Филиппов Михаил Абрамович
Полициймейстер Бубенчиков

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Текст издания: журнал "Современникъ", No 10, 1859.

   

ПОЛИЦІЙМЕЙСТЕРЪ БУБЕНЧКОВЪ.

ГЛАВА I.
ТОРЖЕСТВЕННЫЙ ВЪѢЗДЪ ПОЛИЦІЙМЕЙСТЕРА БУБЕНЧИКОВА ВЪ ГОРОДЪ ПРИМОРСКЪ.

   Покойные піиты: Херасковъ, Петровъ и Сумароковъ (царство имъ небесно!...) иначе не начинали своихъ поэмъ, какъ возгласомъ: "пою!". Напримѣръ:
   
   Пою отъ варваровъ Россію свобожденну,
   Поправшу власть татаръ и иго дерзновенно....
   
   Такое вступленіе очень мило! Чѣмъ оно хуже начала нашихъ повѣстей и романовъ, обыкновенно начинающихся списываньемъ какого нибудь будуара, гостиной, или какого нибудь городка, въ царствованіе царя Гороха? На мой взглядъ,-- оно даже лучше! По крайней мѣрѣ, безъ всякихъ околичностей, прямо поетъ о дѣлѣ.... А то всѣ эти описанія павильоновъ, будуаровъ и гостиныхъ, въ которыхъ идеальныя красавицы съ неслыханными физическими и нравственными совершенствами фантазируютъ о томъ, какъ приставить рога своимъ мужьямъ.... правду-истину сказать, до тоски надоѣли! При всей своей поэтичности, они производятъ иной разъ въ душѣ такое непоэтическое настроеніе, что только вздохнешь да подумаешь: Боже всемогущій! почему бы и нашимъ поэтамъ и сочинителямъ не начинать своихъ поэмъ такъ, какъ ихъ начинали Херасковъ, Петровъ, Сумароковъ и прочая честная компанія?...
   И въ самомъ дѣлѣ, читатели, не лучше ли и намъ, гражданамъ XIX вѣка, какъ выражается одинъ мой знакомый, начать пѣть своихъ героевъ?
   О! зачѣмъ я не родился поэтомъ! Я бы первый звучнымъ александрійскимъ стихомъ воспѣлъ моего Бубенчикова!... Попытаться развѣ?... Нѣтъ? не унижу искусства -- и начну разсказъ мой, по мѣрѣ данныхъ мнѣ силъ, шероховатой и презрѣнной прозой; впрочемъ, безъ всякихъ поэтическихъ вступленій и описаній.
   Вотъ извольте слушать.
   Въ городѣ Приморскѣ грязь по колѣно, хотя на дворѣ стоитъ іюнь. Не вѣрите такому диву,-- поѣзжайте и вы убѣдитесь, что этотъ городъ -- чудо изъ чудесъ... подымется пыль -- и море, разстилающееся у его подножья, становится сѣрымъ, и буквально -- на морѣ пыль; или польетъ дождь -- и вы тонете на его улицахъ въ лужахъ, въ особенности на базарныхъ площадяхъ. Въ этомъ-то миломъ и поэтическомъ городѣ, на одной изъ его неглавныхъ улицъ, стоитъ хорошенькій домикъ; близь него хлопочутъ квартальный надзиратель -- худенькій, рыженькій, съ медалью за турецкую кампанію, и два полицейскихъ солдата: квартальный на всѣ лады и манеры бранитъ и грязь и городъ, солдаты лопатами прочищаютъ улицу.
   -- Отъ этой грязи просто хошь вонъ бѣги!... начинаетъ одинъ изъ нихъ, обращаясь къ товарищу.
   -- Чтобъ ей, проклятой, сквозь землю провалиться! отвѣчаетъ флегматически другой.
   Въ это время на клячѣ, запряженной въ ветхую повозчинку, ѣдетъ оборванный жидокъ.
   -- Куда лѣзешь, жидюга? для тебя что ли чистимъ улицу? кричитъ ему грозно солдатъ, начавшій разговоръ,-- и энергически грозитъ ему лопатой.
   Жидокъ останавливаетъ клячу и сквозь носъ говоритъ:
   -- Кудазе ѣхать?-- сюдой шляхъ для всихъ.
   -- Развѣ не знаешь, жидюга, палицмѣстера ждемъ!-- ему фатеру готовимъ.
   -- Палицмѣстера?... восклицаетъ вопросительно жидокъ, быстро поворачиваетъ въ-обратную и начинаетъ хлестать кличу изо всѣхъ силъ; но кляча, какъ разумное животное, понимая, что если она на этотъ разъ побѣжитъ, то ея владѣлецъ и въ другой разъ пожелаетъ повторенія того же самого, въ дипломатической своей рѣшимости, упорно стала -- и ни съ мѣста. Жидокъ встаетъ на ноги и начинаетъ ее хлестать на всѣ бока; квартальный бранится; полицейскіе солдаты шумятъ... Вдругъ, о ужасъ! коляска, запряженная шестерней, несется во всю прыть и форрейгоръ почти наѣзжаетъ на бѣднаго еврея.
   Изъ коляски выглядываетъ брюнетъ, въ военной фуражкѣ; квартальный бѣжитъ по грязи къ экипажу, берется подъ козырекъ и скороговоркой, картавя, говоритъ:
   -- Честь имѣю явиться вашему высокоблагородію: квартальный надзиратель 1-го квартала, 3-ей съѣзжей части, провинціальный секретарь Блюдолизъ. Все обстоитъ благополучно...
   -- Какъ все обстоитъ благополучно, когда въ грязи у васъ тонутъ люди? за городомъ вездѣ сухо, а здѣсь хоть въ лодкѣ катайся. Гдѣ моя квартира?
   -- Ваше высокоблагородіе, ужь двѣ недѣли, какъ мы ждемъ васъ.... Эй, вы! оттащите повозку этого жида.... дайте дорогу его высокоблагородію.
   Солдаты суетятся близь повозки, отваживаютъ ее въ сторону; экипажъ новаго полиціймейстера торжественно въѣзжаетъ во дворъ его квартиры: тамъ, на порогѣ, его встрѣчаетъ старый полиціймейстеръ съ частнымъ приставомъ.
   Первый изъ нихъ выше средняго роста, бѣлокурый мужчина, съ легкой просѣдью и лысиной; форменный сюртукъ на немъ поистасканный. Второй -- толстый, съ распухшимъ краснымъ лицомъ и маленькими сѣрыми глазами.
   Новый полиціймейстеръ выходитъ изъ коляски и протягиваетъ старому руку.
   -- Имѣю честь рекомендоваться штабсъ-капитанъ лейбъ-гвардіи ** полка Бубенчиковъ.
   -- Имѣю честь рекомендоваться, прерываетъ его старый полиціймейстеръ: -- вашъ предмѣстникъ, полковникъ Шлагенштокъ. Поздравляю васъ съ пріѣздомъ... Слава Богу, что благополучно къ намъ прибыли.... Съ какимъ нетерпѣніемъ я васъ ждалъ.... Рекомендую вамъ пристава 3-ей части Свинорылова.... Вы вѣрно устали съ дорога: я приготовилъ обѣдъ, самоваръ... что прикажете?...
   -- Я бы чаю напился.... съ дороги жажда.... Наши станціи никуда не годятся: если изъ города не возьмешь запасовъ провизіи, можно умереть съ голоду. Одинъ только несчастный самоваръ застаёшь и то страшно изъ него пить чай -- можно отравиться: по нѣскольку лѣтъ онъ не лудится!
   -- Точно такъ-съ, отвѣчаетъ съ сладенькой улыбкой приставъ.
   -- Гмъ! произноситъ многозначительно Шлагенштокъ и выразительнымъ жестомъ приглашаетъ Бубончикова въ столовую.
   Здѣсь на кругломъ ясеневомъ столѣ шипитъ самоваръ; секретарь полиціи, высокій мужчина, въ синихъ очкахъ, суетится близь него, принявъ на себя обязанность хозяйки.
   -- Рекомендую вамъ секретаря полиціи г. Шпака. Онъ на сегодняшній день у насъ хозяйка, произноситъ съ нѣкоторою торжественностью Шлагенштокъ.
   -- Очень благодаренъ, отвѣчаетъ Бубенчиковъ.
   А Свинорыловъ при этомъ улыбается такъ умильно и облизывается точно котъ, нахлебавшійся густыхъ сливокъ,-- какъ будто его высокоблагородіе сказалъ удивительно умную вещь! Бубенчиковъ садится за столъ, беретъ съ видимою усталостью стаканъ и, прихлебнувъ изъ него, обращается къ Шлагенштоку.
   -- У васъ все готово къ сдачѣ должности?
   -- Все какъ съ иголочки: дѣла всѣ въ порядкѣ, вѣдомости готовы, все хозяйство въ порядкѣ.
   -- Такъ я могу сегодня или завтра вступить въ должность?
   -- Какъ угодно.
   Бубенчиковъ, обращаясь къ секретарю:
   -- Потрудитесь написать предложеніе полиціи о вступленіи мною завтра же въ должность. А вы, полковникъ, завтра же сдадите мнѣ хозяйство; пожарная команда у васъ въ исправности?
   -- Какъ съ иголочки: лошади немного устарѣли; брантсъбои ветхи; но они отмѣнно хорошо дѣйствуютъ.
   -- Завтра посмотримъ.
   Бубенчиковъ бросаетъ серьёзный взглядъ на Шлагенштока и пораженъ тѣмъ, что его предмѣстникъ насупился и кусаетъ кончики своихъ жесткихъ усовъ; отъ него переводитъ свой взоръ къ Свинорылову и Шпаку; первый снова сильно облизывается, а второй принялъ мрачное выраженіе и трагическую позу. "Что нибудь нечисто", подумалъ Бубенчиковъ:-- "вѣроятно пожарная команда въ сильномъ безпорядкѣ"; обращаясь къ Шлагенштоку, эту мысль онъ перефразировалъ слѣдующемъ образомъ:
   -- Здѣсь должна бы быть отличная пожарная команда: городъ имѣетъ столько средствъ, столько доходовъ...
   -- Такъ-съ, отвѣчаетъ Шлагенштокъ,-- но ремонту мало отпускаютъ; поживете, увидите.
   Скрипъ пера секретаря, пишущаго предложеніе полиціи, обращаетъ на себя вниманіе присутствующихъ; Бубенчиковъ подымается съ мѣста, подходитъ къ нему и говоритъ отрывисто:
   -- Пишите, что, по распоряженію высшаго начальства, назначенъ сюда для исправленія полиціи; пишите бумагу погрознѣе.
   -- Слушаю-съ, отвѣчаетъ секретарь и подымаетъ на носу такъ высоко очки, что чрезъ нѣсколько минутъ вынужденъ ихъ опустить.
   -- Развѣ г. министръ мною недоволенъ? флегматически спрашиваетъ Шлагенштокъ.
   -- Не вами, а полиціею. Его высокопревосходительство, при моемъ отъѣздѣ, изволилъ благосклонно мнѣ сказать: "вы принимаете полицію, гдѣ нѣтъ ни одного порядочнаго человѣка,-- преобразуйте ее; приставовъ и квартальныхъ смѣните".
   При этомъ онъ бросаетъ на Свинорылова грозный взглядъ, имѣющій слѣдующій смыслъ: ничтожный смертный, захочу -- и уничтожу тебя. Свинорыловъ краснѣетъ, пыхтитъ, сморкается и кашляетъ.
   Бубенчиковъ начинаетъ ходить быстро взадъ и впередъ по комнатѣ; Шлагевштокъ даетъ правой рукой разныя направленія своимъ усамъ: то закручиваетъ ихъ торчмя, то внизъ, то старается захватывать ихъ губами; а покраснѣвшая его лысина доказываетъ, что онъ взволнованъ. Секретарь пишетъ бумагу такъ шибко, какъ будто его кто нибудь гонитъ въ шею; скрипѣніе его пера съ каждой секундой усиливается все болѣе и болѣе; наконецъ, достигнувъ фортиссимо, скрипѣніе вдругъ замолкаетъ: перо съ быстротою молніи появляется за ухомъ секретаря, который подымается и читаетъ:
   "Приказомъ отъ 1 мая сего года, за No 5,000,600, я назначенъ въ должность полиціймейстера въ Приморскъ; прибывъ сего числа къ мѣсту моего назначенія, я завтра вступаю въ отправленіе моей должности. Вслѣдствіе сего предлагаю оной полиціи: на завтрашнее число, къ 8 часамъ утра, сдѣлать зависящее распоряженіе, чтобы всѣ чины оной полиціи явились къ тому времени въ ея присутствіе. Къ сему присовокупляю, что завтра будутъ осмотрѣны мною всѣ дѣла и хозяйство полиціи, и буде я найду какой либо безпорядокъ, взыщу съ виновныхъ по всей строгости законовъ, ибо я присланъ сюда для исправленія полиціи".
   Прочитавъ это краснорѣчивое посланіе, секретарь окидываетъ присутствующихъ торжествующимъ взоромъ.
   -- Хорошо, сказалъ Бубенчиковъ.-- Перепишите на бѣло; я подпишу и вы отправите эту бумагу немедленно въ полицію.
   Въ это время Шлагенштокъ подмигнулъ секретарю и частному приставу, чтобы они удалились.
   Приставъ, вытянувъ свою толстую фигуру, обратился къ Бубенчикову:
   -- Никакихъ нѣтъ-съ приказаній?
   -- Никакихъ, отвѣчалъ тотъ сухо и поклонился ему.
   Приставъ, раскланиваясь, лѣвой ногой шаркнулъ назадъ, а правую граціозно согнулъ: эту честь оказывалъ онъ только начальству, и чѣмъ выше было лицо, тѣмъ болѣе правая нога его принимала дугообразное положеніе и тѣмъ сильнѣе было шарканье лѣвой. Секретарь въ свою очередь взялъ фуражку и объявилъ, что онъ немедленно сбѣгаетъ домой и сію же минуточку перепишетъ бумагу на-бѣло. Они уже хотѣли выйти, но Бубенчиковъ возвратилъ пристава.
   -- Я хочу васъ просить, сказалъ онъ,-- отыскать сейчасъ же господина Искрина; года два тому назадъ онъ выѣхалъ сюда изъ Петербурга и, кажется, занимается частными дѣлами.
   -- Я его отыщу сейчасъ же, отвѣчалъ приставъ и быстро ушелъ.
   Когда Шлагенштокъ остался глазъ на глазъ съ Бубенчиковымъ, ему хотѣлось излить свое сердце предъ своимъ намѣстникомъ, т. е. сказать ему: дружище, не бери съ меня ни копѣйки; хотя пожарная команда у меня дрянь, зато денежки мои такія миленькія: такъ жаль съ ними разстаться! Подъ вліяніемъ этой трагической мысли, Шлагенштокъ произнесъ отрывисто "тэксъ" и закрутилъ энергически усы; Бубенчиковъ остановился противъ него съ вопросительнымъ взглядомъ.
   -- Тэксъ, повторилъ Шлагенштокъ:-- вотъ вы къ намъ пріѣхали, по распоряженію высшаго начальства.... А полковникъ Кулаковъ сильно надѣялся получить мое мѣсто; онъ даже нанялъ квартеру, обзавелся, перевезъ семейство. Тэксъ, тэксъ!
   -- Я не виноватъ:меня сюда назначили.... Я и незнакомъ съ господиномъ Кулаковымъ.
   -- Я и не обвиняю васъ.... Я только такъ говорю къ слову.... А съ губернаторомъ изволите быть знакомы?
   -- Нѣтъ.
   -- И рекомендательныхъ писемъ къ нему не имѣете?
   -- Нѣтъ.
   -- Нѣтъ! воскликнулъ Шлагенштокъ и вскочилъ со стула съ такомъ выраженіемъ лица, какъ будто узналъ ужасную вѣсть.
   -- Кажется, сказалъ сухо Бубенчиковъ, назначеніе меня господиномъ министромъ въ настоящую должность -- лучшая рекомендація для меня.
   -- Оно конечно.... я съ вами согласенъ.... но рекомендательныя письма въ этомъ случаѣ приличны.... оно знаете какъ-то трогательно: вотъ-дескать, я человѣчекъ не дерзалъ бы явиться къ вашему превосходительству, если бы не высокія особы, ваши друзья, приняли во мнѣ участіе.... Такое смиреніе очень, очень трогательно.
   Шлагенштокъ гототъ былъ отъ умиленія прослезиться, но, встрѣтивъ презрительный взглядъ Бубенчикова, началъ сильно теребить свои усы.
   Послѣ минутной паузы, онъ прервалъ молчаніе.
   -- Когда вы явитесь къ губернатору?
   -- Завтра утромъ, послѣ вступленія въ должность и осмотра полиціи.
   -- Не лучше ли вамъ прежде явиться по начальству, а потомъ заѣхать въ полицію?
   -- Къ чему? Своихъ обязанностей не люблю откладывать.
   -- Какъ угодно.
   "Нѣтъ, подумалъ Шлагенштокъ, сегодня съ нимъ ничего не сдѣлаешь.... Утро вечера мудренѣй: я лучше завтра утромъ пошлю къ нему своего фактора {Факторъ къ западныхъ губерніяхъ -- въ Польшѣ и южной Россіи, то, что въ Великой Россіи -- кулакъ.}."
   -- Желаю вамъ заснуть хорошенько съ дороги, а завтра я буду имѣть честь васъ принять въ полиціи.
   Шлагенштокъ раскланялся и ушелъ.
   

ГЛАВА II.
БЕСѢДА ДВУХЪ ДРУЗЕЙ.

   Когда Бубенчиковъ остался одинъ, ему сдѣлалось невыразимо пріятно.... наконецъ онъ, въ обѣтованномъ мѣстѣ, начальникомъ города. Мечты переносятъ его въ дѣтство, когда онъ жилъ въ этомъ самомъ городѣ.... Съ какимъ наслажденіемъ онъ бывало глядитъ на тогдашняго полиціймейстера, сидящаго верхомъ на дрожкахъ, которыя мчитъ пара вороныхъ коней,-- а за ними, согнувшись къ лукѣ сѣдла, летитъ донской казакъ съ ногайкой въ рукѣ. Этотъ полиціймейстеръ -- гроза и бичь всѣхъ бродягъ, воровъ и мошенниковъ; на всемъ скаку его орлиный взглядъ пронзаетъ проходящаго; онъ вдругъ останавливаетъ лошадей и встрѣтившаго его мужика отправляетъ съ ѣдущимъ за нимъ казакомъ въ полицію, гдѣ оказывается, что взятый подъ стражу мужикъ -- или бродяга, или бѣглый солдатъ. Этотъ идеалъ полиціймейстера, который раздѣвался разъ въ недѣлю, когда мѣнялъ бѣлье, который не зналъ постели,-- съ дѣтства преслѣдовалъ Бубенчякова, стоялъ постоянно предъ его глазами.... Съ Бубенчиковымъ въ Петербургѣ дѣлалась лихорадка, когда мимо него проскакивала пожарная команда. Какое-то трепетное чувство, въ родѣ ожиданія, овладѣвало имъ и невольный вздохъ вырывался изъ его сердца.... Наконецъ, въ этомъ же самомъ городѣ онъ сдѣланъ полиціймейстеромъ!...
   -- О! я надѣюсь, восклицаетъ онъ мысленно, что и я оставлю по себѣ такую же память.... дѣятельность, безкорыстіе, добросовѣстность,-- вотъ мой девизъ.
   Эти восторженныя его мысли были прерваны скрипомъ дверей; онъ оглянулся: предъ нимъ стоялъ высокій, полный мущина, съ чрезвычайно правильными чертами, одѣтый со вкусомъ; чорные глаза и свѣтлые волосы придавали какое-то оригинальное выраженіе его лицу.
   -- Искринъ!
   -- Бубенчиковъ!
   И оба обнялись.
   -- Спасибо, сказалъ Искринъ:-- что далъ мнѣ сейчасъ знать о своемъ пріѣздѣ. По газетамъ я узналъ о твоемъ назначеніи.... и признаться, мнѣ грустно сдѣлалось, когда я прочиталъ эту новость.... Но ты ужь здѣсь.... Слава Богу, что тебя вяжу.
   -- Ты говоришь, тебѣ грустно сдѣлалось, когда ты узналъ о моемъ назначеніи? Мѣсто мое кажется порядочное.
   -- Какъ для кого, возразилъ Искринъ: -- кто чего ищетъ: ты зачѣмъ пріѣхалъ сюда?
   -- Фронтовая служба мнѣ надоѣла и я рѣшился занять распорядительное и исполнительное мѣсто. Цѣль моя -- служить и приносить пользу.
   -- Такъ я тебѣ совѣтую, мой другъ, не являясь даже къ начальству, вели закладывать свою коляску и возвращайся въ полкъ.
   -- Почему же такъ?
   -- Потому что ты, братецъ, по гражданской части ничего не смыслишь и пользы никакой не принесешь. Если же ты, скажи откровенно, пріѣхалъ сюда, чтобы составить себѣ состояніе,-- это дѣло другое.... Казеннаго содержанія, то есть жалованья, столовыхъ и разъѣздныхъ у тебя будетъ 1,500 р.; чарочный откупъ будетъ платить тебѣ 3,000 р., продовольствіе и отопленіе полиціи дастъ тебѣ 1,000 р.,-- вотъ тебѣ постояннаго дохода 5,500 р. О другихъ не постоянныхъ доходахъ, которыхъ наберется столько же, а можетъ быть и болѣе, умалчиваю.
   -- Какіе же существуютъ здѣсь не постоянные доходы?
   -- Смѣни всѣхъ приставовъ, по одиночкѣ, а у тебя ихъ -- 5 въ частяхъ, 3 въ присутствія,-- и тебѣ заплатятъ за каждое мѣсто отъ 300 до 1,000 рублей.... Кромѣ этого, ты можешь имѣть оброкъ съ трактировъ и чайныхъ заведеній, а ихъ въ городѣ до 200; считай по 10 р. съ каждаго, это составить -- 2,000 р....
   -- Послушай....
   -- Нѣтъ, ты слушай дальше: здѣсь до 300 погребовъ....
   -- Послушай, Искринъ, не черезчуръ ли ты залепортовался, какъ говорятъ наши солдаты.
   -- Постой, дружище, я еще не кончилъ; оброкъ твой простирается еще на пожары и всѣ спорныя, контрактныя дѣла....
   -- Ты, Искринъ, наговорилъ мнѣ три короба разной всячины,-- объясни хоть все послѣдовательно.
   -- Изволь, мой другъ, только у меня горло пересохло; хотя твой самоваръ давно потухъ, но въ немъ еще станетъ столько воды, чтобы сдѣлать себѣ грогъ.... Я здѣсь въ постоянныхъ сношеніяхъ съ англійскими шкиперами.... Ну, вотъ видишь -- мой грогъ готовъ.... Прохладился! Теперь продолжаю, или можетъ быть -- начать систематически?
   -- Хорошо, начинай.
   -- Первая оброчная статья.... Я умалчиваю объ откупѣ и продовольствіи полиціи, такъ какъ эти доходы такъ же вѣрны, какъ твое казенное жалованье.... Итакъ, первая оброчная твоя статья -- доходъ съ раздачи мѣстъ.... придраться къ полицейскому чиновнику дѣло плевое,-- не исполнялъ твоего предписанія и вонъ его съ мѣста....
   -- Положимъ, я могу такъ поступить съ частными приставами; члены же полиціи точно такіе же члены, какъ я.
   -- Но ты предсѣдатель, начальникъ, а придраться не трудно.... Здѣшняя полиція чистый омутъ: сегодня поступитъ къ ней бумага и безъ ея нумера самъ чортъ ее не отыщетъ; медленность, безпорядокъ на каждомъ шагу. Съумѣй только взяться за дѣло и ты увидишь -- каждый приставъ полиціи будетъ въ твоихъ рукахъ.... Вторая оброчная статья -- трактиры, чайныя заведенія и погреба; въ нихъ пьютъ вино и чай солдаты, бродяги, воры; они не закрываются въ праздничные дни, во время литургіи; стоятъ открытыми до 12 часовъ ночи; въ нихъ играютъ органы; происходятъ оргіи.... Попробуй все это воспретить и денежки, какъ манна, посыплются къ тебѣ со всѣхъ сторонъ....
   -- За спорныя контрактныя дѣла я понимаю почему существуютъ оброки; но почему ты отнесъ пожары къ оброкамъ?
   А вотъ почему: здѣсь почти всѣ дома застрахованы; послѣ пожара нужно составить актъ о томъ, что по неизвѣстной причинѣ пожаръ учинился.... понимаешь?
   -- Понимаю только то, что я этихъ оброчныхъ статей, какъ ты ихъ называешь, имѣть не буду. Злоупотребленія, противузаконности, взяточничество буду преслѣдовать всѣми силами; я не пощажу ни здоровья, ни дѣятельности....
   -- Заврался, заврался, братъ!... Ха! ха! ха! прибавь еще долгъ, совѣсть, честь!... Это очень трогательно и идетъ во время страстнаго изъясненія въ любви....
   -- Клянусь тебѣ этими эполетами, этой саблей, которую я заслужилъ въ Венгерскую кампанію!...
   -- Тише! тише! не горячись.... Ты откажешься отъ жалованья съ откупа? Прекрасно, благородно! Но дѣло въ томъ, что въ кабакахъ будутъ по прежнему производиться безчинія, будетъ продаваться таже самая гадкая, вонючая, жгучая водка, по прежнему огни не будутъ закрываться раньше полуночи, будутъ торчать рядомъ съ церквами, а въ то время, какъ тамъ будетъ происходятъ божественная служба, въ кабакахъ будетъ пѣть пьяная сволочь гадкія пѣсни....
   -- О! я этого не допущу,-- я ихъ запечатаю.
   -- Ты послѣ этого и одного дня не усидишь за мѣстѣ....
   Бубенчиковъ грустно опустилъ голову и нахохлился.
   -- Ты, быть можетъ, энергически продолжалъ Искринъ, думаешь отказаться отъ дохода съ отопленія, освѣщенія и продовольствія полиціи? Это было бы честно и благородно, да дѣло въ томъ, что ты казнѣ не принесешь никакой существенной пользы. Всѣ эти предметы отдаются думою, съ торговъ, подрядчикамъ, а эти послѣдніе съ своей ужь стороны платятъ полиціймейстерамъ дань. Значитъ -- ты подрядчикамъ принесешь пользу, а не казнѣ. Относительно же погребовъ, трактировъ, чайнымъ и другихъ заведеній, необходимыхъ холостякамъ.... понимаешь.... ты пока можешь не безпокоиться! Они поручены вѣдѣнію одного чиновника, и нѣкоторые изъ нихъ состоятъ подъ непосредственнымъ его покровительствомъ....
   -- У тебя, Искринъ, презлой языкъ.
   -- Злой! возразилъ Искринъ и, съ азартомъ засучивъ рукава, ударилъ по столу:-- познакомлю тебя съ господами, съ которыми я къ несчастію два года долженъ былъ жить, имѣть дѣла, вертѣться въ одномъ кругу.... Поживешь здѣсь -- увидишь, насладишься лицезрѣніемъ разныхъ гадовъ, въ образѣ человѣка. Злой?... Слушай, начну съ главнаго! Пустѣйшій человѣкъ!... всѣмъ ворочаетъ его жена, Ольга Ѳедоровна, старая беззубая кокетка, и ея любовникъ, косоглазое пугало, Мунштучковъ. Когда ни придешь, вѣчно торчитъ у окна и барабанитъ по стеклу...
   -- Что это за личность?
   -- Бывшій сослуживецъ губернатора, теперь -- обѣ руки его жены: чрезъ него все сдѣлаешь.... Но подлецъ первой руки.... ябедникъ, плутъ, словомъ, все -- что хочешь. Предсѣдатель коммерческаго суда....
   -- Что жъ ты правителя канцеляріи губернатора пропустилъ?
   -- Онъ ничего не значитъ,-- это пресмыкающееся.... Итакъ, предсѣдатель коммерческаго суда изъ грековъ,-- хитрая штучка, увѣряющая всѣхъ въ своей добросовѣстности, но въ сущности отъявленный взяточникъ, христопродавецъ.... Прокуроръ никого не принимаетъ, нигдѣ не бываетъ, кромѣ театра и бульвара: чтобы не говорили, что онъ беретъ; и дѣйствительно, онъ въ долгахъ.... Но дѣло въ томъ, что въ городѣ нѣтъ прокурора: онъ безгласенъ и нѣмъ, какъ рыба, и если ему удастся иногда показать жизнь, ему самому становится совѣстно.... Строительный комитетъ раздѣляется на двѣ категоріи: гласныхъ и безгласныхъ; къ первымъ относятся всѣ чиновники и члены отъ казны; ко вторымъ -- члены отъ купечества. Первые мостятъ городъ, вмѣсто щебня,-- глиной; дерутъ съ живаго и мертваго; вторые, какъ козлы, сидятъ въ присутствіи, сладенько улыбаются его превосходительству, господину губернатору, сидятъ на кончикахъ своихъ стульевъ и безъусловно подписываютъ журналы.... Посмотри на улицу: теперь іюнь на дворѣ, а грязь по колѣно... Былъ случай, что наша главная улица быля вымощена; на другой день пошелъ дождь и весь щебень розлѣзся и разплылся.... А сколько денегъ ежегодно жертвуется на эти мостовыя! Лѣтъ 20 тому назадъ, здѣсь хотѣли вымостить городъ мальтійскимъ камнемъ; суда, проходя чрезъ Мальку, могутъ его брать вмѣсто балласта и за безцѣнокъ онъ можетъ быть сюда доставленъ. Чтожь ты думаешь? Сдѣлали опытъ,-- вымостили цѣлую улицу; она и была какъ паркетная; потомъ не ремонтировали ее 15 лѣтъ; разумѣется, плиты разшатались, начали трещать и ломать экипажи; поэтому рѣшили, что мальтійскій камень ни къ чорту не годится, т. е., другими словами, что съ него нѣтъ дохода.
   -- А дума что? Неужели она молчитъ?
   -- Ктожь тебѣ говоритъ?... Экой ты, чудакъ! вотъ нашелъ святыхъ!... Градской глаза, почтенный ивостравецъ, подписывающій очень красиво свою фамилію по французски или англійски, имѣющій великолѣпную дачу, пьющій за столомъ, вмѣсто воды, по двѣ бутылки чистаго хереса,-- моститъ городъ экономическимъ образомъ, т. е., деньги кладетъ себѣ въ кармамъ, а мы хоть головы ломай себѣ. Бываютъ случая, что экипажъ осенью завязнетъ въ грязи, потомъ прихватитъ его морозомъ и онъ нѣсколько дней стоитъ посреди улицы.
   -- Но главныя улицы по крайней мѣрѣ вымощены?
   -- Да, въ особенности близъ полиціи... тамъ въ прошлую осень образовался провалъ,-- погребъ провалился. Нужно тебѣ сказать, здѣсь весь городъ стоитъ на минахъ и погребахъ; первое землетрясеніе и страшныя бѣдствія могутъ обрушиться на городъ.... Но я отступилъ отъ моей темы.... Секретарь думы, очень умный человѣкъ, только промаха не дастъ: вымогать -- не вымогаетъ, но рыбку въ мутной водѣ поймаетъ; живетъ скромно и солидно; отличный семьянинъ. Зато его правая рука, господинъ Взяточниковъ -- антихристъ изъ антихристовъ.... Представь себѣ, рябая морда, съ подлѣйшимъ лисьимъ выраженіемъ, шмыгающая по канцеляріи Думы и вынюхивающая, гдѣ пахнетъ деньгами. Даетъ ли городъ балъ -- онъ распорядитель; а тамъ смотри къ нему тащутъ на квартиру и стеариновыя свѣчи и конфекты и вино; раздаетъ ли городъ солдатамъ закуску,-- къ нему тащатъ пироги, водку. Съ базара у него все даромъ: съ самой послѣдней торговки яйцами или молокомъ -- онъ что нибудь да возьметъ. Явись только въ думу съ какимъ нибудь дѣломъ, онъ или сдеретъ съ тебя, или испортитъ дѣло. Всѣ оцѣнки по откупамъ у него въ рукахъ, словомъ -- онъ въ своемъ дѣлѣ всемогущъ. Бухгалтеръ думы также замѣчательная личность.... Онъ изобрѣлъ способъ, считая деньги, пріобрѣтать ихъ,-- наука до настоящаго времени никому неизвѣстная; въ теченіи 10-лѣтней своей службы, получая рублей 500 содержанія, онъ построилъ себѣ домъ въ 100 тысячъ рублей.
   -- Въ чемъ же заключаются доходы думскихъ чиновниковъ?
   Искринъ всталъ съ своего мѣста и началъ считать по пальцамъ:
   -- Primo -- подряды; secundo -- оброчныя статьи....
   -- Какіе же подряды у нихъ въ рукахъ?
   -- Продовольствіе всѣхъ городскихъ командъ, отопленіе и освѣщеніе городскихъ зданій, которыхъ здѣсь безчисленное множество. Оброчныя же статьи заключаются въ лавкахъ на базарныхъ площадяхъ и участкахъ городской земли. Но главнѣйшій доходъ думы, или, лучше сказать, ея жатва -- это три предмета: 1) оцѣнка домовъ на откупа; 2) народная перепись или ревизія; 3) рекрутскій наборъ.... Вотъ гдѣ есть разгуляться.... Дома оцѣняются въ три-четыре раза выше своей стоимости; при ревизіи записываются въ мѣщане тысячи бродягъ; а при рекрутскомъ наборѣ бѣдные и беззащитные отдуваются за зажиточныхъ мѣщанъ.
   Искринъ замолкъ, подошелъ къ чайному столу, допилъ свой стаканъ грогу и задумался.... Бубенчиковъ сдѣлался грустенъ и серьёзенъ: онъ былъ похожъ въ это время на негоціанта, считающаго себя милліонеромъ, какъ вдругъ приходитъ его бухгалтеръ и начинаетъ сводить его приходъ и расходъ,-- и выходитъ, что въ общемъ итогѣ у него нуль,-- но какъ человѣкъ, рѣшившійся на все, онъ началъ грызть ногти и обратился къ Искрину:
   -- Чтожь ты не продолжаешь?
   -- Грустно, очень грустно, сказалъ задумчиво Искринъ, прохаживаясь быстрыми шагами по комнатѣ.-- Да, продолжалъ онъ тѣмъ же тономъ:-- совѣстно зайти въ присутственное мѣсто, напримѣръ, въ нашъ уѣздный судъ.... Взбираешься по грязной, узенькой, въ аршинъ, лѣстничкѣ, въ темныя сѣни, вѣчно набитыя арестантами и солдатами; отсюда входишь въ небольшую душную комнату -- гражданское отдѣленіе суда. За столомъ, по правую руку, сидитъ господинъ въ синихъ очкахъ, съ чрезвычайнымъ выраженіемъ лица,-- это столоначальникъ; отъ него не добьешься нечего, какъ отъ камня воды; съ роднаго отца онъ бы содралъ шкуру, если бы она что нибудь стоила. Жалованья получаетъ онъ 15 р. въ треть, а жена щеголяетъ въ бархатной шубѣ.
   Прямо противъ входа, за столомъ, сидитъ журналистъ, пожилой человѣкъ, сѣденькій брюнетъ, кланяющійся всѣмъ просителямъ и посѣтителямъ и просящій у нихъ на чай, при ихъ уходѣ; рядомъ съ нимъ сидитъ писецъ гражданскаго стола, съ краснымъ пятномъ на лицѣ, торгующійся съ просителями за составленіе доклада и не приступающій иначе къ занятіямъ, какъ прежде получивъ задатокъ.
   Изъ этой комнаты входишь въ другую -- крѣпостное отдѣленіе; здѣсь никто не вымогаетъ: просители сами даютъ сколько привыкли давать, смотря по своему состоянію и дѣлу. Отсюда вступаешь ты въ святилище суда -- въ присутствіе. Судью никогда не застанешь; зато присутствіе освѣщается краснымъ носомъ старшаго засѣдателя: у этого человѣка ничего нѣтъ, кромѣ носа; поговори съ нимъ о дѣлѣ и онъ, поднявъ глаза къ небу, скажетъ:
   -- Боже мой! Боже мой! Мы многогрѣшны.... Сколько дѣлъ, сколько дѣлъ!... За арестантскія дѣла -- правленіе прислало нарочнаго.... День и ночь работаемъ.... Ужъ вы въ канцеляріи не хлопочите; пусть внесутъ докладъ,-- что совѣсть мнѣ велитъ -- все сдѣлаю....
   Ты начинаешь имѣть хожденіе къ столоначальнику въ синихъ очкахъ; пока не сунешь ему красненькую, онъ и не повернетъ къ тебѣ головы,-- уткнетъ носъ въ бумагу и скрипитъ перомъ.... Ходишь день, ходишь другой; надоѣстъ тебѣ эта исторія и тряхнешь своимъ карманомъ: тутъ лицо столоначальника разъясняется, при твоемъ входѣ въ канцелярію, онъ ужъ протягиваетъ руку, но все таки кормитъ тебя завтраками. Наконецъ онъ подалъ въ присутствіе докладъ. Ты отправляешься туда въ полной увѣренности, что красноносый засѣдатель исполнитъ твою просьбу, и дѣйствительно -- онъ клянется тебѣ всѣми святыми, что на его совѣсти лежитъ твое дѣло; но послѣ двухъ, а иногда и шестимѣсячнаго хожденія къ нему, ты обращаешься снова къ столоначальнику и спрашиваешь его совѣта.
   -- Подмажьте, говоритъ онъ: -- и повезетъ повозка.
   Отправляюсь вечеромъ, въ ужасное ненастье къ нему на квартиру; онъ живетъ въ собственномъ домѣ, у чорта на куличкахъ, въ глухомъ переулкѣ. Стучу цѣлый часъ въ калитку и ворота; наконецъ сиплый женскій голосъ спрашиваетъ:
   -- Какой тамъ чортъ стучитъ?
   -- Отворите. Господинъ засѣдатель дома?
   -- Дома.
   Баба отворяетъ мнѣ калитку и впускаетъ меня въ грязный дворъ. Она вводитъ меня въ темныя сѣни; оттуда въ комнату, освѣщенную сальнымъ огаркомъ. Комната небольшая, убранная старою мебелью, покрытою облинялымъ и засаленымъ ситцемъ. Ничего въ комнатѣ нѣтъ; я, скуки ради, обращаюсь къ стѣнамъ, чтобы ихъ обозрѣть; они увѣшаны картинами суздальскаго издѣлія: надъ диваномъ, по лѣвую сторону, на конѣ, стоящемъ на заднихъ ногахъ, сидитъ какое-то пугало, въ красной чалмѣ, и въ зеленой римской тогѣ; сабля виситъ у этого героя до самой земли; а подпись гласитъ:
   "Морѣйская гѣроинья Бубуляна. Немзцькыя офицѣри съ заграницы пышутъ пысьма, што сѣя женщина умомъ зѣло крѣпка, отличинной храбрости и таковаго же мужѣства".
   По правую сторону виситъ нѣмецкая картина, изображающая будущую жизнь: на воздухѣ виситъ мостъ; умершіе, съ лѣвой стороны, взбираются по лѣстницѣ на мостъ; грѣшники, проваливаясь сквозь мостъ, захватываются чортомъ на крючкѣ и кидаются имъ въ костеръ; праведники же взбираются по лѣстницѣ, стоящей на мосту, прямо въ небо. Художникъ въ облакахъ представилъ рай -- въ видѣ сада, гдѣ прохаживаются голые люди и между ними разныя животныя, обезьяны и свинья.
   Во время моего. созерцанія, я услышалъ за собою глухой кашель; оглянувшись, я увидѣлъ предъ собою -- засѣдателя; онъ былъ въ тепломъ халатѣ, въ мѣховыхъ сапогахъ и шея закутана въ полинялой шали.
   -- Какъ я радъ васъ видѣть! Вотъ нежданный гость!
   Онъ обнялъ меня и поцаловалъ въ обѣ щеки.
   -- Извините, сказалъ я, съ сердечнымъ трепетомъ отъ его любезнаго пріема: -- что безпокою васъ: я все хлопочу за мое нужное дѣло: пора бы его и покончить.
   -- Да, да, пора, пора! Боже мой, Боже мой, прости мнѣ согрѣшенія.... Я сегодня цѣлый вечеръ думалъ о вашемъ дѣлѣ; сердечно хотѣлось бы его кончить.... Но знаете, казусное, запутанное, большая отвѣтственность.
   -- Помилуйте, что можетъ быть яснѣе моего дѣла: отецъ мой умеръ, оставилъ мнѣ банковыя билеты; я единственный его наслѣдникъ; вызовъ наслѣдниковъ былъ сдѣлавъ, сроки прошли.... Чего жь еще?
   -- Но видите ли, въ доказательство того, что вы сынъ вашего отца, вы представили метрическое свидѣтельство и указъ объ отставкѣ вашего батюшки; въ этихъ двухъ документахъ разнорѣчіе: въ метрикѣ значатся онъ дворяниномъ Херсонской губерніи, а въ указѣ объ отставкѣ сказано просто "изъ дворянъ". Это важное обстоятельство, нужна справочка: мы напишемъ въ инспекторскій департаментъ и въ херсонское депутатское собраніе..... Маленько промедлится, да за то вѣрнѣе дѣло будетъ; о васъ же хлопочу.
   -- Спасибо за милость, отвѣчалъ я съ сжатымъ сердцемъ: -- эта справка заволочитъ дѣло на два года, по крайней мѣрѣ.
   -- Боже мой! Боже мой! Чтожь мнѣ дѣлать? По закону, по совѣсти дѣйствую.... Мы многогрѣшны, многогрѣшны....
   -- Къ чему поведутъ эти справка? Откуда взялись бы ко мнѣ банковые билеты, если бы ихъ не оставилъ мнѣ отецъ? Метрика для васъ недостаточна, указъ -- вздоръ, несмотря на то, что я въ немъ записанъ.
   Я досталъ изъ кармана портфелъ, отсчиталъ двѣсти рублей серебромъ и положилъ ихъ на столъ.
   -- Что вы! Что выі Бога не боитесь! Я не вымогаю.... Конечно я бѣдный человѣкъ.... Боже мой! Боже мой! Совѣсть моя чиста,-- если беру, дѣло дѣлаю.... Отчего не взять.... Но я не вымогаю.... Я не подлецъ какой нибудь. Онъ отомкнулъ ящикъ, быстро ввядъ деньги, бережно ихъ пересчиталъ, одну надорванную ассигнацію осмотрѣлъ при свѣтѣ свѣчи, потомъ положилъ и замкнулъ ихъ въ ящикъ.
   -- Боже мой! Трудныя времена, люди начали страшно грѣшить, можно сказать: теперь царство діявола.
   Онъ возвелъ очи свои горѣ. Мнѣ стало противно у него cидѣть; меня бросало то въ жаръ, то въ холодъ; я всталъ съ мѣста, раскланялся съ нимъ, онъ проводилъ меня до самыхъ воротъ. Съ другаго же дня я снова началъ имѣть хожденіе въ судъ и дѣло кончилось тѣмъ, что чрезъ полгода мнѣ объявилъ столоначальникъ въ судѣ, что журналъ составленъ объ истребованіи справки изъ тѣхъ мѣстъ, откуда говорилъ засѣдатель. Въ отчаяньи я рѣшился написать въ докладной запискѣ сущности моего дѣла, отдать ее другому засѣдателю и просить его подать мнѣніе по моему дѣлу. Вздумалъ и сдѣлалъ; по представь себѣ мой ужасъ, когда онъ объявилъ мнѣ, что не можетъ ее прочесть, такъ какъ онъ забылъ дома свои очки; но тутъ же одинъ чиновникъ шепнулъ мнѣ на ухо:
   -- Вретъ, онъ просто не умѣетъ читать, грамоты не знаетъ.
   Искринъ съ сердцемъ плюнулъ, схватилъ фуражку и обратился къ Бубенчикову.
   -- Вотъ тебѣ и засѣдатели.... До свиданья, другъ мой.
   -- Куда жь ты торопишься, поразскажи мнѣ еще что нибудь.
   -- Нѣтъ, братъ, довольно и такъ наболталъ. Поживешь, самъ на практикѣ все узнаешь.
   Искримъ, пожавъ дружески руку своему пріятелю, обѣщался иногда къ нему заходить.
   

ГЛАВА III.
НОЧНЫЯ ПОХОЖДЕНІЯ БУБЕНЧИКОВА.

   Когда Бубенчиковъ остался одинъ, ему, въ противуположность прежнему его состоянію, сдѣлалось грустно на сердцѣ.-- И мнѣ, надумалъ онъ, придется жить и дѣйствовать между этими людьми; но тутъ мечты перенесли его въ Петербургъ, въ кругъ его знакомыхъ.... Много милыхъ лицъ промелькнуло въ его воображеніи, но одно остановилось передъ его глазами и ему казалось, что оно грустно глядятъ на него.... Мечты его были прерваны приходомъ секретаря, который принесъ ему къ подписи предложеніе въ полицію о вступленіи его къ должность. Бубенчиковъ, прочитавъ бумагу, подписалъ ее; отдавая ее секретарю, онъ просилъ его сдѣлать конвертъ и отнести пакетъ въ полицію.
   Когда секретарь ушелъ, Бубенчиковъ тяжело вздохнулъ и перекрестился: ему такъ тяжело сдѣлалось на сердцѣ, что онъ готовъ былъ его вернуть, отнять пакетъ, разорвать его и немедленно выѣхать изъ города, въ который онъ торопился -- сломя голову. Онъ даже машинально выглянулъ изъ окна; но тутъ его развеселяла слѣдующая картина: секретарь хотѣлъ по грязи перебраться чрезъ улицу и переставлялъ ноги по тропинкѣ; съ противуположной стороны въ это время переходила по этой же дорожкѣ пансіонерка; занятыя своими мыслями, оба они замѣтили другъ друга тогда только, когда стояли лицомъ къ лицу. Секретарь, какъ услужливый и вѣжливый кавалеръ, хотѣлъ уступить своей дамѣ и маневрировалъ, какъ бы благополучно отступить, не потерявъ калошъ; вдругъ, откуда ни возьмись, изъ-за угла выѣхала повозка домоваго извощика и прямо поѣхала на нихъ; страшась быть обрызганною, пансіонерка быстро отступила, набравъ полные башмаки грязью; тутъ она сдѣлала прыжокъ и одна нога застряла у нея но колѣно въ глинистой лужѣ. Секретарь, озлобленный, остановился и сталъ кулакомъ грозить извощику; но тотъ, разлегшись на повозкѣ, прехладнокровно проѣхалъ подъ самымъ носомъ секретаря, обдавъ его съ ногъ до головы грязью.
   Развеселившись этой сценой, Бубенчиковъ позвалъ слугу и велѣлъ подать себѣ пальто и статскую фуражку; преобразовавшись въ партикулярнаго человѣка, онъ пошелъ бродить по городу.
   Настала ночь. Городъ былъ Бубенчикову хорошо знакомъ съ дѣтства; онъ пошелъ, какъ говорятъ, куда глаза глядятъ. Проходя мимо собора, онъ увидѣлъ, что онъ освѣщенъ извнѣ плошками и внутри безчисленнымъ множествомъ свѣчей. У церковнаго входа толпился, народъ, но нѣсколько квартальныхъ надзирателей, частныхъ приставовъ, десятниковъ и, въ главѣ ихъ, полиціймейстеръ никого не впускали въ церковь.
   -- Что тутъ такое? спросилъ Бубенчиковъ, одну старую дѣву, постоянную посѣтительницу всѣхъ вѣнчальныхъ обрядовъ.
   -- Свадьба, отвѣчала она, тяжело вздохнувъ.
   -- Чья же?
   -- А Богъ ихъ знаетъ.
   -- Отчего же народъ толпится такъ.... я думалъ, что какой нибудь знатный женится....
   -- Знатный!... сказала съ сердцемъ дѣва. Какой-то выгнанный изъ службы офицеръ, называетъ себя барономъ, женится на.... на....
   Дѣва замолчала, сдѣлавъ какую-то гримасу, ради стыдливости.
   -- Кто же невѣста? упорно продолжалъ допрашивать Бубенчиковъ.
   -- Невѣста.... говорятъ.... любовница губернатора.
   Этотъ разговоръ былъ прерванъ подъѣхавшими экипажами; изъ нихъ выползли шафера, посаженая мать, дружки, невѣста и женихъ. Весь женскій полъ былъ страшно нарумяненъ и набѣленъ; невѣстѣ было лѣтъ за 30. Вслѣдъ за ними подкатила карета: полиціймейстеръ Шлагенштокъ чуть не отперъ дверцы экипажа -- такъ ретиво онъ бросился къ нему; только, къ несчастію его, лакей предупредилъ его. Изъ кареты вышелъ осанистый господинъ. Слегка кивнулъ онъ полиціймейстеру головою и быстро вошелъ въ церковь. Бубенчиковъ воспользовался наплывомъ участниковъ этого замѣчательнаго праздника и, вмѣстѣ съ старою дѣвою, проскользнулъ сквозь фалангу полицейскихъ. Женихъ-брюнетъ, съ выпуклыми, выкатившимися на лобъ глазами, съ тупымъ, апатическимъ лицомъ, стоялъ рядомъ съ невѣстою. Обрядъ вѣнчанья начался. Губернаторъ любезно разговаривалъ съ генералъ-губернаторскимъ адъютантомъ; всѣ зрители говорили кто громко, кто шопотомъ; видно было, что большая часть изъ нихъ знала исторію жениха и невѣсты.
   -- Странно, подумалъ Бубенчиковъ, о чемъ люди хлопочутъ и что ихъ интересуетъ... Губернаторская любовница! А Шлагенштокъ -- эта пародія полиціймейстера, готовъ согнать полицію, если бы его превосходительство вздумалъ выдать замужъ собаченку своей супруги или любовницы.
   Съ досадою вышелъ Бубенчиковъ изъ церкви и пошелъ бродить во городу. Проходя мимо одного погреба, на которомъ была надпись: входъ въ погребальный залъ, rendez vous des amie, и услышавъ въ немъ шарманку, Бубенчиковъ остановился; дѣтскій женскій голосъ пѣлъ:

Звукъ унылый фортопьяна...

   Разбитый голосъ дѣвочки, пѣвшей изо всей мочи, сжалъ сердце Бубенчивова; онъ опустился по лѣстницѣ въ погребъ и внизу очутился въ квадратной комнатѣ; на правую руку стоялъ простой, бѣлый столъ, и вокругъ него скамьи; на одной изъ нихъ, къ стѣнѣ, сидѣлъ сѣденькій мужчина, въ истасканномъ сюртукѣ; близъ него стоялъ недопитый стаканъ вина; на той же самой скамьѣ сидѣлъ шарманщикъ и усердно вертѣлъ ручкой своего инструмента. Этотъ бродячій музыкантъ былъ низенькій, съ болѣзненнымъ выраженіемъ лица еврей; онъ держался въ наклонномъ положеніи, вслѣдствіе долголѣтняго ношенія на спинѣ шарманки. Противъ него сидѣла маленькая дѣвочка лѣтъ десяти, запачканная, нечесаная, въ платьѣ, сшитомъ изъ разноцвѣтныхъ кусковъ разной матеріи.
   Бубенчиковъ, войдя въ погребъ, обратился къ стоявшему за стойкой погребщику и потребовалъ отъ него стаканъ вина. Погребщикъ былъ грекъ; правильныя черты загорѣлаго его лица, рѣзкія движенія обнаруживали въ немъ энергическую натуру; но онъ какъ-то безстрастно налилъ изъ бочки стаканъ вина, поставилъ его на столъ и, отойдя за стойку, погрузился въ самого себя. Бубенчиковъ сѣлъ противъ сѣденькаго господина.
   Нѣсколько минутъ этотъ послѣдній на него глядѣлъ, осматривая его то съ ногъ до головы, то съ головы до ногъ; наконецъ, вынувъ изъ кармана тавлинку и щелкнувъ по ней указательнымъ пальцемъ правой руки, онъ обратился къ Бубенчикову:
   -- Не изволите ли одолжиться табачкомъ-съ.
   -- Благодарствуемъ, не употребляемъ, отвѣчалъ Бубенчиковъ, стараясь поддѣлаться подъ его ладъ.
   -- Какъ заблагоугодность. Люблю очинно это дьявольское зелье.... хе! хе! хе!
   И сѣденькій господинъ съ такимъ наслажденіемъ втянулъ въ себя табакъ, какъ будто отроду не нюхалъ; потомъ онъ вынулъ изъ кармана какое-то тряпье, исправлявшее у него должность носоваго платка, разложилъ его на колѣняхъ, разгладилъ, положилъ на обѣ ладони, поднесъ его къ носу и, захвативъ его въ обѣ руки, съ присвистомъ высморкался. Окончивъ съ наслажденіемъ эту операцію, онъ бережно сложилъ платокъ, положилъ его въ карманъ и обратился къ Бубенчакову:
   -- А смѣю васъ опросить: вы первый разъ въ этомъ погребѣ! Смѣю вамъ доложить, здѣсь отмѣнное винцо-съ. Онъ щелкнулъ языкомъ, взялъ двумя пальцами правой руки стаканъ, сначала прикоснулся къ нему губами, чмокнулъ нѣсколько разъ, потомъ выпилъ его залпомъ, отплюнулся и вытеръ губы полою.
   -- Вы постоянный здѣшній посѣтитель? спросилъ его Бубенчиковъ.
   -- Эге! мы съ Барбой, онъ указалъ на погребщика, давнишніе друзья.
   -- Вы у кого нибудь служите вблизи?
   -- Нѣтъ-съ. Служилъ-съ когда-то; лѣтъ десять тому назадъ, сказалъ онъ со вздохомъ.-- Теперь, занимаемся сочиненіемъ разныхъ прошеній, объявленій, жалобъ частныхъ и таковыхъ же апелляціонныхъ.
   -- Гдѣ же вы прежде служили?
   -- Отставили меня злодѣи, ябедники; безъ куска хлѣба остался.... Домишка былъ у меня, по казенному начету взятъ въ опеку.... была у меня и мебель и картины.... ахъ, какія картины были! Похороны кота, страженіе подъ Варной, Петръ I на бѣломъ морѣ.... что вспоминать! все проѣлъ.... Безъ службы -- жизнь какая?
   -- За что же васъ отставили отъ службы?
   -- За что? ну, извѣстно за что: служилъ я, знаете, письмоводителемъ земскаго суда. Исправникъ, извѣстно, то и дѣло въ разъѣздахъ; члены то и дѣло въ уѣздѣ: то вводъ во владѣніе, то во временное отдѣленіе по какому нибудь уголовному дѣлу; а я сиди въ судѣ, да отдувайся за всѣхъ -- доклады составляй, резолюціи и отпуски пиши.... Одинъ не разорвешься, за всѣмъ не усмотришь; а тутъ, какъ на смѣхъ, всѣ столоначальники да писцы пьяницы преестественные.... да и кто изъ порядочныхъ пойдетъ въ судъ служить: штатные чиновники получаютъ рублей по 15 сер. жалованья въ годъ, а не штатные берутся туда такъ, бенефиціи ради.
   -- Что это такое бенефиціи?
   -- Бенфиціи? Это, знаете, была у насъ тогда въ судѣ поговорка, то есть, что съ кого можешь, то и сдери. Вотъ изволите видѣть, чиновники только и занимались этими бенефиціями, а дѣла не дѣлали; входящіе бумаги бывало записываются въ журналъ, спустя мѣсяцъ послѣ ихъ вступленія, а исходящія лежали по мѣсяцу въ регистратурѣ и не отправлялись по назначенію.... А тутъ налетѣлъ ревизоръ, да прямо и добрался до входящихъ и исходящихъ журналовъ. Изволите надѣть, это вѣчный ихъ конекъ... Или въ судѣ все вверхъ дномъ, лишь бы касса была цѣла да журналы вѣрны. Разгорячился ревизоръ да на исправника напалъ; тотъ руки по швамъ и молчитъ, какъ козелъ, только глаза вылупилъ, да усами помоваетъ, какъ моржъ. Ревизія шла съ одинадцати часовъ утра до пяти,-- проголодался ревизоръ. Тутъ исправникъ говоритъ: извольте осчастливить, ко мнѣ хлѣба-соли откушать. Поѣхалъ къ нему ревизоръ, да тутъ жена исправника его околдовала: была она толстѣйшая баба, глаза черные, брови широкіе, волосы черные.... словомъ, сдобная баба.... Ревизоръ послѣ обѣда совсѣмъ переселился къ исправнику; а на завтра, какъ пріѣхалъ въ судъ, точно звѣрь какой на меня напустился: ты, говоритъ, разбойникъ, въ Сибирь пойдешь! ты, говоритъ, такой-сякой, изъ подъ суда не выйдешь,-- довѣріе начальства во зло употребляешь. А я ему и говорю: ваше превосходительство, я исправенъ былъ, не отлучался изъ канцеляріи, даже переселялся сюда,-- все отпусками и докладами занимался.... А онъ какъ изволитъ крикнуть на меня: "врешь, мошенникъ!" да тутъ же сами, ей Богу не вру вамъ, сами изволили сѣсть да написать предложеніе суду: за разныя безчинія, безпорядки и противузаконія, письмоводителя суда, титулярнаго совѣтника Коробейника, отрѣшивъ отъ должности, предать суду....
   Титулярный совѣтникъ Коробейникъ вынулъ платокъ, стеръ потъ съ лица, высморкался и, понюхавъ съ чувствомъ щепоть табаку, щелкнулъ сильно пальцами. Въ это время вошелъ въ погребъ высокій, плотный мужчина, прилично одѣтый; его манеры, походка и вся личность показывали, что онъ привыкъ обращаться въ порядочномъ обществѣ. Съ подозрительнымъ видомъ осмотрѣлъ онъ все общество погреба и подошелъ къ Коробѣйнику.
   -- Ну, старина, сказалъ онъ, протянувъ ему руку: -- пиши прошеніе: говорятъ, новый полиціймейстеръ пріѣхалъ; авось онъ дастъ направленіе моему дѣлу.
   -- Новый! воскликнулъ съ негодованіемъ Коробейникъ.-- Видали мы виды; съ горяча наберутъ, по новизнѣ, нѣсколько стопъ разныхъ докладныхъ записокъ и прошеній, потомъ пирожное въ нихъ и заворачиваютъ.
   -- Помилуй, старина, меня ограбила часть: описали и взяли въ секвестръ мое имущество за чужіе долги!
   -- Эка штука, я тебѣ почище этого разскажу: вчера обокрали одного господина среди бѣлаго дня; онъ пробѣжалъ ко мнѣ и я ему написалъ объявленіе въ часть; съ нимъ онъ туда и отправился сегодня; но представь себѣ его удивленіе, когда приставъ принялъ его -- одѣтый въ украденномъ у него!
   -- Ха! ха! ха! славная штука... Что жь этотъ господень сказалъ приставу?
   -- Ничего, не подалъ ему даже объявленія, а просто повернулъ налѣво кругомъ и бѣжалъ безъ оглядки.
   -- Что жь ты мнѣ совѣтуешь, старина?
   -- А вотъ что: вмѣсто того, чтобы бросить задарма пятнадцать копѣекъ на гербовую бумагу, вели-ка подать два стакана вина и выпьемъ за твое благоденствіе и мое здравіе.
   Вошедшій мужчина вынулъ изъ кармана пятиалтынный и бросилъ его на стойку.
   -- Дайте ему два стакана вина, сказалъ онъ погребщику и вышелъ.
   -- Молодецъ, сказалъ Коробейникъ, когда тотъ вышелъ:-- продувная бестія, далеко пойдетъ. Служилъ прежде мальчикомъ въ лавкѣ, потомъ сдѣлался прикащикомъ, а теперь самъ сталъ хозяиномъ. А бойкій какой! такъ и лѣзетъ, и къ губернатору и къ генералъ-губернатору.... вы, говоритъ, ваше превосходительство, того.... я знаете того.... я того шутить не люблю.... Министрамъ, въ Сенатъ, Царю нашему.... такой шутникъ, ей Богу... Ужь я ему не разъ говорю, смотри! на казенный счетъ пошлютъ путешествовать, примѣромъ сказать, въ Сибирь. А онъ, куда тебѣ, и слышать не хочетъ: пиши, говоритъ, порѣзче. Я, знаете, маленькій человѣкъ и пишу всегда такъ.
   Коробейникъ всталъ съ мѣста, вынулъ тавлинку, понюхалъ медленно табаку и началъ протяжно:
   -- Ваше превосходительство! не дерзалъ бы припадать къ стопамъ высокой особы вашей и слезно умолять склонить благосклонно ваше высоконачальническое ухо къ выслушанію почтительнѣйшей сей моей просьбы, если бы не всѣмъ извѣстное великодушіе ваше къ внимательному воззрѣнію на просьбы и слезы угнетенныхъ, вдовъ и сиротъ.... А тамъ валяй существо дѣла, то есть, примѣромъ сказать, если бы вамъ съ позволенія вашего, сударь, морду побили, я бы написалъ такъ: проходя по такой-то улицѣ, по неизвѣстной мнѣ причинѣ, на меня напалъ нѣкій господинъ, который побилъ мнѣ морду; вслѣдствіе чего, представляя при семъ медицинское свидѣтельство о моемъ изувѣчьи, слезно молю -- предписать кому слѣдуетъ произвести формальное слѣдствіе....
   Во время этой импровизаціи Коробейника, шарманщикъ, наскучивъ попусту сидѣть, поднялся съ мѣста и заигралъ пѣсню; дѣвочка, его компаньонка, затянула:

Среди долины ровныя и т. д.

   Бубенчиковъ въ свою очередь поднялся съ мѣста, бросилъ мелкую монету погребщику на стойку и вышелъ изъ погреба.
   -- Вотъ, подумалъ онъ, представитель нашего адвоката, адвокатское краснорѣчіе и начало процесса: большая часть жалобъ и прошеній получаютъ начало гдѣ нибудь въ погребѣ, и сколько бумаги потомъ исписывается присутственными мѣстами по этимъ дѣламъ. Съ такими мыслями Бубенчиковъ приблизился къ общественному городскому саду. Двѣ плошки горѣли у его входа; у воротъ, по обѣимъ его сторонамъ, сидѣли торговки и на лоткахъ и въ корзинахъ продавали фрукты и пряники. Полицейскій солдатъ близъ нихъ суетился; видно было, что сидѣлки -- бабы -- подставныя лица, и что онъ владѣтель этой торговли. При входѣ въ садъ на главной аллеѣ, Бубенчикова поразило одно обстоятельство: гулявшія тамъ женщины говорили и смѣялись громко, а мужчины что-то тихо имъ нашептывали. Пройдя главную аллею, Бубенчиковъ очутился близъ кафе-ресторана; здѣсь общество было порядочнѣе: одни закусывали, другіе пили чай. Оркестріонъ гремѣлъ въ залѣ трактира. Бубенчиковъ усѣлся въ уединенномъ углу, откуда можно было наблюдать. Противъ него, шагахъ въ десяти, сидѣла бородка; по виду и физіономіи можно было узнать въ ней русскаго человѣка; съ наслажденіемъ распивала бородка чай: потъ катилъ съ чела купца крупными каплями. Въ разгарѣ распиванія чаю онъ и не замѣтилъ, какъ къ нему подсѣла низенькая, сѣденькая фигурка, въ фуражкѣ съ огромнымъ казырькомъ... Длинный носъ, темнокаріе глаза обнаруживали въ немъ жителя греческихъ острововъ; ухмыляясь, протянулъ онъ черезъ столъ свою жесткую, огрубѣлую отъ трудовъ, руку. Русская бородка чуть-чуть не поставилъ на нее чайникъ, но, увидѣвъ неожиданнаго посѣтителя, поднялъ глаза.
   -- Ахъ, Панаіоти, это вы? Милости просимъ чаю откушать. Все ли въ добромъ здравіи обстоите благополучно?
   -- Слава Боrу, васими молитвами завамъ.
   -- А что укціонъ?
   Грекъ сдѣлалъ жестъ руками и такую гримасу, которая выражала презрѣніе.
   -- Укціонъ? Пфу!... Онъ плюнулъ.-- Ни такой дѣла меня занимай.
   -- Чтожь, вамъ -- рожна въ бокъ, что ли? Знаете ли, вы купили 26 барокъ, которыя стоили Думѣ 96,060, за 600 рублей; Положимъ оми старыя, да все же нѣкоторыя изъ нихъ годны въ дѣло.
   Грекъ улыбнулся.
   -- У меня у кармани одина контракта на Думу: за десяти барка мы взяли тысяцу двѣсти карбованъ, стоби полозить ихъ изъ мори на суса. Э! это ты знаесъ!
   -- То-то! самъ взялъ тысячу двѣстѣ руб легъ, чтобы вытащить на берегъ 10 барокъ, а всѣ 26 -- купилъ за 600 рублей. Эхъ, братъ, Панаіоти, наши казенныя дѣла идутъ что-то плохо. Грѣхъ, злодѣямъ, обижать такъ казну. Вотъ примѣрича купчикъ Посохъ Иванъ, какъ я служилъ въ Сиротскомъ судѣ.... умора была.... Получаемъ его отчетъ, по опекѣ одного малолѣтняго. Въ отчетѣ значится:
   1) За прокормленіе лошади, въ теченіе четырехъ мѣсяцевъ 387 руб. сер.
   2) За подковку лошади 250 " "
   3) На наемъ ей помѣщенія, за 4 мѣсяца 300 " "
   4) Наемъ кучера 100 " "
   5) За леченіе лошади 50 " "
   Итого 1087 руб. сер.
   Ниже по этимъ отчетамъ видно, что эта же лошадь продана, по негодности, за 50 руб. оер. Вотъ, Панаіоти, какъ дѣлишки-то обдѣлываютъ!
   -- Бре! Бре!... произнесъ протяжно грекъ, цмокнувъ губами и плюнувъ. У насъ, братъ, на Турецина за такомъ казна дѣла, дадотъ сто фаланги....
   -- А вотъ видишь, Панаіоти, у насъ и не такія дѣла съ рукъ сходятъ; примѣрича: глава градской и думскіе всѣ -- мошенникъ на мошенникѣ; вѣдь мы съ тобою это хорошо знаемъ, да и всѣ знаютъ.... ну чтожь! сидятъ себѣ всѣ на своихъ мѣстахъ и издѣваются надъ всѣми.... Ты Панаіоти тонкостей не знаешь... Примѣрича, снова голова, вишь большой хозяинъ, городской интересъ соблюдаетъ, хозяйственнымъ образомъ моститъ городъ и смотришь: сегодня навезутъ щебня на какую нибудь улицу, комитетъ освидѣтельствуетъ, а ночью глядишь -- щебень перетаскали на другую улицу....
   -- Бре! Бре! воскликнулъ грекъ, цмокнувъ снова губами.
   Бубенчиковъ въ это время почувствовалъ такой сильный приливъ крови къ горлу, что кашлянулъ; собесѣдники быстро посмотрѣли въ его сторону, значительно переглянулись замолкли.
   Довольно узнавши на первый разъ и усталый отъ дороги и разныхъ впечатлѣній, Бубенчиковъ отправился домой. По дорогѣ онъ подходилъ ко всѣмъ полицейскимъ будкамъ, но всѣ часовые храпѣли во всю носовую завертку. Долго не могъ Бубенчиковъ заснуть, когда возвратился домой: всѣ лица, которыхъ онъ видѣлъ и о которыхъ слышалъ въ этотъ день, мелькали въ его воображеніи; около часу ворочался онъ съ боку на бокъ, лицо и голова его горѣли; наконецъ усталость превозмогла и онъ заснулъ.
   

ГЛАВА IV.
ПЕРВОЕ ИСКУШЕНІЕ БУБЕНЧИКОВА, И КАКЪ ИНОГДА ВАЖНЫЯ ОСОБЫ БЫВАЮТЪ НЕВѢЖЛИВЫ.

   Было около 8 часовъ утра, а Бубенчиковъ все еще спалъ. Деньщикъ его Иванъ употреблялъ ужь съ полчаса всѣ возможныя будильныя средства: ничто не помогало. Бубенчиковъ только ворчалъ что-то невнятно. Наконецъ Иванъ рѣшился на обыкновенный свой маневръ: полѣзъ подъ кровать, легъ за четвереньки и спиной началъ то подымать, то опускать доски кровати, вмѣстѣ съ матрацомъ и бариномъ своимъ; отъ этой эволюціи Бубенчиковъ, какъ мячикъ, запрыгалъ по постели и, проснувшись, закричалъ:
   -- А! негодяй! ты опять не даешь мнѣ спать....
   -- Вставайте, ваше высокоблагородіе, пробасилъ Иванъ.
   -- Вотъ, я тебя!... Бубенчиковъ нагнулся и началъ искать сапоги; но Иванъ, которому было хорошо извѣстно, что такое орудіе было для него опасно, оставлялъ ихъ всегда въ передней.
   -- А! мошенникъ, завопилъ Бубенчиковъ: -- ты снова мнѣ сапоговъ не далъ!
   Онъ схватилъ подушку и бросилъ ее на Ивана, тотъ ее подхватилъ и положилъ подъ себя; Бубенчиковъ же растянулся снова во весь ростъ на постели и захрапѣлъ. Иванъ повторилъ свои эволюціи и баринъ его снова запрыгалъ по постели, какъ мячикъ.
   -- Что, пожаръ! завопилъ Бубенчиковъ и присѣлъ на постели.
   Молчаніе. Онъ протяжно зѣвнулъ и крикнулъ:
   -- Иванъ!
   Молчаніе.
   -- Иванъ!
   -- Чево изволите, ваше высокоблагородіе?
   -- А ты гдѣ, бестія?
   -- Подъ кроватью.
   -- Что ты тамъ, ракалья, дѣлаешь?
   -- Будилъ ваше высокоблагородіе.
   -- Чтожь ты не вылѣзешь оттуда?
   -- Бить будете.
   -- Не буду. Вылѣзай да давай одѣться.
   -- Побожитесь, что бить не будете.
   -- Говорятъ тебѣ: не буду.
   Иванъ быстро вылѣзаетъ изъ подъ кровати, таща за собою подушку, и становится посреди комнаты, въ благородной дистанціи отъ постели.
   -- Что, поздно, Иванъ?
   -- Никакъ, ужь должно быть часъ десятый.
   -- Запоздалъ. Давай скорѣй одѣваться.
   Бубенчиковъ быстро одѣлся, умылся и сѣлъ пить чай, Ивана же послалъ за извощикомъ. Не успѣлъ этотъ послѣдній выйти ни улицу, какъ къ нему подошелъ средняго роста, сѣденькій еврей, въ мериносовомъ, національномъ своемъ костюмѣ, какого-то неопредѣленнаго цвѣта. Еврей поклонился низко Ивану и обратился къ нему съ слѣдующими словами:
   -- Чи мозно къ его высокоблагородію?-- маю вазное дѣло.
   -- Что, лахманъ?.
   -- Его высокоблагородіе, господинъ полицмейстеръ чи почиваютъ, чи встали?
   -- Всталъ. А на что онъ тебѣ?
   -- Вазное дѣло маю.
   -- Иди вотъ сюда. Баринъ чай пьетъ...
   Иванъ показалъ ему куда идти, а самъ побѣжалъ отыскивать дрожки.
   Еврей тихо вошелъ въ переднюю и началъ громко сморкаться и кашлять.
   -- Кто тамъ? спросилъ Бубенчиковъ.
   Тогда еврей поставилъ въ уголъ палку, надѣлъ на нее свою шапку, а ермолку спряталъ въ одинъ изъ своихъ кармановъ и, войдя въ комнату, остановился у дверей.
   -- Что тебѣ нужно? спросилъ Бубенчиковъ.
   -- Съ пріѣздомъ-имѣю цесть проздравить.
   -- Спасибо, любезный. Что тебѣ нужно?
   -- Я къ вамъ съ вазнымъ дѣломъ.
   -- Съ дѣломъ?
   Бубенчиковъ поднялся съ мѣста и подошелъ къ нему.
   -- Меня прислалъ къ вамъ бывсій полицмейстеръ.
   -- Тебя? ко мнѣ? Не ошибся ли ты, любезный?
   -- Къ вамъ, васе высокоблагородіе.... насцотъ позарной....
   -- Я тебя не понимаю, любезный; чего жь ты хочешь?
   -- Позарная, васе высокоблагородіе, добрая.... лосадки знатные, богацько гросивъ кустовали.... да и струменты хоросіе.
   -- Чего же ты хочешь?.
   -- Господинъ Слагенстокъ хоцетъ вамъ дать тысяцу карбованцевъ.... не бракуйте пазарной....
   Тутъ Бубенчиковъ понялъ, въ чемъ дѣло: пожарная команда въ безпорядкѣ и его хотятъ задобрить взяткой. Кровь бросилась ему въ голову, онъ затопалъ ногами и съ бѣшенствомъ закричалъ:
   -- Вонъ, мерзавецъ, пока еще кости твои цѣлы.
   Еврей быстро скользнулъ въ двери и исчезъ.
   Бубенчиковъ нѣсколько разъ прошелся по комнатѣ, сжимая кулаки и ворча про себя:
   -- Подкупить меня хотѣла эта нѣмецкая лисица... Я ему задамъ -- все забракую....
   Съ сердцемъ присѣлъ онъ къ своему чаю, глотнулъ изъ стакана, но жидкость остановилась у него въ горлѣ....
   -- Двѣ тысяци карбованцевъ.... запищалъ за нимъ голосъ еврея, который просунулъ только голову въ полуоткрытыя двери.
   Бубенчиковъ, взбѣшенный этой наглостью, выплеснулъ на него стаканъ чаю. Голова еврея спряталась съ визгомъ за дверь, а чрезъ минуту Бубенчиковъ увидѣлъ, какъ онъ улепетывалъ куда-то безъ отладки, какъ будто черти за нимъ гонялись.
   Нѣсколько минутъ Бубенчиковъ ходилъ взадъ и впередъ по комнатѣ; кровь сильно прихлынула ему къ сердцу и онъ едва переводилъ дыханіе.
   "И какъ, думалъ онъ, я встрѣчусь съ этимъ негодяемъ!... прислать ко мнѣ фактора.... это безчестно.... безсовѣстно...." Эти жолчныя его думы были прерваны Иваномъ; онъ привелъ ему извощика. Бубенчиковъ накинулъ на себя лѣтнюю шинель, сѣлъ на извощика и велѣлъ ему ѣхать къ губернатору.
   Когда Бубенчиковъ очутился въ тѣсныхъ губернаторскихъ сѣняхъ, жандармъ снялъ съ него молча шинель и отперъ ему дверь; Бубенчиковъ вошелъ въ нее и очутился лицомъ къ лицу съ начальникомъ.
   -- Честь имѣю явиться вашему превосходительству: штабсъ-капитанъ лейбъ-гвардіи ** полка Бубенчиковъ...
   -- А!... вы къ намъ... васъ прислали исправить насъ?... Не такъ ли? Молоды, сударь... очень молоды... Чей вы протеже?
   -- Я сюда пріѣхалъ не по протекціи, а по желанію господина министра...
   -- Ха! ха! ха! Повторите снова... это очень оригинально... Не правда ли, Архипъ Петровичъ?...
   Онъ обратился къ господину, стоявшему у окна и барабанившему пальцами по стеклу; тотъ промычалъ: "гм!" Тутъ только Бубенчиковъ замѣтилъ его и узналъ въ немъ того господина, котораго Искринъ рекомендовалъ ему подъ названіемъ: обѣ руки Ольги Ѳедоровны.
   -- Я люблю такія басни, любезнѣйшій, продолжайте... продолжайте.
   У Бубенчикова вся кровь бросилась въ голову; сердце его сильно сжалось, но онъ удержался и довольно холодно сказалъ:
   -- Прикажете вступить сегодня въ должность, ваше превосходительство?
   -- Когда угодно.... только у меня смотрите! начнете брать взятки да притѣснять народъ... я васъ подъ судъ отдамъ безъ сожалѣнія... Ступайте, вы мнѣ не нужны.
   Бѣшенство снова закипѣло въ груди Бубенчикова, но онъ вторично удержался и, поклонившись сухо губернатору, вышелъ. Отсюда поѣхалъ онъ къ исправлявшему должность генералъ-губернатора. Въ его передней засталъ онъ унтеръ офицера ординарца; тотъ доложилъ о немъ.
   -- Проси, раздался рѣзкій голосъ изъ сосѣдней комнаты. Ординарецъ, растворивъ дверь настежь, пригласилъ Бубенчикова войти въ кабинетъ генералъ-губернатора Иванова.
   

ГЛАВА V.
ИВАНОВЪ БЕСѢДУЕТЪ СЪ БУбЕНЧИКОВЫМЪ.

   ....Передъ олицетвореннымъ благодушіемъ стоялъ теперь Бубенчиковъ.
   -- Честь имѣю явиться... началъ было Бубенчиковъ; но Ивановъ прервалъ его весьма милостивыми и благосклонными словами:
   -- Очень радъ васъ видѣть. Я получилъ отъ министра письмо: онъ весьма лестно объ васъ отзывается, онъ, кажется, рекомендовалъ васъ также и губернатору?
   -- Никакъ нѣтъ-съ. При прощальной моей аудіенціи, г. министръ, отдавая мнѣ письмо къ вамъ, о господинѣ губернаторѣ упомянулъ только вскользь, какъ о человѣкѣ,.близкомъ къ графу...
   -- А!... да... Не намекалъ ли вамъ министръ насчетъ моего предложенія о здѣшнихъ злоупотребленіяхъ по мощенію улицъ? Это дѣло извѣстно въ министерствѣ подъ заглавіемъ "О противозаконныхъ дѣйствіяхъ такого-то строительнаго комитета и градской думы въ мощеніи улицъ въ городѣ Приморскѣ".
   -- Ничего не слышалъ... Г. министръ по этому предмету ничего не сообщалъ мнѣ.
   -- А! воскликнулъ вновь Ивановъ, надулъ губы и захватилъ въ зубы коротенькіе свои усы.
   Нѣсколько минутъ продолжалось молчаніе.
   -- Итакъ, продолжалъ Ивановъ, какъ бы договаривая свою мысль:-- васъ, вѣрно, губернаторъ дурно принялъ. Вы назначены вопреуи его желанію: онъ представилъ на наше мѣсто полковника Кулакова. Онъ будетъ къ вамъ придираться, будетъ преслѣдовать васъ; но вы не уступайте ему ни на шагъ: я -- за васъ.
   -- Очень благодаренъ, ваше превосходительство!
   -- Но, продолжалъ съ разстановкой Ивановъ:-- объ одномъ прошу васъ. Вы, можетъ быть, слышали уже, каковъ онъ... вы въ городѣ узнаете много кое-какихъ проказъ... Какъ у полиціймейстера, у васъ будутъ средства и возможность собрать мнѣ нѣкоторые факты... Понимаете?
   -- Употреблю всѣ силы и старанія.
   -- Я иначе и не полагалъ. Министръ пишетъ объ васъ много лестнаго... Вы на меня полагайтесь, какъ на каменную гору: я въ обиду васъ не дамъ... будьте спокойвы. Теперь можете отправиться въ полицію и вступить въ должность... Будьте осторожны: тамъ мошенникъ-на-мошенникѣ. До свиданія.
   Ивановъ благосклонно кивнулъ Бубенчикову своею гладко остриженною, сѣдою головою и еще благосклоннѣе сдѣлалъ какую-то гримасу въ видѣ улыбки.
   Съ восторгомъ вышелъ Бубенчиковъ отъ Иванова.
   "Ну", думалъ онъ, "я собью спѣсь тому... онъ принялъ меня, какъ привыкли у насъ, принимать юнкеровъ. Этотъ штафирка и забылъ, что я армейскій штабъ-офицеръ... Погоди, голубчикъ, поставлю я тебѣ скамеечку: достану я Иванову документы противъ тебя -- пусть эти собаки грызутся."
   А того неопытный Бубенчиковъ не зналъ, что, по малороссійской пословицѣ, когда паны дерутся, то у мужиковъ зубы болятъ...
   

ГЛАВА VI.
ВСТУПЛЕНІЕ БУБЕНЧИКОВА ВЪ ДОЛЖНОСТЬ.

   Отъ Иванова Бубенчиковъ отправился въ полицію. Здѣсь у подъѣзда встрѣтили его всѣ власти полицейскія, подъ предсѣдательствомъ его предшественника, Шлагенштока.
   Бубенчиковъ вѣжливо раскланялся со всѣми подчиненными, при чемъ сказалъ маленькую рѣчь, въ которой высказалъ, что онъ пріѣхалъ честно служить и что будетъ преслѣдовать всякія противозаконности и злоупотребленія. Всѣ чины полиціи слушали его благоговѣйно и съ такимъ смиреніемъ и кротостію, что наблюдатель подумалъ бы, что это -- сборище святыхъ, слушающихъ проповѣдь праведнаго пустынника. Окончивъ рѣчь, Бубенчиковъ направилъ шаги свои въ канцелярію полиціи. Въ дежурной комнатѣ онъ увидѣлъ сѣденькаго чиновника въ зеленыхъ очкахъ и истасканномъ вицмундирѣ, сидящаго за кипою бумагъ.
   -- Это кто? спросилъ Бубенчиковъ.
   -- Журналистъ, отвѣчалъ Шлагенштокъ.
   Бубенчиковъ подошелъ къ столу и заглянулъ въ книгу: было 20 іюня, а туда записывались бумаги отъ 5 іюня.
   -- Это что? спросилъ Бубенчиковъ.
   -- Изволите видѣть, сказалъ Шлагенштокъ, медленно понюхавъ табаку: -- журналистъ не успѣваетъ записывать ни въ исходящій, ни во входящій журналы всѣхъ бумагъ, при ихъ вступленіи: вотъ онъ и записываетъ въ книгу ежедневно столько бумагъ, сколько успѣетъ, и на записанныхъ въ книги бумагахъ и выставляется то число, въ которое они успѣли попасть въ книгу.
   -- Но это страшный безпорядокъ! воскликнулъ Бубенчиковъ.-- Дѣла полиціи требуютъ поспѣшности, преслѣдованія преступленія по горячимъ слѣдамъ; а тутъ бумаги вступающія я исходящія лежатъ въ регистратурѣ двѣ недѣли.
   -- Текъ-съ! сказалъ Шлагенштокъ.-- Но что прикажете дѣлать! Штаты сокращены: мало рабочихъ рукъ.
   Бубенчиковъ былъ нѣсколько лѣтъ полковымъ адъютантомъ и зналъ отлично весь канцелярскій порядокъ; поэтому онъ и началъ съ регистратуръ разныхъ наименованій. Безпорядокъ канцелярій полиціи былъ страшный: многіе столы вовсе не имѣли настольныхъ журналовъ, другіе имѣли -- кто за два, кто за три года. Бубенчиковъ увидѣлъ, что самое учрежденіе; этой тѣни порядка было не столько дѣломъ закона или правила, а прихотью разновременныхъ начальниковъ отдѣленія и столоначальниковъ. Обойдя всю канцелярію, дѣлая въ каждомъ столѣ замѣчанія, что порядокъ въ немъ заведенный незаконный, Бубенчиковъ отъ всѣхъ чиновниковъ слышалъ одинъ и тотъ же отвѣтъ: у насъ такъ принято.
   -- Какими же правилами вы руководствуетесь? воскликнулъ наконецъ выведенный изъ терпѣнія Бубенчиковъ.
   -- Общимъ уставомъ объ устройствѣ присутствій, отвѣчалъ помощникъ полиціймейстера.
   -- Но вѣдь должны же быть какія нибудь правила относительно правъ и обязанностей членовъ полиціи?
   -- Нечего нѣтъ. Принято у насъ, что полиціймейстеръ есть предсѣдатель, а мы -- члены общаго присутствія полиціи... Мы немножко придерживаемся порядка с.-петербургскихъ управъ благочинія...
   Бубенчиковъ пожалъ только плечами.
   Осмотрѣвъ канцелярію полиціи, Бубенчиковъ объявилъ своему предшественнику, что послѣ обѣда онъ намѣренъ осмотрѣть пожарную команду, и поэтому отдалъ брантъ-майору приказъ собрать на площади тюремнаго замка всю эту команду съ брантсъ-боями. Сдѣлавъ эти распоряженія, онъ сухо поклонился всѣмъ чинамъ полиціи и уѣхалъ домой, съ твердымъ намѣреніемъ преобразовать полицію и поставить ее на ногу.
   Но послушаемъ, какъ думала объ немъ полиція. По отъѣздѣ Бубенчикова, два столоначальника гражданскаго отдѣленія, вексельнаго стола -- Проценщиковъ, и контрактоваго -- Неустойкинъ, такъ разсуждали въ архивѣ, куря папироски:
   Проценщиковъ. А вѣдь молодецъ нашъ полиціймейсторъ! саблю за храбрость имѣетъ... лично министру извѣстенъ... Важная, стало быть особа!... Да и ростъ-то какой! а усы-то, усы!...
   Неустойкинъ. Побей Богъ мою душу! Чтобъ у меня покрышки не было, если ты что нибудь смыслишь въ дѣлахъ. На какой чортъ намъ его сабля, ростъ и усы!... Вотъ если бы у него была девятая клепка въ головѣ -- дѣло другое.
   Проценщиковъ. Оно такъ! Но ростъ важная вещь... А усы?... (Поетъ)
   
   Усы гусара украшаютъ,
   Усы гусару даютъ видъ,
   Они сердца дѣвицъ плѣняютъ,
   Усы для дѣвушки магнитъ...
   
   (Покручиваетъ двѣ волосинки, носящія у него названіе усовъ.)
   Неустойкинъ. Чтобъ у меня покрышки не было, если я не побью тебя когда нибудь, фанфаронъ, прощалыга ты атакой!... (Плюетъ и уходитъ.)
   

ГЛАВА VII.
СЕРМЯЖНОЕ РЫЦАРСТВО ВЫЗЫВАЕТЪ НА ПЛОЩАДЬ ПУБЛИКУ.

   Послѣ обѣда, въ день вступленія въ должность Бубенчикова, по улицамъ Приморска была картина самая очаровательная для удачныхъ мальчишекъ: длинною вереницею тянулись другъ за дружкой брантсъ-бои, запряженные въ тройки и пары. Гордый видъ откормленныхъ на убой лошадей и блескъ ихъ глазъ, происходившій отъ данной имъ порціи водки; горѣвшія на солнцѣ мѣдныя каски пожарной команды, свѣтлосѣрые мундиры и веселый ея видъ, наконецъ величавая фигура толстаго брантъ-майора, желтые эполеты котораго горѣли еще жарче касокъ команды,-- все это имѣло невыразимо прелестный видъ. Мальчики со всѣхъ частей города устремились за этой процессіей и запыхавшись слѣдили за нею по тротуарамъ съ любопытствомъ и завистью. Команда, размѣщавшаяся на брантсъ-бояхъ, окидывала эту толпу саркастическимъ взглядомъ, а иногда и комплиментами въ слѣдующемъ родѣ:
   -- Экъ ихъ бѣсенковъ нанесло! Шарлатаны этакіе!
   Съ такою торжественностью команда собралась изъ разныхъ частей города въ сборное мѣсто, на площадь тюремнаго замка; по мѣрѣ ея приближенія туда, къ толпамъ мальчиковъ присоединялись и взрослые зѣваки, такъ что вся площадь вскорѣ покрылась народомъ. Каждый хотѣлъ занять мѣсто поближе къ командѣ и поэтому давка сдѣлалась порядочная.
   -- Эка-ты! не толкайся!... Вишь какъ руки-то распустилъ, говорила кухарка молодому парню-водовозу.
   -- А ты куда лѣзешь?... Тебѣ бы въ кухнѣ сидѣть да пироги печь...
   -- А тебѣ шарлатану какое дѣло... сидѣлъ бы да лапти плелъ... Мнѣ здѣсь дѣло... Мой баринъ фартальнымъ служитъ...
   -- Ужо погоди... будетъ пожаръ, скажу фартальному: онъ тебя шарлатана перваго на пожаръ за шиворотъ потащитъ.
   -- Ну, молчи баба, злющая ты этакая! Боюсь я твово фартальнаго! Велика птица!... Года два тому, возилъ, возилъ ему воду, а онъ хоть бы копѣечку далъ... Такой, Господи прости. скаредный, шаромыжный... Ваше благородіе, говорю, удовольствуйте молъ жалованьемъ; наше дѣло крестьянское: оброкъ, пачпортъ... деньги потребны... А онъ какъ взвизгнетъ на меня: безпашпортный, этакой-сякой, бродяга... подъ рѣшотку посажу. Вотъ каковъ твой фартальный!...
   -- Сволочь! проговорила въ отвѣтъ на его монологъ кухарка и начала всею силою работать руками, такъ что чрезъ нѣсколько минутъ была впереди всѣхъ.
   Но вотъ пожарная команда начала пыхтѣть и сморкаться; брантъ-майоръ крикнулъ: "смирно!" толпы народа зашевелились и послышались голоса: "палицмѣстеръ ѣдетъ".
   Подъѣхавъ къ командѣ, Бубенчиковъ поздоровался съ нею и началъ осматривать инструменты и лошадей. Ревизіи и пріемъ были самые строгіе: лошади были выпрягаемы и осматриваны сначала безъ упряжи, потомъ испытывались онѣ запряженныя въ инструментахъ.
   Шлагенштокъ былъ какъ въ угарѣ. Всѣ пороки и недостатки не только каждой лошади, но и брантсъ-боевъ были отмѣчаемы Бубенчиковымъ на особомъ пути. Этотъ осмотръ продолжался нѣсколько часовъ. Публика, наскучивъ такимъ скучнымъ представленіемъ, начала рѣдѣть; на площади оставались только мальчишки и отчаянные зѣваки: усѣвшись по протяженію бульвара, надъ рвомъ, подъ тѣнью деревъ, они подвергало критикѣ каждую лошадь, каждаго полицейскаго чиновника и солдата.
   -- Вотъ эвто, примѣрича сказать, былъ палицмѣстеръ...
   Съ такими словами обратился одинъ изъ зѣвакъ, толстый купецъ, высокаго роста, въ запыленной чуйкѣ, съ сѣрою бородою, къ другому купцу, съ рыжею козлиною бородкой.
   -- Василевскій-то? Неча сказать, голова былъ... я въ тѣ поры...
   -- Нѣтъ, ужь ты не говори: не то, что голова, а извергъ былъ. Приступу никакого къ себѣ не давалъ: какъ бѣсъ какой взъѣстся... Дочка моя, Матренка, вотъ что замужемъ теперича, была, дѣвка задорная, вишь на фортоплясахъ играла да по басурмански балякаіа,-- какъ говоритъ: "за мужика али за прикащика замужъ не пойду; мнѣ подай судьбу не эвтакую: хочу за офицера, чтобъ у него вексельбанты были..." Я ей и говорю: "дурище ты безмозглая, куда намъ! эвтакой за тебя не выйдетъ!" А она хнычетъ да заливается, будто за покойника... Я махнулъ рукой да плюнулъ: пускай, думаю, сидитъ въ дѣвкахъ -- не стерпится... ужь такая, вишь, бабья причуда... Думалъ я такъ, а вышло инако: принесла нелегкая ко мнѣ фартиранта, гусарскаго, аль кирасирскаго офицера... говорятъ, въ кавалеріи служилъ...
   -- То-ись не въ кавалеріи, а въ конницѣ, сказала, съ вмдомъ знатока, рыжая бородка.
   -- Да, вишь, въ конницѣ... Вотъ ужь эвто не знаю, пускалъ ли онъ Матренкѣ балясы, аль что другое, но извелась дѣвка; подъ глазами точно радуга какая, а сама какъ щавель зеленая...
   -- Да ты бы ее, Пантелеичъ, до знахарки да ладаномъ обкурилъ аль волосками изъ хвоста чернаго кота. Сердечная, видно, исхудала.
   -- Куда-ты! Сама точно щепка, худая, худая; а животикъ-то... понимаешь?
   -- Вотъ эвто штука!... Срамница такая!
   -- Я и смекнулъ, кумъ, что эвто дѣло хошь плюнь. Надѣлъ я новую чуйку, навѣсилъ, знаешь, свою кавалерію, что на анненской имѣю, да и пошелъ съ челобитной къ эвтому Василевскому... знамо дѣло, съ гостинцемъ сахарцу головъ съ шесть: да чаю московскаго -- не то, что аглицкій -- хунтовъ съ пять...Какъ завидѣлъ онъ мою бакалію, "эвто что? говоритъ. Ты, бородатая свинья, не знаешь что ли, что эвтого не люблю? Смотри впервой прощаю, а тамъ, пожалуй, и подъ судъ отдамъ. Посулы твоей мнѣ не надо. Ну, говори, чего хочешь?..." Я ему въ ноги. "Ваше высокоблагородіе, помилуйте, вѣчно Бога буду молить... такъ и сякъ, извелъ карасейръ дѣвку мою, сама какъ щепка, а животикъ того..." "Ну", "говоритъ его высокоблагородіе", дѣло-то дрянь; да ты самъ виноватъ: зачѣмъ на фортоплясахъ училъ, да по басурмански, да познакомилъ ее съ романами... "Никакъ нѣтъ-съ, говорю, карасейръ не Романомъ, а Степаномъ зовется..." "Ну, молъ, говоритъ, Романомъ аль Степаномъ, все едино. Коли бъ она не того, то и карасейръ былъ бы того..." Я было того. Но вѣдь онъ шутить-то не любилъ: какъ разъ попалъ бы на съѣзжую.
   Купецъ задумался. Рыжая бородка сильно втянула въ себя носомъ воздухъ, плюнула, погладила бородку и оперла глубокомысленно объ ладонь правой руки голову.
   Нѣсколько минутъ они молчали. Послѣдній перервалъ паузу.
   -- А что, Пантелеичъ, новый-то палицмѣстеръ не будетъ наѣзжать?
   -- Ктожь его знаетъ! чужая душа -- потемки... Извѣстно дѣло, безъ гостинца и не суйся.
   -- Насъ раскольниками кличутъ. Пускай такъ. Церковь-то нашу, что близъ кладбища, молитвеннымъ домомъ прозвали, будто школа жидовская. Пускай такъ! Мы, то-ись, единственно для проформы одной въ Успенскую церковь ходимъ, да ты и титоромъ туда выбранъ; а вѣдь служба-то шла у насъ въ молитвенномъ-то домѣ.
   -- Спасибо прежнему палицъместеру. Тотъ нѣмецъ: по мнѣ хоть, говоритъ, сатанѣ молитесь; но эвто, говоритъ, по закону запрещено: такъ, говоритъ, давай по 25 рублевъ за каждую службу, а тамъ хоть двадцать разъ служи. Эвтакой, право! А таперешный изъ россѣйскихъ...
   Рыжая бородка сильно обезпокоилась; она начинаетъ фыркать, будто носъ ея набитъ биткомъ пылью.
   -- Россійскій? произнесъ онъ плачевнымъ голосомъ и щупая свой носъ, какъ будто рѣшеніе этого вопроса зависѣло отъ необходимаго члена его лица.
   -- Видали мы виды, продолжаетъ его кумъ: -- не съ эвтакими справлялись... Дашь ему сотеньку, "не хочу", говоритъ. Дашь двѣ сотеньки -- "не хочу"... Тьфу пропасть! Высыпишь пятьсотъ, тысячу -- все не хочу... Плюнешь да скажешь сосѣдямъ-собратамъ: не хочетъ, окаянный: говоритъ, самому дороже стоитъ. И двѣ, и три тысячи не жалѣютъ рабята... Право-слово!
   -- Ну, эвто иное дѣло. Таперь знамо...
   -- Обнакновенно! Хошь новый палицмѣстеръ россійскій, но сердце -- не камень... Однако, мы тутъ закалякались. Глядь-ко: уже смотръ кончился!... А, кумъ!
   -- Чаго?
   -- Кушать хочешь чаю?
   -- Могѣмъ.
   -- Идемъ въ трактеръ, что на Успенской... А вывѣска тамъ какая, точно въ матушкѣ Москвѣ: "Неаполитано-африкано, новотроицко-московской, новоткрытной трахтеръ"... Вѣришь ли, право-слово, два мѣсяца учился произнести, какъ онъ зовется... Видно, ученый сочинилъ... прафесоръ какой.
   -- Ой-ли?
   

ГЛАВА VIII.
САТАНА ИСКУСИТЕЛЬ ИЛИ ОТКУПНОЙ ФАКТОРЪ АБРАМКА РАБИНОВЪ, ОНЪ ЖЕ ПОЧЕТНЫЙ ГРАЖДАНИНЪ.

   Измученный тревогами и впечатлѣніями, предвидя ссору съ своимъ предшественникомъ, разгорчеввый дурнымъ пріемомъ губернатора, Бубенчиковъ вечеромъ того же дня, какъ вступилъ въ должность полиціймейстера, сидѣлъ у себя въ кабинетѣ и пилъ чай.
   "Ну", думалъ онъ, "на мнѣ осуществилась малороссійская пословица: "не мала баба хлопотъ, тай купила порося". Дернула меня нелегкая сюда пріѣхать! Служилъ бы себѣ смирно въ полку; днемъ ходилъ бы на ученье, а вечеромъ -- ералашъ, театръ, балы... Всѣ товарищи и начальники меня любили; начальство вѣжливо, привѣтливо, товарищи радушны... Такъ нѣтъ! натура человѣка ужь такова!... Славно Лермантовъ выразилъ такое стремленіе наше чортъ знаетъ къ чему въ своемъ стихотвореніи "Парусъ":
   
   А онъ мятежный проситъ бури,
   Какъ будто въ бурѣ есть покой!...
   
   "Да я самъ искалъ бури..."
   Онъ всталъ, въ задумчивости началъ ходить по комнатѣ и, тяжело вздыхая, шепталъ стихи Огарева:
   
   Я его любила,
   Я ему сказала...
   
   "Нѣтъ! я не могъ на ней жениться... У меня нѣтъ никакого состоянія... Разводить нищихъ я не намѣренъ... Я посовѣтовалъ ей выйти замужъ за богатаго генерала. Она бы могла быть его дочерью!... Какъ она умоляла меня пощадить ее! Но я выше обстоятельствъ: я почти принудилъ ее согласиться на бракъ... Когда она вышла замужъ, я тогда увидѣлъ, какъ я ее люблю... Но было уже поздно, и я потерялъ ее невозвратно... Что жь оставалось мнѣ тогда дѣлать?
   
   Бѣлѣетъ парусъ одинокій
   Въ туманѣ моря голубомъ.
   Что ищетъ онъ въ странѣ далекой,
   Что кинулъ онъ въ краю родномъ?...
   
   Нашъ герой (если только герои существуютъ въ настоящее время), изволите видѣть, не чуждъ немного романтизма: онъ любитъ декламировать стихи, подводя подъ ихъ мѣрку свои ощущенія и стремленія къ нѣмецкому (dahin); а изъ его нѣсколькихъ думъ вы можете заключить, что въ сущности онъ живетъ сердцемъ и что идеализмъ приватъ къ нему точно такъ, какъ прививаютъ человѣку оспу: болѣзнь есть, но она дѣйствуетъ въ организмѣ человѣка чисто отрицательно, предохраняя его отъ нашествія натуральной оспы. Я убѣжденъ, что за это тривіальное сравненіе поэты страшно на меня возстанутъ и не пустятъ меня на Парнасъ; но Богъ съ ними! мнѣ весело живется и на землѣ; я счастливъ я тѣмъ, что хотя (моды и важности ради) ношу очки, но на жизнь гляжу простыми глазами. Я не вижу въ кудряхъ -- шелковаго каскада, у рыбокъ -- лукаваго взгляда, а на темно-синемъ небѣ, безъ оптическихъ снарядовъ, звѣзды мнѣ не кажутся голубыми, а просто свѣтлыми, мерцающими огоньками... Впрочемъ, мы, обыкновенные смертные, безъ дара вдохновенія, безъ пророческаго огня въ сердцѣ, можемъ вовсе иначе глядѣть на свѣтъ Божій, чѣмъ люди съ печатью высшаго стремленія на челѣ. Итакъ, я съ своимъ прозаическимъ взглядомъ на жизнь видѣлъ въ Бубенчиковѣ добраго человѣка, немного избалованнаго дамами, хотѣвшаго разъиграть роль Печорина, но во время своего дебюта увидѣвшаго, что онъ сильно промахнулся; но было ужь поздно. Его Соничка, тихое, доброе, умное и покорное его деспотизму и эгоизму дитя, вышла, по его требованію, замужъ за стараго генерала,-- и всѣ радости для него погибли. Кажется, такой ударъ былъ достаточенъ для того, чтобы образумить Бубенчикова; такъ нѣтъ: онъ ужасно любилъ въ своихъ мечтахъ и думахъ видѣть себя Печоринымъ. Жаль, что покойникъ Гамлетъ не подслушалъ его мысли, онъ бы вѣрно сказалъ, что Бубенчиковъ такъ похожъ на Печорина, какъ онъ, Гамлетъ, на Геркулеса. Яснѣе всего это выразилось въ положеніи Бубенчикова на двухъ его аудіенціяхъ у сильныхъ міра сего. Дерзости перваго не отразилъ Бубенчиковъ ни единымъ словомъ, а нахальное желаніе втораго, чтобы онъ сдѣлался доносчикомъ, было имъ принято даже съ нѣкоторымъ энтузіазмомъ. Но не судите слишкомъ строго моего героя. Предупреждаю васъ снова, мой герой вовсе не идеалъ, и если онъ въ поэтическомъ озлобленіи на дерзости важнаго лица не вызвалъ его на дуэль или, по крайней мѣрѣ, не вышибъ у него послѣдняго старческаго зуба, то на это онъ имѣлъ такія же ясныя и законныя причины, какъ на то, чтобы примятъ съ энтузіазмомъ немного щекотливыя для поэтическаго сердца предложенія другаго важнаго лица. Мой герой, съ самаго ранняго возраста, поступилъ въ кадетскій корпусъ, прямо изъ-подъ фартука своей мамаши, которая вскорѣ потомъ отдала Богу душу, оставивъ своему драгоцѣнному сыну въ наслѣдіе одно только материнское благословеніе и ни гроша за душой. Отецъ же Бубенчикова скончался за нѣсколько лѣтъ предъ поступленіемъ его въ корпусъ. Получивъ первоначальное воспитаніе отъ матери, женщины кроткаго нрава, религіозной и умной. Бубенчиковъ позаимствовалъ отъ нея покорность судьбѣ, разсудительность, мягкость и чисто женскую терпѣливость и кротость. Съ такимъ направленіемъ вступивъ въ военно-учебное заведеніе, Бубенчиковъ довольно долго подвергался большимъ непріятностямъ со стороны своихъ товарищей, которые въ разныя времена надавали ему слѣдующія имена: плакса, Катенька, подлиза. Первое изъ этихъ названій они основали на томъ, что Бубенчиковъ, при поступленіи своемъ въ корпусъ, въ отвѣтъ на ихъ нахлобучки и тумаки, бывало, сядетъ въ уголокъ и втихомолку поплачетъ. Второе названіе Бубенчиковъ получилъ за свѣжее, румяное какъ персикъ личико и особенно дѣвственную миловидность лица. Третье названіе товарищи дали ему за то, что онъ внимательно и старательно исполнялъ требованія учителей и начальства, за что и былъ отличаемъ послѣдними. Эти три качества въ первые учебные годы были причиною того, что Бубенчикова не слишкомъ товарищи жаловали: при каждомъ удобномъ случаѣ, они ему, какъ говорится, подставляли ножку. Но когда Бубенчиковъ достигъ высшаго класса, глаза его товарищей раскрылись: они увидѣли въ немъ добраго, искренняго, добродушнаго сотрудника, который помогалъ всѣмъ и каждому съ любовью и терпѣніемъ; что его мнимое подлизыванье было не что иное, какъ добросовѣстное исполненіе имъ своихъ обязанностей и что въ тѣхъ случаяхъ, гдѣ его наставники переходили границы вѣжливости, онъ первый возвышалъ голосъ за правду и истицу. Но это возвышеніе голоса обходилось ему очень дорого: два раза его за это порядочно отодрали розгами, при чѣмъ ему говорили:
   -- Старшаго слушать, не разсуждать; ваше дѣло -- слушать, повиноваться и исполнять.
   Сдѣлавшись чрезъ эти двѣ операціи идоломъ своихъ товарищей, которые глядѣли на него, какъ на героя и мученика, Бубенчиковъ много отъ этихъ операцій потерялъ въ нравственномъ отношеніи: мягкая его натура подчинилась розочному направленію, и онъ въ самомъ дѣлѣ думалъ, что разсуждать о дѣйствіяхъ старшихъ -- преступленіе, за которое должны слѣдовать розги. Не этого мало: за разсужденіе Бубенчиковъ чуть-чуть не попалъ въ гарнизонъ; къ счастью, его спасъ одинъ изъ высшихъ его начальниковъ, которому онъ понравился за то, что въ пѣсенникахъ всегда былъ отличнымъ запѣвалой и при этомъ выплясывалъ съ разными тѣлодвиженіями и жестами самымъ уморительнымъ образомъ. "Коли не плетью, такъ обухомъ", говоритъ пословица, такъ и Бубенчиковъ: коли не чрезъ умъ и познанія, такъ чрезъ пляску попалъ въ гвардію. Вамъ-то до этого нѣтъ дѣла; во изъ пѣсни словъ не выкидываютъ. Вы должны слѣдовать исторической вѣрности: иначе, читатель имѣлъ бы полное право упрекнуть насъ въ пристрастіи, да и самъ Бубенчиковъ, какъ человѣкъ правдивый, прочтя настоящую мою хронику, озлился бы на меня еще хуже, нежели губернаторъ на него за занятіе имъ мѣста, которое было назначено его супругою господину Кулакову.... Но я удалился отъ предмета.... О чемъ бишь я хотѣлъ говорить? Странно! вѣдь я, когда началъ писать настоящую главу, имѣлъ намѣреніе познакомить моего читателя съ сатаною; а, между тѣмъ, герой мой сбилъ меня съ надлежащаго пути, съ законнаго порядка, какъ сказалъ бы навѣрно мой другъ, красноносый засѣдатель уѣзднаго суда. Но сами посудите, виноватъ ли я, что Бубенчиковъ размечтался о своей петербургской жизни. Надѣвъ эполеты и поступивъ въ гвардейскій полкъ, Бубенчиковъ на практикѣ убѣдился, что субалтерному офицеру нечего разсуждать: знай хорошо ружистику и шагистику да ротное и батальйонное ученье, являйся исправно въ манежъ, ходи аккуратно въ караулъ, не отлучайся съ гауптвахты, не выпускай арестантовъ домой, не пьянствуй и не играй съ ними въ азартныя игры, носи мундиръ и принадлежности его по формѣ, стриги низко волосы,-- и будетъ тебѣ благо. Къ чему разсужденія?... Но Бубенчиковъ не отучился отъ своей дурной привычки разсуждать. Однажды во фронтѣ его полковой командиръ подошелъ къ нему и отдалъ ему какое-то, приказаніе. Бубенчиковъ, взявшись подъ козырекъ, чрезвычайно вѣжливо замѣтилъ ему, что по правиламъ слѣдуетъ сдѣлать вотъ такъ.
   -- Какъ вы смѣете меня учить, поручикъ? закричалъ гнѣвно полковой командиръ:-- разсуждать вздумали.... Я вамъ дамъ такое разсужденіе, что вы своихъ не узнаете... Отдайте вашу саблю... ступайте на гауптвахту.
   Двухнедѣльный арестъ на гауптвахтѣ окончательно убѣдилъ Бубенчикова, что голова дана ему только для того, чтобы носить остриженные по формѣ волосы и украшать ее каской съ султаномъ.
   Выйдя съ гауптвахты, онъ переродился: разсуждать онъ пересталъ, и ему такъ легко сдѣлалось на сердцѣ, какъ будто съ него гора свалилась. Тутъ только онъ понялъ, почему всѣ его товарищи такъ беззаботны и веселы, почему они отличаются такъ рѣзко отъ ненавистныхъ имъ штафирокъ. Бубенчиковъ убѣдился тогда, что все суета суетъ и всяческая суета, и поэтому, закинувъ подъ постель всѣ ученые трактаты о тактикѣ, стратегіи, фортификаціи и другія тому подобныя глупости, которыя онъ до того времени изучалъ, и, предавъ ауто-да-фе всѣ обличительныя, противъ этой глупой его страсти, улика, т. е. всѣ свои замѣтки и выписки, мой герой принялся практиковаться въ высокихъ чувствахъ. На этомъ новомъ поприщѣ высокій станъ, красивое и выразительное лицо, огненные темно-каріе глаза, шелковистые темные волосы и усы дѣлали его истиннымъ героемъ, такъ что, подобно Цезарю, онъ могъ смѣло сказать: пришелъ, увидѣлъ, побѣдилъ. Отъ послѣдней гризетки и камелія самаго высокаго полета до величественной, добродѣтельной во всѣхъ отношеніяхъ барыни,-- все заискивало его. Сначала Бубенчиковъ, по неопытности своей (вѣдь и Фридрихъ Великій обратился въ бѣгство въ первомъ своемъ сраженіи), довольствовался вещественными знаками невещественныхъ отношеній; потомъ, усовершенствовавшись, онъ началъ искать невещественные знаки вещественныхъ отношеній, т. е. посредствомъ связей составить себѣ карьеру. На этомъ поприщѣ онъ дебютировалъ очень успѣшно, пока не встрѣтился съ одною гувернанткою, Соничкою. Избалованному, какъ я выше сказалъ, дамами, Бубенчикову хотѣлось съ Соничкою разъиграть роль Печорина, на личность котораго онъ имѣлъ большую претензію; но Соничка не была ни гризеткою, ни роскошною камеліею, ни породистою барыней, и поэтому онъ плохо разыгралъ роль свою... Когда Соничка вышла замужъ, ему Петербургъ опротивѣлъ, и онъ, чрезъ свои прошедшія вещественныя отношенія, попалъ въ Приморскъ начальникомъ полиціи, гдѣ я и имѣлъ честь рекомендовать его моимъ читателямъ.... Но довольно! Чувствую и знаю, что вы горите неимовѣрнымъ желаніемъ познакомиться съ сатаною. Но вы дѣлаете гримасу, вы не хотите признаться, что желаете, или, какъ поэты выражаются, жаждете познакомиться съ этимъ падшимъ ангеломъ... Полноте, не лукавьте.... Съ жадностью мы съ вами слушали въ дѣтствѣ отъ мамокъ и нянекъ похожденія его на землѣ и его продѣлки съ разными личностями; потомъ, въ возмужаломъ возрастѣ, мы съ наслажденіемъ читали съ вами: "Потерянный Рай", "Фауста", "Демона", "Хромоногаго Бѣса" и тьму записокъ, хроникъ, романовъ и повѣстей, излагавшихъ судьбу этого древняго героя... Но успокойтесь, любезный читатель: я не имѣю намѣренія познакомить васъ съ сатаною въ такомъ видѣ, какъ вы о немъ читали во всѣхъ указанныхъ мною сочиненіяхъ: мой бѣсъ не хромоногъ; онъ не имѣетъ также такого величія и красоты, какъ соблазнительный демонъ; онъ вовсе не по бѣсовски уменъ, какъ Мефистофель; онъ также не въ состояніи писать записки на какомъ бы то ни было языкѣ, потому что ни одного достаточно не знаетъ и въ грамотѣ не крѣпокъ. За то у него съ Мефистофелемъ большое сходство: подобно этому бѣсу, онъ по части женскаго пола мастеръ улаживать дѣла своихъ патроновъ; усердіе его въ этомъ случаѣ превосходитъ Мефистофелево: онъ даже жену свою жертвуетъ. Сходство его съ нашимъ простонароднымъ чортомъ то, что оба рогоносцы.
   Еще съ хромоногимъ бѣсомъ мой сатана имѣетъ сходство и сродство (выражаюсь языкомъ химіи, потому что, по реторикѣ Кошанскаго, слогъ долженъ быть приличенъ случаю и мѣсту; а извѣстно, хромоногій бѣсъ былъ въ затворничествѣ у химика): это сходство состояло въ томъ, что первый сидѣлъ въ стклянкѣ полгода, пока случайно не былъ изъ нея освобожденъ; мой же бѣсъ всю жизнь свою просидѣлъ за стклянками чарочнаго откупа и такъ былъ къ нимъ приколдованъ, что, разбогатѣвъ посредствомъ профессіи друзей своихъ Мефистофеля и Асмодея, не переставалъ быть сткляночнымъ. Какое магическое слово "чарочный повѣренный"! Вы, любезный мой читатель, если только принадлежите къ какимъ нибудь губернскимъ, или уѣзднымъ, или городскимъ властямъ, можетъ быть, и сами испытали его волшебное дѣйствіе, когда приходилъ къ концу какой нибудь мѣсяцъ....
   -- Вотъ, говорили вы своей супругѣ, раздѣваясь и ложась на брачное ложе {Чиновникъ говоритъ съ женою только за обѣдомъ и въ постели.};-- завтра первое число и повѣренный, вѣрно, завезетъ мнѣ жалованье: онъ, бестія, всегда, аккуратенъ... Я тебѣ, мой пупырчикъ, закажу завтра шляпку изъ этихъ денегъ.
   -- О! откупъ исправенъ, возражаетъ супруга, отталкивая руку мужа.-- А какую шляпку ты мнѣ купишь?
   А инфузоріи губернскихъ, уѣздныхъ и городскихъ присутственныхъ мѣстъ, удостоиваемыя только полученіемъ отъ откупа, вмѣсто жалованья, къ новому году водки, начиная съ 5 до 1 штофа полугара, или пѣнной, или очищенной,-- съ какимъ нетерпѣніемъ они въ декабрѣ мѣсяцѣ ждутъ твоего появленія, г. повѣренный, чтобы предъявить тебѣ списокъ всѣхъ смертныхъ, пользовавшихся щедротами откупа! А какой шумъ поднимаетъ какая нибудь канцелярская крыса, какъ напримѣръ архиваріусъ, когда въ числѣ счастливцевъ онъ обойденъ откупомъ!
   -- Я убѣжденъ, говоритъ онъ бѣлобрысому журналисту, съ азартомъ выбивая пыль изъ стараго дѣла:-- это все штуки секретаря: о! онъ политиканъ, интриганъ.... знаемъ мы его.... Но чтобъ мнѣ до завтрашняго дня не дожить, если я ему не отплачу. Придетъ онъ ко мнѣ за справочкой, чтобы подлизаться къ предсѣдателю: цѣлый годъ буду его водить.... вѣдь у меня-то описей дѣламъ нѣтъ: хорошо, что я умѣю отыскивать....
   -- Послушай, дружище, возражаетъ ему журналистъ:-- какъ разъ выгонятъ тебя. Смотри не пузырься.
   -- Меня! возражаетъ горячо архиваріусъ: -- еще не родился тотъ человѣкъ, который бы меня выгналъ въ отставку; захочу -- самъ подамъ.... но вотъ я тебѣ докажу: пусть секретарь придетъ за справкой, цѣлый годъ будетъ ходить.
   Въ это время вбѣгаетъ въ архивъ впопыхахъ секретарь.
   -- Господинъ архиваріусъ, отыщите сейчасъ же, безъ всякаго отлагательства, дѣло, начавшееся въ 1801 году и переданное въ архивъ за неполученіемъ, втеченіе 15 лѣтъ, отъ губернскаго правленія отзыва. Теперь поступило отъ сына истца прошеніе, и предсѣдатель требуетъ къ себѣ дѣло.
   -- Подъ какимъ же оно заглавіемъ?
   -- О немедленномъ отысканіи пропавшей у колониста Гельмана коровы на ярмаркѣ въ городѣ Балтѣ,
   -- Помилуйте, Леонардъ Паглычъ! пропищалъ архиваріусъ:-- я думаю, косточки этой коровы давно погнили: вѣдь корова-то пропала 57 лѣтъ тому назадъ.
   -- Молчать! заревѣлъ секретарь, Леонардъ Павлычъ.-- Не разсуждать! Когда господинъ предсѣдатель находитъ возможность отыскивать эту корову и хочетъ начать немедленно, не теряя минуты, дѣятельную переписку по этому дѣлу, то не вамъ, г. архиваріусъ, разсуждать о предметѣ, рѣшенномъ резолюціею его превосходительства.
   Для вящшаго убѣжденія архиваріуса, Леонардъ Павлычъ ткнулъ ему подъ носъ резолюцію, на которую ссылался. Архиваріусъ бросился со всѣхъ ногъ отыскивать не терпящее отлагательства дѣло; секретарь ушелъ, а журналистъ, ударявъ по плечу горячившагося архиваріуса, сказалъ ему:
   -- Ты слышалъ разсказъ горячаго нѣмца?
   -- Нѣтъ, отвѣчалъ мрачно архиваріусъ, уткнувъ носъ въ какое-то дѣло.
   -- Коли не слышалъ, то я тебѣ передамъ его буквально. Нѣмецъ разсказывалъ мнѣ такъ:
   -- "О! я горейчій шеловѣкъ! Биль я на Вольфя ресторанъ, на Нефска проспектъ... Пришелъ и сказалъ: гарсонъ, подай мнѣ одинъ кафе. Гарсонъ подалъ. А я фсялъ газетъ и политикъ шитай. Тутъ пришелъ матросскій офицеръ и финиль мой кафе... О! я горейчій шеловѣкъ!"
   -- Что жь вы ему сказали? спросилъ я его.
   -- Я? я ему сказалъ: какъ ты смѣешь! а онъ далъ мнѣ одинъ оплеухъ.... О!... я горейчій шеловѣкъ....
   -- Что жь вы ему сдѣлали?
   -- Я?... я фелѣлъ себѣ подать другой кафе.... онъ фипиль и другой.... я горейчій шеловѣкъ....
   -- О! я увѣренъ, вы въ этомъ случаѣ не смолчали....
   -- Гм!... смолчать!... я сказалъ ему: затѣмъ пьешь мой кафе?... А онъ далъ мнѣ другой оплеухъ.... О! я горейчій шеловѣкъ -- побѣжалъ на графъ Бенкендорфъ.
   -- Что жь тебѣ графъ сказалъ?
   -- Графъ сказаль: фи, горейчій человѣкъ, когда матросскій офицеръ таетъ фамъ еще одинъ оплеухъ, придить и скажить мнѣ. Я ему скажу: такъ негодится тѣлать.
   Съ этими словами журналистъ, презрительно улыбаясь, вышелъ; а архиваріусъ горячо началъ рыться въ дѣлахъ, для отысканія 57-лѣтняго дѣла -- о немедленномъ отысканіи коровы колониста Гельмана, между тѣмъ, какъ мысли его были заняты откупнымъ повѣреннымъ. Бѣдные чиновники! какъ жалко ваше положеніе, когда какой нибудь откупной повѣренный можетъ бросить тѣнь на ваше сердце. Благо, если бы это былъ откупной адвокатъ, а то повѣренный!... Да знаете ли вы, что такое повѣренный откупа? Это тотъ же факторъ, у него даже довѣренности нѣтъ отъ имени откупщика; титулуется же онъ повѣреннымъ, чтобы имѣть доступъ во всѣ присутственныя мѣста и ко всѣмъ властямъ. Въ большихъ городахъ прямыя, существенныя обязанности этихъ повѣренныхъ заключаются: въ разноскѣ всѣмъ чиновнымъ ежемѣсячнаго жалованья, въ подкупѣ властей, по процессамъ откупа, въ развозкѣ предъ новымъ годомъ чиновникамъ опредѣленнаго количества водки; а, между тѣмъ, несмотря на эту факторскую роль, какъ любезно встрѣчаетъ этого повѣреннаго весь чиновный миръ; даже гордый пріятель нашъ Леонардъ Павлычъ {Леонардъ Павлычъ считаетъ себя потомкомъ Пяста.}, забывая свое польское шляхетство, готовъ, ему ручку поцаловать, лишь бы къ праздникамъ получить лишній штофъ допелькюмеля. Такимъ-то повѣреннымъ или факторомъ былъ въ Приморскѣ Абрамка Рабиновъ, онъ же почетный гражданинъ.
   Слышалъ я (нужно вамъ сказать, что я, какъ истинный порядочный человѣкъ, ничего ученаго не читаю, развѣ на сонъ грядущій прейс-курантъ книгопродавца Исакова; поэтому объ ученыхъ предметахъ сужу по наслышкѣ), что въ Европѣ званіе почетнаго гражданина даннаго города не дается легко: тутъ нужны дѣйствительныя заслуги, истинная честность и талантъ, признанный цѣлою націею, У насъ же стоитъ вамъ состоять въ 1-й гильдіи 10, а во 2-й 12 лѣтъ и вы получаете дипломъ на это званіе {Я не говорю объ ученыхъ, которые по всей справедливости получаютъ почетное гражданство.}. Согласенъ съ тѣмъ, что записанныя въ первыхъ двухъ гильдіяхъ лица приносятъ городу большую пользу, платя ему ежегодно; первые 800 руб. сер., вторые -- 280 рублей; но эта польза никакъ не можетъ быть основаніемъ къ предоставленію такимъ лицамъ права на почетное званіе. Законъ, установивъ это правило, не имѣлъ вовсе въ виду одной только пользы: въ доказательство мы можемъ сказать, что если бы онъ имѣлъ только это одно своимъ началомъ, то дипломы на почетное гражданство прямо продашь лись бы, какъ это дѣлалось во Франціи, Австріи и даже Польшѣ. Смыслъ же нашего закона тотъ, что если кто пробылъ извѣстное число лѣтъ записаннымъ въ гильдію и велъ свои дѣла честно и благородно, то онъ достоинъ почетнаго названія гражданина.
   Но какъ вы узнаете, что данное лицо вело себя честно и благородно? Гласности у насъ нѣтъ не только въ судахъ, но и въ газетахъ; остается только одно средство къ дознанію истины, а именно забрать справки, не состоитъ ли данное лицо подъ слѣдствіемъ и судомъ. Но это юридическое основаніе очень недостаточно: можно быть ловкимъ плутомъ, производить всѣ возможныя беззаконія и не состоять ни подъ слѣдствіемъ, ни подъ судомъ. Не лучше ли было бы въ этомъ случаѣ установить баллотировку? большинство голосовъ купечества было бы здѣсь нѣкоторымъ образомъ выраженіемъ общественнаго мнѣніи противъ лица, причисляющагося къ почетному гражданству.
   Но его мрачность господинъ Абрамка Рабиновъ знать не хочетъ не только никакихъ общественныхъ мнѣній, но и общественной пользы; чтобъ достигнуть почетнаго гражданства, онъ не платилъ гильдейскихъ ни по 1-й, ни по 2-й гильдіи; притомъ, какъ еврею, эта плата ему ни къ чему не служила бы, такъ какъ дѣти Израиля искючаются изъ числа людей, могущихъ за деньги быть почетными гражданами. Поэтому его мрачность прибѣгъ къ уловкѣ, дѣлающей честь его уму: онъ сдѣлался факторомъ одного важнаго лица, о которомъ замѣтилъ одинъ нашъ остроумный аристократъ, что онъ держитъ на мизинцѣ пуду. Абрамка овладѣлъ совершенно этимъ сильнымъ міра сего: всѣ блага сыпались на тѣхъ, кого Абрамка принималъ подъ свое покровительство. Самъ же Абрамка принялъ громкое оффиціяльное названіе главнаго коммиссіонера *** пѣхотнаго корпуса; хотя на это названіе у него не было диплома, но всѣхъ встрѣчныхъ на улицѣ онъ останавливалъ и показывалъ ввою подорожную, въ которой ясно значилось: "главному комиссіонеру ***, Абраму Израилевичу Рабинову, по весьма экстренной военной надобности, давать изъ курьерскихъ по три лошади, съ проводникомъ, подъ собственный экипажъ." Имѣя въ рукахъ такой важный документъ, Рабиновъ до того возгордился, что иначе не говорилъ:
   -- Мы съ Александромъ Ивановичемъ (такъ назывался важный человѣкъ) это дѣло уладили... Мы разбили венгерцевъ... мы побили турокъ, англичанъ, французовъ.
   Говорятъ, чѣмъ дальше въ лѣсъ, тѣмъ больше дровъ. Такъ случилось и съ Абрамкой: чѣмъ больше онъ пріобрѣталъ довѣріе генерала, тѣмъ болѣе становился онъ дерзокъ, такъ что въ описываемое мною время объ, вмѣсто мы, началъ употреблять мѣстоимѣніе я. Въ этомъ однажды я убѣдился въ судѣ. Я зашелъ туда по дѣлу и засталъ Рабинова въ страшныхъ хлопотахъ.
   -- Что вы такъ хлопочете? спросилъ я.
   -- Пишу рядную запись.
   -- Развѣ вы выдаете замужъ дочь свою?
   -- Нѣтъ. Я выдаю замужъ дочь Александра Ивановича.
   -- Съ чѣмъ васъ и ее поздравляю, отвѣчалъ я.
   -- Покорно благодарю, отвѣчалъ онъ серьёзно, не понявъ моего сарказма.
   Согласитесь, при такихъ подвигахъ, человѣкъ, разъѣзжавшій на курьерскихъ по весьма экстренной военной надобности, не могъ не сдѣлаться почетнымъ гражданиномъ; о потомкахъ же Суворова кто-то сказалъ, что потомки того, который въ церкви православной воспѣвается побѣдителемъ, не могутъ не быть русскими князьями. И Абрамка на этомъ основаніи попалъ за особенныя услуги въ почетное гражданство. Хроника города Приморска утверждаетъ, что Абрамка получилъ извѣстіе объ этомъ въ два часа ночью, когда уже спалъ: его разбудили и вручили ему бумагу. Рабиновъ выскочилъ изъ постели и, прочтя бумагу, на скорую руку одѣлся, выбѣжалъ на улицу и давай стучаться къ сосѣдямъ.
   -- Кто тамъ? раздавался говоръ бабы или мужика.
   -- Скажи господамъ, что я -- почетный гражданинъ...
   -- "Убирайтесь къ чорту"... "Пьяница"... "Шарлатанъ!".
   Такіе отвѣты получалъ отъ всѣхъ этихъ безчувственныхъ тварей Абрашка.
   Эта страница хроники немного преувеличена и, я, признаться, ей не вѣрю; знаю только то, что съ этого времени Абрамка иначе не выѣзжалъ, какъ съ ливрейнымъ лакеемъ. Но, несмотря на свое возвышеніе, Абрамка оставался вѣренъ своей натурѣ -- отъ откупныхъ стклянокъ онъ никакъ не отставалъ, былъ покорнымъ слугою и вѣчно неизмѣннымъ повѣреннымъ откупа. Такое пристрастіе Абрамки къ чарочному откупу удивляло меня, и я, однажды, встрѣтивъ его въ уѣздномъ судѣ, рѣшился его спросить:
   -- Скажите, г. Рабиновъ, что за охота вамъ быть повѣреннымъ откупа?
   -- Видите ли, возразилъ онъ:-- у каждаго человѣка есть своя заноза, своя страстишка: я къ откупу чувствую природное влеченіе... Говорятъ, маменька моя жила противъ виннаго откупа и, видно, когда меня носила, какъ нибудь засмотрѣлась на откупъ.
   Но его семейная геральдика и метрика гласитъ, что маменька его имѣла маленькую страстишку къ одному цаловальнику и къ ерофеичу и эту страсть передала по родовому закону природы сыну своему Абрамкѣ.
   Этотъ-то Абрамка, въ то время, какъ Бубенчиковъ мечталъ о Соничкѣ, въ день вступленія своего въ должность полиціймейстера, прервалъ его думы своимъ появленіемъ у дверей его кабинета.
   -- Честь имѣю рекомендоваться: повѣренный здѣшняго откупа, почетный гражданинъ Рабиновъ.
   -- Очень пріятно, отвѣчалъ вѣжливо Бубенчиковъ.-- Прошу сѣсть. Вы вѣрно ко мнѣ по какому нибудь дѣлу?
   -- Когда же откупу не имѣть дѣла до полиціймейстера и обратно: вѣдь рука руку моетъ. Отъ имени откупщика я пришелъ поговорить съ вами о томъ, въ какое время угодно вамъ получать откупное жалованье.
   Сердце Бубенчикова сильно сжалось; но, собравшись съ духомъ, онъ сказалъ:
   -- Очень благодаренъ господину откупщику за его вниманіе... Развѣ здѣшній полиціймейстеръ на жалованьи у откупа?
   -- Какже. Онъ получаетъ 3,000 р. въ годъ... здѣсь всѣ получаютъ жалованье: правитель губернаторской канцеляріи -- 1,500 р., помощникъ вашъ -- 580 р., члены полиціи -- по 400, пристава частей -- 300, окружные и смотрителя колоній по 500, секретарь полиціи -- 300.
   -- Очень благодаренъ вамъ за доставленіе мнѣ этихъ статистическихъ свѣдѣній. Передайте также мою благодарность вашему откупщику; но скажете ему, какъ бывшему военному, слѣдовательно товарищу моему по оружію, что я отказываюсь отъ его жалованья и прошу его прекратить производство жалованья моимъ подчиненнымъ.
   -- Какъ можно! воскликнулъ Абрамка съ непритворнымъ удавленіемъ:-- отъ такого куша, какъ я вамъ предлагаю, не отказываются.
   -- Имѣйте въ виду, что у каждаго свои убѣжденія и каждый живетъ своимъ умомъ.
   -- Я не могу допустить, чтобы вы, небогатый и незнатный человѣкъ, отказались отъ 3,000 р. сер., когда за такую же сумму одинъ большой человѣкъ, въ 1800 году, выхлопоталъ, чтобы его корпусъ былъ въ полаемъ составѣ собранъ въ городъ Е... на смотръ, для того, чтобы поднять тамъ откупъ. Поймите: за 3,000 р. тащился 500 верстъ, въ лѣтній зной, цѣлый корпусъ; израсходовали казенныхъ сотни тысячъ для того, чтобы мой откупщикъ, Михаилъ Васильевичъ, не былъ въ убыткѣ на откупѣ. Да и сыну его, теперешнему откупщику, онъ навѣсилъ видимо-невидимо всѣхъ возможныхъ русскихъ и иностранныхъ орденовъ. Вотъ что значитъ 3,000! а вы еще отказываетесь. Помилуйте! мнѣ совѣстно передать даже вашъ отвѣтъ откупщику. Онъ не повѣритъ.
   -- Чтобы откупщикъ не имѣлъ и тѣни сомнѣнія въ моей рѣшимости, я напишу къ нему письмо.
   Бубенчиковъ присѣлъ къ столу.
   -- Прошу васъ, не дѣлайте этого. Губернаторъ узнаетъ и будетъ вами очень не доволенъ...
   -- Я служу не губернатору, а царю и отечеству.
   -- Но позвольте, что вы хотите этимъ выразить?
   -- То, милостивый государь, что я не позволю шинкамъ торчать у собора, рядомъ съ полиціею, на углу улицъ Преображенской и Почтовой. Не позволю, чтобы шинки, въ праздничные дни, отворялись до заутрени и чтобы тамъ продавалась водка, не имѣющая и 12°; не дозволю, чтобы солдаты пьянствовали въ кабакахъ, чтобы цаловальники грабили несчастный рабочій классъ, котораго положеніе и такъ неблистательно.
   -- Очень, очень жаль. А откупщикъ будетъ очень огорченъ этимъ...
   -- Душевно сожалѣю объ огорченіи вашего откупщика; но передайте ему мой отвѣтъ.
   -- Можетъ быть, для васъ надо трехъ тысячъ...
   -- Послушайте, милостивый государь, если бы мой предшественникъ не унизился до того, что былъ подлымъ откупнымъ орудіемъ, я бы за дерзкое оскорбленіе ваше вытолкалъ васъ въ шею... Какъ вы смѣете считать меня такимъ безчестнымъ человѣкомъ, что стану торговать совѣстью? Если вашъ откупщикъ не стыдится, то это нисколько не даетъ вамъ повода считать такими всѣхъ людей...
   -- Я ничего такого оскорбительнаго не сказалъ; я хлопочу о вашемъ интересѣ...
   -- Позвольте мнѣ самому хлопотать о своемъ интересѣ; вамъ же повторю: прекратите выдачу жалованья моимъ чиновникамъ, не развращайте, не растлѣвайте общества... Если въ человѣкѣ есть искра совѣсти, не заглушайте ея своимъ золотомъ. Передайте это вашему откупщику, какъ мою убѣдительнѣйшую просьбу. Если же моя просьба не будетъ уважена, пеняйте тогда на самого себя.
   -- Послѣднее ваше слово?
   -- Послѣднее.
   -- До свиданія, сказалъ Абрамка, подымаясь съ мѣста.-- я было полагалъ, что мы будемъ друзьями.
   -- Лучше будемъ ни врагами, ни друзьями.
   Сдѣлавъ кислую гримасу, Абрамка вышелъ не въ духѣ отъ новаго полиціймейстера.
   

ГЛАВА IX.
ГЕРОИЧЕСКАЯ РѢШИМОСТЬ БУБЕНЧИКОВА.

   Когда Абрамка ушелъ, Бубенчикову такъ скверно сдѣлалось на сердцѣ, онъ такъ возненавидѣлъ міръ, людей и въ особенности свою должность, что готовъ былъ сейчасъ же сѣсть въ экипажъ и ускакать далеко, далеко. Но куда уѣхать? Въ Петербургѣ его ожидало горе. "Въ другое какое мѣсто?" подумалъ Бубенчиковъ. "Но нужно отыскать новую должность, и будетъ ли она лучше настоящей? Вездѣ люди, вездѣ тѣ же страсти, та же пошлость, та же безнравственная язва обществъ, отъ которой мы страждемъ... И я... что я такое? пѣтухъ, который пѣтушится предъ какимъ нибудь повѣреннымъ откупа, который высказываетъ своя благородные порывы предъ шинкаремъ, факторомъ и которому можетъ зажать ротъ каждый превосходительный невѣжда!"
   "Отчего мы, герои, идущіе на пушку,-- отчего мы такъ безсильны, такъ ничтожны при выраженіи нашихъ мнѣній, нашихъ сужденій?"
   Мысли его были прерваны приходомъ Искрина.
   -- Что это ты, Бубенчиковъ, нахохлился? видно, солоно хлебается на новой твоей должности.
   -- Твое выраженіе, что я нахохлился, очень кстати въ настоящую минуту. Я только что думалъ, что я и ты, и всѣ мы такъ называемые порядочные люди ни больше, ни меньше, какъ пѣтухи. Мы съ тобою очень краснорѣчиво въ своемъ кабинетѣ разглагольствуемъ о чести, громимъ лицемѣріе въ кругу своихъ товарищей, высказываемъ прочувствованныя общественныя идеи предъ какой нибудь человѣческой букашкой, а явись предъ вами мало-мальски значительное лицо, ты теряешься, робѣешь, говоришь капитальныя глупости, защищаешь противъ своихъ убѣжденій такія вещи, что намъ позавидовали бы герои фонъ-Визина, Грибоѣдова, Гоголя.
   -- Э-э! сказалъ Искринъ: -- ты вѣрно получилъ нахлобучку отъ губернатора. Я этого ожидалъ: ты сюда назначенъ безъ его представленія.
   -- Да, другъ мой, нахлобучка была пренепріятная: онъ принялъ меня такъ, какъ не принимаютъ послѣдняго лакея, и я, представь себѣ, стоялъ, какъ болванъ, даже не разинулъ рта, чтобы ему дать хоть вѣжливый отпоръ. А всему виною проклятое наше воспитаніе: оно убиваетъ въ насъ все наше внутреннее достоинство, все, что облагороживаетъ человѣка! Изъ насъ дѣлаютъ палку, болвана, на который можно надѣть и каску, и чепчикъ, и дурацкій колпакъ... Въ дѣтствѣ -- наши наставники, а въ возмужалый возрастъ -- наше начальство употребляютъ всѣ старанія, всѣ усилія, чтобы убить нашу самостоятельность, чтобы извратить нашу натуру, вселяютъ намъ притворство, лицемѣріе и зависть... Вся мерзость нашего растлѣнія видна изъ того, что мы удивляемся и считаемъ героизмомъ прямодушіе Якова Долгорукова, говорившаго правду царю своему. Можетъ ли быть что нибудь пошлѣе этого: говорить правду -- у насъ подвигъ, достойный подвиговъ Александра Македонскаго, Юлія Цезаря и Аннибала,
   -- Послушай, Бубенчиковъ, съ такими идеями напрасно ты пріѣхалъ сюда. Я тебѣ разъ ужь сказалъ, лучше бы ты сдѣлалъ, еслибъ, не являясь къ начальнику, сѣлъ въ экипажъ и ѣхалъ въ полкъ.
   -- Вотъ въ томъ-то и сила, что мы всѣ похожи другъ на друга: мы мастера итти по ровной, гладкой дорогѣ, укатанной протекціею бабушекъ, тетушекъ или метрессъ... признаюсь въ этомъ откровенно... малѣйшая шереховатость нашего пути, кочки, бугорки, рытвины лишаютъ васъ энергіи, силъ и заглушаютъ наши способности... Одни изъ насъ дѣлаются -- Гамлетами Щигровскаго уѣзда, другіе -- Печориными, третьи -- циниками, мизантропами... иные предаются игрѣ и пьянству. Знаешь, Искринъ, до сегодняшняго дня во мнѣ дремало все, кромѣ эгоизма; но я проснулся, оглянулся въ свое прошедшее, и мнѣ противно сдѣлалось за себя и за другихъ, кого я считалъ людьми порядочными... Я потерялъ подругу, потерялъ навѣки ангела, потому что во мнѣ недоставало столько мужества, терпѣнія, энергіи и силы воли жениться на бѣдной... Я заставилъ ее выйти замужъ за хвораго, больнаго старика и при этомъ утѣшалъ себя мыслью, что я исполнилъ свой долгъ! Великолѣпно я исполнилъ обязанности человѣка! живою зарылъ молодую, цвѣтущую женщину въ могилу, для спасенія себя отъ маленькихъ усилій трудиться для нея и семейства... Еще часъ предъ этимъ я оправдывалъ себя тѣмъ, что я бѣденъ и что грѣшно разводить нищихъ. Посмотри на мою безцвѣтность; а вѣдь такіе -- мы всѣ, по большей части: наши страстишки мелочны, въ насъ нѣтъ ни характера, ни убѣжденій... О! я чувствую, что во мнѣ совершился переворотъ; а всему причиной откупной факторъ: онъ столько гадостей поразсказалъ мнѣ, что я невольно заглянулъ въ свою душу и увидѣлъ всю пошлость, все ничтожество моей собственной натуры.
   -- Счастливъ тотъ, возразилъ Искринъ: -- кто, познакомившись съ гноемъ нашего общества, можетъ перемѣниться къ лучшему. Но много ли такихъ? Большая часть людей, мой другъ, въ этомъ случаѣ похожи на обезьяну дѣдушки Крылова: они, въ зеркалѣ увидѣвъ свою образину, толкаютъ подъ бокъ кума и говорятъ: "гляди, какая противная рожа! если бы мы были на нее похожи, мы бы удавились". Мы всѣ считаемъ себя болѣе или менѣе совершенными и, открывая спицу въ глазѣ нашего друга или брата, не видимъ бревна въ нашемъ собственномъ. Это старыя истины, и ты не исправишь общества, мой другъ! Каждый правъ по своему: одинъ великъ на малыя дѣла, другой -- на большія, и оба считаютъ себя равными. Если бы этого не было, или всѣ были бы совершенны, или у большей части людей была бы потеряна вѣра въ самого себя, одна изъ самыхъ сильныхъ двигательницъ ума и воли человѣка... Пусть же мы заблуждаемся насчетъ нашихъ совершенствъ: болѣе пользы принесемъ мы, нежели живя съ горькимъ сознаніемъ нашего ничтожества. Нужно побольше хладнокровія и больше практической философіи, мой другъ!
   -- Ты ошибаешься, Искринъ, если предполагаешь, что мое самосознаніе поведетъ меня къ бездѣйствію, ипохондріи. Напротивъ, сознавъ свое ничтожество, я хочу дѣятельности, хочу приносить пользу,-- словомъ, я хочу быть человѣкомъ и добросовѣстнымъ гражданиномъ.
   Искринъ улыбнулся.
   -- Ты, Бубенчиковъ, добрый и благородный человѣкъ; но ты фантазёръ-энтузіастъ... Ты думаешь, что, создавъ себѣ теорію, положимъ даже очень прекрасную, можно ее осуществить? Ты полагаешь, что нашъ дѣдушка Крыловъ даромъ ломалъ себѣ голову надъ басней "Щука, ракъ и лебедь": щука тянетъ въ воду, ракъ пятится назадъ, а лебедь подымается къ небесамъ... Когда нѣтъ единства, когда есть разладица въ обществѣ, тогда можно ли чего нибудь достигнуть?... Смотри: въ губернаторѣ ты найдешь рака, а въ полиціи -- щуку; послѣдняя, какъ щука, хищна и непремѣнно юркнетъ въ мутную воду, чтобы ловить рыбокъ, а губернаторъ будетъ пятиться, по старости, назадъ, а, между тѣмъ, клещами больно щипаться. Ты думаешь, что въ твоемъ положеніи, въ твоей должности достаточны честный трудъ, образованность и умъ?
   -- Такъ думаю я, да это и всеобщее мнѣніе.
   -- Мнѣніе, другъ мой, совершенно ошибочное: полиція есть не только мѣсто исполнительное, но и слѣдственное и, по дѣламъ безспорнымъ, судебное. Здѣсь нуженъ не только огромный запасъ теоретическихъ, но и практическихъ знаній гражданскаго я уголовнаго судопроизводства... Въ томъ-то и несчастіе наше, что въ нашемъ обществѣ вовсе другой взглядъ на полицію: умѣющій командовать ротой или эскадрономъ считается способнымъ быть начальникомъ полиціи.
   -- Хорошо, Искринъ, согласенъ съ тобою: мнѣ нужно многому поучиться. Даю тебѣ слово заняться серьёзно своимъ дѣломъ, научу основательно гражданское и уголовное судопроизводство. Надѣюсь послѣ итого, что я тогда въ силахъ буду исполнить добросовѣстно своя обязанности.
   Искринъ вздохнулъ.
   -- Едва ли, отвѣчалъ онъ.-- Не думай, Бубенчикомъ, что я принадлежу къ etpriu centrtdieteirtt и что я хочу разочаровать тебя. Вѣрь мнѣ, я говорю тебѣ сущую правду. Знай ты въ совершенствѣ все уголовное и гражданское судонронаводство, будь ты хоть о девяти пядей во лбу, ты ничего не сдѣлаешь. Причины тому слѣдующія: во-первыхъ, полиція обременена разными административными и судебными мѣстами такою громадною перепискою, что у тебя едва станетъ времени для подписи бумагъ, не только для разсмотрѣнія и рѣшенія дѣлъ; во-вторыхъ, слѣдствія уголовныя и гражданскія тысячами вступаютъ ежегодно въ полицію, такъ что ты едва ли будешь даже знать одни ихъ названія; притомъ всѣ эти дѣла всегда обращаются для производства по частямъ; въ-третьихъ -- если бы ты обратилъ свое вниманіе на какое нибудь изъ нихъ и хотѣлъ датъ ему законное направленіе, то тѣ лица, противъ которыхъ ты захочешь итти, вырвутъ изъ рукъ твоихъ дѣло; по ихъ ходатайству, оно перейдетъ или въ судъ, или къ губернаторскому чиновнику особыхъ порученій; въ-четвертыхъ, по вексельнымъ и контрактнымъ дѣламъ, если бы ты хотѣлъ правильно рѣшить дѣло, то не забудь, что у тебя, какъ у предсѣдателя, только два голоса, а у остальныхъ членовъ полиціи 3, значитъ, если они захотятъ, твой голосъ останется пустымъ звукомъ, называемымъ въ рѣшеніяхъ мнѣніемъ. Но допустимъ даже, что твои сочлены рѣшили бы дѣло согласно съ твоимъ мнѣніемъ: такъ ты думаешь, что ты уже принесъ пользу обществу? Вѣрь мнѣ, ни одно твое рѣшеніе не будетъ имѣть дѣйствительной силы: всѣ они перерѣшатся или магистратомъ, или уѣзднымъ судомъ. Вотъ почему я тебѣ и говорилъ, что только тогда можно достигнуть чего нибудь, когда въ дѣлахъ и отношеніяхъ правительственныхъ лицъ и присутственныхъ мѣстъ существуетъ единство.
   -- Такъ, по твоему мнѣнію, Искринъ, администраторъ или чиновникъ, находя въ обществѣ разладицу и неурядицу, долженъ опустить руки, долженъ сдѣлаться лицемѣромъ и низкакъ взяточникомъ, для того, чтобы походитъ на своихъ собратовъ и не быть исключеніемъ изъ общаго правила?
   -- Нѣтъ, Бубенчиковъ, я представилъ тебѣ картину твоей дѣятельности вовсе не для того, чтобы изъ тебя сдѣлать обыкновеннаго рутиннаго полиціймейстера; я только предупредилъ тебя, что ты долженъ имѣть въ виду страшную борьбу со всѣми начальствующими, судебными и подчиненными тебѣ властями. Будь честенъ и добросовѣстенъ,-- это святой долгъ каждаго патріота; дѣйствуй по мѣрѣ силъ и способностей своихъ. Но, повторяю тебѣ снова, кто бы ни былъ на твоемъ мѣстѣ, если бы даже Ришльё или Кольберъ возстали изъ гроба и сѣли на твое мѣсто, едва ли они сдѣлали бы что нибудь путное... Чтобы у насъ дѣла шли какъ слѣдуетъ, нужно: 1) дать чиновникамъ образованіе и хорошее содержаніе; 2) сократить переписку всѣхъ присутственныхъ мѣстъ съ полиціями; 3) чтобы всѣ или, по крайней мѣрѣ, большая часть чиновниковъ исполняли добросовѣстно свои обязанности; 4) чтобы полиціи были преобразованы по образцу французскихъ и англійскихъ полицій. Согласись, мой другъ, что все это зависитъ не отъ твоей добросовѣстности, не отъ твоихъ познаній.
   -- Что жь мнѣ остается дѣлать? сказалъ, послѣ нѣкотораго молчанія, почти съ отчаяніемъ, Бубенчиковъ.
   -- Быть честнымъ, справедливымъ и при всякомъ случаѣ преслѣдовать зло, не обращая вниманія ни на какое лицо. Плетью обуха не перешибешь. Работай и дѣлай по мѣрѣ силъ и возможности, а все остальное предоставь времени и Богу. Заря наша занялась; подожди -- взойдетъ и солнце... Однако, мой другъ, я и забылъ, что у меня билетъ на благородный спектакль любителей въ пользу однаго бѣдного семейства. Эти благородные спектакли уморительны: деньги идутъ на любовницъ самыхъ любителей. Да и способъ сбыта билетовъ самый оригинальный: большая часть изъ нихъ отдаются частнымъ приставамъ, которые въ видѣ контрибуціи разсылаютъ ихъ кому слѣдуетъ. Какъ это нравственно!... До свиданія, другъ мой. Заѣзжай иногда и ко мнѣ. Вотъ тебѣ мой адресъ....
   Когда Бубенчиковъ остался одинъ, въ его ушахъ зловѣщно звучали слова Искрина:
   "Если бы Ришльё или Кольберъ возстали изъ гроба и сѣли на твое мѣсто, едва ли и они сдѣлали бы что нибудь путное!"
   Но, песмотря на то, походивъ нѣсколько минутъ въ размышленіи, Бубенчиковъ сѣлъ къ письменному столу и написалъ слѣдующія двѣ бумаги:
   

1.
КЪ ГУБЕРНАТОРУ.

   Сего числа я имѣлъ честь, при вступленіи мною въ должность здѣшняго полиціймейстера, осмотрѣть канцелярію полиціи и нашелъ, что наибольшая часть дѣлъ полиціи не имѣютъ описей; по столамъ и отдѣленіямъ нѣтъ настольныхъ реестровъ. Поэтому неизвѣстно, находятся ли дѣла полиціи въ порядкѣ и существуютъ ли въ нихъ всѣ документы, по которымъ они производятся, тѣмъ болѣе, что ни одинъ изъ чиновниковъ полиціи при своемъ увольненіи не сдаетъ, а при вступленіи не принимаетъ отъ своего предшественника дѣлъ. Въ силу этого и я, по вѣдомости, представленной мнѣ господиномъ Шлагенштокомъ, квитанціи о пріемѣ мною дѣлъ полиціи ему выдать не могу, впредь до назначенія вашимъ превосходительствомъ коммиссіи для обревизовки этихъ дѣлъ. Пожарная же команда находится въ совершенномъ безпорядкѣ, какъ подробно мною обозначено въ особо прилагаемой при семъ вѣдомости; поэтому она принята мною не можетъ быть, на законномъ основаніи. О чемъ имѣю честь донести вашему превосходительству, для зависящаго съ вашей стороны распоряженія по означеннымъ предметамъ.
   

2.
ВЪ ПОЛИЦІЮ.

   До свѣдѣнія моего дошло, что здѣшній откупъ, вопреки существующимъ постановленіямъ, устроиваетъ шинки на церковныхъ площадяхъ, открываетъ ихъ за полночь, продаетъ въ нихъ низкодобротную, злокачественную водку по высокимъ цѣнамъ, допускаетъ нижнихъ воинскихъ чиновъ къ пьянству и безпутству въ кабакахъ, гдѣ постоянно господствуютъ развратъ и оргіи. Вслѣдствіе этого предлагаю полиціи, немедленно по полученіи настоящаго предписанія, распорядиться о прекращеніи вышеизложенныхъ мною злоупотребленій, возлагая всю отвѣтственность на части, съ тѣмъ, что если я замѣчу одинъ изъ этихъ безпорядковъ, то виновные будутъ предаваемы суду, по всей строгости законовъ.
   Начертивъ эти двѣ бумаги, Бубенчиковъ переписалъ ихъ, запечаталъ и подумалъ.
   "Перчатка брошена. Борьба начинается."
   Съ этими мыслями онъ раздѣлся, набожно перекрестился и бросился на постель.
   

ГЛАВА X.
ПОЖАРЪ.

   На другой день, послѣ вступленія Бубенчикова въ должность полиціймейстера, онъ былъ разбуженъ въ два часа ночи своимъ Иваномъ.
   -- Что? пожаръ? крикнулъ онъ, по своему обыкновенію.
   -- Пожаръ, отвѣчалъ изъ-подъ кровати Иванъ.-- Извольте, ваше высокоблагородіе, вставать. Во второй части горитъ.
   Хотя пожаръ былъ верстахъ въ двухъ отъ квартиры Бубенчикова, но зарево было такъ сильно, что въ его комнату, сквозь не закрытыя ставнями окна, проходило столько свѣта, какъ будто горѣло въ сосѣдствѣ.
   -- Гдѣ пожаръ? повторилъ Бубенчиковъ.
   -- Говорятъ, во второй части.
   Бубенчиковъ вскочилъ съ постели и въ нѣсколько минутъ одѣлся. Между тѣмъ, извощикъ Бубенчикова, у котораго лошади были наготовѣ, быстро запрегъ, съ помощью казака, дрожки и подалъ ихъ.
   Въ четверть часа Бубенчиковъ успѣлъ одѣться и прикатить на пожаръ: горѣлъ питейный откупъ и его водочные склады.
   Вслѣдъ за Бубенчиковымъ прискакала пожарная команда первыхъ двухъ частей, а за нею и остальная часть. Солдаты дѣйствовали молодецки: они не боялись ни пламени, ни разрушенія. Какъ духи, они появлялись у самаго пламени и направляли на него брантсъ-бои. Пожаръ былъ ужасный: бочки со спиртомъ и водкой, загораясь, лопались, взрывали крыши магазиновъ и подваловъ, и огненный потокъ наполнилъ весь дворъ откупа. Бубенчиковъ потребовалъ цѣлую роту саперъ съ заступами и въ тѣхъ мѣстахъ двора, гдѣ это огненное озеро могло прорваться и потечь по улицамъ города, началъ рыть канавы и дѣлать насыпи. Бубенчиковъ своею распорядительностію спасъ городъ отъ угрожавшей ему опасности; но пламя было такъ сильно, что его жертвою сдѣлались всѣ магазины откупа и его флигеля. Поднявшійся сильный вѣтеръ грозилъ не только главному корпусу откупнаго зданія, но и всѣмъ домамъ, стоявшимъ съ нимъ на одной улицѣ. Но Бубенчиковъ дѣйствовалъ энергически и рѣшительно. Склады откупа были отданы въ жертву пожара, а отстаивались только тѣ дома, которые были въ сосѣдствѣ; вслѣдствіе этого, чтобы не дать распространиться пламени, Бубенчиковъ началъ ломать и разрушать флигель и службы, соединявшіе главный корпусъ со складами.
   Въ это время къ нему подошелъ Абрамка.
   -- Господинъ полиціймейстеръ, сказалъ онъ; -- вы все преслѣдуете откупъ.
   Бубенчиковъ посмотрѣлъ на него презрительно и хотѣлъ отъ него отойти.
   -- Вотъ письмо къ вамъ откупщика, продолжалъ Абрамка.
   -- Чего хочетъ отъ меня вашъ хозяинъ? съ нетерпѣніемъ спросилъ Бубенчиковъ, не принимая пакета.
   -- Прочтите и узнаете.... Мнѣ только остается сказать вамъ отъ имени его, что всѣ склады и всѣ постройки откупа застрахованы... Напрасно вы рискуете жизнію своею и солдатъ... За усердіе васъ откупщикъ благодаритъ...
   Съ этими словами Абрамка сунулъ Бубенчикову въ руку пакетъ и исчезъ въ толпѣ. Бубенчиковъ распечаталъ его -- и пукъ ассигнацій очутился у него въ рукѣ. Отъ изумленія и бѣшенства Бубенчиковъ стоялъ нѣсколько минутъ въ оцѣпененіи; но, прійдя въ себя, онъ увидѣлъ, что неловко въ такомъ мѣстѣ, гдѣ глаза всей публики на него устремлены, стоять со сверткомъ ассигнацій въ рукѣ. Онъ быстро положилъ деньги въ карманъ и, подозвавъ частнаго пристава, велѣлъ поискать Абрамку въ толпѣ; но тотъ какъ будто канулъ въ воду.
   "А!" думалъ Бубенчиковъ, "откупъ желаетъ, чтобы всѣ его постройки сгорѣли: видно, главный корпусъ оцѣненъ втридорога. Нѣтъ, извини, голубчикъ, хотя очень трудно, но я отстою главныя постройки."
   Мысли его были прерваны одною толстою даною, съ растрепанной головой.
   -- Благодѣтель ной! кормилецъ родной! вопила она: -- спаси, Христа ради спаси....
   -- Что съ вами, сударыня? успокойтесь....
   -- Домишка одинъ у меня.... весь хлѣбъ мой.... я сирота безродная.... сгоритъ -- по міру пойду....
   -- Гдѣ вашъ домъ?
   -- Въ другомъ кварталѣ стоитъ; а искры такъ и летаютъ.... вѣдь домъ не застрахованный.
   -- Сударыня, отвѣчалъ Бубенчиковъ:-- искры разносятся теперь вѣтромъ гораздо дальше вашего дома.... я не имѣю столько людей, чтобы дѣйствовать вездѣ, куда только искры долетаютъ. Поставьте на крышу вашего дома одного человѣка съ ведромъ воды и ложитесь спокойно спать.
   -- Спать! А если пожаръ дойдетъ до меня?
   -- Я надѣюсь его не допустить.... Конечно, все отъ Бога.
   -- Спать, проворчала вновь дама и, отойдя въ толпу, завопила: -- знаемъ мы эти штуки! Отъ страховой конторы взялъ взятку, такъ и согналъ на пожарище всю полицію, а мой домъ -- хоть сгори....
   -- Въ этомъ нѣтъ-съ, судя по моей комплекціи, никаково сумленія, замѣтилъ многозначительно русскій купчикъ, почесывая себѣ носъ.
   Въ это время пріѣхалъ губернаторъ. Увидѣвъ, что Бубенчиковъ отстаиваетъ главный корпусъ горѣвшихъ строеній, онъ обратился къ нему съ слѣдующими словами:
   -- Что вы возитесь, г. полиціймейстеръ, близъ этого дома? Развѣ вы не видите, что вокругъ него море огня? Едва ли вы въ силахъ будете спасти его; между тѣмъ, сосѣдніе дома іъ опасности.
   -- Ваше превосходительство! отвѣчалъ Бубенчиковъ: -- я принялъ всѣ мѣры, чтобы дома, болѣе другихъ подверженные опасности, отстаивались пожарной командой; для этой цѣли я командировалъ брантъ майора съ однимъ брантсъ-боемъ и нѣсколькими солдатами.
   -- Слушайте, что вамъ приказываютъ и исполняйте безъ всякихъ разсужденій, возразилъ губернаторъ.
   -- Я дѣйствую какъ мнѣ долгъ велитъ и по крайнему моему разумѣнію.... Впрочемъ, если вамъ благоугодно, чтобы я бросилъ строеніе, могущее быть спасеннымъ, и обратилъ всѣ свои силы и средства на мѣста безопасныя, то неблагоугодно ли будетъ вамъ дать мнѣ форменное предписаніе....
   -- Предупреждаю васъ, возразилъ со сдержаннымъ бѣшенствомъ губернаторъ:-- если только одинъ домъ займется отъ этого пожара, я предамъ васъ суду, какъ дерзкаго ослушника и взбалмошнаго человѣка.
   -- Хладнокровіе и распорядительность -- не взбалмошность: судъ разберетъ эти понятія. За пожаръ я отвѣчаю, а не вы.... О главнокомандующемъ судятъ не въ началѣ сраженія, а по его окончаніи; конецъ вѣнчаетъ дѣло....
   Получивъ отпоръ, губернаторъ смягчился, но все-таки сказалъ строго и сурово:
   -- Дѣйствуйте какъ знаете; но вы мнѣ смотрите....
   И съ этими словами, повернувшись спиною къ Бубенчикову, онъ быстро пошелъ къ своему экипажу и уѣхалъ домой.
   Между тѣмъ, пожарная команда дѣйствовала энергически: послѣ нѣсколькихъ часовъ работы, она успѣла отдѣлить главный корпусъ откупнаго зданія отъ пожара и обратила всѣ свои средства къ уменьшенію пламени. Эти работы продолжались во всю ночь и до обѣда другаго дня. Пожаръ утихъ; только развалины магазиновъ курились. Бубенчиковъ торжествовалъ: онъ доказалъ губернатору, что дѣйствовалъ не какъ взбалмошный, а какъ опытный, дѣятельный и распорядительный полиціймейстеръ. Къ обѣду, передавъ начальство надъ пожарной командой своему помощнику, Бубенчиковъ отправился домой. Здѣсь на порогѣ его встрѣтилъ Иванъ съ мрачнымъ выраженіемъ лица; усы его, какъ у моржа, подымались, по движенію его стиснутыхъ челюстей, то вверхъ, то внизъ. Бубенчиковъ зналъ хорошо своего Ивана и, взглянувъ на его лицо, тотчасъ узналъ, что онъ чѣмъ-то озабоченъ и недоволенъ.
   -- Иванъ! сказалъ онъ, сбрасывая съ себя Сюртукъ и надѣвая халатъ: -- ты что-то сердитъ....
   -- Сердитъ, ваше высокоблагородіе!
   -- На кого жь ты сердишься?
   -- На васъ, ваше высокоблагородіе!
   -- На меня? Ахъ ты, бездѣльникъ! Ну, говори, за что я у тебя въ опалѣ?
   -- Немножко на васъ, а наибольше на себя. Такая оказія, что хошь плюнь.
   -- И на себя? Ахъ, ты шутникъі Ну, говори же.
   -- И дернулъ же меня чортъ привезти васъ сюда, въ этотъ дрянной городъ.... Тфу, Господи прости!...
   -- Вѣрно ты, бестія, забѣжалъ въ кабачокъ, да тебѣ тамъ морду набили?...
   -- Набили? Эвось не родился еще тотъ человѣкъ, кто бы мнѣ морду набилъ.
   -- А предъ отъѣздомъ изъ Петербурга? а въ Курскѣ? Ты, какъ выпьешь, любишь рукамъ волю давать....
   -- Въ Питерѣ и въ Курскѣ -- тамъ дѣло другое: я насуслился, какъ зюзя....
   -- Отчего жь ты такъ сердитъ на Приморскъ?
   -- Ужь что ни говорите, ваше высокоблагородіе, а городъ, просто, съ позволенія вашего, дрянь... Ну, статочное ли дѣло! обѣгалъ всѣ рынки -- нѣтъ ни ряпушки, ни корюшки, ни тетеревъ, ни рябчиковъ...
   -- Шутъ ты гороховый! ряпушка и корюшка ловятся только въ Невѣ, а рябчики и тетерки водятся только на сѣверѣ; за то ты найдешь здѣсь скумбрія и глосы, а изъ дичи -- перепелки, куропатки, кулики, бекасы...
   -- Ну, этого не зналъ... Вы изволили мнѣ приказать сдѣлать уху, а на жаркое -- дичь... Въ Питерѣ я дѣлалъ уху изъ корюшки или изъ ряпушки, а жаркое -- тетерька или ряпчикъ... Не нашелъ у окаянныхъ... Вотъ, выше высокоблагородіе, мы и безъ обѣда.
   -- Какъ безъ обѣда! заревѣлъ Бубенчиковъ, проголодавшійся порядкомъ.
   -- То есть хлѣбецъ есть... да и самоваръ можно поставить.
   -- Пойми, разбойникъ, и со вчерашняго дня ничего не ѣлъ!
   -- Какъ не знать, ваше высокоблагородіе! да не моя вина и не ваша. Городъ окаянный: хошь тресни, ничего не достанешь... Вѣдь еще въ Питерѣ говорилъ...
   Зная по опыту, что съ Иваномъ толковать-то нечего, что, пожалуй, въ концѣ преній окажется онъ во всемъ правымъ, а баринъ его -- главнымъ виновникомъ несчастія, Бубенчиковъ, доставь изъ портъ-монне деньги, послалъ его въ трактиръ за обѣдомъ.
   Хотя Бубенчиковъ титуловалъ своего Ивана не слишкомъ вѣжливыми словами, какъ, напримѣръ, бездѣльникъ, бестія, шутъ гороховый, но за то, нужно отдать ему справедливость, онъ не любилъ употреблять крѣпкихъ словъ, которыми такъ обогатился нашъ языкъ во время монгольскаго ига и до которыхъ такіе охотники наши военные. О подобныхъ господахъ Бубенчиковъ отзывался всегда съ презрѣніемъ и даже разсказывалъ скандальный анекдотъ объ одномъ полковомъ командирѣ, который на жалобу одной дамы, что его офицеры употребляютъ при дамахъ неприличныя слова, далъ ей совѣтъ вывести ихъ изъ компанства за... что попало.
   Что же касается до Ивана, то онъ о комплиментахъ Бубенчикова такъ разсуждалъ:
   -- Баринъ мой добрѣющій -- хошь языкомъ любитъ помолоть, но рукамъ воли не даетъ; такого въ цѣлой гвардіи не сыщешь. Одна бѣда, что къ постели, какъ дрыхнетъ, не подступай: какъ собака злой.
   Этотъ отзывъ Ивана хотя не вполнѣ опредѣлителенъ, но онъ самъ того не сознавалъ, что на барина онъ имѣлъ огромное вліяніе. Бубенчиковъ ничего не предпринималъ безъ предварительнаго совѣщанія съ Иваномъ: такъ, напримѣръ, когда ему захотѣлось разыграть съ Соничкой роль Печорина, онъ, придя домой, разлегся на диванѣ и, закуривъ папироску, обратился къ Ивану съ слѣдующими словами:
   -- Иванъ! ты, братъ, болванъ?
   -- Болванъ, ваше высокоблагородіе.
   -- Отчего ты не женишься?
   -- Куда намъ, бурлакамъ, этимъ забавляться! Ни за грошъ пропадешь. Жена, сказано, не то, что ранецъ аль ружье: ей въ походѣ и фатеру давай и подводу... А коли на зубастую нападешь, такъ той и платки шелковые покупай и сарафаны шей; а не сдѣлаешь, житья не будетъ: захнычетъ баба, ажно тошно станетъ... Теперь я самъ-другъ, куда хошь, туда ступай, съ сусѣдомъ, съ кумомъ въ кабакъ зайдешь; а коли женюсь, стой! шалишь! тутъ ужь непригоже забавляться. Ну, ее нелегкая возьми!
   Иванъ энергически махнулъ рукой, плюнулъ и утеръ фартукомъ губы.
   -- Дуралей ты, безмозглый! отвѣчалъ ему Бубенчиковъ.-- Тебѣ бы только по кабакамъ таскаться...
   И съ этими словами началъ размышлять о героическомъ своемъ подвигѣ не жениться за Соничкѣ, потому что она, дескать, стѣснитъ его свободу, и т. д.
   Но интереснѣе всего былъ разговоръ Бубенчикова съ Иваномъ предъ выѣздомъ ихъ изъ Петербурга. Бубенчикову обѣщаютъ мѣсто полиційместера въ Приморскѣ; онъ возвращается домой въ нерѣшительности -- принять или не принять этой должности. Иванъ копошится въ своей комнатѣ, приготовляя барину обѣдъ.
   -- Иванъ! зоветъ его Бубенчиковъ.
   -- Чаво изволите, ваше высокоблагородіе? отвѣчаетъ Иванъ и входитъ къ нему въ кабинетъ, съ кострюлей въ одной рукѣ и съ ложкой въ другой.
   -- Собирайся, Иванъ, въ дорогу.
   -- Коли ѣхать, такъ ѣхать.
   -- Меня хотятъ назначить полиціймейстеромъ въ Приморскъ.
   -- Полицмѣстеромъ?... Вотъ такъ хорошо!... Что хорошо, то хорошо.
   -- Почему же хорошо?
   -- Полицмѣстеръ самъ себѣ господинъ... сказано командѣръ... Здѣсь что?... Гляди и ротный, и батальйонный, и полковой, и бригадный, и корпусный, кажиной на обахту посадитъ: вишь, командѣры... Да и что день, то смотры, а тамъ гляди: у робятъ пугвицы нѣтъ, аль ранецъ не блеститъ, ступай на абахту.
   -- Ступай, Иванъ, говоритъ Бубенчиковъ, вполнѣ соглашаясь съ мнѣніемъ Ивана; но этотъ послѣдній не уходитъ.-- Что жь ты еще хочешь сказать? спрашиваетъ его Бубенчиковъ.
   -- Ваше высокоблагородіе, окажите божескую милость: коли будете полицмѣстеромъ, не берите горластаго кучера.
   -- Почему же не брать?
   -- Севодни, ваше высокоблагородіе, иду изъ лавки и несу вашей милости къ столу бутылку вина да и задумался; а тутъ какъ крикнетъ горластый кучеръ полицмѣстера, я съ перепугу и тряхъ бутылку о земь...
   -- Хорошо, Иванъ; только или да поскорѣй подай обѣдать.
   Изъ этихъ двухъ разговоровъ вы можете видѣть, что Иванъ не былъ въ черномъ тѣлѣ у своего барина, и хотя этотъ послѣдній, по общей барской мягкости языка, придавалъ своему слугѣ разные эпитеты, но въ сущности прибѣгалъ къ его авторитету въ крайнихъ и затруднительныхъ случаяхъ.
   Этотъ-то достойный слуга, оставившій барина своего безъ обѣда, потому что въ Приморскѣ не было ни корюшки, ни ряпушки, ни рябчиковъ, ни тетерекъ, въ настоящую минуту возвратился изъ трактира съ обѣдомъ и, въ сердцахъ разставляя кушанье на столъ, ворчалъ:
   -- Окаянный городъ: усё бусурманы. Вѣдь и по ихнему говоришь, ничего не понимаютъ...
   -- Что ты тамъ ворчишь?
   -- Да вотъ, ваше высокоблагородіе, пришелъ въ трахтѣръ, а тамъ хозяинъ грекъ; а я къ нему: мусью, да почухонски и говорю: вотъ, молъ, баринъ мой безъ обѣда остался -- давай супъ, жаркое, да пирожное... А онъ вытаращилъ свои буркулы и говоритъ: "не понимай!" Ужь такой, право, народъ! по своему не понимаетъ...
   Эта выходка Ивана разсмѣшила Бубенчикова; но онъ ничего ему не сказалъ, зная по опыту, что его вѣрный слуга твердъ въ своихъ убѣжденіяхъ и на всѣ разсужденія и доводы его Бубенчикова отвѣтятъ: слушаю-съ, ваше высокоблагородіе; а, между тѣмъ, про себя подумаетъ: толкуй себѣ что хочешь, а я лучше понимаю. Подъ вліяніемъ этихъ мыслей, Бубенчиковъ съ гомерическимъ аппетитомъ уложилъ въ свой чемоданъ, по выраженію одного моего пріятеля, весь трактирный обѣдъ и, развалившись на кушеткѣ, затягивался съ наслажденіемъ изъ длиннаго чубука.
   

ГЛАВА XI.
ДОНОСЪ.

   Кейфъ Бубенчикова былъ прерванъ приходомъ одного грека, о которомъ доложилъ ему Иванъ. Бубенчиковъ велѣлъ его принять.
   Когда грекъ вошелъ, Бубенчиковъ узналъ въ немъ того погребщика, котораго рекомендовалъ ему бывшій секретарь земскаго суда, титулярный совѣтникъ Коробейниковъ, подъ названіемъ Барбы; но этотъ послѣдній не узналъ въ полиціймейстерѣ бывшаго своего носѣтителя.
   -- Что скажете? спросилъ его полиціймейстеръ.
   Грекъ оглянулся во всѣ стороны, какъ бы высматривая, нѣтъ ли кого изъ постороннихъ, потомъ, притворивъ за собою плотно дверь, подошелъ къ Бубенчикову съ таинственнымъ видомъ и спросилъ его:
   -- Вы слышали, что въ нынѣшнюю зиму обокрали брильянтщика тысячъ на десять и ограбили почту на большую сумму?
   -- Слышалъ. Что жь изъ этого?
   -- Я могу васъ навести на преступниковъ, но подъ условіемъ, чтобы меня не тягали по разнымъ присутственнымъ мѣстамъ... Нужно вамъ сказать, что здѣшняя полиція дѣйствуетъ такъ, что нѣтъ никакой возможности имѣть съ нею дѣло.... Былъ случай: обокрали нашего богача М.... Посреди бѣлаго дня къ нему забрался воръ и съ накрытаго къ обѣду стола стащилъ у него все столовое серебро. Черезъ нѣсколько мѣсяцевъ полиція поймала одного мошенника, и въ числѣ воровскихъ вещей были найдены ложки, вилки и ножи съ вензелемъ М.... Полиціймейстеръ отправился къ нему съ этимъ серебромъ и спрашиваетъ его, узнаетъ ли онъ свои вещи.
   -- Я узнаю ихъ: это мои. Но прошу васъ, какъ особенной милости, не вмѣшивайте въ дѣло моего имени. Я знаю, вещей я никогда не получу; а, между тѣмъ, вы будете только безпокоить меня своими запросами и людей моихъ будете отрывать отъ ихъ занятій.
   -- Изъ этого вы можете судить, господинъ полиціймейстеръ, какъ пріятно имѣть дѣло съ полиціею сильному человѣку; а я, маленькій человѣкъ, занятъ своею торговлею...
   -- Даю вамъ слово, отвѣчалъ Бубенчиковъ: -- употребить всѣ старанія не вводить вашего имени въ дѣло.
   -- Вашему слову я вѣрю, и если рѣшился явиться къ вамъ, то только потому, что вы здѣсь новый человѣкъ; съ здѣшними же старыми чиновниками нельзя имѣть никакого дѣла...
   -- Какже вы укажете мнѣ преступниковъ и какъ вы напали на ихъ слѣдъ?
   -- Мы, погребщики, поневолѣ знаемся со всякою сволочью: погребъ открытъ, я кто хочетъ, тотъ и входя въ него... Извѣстно, и бродяга, и воръ, и мошенникъ,-- все туда лѣзетъ. Вотъ вчера я ужь хотѣлъ запирать погребъ, какъ появились у дверей два нѣмца-колониста: одинъ -- Букой, другой -- Гансомъ прозываются.
   -- Постой, Барба, закричалъ Бука: -- не запирай: мы хотимъ съ Гансомъ у тебя кварту сантуринскаго выпить.
   -- Поздно, говорю я: -- нельзя ли на завтра отложить?
   -- Нельзя, говоритъ Бука.-- Сегодня -- не завтра; пусти, а не то въ другой разъ не будемъ.
   А эти колонисты -- горчайшіе пьяницы, да и постоянно у меня пьютъ: нельзя, думаю, отказать. Вотъ и впустилъ ихъ, а самъ заперъ погребъ на всякій случай. Далъ я Букѣ и Гансу кварту сантуринскаго, да самъ прилегъ близъ бочки и думаю, пока они выпьютъ, засну. Только что прилегъ, сонъ меня одолѣлъ, и ничего больше не помню... А я, извините, имѣю привычку во снѣ драться: то черти, то разбойники снятся... Вотъ мнѣ и снится, что чортъ меня за горло давитъ; я и давай съ нимъ драться, да, видно, руками, со сна, какъ началъ колотить во всѣ стороны, и задѣлъ крантъ отъ бочки, а вино такъ и полилось мнѣ прямо въ лицо; я и проснулся. Гляжу: Бука и Гансъ сильно пьяны, обнялись и говорятъ межъ собой:
   -- Нѣтъ, Гансъ, ужь что ни говори, а приставъ Пѣшковъ честный человѣкъ; взялъ съ меня тысячу рублей да нѣсколько брильянтовъ и выпустилъ изъ части. Вѣдь мы бы съ тобою пропали, какъ собаки.
   -- Да, возразилъ Гансъ:-- тебѣ-то дешево обошлось, а мнѣ-то пришлось не такъ поплатиться; чрезъ нашего ремесленнаго маклера Мунштучкова... онъ, ты знаешь, знакомъ съ губернаторшей... Вотъ онъ и пришелъ ко мнѣ и говоритъ: "Гансъ, ты пропадешь, какъ каналья. Дай мнѣ пять тысячъ рублей, да брильянты для губернаторши, да тысячу рублей для полиціймейстера: я и тебя и Буку освобожу, да и полиція больше васъ трогать не будетъ; казну не грѣхъ обворовывать, да и брильянтщикъ богатъ -- чортъ его не возьметъ, коли меньше у него 10 тысячами будетъ." Вотъ оно какъ, Бука, не то, что тысячу рублей: вѣдь я далъ съ брильянтами тысячъ десять. А знаешь, вамъ нужно достать наши деньги, что закопаны близъ крѣпости, въ канавѣ: тамъ, я думаю, будетъ тысячъ шесть...
   -- А я все это какъ услышалъ, продолжалъ грекъ: -- лежу, какъ мертвый и храплю, будто сплю...
   -- Послушай, Гансъ, говорить Бука: -- а найдемъ ли мы то мѣсто, гдѣ закопали?
   -- Какъ не найти! противъ переулка, который идетъ между казармой и садомъ Сикара.
   -- Ну, Гансъ, такъ завтра ночью войдемъ туда и выкопаемъ деньги...
   Этими словами окончилъ грекъ свой доносъ.
   -- Послушайте, сказалъ ему Бубенчиковъ, вы можете быть совершенно спокойны; идите домой. Я имени вашего не введу въ дѣло, а преступниковъ постараюсь арестовать.
   Грекъ низко поклонился и вышелъ.
   "Ну", думалъ Бубенчиковъ, "хорошія вещи здѣсь дѣлаются, и я попалъ въ этотъ омутъ!... Вотъ Ивановъ хотѣлъ, чтобы я сдѣлался доносчикомъ; но дѣло, кажется, идетъ само къ раскрытію истины..."
   Эти мысли Бубенчикова были прерваны появленіемъ Ивана: онъ доложилъ барину, что пріѣхалъ его помощникъ. Бубенчиковъ радъ былъ пріѣзду послѣдняго: онъ желалъ съ нимъ поближе познакомиться.
   Помощникъ его, Зосимъ Юрьевичъ Пуло, былъ средняго роста, съ черными волосами, смуглымъ лицомъ и плутовскими карими глазами; человѣкъ онъ былъ въ высшей степени способный, съ необыкновенной памятью и знаніемъ дѣла. Любо было посмотрѣть на него въ полиціи: каждому изъ посѣтителей умѣлъ онъ дать отвѣтъ -- кому по-французски, кому по-итальянски, кому по-гречески. Несмотря на обширность и многолюдство города, онъ всѣхъ зналъ. Зосимъ Юрьевичъ былъ грекъ, и какъ большая часть торговавшаго въ этомъ городѣ сословія состояла изъ грековъ, то онъ и былъ въ большомъ почетѣ. Этотъ авторитетъ у его соотечественниковъ не мѣшалъ, однакожь, ходить темнымъ слухамъ, которые его обвиняли, во первыхъ, въ томъ, что онъ переходящія суммы, частныя и казенныя, держалъ у себя по нѣскольку мѣсяцевъ и отдавалъ ихъ на проценты, такъ какъ онъ въ полиція исполнялъ обязанность казначея; во вторыхъ, что по контрактовымъ дѣламъ тотъ былъ правъ, кто больше давалъ; въ третьихъ, что гербовыя пошлины взыскивались съ частныхъ лицъ по нѣскольку разъ, такъ что, говорятъ, одинъ господинъ, явившись къ нему въ присутствіе, формально укорялъ его въ этомъ и даже грозился представить генералъ-губернатору выданныя ему двѣ квитанціи о томъ, что съ него два раза взыскивали одну и ту же сумму; но это дѣло заблагоразсудилъ Зосимъ Юрьевичъ затереть, поговоривъ съ сердитымъ господиномъ въ архивѣ полиціи глазъ-на-глазъ. Еще много другихъ разныхъ обвиненій было противъ Зосима Юрьевича; но это по большей части клевета, потому что въ формулярномъ его спискѣ ясно значилось, что онъ подъ слѣдствіемъ и судомъ не состоялъ и къ производству въ слѣдующій чинъ аттестуется.
   Въ это свидѣтельство формулярнаго списка не вѣрилъ только одинъ его соотечественникъ, г. Скумбрія. Этотъ господинъ разсказывалъ, что будто въ 1846 г. онъ купилъ отъ казны спирту 10 тысячъ ведеръ, въ полной надеждѣ взять откупъ Приморска; но другой откупщикъ, Ѳедотовъ, набилъ цѣну и Скумбрія оставилъ за нимъ этотъ городъ. Между тѣмъ, у Ѳедотова не было денегъ открыть откупъ, а Скумбрія не хотѣлъ ему въ кредитъ отдать заготовленный имъ спиртъ. Но тутъ Ѳедотову помогъ Зосимъ Юрьевичъ: онъ посовѣтовалъ ему послать къ Смумбріѣ двухъ факторовъ, въ извѣстный часъ и день, съ тѣмъ, чтобы они наторговали у него спиртъ и просили дозволенія посмотрѣть товаръ лицомъ. "Больше, присовокупилъ Засимъ Юрьевичъ, мнѣ ничего ненужно." Фактора, въ назначенный день и часъ, явились къ Скумбріѣ, сошлись съ нимъ отъ имени откупа въ цѣнѣ и просили его показать имъ самый спиртъ.
   -- Я не могу, отвѣчалъ Скумбрія: -- бочки запечатаны чарочнымъ откупомъ.
   -- Да вѣдь мы сами отъ чарочнаго откупа, отвѣчали тѣ: -- вы смѣло можете распечатать одну бочку.
   Скумбрія убѣдился этимъ доводомъ и, отправившись вмѣстѣ съ факторами въ магазинъ, гдѣ былъ сложенъ спиртъ, сорвалъ съ одной бочки печать и нацѣдилъ въ рюмку немного спирту; въ это самое время въ магазинъ явился чарочный ревизоръ, съ помощникомъ полиціймейстера и съ приставомъ корчемныхъ дѣлъ, и объявилъ, что г. Скумбрія торгуетъ водкой, вслѣдствіе чего магазинъ былъ запечатанъ и спиртъ конфискованъ въ пользу откупа, несмотря на всѣ протесты и вопли Скумбріи. Само собою разумѣется, что это дѣло пошло процеснымъ порядкомъ, и чрезъ 10 лѣтъ Правительствующій Сенатъ рѣшилъ, что полиція неправильно секвестровала весь спиртъ, а что она обязана была конфисковать только ту бочку, которая была распечатана, въ силу чего предписано одно изъ двухъ: или откупу заплатить Скумбрію за 10 тысячъ ведеръ спирта по той цѣнѣ, которая существовала во время конфискаціи, или возвратить ему спиртъ такого качества и доброты, какой былъ конфискованъ. Откупъ -- такъ какъ откупщикъ въ Приморскѣ былъ прежній -- согласился на послѣднее условіе, потому что спиртъ былъ въ это время дешевъ; притомъ, онъ затѣвалъ съ Скумбрію сыграть штуку еще почище и повѣрнѣе первой. Сдавши Скумбрію около 10 тысячъ ведеръ спирта, откупъ ровно чрезъ недѣлю подкупилъ его магазинера съ тѣмъ, чтобы онъ 1) поставилъ нѣсколько штофовъ водки въ разныхъ мѣстахъ магазина, 2) просверлилъ во всѣхъ бочкахъ дыры и замазалъ ихъ смолою, 3) изъ нѣкоторыхъ бочекъ выпустилъ понемногу спирта.
   Магазинеръ буквально исполнилъ приказъ откупа, и въ одно прекрасное утро явился въ магазинъ Скумбріи откупъ и конфисковалъ снова весь спиртъ. Скумбрія, говорятъ, протестовалъ снова; но, вѣрно, внуки его будутъ читать рѣшеніе по этому дѣлу. Руководителемъ откупа въ этихъ дѣлахъ былъ Зосимъ Юрьевичъ; а, между тѣмъ, если бы вы съ нимъ поговорили, вы бы подумали, что это одинъ изъ самыхъ нравственныхъ и честнѣйшихъ людей въ мірѣ: такъ мягокъ былъ его голосъ, такъ кротка улыбка, такъ сладко глядѣли на просителя его глазки, ну точь-въ-точь котъ, глядящій на своего друга мышонка. Съ такимъ же выраженіемъ глазъ и улыбки Зосимъ Юрьевичъ вошелъ теперь въ кабинетъ полиціймейстера.
   -- Вы съ пожара? Что, развалины перестали куриться? спросилъ его послѣдній.
   -- Все, слава Богу, окончилось; только, для безопасности, я оставилъ на пожарищѣ часовыхъ и одинъ брантсъ-бой. Я ужъ успѣлъ и домой заѣхать, да и съ дѣльцемъ къ вамъ...
   -- Съ дѣломъ! Въ чемъ же ваше дѣло?
   -- Полиція составила опредѣленіе по одному уголовному дѣлу. Всѣ члены и я подписали; остается только вамъ подписать.
   Зосимъ Юрьевичъ вынулъ изъ портфеля набѣло переписанную тетрадь и подалъ ее полиціймейстеру. Бубенчиковъ, хотя былъ неопытенъ въ дѣлопроизводствѣ, но былъ дипломатъ: онъ бѣгло осмотрѣлъ рукопись, присѣлъ къ столу и взялъ перо въ руки, будто въ намѣреніи подписать опредѣленіе. Глаза Зосимы Юрьевича запрыгали отъ удовольствія. Бубенчиковъ, замѣтивъ это, прехладнокровно началъ съ конца перелистывать тетрадь а, добравшись до начала, положилъ перо и началъ со вниманіемъ читать дѣло. Содержаніе его заключалось въ слѣдующемъ:
   1 іюня 185.. года, биржевой маклеръ Віолинскій представилъ въ градскую полицію заемное письмо на 6 тыс. руб. сер. и объяснилъ, что въ маѣ мѣсяцѣ (котораго числа -- не помнитъ) явились къ нему какихъ то два господина и принесли прилагаемое заемное письмо, писанное отъ купца Великанова на имя купца Россола, въ наймѣ первымъ у втораго 6 тыс. рублей сер., срокомъ на одинъ годъ, за указанные проценты. Вмѣсто купца Великанова, по его слѣпотѣ, расписался чиновникъ первой съѣзжей части Гаскетъ; а дѣйствительность рукоданной просьбы Великанова о подписи за него Гаскетомъ засвидѣтельствовала первая часть. Но, присовокупляетъ маклеръ, два неизвѣстныхъ мнѣ лица, оставивши мнѣ означенное заемное письмо (которое я въ тотъ же день внесъ въ маклерскія книги и засвидѣтельствовалъ), больше не являлись; вслѣдствіе чего, усомнившись въ дѣйствительности подписи и займа г. Великанова, равно въ засвидѣтельствованіе его подписи первою частью, имѣю честь при семь представить это заемное письмо, для зависящаго со стороны полиціи распоряженія къ производству по сему предмету формальныхъ слѣдствій.
   Въ тотъ же день потребованы въ полицію приставъ первой части и Гаскетъ.
   Первый далъ отзывъ, что онъ никакого заемнаго письма въ глаза не видѣлъ и что подпись на немъ не его, а подложная.
   Гаскетъ же отозвался:
   Что въ двадцатыхъ числахъ мая пришелъ въ канцелярію части слѣпой мужчина, немолодой, котораго привели какія-то два человѣка. Они объявили ему Гаскету, что этотъ слѣпой -- купецъ Великановъ и что онъ хочетъ занять у купца Россола 6 тысячъ руб. сер., а потому просятъ его, Гаскета, подписаться вмѣсто слѣпца и на самомъ актѣ изготовить засвидѣтельствованіе части. Гаскетъ все это сдѣлалъ и отдалъ, документъ слѣпому просителю, который сказалъ, "что теперь пристава нѣтъ дома и что онъ послѣ обѣда заѣдетъ къ нему для подписи засвидѣтельствованія и приложенія печати".
   На основаніи этихъ двухъ отзывовъ, полиція немедленно подвергла Гаскета тюремному заключенію и, продолжая далѣе слѣдствіе, отобрала отъ жены и сына маклера Віолинскаго слѣдующіе два отзыва: отъ первой, "что въ концѣ мая явились къ ея мужу два неизвѣстныхъ ей человѣка, которые принесли заемное письмо Великанова и просили ввести его въ маклерскую книгу, поручая ея мужу изготовить это дѣло до другаго дня; а такъ какъ они не явились на другой день, то мужъ ея усомнился въ дѣйствительности подписи и представилъ въ полицію фальшивое заемное письмо". Сынъ же Віолинскаго показалъ, "что онъ не видѣлъ тѣхъ лицъ, которыя принесли заемное письмо, потому что ходилъ въ коммерческій судъ за маклерскими книгами; но такъ какъ онѣ не были готовы, то онъ три два за ними ходилъ туда и потому ничего не знаетъ".
   По этимъ отзывамъ, полиція опредѣлила, что Гаскетъ -- составитель фальшиваго заемнаго письма, вслѣдствіе чего -- предать его уголовному суду.
   Прочитавъ это дѣло, Бубенчиковъ поднялся съ мѣста и, пройдясь нѣсколько разъ по комнатѣ, остановился противъ своего помощника и спросилъ его;
   -- А вы считаете это опредѣленіе совершенно правильнымъ и добросовѣстнымъ?
   -- Вся полиція единогласно рѣшила такъ дѣло, Гаскетъ пьяница, негодяй...
   -- Пусть будетъ онъ пьяница, негодяй; не я спрашиваю васъ, не касаясь личности Гаскета, правильно ли рѣшено дѣло?
   -- Совершенно правильно и добросовѣстно.
   Бубенчиковъ вспыхнулъ.
   -- А я вамъ скажу, такъ рѣшать дѣла грѣшно предъ Богомъ и совѣстно предъ людьми: 1) по моему мнѣнію, первый виновникъ въ этомъ дѣлѣ купецъ Россола, въ пользу котораго писано заемное письмо, но онъ не только не арестовавъ, но даже не спрошенъ; 2) не спрошенъ купецъ Великановъ; можетъ быть, онъ дѣйствительно просилъ Гаскета подписаться за него; 3) маклеръ Віолинскій не совсѣмъ чистъ въ этомъ дѣлѣ: во первыхъ, его показаніе, что онъ не помнить, котораго числа къ нему пришли тѣ лица, которыя принесли ему заемное письмо, слишкомъ неопредѣлительно и доказываетъ уклоненіе отъ истины; во вторыхъ, если онъ усомнился въ дѣйствительности подписи Великанова, то почему онъ не обратился къ нему съ вопросомъ по этому предмету, а также къ приставу первой части; въ третьихъ, онъ показываетъ, что не помнитъ, котораго числа ему принесено заемное письмо, а, между тѣмъ, присовокупляетъ, что онъ того же числа внесъ документъ въ маклерскую книгу; изъ засвидѣтельствованія же находящагося на немъ открывается, что это происходило за 10 дней до подачи маклеромъ объявленія въ полицію: почему же онъ молчалъ впродолженіе этого времени? Въ четвертыхъ, сынъ Віолинскаго показываетъ, что онъ ходилъ въ судъ за книгами и втеченіе трехъ дней не получалъ ихъ изъ суда: какимъ же образомъ его отецъ въ первый же день могъ внести заемное письмо въ книгу? Эти противорѣчія ясно доказываютъ, что не совсѣмъ чистъ и биржевой маклеръ; къ тому же, для полноты дѣла, недостаетъ показанія чиновниковъ первой части о томъ, дѣйствительно ли приходилъ Великановъ въ полицію.... Я понимаю дѣло тамъ, что Россола -- главное лицо, имѣющее сообщниковъ, въ томъ числѣ и Віолинскаго, что, вѣроятно, первые съ послѣднимъ не сошлись и онъ сдѣлалъ доносъ; иначе онъ и сдѣлать не могъ, такъ какъ нужно было очистить свою маклерскую книгу.... Изъ всѣхъ менѣе всего виновенъ Гаскетъ: если бы этого не было, онъ бы запирался, а то онъ чистосердечно признается во всемъ. Впрочемъ, покажите подлинный подложный актъ.
   Помощникъ его сдѣлалъ, кислую гримасу и, отыскавъ въ своемъ портфелѣ заемное письмо, показалъ его Бубенчикову.
   -- Видите ли, я и правъ: подпись пристава сдѣлана твердымъ, превосходнымъ почеркомъ; между тѣмъ, подпись Великанова и засвидѣтельствованіе, сдѣланное рукою Гаскета, обнаруживаютъ дурной почеркъ. Да и то и другое писано различными чернилами: Гаскетъ писалъ водянистыми, а надпись пристава тушевая.
   При этомъ анализѣ Бубенчиковымъ дѣла, его помощникъ кусалъ со злости губы: въ неопытномъ дѣлопроизводителѣ онъ не надѣялся найти столько юридическаго такта.
   -- Что же вы предполагаете по этому дѣлу? сказалъ онъ, послѣ нѣкотораго молчанія.
   -- Я думаю подать особое мнѣніе по этому дѣлу и буду просить дополненія и разъясненія всѣхъ его обстоятельствъ.... Однако, пора въ театръ... Прошу васъ взять нѣсколько казаковъ и пріѣхать часовъ въ десять въ театръ: мнѣ нужно устроить одно дѣло....
   -- А дѣло о Гаскетѣ оставить у васъ?
   -- То есть, вы хотите сказать о Россолѣ.... Оставьте у меня. По закону, я имѣю право держать у себя дѣло три дня....
   Помощникъ его съѣлъ грибъ, раскланялся съ нимъ и вышелъ отъ него злѣйшимъ его врагомъ.
   

ГЛАВА XII.
БУБЕНЧИКОВЪ ЛОВИТЪ ВОРОВЪ.

   Послѣ спектакля, Бубенчиковъ, верхомъ, вмѣстѣ съ помощникомъ своимъ и пятью казаками, поѣхалъ къ крѣпости. На вопросъ Зосима Юрьевича, куда и зачѣмъ они ѣдутъ, онъ отвѣчалъ уклончиво, что ему хотѣлось бы осмотрѣть крѣпостной ровъ, нѣтъ ли въ немъ подозрительныхъ лицъ. Ночь была темная, хотя небо было чисто и ясно; шагахъ въ десяти трудно было различать предметы. Когда они подъѣхали къ концу крѣпости, къ самымъ дачамъ, Бубенчиковъ велѣлъ всѣмъ спѣшиться и самъ, слѣзши съ коня, оставилъ всѣхъ лошадей при одномъ казакѣ, а съ остальными и съ своимъ помощникомъ опустился въ ровъ и тихо началъ пробираться къ тому мѣсту, гдѣ, по указанію грека, колонисты Бука и Гансъ должны были копать. Дойдя до предполагаемаго имъ мѣста, онъ шопотомъ приказалъ всѣмъ лечь на землю въ глубинѣ рва. Около часу они лежали не шевелясь; все было тихо, только прыжки жабъ нарушали иногда тишину. Казаки и помощникъ Бубенчикова, не зная и не понимая причины этой засады, въ душѣ проклинали своего начальника за это скучное препровожденіе времени. Но вотъ по бульвару раздались шаги, быстро приближающіеся къ нимъ, и слышны два голоса.
   -- Гансъ, я тебѣ говорю, мы здѣсь копали... я помню, противъ этого дерева... Зажигай свой фонарь и опустимся въ ровъ.
   -- А... можетъ быть, Бука!... Вотъ я и фонарь зажегъ. Ну, полѣзай въ ровъ... вотъ тебѣ заступъ... спустился?... бери фонарь поскорѣй: во рву его не видно будетъ...
   -- Я думаю, Гансъ, ассигнаціи не промокли въ послѣдній дождь: онѣ лежатъ въ почтовомъ чемоданѣ, а онъ изъ хорошей кожи.
   -- О, нѣтъ! Лишь бы намъ найти мѣсто... Видишь: тутъ мягка земля, значитъ, раскопанная... бери, Бука, заступъ... видишь, я правъ... а вотъ я тебѣ помогу... но прежде потуши фонарь... а то обходъ проѣдетъ и замѣтитъ... ну, вотъ и потушилъ... у! у!... тащи...
   Но вдругъ Бука и Гансъ чувствуютъ, что сильныя руки схватили ихъ. Они хотятъ вырваться и бѣжать; но градъ ударовъ отъ нагаекъ заставляетъ ихъ смириться.
   -- Если кто нибудь изъ васъ осмѣлится шевельнуться, произносятъ чей-то твердый голосъ: -- я его проколю саблей. Казаки! ведите ихъ въ крѣпостную гауптвахту, оставьте ихъ тамъ подъ карауломъ и возвращайтесь сюда съ лошадью за чемоданомъ.
   -- Пустите, господинъ офицеръ! Какъ вы смѣете насъ арестовать? сказалъ Бука.
   -- Я полиціймейстеръ и беру тебя, вора и грабителя, подъ стражу.
   При словѣ: "полиціймейстеръ", Бука присмирѣть и пошелъ съ казаками къ Гауптвахтѣ, которая находилась шагахъ жъ двухстахъ отъ этого мѣста. Минутъ черезъ двадцать казаки вернулись; чемоданъ былъ взваленъ на одну казачью лошадь, и Бубенчиковъ направилъ поѣздъ къ гауптвахтѣ, гдѣ находились арестанты. Здѣсь онъ взялъ себѣ въ помощь пѣхотный караулъ и, вмѣстѣ съ арестантами, отправился въ полицію.
   Зосимъ Юрьевичъ во всю дорогу былъ нѣмъ, какъ рыба: видно, что арестъ Бубенчиковымъ такихъ важныхъ преступниковъ, разграбителей почты, легъ тяжелымъ камнемъ на его сердце. Причинъ такой печали не беремся описывать; можетъ быть, Зрсимъ Юрьевичъ страдалъ оттого, что ему не удалось самому, безъ всякой, посторонней помощи, отыскать почтовый чемоданчикъ. о! по мягкости своего сердца, по великодушнымъ порывамъ своей полицейской души, онъ бы, вѣрно, пріютилъ на своемъ чердакѣ этотъ чемоданъ; а денежки, находившіяся въ немъ, нашли бы самое выгодное и общеполезное мѣсто: онѣ попали бы въ коммерческія конторы, откуда, мѣняясь на пшеницу, сало и шерсть, приносили бы цѣлому краю несомнѣнную пользу... И все этотъ Бубенчиковъ, этотъ врагъ общественнаго благосостоянія, онъ имѣлъ у себя въ рукахъ всѣ эти суммы, которыя пойдутъ въ разные концы Россіи для разныхъ самыхъ безнравственныхъ цѣлей!
   Тутъ чадолюбивая маменька посылаетъ, сынку въ полкъ денегъ, которыхъ давно ждутъ или факторы-жидки за мертвый и живой товаръ, или кредиторъ-шуллеръ, ежедневно посѣщавшій его и, вмѣсто спроса: "какъ ваше здоровье?" восклицающій: "повѣстку съ почты получили!"
   Тутъ вы найдете письмо отъ какого нибудь артельнаго парня-поденщика, въ которомъ онъ пишетъ своей супругѣ: "слюбѣзная мая жена Аграѳѣна Пантелѣновна, отписываю сіѣ пысмо всовѣршееномъ здравія, съ приложеніемъ однако рубля, чаво и вамъ желаю и поклонъ вамъ посылаю. Дѣтѣй цалую и съ наступающимъ праздникомъ и съ прошедшимъ постомъ проздравляю. Мой низкій поклонъ также тятенькѣ Касьяну Онуфріевичу и матушкѣ Исидорѣ Артемоновнѣ. Кланяюсь также сусѣдамъ Архипу Прохоровичу съ законной ѣво супругой. Скажи усѣмъ, што въ здравіи ихъ молитвами поживаемъ да денѣшки наживаемъ..."
   Тутъ вы найдете посланіе строгаго родителя къ своему сыну, студенту, котораго онъ упрекаетъ за то, что много тратитъ и что въ старину 10 р. сер. составляли на ассигнаціи 35 р., были приличнымъ мѣсячнымъ содержаніемъ, что теперь нравы развращены и молокососы, вмѣсто того, чтобы сидѣть за книжкой, таскаются по баланъ и театрамѣ. Предавая анаѳемѣ всѣ эти соблазны, нѣжный родитель обращаетъ вниманіе юноши на книгу подъ заглавіемъ: "О соблазнахъ и способахъ умерщвленія плоти и страстей и достиженія духовнаго совершенства". Къ этому роскошному блюду, въ видѣ приправы, родитель совѣтуетъ сыну дѣлать моціонъ, вставать на разсвѣтѣ, такъ какъ утро вечера мудренѣе и утромъ мысли свѣжей и память яснѣй. Въ заключеніе прилагается 40 руб. сер., съ примѣчаніемъ, что больше ему не вышлютъ впредь до будущаго мѣсяца...
   Тутъ, какъ благоухающая весенняя роза, ласкаетъ вашъ взоръ письмо невѣсты, въ которомъ, застѣнчиво извиняясь, она умоляетъ своего жениха занять у нея ея трудовую копѣйку, которую она накопила втеченіе года....
   Рядомъ съ этимъ письмомъ лежитъ другое, въ которомъ одинъ господинъ посылаетъ своей возлюбленной камеліи тысячу рублей, вырученныхъ ямъ отъ продажи жениныхъ наслѣдственныхъ брильянтовъ, послѣдняго ея достоянія... Но всего не перечтешь тутъ: и горе, и радость, и нравственность, и развратъ... И все это Зосимъ Юрьевичъ могъ бы уничтожить, стереть съ лица земли; но Бубенчиковъ предупредилъ его. Поглядите, онъ сидитъ теперь въ присутствіи полиціи, на предсѣдательскомъ мѣстѣ; Бука и Гансъ стоитъ близъ него въ кандалахъ; Зосимъ Юрьевичъ, вмѣстѣ съ дежурнымъ квартальнымъ, вынимаетъ изъ чемодана пакеты и раскладываетъ ихъ по столу. Двѣ сальныя, на канцелярскомъ языкѣ называемыя, макаемыя свѣчи горятъ на столѣ и, разливая блѣдный свѣтъ на окружающіе предметы, придаютъ этой картинѣ какое-то мрачное выраженіе. Лицо Бубенчикова горитъ какимъ-то лихорадочнымъ жаромъ; щеки его блѣдны, глаза блестятъ. Бука нахально глядитъ на представителей правосудія; а Гансъ хнычетъ и постоянно сморкается въ полу своего сюртука. Двое часовыхъ, охраняющихъ преступниковъ, мало интересуются этой сценой и дремлютъ, стоя. Немного въ сторонѣ, за особымъ столомъ, сидитъ дежурный полицейскій чиновникъ, съ перомъ въ рукѣ, ожидая начатія допроса; глаза его заспаны, и онъ часто позёвываетъ въ свою лѣвую руку.
   Полиціймейстеръ обращается къ Букѣ.
   -- Ты теперь попался съ наличнымъ: запираться нечего; признавайся откровенно во всемъ, и, можетъ быть, тебѣ смягчатъ наказаніе.
   -- Чего тутъ скрывать и запираться, ваше высокоблагородіе: -- ломался, такъ попался.
   -- Говори же всю правду и не щадя никого, открой всѣхъ своихъ сообщниковъ и товарищей.
   -- Всю правду скажу, ваше высокоблагородіе! Я у Гансъ, да еще два колониста давно думали, какъ бы разбогатѣть: думали, думали и рѣшили, что овладѣть почтой -- не грѣхъ: казна богата и заплатить тѣмъ, которые посылаютъ деньги по почтѣ. Но какъ это сдѣлать? съ почтой иногда двѣ тройки, да на нихъ почтальйонъ, у котораго пистолеты да два ямщика. Вотъ я и сказалъ: нужно выбрать такую почту, когда будетъ одна тройка: съ двумя легче справиться, чѣмъ съ тремя; только, чуръ, никого не убивать. Черезъ нашу колонію проходить почтовая дорога, и въ колоніи находится почтовая станція. Я съ смотрителемъ станціи -- пріятели: вотъ и узналъ отъ него, въ какіе дни проходятъ почта. Въ эти дни я и захаживалъ къ нему: сижу, разговариваю и жду почту. Такъ прошло полгода, и мы ничего не могли сдѣлать: то почта пройдетъ днемъ, то въ двѣ, три тройки. Случилось это въ прошлую осень. Грязь была ужасная, дождь лилъ нѣсколько дней, и смотритель сказывалъ мнѣ, что почта запоздала и что, вѣрно, она будетъ не раньше ночи. Вотъ я и зашелъ къ нему, сидимъ да разсказываемъ про то, про сё. Я и говорю ему, не послать ли за лодкой, выпить бы, а то такое ненастье, что морозъ по кожѣ подираетъ. Смотритель сейчасъ и послалъ за водкой. Мы съ нимъ, какъ пріятели, выпили ужь полштофа, а тутъ слышимъ колокольчикъ.... У меня сердце замерло: ну, думаю, почта... Она и была... Входить почтальйонъ, маленькій, мизерный такой -- не на что и плюнуть.
   -- Что, одна тройка? спрашиваетъ смотритель.
   -- Одна, отвѣчаетъ онъ,
   -- Вы озябли, говорю я: -- хотите согрѣться?
   Подношу ему стаканчикъ, да такой, что четверть штофа въ него вошло. Онъ туда-сюда, говоритъ: не годится, много будетъ, охмѣлею. Вздоръ, говорю я:-- почтальйонъ долженъ нить; да вѣдь ваша братья всѣ пьяницы горьчайшіе -- не стать намъ учить васъ -- а отказомъ вашимъ вы только обиждаете насъ. Онъ и хвать весь стаканчикъ. Тутъ я и присталъ къ смотрителю: пей да ней; онъ съ дуру и выпей. Не выпей онъ, самъ бы, вѣрно, поѣхалъ провожать почту: темень была ужасная, а почтальйонъ и ямщики неблагонадежные. Но водка его отуманила, и онъ не въ силахъ былъ шевельнуть языкомъ. Тогда со станціи побѣжалъ я къ Гансу. Тамъ ужь были наши товарищи... Мы взяли топоры, сѣли верхомъ и поскакали по почтовой дорогѣ. Верстъ пять отъѣхали, стали и ждемъ. Слышимъ колокольчикъ гудитъ.... все ближе.... ближе.... вотъ мы и стали поперекъ дороги и кричимъ: "стой!" Тройка остановилась. Почтальйонъ спрашиваетъ, что мы за люди и что намъ нужно.
   -- Слѣзай, кричу я ему: -- и отдай намъ почту.
   А онъ какъ закричитъ: "разбойники, грабители! поворачивай, ямщикъ, да скачи назадъ!" Ямщикъ и оовернулъ назадъ лошадей да и погналъ ихъ; а мы въ догонку, да какъ нагнали ихъ, въ азартѣ перваго почтальйона зашибли, а потомъ и ямщика. Всѣ сумки мы сейчасъ же забрали съ собою по домамъ; потомъ вернулись, съ повозкой, да остальные чемоданы перетащили къ себѣ. На другой день вся колонія зашумѣла; сосѣдъ къ сосѣду бѣжитъ и шопотомъ говорить: вотъ бѣда приключилась -- почту разграбили.... А мы ни гу-гу; охаемъ и стонемъ съ другими: что вотъ начальство слѣдствіе нарядитъ и будутъ насъ невинныхъ таскать; а сами мы поговорили межь собой, что нужно чемоданы въ городъ перевезти, что у насъ могутъ ихъ найти.... Въ тотъ же вечеръ я и Гансъ повезли ихъ въ городъ, будто овесъ веземъ на продажу. Какъ пріѣхали въ городъ, мы на Молдаванкѣ наняли квартиру, стащили туда чемоданы ночью; но думаемъ себѣ, и здѣсь ихъ неловко держать: вотъ, по ночамъ, мы чемоданы и закопали въ разныхъ мѣстахъ, за городомъ... Каждую ночь ходили туда, разбирали пакеты, деньги отбирали, а конверты закапывали. Такъ мы всѣ чемоданы и сумки перебрали, кромѣ того, что теперь у васъ.
   -- Сколько денегъ у васъ было? спросилъ Бубенчиковъ.
   -- Тысячъ сто.
   -- Кто жь ваши сообщники?
   -- Кауфманъ и Ландесбомъ. Мы всѣ подѣлились поровну.
   -- Гдѣ деньги?
   -- Мои деньги дома, а прочихъ не знаю.
   -- На твою долю пришлось 25 тысячъ. Всѣ деньги цѣлы?
   -- Не всѣ: я много истратилъ.
   -- На что ты ихъ истратилъ?
   -- Тысячу рублей взялъ у меня приставъ 1-й части, чтобы освободить меня.
   -- Ты покажешь ему это въ глаза?
   -- Какъ не показать! Вы у него можете найти и два брильянтовыя кольца одно съ голубою эмалью, другое съ червою. Кольца важныя, отъ брильянтщика Пигати.
   -- Откуда вы взяли эти кольца и за что вы были арестованы.
   -- Я и Гансъ, какъ поразбогатѣли, то и думаемъ, какъ попадемся и начнемъ откупаться у полиціи и суда, то у самихъ ничего не остается: не изъ чего было я хлопотать. Додумали, подумали и рѣшались обокрасть брильятщика Пигати. Чрезъ двѣ недѣли послѣ того, какъ мы ограбили почту, мы, въ темную, ненастную ночь, часа въ два, взломали стѣнку въ лавкѣ брильянтщика и забрали у него всѣ брильянты, золото и серебро. На другой день вездѣ, въ цѣломъ городѣ, объ этомъ говорили; а мы съ Гансомъ смѣмся и попиваемъ сантуринское. Но не все же коту масляница; чрезъ недѣлю съ нами случилась бѣда. Дѣло было вотъ какъ. Чиновникъ съ колоніи производилъ слѣдствіе о разграбленіи почты -- взялъ за бока смотрителя и спрашиваетъ его, не былъ ли почтальйонъ или онъ, смотритель, пьяны. Тотъ отпираться; а чиновникъ давай распрашивать ямщиковъ, а одинъ и разскажи, что вотъ Бука въ тотъ вечеръ потчевалъ водкой и смотрителя, и почтальйона. Чиновникъ послалъ за мной; а ему говорятъ: ужъ нѣсколько недѣль съ Гансомъ уѣхалъ въ городъ продавать овесъ, да не возвращается. Это и навело на насъ сумленіе. Онъ пріѣхалъ въ городъ и чрезъ полицію началъ разыскивать насъ. Полиція нашла васъ; меня арестовала 1-я частъ, а Ганса -- квартальный, который отправить его въ полицію. Ганса обыскали и нашли у него брильянтовыя серги.... Дѣло было плохо... Мы ужъ сидѣли цѣлую недѣлю; на восьмой день, вечеромъ, зоветъ меня къ себѣ приставъ Пѣшковъ, "Хочешь, говоритъ онъ, я тебя освобожу? Я знаю, ты мошенникъ и съ Гансомъ ограбили почту и Пигати. За тебя и Ганса хлопочутъ сильные люди. Вотъ и полиціймейстеръ пошетъ мнѣ записку. "Онъ началъ читать: "Прошу васъ освободить колониста Буку, арестованнаго по извѣстному вамъ дѣлу: это дѣло нужно затереть." "Но, продолжалъ приставъ, они съ Ганса содрали, а я-то что: за козла у нихъ что ли?... Дай пять тысячъ -- освобожду тебя.... "Нѣтъ у меня столько, закричалъ я, да въ ноги къ нему: не губите, говорю, дамъ 500 рублей." Торговались, торговались и кончили -- на тысячу рублей да на два кольца.... На честное слово онъ отпустилъ меня, чтобы я ему на другой день, утромъ, доставилъ обѣщанныя деньги и вещи. Когда я вышелъ изъ части, я взялъ дрожки и, какъ сумасшедшій, поѣхалъ домой. Тамъ я засталъ Ганса: онъ сидѣлъ я плакалъ. "Чего плачешь?" справилъ я" "Плачу", отвѣчалъ онъ, "оттого" что меня ограбили: забрали у меня всѣ брильянты да еще пять тысячъ въ придачу." "Кто жь у тебя взялъ?" Тутъ онъ разсказалъ какъ къ нему пришелъ Мунштучковъ -- нашъ ремесленный маклеръ -- какъ онъ ему грозился, какъ онъ съ нимъ торговался и взадъ деньги и вещи. На другой день онъ и я были освобождены.
   Это показаніе Буки, отъ слова до слова, было передано дежурнымъ писцомъ, прочтено ему и имъ подписано.
   Но, когда Бубенчиковъ началъ снимать показаніе съ Ганса, тотъ хныкалъ, и отъ него онъ не могъ добиться толку: Гансъ путался въ отвѣтахъ и противорѣчилъ себя на каждомъ шагу. Между тѣмъ, Зосимъ Юрьевичъ выложилъ на столъ всѣ почтовые пакеты. Бубенчиковъ пересчиталъ съ нимъ письма и велѣлъ ихъ положить въ кассовый ящикъ, для того, чтобы на другой день составить имъ подробную опись.
   -- Теперь, сказалъ онъ:-- мы поѣдемъ къ приставу Пѣшкову и арестуемъ его.
   -- Какъ можно! воскликнулъ съ ужасомъ Зосимъ Юревмчъд -- Вѣдь онъ приставъ, не мѣщанинъ какой нибудь. Мы можемъ за это пострадать.
   -- Для меня сообщники воровъ и грабителей всѣ равны, дворяне ли они, или мѣщане: не мы ихъ арестуемъ, а законъ....
   -- Какъ хотите, я не могу на это согласиться. Здѣсь нужно разрѣшеніе высшаго начальства. Сдѣлать обыскъ у пристава -- это нешуточное дѣло: если мы ничего не откроемъ, насъ предадутъ суду, отрѣшатъ отъ должности.
   -- Я буду слѣдователемъ, господинъ помощникъ мой, а вы будете только депутатомъ. Напишите предписаніе на ваше имя; я его подпишу.
   -- Но здѣсь нужны понятые.
   -- Въ полночь негдѣ достать понятыхъ. Полицейскіе служители и казаки будутъ нашими свидѣтелями.
   Зосимъ Юрьевичъ хотѣлъ еще возражать; но, взглянувъ на Бубенчикова и встрѣтивъ его сердитый взглядъ, онъ закусилъ губы, взялъ листъ бумаги и написалъ себѣ предписаніе -- о присутствованіи имъ въ качествѣ депутата со стороны полиціи, при арестѣ и обыскѣ пристава Пѣшкова.
   Когда эта бумага была изготовлена и подписана Бубенчаковымъ, онъ запечаталъ кассовый ящикъ печатями -- своею и его помощника, и отправился съ Зосимомъ Юрьевичемъ въ первую часть.
   Когда они явились въ квартиру Пѣшкова, они застали его въ постели; онъ только что легъ спать. Увидѣвъ полиціймейстера и Зосима Юрьевича, Пѣшковъ выскочилъ изъ постели и надѣвъ халатъ, началъ извиняться въ томъ, что они его застали въ такомъ неглиже. Въ отвѣтъ на это, Бубенчиковъ сказалъ ему сурово: "Одѣньтесь: вы намъ нужны по очень важному дѣлу"; Пѣшковъ хотѣлъ было выйти въ другую комнату, чтобы совершить свой туалетъ; но Бубенчиковъ просилъ его не безпокоиться.
   Серьёзность и рѣзкость полиціймейстера бросала Пѣшкова то въ жаръ, то въ холодъ. Сознавая свою совѣсть не слишкомъ чистою, онъ предчувствовалъ что-то недоброе.
   Когда онъ одѣлся, Бубенчиковъ сказалъ ему холодно:
   -- Вы арестованы.
   -- За что? воскликнулъ приставъ блѣднѣя.
   -- Въ полиціи я сообщу вамъ причины. Вамъ остается только отдать намъ ключи отъ вашего комода, письменнаго стола и шкафа. Мы должны забрать и запечатать ваши бумаги.
   -- Помилуйте, я не воръ.... Со мною нельзя поступать какъ съ мѣщаниномъ.... я дворянинъ и чиновникъ....
   -- Это судъ разберетъ.... Не угодно да будетъ вамъ отдать мнѣ ключи?... Если вы будете упорствовать, мы взломаемъ и перепортимъ вашу мебель.
   При этомъ рѣшительномъ отвѣтѣ Бубенчикова, Пѣшковъ отдалъ ему ключи. Тотъ замкнулъ всѣ ящики комода и письменнаго стола и запечаталъ ихъ; а портфель, лежавшій на столѣ, онъ взялъ съ собою.
   -- Теперь, сказалъ онъ: -- ѣдемъ въ полицію.
   Во всю дорогу Пѣшковъ нахально утверждалъ, что на свѣтѣ истинные злодѣи торжествуютъ, а невинность страждетъ, что не онъ первый, не онъ и послѣдній, что слѣдствіе и судъ докажутъ и покажутъ его полицейскія добродѣтели, добросовѣстность, знаніе дѣла. Когда же они пріѣхали въ полицію и Бубенчиковъ, Объявивъ Пѣшкову причину ареста, далъ ему очную ставку съ Букой, тотъ сильно растерялся, но упорно запирался и даже отвергалъ то, что Бука былъ подъ арестомъ.
   -- И какъ можно, воскликнулъ онъ: -- унизить такъ чиновника -- ставить его на одну доску съ разграбителемъ почты и давать ему съ такимъ мошенникомъ очную ставку!
   Но тутъ онъ запнулся: Бубенчиковъ, перебирая бумаги его портфёля, нашелъ записку къ нему Шлагенштока, въ которой этотъ ясно писалъ, "чтобы Пѣшковъ освободилъ Буку"; тогда Пѣшковъ заблагоразсудилъ закричать, что ему дурно, и упалъ въ обморокъ. Запечатавъ его бумаги въ портфёлѣ, Бубенчиковъ приказалъ Зосиму Юрьевичу отвесть его въ городовую больницу, въ видѣ арестанта. Самъ же полиціймейстеръ, утомленный тревогами того дня, отправился на отдыхъ домой.
   

ГЛАВА XIII.
НОВАЯ БЕСѢДА СЪ ИСКРИНЫМЪ.

   Арестъ грабителей почты и брильянтщика Пигати, оговоръ Буки и арестъ пристава Пѣшкова надѣлали страшнаго шуму въ городѣ Приморскѣ; много было толковъ и прикрасъ по этому дѣлу, и о Бубенчиковѣ стали говорить какъ о сказочномъ героѣ, Жаль, что о немъ не дошла молва до Суздаля, а то вѣроятно провинціальные трактиры и чайныя заведенія, также станціонные дома и купеческія гостиныя украсились бы замѣчательными художественными произведеніями, въ родѣ сожженія какимъ нибудь героемъ-прапорщикомъ одной пушкой всего англо-французскаго флота. Само собою разумѣется, что, вмѣсто англо-французскаго флота, Бубенчиковъ былъ бы изображенъ человѣкомъ, созидающимъ новую полицію и сажающимъ старую въ новую. Это было бы очень трогательно и назидательно, въ особенности для русскаго человѣка, съ удовольствіемъ слушающаго и похожденія Соловья-разбойника, и казнь Пугачева. Снова повторяю, очень жаль, что популярность Бубенчикова ограничилась однимъ Приморскомъ. Здѣсь и полиція, и бродяги, и мошенники на-время присмирѣли. Первая расторопно исполняла всѣ приказанія своего начальника, лѣзла изъ кожи, стояла предъ нимъ на вытяжкѣ; вторые попрятались по разнымъ каменоломнямъ, откуда изгонялись отважными набѣгами Бубенчикова. По этому обстоятельству господинъ, исправляющій должность генералъ-губернатора, благодушный Ивановъ, изволилъ ему даже замѣтить, что въ той области, гдѣ онъ состоитъ губернаторомъ, такое нашествіе бродягъ изъ Приморска, что полиція съ ума сходитъ. При этомъ онъ даже забылъ, что самъ состоялъ въ этой области владѣльцемъ одного уѣзднаго городка, населеніе котораго увеличилось этими бродягами....
   Вообще жители этого города отдавали преимущество Иванову предъ кровопролитнымъ Румянцевымъ, покоящимся теперь въ Печерской Лаврѣ. Румянцевъ взялъ этотъ городъ послѣ рѣзни турокъ и татаръ, которые падали мертвые отъ одного дыханія этого героя; Ивановъ же взялъ этотъ самый городъ безъ рѣзни, а просто вмѣшавшись въ тяжбу двухъ помѣщиковъ, которые сражались на бумагѣ за право владѣнія этимъ городомъ и многими деревнями. Ивановъ принялъ сторону того, кто имѣлъ меньше правъ на эти владѣнія, подъ условіемъ получить одинъ городъ, уступая ему многія деревни. Тотъ согласился, и такимъ образомъ Ивановъ, безъ боя, овладѣлъ тѣмъ городомъ, за который было когда-то пролито столько басурманской крови. Итакъ, городъ этотъ быстро населился бродягами, чему споспѣшествовалъ много Бубенчиковъ, открывши тяжкое гоненіе на этихъ дикихъ звѣрей, постоянныхъ жертвъ полицейской кровожадности и сребролюбія. Вышло въ сущности, что Бубенчиковъ принесъ только пользу Иванову. Правда, полиція страшно суетилась при его появленіи въ канцелярію, и дѣла, на которыя онъ обращалъ вниманіе, рѣшались тотчасъ же; но до преобразованія полиціи было далеко. Тотъ же застой въ дѣлахъ съ хроническими недугами, та же парализація его дѣйствій -- то губернаторомъ, то судебными мѣстами, то же обремененіе полиціи разными административными присутственными мѣстами безчисленнымъ множествомъ порученій объ объявленіи рѣшеній на прошенія, въ родѣ слѣдующаго: "дозволить -- пустить брандеръ, подъ названіемъ бурлотъ, на англо-французскій флотъ, который безъ людей, паровъ, вѣтра, парусовъ и веселъ сожжетъ всѣ непріятельскія суда..." А по уголовнымъ дѣламъ пристава и квартальные, обремененные тысячами слѣдственныхъ дѣлъ, производили ихъ нерадиво; свидѣтели, безъ дѣйствительной присяги, подписывали такъ называемое клятвенное обѣщаніе; при повальномъ обыскѣ о поведеніи даннаго лица или о какомъ нибудь событіи -- сгонялся разный сборъ уличный. Все дѣлалось при Бубенчиковѣ, какъ и въ старину: тотъ же антагонизмъ правосудія. Онъ ясно это видѣлъ, чувствовалъ все безсиліе свое, про громадности переписки съ разными присутственными мѣстами; но какъ помочь горю? Однихъ паспортовъ, разныхъ отсрочекъ по нимъ, статейныхъ и другихъ списковъ, также резолюцій на докладныхъ регистрахъ ему доводилось иногда подписать по 200 и по 300 втеченіе дня. А между тѣмъ къ генералъ-губернатору и губернатору являйся каждое утро съ рапортомъ, что отнимаетъ по крайней мѣрѣ два часа; уѣздное казначейство свидѣтельствуй ежемѣсячно; въ попечительствѣ о тюрьмахъ засѣдай; на всѣхъ выборахъ и гуляньяхъ присутствуй; въ театрѣ ежедневно бывай; туши пожары, которыхъ въ годъ можно насчитать до ста; арестантовъ ежедневно осматривай; просителей у себя дома и въ полиціи принимай. У Бубенчикова кружилась голова, и онъ ходилъ какъ угорѣлый. Вслѣдствіе этого, то только исполнялось какъ должно, на что онъ обращалъ особенное вниманіе; страдали одни бродяги, воры же въ усъ не дули: онъ арестуетъ ихъ, а городовой стряпчій или судъ ихъ освободитъ: то мало уликъ, то полиція, арестуя вора съ поличнымъ, не имѣла въ это время понятыхъ, какъ свидѣтелей. А при этомъ блюстители правосудія забывали, что въ полночь, когда воры выходятъ на охоту, весь городъ спитъ и полиція не можетъ съ обходомъ таскать понятыхъ. Стучаться же при поимкѣ вора во всѣ окна въ томъ мѣстѣ, гдѣ онъ пойманъ, и будить всѣхъ жителей, не идетъ полиціи, какъ блюстительницѣ общественнаго спокойствія. Несмотря, однакожъ, на это, энергическія дѣйствія Бубенчикова такъ рѣзко бросались въ глаза, что воры присмирѣли на-время, въ особенности, когда были арестованы грабители почты и приставъ первой части и когда исправляющій должность генералъ-губернатора назначилъ надъ ними слѣдственную коммиссію. Впослѣдствіи же времени, увидѣвъ, что не всѣ воры одинаково преслѣдуются, разныя воровскія шайки снова подняли головы.
   Въ то время, когда дѣла находились въ такомъ положеніи, на бульварѣ Приморска играла военная музыка и толпы гуляющихъ ходили взадъ и впередъ по ровнымъ его аллеямъ. Ночь была тиха и прекрасна; море чуть-чуть шевелилось въ берегахъ; луна показалась на морскомъ горизонтѣ, какъ красный фонарь, потомъ, поднявшись на значительную высоту, бросила сребристую полосу свѣта на зеркальную поверхность воды; блескъ и игра свѣта еще болѣе увеличились въ этой полосѣ отъ тихаго движенія поверхности моря. Отъ судовъ явились длинныя, причудливыя тѣни; огоньки, горѣвшіе на нихъ, мерцали въ отдаленности, какъ звѣздочки.
   Въ воздухѣ было душно, и запахъ цвѣтшей оливки располагалъ къ какой-то нѣгѣ и дремотѣ; къ такому настроенію гулявшихъ много располагала и музыка, игравшая монотонно, а также и движущіяся взадъ и впередъ по аллеямъ толпы.
   Усѣвшись на скамьѣ, въ концѣ бульвара, Бубенчиковъ безсознательно глядѣлъ на проходившія мимо его лица; мысли его были далеко. Какъ жаль, что онъ не былъ наблюдателемъ; чего бы онъ тутъ не увидѣлъ! Вотъ идетъ пятидесятилѣтняя княгиня, маленькаго роста, съ высокимъ своимъ любовникомъ, негоціантомъ, который, ради ея княжеской короны, бросаетъ сотни тысячъ. Вслѣдъ за ними, подъ руку, идутъ перезрѣлыя три дочери княгини и, подъ защитой той же короны, бросаютъ фланирующей молодёжи не совсѣмъ скромные взгляды.
   Но кто это появился? Присматриваюсь: бывшая моя горничная, разряженная по послѣдней парижской модной картинкѣ, плавно и граціозно выступаетъ подъ руку съ какою-то салопницей; близъ нея увивается гусаръ и до слуха моего долетаютъ слова: "графиня, лучше и образованнѣе васъ я не встрѣчалъ женщины". Ихъ смѣняетъ новая пара: молодой человѣкъ съ бородой и дама лѣтъ пятидесяти у него подъ руку. Узнаю васъ! молодой человѣкъ; цвѣтъ Приморска -- уменъ, образованъ, хорошъ и милліонеръ. Полюбился ему сатана, лучше яснаго сокола; онъ даже просилъ руки у той барыни, у которой дѣти старше его 15 годами. Они прошли. Появилась новая пара: кавказскій артиллеристъ съ хорошенькой дамой; она виситъ у него на рукѣ и умильно глядитъ ему въ глаза. А! это наши -- Ловласъ и герцогиня Шеврёзъ. Ловласъ -- высокій, стройный мужчина, съ чрезвычайно пріятнымъ и красивымъ лицомъ; черкесскій костюмъ придаетъ его физіономіи оригинальность. Герцогиня -- низенькаго роста, граціозное, милое созданіе, пренебрегающее своею репутаціею и именемъ. Сегодня она виситъ на рукѣ Ловласа, завтра вы увидите ее висящую на рукѣ какого нибудь трехъ-аршиннаго генерала. Сзади ихъ идутъ подъ руку двѣ дамы, видимо ихъ преслѣдующія: одна изъ нихъ лѣтъ сорока, высокая полная женщина, одѣта въ бѣломъ платьи, съ открытой таліею и руками; другая одѣта бѣднѣе; первая -- эмансипированная русская помѣщица, вторая -- эмансипированная ея компаньйонка. Счастливецъ этотъ Ловласъ! женщины бѣгаютъ за нимъ, грызутся, царапаютъ другъ другу глаза, а онъ кутитъ на ихъ общій счетъ, улучшаетъ жалкіе остатки своего родоваго наслѣдія и пользуется всѣми возможными физическими и нравственными благами. А куда ты дѣлъ благоуханную нашу южную розу, которая услаждала сердце добрыхъ жителей Приморска своимъ мелодическимъ контръ-альто? Исчезла она съ театральной сцены: ты сорвалъ этотъ цвѣтокъ, выжалъ изъ него всѣ соки и потомъ, какъ безполезный, бросилъ, съ кучей ребятишекъ, гдѣ-то за границей. Счастливъ ты, Ловласъ, что нѣтъ ни гласности, ни публичнаго суда -- грозныхъ бичей разврата и порока.
   А ты, герцогиня ты, могла бы быть украшеніемъ общества и человѣчества. Красота, умъ, таланты -- неужели могутъ гармонировать съ развратомъ и цинизмомъ?
   Прошли, слава Богу! И се, какъ восклицалъ безсмертный профессоръ элоквенціи. Мерзляковъ, грядетъ мужъ, знаменитый изслѣдованіемъ русской древности и доказавшій, какъ дважды два четыре, что русскіе происходятъ отъ Ахиллеса. Ученый міръ, въ особенности славянофилы, восхищенные тѣмъ, что Гомеръ воспѣвалъ цивилизацію русскихъ, сдѣлали его шефомъ просвѣщенія въ Приморскѣ. Тяжелыми шагами, надутый спѣсью учености, влача на плечахъ своихъ громоздкихъ 9 классныхъ гражданскихъ чиновъ, сей мужъ прошелъ мимо Бубенчикова. Тутъ только послѣдній показалъ жизнь: онъ сдѣлалъ такое движеніе, какое обыкновенно дѣлаетъ пѣшеходъ, услышавъ за собою топотъ копытъ.
   Послѣ этого движенія, Бубенчиковъ вновь впалъ въ задумчивость; въ воображеніи его мелькали туманно разныя лица.
   "Чортъ знаетъ, что дѣлать!" думалъ онъ "Здѣсь просто пропадешь. Скука смертельная: куда ни пойдешь -- вездѣ холодная оффиціальность заставляетъ зѣвать. И понесла же меня не легкая принять на себя роль обличителя! Просто, хоть съ ума сойди: вездѣ мошенники, воры, бездѣйствіе закона и властей..."
   Онъ преусердно зѣвнулъ, при чемъ меланхолически закрылъ глаза.
   Но вотъ кто-то взялъ его за руку.
   Бубенчиковъ открылъ глаза; предъ нимъ стоялъ Искринъ.
   -- Садись, сказалъ Бубенчиковъ, пожавъ его руку.-- Радъ тебя видѣть. Гдѣ ты пропадалъ?
   -- Былъ занятъ, все дѣла и дѣла.
   -- Дѣла. Скучно, братъ, жить на свѣтѣ.
   Бубенчиковъ усердно зѣвнулъ.
   -- Что, ужь усталъ? Вы храбры на словахъ, попробуйте на дѣлѣ, сказалъ безсмертный Пушкинъ. То-то, мы всѣ на словахъ страшные герои:
   
   Ступитъ на горы -- горы трещатъ.
   Ляжетъ на воды -- воды кипятъ,
   Граду коснется -- градъ упадаетъ,
   Башни рукою за облакъ бросаетъ...
   
   Удаль чисто русская, напоминающая не Суворова, а Соловья-разбойника! Этими словами Державинъ выразилъ прекрасно нашу прыть. Ты, кажется, хотѣлъ изъ полиціи сдѣлать храмъ правосудія, кротости и тому подобное: "я не пожалѣю ни трудовъ, ни времени; я... я..." такъ кажется, ты говорилъ; а теперь ты позѣвываешь, подобно намъ, грѣшнымъ людямъ; скука, апатія овладѣваютъ? а?... Что жь ты молчишь?... Нѣтъ, голубчикъ, коли корни гнилые, сколько ни очищай вѣтвей, дерева не оживишь...
   Бубенчиковъ молча стучалъ своей саблей по носку сапога и грустно насупился.
   -- Слышалъ я, продолжалъ Искринъ:-- что ты усерденъ и дѣятеленъ, не стыдишься учиться и въ каждую свободную миуту сидишь надъ уголовными и гражданскими законами. Слышалъ я, что у тебя отличный юридическій тактъ и что ты понимаешь дѣло. Меня это очень, очень радуетъ. Но почему ты разочаровался, опустилъ вдругъ руки, сдѣлался мраченъ, страждешь сплиномъ?
   -- Почему?... Гм!... Почему взоръ и вкусъ человѣка ласкаются какою нибудь неизвѣстною ему красивою ягодою? Съ наслажденіемъ онъ раскусываетъ ее; но при этомъ вкусъ его поражается горечью и онъ съ кислою гримасою ее выплевываетъ. Думалъ я честно, добросовѣстно исполнить свой долгъ; но труды мои приносятъ такую же пользу, какъ капля воды морю. Ѣду я ночью и ловлію вора, вылѣзающаго изъ окна магазина съ разными украденными вещами -- судъ освобождаетъ его, на томъ основаніи, что мало уликъ. Поймалъ я на заставѣ нѣмца съ уворованными волами, стряпчій освободилъ его -- на основаніи его отзыва, что онъ этихъ воловъ нашелъ и хотѣлъ ихъ доставить въ пятую часть. Зачѣмъ, спрашиваю я, ему было доставлять воловъ за 15 верстъ, когда онъ могъ ихъ доставить въ ближайшую часть? Мнѣ возражаютъ на это, что такая пришла ему фантазія, и дѣло съ концомъ!... Является ко мнѣ одинъ, выгнанный изъ службы, чиновникъ, Дымаревъ, и объявляетъ мнѣ, что онъ можетъ открыть дѣлателей фальшивой монеты и на этотъ предметъ требуетъ 25 р. Я не жалѣю денегъ, даю ему -- и что же? Чрезъ недѣлю онъ доставляетъ мнѣ фальшивый полуимперіялъ и объявляетъ, что если я ему дамъ еще сто рублей, то онъ откроетъ преступниковъ. Я не соглашаюсь ему дать больше денегъ, такъ какъ на этотъ предметъ у меня нѣтъ казенныхъ суммъ, и онъ уходитъ. Я представляю губернатору монету и требую слѣдствія; губернаторъ, чрезъ нѣсколько мѣсяцевъ, даетъ предписаніе своему чиновнику, произвести о монетѣ формальное слѣдствіе. При слѣдствіи, Дымаревъ подтверждаетъ мои слова, но присовокупляетъ, что полиціймейстеръ неисполненіемъ его требованія споспѣшествовалъ къ сокрытію преступниковъ. Слѣдствіе тутъ принимаетъ другой оборотъ: перестаютъ тѣснить Дымарева, оставляютъ его даже на свободѣ, а надо мною начинаютъ производить слѣдствіе -- почему, дескать, сдѣлалъ упущеніе. Обворовали жандармскаго офицера и уворованный его синій сюртукъ былъ найденъ на базарѣ -- что жь ты думаешь? отъ него потребовали доказательства, что сюртукъ дѣйствительно его. У плацъ-адъютанта украли шкатулку съ бумагами и вещами, шкатулка съ бумагами была подброшена, а вещи украдены; полиція не хотѣла возвратить плацъ-адъютанту шкатулки, пока онъ не представилъ двухъ свидѣтелей, несмотря на то, что въ ней были найдены два его диплома на полученіе имъ чиновъ. Съ такими порядками просто съ ума сойдешь! Развѣ можетъ воля обнаруживать дѣятельность безъ головы, туловища, рукъ и ногъ? предлагаю тебѣ въ свою очередь вопросъ...
   -- Ты правъ. Намъ нужны коренныя преобразованія.
   -- Да еще какія! Нужны гласность, публичный судъ, судъ присяжныхъ; а тамъ требуй энергіи, дѣятельности, добросовѣстности. Нѣтъ, голубчикъ, тогда губернаторъ не поступилъ бы со мною, какъ это онъ сдѣлалъ съ пожарной командой, съ дѣлами полиціи и откупомъ.
   -- Я что-то слышалъ въ городѣ... Разскажи...
   -- Тебѣ извѣстно, что я не хотѣлъ принять ни дѣлъ полиціи, ни пожарной команды и по этому предмету вошелъ даже съ рапортомъ къ губернатору. На другой день вечеромъ я былъ въ театрѣ; онъ потребовалъ меня къ себѣ въ ложу и очень убѣдительно и краснорѣчиво упрашивалъ меня, чтобы я взялъ назадъ мой рапортъ; но я остался твердъ въ своихъ убѣжденіяхъ. Что жь, ты думаешь, онъ сдѣлалъ? заднимъ числомъ вошелъ къ министру съ представленіемъ слѣдующаго содержанія: "что средства и объемъ пожарной команды въ Приморскѣ незначительны въ сравненіи съ количествомъ пожаровъ; поэтому инструменты недолго служатъ и приходятъ скоро въ совершенную негодность, несмотря на ревностное содѣйствіе бывшаго полиціймейстера Шлагенштока, употреблявшаго изъ своего жалованья значительныя суммы на ремонтъ. Вслѣдствіе этого онъ ходатайствуетъ у министра объ ассигновкѣ, изъ городовыхъ суммъ, капитала, для покупки новыхъ инструментовъ и лошадей, а старыхъ проситъ разрѣшить продать". Согласно этому представленію, я получилъ на свой рапортъ слѣдующій отвѣтъ, что плохое состояніе пожарной команды ему давно извѣстно и что онъ еще до полученія моего рапорта за No... такимъ-то писалъ министру о томъ-то. Что же касается до безпорядковъ, найденныхъ мною въ полиціи, то слово "безпорядокъ" слишкомъ неопредѣленно; поэтому если я сомнѣваюсь въ исправности веденія дѣлъ, то онъ рекомендуетъ мнѣ обревизовать всѣ дѣла полиціи и скрѣпить ихъ по листамъ... Каковъ гусь!" Предложилъ мнѣ выпить море однимъ глоткомъ?... Вотъ тебѣ администрація, централизація власти въ лицѣ его превосходительства.... Вообще я ломалъ себѣ голову о томъ, куда дѣваются всѣ городскія суммы, которыхъ Приморскъ получаетъ свыше милліона рублей серебромъ? И почему въ городѣ нѣтъ никакихъ улучшеній? Чтожь ты думаешь? эти деньги поглощаются на содержаніе городскихъ присутственныхъ мѣстъ и учрежденій, которыя всѣ, начиная отъ губернатора, не стоять мѣдной полушки!.. Другой важный предметъ городскаго бюджета -- это выдача войскамъ квартирныхъ денегъ, отопленія и освѣщенія. На какой чортъ городу столько дармоѣдовъ?-- Для охраненія внутренняго порядка развѣ городъ не могъ устроить милицію? Это не стоило бы ему ни гроша. Если же необходимо содержаніе въ городѣ большаго количества войска, то развѣ городъ не можетъ выстроить для него единовременно казармы, съ квартирами для офицеровъ?-- Если разсчитать сколько потрачивается въ годъ квартирныхъ денегъ, то изъ нихъ въ нѣсколько лѣтъ можно бы было построить полный комплектъ казармъ.
   -- Но на это нужна единовременно большая сумма,-- возразилъ Искринъ.
   -- Развѣ городъ не можетъ сдѣлать займа, положимъ, въ государственномъ банкѣ? А если онъ этого не захочетъ, пусть онъ выпуститъ на эту сумму облигаціи на 5% и вѣрь, мнѣ -- онѣ пойдутъ на разхватъ, въ одинъ день. Эти 5% будутъ сотой долей того, что платитъ теперь городъ войскамъ. Я не говорю ужь о томъ, что всѣ городскія земли, лавки, и разные сборы,-- коробочные и гильдейскіе,-- должны бы были идти на общественныя учрежденія. Оставимъ ужь эти суммы въ сторонѣ. По крайней мѣрѣ, двухъ-процентный сборъ съ оцѣночной суммы домовъ, уплачиваемый домохозяевами, долженъ бы былъ цѣликомъ отойти на освѣщеніе города и мостовыя. У насъ, мой другъ, нѣтъ какъ слѣдуетъ муниципальнаго устройства; въ думу избираются люди безъ образованія, безъ яснаго сознанія общественныхъ интересовъ; городскія суммы получаютъ чортъ знаетъ какое направленіе, и распредѣленіе ихъ зависитъ не отъ дѣйствительныхъ нуждъ города, а отъ усмотрѣнія начальства. Такъ мы далеко не уйдемъ. Во время войны въ Приморскъ съѣхалось нѣсколько сотъ офицерскихъ семействъ, которымъ начальство разрѣшило получать квартирныя деньги изъ городскихъ суммъ. Кажется мнѣ, городъ нисколько не виноватъ, что имъ было угодно въ него съѣхаться?.. Если бы, напримѣръ, они оставались въ тѣхъ мѣстахъ, гдѣ засталъ ихъ походъ, они бы получили квартирныя деньги въ тѣхъ городахъ, гдѣ они прежде находились, а то квартирная повинность половины Россіи пала на одинъ городъ... Я много думалъ по этому предмету; до тѣхъ поръ не будетъ толку, пока распредѣленіе городскихъ суммъ не будетъ предоставлено городскому депутатскому собранію; пренія и отчетность объ этихъ суммахъ должны быть публичны и только одна ихъ ревизія должна подлежать отчетности Министерства Внутреннихъ Дѣлъ. Отчего колонисты свои общественныя суммы, по мірскимъ приговорамъ, имѣютъ право употреблять на общественныя нужды? почему городскія сословія лишены этого права? Развѣ всѣ сословія не одинаковы въ своихъ правахъ?... Почту такое преимущество однимъ предъ другими?... Да и при нынѣшнемъ порядкѣ можно ли ожидать раскрытія злоупотребленій по дѣламъ думы? Она ничего не дѣлаетъ сама собою: все разрѣшается или губернаторомъ или генералъ-губернаторомъ или министромъ, и, если сдѣланъ промахъ,-- ктожь потащитъ этихъ лицъ къ суду и отвѣтственности? Кто приметъ на себя эту обязанность?... И болитъ ли сердце губернатора при израсходованіи сотенъ тысячъ изъ городскихъ суммъ? Онъ сегодня здѣсь, а завтра можетъ уѣхать къ чорту.... Вотъ ужь болѣе двадцати лѣтъ слышны вопли жителей Приморска на мостовыя, освѣщеніе и воду.... И чтоже? городъ мостятъ отвратительнымъ щебнемъ, на 50 или 60 верстномъ разстояніи назначено около 500 фонарей; а воду городъ не имѣлъ средствъ самъ провести и передалъ это дѣло частному лицу, которое теперь зарабатываетъ рубль-на-рубль, угощая городъ прескверною водою, отъ несовершенства трубъ.... просто противно говорить.
   -- Эге! любезный другъ, возразилъ Искринъ: -- у тебя начинаетъ развиваться желчь! добрый знакъ, теперь есть надежда; что ты сдѣлаешься порядочнымъ человѣкомъ. Видно тебѣ хорошо допекли эти порядки.... Но ты заговорился о городскомъ хозяйствѣ и забылъ разсказать какъ кончилось дѣло твое съ откупомъ.
   -- Прескверная, брать, исторія: нестоитъ и разсказывать... Мнѣ наклеили носъ и довольно съ тебя.
   -- Какъ же это было? я большой охотникъ слушать разсказы про откупныя продѣлки.... Признаться, я къ откупнымъ лицамъ имѣю даже маленькую симпатію, потому что считаю ихъ утонченнѣйшими плутами и грабителями.
   -- Коли есть охота, слушай. При вступленіи мною въ должность полиціймейстера, я объявивъ себя отъявленнымъ врагомъ откупа, т. е. отказался отъ откупнаго жалованья и сдѣлалъ распоряженіе, чтобы нижніе чины не пьянствовали въ кабакахъ, чтобы шинки не торчали близъ церквей и не отворялись до литургіи....
   -- Итакъ, продолжалъ Бубенчиковъ: -- сдѣлавъ распоряженіе относительно откупа, я твердо рѣшился наблюдать за тѣмъ, чтобы мое приказаніе было исполнено: я не люблю дѣйствовать полумѣрами. Каждую ночь я началъ объѣзжать городъ, и всѣ шинки, которые были открыты позже 9 часовъ, запечатывалъ; тоже самое я дѣлалъ и съ тѣми шинками, которые открывались до окончаніи литургіи... Боже мой! какъ взбѣленились... наряжена была слѣдственная коммисія о моихъ противузаконныхъ дѣйствіяхъ: откупщикъ доказывалъ, что я запечаталъ шинки неправильно, что они закрываются въ положенное время, и объявилъ на меня претензію тысячъ на сто. Но я такъ же не промахъ; каждый день я ловилъ въ шинкахъ солдатъ и собралъ столько фактовъ, что едва ли откупщикъ выиграетъ дѣло.-- Такъ я сражался съ мѣсяцъ; но, признаюсь тебѣ откровенно, такая неровная борьба мнѣ надоѣла....
   -- Что? малѣйшее препятствіе и сейчасъ назадъ?!
   -- Вовсе не то; какую пользу я принесу моею борьбой? Что испишутъ нѣсколько тысячъ листовъ бумаги?... Нѣтъ, братъ, такой дѣятельности я не люблю; когда мои силы не могутъ приносить пользы, пусть лучше онѣ погибнутъ, завянутъ въ самомъ своемъ зародышѣ. Переливать изъ пустаго въ порожнее могутъ только ребятишки; теперь не тотъ вѣкъ, не тотъ духъ. Я жизни хочу и жажду, а не канцелярской мертвой буквы.... А тутъ вѣдь все основано на одной отпискѣ: отписали бумагу и воображаемъ себѣ, что мы служимъ отечеству. Мы бумажнымъ и чернильнымъ фабрикамъ служимъ, а не государству....
   Въ это время прошелъ мимо ихъ халатникъ, т. е., подмастерье. Искринъ не обратилъ на него никакого вниманія; но Бубенчиковъ, по своему полицейскому настроенію, началъ слѣдить за нимъ глазами; подмастерье направился къ площадкѣ, гдѣ стояла вѣстовая пушка, онъ смотрѣлъ ее, при чемъ нѣсколько разъ оглянулся, какъ будто боясь, чтобы кто нибудь не подмѣтилъ его осмотра.
   -- Послушай, Искринъ, сказалъ Бубенчиковъ:-- ты видишь вонъ того человѣка, который вертится близъ пушки?
   -- Вижу, чтожь такое?
   -- Онъ тебѣ не кажется подозрительнымъ?
   -- Насколько; вышелъ человѣкъ, послѣ дневныхъ трудовъ, подышать воздухомъ и дѣло съ концомъ.
   -- Нѣтъ, другъ мой, подмастерье въ такую позднюю пору не выйдетъ гулять.
   -- Чтожь въ немъ подозрительнаго? Неужели ты полагаешь, что онъ въ карманъ запрячетъ пушку?
   Искринъ расхохотался.
   -- То-то и бѣда въ васъ полицейскихъ, что вы на все глядите подозрительно, поэтому и впадаете въ крайности.
   -- Экой нравоучитель нашелся! Полно нотаціи читать. Пойдемъ-ка лучше поужинаемъ и выпьемъ бутылку шампанскаго.
   -- Люблю умныя рѣчи. Идемъ.
   Пріятели поднялись съ мѣста и направили шаги свои къ аристократическому ресторану.
   

ГЛАВА XIV.
КАКЪ ИНОГДА МОЖНО БЕЗЪ БОЮ ОВЛАДѢТЬ ПУШКОЙ.

   На другой день, Приморскъ былъ въ странномъ недоумѣніи: вѣстовая пушка, даръ, принесенный городу графомъ Сорокинымъ, въ полдень не возвѣстила жителямъ выстрѣломъ, что хронометръ показываетъ 12 часовъ. Пошли по городу равные толки. Дипломаты стали увѣрять, что иностранныя держаны, по трактату, обязали насъ не стрѣлять въ Приморскѣ, такъ какъ это намекаетъ на то, что и этотъ мирный городъ можетъ быть обращенъ въ крѣпость и угрожать независимости Турціи. Другіе утверждали, что будто жители бульвара подали формальное прошеніе объ уничтоженіи варварскаго обычая стрѣлять, изъясняя при этомъ слѣдующія причины: 1) что въ домахъ стекла лопаются и штукатурка портится; 2) что слабонервные и больные бѣгутъ съ бульвара; 3) что со многими дѣтьми дѣлаются конвульсіи и т. п. Всѣхъ пунктовъ насчитывали до ста...
   Въ обжорномъ же ряду на толкучемъ рынкѣ бабы разсказывали, что собственными глазами видѣли, какъ пушка по цѣлому городу прошла, никѣмъ нетащимая, и что на ней верхомъ сидѣла та бронзовая статуя, которая стоитъ на бульварѣ.
   Бубенчиковъ сидѣлъ въ присутствіи полиціи, когда явились туда пристава всѣхъ частей и, разсказавъ ему всѣ городскіе толки о пушкѣ, присовокупили:
   -- Вѣрнѣе всего, что пушка украдена.
   Первая мысль, явившаяся при этомъ въ головѣ Бубенчикова, была та, что недаромъ халатникъ, котораго онъ видѣлъ наканунѣ близъ пушки, такъ увивался вокругъ нея. Не будь этотъ Искринъ, подумалъ онъ, я бы поймалъ воровъ: пусть теперь смѣется надъ моею подозрительностью.
   Эту мысль онъ никому не сообщилъ, и приказалъ приставамъ употребить всѣ силы къ розысканію преступниковъ. Я же, присовокупилъ онъ, хотя былъ сегодня у губернатора, но онъ не принялъ меня; теперь же нужно къ нему ѣхать; дѣло скандалезное, да и графъ будетъ недоволенъ.
   Сказавъ это, Бубенчиковъ взялъ каску и поѣхалъ къ губернатору.
   Губернаторъ не повернулъ къ нему даже головы. Нѣсколько минутъ продолжалось молчаніе.
   -- Все благополучно въ городѣ? спросилъ сквозь зубы губернаторъ.
   -- Я пріѣхалъ доложить вашему превосходительству, что вѣстовая пушка исчезла съ бульвара.
   -- Вѣстовая пушка?...
   -- Точно такъ!
   Губернаторъ вскочилъ со стула.
   -- Какъ вы смѣли явиться ко мнѣ съ докладомъ о такомъ скандальномъ событіи? Знаете ли вы, городъ получилъ этотъ подарокъ отъ графа?... Ваша полиція ни зачѣмъ не смотритъ.... Отчего близь пушки не было часоваго?
   -- Оттого, что двадцать лѣтъ до моего прибытія никто объ этомъ не подумалъ; притомъ назначеніе часовыхъ не зависитъ отъ меня.
   -- Вы еще смѣете оправдываться? Чтобы пушка была.... слышите ли? или вы будете подъ судомъ.
   -- Ваше превосходительство, возразилъ гордо Бубенчиковъ: -- никто не страдаетъ за чужіе грѣхи. По суду я докажу, что употреблялъ всѣ силы и старанія для поимки воровъ и мошенниковъ; но полиція освобождала ихъ на другой или третій день, по распоряженію разныхъ мѣстъ и лицъ. Ничего не будетъ удивительнаго, если начнутъ въ Приморскѣ обдирать людей посреди бѣлаго дня....
   -- Вы очень краснорѣчивы, г. Бубенчиковъ.... Что же говорятъ въ городѣ о пропажѣ пушки?
   -- Дипломаты увѣряютъ, что европейскія державы запретили намъ стрѣлять, такъ какъ это намекъ на то, что мы можемъ покуситься на цѣлость Оттоманской имперіи; и какъ изъ этого факта дипломаты приходятъ къ заключенію, что будетъ переписка между европейскими державами, поэтому пшеница успѣла ужъ подняться на 1 1/2 рубля.
   -- Экой вздоръ!-- Я обязанъ доложить вашему превосходительству обо всемъ, что только говорятъ въ городѣ.... Еще толкуютъ, что будто жители бульвара требовали прекращенія нелѣпой пальбы, отъ которой нервы и здоровье жителей страдаетъ.
   -- Какъ вы смѣете говорить "нелѣпой пальбы", когда это учредилъ его сіятельство?
   -- Я передаю народные толки: изъ пѣсни словъ не выбрасываютъ.
   -- Вы любите разсуждать.... продолжайте....
   -- Еще бабы толкуютъ, что бронзовая статуя, стоящая на бульварѣ, верхомъ на пушкѣ разъѣзжала по городу.
   -- Что за вздоръ вы мнѣ мелете. Вы скажите мнѣ съ толкомъ, куда дѣлась пушка?
   -- Я за этимъ самъ пріѣхалъ къ вашему превосходительству.
   -- Такъ она рѣшительно пропала?
   -- Должно быть такъ, и я ужь сдѣлалъ распоряженіе, чтобы ее отыскивали.
   -- Ступайте и смотрите, чтобъ мнѣ пушка была....
   Бубенчиковъ разкланялся съ губернаторомъ и поѣхалъ обратно въ полицію; на полицейской улицѣ онъ увидѣлъ идущаго по тротуару того халатника, котораго онъ наканунѣ видѣлъ близъ пушки. Бубенчиковъ остановилъ, свои дрожки и сдѣлавъ бывшему у него въ ординарцахъ и ѣхавшему за нимъ казаку знакъ рукою. Казакъ пригнулся къ лукѣ сѣдла, пришпорилъ коня и подскакалъ къ нему.
   -- Ты видишь вонъ того человѣка, который идетъ по тротуару?
   -- Вижу, ваше высокоблагородіе.
   -- Доставь его сейчасъ въ полицію.
   Казакъ помчался исполнить приказаніе полиціймейстера; а послѣдній поѣхалъ въ полицію.
   Когда Бубенчиковъ вошелъ въ присутствіе въ полиціи, онъ увидѣлъ предъ Зосимомъ Юрьевичемъ монаха.
   -- Что это за человѣкъ? спросилъ онъ своего помощника.
   -- Это изволите видѣть, возразилъ съ сладкою улыбкой Зосимъ Юрьевичъ, монахъ, выдающій себя за монаха съ Аѳонской горы; родомъ онъ -- болгаринъ, и такъ какъ жилъ нѣкоторое время въ Россіи, то довольно порядочно говоритъ по-русски.
   -- У него должны быть документы, возразилъ Бубенчиковъ.
   -- Онъ-то представилъ паспортъ турецкаго правительства; да дѣло въ томъ, что въ немъ, во-первыхъ, не значится онъ монахомъ съ Аѳонской горы; во-вторыхъ -- у него нѣтъ разрѣшенія собирать пожертвованія въ пользу Аѳонскаго монастыря. Между тѣмъ онъ два года собираетъ здѣсь милостыню и успѣлъ ужь набрать, кромѣ дорогихъ вещей, тысячу полуимперьяловъ. Вотъ вещи и деньги.
   Зосимъ Юрьевичъ указалъ на огромный кошелекъ, набитый полуимперьялами, и на множество драгоцѣнныхъ вещей.
   Бубенчиковъ обратился къ монаху.
   -- Чѣмъ вы можете доказать, что вы дѣйствительно монахъ, и что сборы ваши законные?
   -- Ваше высокоблагородіе, отвѣчалъ низко кланяясь монахъ;-- извольте спросить здѣшнюю консисторію; она знаетъ для кого я собираю деньги....
   -- О! въ такомъ случаѣ мы можемъ сдѣлать слѣдующее; пусть сейчасъ изготовятъ бумагу въ консисторію; вещи же и деньги могутъ остаться въ кассѣ полиціи. Зосимъ Юрьевичъ, потрудитесь составить актъ, въ которомъ сдѣлайте опись вещамъ и деньгамъ. Вы же, св. отецъ, ужь извините, до полученія отвѣта консисторіи, останетесь у насъ въ полиціи.
   Монахъ сдѣлалъ кислую мину и хотѣлъ что-то возразить; но въ это время казакъ, ординарецъ полиціймейстера, ввелъ подмастерье.
   -- Пойди-ка сюда, любезный, сказалъ ему Бубенчиковъ.
   Подмастерье подошелъ къ нему и дерзко смотрѣлъ ему въ глаза.
   -- Ты кто такой?
   -- Здѣшній мѣщанинъ.
   -- Какъ твоя фамилія?
   -- Кочетовъ.
   -- Въ чемъ твое ремесло?
   -- Я и кузнецъ и мѣдныхъ дѣлъ мастеръ.
   -- У кого служишь?
   -- Ни у кого; я поденщикъ.
   -- Есть у тебя отецъ и мать?
   -- Какъ же; мать прачкой, отецъ кучеромъ, служатъ у купца Подсвѣчникова, на старомъ базарѣ.
   -- Гдѣ же ты теперь работаешь?
   -- Нигдѣ.
   -- Куда ты сегодня шелъ?
   -- Никуда.
   -- Какъ никуда? за такіе отвѣты, я велю тебя подъ рѣшетку посадить.
   -- Не за что, ваше высокоблагородіе.
   -- Не упорствуй въ отвѣтахъ, я тебя спрашиваю снова, куда ты ходилъ сегодня?
   -- Хозяинъ посылалъ.
   -- Кто-жь теперь твой хозяинъ?
   -- Лудильщикъ Степановъ.
   -- Давно ты у него?
   -- Три дня.
   -- Гдѣ жь его мастерская?
   -- На Молдаванкѣ, близъ Михайловской церкви.
   Бубенчиковъ позвонилъ; вошелъ вѣстовой солдатъ.
   -- Отведи этого мѣщанина подъ рѣшетку, да пришли мнѣ дежурнаго квартальнаго.
   Мѣщанина Кочетова вывели изъ присутствія. Въ это время Зосимъ Юрьевичъ составилъ актъ и написалъ бумагу въ консисторію; Бубенчиковъ прочелъ обѣ бумаги и подписалъ ихъ. Вошелъ дежурный квартальный.
   -- Поѣзжайте въ 4 и 2 часть, и велите отъ моего имени арестовать мѣщанъ Кочетовыхъ, проживающихъ у купца Подсвѣчникова во 2 части, и лудильщика Степанова, живущаго на Молдаванкѣ. Пусть сдѣлаютъ у нихъ обыскъ, не отыщутся ли слѣды пушки. Отдавъ это приказаніе, Бубенчиковъ вышелъ изъ полиціи.
   

ГЛАВА XV.
БУБЕНЧИКОВЪ ПРОМАХНУЛСЯ.

   Вечеромъ того же дня, Бубенчикову доложилъ его Иванъ, что приставъ 2 части пріѣхалъ. Полиціймейстеръ велѣлъ его принять.
   -- Что, арестовали отца и мать мѣщанина Кочетова?
   -- Арестовалъ. Я ихъ привезъ съ собою.... Они кажется не замѣшаны въ воровствѣ пушки; купецъ, у котораго они служатъ, отзывался объ нихъ съ похвалою.
   -- Велите ихъ ввести сюда.
   Приставъ подошолъ къ дверямъ, отворилъ ихъ и крикнулъ: гей, вы! войдите.
   Въ кабинетъ Бубенчикова вошолъ высокаго росту мужикъ, съ окладистой, съ просѣдью, бородою и бабенка лѣтъ за сорокъ. Отецъ Кочетова невольно вселялъ къ себѣ довѣріе: лицо его было кротко и пріятно, сѣрые глаза его были добры, а на губахъ играла улыбка добродушія. Жена его очень хорошо сохранилась и имѣла несомнѣнные признаки отцвѣтшей красоты. Оба вошли робко, но смотрѣли Бубенчикову смѣло въ глаза.
   -- Вы изъ какихъ? спросилъ Бубенчиковъ.
   -- Изъ тутошнихъ, ваше высокоблагородіе, отвѣчалъ Кочетовъ-старшій.
   -- Я знаю, что вы здѣшніе мѣщане; но ты родомъ изъ Россіи?
   -- Мы россійскіе, ваше высокоблагородіе, отвѣчала жена Кочетова.
   -- А давно прибыли сюда?
   Кочетовъ съ женой значительно переглянулись.
   -- Мы, то-ись, какъ бы сказать.... Навѣрное не помню, возразилъ Кочетовъ.
   -- Не бойся,-- говори откровенно; я догадываюсь, ты вѣрно изъ бѣглыхъ крестьянъ; это дѣло прошлое.... Не за этимъ я призвалъ тебя.
   -- Виноватъ, ваше благородіе....
   -- Что же побудило тебя бѣжать?
   -- Барыня наша была этакая злющая.... Да и барину бывало достается; изволите видѣть, баринъ нашъ былъ изъ духовнаго званія, да изъ бурсаковъ; учился онъ разнымъ наукамъ въ семипаріи. А у стараго нашего барина,-- помяни его Господи въ своемъ царствіи! добрый былъ баринъ,-- имѣлись сынъ и дочь. Вотъ къ молодому барину и приставили бурсу, стало быть учить его грамотѣ и цыфири.... А онъ давай балясы отпускать барышнѣ, да въ одинъ вечеръ они и улизнули вдвоемъ и отписываютъ старому барину: "такъ не такъ, дескать, прости, да благослови, мы молъ обвѣнчались, въ законномъ бракѣ сожительствуемъ". А старый баринъ ни гу-гу: ни отвѣта, ни благословенія родительскаго не послалъ; только сталъ угрюмъ старикъ, точно изъ могилы возсталъ, ажно сердце болитъ, глядя на сердечнаго. На бѣду и барченокъ къ Спасу захворалъ, а къ Филиповкѣ Богу душу отдалъ. Ни слезки единой старый баринъ не проронилъ, а все вздыхаетъ, да вздыхаетъ. Послѣ погребенія, батюшка, отецъ Иванъ начали говорить старику барину: "такъ и такъ, Степанъ Трофимычь, не вѣкъ дочькѣ твоей быть въ опалѣ: мужъ-то ея честный, богобояненный; ужь ты прости ихъ, вѣдь она у тебя теперь единая". Подумалъ, подумалъ баринъ да и послалъ дочкѣ родительское благословеніе, да отписываетъ ей: пріѣзжай молъ, все твое будетъ, закрой отцу глаза, больно старъ сталъ, силенки околѣваютъ. Дочка его пріѣхала съ мужемъ и всѣмъ завладѣла, а старый баринъ кажинный день все хуже и хуже хвораетъ, да къ велико-дню Богу душу отдалъ. Ужь что мы опосля наплакались -- не приведи Господи вторично такого испытанія! И отъ куда у барыни бралась злость! какъ разсердится, все что ни есть въ домѣ швыряетъ, ломаетъ.... Дѣвкамъ ротъ завяжетъ, да щиплетъ.... А жена моя Агофья въ горничныхъ у нея пребывала: всѣ волосы барыня у нея повырвала.... Сжалился надъ нами бурса, баринъ-то нашъ, и давай за насъ стоять; а она его и такимъ и сякимъ чортовымъ отродьемъ назвала, бурсой попрекала, да говоритъ: я тутъ старшія, коли еще разъ дерзость скажешь, я велю тебя на конюшнѣ.... Баринъ видитъ дѣло это дрянь; да въ ту же ночь зашелъ ко мнѣ въ конюшню. Васька, говоритъ баринъ, я тебя осчастливлю, бѣжи со мною сегодня ночью. Могѣмъ, говорю я, да Агафьи жаль. Ну, говоритъ, и Агафью бери. Въ ту же ночьку мы дали тягу, да недѣли чрезъ двѣ пріѣхали сюда въ Приморскъ. Лѣтъ десять мы были при барынѣ.
   -- Гдѣ же теперь вашъ баринъ?
   -- Служилъ баринъ здѣсь въ секлетаряхъ -- и мы были при немъ; въ послѣднюю ревизію записалъ онъ насъ въ здѣшніе мѣщане; да года два тому назадъ отдалъ Богу душу. Вѣчная ему намять: добрѣйшій баринъ былъ.... Теперь, ваше высокоблагородіе, къ вашей милости мы представлены; говорятъ, что мы дескать пушку украли -- гдѣ намъ эвтимъ дѣломъ забавляться; и съ молоду не крали, а на старостѣ не станемъ грѣха на душу класть....
   -- Но отчего ты сына распустилъ, возразилъ Бубенчиковъ. Видишь, онъ теперь въ подозрѣніи, таскается по городу.
   -- Ваше высокоблагородіе, перебила его жена Кочетова: -- вотъ-те крестъ Христовъ, учили мы его уму-разуму, наказывали мы ему быть христіаниномъ, трудящимся; не охочь онъ да работы; посидитъ два-три дня у хозяина, а потомъ гляди цѣлый мѣсяцъ опосля по шинкамъ à кабакамъ шляется; съ развою сволочью и озорниками знается.
   -- Ужь сдѣлайте вашу божескую милость, ваше высокоблагородіе, сказалъ Кочетовъ старшій:-- ослободите насъ отъ сумленія; сынка-то нашего хорошо посѣките, чтобы страму не дѣлалъ родителямъ, да чтобъ на старости не быть намъ въ отвѣтѣ за него. Говорилъ я не разъ женкѣ моей: одинъ битый стоитъ десять не битыхъ; а она толкуетъ: онъ еще малъ, выростетъ и остепенится. Таперь гляди и насъ тащутъ за него.
   -- Ступайте съ Богомъ, сказалъ Бубенчиковъ, я вижу вы не виноваты; а съ сыномъ вашимъ я расправлюсь.
   Кочетовъ старшій съ женою поклонились ему низко и вышли.
   -- Ишь ты, ворчала старуха, толкая по дорогѣ подъ бокъ своего мужа,--оно сказано, дитя любитъ и поболоваться и пображничать.... Однъ битый стоитъ десяти не битыхъ -- ишь ты какой!... Злющій ты этакой!
   -- Эхъ, жена, жена, погубила ты ни за что, ни про что сына....
   Между тѣмъ, какъ такъ ворчали другъ на друга эти самородные представители двухъ русскихъ системъ воспитанія,-- резонной и пряничной,-- приставъ четвертой части привелъ къ Бубенчикову-арестованнаго имъ, хозяина Кочетова младшаго; у этого по обыску оказался кусокъ металла, очень похожаго на отпиленный конецъ пушки. Бубенчиковъ началъ допрашивать арестанта, но тотъ утверждалъ, что найденый у него кусокъ металла не что иное, какъ металлическая ступка, распиленная имъ года два тому назадъ; что эту ступку онъ купилъ отъ неизвѣстнаго имъ лица и что найденный у него полиціею кусокъ -- остатокъ, который у него валялся между хламомъ.
   Осмотрѣвъ найденный металлъ, Бубенчиковъ видѣлъ ясно, что это не мѣдь, а артиллерійская смѣсь; къ тому же толщина и объемъ окружности этого металла вовсе не соотвѣтствовали величинѣ той ступки, на которую ссылался арестантъ. Бубенчиковъ уличалъ и убѣждалъ его говорить правду. Но онъ имѣлъ дѣло съ старымъ воробьемъ; мастеровой упорно стоялъ на своемъ. Видя безъуспѣшность своего допроса, Бубенчиковъ велѣлъ арестанта отвести въ полицію и въ замѣнъ его доставить къ нему на квартиру Кочетова-младшаго.
   Когда послѣдняго привели къ Бубенчикову, онъ дерзко спросилъ полиціймейстера:
   -- За что меня содержатъ въ полиціи, безъ всякой причины; я жаловаться буду.
   Бубенчиковъ началъ его усовѣщивать, попрекать въ дурному поведеніи и убѣждать -- открыть истинну.
   -- Ты молодъ, говорилъ онъ, тебѣ за раскаянье простямъ твое преступленіе; ты можешь еще быть порядочнымъ человѣкомъ.
   На эти слова Кочетовъ отвѣчалъ дерзко и нагло. Бубенчиковъ разсердился и, вспомнивъ просьбу Кочетова-старшаго о наказаніи его сына, распорядился по военному: велѣлъ приставу четвертой части вывести его на дворъ и дать ему десять розогъ.
   Приставъ съ видимою радостью исполнилъ приказаніе полиціймейстера и чрезъ нѣсколько минутъ дворъ Бубенчикова огласился ударами ногайки.
   Послѣ этого наказанія, Бубенчиковъ отослалъ Кочетова въ полицію; а самъ одѣлся и пошелъ пройтись по городу.
   Долго бродилъ онъ по городу безъ цѣли; тоска душила его и въ его ушахъ раздавались какъ-то зловѣще удары козачьей нагайки. Вспомнилъ онъ нѣжное и кроткое воспитаніе своей матери, несправедливое и жестокое наказаніе, которому онъ подвергся въ корпусѣ -- и ему сдѣлалось совѣстно за опрометчивый свой поступокъ съ Кочетовымъ.
   Кто знаетъ, думалъ онъ, можетъ быть дурное воспитаніе было причиною его испорченности; можетъ быть, если бы на него обращено было вниманіе, и изъ него вышелъ бы порядочный человѣкъ.
   Эти мысли заставили его машинально направиться къ полиціи; подойдя къ ней, онъ увидѣлъ въ присутствіи свѣтъ.
   Кто бы тамъ былъ, подумалъ онъ и зашелъ въ полицію. Когда онъ отворилъ дверь, ведущую въ присутствіе, съ изумленіемъ онъ остановился: надъ кассою стоялъ Зосимъ Юрьевичъ и перебиралъ въ ней деньги. Тихо притворилъ Бубенчиковъ дверь присутствія и быстро вышелъ изъ полиціи.
   -- Не крадетъ ли онъ ужь деньги? подумалъ Бубенчиковъ.-- Что ему дѣлать въ кассѣ вечеромъ?
   Съ этими мыслями онъ направилъ свои шаги къ Искрину.
   Я убѣжденъ, что читатель давно желаетъ познакомиться поближе съ этою личностью.
   Мать Искрина рано овдовѣла и осталась при небольшомъ состояніи и единственномъ сынѣ. Петѣ. Получивъ отличное образованіе, она приготовила сына въ первые классы гимназіи, куда онъ и поступилъ на 12 году своей жизни. Тихо и мирно прошли годы его воспитанія въ гимназіи; но когда онъ окончилъ въ этомъ заведеніи курсъ ученія, онъ затѣялъ переѣхать въ петербургскій университетъ. Долго сѣтовала мать о предстоящей ей разлукѣ съ сыномъ; наконецъ рѣшила, что для его будущности ему нужно получить прочное и основательное образованіе. Петю снарядила она вскорѣ въ дорогу и обѣщалась ему высылать половину получаемыхъ ею съ маленькаго ея домика доходовъ, т. е. 300 руб. въ годъ. Небольшой же капиталъ, заключавшійся въ банковыхъ билетахъ, оставшихся послѣ ея мужа, она оставила неприкосновеннымъ въ банкѣ. Слезамъ и наставленіямъ не было конца. Но вотъ Петя вырвался изъ ея объятій, быстро сѣлъ въ экипажъ своего попутчика; лошади тронулись съ мѣста и помчали его туда, гдѣ ему рисовалась жизнь студенческая, со всѣми ея прелестями и соблазнами, какія только изображались когда-либо въ романахъ и повѣстяхъ. Университетъ и Петербургъ охладили, въ первый же годъ, Искрина; серьезное направленіе университета и трудолюбіе его товарищей показали ему, что наслажденіе студенческой жизни не заключается въ канканированіи съ гризетками à la chaumière; а въ основательномъ изъученіи науки, которой онъ посвятилъ себя. Выбравъ наобумъ юридическій факультетъ, не понимая и не сознавая ни значенія, ни пользы права, онъ вскорѣ страстно предался изученію этого предмета, когда, въ первомъ курсѣ, энциклопедія законовѣденія начала вводить его въ храмъ этой науки. Онъ тогда понялъ, что его факультетъ объемлетъ жизнь русскаго народа, что въ немъ онъ знакомится со всѣмъ историческимъ и настоящимъ жизненнымъ отправленіемъ нашего общества. Сознавъ это, онъ предался всею душою юриспруденціи. Но еще болѣе побудилъ его къ дѣятельности Петербургъ; здѣсь онъ увидѣлъ, что каждый занятъ своимъ дѣломъ и трудится для пользы общей и своей; что слава, почесть и богатство не легко даются.
   Золотыя, провинціальныя его мечты, о томъ, какъ онъ обратитъ на себя всеобщее вниманіе столицы, какъ въ него влюбится какая нибудь знатная дама, какъ онъ попадетъ въ придворіныё и сдѣлается русскимъ Ришелье или Мазарини -- разлетѣлись въ прахъ; онъ увидѣлъ, что онъ ни больше ни меньше, какъ Петръ Искринъ, студентъ юридическаго отдѣленія, который получаетъ отъ матери 300 р. сер. содержанія, едва достающихъ ему на квартиру и столъ. Такое раззочарованіе имѣло на Искрина благодѣтельное вліяніе: онъ принялся усердно трудиться по своему факультету и жадно слѣдилъ за всѣми тогдашними политическими событіями. Какъ-то не ловко примѣнялись въ это время въ Европѣ политико-экономическія и юридическія идеи ученыхъ и философовъ прошлаго и настоящаго вѣка, такъ что, съ окоачаніемъ курса наукъ, Искринъ впалъ въ какую-то умственную апатію, пересталъ вѣрить въ науку, въ ея высокое значеніе и практическую пользу. Съ такимъ настроеніемъ прибылъ онъ въ Приморскъ, и здѣсь его вѣрованія получили окончательный ударъ. Опредѣлился онъ по просьбѣ матери въ канцелярію губернатора я увидѣлъ, что даромъ просидѣлъ четыре года въ университетѣ. У губернатора дѣла раздѣлялись на двѣ категоріи; однѣ были передаточныя, т. е. такія, которыя передавались имъ на исполненіе въ другія присутственныя мѣста; втораго рода дѣла отписывались по резолюціи губернатора. Слѣдовательно Искринъ сдѣлался чистою машиною; голова его кодила кругомъ и онъ съ каждымъ днемъ чувствовалъ, что онъ глупѣетъ и глупѣетъ. Къ этому присоединились еще канцелярскія взятки, интриги, сплетни, кляузы и высокомѣріе тогдашняго правителя канцеляріи, который обращался съ чиновниками, какъ турецкій паша. Искрину служба при губернаторѣ сдѣлалась невыносимою и онъ перешелъ въ канцелярію одного изъ судовъ города Приморска. Здѣсь, думалъ онъ, по крайней мѣрѣ будетъ пища для ума: дѣла обсуживаются, примѣняются законы къ даннымъ случаямъ, встрѣчаются казусы; словамъ -- въ судакъ можно найти полную юридическую практику.
   Но -- увы!-- еще горьче было его разочарованіе въ судѣ, еще мелочнѣе были тамъ интриги, еще ниже было вымогательство взятки, еще безцвѣтнѣе были дѣла; законы примѣнялись на выдержку и иногда въ гражданскомъ дѣлѣ ссылались на какую... нибудь шести тыс. статью X тома, которой вовсе не существуетъ. А адвокаты, адвокаты! Безграмотный жидокъ по фамиліи Серебряковъ, который пишетъ обѣимъ сторонамъ -- истцу и отвѣтчику, за что, какъ гласитъ преданіе, его даже посѣкли, по жалобѣ одного коммерческаго дома.... Ему подъ стать идетъ адвокатъ Собакинъ, который, вмѣсто исковыхъ прошеній пишетъ высокоторжественные оды, могущія поспорить съ одами Третьяковскаго и переводами Авчинникова, наслѣдника и преемника перваго. Противна сдѣлалась и административная и судебная служба Искрину, и, онъ подавъ въ отставку, началъ заниматься коммиссіонерствомъ и адвокатствомъ.
   Добросовѣстность и пониманіе дѣла вскорѣ пріобрѣли ему извѣстность и онъ получилъ возможность самостоятельно, безбѣдно существовать. Но въ его характерѣ и образѣ мыслей сдѣлалась большая перемѣна: его кротость, любовь къ человѣчеству, прежде выражавшіяся въ немъ тѣмъ, что онъ прощалъ людямъ ихъ слабости и недостатки, теперь измѣнилась въ желчность. Когда онъ брался за какое нибудь дѣло, онъ былъ похожъ на рыцаря, идущаго въ крестовой походъ. Всѣ исходившія отъ него бумаги -- прошенія, жалобы и отзывы дышали озлобленіемъ; безпощадно хлесталъ онъ присутственныя мѣста, администраторовъ и общество. Весь чиновный міръ поднялся на дыбы: "что онъ за указчикъ намъ, кричали они, вотъ нашелся выскочка! На каждомъ шагу попрекаетъ насъ тѣмъ, что мы закона не смыслимъ, что мы не правосудны! Надо его проучить!" Однако, несмотря на всѣ эти озлобленные, энергическіе возгласы, они стали побаиваться Искрина, и въ душѣ своей такъ разсуждали объ немъ: "чортъ его побери! ему нужно сдѣлать то, что онъ проситъ; у него, пожалуй, рука не дрогнетъ написать на насъ доносъ". А подъ словомъ "доносъ", они подразумѣвали, что онъ ихъ шашни выведетъ на чистую воду. Въ свою очередь Искринъ думалъ такъ: "нѣтъ, милостивые государи, не исполните моихъ законныхъ требованій, я выведу на чистую воду всѣ ваши противозаконія; называйте это кляузой, ябедой, доносомъ, чортъ съ вами! кумиться и крестить не стану съ вами, а съ мѣста спихну". Вслѣдствіе такихъ отношеній къ чиновному міру, Искринъ жилъ чрезвычайно уединенно; кромѣ Бубенчикова и кліентовъ своихъ онъ никого не принималъ и ни у кого не бывалъ. Вечера Искринъ проводилъ у себя дома, за книгами. Изученіе европейскихъ законодательствъ и литературы сдѣлалось главнымъ его предметомъ.
   И теперь, когда Бубенчиковъ зашелъ къ Искрину, послѣдній сидѣлъ надъ провинціальными письмами Паскаля.
   -- Вотъ неожиданный гость, сказалъ Искринъ:-- откуда тебя Богъ несетъ.
   -- Вышелъ пройтись и зашелъ къ тебѣ. Что дѣлаешь?
   -- Читаю обличенія Паскалемъ іезуитовъ.... знаешь, мой другъ, я думаю, эти обличенія приходились бы во многихъ отношеніяхъ и на долю нынѣшняго вѣка.... Мы, теперешніе герои, похожи на лермонтовскаго гладіатора, махающаго мечемъ картоннымъ; но истинный человѣкъ говоритъ истину прямо, безъ обиняковъ, не боясь суда людскаго. Паскаля не пугали ни вопли противниковъ, ни осужденіе духовной и свѣтской власти, ни позорное сожженіе его книги палачемъ.... Сѣмена, посѣянныя Паскалемъ черезъ девять лѣтъ взошли: въ 1666 были осуждены тѣ правила, за обличія которыя былъ въ 1657 году осужденъ Паскаль. Правда беретъ свое; рано или поздно она приноситъ плоды.... Но я пустился въ философію; а ты, какъ кажется, ничего не слушалъ....
   -- Прегадкая исторія, сказалъ Бубенчиковъ:-- слышалъ ты о покражѣ пушки? Все ты виноватъ; если бы ты не осмѣялъ мои подозрѣнія, этого бы не случилось....
   -- Развѣ халатникъ, котораго ты мнѣ показывалъ, замѣшанъ въ этомъ дѣлѣ?
   Бубенчиковъ разсказалъ ему все дѣло.
   -- Ну, братъ, началъ Искринъ, вы съ тобою еще очень, очень молоды, чтобы занять общественное мѣсто; мы еще до розогъ падки.
   -- Да намъ безъ нихъ нельзя обойтись.
   -- Обойтись не только возможно, но должно. Ты думаешь, мой другъ, розга исправляетъ простаго человѣка? Онъ только озлобляется противъ твоей власти и больше ничего.
   -- Сознаю свою ошибку! Всему виновато проклятое мое воспитаніе; развѣ меня не сѣкли до крови и за что?...
   -- Вотъ видишь, ты спрашиваешь, за что? А тѣ, которые тебя наказывали, по своимъ идеямъ, считали тебя, вѣроятно, достойнымъ наказанія. Развѣ въ нѣкоторыхъ семинаріяхъ не существовали субботки, т. е. обычай поголовно сѣчь всѣхъ бурсаковъ -- и хорошихъ и дурныхъ. И на это имѣлись у тогдашнихъ мудрыхъ педагоговъ слѣдующія основанія: 1) хорошаго слѣдуетъ сѣчь, чтобы не сдѣлался дурнымъ и потому, что за одного битаго даютъ десять не битыхъ; 2) дурнаго слѣдуетъ сѣчь, чтобы онъ сдѣлался хорошимъ; 3) начальство могло упустить изъ виду какія нибудь дурныя дѣла воспитанниковъ; поэтому субботки исправляли упущенія начальства; 4) наконецъ въ воскресенье воспитанники, идя домой, могли напроказить или нашалить; въ силу чего начальство давало имъ задатки впередъ. Эти основанія, несмотря на свою нелѣпость, были когда-то базисомъ воспитанія. Въ настоящее же время нашли, что человѣкъ можетъ воспитываться и безъ розогъ. И почему у насъ введена розочная система наказанія для простолюдиновъ? Мнѣ кажется, денежныя штрафы и арестъ посущественнѣе этого.
   -- Знаешь, мнѣ сильно опротивѣла служба; но подать въ отставку я не могу; у меня нѣтъ состоянія, чтобы существовать; образованіе же мое, какъ военное, такъ неполно, что я гожусь только во фронтъ; верховую ѣзду, выправку, маршировку, я знаю, но больше ни бильмеса, какъ говорятъ татары. Поэтому мнѣ приходится снова перейти въ полкъ.
   -- Вотъ этого я теперь не совѣтую тебѣ сдѣлать.... Враги твои не дремлютъ и едва ли тебѣ сойдетъ съ рукъ наказаніе мальчика, хотя бы по просьбѣ его отца. Помнишь ты въ баснѣ Крылова -- "моръ звѣрей"; -- вола возвели на костеръ за то, что онъ въ голодъ стащилъ клокъ сѣна съ поповскаго воза?... Чтобы эта басня на тебѣ не осуществилась... Да и оставлять битву такъ сильно тобою начатую значитъ: сдѣлаться картонномъ героемъ. Нѣтъ, Бубенчиковъ, ты славно началъ: продолжай свою борьбу, только пожалуйста безъ розогъ! Уважай въ другихъ личность, потому что она представительница твоей же собственной. Когда ты мнѣ разсказалъ исторію съ Кочетовымъ, ты потерялъ въ глазахъ моихъ по крайней мѣрѣ 10%; теперь я вижу: ты погорячился, еще не отставъ отъ прежней своей колеи.... Повторяю тебѣ снова -- борись, или впередъ, неоглядывайся назадъ, и будешь человѣкомъ....
   Бубенчиковъ поднялся съ мѣста.
   -- Спасибо, Искринъ, за дружбу, сказалъ онъ: -- прощай, не забывай меня.
   Онъ пожалъ съ чувствомъ руку Искри на и вышелъ.
   -- Прекрасная, свѣтлая душа, подумалъ Искринъ: -- жаль его! пропадетъ ни за что; чиновники заѣдятъ его. Получи онъ лучшее образованіе и воспитаніе, сколько бы пользы эта благородная душа принесла тебѣ, матушка Россія.
   Искринъ глубоко вздохнулъ, закрылъ Паскаля, поднялся съ мѣста, прошелся нѣсколько разъ по комнатѣ; потомъ бросился на постель и, закинувъ подъ голову обѣ руки, онъ долго, долго лежалъ неподвижно.
   

ГЛАВА XVI.
БУБЕНЧИКОВЪ УБѢЖДАЕТСЯ, ЧТО ИЗЪ ОМУТА НЕЛЕГКО ВЫЛѢЗТЬ, РАЗЪ ПОПАВШИ ВЪ НЕГО.

   Наказаніе Кочетова непрошло даромъ Бубенчикову. Обрадовавшись, что наконецъ нашелся случай къ нему придраться, придали этому дѣлу огромные размѣры, назначили слѣдствіе. Въ то время, когда противъ Бубенчикова готовилось это слѣдствіе, онъ, ничего не подозрѣвая, сидѣлъ въ присутствіи полиція и просматривалъ поднесенные ему доклады.
   Зосимъ Юрьевичъ сидитъ по правую его руку и часто бросаетъ на него косвенные взгляды; ясно, онъ готовится о чемъ-то доложить полиціймейстеру и по выраженію лица своего начальника ищетъ удобной минуты.
   Около часу Зосимъ Юрьевичъ видѣлъ лицо Бубенчикова серьёзнымъ; но вотъ при чтеніи одной докладной записки онъ улыбнулся; тутъ Зосимъ Юрьевичъ улучилъ счастливую минуту и обратился, чрезвычайно мягкимъ и нѣжнымъ голосомъ, къ своему начальнику.
   -- Помните ли того монаха, котораго арестовала полиція за собираніе имъ подаянія для Аѳонской горы?
   -- Помню, возразилъ Бубенчиковъ: -- мы, кажется, писали о немъ въ консисторію.
   -- Сегодня полученъ оттуда отвѣтъ: консисторія увѣдомляетъ насъ, что арестованный монахъ дѣйствительно съ Аѳонской горы и собираетъ подаяніе для своего монастыря.
   -- О! въ такомъ случаѣ его слѣдуетъ освободить и возвратить ему деньги и вещи.
   -- Я объ этомъ же хотѣлъ вамъ доложить... онъ, бѣдный, совсѣмъ истомился... онъ такъ перепуганъ.
   Зосимъ Юрьевичъ позвонилъ, и явившемуся на его зовъ дежурному солдату велѣлъ привести въ присутствіе монаха.
   Чрезъ нѣсколько минутъ вошелъ робко въ присутствіе монахъ, подозрительно осмотрѣлъ всѣхъ присутствующихъ и, едва переводя дыханіе и низко кланяясь полиціймейстеру, остановился посреди комнаты.
   -- Вотъ о нихъ бумага, сказалъ Зосимъ Юрьевичъ, подавая полиціймейстеру форменную бумагу съ бланкомъ консисторіи.
   Бубенчиковъ прочиталъ ее вслухъ и обратился къ своему помощнику съ слѣдующими словами:
   -- Потрудитесь возвратить вещи и деньги отцу-монаху; да пусть распишется на актѣ въ полученіи ихъ.
   Зосимъ Юрьевичъ быстро изъ своего портфеля досталъ актъ и подалъ его,вмѣстѣ съ перомъ, монаху; тотъ торопливо подписалъ бумагу и отошелъ въ сторону. Тогда Зосимъ Юрьевичъ всталъ съ мѣста и, отворяя кассу, мигнулъ монаху; тотъ подошелъ къ нему.
   Бубенчиковъ въ это время читалъ какую-то бумагу; но движеніе монаха къ кассѣ заставило его бросить туда взглядъ, и удивленнымъ его глазамъ представилась слѣдующая картина: Зосимъ Юрьевичъ вынималъ изъ кассы вещи, а монахъ за пазуху пряталъ совсѣмъ пустой кошелекъ, въ которомъ должно было быть 1,000 полуимперіаловъ. У Бубенчикова застыла кровь въ жилахъ; тутъ вспомнилъ онъ, какъ наканунѣ онъ засталъ Зосина Юрьевича надъ кассой; ему пришло въ голову, не укралъ ли его помощникъ этихъ денегъ. Когда монахъ, забравъ вещи, хотѣть удалиться изъ присутствія, Бубенчиковъ не утерпѣлъ и обратился къ нему.
   -- Отецъ, сказалъ онъ: -- напрасно вы не пересчитаете денегъ: деньги счетъ любятъ.
   -- Не извольте безпокоиться.... возразилъ монахъ, торопливо отперъ дверь и исчезъ изъ присутствія.
   Тутъ что-то нечисто, подумалъ Бубенчиковъ, притянувъ къ себѣ лежавшій на столѣ отзывъ консисторіи; онъ теперь только замѣтилъ свой промахъ; вопросъ полиціи заключался въ томъ, дѣйствительно ли отецъ Агаѳангелъ собираетъ, съ разрѣшенія Сунода, подаяніе для своего монастыря; на это консисторія отвѣчала утвердительно. Но дѣло въ томъ, тожественъ ли арестованный монахъ съ Агаѳангеломъ, или нѣтъ?... Этотъ вопросъ такъ озадачилъ Бубенчикова, что онъ, не сказавъ своему помощнику ни слова, поѣхалъ въ консисторію. Когда онъ вошелъ въ ея присутствіе, секретарь канцеляріи спросилъ его: "Скажите, пожалуйста, на что вамъ понадобились свѣдѣнія насчетъ отца Агаѳангела? "
   -- Такъ, возразилъ Бубенчиковъ: -- онъ производитъ здѣсь сборы, и полиція должна знать, законны ли они или нѣтъ.
   -- Да вотъ онъ только-что самъ былъ здѣсь; можетъ быть, вы даже съ нимъ встрѣтились на улицѣ: низенькій, совсѣмъ сѣдой, согбенный старикъ.
   -- А!... воскликнулъ Бубенчиковъ:-- больше мнѣ ничего ненужно....
   Сердито вышелъ онъ изъ консисторіи и поѣхалъ въ полицію; войдя въ присутствіе, онъ обратился къ своему помощнику и пригласилъ его на пару словъ въ архивъ.
   Когда они вошли туда, Бубенчиковъ заперъ дверь на ключь и, пройдясь нѣсколько разъ по комнатѣ, остановился противъ Зосима Юрьевича, устремилъ на него пытливый взоръ и спросилъ:
   -- Долго ли вы намѣрены издѣваться надъ закономъ, совѣстью и людьми? Долго ли вы думаете потворствовать всѣмъ предосудительнымъ дѣламъ, освобождать преступниковъ, тѣснить невинныхъ?...
   -- Я васъ не понимаю, возразилъ нахально Зосимъ Юрьевичъ.
   -- Неправда! воскликнулъ горячо Бубенчиковъ: -- вы меня хорошо понимаете.... Скиньте, пожалуйста, личину чистоты и добросовѣстности. Всѣ ваши дѣла мнѣ извѣстны: вы отдаете на проценты всѣ переходящія суммы; вы ихъ задерживаете по два почти года; гербовыя пошлины взыскиваются по нѣскольку разъ....
   -- Это меня оклеветали мои враги; никто этого не докажетъ.
   -- То-то и ваше счастье, что вы такъ обдѣлываете ваши дѣлишки, что трудно противъ васъ дѣйствовать! я это хорошо понимаю; я бы давно предалъ васъ суду.
   -- Напрасно изволите на меня сердиться.... Моя честность....
   -- Можетъ быть вы скажете, что и поступокъ вашъ съ сегодняшнимъ монахомъ также честенъ?...
   -- Разумѣется честенъ; мы не имѣли права задерживать его дольше.... да и безъ доклада вамъ я его не освобождалъ.... вы сами нзволили приказать.... это дѣло ясное....
   -- Ясно мнѣ только то, что этотъ монахъ самозванецъ; я видѣлъ отца Агаѳангела: онъ вовсе не похожъ на этого монаха.... А вчерашняя исторія съ полуимперіалами?... Словомъ, съ подобнымъ человѣкомъ, какъ вы, я служить не могу....
   -- Какъ вамъ угодно.
   -- Подайте въ отставку.... Я вамъ приказываю.
   -- Я не вамъ служу....
   -- Чорту, хотѣли вы сказать.... Не подадите въ отставку, я васъ предамъ суду.
   Бубенчиковъ вышелъ съ бѣшенствомъ изъ архива и уѣхалъ домой.
   Прехладнокровно вышелъ въ свою очередь Зосимъ Юрьевичъ изъ архива и, встрѣтивъ архиваріуса, сказалъ ему:
   -- А нѣтъ ли у васъ, любезнѣйшій, табачку?...
   Архиваріусъ досталъ изъ кармана роговую табакерку, щелкнулъ въ нее нѣсколько разъ двумя пальцами правой руки и поднесъ ее Зосиму Юрьевичу; тотъ захватилъ большую щепоть табаку, въ два пріема втянулъ ее въ ноздри и, щелкнувъ пальцами, сказалъ:
   -- Благодарствую, Прокопъ Аѳонасьевичъ....
   При чемъ онъ чихнулъ. Архиваріусъ не преминулъ пожелать здравія, на что Зосимъ Юрьевичъ отвѣчалъ: "лучше пожелайте мнѣ новаго полиціймейстера". Съ этими словами онъ отправился въ присутствіе, какъ будто ни въ чемъ не бывало.
   Между тѣмъ весь тотъ день Бубенчиковъ былъ сильно не въ духѣ; пріѣхавъ домой изъ полиція, онъ приказалъ Ивану никого не принимать. За обѣдомъ Иванъ было заговаривалъ съ своимъ бариномъ; но тотъ былъ глухъ, какъ тетерька, и нѣмъ, какъ рыба.
   -- Эвти жиды народъ бѣдовый, ваше высокоблагородіе; имъ говоришь толкомъ: полицмѣстеръ принимать не велѣлъ.... А онъ суетъ въ руку гривну.... Ужь такой право народъ! А плодющій, плодющій какой; у кажинаго, чай, десятка два ребятъ... Сказываютъ, они эвтакую штуку смастерили: значитъ, пришелъ обозъ молдованъ съ угольемъ; ну, извѣстно дѣло, распродали товаръ, да домой собираются, ходятъ по базару да платки и рожки покупаютъ.... Извольте, ваше высокоблагородіе, супъ кушать -- простынетъ.... Вотъ, значитъ, въ дорогу собираются, стало быть у города дѣловъ больше нѣту.... До поросенка хрѣнъ, или горчицу прикажете?... Кола хрѣнъ, такъ хрѣнъ: матушка моя иначе не ѣла,-- царство ей небесное.... Вотъ, ваше высокоблагородіе, жиды какъ запримѣтили, что мужики, стало быть, въ дорогу собираются, да къ нимъ: дескать, добрые люди, зачѣмъ даромъ съ пустыми возами ворочаться вамъ домой? ужь по дорогѣ, завезли бы въ Тирашполь тумбу, то есть катокъ, что улицу укатываютъ. Мужики того.... и жиды того... потолковали, почесали затылки и сошлись.... Ваше высокоблагородіе, свиная голова очень вкусна.... Жиды, значитъ, говорятъ: стало быть, коли кончено; магарыча нужно; а что тумба будетъ исправно доставлена, взяли съ мужиковъ 100 рублевъ... Выпили магарычъ, запрягли въ тумбу 18 паръ воловъ, наложили полныя шапки рожковъ, ѣдятъ и погоняютъ воловъ.... А на таможнѣ ихъ цапъ-царапъ: куда, молъ, тумбу везете? а мужики, значитъ, говорятъ въ Тирашполь.... а ихъ, сердечныхъ, назадъ погнали, въ части продержали.... Этакіе, право....
   Несмотря на эту болтовню, Бубенчиковъ не прикоснулся къ поданному обѣду и, вставъ отъ стола, закурилъ сигару и легъ на кушетку.
   До самаго вечера онъ такъ прохандрилъ; много думъ, много плановъ вертѣлось у него въ головѣ; но самый важный вопросъ, занимавшій его, былъ тотъ: перейти ли ему снова въ полкъ, гдѣ онъ прежде служилъ, или нѣтъ? къ вечеру онъ рѣшилъ продолжать начатую имъ борьбу и даже началъ насвистывать какую-то итальянскую арію, что означало хорошее расположеніе его духа. Вдругъ вошелъ къ нему въ кабинетъ Иванъ и подалъ ему письмо, принесенное почталіономъ съ почты.
   Сердце Бубенчикова сильно забилось, руки его дрожали; почеркъ былъ ему знакомъ; письмо было отъ Сонички. Быстро разпечаталъ онъ письмо, оно было все въ-желтыхъ пятнахъ -- слѣды слезъ. Въ первый разъ въ жизни Бубенчиковъ пришелъ въ невыразимый восторгъ отъ женскаго письма; на нѣсколько минутъ припалъ онъ къ нему губами и цаловалъ его. Потомъ онъ бережно его разкрылъ, какъ святыню, и началъ читать:
   
   "Драгоцѣнный другъ, чувствую и сознаю, что я нарушаю свой долгъ, долгъ жены -- священнѣйшей обязанности женщины; повторяю снова: чувствую и сознаю это; но тѣмъ не менѣе сердце мое такъ полно горечью, въ глазахъ моихъ столько, столько слезъ, что я должна предъ тобою высказаться.... Мнѣ тяжело, Сержъ, очень, очень тяжело; мысль о тебѣ преслѣдуетъ меня день и ночь: то ты мнѣ представляешься блѣднымъ, худымъ, больнымъ; то вижу я тебя въ объятіяхъ какой нибудь красавицы. О! эти мысли невыносимо тяжелы; я по цѣлымъ ночамъ не сплю и все плачу.... Прости меня, за мое грустное письмо; ты не знаешь, какъ безгранично я тебѣ предалась, какъ безъусловно я люблю тебя.... Какъ ни тяжело было для меня мое замужество, но ты былъ близъ меня; чего мнѣ еще недоставало? я тебя видѣла, слышала твой мягкій голосъ, глядѣла въ твои умные, каріе глаза. А теперь? я одна, одна въ цѣломъ мірѣ; окружающія меня лица такъ холодны, такъ бездушны; мужъ постоянно болѣнъ и капризенъ.... Я не жалуюсь тебѣ, ты зааешь, какъ я терпѣлива, какъ я ухаживаю, какъ угождаю ему; но скажу тебѣ откровенно, я опасаюсь за его жизнь -- едва ли онъ перенесетъ осень. Боже мой, какая скука, какая тоска! Когда я увижусь съ тобой? Быть можетъ никогда, быть можетъ.... Но что я дѣлаю, безумная? вмѣсто того, чтобы своимъ письмомъ развеселить тебя, я хнычу и плачу. Прости меня, мой ненаглядный; порадуй и ты меня вѣсточкой о себѣ; ты оживишь, воскресишь меня.

По гробъ вѣрная тебѣ Sophie."

   Прочитавъ это письмо, Бубенчиковъ съ полчаса сидѣлъ, задумавшись; но вотъ онъ всталъ, присѣлъ къ столу и написалъ слѣдующую бумагу, на имя губернатора.
   "По домашнимъ обстоятельствамъ я вынужденнымъ нахожусь -- перейти въ лейбъ-гвардіи Преображенскій полкъ, въ мѣсто моего прежняго служенія; вслѣдствіе сего честь имѣю покорнѣйше просить ваше превосходительство сдѣлать зависящее распоряженіе о моемъ переводѣ."
   Переписавъ набѣло эту бумагу, Бубенчиковъ съ какимъ-то радостнымъ чувствомъ одѣлся, положилъ свой рапортъ въ каску и отправился къ губернатору. Войдя въ кабинетъ его превосходительства, Бубенчиковъ засталъ въ немъ только одного Мунштучкова.
   -- Генералъ дома? спросилъ его Бубенчиковъ.
   -- Дома. Сейчасъ выйдетъ.
   Бубенчиковъ сѣлъ. Молчаніе.
   -- А не правда ли, сегодня хорошая погода? заговорилъ Мунштучковъ.
   -- Жарко и пыльно.
   -- Да, немножко жарко, но...
   Эту милую бесѣду прервалъ губернаторъ; когда онъ вошелъ въ кабинетъ, Бубенчиковъ всталъ съ мѣста и, подойдя къ нему, подалъ ему свой рапортъ.
   -- Что это такое? спросилъ губернаторъ, нахмуривъ брови.
   -- Я прошу перевода въ прежній полкъ.
   -- Нельзя.
   Губернаторъ возвратилъ Бубенчикову бумагу и повернулся къ нему спиною, въ намѣреніи выйти изъ кабинета; Бубенчиковъ вспыхнулъ.
   -- Нѣтъ, ваше превосходительство, сказалъ онъ, возвысивъ голосъ: -- словомъ я не могу ограничиться.... По закону и имѣю полное право располагать моею особою....
   -- Но.... состоящіе подъ слѣдствіемъ могутъ быть только удалены отъ занимаемыхъ ими должностей, въ особенности, если они во зло употребляютъ дарованную имъ власть.... сквозь зубы проговорилъ губернаторъ, силясь удержаться въ приличныхъ границахъ.
   -- Я не понимаю вашихъ словъ, возразилъ Бубенчиковъ.
   -- Они очень ясны: надъ вами я назначилъ произвести два слѣдствія: -- о превышеніи вами своей власти, по аресту члена полиціи, и о пытаніи мѣщанина Кочетова при допросѣ....
   У Бубенчикова опустились руки; въ первый разъ въ жизни онъ поблѣднѣлъ; молча, отвернулся онъ отъ губернатора, взялъ свою каску и быстро вышелъ изъ губернаторскаго кабинета.
   Вслѣдъ за нимъ раздался хохотъ.
   Спустя нѣсколько времяни, Бубенчиковъ сидѣлъ у себя на квартирѣ съ Искринымъ; бесѣда ихъ какъ-то не клеилась, какое-то тяжелое предчувствіе лежало у обоихъ на сердцѣ. Уныло шумѣлъ предъ ними самоваръ; свѣчи тускло горѣли; вѣтеръ завывалъ въ печкѣ; дождь стучалъ въ окна.
   Вошелъ Иванъ и подалъ пакетъ Бубенчикову; машинально началъ онъ читать эту бумагу; но вдругъ поблѣднѣлъ, судорожно сжалъ ее въ рукѣ, скомкалъ и бросилъ на полъ.
   -- Что съ тобою? спросилъ перепуганный Искринъ.
   -- Ничего, возразилъ Бубенчиковъ:-- я только отрѣшенъ отъ должности....
   -- Отрѣшенъ....
   Настало мертвое молчаніе. Стѣнные часы, какъ будто сочувствуя присутствующимъ, ускорили свой стукъ.... Но вотъ вновь вошелъ Иванъ и подалъ письмо.
   Письмо это было отъ Сонечки; она увѣдомляла о смерти своего мужа
   -- Еще не все погибло! воскликнулъ Бубенчиковъ и протянулъ Искрину руку; тотъ пожалъ ее съ чувствомъ.

М. ФИЛИППОВЪ

"Современникъ", No 10, 1859

   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru