-- Ах! -- сказала мать Рамона и Риты, поднимаясь со своего места под кокосовой пальмой. Ей пришлось сделать всего несколько шагов, чтобы войти в свою маленькую кухню. -- Феликс уже возвращается с поля и дети идут домой из школы. Все сразу. Дети сегодня запоздали и будут очень голодны. Нужно поскорее развести огонь. Рис быстро сварится.
Она хотела развести огонь, но в кухне не оказалось дров. Поэтому она опять вышла из кухни, спустилась с маленькой лестницы и прошла под дом. Дом их стоял на высоких сваях (столбах), и под ним всегда лежала куча хвороста.
Их собака Динго тоже жил под домом, когда он был дома, и там же лежали пустые корзины и куча стеблей земляного ореха. Там же стояла старая повозка и лежала куча досок. Две курицы уже уселись на ночь на кучу хвороста.
-- Ш-y! -- сказала мать близнецов, махая на них подолом юбки.
Когда они, кудахтая, слетели вниз, она взяла охапку дров и опять поднялась в кухню.
-- Рамон должен принести мне дров, как только придет домой, -- сказала она сама себе, когда вошла в кухню. Она сбросила на пол дрова и приготовилась разводить огонь.
Печка у нее была просто длинный ящик на четырех ножках. Ящик был наполнен землей. Сначала она положила на эту землю три камня, вот так -- П-образно. Потом между ними положила кучку хвороста и подожгла его.
Она вымыла четыре пригоршни рису и положила их в глиняный горшок. Потом она налила в горшок воды из очень странного ведра. Это был длинный кусок стебля бамбука [Бамбук это огромное травянистое растение, с таким же пустым внутри стеблем, как наша рожь или пшеница. Стебли его бывают в жарких странах много метров вышины и очень толстые].
Скоро огонь стал весело потрескивать и пар поплыл маленькими облачками к тростниковой крыше над головой Петры.
Когда все это было сделано, Петра выглянула в окно, -- но она ничего не могла увидеть, потому что окно было закрыто. В окне у них не было стекла. Вместо стекла были вставлены в выдвижную раму тоненькие раковины. Она отодвинула раму и выглянула в окно. Она услышала лай Динго, потом она услышала голоса и, наконец, увидала Рамона и Риту. Они шли вдоль берега залива, а Динго прыгал около них и старился лизнуть их в лицо. Петра выбежала им навстречу и тоже поцеловала их. Потом они все вместе вошли в кухню.
Когда Рамон принес из-под дома дров, он сказал матери:
-- Манонг (это было их ласкательное имя для матери), -- я так голоден, что мог бы съесть тарелку риса величиной с этот дом.
-- И я могла бы, -- сказала Рита.
-- Ах! Что мне делать?! -- всплеснула в отчаянии руками мать: -- Того, что варится в этом горшке, не хватит даже, чтобы наполнить одну единственную комнату. -- Она улыбнулась им и добавила: -- Но, мои ненс (это было ее ласкательное имя для детей), -- может быть ваши глаза хотят больше, чем ваши желудки? Я положила четыре полных пригоршни в горшок. Было бы очень грустно, если бы вы лопнули.
Рита заглянула в горшок.
-- Нет никакой опасности нам лопнуть, если это все, что ты приготовила, -- воскликнула она, -- я могла бы съесть все это одна до последней крошки.
Мать уже не улыбалась.
-- Это все, что у нас есть на сегодня, -- сказала она: -- наши мешки с рисом почти пусты и ведь в них не прибавится рису до жатвы, а отец еще только пашет поле для нового посева. В прошлом году урожай был плохой, вы это знаете, и если мы не будем бережливы, мы скоро окажемся совсем без риса.
Близнецы бросились к матери.
-- Но, манонг, мы не можем же жить без риса. Эго же наша единственная еда! -- сказал Рамон.
Мать ущипнула его за щеку.
-- Ну, вам не придется голодать, -- сказала она, -- и если мы будем бережливы и отцу повезет в рыбной ловле, то у нас будет достаточно еды, даже если у нас будет очень мало риса.
Пока она это говорила, она взяла сковородку и начала разводить другой маленький костер на печке.
-- Глядите, обжоры, -- сказала она, -- я поджарю для вас еще несколько бананов, и если вы думаете, что для вас и этого недостаточно, вы можете спуститься к реке и посмотреть, не найдете ли вы там крабов.
-- Я видел там несколько норок крабов недалеко от плота, -- сказал Рамон. -- Идем же, Рита. -- И дети побежали к реке. Динго бросился за ними, радостно лаял и бегал вокруг них.
-- Снимите туфли, -- крикнула мать им вслед. -- Если вы не снимите их, то они будут мокрые и грязные, а вы должны их держать в порядке. Иначе в чем же вы пойдете в школу.
Близнецы сразу сели на землю и сняли туфли. Они оставили их под кокосовой пальмой и побежали вдоль берега к месту, где был привязан плот.
Когда они туда пришли, они начали палками шарить в тине, ища норок крабов. Черепаха, которая грелась на солнце, сидя на бревне, с плеском соскользнула в воду. Маленькая рыбка медленно проплыла среди тростника около берега. Дети видели и черепаху и рыбу, но не могли найти ни одного краба. Напрасно Рамон, лежа на животе на берегу, ощупывал палкой тину, перепачкав руки до локтя. Когда он, наконец, встал, его колени оказались тоже в грязи.
-- Должно быть все крабы погибли от чумы... Я больше не буду искать здесь, -- сказал Рамон. -- Здесь то уж во всяком случае нет ни одного. Я пойду выше по реке и попытаюсь там найти. Идем!
Он вскочил на ноги и они побежали вверх по реке. Динго побежал за ними по пятам.
Скоро они подошли к тому месту, где старый карабу, Короткохвостый, валялся в мутной воде. Над ним, как всегда, роем вились овода, а белая цапля, стоя на его спине, жадно ловила и глотала их. Невдалеке плавали утки. Они тоже ловили мух.
Динго не любил Короткохвостого. Однажды, когда он на него лаял, старый Короткохвостый погнался за ним. Динго пришлось бежать от него и перепрыгнуть через бамбуковую ограду. Он прыгнул прямо на какое-то колючее растение. Острые колючки вонзились в Динго, так что он тогда едва смог выбраться из колючек. Динго помчался домой с поджатым хвостом, всю дорогу воя, и спрятался под дом зализывать свои раны. С тех пор он и невзлюбил Короткохвостого.
Теперь, когда он увидел лежащего в воде карабу, он принялся неистово на него лаять. Динго знал, что он сможет убежать раньше, чем старый Короткохвостый вылезет из грязи и погонится за ним. Поэтому он прыгал на самом берегу и лаял, лаял и, казалось, готов был укусить Короткохвостого за морду.
Короткохвостый был очень доброе животное, но он тоже не любил Динго. Поэтому он сразу стал медленно вылезать из воды, злобно фыркая. Он был так страшен, что мог бы испугать даже слона или тигра, если бы они только были в тех местах. Но их, конечно, не было.
Белая цапля закричала и улетела на мангровые болота [болота, поросшие деревьями со множеством корней, которые свисают с ветвей дерева и вростают вокруг ствола в землю], вытянув назад свои длинные ноги. Утки поплыли вверх по реке так быстро, как только могли, а Динго и близнецы помчались домой с быстротой молнии. Конечно, Динго оказался дома первым. Он забился под дом и уже спрятался под телегу, когда близнецы вскарабкались по ступенькам и влетели в кухню.
-- Ой! Ой! -- воскликнула их мать, -- вы не могли же наловить крабов так скоро. Почему вы вернулись?
Она подняла глаза от сковороды и увидела их испуганные лица. Она услыхала, как Динго визжит под домом.
-- Да в чем же дело? -- воскликнула она, с удивлением глядя на них.
-- Короткохвостый, -- едва могли выговорить, задыхаясь, близнецы. -- Он бежал за нами! Он совсем взбесился!
Мать уронила банан, который хотела положить на сковородку.
-- Где же он? -- спросила она: -- Он, должно быть, разломал ограду, потому что отец отвел его на пастбище.
Она подбежала к двери и выглянула в нее. Во дворе стоял Короткохвостый, весь покрытый грязью, и злобно фыркал.
-- Он взбесился! -- воскликнула Петра, захлопывая дверь так поспешно, словно она думала, что Короткохвостый может влезть по ступенькам и войти в кухню. -- Он весь день волочил плуг на рисовом поле. Должно быть он взбесился от жары. Он может убежать и его украдут... Ну, что мы будем делать без Короткохвостого? Отец не сможет ни кончить пахать поле, ни отвезти рис на ярмарку, когда он поспеет. Как только мы будем жить, если у нас не будет риса в этом году! Где же отец?
-- Мы не знаем. Мы не видели его, -- захныкали близнецы.
Мать подбежала к передней стороне дома, отодвинула окно и выглянула в него. Прямо перед окном расстилались голубые воды Манильского залива. Он был усеян парусами рыбачьих лодок. Конечно там не было ее мужа. Она поглядела налево. Там тянулась длинная линия берега залива, но никого не было видно. Она посмотрела направо через реку, которая впадала в залив недалеко от их дома. Там стоял плот, крепко привязанный к кокосовому дереву, но Феликса не было и на плоту.
-- Ай, ай! -- крикнула она детям. -- Отца нигде не видно.
Она подбежала к кухонному окну, высунула голову и позвала: "Феликс, Феликс"!
Близнецы тоже просунули голову в окно и кричали: "Отец! Отец!".
Услышав их голоса, начал лаять и Динго под домом. Старый Короткохвостый услышал его лай, злобно потряс головой и кинулся прямо к дому. В его нос было вдето кольцо и к кольцу была прикреплена веревка. Обыкновенно она была обмотана вокруг одного из его рогов, чтобы он не наступал на нее, но пока карабу гнался за Динго, она отвязалась и теперь волочилась по земле. Короткохвостый наступил на нее, и она потянула его за нос. Это еще больше рассердило его. Ведь ему же было очень больно! Он издал дикий рев и бросился туда, где он думал найти Динго. Карабу был слишком велик, чтобы влезть под дом. К тому же ему мешала бамбуковая решетка, которой было отгорожено все место под домом. Короткохвостый нагнул голову и заглянул под лестницу. Когда Динго увидел так близко от себя нос карабу, он завизжал так, как будто он опять упал на колючки, и стремительно выскочил с другой стороны дома и помчался, не останавливаясь, пока не скрылся из вида. Он пробежал через кокосовую рощицу, миновал посадку бананов, пробежал мимо бамбуковых зарослей около реки и, наконец, уселся, высунув язык, на вершине маленького холма позади рисового поля.
Как раз в это время из-за угла дома вышел отец близнецов. Он нес в одной руке пустую корзинку, а в другой бамбуковое ведро, в котором держат молоко. Когда старый Короткохвостый увидел корзинку, он подумал, что там есть для него что-нибудь вкусное. Он успокоился, повернулся и пошел прямо к своему хозяину.
-- Входи же, входи скорее! -- кричали дети и их мать. -- Он совсем бешеный! -- Они боялись, что старый Короткохвостый может подбросить Феликса, как иногда делают карабу, когда они очень рассержены.
Но Феликс не испугался. Он протянул корзинку, и громадное животное остановилось и обнюхало ее.
-- Бедный старый Короткохвостый, -- сказал Феликс, -- жарко, ведь, было на рисовом поле, не правда ли?
-- Он погнался за нами! -- воскликнула Рита.
-- Мы бежали домой так быстро, как только могли! -- кричал Рамон.
-- Динго лаял на него, -- объяснила мать, -- это и разозлило Короткохвостого.
Феликс передал молоко Петре.
-- Принеси мне воды, -- сказал он Рамону.
Рамон вынес ему воды в длинном бамбуковом ведре. Отец выплеснул на спину карабу целое ведро воды, и Короткохвостый был так доволен, как кошка, когда ее погладят.
-- Он совсем успокоился, -- сказал Феликс. -- И совсем он не бешеный. Ему было жарко, он устал, а надоедливый Динго вывел его из себя. Динго надо отучить лаять на Короткохвостого. Иди сюда, Рамон, нечего трусить. Влезай на спину Короткохвостого и поезжай на пастбище.
Рамон привык заботиться о карабу. Он сбежал с лестницы, схватил Короткохвостого за остаток хвоста и, упершись одной ногой в его заднюю ногу, вскарабкался на него и уселся на его широкой спине. Отец взял в руку конец веревки и повел карабу к пастбищу. Добродушный, ленивый карабу медленно и послушно пошел за ним.
Рита и ее мать смотрели на них из дверей кухни, когда они увидели, что Короткохвостый совсем успокоился, они вернулись к печке. Увы! -- рис уже больше не варился. Огонь погас, а рис был полусырой.
Рита побежала за хворостом, а мать раздувала угли, пока не вспыхнул огонь. Тогда она подложила сухих листьев и веток, и скоро рис в горшке опять весело закипел.
Рамон с отцом вернулись не скоро, потому что они чинили бамбуковую загородку пастбища, которую сломал старый Короткохвостый. Когда они вернулись домой, ужин уже ожидал их, и, хотя рису было и не столько, сколько им бы хотелось, но зато было достаточно жареных бананов и, кроме того, Петра сварила сухой рыбы.
II Дождь и посадка риса
Ночью первый раз за много месяцев начался дождь. Сначала был слышен только шепот ветра в тростниковой крыше маленького домика. Потом об нее ударились несколько капель. Потом капли забарабанили все чаще и чаще, и скоро дождь полил, как из ведра.
Феликс Сантос проснулся, перевернулся на другой бок на своей постели, которая состояла только из мата (рогожки, сплетенной из тростника). Мат был разостлан прямо на полу. Феликс сказал жене:
-- Как хорошо, что я уже вспахал рисовое поле. Дожди рано начались в этом году.
Он сказал, но Петра не отвечала, потому что ее не было на ее постели.
Как раз в это время струйка воды протекла через дыру в тростниковой крыше над его головой и потекла прямо ему на нос. Он вскочил и вытер лицо рукавом.
-- Где ты Петра? -- позвал он, но Петра опять не слышала его, потому что как раз в это время она сражалась с кухонным окном. Она оставила окно открытым, а дождь теперь плескал в него. Ветер дул так сильно, что Петра едва смогла задвинуть окно.
Дождь плескал и в отверстие для дыма над печкой. В комнате было темно, лишь иногда она освещалась вспышкой молнии. Феликс встал, оттащил свой мат на сухое место и пошел в кухню, чтобы посмотреть, что случилось с Петрой.
Он шел медленно, вытянув перед собой руки, боясь наткнуться на что-нибудь в темноте.
К этому времени Петра закрыла окно и тихо шла к своей постели, тоже вытянув вперед руки.
-- Феликс всегда такой соня, -- думала она. -- Я думаю, если бы само небо разломалось на куски на нашей крыше, -- он и то бы не проснулся! Какое счастье, что я вспомнила об окне, а то к утру все было бы совершенно мокрым.
Как раз в этот момент она наткнулась на что-то большое, мягкое и живое. Она так перепугалась, что ничего не могла сообразить.
-- Убивают! Помогите! Феликс, где ты? -- закричала она.
Конечно, Феликс сразу понял, что это Петра, когда она налетела на него, и он хотел удержать ее, чтобы она не упала. Но она уже падала. Феликс зацепился ногой за край мата и тоже упал. Он сложился пополам, как перочинный нож, и сразу сел, а Петра шлепнулась на него.
Потом вспыхнула молния и раздался такой удар грома, что весь дом задрожал. Петра села на пол.
-- Ох, это ты! -- воскликнула она.
-- Ну, конечно! -- сказал ворчливо Феликс. -- Кто же еще мог бы здесь быть? Я встал, чтобы передвинуть мат от дождя. Крыша протекла, и дождь льет прямо мне на нос.
-- Я знаю, где протекло, -- сказала Петра, -- потому что вода течет как раз по моей спине и я сейчас сижу в целой луже. Зажги скорее свет, мой дорогой.
Феликс поднялся и, осторожно ступая, начал искать спички. Сначала он наткнулся на сундук, где хранилась их одежда, и ушиб себе колено, а потом уж ему удалось найти их.
Она взяла спичку из рук Феликса, чиркнула ее об пол и зажгла лампадку.
При ее тусклом свете она вытерла лужу на полу, подставила под течь глиняный горшок, посмотрела на детей, спящих на своих матах, и, надев сухое, опять легла спать.
На следующее утро дождь перестал идти, но ветер не стихал. Вода капала с тростниковой крыши и падала струйками вниз, когда ветер шевелил тростник. Грозные тучи еще плыли по небу.
Феликс и Петра встали рано. Пока Феликс доил козу и кормил остальных животных, Петра пошла в кухню развести огонь и приготовить завтрак. Но печка была совсем сырая. Маленькая кучка растопки тоже была совсем мокрая, несмотря на то, что Петра ночью закрыла окно. Так что Петра долго не могла разжечь огонь. Сучья шипели и тлели, наполняя кухню дымом. Дым ел ей глаза. Он даже пролез через щели в перегородке, и даже за перегородкой, где спали дети, воздух сделался голубым.
Близнецы, чихая, проснулись. Они моментально оделись, свернули свои маты и вылетели из дверей на двор. Динго тоже скверно провел под домом эту ночь. Он выбежал им навстречу и повалялся от радости на спине. Все трое побежали искать снесенные курами яйца и кормить цыплят.
Когда рис, наконец, сварился и вся семья сидела за завтраком, послышался звук мокрых лап, топочущих по ступенькам лестницы, и в дверях появилась голова Динго. В зубах он нес совсем промокший туфель. С него даже капала вода.
Когда близнецы увидели это, они всплеснули в отчаянии руками:
-- Наши туфли, наши туфли! -- закричали они. -- Мы оставили их вчера под кокосовыми пальмами, когда пошли ловить крабов. Мы совсем не думали, что может пойти дождь!
-- Теперь посмотрите, что с ними сталось, -- вздохнула Петра.
Но дети не дожидались, что скажет мать. Они побежали к кокосовой пальме. Там, как раз на том месте, где они их оставили, лежали их туфли, насквозь пропитанные водой.
Рамон поднял их, вылил из них воду, и дети печально пошли домой. В дверях стояла Петра, держа в руках четвертый туфель.
-- Счастье ваше, что сегодня суббота, -- сурово сказала она близнецам. -- Если бы сегодня были занятия в школе, вам пришлось бы идти босиком.
Дети были очень огорчены. Не говоря ни слова, они положили туфли в ряд около плиты сохнуть. Им было так стыдно, что они испортили свои единственные туфли, что как только завтрак был кончен, они принялись помогать матери.
Рита вымыла посуду и поставила ее в шкап, а Рамон подмел лестницу и натер пол банановыми листьями. Он любил натирать пол, потому что очень весело было подложить под ноги сочные листья банана и скользить на них.
Когда пол был натерт, Рамон пошел к реке и принес в длинных бамбуковых ведрах воды.
Когда работа была окончена, опять начался дождь. Весь следующий день тоже лил дождь. Зато в понедельник утром, когда Феликс открыл дверь и выглянул наружу, круглое красное солнце выглядывало из-за гребня гор, которые лежали вдоль восточного берега. Первые прямые солнечные лучи осветили розовым светом верхушки кокосовых пальм и бамбука. Каждый умытый дождем лист ярко блестел и слегка шевелился от ветерка. Рисовое поле было совсем залито водой.
-- Хороший день для посадки риса, -- сказал Феликс. -- Как хорошо, что я вовремя успел вспахать поле.
Даже раньше, чем он начал кормить свиней и доить козу, он пошел к грядкам, где у него росла рассада риса. Он шел посмотреть, готова ли рассада для высаживания.
Когда Феликс вернулся, он сказал Петре:
-- Разбуди детей и собирайтесь идти на рисовое поле, как можно скорее.
-- Но ведь сегодня детям надо идти в школу, -- сказала Петра.
-- Мне очень жалко не пускать их в школу, -- отвечал Феликс, -- но они должны помочь нам сажать рис. Рассада готова, и ее надо высадить всю сразу, а мы с тобой одни не успеем этого сделать.
Дети услышали их разговор и сразу вскочили. Они любили школу, но не меньше любили и посадку риса, потому что тогда они бродили весь день по воде. А они это любили почти так же, как старый Короткохвостый.
Феликс пошел вынимать из рассадника рассаду, срезал у нее верхушки и приминал землю к корешкам, чтобы она не осыпалась, пока рассаду понесут в поле. Дети же в это время помогали матери. Скоро вся семья была готова выйти на работу.
Они дошли до межи, прошли по ней до самого конца рисового поля. Межа эта была неглубокая канавка. Она отделяла их землю от земли соседей. Эта канавка не только служила межой, но и сохраняла воду. Канавы всегда были полны водой. Они пересекали всю землю под прямыми углами и делали ее похожей на огромную шахматную доску.
Феликс поставил корзину около межи и дал по пригоршне рисовой рассады детям и Петре. Все они подоткнули повыше штаны и юбки и стояли по колено в воде. Все они в одно время погружали корни рассады в грязь, так что над поверхностью воды чуть высовывались ее листья.
Их семья вышла на работу раньше всех. Но скоро и на соседних полях появились работающие, начался смех и болтовня. Все они то и дело наклонялись над своей работой и в то же время шутили и смеялись.
Солнце поднималось все выше и выше. Москиты [мелкие насекомые, жалящие, как наши комары] кружились над ними и пар поднимался маленькими облаками с залитых водой полей. Это была трудная работа, а все же, немного погодя, кто-то начал петь. Другие голоса подхватили песню, и скоро все наклонялись и поднимались, наклонялись и поднимались в такт песни. И каждый раз, наклоняясь, они сажали один кустик рассады риса, твердо укрепляя его корни в залитой водой земле.
Близнецы прилежно работали, вместе со всеми, почти до полудня. Потом все пошли домой поесть и поспать.
Два часа рисовые поля были пусты. Когда солнце начало склоняться к западу и жара стала не так сильна, все снова вернулись в поле и работали до захода солнца.
Петра под вечер ушла с поля раньше других, и когда усталые Феликс и близнецы медленно вошли во двор, она высунула голову в окно и крикнула им:
-- Я подоила козу и накормила свиней. Пойдите, выкупайтесь в заливе и приходите ужинать.
Прямо перед домом была полоска песчаного берега. Через две минуты Феликс и близнецы уже полоскались в воде. Они даже не разделись. На них было надето так мало одежды, и они все были все равно такие мокрые и грязные, что им было проще вымыться сразу и самим и выполоскать свою одежду. А как было приятно очутиться в прохладной воде залива, после длинного дня работы на рисовом поле!
Когда они поужинали, они всей семьей спустились к реке и сели на плот отдохнуть. Они смотрели на светляков, летающих между деревьями, как тысячи огоньков, и на облака, плывущие по темному небу и закрывающие звезды. Они слушали мягкие удары волн о берег, пока не начали падать первые капли дождя.
III Динго и маленькая коричневая курица
Весь следующий день дети опять работали на рисовом поле, но пошли спать на закате, потому что на другой день они должны были идти в школу. Занятия в школе начинались в половине восьмого.
Они уже почти открыли глаза и зевали, стараясь проснуться, когда под домом раздался странный крик. Рамон услышал его первый, и сон сразу соскочил с него. Он, прислушиваясь, сел на мат. Потом он свернул мат и начал одеваться. "Клэк, клэк, клэк, пип, пип, клэк, клэк, клэк, пип, пип", -- кричал кто-то под домом.
Рита тоже услышала этот крик и так спешила одеться, что надела платье наизнанку. Она даже не подумала переодеться. Она юркнула под дом, почти налетев при этом на Рамона. Они пришли туда как раз вовремя, чтобы увидеть, как маленькая коричневая курица вылезла из кучи соломы, ведя за собой выводок крошечных цыплят.
Петра была в кухне прямо над их головами. Пол в кухне был сделан из стволов бамбука. Между ними были щели. Поэтому Петра посмотрела вниз, просто через щель, вместо того, чтобы спуститься вниз. Она хорошо разглядела маленьких, бегающих вокруг матери, цыплят и красивую золотисто-коричневую наседку.
-- Сколько у нее цыплят? -- крикнула она в щель.
-- Они так бегают, что я не могу сосчитать. Я думаю, что их во всяком случае не меньше десяти, -- крикнул в ответ Рамон.
-- Вот им еда! -- крикнула Петра и высыпала горсть крошек в щель в полу.
Наседка созвала цыплят и стала их учить есть.
-- Ах, -- говорила Рита, всплескивая от восторга руками, -- ну, разве это не умная маленькая курица? Она спряталась в соломе, и мы совсем не знали, что у нес там гнездо.
-- Она всегда приходила есть, когда я кормил других кур и цыплят. Поэтому я даже не подозревал, что она сидит на яйцах, -- сказал Рамон. -- Она такая хитрая.
Они никак не могли скоро уйти от цыплят и все утро в школе только о них и думали.
В пять часов они вбежали, припрыгивая, во двор.
-- Мама, мама, -- кричал Рамон, -- как ты думаешь, что будет? Учительница сказала, что, когда кончится уборка риса, будет большой праздник в городе и будут назначены награды за лучшие работы, сделанные в это лето самими детьми. Мы можем вырастить цыплят или овощи или сделать что-нибудь другое, что нам захочется, и все вещи, которые мы сделаем, будут выставлены в школе. Мама, можно мне взять себе коричневую курицу и ее цыплят и заботиться о них совсем одному, чтобы я мог выставить их?
-- А я, мама, сплету корзинку совсем сама, -- сказала Рита. -- Она будет сделана из молоденьких, тоненьких стеблей бамбука, таких, из каких плетут шляпы. И по ее краю будут вытканы черные бабочки. Я все это придумала в школе.
Мать близнецов умела делать множество разных вещей. Она умела ткать прекрасные ткани на станке, который стоял в углу их комнаты. Она умела вышивать красивые узоры, умела плести маты, корзинки и шляпы. Она выучила немного плести корзинки и Риту. В школе Рита подучилась этому еще немного у учительницы, и теперь она думала, что сможет сплести корзинку совсем сама.
-- Ты, конечно, можешь взять коричневую курицу и ее цыплят, -- сказала мать Рамону. -- А ты, Рита, сумеешь сделать корзинку совсем сама, только тебе придется подождать, пока мы достанем материала для нее.
-- Я могу приготовить его сама, -- воскликнула Рита. -- По дороге в школу я знаю как раз такой бамбук, какой мне нужен. Там есть золотистый и черный бамбук.
Рамон сразу принялся устраивать курятник. Он нашел под домом ящик и, вместо одной из сторон, сделал в нем решетку из бамбука. Дна у ящика не было. Рамон положил на землю под ящик сухих стеблей земляного ореха. Потом он и Рита принялись ловить курицу, чтобы посадить ее в новый дом.
Но курице совсем не понравилась мысль сидеть в курятнике. Она кинулась бежать от детей, зовя за собой цыплят, и спряталась под кучу досок под домом. Напрасно Рамон сыпал корм перед тем местом, куда спряталась курица, чтобы выманить ее. Она не шевелилась.
Наконец Рамон в отчаянии сказал:
-- Я пошлю туда Динго. Пусть он ее выгонит. Если я ее не запру в курятник, -- она заблудится и растеряет половину своих цыплят. А я хочу их всех выкормить.
-- Ой, не пускай Динго, -- сказала Рита. -- Ты же хорошо знаешь, какой Динго неуклюжий. Он непременно передавит цыплят.
Динго, услышав свое имя, поднял уши и подбежал к Рамону. Он наклонил голову на бок, махая хвостом, как будто спрашивал: "В чем дело? Я сделаю все, что нужно".
Рамон наклонился и показал собаке под кучу хвороста.
-- Полезай туда и выгони их, -- сказал он.
Доски были сложены так, что под ними был проход, как маленький туннель, от одного конца до другого. Это было сделано для того, чтобы они не гнили, лежа прямо на земле.
Рамон думал, что, если Динго поползет с одного конца, то курица и цыплята, наверное, выбегут с другого. Динго залаял и пополз в дыру. Снаружи остался только кончик его хвоста. Вдруг из под досок послышался визг. Динго поджал хвост и стал поспешно пятиться из туннеля. Когда он выскочил, хвост его был поджат, уши опустились, а кончик носа был в крови. Динго усердно тер его лапами.
Курица же и не думала вылезать. Она сидела под досками и сердито клохтала.
-- Оставь ее там до утра. Пусть она там и ночует, -- сказала Рита.
Тут мать позвала их ужинать. Рамон понюхал воздух.
-- Пахнет камотес, -- сказал он. -- Наверное, рис кончился. Иначе мама не стала бы делать камотес. Ох, сколько же осталось еще до жатвы?
Рита сосчитала по пальцам.
-- Вот смотри: теперь июль, потом идет август, сентябрь и октябрь. Во всяком случае осталось еще четыре месяца!
Рамон вздохнул, положив руку на живот.
-- Когда придет жатва, -- сказал он, -- я сразу съем столько рису, сколько захочу. Я сварю для себя полный горшок и съем один все до крошки.
IV На плоту
Когда утром прокричал первый петух, Рамон проснулся и спустился в темноте по лестнице. Он хотел встать раньше курицы и цыплят, чтобы они не успели убежать. Он заткнул соломой один конец туннеля и сел рядом с Динго у другого конца. Вот курица закудахтала. Тогда Рамон тихонько пополз к концу туннеля со своим курятником. Только что курица успела выйти, как Рамон опустил на нее курятник. Курица была поймана.
Она ужасно рассердилась. Она распушила перья на шее, клохтала и хотела непременно клюнуть Рамона. Один раз ей действительно удалось клюнуть его в большой палец. Рамон засунул палец в рот и заплясал от боли.
Рамон медленно волочил ящик по земле. Маленькая курица шла внутри ящика, потому что ей не хотелось быть ушибленной. Она отчаянно клохтала, зовя за собой цыплят. Рамон поставил ящик на зеленую траву на дворе, засунул под ящик блюдце с водой и насыпал рисовых отбросов.
Утром, за завтраком, Рита сказала:
-- Я все думаю о своей корзинке, мама. Я решила, что не буду покупать совсем материала для нее. Я наберу его сама.
-- Но ведь пройдет много времени, прежде чем ты соберешь и приготовишь материал, -- сказала Петра.
-- Я знаю, -- ответила Рита, -- но ведь и выставка будет только после жатвы, а до этого еще далеко.
-- Ужасно далеко, -- вздохнул Рамон. (Его порция риса была в это утро очень мала!)
-- А, кроме того, -- продолжала Рита, -- я буду прилежно работать, и, если я сделаю все сама, корзинка будет совсем, совсем моя. Она будет гораздо больше моя, чем цыплята Рамона. Ведь он даже не сажал на яйца наседку! Она сама села.
-- Ерунда! -- сказал Рамон, -- во всяком случае цыплята живые, а живые вещи куда лучше, чем какая-то корзинка.
Тут могла бы начаться ссора, но мать сказала:
-- Ну, тише, тише! Ведь вы же знаете, что пока еще нет никакой корзинки.
-- Но она будет! -- твердо сказала Рита. -- Вы увидите!
-- Ерунда, -- сказал опять Рамон. -- Если ты и начнешь плести ее, все равно ты никогда не кончишь.
Рита, не говоря ни слова, посмотрела на Рамона. Она твердо решила, что, чтобы ни случилось, она обязательно закончит свою корзинку.
Она сейчас же пошла искать стебли бамбука. Еще до школы она нашла шесть длинных, нежных, зеленых стеблей и положила их под дом в тень сохнуть. Каждый день, по дороге в школу и обратно, она искала их, и скоро у нее уже была готова порядочная связка. Тогда, в одну из суббот, она принялась за работу. Она ножом расщепила стебли на узкие тонкие полосы. Но и теперь они еще не были готовы для плетения. Их еще надо было расплющить, оскоблить, прокипятить и выбелить.
Рамон смотрел изо дня в день на ее терпеливую работу и поддразнивал ее, рассказывая, как быстро растут его цыплята.
Наконец, материал был готов, и Рита начала плести корзину. Ее ловкие, терпеливые пальцы сплетали узенькие, похожие на нитки, полоски, и корзинка медленно, но все же росла с каждым днем.
Однажды утром, когда, перед уходом в школу, она прилежно работала, Феликс вернулся с рисового поля и сказал:
-- Рис хорошо растет, и я теперь могу урвать немного времени от работ на ферме, чтобы съездить на рыбную ловлю. Теперь, ведь, каждую субботу вдоль берега проезжает лодка "Розита" и скупает устриц, креветок и рыбу для Манильского [Манила -- главный город Филиппинских островов] базара. Можно будет продать мой улов прямо здесь, не возя его в город.
-- Я надеюсь, что тебе повезет, -- вздохнула Петра. -- Нам так нужны деньги. Туфли у близнецов совсем износились.
-- Я знаю это, -- сказал Феликс, -- но нельзя было раньше оставить работу в поле. Я приготовлю сегодня плот, а вечером мы поедем за крабами и рыбой.
-- Можно нам тоже ехать? Можно и нам поехать? -- просили близнецы.
Мать засмеялась.
-- Вы похожи на Динго, когда он хочет, чтобы вы бросали для него палки в воду, -- сказала она. -- Он поднимает уши и смотрит на вас блестящими глазами, с открытым ртом. Совсем так, как вы смотрите теперь на отца.
-- Да, и вам можно ехать, -- улыбнулся Феликс.
-- И мы останемся всю ночь на плоту? -- воскликнули дети.
Отец кивнул головой.
-- Только не задерживайтесь после уроков в школе, -- сказал он.
Когда дети после школы вбежали во двор, Феликс готовил плот.
На передней части плота торчали вверх два бамбуковых шеста. К ним Феликс прикрепил большую сеть, которую можно были спускать и поднимать на блоке.
-- Идите, -- сказал Феликс, -- помогите матери нести вещи, которые мы возьмем с собой.
Петра уже укладывала провизию в корзинку. Когда вбежали дети, у нее был озабоченный вид, и она считала по пальцам:
-- Вот печка, -- раз, -- сказала она, дотрагиваясь ногой до маленького ящика, наполненною землей. -- Немного рису -- два, сковородка -- три, дрова -- четыре, соль -- пять. Милые мои! наверное там гораздо больше вещей, но я уже не могу вспомнить, что я уложила!
-- Отец ждет, -- напомнила Рита.
-- Знаю, знаю, -- сказала мать, -- я иду.
И, подняв поспешно корзину, она направилась к плоту.
Рита несла сковородку, а Рамон печку. Через несколько минут они все были у плота. Динго был там еще раньше их и носился по берегу с радостным лаем. Он ни на минуту не сомневался, что и он тоже едет.
-- Динго на плоту, -- это будет ужасно неудобно, -- сказала Петра, но Динго уже был на плоту.
Рамон попробовал спихнуть его, но Динго не давался.
-- Ну, довольно, -- скачал Феликс. -- Мы только время теряем. Пусть он остается. Кладите остальные вещи, и я оттолкнусь.
Петра и дети внесли печку, корзинку и дрова на плот и влезли сами. Феликс уже стал было отталкиваться от берега длинным шестом, когда Петра всплеснула руками и закричала:
-- Подожди минуту! Где же спички? -- она тревожно шарила в корзинке. -- Ах, они остались дома! -- воскликнула она.
Плот уже немного отошел от берега, но Рамон разбежался и прыгнул. Он был босой, и потому было совсем не беда, что он до колен погрузился в тину около берега. Он вылез на берег и помчался к дому. Влетев в кухню, он схватил спички и, перепрыгивая через несколько ступенек, сбежал с лестницы, перепрыгнул через курятник, который стоял у дверей, и понесся назад к плоту.
Курица сидела в курятнике. Она начала страшно кудахтать. Толстые цыплята, которые бегали вокруг курятника, рассыпались во все стороны, когда Рамон пролетел мимо них.
-- Надо бы накормить курицу и поставить курятник под дом, на случай дождя, -- подумал Рамон. -- Ну, не беда ей один раз поголодать и вымокнуть.
Он перепрыгнул на плот и протянул матери коробку спичек. Феликс оттолкнул плот от берега, и они поплыли вниз по течению.
Потом Феликс опустил сеть. Он опускал ее в воду и снова поднимал три раза и не поймал ни одной рыбы. Каждый раз, когда сеть поднималась пустая, он отталкивал плот на другое место и пробовал снова опускать сеть. Петра сидела около корзин для рыбы. Она приготовилась помогать вынимать из сети и сортировать рыбу, а Рамон и Рита лежали на животах на краю плота и смотрели в темную воду. Они видели облака, отражающиеся на ровной поверхности, и свои собственные лица, глядящие на них, но рыбы не было.
Становилось все позднее и позднее, а они не поймали ничего. Даже нечего было сварить на ужин. Феликс начинал терять терпение, Рамон и Рита устали сидеть тихо, уши Динго повисли, и даже Петра выглядела унылой. Солнце скрылось за холмами Батаана за заливом, и быстро наступила тропическая ночь.
Когда стало темно, Петра пошла на заднюю часть плота. Она положила камни на маленькую печку и начала разводить огонь.
-- Придется приготовить рис на ужин, -- сказала Петра. -- Но это будет очень мало. Я была уверена, что можно будет сварить рыбу. Ты бы лучше зажег фонари, пока не стало совершенно темно, -- сказала она мужу, притягивая ему спички.
Феликс захватил с собой пять бамбуковых фонарей. Один он прикрепил к бамбуковой жерди, к которой была привязана сеть, а остальные четыре он поставил на углах плота. Скоро костер Петры весело потрескивал, а длинные полосы света от фонарей плясали по воде. В отдалении видны были фонари других рыбачьих плотов, отражающиеся в заливе. Над головой было темное небо.
-- Кажется, что звезды упали с неба и плавают по морю. Правда? -- сказала Рита, глядя в темное небо и на сверкающую огнями воду.
Как раз в это время Феликс опять поднял сеть и в ней, к их великой радости, оказалось десять крабов! Феликс переложил их в одну из корзин. Крабы ползали и карабкались в корзине один на другого, как огромные пауки. Феликс опять опустил сеть. На этот раз попалось еще больше крабов.
-- Они, как бабочки, ползут к свету, -- сказал Феликс.
И каждый раз, как он вынимал сеть, он вынимал из нее крабов или рыбу. Он клал крабов в одну корзину, а рыбу в другую, и снова торопливо опускал сеть. Динго сидел около корзины и смотрел на крабов.
-- Если улов и дальше будет так же хорош, то будет, что продать хозяину "Розиты", -- радостно сказал Феликс, опоражнивая сеть.
К несчастью для Динго, он сидел в этот момент слишком близко к одной из корзин. Один из крабов переполз через край корзины и свалился прямо на хвост Динго. В следующий момент Динго уже носился кругом и кругом по плоту, как бешеный. Краб вцепился ему в хвост. Чем быстрее бегал Динго, тем сильнее сжимал его хвост краб. Динго перепрыгнул через корзины с рыбой, через печку, опрокинул сковородку и, наконец, завертелся волчком, стараясь поймать свои хвост, но это ему никак не удавалось. Вся семья покатывалась со смеху, глядя на Динго. Наконец Рамон поймал его и крепко держал, пока Феликс снимал краба.
Динго был так напуган, что ушел в самый дальний угол плота и там улегся.
Когда все снова успокоилось, Петра приготовила жареную рыбу. Скоро Петра и дети уселись ужинать. Феликс же не мог оставить сети даже для еды и только между тем временем, когда он спускал сеть, и тем, когда он поднимал ее, он урывками набивал себе рот.
Они все были так увлечены своим делом, что никто из них не заметил, что плот тихо спустился вниз по течению реки и выплыл в залив. Каждая новая волна отлива уносила его все дальше и дальше от берегов.
V Тайфун
Плот казался маленьким островком тусклою света среди полной темноты ночи. Когда они смотрели на залив, их глаза не видели ничего, кроме огней других рыбачьих судов и их блестящих отражений в темной воде. Луны не было, а звезды были скрыты за облаками.
Наконец, Феликс понял, что они выплыли из реки. Он потер глаза рукой и стал вглядываться в темноту, стараясь понять, где они находятся.
-- Право, я не могу сказать, где мы, -- сказал он. -- Но рыба еще идет хорошо. Она идет на свет.
Едва он кончил говорить, как внезапный порыв ветра ударил о поднятую сеть и отнес ее так, что Феликс не мог ее достать, пока она сама не спустилась, когда ветер стих. Феликс забросил сеть снова в воду. Потом он помочил палец и поднял его, чтобы лучше узнать, откуда дует ветер. Порыв ветра прошел так же внезапно, как и пришел, и теперь чувствовался только легкий ветерок. Он дул с северо-запада. Раньше, чем настало время поднимать сеть, пронесся следующий порыв ветра, а за ним следующий.
-- Мне это не нравится, -- сказал Феликс. -- Ветер дует с Китайского моря.
Даже близнецы знали, что такое ужасный ветер тайфун, который иногда налетает на Филиппинские острова с Китайского моря. Они дрожали от страха. На море поднялись волны с белыми гребнями. Дети прижились друг к другу и молча испуганно смотрели на Петру. Она ползала на коленях и переносила корзины на середину плота. Плот теперь дико кидало по волнам. Фонарь качался взад и вперед на бамбуковой жерди. Феликс напрасно старался подвести плот к берегу. Когда Петра перенесла на безопасное место все, что могла, она вернулась к детям и села между ними, крепко обняв их. Вдруг вспыхнула молния и раздался ужасный гром. Динго поджал хвост и пополз под навес.
Начался дождь, и дети с матерью тоже забрались под навес. По он был такой крошечный, что они могли там только лечь, прижавшись друг к другу и к подпоркам покрытой тростником хижины. При свете молнии Феликс увидел, что его отчаянные усилия подвести плот к берегу не поведут ни к чему. И ветер и волны гнали его плот от берега. Скорее могло случиться, что волны вынесут плот в открытое море. Тогда Феликс тоже пополз под навес. Но там уже не было для него места. По правде сказать, там его было недостаточно и для Петры с детьми. Они попробовали вытолкнуть оттуда Динго, чтобы освободить место для Феликса, но Динго так упирался, а плот в это время так страшно качался, что они оставили Динго в покое. Они боялись даже пошевелиться.
Феликс сел около них, обхватив одной рукой все шесть ног, торчавших из под навеса, а другой вцепившись в бамбуковые подпорки, на которых держалась крыша.
Дождь лил потоками. Стоял такой шум, что они даже не могли разговаривать друг с другом, да и что можно было сказать? Они очень хорошо знали, что каждую минуту их может смыть в бушующее море. Долго лежали они, дрожа от ужаса и холода, потому что они уже промокли до костей, а ветер дул на них ледяными порывами. Фонари потухли, плот наклонялся то в одну, то в другую сторону, и корзины скользили по нему, ударяясь друг о друга и о подпорки навеса. Потом корзины опрокинулись, и Феликс с отчаянием чувствовал, как его замечательный улов скатился скользким потоком мимо него в море. Печку тоже снесло в море, а следующая волна снесла и тростниковую крышу с навеса, оставив только торчащие кверху подпорки, за которые они держались.
Вдруг огромная волна перекатилась через плот и приподняла их так, что им показалось, что плот уносится из под них. Но в следующую минуту волна схлынула, захватив с собой в море все, что еще оставалось. Они все сбились в кучу, и каждый раз, когда волна уходила, они не верили себе, что они все еще на плоту и держатся за подпорки. Они знали, что бамбук никогда не сломается, но что плот может быть каждую минуту разнесен волнами на отдельные бревна -- они тоже знали прекрасно.
Целых три ужасных часа бушевал страшный ветер. Они научились удерживать дыхание, когда налетала волна, чтобы не захлебнуться, и дышать опять, когда она проходила.
Наконец ветер стал стихать и дождь уменьшился. Но огромные волны все еще бросали их плот так, как будто он был не больше щепки.
Еще три часа их окатывали с головой разбушевавшиеся волны. И только когда длинная красная полоска на востоке показала, что близко рассвет, Феликс смог, наконец, поднять голову и оглядеться вокруг себя.
Он увидел на востоке длинную красноватую полосу далеко на горизонте. Это была неровная линия ряда холмов. На западе Феликс едва мог различить на темном небе холмы Батаана. Он понял, что они плыли по середине Манильского залива.
Феликс потрогал Петру за ногу. Кучка мокрой одежды пошевелилась, и Петра приподнялась на локте.
-- Живы ли дети? -- шепнул Феликс.
Петра кивнула головой. Она была так измучена, что почти не могла говорить.
-- Они держались за мои руки всю ночь, -- прошептала она. Она с трудом встала на колени и наклонила голову к Рамону и Рите, чтобы убедиться, что они действительно дышат.
-- Оставь их, -- прошептала она. -- Они или спят или без сознания. -- Она посмотрела на опустошенный волнами плот и заплакала.
-- Если мы все равно утонем, так уж лучше и не будить их, -- и она опять легла рядом с детьми.
-- Держись крепче за детей и плот, -- сказал жене Феликс. -- Теперь уже не так сильно качает, а я сейчас отойду от вас.
Петра схватилась за него.
-- Умрем уж вместе, если придется, -- сказала она. -- Если ты встанешь, -- тебя снесет в море.
Феликс ничего не ответил. Он стоял на четвереньках и, несмотря на усилия Петры удержать его, он пополз к бамбуковым шестам, к которым привязывалась сеть. Они все еще стояли. Петра закрыла глаза. Она не могла видеть, как мужа унесет море. Феликс дополз до передней части плота. Он ухватился за бамбуковые шесты обеими руками, стараясь подняться на ноги. Он надеялся, что может быть с какой-нибудь лодки заметят их и спасут. Но не было видно ни одной лодки. Он оглядел плот. На нем не оставалось ничего, кроме их самих и Динго. Корзины, сети, даже его длинный шест -- все было унесено.
Одну минуту он стоял неподвижно в отчаянии. Потом он снял с себя белую рубашку, привязал ее к веревке и поднял ее вверх по блоку.
Если какая-нибудь рыбачья лодка выдержала бурю и заметит их, они могут быть спасены. Он сел около шестов, чтобы наблюдать. Серая заря сменилась настоящим утром. Солнце жгло жалкую кучку людей на плоту. Им было нестерпимо жарко и хотелось пить.
Хотя море и было теперь гораздо спокойнее, но нигде на горизонте не было видно ни одной лодки. Слишком измученные, чтобы двигаться, Петра и дети лежали тихо и ожидали смерти. Динго приподнялся, дополз до Феликса и лег около него.
Белая рубашка на шесте слабо колыхалась в знойном воздухе. Прошел час, два, три... Феликс сидел, смотрел, смотрел и не видел ничего, что бы могло помочь им. Петра и дети лежали в оцепенении.
Наконец далеко, на востоке, Феликс увидел облако дыма.
-- Это, должно быть, Манила, -- подумал он.
Опять он осмотрел весь горизонт и, о радость! -- на западе поднималась к небу тоненькая струйка дыма. Феликс громко вскрикнул от радости. Петра опять приподнялась на локоть.
-- Смотри, смотри! -- кричал Феликс, указывая на струйку дыма. -- Это пароход идет из Батаана в Манилу. Это тот пароход, который каждый день пересекает залив, нагруженный рыбой. Мы как раз на его пути. Если бы только мы могли сделать так, чтобы они нас увидели!
Он отчаянно дергал веревку, и рубашка моталась на шесте вверх и вниз. Надежда влила силы в Петру. Она подняла детей.
Вода была теперь настолько спокойна, что они отважились проползти немного и если на середине плота, опять держась друг за друга.