Франс Анатоль
Лесли Вуд

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    (Leslie Wood).
    Из сборника "Перламутровый ларец".
    Перевод Н. Г. Яковлевой (1958).


Анатоль Франс.
Лесли Вуд

Из сборника "Перламутровый ларец"

Графине де Мартель-Жанвиль

   У госпожи N., на бульваре Мальзерб, давали концерт и комедию.
   В то время как молодые люди, стоя в пролетах дверей сплошной рамой вкруг цветника обнаженных плеч, задыхались в душной, пропитанной благоуханиями атмосфере, мы, старинные завсегдатаи дома, немного ворчуны, составили кружок в маленькой прохладной гостиной, откуда ничего не было видно и куда голос мадемуазель Режан доносился, как легкое жужжание стрекозы. Время от времени мы слышали взрывы смеха, рукоплескания и склонны были пожалеть несчастных, томившихся в таком пекле ради удовольствия, которое нас совсем не соблазняло. Мы говорили о том о сем. Как вдруг один из нас, депутат Б., заметил:
   -- А знаете, Вуд здесь!
   Услышав эту новость, все заговорили разом:
   -- Вуд? Лесли Вуд? Возможно ли? Помилуйте, он уже лет десять не появляется в Париже! Кто знает, что с ним сталось?
   -- Говорят, он основал негритянскую республику на берегах Виктории-Ньянзы.
   -- Полноте! Да он баснословно богат и притом большой мастер творить чудеса! Он живет на Цейлоне в волшебном замке среди сказочных садов, где день и ночь пляшут баядерки!
   -- Неужели вы можете принимать всерьез весь этот вздор? Достоверно то, что Лесли Вуд с библией и карабином в руках отправился проповедовать евангелие зулусам.
   Б. повторил вполголоса:
   -- Он здесь. Взгляните-ка лучше!
   И он указал едва приметным движением головы и глаз на человека высокого роста, который, прислонившись к дверному косяку, внимательно следил за спектаклем через головы зрителей, теснившихся впереди него.
   И верно, богатырское сложение, красное лицо с седыми бакенбардами, ясные глаза, спокойный взгляд -- все говорило за то, что перед нами Лесли Вуд.
   Вспомнив те блестящие статьи, которые он в течение десяти лет помещал в "World", я сказал господину Б.:
   -- Этот человек поистине первый журналист нашего времени.
   -- Пожалуй, вы правы, -- отвечал Б. -- По крайней мере лет двадцать назад, могу вас в том уверить, никто так хорошо не знал Европы, как Лесли Вуд.
   Барон Моиз, слушавший нас, покачал головой.
   -- Вы не знаете Вуда. А я его знаю. Прежде всего он финансист. Он как никто был сведущ в делах. Почему вы смеетесь, княгиня?
   Откинувшись на спинку кушетки, княгиня Зеворина, которой мучительно хотелось выкурить папиросу, иронически улыбнулась.
   -- Никто из вас не понимает Вуда, -- сказала она. -- Вуд всего лишь мистик и влюбленный.
   -- Не думаю этого, -- возразил барон Моиз. -- Но я хотел бы знать, где этот дьявол во образе человека провел десять лучших лет своей жизни.
   -- А что вы называете лучшими годами жизни?
   -- Возраст от пятидесяти до шестидесяти лет. К этому времени человек уже занимает известное положение и может позволить себе наслаждаться жизнью.
   -- Барон, а почему бы вам не отнестись с этим вопросом к самому Буду? Вот, кстати, и он!
   Загремели аплодисменты, возвещая, что представление окончено. Черные фраки, отделившись от дверей, рассеялись в гостиной, и, в то время как пары вереницей потянулись к буфету, Лесли Вуд подошел к нам.
   Он пожал нам руки самым сердечным образом.
   -- Выходец с того света! Сущий выходец! -- восклицал барон Моиз.
   -- О, я не мог вернуться издалека! Мир так мал! -- ответил Вуд.
   -- А вы знаете, что про вас сказала княгиня? Вы, оказывается, мистик, дорогой Вуд! Неужели это правда?
   -- Все зависит от того, как понимать слово "мистик".
   -- Слово говорит само за себя. Мистик тот, кто занимается делами иного мира. Но вы чересчур сведущи в земных делах, чтобы заботиться еще о потусторонних!
   При этих словах Вуд слегка нахмурил брови.
   -- Вы ошибаетесь, Моиз! Дела иного мира важнее наших дел, гораздо важнее, Моиз!
   -- Дорогой Лесли Вуд! -- вскричал барон смеясь. -- Да вы остроумец!
   Княгиня чрезвычайно серьезно заметила:
   -- Вуд, скажите, что вы не остроумец! Я питаю страх перед остроумными людьми.
   Она встала.
   -- Вуд, проводите меня в буфет.
   Часом позже, когда г-жа Г. пленяла гостей своим пением, я застал Лесли Вуда и княгиню Зеворину одних в опустевшей столовой.
   Княгиня говорила с каким-то исступленным восторгом о графе Толстом, который был ее другом. Она рисовала нам образ этого великого человека, который, приняв обличье мужика и постигнув его душу, совсем опростился и рукой, писавшей бессмертные произведения, тачал сапоги для бедняков.
   К моему великому удивлению, Вуд одобрил образ жизни, столь противоречащий здравому смыслу. Голосом немного задыхающимся, которому астма придавала какую-то особенную мягкость, он ответил княгине:
   -- Да, Толстой прав. Вся философия заключена в словах: "Да будет воля твоя!" Он понял, что все зло на земле происходит потому, что воля человеческая не согласуется с волей божьей. Я страшусь только одного: как бы он не испортил прекрасной доктрины фантазерством и чудачеством.
   -- О нет, -- возразила княгиня, понижая голос и, видимо, колеблясь, -- учение графа можно счесть чудачеством лишь в одном отношении. Оно заповедует исполнять супружеские обязанности до самого преклонного возраста и предписывает нынешним святым плодовитую старость патриархов.
   Старый Вуд отвечал, едва сдерживая волнение:
   -- Ну, что ж, предписание мудрое, святее предписание! Любовь плотская и естественная свойственна всем живым тварям. И если это чувство не омрачено смятением и душевным беспокойством, оно является источником той совершенной, той божественной и животной простоты, без которой нет спасения. Аскетизм -- это дух гордости и бунтарства. Возьмем хотя бы пример ветхозаветного Вооза [*] и вспомним, что библия называет любовь хлебом старцев.
   И он весь просветлел, преобразился, пришел в экстаз, призывая взглядами, жестами, всем своим существом чей-то незримый образ.
   -- Анни! -- шептал он. -- Анни! Анни, моя возлюбленная, не правда ли, господь хочет, чтобы его святые любили друг друга во смиренномудрии бессловесной твари?
   И, обессилев, он опустился в кресло. Тяжкие вздохи вздымали его богатырскую грудь, и вся его могучая фигура казалась в эту минуту еще более мощной: так исполинские машины принимают особенно грозный вид, когда они сломаны. Княгиня Зеворина, не выказывая ни малейшего удивления, отерла ему лоб своим платком и уговорила выпить стакан воды.
   Что касается меня, то я был поражен. Я не мог признать в этом безумце человека светлого ума, с которым мы столько раз беседовали в его кабинете, заставленном "Blue-Books" ["Синими книгами" -- англ.], и рассуждали о делах Востока, о франкфуртском договоре и кризисах наших финансовых рынков. Я не скрыл своего замешательства от княгини, и она сказала мне, пожимая плечами:
   -- Вы истинный француз! Для вас безумен всякий, кто мыслит по-иному, нежели вы. Успокойтесь: наш друг Вуд в здравом уме, вполне здравом! Пойдемте послушаем певицу!
   Проводив княгиню в залу, я собирался уйти. В прихожей я застал Вуда, который надевал пальто. Казалось, он вполне оправился после припадка.
   -- Дорогой друг, -- сказал он, -- помнится, мы с вами соседи. Вы живете по-прежнему на набережной Малакэ, не так ли? А я остановился в гостинице на улице Святых отцов. Пройтись пешком в такую сухую погоду одно удовольствие. Если позволите, мы выйдем вместе и дорогой побеседуем.
   Я охотно согласился. В подъезде он предложил мне сигару и протянул электрическую зажигалку.
   -- Чрезвычайно удобная вещь, -- сказал он. И подробно объяснил мне ее устройство.
   Я узнавал Вуда прежних дней. Обмениваясь беглыми замечаниями, мы прошли шагов сто. Вдруг мой спутник мягко положил руку мне на плечо:
   -- Дорогой друг, в словах, сказанных мною нынче вечером, кое-что должно было вас удивить. Если позволите, я вам объясню.
   -- Любопытство мое сильно возбуждено, дорогой Вуд!
   -- С охотою удовлетворю ваше любопытство. Я питаю уважение к вашему уму. Мы по-разному смотрим на жизнь. Но несходство убеждений вас не пугает, и это делает честь вашему мужеству. Качество довольно редкое, особенно во Франции!
   -- Все же я думаю, дорогой Вуд, что свобода мысли...
   -- О нет! Вы, французы, не теологи, как англичане. Но оставим это. Я расскажу вам в кратких словах историю моего миросозерцания. Когда мы с вами встречались, пятнадцать лет тому назад, я был корреспондентом лондонского "World". Пресса играет у нас более значительную роль и является более доходным делом, чем у вас. Я занимал хорошее положение и извлекал из него всяческие выгоды. Я преуспевая в делах и через несколько лет достиг двух завидных благ: влияния и богатства. Как вам известно, я человек практический.
   Я никогда не действовал бесцельно. И в особенности я стремился познать высшую цель -- цель человеческой жизни. Занятия богословием, к которым я чувствовал склонность еще с юности, указали мне, что эта цель лежит вне земного существования. Но я колебался в выборе пути к ее достижению. Я жестоко страдал. Неуверенность невыносима для человека моего склада.
   Такое душевное состояние побудило меня чрезвычайно внимательно отнестись к исследованиям в области особой психической силы человека, предпринятым Вильямом Круксом [*], одним из выдающихся членов королевской Академии. Я знал его лично, и он по праву заслуживал уважения как ученый и джентльмен. В то время он производил опыты над одной молодой особой, одаренной необыкновенными психическими качествами; и, как некогда Саула, его почтил своим появлением настоящий призрак [*].
   Прелестная женщина, которая некогда жила нашей жизнью, а к тому времени уже обитала в загробном мире, предоставляла себя в распоряжение знаменитого спиритуалиста и подчинялась его требованиям в границах, допускаемых благопристойностью. Я думал, что исследования, поставленные на той грани, где земное существование соприкасается с существованием потусторонним, приведут меня, если я буду следовать им шаг за шагом, к познанию тайны, короче говоря -- истинной цели жизни. Но вскоре надежды мои оказались обмануты. Хотя опыты моего почтенного друга и производились с большой точностью, они не давали основания для достаточно ясных заключении теологического и морального характера.
   Притом Вильям Крукс неожиданно лишился драгоценного содействия покойной дамы, которая столь любезно принимала участие во многих его спиритических сеансах.
   Обескураженный недоверием общества и оскорбленный насмешками своих собратий, он перестал опубликовывать материалы, относящиеся к познанию психических сил человека. Я посетовал на свою неудачу его преподобию отцу Бартоджу, с которым находился в сношениях с тех пор, как он возвратился из южной Африки, где проповедовал евангелие, действуя в религиозном и вместе с тем практическом духе, достойном старой Англии.
   Его преподобие отец Бартодж имел на меня влияние столь сильное и непререкаемое, какого мне еще не доводилось испытывать на себе.
   -- Что ж, он очень умен? -- спросил я.
   -- Он великий знаток учения отцов Церкви, -- отвечал Лесли Вуд. -- Притом он человек сильной воли, а, как вы знаете, дорогой друг, волевые люди неотразимо действуют на окружающих. Мои обманутые надежды отнюдь не удивили его. Он приписал постигшую меня неудачу порочности метода и в особенности плачевной слабости моего нравственного начала, сказавшейся в данном случае.
   "Поиски истины путем научных изысканий, -- сказал он, -- приводят лишь к открытиям, не выходящим за пределы самой науки. Как же вы этого не поняли? Вы поступили легкомысленно и опрометчиво, Лесли Вуд! "Дух свидетельствует духу", -- говорит апостол Павел. Чтобы познать истины духовные, надобно вступить на путь духовный".
   Слова его произвели на меня глубокое впечатление.
   -- Ваше преподобие, -- сказал я, -- как же мне вступить на путь духовный?
   -- Будьте нищи и смиренны! -- отвечал отец Бартодж. -- Продайте ваше имущество и раздайте деньги бедным. У вас громкое имя. Скройтесь! Молитесь, творите дела милосердия. Да будет дух ваш смирен, душа чиста, и вы обрящете истину!
   Я решил точно доследовать его наставлениям. Я сложил с себя обязанности корреспондента "World". Я реализовал свое состояние, большая часть которого была вложена в различные предприятия, и, боясь повторить проступок Анания и Сапфиры [*], провел эту трудную операцию таким образом, что не потерял ни сантима из капитала, который мне более не принадлежал. Барон Моиз, будучи осведомлен о моих делах, проникся чуть ли не религиозным благоговением к моим финансовым талантам. По повелению его преподобия я внес всю сумму, полученную после реализации, в кассу Евангелического общества. И, когда я выразил его преподобию свою радость по поводу моей бедности, он мне ответил такими словами.
   -- Берегитесь, -- сказал он, -- не усматривайте в этой бедности торжество вашей воли и вашего упорства. Чему послужит утрата внешних благ, если в душе таится кумир гордыни? Будьте смиренны духом!
   В то время как Лесли Вуд посвящал меня в то, что почерпнул из назиданий его преподобия, мы подошли к Королевскому мосту. Сена, отражая в своих водах береговые огни, с тихим плеском протекала между его устоями.
   -- Я буду краток, -- продолжал мой ночной собеседник. -- Рассказ о любом эпизоде моей новой жизни мог бы занять целую ночь. Отец Бартодж, которому я повиновался, как дитя, послал меня к бассутосам с поручением вести борьбу против торговли неграми. Я жил в палатке один, с единственным стражем в изголовье, именуемым опасностью, и, страдая от лихорадки и жажды, видел бога.
   Через пять лет его преподобие отец Бартодж отозвал меня в Англию. На судне я встретил молодую девушку. Какое видение! Видение, в тысячу раз более лучезарное, нежели призрак, посещавший Вильяма Крукса!
   Она была сирота, дочь полковника, служившего в Индии. Она не поражала взгляд красотою черт. Ее бледное худое лицо выдавало тайную боль; но в ее глазах отражалась вся лазурь небес; ее тело, казалось, светилось внутренним светом. Как я любил ее! Глядя на нее, я проникал в сокровенный смысл мироздания! Эта скромная девушка открыла мне одним своим взглядом тайну гармонии миров!
   О моя кроткая, кротчайшая наставница, моя возлюбленная, нежная Анни Фрезер! Я прочел в ее светлой душе, что она питает ко мне расположение. Однажды ночью, тихой, ясной ночью, когда мы были одни на палубе судна и нам сопутствовали лишь серафические хоры созвездий, мерцавших в небе, я взял ее руку и сказал:
   -- Анни Фрезер, я люблю вас. Я чувствую, что наш союз послужит нам во благо, но я не властен распоряжаться своей судьбой, ибо да будет на все воля божия! О, если бы господь возжелал соединить нас! Участь моя в руках его преподобия отца Бартоджа. Прибыв в Англию, мы пойдем к нему вдвоем, хотите, Анни Фрезер? И, если он позволит, мы поженимся.
   Она согласилась. Весь остаток пути мы вместе читали библию.
   По приезде в Лондон я направился со своей спутницей к его преподобию и рассказал ему, что значит для меня любовь этой девушки и каким источником света она является для меня. Отец Бартодж долго и доброжелательно присматривался к ней.
   -- Вы можете вступить в брак, -- произнес он наконец. -- Апостол Павел сказал: "Муж освящается женою и жена освящается мужем". Да уподобится союз ваш братским союзам христиан первых времен Церкви. Да останется ваш брак чисто духовным, и да покоится меч архангела между вами на брачном ложе. Идите, будьте смиренны и живите в уединении. Да не ведает мир вашего имени!
   Я женился на Анни Фрезер, и нет нужды говорить, что мы точно исполняли завет его преподобия. В течение четырех лет я наслаждался этим братским союзом.
   Милостью кроткой, кротчайшей Анни Фрезер я совершенствовался в познании бога. Ничто не могло более причинить нам страдания.
   Анни была больна, силы оставляли ее, а мы, ликуя, говорили: "Да будет воля твоя на земле и на небесах!"
   На исходе четвертого года, в день рождества, его преподобие призвал меня к себе.
   -- Лесли Вуд, -- сказал он, -- я возложил на вас спасительный искус. Но полагать, будто брак во плоти неугоден богу, значит впасть в ересь папистов. Господь дважды благословил брачный союз как у людей, так и у животных: в земном раю и в Ноевом ковчеге! Идите и живите отныне с Анни Фрезер, вашей супругой, как муж с женой.
   Когда я вернулся, Анни, моя возлюбленная Анни, была мертва.
   Признаюсь в моей слабости. Я произносил устами, но не сердцем: "Да будет воля твоя!" И, вспоминая о том, что отец Бартодж снял запреты с нашей любви, я чувствовал горечь во рту и пепел в сердце.
   С опустошенной душой преклонил я колена перед ложем, на котором покоилась моя Анни под крестом из роз, немая, бледная, с лиловатыми отметинами смерти на щеках.
   Я, маловер, простился с ней и предался бесплодной скорби, близкой к отчаянию. Так провел я целую неделю. А меж тем мне подобало радоваться душой и телом!..
   В ночь на восьмой день, когда я плакал, уткнувшись лицом в пустую холодную постель, меня внезапно охватила уверенность, что моя возлюбленная тут, возле меня, в нашей спальне.
   Я не обманулся. Приподняв голову, я увидел просветленную, ликующую Анни, простиравшую ко мне руки. Какими словами выразить остальное? Как высказать несказанное? И должно ли открывать сии таинства любви?
   Поистине преподобный Бартодж, говоря мне: "Живите с Анни, как муж с женой!", знал, что любовь сильнее смерти.
   Знайте и вы, друг мой, что с того стократ благословенного часа моя Анни является ко мне всякий вечер среди дивных благоуханий.
   Он говорил с ужасающим одушевлением.
   Мы замедлили шаг. Лесли Вуд остановился перед невзрачной с виду, гостиницей.
   -- Тут я живу, -- сказал он. -- Видите окно во втором этаже, свет в окне? Она меня ждет.
   И он внезапно покинул меня.
   Через неделю я узнал из газет о скоропостижной смерти Лесли Вуда, бывшего корреспондента "World".

Комментарии

   Возьмем хотя бы пример ветхозаветного Вооза... -- По библейской легенде, Вооз в глубокой старости женился на молодой девушке Руфи и имел от нее сына.
   
   Вильям Крукс (1832 -- 1919) -- английский физик и химик, занимавшийся также спиритизмом, за что его резко критиковал Энгельс в "Диалектике природы". А. Франс писал о нем в серии "Литературная жизнь".
   
   ... и как некогда Саула, его почтил своим появлением настоящий призрак... -- По библейской легенде, царю израильскому Саулу явился призрак умершего старца Самуила и предсказал ему смерть в битве с филистимлянами.
   
   ...проступок Анания и Сапфиры... -- В "Деяниях апостолов" говорится о супругах Анании и Сапфире, которые утаили от апостолов часть выручки за проданное имение и были за это наказаны смертью.

-------------------------------------------------------------------

   Анатоль Франс. Собрание сочинений в 8 тт. Том 2. М.: 1958.
   Перевод Н. Г. Яковлевой Комментарии С.И. Лиходзиевского
   Ocr Longsoft для сайта http://frans.krossw.ru, август 2007
   
   
   
   

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru