или должно ли на позорныхъ игрищахъ оправдывать соблазнительныя похабства подъ тѣмъ предлогомъ, что театры терпятся?
   Удивляются и даже негодуютъ на ревность нравоучителей, вопіющихъ противъ худыхъ книгъ; посмотримъ, сколько мы въ этомъ неосновательны и легковѣрны. Когда заразительная болѣзнь угрожаетъ нашимъ странамъ, какія заботливыя предосторожности берутся для спасенія себя отъ ней! Какая ужасная строгость въ наблюденіи принятыхъ мѣръ! Желали бы, естьли бъ возможно было, поставить непреодолимыя преграды: все это внушается просвѣщеннымъ человѣколюбіемъ, и составляетъ часть отеческаго попеченія правительства. Все дѣлается для тѣла, но что же дѣлается для души? Сія нравственная чума, заражающая умы, портящая или истребляющая жизненныя соки общества; сіе распусканіе ядовитыхъ писаній, злочестивыхъ книгъ, не только не пугаетъ насъ, но находитъ почти равнодушными, и мы не боимся, что общественное тѣло, напитанное сими ядами, по истощенія въ судорожныхъ движеніяхъ всей остальной силы своей, напослѣдокъ истлѣетъ и согнившее падетъ.
   Отцы и матери, воспитатели юношества, всѣ вы, которымъ небо поручило попеченіе о первомъ возрастѣ, трепещите своей безпечности, трепещите сдѣлаться сообщниками злочестія. Вы конечно вырвали бы изъ дѣтскихъ рукъ ядовитую чашу, удобную приключить имъ смерть, и оставляете предъ ихъ очами книги, могущія развратить разумъ ихъ и сердце, возрастить чудовищныхъ дѣтей къ злополучію ихъ семействъ, и худыхъ гражданъ къ несчастію государства; вы тщательно сохраняете сіи нечестивыя сочиненія, наслѣдственную отраву, переходящую изъ рода въ родъ, и такимъ образомъ становитесь распространителями безбожія.
   Я перехожу къ третьему вопросу. Что должно думать о читающихъ противныя вѣроисповѣданію книги?
   Не то нынѣ время, когда вѣра была весьма обычайна, а безвѣріе весьма рѣдко въ людяхъ; когда французы ужасались богохуленія, аки нѣкоего зловѣщаго слова; когда противныя вѣрѣ писанія таились во мракѣ, или, когда послушные гласу пастырей своихъ Христіане уважали ихъ заповѣданія; сіе повиновеніе исчезло и уступило мѣсто гордому любопытству, а особливо юношество ропщетъ на самую даже законную узду, налагаемую на неукротимыя его желанія. Подъ какими предлогами читатели позволяютъ себѣ сіи чтенія? Иные изъ нихъ отнюдь не безбожники, и не хотятъ сдѣлаться таковыми; но думаютъ быть столько твердыми въ вѣрѣ, что подобныя чтенія для нихъ не опасны; дерзкое самонадѣяніе! Другіе, скрывая отъ самихъ себя тайныя расположенія своего сердца, увѣряютъ, что они не имѣютъ инаго намѣренія, какъ только просвѣтиться и пріобрѣсть нужныя свѣденія, дабы лучше судить о состязаніяхъ между Христіаниномъ и безвѣріемъ; извиненіе мечтательное! Наконецъ есть такіе, которые сказываютъ, что они ищутъ только пріятностей слога, не желая остаться въ невѣденіи о произведеніяхъ, надѣлавшихъ и дѣлающихъ еще столько шуму; извиненіе весьма неосновательное.
   Да! неблагоразумны и дерзки тѣ, кои безъ нужды позволяютъ себѣ читать опровергающія вѣру книги, подъ предлогомъ своей въ оной твердости Въ самомъ дѣлѣ, государи мои, разумъ нашъ возмущается высотою Христіанскихъ таинствъ; наша лѣность охотно свергаетъ съ себя иго поученій; намъ трудно наблюдать ихъ и поступать по нимъ; сверхъ сего наши священныя книги преисполнены такими сказаніями, которыя, по недостатку разумѣнія къ истолкованію оныхъ, легко могутъ приводить насъ въ затрудненіе. Мы вмѣстѣ слабые и гордые, безпечные и любопытные, должны остерегаться отъ тайныхъ расположеній нашего сердца. А вы, что дѣлаете? Вмѣсто чтенія книгъ, подкрѣпляющихъ вашу вѣру и дающихъ вамъ въ руки оружіе на защиту ея, вы ищете того, что ослабляетъ ее въ душѣ вашей, и охлаждаетъ усердіе ваше къ ея пользамъ. Какъ! вы станете противъ божественныхъ таинствъ читать лжемудрствованія, которыхъ можетъ быть не способны вы хорошенько разобрать, и вы не опасаетесь, что сіи утонченные вымыслы ослѣпятъ васъ ложнымъ своимъ блес
   комъ, нападутъ на вашъ разумъ, затмятъ, утомятъ его, и охладятъ ваше сердце въ тотъ самый мигъ, когда бы наиболѣе долженствовало оно уничтожиться предъ всемогуществомъ Трисвятаго Бога! Вы станете читать книги, напичканныя Эпикуріанскими правилами, по коимъ, въ нѣкоторыхъ мѣстахъ, Христіанское нравоученіе должно казаться несовмѣстнымъ съ нашею слабостію; и вы, съ такимъ уже трудомъ носящіе иго простаго естественнаго закона, не покуситесь ли свергнуть съ себя бремя чистѣйшаго и совершеннѣйшаго закона Евангельскаго? Эпикуріанскія книги разливаютъ странность и презрѣніе на самыя достопочитаемыя дѣянія Христіанскаго благочестія, и насмѣхаются надъ простотою ученыхъ людей, повинующихся тому подобно простолюдинамъ; не должны ли вы опасаться, чтобъ это не внушило въ васъ отвращенія къ симъ богоугоднымъ ихъ наблюденіямъ, и чтобъ вы наконецъ сіи простонародныя благоговѣнія не стали почитать недостойными васъ? Книги, въ коихъ перемѣшаны ученость и остроуміе съ почтительными иногда чувствованіями, но тутъ же вмѣстѣ и съ язвительными кощунствами, представятъ вамъ Священное Писаніе въ ложномъ и ненавистномъ видѣ; не ужъ ли думаете вы, что не поколеблютъ они вашего къ нему уваженія? Бойтесь скорѣе, чтобъ, вкуся отъ запрещеннаго плода, не были вы еще строже наказаны за ваше любопытство, и чтобъ, начавъ отсутствіемъ ума, не кончили вы отступленіемъ отъ вѣры. Но положимъ, что она и не погаснетъ въ васъ, однакожъ лишится жара и будетъ только блѣдный свѣтъ. Священныя истины, уменьшаясь въ очахъ вашихъ, потеряютъ много власти своей надъ вашимъ сердцемъ. Силу души составляетъ увѣренность, которая чѣмъ живѣе и тверже, тѣмъ больше внушаетъ великодушныхъ рѣшимостей. Человѣкъ сомнѣвающійся не способенъ ни къ чему; когда онъ колеблется, то до половины уже побѣжденъ, и поступки его столь же слабы, какъ и мысли, дѣла столько же вялы, какъ и вѣра, и естьли древо не засохло въ корнѣ, то по крайней мѣрѣ потеряло оно свою плодовитость.
   Но не льзя ли спросить, послушать прекословящихъ вѣрѣ, чтобъ узнать, что такое они противупоставляють ей? Это второй вопросъ, который надлежитъ изслѣдовать. Христіанство, безсомнѣшя, не есть мрачное Законоученіе; оно любить ясный свѣтъ; оно не стыдится, ни начала своего, ни распространенія, ни поученій, ни побѣдъ своихъ; пороки многихъ послѣдователей его не очерняютъ онаго, равно какъ испаренія земныя не очерняютъ солнечныхъ лучей; самые ученики его перестаютъ быть достойными сего имени, какъ скоро сдѣлаются порочны. Естьли что печалитъ его и подаетъ причины къ жалобамъ, такъ дто беззаботность тѣхъ, которые не внемля ему осуждаютъ ею. Наше повиновеніе есть достодолжное разумнымъ существамъ, не иначе уступающимъ, какъ токмо извѣстной истинѣ, и, чтобъ сказать согласно съ величайшими Христіанскими учителями, основаніемъ нашей вѣры долженъ быть разумъ; но будетъ-ли она таковою, когда разумъ въ ней ни во что почитается? Однакожъ остережемся: станемъ судить, я согласенъ, но не назовемъ именемъ суда то, что составляетъ только призракъ онаго; есть сужденія пристрастныя и несправедливыя: отъ нихъ стали прельщаться книгами противъ вѣры, плодить изъ того разговоры, охотно подкрѣплять впечатлѣнія, внушаемыя тѣми, которые сами получили ихъ отъ подобныхъ же чтеній; но на писанія защитниковъ вѣры едва ли взглянули; но доводы, коими сіи совращающіе съ истиннаго пути толки сильно опровергаются... объ нихъ и не знаютъ! отселѣ и самъ тотъ становится на неправеднаго судію похожимъ, кто преклоняетъ ухо свое къ шумнымъ глаголамъ обвиняющаго, и всегда отвращаетъ оное отъ кроткаго гласа обвиняемаго. Есть преисполненные гордостію суды: въ надменной къ самому себѣ довѣренности презираютъ просвѣщеніе другихъ; думаютъ унизить знаніе свое, совѣтуясь съ законоучителемъ: почитаютъ себя во всемъ верховными знатоками; даже иногда тѣмъ больше бываютъ прозорливы, чѣмъ больше надлежало бы имѣть кротости. Есть также слабыя сужденія: боятся вѣру, чистую въ своихъ ученіяхъ, находить правою; учатся ей съ тайнымъ желаніемъ найти силу въ опроверженіи оной, и слабость въ защищеніи; желали бы избѣгнуть отъ свѣта правды ея, дабы избавиться отъ налагаемыхъ ею должностей, и, какъ пишутъ священныя наши книги, не хотятъ разумѣть, чтобъ не дѣлать добраго, noluit intelligere, ut bene ageret {"Не восхотѣ разумѣти еже ублажити."}. Ежели такимъ образомъ судите вы, какая же изъ того можетъ родиться увѣренность? Тайна правды состоитъ въ желаніи узнать оную; кто любить ее. тотъ и найдетъ; она является чистымъ сердцамъ, прячется отъ гордыхъ, и наказуетъ кичливое презрѣніе ихъ оставленіемъ ихъ во мракѣ лжи.
   Вы говорите, что желаете разбирать, судить; хорошо; но судите же о доводахъ вѣры такъ, чтобъ почувствовать ихъ силу; взвѣсьте, оцѣните свидѣтельства; велите умолкнуть въ себѣ омрачающимъ васъ страстямъ, разсмотрите свои сомнѣнія, объясните свои затрудненія. Вы. хотите судить о вѣрѣ; но нѣтъ, вы не хотите: вы дѣлаете точно то, что надобно, дабы остаться невѣрующими, естьли вы уже таковы, или сдѣлаться такими, естьли еще не сдѣлались. Что для васъ наши священныя книги, наше ученіе, наши преданія, наше богослуженіе? Что для васъ бытописанія Христіанства? Вы ищете познанія объ нихъ въ сочиненіяхъ, исполненныхъ горечи и желчи, мрака и богохуленія, можетъ быть въ шутовскихъ и распутныхъ толкованіяхъ Волтеровыхъ, и послѣ того, какъ уже почерпнете изъ нихъ ненависть и презрѣніе къ вѣрѣ, придетъ вамъ въ голову прочитать ея защитниковъ, и тогда все, что важно, степенно, глубоко, наводить вамъ скуку. Я хочу, чрезъ нѣкоторое уподобленіе, дать вамъ почувствовать странность вашего поведенія.
   Нѣкто молодой человѣкъ, оконча въ одномъ изъ нашихъ городовъ Словесныя свои науки, пріѣзжаетъ въ здѣшнюю столицу, чтобъ обучиться многосложному искуству, столь трудному, столь вмѣстѣ драгоцѣнному и страшному, искуству лѣчить. Чтожъ онъ дѣлаетъ? Онъ начинаетъ читать всѣ древнія и нынѣшнія на лѣкарей сатиры, все, могшее увѣрить его, что это пустая, мнимая наука, основанная на невѣжествѣ и легковѣріи, производимая обманщиками надъ простаками, часто бывающими ихъ жертвою. Наполненный сими мыслями, напитанный всѣми сими предразсудками, онъ безъ вниманія прочитываетъ нѣсколько книжекъ о своей наукѣ, разговариваетъ о ней съ такими. Же, какъ самъ, молодыми людьми, не столько для убѣжденія себя въ важности оной, сколько для посмѣянія надъ нею; вотъ все его ученіе, и вотъ онъ лѣкарь! Это басня, естьли хотите, но это вѣрный образецъ тѣхъ молодыхъ людей, которые, чтобъ узнать законъ, ищутъ его во врагахъ онаго, въ писателяхъ часто столько же развратныхъ, сколько и безбожныхъ.
   Вы правительствомъ опредѣлены защищать сиротъ и утѣсняемыхъ; бѣдная вдова ввѣряетъ вамъ свою и дѣтей своихъ участь, она предаетъ въ руки ваши доказательства, свидѣтельствующія справедливость ея дѣла, по коимъ должна она получить отъемлемое у ней, и полагается на вашу честность и правоту; а вы что дѣлаете? Вмѣсто прилѣжнаго прочтенія и вразумленія въ жалобы поручившей себя въ защиту вашу, вы слегка ихъ пробѣгаете; а напротивъ того глубоко вникаете въ доводы ея соперника, не приготовясь ни мало къ возраженіямъ противъ нихъ. Между тѣмъ назначенный день тяжбы настаетъ; вотъ вы передъ сопротивникомъ своимъ стоите, какъ обезоруженный солдатъ передъ непріятелемъ: какимъ образомъ можете вы отразить удары наступленій его, и естьли правая сторона падетъ подъ ними, кто будетъ тому виновникъ? Это одно уподобленіе, но которое можетъ быть не безъ отношенія къ нашему собранію.
   Наконецъ, по словамъ вашимъ, вы ищете только пріятностей слога: и такъ васъ больше прельщаютъ нѣкоторыя суесловныя украшенія, нежели отвращаетъ богохуленіе, и враги Божіи перестаютъ для васъ быть таковыми, какъ скоро будутъ умѣть забавлять васъ. Вы очень знаете, что писатель нравящійся недалекъ отъ писателя соблазняющаго: нужды нѣтъ, желаніе читать какія нибудь остроты ума, какія нибудь блестящія выраженія, колеблетъ, перевѣшиваетъ даже въ глазахъ вашихъ приносимую нравами и вѣрою важную пользу; пагубное любопытство тянетъ васъ самихъ собою узнавать то, чего не можете вы узнать безъ собственной своей опасности. Я спрашиваю васъ: когда разнесутся слухи о жестокой опустошительной язвѣ, не удовольствуетесь ли вы похвалою усердія тѣхъ, которые, по распоряженію правительства, или по человѣколюбію, пойдутъ спасать несчастныхъ отъ заразы? Пойдете ли вы туда лично изъ одного любопытства дышать ядовитымъ воздухомъ? Вы ищете пріятностей чтенія: какъ это! Вѣкъ Перикловъ, Августовъ, и Людовика ХіУ, науки и словесность, стихотворство и краснорѣчіе, повѣствованія путешественниковъ, бытописаніе людей, природы, священныя книги съ ихъ естественными прелестями и величественной простотою, все это не представляетъ ли избиранія чистыхъ красотъ, удобныхъ удовольствовать разумъ, воображеніе, сердце; понравиться всякому вкусу, усладить всякую праздность? По истинѣ, весьма жадны тѣ, которымъ недовольно сихъ сокровищъ.
   Я описалъ вамъ, государи мои, все, что нахожу преступнаго въ писателяхъ, въ распространителяхъ, въ читателяхъ книгъ противныхъ вѣроисповѣданію; вы по опыту знаете, какія пагубныя слѣдствія происходили отъ сихъ безбожныхъ произведеній, и что должно видѣть въ нихъ самыхъ опаснѣйшихъ общежитію враговъ.
   Да! неукротимое смятеніе существуетъ и нынѣ въ неукротимомъ выпусканіи всякаго рода развратныхъ и злочестивыхъ писаній, ежедневно подстрекающихъ къ возмущенію и безвѣрію. Могло бы сіе привесть въ отчаяніе о спасеніи отечества, когда бы небо столькими чудесами не изъявляло милосердія своего къ Франціи. Ни въ какое время, правда, не было столько развращенныхъ молодыхъ людей, какъ въ наши дни; но не было также и столько между юношами благомыслящихъ и великодушныхъ Христіанъ. Изъ давнаго времени возстала сильная распря между правдою и ложью, между Христіанствомъ и безвѣріемъ, между властію и непокорствомъ; добро и зло предстоять другъ другу; зло съ крайнею яростію, добро съ мужествомъ: кто побѣдитъ? Не сомнѣвайтесь: Іисусъ Христосъ и его вѣрные послѣдователи, законный престолъ и его вѣрноподданные служители. То, что сказали мы, назадъ тому нѣсколько времени, посреди угрожавшихъ бѣдствій, говоримъ и теперь, съ большею еще увѣренностію, послѣ столькихъ милосердій Божескихъ, оказанныхъ и оказываемыхъ намъ ежедневно.
   Нѣтъ, не упразднятся необходимо нужныя для соблюденія законовъ, для обузданія пагубныхъ своевольствъ, для единодушія и спокойствія народовъ, уставленныя Богомъ верховныя власти!
   Нѣтъ, не погибнетъ Вѣра; она восторжествуетъ надъ прошедшими и нынѣшними оскорбителями своими, надъ перомъ лжеумствователей и надъ желѣзомъ палачей. Да будетъ пролитая верховныхъ и другихъ пастырей кровь, аки вновь возраждающее ихъ сѣмя! Да соединяя сіяніе наукъ съ сіяніемъ добродѣтелей, спасетъ она благіе нравы, да утвердитъ торжество благочестивыхъ ученій для временнаго и вѣчнаго блаженства!
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru