Флобер Гюстав
Иностранные беллетристы. Густав Флобер. Сантиментальное воспитание

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Иностранные беллетристы. Густавъ Флоберъ. Сантиментальное воспитаніе. Изданіе А. Энгельгардъ и А. Степановой. С. Петербургъ. 1870.
   "Мы имѣли въ виду доставить (переводами лучшихъ произведеній иностранныхъ беллетристовъ) пріятное и не безынтересное чтеніе большей части нашей читающей публики. Поэтому мы надѣемся удовлетворить вполнѣ вкусу читателей выборомъ замѣчательнаго по своей оригинальности романа; который мы и представляемъ на ихъ судъ и которымъ начинается рядъ нашихъ изданій".
   Въ такихъ скромныхъ выраженіяхъ издатели книжки, о которой мы намѣрены говорить, оцѣниваютъ свое предпріятіе, или вѣрнѣе -- оправдываютъ его. Дѣйствительно, трудно не замѣтить въ этихъ немногихъ словахъ извѣстной доли ироніи. "Большая часть публики" обвиняется въ пристрастіи къ "пріятному и не безынтересному" -- вслѣдствіе чего гг. издатели берутся доставлять имъ переводы романовъ, замѣчательныхъ оригинальностію, въ увѣренности, что этимъ вполнѣ угодятъ вкусу большинства.... Увы! мы не рѣшаемся доказывать противнаго. Но, такъ ли, -- большинство ли придерживается этого вкуса? Не преувеличиваютъ ли своихъ надеждъ гг. издатели?-- Впрочемъ, въ такомъ случаѣ, они же первые пострадаютъ. Намъ остается разсмотрѣть только, насколько предлагаемый этой публикѣ романъ оригиналенъ, пріятенъ и небезынтересенъ, и во-вторыхъ, на сколько удобно удовлетворять подобному вкусу публики т. е. насколько издатели выполнили свою задачу, какая бы она ни была, и насколько такая задача заслуживаетъ одобренія.
   Въ послѣднемъ отношеніи мы чувствуемъ необходимость сдѣлать оговорку. Мы нисколько не противники такъ -- называемаго легкаго чтенія. Рядомъ съ литературой серьезной мысли, мы понимаемъ литературу, какъ отдыхъ, какъ умственное развлеченіе. Но мы вправѣ желать, чтобы подобное развлеченіе не шло въ разрѣзъ съ серьезной мыслью, не было бы переливаніемъ изъ пустого въ порожнее, какъ это часто случается съ такъ называемой легкой беллетристикой.
   Разсказъ романа, о которомъ идетъ рѣчь, написанъ языкомъ, къ какому пріучилъ французскую публику Арсеній Гуссе съ братіей,-- языкомъ бульварной развязности, съ безцеремонной небрежностью парижскихъ "богемцевъ". Мы положительно отказываемъ этому полужаргону въ какой бы то ни было оригинальности: если называть распущенность языка оригинальнымъ слогомъ, то тогда и всякую распущенность вообще прійдется зачислить въ область эксцентричности.
   Мы знаемъ, что, дѣйствительно,-- и у насъ, и не у насъ,-- часто смѣшиваютъ эти два совершенно отличныя понятія. Какъ часто самаго вульгарнаго шута, нахала и циника величаютъ оригиналомъ! Нѣтъ; разнузданность -- одно, а самобытность -- другое. Такая оригинальность дается слишкомъ дешево, чтобы ее во что нибудь ставить, и скудоуміе, позаимствовавъ одну внѣшность умныхъ и самобытныхъ людей, остается, тѣмъ не менѣе, тѣмъ же скудоуміемъ, если не становится чѣмъ нибудь хуже. Такимъ образомъ, чтобы книга, написанная классическимъ языкомъ бульвара, пріобрѣла право на оригинальность, нужно, чтобы этотъ внѣшній недостатокъ искупался богатствомъ мысля, наблюдательностью и занимательностью.
   Воздадимъ кесарево кесарю. Трудно отказать Флоберу въ извѣстной степени наблюдательности; но сама эта наблюдательность у него какъ-то одностороння, узка, приторна. Лучшія, вѣрнѣйшія изъ подмѣченныхъ сценъ принадлежатъ міру камелій и хлыщей. Конечно, и это даръ; но даже и изъ этого міра авторъ рельефнѣе всего изображаетъ пластическое, матеріальное, т. е. именно то, что легче всего бросается въ глаза, именно то, что бывалымъ больше всего знакомо, и что для непосвященныхъ менѣе всего интересно.
   Что касается мысли романа, о ней можно догадаться по заглавію: "Сантиментальное воспитаніе". Къ несчастію, тутъ и конецъ; мысль эта, кромѣ заглавія, нигдѣ не обнаруживается отъ начала до конца книжки, такъ что, не будь этого заглавія, читателю никакъ бы и въ голову не пришло, что авторъ имѣлъ въ виду вопросъ о воспитаніи и притомъ сантиментальнаго характера Для доказательства, мы передадимъ самый сюжетъ романа, конечно, безъ подробностей и эпизодцевъ, которыми изобилуютъ романы Флобера вообще, а настоящій въ особенности.
   Въ 30-хъ годахъ, въ коллегіи Sens, въ Труа, жили да были два друга:-- Шарль Деролье, которому было хорошо въ коллегіи, потому что дома отецъ его колотилъ, и Фредерикъ Моро, который находилъ жизнь въ коллегіи "нѣсколько суровой, хотя у него въ комодѣ водилась всякая провизія, разныя изящныя вещи, напримѣръ туалетный несесеръ". Характеры и наклонности друзей были также различны. Делорье, случайно раскрывъ переводъ Платона, пришелъ въ восторгъ. Съ этихъ поръ онъ увлекся изученіемъ метафизики и успѣхи его были быстрые... Онъ проглотилъ все, что только было въ библіотекѣ: Жуфруа, Кузена, Ларомигьера, Малебранша и проч. Онъ укралъ ключъ отъ библіотеки, чтобы доставать книгъ. Забавы Фредерика были менѣе серьезны. Онъ занимался рисованіемъ; перечитавъ средневѣковыя драмы, онъ принялся за мемуары: прочелъ Фруасара, Коммина, Брантома, и проч. Образы, осаждавшіе его воображеніе, благодаря э, гому чтенію, были такъ живы, что онъ почувствовалъ желаніе воспроизвести ихъ. Онъ мечталъ сдѣлаться со временемъ французскимъ Вальтеръ-Скоттомъ. Делорье обдумывалъ философскую систему, которая должна была имѣть самое обширное примѣненіе. Они говорили обо всемъ этомъ во время рекреаціи, на дворѣ, шептались въ церкви, шептались въ дортуарѣ.
   Кромѣ этого чтенія и этой интимной дружбы съ героями въ коллегіи ничего замѣчательнаго не приключилось. О воспитаніи ихъ дома" прежде поступленія его въ коллегію, авторъ ничего не говоритъ, кромѣ развѣ того, что отецъ Делорье, вдовецъ и старый наполеоновскій капитанъ, норой колотилъ сына, а г-жа Моро, мать Фредерика, вдова и полураззорившаяся помѣщица, кормила сына лакомствами да позволяла ему долго спать по утрамъ.
   Какъ видитъ читатель, воспитаніе героевъ было самое обыкновенное. Кого въ тѣ времена не колотили въ дѣтствѣ, того, навѣрное" кормили лакомствами; кто школьникомъ полюбилъ серьезное чтеніе, тотъ почти навѣрное "презиралъ" романы и стихи! По странно на основаніи такихъ только данныхъ строить весь романъ, а еще страннѣе назвать такое дюжинное воспитаніе сантиментальнымъ. Кстати замѣтимъ тутъ-же безхитростное обращеніе автора съ своими героями и публикой. Фредерикъ читалъ романы, драмы и мемуары, которые подѣйствовали роковымъ образомъ на его воображеніе. Романы эти нашелъ онъ, вѣроятно, въ той же библіотекѣ, ключъ отъ которой былъ украденъ Делорье, его другомъ; иначе авторъ объяснилъ бы" откуда онъ ихъ добывалъ Но тогда и Делорье, "проглотивъ все, что было въ библіотекѣ", глоталъ тоже, что и Фредерикъ. Отчего же одинъ сталъ рисовать, а другой философствовать? Очевидно, вслѣдствіе своихъ прирожденныхъ наклонностей, а само чтеніе тутъ играло второстепенную роль. Но авторъ, какъ видно, не имѣлъ въ виду этого противорѣчія, потому что тогда ему бы пришлось отказаться отъ мысли объяснять дальнѣйшую одиссею своихъ героевъ воспитаніемъ. Онъ предпочелъ раздѣлить библіотеку коллегіи на философскую и на поэтическую, назвалъ чтеніе этихъ книгъ воспитаніемъ, а уединенныя бесѣды мальчиковъ-подростковъ "сантиментализмомъ" -- и съ такими фактами въ запасѣ выступилъ въ свѣтъ съ своей прозопопей. Впрочемъ самого автора, кажется, мало занимала мысль его произведенія, и воспитанію, на тэму котораго онъ написалъ романъ, посвящено у него едва три странички (съ 9--11), тогда какъ во всей книгѣ насчитывается 387.
   Но посмотримъ на самую жизнь героевъ. Мы, конечно, отказываемся слѣдить за авторомъ, входящимъ во всѣ нужныя и ненужныя, интересныя и скучныя подробности житейскихъ треволненій двухъ друзей. Скажемъ только, что, при кажущемся различіи вкусовъ, герои имѣли общую, связующую ихъ черту. Еще мальчиками, въ коллегіи, мечтали они, какъ будутъ "въ видѣ отдыха, послѣ трудовъ развлекаться любовью герцогинь или безумными оргіями съ знаменитыми куртизанками" (стр. 10). Ужь не думаетъ ли Флоберъ, что и оргіи входятъ въ систему "сантиментальнаго" воспитанія? Мудрено ли, что окунувшись въ море житейское, одинъ изъ нихъ не дошелъ ни до какой философской системы, а другой не даровалъ Франціи, какъ обѣщалъ, Вальтеръ-Скотта; но за-то оба одинаково успѣшно выполнили другую часть своей школьной программы. Жизнь ихъ прошла "въ развлеченіяхъ со знаменитыми и незнаменитыми куртизанками." И жизнь эта имъ такъ нравилась, что ужь старичками бывшіе воспитанники Sens'ской коллегіи, разболтавшись разъ о прежнемъ, вспомнили съ наслажденіемъ, какъ посѣщали вмѣстѣ "одно безобразное мѣсто" (стр. 387), про которое говорилось: "Извѣстное вамъ мѣсто,-- такая-то улица -- за мостами". При этомъ одинъ изъ старичковъ (Фредерикъ) сказалъ: "Это, кажется, лучшее воспоминаніе нашей молодости."
   -- Пожалуй, и дѣйствительно, это было самое лучшее! сказалъ Делорье." (стр. 387.)
   Надо замѣтить, что это послѣднее слово романа... Красива, значитъ, была эта жизнь! Какъ ни часто случались, однако, эти "самыя лучшія" минуты, бывали и другія въ жизни этихъ нравственныхъ близнецовъ. По внѣ этихъ минутъ, друзья расходились, а зачастую враждовали даже. Делорье, по увѣренію автора, былъ честолюбецъ; но странное было у него честолюбіе, и ужь нисколько не сантиментальное! Начать съ того, что юноша едва достигши совершенюлѣтія потребовалъ у своего отца опекунскихъ отчетовъ по имѣнію матери, въ полной увѣренности, что "старый хрычъ обворовалъ его." Затѣмъ, какъ и слѣдуетъ, такой малый-непромахъ сталъ жить на счетъ Фредерика, гналъ въ зашей бѣдную дѣвушку бѣлошвейку, имѣвшую несчастіе полюбить его, посылалъ своего друга знакомиться въ богатые дома, чтобы за нимъ самому туда втереться, тутъ же на этого друга сплетничалъ, клеветалъ, интриговалъ противъ него и кончилъ тѣмъ, что, ловко очернивъ его въ глазахъ его невѣсты, самъ на ней женился. Какое тутъ сантиментальное воспитаніе! Не сатира ли это скорѣе на современныхъ пролазовъ французскаго общества?..
   Фредерикъ Моро шелъ нѣсколько иначе, сходясь съ другомъ, какъ на нейтральной почвѣ, только въ "такихъ мѣстахъ". Фредрикъ, опять-таки но мнѣнію автора, былъ поэтъ-артистъ. Во всѣхі трехъ частяхъ романа, т. е. втеченіи двадцати слишкомъ лѣтъ, онъ побилъ одну только женщину. Но эта постоянная страсть, поддерживаемая цѣлымъ рядомъ препятствій, а главное стойкостью самой героини (м-мъ Арну), не помѣшала герою свести подпольную интрижку, сначала, съ одной куртизанкой; а потомъ, когда она имѣла глупость серьезно къ нему привязаться, онъ кинулъ ее и прижитаго съ ней, и тогда бывшаго на смертномъ одрѣ ребенка, съ тѣмъ, чтобы поступить самому въ любовники къ женѣ одного дряхлаго миллонера. Съ этой послѣдней, когда умеръ старикашка, онъ цинически потѣшался надъ трупомъ, думая жениться на богатой вдовѣ; не вдова оказалась не наслѣдницей, и бракъ не состоялся. Тогда съ обаянія ему пришло на мысль жениться на одной развращенной имъ когда-то и потомъ кинутой провинціяльной барышнѣ, за которой водились деньжонки. Но и тутъ ему не повезло; ее-то именно отбилъ у него другъ Делорье. Но во все время, пока тянулись эти сложныя событія, а тянулись они долго, герой продолжалъ безнадежно любитъ героиню, нѣчто въ родѣ Пенелопы, какъ ее небрежно и поту-эскизомъ изобразилъ авторъ. Цѣлыхъ двадцать лѣтъ длилась эта любовь. Фредерикъ то вдругъ почувствуетъ бѣшенную страсть и тутъ же побѣжитъ въ "лучшее мѣсто"; то вдругъ сантиментально поддается обаянію тихой ея дружбы, при чемъ сходитъ съ ея можемъ на загородный маскарадъ; то купитъ ей роскошный подарокъ и дастъ мужу денегъ взаймы и тутъ же подерется на дуэли за публичную женщину. Къ довершенію всего, авторъ, сообразивши, должно быть, что надо же кончить какъ нибудь, повелѣваетъ своей Пенелопѣ не устоять, да еще какъ круто! Пятидесяти лѣтъ отъ роду, съ сѣдыми волосами на головѣ, вдругъ нежданно, негаданно является она къ Фредерику сама и "такъ и замираетъ на его рукахъ, опрокинувшись назадъ съ полуоткрытымъ ртомъ, съ глазами, поднятыми вверхъ." Самъ даже сантиментальный Фредерикъ недоумѣвалъ и "когда онъ сталъ упрашивать ее сказать ему причину (!!) ея поведенія, она отвѣчала опустивъ голову:
   -- Я бы хотѣла сдѣлать васъ счастливымъ!"
   Изъ такихъ-то и тому подобныхъ безобразныхъ и грубо чувственныхъ картинъ состоитъ весь романъ, да и не такихъ,-- это цвѣтки еще, а не ягодки! И назвать такія двѣ жизни слѣдствіемъ сантиментальнаго воспитанія, по нашему мнѣнію, не только не оригинально, но очень пошло. Мы были бы склонны допустить скорѣе, что въ самомъ дѣлѣ названіе это имѣетъ исключительно сатирическій смысла и, что авторъ просто имѣлъ въ виду описать скабрезныя похожденія двухъ бульварныхъ пройдохъ, изъ которыхъ одинъ, праздный шатунъ и развратникъ, замаскировывается чувствомъ, а другой блюдолизъ и интригантъ, оправдывается своимъ честолюбіемъ. Но вопервыхъ, авторъ весьма серьезно говоритъ (на стр. 386), что "у одного было слишкомъ много чувства, а у другого слишкомъ много лоики, -- а, какъ это "чувство" и эту "логику" они вынесли изъ книгъ прочитанныхъ въ дѣтствѣ, то, по мнѣнію автора, виною во всемъ воспитаніе, которое ему кажется сантиментальнымъ... Вовторыхъ, если это сатира, то ужь очень наивная; подобную намъ пришлось встрѣтить только подъ перомъ одного русскаго автора, нѣкоего г. Смирнова въ его "Современныхъ типахъ". "Вотъ, напился офицеръ пьянымъ" -- это сатира г. Смирнова на военныхъ; а "вотъ семинаристъ настрочилъ романъ, котораго редакція не беретъ иначе, какъ безплатно -- это сатира на редакторовъ и т. п. Если вы, читатель, незнакомы съ этимъ писателемъ, совѣтуемъ познакомиться, тогда незачѣмъ будетъ прибѣгать къ подобнымъ переводамъ: свои оригиналы имѣются! Кстати же, рецензентъ "Отечественныхъ Записать" разбирая эти "Современные типы" г. Смирнова, умилился передъ его талантомъ, что намъ кажется типичнѣе самыхъ "типовъ" и ихъ автора!.. Но не въ Смирновѣ дѣло, и мы просимъ извинить наше отступленіе. Мы не думаемъ оскорблять Флобера сравненіемъ со Смирновымъ; какой ни есть, а все Флоберъ имѣетъ нѣкоторый талантъ, а про талантъ г. Смирнова знаетъ одинъ рецензентъ "Отечественныхъ Записокъ." Талантъ Флобера виденъ изъ другихъ произведеній его и просвѣчиваетъ мѣстами даже въ самомъ "Сантиментальномъ воспитаніи" въ одномъ изъ самыхъ непривлекательныхъ романовъ Флобера, какія намъ случилось читать. Современная изящная литература во Франціи, пріютившись въ газетныхъ фельетонахъ, неблагопріятствуетъ серьезному таланту. Фельетонъ читается перерывами, и строго проведенная мысль въ романѣ для него лишняя роскошь. За-то для успѣха въ фельетонѣ нужна рельефность; яркія картины должны слѣдовать безостановочно одна за другой. Талантливый писатель, для пріобрѣтенія успѣха въ фельетонѣ, долженъ продѣлывать съ своимъ разсказомъ то, что актеру на сценѣ доставляетъ аплодисменты райка. Флоберъ одинъ изъ такихъ именно талантовъ. Мы согласны даже съ издателями "Сантиментальнаго воспитанія" въ русскомъ переводѣ, что романъ этотъ пріятенъ и небезынтересенъ. По пріятенъ онъ только исключительно для любителей послушать и потолковать "на счетъ клубнички", также какъ самый интересъ разсказа далеко не безусловенъ. Завязка романа начинается сразу, безъ предисловій; съ первой страницы читатель заинтересованъ. Развязки не угадаешь до самаго конца, такъ что, дѣйствительно, читатель во все время чтенія двадцати четырехъ листовъ убористой печати держится въ напряженномъ любопытствѣ. Въ искуствѣ заинтриговать ничѣмъ французскіе фельетонисты поистинѣ неподражаемы. Но за то, чтобы удовлетворить этому любопытству, читатель осуждается прочесть цѣлыхъ три части, въ которыхъ говорится довольно подробно, длинно, растянуто, мѣстами скучно, обо всемъ, но меньше всего о томъ, что интересуетъ читателя. Романы Флобера, какъ и другія фельетонныя произведенія этого рода, безспорно интересны, какъ интересно любое акробатическое представленіе.
   Взаключеніе переходя отъ частнаго къ общему, отъ романа Флобера къ изданію гг. Энгельгардтъ и Степановой, мы находимъ, что дебютъ ихъ былъ крайне неудаченъ. Во Франціи Флоберъ можетъ имѣть большой успѣхъ, въ Россіи еще нѣтъ. Во Франціи такіе романы пишутся для привратницъ, швей, боннъ, нянекъ, гризетокъ, камелій и пр., какъ существуютъ для нихъ спеціальные журналы: la Petite Presse, le Petit Journal и пр. под. Паши дворничихи и камеліи или вовсе не читаютъ, а если читаютъ, то требуютъ или болѣе "солиднаго" или менѣе "головоломнаго." Масса же дѣйствительно читающей у насъ публики ищетъ въ романѣ или мысли, или сюжета. Ни того, ни другого у Флобера не имѣется. Если мы не ошибаемся, изданіе "Иностранныхъ беллетристовъ" назначено конкурировать съ "Собраніемъ иностранныхъ романовъ." Намъ кажется, что "Собраніе" имѣетъ болѣе шансовъ на успѣхъ: публика его болѣе строго опредѣлена; переводимые тамъ романы изобилуютъ приключеніями; ихъ больше и они-дешевле. Долгъ справедливости обязываетъ насъ, однако, заявить, что переводъ "Сантиментальнаго воспитанія" почти безукоризненъ; изданіе опрятно и почти безъ опечатокъ. Бумага только одна оставляетъ желать лучшаго.

"Дѣло", No 7, 1870

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru