Аннотация: (Le médecin confesseur).
Роман в четырех частях. Совместно с Эженом Морэ (Eugène Moret, 1835--1906).
БИБЛІОТЕКА ДЛЯ ЧТЕНІЯ
Іюнь 1875 года.
ОКТАВЪ ФЕРРЕ И ЭЖЕНЪ МОРЕ.
Докторъ-Исповѣдникъ.
Романъ въ четырехъ частяхъ.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. СМЕРТЬ ПРАВЕДНИКА.
I. Неизвѣстный докторъ.
Переѣздъ изъ Гавра въ Каэнъ отвратителенъ. Не смотря на то, что онъ непродолжителенъ и частью происходитъ по морю, этотъ переѣздъ непріятенъ до крайности и рѣдкій путешественникъ, поѣхавшій въ самомъ отличномъ расположеніи духа, не дѣлается подъ конецъ раздражителенъ и не въ духѣ.
Еслибы 17-го Января 18.. года вамъ случайно пришлось присутствовать при приходѣ судна, то вашимъ глазамъ представилось-бы самое печальное зрѣлище. Лица пассажировъ были блѣдны и изнурены, одежда въ безпорядкѣ. Море было чрезвычайно бурно и вѣтеръ бросалъ судно какъ орѣховую скорлупу. Понятно, что страхъ пассажировъ былъ не малый. Всѣ, молодые и старые путешественники болѣе или менѣе отдали дань морю, кромѣ двоихъ или троихъ и между ними одного молодаго человѣка, который такъ мало чувствовалъ морскую болѣзнь, что даже былъ въ состояніи подавать помощь другимъ.
По пріѣздѣ, когда опасность исчезла, всѣ самые слабые оживились надеждой на отдыхъ.
Наступила минута прощаній. Молодой человѣкъ, помогавшій больнымъ, былъ осыпанъ благодарностями. Наконецъ всѣ разошлись и онъ остался одинъ на набережной.
Онъ не зналъ города и хотѣлъ съ нимъ немного ознакомиться. Онъ пошелъ вдоль канала, дошелъ до улицы св. Петра, потомъ до улицы Имперіаль, гдѣ остановился въ нерѣшимости, осматриваясь кругомъ, какъ-бы ища чего-то. Взглядъ его остановился наконецъ на вывѣскѣ, на которой было написано: "Робертъ-Дьяволъ." Молодой человѣкъ пожалъ плечами какъ-бы говоря: "Все равно!" и, перейдя черезъ улицу, вошелъ въ гостинницу средней руки.
Часъ спустя, молодой человѣкъ вышелъ изъ отведенной ему комнаты и узнавъ, что обѣдъ бываетъ въ шесть часовъ, попросилъ указать ему адресъ одной особы, которую онъ хотѣлъ видѣть.
Оказалось, что эта особа живетъ на площади Бель-Круа, на углу улицы Одинъ и Нотръ-Дамъ. Онъ сейчасъ-же отправился по указанному адресу, но найдя дверь на глухо запертой, пошелъ гулять по городу и вернулся къ часу, назначенному для обѣда.
Онъ сѣлъ за общій столъ, въ обществѣ человѣкъ двадцати, но принималъ мало участія какъ въ обѣдѣ, такъ и въ разговорѣ, между тѣмъ, хотя обѣдъ и не отличался большой изысканностью и разнообразіемъ блюдъ, за то разговоръ велся о самыхъ возвышенныхъ предметахъ.
Говорили и объ искусствѣ и о литературѣ. Путешествующіе прикащики, нерѣшительные въ своихъ заключеніяхъ, тѣмъ не менѣе не пропускали случая похвалить модныхъ фельетонистовъ и хроникеровъ, тогда какъ небольшое число бывшихъ тутъ студентовъ горячо вступились за литературу будущности, которой угрожала опасность.
Этотъ споръ оживилъ всѣхъ. Поднялся шумъ, крики одобренія и порицанія, начались тосты за классиковъ и наконецъ было рѣшено, что литература настоящаго времени потонула въ грязи и что самый лучшій изъ современныхъ литераторовъ былъ не что иное какъ идіотъ.
Нашъ незнакомецъ всталъ изъ за стола, улыбнулся и велѣлъ подать себѣ кофе на маленькій столикъ у камина.
-- Счастливая юность! подумалъ онъ, куря и любуясь жаромъ ораторовъ, смѣнявшихъ одинъ другаго; но мало по малу споръ потерялъ свой интересъ и незнакомецъ погрузился въ свое обычное равнодушіе.
Нѣсколько молодыхъ людей замѣтили его и обратились къ нему съ разговоромъ. Онъ отвѣчалъ вѣжливо, но небрежно и коротко.
-- Вы пріѣхали сюда на житье?
-- Очень можетъ быть.
-- Вы не изъ Нормандіи.
-- Я изъ Парижа.
Незнакомецъ казался очень несообщительнымъ и разговоръ на этомъ прервался.
Къ тому-же ничто не располагало съ перваго взгляда въ пользу незнакомца. Его холодный тонъ и печальная улыбка имѣли въ себѣ что-то леденящее, но при болѣе внимательномъ осмотрѣ незнакомецъ внушалъ къ себѣ уваженіе и даже симпатію.
Онъ былъ высокаго роста, но худъ и немного сгорбленъ, такъ что вмѣсто тѣхъ двадцати-восьми лѣтъ, которыя онъ имѣлъ на самомъ дѣлѣ, незнакомцу можно было дать тридцать пять. Онъ былъ красивъ, но его красота была не для всякаго понятна. Многія женщины нашли-бы его безобразнымъ. Лобъ у него былъ высокій, волосы черные, но рѣдкіе, ротъ красивъ, но углы его опущены, зубы бѣлы, но губы блѣдны, овалъ лица безукоризненъ, но щеки впалыя. Впрочемъ, всѣ его недостатки выкупались выраженіемъ благородства и кроткой меланхоліи, лежавшей на всемъ его лицѣ, несмотря на мрачное и озабоченное выраженіе его взгляда.
Глядя на этого еще молодаго, но уже усталаго человѣка, его можно было принять за путешественника, только что вернувшагося изъ далекаго странствованія, или скорѣе за бойца, вырвавшагося изъ громадной общечеловѣческой битвы разбитымъ, можетъ быть, даже изувѣченнымъ и удаляющагося, что-бы отдохнуть немного, за человѣка, жаждущаго славы или истины и падающаго истощеннымъ и оставленнымъ, не дойдя до конца пути.
Вдругъ дверь поспѣшно отворилась и въ комнату вошелъ человѣкъ, походившій на лакея богатаго дома, и поспѣшно спросилъ не видали-ли доктора Гюгоне.
-- Что-же мнѣ дѣлать?... сказалъ онъ, гдѣ его найти? Я былъ домахъ въ десяти, въ которыхъ онъ обыкновенно бываетъ, и его нигдѣ не видали?
-- А у него дома?
-- У него я никого не нашелъ.
-- Точно также, какъ и я, подумалъ нашъ незнакомецъ, который до обѣда ходилъ къ тому, кого спрашивалъ лакей и былъ не счастливѣе его.
-- Докторъ Гюгоне уѣхалъ сегодня утромъ въ Дивъ, сказалъ одинъ вошедшій въ комнату студентъ, онъ, по всей вѣроятности, вернется не раньше какъ завтра.
-- Какъ-же быть тогда? какъ-же быть? въ отчаяніи сказалъ лакей, доктора Восель тоже нѣтъ въ Каэнѣ, докторъ Тардифъ болѣнъ, баринъ не хочетъ слышать о докторѣ Ланге, а барыня терпѣть не можетъ доктора Овре, просто хоть умирай!
Нашъ незнакомецъ всталъ.
-- Кто нибудь умираетъ? спросилъ онъ.
-- Мой баринъ, сударь, отвѣчалъ лакей, обращаясь къ молодому человѣку, мой баринъ, господинъ Фрерьеръ опасно болѣнъ и внушаетъ большія опасенія на эту ночь.
-- Ведите меня къ нему, сказалъ незнакомецъ, я докторъ.
-- Вы докторъ! вскричалъ лакей. О! въ такомъ случаѣ пойдемте скорѣе, сударь, къ тому-же до насъ отсюда два шага.
-- Я готовъ, сказалъ молодой человѣкъ, бросая сигару и надѣвъ пальто и шляпу.
Каэнъ большой городъ съ широкими улицами, большими площадями и пыльными переулками, застроенъ высокими и мрачными домами старинной архитектуры. Въ десять часовъ, огни въ домахъ бываютъ уже погашены и прохожіе очень рѣдки. Два человѣка, вышедшіе изъ гостинницы, пошли по улицѣ Имперіаль, повернули налѣво и остановились противъ стариннаго отеля временъ Вильгельма Завоевателя, построившаго во время своего пребыванія въ Каэнѣ много церквей, аббатствъ и цѣлый кварталъ.
Въ нѣсколькихъ шагахъ возвышались башни аббатства Сентъ-Этьень.
Что касается до отеля, то онъ не имѣлъ никакихъ архитектурныхъ украшеній и былъ окруженъ потемнѣвшей каменной стѣной.
Тяжелыя ворота отворились и нашъ незнакомецъ очутился на большомъ мощеномъ дворѣ, погруженномъ въ полнѣйшій мракъ. Внизу широкой лѣстницы съ каменными перилами стоялъ фонарь. Лакей взялъ его и держа надъ головою, пошелъ впередъ, указывая дорогу молодому человѣку. Они поднялись по лѣстницѣ и прошли нѣсколько коридоровъ.
Наконецъ незнакомецъ былъ введенъ въ пріемную, гдѣ лакей оставилъ его одного, прося подождать, пока онъ предупредитъ своихъ господъ. Едва молодой человѣкъ успѣлъ сѣсть, какъ отворилась дверь, и въ комнату вошла женщина; она прямо подошла къ доктору и поклонилась ему, молодой человѣкъ всталъ и отвѣчалъ на ея поклонъ.
-- Вы докторъ? сказала вошедшая.
-- Да, сударыня, докторъ Ландрегардъ.
Вошедшая вторично поклонилась.
-- Вы здѣсь не живете и вѣроятно пріѣхали изъ Парижа?...
-- Да, и увѣряю васъ сударыня, что никакъ не думалъ, что мнѣ придется сегодня-же вечеромъ навѣщать больнаго.
-- Тѣмъ болѣе мы должны быть благодарны, что вы рѣшились придти сюда, въ такой поздній часъ.
-- Сударыня, докторъ....
-- Можетъ быть, само провидѣніе привело васъ въ этотъ домъ....
-- Я самъ надѣюсь на это.
Между тѣмъ, докторъ разсматривалъ вошедшую и увидѣлъ, что это была высокая и стройная женщина, лице которой было блѣдно, болѣзненно и утомлено.
-- Красавица, подумалъ докторъ Ландрегардъ, для которой осень еще только что наступила.
Со своей стороны, вошедшая также внимательно оглядѣла молодаго человѣка и вѣроятно осталась довольна осмотромъ, потому что сказала:
-- Пойдемте за мною, сударь, вы увидите его, онъ очень болѣнъ.
-- Но вы, сударыня, еще не теряете надежды?
-- Я! о! я сама не знаю, что же я могу знать?... Многіе доктора видѣли его и сами не могутъ сказать что это такое. Докторъ Гюгоне, который постоянно лечитъ его, тоже не даетъ никакихъ объясненій болѣзни!..
-- Я имѣю честь говорить съ мадамъ де Фрерьеръ? спросилъ докторъ.
-- Да, сударь, и если мой мужъ умретъ...
-- Надо надѣяться, что Богъ не допуститъ такого несчастія, сказалъ докторъ, но скажите мнѣ, сколько времени вашъ мужъ болѣнъ?
-- О! давно уже... нѣсколько мѣсяцевъ.
Докторъ, казалось, былъ удивленъ неопредѣленностью этого отвѣта.
-- Вы не знаете причины его болѣзни?
-- Нѣтъ, какъ я могу знать, когда онъ и самъ не знаетъ.
-- Очень часто больные...
Тутъ докторъ остановился, потомъ продолжалъ:
-- Вѣроятно докторъ Гюгоне называлъ вамъ болѣзнь?
-- Нѣтъ, никогда.
Послѣ этого отвѣта докторъ пересталъ спрашивать и молча шелъ за госпожей де Фрерьеръ, показывавшей ему дорогу.
-- Сегодня ему особенно плохо, продолжала послѣ небольшаго молчанія госпожа Фрерьеръ, гораздо хуже чѣмъ обыкновенно, вотъ почему мы не могли дождаться доктора Гюгоне, но теперь, при видѣ васъ, я спокойна.
Пройдя нѣсколько комнатъ, они остановились у полуоткрытой двери.
-- Здѣсь, сказала мадамъ де Фрерьеръ. Только пожалуйста будьте осторожны и не пугайте его.
Послѣ этого они вошли въ комнату, гдѣ на большой постели подъ балдахиномъ лежалъ больной.
-- Это докторъ, другъ мой, сказала вошедшая.
Отвѣта не было.
-- Вашъ мужъ дѣйствительно очень болѣнъ, тихо сказалъ докторъ, глядя на больнаго.
-- Мы полагаемся на васъ, сказала мадамъ де-Фрерьеръ, указывая доктору на кресло около постели больнаго, и садясь сама въ нѣкоторомъ отдаленіи, но такимъ образомъ, чтобы лице ея оставалось въ тѣни, тогда какъ лице доктора было вполнѣ освѣщено.
Спальня больнаго была большая четырехугольная комната, отдѣланная съ комфортомъ, но какая-то мрачная и суровая. Нѣсколько большихъ портретовъ во весь ростъ, членовъ парламента послѣднихъ трехъ царствованій, предшествовавшихъ революціи, украшали стѣны, оклеенныя сѣрыми обоями. Окна были высоки и закрыты такими же занавѣсами какъ пологъ постели. Въ углу былъ большой каминъ въ стилѣ Людовика XIII, въ немъ горѣлъ яркій огонь.
Докторъ не говорилъ ни слова. Онъ всталъ съ кресла и внимательно осматривалъ больнаго и казалось, что этотъ осмотръ, вмѣсто того, чтобы привести къ какому нибудь рѣшенію, все болѣе и болѣе смущалъ его.
Госпожа де-Фрерьеръ слѣдила съ увеличивающимся волненіемъ за докторомъ, затрудненія котораго выражались на его чрезвычайно подвижной физіономіи.
Наконецъ онъ обернулся и объявилъ, что находится въ крайнемъ затрудненіи, которое не позволяетъ ему высказаться рѣшительно.
Что касается до больнаго, то онъ хрипѣлъ, опрокинувшись на подушки. Ротъ былъ раскрытъ и позволялъ видѣть бѣлый, опухшій языкъ и воспаленное небо. Сквозь полуоткрытыя вѣки виднѣлись тусклые глаза. Лице было желто и по временамъ принимало синеватый оттѣнокъ. Лобъ и виски были покрыты каплями холоднаго пота. Пульсъ бился крайне неправильно.
-- Этотъ человѣкъ умретъ, сказалъ съ увѣренностью докторъ, если ему не будетъ оказана быстрая помощь. Послѣ этаго онъ взялъ положенное около него перо и поспѣшно написалъ нѣсколько строчекъ.
Поднявъ глаза, онъ увидѣлъ, что въ комнатѣ было пять человѣкъ, вопросительно глядѣвшихъ на него. Въ глубинѣ комнаты стоялъ лакей, приведшій доктора, въ дверяхъ стояла служанка; затѣмъ госпожа де Фрерьеръ; около окна стояла съ видомъ отчаянія молодая дѣвушка, лица которой докторъ не могъ различить и около нея молодой человѣкъ.
Лампа ярко освѣщала блѣдное и взволнованное лице доктора, черные глаза котораго ярко блестѣли. При видѣ молодой дѣвушки, которой онъ до сихъ поръ не замѣчалъ, докторъ почувствовалъ какъ бы внутреннее сотрясеніе, которое онъ впрочемъ почти сейчасъ же поборолъ.
-- Пусть этотъ рецептъ сейчасъ же приготовятъ, сказалъ онъ.
Служанка схватила бумагу и по знаку госпожи де Фрерьеръ сейчасъ же вышла.
-- Есть какая нибудь надежда, докторъ, спросила среди всеобщаго молчанія госпожа де Фрерьеръ.
-- Я еще не знаю, отвѣчалъ Ландрегардъ.
Молодая дѣвушка подошла къ нему.
-- О! сударь, сказала она раздирающимъ душу голосомъ, возвратите мнѣ его, это мой отецъ.
Пораженный красотою дѣвушки, докторъ молча глядѣлъ на нее, но почти сейчасъ же придя въ себя, онъ постарался успокоить ее.
-- Было бы слишкомъ печально умереть, будучи окруженнымъ такою любовью, сказалъ онъ, глядя пристально на госпожу де Фрерьеръ, которая твердо выдержала его взглядъ и въ свою очередь подошла къ нему.
-- Не будете ли вы менѣе скрытнымъ, чѣмъ докторъ Гюгоне и не скажете ли намъ, что это за болѣзнь, произнесла она съ волненіемъ.
-- Боже мой, сударыня, отвѣчалъ докторъ, взвѣшивая каждое свое слово со сдержанностью, необыкновенной въ такомъ молодомъ человѣкѣ, я очень хорошо вижу, что больной страдаетъ и какого рода эти страданія, но что касается до опредѣленія источника и послѣдствій этой странной болѣзни, то я долженъ сознаться, что не получивъ предварительныхъ свѣдѣній, которыя вы отказались мнѣ дать, мнѣ необходимо поболѣе узнать болѣзнь.
-- Я это вполнѣ понимаю, сказала госпожа де Фрерьеръ, которая, казалось, была вполнѣ удовлетворена отвѣтомъ и не думала защищаться противъ заключавшагося въ немъ обвиненія.
-- Если вы позволите, сударыня, то я подожду, пока принесутъ лекарство и самъ дамъ его больному. Такимъ образомъ, я увижу его дѣйствіе и буду скорѣе въ состояніи отвѣчать вамъ.
-- О! сударь, какъ вы добры! вскричала молодая дѣвушка.
-- Но, сударь, сказала госпожа де Фрерьеръ это можетъ занять много времени.
-- Нѣтъ, дѣйствіе лекарства будетъ быстрое, сказалъ докторъ, къ тому же больной въ такомъ состояніи, что его даже опасно оставить.
Госпожа де-Фрерьеръ поклонилась.
-- Мы рѣшились бодрствовать всю ночь, сказала она, но тѣмъ пріятнѣе намъ видѣть человѣка, до такой степени убѣжденнаго въ важности своихъ обязанностей, какъ вы.
Послѣ этого она вышла изъ комнаты какъ бы для того, чтобы отдать какое то распоряженіе.
Докторъ также всталъ, подошелъ къ больному и нѣсколько мгновеній смотрѣлъ на него, потомъ онъ нѣсколько разъ прошелся по комнатѣ и сѣлъ къ камину видимо озабоченный и взволнованный.
Должно быть, докторъ еще очень недавно началъ заниматься практикой, если состояніе больнаго, къ которому его пригласили въ первый разъ, могло его до такой степени волновать, или же болѣзнь, встрѣченная имъ, была очень необыкновенна и таинственна.
Ландрегардъ развалился на креслѣ и протянулъ ноги къ огню; глядя на него можно было теперь подумать, что онъ исключительно занятъ согрѣваніемъ своихъ ногъ, но человѣкъ проницательный могъ бы замѣтить, что доктора преслѣдовала одна и таже упорная и безпокойная мысль.
Госпожа де Фрерьеръ поминутно ходила изъ одной комнаты въ другую, отдавала приказанія и слѣдила чтобы они были исполнены и въ это время нѣсколько разъ прошла мимо доктора.
Сначала Ландрегардъ не замѣчалъ ее, но ея платье задѣло за него, тогда онъ поднялъ голову и сталъ слѣдить за ней глазами.
Госпожѣ де-Фрерьеръ могло было быть отъ сорока двухъ до сорока-пяти лѣтъ, но, несмотря на блѣдность и усталость ея лица, ей нельзя было дать болѣе тридцати-пяти лѣтъ. Въ особенности хороши были глаза и густые пепельные волосы.
Глаза были голубые, кроткіе и своей подвижностью выражали внутреннюю работу мысли. Говорила она медленно и сдержанно, манеры были немного высокомѣрны.
Докторъ разсматривалъ ее, когда къ нему подошла молодая дѣвушка, которую онъ едва видѣлъ и которая, тѣмъ не менѣе, произвела на него такое сильное впечатлѣніе.
-- Неправда-ли, сударь, вы находите, что лекарство приготовляютъ очень долго? сказала она.
-- Это лекарство не можетъ быть скоро приготовлено, имѣйте немного терпѣнія, сударыня!
-- Но минуты такъ драгоцѣнны въ этомъ положеніи!...
-- Это правда, но ничто еще не потеряно.
-- О! какъ вы добры, что говорите это. Нѣсколько минутъ тому назадъ я была въ отчаяніи... но скажите, вы вѣдь придете снова, неправда ли? неожиданно спросила она, какъ бы отвѣчая на свою мысль.
-- Да, если меня пригласятъ придти.
-- Но подумайте, что дѣло идетъ о жизни моего отца.
-- Докторъ не можетъ лечить насильно и если ваша матушка вполнѣ вѣритъ доктору Гюгоне, то нѣтъ никакой причины.
-- Никакой причины!... Но жизнь моего отца должна стоять прежде какихъ угодно соображеній.
Молодая дѣвушка покраснѣла, говоря это. Въ ней происходила борьба, въ которой она не сознавалась самой себѣ, и которая терзала ее. На ея губахъ тѣснились слова, смыслъ которыхъ она сама не понимала. Ландрегардъ угадалъ это и сказалъ:
-- Вы кажется питаете мало довѣрія къ искусству доктора Гюгоне?
-- О!... и къ его характеру, сказала она.
-- Что же это за человѣкъ?
-- Онъ человѣкъ честный, но я не знаю почему, онъ никогда мнѣ не нравился. Онъ лечилъ меня, когда я еще была маленькой, даже, говорятъ, спасъ меня отъ смерти. Но, несмотря на это, я всегда глубоко ненавидѣла его.
-- Моя мать умерла, сказала дѣвушка и слезы блеснули у нея въ глазахъ.
-- Вашъ отецъ давно женился на вашей мачихѣ?
-- Девять лѣтъ.
-- А молодой человѣкъ, котораго я сейчасъ здѣсь видѣлъ, сказалъ Ландрегардъ, ища его глазами и не находя, это вашъ... братъ?
-- Нѣтъ, сударь, отвѣчала она слегка покраснѣвъ, но не прибавила ничего болѣе.
Докторъ тоже не нашелъ удобнымъ продолжать этотъ разговоръ и, вставъ подошелъ къ постели больнаго.
-- Да, продолжалъ онъ, они употребляютъ на приготовленіе лекарства болѣе времени, чѣмъ нужно. Нельзя ли сказать, чтобы поторопились.
Молодая дѣвушка, услышавшая слова доктора, а въ особенности замѣтившая выразившееся на его лицѣ безпокойство, была уже у двери.
-- Габріель, сказала входя госпожа де-Фрерьеръ, ласковымъ, но не позволяющимъ возраженія голосомъ, вы не можете идти по улицѣ ночью; если надо, то пусть Жермень пойдетъ навстрѣчу Жану.
Но не успѣла она это сказать, какъ въ комнату вошелъ лакей неся нѣсколько стклянокъ.
Докторъ взялъ двѣ изъ нихъ, смѣшалъ ихъ содержимое и прибавилъ тридцать или сорокъ грамъ какой-то бѣловатой жидкости; смѣшавъ все это, онъ поднесъ къ раскрытому рту больнаго, который проглотилъ часть лекарства.
Только тогда докторъ обернулся: онъ былъ чуть-ли не блѣднѣе умирающаго.
Какъ онъ уже сказалъ, дѣйствіе лекарства не заставило себя ждать. Съ больнымъ сдѣлался сильный припадокъ болѣзни, за которымъ послѣдовало успокоеніе. Менѣе чѣмъ, черезъ часъ, больной, казавшійся близкимъ къ предсмертной агоніи, сталъ подавать признаки жизни и даже началъ немного приходить въ себя.
Но оконечности его тѣла были холодны и какъ-бы парализованы. Онъ дрожалъ подъ теплыми одѣялами, надо было согрѣть больнаго, что докторъ и сдѣлалъ, съ помощью втиранья на позвоночный столбъ и на все тѣло, и сильныхъ возбуждающихъ средствъ.
Наконецъ больной забылся съ такимъ облегченіемъ, котораго онъ давно не чувствовалъ, и докторъ могъ отдохнуть. Госпожа де-Фрерьеръ подошла къ нему.
-- О! сударь, сказала она, какъ вы утомили себя.
-- То, что я сдѣлалъ, сударыня, было необходимо сдѣлать.
-- А теперь, докторъ, продолжала она, можете-ли вы отвѣчать на вопросъ предложенный мною давича.
-- Насчетъ состоянія господина де-Фрерьеръ?
-- Да, докторъ.
-- Но.... ему гораздо лучше.
-- Конечно.... но что это за болѣзнь?
Ландрегардъ казался смущеннымъ.
-- Я не могу сказать ничего положительнаго, сказалъ онъ, поэтому мой долгъ велитъ мнѣ молчать.
-- Это другое дѣло, сказала госпожа де-Фрерьеръ.
-- Но вы, сударыня, продолжалъ докторъ, не можете-ли дать мнѣ какихъ нибудь указаній касательно начала болѣзни, которой признаки, я сознаюсь, положительно сбиваютъ меня; можетъ быть, при вашей помощи, я буду въ состояніи дать вамъ опредѣленный отвѣтъ.
-- Но это невозможно, докторъ, я уже сказала вамъ это! что могу я знать?
-- Не чувствовалъ-ли больной сначала тяжести въ головѣ, неутолимой жажды, потомъ боли во всемъ тѣлѣ, и наконецъ острой боли въ желудкѣ?
-- Я не знаю.... какъ могу я это знать?
-- Не было-ли у него спазмъ, судорогъ, рвоты?
Ландрегардъ сдѣлалъ удареніе на послѣднемъ словѣ, но госпожа де-Фрерьеръ не опровергла и не подтвердила этого.
-- Вы видите, сударыня, сказалъ онъ, снова подходя къ постели больнаго, какъ трудно иногда бываетъ высказаться рѣшительно.
Потомъ, обернувшись къ служанкѣ, онъ объяснилъ ей какъ надо обращаться съ больнымъ.
Госпожа де-Фрерьеръ, слѣдившая за нимъ взглядомъ, сказала ему почти ласковымъ голосомъ:
-- Вы придете завтра, неправда-ли, докторъ? Но тѣмъ не менѣе, эта фраза была сказана съ нѣкоторымъ замѣшательствомъ, которое не ускользнуло отъ доктора.
-- Я еще не знаю, сударыня, останусь-ли я въ этомъ городѣ, очень можетъ быть, что я останусь здѣсь весьма не долго.
-- Но завтра вы во всякомъ случаѣ еще не уѣдете?
-- По всей вѣроятности, но завтра вернется докторъ Гюгоне и займетъ свое мѣсто у изголовья больнаго.
-- О! это все равно!... все-таки приходите. Развѣ мы уже не обязаны вамъ?
Ландрегардъ поклонился, надѣлъ пальто, которое ему принесла Жермень, и пошелъ.
Госпожа де-Фрерьеръ проводила его до первой двери.
Едва успѣлъ онъ переступить за эту дверь, какъ очутился лицомъ къ лицу съ Габріелью, которая остановила, его съ рѣшительнымъ видомъ.
-- Вы не отвѣчали утвердительно. Поклянитесь мнѣ, что вы будете здѣсь завтра.
Онъ хотѣлъ избѣжать опредѣленнаго отвѣта и сказалъ.
-- Завтра вернется докторъ Гюгоне.
-- Что мнѣ до этого за дѣло? живо вскричала она.
-- Но мнѣ большое дѣло.... Развѣ вы не знаете, что у докторовъ есть законъ или если хотите обычай, запрещающій одному доктору отбивать практику другаго?... Я пришелъ сегодня, потому что это было необходимо, но завтра я не имѣю болѣе права.
-- Вы придете!
-- Повѣрьте, что не зная темперамента вашего отца и видя его всего въ первый разъ, я имѣю гораздо менѣе шансовъ на удачное леченье, чѣмъ докторъ Гюгоне, постоянно лечившій вашего отца.
-- О, этотъ придетъ.
-- Я даже не здѣшній, а всего только нѣсколько часовъ тому назадъ пріѣхалъ въ городъ и могу не быть въ немъ завтра.
Говоря это, онъ держался за ручку двери въ переднюю, она снова остановила его.
-- Докторъ, я не знаю кто вы, откуда, но я знаю, что дорожу жизнью моего отца болѣе чѣмъ моей собственной и что я довѣряю только вамъ.
Молодой человѣкъ былъ побѣжденъ, но все еще боролся.
-- Неправда-ли вы вернетесь? прибавила она, скажите, что вернетесь.
Въ сосѣдней комнатѣ что-то слегка зашумѣло.
-- Насъ слушаютъ, сказала молодая дѣвушка, уходите и помните, что вы мнѣ обѣщали.
-- Но я не обѣщалъ....
Но ея уже не было въ комнатѣ и Ландрегардъ поспѣшно вышелъ, съ совершенно разстроенной душой.
II. Таинственная болѣзнь.
Было около одиннадцати часовъ. Завтракъ въ гостинницѣ только что кончился. Ландрегардъ всталъ, поспѣшно и съ видимымъ равнодушіемъ пробѣжалъ нѣсколько лежавшихъ на столѣ журналовъ, и возвратился въ свою комнату.
Всѣмъ нашимъ читателямъ извѣстна несчастная меблировка комнатъ въ гостинницахъ средней руки, поэтому мы не станемъ описывать комнату Ландрегарда, которая ничѣмъ не отличалась отъ другихъ, ей подобныхъ. Ландрегардъ не обращалъ ни малѣйшаго вниманія на окружающую его обстановку, и былъ видимо озабоченъ и разстроенъ, это безпокойство выражалось волненіемъ, преодолѣть которое онъ былъ болѣе не въ состояніи.
Однако мало по малу онъ успокоился и открылъ окно, которое выходило на улицу. Погода, бывшая наканунѣ пасмурной, немного прояснилась, но было холодно и Ландрегардъ скоро почувствовалъ это. Онъ благоразумно закрылъ окно и сѣлъ къ камину, въ которомъ горѣлъ яркій огонь, и предался размышленіямъ.
Въ такомъ занятіи онъ услышалъ, что часы пробили двѣнадцать. Нерѣшительность овладѣла имъ.
-- Пойду я или нѣтъ?... спрашивалъ онъ себя. Нѣтъ! сказалъ онъ черезъ минуту, я не пойду. Что мнѣ за дѣло до этого незнакомаго мнѣ семейства. Пусть устраиваются какъ знаютъ! У всякаго есть запутанныя дѣла и въ настоящее время мнѣ довольно моихъ.
-- Что это за молодой человѣкъ, спрашивалъ онъ опять себя, про котораго она сказала, что онъ не братъ, а въ тоже время онъ не можетъ быть обыкновеннымъ знакомымъ? Ба! вѣроятно кузенъ или какой нибудь родственникъ, другъ дома... Что мнѣ до этого за дѣло, когда я рѣшился не возвращаться болѣе въ этотъ домъ?
Несмотря за свою, повидимому, твердую рѣшимость, Ландрегардъ боролся самъ съ собой и не былъ увѣренъ, что выйдетъ побѣдителемъ изъ этой борьбы. Его мысли поминутно переносили его къ семейству Фрерьеръ. Отъ молодого незнакомца онѣ переносили его къ постели больнаго, а отъ нея къ женѣ больнаго. Ея блѣдное лицо было загадкой въ этомъ таинственномъ домѣ. Затѣмъ онъ отдыхалъ, вспоминая симпатичную наружность и нѣжный блескъ большихъ, опечаленныхъ глазъ дочери де-Фрерьеръ.
Противъ воли, Ландрегардъ болѣе всего думалъ о молодой дѣвушкѣ. Развѣ она не сказала ему прелестнымъ голосомъ: Ступайте, но приходите завтра. Между тѣмъ, онъ находилъ въ борьбѣ съ самимъ собою даже какую то отраду.
Онъ не былъ влюбленъ, у него, какъ онъ самъ сказалъ, было и безъ того много дѣла и не было времени затѣять что либо подобное. Онъ принадлежалъ къ числу людей, которые не вѣрятъ въ свою молодость.
Едва вступивъ въ жизнь, онъ считалъ себя уже старикомъ. Онъ находилъ въ себѣ громадное число всевозможныхъ недостатковъ и полнѣйшее отсутствіе всякой привлекательности. Но отрицая свои собственныя достоинства, онъ не могъ оставаться слѣпымъ къ прелестямъ молодости, красоты, граціи и любви, замѣченнымъ имъ въ молодой дѣвушкѣ. Въ особенности сильное впечатлѣніе произвело на него довѣріе къ нему дѣвушки.
Но онъ упорно боролся. Что ему за дѣло до этой дѣвушки, которой онъ болѣе не увидитъ? Она была богата, онъ бѣденъ. Было безуміе думать объ этой дѣвушкѣ, стоявшей такъ далеко отъ него. Къ тому же развѣ она уже не была любима?.. Молодой человѣкъ, котораго онъ видѣлъ и... который не былъ ея братомъ, въ чемъ она призналась покраснѣвъ...Наконецъ, у него можетъ быть была задняя мысль въ которой онъ не смѣлъ самому себѣ признаться, такъ она была ужасна.
-- Нѣтъ, говорилъ онъ, надо бѣжать и слишкомъ яркаго солнца и слишкомъ большаго мрака, я не пойду болѣе въ этотъ домъ.
Но вдругъ онъ вздрогнулъ, въ дверь громко постучались.
-- Докторъ Ландрегардъ здѣсь? послышался вопросъ.
-- Да, отвѣчалъ онъ, послѣ минутнаго колебанія.
Докторъ Ландрегардъ! Никто кромѣ семейства де Фрерьеръ не зналъ въ этомъ городѣ его имени, потому что даже въ гостинницѣ оно не было извѣстно. Значитъ за нимъ пришли отъ де Фрерьеръ. Онъ поспѣшно обдумалъ, что ему надо дѣлать. Но онъ отвѣтилъ, значитъ было извѣстно, что онъ тутъ. Онъ подумалъ о Габріели и открылъ.
Онъ не ошибся; передъ нимъ стояла Жермень, служанка, видѣнная имъ наканунѣ у Фрерьеръ.
-- Да идите же, сударь! вскричала она, входя стремительно, васъ ждутъ съ утра.
-- Но вѣдь еще не поздно.
-- Вы обѣщались придти утромъ
-- Кто вамъ это сказалъ?
-- Барышня.
-- А кто васъ послалъ?
-- Барыня.
Ландрегардъ былъ удивленъ.
-- Значитъ докторъ Гюгоне еще не вернулся?
-- Мы его не видали.
-- Но, Боже мой, какъ вы запыхались.
-- Я думаю! я бѣжала всю дорогу.
-- Глядя на васъ, объ этомъ не трудно догадаться; отдохните немного.
-- А барыня, которая васъ ждетъ?
-- Я сейчасъ буду готовъ... только переодѣнусь.
-- Мнѣ велѣли васъ привести съ собой... но если вы обѣщаетесь сейчасъ придти, то я пойду.
-- Погрѣйтесь немного и потомъ мы съ вами пойдемъ вмѣстѣ.
Она не заставила себя просить и стала грѣть руки у яркаго огня камина.
-- Да, теперь недурно погрѣться, говорила она.
-- Развѣ сегодня очень холодно?
-- О! ужасно!
Дѣлая видъ, что ищетъ въ чемоданѣ платье, Ландрегардъ искоса разсматривалъ служанку. Это была высокая и красивая дѣвушка лѣтъ восемнадцати. Ландрегардъ остался доволенъ ея осмотромъ.
-- Вашему барину не хуже? спросилъ наконецъ Ландрегардъ, чистя пальто, которое собирался надѣть.
-- Нѣтъ, ему не хуже, но и нельзя сказать, чтобы было очень хорошо.
-- Онъ хорошо провелъ ночь?
-- Не очень дурно. Уже давно онъ не проводилъ ихъ лучше. Мы были очень испуганы вчера и я увѣрена, что безъ васъ барину былъ бы вчера конецъ.
-- Можетъ быть... А давно онъ въ такомъ положеніи?
-- Онъ никогда не былъ особенно крѣпкаго здоровья, это зависитъ отъ его дурнаго темперамента.
Ландрегардъ улыбнулся.
-- Но такъ боленъ какъ теперь?
-- Около трехъ недѣль.
-- Вы хорошо помните съ чего это началось?
-- Съ головной боли, боли сердца. Я навѣрно не знаю.
-- Вѣроятно была сухость въ горлѣ, боли въ желудкѣ? сказалъ онъ, чтобы помочь памяти служанки.
-- О, да... у него вездѣ земли, замки, дома... Но было время, когда барыня очень много тратила... Объ этомъ говорили въ городѣ. Впрочемъ, вѣдь говорятъ обо всемъ. Но теперь она очень перемѣнилась. Нѣсколько мѣсяцевъ тому назадъ она продала лошадей, экипажи, отпустила всю прислугу кромѣ меня и Жана, такъ что намъ теперь приходиться работать за всѣхъ.
Тутъ она встала.
-- Я готовъ, сказалъ Ландрегардъ, если вы отогрѣлись, то мы можемъ идти.