Lib.ru/Классика: Эрвьё Поль. Арматура

АРМАТУРА.

Романъ Поля Эрвьё.

I.
Баронъ Сафръ.

Яснымъ и холоднымъ апрѣльскимъ вечеромъ, кареты длинными вереницами стояли въ нѣсколько рядовъ вокругъ палатъ барона Сафръ, и еще экипажи продолжали безпрерывно подъѣзжать къ разукрашенному и ярко-освѣщенному входу, по обѣимъ сторонамъ котораго возвышались двѣ огромныя мраморныя химеры.

Знаменитый капиталистъ давалъ пышный праздникъ, на который онъ имѣлъ обыкновеніе изъ года въ годъ приглашать избранныхъ представителей "обоихъ предмѣстій". Баронъ смотрѣлъ на этотъ пиръ какъ на своего рода годичное общее собраніе,-- неочередное, подъ его предсѣдательствомъ,-- акціонеровъ того общества, которое называютъ high-life'омъ. Этимъ собраніемъ, въ отвѣтъ на нападки печати и на позорящія его клубныя сплетни, онъ находилъ нужнымъ поддерживать свое положеніе хозяина дома и свѣтскаго человѣка, котораго "можно" всюду принимать и у котораго "надо" бывать. И, на самомъ дѣлѣ, всѣ исторіи, которыя въ теченіе предшествовавшихъ мѣсяцевъ загрязняли репутацію барона Сафра, чернили его дѣла и поведеніе, оказывались стертыми и забытыми на другой день послѣ вечера, гдѣ "весь Парижъ" видѣлъ его веселымъ, гордымъ, богатымъ, окруженнымъ общимъ вниманіемъ. Этими нѣсколькими часами роскошнѣйшаго гостепріимства онъ каждому выставлялъ на показъ, какъ свѣтская толпа въ массѣ къ нему относится и какъ, слѣдовательно, надлежитъ относиться къ нему, думать и говорить о немъ каждому въ отдѣльности -- на нѣкоторое время, по крайней мѣрѣ.

-- А, возможно ли! Баронесса нездорова? Мы не увидимъ ея?-- восклицали по очереди входящіе гости почти однимъ и тѣмъ же равнодушнымъ тономъ.-- Какъ жалко!-- вздыхали они, едва слушая успокоительныя фразы хозяина и стараясь пробраться скорѣе къ звавшимъ ихъ знакомымъ.

-- О, ничего особенно серьезнаго... Легкое недомоганіе, но такъ не во-время,-- повторялъ баронъ несчетное число разъ съ улыбкою благодарности, обращенною на обѣ стороны, къ спинѣ торопившихся впередъ, уже успѣвшихъ выразить свои соболѣзнованія, и навстрѣчу тѣмъ, кто спѣшилъ таковыя высказать.-- Она такъ слаба здоровьемъ,-- добавлялъ иногда баронъ, поднимая глаза къ потолку.

Но самъ-то онъ, знаменитый финансовый баронъ, такъ и сіялъ здоровьемъ и силой. И для людей, ловившихъ всякій случай сказать ему что-либо пріятное, это служило удобнымъ и основательнымъ поводомъ не вѣрить, что ему уже минуло пятьдесятъ девять лѣтъ.

И вправду, ему можно было дать не болѣе сорока пяти лѣтъ, когда онъ, бодрый, стройный и широкій, съ высокоподнятою львиною головой, поднимался легкою походкой подъ руку съ г-жей д'Эксирёйль на бѣлый мостикъ надъ зимнимъ садомъ, соединявшій галлерею витринъ съ картинною галлереей.

Молодая женщина пріостановилась на минуту среди этого мостика, какъ бы висѣвшаго въ воздухѣ надъ моремъ зелени. Оттуда она дѣлала привѣтливые знаки группамъ знакомыхъ, находившимся внизу, среди тропической растительности и массы цвѣтовъ.

-- Здравствуйте, здравствуйте!-- отвѣчала ей графиня де-Громмеленъ, дочь барона Сафра, окруженная мужчинами и шумно съ ними разговаривавшая.-- Я увѣрена, что папа не скучаетъ въ эту минуту!-- продолжала она въ полголоса, интимно подмигивая Рожеру Д'Іанси и указывая глазами на хорошенькую спутницу барона, которую онъ велъ уже дальше по пути изящной и безграничной роскоши, которою переполнены были его богатѣйшія палаты.

Обнаженная рука Жизели д'Эксирёйль вздрагивала отъ сдерживаемаго непріятнаго чувства, вызваннаго пожатіями руки Сафра, въ настоящемъ значеніи которыхъ молодая женщина не могла уже сомнѣваться. Она сдѣлала легкое усиліе, немного высвободившее руку, и, разсчитывая лестью избавиться отъ необходимости быть снисходительною, проговорила:

-- Какъ хватаетъ у васъ времени и на то, чтобъ устраивать все съ такимъ вкусомъ?... Настолько все это художественно, настолько изящно!...

-- Комплиментъ моему вкусу,-- отвѣтилъ баронъ,-- выслушиваю отъ васъ съ тѣмъ большею радостью, что онъ основывается, прежде всего, на моемъ восхищеніи вами.

Жизель сдвинула брови и слегка отвернула лицо. Баронъ любовался безъ стѣсненія красивымъ очертаніемъ ея розовой щечки и бѣлизной ея открытой шеи.

-- Честное слово,-- продолжалъ Сафръ,-- я никогда не видалъ васъ такъ очаровательно одѣтой...

Любезность эта смутила Жизель, ей показалось, что баронъ насмѣхается. Платье изъ зеленаго бархата съ золотистымъ отливомъ служило ей уже цѣлый сезонъ, было всюду уже надѣвано!... Когда, двѣ недѣли назадъ, она заговорила у себя о заказѣ новаго платья, именно для вечера у Сафра, ее поразилъ удрученный видъ мужа, съ которымъ онъ спросилъ, есть ли въ томъ крайняя необходимость, и замѣтилъ, что въ данную минуту это могло бы сказаться не особенно благоразумнымъ. И Жизель принуждена была, какъ умѣла, помочь горю, передѣлавши свой туалетъ, который въ недавніе вечера ничѣмъ неомраченнаго счастья былъ однимъ изъ самыхъ эффектныхъ. Путемъ всевозможныхъ ухищреній постаралась она измѣнить до неузнаваемости нарядъ, прославившій ту, которая носила его, чье молодое тѣло такъ сладко вздрагивало въ немъ отъ приливовъ свѣтскаго тщеславія.

У Сафра на умѣ, разумѣется, не было ни малѣйшаго намека на совершенно неумѣстную иронію. По правдѣ говоря, его взглядъ хищника, обыкновенно слѣдящій за иною добычей, впервые остановился на Жизели настолько пристально, что онъ разсмотрѣлъ, какъ она одѣта. До этого вечера баронъ находилъ ее очень хорошенькой и милой, постоянно оказывалъ ей привѣтливыя и безкорыстныя любезности. Теперь же, порвавши одну старую связь, послѣ множества предшествовавшихъ, онъ почувствовалъ себя свободнымъ и расположеннымъ къ новымъ ухаживаніямъ, и въ немъ разгаралось желаніе овладѣть привлекательною и великолѣпною добычей, которая въ эту минуту была такъ близко отъ него.

Инстинктъ подсказывалъ молодой женщинѣ, что ей слѣдовало уклониться отъ заискиваній барона, многими уже замѣченныхъ, которыми онъ чествовалъ ее въ своемъ домѣ. Отъ чествованій она не хотѣла отказаться и, тѣмъ не менѣе, чувствовала, что они пугаютъ ее.

Но въ то самое время, какъ она вздрагивала, пытаясь избавиться отъ пожатій, которыми слишкомъ смѣло злоупотреблялъ ея кавалеръ, она сознавала, что должна относиться къ нему съ величайшею деликатностью. Одного слова этого всесильнаго избранника фортуны, настоятельно увѣрявшаго ее въ своей преданности, было достаточно для того, чтобы вывести ея мужа изъ тѣхъ денежныхъ затрудненій, съ которыми онъ, очевидно, боролся, не сознаваясь въ томъ передъ нею. Самъ Жакъ,-- среди объясненій, которыхъ она не поняла, да которыхъ и не слушала,-- внушилъ ей смутную мысль, что только при поддержкѣ барона Сафра ему можетъ удастся осуществить одно задуманное имъ предпріятіе и превратить его тотчасъ же въ изумительно-выгодное дѣло. Жизель представить себѣ не могла, конечно, что она въ состояніи будетъ оказать дѣятельную помощь для успѣха какой-то финансовой комбинаціи, но она любила Жака д'Эксирёйля, своего мужа,-- любила страстно и нѣжно. И изъ-за того, что въ послѣднее время она видѣла его озабоченнымъ, часто печальнымъ, она боязливо остерегалась помѣшать его планамъ. Ее пугала возможность рѣзкою вспышкой гордости испортить добрыя отношенія съ барономъ, обидѣть его, вызвать его недовольство. Теперь она себя винила въ совсѣмъ новыхъ для нея покушеніяхъ на ухаживаніе Сафра. Въ невинномъ желаніи хоть сколько-нибудь помочь Жаку, сама она слишкомъ предупредительно и дружески отвѣчала на любезности барона, истиннаго значенія которыхъ не понимала вначалѣ. И кромѣ того, не добавила ли она къ своей милой вѣжливости нѣкоторой дозы лукаваго кокетства? А потому не обязана ли она теперь сносить терпѣливо, до извѣстной границы, неизбѣжныя послѣдствія собственной ошибки со стороны смѣлаго человѣка, ободреннаго ею, быть можетъ, очень неосторожно?

Разговаривая, они дошли до конца знаменитой галлереи, гдѣ рефлекторы, направленные на картины великихъ художниковъ, отдавали лишь избытокъ свѣта обширному помѣщенію, по которому двигалась толпа гостей, составившаяся изъ наиболѣе серьезныхъ людей, пришедшихъ сюда полюбоваться высокими произведеніями искусства. Большинство принадлежало мужчинамъ, между которыми изрѣдка виднѣлись напудренныя или крашенныя головы старыхъ дамъ, титулованныхъ знатоковъ, пожилыхъ любителей, съ которыми Сафръ мимоходомъ обмѣнивался привѣтствіями, непремѣнно титулуя каждаго, сообразно его чину и званію: "любезный генералъ", "дорогой маркизъ", "господинъ академикъ"... Въ концѣ галлереи Сафръ и Жизель встрѣтились съ графомъ де-Громмеленъ, однимъ изъ двухъ зятьевъ барона, ведшимъ подъ руку княгиню Нажаръ.

Княгиня улыбнулась хозяину дома, но все вниманіе свое сосредоточила на его дамѣ съ тою быстрою зоркостью, съ которою женщины пытаются въ нѣсколько мгновеній распознать и оцѣнить красоту и степень порочности другой женщины, угадать поводы и тайныя причины, давшія возможность этой другой женщинѣ завладѣть или надѣяться завладѣть мужчиной, идущимъ съ нею подъ руку.

-- Пройдите непремѣнно здѣсь,-- сказала княгиня, удаляясь,-- видъ отсюда очаровательный!...

И Сафръ провелъ свою спутницу на родъ балкончика, возвышающагося надъ залой, залитой электрическимъ свѣтомъ.

Въ глубинѣ огромной залы устроена была эстрада для спектакля, закрытая тяжелымъ занавѣсомъ, составленнымъ изъ двухъ раздергивающихся на обѣ стороны старинныхъ ковровъ, на которыхъ великолѣпно были затканы сцены какихъ-то царскихъ пиршествъ. Для начала спектакля поджидали только прибытія принца, наслѣдника престола одной изъ европейскихъ державъ. Сафръ нисколько не тревожился тѣмъ, что принцъ запаздываетъ: баронъ зналъ, что иноземный гость хорошій плательщикъ и всегда аккуратно и въ срокъ расплачивается -- своимъ присутствіемъ на банкетѣ.

На рядахъ золоченыхъ стульевъ виденъ былъ сверху цѣлый партеръ обнаженныхъ плечъ и пышныхъ женскихъ причесокъ самыхъ разнообразныхъ оттѣнковъ, залитыхъ яркимъ освѣщеніемъ, какъ бы колеблющихся подъ неуловимымъ дуновеніемъ самодовольства и тщеславія. Ароматъ нѣги, смѣшанный съ раздражающимъ нервы неяснымъ гуломъ, съ переливчатыми отблесками атласа, драгоцѣнностей, шелка, человѣческаго тѣла, бархата и золота, стоялъ надъ сорока длинными рядами стульевъ, на которыхъ подъ вліяніемъ поразительной дрессировки размѣстилось столько разнородныхъ образцовъ женщины-звѣря, выставленныхъ на-показъ во всемъ блескѣ своей парадной сбруи.

Стадо черныхъ фраковъ, толпившихся позади, состояло исключительно изъ людей выдающихся своимъ рожденіемъ или утонченностью манеръ, носящихъ почти поголовно имена стародавнихъ придворныхъ или вновь дослужившихся до титуловъ. Лишь очень немногіе пользовались личною извѣстностью. Изъ нихъ одни щеголяли и кичились своими орденами, другіе опирались на традиціонныя права, которыя равносильны были наслѣдственнымъ гербамъ.

И надо всѣмъ этимъ носилась совершенно своеобразная атмосфера, характеризующая наиболѣе великосвѣтскія собранія,-- атмосфера, въ которой неуловимо разлито сознаніе, что тутъ -- все "свои" люди, крѣпко связанные другъ съ другомъ, невѣдомо чѣмъ, неопредѣлимымъ и, тѣмъ не менѣе истекающимъ изъ постоянныхъ встрѣчъ вездѣ, гдѣ безпрерывно перекрещивается множество взглядовъ съ выраженіемъ церемонно выдрессированнаго любопытства и условно изящнаго равнодушія.

Съ высоты обсерваторіи, на которую Сафръ привелъ мадамъ д'Эксирёйль, молодой женщинѣ могло казаться, что онъ хотѣлъ показать ей панораму своего могущества въ этомъ обществѣ, а изъ тона его рѣчей она ясно заключила, что онъ готовъ повергнуть къ ея ногамъ, если она согласится воспользоваться предложеніемъ, все это общество, ослѣпительное своимъ великолѣпіемъ, этотъ букетъ парижскаго высокомѣрія, связанный сильными руками барона. Жизель и Сафръ были на виду у всѣхъ, кому вздумалось бы поднять голову, а потому баронъ дѣлалъ неопредѣленные жесты, какъ бы дополняющіе его объясненія относительно залы, и въ то же время велъ тихо бесѣду настолько опредѣленную, насколько это было возможно.

Вначалѣ онъ напустилъ на себя необыкновенную скромность, какъ то не рѣдко дѣлалъ, устраивая какое-либо дѣло и принимая такой видъ, будто и самымъ дѣломъ онъ интересуется лишь въ той мѣрѣ, въ какой можетъ быть полезенъ, услужить и сдѣлать добро собесѣднику. И онъ томилъ Жизель фразами полными намековъ, прекратить которые она не находила возможности.

-- О!-- тихо говорилъ онъ,-- я не поддаюсь самообольщенію и не увѣряю, что могъ бы дать то, что женщины называютъ счастьемъ. И та изъ женщинъ, которая удостоила бы меня своей беззавѣтной дружбы, дозволила бы мнѣ питать къ ней самую глубокую благодарность, не подвергнется, конечно, риску переживать страстныя драмы, переносить вспышки ревности и припадки пламеннаго безумія, чѣмъ молодые люди,-- надо признаться въ томъ,-- всегда обольщаютъ женщинъ. Я знаю, что не имѣю уже правъ на большія требованія, и могу дозволить себѣ лишь самыя скромныя...

Жизель принимала благодушно сочувствующій видъ, съ которымъ обыкновенно выслушиваютъ разныя изліянія, касающіяся исключительно только говорящаго.

-- Но,-- продолжалъ онъ,-- если я не увлекаюсь фантазіями сдѣлать кого-либо счастливою, то въ моей власти, по крайней мѣрѣ, оградить удостоившую меня своей дружбой отъ всякихъ огорченій и исполнить самыя тиранническія ея прихоти... Я смѣло завѣряю и въ томъ еще, что моя преданность устранитъ всякія непредвидѣнныя затрудненія, которыя иногда отравляютъ существованіе. Очень не легко жить въ Парижѣ... увлеченіе удовольствіями ведетъ часто къ настоящимъ катастрофамъ! Вы-то, разумѣется, этого и не подозрѣваете...

И онъ, самъ того не желая, посмотрѣлъ на Жизель такимъ рѣзкимъ взглядомъ, что ей почудилось, будто онъ насквозь видитъ ея тревогу за спокойствіе мужа.

-- Сколько найдется, однако,-- продолжалъ Сафръ,-- изъ числа самыхъ милыхъ и достойныхъ, которыя страдаютъ ежедневно отъ разныхъ затрудненій, крайне тяжелыхъ и смѣшныхъ въ то же время... Да и въ томъ случаѣ даже, когда ни въ чемъ нѣтъ недостатка, не мечтаетъ развѣ молодая, хорошенькая головка о такихъ вещахъ, осуществленіе которыхъ не всегда возможно?... Знаете, я всегда считалъ для себя священнымъ и обязательнымъ всякое желаніе женщины, каково бы оно ни было... И люди моего разбора за тѣмъ именно и созданы, чтобы дѣлать осуществленіе подобныхъ прихотей не только возможнымъ или легкимъ, но чтобы осуществить ихъ прежде, чѣмъ онѣ опредѣленно выражены.

Пока Сафръ такъ разглагольствовалъ, Жизель чувствовала, что ее охватываетъ все болѣе и болѣе возрастающее волненіе, причину котораго она не умѣла объяснить. Была какая-то странная трусость въ томъ, что она выслушивала почти формальныя предложенія человѣка, извѣстнаго своимъ несокрушимымъ упорствомъ во всемъ, что онъ предпринималъ. Жизель испытывала смутный ужасъ отъ мысли, что обладатель чудовищной силы воли уже безповоротно рѣшилъ, быть можетъ, овладѣть ею. Она очень хорошо знала, что баронъ Сафръ ничего не можетъ сдѣлать вопреки ея желанія. Но развѣ всемогущество подобныхъ людей, органически созданныхъ, чтобы властвовать, не основывается главнымъ образомъ на томъ таинственномъ вліяніи, которымъ они подчиняютъ себѣ кого захотятъ тяжелою убѣдительностью словъ и выраженіемъ глазъ?

Къ счастью, изъ крайне неловкаго положенія вывело ее появленіе Артура Сафра, разыскивавшаго своего отца, чтобы сообщить ему о пріѣздѣ принца. Баронъ извинился передъ Жизелью въ томъ, что вынужденъ ее оставить, и поручилъ сыну проводить ее до мѣста.

Артуръ Сафръ былъ очень милый молодой человѣкъ, готовый услужить каждому и неспособный ни въ какомъ случаѣ кого-либо обидѣть. Врагъ всякаго спорта и праздности, онъ никогда не стремился сдѣлаться членомъ большихъ клубовъ. Природныя склонности влекли его къ удовлетворенію личнаго самолюбія иными способами, при помощи большого состоянія, которое онъ уже получилъ и которое могло достаться ему по наслѣдству.-- "Готовьтесь вы прямо въ академію,-- убѣждалъ его циникъ Тарсюль,-- вы имѣете къ тому всѣ средства. Но прежде всего изберите себѣ спеціальность, да такую непремѣнно, чтобы не встревожить тѣмъ другихъ спеціалистовъ! Такъ вы могли бы заняться табакерками или пряжками отъ поясовъ. Не беритесь за набалдашники тростей и за шпоры, то и другое уже взято. Можно, пожалуй, кое-что сдѣлать еще по вопросамъ чеканки, мозаики или оружія... только въ такомъ вѣкѣ, номеръ котораго остается пока свободнымъ,-- въ тринадцатомъ, напримѣръ, никѣмъ не захваченномъ, насколько мнѣ извѣстно. Дѣлайте свои изысканія, разсказывайте о томъ, что вамъ заблагоразсудится открыть, изъ-за вашего плеча никто слѣдить за вами не станетъ. Отъ васъ потребуютъ только, чтобы вы "проливали свѣтъ", "много свѣта": вы и проливайте... А прежде, чѣмъ труды ваши увѣнчаются надлежащимъ успѣхомъ, позвольте мнѣ указать вамъ художниковъ, которымъ хорошо было бы заказать что-нибудь изъ бронзы для садовъ и парковъ вашего отца, или какое-нибудь архитектурное чудо, картины для плафона въ вашемъ домѣ. Вотъ теперь же вамъ слѣдовало бы заказать портретъ вашей жены живописцу, ея же бюстъ -- скульптору, но такимъ художникамъ, которые имѣютъ шансы попасть въ академію. Этимъ способомъ вы получите добрую извѣстность въ кругу либеральныхъ профессій и пріобрѣтете въ свое время три голоса въ признательность за хорошій заработокъ и за превосходную рекламу для ихъ выставокъ.

На самомъ дѣлѣ нельзя было найти болѣе очаровательной красавицы, чѣмъ Катерина, которую умудрились дать въ жены Артуру Сафру, взявши ее изъ очень знатной и гордой семьи Вальдренъ-де-Рюи, разорившейся въ конецъ.

Представленіе началось, какъ только принцъ, пузатый, плѣшивый, ожирѣлый и полусонный, вошелъ въ сопровожденіи барона Сафра и занялъ приготовленное для него почетное мѣсто.

На сценѣ шла пастораль въ стихахъ, и одною изъ оригинальностей пьесы было то, что исполняли ее однѣ женщины, полдюжины актрисъ, наряженныхъ пастушками и пастушками и выбранныхъ изъ числа наиболѣе любимыхъ публикой. Другая оригинальность этого драматическаго произведенія заключалась въ томъ, что никакъ нельзя было понять, въ чемъ состоитъ сюжетъ и изъ-за чего хлопочутъ на сценѣ эти красивыя фигурки среди восхитительныхъ лазурно-голубыхъ и нѣжно-розовыхъ декорацій.

Авторъ, свѣтскій человѣкъ, пожелалъ, ради пущей корректности, скрыть свое имя, довольствуясь сознаніемъ, что всѣ его угадали. Общество охотно прощало ему то, что онъ столь усердно забавляется упражненіями въ стихотворствѣ, такъ какъ убѣждено было, что его риѳмованный вздоръ изысканнѣйшаго тона не будутъ трепать по театрамъ, что онъ всегда будетъ достояніемъ лишь первоклассныхъ салоновъ, посольствъ и самыхъ замкнутыхъ кружковъ.

Когда закрылся занавѣсъ, большинство зрителей осталось очень довольно пьесой и еще болѣе тѣмъ, что она кончилась. Но ихъ поспѣшили предупредитъ, что пастораль въ двухъ дѣйствіяхъ и это лишь антрактъ.

Принцъ поднялся съ мѣста и очень любезно выразилъ желаніе пройти на сцену привѣтствовать артистокъ. Онъ предложилъ руку посаженной барономъ рядомъ съ нимъ Катеринѣ Сафръ и попросилъ ее указать ему путь за кулисы. Въ то же время все общество встало, радуясь наступившей передышкѣ и возможности направиться къ буфету.

Въ одномъ изъ угловъ залы совѣщалась съ своимъ мужемъ Жюльена Бреганъ, вторая дочь барона Сафра, расплывшаяся, массивная брюнетка съ поразительно-яркимъ румянцемъ, необычайно толстая для своихъ двадцати шести лѣтъ.

-- Такъ вы идете,-- пыхтѣла она, обмахиваясь вѣеромъ,-- и передайте maman мои извиненія въ томъ, что не хватаетъ у меня смѣлости подняться къ ней на верхъ. Скажите ей, что я умираю отъ духоты...

Оливье Бреганъ былъ довольно красивый мужчина съ длинною бѣлокурой бородой. Въ свое время большимъ недовольствомъ была встрѣчена необычайная удача молодого человѣка, превратившагося вдругъ изъ служащаго при какой-то администраціи въ зятя барона Сафра. Теперь же всѣ находили это вполнѣ естественнымъ, какимъ находятъ все, къ чему присмотрѣлись и привыкли. Всѣмъ понятною казалась страсть Жюльены къ молодому человѣку, сыну школьнаго друга барона и товарищу дѣтства самой Жюльены. Что же касается согласія Сафра на бракъ дочери съ человѣкомъ безъ всякихъ средствъ, безъ громкаго имени и безъ знатнаго родства, то на это были свои тайныя причины. Первою изъ нихъ оказывалась злоба большого капиталиста, которую онъ питалъ въ глубинѣ души ко всѣмъ родовитымъ людямъ съ тѣхъ поръ, какъ онъ исцѣлился отъ своего довольно наивнаго увлеченія знатью, очень больно обжегшись при ближайшихъ соприкосновеніяхъ съ характеромъ своего перваго зятя. Чтобы не нарваться вторично на такого же господина, какимъ былъ графъ де-Громмеленъ, онъ предпочиталъ отдать дочь за кого бы ни было. А затѣмъ онъ считалъ замужство очень некрасивой Жюльены дѣломъ весьма не важнымъ, ничего не сулящимъ для удовлетворенія его тщеславія или алчности, такимъ дѣломъ, которое ему хотѣлось скорѣе покончить.

Оливье Бреганъ сохранилъ отъ своихъ тяжелыхъ жизненныхъ дебютовъ привычку относиться ко всѣмъ новымъ обязанностямъ такъ же, какъ онъ относился когда-то къ своей службѣ. Какимъ пунктуальнымъ и исполнительнымъ онъ былъ въ канцеляріи, такимъ же остался въ качествѣ супруга, отца многочисленныхъ дѣтей и зятя. Потому-то онъ среди шумнаго бала, когда всѣ давно забыли объ отсутствующей баронессѣ Сафръ, счелъ своимъ долгомъ отправиться въ комнаты больной, чтобы выразить ей свое глубокое сочувствіе, на которое вправѣ разсчитывать со стороны своей семьи особа, подверженная легкимъ припадкамъ сумасшествія.

Оливье съ трудомъ пробирался сквозь толпу. Одну минуту онъ думалъ, что ему не удастся выдти изъ зеркальнаго салона, гдѣ Сафръ стоялъ окруженный гостями съ такимъ внушительнымъ видомъ, будто находился на ступеняхъ трона... Оливье достигъ, наконецъ, сѣней, прошелъ между рядами лакеевъ и по мягкому ковру поднялся по ониксовой лѣстницѣ до площадки перваго этажа, на которой красовался громадный во весь ростъ портретъ барона Сафра. Далѣе поворотъ лѣстницы привелъ Брегана къ ряду комнатъ, слабое освѣщеніе которыхъ являлось совершенною противоположностью съ ослѣпительнымъ блескомъ пріемныхъ комнатъ нижняго этажа. Встрѣтившая посѣтителя горничная пошла доложить о немъ хозяйкѣ и вернулась съ приглашеніемъ войти къ ней.

Баронесса Сафръ спокойно читала, полулежа на оттоманкѣ, при мягкомъ свѣтѣ лампы.

-- Здравствуйте,-- не громко проговорила хозяйка.-- Очень любезно, что зашли ко мнѣ!... Нѣтъ, я чувствую себя не особенно дурно, немного только похуже, чѣмъ всегда.

И въ то время, какъ Оливье пустился въ выраженія искреннѣйшаго сочувствія и глубочайшаго сожалѣнія, баронесса продолжала:

-- Благодарю васъ, мой другъ! Когда сойдете внизъ, то передайте тамъ другимъ, дочерямъ моимъ, чтобъ онѣ не трудились приходить. Я не хочу никого безпокоить и сейчасъ лягу, принявши питье, дающее будто бы хорошій сонъ... Да скажите мнѣ... такъ коротко, однимъ словомъ... что тамъ внизу дѣлается.

-- Вечеръ замѣчательно блестящій!... Но признайтесь, что въ глубинѣ души, несмотря ни на что, вы очень довольны своимъ нездоровьемъ, дозволяющимъ вамъ сидѣть въ своемъ тихомъ углѣ, вдали отъ хлопотъ пріема и всего этого шума?

Баронесса отрицательно покачала головой. У нея былъ почти совершенно обыкновенный видъ худой женщины, весьма мало измѣнившейся съ лѣтами. Тоненькія вены, просвѣчивавшія на вѣкахъ и блѣдныхъ вискахъ, окружали голубоватою сѣткой ея живые и блестящіе глаза.

-- Мнѣ отдадутъ должную справедливость, когда меня въ живыхъ не будетъ,-- говорила она,-- Никакихъ видовъ не показывая, я умѣю всегда дѣлать то, что мнѣ слѣдуетъ дѣлать... До свиданія, мой другъ... Еще разъ, не посылайте вы ко мнѣ никого, а въ особенности добрую толстую Жюльену... Ваши дѣтки здоровы?...Ну, и прекрасно. Отправляйтесь внизъ и веселитесь...

Оливье ушелъ тотчасъ же, какъ только она предложила ему это отъ всей души. Съ собой онъ уносилъ ясно запечатлѣвшійся въ его сознаніи ея свѣтлый образъ въ большой комнатѣ, мебель, обои и драпировки которой терялись въ умышленно устроенномъ полумракѣ. Надъ веселымъ шумомъ и великолѣпіемъ праздника душа баронессы Сафръ, проявлявшаяся только въ блескѣ глазъ, казалось, дремала въ этотъ вечеръ, какъ всегда, въ мирномъ убѣжищѣ, подобная огню слабой, но упорно горящей лампады.

Внизу антрактъ кончился. Толпа возвращалась въ обширную залу, гдѣ давалось представленіе. Одинъ изъ входовъ въ нее велъ черезъ прелестный маленькій салонъ, нѣчто вродѣ будуара, отдѣланнаго нѣжною матеріей.

Прислонившись къ одной изъ дверей, молодой маркизъ де-Реневъ нетерпѣливо крутилъ свои красивые усы, слѣдя рѣзкимъ взглядомъ за игрою физіономіи Катерины Сафръ, расположившейся въ этомъ хорошенькомъ пріютѣ и усердно поддерживавшей бесѣду съ иностраннымъ принцемъ. Реневъ хорошо зналъ, конечно, по своему личному горькому опыту, между прочимъ, непоколебимую холодность, съ которою относилась къ своимъ обожателямъ великолѣпная и послѣдняя представительница славнаго рода Вальдреновъ. Молодой человѣкъ былъ вполнѣ убѣжденъ въ совершенной незначительности и пустотѣ разговора, которымъ такъ гостепріимно увлекалась, повидимому, Катерина. Но онъ не могъ отдѣлаться отъ ревниваго раздраженія, видя наивную и неловкую позу красавицы на слишкомъ низкомъ стулѣ, причемъ ясно вырисовывалась вся ея фигура подъ снисходительною улыбкой высокаго путешественника.

Реневъ постарался, однако, принять равнодушно разсѣянный видъ, какъ только замѣтилъ, что за нимъ слѣдитъ стоящій по другую сторону широкой двери Тарсюль, поглядывавшій на него съ насмѣшливымъ выраженіемъ почти сатанинскаго лица.

Между ними двигалась толпа гостей. Въ свою очередь прошелъ подъ руку съ своею прекрасною собесѣдницей и принцъ, толстый и величественный. За ними прослѣдовало еще нѣсколько группъ. Потомъ Реневъ, воспользовавшись возможностью приблизиться къ Тарсюлю, заговорилъ умышленно развязнымъ тономъ:

-- А вы опять туда отправитесь?... Я отказываюсь, тамъ подохнешь...

-- Тфё!-- возразилъ тотъ,-- тамъ какъ разъ то, что имъ требуется: ложь, условность, несуществующее. Они допускаютъ публично лишь то, чего нѣтъ въ дѣйствительности. Истина оскорбляетъ ихъ, въ какой бы формѣ ни была представлена. Въ искусствѣ это, по ихъ понятіямъ, непристойность; въ наукѣ -- это нечестіе; въ разговорѣ -- это цинизмъ. А тутъ, по крайней мѣрѣ, имъ преподносятъ нѣчто настолько мяконькое, что это не потревожитъ ихъ ни съ какого боку, да отъ времени до времени проскользнетъ куплетецъ, въ которомъ имъ говорятъ про любовь, но говорятъ какъ про милое препровожденіе времени пастушковъ и пастушекъ, какихъ никогда на свѣтѣ не было. Къ тому же и пастушковъ-то изображаютъ переряженныя дѣвицы, такъ что въ глазахъ дамъ все это остается деликатно-невиннымъ, какъ комедійка монастырскаго пансіона. А въ глазахъ мужчинъ, только съ другой точки зрѣнія, эта фальшь и переодѣванія оказываются тоже восхитительными.

-- Э, милый мой, наше общество совсѣмъ ужъ не такъ усердно сторонится отъ реальностей любви. Ради нея только собралось здѣсь столько мужчинъ, бродящихъ по цѣлому разсаднику женщинъ. Я вотъ сейчасъ прислушивался къ куплетамъ, долетавшимъ до меня. И на губахъ всѣхъ мужчинъ и всѣхъ женщинъ, незачисленныхъ еще въ инвалидъ по лѣтамъ и имѣющихъ хотя бы минимальные шансы на то, чтобы нравиться, я улавливалъ фразы, намеки, полуслова, недомолвки, относящіеся только къ любви. Оба пола изъ-за нея только и бываютъ въ обществѣ, и всѣ эти обѣды, рауты, балы, свѣтскіе пріемы представляютъ собою не иное что какъ состязанія изъ-за любви!... Меня могутъ оглушать сколько угодно серьезными поводами, принципами вѣжливости, свѣтскими обязанностями, заставляющими будто бы людей хорошаго круга собираться вмѣстѣ. На это я отвѣчу всегда: зачѣмъ же декольтируются женщины, отправляясь на такія собранія? Ради чего молодые люди нашего круга, единственный трудъ и забота которыхъ состоятъ въ томъ, чтобъ искать наслажденій, посвящаютъ столько вечеровъ салонамъ, гдѣ иногда приходится выслушивать вотъ такія стихотворныя упражненія?... А потому и ради того, что всѣ, кого мы видимъ въ этой залѣ, только и думаютъ о любви, только и хлопочутъ о томъ, чтобы разыскать, возбудить, удержать любовь, или измѣнить любви, говорить о любви... Единственная основа всѣхъ свѣтскихъ отношеній, единственная связь, соединяющая всѣхъ этихъ людей, сошедшихся съ разныхъ сторонъ, да и единственный элементъ, на которомъ зиждется семья, общество, самый міровой законъ -- это любовь!

-- Нѣтъ,-- возразилъ Тарсюль,-- не любовь, а деньги.

-- Какъ деньги?

-- Знаете ли вы доподлинно, что обозначаетъ слово "арматура?..." Такъ называютъ сооруженіе изъ металлическихъ брусковъ и полосъ, устраиваемое для поддержки и для связи недостаточно крѣпкихъ и прочныхъ частей. И вотъ, для поддержанія семьи, для связи общества, для того, чтобы придать такимъ красивымъ сборищамъ ту строгую выдержку, которую вы видите, имѣется металлическая арматура, сдѣланная изъ денегъ. На нее накладываютъ и укрѣпляютъ внѣшнія украшенія, произведенія искусства, лѣпную работу, то-есть обязанности, принципы, чувства, не представляющіе собой устойчивыхъ частей, такъ какъ они ветшаютъ, измѣняются, отъ времени до времени смѣняются новыми. Арматура въ большей или меньшей степени скрыта, обыкновенно она совсѣмъ невидима, но она все держитъ, не даетъ развалиться всему, когда случаются толчки, потрясенія, непредвидѣнныя бури, элементы чувства даютъ трещины, и начинаетъ разсыпаться внѣшняя подмазка обязанностей и принциповъ. При такихъ только обстоятельствахъ и лишь на нѣсколько мгновеній можно увидать иногда въ обществѣ, въ семьѣ, между двумя супругами ихъ неприкрытую арматуру, ихъ связь денежную. Но ее быстро закрываютъ новыми чувствами или подходящими къ случаю принципами, замѣняютъ чѣмъ-либо другимъ устарѣвшіе предразсудки и потрескавшіяся обязательства... А арматура выдержала потрясеніе. Она остается непоколебимою для поддержанія формы и внѣшней приглядности домашняго очага, для возстановленія того фасада, какой требуется свѣтскими приличіями.

Маркизъ де-Реневъ возражалъ собесѣднику знаками недовѣрія. Тарсюль воспользовался тѣмъ, что представленіе кончилось и передъ ними проходилъ рядъ лицъ, которыя онъ называлъ по мѣрѣ того, какъ они приближались къ выходу въ маленькій салонъ.

-- Смотрите,-- говорилъ Тарсюль,-- какъ важенъ тамъ герцогъ де-Жизаръ, отлично знающій цѣну всѣмъ и особенно высоко цѣнящій себя самого... Какая же, по вашему мнѣнію, можетъ существовать связь, сблизившая его съ Сафролъ, какъ не сто тысячъ франковъ, которыми баронъ снабдилъ ройялистскій Комитетъ во время послѣднихъ выборовъ?... А вотъ мосьё де-Сентъ-Андошъ, что идетъ сюда засунувши пальцы въ рукава, точно старый благочестивый ризничій, за нимъ -- его почтенная супруга съ сынкомъ Раймондомъ и дочкой де-Сентъ-Андошъ: это, вѣдь, самые верхи общества, самая пѣнка аристократизма, къ нимъ въ домъ попасть почти невозможно, сами они ни у кого не бываютъ, и, однако, они тутъ на-лицо, хотя и поджимаютъ губы. Какія же существуютъ отношенія между ними и Сафромъ, какъ не пожертвованіе послѣднимъ четырехсотъ гектаровъ земли на островѣ Уайтѣ выгнаннымъ изъ Франціи монахамъ ордена святой Женевьевы, причемъ никто не счелъ нужнымъ разбирать, какими средствами пріобрѣтены деньги, очищенныя этою покупкой? А вотъ и князь Маренго. Что его заставило притащить сюда свое эпическое имя? Да просто на-просто желаніе держать и впредь за полцѣны въ арендѣ право охоты въ Вексинскомъ лѣсу, надоѣвшемъ барону... Что же касается вонъ того иностраннаго принца, то я распространяться не буду, на это существуетъ такса: его получаютъ за чекъ въ пятьдесятъ тысячъ флориновъ... Повѣрьте мнѣ, любезный другъ, составъ этого салона такъ или иначе оплаченъ, и всѣ свѣтскія отношенія держатся только интересомъ.

-- Однако,-- возразилъ Реневъ,-- есть же въ нашемъ обществѣ люди, которыхъ не купишь деньгами!...

-- Позвольте... я не отрицаю того, что между свѣтскими людьми есть чудаки или сантиментальные, я отличаю ихъ и пересчитать могу, какъ полевой макъ и васильки на цѣлой нивѣ колосьевъ. Да и то я полагаю, что пропорція окажется преувеличенною...

Реневъ покачалъ головой, говоря:

-- Я знаю, въ нашемъ кругу значительно больше безкорыстныхъ людей, чѣмъ вы полагаете.

-- Да, есть также люди совсѣмъ богатые. Я выдѣляю въ особую категорію нѣкоторое число людей съ большимъ достаткомъ, сытыхъ деньгами и ищущихъ наслажденій. Вотъ, кстати, и примѣръ: графиня де-Громмеленъ. Я хорошо понимаю, чѣмъ она должна быть озабочена и, на самомъ дѣлѣ, она думаетъ не о выгодахъ. Но чѣмъ держится ея семейная жизнь? Все-таки деньгами, интересомъ Громмелена. Арматура функціонируетъ между супругами. Графиня этого не чувствуетъ потому, что арматура даетъ себя знать только ея мужу... Повторяю, арматуру не выставляютъ напоказъ, ее самымъ тщательнымъ образомъ прикрываютъ наружными украшеніями, какъ всякое безобразіе, безъ котораго нельзя обойтись, однако. Потребовалась бы огромная ломка, чтобъ обнаружить ее, а при нормальныхъ условіяхъ надо быть прозорливцемъ для того, чтобы вѣрно опредѣлить, гдѣ она находится у каждаго въ частности... Посмотрите сюда на этого добрѣйшаго старичка съ Почетнымъ Легіономъ на шеѣ. Это ученый, свѣтскій праведникъ, въ своемъ родѣ, способный кормиться одною черною рѣдькой, не нуждающійся лично для себя ровно ни въ чемъ; но у него есть дочь, а у дочери мужъ, которому папаша желалъ доставить черезъ барона Сафра мѣсто директора на копяхъ Манареса.

Тарсюль продолжалъ перебирать проходившихъ мимо и указывать на тѣхъ, чьи дѣйствія, по его толкованію, могли быть выставлены въ подкрѣпленіе высказанной имъ теоріи.

-- А Жакъ д'Эксирёйль,-- проговорилъ онъ, кивая въ сторону высокаго брюнета съ энергичнымъ лицомъ, задумчиво остановившагося невдалекѣ отъ нихъ.-- Какой злой рокъ и какая тайна арматуры втиснули его въ такую близость съ барономъ Сафромъ, сущности которой сегодня вечеромъ онъ одинъ, быть можетъ, не понимаетъ?

На лбу Ренева появилась легонькая складка, выражавшая, что и отъ него не ускользнулъ инцидентъ, на который намекалъ Тарсюль.

-- Что онъ такое мастеритъ?-- продолжалъ Тарсюль.-- Всѣмъ извѣстно, что онъ очень влюбленъ въ свою жену, всѣ убѣждены также, что и она его очень любитъ. До сихъ поръ они бывали въ обществѣ лишь въ той мѣрѣ, въ какой это требуется самыми строгими приличіями. А съ того дня, какъ отправились къ чорту каменноугольныя копи, доставшіяся ему по наслѣдству, Эскирёйль не пропускаетъ ни одного вечера, сближается съ Сафромъ настолько, что сегодня его жена казалась намъ хозяйкой дома.

-- Какъ бы ни было,-- замѣтилъ Реневъ снисходительно,-- онъ хорошій малый, я считаю его очень честнымъ, совершенно порядочнымъ человѣкомъ, отлично поставившимъ себя въ обществѣ.

А Тарсюль думалъ про себя:-- А сами-то вы, молодой и красивый маркизъ де-Реневъ, пытались ли вы уяснить себѣ доподлинно поводы, привязывающіе васъ къ этому кружку богатѣйшаго капиталиста? Поступаете вы такъ потому, что крѣпко живетъ еще въ васъ атавизмъ господства, требующій стародавняго безпечальнаго житья на даровыхъ хлѣбахъ, а удовлетворить эти требованія могутъ теперь только тщеславіе выскочекъ и средства милліонеровъ. У Сафровъ вамъ предлагаютъ великолѣпнѣйшій столъ, дивныя помѣщенія въ замкахъ на лѣто, а на зиму чисто-королевскія охоты!... И если вы такъ влюблены въ красавицу Катерину Сафръ, то ясно, что вы считаете вполнѣ подходящимъ дѣломъ отбить ее у шута параднаго мужа, и что, безсознательно, быть можетъ, вы не прочь получить и "остальное", не дотрогиваясь до своего кошелька, въ этой семьѣ, которая представляетъ собою для васъ возможность хорошо покушать и комфортабельно пожить".

Тарсюль могъ бы добавить: "А меня, Тарсюля, что удерживаетъ среди этихъ людей, которыхъ я ненавижу, которыхъ презираю, которымъ завидую,-- что, какъ невозможность пустить въ оборотъ мои драгоцѣнныя знанія, быть ихъ чичероне въ области вкуса, въ оцѣнкѣ произведеній искусствъ и благопристойныхъ идей? Я, Тарсюль, состою тутъ экспертомъ для невѣждъ съ толстыми карманами, архи-совѣтникомъ плательщиковъ, не знающихъ счета деньгамъ!"

... Вечеръ приходилъ къ концу.

Жизель д'Эксирёйль, мужъ которой хлопоталъ о томъ, чтобы разыскать клубную карету, ждала его, закутавшись въ длинную шубу изъ тибетскихъ козъ, охватывавшую своею пушистою бѣлизной ея грустное и очаровательное личико.

Сафръ подошелъ къ ней въ то время, какъ она укрывалась за дверью отъ врывавшагося въ сѣни холоднаго вѣтра.

-- До скораго свиданія, не правда ли?-- говорилъ баронъ.-- Въ моихъ мечтахъ я буду только васъ видѣть!.. Постарайтесь и вы хоть немного обо мнѣ думать...

И онъ безъ злого умысла, самъ того не замѣчая, такъ сильно сжалъ ея пальцы, какъ сильно желалъ овладѣть ею въ эту минуту.

-- О, вы мнѣ больно сдѣлали!-- тихо сказала она съ судорогой въ лицѣ.

Баронъ разсыпался въ извиненіяхъ. А подъ внезапнымъ приступомъ боли, стыда и негодованія двѣ слезинки выкатились изъ голубыхъ глазъ молодой женщины и повисли на ея длинныхъ рѣсницахъ.

II.
Графиня де-Громмеленъ.

Мари-Бланшъ де-Громмеленъ, младшая сестра Артура Сафра и старшая изъ двухъ дочерей барона, принадлежала къ той категоріи свѣтскихъ женщинъ, препровожденіе времени которыхъ существенно отличается отъ жизни кокотокъ только вечеромъ. Утро такихъ женщинъ посвящено позднему и продолжительному вставанью, самымъ усиленнымъ заботамъ о собственномъ тѣлѣ. Послѣполуденное время уходитъ весьма часто на такія экскурсіи, которыя никоимъ образомъ не согласуются съ правилами нравственности. но какъ только кончается день, онѣ всецѣло возвращаются къ полному сознанію своей респектабельности. Для женщинъ полусвѣта въ эти часы, вплоть до отхода ко сну, не остается ничего иного, какъ сходиться съ подобными себѣ, внѣ общества, отправляться въ мѣста общественныхъ увеселеній, въ театры, на балы извѣстнаго сорта, на холостыя пирушки. Наоборотъ, свѣтскія женщины, вродѣ графини де-Громмеленъ, сознаютъ съ наступленіемъ вечера, что передъ ними открывается торжественность соціальной жизни. И тутъ-то онѣ, въ большинствѣ случаевъ, переодѣваются еще разъ для того, чтобы занять мѣсто за изысканнымъ обѣдомъ, на который онѣ приглашены, или войти въ широко-отворенныя для нихъ двери на какой-нибудь пріемъ high-life'а. Онѣ являются туда серьезныя, важныя, готовыя высказывать въ условномъ тонѣ общепринятыя сужденія, одобрительныя или строгія, какія полагается имѣть относительно даннаго лица или предмета. Въ сущности всѣ мнѣнія онѣ ловятъ на-лету, совсѣмъ готовыя, такъ какъ въ теченіе дня нѣтъ у нихъ досуга измыслить что-нибудь свое о чемъ бы то ни было, да и нѣтъ у нихъ ни горячихъ убѣжденій, ни живыхъ воспоминаній и новыхъ анекдотовъ, кромѣ такихъ развѣ, о которыхъ помина быть не можетъ передъ благопристойною аудиторіей.

Въ это утро Мари-Бланшъ де-Громмеленъ была разстроена одною изъ самыхъ непріятныхъ тревогъ, какія она испытывала въ жизни: она повздорила со своею старшею горничной, причесывавшею ее передъ трюмо въ уборной.

-- Разъ я довольна тобой,-- говорила хозяйка,-- какое тебѣ дѣло до всего остального?

Она говорила ты этой дѣвушкѣ, которая служила ей совсѣмъ маленькой въ домѣ ея родителей.

-- Нѣтъ,-- ворчала горничная,-- надо быть послѣднею изъ послѣднихъ, чтобы сносить такое обращеніе, какое графъ дозволяетъ себѣ со мной!...

Графиня де-Громмеленъ, пеньюаръ которой, точно мѣшокъ, закрывалъ красивыя формы ея тѣла, могла любоваться только прелестью своей головки. Съ легкими нервными вздрагиваніями она повертывала свою тонкую бѣлую шейку, чтобъ осмотрѣть спереди, сзади, справа и слѣва расположеніе косъ и волнистые изгибы своихъ блестящихъ каштановыхъ волосъ, на которые она наводила отраженія ручного зеркала и большого трюмо. Она обращалась къ горничной съ короткими фразами, внимательно слѣдя глазами за тѣмъ, что та дѣлаетъ съ нею.

-- Развѣ ты думаешь, что мой мужъ имѣетъ какіе-нибудь поводы сердиться на тебя?

Во взаимныхъ отношеніяхъ между госпожей и служанкой іерархическое разстояніе на почвѣ откровенностей опредѣлялось со стороны графини лишь отсутствіемъ словесныхъ и категорическихъ признаній. Въ качествѣ послѣдней ограды въ защиту своей гордости Мари-Бланшъ сохранила возможность сдѣлать видъ, будто ничего не понимаетъ въ томъ малоправдоподобномъ случаѣ, еслибы когда-нибудь обозленная горничная оскорбила ее прямымъ указаніемъ на ея поведеніе. У хозяйки оставалось въ рукахъ средство выгнать служанку за диффамацію съ такимъ высокомѣрнымъ негодованіемъ, которое можетъ иной разъ самую очевидность сдѣлать сомнительною въ глазахъ тѣхъ, на кого обрушивается гнѣвъ. Но графиня де-Громмеленъ никогда не стѣснялась тѣмъ, какія компрометирующія заключенія способна дѣлать служанка изъ тона приказаній и угрозъ, сопровождающихъ порученія отправлять и получать письма. Это довѣрялось исключительно первой камеристкѣ, да и многое другое не могло ускользнуть отъ ея вниманія.

-- Конечно,-- отвѣтила горничная,-- графъ и долженъ сердиться, такъ какъ знаетъ, насколько велика моя преданность вамъ.

Отвѣтъ былъ остороженъ и не особенно успокоителенъ. Онъ затрогивалъ самое щекотливое мѣсто въ сознаніи графини: ея боязнь быть заподозрѣнной мужемъ и подвергнуться его придиркамъ. И тотчасъ же она принялась копаться въ своемъ мозгу, придумывая самые фантастическіе поводы для тревоги, начала приставать къ горничной съ разспросами, дошла до обвиненій ея въ какой-нибудь дурацкой неловкости: можетъ статься, что она плохо скрыла письмо, унося или принося, когда графъ былъ въ комнатѣ?... или двусмысленно отвѣтила про графиню ея мужу на вопросъ, заданный имъ самымъ невиннымъ образомъ?... Мари-Бланшъ получала только неопредѣленныя объясненія и лицемѣрныя увѣренія. Она раздражалась и страшно волновалась. Малѣйшая тревога по поводу ея супружеской безопасности повергала ее въ такой ужасъ, когда человѣкъ начинаетъ уже всего бояться.

Вдругъ она замолчала и, сразу рѣшившись на что-то, стала рыться въ ящикѣ изъ розоваго дерева, достала изъ него шприцъ для морфія, лежавшій тамъ вмѣстѣ съ черепаховыми шпильками, цѣпочками, маленькими брилліантовыми брошками для воротничковъ.

-- А!-- проговорила горничная,-- еслибъ не мое уваженіе къ вамъ, я давно бы изломала эту мерзкую штуку.

Мари-Бланшъ молча приподняла свой пеньюаръ и, приложивши къ ногѣ золотое остріе, выбирала мѣсто для укола. Она закусила губу и закрыла глаза на короткое мгновеніе боли. Вслѣдъ затѣмъ, предвкушая уже съ улыбкой наступленіе блаженнаго состоянія, она отвѣтила на продолжавшіеся уговоры служанки:

-- Оставь меня, пожалуйста, въ покоѣ... Ну, прическа покончена... Чего же ты ждешь еще, не обуваешь?...

-- Нѣтъ,-- продолжала горничная, стоя на колѣняхъ и дѣлая свое дѣло,-- вы, графиня, не знаете, какихъ бѣдъ можете себѣ нажить съ этимъ!... У меня была пріятельница, госпожа которой, навѣрное, уже умерла теперь. Отъ уколовъ, которые она себѣ тоже дѣлала, у нея все тѣло покрылось нарывами, оставлявшими слѣды не лучше, чѣмъ оспа. А что касается мыслей въ головѣ, такъ можно прямо сказать, что ихъ почти никогда уже не было. Подавали ей горячую воду, а она кричала, что холодна! А какія глупости дѣлала, уму непостижимо у госпожи такой хорошей фамиліи!... Моя подруга не могла даже оставаться при ней, отказалась отъ мѣста...

Графиня пожимала плечами, кончая одѣваться къ завтраку.

Два года назадъ она сдѣлалась морфинисткой случайно изъ любопытства во время короткой связи съ однимъ кузеномъ своего мужа, секретаремъ посольства, отдавшимся этому пагубному пороку отъ скуки продолжительнаго пребыванія въ Персіи. Этотъ ядъ, обманчивый и пріятный, опьяняющій моментально, казалось, нарочно былъ выдуманъ для нея, чтобы давать искусственный покой и ложными представленіями смягчать житейскія шероховатости, прикосновенія которыхъ Мари-Бланшъ не выносила. Въ ея маленькой головкѣ не было мѣста для такихъ способностей, которыя помогаютъ человѣку предвидѣть, подчиняться обстоятельствамъ, терпѣливо сносить, ждать. Она умѣла только жалобно голосить изъ-за всякаго каприза, настоятельно требовать уступокъ и неотложнаго согласія,-- палочки феи для моментальнаго осуществленія ея фантазій. Во всю ея жизнь не было такой прихоти, которая не исполнялась бы тотчасъ же, и не было такого недовольства, за которое она не бросаласъ бы немедленно мстить или, будучи слишкомъ слабою для этого, выражать свое раздраженіе въ самой рѣзкой формѣ. Морфій явился въ ея жизнь настоящею доброю феей. Получаемая отъ него нервная иллюзія способствовала забвенію нежелательной ей дѣйствительности и давала ей крылья нестись беззаботно навстрѣчу воображаемому предмету ея желаній.

Когда Мари-Бланшъ, послѣ доклада метръ-д'отеля, направилась въ столовую, она нашла тамъ ждавшихъ ее мужа и двухъ сыновей, десяти и семи лѣтъ. Такъ заведено было, что, когда не оказывалось приглашенныхъ къ завтраку, гувернантка приводила мальчиковъ и оставляла ихъ кушать съ отцомъ и матерью. Ихъ присутствіе предупреждало нѣсколько возможность столкновеній между супругами.

-- Ѣздили верхомъ сегодня?-- спросила графиня, когда всѣ четверо сѣли за столъ.

Громмеленъ утвердительно кивнулъ головой и лишь немного погодя сказалъ:

-- Лѣсъ былъ очень хорошъ.

Наступило опять молчаніе, послѣ котораго графиня проговорила:

-- Кого видѣли изъ знакомыхъ?

-- О, множество народа!

-- Кого, однако?-- настаивала она, желая заставить мужа немного развязать языкъ, чтобы въ тонѣ его голоса уловить, нѣтъ ли у него чего недобраго на умѣ.

-- Ну, хорошо,-- отвѣтилъ онъ,-- Были тамъ... Эпернонъ, Ишельдорфъ... маркизъ де-Фе, Карогигало, Эліобо... маленькій Арколь...

Въ этомъ перечисленіи не было ни одного имени, по поводу котораго, относительно настоящаго или прошедшаго жены, Громмеленъ имѣлъ бы основаніе сдѣлать выразительную гримасу или измѣнить интонацію голоса. Никто изъ названныхъ никогда и ничѣмъ не былъ для графини, ни даже тѣмъ, что она разумѣла подъ спеціальнымъ выраженіемъ "маленькій флиртъ".

Вертѣлся у Мари-Бланшъ на языкѣ вопросъ, не встрѣчался ли одинъ господинъ въ аллеѣ для верховой ѣзды. Но то было лишь дьявольское искушеніе, порочное побужденіе бросить мужу вызовъ, такъ какъ два часа спустя она будетъ имѣть полный досугъ узнать это отъ самого того господина. И точно вообразивши, что Громмеленъ сквозь ея лобъ можетъ прочесть вопросъ и имя, она поспѣнила сказать, думая сбить мужа:

-- Вы видѣли папа?

-- Нѣтъ,-- сухо отвѣтилъ графъ,-- и удивленъ...

-- Почему?

-- Потому; что были мосьё и мадамъ д'Эксирёйль.

Мари-Бланшъ улыбнулась. Этимъ она дѣлала пріятное мужу и выражала недоброжелательство къ тѣмъ, кого онъ назвалъ.

-- Вотъ какъ!-- добавила она,-- У нихъ есть еще лошади?

Громмеленъ презрительно развелъ руками и съ равнодушнымъ видомъ приподнялъ плечи, сдѣлалъ такое движеніе, будто отстраняетъ кого-то отъ себя и даетъ имъ свободную дорогу отправляться куда имъ угодно и какъ придется.

Графъ де-Громмеленъ былъ человѣкъ лѣтъ сорока, съ правильнымъ и утомленнымъ лицомъ, съ маленькими свѣтлыми баками и такими же усиками. Его внѣшность,-- при благопріятномъ для него политическомъ режимѣ,-- принадлежала къ категоріи такихъ, которыя прямо указываютъ на дипломатическую карьеру, на оффиціальную кандидатуру, на мѣсто въ государственномъ совѣтѣ. Этотъ аристократическій типъ, оставленный за штатомъ учрежденіями теперешней Франціи, порядочно потускнѣлъ и выцвѣлъ на открытомъ воздухѣ, къ которому онъ не приспособленъ. Съ огрубѣвшею кожей, вылинявшею отъ непогодъ, люди этого сорта, совершенно праздно и на значительно расширенныхъ основаніяхъ, образовали новый видъ благородныхъ спортсменовъ. Графъ де-Громмеленъ былъ холоденъ и рѣзокъ. Обычно онъ казался способнымъ раздражаться только въ разговорахъ о политикѣ. И тогда, въ сужденіяхъ о дѣйствіяхъ и людяхъ нынѣшняго правительства, съ его губъ сразу выливалась самая ожесточенная терминологія. Подъ гладко-прилизанными рѣдкими волосами его сѣрые глаза искрились въ то время, какъ онъ задыхался отъ отвращенія и не находилъ достаточно крѣпкихъ словъ для того, чтобы разносить всѣ мнѣнія, несогласныя съ его взглядами. Неизбѣжныя во всѣхъ человѣческихъ дѣлахъ ошибки, случаи безнравственности, которые онъ встрѣчалъ въ обществѣ, примѣры преступленій въ народной массѣ, разныя катастрофы и даже сообщенія о задавленныхъ собакахъ, вычитанныя имъ въ газетахъ,-- все выводило его изъ кажущейся и напускной апатіи какъ разъ въ той мѣрѣ, въ какой онъ усматривалъ въ этомъ слѣдствія ненавистнаго ему порядка вещей и черты настоящаго времени.

-- Эхо сегодняшняго утра,-- продолжалъ онъ высокомѣрнымъ тономъ,-- содержитъ въ себѣ статью, превозносящую организацію охоты, которую завелъ у себя вашъ отецъ.

-- Да?-- отозвалась жена такъ же небрежно, предчувствуя, что по этому поводу послѣдуетъ злобная выходка, довольно обычная, впрочемъ.

-- Какъ же!... расписано множество подробностей... Говорится, что распоряжается охотой второй зять барона Сафра, господинъ Оливье Бреганъ, очень извѣстный спортсменъ... Да, нашлось и для меня милое словечко: сказано далѣе, что баронъ не рискуетъ попасть въ затруднительное положеніе, такъ какъ можетъ ввѣрить свою стаю въ добрыя руки другого зятя, имѣющагося въ запасѣ. И по этому поводу статья прославляетъ мою компетенцію.

Мари-Бланшъ воспользовалась ничего ей лично не стоившимъ случаемъ, чтобы выказать себя болѣе преданною женой, чѣмъ любящею дочерью, и тотчасъ же приняла сторону мужа.

-- Я, кажется, достаточно ясно говорила вамъ, что папа въ этомъ случаѣ поступилъ съ вами дурно.

-- Вамъ слѣдовало бы сказать это ему...-- Живо возразилъ Громмеленъ.-- И говорить надо было очень рѣзко!... Вы его дочь и имѣете право говорить!

-- Папа и слушать меня уже не хочетъ...

-- А почему, позвольте узнать?

-- Потому что съ тѣхъ поръ, какъ у васъ вышли съ нимъ непріятности и вы обращаетесь съ нимъ холодно, онъ подозрительно относится къ моимъ замѣчаніямъ, думаетъ, будто они внушены вами, такъ какъ вы лишили себя возможности высказывать ихъ сами.

Громмеленъ выслушалъ отвѣтъ жены съ враждебнымъ вниманіемъ, подумалъ съ минуту, какъ бы выбирая изъ множества доводовъ наиболѣе подходящій для возраженія. Онъ рѣшилъ ограничиться выраженіемъ презрѣнія:

-- Должно быть, вашъ зять Оливье родовитый, кровный охотникъ. Честное слово! Такъ и напечатано. Я все время объ этомъ думаю!... Родовитый?... Очевидно это значитъ, что у него въ роду были псари или что онъ прямой потомокъ выжлятниковъ!

Мари-Бланшъ вздохнула свободно, предвидя, что на этотъ разъ гроза покончилась благополучно, разразилась только зарницами.

-- Да,-- говорила графиня,-- папа неправъ, кругомъ неправъ!... Но вы хорошо понимаете, что этимъ баловствомъ Оливье папа хочетъ заплатить Жульенѣ за снисхожденіе къ его слабостямъ...

-- А! Вотъ что!... Ля-ля-ля!...

Эти восклицанія, подкрѣпленныя высокомѣрною мимикой Громмелена, въ переводѣ на общепонятный языкъ могли имѣть такое значеніе: "Моя ли вина въ этомъ? Развѣ я препятствую вамъ дѣлать то же, что дѣлаетъ ваша сестра? Чему я мѣшалъ когда-либо? Когда ваша мать не выходитъ по болѣзни изъ комнаты, не давалъ ли я вамъ полную свободу приглашать папашу, угощать его обѣдами съ госпожею д'Эксирёйль сколько его душѣ желательно, или съ княгиней Нажаръ, если ему больше нравится, или со всѣми женами Великаго Могола, если это вамъ на-руку?"

Мальчики сидѣли по обѣ стороны стола другъ противъ друга и молчали, зная, что говорить не дозволяется, да и не имѣя къ тому ни малѣйшей охоты. Уткнувши носы въ тарелки и погруженные въ свои дѣтскія думы, они лишь изрѣдка поднимали свои свѣтлые глаза, чтобы взглянуть на того изъ собесѣдниковъ, который говорилъ въ данную минуту. И вотъ такимъ-то образомъ, согласно правилу давать дѣтямъ нѣкоторое участіе въ семейной жизни, на чемъ, по традиціи, настаивалъ графъ де-Громмеленъ, дѣти получили возможность въ это утро, подъ руководствомъ папеньки и маменьки, пріобрѣсти начатки опредѣленныхъ мнѣній о ихъ дядѣ Оливье, о ихъ теткѣ Жюльенѣ и о добромъ своемъ папашѣ.

По окончаніи завтрака, дѣти были отпущены, а ихъ родители перешли въ сосѣдній салонъ, гдѣ былъ приготовленъ кофе.

Это была маленькая гостиная, наполненная китайщиной XVIII вѣка, въ стилѣ помпадуръ Востока,-- изобрѣтеніе Тарсюля, который, по стульчику да по столику, по куклѣ да по болванчику, ухитрился собрать обстановку комнаты и сгруппировать ее какъ слѣдуетъ. Восхищавшимся этимъ чудомъ Громмеленъ охотно говорилъ съ видомъ основательно раскошелившагося человѣка:-- "Надо меня спросить, я знаю, сколько это стоитъ!" -- Это было не совсѣмъ точно и слишкомъ опредѣленно; зналъ онъ доподлинно лишь то, во сколько обошлось это ему лично. Впрочемъ, никто не зналъ ничего вѣрнаго о таинственныхъ платежахъ, и только немногіе обвиняли Тарсюля въ томъ, что онъ подводитъ къ такимъ платежамъ членовъ семьи Сафра, незамѣтно для нихъ самихъ, на изящномъ пути рѣдкостныхъ находокъ и дорогихъ затѣй, на которомъ онъ былъ ихъ привилегированнымъ вожакомъ. Большинство ограничивалось тѣмъ, что приписывало ему патрикотажи {Patricotage -- непереводимое слово, которымъ обозначается, собственно, маленькая интрига, небольшое плутовство, въ данномъ случаѣ -- стачка посредника съ продавцомъ въ ущербъ покупателю, "темныя" коммиссіонныя получки съ торговцевъ.}, выражаясь фамильярно и настолько же неправильно, насколько не корректно самое дѣяніе, опредѣляемое этимъ словомъ. Какъ бы ни было, всѣ признавали Тарсюля "менѣе дорогимъ", чѣмъ баронъ де-Ньефанъ у Гаппарсгеймовъ и графъ де-Жирліа, руководитель вкуса у Жедрука.

Мари-Бланшъ полулежала на какой-то мебели изъ золоченаго дерева и нѣжныхъ тоновъ шелка, настолько фантастической и легкой формы, что казалось, будто штука эта предназначалась не для сидѣнья, а для посмотра. Графиня украдкой посматривала на Громмелена, пившаго кофе маленькими глотками, стоя у окна и не обращая никакого вниманія на жену.

Неодолимая нервность побуждала графиню удостовѣриться тотчасъ, была она или нѣтъ замѣшана въ тѣ неизвѣстныя провинности, которыя вызывали недовольство хозяина дома противъ горничной, по словамъ этой дѣвушки. Но въ ту же минуту Мари-Бланшъ сообразила, какъ затруднительно для нея будетъ теперь всякое супружеское объясненіе и насколько неудобно даже приступить къ нему. Съ нѣкотораго времени мужъ неизмѣнно держалъ себя далеко отъ нея, что лишало ее средства дуться на него и заставить такимъ образомъ выпытывать у нея разспросами то, что ей всего болѣе желательно сказать. Оказывалось, что у нея отнятъ самый практическій и самый вѣрный аргументъ женщины, дѣлающій ее въ концѣ-концовъ всегда правою. И все-таки, чтобы пустить въ дѣло единственное моральное оружіе, которымъ владѣть она умѣла, Мари-Бланшъ принимала самыя кокетливыя позы и самыя очаровательныя мины, несмотря на то, что Громмеленъ, стоя къ ней спиной, не могъ видѣть этихъ упражненій, которыя въ честь его она продѣлывала.

Вынужденная невниманіемъ мужа первая начать переговоры, молодая женщина приступила къ нимъ робко.

-- Моя горничная,-- начала она,-- очень разстроена тѣмъ нерасположеніемъ къ ней, которое она ошибочно, вѣроятно, приписываетъ вамъ... Неужели вы имѣете достаточный поводъ дѣлать ей тяжелою службу у меня и навлекать на меня ея іереміады?

Громмеленъ проворчалъ нѣсколько невнятныхъ словъ, все еще не оборачиваясь къ женѣ.

-- Я очень дорожу ею, по старой привычкѣ,-- хитро продолжала графиня.-- Но, разумѣется, я ничего не буду имѣть противъ... если вы имѣете... основанія быть ею недовольнымъ.

-- Дня два назадъ,-- отвѣтилъ онъ, стараясь не смотрѣть на жену,-- я слышалъ, какъ она болтала громче, чѣмъ это пристойно, съ комнатнымъ лакеемъ, съ выѣзднымъ, съ цѣлымъ ихъ кружкомъ, и потѣшала ихъ дурацкими и мерзкими исторіями о нашемъ домѣ...

-- Что же она говорила?-- быстро спросила Мари-Бланшъ съ подлою смѣлостью, которая складывается изъ надежды вывернуться и изъ сознанія необходимости не выказать своего страха.

-- О, оставимъ это!... Къ тому же, эта ли, другая ли -- всѣ онѣ другъ друга стоятъ. Держите ее. Лучше ужъ не пускать въ домъ новую...

-- Однако имѣю же я право узнать...

-- Было это очень гадко!-- проговорилъ Громмеленъ, вмѣсто отвѣта, и направился къ двери.

Прежде чѣмъ уйти, онъ закончилъ свое сужденіе указаніемъ на самое худшее, по его мнѣнію, въ ряду непріятностей и гадостей, которыя люди могутъ вамъ надѣлать:

-- И, въ особенности, это было слишкомъ громогласно!-- добавилъ онъ, просунувши голову между двумя половинками двери, которую потомъ затворилъ за собой.

Графиня де-Громмеленъ просидѣла съ минуту подавленная невозможностью разобраться въ предположеніяхъ о томъ, что удалось подслушать ея мужу и какія онъ могъ вывести изъ того заключенія. Она рѣшила выяснить это разспросами служанки, если только сможетъ добиться отъ нея чего-нибудь опредѣленнаго. А впрочемъ, всѣ эти вопросы начинали ее уже меньше безпокоить: наступало нѣчто подобное тому, что испытываетъ человѣкъ, не забывающій о своей зубной боли и, съ тѣмъ вмѣстѣ, не прибѣгающій къ ея лѣченію въ интервалахъ между припадками. Къ тому же часы показывали четверть третьяго, и оставалось какъ разъ столько времени, сколько графинѣ нужно было, чтобы приготовиться къ исчезновенію изъ дома.

Скоро она вышла черезъ одну изъ низкихъ дверей отеля, которая вела въ улицу Васко-де-Гама и предназначена была исключительно для помѣщенія въ антресолѣ, занятомъ дѣтьми графа и ихъ гувернанткой. Это былъ обычный путь Мари-Бланшъ, когда она уходила пѣшкомъ; когда же она отправлялась въ экипажѣ, то выѣзжала въ ворота на улицѣ Клебера.

Дойдя до угла, она повернула въ первую улицу, удостовѣрилась быстрымъ взглядомъ, что никто не слѣдитъ за нею, и сѣла въ стоявшій по близости фіакръ. Отправлялась она, впрочемъ, весьма не далеко. Квартирка, на-скоро устроенная Рожеромъ Д'Іанси для ихъ свиданій, находилась въ нижнемъ этажѣ только-что отстроеннаго дома въ одной изъ ближайшихъ улицъ, которыя спускаются отъ Іенскаго проѣзда къ Сенѣ. А потому, какъ кліентка, знающая точно, сколько надо заплатить извозчику за привычный для нея путь, она дала ему всего тридцать су, ничего не прибавивши на выпивку. Потомъ она быстро повернула ключъ, оставленный въ замкѣ нарочно для того, чтобы ускорить исчезновеніе посѣтительницы.

Рожеръ явился лишь нѣсколькими минутами раньше, да и то вырвался на самое короткое время, такъ какъ былъ дежурнымъ въ этотъ день. Въ мундирѣ и въ шпорахъ онъ ждалъ графиню въ квартиркѣ, состоящей изъ крошечной гостиной и маленькой комнатки, обтянутой краснымъ ситцемъ и обставленной по-гусарски, кое-какою мебелью, распространявшей простой ароматъ сосны.

-- Представь себѣ,-- заговорила Мари-Бланшъ,-- сейчасъ была минута, въ которую я подумала, что мужъ все знаетъ!...

-- Пфю!-- отозвался Рожеръ, снимая съ нее вуаль, шляпку, кофту и перчатки.

Онъ привыкъ относиться съ беззаботностью красавца и здоровяка-офицера къ такимъ угрожающимъ сообщеніямъ, съ которыми довольно часто влетала въ комнату молодая женщина. Она, впрочемъ, и не настаивала на этомъ, спѣша перейти скорѣй къ тому, что каждый изъ нихъ успѣлъ подмѣтить на вчерашнемъ пикникѣ въ ресторанѣ относительно одного изъ участниковъ и княгини Нажаръ.

-- Правда?-- допрашивала Мари-Бланшъ.-- Ты думаешь, что пустяки это?

Рожеръ уклонился отъ прямого выраженія своего мнѣнія.

-- Знаешь,-- продолжала она,-- ваша княгиня Нажаръ такая особа, которой я не довѣрила бы мою собаку!

-- Про нее, однако, никто не можетъ сказать что-нибудь дурное...

-- А по-моему, чтобы знать ей цѣну, достаточно взглянуть на ея рыжую гриву, на ея большіе, глупые глаза, которые Себре называетъ глазами газели... И, вправду, вспоминаешь, что ихъ выраженіе встрѣчалось гдѣ-то... въ зоологическомъ саду.

-- Это не мѣшаетъ ей быть очень хорошенькою.

-- Это не мѣшаетъ также полюбопытствовать, почему она бросила мужа.

Рожеръ возразилъ увѣреннымъ тономъ, которымъ, во всякомъ случаѣ, мужчина отстаиваетъ нравственное достоинство женщины.

-- Очень просто, потому что у него не осталось ни сантима.

-- А въ такомъ случаѣ, кто же платитъ за квартиру княгини... За ея туалеты... за пару лошадей и карету, въ которую засѣли мой мужъ и ты, чтобы ѣхать въ Фоли-Бержеръ, запаковавши Мишелину и меня съ Люсьеромъ и толстымъ увальнемъ Себре въ мой экипажъ?

-- О! весьма вѣроятно, что у нея остались средства, лично ей принадлежащія...

-- Еще бы! Я отсюда вижу, какъ она распоряжается своими личными средствами!-- воскликнула Мари-Бланшъ, заливаясь смѣхомъ и откидываясь къ спинкѣ кресла, на которомъ она сидѣла.

Рожеръ опустился на колѣни и приблизилъ свое лицо къ лицу графини. Она жестомъ отстранила его.

-- Нѣтъ, поговоримъ!-- командовала она.-- Вотъ ты не хотѣлъ вѣрить, что Реневъ ухаживаетъ за женой моего брата, Катериной. Такъ я тебѣ скажу, что ухаживаетъ онъ отчаянно!... Онъ доходилъ до настоящаго бѣшенства на вечерѣ у папа отъ того, что она должна была занимать принца. На слѣдующій день ему необходимо было уѣхать во Флоренцію недѣли на двѣ, но онъ былъ такъ возмущенъ этимъ, такъ жестоко разозленъ, что... не поѣхалъ!

-- Го-го!

-- Нѣтъ, нѣтъ... Въ данномъ случаѣ я головой поручусь за то, что ничего нѣтъ.

-- Это почему?

-- Сама не знаю... не умѣю объяснить... но я глубоко убѣждена въ этомъ. Дѣло чутья!... Совсѣмъ другое дѣло...-- и пошла переборка по косточкамъ друзей, пріятельницъ, знакомыхъ, до горничной графини включительно.

-- А, да, между прочимъ,-- сказалъ вдругъ Рожеръ,-- я не сообщилъ тебѣ, что меня хотятъ женить!...

Мари-Бланшъ подумала, что онъ шутитъ.

-- Ты что это, посмѣяться вздумалъ?-- проговорила она слегка обиженнымъ голосомъ.

-- Нисколько. Повидимому, дѣло принимаетъ очень серьезный оборотъ.

-- Какъ? Все у васъ тамъ налаживалось, а ты это скрывалъ отъ меня!... И у тебя хватаетъ безстыдства говорить мнѣ это въ лицо!...

Рожеръ, порядочно смущенный, пытался оправиться, принимая тонъ задушевной откровенности.

-- А, вздоръ какой!-- шепталъ онъ.-- Ты же очень хорошо знаешь, что къ тебѣ первой я обратился бы за совѣтомъ, какъ только оказалось бы, что это не пустая болтовня... Все это оборудовала моя мать и только сегодня утромъ объявила мнѣ, что все устраивается по ея желанію и даже зашло уже далеко...

Мари-Бланшъ молчала, раздосадованная, обозленная грубостью пріема больше, чѣмъ самымъ фактомъ, смутно представлявшимся ей тоже очень непріятнымъ.

-- Хочешь, чтобъ я сказалъ, о комъ идетъ рѣчь?

Графиня отвѣтила движеніемъ, которое обозначало, что ей это рѣшительно все равно, но что говорить она ему не мѣшаетъ.

Рожеръ назвалъ мадемуазель де-Латерранку.

-- Латерранку-Гроэмъ?-- спросила Мари-Бланшъ, широко раскрывая глаза.

-- Нѣтъ, Латерранку-Воклюзъ.

-- Меньшая дочь герцогини, стало-быть?

-- Она самая.

Мари-Бланшъ была ошеломлена необычайною важностью для него такой партіи. Графинѣ достаточно извѣстны были свѣтскіе обычаи для того, чтобы сразу понять, насколько такое дѣло, какъ вступленіе въ родство съ герцогомъ Латерранку, не подлежитъ обсужденію, принимается безъ разговоровъ, при случаѣ, не видавши въ глаза невѣсту, какъ иногда устраиваются политическіе браки... Она потребовала тотчасъ же разсказа во всѣхъ подробностяхъ, какъ велось дѣло, желая убѣдиться въ томъ, что оно уже не можетъ разстроиться... Вмѣстѣ съ тѣмъ, она сознавала, что не рискуетъ испытать ни малѣйшаго униженія въ глазахъ людей своего круга, такъ какъ слово "брошенная" въ немъ уже не существовало для случаевъ подобнаго рода, передъ которыми всякому оставалось только преклониться, и когда считалось даже большимъ шикомъ такъ же поступить тому, кому приходилось сдѣлать это въ частности и завѣдомо для всѣхъ... Мари-Бланшъ прониклась волненіемъ и съ особенною нѣжностью проговорила:

-- А все же два съ половиной года мы съ тобой!...

Она едва ли не искренно отказалась бы допустить, что разнообразила это время "маленькими флиртами", не совсѣмъ безгрѣшными, но скромными и незамѣтными, какъ фіалки. Рожеръ поцѣловалъ ее. Она уже не сопротивлялась, растроганная воспоминаніями и совершенно ослабѣвшая отъ возникшей въ ея головѣ сумятицы. Она уже видѣла въ общихъ чертахъ выпадавшую на ея долю трудную роль, тонкую и отвѣтственную, первоклассную роль, для которой туалеты довольно отчетливо рисовались въ ея воображеніи и по милости которой она вдругъ становилась на одну свѣтскую сцену съ Латерранку-Боклюзами...

...Рожеръ спохватился, какъ бы подчиняясь инстинкту, и взглянулъ на часы. Ему уже давно слѣдовало быть на службѣ.

-- До вечера!-- говорила Мари-Бланшъ, пока онъ съ нею торопливо прощался.-- Ты не забылъ, надѣюсь, что обѣдаешь у насъ сегодня?

-- А потомъ что дѣлаемъ?

-- Видно будетъ. Толстый Себре взялся привезти ложу для шестерыхъ.

Оставшись одна, Мари-Бланшъ попыталась на минуту задуматься, чтобы разобраться въ путаницѣ своихъ чувствъ, насколько это было для нея возможно.

Какъ ближайшее будущее, удовлетворяющее ея жизненные запросы, какъ первая перспектива, влекущая ее къ себѣ, ей представилось то, что вечеромъ они будутъ въ театрѣ Варьете, или Пале-Ройяля, или Буффъ. Во всякомъ случаѣ, княгиня Нажаръ тамъ не будетъ, такъ какъ она приглашена на большой обѣдъ въ посольствѣ ея отечества. Въ качествѣ женщины, старая виконтеса д'Аринжье въ счетъ не идетъ, хотя Мари-Бланшъ никогда не пропускаетъ случая заявить, что ей она тоже не довѣрила бы свою собаку. Изъ этого для молодой женщины явствовало, что она будетъ царить между четырьмя мужчинами, изъ которыхъ одинъ былъ, правда, ея мужемъ. А затѣмъ, можно ли было относиться къ Ліонелю де-Форманъ какъ къ мужчинѣ?... Совсѣмъ юный, чуть не ребенокъ, хотя очень хорошенькій, онъ не смѣлъ даже говорить съ женщинами. Изъ желанія быть ближе къ Мари-Бланшъ,-- онъ влюбленъ въ нее, она убѣждена въ этомъ,-- Ліонель будетъ занимать разговорами Громмелена, бѣдный мальчикъ! Остается для виднаго мѣста слишкомъ предпріимчивый Себре, серьезное достоинство котораго въ томъ, что онъ необыкновенно смѣшитъ женщинъ, а онѣ за то не сердятся на его смѣлыя выходки. Наконецъ, въ довершеніе всего, у Мари-Бланшъ будетъ рядомъ съ нею, на виду всей публики, Рожеръ Д'Іанси, ея Рожеръ, которому предстоитъ завтра сдѣлаться героемъ изящнѣйшихъ перипетій будущей великолѣпной женитьбы. И молодая женщина сіяла отъ тщеславія, оправляя передъ зеркаломъ свою прическу.

Эта необычайная парижская новость, захватившая всѣ помыслы графини де-Громмеленъ, подѣйствовала на нее благотворно и на нѣкоторое время замѣнила собой впрыскиваніе морфина. Мари-Бланшъ волновалась отъ нетерпѣливаго желанія испытать на комъ-нибудь эффектъ секрета, по милости котораго сама она такъ хорошо себя чувствовала. Къ тому же ей надо было занять чѣмъ-нибудь время, остававшееся до обѣда.

Она попудрила лицо, надѣла вуалетку, вышла изъ дому, снова взяла фіакръ и отправилась къ своей невѣсткѣ Катеринѣ. Она жила въ улицѣ Вано, въ старинномъ отелѣ Вальдреновъ, купленномъ барономъ Сафромъ для своего сына Артура въ то время, какъ ему же отдавали въ жены дѣвушку, выросшую въ этомъ домѣ.

Графиня де-Громмеленъ была увѣрена въ неизмѣнно любезномъ пріемѣ со стороны жены брата. Между двумя молодыми женщинами никогда не существовало настоящей интимной короткости. Но полнѣйшее различіе характеровъ обѣихъ устраняло всякую возможность столкновеній между ними.

-- Я заѣхала узнать,-- сказала Мари-Бланшъ,-- не расположены ли вы прокатиться со мной къ портнихамъ.

То была отличнѣйшая почва для взаимно-милыхъ отношеній обѣихъ молодыхъ женщинъ. Катерина беззаботно относилась къ нарядамъ, что свойственно нѣкоторымъ женщинамъ, сознающимъ свою неоспоримую красоту, но любила иногда встряхнуться подъ чужимъ вліяніемъ, способнымъ увлечь и ее. А Мари-Бланшъ была въ такихъ экскурсіяхъ отличной спутницей, живой и забавной своею опытностью въ кокетствѣ и виртуозностью по части туалетовъ.

Въ то время, какъ Катерина одѣвалась и запрягали лошадей, Мари-Бланшъ не выдержала и, послѣ нѣкоторыхъ предисловій, подъ секретомъ сообщила о событіи, подготовляющемся въ большомъ свѣтѣ.

-- Да неужели?-- воскликнула Катерина, не сдерживая выраженія наивнаго удивленія передъ тѣмъ, что лицо графини, объявляющей объ этомъ бракѣ, не имѣетъ похороннаго вида.

Мари-Бланшъ и бровью не повела. Никакой надобности не было ей выяснять характеръ своихъ отношеній къ Рожеру, ни становиться въ смѣшное, разумѣется, положеніе, пускаясь въ ни на что ненужныя увѣренія объ ихъ полной невинности. Въ сущности, ей очень нравилось представляться загадочною и умѣющею держать себя безукоризненно въ такомъ туманно-деликатномъ и важномъ дѣлѣ, въ которомъ она,-- по ея убѣжденію,-- занимаетъ столь лестное для нея мѣсто.

-- Я душевно рада,-- продолжала она,-- такой удачѣ Рожера, такъ какъ онъ добрый, очень дорогой мнѣ другъ.

Катерина возражала, что для поручика Рожера Д'Іанси слишкомъ уже большой шагъ попасть, ни съ того, ни съ сего, въ семью де-Латерранку. Мари-Бланшъ вступилась за него, прижимая руку къ сердцу:

-- Я всегда знала Рожера за человѣка самаго возвышеннаго образа мыслей... Онъ не способенъ былъ жениться иначе, какъ на дѣвушкѣ, у которой все есть: громкое имя, высокое положеніе, огромное состояніе!

Во все время путешествія молодыхъ женщинъ по магазинамъ, графиня де-Громмеленъ не проявляла своего обычнаго и безкорыстнаго усердія, съ которымъ она прежде всего и почти исключительно хлопотала о нарядахъ Катерины. На этотъ разъ Мари-Бланшъ думала только о своемъ дѣлѣ, присматривалась къ такимъ туалетамъ, наиболѣе подходящимъ къ ея положенію, въ которыхъ она могла, соблюдая должный тактъ, блистать на свадьбѣ своего любовника...

Въ одинъ изъ переѣздовъ изъ магазина въ магазинъ она вдругъ вспомнила о мужѣ.

-- Скажите, мой братъ влюбленъ въ васъ попрежнему?-- обратилась она къ своей спутницѣ.

-- Не знаю...-- отвѣтила Катерина, смѣясь.-- Онъ не считаетъ нужнымъ повторять мнѣ это каждый день... Почему вы задали мнѣ такой вопросъ?

-- Потому, что мой мужъ... А! я имѣю достаточно поводовъ для того, чтобъ оскорбляться его отношеніемъ ко мнѣ. Въ сущности, я только смѣюсь надъ этимъ, а человѣкъ онъ, все-таки, грубый!...

Она смолкла, раздумывая, въ виду возможныхъ случайностей, объ испытанномъ ею въ это самое утро неудобствѣ такого положенія, которое лишаетъ ее возможности прибѣгать къ супружескимъ нашептываніямъ, при помощи которыхъ можно вывернуться, при нѣкоторыхъ затруднительныхъ обстоятельствахъ.

-- Прямо скажу,-- продолжала она,-- вы очень обязали бы меня, еслибы, какъ-нибудь половчѣе, поставили ему это на видъ. Я предоставляю вамъ полное право дать ему понять, что вамъ доподлинно извѣстно его обращеніе со мной, отнюдь неспособное укрѣпить мое уваженіе къ его правамъ. Вы будете добры, возьметесь исполнить мою просьбу?

Катерина Сафръ продолжала смѣяться, но уже съ видомъ маленькаго недовольства.

-- Обѣщаете?-- настаивала Мари-Бланшъ.

-- Пожалуй, обѣщаю...

Карета остановилась передъ магазиномъ. Ливрейный лакей отворилъ дверцу, и молодыя женщины вошли еще въ одинъ безплатный музей модъ, которымъ онѣ рѣшили закончить свои дневные визиты портнихамъ...

III.
Оливье Бреганъ.

Тарсюль вошелъ въ ложу Брегановъ до ихъ пріѣзда въ оперу. Въ ожиданіи ихъ появленія онъ равнодушно усѣлся, откладывая осмотръ залы до того времени, когда будетъ на что и на кого посмотрѣть. Выпятивши губы, онъ дышалъ на свой монокль, протиралъ его платкомъ, дѣйствуя обѣими руками и разсѣянно слушая начальную партію перваго акта.

Дверь ложи отворилась, и въ ней появилась голова княгини Нажаръ, взглядъ которой чернымъ блескомъ сверкалъ изъ-подъ осыпаннаго брилліантами шлема рыжихъ волосъ.

-- А!-- проговорила она,-- вы здѣсь за хозяина?...

Тарсюль поспѣшилъ снять съ нея огромныхъ размѣровъ и необычайно расшитый плащъ, напоминавшій безобразную ювелирную коробку, изъ которой вдругъ появилась чудная вещица -- очаровательная женщина. И появленіе было такъ внезапно, что отъ него, вмѣстѣ съ ароматомъ духовъ, повѣяло чѣмъ-то непристойнымъ. Хотя Тарсюль видалъ уже виды по этой части, но и онъ не сдержался, и у него вырвалось замѣчаніе, когда онъ взглянулъ на эту стройную, нарядную, отчаянно декольтированную фигурку:

-- Го-го!... Вы собрались, должно быть, весь міръ покорить?

-- О! вы человѣкъ, котораго общество считаетъ такимъ умнымъ, сдѣлайте же мнѣ честь не говорить глупостей!-- отвѣтила она, осматривая себя въ зеркало ложи и перебирая пальцами тройной рядъ жемчуга на своей шеѣ.

-- Нѣтъ, успокойтесь, надоѣдать не буду. Я очень точно знаю себѣ цѣну, на которую могу разсчитывать въ вашихъ глазахъ.

-- Это какъ надо понимать?-- спросила она, садясь на маленькій диванчикъ въ глубинѣ ложи.

Надъ нею было зеркало, въ которое смотрѣлъ на себя Тарсюль, разговаривая съ нею. Въ такомъ положеніи, имѣя передъ глазами отраженіе собственной особы, онъ былъ увѣренъ въ томъ, что его обширныя способности не измѣнятъ ему. Долгій опытъ привелъ этого наблюдательнаго человѣка къ заключенію, что вызвать одобреніе тому, что вы говорите, и смѣхъ надъ тѣмъ, надъ чѣмъ вы смѣетесь, всего удобнѣе тогда, когда имѣешь передъ глазами выраженіе своего лица.

-- Я такой человѣкъ,-- началъ онъ объяснять,-- котораго, въ принципѣ, вы не пожелали бы имѣть даже дядюшкой, такъ какъ и на эту должность я не гожусь, не имѣя возможности оставить наслѣдство. Но еслибы, послѣ усерднѣйшаго ухаживанія, я на колѣнахъ сталъ умолять васъ почувствовать, хоть капельку, что вы можете быть... моею племянницей, быть можетъ, вы соблаговолили бы оказать мнѣ эту высшую милость, когда представится къ тому подходящій случай... такой, напримѣръ, какъ сегодня, при выходѣ изъ театра, вы могли бы опереться на мою руку, чтобы спуститься съ парадной лѣстницы и дойти до вашей кареты. Фигура у меня довольно видная, особенно на ступенькахъ, цвѣтокъ въ петлицѣ стараго шалуна доказываетъ мою заботу о своей внѣшности. Множество людей, очень хорошихъ, говорятъ мнѣ мимоходомъ: "Bonjour, Tarsul!" а я достаточно близорукъ для того, чтобы видѣть только тѣхъ, съ кѣмъ можетъ обмѣняться поклономъ кавалеръ, ведущій подъ руку даму, дорожащую извѣстными приличіями...

Говоря такимъ шутливымъ тономъ, Тарсюль крутилъ свои короткіе заостренные усы, которые, при малѣйшемъ хмуромъ движеніи верхней губы, принимали угрожающій видъ клыковъ. Онъ поглаживалъ себя также по узенькому ряду волосъ сѣро-желѣзнаго цвѣта, окаймлявшихъ совершенно голую голову...

-- Вотъ все, чего вы, по моему убѣжденію, способны меня удостоить,-- продолжалъ онъ.-- Смѣю надѣяться, что вы не сочтете это за фатовство съ моей стороны?

-- Конечно, нѣтъ,-- согласилась княгиня,-- и еслибъ когда-нибудь я поддалась слабости завести себѣ дядюшку, то обѣщаю вамъ, что дядюшкой будете вы... Скажите, однако, мосьё и мадамъ Бреганъ, повидимому, не знаютъ, что вѣжливость обязываетъ пріѣзжать во время.

-- Что же тутъ подѣлаешь? Они живутъ не зная ни времени, ни часовъ, какъ и подобаетъ нѣжнымъ голубкамъ...

Княгиня сдѣлала гримасу, выражающую отвращеніе, и тихо проговорила:

-- Можно ли быть голубкомъ съ такою слонообразною женой?

-- Но-о! Оливье не изъ привередливыхъ. Онъ принадлежитъ къ наихудшему виду выскочекъ, къ тому, который не отесанъ трудомъ, не отполированъ борьбой, не утонченъ временемъ. Подумайте только, что долженъ представлять собою молодецъ, который, не имѣя оправданія ни въ родовитости, ни въ личныхъ достоинствахъ, ни въ любви, безстыднымъ образомъ женится на физически-уродливой персонѣ, которой съ своей стороны приноситъ только ботинки, требующія подметокъ, и бѣлье, нуждающееся въ починкѣ!... Положимъ, я никогда не находилъ ничего худого въ томъ, что царевны выходятъ замужъ за пастушковъ. Необходимо, однако, чтобы царевна была достаточно мила, дабы можно было съ нѣкоторымъ правдоподобіемъ допустить возможность для нея идилліи съ очаровательнымъ и умнымъ пастушкомъ. А здѣсь ни о чемъ подобномъ нѣтъ и помина... Но все-таки толстѣйшее чудовище Жюльена, по всей справедливости, имѣетъ право требовать отъ мужа здоровья и вѣрности супружескимъ обязанностямъ, за что она ему заплатила довольно дорого.

Княгиня спросила небрежно:

-- Правда ли, что господинъ Бреганъ имѣетъ уже очень большое состояніе? Вѣдь, его жена не получила еще наслѣдства...

-- Простите, я говорю не о каскадѣ милліоновъ, который попадетъ имъ когда-нибудь въ руки. Ихъ будущаго я не учитываю. Да это и невозможно, когда будущее зависитъ отъ барона Сафра, который забрался въ такой потокъ дѣлъ, гдѣ недостаточно уже быть сильнымъ пловцомъ, а надо еще имѣть увѣренность въ томъ, что никогда не сдѣлается судороги, что не налетитъ шквалъ... Что же касается настоящаго времени, то состояніе Брегановъ, какъ Громмеленовъ и Артура Сафра, можетъ быть названо очень крупнымъ.

-- На сколько однако?

-- О! Тутъ уже пришлось бы дѣлать цѣлое вычисленіе!...

-- Не можете ли опредѣлить, хотя бы приблизительно?

Княгиня сдѣлала вдругъ такой видъ, будто слушаетъ доносящееся со сцены пѣніе съ большимъ вниманіемъ и съ восхищеніемъ, весьма противоположнымъ практическому характеру ея послѣднихъ вопросовъ. Тарсюль, про себя, замѣтилъ это и, подчиняясь желанію своей собесѣдницы, принялся высчитывать по пальцамъ:

-- Два милліона приданаго наличными деньгами... Отель на Куръ-ла-Ренъ... Пожизненное пользованіе имѣніемъ въ Озерпи, дающимъ сотню тысячъ франковъ дохода... Подарки, на которые баронъ Сафръ бываетъ иногда щедръ въ моменты прилива великодушія... Какъ видите, мы дошли до такого положенія, когда можно считать обезпеченнымъ доходъ въ двѣсти тысячъ франковъ, по меньшей мѣрѣ...

-- И мадамъ Бреганъ желаетъ быть любима мужемъ на всю эту сумму?

-- Несомнѣнно... Когда явятся супруги, понаблюдайте за ея обращеніемъ съ мужемъ, посмотрите на ея круглые глаза, неизмѣнно устремленные на Оливье...

-- Она должна быть страшно ревнива?-- спросила княгиня съ недоброжелательною усмѣшкой.

-- Представься къ тому случай, отъ нея, конечно, нельзя ждать пощады. Вотъ эта-то перспектива и сдерживаетъ Оливье, когда временами на него находитъ очень замѣтное искушеніе полакомиться болѣе вкуснымъ блюдомъ, чѣмъ его домашній потафё. Его, видимо, обуреваютъ завоевательные инстинкты красиваго малаго, когда есть по близости хорошенькія женщины и когда его супруга не присматриваетъ за нимъ, но какъ только онъ смѣтитъ, что на него устремляются взоры жены,-- прощайте,-- онъ покидаетъ среди комнаты самую очаровательную женщину и съ виноватымъ видомъ бросается прочь, подальше отъ той, по чьей милости онъ могъ бы рисковать быть грубо выгнаннымъ на мостовую безъ всякаго багажа, кромѣ тощаго ручного мѣшка, съ которымъ онъ попалъ въ мужья...

Въ эту минуту дверь ложи отворилась для Брегановъ. Онъ вошелъ, безукоризненно изящный, во фракѣ англійскаго покроя, сшитомъ первымъ портнымъ Лондона. На корректной дистанціи улыбка прорѣзала его церемонное лицо, на которомъ широкая, свѣтлая борода прикрывала грубую рѣзкость подбородка.

-- Мы очень запоздали,-- поспѣшила сказать Жюльена.-- Это моя вина! Въ самую послѣднюю минуту я все-таки была вынуждена заняться моими бѣдняками, необходимо было написать добрѣйшей адмиральшѣ и послать маленькое сообщеніе въ пріютъ, который мадамъ де-Сентъ-Андошъ имѣла любезность поручить моему попеченію. Надо же отъ времени до времени посвящать себя заботамъ о несчастныхъ... Прошу васъ, княгиня, не сидите же тамъ, начался второй актъ, идите взглянуть, это моментъ, когда зала должна быть полна...

Мадамъ Бреганъ въ пышномъ красномъ платьѣ, съ краснымъ перомъ на черномъ шиньонѣ, съ багровымъ цвѣтомъ лица, усѣлась съ самоувѣреннымъ спокойствіемъ рядомъ съ княгиней на переднихъ стульяхъ ложи.

Оливье помѣстился позади дамъ и шепнулъ Тарсюлю:

-- Люсьеръ пріѣдетъ, быть можетъ, я послалъ ему записку сегодня.

Тарсюль сдѣлалъ движеніе головой, далеко не выражавшее одобренія. Онъ ясно понималъ, что Оливье опять слишкомъ поторопился, увлеченный бѣшенымъ стремленіемъ занять видное положеніе въ свѣтѣ. Но что же подѣлаешь съ людьми, хронически не умѣющими различать оттѣнки? Тарсюль счелъ безполезнымъ разъяснять своему ученику, что онъ еще не добрался до возможности приглашать такихъ людей, какъ Люсьеръ, на что-либо, кромѣ завтрака, и куда-либо, кромѣ деревни.

Тарсюль занялся обзоромъ залы и остановилъ свой бинокль на ложѣ аванъ-сцены, которую занималъ баронъ Сафръ съ женой, сыномъ, снохой и супругами д'Эксирёйль. Баронесса укрывалась отъ яркости свѣта въ полусумракѣ арьеръ-ложи, гдѣ едва видно было очертаніе ея блѣднаго лица. Жакъ д'Эксирёйль на второмъ планѣ, часто наклонялся къ барону, дѣлалъ ему, повидимому, какія-то короткія замѣчанія, но тотъ отвѣчалъ разсѣянно только знаками согласія. Такой зоркій наблюдатель, какъ Тарсюль, отлично замѣтилъ въ поведеніи д'Эксирёйля больше торопливости и лихорадочной угодливости, чѣмъ то полагается между равными людьми одного круга. Ясно было, что Эксирёйль держитъ себя неувѣренно, волнуется въ обязательномъ разговорѣ, сидитъ,-- такъ сказать,-- на кончикѣ стула. Что же касается Жизели д'Эксирёйль, то она, неподвижно, смотрѣла прямо впередъ неопредѣленнымъ взглядомъ. На ея хорошенькомъ лицѣ застыло выраженіе усталости, напоминающее видъ человѣка, страдающаго безсонницей. Темныя полосы окружали ея большіе голубые глаза. А по серединѣ бѣлаго, гордо закрытаго, лифа кровавымъ пятномъ выдавались пурпуровыя розы, казавшіяся таинственнымъ символомъ "зарѣзанной голубки". Тарсюль всматривался въ Жизель съ упорствомъ развращеннаго человѣка, доискивающагося по внѣшности женщины той тайны, въ сокрытіи которой она заподозрѣна.

"Было или будетъ?... That is the question!" -- подумалъ онъ, не рѣшаясь идти далѣе въ своихъ заключеніяхъ. Переходя къ Катеринѣ Сафръ, онъ нашелъ ее, какъ всегда, невозмутимо спокойною во всемъ блескѣ ея великолѣпной красоты. Два раза онъ видѣлъ ея взглядъ направленнымъ въ одну и ту же сторону, но опредѣлить не умѣлъ, случайно она туда смотрѣла или украдкой, такъ какъ быстро опущенныя рѣсницы придавали еще больше гордости неподвижнымъ чертамъ лица. Обращая, на всякій случай, свой бинокль по тому же направленію, Тарсюль увидалъ маркиза де-Реневъ, стоявшаго позади всѣхъ въ ложѣ герцогини де-Латерранку.

Въ эту минуту опустили занавѣсъ, по окончаніи втораго акта, и подъ шумъ апплодисментовъ Тарсюль пробормоталъ:

-- Ага! Сегодня намъ показываютъ только-что помолвленныхъ.

На самомъ дѣлѣ, Рожеръ Д'Іанси являлся теперь въ отправленіи своей должности объявленнаго жениха мадемуазель де-Латерранку, производившей довольно плачевный эффектъ своими обнаженными руками, худыми и смуглыми, своею ничтожною и ярко-розовою мордочкой ободранной кошки.

Жульена Бреганъ тоже съ минуту всматривалась въ молодого офицера и за тѣмъ наивно высказала свою затаенную мысль, причемъ никто изъ присутствующихъ и бровью не повелъ.

-- Я предлагала,-- объявила Жюльена,-- моей сестрѣ де-Громмеленъ ѣхать со нами, но она простудилась немного, примѣривая подъ-рядъ три платья...

А Оливье обратился къ Тарсюлю:

-- А, вы уходите?... Мнѣ надо было кое-что сказать вамъ... Нѣтъ, нѣтъ, идите! Мы успѣемъ поговорить серьезно, когда вы вернетесь.

Тарсюль пустился въ путь разносить свои поклоны въ опредѣленной, систематической послѣдовательности по не большому числу ложъ, гдѣ его появленіе служило ручательствомъ въ томъ, что во всѣхъ другихъ мѣстахъ его престижъ останется на желательной ему высотѣ. Онъ началъ съ ложи Жигоровъ, въ разсчетѣ на неизмѣнный обычай, благодаря которому всякій посѣтитель, имѣющій доступъ въ ихъ домъ, могъ быть увѣренъ въ безукоризненной вѣжливости хозяевъ, съ которою они, по принципу, относились даже къ своимъ поставщикамъ. Но Тарсюль изловчился все-таки пофигурировать съ секунду на первомъ планѣ съ самимъ герцогомъ. Большого и не требовалось, такъ какъ онъ и забрался то въ столь высокое мѣсто за тѣмъ, чтобы заручиться, такъ сказать, кредитомъ для дальнѣйшихъ странствованій. Оттуда онъ уже съ достаточнымъ правомъ направился къ Маренго, гдѣ молодая княгиня приняла его очень любезно, торопясь высказать что-то пріятное для герцогини де-Жигоръ, которую, при случаѣ, желательно было бы объ этомъ освѣдомить. По правиламъ свѣтской корректности и по политическимъ соображеніямъ, князь и княгиня вынуждены были держаться далеко отъ герцога и герцогини, но старались поддерживать съ ними сношенія посредствомъ "чрезвычайныхъ" говоруновъ и "полномочныхъ" льстецовъ для переговоровъ о признаніи за ними княжескаго достоинства. Къ баронессѣ Гаппарсгеймъ Тарсюль вошелъ уже, неся въ правой рукѣ все неоцѣнимое, что въ нее вложилъ рядъ аристократическихъ рукопожатій. По милости, такимъ образомъ, предъявленныхъ на показъ высокихъ знакомствъ, онъ являлся какъ бы осѣненнымъ ореоломъ въ глазахъ того общества, гдѣ тщеславіе каждаго любитъ смотрѣть на то, что стоитъ повыше. Наконецъ, когда онъ спустился до ложи аванъ-сцены Сафра, авторитетъ Тарсюля налегъ тамъ всею тяжестью, которая сложилась изъ соединеннаго вѣса трехъ верхнихъ ложъ первѣйшаго разбора, гдѣ побывалъ только что вошедшій посѣтитель. Въ силу этого, оцѣнка Тарсюлемъ достоинствъ шедшей въ этотъ вечеръ оперы была признана неподлежащею сомнѣнію Артуромъ Сафромъ, самимъ Сафромъ и Жакомъ д'Эксирёйль, только о томъ и думавшемъ, чтобы не разойтись во мнѣніяхъ съ могущественнымъ барономъ. Баронесса Сафръ, съ своей стороны, молча и безучастно, выразила свое одобреніе, на искренность котораго Тарсюль, впрочемъ, никогда не могъ положиться. Только Катерина и Жизель отвѣтили на его поклонъ ничего не выражающими улыбками на безстрастныхъ лицахъ: первая изъ нихъ отдавалась, съ обычнымъ презрѣніемъ къ окружающему, своей всегдашней мечтательности; вторая была погружена въ мрачныя думы, отраженіе которыхъ, вмѣстѣ съ тѣнями длинныхъ рѣсницъ, лежало на ея тонкихъ чертахъ.

Когда Тарсюль вернулся въ ложу Брегановъ, то былъ удивленъ и даже немного раздосадованъ тѣмъ, что не оправдалось его предсказаніе, такъ какъ въ ложѣ оказался маленькій виконтъ де-Люсьеръ. Правда, виконтъ зашелъ лишь извиниться въ томъ, что не можетъ остаться, но, какъ бы ни было, а у Брегановъ онъ быль. Ради чего?... Ужъ, конечно, не ради Жюльены и не ради Оливье!... Съ одного взгляда Тарсюль убѣдился въ томъ, что сдѣлано это и не ради княгини Нажаръ, такъ какъ милый маленькій Люсьеръ былъ, повидимому, все еще очень счастливъ своею связью съ мадамъ де-Люзюръ, которою и всѣ были довольны. Въ чемъ же штука? Зачѣмъ онъ явился?... Вѣдь, такой поступокъ Люсьера былъ равносиленъ цѣлой сплетнѣ на его счетъ. Выходило такъ, какъ еслибы сказали Тарсюлю: "Знаете, маленькій Люсьеръ, котораго вы считали совершенно довольнымъ своимъ положеніемъ, запутался въ денежныхъ дѣлахъ. Какъ? До этого добираться не стоитъ, и для васъ довольно того, что вы знаете".. Тарсюль настолько убѣжденъ былъ въ вѣрности этого непредвидѣннаго событія, что не отказался бы подъ присягою свидѣтельствовать о немъ передъ судомъ человѣческимъ и на судилищѣ Божіемъ. "А въ доказательство,-- добавилъ бы онъ,-- могу представить то, что въ такой-то день и часъ Люсьеръ потрудился пріѣхать въ оперу, и былъ въ ложѣ г. и г-жи Бреганъ"

Вслѣдъ затѣмъ, Оливье увелъ Тарсюля въ маленькій салонъ въ глубину ложи.

-- Дорогой мой,-- заговорилъ Оливье тихо,-- мнѣ необходимо знать ваше вполнѣ откровенное мнѣніе. Какъ вы полагаете, наступилъ или нѣтъ для меня моментъ баллотироваться въ Rallye-Club!

Тарсюль даже отшатнулся.

-- Какъ?... Теперь-то? Въ нынѣшнемъ же году!... Ловко! Вы бы ужъ валили прямо въ Steeple-Club... или въ одинъ изъ клубовъ улицы Согласія... ну, хоть въ Turf!...

-- Вы, стало быть, считаете это совершенно невозможнымъ?

-- Слишкомъ рано, другъ мой... Нельзя такъ рано!... Не ближе, какъ черезъ годъ или два, вы можете разсчитывать на какіе-нибудь шансы. Да и то вамъ придется за это время пережить жестокія хлопоты.

Оливье, немного сконфуженный, возразилъ:

-- Я ужъ и такъ, кажется, довольно похлопоталъ. По вашему совѣту, я добился принятія въ Cricket, въ Horse and Dog, въ Little-Bar,-- словомъ, всюду, куда попасть легче, чѣмъ въ Rallye-Club, и гдѣ, все-таки, сходишься съ нѣкоторыми изъ его членовъ... И тамъ-то, именно, не одинъ, а десять человѣкъ предлагали рекомендовать меня...

-- Залѣзете вы въ такое болото!...

-- Какимъ это образомъ?

-- Э-э! Трудно это объяснить!... Позвольте мнѣ въ данномъ случаѣ оперировать съ грубостью хирурга. Слушайте и не кричите, я вамъ добра желаю. Вамъ удалось заполучить большое состояніе, и вы, разумѣется, очень довольны тѣмъ, что каждый день, въ видѣ толстаго бумажника, роскоши и всѣхъ благъ земныхъ, держите въ рукахъ фактическій результатъ того, что вы сдѣлали. Большинство тѣхъ, кому судьба не дала такого счастья, утѣшаютъ себя тѣмъ, что смѣются надъ вами и что они, сплотившись противъ васъ, составляютъ группу людей, которые не сдѣлали того же, что вы, или не пожелали сдѣлать. Но въ этомъ для нихъ утѣшеніе, такъ сказать, отрицательнаго характера, свойства платоническаго. А настоящее удовольствіе, истинное наслажденіе они получатъ въ тотъ день, когда вы обратитесь къ нимъ и дадите имъ матеріальную возможность показать, какъ ихъ руки чисты отъ дѣяній, совершенно тождественныхъ съ вашими. И они заставятъ васъ поплатиться за вашъ успѣхъ въ жизни, и себя потѣшатъ отказомъ принять васъ въ свою компанію.

Оливье обладалъ достаточно покладистымъ терпѣніемъ, выработаннымъ старинною привычкой покорно сносить все отъ канцелярскаго начальства, а потому и разъясненія Тарсюля выслушалъ, нисколько не возмущаясь. Тѣмъ не менѣе, начиная уже зазнаваться отъ успѣховъ въ обществѣ и, быть можетъ, въ виду присутствія въ его ложѣ такихъ людей, какъ княгиня Нажаръ и виконтъ де Люсьеръ, разговаривавшій въ эту минуту съ его женой, Бреганъ рискнулъ сдѣлать такое возраженіе:

-- Вы-то, однако, состоите членомъ Ralley Club'а?

Смыслъ, очевидно, былъ таковъ, что при имени Тарсюля такъ же точно не было частицы де, какъ у Брегана, что ни про того, ни про другого не извѣстно было, откуда они явились, и что при подобной неизвѣстности перевѣсъ всегда долженъ быть на сторонѣ богатаго.

-- Это вѣрно,-- сказалъ Тарсюль спокойно.-- Только еслибъ я теперь явился, то меня прокатили бы на чернякахъ еще чище, чѣмъ васъ, такъ какъ мнѣ уже совсѣмъ нечѣмъ прикрасить свою особу. Вы забыли, что я членъ-основатель!... А это почти единственное средство для людей моего сорта попасть въ кружокъ избранныхъ. Мы должны пользоваться началомъ дѣла, если хватаетъ умѣнья пристроиться къ первой группѣ, въ которую вступаютъ безъ баллотировки, а очень просто, отворивши только дверь какой-нибудь первостатейной кокотки или какого-нибудь кабинета ночного ресторана, гдѣ собралась блестящая компанія.

Передъ скромностью собесѣдника Оливье притихъ и продолжалъ уже нѣсколько заискивающимъ тономъ:

-- Вы же обнадеживали меня, когда взялись купить годовиковъ завода де-Фонседрека. Вы завѣряли тогда, что избраніе мое окажется на три четверти обезпеченнымъ, въ особенности если я не постою за цѣной... Развѣ я скаредничалъ? Поступилъ я, кажется; съ отличнымъ шикомъ: безъ торга заставилъ все заплатить тестя... А теперь, послѣ такихъ-то затратъ, вы говорите, что мое дѣло не подвинулось ни на шагъ!

-- Да нѣтъ же... очень подвинулось! И все это превосходно! Только вы не кончили еще сѣять, а хотите пожинать!

Оливье продолжалъ перечислять свои права на званіе клубмена высшаго сорта:

-- Моя жена принимаетъ участіе во всѣхъ дѣлахъ благотворительности, а во всякомъ случаѣ во всѣхъ пожертвованіяхъ, да и отъ личнаго участія никогда не отказывается... Она постоянно возится съ адмиральшей де-Рикъ, съ мадемуазель де-Сентъ-Гюдуль...

-- Браво! восхитительно! Были вы ничѣмъ, никакого значенія не имѣли. Теперь у васъ есть положеніе въ свѣтѣ, вы на пути къ вступленію въ высшее общество... Даже въ Ralley Club'ѣ я уже слышалъ, какъ говорили о васъ...

-- А?... И вы мнѣ не сказали объ этомъ!...

-- Тамъ держали пари о томъ, что вамъ никогда не бывать въ немъ. Ваша кандидатура представлялась большинству абсолютно невозможною. И это превосходно! Это огромный шагъ впередъ. Въ прошломъ году никто бы имени вашего тамъ не произнесъ, а еслибъ это случилось, то никто не подумалъ бы пускаться въ споры изъ-за такого повода.

-- А псовая охота, изъ-за которой мнѣ придется претерпѣть столько мученій, развѣ она ничего не прибавитъ къ правамъ, на которыя я могу опереться? Когда вы убѣждали меня заставить моего тестя пріобрѣсти имѣніе въ Озерпи, вы говорили, что огромное значеніе будетъ имѣть заполучить охотничьи мѣста маркиза де-Фе, съ давнихъ поръ излюбленныя high-life'омъ, только о томъ и мечтающимъ, чтобъ опять тамъ охотиться. Сами же вы толковали о возможности воспользоваться моими правами для того, чтобы воспрепятствовать охотиться всѣмъ сосѣднимъ помѣщикамъ, если они вздумаютъ дѣлать мнѣ кислыя мины... А слѣдовательно, для Наржанси, для Сентъ-Беля, для Малю лучшее средство имѣть меня на своей сторонѣ нынѣшнею осенью заключается въ томъ, чтобъ оказать мнѣ поддержку въ ихъ клубѣ и подать весной свои голоса за меня.

-- Вы не знаете этихъ господъ!-- отвѣтилъ Тарсюль.-- Вы представить себѣ не можете, съ какою энергіей, съ какимъ самоотреченіемъ способны они на нѣкоторое время отстаивать стѣны своихъ клубовъ. Кто видѣлъ, какъ они баллотировочными шарами, точно картечью, отражаютъ пытающихся туда попасть, тому ясно, что это ихъ послѣдняя цитадель!

-- Нѣтъ, послушайте, Тарсюль, вы способны довести до отчаянія, вы ужасный пессимистъ!

-- А вы -- неисправимый оптимистъ!... Вы упрямо смотрите на мелочи, которыя приближаютъ васъ къ цѣли, и закрываете глаза передъ всѣмъ крупнымъ, что препятствуетъ вамъ добраться до нея... Во-первыхъ, въ Rallye-Club'ѣ вамъ подставляетъ ножку де-Громмеленъ, слова котораго имѣютъ большое значеніе, такъ какъ онъ вашъ своякъ. Во-вторыхъ, вы наталкиваетесь на антипатіи тѣхъ, чьи предки владѣли когда-то всѣмъ и кто высчитываетъ, насколько онъ былъ бы болѣе богатъ, еслибы не загребъ такъ много въ свои руки баронъ Сафръ. И съ этой стороны полезно было бы, чтобы рекомендующіе васъ клялись всѣми богами въ томъ, что сами вы знаете настоящую цѣну своему тестю и въ очень тѣсномъ кружкѣ отзываетесь о немъ, какъ о мошенникѣ. Это можетъ кое-кого предрасположить въ вашу пользу... Наиболѣе же враждебными вамъ оказываются тѣ изъ членовъ, чье участіе въ клубѣ наименѣе можетъ быть оправдано, кто забрался туда при помощи мерзкихъ интригъ, гаденькихъ снисхожденій, всякихъ пройдошествъ. Всѣ усилія выбранныхъ такимъ образомъ направлены къ тому, чтобы слѣдомъ за ними доступъ въ клубъ былъ затрудненъ, припертъ, прекращенъ, такъ какъ они-то уже тамъ сидятъ! Они не согласятся ни за что въ мірѣ впустить кого-либо, кто находится въ такомъ же положеніи, въ какомъ они сами были и изъ котораго выбрались съ такими огромными усиліями. Они готовы иногда пріотворить дверь своего кружка только для настоящаго большого барина, чье присутствіе способно еще болѣе возвысить ихъ товарищество... А кромѣ того, вы до сихъ поръ не исполнили одной необходимой формальности. Съ первыхъ же дней я предупреждалъ васъ, что вамъ надо пріобрѣсти какой-нибудь титулъ или, по меньшей мѣрѣ, перемѣнить фамилію... Почему вы медлили сдѣлать это?

-- Признаюсь, все какъ-то духа не хватало... Боялся насмѣшекъ!...

-- Какихъ тамъ насмѣшекъ! Нынче всѣ передѣлываютъ свои имена въ той мѣрѣ, въ какой это имъ нужно. Посмѣются и перестанутъ... Очень скоро перестанутъ, такъ какъ большинство это продѣлало или предвидитъ, что принуждено будетъ продѣлать.

-- Ну, да, да... и я поступлю также... только въ будущемъ году!... Не могу же я все такъ сразу....

Въ жалобномъ тонѣ этого восклицанія сказалось удручающее утомленіе отъ жестокаго пути къ снобизму. Послѣ годовъ, въ теченіе которыхъ Оливье Бреганъ широко пользовался возможностью ничего ровно не дѣлать, стремленіе къ high-life'у сразу лишило его всякаго покоя. И онъ радъ былъ пріостановиться, хоть чуть-чуть отдышаться отъ непосильнаго труда за нѣсколько послѣднихъ мѣсяцевъ, когда ему пришлось нежданно-негаданно превращаться въ коннозаводчика и въ знатнаго охотника, въ "хоремена", въ "хунтсмена" и почти въ джентльмена.

Нѣтъ! Тарсюль былъ рѣшительно безжалостенъ!...

Въ эту минуту маленькій виконтъ де-Люсьеръ прощался съ дамами и, пятясь задомъ, удалялся изъ ложи.

-- Дѣло въ томъ еще,-- совсѣмъ уже тихо говорилъ Тарсюль,-- что мнѣ сдается, будто не хватаетъ вамъ самой простой щедрости, благодаря которой богатые люди могутъ пріобрѣтать многочисленныхъ друзей и налаживать очень важныя связи въ высшемъ обществѣ. Я подозрѣваю, что вы слишкомъ крѣпко придерживаете свой карманъ.

-- Да что вы!-- воскликнулъ Оливье.-- Вы сами были бы поражены тѣмъ количествомъ денегъ, которыя я распустилъ, еслибы я показалъ тетрадку, въ которую я вписываю все то, что у меня занимаютъ...

-- Вотъ, именно, такой-то тетрадки и не нужно!... Отъ васъ ждутъ благороднаго забвенія суммъ, данныхъ вами взаймы...

Люсьеръ, уходя, пожалъ руки обоимъ собесѣдникамъ и съ любезною улыбкой сообщилъ имъ, что третій актъ давно уже начался. Оливье, ошеломленный всѣмъ, что онъ только-что выслушалъ, разсѣянно поблагодарилъ молодого виконта. Ихъ прощаніе вышло недостаточно сердечнымъ, въ немъ какъ будто не хватало чего-то неуловимаго, что не ускользнуло отъ Тарсюля въ то время, какъ Оливье провожалъ гостя до двери.

-- Хотите знать мое мнѣніе?-- заговорилъ Тарсюль, когда Бреганъ вернулся.-- Въ случаѣ надобности, вы, разумѣется, не прочь "раскошелиться", какъ говорится. Но я не замѣчаю у васъ великаго искусства помогать стѣсненнымъ матеріально и стѣсняющимся нравственно обращаться къ чьей-либо помощи... А какъ, при нѣкоторомъ тактѣ и умѣньи одолжить человѣка, вы облегчили бы себѣ карьеру въ свѣтѣ, гдѣ не мало людей, изнывающихъ отъ нужды и рѣшительно не могущихъ дать замѣтить это! Я могу назвать вамъ дюжину людей самаго высшаго тона, неспособныхъ просить васъ объ одолженіи, неприступно гордыхъ, безгранично ненавидящихъ ваше богатство, но готовыхъ за сотню ловко предложенныхъ полуимперіаловъ становиться порою на вашу сторону, восхвалять васъ въ теченіе двадцати-четырехъ часовъ сряду, пожалуй. Милый мой, надо быть щедрымъ, надо пошвыривать ваши денежки такъ, чтобы ихъ могли подбирать вокругъ васъ... Хотите, я научу васъ еще одной фокусной штучкѣ? Заявите себя смѣлымъ и крупнымъ игрокомъ... Да, да, сдѣлайте себѣ репутацію человѣка, мечущаго отвѣтный банкъ въ такихъ клубахъ, гдѣ васъ примутъ безъ малѣйшаго затрудненія. Я знаю людей, которыхъ брали тамъ подъ руки прямо изъ-за карточнаго стола и торжественно водворяли тотчасъ же въ Rallye-Club...

Во время послѣдней части этого совѣщанія, княгиня Нажаръ нѣсколько разъ оборачивалась въ сторону говорившихъ съ выраженіемъ недовольства тѣмъ, разумѣется, что ее оставили вдвоемъ съ мадамъ Бреганъ.

-- Насъ требуютъ туда!-- замѣтилъ Оливье, дѣлая шагъ впередъ.

-- Послушайте,-- зашепталъ ему Тарсюль, вдохновляясь какою-то фантазіей,-- хорошо было бы, еслибы вы основательно заинтересовали княгиню въ вашемъ дѣлѣ. Черезъ свое родство въ посольствѣ она можетъ открыть вамъ нѣкоторыя, очень полезныя, двери и оказать вамъ ловкую помощь въ разныхъ салонахъ.

Бокъ-о-бокъ съ безобразною массой жены, Оливье Бреганъ видѣлъ княгиню, стройную, изящную, необыкновенно привлекательную въ довольно-таки вызывающемъ туалетѣ.

-- Я думаю, что княгиня отличнѣйшій другъ для насъ!-- лицемѣрно проговорилъ Оливье, тщательно скрывая волненіе, вызванное видомъ молодой женщины, на которую Тарсюль навелъ его вниманіе.

IV.
Жизель д'Эксирёйль.

Жизель дрожала отъ негодованія и ужаса, приложивши ухо къ двери курильной комнаты, гдѣ ея мужъ разговаривалъ съ какимъ-то господиномъ, который упорно и нахально требовалъ, чтобы его приняли... Съ нимъ вмѣстѣ въ этотъ домъ вошли и въ немъ разразились свирѣпость кредитора и бѣшенство его требованій. А тонъ, которымъ отвѣчалъ Жакъ д'Эксирёйль, не былъ тономъ должника, пропустившаго только срокъ платежа: въ безсвязныхъ словахъ, которыми онъ обѣщалъ расплатиться, слышались колебанія несчастнаго, который не умѣетъ, хотя и желалъ бы, отдѣлаться ложью.

Передъ Жизелью внезапно раскрылся весь ужасъ ихъ настоящаго положенія, въ первый разъ она взглянула на него прямой передъ нею оказалась пропасть. До сихъ поръ она думала, что произошли нѣкоторыя временныя затрудненія въ управленіи ихъ состояніемъ, и отнюдь не предполагала она, что состояніе это окончательно разстроено ея мужемъ. Недавно еще она была почти восхищена тѣмъ, что ей представился случай доказать свое благоразуміе, когда Жакъ сократилъ расходы на прожитіе, ссылаясь на уменьшеніе доходовъ съ ихъ имѣній. Она уклонилась отъ всякихъ разъясненій подробностей, какъ то и полагается такой взрослой дѣточкѣ, какою была она и которая не желаетъ, чтобъ ея головку тревожили исторіями о доходахъ и разсказами о конверсіи ренты. Потомъ она замѣчала конечно, что затрудненія Жака продолжались, повидимому, увеличились даже, судя по его рѣзкости въ разговорѣ, по его задумчивости, иногда и по какой-то нервной тревогѣ. Но тогда Жизель изъ нѣжной осторожности рѣшила не приставать къ мужу съ разспросами, чтобы не усиливать дурного расположенія духа, въ которое онъ часто впадалъ. Она думала только о томъ, чтобы развлечь его лаской, исполнять всѣ его желанія, ни въ чемъ не противорѣчить ему въ продолженіе всего этого тяжелаго времени. Для Жизели, какъ и для большинства женщинъ одного съ нею круга, денежныя дѣла представлялись чѣмъ-то такимъ, что само собою совершается помимо человѣческихъ усилій, на подобіе чередующейся съ неизмѣнною точностью смѣны одного сезона другимъ.

И вотъ вдругъ Жизель убѣждается въ томъ, что она и ея мужъ доведены до крайности!... Какъ случилось, что Жакъ, столь мало терпѣливый обыкновенно, столь щекотливый въ своемъ самолюбіи, выноситъ у себя оскорбительныя рѣзкости отъ какого-то невѣжды, навѣрное ростовщика, который требуетъ немедленной уплаты двадцати семи тысячъ франковъ?...

-- Нѣтъ, нѣтъ! Дольше-то ужъ не водите меня!-- кричалъ грубый голосъ.-- Довольно я походилъ за деньгами, которыя вы мнѣ должны!

Жакъ умолялъ объ отсрочкѣ, неузнаваемымъ голосомъ, очень тихимъ и жалкимъ, отъ котораго наполнились слезами глаза Жизели.

-- Чего вы ждете?-- продолжалъ кредиторъ.-- Распродавайте, что можете... У меня вотъ нѣтъ лошадей. Начинайте съ продажи своихъ...

Жесткость этихъ словъ вывела изъ себя молодую женщину Къ тому же это было совсѣмъ несправедливо: пары лошадей уже не было. Бризъ согласился взять ихъ обратно, и если Жакъ и Жизель ѣздили на нихъ иногда верхами, то нанимали ихъ въ ожиданіи покупщика, который окончательно отберетъ этихъ милыхъ лошадокъ.

-- Мнѣ это все равно,-- слышался угрожающій голосъ,-- если не уплатите, то на это есть судъ, и я просто отберу у васъ имущество!

Отберетъ!... Мебель... вещи... платья... И это дозволяется? Возможно, что придетъ кто-то съ улицы и начнетъ отнимать у васъ ваши вещи, къ которымъ вы привыкли, какъ къ членамъ собственнаго тѣла и съ которыми вы такъ сжились, что онѣ казались неотъемлемыми на всю вашу жизнь!... Дѣло, однако, въ томъ, что драпировщикъ Манифъ смѣнилъ недавно отдѣлку маленькаго салона и не получилъ еще ни сантима... а тутъ не оплаченъ еще счетъ Ноэлы за послѣднія платья... А шорникъ? а мебельщикъ? да еще булочникъ?... Всѣ явятся, всѣ потащутъ, какъ при разграбленіи...

Жизель слышала тихій голосъ мужа, говорившаго:

-- Потерпите еще немного... Я очень скоро выйду изъ затруднительнаго положенія при посредствѣ одного крупнаго предпріятія, которое я уже наладилъ.

Эта фраза, точно клещи, схватила молодую женщину за сердце... А! на самомъ дѣлѣ, чудесное это предпріятіе,-- съ его добрымъ другомъ Сафромъ, конечно,-- на которое такъ разсчитываетъ Жакъ!... Несчастный! Ничего онъ, стало-быть, не видитъ, ни о чемъ догадаться не умѣетъ, такъ какъ у самой-то у нея духу не хватило разстраивать его еще больше своимъ предупрежденіемъ, среди другихъ тревогъ, удручавшихъ его и безъ того слишкомъ жестоко, какъ оказалось теперь!... Да, по-истинѣ, хороши должны быть шансы на успѣхъ налаженнаго имъ предпріятія, послѣ того, какъ нѣсколько дней назадъ, тутъ же рядомъ въ большой гостиной, въ то время, какъ долго не подавали лампы, а съ визитомъ у нея былъ одинъ баронъ Сафръ, она доведена была до того, что оборвала звонокъ отъ негодованія и страха.

-- Предпріятіе!-- восклицалъ заимодавецъ.-- Нужно мнѣ очень ваше предпріятіе! Не воображаете ли вы, что мнѣ есть время ждать, когда вамъ удадутся ваши дѣла? У меня есть свои, которыя не ждутъ!... Я не дамъ вамъ никакой отсрочки, если не буду имѣть въ виду чего-нибудь болѣе серьезнаго, осязательнаго...

И кредиторъ продолжалъ терзать Жака, стараясь выпытать у неисправнаго должника, на какія дѣйствительныя средства обезпеченія долга тотъ можетъ разсчитывать.

Среди упрашиваній объ отсрочкѣ и отчаянныхъ убѣжденій, вырывавшихся у мужа, Жизель съ растеряннымъ недоумѣніемъ разслышала, какъ онъ вдругъ началъ лгать о какой-то теткѣ, къ помощи которой онъ можетъ обратиться... Ни у него, ни у нея не было ни тетокъ, ни родителей. Давно супруги остались вдвоемъ на свѣтѣ и едва вспоминали о понесенныхъ утратахъ, безгранично довольные другъ другомъ. И тутъ только, услыхавши эту отчаянную и низкую ложь, Жизель поняла, въ какую пропасть скатывается Жакъ, увлекая ее за собой. Она не въ силахъ была выдерживать долѣе и слушать, какъ этотъ бѣдняга принялся врать о томъ, чего онъ ожидаетъ отъ придуманной имъ тетки, которую смягченный и обманутый кредиторъ уже величалъ "госпожа ваша тетушка".

Стыдъ болѣе еще, чѣмъ страхъ, заставилъ Жизель покинуть злосчастное мѣсто, съ котораго она подслушивала. Она упала въ кресло, совершенно потерянная, обезсиленная.

Когда Жакъ вошелъ, еще сильно разстроенный только-что выдержанною сценой, пытаясь состроить подходящую мину, онъ по лицу жены понялъ, что притворяться уже нѣтъ надобности. Онъ сразу увидалъ, что ударъ нанесенъ, что слишкомъ тонкая стѣна не оградила отъ него.

Жакъ остался даже доволенъ этимъ, предпочитая отвести душу жестокою откровенностью, чѣмъ изнывать, скрывая правду. Лихорадочно запуская пальцы въ черную шапку своихъ густыхъ волосъ, онъ вскричалъ:

-- Отъ этого голову себѣ можно размозжить объ стѣну!... Сегодня этотъ, завтра другой! Силъ моихъ не хватаетъ! Я долженъ выбраться изъ такого положенія, все равно какъ!

Жизель пришла въ себя. Она бросилась навстрѣчу мужу, схватила его судорожно сжатые кулаки, раскрыла ихъ, обвила своими пальцами. И прижимаясь къ нему такимъ движеніемъ, которымъ люди хотятъ скрыть свое лицо, чтобы не видали его и чтобы самимъ не видать ничего, она подставила подъ его губы склоненную шею.

-- О, милый мой, дорогой!-- восклицала Жизель.-- Жакъ мой, какъ ты могъ!...

И это былъ ея единственный упрекъ. Она почти тотчасъ же почувствовала на своей шеѣ слезы мужа.

-- Бѣдная моя!-- шепталъ онъ.-- Я слишкомъ несчастенъ отъ того горя, которое причинилъ тебѣ!... А, видишь ли, вначалѣ у меня не хватало силы подвергать тебя лишеніямъ, когда необходимо было это сдѣлать. Какъ только стачки въ Бельгіи лишили насъ половины нашихъ доходовъ, мнѣ слѣдовало тотчасъ же измѣнить нашъ образъ жизни... И не сдѣлалъ я этого еще изъ самолюбія, изъ трусости передъ мнѣніемъ свѣта. А затѣмъ можно ли быть разсудительнымъ, когда обоимъ намъ такъ хорошо жилось, нельзя разрушать все окружающее, привычное, среди чего чувствуешь себя такимъ счастливымъ!...

-- Зачѣмъ ты не сказалъ мнѣ? Неужели ты не полагался на мою любовь, не вѣрилъ, что я способна довольствоваться немногимъ?...

-- Я хотѣлъ отстранить отъ тебя непріятности, избавить тебя отъ тревогъ, которыя ты испытала бы, при значительныхъ измѣненіяхъ въ нашихъ привычкахъ къ роскоши, относительной, конечно... Вначалѣ я дѣлалъ все возможное, мечтая поправить наши дѣла и не давая тебѣ замѣтить, что они временно пошатнулись. Такъ я увлекся помѣщеніемъ капитала на большіе проценты, что оказалось разорительнымъ... Но, вѣдь, не моя вина въ томъ, что наша жизнь сближала насъ, связывала съ людьми страшно богатыми. Состояніе наше все болѣе и болѣе разстраивалось. Каждый день мнѣ приходилось затыкать новыя дыры. Я сталъ играть въ клубѣ, пустился въ спекуляціи на биржѣ... Все обратилось противъ насъ! А всего ужаснѣе, всего хуже, быть-можетъ, то, что я чувствовалъ, какъ между нами разрастается тайна относительно происходящаго и невозможность для меня разрушить твое спокойствіе...

Жизель спросила робко такимъ тономъ, въ которомъ слышался еще остатокъ иллюзіи:

-- Развѣ мы дошли уже совсѣмъ до конца?... Неужели у насъ ничего не остается?

Жакъ не отвѣтилъ.

-- О! Боже мой, Боже мой!-- воскликнула она, закрывая лицо руками.

Сознаніе такого несчастья, въ большинствѣ случаевъ, долго остается не вполнѣ понятнымъ людямъ, которые вначалѣ не могутъ его представить иначе, какъ по частямъ. Жизель смутно чувствовала, что они приближаются къ разоренію, спускаются ниже, потомъ она была ошеломлена тѣмъ, что они скатываются въ пропасть, и теперь, очутившись на днѣ, она готова была допустить все на свѣтѣ, кромѣ того, что положеніе ихъ непоправимо.

-- Въ такомъ случаѣ... что же будетъ?-- простонала она жалобно.

Она имѣла молящій и безпомощный видъ тѣхъ женщинъ, которыя во время кораблекрушенія все еще ожидаютъ, что мужчины спасутъ ихъ, и продолжаютъ надѣяться на тѣхъ именно, по чьей милости онѣ сдѣлались жертвами бури.

Возгласъ жены заставилъ пріободриться Жака.

-- Умоляю тебя, моя милая, не падай духомъ!... Да, положеніе наше очень критическое. Но я убѣжденъ, что мы изъ него выйдемъ непремѣнно. Быть-можетъ, сегодня же выходъ откроется для насъ.

Она посмотрѣла на него боязливо, но, въ то же время, съ страстнымъ желаніемъ узнать, на чемъ основана его надежда.

Жакъ взглянулъ на часы и, удостовѣрившись въ томъ, что до ухода изъ дому успѣетъ дать женѣ нѣкоторыя разъясненія, началъ передавать ей свой планъ, самъ увлекся имъ настолько, что почти совсѣмъ оправился:

-- Мой проектъ вызывалъ у тебя гримасу всякій разъ, когда я пытался заговаривать о немъ... Да, это все то же! И, ради Бога, не вздумай опять останавливать меня на первыхъ же словахъ. Теперь ужъ не до ребячествъ... Слушай со вниманіемъ и сама согласишься съ тѣмъ, какая это великолѣпная идея. Отъ ничтожнаго обстоятельства зависитъ ея осуществленіе и передача дѣла въ мои руки... И черезъ нѣсколько лѣтъ мы будемъ опять богаты, а теперь же всѣ долги будутъ отсрочены, кредитъ возстановленъ, получатся авансы для неотложныхъ надобностей. А потомъ разовьется кругомъ цѣлый рядъ выгоднѣйшихъ операцій въ товариществѣ съ крупнѣйшими капиталистами, съ которыми всѣ предпріятія удаются навѣрняка... Ты сейчасъ поймешь: во главѣ предпріятія стоитъ эрцгерцогъ Гаэтанъ. Какъ видишь, это не первый встрѣчный! Онъ сильно разстроилъ свое состояніе, поддавшись маніи строить дворцы, а такъ какъ ему нѣтъ еще и двадцати пяти лѣтъ, то его отправили путешествовать, чтобы немного охладить его увлеченіе. Во время путешествія онъ сдѣлался задушевнымъ другомъ султана острова Минданао, и тотъ съ величайшею готовностью предоставилъ эрцгерцогу право на эксплуатацію су мака на всемъ островѣ. Слово это, конечно, не извѣстно тебѣ? Ты понятія не имѣешь, что такое сумакъ? Это такой видъ дерева, которое всѣ знаютъ подъ названіемъ японскаго лака. Изъ этого дерева извлекаютъ посредствомъ надрѣзовъ тотъ продуктъ, изъ котораго приготовляется лакъ... Понимаешь, какое громадное торговое значеніе это должно имѣть? И продуктъ этотъ все повышается въ цѣнѣ потому, что китайцы и японцы, повидимому, сильно истощили, обезсилили свои лаковыя деревья. Въ этомъ завѣряетъ самъ эрцгерцогъ, а онъ, разумѣется, долженъ знать, такъ какъ вотъ только что пріѣхалъ оттуда... И, на основаніи привезеннаго имъ договора, мы можемъ завтра же приняться за эксплуатацію лѣсовъ сумака, дѣвственныхъ лѣсовъ, покрывающихъ собой цѣлыя провинціи острова, уступленныхъ султаномъ на чрезвычайно выгодныхъ условіяхъ, по дружбѣ къ иноземному принцу...

Жакъ, увлекаясь все болѣе и болѣе, пустился въ объясненія разнообразныхъ примѣненій лака, придумывалъ наскоро такое для него употребленіе, о которомъ никто не мечталъ до этого, предвидѣлъ уже такое безграничное развитіе этого благодѣтельнаго промысла, при которомъ весь міръ начиналъ представляться лакированнымъ.

-- Мы уже составили основную группу для этого дѣла,-- продолжалъ Жакъ,-- отлично составили, въ нее вошли пока только парижскіе друзья эрцгерцога, его клубные партнеры въ карты, когда онъ пріѣзжаетъ въ Парижъ... Въ ней участвуютъ Эпернонъ, Мёйль, Шалосе, маркизъ де-Фе...

Онъ назвалъ еще нѣсколько аристократовъ, изъ которыхъ одни были завѣдомо разорены, другіе путались въ долгахъ и принуждены были пускаться въ аферы...

-- Весьма правдоподобно,-- разсуждалъ онъ,-- что изъ уваженія къ эрцгерцогу и къ людямъ высшаго круга, группирующимся уже теперь вокругъ него, намъ помогутъ банкирскіе дома Гаппарсгеймовъ, Эліобо и другіе. Но только у одного человѣка я вижу достаточно иниціативы для того, чтобы поставить дѣло на ноги, образовать первый капиталъ, пустить дѣло въ ходъ, словомъ,-- поддержать его, не откладывая въ долгій ящикъ... Я говорю о Сафрѣ!

Съ первыхъ словъ объясненій мужа Жизель предчувствовала, что будетъ произнесено это имя. Казалось, будто надъ всѣмъ господствуетъ престижъ этого человѣка и отовсюду ей угрожаетъ!... Въ теченіе трехъ мѣсяцевъ онъ безпощадно преслѣдуетъ ее своимъ ухаживаніемъ, злоупотребляя тѣмъ, что молодая женщина, изъ опасенія скандала, стѣсняется сказать объ этомъ мужу. Не далѣе, какъ вчера, на вечерѣ у Буа-Ревеновъ, баронъ имѣлъ дерзость напомнить ей о недавней сценѣ, приведшей Жизель въ неописуемый ужасъ въ ея собственномъ домѣ!

И, точно подъ вліяніемъ призрака этого безстыднаго человѣка, Жизель, сама того не сознавая, перестала говорить мужу "ты".

-- О, нѣтъ,-- убѣждала она,-- не становитесь въ зависимость отъ Сафра! Вы сами знаете, что онъ пользуется репутаціей дѣльца, который никогда не пропускалъ случая съѣсть поочередно всѣхъ своихъ компаньоновъ...

-- Мало ли что говорятъ, моя милая? Нельзя же вѣрить всякимъ недоброжелательнымъ толкамъ! Да кромѣ того, для насъ и выбора нѣтъ. Сафръ такой спеціалистъ, у котораго хватаетъ смѣлости на большія предпріятія, и онъ одинъ достаточно уменъ для того, чтобы сразу внести два или три милліона, которые нужны для широкой постановки дѣла. Кромѣ него я, впрочемъ, никого не знаю близко въ финансовомъ мірѣ. И, наконецъ, по отношенію къ нему, я и не совсѣмъ свободенъ, такъ какъ уже не разъ закидывалъ ему нѣсколько словъ на этотъ предметъ. Еслибы теперь я поддался нехорошему искушенію обратиться къ чьему-либо содѣйствію, помимо его, мы тотчасъ бы нажили непримиримаго врага. У него ужъ такой принципъ: кто не съ нимъ -- тотъ противъ него, середины нѣтъ!

По мѣрѣ того, какъ говорилъ Жакъ, въ умѣ Жизели все съ большею ясностью сказывалось представленіе объ ужасающей тиранніи и о роковомъ могуществѣ барона.

Жакъ посмотрѣлъ опять на часы.

-- Скоро я узнаю его окончательное рѣшеніе,-- заговорилъ онъ снова.-- Сафръ назначилъ мнѣ свиданіе сегодня послѣ полудня въ своей конторѣ въ улицѣ Шатодёнъ. Мнѣ пора даже отправляться.

Жизель встала, трепещущая, готовая все разсказать мужу про Сафра, совершенно растерянная, отъ сознанія, что въ свою очередь она сдѣлается виновницей разоренія, такъ какъ отниметъ этимъ послѣднее средство къ спасенію.

Жакъ, изъ желанія быть точнымъ, вынулъ свои часы и свѣрялъ ихъ съ каминными. Онъ не замѣтилъ выразительнаго движенія жены, бросившейся порывисто загородить ему дорогу. Не поднимая головы, онъ сказалъ:

-- Не желаю я долѣе томиться въ неизвѣстности. Если не удастся съ этой стороны, надо безотлагательно рѣшиться на другое...

-- На что другое?-- быстро спросила Жизель.

-- О, тутъ выборъ короткій: или отправляться въ Австралію къ Чарлонду и Накеру, про которыхъ на дняхъ говорили въ клубѣ, что они удачно ведутъ тамъ скотоводство. Или же уѣхать съ Бопренгомъ, котораго синдикатъ золотопромышленниковъ посылаетъ на берега Мозамбика.

-- О, да, да,-- воскликнула Жизель,-- это лучше, чѣмъ оставаться здѣсь, выносить жалость людей, которые насъ знаютъ,-- уѣдемъ, милый мой, уѣдемъ скорѣй!...

-- Какъ? Ты воображаешь, что я могу взять тебя съ собой? Да развѣ это мыслимо? Ты понятія не имѣешь, стало-быть, что тамъ за жизнь... Спать на голой землѣ, ходить по болотамъ... Солнце, дожди, лихорадки, ядовитые гады, постоянный рискъ страдать отъ голода и жажды...

Въ глазахъ Жизели появилось выраженіе ужаса.

-- Единственно, о чемъ нужно позаботиться,-- продолжалъ Жакъ,-- это пріискать для тебя между нашими родственниками какую-нибудь провинціальную кузину, которая согласилась бы пріютить тебя, продержать у себя во все время моего отсутствія, въ теченіе года или двухъ... можетъ быть трехъ лѣтъ.

Молодая женщина бросилась, рыдая, въ объятія мужа.

-- Нѣтъ, я не разстанусь съ тобой! Я всюду пойду за тобой... Хочу жить одной съ тобою жизнью!...

-- Вѣдь, это же безуміе!-- сказалъ онъ, закрывая ей ротъ рукой.-- Не только я не желаю подвергать тебя всѣмъ случайностямъ такого скитальчества, но и со мной никто не станетъ разговаривать серьезно, не довѣритъ мнѣ никакого дѣла, какъ только узнаютъ, что я забираю съ собой жену, связанъ,-- увы!-- такою обузой... А затѣмъ, еслибы и тамъ оказались неудачи, если бы не подъ силу стало жить въ этомъ адскомъ краю...

Лицо Жака приняло мрачное выраженіе, голосъ звучалъ глубоко серьезно.

-- А -- вскрикнула Жизель.-- Что ты хочешь еще этимъ сказать?

-- Какъ же быть? Въ томъ положеніи, въ какомъ мы находимся, нельзя закрывать глаза на всѣ случайности, возможныя въ будущемъ. Я долженъ предвидѣть, что произойдетъ со мной, если, истомленный лишеніями, я доведенъ буду до сознанія полной безполезности дальнѣйшихъ усилій... Не понимаешь ты развѣ, что переносить страданія мнѣ было бы легче одному, такъ какъ я зналъ бы, что никого не обязанъ привезти обратно сюда, что я совершенно свободенъ и могу положить конецъ мученіямъ, еслибы они сдѣлались невыносимыми.

Жизель, подавленная ужасомъ, смотрѣла на него такимъ взглядомъ, будто уже навсегда разставалась со своимъ Жакомъ. И онъ чувствовалъ, что увлекся сверхъ мѣры, сказалъ то, чего говорить не долженъ былъ, и снова умолялъ простить его.

-- О, прости меня, дорогая моя!-- говорилъ онъ, лаская жену.-- Я напрасно пустился въ нелѣпыя предположенія. Не теряй бодрости, надѣйся и вѣрь! Мы будемъ спасены, я все исправлю и ничто не разлучитъ насъ...

Она совершенно обезсилѣла и не могла выговорить ни слова. Жакъ утѣшалъ ее, пытался даже заставить улыбнуться, желая получить отъ нея этотъ знакъ одобренія, какъ амулетъ, передъ своимъ уходомъ.

-- Подожди до вечера, и я привезу тебѣ добрыя вѣсти. Никуда мнѣ не придется уѣзжать... Пусть эрцгерцогъ Гаэтанъ отправляется за насъ въ эти далекія и гадкія путешествія. Скажи мнѣ только, что ничего ты не имѣешь противъ моихъ переговоровъ съ барономъ Сафромъ. Твое довѣріе и твое одобреніе принесутъ мнѣ счастье... Скажи мнѣ, что я хорошо дѣлаю, что я правъ и все удастся мнѣ... Такъ, вѣдь, это? Да?

-- Да,-- чуть слышно отвѣтила Жизель сквозь платокъ, смоченный слезами, которымъ она машинально сдавливала себѣ губы.

Боясь пропустить часъ, назначенный для переговоровъ, Жакъ торопливо простился съ женой прежде, чѣмъ она въ состояніи была пошевельнуться.

Несчастная женщина осталась одна разбитая нравственно, утратившая волю и желанія, въ конецъ обезсиленная физически. Она не могла отогнать отъ себя страшныхъ представленій о томъ, что ея Жакъ, затерянный въ невѣдомыхъ странахъ, измученный и одинокій, никогда уже не вернется къ ней въ этой жизни... Затѣмъ въ ея головѣ съ постепенно возрастающею ясностью складывалась мысль о невозможности допустить, чтобы ея мужъ потерпѣлъ неудачу въ своей попыткѣ спастись тѣмъ средствомъ, которое и она начинала признавать единственнымъ и надежнымъ. И сильнѣе, чѣмъ когда-либо, молодая женщина сознавала могущество того укротителя людей и вершителя дѣлъ, который въ данное время одинъ только былъ достаточно властенъ для того, чтобы уничтожить грозные призраки, наступающіе со всѣхъ сторонъ на нѣжно любящую женщину.

Таково было психическое состояніе Жизели д'Эксирёйль, когда съ грубою неожиданностью прозвучалъ докладъ слуги о пріѣздѣ того, кѣмъ заняты были всѣ ея мысли въ эту минуту.

-- Баронъ Сафръ!-- повторила она въ изумленіи.-- Баронъ Сафръ!...

И, чтобы не выказывать долѣе своего смущенія передъ лакеемъ, ждавшимъ приказанія, вытянувшись у двери, она проговорила:

-- Просите!

Сказала она это такъ же безсознательно, какъ могла бы приказать не принимать посѣтителя. Но, именно, случайность то сама собою и роковымъ образомъ вмѣшивается въ судьбу людей, когда имъ измѣняютъ силы, необходимыя для того, чтобы поступать разумно.

Входя въ домъ, баронъ Сафръ понятія не имѣлъ о томъ, что тутъ произошло, но съ перваго взгляда почувствовалъ, что является вовремя.

-- Какъ очутились вы здѣсь,-- заговорила хозяйка,-- въ тотъ часъ, къ которому пригласили къ себѣ моего мужа?

Баронъ Сафръ отвѣтилъ тономъ безукоризненной вѣжливости:

-- Я распорядился, чтобы попросили мосьё д'Эксирёйль быть снисходительнымъ и соблаговолить дождаться моего возвращенія.

Съ достаточнымъ правокъ и въ такой формѣ, противъ которой ничего нельзя было возразить, баронъ далъ понять, какое разстояніе отдѣляетъ его отъ вчерашняго друга, превратившагося въ просителя и тѣмъ отказавшагося отъ правъ на равенство. Жизель видѣла, насколько затронуто достоинство ея мужа, насколько она сама унижена и ослаблена смѣлостью такой уловки, при помощи которой Сафръ пользуется Жакомъ д'Эксирёйль для доказательства всей возможности своего произвола.

-- Тяжелымъ бременемъ,-- заговорилъ баронъ,-- лежитъ у меня на сердцѣ потребность исправить то впечатлѣніе недовольства съ которымъ вы, какъ я видѣлъ, продолжаете относиться ко мнѣ. Чувства моей преданности вамъ и моего восхищенія вами слишкомъ сильны для того, чтобъ я могъ примириться съ вашимъ нерасположеніемъ ко мнѣ.

Мадамъ д'Эксирёйль въ большомъ смущеніи укрылась въ полутѣни, сѣвши въ уголъ дивана, стоявшаго между окномъ и стѣной. Сафръ пододвинулъ кресло и сѣлъ противъ Жизели.

-- Умоляю васъ,-- говорилъ онъ,-- не заблуждайтесь на мой счетъ и повѣрьте, что во мнѣ вы имѣете лучшаго друга. Доказательство этого я приношу вамъ въ эту минуту, и, если я здѣсь, то лишь за тѣмъ, чтобы прежде всего, выслушать ваши приказанія...

-- Я не понимаю васъ,-- прошептала Жизель.

-- Это очень просто: мосьё д'Эксирёйль мечтаетъ о большихъ предпріятіяхъ и проситъ, чтобы я заинтересовался ими. Я хотѣлъ лично убѣдиться въ томъ, что его проекты не вызываютъ въ васъ безпокойства. Пускаться въ аферы тому, кто не имѣетъ привычки къ подобнымъ дѣламъ, настолько опасно, что я откажу себѣ въ удовольствіи облегчить вашему мужу доступъ къ нимъ, если такая попытка не представляется вамъ особенно желательною.

Жизель, послѣ короткаго колебанія, уклонилась отъ прямого отвѣта.

-- О! Я ничего не понимаю въ этомъ,-- сказала она,-- и никакого мнѣнія имѣть не могу...

-- Однако, еслибы серьезныя причины побуждали вашего мужа приняться за аферы, вы первая должны были бы знать объ этомъ... Я считаю своимъ долгомъ отклонить его отъ неблагоразумной попытки, но и очень охотно готовъ помочь ему, если вы находите это... необходимымъ... или въ какомъ-нибудь смыслѣ полезнымъ.

Послѣднюю фразу онъ проговорилъ, какъ бы не-хотя, чтобы не выказать жадности своего желанія узнать, насколько стѣснены ихъ денежныя дѣла. Молодая женщина попробовала еще разъ увернуться отъ объясненій.

-- Знаю я только, что въ послѣднее время Жакъ стремится къ дѣятельности съ такимъ увлеченіемъ, какого я никогда не замѣчала прежде... И, конечно, онъ не могъ сдѣлать ничего лучшаго, какъ обратиться къ вамъ за совѣтомъ... прибѣгнуть къ вашей опытности...

За такимъ притворнымъ и слабо разыграннымъ равнодушіемъ она тщетно думала укрыться. Сафръ хотѣлъ все-таки допытаться, какое значеніе еще могутъ имѣть ея хитрости, въ томъ предположеніи, казавшемся ему, впрочемъ, неправдоподобнымъ,-- что оба супруга сговорились его эксплоатировать. Все умѣніе его вести дѣла, вся его прославленная ловкость основывалась всегда и во всемъ на его склонности всѣхъ подозрѣвать и предполагать непремѣнно худшее.

Восхищенный пришедшимъ ему на умъ подозрѣніемъ и побуждаемый имъ продолжать хитрую игру, въ которой онъ славился своимъ мастерствомъ, баронъ Сафръ тряхнулъ своею львиною головой и широко вздохнулъ полною грудью, какъ человѣкъ, несказанно обрадованный.

-- Я очень доволенъ вашимъ отвѣтомъ,-- сказалъ онъ.-- Большая тяжесть свалилась съ моей груди, какъ только вы соблаговолили объяснить мнѣ, что не нужда побуждаетъ вашего мужа къ дѣятельности... Кого любишь, за того скорѣе начинаешь безпокоиться. И признаюсь, въ моей глубокой симпатіи къ вамъ я уже начиналъ тревожиться. Но теперь для меня совершенно ясны мотивы мосьё д'Эксирёйля: это порывы свѣтскаго человѣка, которому въ данную минуту наскучила праздность, или которому досадно, что слишкомъ спокойно лежатъ его капиталы. И я теперь же пользуюсь случаемъ очень откровенно высказать вамъ мое мнѣніе на этотъ счетъ. Ни подъ какимъ видомъ не слѣдуетъ допускать вашего мужа увлекаться дальше его фантазіями. Не въ первый разъ въ моей жизни вижу я такія увлеченія у людей его круга. Они всегда опасны и часто бываютъ гибельны...

-- Но мой мужъ лучше меня выяснитъ вамъ самъ свои настоящія цѣли, побуждающія его причины... Я ничего не знаю, объяснить ничего не умѣю... Мои слова никакого значенія не имѣютъ... Я ничего вамъ не сказала.

Она говорила безсвязно, совершенно сбитая съ толку ловкостью Сафра, съ которою онъ заранѣе отдѣлывался отъ того, что получить отъ него надѣялся Жакъ, въ ожиданіи рѣшенія, которое могло быть убійственнымъ. А баронъ, чтобы окончательно ошеломить молодую женщину, продолжалъ веселымъ тономъ:

-- Видите ли, относительно большей части предпріятій, затѣваемыхъ свѣтскими людьми, мое убѣжденіе давно составлено очень крѣпко... Я могу даже сказать, что оно пересоставлено,-- добавилъ онъ, смѣясь,-- такъ какъ и самъ я на нихъ попадался отъ времени, до времени, по благодушію.

Его громкій смѣхъ раздавался грубо и поразительно неумѣстно въ маленькомъ салонѣ, гдѣ всего часъ назадъ разыгралась столь тяжелая сцена.

Жизель поблѣднѣла и отвѣтила:

-- Жакъ не позволитъ себѣ предложить вамъ что-нибудь легкомысленно. Вы можете смѣло положиться какъ на его благородство, такъ и на искреннее желаніе работать...

-- Несомнѣнно, мой дорогой другъ... Но, вѣдь, и всегда, при такихъ же отличныхъ рекомендаціяхъ, представляютъ люди порядочные и хорошо воспитанные свои предпріятія, отъ которыхъ скоро ничего не остается, кромѣ самыхъ печальныхъ воспоминаній. Припомните только исторію о Cap-Normand, о Fusion Universelle, о каналѣ des Nouvelles-Indes, если говорить только объ акціонерныхъ обществахъ, прославившихся своими банкротствами. А сколько другихъ, болѣе мелкихъ, тянули свои дѣла до окончательнаго истощенія и исчезли такъ же прискорбно, но лишь безъ шума. Во главѣ многихъ изъ предпріятій, о которыхъ я говорю, стояли отборнѣйшіе и опаснѣйшіе свѣтскіе люди съ хорошими именами, отлично воспитанные въ изящной и богатой средѣ. Вокругъ нихъ, въ ихъ правленіяхъ группировались лица лучшаго тона... И все это приводило дѣло прямо и неотвратимо къ ликвидаціи, если не къ банкротству и уголовному суду!

Жизель чувствовала, что послѣдняя надежда на спасеніе для ея мужа и для нея рушится окончательно передъ этою презрительною логикой.

-- Могу завѣрить васъ,-- говорилъ баронъ,-- что у всѣхъ свѣтскихъ господъ есть одинъ порокъ, присущій ихъ общественному положенію. Почти всѣ они не умѣютъ ничего дѣлать сами, умѣютъ они только командовать, распоряжаться. Но дѣло-то въ томъ, что въ нашихъ предпріятіяхъ эти самыя слова выражаютъ совершенно иныя понятія, получили совсѣмъ особое значеніе. Командовать и распоряжаться -- значитъ принять на себя тысячу заботъ, наложить на свои плечи безграничную отвѣтственность... Какъ же вы хотите, чтобы большіе господа справились съ этимъ? У нихъ всегда были слуги, которые готовили имъ платье и одѣвали ихъ, были родители, которые приготовили для нихъ состояніе, повѣренные и управляющіе изо-дня въ день готовили имъ доходы. Пока они проматывали наслѣдство, для нихъ подрастала дѣвушка, подготовлявшая имъ средства обѣдать на ея приданое, когда имъ къ тридцати годамъ не на что будетъ позавтракать. Да, но позднѣе наступаетъ время ужина, а подать его уже некому... Характеръ такихъ людей, привыкшихъ широко жить на готовомъ, не измѣняется, когда они устраиваются въ конторѣ, непремѣнно комфортабельной. Тутъ, чувствуя свое одиночество, они прежде всего озабочены устройствомъ двадцати пяти звонковъ... И знаете, кто является неизбѣжно тѣмъ скорѣе, чѣмъ они чаще нажимаютъ пуговки? Плутоватый маклеръ, отбирающій у нихъ паи, молодецъ-шантажистъ, лишающій ихъ бодрости, судебный приставъ, описывающій у нихъ все, до платья и бѣлья включительно, и, наконецъ, очень не рѣдко -- полицейскій коммиссаръ, забирающій ихъ самихъ, чтобъ отнять послѣдній остатокъ чести, если таковая еще имѣется въ наличности.

Онъ смолкъ потому, что Жизель встала и, задыхаясь, вскрикнула:

-- Скажите, что вы нарочно меня мучаете?... Вѣдь, это все не правда?... Не отказываетесь же вы безповоротно отъ предложенія моего мужа, даже не выслушавши его?

Сафръ тоже поднялся съ мѣста, немного смущенный собственною жестокостью и вполнѣ увѣренный теперь въ совершенной искренности молодой, очаровательной и страдающей женщины.

-- Разумѣется, да!-- отвѣтилъ онъ лукаво.-- Глубоко сожалѣю и отказываюсь. Всѣмъ попыткамъ этого рода -- одна цѣна. Всегда это какая-нибудь утопія фантазирующей головы, превращающейся потомъ въ голову размозженную пистолетомъ!

Эта безпощадная фраза являлась повтореніемъ сказаннаго Жакомъ и какъ бы подтвержденіемъ возможности невыносимо страшной катастрофы.

-- Мы погибли!-- простонала Жизель, опускаясь на диванъ, запрокидывая голову и закрывая руками свое измученное лицо.

-- Что съ вами, милое дитя мое?-- заговорилъ Сафръ, садясь опять около нея.-- Какъ можете вы погибнуть, когда я съ вами, готовъ защитить васъ отъ кого бы и отъ чего бы ни было?

Онъ схватилъ ея руки и старался отнять ихъ отъ прелестнаго лица, искаженнаго страданіемъ.

-- Такъ правда, стало быть, что васъ постигла бѣда?-- спросилъ онъ, сдерживая ея руки и зорко смотря ей въ глаза.

Она сдѣлала утвердительный знакъ, настолько рѣзкій, что на ея лицо упала прядь золотистыхъ волосъ, выбившаяся изъ ея прически. Тихое рыданіе сдавило ей грудь. Сафръ продолжалъ съ нѣжнымъ укоромъ:

-- Неужели вы не раскаиваетесь въ томъ, что не довѣрились мнѣ съ самаго начала? Развѣ не сочту я за счастье во всякое время найти возможность все поправить, придумать такія средства, которыя прогонятъ горе съ этихъ чудныхъ глазъ?

Она сдѣлала попытку отстраниться отъ слишкомъ любезнаго гостя, по обѣ ея руки очутились соединенными въ одной сильной и властной рукѣ барона Сафра.

-- Необходимое я устрою быстро, даже немедленно,-- объявилъ онъ,-- такъ какъ чѣмъ скорѣе, тѣмъ лучше будетъ... не такъ ли?

Сафръ избѣгалъ произносить имя ея мужа, которое могло внести лишнее и нежелательное смущеніе въ эту минуту.

-- Я готовъ дать ему дѣло у себя, заинтересовать въ моихъ предпріятіяхъ, крупныхъ и солидныхъ по настоящему!... Сколько хотите вы, чтобы онъ получалъ въ нынѣшнемъ году... съ этого же мѣсяца, для начала? Двадцать тысячъ франковъ? Тридцать тысячъ?... Скажите, сколько вамъ сейчасъ нужно...

-- Нѣтъ,-- говорила она, запинаясь,-- это невозможно! Онъ не того хотѣлъ... онъ не согласится быть обязаннымъ вамъ. Его самолюбіе, его положеніе въ обществѣ не дозволятъ ему сдѣлаться чѣмъ-то вродѣ служащаго у васъ...

Ея голосъ обрывался отъ невозможности возражать больше противъ того, что являлось теперь предметомъ ея пламенныхъ желаній, трусливыхъ и огромныхъ желаній спасти мужа,-- желаній, доходящихъ до самоотреченія. Сафръ подавлялъ ее выраженіями своей заботливости о ней и въ то же время фамильярно игралъ ея волосами, отстраняя ихъ рукою со лба.

-- Какъ, его самолюбіе, его положеніе помѣшаютъ ему сдѣлать то, на что идутъ очень многіе другіе, не менѣе родовитые?... Да наоборотъ, большая честь крупнымъ финансистамъ, что они устроили такого рода синекуры для многихъ людей знатныхъ фамилій, что обезпечиваетъ этимъ господамъ возможность жить широко и не подвергаетъ ихъ непріятности почувствовать, хотя бы разъ, что они состоятъ на жалованьи!... А, дорогая моя, милое дитя мое, выкиньте изъ вашей головки всякія пустыя возраженія. Я берусь успокоить самую раздраженную щекотливость. Положитесь въ этомъ на мою опытность, на мою преданность и на пылкость моихъ настояній...

И какъ бы воспламеняясь тѣми чувствами, которыя онъ перечислялъ, Сафръ становился все смѣлѣе.

Жизель, обезсиленная нравственно всѣми пытками, которыя вынесла она во время двухъ тяжелыхъ сценъ этого дня, какъ будто бы все еще прислушивалась къ доводамъ своего мучителя. Быть можетъ даже она начинала вѣрить, что на самомъ дѣлѣ, въ силу какого-то новаго закона, финансовые короли вправѣ отнынѣ держать у себя на жалованьи эскадронъ потомковъ благороднѣйшихъ рыцарей и одѣлять иногда своими деньгами тѣхъ женщинъ высшаго круга, которыхъ они соблаговолятъ отличить въ своихъ салонахъ. Или же ей казалось, что позорный захватъ имущества, которымъ только что грозили ея мужу, долженъ начаться съ нея самой?...

...Въ нѣжныхъ словахъ глубоко взволнованнаго побѣдителя выливались трогательныя мольбы о прощеніи. Но Жизель, точно безумная или мертвая, не слыхала ихъ, имѣла такой видъ, будто не сознаетъ дѣйствительности, ничего не видитъ, ничего не понимаетъ и ничему не въ состояніи вѣрить. И барону Сафру не удалось бы вызвать у нея ни малѣйшаго признака чувства, если бы, собираясь уходить, онъ не упомянулъ о томъ исключительномъ обязательствѣ, которое вынуждаетъ его разстаться съ нею такъ скоро. Молодая женщина вспомнила, куда онъ долженъ спѣшить и съ кѣмъ ему предстоитъ встрѣтиться лицомъ къ лицу! Лицо Жизели д'Эксирёйль исказилось отъ ужаса. Неистовымъ воплемъ пронеслась въ ея головѣ одна мысль, что случилось нѣчто такое, отъ чего нѣтъ исцѣленія, нѣтъ спасенія!

V.
Катерина Сафръ.

Герцогъ и герцогиня де-Латерранку не пожелали устраивать на свадьбѣ дочери большое свѣтское сборище. Не по душѣ оно имъ было, сближались они только съ равными себѣ, а таковыми не признавали почти никого. Вотъ почему для брачной церемоніи они выбрали одинъ изъ послѣднихъ дней августа и маленькую капеллу своего замка Эвекфлёръ въ департаментѣ Сены-и-Марны, служившаго имъ одною изъ лѣтнихъ резиденцій. Этимъ способомъ они избавлялись отъ толпы гостей. Порѣшивши выдать дочь замужъ за очень богатаго человѣка и принимая во вниманіе ничтожность ея приданаго и ея некрасивость, они заранѣе отказались отъ пріискиванія зятя, достойнаго ихъ своею родовитостью. Рожеръ д'Іанси потому оказался для нихъ подходящимъ, что его состояніе и огромныя надежды въ будущемъ соединялись въ лицѣ представителя четвертаго поколѣнія далеко не важнаго рода. За давностью, не легко уже становилось припомнить, какими способами создалъ великолѣпіе обширныхъ помѣстій старикъ Шабульо, умершій много лѣтъ назадъ, нажившійся на поставкахъ для арміи, на прокладкѣ трубъ для городскихъ нечистотъ, что не обошлось безъ нѣкоторыхъ неіоразумѣній съ юстиціей. Герцогу и герцогинѣ хотѣлось, елико возможно, меньше фигурировать на ряду со вдовою баронессой Діанси, матерью Рожера, хотя она и была урожденная Дю-Трюфіё де-Нушели. Но за то вокругъ нея и за нею тянулся цѣлый выводокъ дѣтей, снохъ и зятьевъ отставного майора де-Мушели. Благоразумнѣе было ограничить до крайней степени число постороннихъ зрителей, не вызывать ихъ молчаливаго изумленія передъ манерами и внѣшностью будущихъ свойственниковъ семейства герцоговъ де-Латерранку. Гостить въ звмкѣ приглашены были только ближайшіе родные: баронъ и баронесса де-Божоле, графъ де-Водемонъ, супруги де-Понтіё, де-Куси и маркизъ де-Реневъ. На самое торжество бракосочетанія въ церкви положено было пригласить не болѣе тридцати человѣкъ старинныхъ друзей герцога.

Такимъ образомъ никто, кромѣ членовъ двухъ семействъ, вступающихъ въ родство, не могъ претендовать на то, что его имя не занесено въ списокъ столь тщательно отобранныхъ и очень немногочисленныхъ приглашенныхъ. Тѣмъ не менѣе Мари-Бланшъ де-Громмеленъ впала въ настоящее сокрушеніе отъ невозможности попасть на свадьбу Рожера. Короткимъ письмомъ онъ сообщилъ графинѣ, что никакихъ празднествъ по этому случаю не будетъ и что религіозная церемонія совершится въ присутствіи людей самаго близкаго кружка.

Несмотря на это, недѣли за двѣ до назначеннаго дня Мари-Бланшъ порѣшила отправиться гостить къ своему брату Артуру въ замокъ Мёлетъ потому именно, что помѣстье это было всего въ пяти километрахъ отъ Эвекфлёра.

Катерина Сафръ любезно хозяйничала тамъ съ разумнымъ и скромнымъ радушіемъ. Имѣніе было обширное, холмистое, съ солнечными и тѣнистыми мѣстами, домъ былъ расположенъ на возвышенности, отличающейся сухостью воздуха. Каждое лѣто дочка Катерины пріѣзжала туда истомленною пребываніемъ въ Парижѣ и очень быстро поправлялась, оживала на чистомъ воздухѣ, на свободѣ деревенской жизни. Артуръ Сафръ устроилъ себѣ въ этомъ убѣжищѣ библіотеку, необходимую для его ученыхъ изысканій, и, снѣдаемый академическимъ честолюбіемъ, упрямо сочинялъ брошюры, высиживалъ "сообщенія", передѣлывалъ и отдѣлывалъ свои "замѣтки".

Баронесса Сафръ жила въ это время у невѣстки до своей вторичной въ году поѣздки на воды. Поскольку можно было судить о ея привязанностяхъ, ей нравилось это комфортабельное и уединенное мѣсто жительства, гдѣ она спокойно каждый день прогуливалась по липовымъ и каштановымъ аллеямъ въ вѣчной погонѣ за выздоровленіемъ.

Мари-Бланшъ извѣстила Рожера о своемъ пребываніи въ сосѣдствѣ Эвекфлёра. Молодой человѣкъ въ уклончивыхъ выраженіяхъ подавалъ надежду на свое скорое посѣщеніе, но нисколько не торопился явиться лично. Чтобы какъ-нибудь заглушить свое нетерпѣніе, графиня удвоила дозы морфина, но отнюдь не хотѣла разстаться съ непоколебимымъ убѣжденіемъ въ томъ, что нельзя относиться къ ней, какъ къ посторонней, на этой герцогской свадьбѣ. Въ теченіе нѣкотораго времени она употребляла всѣ усилія на то, чтобы Катерина Сафръ повезла ее къ Латерранку. Но хозяйка дома отказалась исполнить ея желаніе, ссылаясь на несвоевременность визита, который она имѣла обыкновеніе ежегодно дѣлать своимъ сосѣдямъ.

Нѣсколько разъ Мари-Бланшъ уѣзжала совершенно одна въ маленькомъ экипажѣ, запряженномъ пони, не говоря, куда она отправляется. Быстрою рысью она доѣзжала до того мѣста, гдѣ ее останавливали ворота парка Эвекфлёра, но какъ замокъ, такъ и его обитатели оставались для ней невидимыми...

Не задолго до дня, назначеннаго для свадьбы, Катерина Сафръ была крайне удивлена тѣмъ, что Рожеръ д'Іанси пріѣхалъ верхомъ въ замокъ Мёлетъ. Видъ молодого человѣка былъ очень озабоченный, и мало правдоподобными оказывались поводы, которыми онъ пытался объяснить свой пріѣздъ. Катерина сообразила тотчасъ, что ничего лучшаго не остается ей сдѣлать, какъ предоставить гостю возможность поговорить конфиденціально съ графиней де-Громмеленъ.

Молодой человѣкъ поспѣшилъ сообщить Мари-Бланшъ объ одномъ обстоятельствѣ, крайне непріятномъ для нихъ обоихъ и упорно повторяющемся изо дня въ день. Съ нѣкоторыхъ поръ кто-то не даетъ ему покоя анонимными письмами точно такъ же, какъ и другимъ обитателямъ замка Эвекфлёръ. Темой таинственной корреспонденціи служили отношенія Рожера къ графинѣ де-Громмеленъ, интимность которыхъ авторъ раскрывалъ въ самыхъ опредѣленныхъ выраженіяхъ и съ большими подробностями. Распознать почеркъ не было никакихъ средствъ, такъ какъ все это было написано печатными буквами. Письма были отправлены черезъ разныя почтовыя конторы ближайшихъ мѣстностей, а нѣкоторыя положены прямо въ почтовый ящикъ замка. Рожеръ терялся въ догадкахъ. Онъ поочередно заподозривалъ всѣхъ: родныхъ, пріятелей, слугъ. Предположилъ было, что только горничная графини, пріѣхавшая съ нею вмѣстѣ, могла такъ ловко шпіонить. Но, очень скоро онъ вынужденъ былъ отказаться отъ этого предположенія, такъ какъ невѣдомый авторъ писемъ пускался въ такія подробности, которыя третьему лицу могли стать извѣстными развѣ лишь какимъ-нибудь чудомъ. Самъ Рожеръ, да и Мари-Бланшъ тоже едва ли могли бы поразсказать столько! Герцогъ, герцогиня, женихъ ихъ дочери по очереди получали такого рода посланія, которыя немного ранѣе могли бы послужить поводомъ въ отказу жениху, да и теперь производили впечатлѣнія въ высшей степени непріятныя.

Рожеру не удалось добиться отъ графини де-Громмеленъ никакого сколько-нибудь путнаго указанія.

Она ограничивалась выраженіемъ своего полнаго презрѣнія и отказывалась входить въ обсужденіе такихъ гадостей, не пожелала даже взять въ руки одинъ изъ листковъ, привезенныхъ Рожеромъ съ тѣмъ, чтобы показать ей.

-- Нѣтъ!-- говорила она съ смѣлымъ и привѣтливымъ видомъ.-- Оставьте это, другъ мой... Ничего я не хочу читать. Не вижу въ томъ надобности... ни малѣйшей надобности...

-- Помогите же мнѣ хоть немного...-- настаивалъ онъ.-- Наведите на какую-нибудь мысль, на подозрѣніе...

Она сдѣлала отрицательный жестъ, печальный и великодушный, желая дать понять, что она прощаетъ потому, что презираетъ. Она тѣшила себя такими отвѣтами, будто всѣмъ этимѣрожеръ встревоженъ за нее, будто онъ волнуется совсѣмъ не изъ-за того, насколько это можетъ компрометировать его самого и надѣлать ему непріятностей.

-- Я выше всѣхъ подобныхъ гадостей!-- говорила она.-- Обо мнѣ не безпокойтесь. Я никого не боюсь и не опасаюсь никакихъ нападокъ... Къ тому же эта исторія имѣетъ и свою хорошую сторону, такъ какъ отнимаетъ у меня поводъ сожалѣть о томъ, что ваша свадьба будетъ происходить въ очень тѣсномъ кругу... На самомъ дѣлѣ, еслибы вы захотѣли теперь, чтобъ я была на ней, это оказалось бы невозможнымъ. Вамъ не дозволилъ бы этого скандалъ, надѣланный письмами. Мнѣ же они доставили удовольствіе васъ видѣть и высказать вамъ мои добрыя пожеланія... Этимъ я вполнѣ утѣшена!

Рожеръ видѣлъ выраженіе нѣги, которое она придавала своему вызывающему лицу, слегка подкрашенному, видѣлъ ея позы и тѣлодвиженія не только стройной женщины, а прямо-таки кокотки. Подогрѣтый воспоминаніями, которыя съ такою отчетливостью оживлены были письмами, онъ подался впередъ съ явнымъ желаніемъ обнять Мари-Бланшъ.

Она отъ этого уклонилась очень мило. Въ данную минуту она была удовлетворена результатами своей игры, такъ какъ выполнила всѣ обязанности относительно самой себя. Она имѣла такой видъ, будто избавилась отъ долго удручавшей ее заботы. Она сознавала, наконецъ, что, какъ бы тамъ ни было, она займетъ выдающееся мѣсто на брачномъ торжествѣ въ капеллѣ Эвекфлёра. Лично она тамъ не будетъ, за то постоянно раздражающее воспоминаніе о ней не дастъ покоя нахмуреннымъ лбамъ герцога и герцогини де-Латерранку.

Катерина Сафръ не могла не замѣтить съ нѣкоторою жалостью, чего, собственно, не достаетъ ея золовкѣ-интриганткѣ въ ихъ монотонномъ житьѣ. Въ замкѣ Мелетъ не было про запасъ ни одного мужчины, чье ухаживаніе могло бы хоть сколько-нибудь развлекать досужее кокетство Мари-Бланшъ. Положеніе стало еще болѣе удручающимъ, когда пріѣхалъ Громмеленъ съ двумя сыновьями, возвращаясь изъ Анжера, куда онъ счелъ нужнымъ свозить ихъ къ доживающему свои послѣдніе дни богатому и бездѣтному родственнику. Тутъ ужъ Катерина отъ всей души начала сочувствовать печальному одиночеству Мари-Бланшъ, въ которомъ та несомнѣнно очутилась между своею матерью и своими дѣтьми, лицомъ къ лицу съ своимъ мужемъ, въ домѣ родного брата и его жены. По обязанности доброй хозяйки, Катерина задумала устроить одинокой гостьѣ какой-нибудь флиртъ, хотя бы маленькій, хотя бы съ самимъ Гроимеленомъ. Къ тому же она считала себя болѣе чѣмъ вправѣ сдѣлать такую попытку, такъ какъ Мари-Бланшъ настоятельно просила ее объ этомъ во время ихъ страстнованія по іоднымъ магазинамъ.

Катерина тотчасъ же приступила въ исполненію припомнившагося ей деликатнаго порученія золовки. Случай къ тому представился самъ собою во время одной изъ частныхъ бесѣдъ, которыя Громмеленъ охотно заводилъ съ нею, при чемъ воздерживался отъ своихъ обычныхъ желчныхъ выходокъ. Въ обществѣ Катерины, равной ему въ качествѣ прирожденной аристократки, онъ оставилъ свои чопорныя и сухія манеры, служившія ему какъ бы своего рода броней въ кругу "отродья" Сафровъ. Между графомъ и Катериной, несмотря на то, что они рѣдко видѣлись, существовала связь болѣе надежная, болѣе сближающая, чѣмъ даже бракъ: это общее имъ обоимъ сознаніе, что они люди одинаково "высокорожденные".

Во время ихъ прогулки вдвоемъ по парку, разговоръ коснулся здоровья Мари-Бланшъ, безпокоившаго Катерину, которая не подозрѣвала, что разстраиваетъ его ежедневное отравленіе морфіемъ. Она замѣчала, какъ иногда бываетъ порывистъ смѣхъ ея золовки, съ какимъ трудомъ и какъ неясно выговариваетъ она порою нѣкоторыя слова, звучащія до нѣкоторой степени дико. Ея рѣсницы покрываются свинцовыми тонами, расходящимися въ настоящіе круги подъ глазами, которые, вмѣстѣ съ тѣмъ, утрачиваютъ свой чудный блескъ.

-- О!-- возразилъ Громмеленъ.-- Если моя жена чувствуетъ себя теперь не совсѣмъ хорошо, такъ это потому, что попала она здѣсь на лоно природы, а лоно это ей не по вкусу. Ей требуется жизнь широкая, веселая, безъ отдыха. Она поправится въ Парижѣ зимой и будущею весной. Тогда я замѣчаю нѣкоторые тревожные симптомы лишь въ тотъ день, когда ей приходится отстать отъ компаніи, отправляющейся ужинать, или когда она слышитъ разсказъ о неприличномъ увеселеніи и не имѣетъ возможности захлопать въ ладоши и тотчасъ же заявить, что и ей надо туда ѣхать!... Нѣтъ, добрый другъ мой, тревожиться намъ нѣтъ пока основанія. Для этого подождемъ, чтобы моя жена натащила менѣе полдюжины гостей въ обѣду, если случайно ей самой доведется обѣдать дома. Что меня касается, то я останусь спокойнымъ до тѣхъ поръ, пока не увижу въ сезонъ увеселеній, что моя жена ложится иногда спать раньше трехъ часовъ утра!...

-- Надо полагать, что вы ее не очень торопите...-- рискнула сказать Катерина съ улыбкой, подчеркивавшей значеніе этого нѣсколько вольнаго замѣчанія.

Громмеленъ посмотрѣлъ на свою собесѣдницу и, убѣдившись въ томъ, что она сказала именно то, что хотѣла сказать, только пожалъ плечами.

Но это простое средство оказалось недостаточнымъ для того, чтобы отдѣлаться отъ продолженія разговора. Громмеленъ натолкнулся на женское упрямство по такому вопросу, въ которомъ оно особенно стойко, въ силу естественнаго закона и солидарности всѣхъ женщинъ. Катерина говорила:

-- Это стремленіе къ свѣтскимъ удовольствіямъ Мари-Бланшъ не обусловливается ли отчасти чѣмъ-нибудь такимъ, въ чемъ она не виновата?... Эта немного лихорадочная потребность выѣзжать, чтобы быть окруженною ухаживаніами и комплиментами, не указываетъ ли скорѣе на тревожное состояніе женщины, доведенной до нѣкотораго сомнѣнія въ своей привлекательности? Быть можетъ, ваша жена ищетъ въ глазахъ праздной толпы удостовѣренія въ томъ, что она все еще молода и хороша, что она не утратила еще очаровательности, въ которой... дома, въ силу привычки... остаются болѣе или менѣе... равнодушными?

На лицѣ Громмелена отразилось недовольство.

-- Ужъ не сама ли она,-- спросилъ графъ,-- сообщила вамъ интимныя подробности о нашей жизни, что я могъ бы назвать, пожалуй, доносомъ?

Очевидно, онъ не хотѣлъ даже ничего отрицать. Но, чтобы не обострять отношеній между супругами, Катерина поспѣшила выгородить золовку, отклонить отъ нея отвѣтственность за нескромность.

-- Не имѣю я развѣ удовольствія,-- возразила она,-- принимать васъ здѣсь въ своемъ домѣ? Если я имѣю нѣкоторыя достоинства хозяйки, то -- уже не взыщите, когда окажутся и кое-какіе недостатки, свойственные этой должности. Такъ, напримѣръ, не могло ли побудить меня любопытство замѣтить, какую комнату вы выберете изъ числа тѣхъ, что я предложила въ ваше распоряженіе?... Вы предпочли наиболѣе отдаленную отъ занятой вашею женой, наиболѣе уединенную. Изъ этого я вывела мои маленькія заключенія.

Громмеленъ молчалъ недовѣрчиво. Въ неторопливой прогулкѣ безъ цѣли они спустились съ пригорка къ самой рѣкѣ и сѣли на каменную поросшую мохомъ скамью въ концѣ подстриженной въ видѣ стѣнъ тиссовой аллеи. Тутъ нависшія вѣтви деревьевъ образовали уютную бесѣдку, располагающую къ откровенности.

-- Во всемъ этомъ,-- упрямо продолжала Катерина,-- съ обѣихъ сторонъ у васъ, я полагаю, ничего иного быть не можетъ, кромѣ простого недоразумѣнія. И я нахожу очень естественнымъ, что затронуто самолюбіе вашей жены. Ничуть не оскорбительно для васъ признать это и не можетъ быть непріятно разсѣять такое недоразумѣніе.

Онъ нѣсколько разъ покачивалъ головой съ такимъ выраженіемъ губъ, которое ясно говорило нѣтъ, нѣтъ и нѣтъ. Но Катерина, все-таки, не унималась. Теперь она уже не надѣялась добиться чего-нибудь для Мари-Бланшъ, но заинтересованная сама она продолжала приставать къ Громмелену, дразнить его, чтобы допытаться, наконецъ, до настоящихъ поводовъ.

-- Дѣло въ томъ,-- продолжала она,-- что тутъ затронуто не одно только самолюбіе женщины! Вѣдь, это же даетъ ей достаточныя основанія для подозрѣній, пожалуй, даже для увѣренности.

-- Въ чемъ?-- прервалъ ее Громмеленъ.

-- Въ томъ, что она имѣетъ право ревновать!

При этихъ словахъ онъ прыснулъ злымъ смѣхомъ. И вдругъ Громмеленъ уступилъ потребности приподнять немного томительную маску, которую онъ носилъ ради общества, и хоть минуту вздохнуть свободно полною грудью. Для него большимъ облегченіемъ было выказать передъ кѣмъ-нибудь, равнымъ ему по-роду, ясное пониманіе своего положенія и сдѣлать это прямо съ открытымъ лицомъ. Говоря тихимъ голосомъ, въ которомъ звучала, однако, долго сдерживаемая ненависть, онъ объявилъ:

-- Никогда!... Никогда не дамъ я ей возможности совсѣмъ уже не стѣсняться. Отсутствіе какого бы ни было сближенія съ нею моя единственная гарантія въ томъ, что, по ея милости, я не сдѣлаюсь снова отцомъ. Такимъ образомъ я, по крайней мѣрѣ, огражденъ отъ самаго наглаго оскорбленія!... Въ противномъ случаѣ... о, тогда!...

И жестами онъ дополнялъ свою мысль, что тогда исчезнуть послѣднія сдержки для его жены, послѣдніе атомы свѣтскихъ приличій, наступить конецъ всему, произойдетъ крушеніе всѣхъ консервативныхъ принциповъ,-- коммуна и анархія водворятся въ самой его супругѣ.

Катерина сидѣла, широко раскрывши глаза отъ изумленія, пораженная отчетливымъ пониманіемъ того положенія, въ которомъ находился мужъ ея золовки. Вмѣстѣ съ тѣмъ, по инстинкту той же "голубой" крови, что текла въ ея жилахъ и въ жилахъ Громмелена, Катерина тотчасъ прониклась одинаковыми съ нимъ чувствами. Для нея вполнѣ ясно было, въ силу какихъ традицій этотъ мужъ, столь терпѣливо сносящій все, что производить взрывы и разрушаетъ семьи обыкновенныхъ людей, относится съ такою заботливою нетерпимостью и щепетильностью къ подлинной кровности своего потомства.

Снова надѣвая личину притворства, Громмеленъ проговорилъ, какъ бы въ оправданіе своего долготерпѣнія по отношенію къ поведенію жены:

-- Какъ бы ни было, она мать моихъ дѣтей!

И въ этомъ случаѣ онъ оставался послѣдовательнымъ и вѣрнымъ своей доктринѣ.

Было у него, впрочемъ, и другое для того основаніе, болѣе побудительное, которое онъ про себя придерживалъ до поры, до времени.

Затѣмъ оба продолжали разговаривать о предметахъ безразличныхъ. Было бы совершенно излишнимъ Громмелену предупреждать Катерину о томъ, чтобъ она не выдала Мари-Бланшъ того, что имъ сказано было въ увлеченіи оживленною бесѣдой. Скромность сама собою подразумѣвалась, по обычаямъ людей касты, между которыми откровенныя изліянія имѣли характеръ государственныхъ тайнъ и не могли быть никому передаваемы, внѣ канцелярій, удостоенныхъ обоюднаго ихъ довѣрія и, равно съ ними, высоко поставленныхъ.

-----

На слѣдующій день пріѣхалъ баронъ Сафръ, почти совсѣмъ больной отъ слишкомъ мучительныхъ спекуляцій и разсчитывавшій, хоть на двадцать четыре часа, найти желанный отдыхъ въ замкѣ Мелетъ.

Разъ за разомъ важныя новости были сообщены ему телеграммами изъ Лондона и изъ Амстердама. То были извѣстія о прекращеніи платежей двумя первоклассными банкирскими домами, которые опирались на него такъ же точно, какъ онъ на нихъ опирался, въ колоссальной ассоціаціи для скупки серебра въ слиткахъ.

Послѣ столькихъ побѣдъ, одержанныхъ въ биржевыхъ бояхъ, баронъ Сафръ видѣлъ теперь, что противъ него вооружилась часть людей, которые разбогатѣли по его милости и подъ его предводительствомъ, которые еще недавно были ловкими подручными, исполнявшими его финансовые планы.

Катерина тотчасъ же замѣтила необычное выраженіе, омрачавшее лицо ей свекора. Онъ, впрочемъ, и самъ лишь наполовину скрывалъ тяжесть, удручавшую его умъ въ настоящее время, дивясь про себя какой-то странной слабости, доводившей его въ первый разъ въ жизни до того, что въ немъ немного пошатнулась вѣра въ свою счастливую звѣзду.

День былъ томительно жаркій, духота предвѣщала грозу. Сидя на площадкѣ передъ домомъ, въ обществѣ Катерины и ея дочки, баронъ Сафръ смотрѣлъ на тучи, скоплявшіяся на горизонтѣ въ тяжелыя массы съ металлическими отблесками, казавшимися отраженіемъ гнетущихъ его думъ. Онъ привлекъ внучку на свои колѣни и спросилъ, глядя на дѣвочку жесткими глазами, въ которыхъ все-таки свѣтилось что-то похожее на нѣжность дѣда:

-- Знаешь ли ты, для чего людямъ нужно учить исторію?

И когда растерявшаяся дѣвочка сдѣлала отрицательный знакъ головой, выскальзывая изъ его рукъ, баронъ продолжалъ, обращаясь къ снохѣ:

-- Знаніе исторіи никогда не въ состояніи вдохновлять людей, оно можетъ только нагонять на нихъ робость среди превратностей, которыя переживаетъ вдохновеніе. Примѣры никогда и никого не остановили. Но, когда дѣло дѣлается, воспоминанія о дурныхъ примѣрахъ подрываютъ энергію, парализуютъ силы... Есть ли что-нибудь болѣе глупое, чѣмъ вотъ такая фраза: "Тарпейская скала рядомъ съ Капитоліемъ?" Сколько разъ должна она была становиться удручающею для умовъ, которымъ особенно необходимо было сохранять ничѣмъ ненарушимую вѣру въ себя?... Видите ли, милая дочь моя, нѣтъ такого положенія, въ которомъ люди становились бы болѣе суевѣрными, чѣмъ въ минуты перерывовъ въ теченіе большой борьбы, въ тѣ часы отдыха, когда сознаешь свое утомленіе, чѣмъ и задерживается развязка, которой хотѣлось бы добиться скорѣй!

Нѣсколькими ласковыми перерывами Катерина пыталась дать другое направленіе мыслямъ своего свекора. Но, точно подъ вліяніемъ маніи, онъ продолжалъ:

-- Восемьдесять лѣтъ назадъ исторія увѣковѣчила, а мы заучили новый терминъ, заставляющій терять бодрость. Я разумѣю Ватерлоо. Его не могутъ выбросить изъ своей памяти всѣ тѣ, кто, послѣ безпрерывныхъ усилій, по достиженіи громадныхъ результатовъ, видятъ себя принужденными снова биться противъ массы злосчастья. Да! такъ вошло въ употребленіе еще одно выраженіе, распространяющее еще одну лишнюю мысль, которая предназначена удручать людей, поставленныхъ въ необходимость бороться съ коалиціей враждебныхъ имъ интересовъ... Слово Ватерлоо обозначаетъ извѣстный родъ разгрома человѣка, на что въ прежнія времена не существовало опредѣленнаго выраженія. Разумѣется, и прежде, кто пускался въ приключенія, тотъ зналъ, что дѣло можетъ кончиться плохо. Но, за отсутствіемъ научнаго термина, люди не предвидѣли, забывали, не знали, какая случайность приведетъ ихъ къ гибели. Угроза, выраженная словомъ Ватерлоо, формулирована теперь ясно и оказываетъ роковое давленіе на опасенія нѣкоторыхъ нашихъ современниковъ. Правда, бѣдствія, пораженія давно извѣстны, они стары, какъ міръ. Но извѣстны они были, какъ нѣчто неопредѣленное, неясное, не существовало точнаго выраженія для напоминанія о нихъ... И вотъ -- Ватерлоо!... Четырьмя слогами резюмируется то, что въ судьбѣ человѣка имѣетъ значеніе непоправимаго, и ихъ ничѣмъ уже не отгонишь отъ своего сознанія... Ватерлоо!...-- повторилъ онъ, какъ бы прислушиваясь къ мрачному тону собственнаго голоса.

-- Но,-- возразила Катерина шутливо,-- не упускайте изъ вида и того, что Ватерлоо грозитъ опасностью лишь тому, противъ кого ополчается вся Европа!...

-- Да развѣ же нельзя себѣ представить такого положенія?-- проговорилъ Сафръ, уклончиво.-- Допустите дьявольское соглашеніе между всѣми банками, между всѣми биржами континента, противъ финансовой политики одного человѣка, противъ могущества огромнаго капиталиста, доигрывающаго свою послѣднюю партію... Нечего сказать, удобное положеніе для нанесенія хорошихъ ударовъ противникамъ!

Катерина воспользовалась тѣмъ, что баронъ самъ перешелъ въ легкій тонъ, весело погрозила ему пальцемъ и сказала:

-- Берегитесь!... Такихъ словъ не слѣдуетъ говорить при недоброжелателяхъ. Они поспѣшатъ разнести вѣсть, что вы впадаете въ манію... не въ манію величія, такъ какъ имѣете достаточное право сравнивать себя съ великими,-- васъ заподозрятъ въ маніи преслѣдованія.

Баронъ Сафръ разсмѣялся беззвучнымъ смѣхомъ, длившимся нѣсколько секундъ, видимо стараясь привести въ равновѣсіе весь аппаратъ своихъ могучихъ нервовъ, несокрушимо самоувѣреннымъ движеніемъ руки провелъ по своему необычайно широкому лбу и, чтобы перемѣнить разговоръ, обратился къ другому, занимавшему его предмету.

-- Говорилъ я вамъ, что устроилъ при себѣ нашего милѣйшаго д'Эксирёйля?

Хотя Катерина слышала уже про это отъ Мари-Бланшъ, она притворилась ничего не знающею и сочла за лучшее отвѣтить просто:

-- Нѣтъ, вы мнѣ ничего не говорили объ этомъ. Вы сдѣлали это, вѣроятно, очень недавно?

-- Въ прошедшемъ мѣсяцѣ. Я уже давно находилъ нужнымъ взять въ помощники человѣка очень представительнаго. Мнѣ необходимо было имѣть кого-нибудь, кто, въ извѣстной степени, могъ бы изображать собой главу моего кабинета или даже посланника... Замѣчаете, отъ величія я не отступаюсь?

Желая поддержать шутливый тонъ, Сафръ вторично разсмѣялся и продолжалъ:

-- До сихъ поръ я въ полномъ удовольствіи отъ сдѣланнаго иною выбора. Д'Эксирёйль съ отличнымъ искусствомъ исполнилъ уже одно мое порученіе во Франкфуртѣ. У него совершенно неоцѣнимый даръ быстро схватывать самую сущность дѣлъ, и въ настоящее время мнѣ не легко было бы обходиться безъ него.

-- Онъ совершенно разорился, кажется?

-- За него опасаюсь, что это такъ... Во всякомъ случаѣ онъ искалъ хорошо оплачиваемаго занятія...

-- И, на его счастье, вы помогли ему.

Говоря это, Катерина даже бровью не повела. Сафръ, при всемъ своемъ вниманіи, не разобралъ въ ея словахъ ничего иного, кромѣ хвалы его великодушію и готовности помочь хорошему человѣку.

-- Мое доброе мнѣніе о немъ,-- пояснялъ баронъ,-- было составлено раньше на томъ основаніи, что его семья была всегда въ хорошихъ отношеніяхъ съ вашими родными...

Сафръ внимательно слѣдилъ за выраженіемъ лица молодой женщины и не торопливо выговаривалъ слово за словомъ, совершенно такъ, какъ человѣкъ ступаетъ шагъ за шагомъ, проходя по ненадежной дорогѣ.

-- Я убѣжденъ былъ, кромѣ того,-- говорилъ онъ,-- въ томъ, что и вы были расположены къ нему.

-- Расположена и теперь.

Сказано это было нѣсколько сухо. Послѣ короткаго молчанія, Катерина добавила:

-- А вслѣдствіе тбго, что жить ему стало тяжелѣе, онъ внушаетъ мнѣ еще большую симпатію.

-- Прекрасно!-- подчеркнулъ Сафръ.-- Мнѣ пріятно слышать это отъ васъ... Что зависѣло отъ меня, я сдѣлалъ съ большимъ удовольствіемъ для человѣка, въ высшей степени порядочнаго, доведеннаго до послѣдней крайности. А вы, моя милая дочь, съ вашею очаровательною добротой, одни можете помочь мнѣ довершить начатое мною доброе дѣло...

-- Неужели?... Какимъ образомъ?

Великій баронъ пріостановился въ затрудненіи, сбиваемый все болѣе и болѣе двусмысленнымъ значеніемъ, которое начинало чувствоваться въ его фразахъ.

-- Когда я предложилъ Эксирёйлю то положеніе, которое онъ занимаетъ теперь, я видѣлъ ясно его колебанія... Онъ боялся оказаться, до нѣкоторой степени, униженнымъ въ глазахъ общества...

Катерина одобрительно покачивала головой съ самымъ серьезнымъ видомъ человѣка, понимающаго только хорошее, естественное и приличное въ томъ, что тутъ говорится.

Сафръ рискнулъ идти дальше:

-- Мнѣ пріятно было бы, еслибъ окружающіе меня, для довершенія моего маленькаго добраго дѣла, облегчили этому бѣдному малому его усилія удержать за собой прежнее положеніе въ обществѣ. Я предложилъ бы моимъ дочерямъ быть въ отношеніи его болѣе, чѣмъ когда-либо, привѣтливыми... И лично васъ я прошу отвести ему очень дружески мѣсто въ кругу вашихъ знакомствъ, вашихъ удовольствій, пріемовъ...

Молодая женщина продолжала покачивать головой съ тѣмъ же видомъ согласія и готовности все исполнить. Подбодренный тѣмъ, что цѣль уже почти достигнута, Сафръ сдѣлалъ послѣднее усиліе:

-- Такъ, напримѣръ, когда я пріѣду сюда на нѣсколько дней, вы, быть-можетъ, нашли бы удобнымъ пригласить его со мною вмѣстѣ... Они премилая парочка!-- поспѣшилъ онъ закончить.

-- Да,-- отвѣтила Катерина,-- затрудненіе въ одномъ: вѣроятно въ это время будетъ у насъ еще моя свекровь...

Какъ разъ въ эту минуту показалась баронесса, возвращавшаяся съ своей обычной прогулки къ винограднику, гдѣ единственнымъ развлеченіемъ для нея было смотрѣть, какъ зрѣетъ виноградъ. Вокругъ баронессы скакали и бѣгали въ запуски маленькіе Громмелены, на которыхъ она обращала, повидимому, не больше вниманія, чѣмъ на пару разыгравшихся щенятъ.

Возраженіе снохи вызвало у Сафра движеніе недовольства.

-- Какое отношеніе можетъ имѣть присутствіе моей жены къ тому, о чемъ я говорилъ?

Катерина объяснила невозмутимо:

-- Тутъ все дѣло въ недостаткѣ помѣщенія. Вы хорошо знаете, что до тѣхъ поръ, пока моя свекровь дѣлаетъ намъ удовольствіе своимъ пребываніемъ здѣсь, ей требуются три комнаты: одна на день, одна для ночи и одна, рядомъ съ ними, для ея горничной.

И Катерина встала, очень любезно улыбаясь свекру, котораго она покидала, и свекрови, которой шла навстрѣчу, чтобы спросить ее, какъ она чувствуетъ себя этимъ удушливо-жаркимъ днемъ.

Баронъ Сафръ, оставшись одинъ, долго сидѣлъ въ задумчивости. Мысли его заняты были тѣмъ, что произошло,-- почти давно уже,-- между нимъ и Жизелью д'Эксирёйль.

Въ первые дни послѣ этой сцены, оставленныя ею впечатлѣнія были внезапно оттѣснены, заглушены въ немъ опасными неудачами финансовыхъ операцій, встревожившими его голову громадною массою думъ. Но Сафръ хорошо понималъ, что воспоминаніе объ этой женщинѣ исчезнуть не можетъ. Онъ зналъ, что въ данное время оно только затерялось за множествомъ нагромоздившихся извѣстій, угрожающихъ сразу скопившимися опасностями.

Одинъ разъ всего баронъ видѣлъ мадамъ д'Эксирёйль, ухитрившись такъ устроить, что мужъ самъ привелъ его къ Жизели, пригласивши обѣдать. Для этого Сафру достаточно было дать понять Эксирёйлю, что въ отсутствіе баронессы и всей семьи, уѣхавшихъ въ деревню, онъ вынужденъ въ этотъ день обѣдать дома одинъ холостякомъ.

Сказать по правдѣ, баронъ былъ положительно озадаченъ обращеніемъ съ нимъ молодой женщины. По отношенію къ нему она выказала только ледяную вѣжливость. А всего поразительнѣе былъ такой видъ у нея, будто она понятія не имѣетъ о томъ, что своимъ появленіемъ могъ заставить ее почувствовать баронъ Сафръ. Единственно, что въ продолженіе цѣлаго вечера онъ успѣлъ уловить на ея лицѣ, это мимолетное выраженіе ненависти, не къ нему даже, а къ Жаку д'Эксирёйлю, чего тотъ не замѣтилъ. Нѣсколько разъ она какъ бы хотѣла уничтожить его своими взглядами, когда Жакъ чуть-чуть свыше мѣры ухаживалъ за гостемъ или слегка намекалъ на то, чѣмъ онъ обязанъ барону. Изъ этого Сафръ вывелъ заключеніе, что ему придется все начинать съизнова, чтобъ овладѣть Жизелью. Предположеніе это не показалось ему непріятнымъ. Ясно было, что окончательная побѣда надъ такою женщиной -- далеко не легкое дѣло. А съ тѣмъ вмѣстѣ Сафръ счелъ себя вправѣ быть увѣреннымъ въ томъ, что съ нею нечего опасаться нескромности, ни жалобъ мужу, ни скандала...

Нѣсколько дней спустя, баронъ снова погрузился весь въ свои дѣла. Графъ и графиня де-Громмеленъ тоже уѣхали гостить къ своимъ друзьямъ въ Туренъ.

Въ домѣ Артура Сафра оставались только баронесса, да приглашенные Катериной одинъ бѣдный кузенъ и одна старая дѣвица изъ семьи бальдреновъ.

Вскорѣ затѣмъ маркизъ де-Реневъ воспользовался торжественнымъ случаемъ, заставившимъ его гостить въ Эвекфлёрѣ, и черезъ день послѣ пріѣзда явился въ замокъ Мелетъ, гдѣ его не пустили безъ обѣда.

Катерина употребила всѣ усилія, зависящія отъ хозяйки, чтобъ оживить свое тихое лѣтнее жилище и сдѣлать пріятнымъ пребываніе въ немъ молодого человѣка.

Реневъ въ глубинѣ души сознавался въ томъ, что абсолютно ничего не можетъ разобрать въ характерѣ своей обворожительной пріятельницы, которую онъ въ теченіе послѣднихъ мѣсяцевъ преслѣдовалъ необыкновенно пылкими, очень мило принимаемыми и совершенно безплодными ухаживаніями... О чемъ мечтаетъ она такъ задумчиво? Чего ждетъ она еще неизвѣданнаго отъ жизни?... Или, быть-можетъ, въ ея томномъ взглядѣ отражается полное отреченіе отъ всего?... Несмотря на ея очень упорное сопротивленіе, молодому человѣку удалось вырвать у нея сознаніе въ томъ, что она не любитъ своего мужа. И весьма возможно, что, послѣ своей дочери, ничего въ мірѣ она не любитъ, кромѣ прелести ума и изящества красиваго маркиза. Онъ чувствовалъ, что въ этомъ она почти призвалась ему, или, во всякомъ случаѣ, дала ему поводъ угадывать это. Онъ помаилъ минуты, когда ему казалось, будто она готова отдаться всей своей нѣжности къ нему, и тогда-то она принимала самый насмѣшливый тонъ, сразу охлаждавшій ихъ обоихъ.

Катерина, принимая его въ этотъ день, расточала передъ нимъ всю живость своей веселости, служившей, какъ онъ уже зналъ это, выраженіемъ чувства радости по случаю его пріѣзда. Это, конечно, до нѣкоторой степени утѣшало его, но ввести въ заблужденіе отнюдь не могло. Реневъ ни на что уже не надѣялся. Тѣмъ не менѣе, часы, проведенные съ нею, летѣли быстро и почти счастливо въ этой безукоризненно-чистой короткости. Наслажденіе, которое неодолимо привлекало его къ Катеринѣ, заключалось въ мечтѣ, что онъ, несомнѣнно, одинъ во всемъ мірѣ могъ увлечь ее, хотя вслѣдъ затѣмъ являлось сознаніе, полная увѣренность въ томъ, что никогда этого не будетъ.

Послѣ обѣда, на предложеніе Катерины пройтись по саду никто не отозвался, кромѣ Ренева. И скоро они вышли вдвоемъ, любуясь красотой яснаго, теплаго вечера.

-- Какъ вы молчаливы сегодня!-- воскликнула она, по истеченіи нѣсколькихъ секундъ.

Онъ смотрѣлъ на освѣщенный луною чудный силуэтъ молодой женщины. Обутая въ лаковые сапожки, она держала въ рукѣ высокую камышевую трость. Корсажъ ея бѣлаго платья былъ отдѣланъ красными муаровыми отворотами, придававшими ей видъ воинственной смѣлости. А широкополая шляпа на ея черныхъ блестящихъ волосахъ дѣлала ее похожею на одну изъ знатныхъ дамъ, героинь Вандеи.

-- Я думалъ,-- заговорилъ Реневъ со вздохомъ,-- о томъ, что, быть-можетъ, иной судьбы вы удостоили бы меня, еслибы мы съ вами жили въ другія времена... Мы, вѣроятно, принимали бы участіе въ событіяхъ, болѣе пламенныхъ, которыя могли бы вызвать въ васъ ко мнѣ такія чувства... за которыя я съ восторгомъ отдалъ бы всю мою кровь!

-- Стоитъ ли пускаться фантастически въ глубь временъ?-- сказала она грустнымъ голосомъ.-- Далеко это!... И что для насъ было бы хорошаго, еслибы мы тогда встрѣтились?... Сами судите: мы современники, однихъ лѣтъ, живемъ въ одномъ городѣ, и, все-таки, не встрѣтились даже для того, чтобы стать мужемъ и женой!...

-- А еслибы во время встрѣтились, то сдѣлать это все же не могли бы!

Она взглянула на него, желая удостовѣриться въ томъ, что препятствіемъ къ ихъ браку, на которое онъ намекнулъ, былъ тотъ мотивъ, который она съ своей стороны угадала: самый первый изъ всѣхъ -- недостатокъ средствъ у обоихъ.

Унылый жестъ спутника былъ утвердительнымъ отвѣтомъ на ея невысказанный вопросъ.

-- Увы!-- вздохнулъ молодой человѣкъ изъ глубины души

И, необорачивая головы къ ней, онъ говорилъ тихо:

-- А! Еслибы вы любили меня такъ, какъ я васъ люблю, вамъ и въ голову никогда бы не пришло, что мы не женаты!

-- Какъ же это не пришло бы мнѣ въ голову, когда я то замужемъ за другимъ?

Реневъ не выдержалъ и пустился опять въ борьбу, изъ которой уже столько разъ выходилъ съ измученнымъ сердцемъ.

-- Возможно ли,-- началъ онъ оживляясь,-- чтобы выставили предразсудки выше естественныхъ правъ человѣка любить и быть любимымъ,-- тѣхъ правъ, неотъемлемость которыхъ мы чувствуемъ душой своей?

-- Не вздумайте проповѣдывать мораль животныхъ. Мы должны отличаться отъ нихъ именно тѣмъ, что вы называете предразсудками.

-- А вотъ я нахожу, что люди уподобляются животнымъ, такъ какъ допускаютъ приручать себя къ условнымъ обычаямъ, дрессировать, какъ стадо, въ направленіи ходячихъ идей, водить, какъ барановъ, при чемъ они безсмысленно повторяютъ лишь то, что дѣлаютъ другіе!... Конечно, удобно сообразоваться съ обиходомъ, давно готовымъ и установленнымъ разъ навсегда. Не много требуется даровитости для того, чтобы пройти такой курсъ добродѣтели и поступать всегда такъ, какъ тамъ прописано...

-- Что же, по вашему, достойно уваженія въ человѣкѣ?

-- Я считаю, что нѣтъ ничего болѣе истиннаго, прекраснаго, высокаго, чѣмъ самостоятельность избранныхъ натуръ. Я восхищаюсь лишь тѣмъ, въ чемъ проявляется независимая личность, умѣющая сама создать себѣ особливое существованіе. И, наконецъ, я преклоняюсь передъ дивными проявленіями страсти, которая одна способна вызвать въ человѣкѣ полное развитіе его души и можетъ въ совершенной свободѣ разума вести его въ апогею личности.

-- Сожалѣю о томъ,-- возразила Катерина немного сухо,-- что мои взгляды столь ограничены, по вашему мнѣнію... Но, съ другой стороны, позвольте мнѣ все-таки порадоваться тому, что не всѣ считаютъ себя вправѣ устраивать свою жизнь какъ имъ вздумается... или, вѣрнѣе, какъ вамъ правится... То, что вы хотѣли мнѣ доказать, было,-- не правда ли,-- урокомъ, какъ мнѣ слѣдуетъ вести себя по отношенію къ вамъ?...

Бесѣда утратила всю свою мягкость. Затаенныя чувства Катерины, какъ всегда, лишь только проглядывала ихъ нѣжность, быстро сдавливались и оставляли послѣ себя одну горечь. Реневъ, раздосадованный, недовольный собою за то, что вызвалъ ея недовольство, продолжалъ, сдерживаясь:

-- Скажите, однако, что вы находите столь похвальнаго и священнаго въ ходѣ вещей, по обычаямъ?

-- Во всякомъ случаѣ, организаціей семьи мы имъ обязаны... И этого уже достаточно для того, чтобъ уважать ихъ!

Насмѣшливо-злое выраженіе появилось на губахъ молодого человѣка.

-- Да, къ слову о семьѣ,-- сказалъ онъ,-- я имѣю къ вамъ порученіе отъ главы вашей семьи. Наканунѣ моего отъѣзда я встрѣтился въ ресторанѣ съ барономъ Сафромъ, недавно вернувшимся отсюда...

Катерина видѣла ясно, что подготовляется какая-то ехидная иронія.

-- И что же онъ просилъ передать мнѣ?

Реневъ сдѣлалъ видъ, будто колеблется.

-- Глава вашей семьи,-- повторилъ онъ,-- довѣрилъ мнѣ постараться выспросить у васъ половчѣе, имѣете вы или нѣтъ какіе-нибудь поводы быть не особенно расположенною къ Эксирёйлямъ... Данныя мнѣ инструкціи, вполнѣ дружескія, состоятъ въ томъ, чтобъ я разузналъ осторожно, чѣмъ обусловлено ваше предубѣжденіе... быть можетъ... совершенно случайное... конечно, незаслуженное... противъ молодой женщины?...

Губы Катерины рѣзво сжались.

-- Мнѣ любопытно было бы знать,-- сказала она,-- зачѣмъ понадобилось ваше посредничество въ такомъ вопросѣ?

-- Мнѣ это тоже любопытно... Я раздумывалъ о томъ, въ силу какихъ сложныхъ умозаключеній баронъ Сафръ нашелъ нужнымъ обратиться ко мнѣ, ничтожному, для улаживанія съ женою его сына того дѣла, которое его интересуетъ. И какъ я ни ломалъ голову, этому нашлось только одно объясненіе...

-- Какое?

Маркизъ смѣло устремилъ на нее глаза. И съ изящною дерзостью человѣка, котораго знаніе свѣта научило, насколько избытокъ наглости можетъ остаться безнаказаннымъ, онъ отвѣтилъ:

-- Вашъ свекоръ думаетъ, навѣрное, что я вашъ любовникъ..? О! не сердитесь! Разберите сами... Если не это, то какое основаніе имѣлъ онъ обращаться къ моему вліянію на жену его родного сына? И уже не моя вина, если самъ онъ такимъ образомъ призналъ меня болѣе достойнымъ васъ!...

И, на самомъ дѣлѣ, рѣзкость нападенія не особенно оскорбила Катерину. Она молчала, въ то время, какъ ея думы принимали то направленіе, которое онъ имъ далъ. Она видѣла, какъ обычное теченіе жизни выбиваетъ безпрерывно изъ колеи всѣ убѣжденія, на которыя она слѣпо полагалась, рѣшивши идти неуклонно прямымъ путемъ.

Они прогуливались по высокой площадкѣ, тянувшейся вдоль фасада дома. Поровнявшись съ однимъ изъ послѣднихъ оконъ нижняго этажа, они машинально остановились, не доходя до полосы свѣта, падавшаго изъ окна. Передъ столомъ, заваленнымъ толстыми книгами, освѣщеннымъ сильною лампой, они увидали Артура Сафра, запрокинувшаго въ раздумьѣ свою маленькую, упрямую и болѣзненную головку будущаго кандидата на академическія почести. Подъ руками у него лежали въ порядкѣ кипы бумагъ, отъ времени до времени онъ вписывалъ что-то гусинымъ перомъ въ тетрадь, перемарывалъ и опять писалъ. Выйдя изъ обѣда, онъ тотчасъ же направился въ свою комнату пролегать себѣ путь къ Институту.

Реневъ, не говоря ни слова, подмѣтилъ взглядъ Катерины, устремленный на мужа и почти въ ту же минуту затерявшійся въ пустомъ пространствѣ. Красавчикъ-маркизъ прочелъ на лицѣ своей спутницы мимолетное выраженіе, отъ котораго безумно забилось его сердце. Вся фигура чудно-красивой женщины выражала безконечное презрѣніе къ мелкому глупышу, имѣвшему на нее всѣ неограниченныя права мужа.

-- Такъ неужели вы могли бы дѣлить меня... вонъ съ нимъ?-- проговорила она отрывистымъ голосомъ, въ тонѣ котораго Реневъ съ гордостью разслышалъ, что онъ стоитъ внѣ всякаго сравненія.

До этой минуты ничего похожаго на подобный вопросъ не приходило ему въ голову. Молодой человѣкъ прошепталъ растерянно:

-- Да развѣ же эта фигура осмѣливается?...

Выраженіе горькой злобы скользнуло по лицу Катерины.

-- Будьте моею!-- воскликнулъ Реневъ, въ припадкѣ страшной ревности.-- И только моею!...

Онъ быстро двинулся къ Катеринѣ. Она отступила назадъ, тихо и печально качая головой. И, чтобы покончить разъ навсегда, она въ нѣсколькихъ фразахъ раскрыла ему все, казавшееся необъяснимымъ, указала самую сущность закона, которому она повиновалась.

-- Нѣтъ, я не могу отнять себя у того человѣка, которому я принадлежу! Меня ему продали... я на это согласилась. Тутъ уже нѣтъ возврата!... Видите ли, милый мой, я происхожу изъ такой семьи, гдѣ всегда честно исполняли принятыя на себя обязательства, жертвовали собою до послѣдней крайности... Для насъ, женщинъ,-- добавила она съ гордою рѣшимостью отчаянія,-- подчиняться самому отвратительному порядку вещей, изнывать отъ ужаса на своемъ посту, не покидая его,-- есть намъ данный въ удѣлъ способъ исполнять наши обязательства!

Катерина медленно удалялась отъ него. Въ эту минуту ей непріятно, горько было, что она раскрыла передъ нимъ свои задушевныя убѣжденія, и она не хотѣла ничего далѣе слушать и говорить ему.

-- Постойте!-- шепталъ онъ, не помня себя.-- Умоляю васъ, Катерина!... Все, что хотите... что потребуете... Я на все согласенъ!...

Но она была уже далеко. Повертывая ручку стеклянной двери гостиной, молодая женщина пріостановилась на мигъ и отвѣтила:

-- А я нѣтъ!... Никогда!

Хозяйка вошла въ домъ и скрылась въ глубинѣ комнаты, гдѣ небольшимъ кружкомъ сидѣли остальные гости. Рѣшившись послѣдовать за нею тѣмъ же путемъ, маркизъ де-Реневъ, самъ не зная какъ и почему, вспомнилъ о теоріи "арматуры", которую излагалъ ему когда-то Тарсюль. Не убѣдился ли онъ самъ теперь въ томъ, что на нее опирается сопротивленіе любимой женщины?... Только, разсуждая о матеріальной связи, властно устанавливаемой деньгами, Тарсюль, увлеченный пессимизмомъ, ограничился лишь указаніемъ на корысть и выгоды. Онъ упустилъ изъ вида тѣ случаи, когда такая связь держится лишь по милости честности людей.

VI.
Графъ де-Громмеленъ.

Послѣ умершаго стараго дяди въ Туренѣ на долю Громмелена досталось около сорока тысячъ франковъ годового дохода. Какъ только приведена была въ извѣстность сумма наслѣдства, графъ порѣшилъ, что впредь онъ имѣетъ достаточную возможность распоряжаться своими чувствами, какъ угодно, и устроить свою жизнь, какъ онъ найдетъ для себя болѣе удобнымъ. Покончивши всѣ формальности по полученію наслѣдства, онъ прямо отъ нотаріуса прошелъ къ стряпчему, контора котораго была этажомъ ниже.

Сказавши свое имя и титулъ, Громмеленъ заявилъ о своемъ желаніи начать противъ жены процессъ о разводѣ. Стряпчій справился, прежде всего, о томъ, не занимался ли кто-нибудь изъ его коллегъ дѣлами представляющагося кліента. Единственнымъ щекотливымъ пунктомъ было опасеніе перебить практику у товарища. Но, разъ успокоенный на этотъ счетъ, почтенный чиновникъ охотно взялся мстить за графа де-Громмелена, котораго онъ видѣлъ въ первый разъ въ жизни. Съ этой минуты онъ готовъ былъ любезно и неуклонно исполнять его желанія, стать ярымъ противникомъ графини де-Громмеленъ, которую онъ никогда не видалъ, преслѣдовать ее, травить, загнать и заставить заплатить всѣ судебныя издержки.

-- Угодно вамъ сказать, какіе имѣете поводы для развода?

-- Супружеская невѣрность,-- отвѣтилъ мужъ просто.

-- О, графъ, обвиненіе очень серьезное! Не погнѣвайтесь на мою осторожность въ данномъ случаѣ! Я поставилъ себѣ за правило дѣйствовать съ большою осмотрительностью въ подобныхъ дѣлахъ, когда въ нихъ замѣшаны лица, принадлежащія въ высшему парижскому обществу... Предположенія должны быть подкрѣплены вѣскими доказательствами... По вашему мнѣнію, какъ давно началось то, въ чемъ вы обвиняете вашу супругу?

-- Думаю, что лѣтъ пять-шесть назадъ...

-- И вы теперь только узнали объ этомъ?

-- Я только что рѣшилъ покончить съ этимъ.

-- А... извините за выраженіе... сообщникъ графини принадлежитъ, конечно, къ вашему кругу... изъ числа вашихъ знакомыхъ, быть можетъ?... Это весьма важно для опредѣленія правъ на дѣтей... Короче сказать, имѣемъ ли мы дѣло, какъ это обыкновенно бываетъ и какъ я того отъ души желаю, съ вашимъ близкимъ знакомымъ, съ пріятелемъ, бывающимъ у васъ чуть не каждый день?

-- Этого я не знаю.

-- Стало быть, вы еще только подозрѣваете? Но кого же, однако?

-- Ни на кого я не могу указать въ данную минуту...

-- Въ такомъ случаѣ, на чемъ же вы основываете ваши предположенія?... Какъ вы хотите начинать дѣло?

-- Государь мой, мнѣ не нужно знать, кто любовникъ моей жены, для того, чтобы быть увѣреннымъ въ томъ, что у нея есть любовникъ. Съ меня довольно того, что я ее знаю!... Я поручаю вамъ выслѣдить и уличить ее. Устройте дѣятельный надзоръ за нею. На это у васъ есть спеціальные люди, услугами которыхъ, я полагаю, вы пользуетесь въ подобныхъ случаяхъ?

-- Совершенно вѣрно!-- подтвердилъ стряпчій.

-- Слѣдовательно, къ тому времени, когда фактъ можно будетъ формально удостовѣрить, мы получимъ такимъ образомъ достаточныя свѣдѣнія объ интересующей насъ личности... Мнѣ это -- не къ спѣху. Поручая вамъ сдѣлать все необходимое, я предупреждаю, что покончить дѣло хотѣлъ бы скорѣе, но особенно торопить васъ не намѣренъ.

Затѣмъ Громмеленъ далъ нѣкоторыя указанія на привычки графини, на дни и часы, въ которые она уходитъ всего чаще изъ дому, долго не возвращается, пребываетъ -- неизвѣстно гдѣ.

Покончивши съ этимъ, онъ вернулся домой какъ разъ къ завтраку и спокойно усѣлся за столъ на свое мѣсто отца семейства и супруга. По правую его руку помѣстился его старшій сынъ, по лѣвую -- младшій, противъ него сидѣла мать этихъ дѣтей,-- каковымъ титуломъ онъ самъ такъ недавно прикрывалъ поведеніе графиня, великодушно вздыхая, въ разговорѣ съ Катериной Сафръ.

Мари-Бланшъ сообщила мужу о двухъ приглашеніяхъ на обѣды въ одинъ и тотъ же день, только что полученныхъ отъ генеральши Кляси-Боркъ и отъ Мейлей.

-- Я очень затрудняюсь, кому отдать предпочтеніе,-- говорила она.-- У Жанны всегда веселѣе, но у нея бываютъ иногда какіе-то господа изъ кружковъ артистовъ, тогда какъ у генеральши, хотя и чахнешь отъ тоски девять разъ изъ десяти, за то можешь попасть въ число самыхъ отборнѣйшихъ и очутиться за столомъ съ однимъ изъ членовъ фамиліи де-Гюйенъ!... Терпѣть я не могу этихъ приглашеній на картонѣ. Нѣтъ возможности угадать по нимъ, съ кѣмъ васъ посадятъ... Хозяева точно не понимаютъ, что люди обѣдаютъ, по большей части, не у нихъ, а скорѣе съ тѣми, кого они приглашаютъ... Какъ вы полагаете, къ кому намъ лучше ѣхать?

-- Въ какой день зовутъ?

-- О, черезъ три недѣли!... Я хочу отвѣтить черезъ нѣсколько дней, пособравши предварительно кое-какія данныя.

-- Нѣтъ,-- отвѣтилъ Громмеленъ твердо,-- прежде всего, надо быть корректными. Рѣшать вопросъ вы можете, какъ вамъ угодно, а отвѣчайте сейчасъ же. Для меня, въ виду такого долгаго срока, это безразлично... И я имѣю основаніе предполагать, что останется совершенно безразличнымъ!

И на самомъ дѣлѣ, не прошло двѣнадцати дней, какъ онъ получилъ приглашеніе пожаловать въ контору стряпчаго, взявшагося вести его дѣло.

-- Графъ,-- заявилъ ему стряпчій,-- я думаю, что вы останетесь довольны. Я собралъ свѣдѣнія, и ихъ вполнѣ достаточно. Мы можемъ приступить къ формальностямъ, которыя послужатъ основаніемъ для нашихъ дальнѣйшихъ дѣйствій. Только... вы знаете пословицу: не слѣдуетъ гнаться за двумя зайцами... Вамъ предстоитъ сдѣлать выборъ.

-- Выборъ?-- спросилъ Громмеленъ, пощипывая усы и гордо выпрямляясь.

-- Непремѣнно!... Собранными свѣдѣніями дознано, что графиня отправляется поперемѣнно въ два различныя мѣста свиданій и встрѣчается тамъ съ двумя разными лицами...

Стряпчій досталъ изъ своихъ бумагъ рядъ замѣтокъ, подтверждавшихъ сказанное имъ.

Какъ ни былъ Громмеленъ подготовленъ ко всякимъ случайно стямъ, сообщеніе это все же покоробило его внутренно. Впечатлѣніе, испытанное имъ, могло бы быть передано такими словами: "Очень мило! По-истинѣ, восхитительно!" Онъ не затруднился бы сказать это громко, еслибъ велъ настоящій разговоръ съ родственникомъ, съ близкимъ человѣкомъ или съ равнымъ себѣ. Но съ собесѣдникомъ, на котораго графъ смотрѣлъ съ высоты своего величія, онъ счелъ неумѣстнымъ высказываться. На его лицѣ лежало дерзкое выраженіе, дававшее понять, что графиня знаетъ сама, какъ надлежитъ ей поступать.

-- Можете назвать мнѣ имена этихъ господъ?-- спросилъ мужъ.

Стряпчій справился въ своихъ бумагахъ.

-- Да, во-первыхъ, имѣется наниматель маленькой квартирки съ вами по сосѣдству, графъ, въ очень чистомъ домѣ... Да, въ нѣсколькихъ минутахъ ходьбы отъ васъ... Тамъ графиня встрѣчается съ однимъ господиномъ, какъ будто военнымъ... Позвольте, какъ его фамилія? Я помню, что по второму разу его тоже выслѣдили. Вотъ: его зовутъ мосьё д'Іанси.

-- Какъ, опять онъ?-- воскликнулъ Громмеленъ.-- Да, вѣдь, онъ женился всего три мѣсяца назадъ!

Стряпчій сдѣлалъ жесть, выражающій, что онъ скорбитъ объ этомъ, но горю помочь не въ силахъ.

-- А кто другой?-- продолжалъ Громмеленъ.

-- Другой -- мосьё де-Форлеанъ, живущій со своею матушкой. Онъ принимаетъ графиню въ номерѣ меблированныхъ комнатъ, очень зауряднаго вида, въ улицѣ Звѣзды...

Въ выборѣ графъ де-Громмеленъ ни минуты не колебался. У него множество резоновъ было ничего не предпринимать противъ д'Іанси. Въ ихъ числѣ не первенствующее значеніе имѣло то обстоятельство, что замышляемое враждебное столкновеніе съ блестящимъ офицеромъ могло бы повести къ дуэли. Для Громмелена болѣе существенное значеніе имѣла свѣтская корректность его довольно уже старыхъ отношеній къ Рожеру. А за тѣмъ тутъ дѣло касалось не только женатаго человѣка, но очень близкаго къ семейству, аристократическое спокойствіе котораго было бы непорядочно тревожить скандаломъ. Это могло бы произвести очень неблагопріятное впечатлѣніе на весь кружокъ Жизоровъ, Латерранку и друг. И наоборотъ, Ліонель де-Форлеанъ былъ ничтожнымъ новичкомъ въ парижскомъ обществѣ. Салонъ его матери не имѣлъ никакого значенія. Ближайшіе его родственники были неважными провинціальными дворянчиками...

Стряпчему оставалось только уговориться съ кліентомъ относительно нѣкоторыхъ подробностей, условиться о томъ, какъ вѣрнѣе изловить того изъ виновныхъ, котораго Громмеленъ сочтетъ болѣе удобнымъ притянуть къ дѣлу. Стряпчій направилъ оскорбленнаго мужа къ мѣстному полицейскому коммиссару, изъявившему готовность оказать содѣйствіе, какъ только потребуется вмѣшательство административной власти.

Все устроилось такъ удачно, что на третій день передъ вечеромъ виновные были застигнуты врасплохъ полиціей, вошедшей безъ шума въ ихъ номеръ, при помощи двойного ключа, выданнаго слугою меблированныхъ комнатъ...

Приглашенный чиновникомъ графъ де-Громмеленъ удостовѣрилъ, что ошибки не произошло, что присутствующіе видятъ передъ собой дѣйствительно мамашу его дѣтей. Тотчасъ же былъ составленъ протоколъ, по формѣ, установленной для такихъ случаевъ...

Когда, по уходѣ нежданныхъ гостей, комната осталась въ полномъ распоряженіи постояльцевъ, Мари-Бланшъ поспѣшила, прежде всего, отдѣлаться отъ Ліонеля, жалкаго, растеряннаго, неспособнаго ни разсуждать, ни что-либо обдумать. Она выпроводила его быстро и грубо, разговаривая громко сама съ собой... Юнецъ бѣжалъ, ошеломленный всѣмъ случившимся и того болѣе, быть можетъ, словами своей дамы, которыми она раздѣлывала своего мужа и которыхъ, по мнѣнію Ліонеля, не могла не только произносить, но даже и знать порядочная женщина.

Отсутствіе какихъ-либо предшествующихъ симптомовъ, непредвиденность скандала усиливали потрясающій эффектъ, произведенный имъ на Мари-Бланшъ. Но въ женщинѣ, съ такимъ разстроеннымъ мозгомъ, привыкшей слѣдовать безъ малѣйшаго удержа всѣмъ своимъ влеченіямъ, первымъ пробудилось чувство безумной ненависти. Не задумываясь надъ тѣмъ, что поступокъ съ нею Громмелена представлялъ лишь начало осуществленія обдуманнаго плана, она мечтала только о самой злой мести. Одна мысль, заслоняющая собою всѣ остальныя, вертѣлась неотступно въ ея хилой головкѣ: мысль о томъ, что непремѣнно должно существовать какое-нибудь легальное средство, которое можно съ подавляющимъ успѣхомъ пустить въ ходъ противъ мужа, осмѣлившагося уличить въ невѣрности свою супругу.

Только выйдя на улицу, Мари-Бланшъ, отрезвленная немного холодомъ, начала понимать отчасти свое положеніе. Она сообразила, насколько позорно и невозможно было ея возвращеніе къ себѣ, гдѣ Громмеленъ,-- какъ ей представлялось,-- водворился совершенно спокойно и отдалъ уже приказаніе вышвырнуть ее вонъ изъ дома, который онъ получилъ за нею въ приданое!... Кто ихъ тамъ знаетъ,-- возможно, что и полицейскій коммиссаръ поджидаетъ ее въ этомъ домѣ? Почему бы и не такъ? Не сдѣлался ли онъ самымъ близкимъ человѣкомъ ея мужу, который не постыдился показать ему свою жену въ такомъ неприличномъ видѣ?

Вдругъ ей пришла въ голову мысль, восхитившая ее своею геніальностью:-- надо, какъ можно скорѣй, мчаться къ отцу, требовать его помощи, его могучаго заступничества, пользуясь его извѣстнымъ ей огромнымъ нерасположеніемъ къ Громмелену. Да, такъ и слѣдовало поступить, необходимо было противопоставить мужчину такой силы, какъ баронъ Сафръ, этому гадкому мужу, не посовѣстившемуся вступить въ союзъ съ полицейскимъ противъ слабой женщины и почти мальчика!...

Къ отцу она явилась совсѣмъ не во-время. Баронъ Сафръ нисколько не расположенъ былъ отвлекаться отъ дѣла для кого бы ни было. Онъ долженъ былъ на слѣдующій день раннимъ утромъ ѣхать въ Лондонъ, а до тѣхъ поръ у него даже для сна минуты не было свободной. Въ часы такихъ думъ и напряженныхъ разсчетовъ всѣ чувства барона принадлежали массамъ цифръ, складывавшихся въ его головѣ.

А потому, при входѣ дочери, взгляды ихъ обоихъ имѣли такое выраженіе, будто они оба сами не знаютъ, откуда они явились и какъ очутились вмѣстѣ.

-- Папаша,-- заговорила Мари-Бланшъ въ сильномъ волненіи,-- я пріѣхала просить васъ... Умоляю, защитите меня, избавьте меня отъ моего мужа! Вы знаете, что это за человѣкъ! Я не могу далѣе жить съ нимъ!

-- Что такое случилось?-- спросилъ баронъ разсѣянно.

-- О, глупости!... Но это окончательно невыносимо!... До сихъ поръ,-- продолжала она съ притворною дрожью въ голосѣ,-- и не хотѣла безпокоить васъ моими жалобами на его обращеніе со мной. Но всякому терпѣнію есть граница. Мое истощилось, я хочу выйти изъ этого рабства. Теперь я всѣ надежды мои возлагаю на вашу поддержку и на вашу доброту.

Сафръ, слишкомъ занятый собственными дѣлами, едва слушалъ и смутно понималъ жалобы дочери.

-- На что онѣ тебѣ понадобились?-- спросилъ онъ.

-- Чтобы потребовать развода.

-- Ну, этому не бывать! Никогда я не стану тебя поддерживать ради такой безсмысленной неловкости.

Мари-Бланшъ закусила губы отъ злости. Она знала, что почти нѣтъ средствъ убѣдить отца отступиться отъ разъ принятаго рѣшенія, и уже ненавидѣла его за то, что онъ порѣшилъ дѣло такъ скоро.

-- Что же будетъ со мной,-- проговорила она тономъ горькой укоризны,-- если вы первый выдаете меня?

Сафръ пожалъ плечами и сказалъ:

-- Изъ-за какого повода можешь ты начать процессъ съ мужемъ?

-- Все равно изъ-за какого!... Изъ-за характера!... Моя горничная можетъ засвидѣтельствовать, каковъ онъ... Это худшій изъ самыхъ грязныхъ людей! И если онъ осмѣлится возражать что-нибудь, тогда всѣ поднимутся противъ него!

Сафръ отрицательно покачалъ головой и возразилъ:

-- Наше общество знать не хочетъ того, насколько супруги могутъ быть неправы одинъ относительно другого. Но есть одинъ поступокъ, единственный, котораго оно никому не прощаетъ: это -- разводъ! Мы сплошь и рядомъ видимъ, что мужъ -- шутъ парадный, а жена -- шутовка негодная, и общество ничуть этимъ не шокируется, потому что шутъ съ шутовкой въ качествѣ супруговъ живутъ, какъ всѣ, какъ установлено свѣтскими обычаями. Дѣло въ томъ, что женщина безъ мужа -- не въ обычаѣ. Въ нашемъ highlife'ѣ женщина существуетъ и признается только въ парѣ съ мужемъ... Посмотри сама, въ какое отвратительное положеніе поставили мадамъ Кризьё со времени ея развода, несмотря на ея абсолютную безупречность!... Или еще баронессу Амбре-Гелли, которая почти безупречна...

-- Но рядомъ съ ними мы видимъ другихъ, которыя пречудесно живутъ безъ мужей, а у нихъ все-таки бываютъ и Куси, и Жизоры, и Божоле, и всякіе Эперноны!...

-- Ну, вотъ еще! Не достаетъ, чтобы ты указала на женщину, которая была вице-королевой и разошлась съ своимъ лордомъ, носитъ теперь свою прежнюю, старинную аристократическую фамилію! Изъ всякихъ самыхъ священныхъ правилъ есть, разумѣется, исключенія... Да кромѣ того, еслибы не было у нея двухъ милліоновъ годового дохода, еслибъ она принуждена была жить скромненько, мы бы посмотрѣли, насколько стали бы съ нею церемониться! Повторяю тебѣ: для женщины только и есть одна роль -- оставаться женой своего мужа. При этомъ условіи она можетъ дѣлать все, что угодно, хотя бы самое худшее, даже не скрывая этого, а дѣлая только видъ, будто скрываетъ. Всѣмъ извѣстно, что отъ человѣческихъ слабостей никто не свободенъ, только всѣ притворяются, будто не замѣчаютъ того, что продѣлываетъ ближній, лишь бы самъ онъ не выставлялъ на-показъ своихъ поступковъ... Общество принимаетъ на себя поручительство за всѣхъ женщинъ, которыхъ оно принимаетъ, но съ тѣмъ условіемъ, чтобы мужъ былъ первымъ поручителемъ. А отъ него требуется только, чтобъ онъ терпѣливо сносилъ все, очевидно съ нимъ происходящее, какъ и то, что никому не извѣстно, и чтобъ онъ не нарушалъ ребячьими криками общей гармоніи и спокойствія избраннаго кружка порядочныхъ людей...

Мари-Бланшъ вздрагивала отъ нетерпѣнія, едва слушая пространныя разглагольствованія барона, уснащавшаго ими свой отказъ въ помощи, отъ которой зависѣла теперь участь его дочери. Онъ принадлежалъ къ тому разряду говоруновъ, которые не терпятъ, чтобъ ихъ прерывали, и въ данную минуту разошелся.

-- Всего лучше, осмотрись кругомъ, перебери нашихъ знакомыхъ! Все это люди высшаго общества, пользующіеся наилучшею репутаціей за свою порядочность и изящество, всѣ заискиваютъ въ нихъ ради пріемовъ, которые у нихъ бываютъ, и тѣхъ пріемовъ, гдѣ желательно, чтобъ они бывали... Присмотрись, оцѣни, сочти и скажи, не добрая ли половина этихъ женщинъ терпима въ нашемъ кругу лишь потому, что онѣ замужемъ и что за нихъ отвѣчаетъ мужъ. И ты пойми, что вся сила тутъ въ замужествѣ, а не въ мужѣ! Мужъ можетъ быть самымъ послѣднимъ изъ шелопаевъ. Сомнительныхъ женщинъ принимаютъ вовсе не изъ уваженія къ мужьямъ, которыхъ обвиняютъ въ глупости, въ снисходительности изъ гадости... Все держится не личностями, а самимъ бракомъ какъ установленіемъ... Посуди сама, еслибъ мужья не были поручителями, развѣ сталъ бы кто-нибудь принимать баронессу Рифенилье или мадамъ де-Люзюръ, которыхъ всѣ приглашаютъ, однако? Или мадамъ де-Бираксъ, про которую всѣмъ извѣстно, что ея портной получаетъ уплату по счетамъ отъ Ишельдорфа? А мадамъ деМюльвиль?... А такая шлюха, какъ маркиза де-Ринжемонъ, съ которою мы третьяго дня обѣдали у тебя!...

-- А мадамъ д'Эксирёйль?-- воскликнула Мари-Бланшъ, позеленѣвшая отъ нетерпѣнія и злости.

-- Ну,-- возразилъ баронъ высокомѣрно,-- про эту, сколько мнѣ извѣстно, нельзя сказать ничего дурного.

Мари-Бланшъ промолчала, опустивши голову съ упорно-вызывающимъ видомъ. Сафръ, задѣтый за живое, заговорилъ отрывистыхъ и рѣзкимъ тономъ:

-- Ты поняла меня, надѣюсь. Я весьма рекомендую тебѣ отказаться отъ нелѣпой затѣи. И съ моей стороны не жди ты ни малѣйшей поддержки... а наоборотъ!...

-- О!-- воскликнула Мари-Бланшъ внѣ себя.-- Я вѣрить не могу, что вы такъ меня покинете!

Похолодѣвшими пальцами она хотѣла схватить руки отца. Но онъ былъ оскорбленъ ею... Сафръ поднялся съ мѣста, отстранилъ дочь и заявилъ:

-- Прошу кончить... Оставь меня въ покоѣ. У меня есть дѣло посерьезнѣе твоихъ несносныхъ причудъ... Если изъ головы ихъ не выкинешь, то можешь являться въ другой разъ, послѣ... черезъ полгода. Предупреждаю, впрочемъ, что мнѣнія своего я не измѣню.

Тонъ голоса и поза барона выражали опредѣленно, что его дочери остается одно -- убираться вонъ. Но весьма не легко внушить мысль уходить тому, кому дальше идти некуда.

Въ эту минуту баронесса Сафръ вошла въ кабинетъ мужа. Точность была доведена ею до мелочности, и баронесса обезпокоилась тѣмъ, что мужъ запоздалъ на этотъ разъ приходомъ къ обѣду. Она поздоровалась съ дочерью, не соблаговоливши удивиться ея присутствію. Съ обычною своею осторожностью она поспѣшила тотчасъ же сдѣлать почти незамѣтнымъ для разговаривавшихъ, что въ комнатѣ появилось третье лицо.

Мари-Бланшъ, при всей путаницѣ мыслей, ни на минуту не обманывала себя предположеніемъ, что мать способна оказать ей матеріальную поддержку или нравственную помощь. Но она тотчасъ же подбодрилась сознаніемъ, что она уже не одна съ отцомъ, а есть у нея нѣкоторая опора, если не въ присутствіи матери, то въ присутствіи женщины... Въ то же время она начала съ нѣкоторою ясностью понимать мотивы, побудившіе графа де-Громмеленъ объявить ей войну столь открыто. Мари-Бланшъ сообразила, наконецъ, что если мужъ обратился къ содѣйствію полиціи, то, разумѣется, онъ рѣшился идти дальше и довести дѣло до послѣдней крайности, указанной закономъ.

Тогда, прижатая необходимостью раскрыть немного свою игру, она смѣло пустилась навстрѣчу упрекамъ отца и заговорила:

-- А еслибъ, желая начать процессъ съ мужемъ, я не имѣла другой цѣли, кромѣ желанія лишить его преимущества, которое онъ получитъ, начавши процессъ противъ меня?... Да, да... Неужели и въ такомъ случаѣ вы оставите меня одну выкарабкиваться изъ подобной исторіи?

Сафръ сдвинулъ брови. Онъ увидалъ правду и отвѣтилъ грубо:

-- Мари-Бланшъ, перестань лгать! Признайся, что ты сдѣлала что-то такое, чѣмъ вооружила противъ себя мужа.

Молодая женщина отвернулась, не опуская головы.

-- Пусть такъ!-- продолжалъ баронъ.-- Сказаннаго мною я не измѣню. Тебѣ остается одно -- выпросить у мужа прощеніе, хотя бы во имя вашихъ дѣтей, хотя бы пришлось для этого ползать на колѣняхъ!

-- Никогда!-- крикнула она.

-- Стало быть... Дура ты неловкая!... Попалась съ поличнымъ! Это мерзко и постыдно смѣшно! А, кажется, не можешь ты пожаловаться на привередливость мужа... Только сама-то ты не унималась до тѣхъ поръ, пока твое поведеніе не бросилось ему въ глаза. Сама ты выдавала себя каждый день болтовней, туалетами, манерами.... Вотъ уже нѣсколько мѣсяцевъ какъ я угадываю, чую...

-- Что?-- прервала она нахально.

-- А вотъ то, что отецъ не такъ глупъ, какъ мужъ! Я очень хорошо видѣлъ, что ты готова завертѣться и ждешь только случая... чтобы запустить свой чепчикъ черезъ мельницы!

Глаза Мари-Бланшъ сверкнули презрительнымъ лукавствомъ. Она готова была почти смѣяться, слыша доказательство того, какъ она въ теченіе шести лѣтъ дурачила такого большого знатока людей и ихъ слабостей, какимъ былъ баронъ Сафръ!

-- Ты вообразила,-- гнѣвно говорилъ онъ,-- что тебѣ достаточно явиться сюда для того, чтобы я взялся улаживать всѣ твои нелѣпыя дѣла!... И не подумаю... Я убѣжденъ теперь, что ты кругомъ виновата, и вѣдайся ты съ своимъ мужемъ. Я ничего не возражу, если онъ захочетъ воспользоваться своими правами. И, кромѣ того, я отнюдь не желаю унижаться передъ этимъ господиномъ, выпрашивая его снисхожденія къ виновной!

-- Я не ожидала,-- возразила Мари-Бланшъ язвительно,-- видѣть васъ такимъ ригористомъ!

И она взглянула на мать, разсчитывая подмѣтить на ея лицѣ выраженіе, хотя бы нѣмого, сочувствія, которое она думала заслужить ехиднымъ тономъ своего отвѣта. Но баронесса Сафръ оставалась совершенно безучастною съ неподвижно-блѣднымъ лицомъ.

Мари-Бланшъ, въ переживаемомъ ею душевномъ состояніи, представлялось, будто совершающіяся вокругъ нея событія являются уже предвѣстниками того, какъ ее отовсюду прогонятъ. И она испытывала только инстинктивную потребность причинять вредъ и зло, подобно тому, какъ преслѣдуемая оса, изъ чувства самосохраненія, кидается на угрожающаго ей и жалитъ на-удачу.

-- Если васъ не трогаетъ участь родной дочери,-- ѣдко говорила Мари-Бланшъ,-- и притомъ несчастной дочери, то, во всякомъ случаѣ, вамъ-то слѣдовало бы быть, въ особенности, снисходительнымъ въ чьимъ бы ни было слабостямъ!...

-- Это еще что?

-- Я хочу сказать, что никто не совершенство... что кто за другими примѣчаетъ, тотъ долженъ помнить, что примѣчаютъ и за нимъ... и что вы поступали бы справедливѣе, еслибы проявляли поменьше строгости!

Сафръ двинулся въ Мари-Бланшъ, грозно сдвигая брови.

-- Нельзя ли безъ апологій!... Говори прямо, если способна къ правдивости.

Мари-Бланшъ не дрогнула, не попятилась назадъ.

-- Вамъ угодно, чтобъ я поименно перечислила тѣхъ женщинъ, которыхъ съ того дня, какъ я стала понимать ихъ роль, вы вводили мнѣ въ назиданіе въ этотъ самый домъ, оказывая имъ почетъ и... выплачивая имъ подобающую дань!-- закончила она, чуть не хохоча.

-- О, Мари-Бланшъ!-- прошептала баронесса Сафръ.-- Дитя мое, ты забываешь, что я здѣсь!

Графиня де-Громмеленъ обратила къ матери полубезумное лицо. Баронесса дѣлала ей знаки болѣзненной робости, давая понять, что давно пора прекратить эту унизительную сцену. Вся фигура баронессы какъ будто говорила дочери:-- "Развѣ ты не видишь, какъ я понимала обязанности жены? Я, наиболѣе заинтересованная, не закрывала ли постоянно глаза на все, что дѣлалъ твой отецъ? И какъ ничтожны подобныя мелочи въ сравненіи съ тѣмъ, здоровъ или боленъ человѣкъ?..."

Баронъ Сафръ, доведенный оскорбленіемъ до неистовства, дрожа отъ гнѣва, подошелъ къ дочери и взялъ ее за плечи. Встрѣтились ихъ взгляды, опьяненные бѣшенствомъ, обусловленнымъ не столько враждебнымъ столкновеніемъ отца съ дочерью, сколько всѣми терзаніями, пережитыми ими обоими, всѣмъ тѣмъ, что накопилось въ нихъ противъ людей, вообще. Въ глазахъ отца и въ глазахъ дочери свѣтилось странное выраженіе скрытаго помѣшательства, которымъ дочь расплачивалась за постоянное употребленіе яда, обманывавшаго ея развращенныя чувства, а отецъ -- за свои разсчеты и кабалистическія подписи, губившія въ настоящую минуту накопленное имъ богатству и разрушавшія его огромное состояніе...

-- Уходи вонъ!-- кричалъ Сафръ.-- Ты негодная дочь и потерянная женщина!... Съ этой минуты я не знаю тебя, убирайся, куда хочешь, я выгоняю тебя!

И обратившись въ женѣ, сдѣлавшей было нѣсколько шаговъ впередъ съ поднятыми руками, онъ сказалъ:

-- А васъ прошу не вступаться, не мѣшать мнѣ охранять ваше и мое собственное достояніе... Ничего я слушать не буду!

Баронесса безпрекословно подчинилась требованіямъ мужа изъ благоговѣнія передъ геніемъ милліонера и успѣла только шепнуть дочери:

-- Если тяжело тебѣ вернуться сейчасъ домой, то проживи нѣсколько дней у брата или у сестры...

...Очутившись снова на улицѣ, куда она буквально была выброшена, Мари-Бланшъ пошла безъ опредѣленной цѣли... Вся будущность, казалось, вдругъ померкла передъ ея глазами... Въ особенности страшно было то, что Мари-Бланшъ чувствовала себя исключенною изъ предстоящихъ веселыхъ собраній, на которыя она уже приглашена, къ которымъ такъ восхитительно готовилась. Да, это уже не перерывъ, это -- конецъ! Мари-Бланшъ не будетъ уже изо-дня въ день разыгрывать каждый вечеръ маленькую королеву, окруженную поклонниками! Конецъ изящнымъ праздникамъ, шумному веселью, всѣмъ радостямъ тщеславія!... И въ тотъ же мигъ ей живо представились картонки, загромождавшія ея уборную... Что же будетъ теперь? Сразу отказаться отъ всего этого? Никуда не показываться?... И обильныя, жгучія слезы полились по ея щекамъ, при воспоминаніи о миломъ, чудномъ, атласномъ платьѣ абрикосоваго цвѣта, которое она примѣривала всего нѣсколько часовъ назадъ... Стоило хлопотать изъ-за того, чтобы оно поспѣло во-время, къ обѣду къ генеральши Клеси-Боргъ, который дается, какъ извѣстно теперь, въ честь одной инфанты!...

Но, минуту спустя, слезы Мари-Бланшъ моментально высохли отъ жгучести новаго охватившаго ее чувства. Большинство тѣхъ женщинъ, на безпорядочность которыхъ только что указывалъ баронъ Сафръ, будетъ тамъ, на этомъ пріемѣ, будетъ расточать передъ принцессой королевской крови свои радостныя привѣтствія, свое торжествующее кокетство,-- въ полной, отвратительной безопасности!... Такимъ образомъ все останется попрежнему неизмѣннымъ для всѣхъ, которыя, разумѣется, хуже ея, во сто разъ хуже, въ тысячу разъ, быть можетъ, но которыхъ никто не подкарауливалъ, которыя не испытали еще, что значить быть захваченной врасплохъ на мѣстѣ преступленія!

Нѣтъ, нѣтъ! Невозможно, немыслимо допустить, чтобъ эти женщины продолжали наслаждаться спокойно, съ гордымъ видомъ, тогда какъ она, Мари-Бланшъ, одна на свѣтѣ будетъ обречена бродить по пустынному бульвару,-- одна бѣдная, несчастная Мари-Бланшъ будетъ терзаться и страдать, зная, что ее, доведенную до отчаянья, опозоренную, никуда не пригласятъ!...

Въ нѣсколькихъ шагахъ отъ нея фонарь почтоваго отдѣленія свѣтилъ манящимъ и предательскимъ блескомъ. Мари-Бланшъ автоматически вошла въ контору и потребовала закрытыхъ писемъ на ту монету, которая выпала изъ ея кошелька. Ей дали пять штукъ.

Привычнымъ печатнымъ шрифтомъ, усвоеннымъ ею для анонимныхъ писемъ, она писала одному господину, что на его женѣ не видать брилліантовъ потому, что отобралъ ихъ отъ нея, какъ говорятъ, теноръ Акилини. Другому было написано, что его женѣ слѣдовало бы воспользоваться остаткомъ молодости и замѣнить кѣмъ-нибудь кретина виконта, котораго она разорила въ конецъ. Третьимъ посланіемъ сообщался мужу номеръ холостой квартирки и названіе улицы, гдѣ его жена бываетъ ежедневно. Это Мари-Бланшъ знала доподлинно, такъ какъ сама заинтересованная дама разсказывала ей объ этомъ въ минуту пріятельской откровенности. Въ слѣдующемъ письмѣ она передавала имя того, кого всѣ называютъ отцомъ послѣдней дочки, порадовавшей адресата своимъ появл е шелъ въ свѣтъ.

Все это она писала и заклеивала, повинуясь какому-то дикому вдохновенію...

Оставался одинъ бланкъ.

Кому писать еще?... Затрудненіе не въ томъ, конечно, что не хватаетъ матеріала для подобныхъ посланій... Но кого же выбрать, кому отдать предпочтеніе, когда остается только одинъ листокъ? На кого излить злобу теперь же, не откладывая?...

И не рѣшивши этихъ вопросовъ, Мари-Бланшъ начала такъ:

"Весь Парижъ потѣшается надъ вами, какъ надъ обманутымъ мужемъ"...

Подобное утвержденіе имѣло настолько общій характеръ, что могло относиться къ достойнѣйшему изъ людей такъ же точно, какъ и къ самому негодному.

"Любовника вашей жены,-- продолжала она писать,-- вы сдѣлали своимъ лучшимъ другомъ"...

И это имѣло опять-таки значеніе общаго мѣста. Мари-Бланшъ не знала сама, какою гадостью изукрасить дальше свое сочиненіе. Слѣдующая фраза, написанная также наудачу, оказалась нѣсколько болѣе категорическою:

"Хотя вы и смотрите простачкомъ, но всѣмъ ясно, что вы на содержаніи"...

Это послѣднее слово являлось какъ бы лучемъ свѣта. Имя неизвѣстнаго до этой минуты адресата навернулось само собой: Мари-Бланшъ написала адресъ Жака д'Эксирёйля, собрала свою корреспонденцію и опустила въ ящикъ весь пакетъ яда.

Покончивши съ этимъ, Мари-Бланшъ вышла опять на улицу. Какое-то странное ощущеніе овладѣло всѣмъ существомъ молодой женщины, направляло ее, распоряжалось ею, заставляло ее двигаться, какъ нитка приводитъ въ движеніе руки и ноги картоннаго паяца. Дѣло въ томъ, что становилось уже поздно и давно прошелъ обычный часъ, когда несчастная манія заставляла ее дѣлать вечернія впрыскиванія морфина. Порочная склонность давала знать о себѣ съ неодолимою силой, влекла ее, какъ настоятельная необходимость.

Разстроенному воображенію представлялся съ поразительной отчетливостью золотой блескъ маленькаго инструмента, дававшаго наслажденіе, мучительной игрушки, которая одна возстановляла до нѣкоторой степени равновѣсіе всего, организма Мари-Бланшъ. Подъ такимъ вліяніемъ она, почти безсознательно, добралась до своего дома. Точно миражъ мелькалъ передъ ея глазами и влекъ къ себѣ волшебными чарами... Она позвонила, вошла безпрепятственно въ домъ и направилась въ свои комнаты, подчиняясь инстинкту, который велъ ее къ искусственному блаженству.

Отравленіе морфиномъ замѣнило собою все для нея: семейныя привязанности, любовь въ отцу, сознаніе обязанностей... Дрожа и задыхаясь, рылась она въ своихъ безпорядочныхъ ящикахъ, разыскивая шприцъ и выбирая мѣсто для укола на своемъ нетерпѣливо трепещущемъ тѣлѣ. И, наконецъ-то, сладкій мигъ насталъ, нервы улеглись, румянецъ счастья проступилъ на ея щекахъ, а на губахъ заиграла улыбка беззаботнаго ребенка...

Немного времени спустя по возвращеніи Мари-Бланшъ, пріѣхала ея мать и приказала доложить о себѣ графу де-Громмеленъ. Баронъ Сафръ, спокойно обсудивши дѣло, рѣшилъ черезъ жену сдѣлать попытку помирить супруговъ.

Графъ сидѣлъ съ газетой въ рукахъ въ курильной комнатѣ и наслаждался чтеніемъ новостей, сообщаемыхъ въ этотъ исключительно пріятный для него день, употребленный имъ съ необыкновенною пользой. Добрый хозяинъ встрѣтилъ тещу съ вѣжливою предупредительностью.

Баронесса начала бесѣду самымъ безнадежно-слабымъ голосомъ, сопровождая свои фразы легкими вздрагиваніями, которыми она напоминала всѣмъ, насколько слабо ея здоровье и насколько всѣ обязаны относиться къ нему осторожно.

-- Тотъ фактъ, что я рискнула выѣхать изъ дому въ такой часъ говоритъ вамъ, мой добрый другъ, лучше всякихъ словъ о томъ, какъ сильно я взволнована.

Громмеленъ наклонилъ голову и отвѣтилъ:

-- Слѣдовательно, вамъ извѣстно, что произошло сегодня?

-- О,-- остановила его баронесса Сафръ, протягивая впередъ руки, какъ бы для того, чтобы предупредить всякое объясненіе, могущее вредно повліять на нее.-- Я не хочу знать ничего опредѣленнаго... Не разсказывайте, не разстраивайте меня больше лишними подробностями! Я допускаю, что во всемъ виновата Мари-Бланшъ!... къ тому же она, бѣдняжка, слишкомъ искренна и даже сейчасъ въ разговорѣ съ отцомъ вела себя такъ, что и его не сумѣла расположить къ себѣ. Я пріѣхала сюда лишь за тѣмъ, чтобъ обратиться къ вашему великодушію...

-- Если ваша дочь благоразумно согласится не защищаться, то я обѣщаю вамъ щадить ее, насколько это возможно. Я буду выставлять противъ нее лишь то, что безусловно необходимо, и ннюгда не упущу изъ вида того, что она мать моихъ двухъ сыновей. Если же она будетъ сопротивляться, если позволитъ себѣ малѣйшее обвиненіе меня въ чемъ-либо, я закидаю ее грязью... Я не остановлюсь ни передъ чѣмъ, что можетъ обезпечить мнѣ выигрышъ процесса...

-- Процесса!-- простонала баронесса.-- О, другъ мой, неужели вы захотите доводить дѣло до такой крайности?

-- Сударыня, вотъ уже шесть лѣтъ, какъ моя жена измѣняетъ мнѣ, можно сказать, безпрерывно. Пять лѣтъ я убѣжденъ въ этомъ, знаю это достовѣрно, вижу это, не говоря ни слова...

Баронесса Сафръ воспользовалась такимъ утвержденіемъ, открывшимъ ей возможность добиваться возстановленія мира между супругами.

-- Другъ мой, разъ у васъ хватило мужества переносить столько лѣтъ подобную невзгоду, стало-быть вы пережили самое тяжелое... Въ этомъ, какъ и во всемъ другомъ, не наиболѣе ли горько начало?

Громмеленъ не нашелъ нужнымъ пускаться въ обсужденіе такого вопроса. Онъ хорошо помнилъ, что относился всегда съ неизмѣннымъ чувствомъ омерзѣнія къ продѣлкамъ жены. Чтобы выносить подобное положеніе, ему приходилось постоянно говорить и повторять себѣ, что лишь недостаточность средствъ не дозволяетъ ему сердиться явно. Теперь, когда онъ имѣетъ приличный достатокъ, никакія соображенія не представлялись ему убѣдительными для продолженія совмѣстной жизни съ обманывавшею его женой. Онъ понималъ, что извѣстная порядочность вынуждаетъ его отдать полученное имъ приданое и тѣмъ доказать, что нельзя благороднаго человѣка закабалить деньгами, когда онъ въ нихъ больше не нуждается.

Баронесса приходила въ отчаяніе отъ видимаго упорства зятя. Да и у ней самой не хватало ни сердечности, ни воодушевленія, необходимыхъ въ подобныхъ дѣлахъ для того, чтобъ убѣждать, настаивать и даже умолять человѣка, крѣпко отстаивающаго свое рѣшеніе.

-- Вѣдь, это произведетъ ужасающій скандалъ!-- прошептала она.

Громмеленъ отвѣтилъ невозмутимо:

-- Это ужъ не моя вина.

Любящая мать умолкла на нѣсколько минутъ, совсѣмъ лишившись дыханія, что она продѣлывала безъ особеннаго труда и усилій, когда находила это нужнымъ. Громмеленъ очень участливо отнесся къ такому болѣзненному припадку, виновникомъ котораго онъ могъ себя считать въ извѣстной мѣрѣ, приличествующей обстоятельствамъ. Его взглядъ, слѣдившій за возвращающимся понемногу дыханіемъ баронессы, выражалъ любезное сочувствіе, съ какимъ графъ отнесся бы къ сигарѣ, предложенной имъ гостю и вдругъ переставшей куриться.

Нѣсколько оправившись, баронесса попробовала сдѣлать послѣднее усиліе.

-- Я знаю,-- заговорила она опять,-- что нѣкоторыя, очень серьезныя, соображенія отходятъ на второй планъ въ такія минуты, когда роковые вопросы сердца побуждаютъ супруговъ расходиться!... Но достаточно ли подумали вы, другъ мой, о послѣдствіяхъ вашей разлуки съ Мари-Бланшъ? Приняли ли вы во вниманіе, что это поведетъ къ разрыву со всѣмъ, что представляетъ для васъ имя барона Сафра въ настоящее время... и, особливо, въ будущемъ?

И баронесса закашляла съ видомъ умирающей, чтобы показать возможную близость перспективы, указанной ею въ будущемъ.

-- Я васъ не понимаю,-- благородно заявилъ Громмеленъ,-- и представить себѣ не могу, что угодно вамъ дать мнѣ понять этими словами.

-- Видите ли, вопросъ, котораго я касаюсь, заслуживаетъ того, чтобы въ ряду другихъ ему было отведено первое мѣсто, принимая во вниманіе ваши года и года Мари-Бланшъ... Вмѣсто того, чтобы поддаваться пустому раздраженію, не лучше ли обратиться къ утѣшительному будущему,-- считаю себя вправѣ даже сказать безъ хвастовства,-- къ блестящему будущему, ожидающему васъ?.. Не имѣете вы развѣ основанія разсчитывать, что отъ моего мужа и отъ меня вы получите рѣдкое въ мірѣ вознагражденіе? Потерпите, мой другъ, потерпите еще нѣсколько лѣтъ, и вы, конечно, забудете о негодованіи, созданномъ иллюзіями, изъ-за которыхъ было бы непростительнымъ легкомысліемъ отказываться отъ самыхъ существенныхъ реальностей! И какъ сами вы будете жалѣть о томъ, чѣмъ вы пожертвовали, уступивши негодованію... быть можетъ, представляющемуся вамъ и не совсѣмъ лишеннымъ основанія... Но, вѣдь, всѣ подобныя основанія, каковы бы они ни были, отходятъ все дальше въ прошлое и никогда не переживаютъ молодости женщины!

Она вложила всю трогательную слабость своего организма въ намеки и въ недомолвки, и въ то же время порѣшила, про себя, что не поведетъ дальше своей послѣдней попытки. Да, черезъ пять минутъ она покончитъ это, перестанетъ задыхаться, вздрагивать, утомляться, разстраивая и безъ того уже хилое свое здоровье.

Громмеленъ, сохраняя видимое спокойствіе, былъ, все-таки, раздраженъ хитрыми уловками тещи, къ которымъ она прибѣгала, маня его, съ дразнящею и наивно разсчитанною медленностью, "надеждами" на наслѣдство Мари-Бланшъ.

-- О!-- воскликнулъ онъ.-- Если я стану утѣшать себя въ семейныхъ неудачахъ тѣмъ вознагражденіемъ, которое мнѣ дастъ наслѣдство барона Сафра, то не особенно это будетъ жирно!

Баронесса сдѣлала гримасу, ясно выражавшую: -- "Ну-ну! Не обкушайтесь!"

До сихъ поръ Громмеленъ не хотѣлъ касаться одного обстоятельства, о которомъ онъ былъ освѣдомленъ. Рѣшившись не имѣть ничего общаго съ интересами тестя, онъ старался избѣгать неловкости какимъ бы ни было образомъ вмѣшиваться въ его дѣла, хотя бы на словахъ. Кромѣ того, зная, что для барона началось уже крушеніе, онъ не желалъ давать повода въ некрасивому, но возможному сравненію своего образа дѣйствій съ бѣгствомъ крысъ, покидающихъ корабль... Новая гримаса тещи вывела его изъ себя, и онъ порѣшилъ плохимъ извѣстіемъ ошеломить высокое мнѣніе, которое она имѣла объ административной непогрѣшимости своего супруга.

-- Сударыня,-- объявилъ онъ,-- въ настоящее время состояніе барона Сафра непоправимо разстроено.

Точно оживленная гальваническимъ токомъ, баронесса возразила на этотъ разъ съ нарождающеюся силой:

-- Это что за шутка?

-- Нѣтъ, я передаю вамъ вещь очень серьезную. Финансовыя операціи вашего мужа идутъ такъ, что въ скоромъ времени онъ окончательно разорится. Теперь это уже дѣло нѣсколькихъ мѣсяцевъ... или даже нѣсколькихъ недѣль.

Баронесса Сафръ сдѣлалась неузнаваемою. Слыша, что зять,-- человѣкъ положительный, очень церемонный и осторожный,-- высказывается такъ опредѣленно, она ни на минуту не усомнилась въ основательности передаваемыхъ имъ свѣдѣній.

-- Позвольте!-- заговорила она живо.-- Объясните, въ чемъ дѣло.

Инстинктивнымъ движеніемъ она сбросила на плечи свою кружевную мантилью. Этотъ простой уборъ, который, собираясь выѣхать изъ дому, она накинула на голову, до сихъ поръ ни на одну линію не измѣнилъ своего положенія. Только теперь баронесса насторожила слухъ и зрѣніе, съ этого мгновенія она по-настоящему, сердцемъ и умомъ, отдалась разговору.

Громмеленъ, съ своей стороны, нашелъ возможнымъ выдти изъ обычной сдержанности, насколько то дозволяла его прирожденная чопорность.

-- Я не хочу,-- заговорилъ онъ,-- и не могу входить въ техническія подробности дѣла. Относительно обстоятельствъ, вызвавшихъ гибель вашего мужа, я могу сказать только, что его замыслы, грандіозные вначалѣ, превратились очень скоро въ безумную спекуляцію. Несомнѣнно, для того, чтобы вырвать изъ рукъ такого сильнаго бойца, какъ баронъ, тѣ средства, какими онъ располагалъ, нужно было необычайное сцѣпленіе обстоятельствъ!... Но въ наше время вы не разъ слыхали, разумѣется, про такія же гигантскія катастрофы. Въ настоящую минуту вашему мужу приходится бороться съ биржевыми маневрами на рынкахъ всего міра, отъ Нью-Йорка до Берлина. Изъ всѣхъ, послѣдовавшихъ его примѣру, не уцѣлѣло теперь ни одного. Баронъ Сафръ держится еще, благодаря колоссальности своего состоянія, но и онъ погибнетъ, теперь его чередъ!...

Настоящее чудо поразительнаго исцѣлѣнія совершилось надъ баронессой. Откуда только взялись блескъ въ глазахъ, оживленіе всего лица, приливъ румянца къ щекамъ?

-- Вы вполнѣ увѣрены,-- спросила она энергично,-- въ достовѣрности полученныхъ вами свѣдѣній?

-- Безусловно!

Но для того, чтобъ обстоятельно разобраться въ дѣлѣ, у нея оказалось силъ нѣсколько больше, чѣмъ требовалось. Она суетилась, не могла усидѣть на мѣстѣ, соображала меньше секунды и предлагала вопросы еще быстрѣе.

-- Можете сказать, какъ вы узнали объ этомъ?

-- Узналъ отъ очень вѣрнаго человѣка.

-- Полагаете, что объ этомъ уже знаютъ въ публикѣ?

-- Не думаю... Человѣкъ, предупредившій меня и занимающій такое положеніе, что долженъ все это знать достовѣрно, говорить объ этомъ не станетъ. Мнѣ онъ счелъ своимъ долгомъ сообщить объ этомъ по дружбѣ.

-- Предупредилъ онъ также Артура и моего другого зятя?

-- Нѣтъ,-- отвѣтилъ Громмеленъ презрительно.

-- А, это вашъ личный другъ... вамъ однимъ сказалъ?

Громмеленъ пояснилъ свысока:

-- Просто, добрый знакомый, съ которымъ у насъ давнишнія добрыя отношенія...

Баронесса быстро перешла къ другому предмету. Не оставалось слѣда спокойнаго равнодушія и томной лѣни, которыя всѣ привыкли видѣть издавна... Теща Громмелена опиралась на столикъ смѣлымъ и фамильярнымъ движеніемъ. Два ея пальца, точно крѣпкія, надежныя вила, солидно подпирали ея подбородокъ.

-- Слушайте,-- говорила она рѣзко дѣловымъ тономъ,-- не могу же я спокойно выжидать, пока совершится катастрофа?... Другъ мой, я обращаюсь къ вамъ всею моею душой, какъ къ отцу моихъ внуковъ, какъ къ моему сыну... къ настоящему, какимъ я васъ всегда считала, передъ Богомъ и передъ людьми!... Помогите мнѣ! Скажите, что мнѣ дѣлать?...

-- Это вопросъ очень щекотливый... По моему мнѣнію, самый корректный способъ улаживать семейныя дѣла состотъ въ томъ, чтобы передать ихъ въ руки юристовъ... Обратитесь къ вашему нотаріусу,-- ему, навѣрное, многое извѣстно... Баронъ Сафръ, вѣроятно, много разъ требовалъ вашей подписи?

-- О, нѣтъ! очень рѣдко... иначе я бы насторожилась!-- отвѣтила она мягко.

-- Въ такомъ случаѣ поторопитесь! Быть можетъ, не ушло еще время спасти кое-что... пожалуй, даже весьма изрядный кусокъ.

-- Завтра утромъ мой мужъ уѣзжаетъ на двое сутокъ... Къ его возвращенію я все устрою, ничего не упущу, все обдѣлаю!...

Она встала, бодрая, проворная, готовая на все. Пожимая обѣ руки Громмелена самымъ задушевнымъ образомъ, она распростилась съ зятемъ, не вспомнивши даже имени Мари-Бланшъ. Баронесса Сафръ уходила наэлектризованная волненіемъ, съ сознаніемъ важной обязанности, которую она должна исполнить передъ самой собой, что придавало ей почти торжественный видъ. Ее совершенно преобразила одна мысль: необходимость сохранить ту роскошь, широту и прелесть которой она безсознательно любила изъ-за того, чтобы самой, безъ видимой въ томъ нужды, пользоваться среди нея маленькимъ пріютомъ... очень маленькимъ... только въ самомъ центрѣ.

VII.
Жакъ д'Эксирёйль.

Послѣ обѣда Жизель, не совсѣмъ здоровая, прилегла на кушетку въ своей комнатѣ. Молодая женщина поблѣднѣла немного, но была все такъ же хороша въ голубомъ бархатномъ капотѣ, обшитомъ мѣхомъ, ласкавшимъ ея шею. Отъ времени до времени Жизель громко кашляла, но въ сущности то была легкая простуда, захваченная ею,-- какъ она думала,-- въ театрѣ, въ ложѣ Сафра, или на обѣдѣ у Диди де-Мюлевиль, или же въ концертѣ, куда она ѣздила съ Бреганами и опять-таки съ неизбѣжнымъ барономъ Сафромъ. Мадамъ д'Эксирёйль давно уже выискивала всякіе поводы къ тому, чтобъ уменьшить число вечеровъ, проводимыхъ ею вдвоемъ съ мужемъ. Въ прежнее время, наоборотъ, она прибѣгала къ разнымъ хитростямъ, чтобъ избавиться отъ выѣздовъ и провести время въ милой бесѣдѣ съ Жакомъ. Но эта добрая привычка миновала, и даже сердце не влекло уже къ ней вернуться.

И въ этотъ вечеръ Жизель углубилась въ чтеніе, отдѣлываясь тѣмъ отъ разговоровъ, сдѣлавшихся для нея настоящей пыткой. Молодая женщина предпочитала теперь молчать, подчиняясь общему закону, въ силу котораго людямъ не о чемъ говорить, разъ они не могутъ все сказать другъ другу.

Жакъ д'Эксирёйль тоже доволенъ былъ молчаніемъ и отдался думамъ объ одномъ очень важномъ обстоятельствѣ, сообщать о которомъ женѣ онъ пока не находилъ нужнымъ. Недавно онъ замѣтилъ, что богатству Сафра грозитъ большой погромъ. Повинуясь кастовому чувству товарищества, Жакъ счелъ своею первою обязанностью, налагаемою свѣтскими приличіями, предупредить объ этомъ графа де-Громмелена. Сдѣлавши это, онъ принялся убѣждать самъ себя въ неосновательности пессимизма. Постоянныя сношенія съ барономъ успѣли показать ему на дѣлѣ, какъ управляется со всякими затрудненіями финансовый богатырь, съ которымъ ему приходилось теперь дѣйствовать заодно. Наслушавшись его безстыдныхъ сужденій о людяхъ и дѣлахъ, Жакъ приходилъ почти къ убѣжденію, что Сафръ приберегаетъ на всякій случай какое-нибудь совершенно неправдоподобное средство, и разсчитывалъ, какъ въ послѣднюю минуту ни передъ чѣмъ не остановится и выйдетъ побѣдителемъ тотъ, кого онъ съ фамильярностью истиннаго почитателя называлъ "своимъ старикомъ", когда только одна Жизель могла это слышать... и обязана была этому посмѣяться.

Жакъ стоялъ у камина, заложивши руки назадъ, въ спокойной позѣ человѣка, считающаго себя вправѣ не стѣсняться. Вошелъ слуга и тотчасъ же удалился, подавши г-ну д'Эксирёйлю на серебряномъ подносѣ телеграмму. Тотъ съ неторопливою небрежностью оторвалъ пробитые и заклеенные края посланія.

-- Что это такое?-- спросила Жизель, на секунду отрываясь отъ чтенія.

Выраженіе лица Жака нисколько не измѣнилось, онъ только удивленно раскрылъ глаза.

-- Пустяки,-- отвѣтилъ онъ.-- Безсмыслица!

-- Безсмыслица спѣшная, во всякомъ случаѣ, такъ какъ вамъ ее телеграфируютъ.

Изъ голубой бумажки онъ скомкалъ шарикъ. Надо было какъ можно скорѣе уничтожить ее, чтобы предупредить даже возможность показать ее. Жакъ бросилъ депешу въ каминъ, она отскочила и покатилась по ковру. Д'Эксирёйль быстро подхватилъ ее щипцами и засунулъ въ огонь.

-- Это забавно,-- замѣтила Жизель, слѣдя за движеніями мужа.-- Что значитъ это секретничанье?...

Она притворно разсмѣялась. Но все, что дѣлалось вокругъ нея сколько-нибудь необычнымъ образомъ, представлялось таинственнымъ ея чрезмѣрной подозрительности.

-- Пустяки!-- возразилъ Жакъ.-- Тутъ была гадость, и я сжегъ ее!...

Жизель не настаивала и принялась опять за книгу, откинувшись плечами на спинку кушетки. Глаза молодой женщины были внимательно устремлены на раскрытую страницу, но строки, точно въ туманѣ, сливались въ темныя линейки, лишенныя всякаго смысла.

Жакъ, раздраженный необходимостью напрягать мысль болѣе, чѣмъ обыкновенно, возбужденный безсильнымъ бѣшенствомъ, не находящимъ, на кого обрушиться, терялся въ предположеніяхъ относительно происхожденія полученнаго посланія. Никто изъ всѣхъ его знакомыхъ не казался ему способнымъ на подобную мерзость. А помимо этого круга, у него враговъ нигдѣ не было. Онъ не могъ себѣ представить даже повода къ злобѣ на него съ чьей-либо стороны. Тѣмъ не менѣе, фактъ былъ на-лицо и ясно свидѣтельствовалъ о существованіи жестокой ненависти, вооружившейся противъ Жака. И онъ чувствовалъ, какъ судорожно сжимались его пальцы, державшіе за минуту передъ тѣмъ доказательство отвратительной злобы!... Ему казалось допустимымъ одно предполсженіе, что нѣсколько мѣсяцевъ назадъ, самъ того не подозрѣвая, онъ возбудилъ чью-нибудь зависть. Весьма возможно, что онъ разрушилъ чьи-нибудь разсчеты, перешелъ кому-нибудь дорогу, занявши мѣсто, настолько выгодное, какъ то, которое доставило ему довѣріе барона Сафра.

Одну за другою Жакъ разбиралъ фразы, написанныя на "голубой бумажкѣ"... Изъ всѣхъ злостныхъ инсинуацій, поистинѣ, самою неудачною была фраза, въ которой говорилось о томъ, что онъ сдѣлался "посмѣшищемъ всего Парижа". Чтобы разсѣять всякое сомнѣніе въ этомъ отношеніи, автору анонимной клеветы достаточно было бы видѣть Жака нѣсколько часовъ назадъ, въ то время, какъ онъ, передъ обѣдомъ, заходилъ въ клубъ. Всякій могъ легко убѣдиться въ томъ, какъ ухаживаютъ за нимъ, какъ разспрашиваютъ его и какъ внимательно слушаютъ его отвѣты о политикѣ и о биржѣ Ринженленъ и Арколь, и маркизъ де-Фе... и цѣлая толпа... Противъ очевидности никакой споръ невозможенъ! Жакъ отлично сознавалъ, что къ его совѣтамъ обращаются, точно къ оракулу, съ тѣхъ поръ, какъ его выдающіяся способности такъ высоко цѣнятся самимъ барономъ Сафромъ!...

А затѣмъ, на какого "искренняго друга" намекаетъ безымянный доносъ?... Кого можно было бы заподозрить? Никого изъ пріятелей, принятыхъ въ домѣ, нельзя было назвать "искреннимъ другомъ"... Правда, Жакъ и Жизель были хороши со многими, но -- хороши почти одинаково со всѣми въ мѣру, допускаемую самыми строгими приличіями. Изъ наиболѣе близкихъ, Мюльвиль, Кайстрёнъ, Бреганъ -- женаты. Тарсюль, Шаласе и Реневъ, правда, холостые. Но никто изъ нихъ не былъ принятъ въ домѣ на болѣе короткой ногѣ, чѣмъ такой человѣкъ, котораго нельзя считать ни другомъ, ни пріятелемъ, а самое большее -- полезнымъ знакомымъ, то былъ баронъ Сафръ!

Что же касается упрека въ томъ, будто онъ на содержаніи у жены, то Жакъ находилъ его еще болѣе нелѣпымъ и дикимъ, чѣмъ все остальное... Милая бѣдняжка! Жакъ первый отъ всей души жалѣлъ ее, лишенную семьи, поддержки близкихъ родныхъ, вынужденную всегда и во всемъ разсчитывать только на силы мужа... который можетъ умереть, заболѣть... О! Жакъ отлично зналъ, чуть не сантимъ въ сантимъ, что тратитъ Жизель, что получаетъ она отъ него одного, мужа-труженика, работа котораго сразу сдѣлалась продуктивною, хорошо оплачиваемою, благодаря барону Сафру...

Однако, постоянное повтореніе этого имени заставило, наконецъ, Жака сообразить, какое на самомъ дѣлѣ значеніе пріобрѣтаетъ баронъ въ его жизни. Фигура барона Сафра неизмѣнно оказывается въ перспективѣ, при всѣхъ разсужденіяхъ о побѣжденныхъ затрудненіяхъ, объ удачахъ, при всѣхъ сравненіяхъ кого бы то ни было изъ знакомыхъ.

Само собою разумѣется, Жакъ не поддался искушенію проявить даже мысленно неблагодарность злобнымъ чувствомъ къ благодѣтелю... Но, все таки, не виноватъ ли баронъ Сафръ въ томъ, что на него, Жака, сдѣлано это анонимное нападеніе? На самомъ дѣлѣ, не могло быть никакого сомнѣнія въ томъ, что всѣ враждебно-гадкія предположенія вызваны поведеніемъ барона, его полнымъ презрѣніемъ къ тому, что "могутъ подумать", что "могутъ сказать", его грубою и высокомѣрною манерой одолжать людей безъ малѣйшей осторожности. И вотъ, такимъ одолженіемъ Жакъ воспользовался, хотя былъ удивленъ, пораженъ даже, когда Сафръ устроилъ для него у себя въ правленіи нѣчто вродѣ синекуры, которую принять оказалось возможнымъ лишь потому, что это почетное и доходное мѣсто. Жакъ д'Эксирёйль сознавалъ, конечно, что своими способностями и дѣловитостью онъ вполнѣ оправдалъ довѣріе барона Сафра, сдѣлавшаго въ его лицѣ очень счастливый выборъ! Но Жакъ отлично помнилъ, какъ слегка возмущался его тактъ вначалѣ тѣмъ, что выборъ этотъ,-- очень лестный для него, состоялся по внѣшнему виду, такъ сказать.

Вдругъ мысль, простая и ясная, съ опредѣленностью инстинктивнаго пониманія возникла въ головѣ Жака и разсѣяла всѣ пустыя и обманчивыя думы, вертѣвшіяся въ ней.

О, до подозрѣнія въ чемъ либо Жизели было еще далеко!... То былъ лишь проблескъ ясновидѣнія, по милости котораго онъ начиналъ въ смутныхъ формахъ различать правду и постепенное нарастаніе своихъ чувствъ антипатіи, недовѣрія, глубокой непріязни къ Сафру...

Дѣло въ томъ,-- разсуждалъ онъ самъ съ собой,-- что, еслибъ жена измѣняла мнѣ, развѣ я не чувствовалъ бы себя точь-въ-точь такъ же, какъ въ настоящую минуту?... Вздоръ это, разумѣется, такое предположеніе нелѣпо, но, вѣдь, это же и есть только предположеніе... И что же выходитъ? Я бы думалъ, что этого нѣтъ, какъ разъ такъ, какъ думаю это теперь! Вѣрю я женѣ такъ же точно, какъ вѣрили своимъ женамъ всѣ мужья, надъ которыми я самъ потѣшался!... Я убѣжденъ въ томъ, что въ дѣйствительности нѣтъ ничего подобнаго. Но гдѣ же доказательства тому? Изъ чего это явствуетъ? Какъ узнать это доподлинно?... Сходство между мною и наивными мужьями бросается въ глаза, а различіе, если таковое существуетъ, остается, разумѣется, невидимымъ и ничѣмъ доказано быть не можетъ, кромѣ моего довѣрія!...

А тутъ еще меня увѣдомляютъ, предостерегаютъ меня... Правда, не говорятъ ничего опредѣленнаго, но мнѣ пишутъ, однако, о такихъ вещахъ, на которыя мнѣ слѣдовало бы, по меньшей мѣрѣ, обратить вниманіе... А я стою тутъ цѣлые полчаса, спокойный, какъ ни въ чемъ ни бывало, не притрогиваясь даже къ этому вопросу!...

И Жакъ д'Эксирёйль почувствовалъ настоятельнѣйшую необходимость какъ можно скорѣе отдѣлаться отъ того настроенія, которому онъ поддался. Если бы ему грозили теперь всѣ громы небесные, онъ не примирился бы съ мыслью о возможности быть обманутымъ!...-- Да въ сущности,-- продолжалъ онъ думать,-- кто подозрѣваетъ, тотъ уже не обманутъ, а если и былъ обманутъ, то съ минуты возникновенія подозрѣнія обмана уже не существуетъ.-- И, подъ вліяніемъ такого-то горькаго утѣшенія, онъ отдался самымъ жестокимъ подозрѣніямъ.

Онъ всматривался въ жену, лежащую въ красивой позѣ, съ неподвижнымъ лицомъ, ничего не выражающимъ. И въ эту минуту Жакъ соображалъ, что она выказала очень странное безучастіе къ тому, что только-что произошло, не поинтересовалась узнать содержаніе полученной телеграммы. Что могло удержать отъ разспросовъ его жену, всегда крайне торопливую и настойчивую съ своимъ любопытствомъ?

Жакъ сказалъ:

-- Надѣюсь, вы не въ претензіи на меня?

Жизель покачала головой отрицательно, не отрывая глазъ отъ книги. Жакъ замѣтилъ, что, при молчаливомъ отвѣтѣ, она не высказала ни малѣйшаго удивленія... Почему она не спросила его предварительно, за что могла она быть въ претензіи? Не ясно ли, что все время ея мысль была занята этимъ, въ сущности, ничтожнымъ случаемъ?...

-- Я поступилъ, быть можетъ, опрометчиво,-- продолжалъ д'Эксирёйль.-- Вы могли, пожалуй, заключить изъ этого, что и у меня есть какая-нибудь тайна, которую я скрываю отъ васъ?

Жизель не подняла головы, отвѣтила такимъ же молчаливымъ отрицаніемъ, немного лѣниво и какъ будто разсѣянно.

Неужели она до такой степени увлечена своимъ чтеніемъ?... Жакъ вспомнилъ, что недавно еще она была совершенно другою, когда онъ, хотя бы издали, начиналъ говорить съ нею. Бывало, она тотчасъ же выпускала изъ рукъ какое бы ни было занятіе, романъ или вышиваніе, чтобы слушать мужа, не спуская глазъ съ него...

А затѣмъ ему казалось, будто Жизель такъ и застыла въ своей неподвижной позѣ. По прошествіи нѣсколькихъ минутъ стало очевиднымъ, что она не позаботилась даже перевертывать страницы книги. Жакъ насторожился весь, затаилъ дыханіе и слѣдилъ за женой, увѣренный на этотъ разъ, что относительно одного пункта, по крайней мѣрѣ, онъ словитъ ее, выждавши торопливо возможность уличить ее.

Жакъ зналъ уже достовѣрно, что ея чтеніе было простою комедіей! Но о чемъ же задумалась Жизель?... Совершенно неправдоподобно было предполагать, что она въ какой-либо мѣрѣ зачуяла встревожившее его содержаніе телеграммы... А, впрочемъ, не могла она развѣ знать заранѣе, что нѣчто подобное угрожаетъ ей?... Если она въ самомъ дѣлѣ измѣнила, то должна же она чувствовать себя въ опасности и ждать каждую минуту, что такъ или иначе обнаружится обманъ!... О, какъ дознать, скрывается что-нибудь или ничего не таится въ этой обожаемой головкѣ, быть можетъ, ненавистной уже до отвращенія?... Да, какъ разобрать въ недоступномъ мракѣ чужихъ мыслей, притворство ли укрываетъ тайну, или набѣжали думы, чуждыя какой бы ни было лжи?...

Вдругъ Жакъ окликнулъ жену такимъ голосомъ, въ которомъ она разслышала огромную тревогу.

-- Жизель!-- крикнулъ онъ и смолкъ.

Обращая къ нему свое задумчивое лицо, она придала ему, на этотъ разъ, удивленное выраженіе, но въ то же мгновеніе растерялась, увидавши его странный взглядъ, упорно устремленный на нее. Черты ея лица ничуть не измѣнились, не дрогнули даже,-- настолько велико, почти грандіозно было ея смущеніе. Въ эту секунду, когда всѣ нравственныя и чувственныя связи этихъ двухъ существъ подсказывали имъ обоюдно наступленіе чего-то трагическаго, идеальнѣйшій изъ психическихъ феноменовъ совершился въ молодой женщинѣ. По всей кожѣ ея проступила краснота,-- обличительная волна всколыхнувшейся совѣсти.

Краснота Жизели усиливалась, разгоралась какимъ-то адскимъ пламенемъ. Несчастная женщина чувствовала себя беззащитною, выданною головой таинственной уликой тѣла, отказывающагося прикрывать измѣну души и возмущеннаго ея виновностью.

Въ теченіе нѣсколькихъ мгновеній это молчаливое признаніе горѣло, точно свѣтъ правды, въ тишинѣ комнаты.

Жакъ, не помня себя, бросился къ женѣ.

Не зная, не соображая, что дѣлать, что говорить, Жизель чувствовала, какъ замерла ея мысль, исчезли силы, пропали всѣ уловки хитрости и лжи, почти допустимой въ той крайности, когда смертельный страхъ овладѣваетъ всѣмъ существомъ слабой женщины... Наконецъ, все въ ней трепещущее и объятое ужасомъ, все еще живое, было сдавлено сильными пальцами, сомкнувшимися на ея рукахъ, точно желѣзными тисками.

Придвинувшись близко, смотря прямо въ глаза женѣ, Жакъ выговорилъ рѣшающее слово, уничтожающее всякую надежду на сомнѣніе, всякую возможность отрицанія, подавляющее слово, неотразимое, ужасное:

-- Сафръ!...-- прохрипѣлъ онъ.

Этимъ сказано было все. Ему нечего было добавлять, ей отвѣчать было нечего. Этотъ короткій возгласъ все объяснялъ обоимъ. Жизель не разжала губъ и только отвернула лицо отъ страшнаго дыханія, которое жгло его.

-- Стало быть, правда?...

Она опять не проговорила ни слова, только стонъ вырвался изъ ея груди. Жизель закрыла глаза и судорожно билась, пытаясь инстинктивно высвободить руки, стиснутыя до невыносимой боли.

-- Да отвѣчайте же что-нибудь!... Говорите... кричите, что ли!-- неистовствовалъ д'Эксирёйль, встряхивая ее, чтобы поднять на ноги.

Движеніе было настолько рѣзко, что она не устояла и упала на колѣни.

-- Мнѣ отвѣчать нечего...-- проговорила она, рыдая.-- Наконецъ, я вздохнула, такъ какъ не лгу больше!

-- Вы знаете, чего заслуживаетъ такая женщина, какъ вы?

-- Да, ты можешь убить меня... Теперь я освободилась отъ лжи... я счастлива... люблю тебя!

-- Молчите!

-- Люблю тебя!... люблю!-- повторяла она восторженно.

И она припала губами къ рукамъ мужа, только что причинявшимъ ей такую жестокую боль.

-- Довольно гримасъ!... Негодница, сдѣлавшаяся любовницей стараго развратника!

-- Нѣтъ, нѣтъ! Ты не долженъ говорить это!... Жакъ, ты знаешь, что это неправда, что не было этого... Еслибы ты способенъ былъ повѣрить этому, я уже не могла бы любить тебя. Ты былъ бы хуже меня!... О, этотъ отвратительный человѣкъ... я была только его жертвой въ ужасныя минуты... рабой, которую тиранятъ, которою чудовищно тѣшатся!...

-- Не вздумайте увѣрять, что ваша добродѣтель подверглась насилію.

-- А, ты насмѣхаешься, а въ дѣйствительности такъ это и было. Я клянусь въ томъ!...

-- Въ такомъ случаѣ, зачѣмъ же вы скрывали отъ меня?... Вы обязаны были тотчасъ же сказать, чтобъ я могъ немедленно отомстить за насъ обоихъ.

Жизель ничего не отвѣтила.

-- Стало-быть,-- продолжалъ д'Эксирёйль,-- вы простили этому господину?... Не дальше, какъ вчера вечеромъ, вы, повидимому, довольно снисходительно относились къ нему...

-- О, мучитель! ты отлично сознаешь, что только правду открываю я тебѣ моимъ любящимъ сердцемъ!... Выпытывай же ее всю, хотя бы цѣною моей жизни, только сразу!

-- Довольно фразъ!... Послѣ того, какъ вы, по вашимъ словамъ, подверглись насилію, повторялись или нѣтъ покушенія этого разбойника?

-- Я всегда ненавидѣла его, отталкивала, осыпала оскорбленіями!

-- И этимъ онъ довольствовался?

-- О, Боже мой!-- стонала Жизель въ отчаяніи.-- Выслушай меня, Жакъ! Послѣ того ужаснаго дня, я вновь испытала тотъ же позоръ... А! сжалься! Не убивай меня, дай мнѣ кончить!... Да, его требованія вскорѣ повторились, принудили меня переживать стыдъ, отъ котораго я чуть не умирала. И я видѣла, что нѣтъ мнѣ отъ него спасенія, что нѣтъ конца моимъ страданіямъ!

Жакъ выпустилъ ея руки и въ припадкѣ бѣшенства сжималъ кулаки.

-- Ты!-- восклицалъ онъ.-- Ты и этотъ человѣкъ! Онъ обнималъ тебя, какъ я обнималъ... цѣловалъ, какъ я!...

И онъ провелъ руками по глазамъ, какъ бы отгоняя отъ себя страшное видѣніе.

Сидя на колѣнахъ, Жизель закрывала лицо руками и низко опустила голову.

Жакъ подошелъ къ женѣ, грубо схватилъ ее за бѣлокурые волосы, собранные въ косу на затылкѣ, и, дикимъ движеніемъ приподнявъ, откинулъ назадъ ея голову.

-- Зачѣмъ вы это дѣлали?... Какъ вы могли дѣлать это?

Едва дыша, Жизель отвѣчала слабымъ голосомъ:

-- Я не заслуживаю пощады... Все, чему учили меня въ жизни, всѣ убѣжденія мои доказываютъ мнѣ, что нѣтъ мнѣ прощенія, что нѣтъ болѣе ужаснаго оскорбленія, чѣмъ то, въ которомъ ты требуешь отчета... Но, вмѣстѣ съ тѣмъ, внутри меня что-то протестуетъ противъ твоего осужденія и противъ осужденія всѣхъ, что-то возмущается во мнѣ и вопіетъ въ мою защиту!

Жакъ пересталъ терзать ее физически, выпустилъ ея волосы и проговорилъ:

-- Теперь, объясненія! Мнѣ нужны они... и безъ увертокъ!

Оставаясь все еще на колѣняхъ, Жизель выпрямилась.

-- Позволь мнѣ,-- умоляла она,-- говорить долго, по крайней мѣрѣ, пять минутъ. Не сердись, если я сумѣю объяснить лишь то, что знаю... Какъ это случилось?... Да, какъ?... Но и ты тоже, и ты долженъ припомнить, что собирался уѣхать на край свѣта. Ты сказалъ мнѣ, что намъ необходимо разстаться на годъ, на два, быть можетъ, на три года. Для меня это было равносильно разлукѣ навсегда... Ты мирился съ мыслью, что можно продолжать жить, не будучи вмѣстѣ! А, вѣдь, ты очень любилъ меня, не такъ ли?

Она пріостановилась, осмѣлившись, наконецъ, взглянуть на мужа. Слезы катились по ея пылающимъ щекамъ и крупными каплями падали на пушистый мѣхъ воротника.

-- Такъ, вѣдь, такъ...-- продолжала она, складывая руки, точно на молитву,-- ты очень любилъ меня!... Развѣ и теперь не вижу я, что ты все-таки меня любишь!... О, не говори "нѣтъ": ты любишь, любишь! И это мнѣ всего тяжелѣе!... Нѣтъ большей пытки, какъ знать это, услышать отъ тебя, еслибы ты опять захотѣлъ повторить мнѣ это, какъ бывало!...

При этой мысли, она откинулась назадъ съ безумнымъ отъ страха взоромъ.

-- Тебѣ, какъ мужчинѣ,-- снова заговорила она,-- казалось возможнымъ, вполнѣ естественнымъ даже, покинуть меня, оставить одну, чтобы самому бодро исполнить долгъ чести. Такъ ужъ рѣшено заранѣе, такъ установлено, что для мужчинъ честь выше всего и удовлетворена должна быть прежде всего. Противъ этого любовь не можетъ ничего подѣлать, любви вы отдаете лишь остатки своего времени и своихъ чувствъ... А я -- женщина, любящая женщина, обожавшая тебя... обожающая я теперь, вѣрь мнѣ, Жакъ, вѣрь мнѣ... И когда любовь къ тебѣ говорила во мнѣ со всею силой страсти, я уже не думала о моей чести. Ради любви ты могъ мнѣ все предложить: уѣхать вмѣстѣ съ тобою куда бы ни было, дѣлать что пришлось бы или умереть вмѣстѣ... Я на все была согласна, на все готова, умоляла тебя объ этомъ, лишь бы съ тобою, лишь бы не разставаться!... Нѣтъ, мнѣ легче было стать преступною женой, лгать тебѣ каждый день, опозорить себя въ своихъ собственныхъ глазахъ... Мнѣ легче было изнывать и ждать такой минуты, какъ эта, когда ты отвернешься отъ меня съ отвращеніемъ. Но выше силъ моихъ было разстаться съ тобой, не видать тебя, не быть около тебя, не слыхать твоего голоса, хотя бы дрожа отъ угрызеній совѣсти, отъ сознанія своей вины!... И вотъ, видя, что удержать тебя остается только одно омерзительное средство, я слишкомъ слабо и трусливо защищалась... Но и сейчасъ развѣ не чувствуешь ты, какое счастье для меня, что ты здѣсь, со мною... презираешь меня, ненавидишь, растопчешь, если захочешь... и все же не можешь помѣшать мнѣ ползать у твоихъ ногъ, цѣловать твои слѣды?...

И Жизель ползала у его ногъ, склонялась къ нимъ головой, обнимала его колѣна, какъ бы умоляя убить ее тутъ же на мѣстѣ, если не хочетъ онъ спасти ее отъ крушенія...

Въ душѣ Жака д'Эксирёйля шевельнулось чувство жалости. Онъ поднялъ несчастную женщину. И, какъ умирающій, по неуловимымъ признакамъ ощущаетъ возвратъ къ жизни, такъ Жизель почувствовала, что она спасена.

Жакъ не проговорилъ ни слова, страшная судорога сдавила ему горло, и онъ залился слезами.

-- А! вотъ что я заслужила,-- воскликнула Жизель.-- Это наказаніе мнѣ тяжелѣе всего, передъ нимъ я совсѣмъ изнемогаю.

Она почти упала на кресло, къ которому ее подвелъ мужъ. Новые разспросы, рѣзкіе и мучительные, вернули ее къ дѣйствительности.

Жакъ отеръ слезы и старался казаться спокойнымъ. Онъ спрашивалъ холодно, торопливо, безъ раздраженія, хотѣлъ знать все, во всѣхъ подробностяхъ... Твердо и послѣдовательно, съ безстрастіемъ судьи, ведущаго уголовный процессъ, онъ допытывался до самой сокровенной глубины дѣла. И такъ поразительно велико было воздѣйствіе раскрываемой истины, что, при каждомъ новомъ признаніи, мужу казалось, будто онъ мало-по-малу возвращаетъ себѣ свою жену.

Волненіе обоихъ, видимо, улеглось. Невыносимая жажда томила Жизель. Молодая женщина робко заявила объ этомъ, точно сомнѣваясь въ томъ, что это позволительно теперь. Мужъ приготовилъ ей питье и придерживалъ стаканъ въ ея рукѣ, дрожавшей отъ нервной тревоги и отъ холода.

Времени прошло много, и каминъ давно погасъ. Постель молодой женщины оказалась приготовленною заранѣе, въ виду нездоровья, вынудившаго ее цѣлый день провести въ своей комнатѣ. Жакъ предложилъ женѣ лечь, укрыться хорошенько, и самъ помогъ ей раздѣться.

Жизель послушно легла въ постель и почувствовала громадное облегченіе. Жакъ сѣлъ на кресло у ногъ своей жены... О, какъ сладко было ей видѣть его около себя! Онъ не покинулъ ее, не ушелъ въ свою комнату, сѣлъ безъ колебанія на мѣсто, принадлежащее ему по праву.

Ни онъ, ни Жизель не думали о снѣ. Оба они молчали, по временамъ ихъ взгляды встрѣчались и тотчасъ же уклонялись въ сторону.

Покорный своей участи и задумчивый, Жакъ сдвигалъ свои черныя брови и сознавалъ всю тяжесть собственной отвѣтственности. Онъ самъ разрушилъ ихъ семейное счастье, по его винѣ,-- безсознательной, правда,-- опозорена его жена, и, что всего ужаснѣе, опозорена изъ-за страстной любви къ нему... И, не имѣя силъ отдаться всецѣло своему раскаянію, онъ рѣшительно погрузился въ думы о мщеніи...

... Было семь часовъ утра, когда Жакъ вдругъ поднялся на ноги. Онъ открылъ драпировки окна и, при слабомъ свѣтѣ наступающаго дня, увидалъ въ зеркалѣ свое лицо, истомленное безсонницей, блѣдное, осунувшееся, съ выраженіемъ готовности на всякое злодѣйство.

Не медля ни секунды, онъ направился къ двери.

Жизель приподнялась на постели.

-- Куда ты?-- спросила молодая женщина,-- О, не оставляй меня одну... побудь со мной.

И, видя, что онъ не возвращается, она встала, послѣдовала за нимъ, хотѣла удержать его, обвившись руками вокругъ его шеи.

Жакъ рѣзкимъ движеніемъ высвободился изъ ея объятій и проговорилъ злымъ, угрожающимъ голосомъ:

-- Не мѣшайтесь въ то, что васъ не касается!

-- Что ты хочешь дѣлать?-- прошептала она, блѣднѣя.

-- Идти къ барону Сафру.

Она заломила руки въ отчаяньи.

-- Жакъ... что ты задумалъ?

Онъ отвѣтилъ просто, точно это было-дѣломъ самымъ обыкновеннымъ, неизбѣжнымъ и вполнѣ своевременнымъ:

-- Убить его!

-- О, нѣтъ! Не ходи къ нему... Это ужасный человѣкъ, съ которымъ ты ничего не можешь сдѣлать!... Онъ сумѣетъ обрушить на тебя все несчастье!

Жакъ взглянулъ на жену съ выраженіемъ непоколебимой рѣшимости и возразилъ:

-- У кого на сердцѣ все то, что меня укрѣпляетъ, тотъ одолѣетъ самаго сильнаго!

Жизель опустила голову передъ пылкостью такого чисто-мужского чувства, сознавая еще разъ невозможность что-либо возражать противъ него. Въ бѣшенствѣ мужа ей слышались опять грозныя требованія чести, заглушающія боязливый голосъ любви.

-- По крайней мѣрѣ, не ходи безоружнымъ!--умоляла молодая женщина.

Д'Эксирёйль отвѣтилъ, задыхаясь и кусая губы:

-- Я схвачу его за горло, вырву ему языкъ и глаза, ногами размозжу ему голову!...

Отъ обѣщанія такой расплаты дрожь пробѣжала по тѣлу Жизели.

-- А, да, Жакъ... убей его!-- вырвался у нея страстный крикъ.

При уходѣ мужа, въ тревогѣ инстинктивнаго прощанія, ихъ уста безсознательно встрѣтились и слились въ поцѣлуѣ, дышащемъ одинаковою ненавистью, равною жаждой убійства, охватившею обоихъ супруговъ.

VIII.
Баронесса Сафръ.

Отсутствіе барона Сафра продлилось цѣлую недѣлю, вмѣсто двухъ дней, какъ онъ предполагалъ, уѣзжая. Прежде всего онъ потерпѣлъ полную неудачу при окончательныхъ переговорахъ съ англійскими банками. Хватаясь за послѣднее средство и пытаясь отсрочить свою собственную увѣренность въ неизбѣжности крушенію, онъ рѣшился проѣхать прямо въ Германію и обратиться къ тамошнему рынку. Но и это крайнее усиліе оказалось такимъ же безплоднымъ, и въ чужеземномъ финансовомъ мірѣ ему удалось вызвать только удивленіе своими странными выходками.

Позднимъ вечеромъ, разстроенный и растрепанный, вернулся Сафръ въ свои роскошныя палаты. Неряшливый, совсѣмъ грязный видъ барона ясно указывалъ на то, что онъ давно уже не заботится о своей внѣшности. Этотъ контрастъ съ его обычными привычками къ щегольству бросился въ глаза слугѣ, подавшему почту, письма и карточки, накопившіяся за время отсутствія хозяина. Вмѣстѣ съ тѣмъ, слуга объяснилъ, что господинъ д'Эскирёйль пріѣзжалъ два раза, настоятельно требовалъ, чтобъ его приняли, и не хотѣлъ вѣрить, что господинъ баронъ находится въ отъѣздѣ, не извѣстивши его о томъ предварительно.

-- А, надоѣлъ онъ мнѣ!-- крикнулъ Сафръ, выходя изъ себя безъ достаточнаго повода.-- Чего онъ лѣзетъ?... Пусть оставитъ меня въ покоѣ и не раздражаетъ! Я не обязанъ извѣщать его о томъ, что дѣлаю и куда ѣзжу...

Потомъ, успокоившись такъ же безпричинно и съ совершенно излишнею разговорчивостью, онъ добавилъ:

-- Къ тому же, съ дороги я телеграфировалъ ему, чтобъ онъ являлся завтра. Слѣдовательно, онъ долженъ былъ знать, что меня нѣтъ дома.

Онъ прошелъ прямо въ свою комнату и, не снимая дорожнаго мѣхового платья, бросился въ кресло передъ топящимся каминомъ, протянулъ ноги на рѣшетку, не замѣчая, что онѣ очутились совсѣмъ близко отъ огня. Голова Сафра была утомлена болѣзненно, и онъ самъ съ собой разговаривалъ громко и безпорядочно, не чувствуя, что отъ его обуви уже распространяется запахъ горящей кожи.

Въ теченіе довольно долгаго времени онъ не мѣнялъ своего положенія и не замѣчалъ, что баронесса Сафръ вошла въ комнату, стоитъ около него.

Баронесса принуждена была нѣсколько разъ поздороваться съ мужемъ, чтобъ обратить на себя его вниманіе.

Сафръ повернулъ, наконецъ, голову въ томъ направленіи, откуда раздавался ея жиденькій голосокъ.

-- Хорошо вы съѣздили?-- спрашивала баронесса.

-- Нѣтъ!

-- Вы, повидимому, очень утомлены?

Онъ ничего не отвѣтилъ.

-- Вотъ,-- продолжала она,-- вы всегда насмѣхались надъ моею маленькою маніей къ гигіенѣ. А вамъ тоже слѣдовало бы побольше заботиться о своемъ здоровьѣ. За послѣдніе годы вы слишкомъ растрачивали его... на всѣ лады!... Вы страшно злоупотребляли своими силами... и поступали неблагоразумно, очень неблагоразумно!-- закончила она рѣшительнымъ тономъ, до сихъ поръ никогда не слыханнымъ барономъ Сафромъ и на этотъ разъ выведшемъ его изъ оцѣпенѣнія.

Онъ выпрямилъ свой внушительный станъ и провелъ обѣими руками по лицу, какъ бы желая разгладить на немъ морщины мрачныхъ думъ.

-- Я чувствую себя очень хорошо,-- проговорилъ онъ.-- Я совершенно здоровъ, ничего у меня не болитъ.

Онъ самъ не умѣлъ объяснить себѣ, съ чего онъ встревожился замѣчаніемъ жены и зачѣмъ ему вздумалось передъ нею сдѣлать не такое лицо, какое было у него въ дѣйствительности.

А баронесса пришла къ мужу единственно потому, что ей хотѣлось какъ можно скорѣе объясниться съ нимъ.

-- Съ моей стороны,-- продолжала она,-- было бы непростительнымъ легкомысліемъ, если бы я не волновалась тѣмъ, что могло сильно повліять на васъ... А теперь я знаю!

Она проговорила это настолько рѣзкимъ и увѣреннымъ тономъ, что ея слова, точно остріе, кольнули Сафра.

-- Что же вы такое знаете?-- зарычалъ онъ.

Движеніе его бровей во всякое другое время заставило бы его жену замолчать и состроить невинную физіономію. Но времена эти прошли.

-- Если позволите,-- возразила она,-- поговоримъ прямо и искренно... Я, впрочемъ, и пришла сюда не за тѣмъ, чтобъ предъявлять вамъ мои упреки, а чтобы предупредить ваши упреки мнѣ.

Сафръ всталъ, озадаченный необычною смѣлостью баронессы, за которою скрывалось что-то таинственное. Всѣмъ оставшимся еще въ немъ воображеніемъ онъ ухватился за одно,-- за мысль, что вмѣшательство жены является чѣмъ то благодѣтельнымъ и должно его спасти.

-- Что вы хотите сказать?-- живо спросилъ онъ.

-- Я говорю о вашихъ дѣлахъ. Мнѣ сообщили, что они въ крайне плохомъ положеніи...

Въ силу многолѣтней привычки, безъ малѣйшаго вмѣшательства воли и безъ усилія изнемогающаго разума, лицо барона мгновенно прояснилось.

Онъ опять очутился, съ улыбкой на устахъ, въ своей сферѣ дѣловаго вранья.

Сафръ отвѣтилъ женѣ такъ, какъ онъ сталъ бы говорить съ Гаппарсгеймомъ или съ кѣмъ бы ни было въ своей конторѣ:

-- Никогда мое положеніе, во всѣхъ отношеніяхъ, не было лучшимъ, чѣмъ въ эту минуту!

Баронесса покачала головой отрицательно.

-- Нѣтъ,-- сказала она,-- ваши дѣла покончены! Какъ только меня предупредили объ этомъ, я не стала терять времени, посовѣтовалась съ серьезными людьми, вполнѣ благонадежными... Быстро и ловко собраны были всѣ свѣдѣнія, и мнѣ доставлены во множествѣ самыя печальныя доказательства...

Лицо Сафра измѣнилось еще разъ. Онъ озирался страшнымъ взоромъ разъяреннаго звѣря, готоваго растерзать всякаго, кого бы назвала въ эту минуту его жена.

-- Я мать семейства,-- говорила она,-- и при такихъ обстоятельствахъ не могла сидѣть, сложивши руки...

При всей своей растерянности, баронъ видѣлъ, что ему готовится окончательный ударъ, угадывалъ, что подавляющая опасность надвигается на него и на тѣ обломки богатства, за которыми онъ еще укрывался. Находя несвоевременнымъ прямо отрицать правду и снова прибѣгать къ безстыдной лжи, онъ обратился къ тому, что считалъ наиболѣе спѣшнымъ:

-- Не вступайтесь вы во все это!... Если хотите, чтобы мы остались добрыми друзьями, сидите смирно и не рискуйте предпринимать что-либо.

Баронесса торопилась поставить между собою и мужемъ главную мысль, побудившую ее начать такой разговоръ съ Сафромъ, высказать рѣшающее слово съ тѣмъ, чтобы потомъ укрыться за него. Она быстро проговорила:

-- Мнѣ нужно, однако, позаботиться о выдѣлѣ моей части состоянія...

Лицо Сафра сдѣлалось угрожающимъ.

-- О!-- воскликнулъ онъ.-- Вы не посмѣете сдѣлать такую подлость!

Жена не возражала, а лишь поблѣднѣла еще больше.

Баронъ былъ окончательно подавленъ. Ни о чемъ уже не думая и жестикулируя машинально, какъ бы для того, чтобы отражать наносимые ему удары, Сафръ разразился цѣлымъ потокомъ фразъ:

-- Несчастная!... Выдѣлъ вашей части будетъ имѣть самыя печальныя послѣдствія! Посудите сами... Есть ли на свѣтѣ финансистъ, чье состояніе устояло бы при такомъ подрывѣ кредита, при рѣзкой остановкѣ его операцій? Нѣтъ, нѣтъ! Вы не совершите надо мной такого злодѣйства, которое и для васъ самой окажется не менѣе гибельнымъ... Такъ же точно не захотите вы принять на себя отвѣтственность за это передъ вашими дѣтьми, всю будущность которыхъ вы разрушаете подъ тѣмъ предлогомъ, будто хотите ее обезпечить!

Баронесса возразила твердо:

-- Что касается будущности, то мы можемъ разсчитывать лишь на то, что я успѣю лично реализировать изъ остатковъ вашего состоянія.

-- А!-- воскликнулъ Сафръ.-- Не дамъ я вамъ зарѣзать себя такой штукой... Да и слишкомъ глупо это!... Скажите, сколько думаете вы получить отъ выдѣла?

-- Три милліона пять сотъ тысячъ франковъ, которые вы получили отъ меня, при женитьбѣ на мнѣ, и одиннадцать милліоновъ, доставшихся мнѣ потомъ по наслѣдству...

-- И за такую-то мелочь вы хватаетесь, когда у насъ съ вами въ общемъ дѣлѣ до четырехъ сотъ милліоновъ!...

-- Да все что уже погибло...

-- Нѣтъ, не погибло!... Мой капиталъ пущенъ въ оборотъ съ тѣмъ, чтобы вернуться ко мнѣ удвоеннымъ!... Такъ не мѣшайте же мнѣ довести мое дѣло до конца, не мѣшайте пустить въ ходъ всѣ мои силы! Не я ли одинъ сумѣлъ пріобрѣсти девять десятыхъ этого громаднаго капитала, имѣя въ рукахъ лишь то, что вы принесли мнѣ въ приданое и что я получилъ отъ моихъ родителей?... Развѣ этимъ не доказалъ я моего умѣнья управляться съ деньгами?... Поймите, что вотъ съ этою головой можно стать первымъ человѣкомъ въ мірѣ!-- уже вопилъ онъ, колотя себя кулакомъ по лбу и по головѣ.

Сафръ продолжалъ говорить со всею пылкостью отчаянія. Онъ хорошо зналъ, что дѣла его непоправимы, но сознаніе это становилось все болѣе и болѣе смутнымъ, и баронъ принимался безумно разсчитывать на какія-то случайности, могущія все поправить къ концу мѣсяца. Онъ толковалъ объ этомъ съ вѣрою новичка, съ наивною надеждой неопытнаго человѣка, которую онъ самъ такъ недавно поднималъ на смѣхъ, когда ею утѣшали себя разорившіеся свѣтскіе люди. Теперь онъ, старый биржевой боецъ, въ свою очередь, увлекался несбыточною фантазіей, отдаваясь шовинизму, совершенно неумѣстному въ денежныхъ дѣлахъ.

Баронесса слушала его, молча, съежившись и оставаясь непоколебимою. Она воздерживалась отъ противорѣчія мужу, почтительно выжидая момента, когда ей можно будетъ заявить о томъ, что въ данное время надлежало узнать Сафру. Она не говорила ни слова, желая съ меланхолическимъ достоинствомъ выдержать до конца роль приличной супруги, хотя была убѣждена въ томъ, что, по милости такихъ волненій, жертвовала своимъ здоровьемъ и, въ виду высшихъ соображеній, отступала отъ обычныхъ заботъ о своемъ долгоденствіи.

Сафръ тревожно и пространно усиливался посвятить свою жену во всѣ необъятныя прелести, въ настоящемъ и въ будущемъ, финансовыхъ операцій, при крушеніи которыхъ онъ ясно видѣлъ свою неизбѣжную гибель. Упорное молчаніе баронессы онъ истолковывалъ въ смыслѣ одобренія всѣхъ его безумствъ. Онъ сіялъ отъ торжества, путался въ безконечныхъ объясненіяхъ, сыпалъ безъ разбора навертывавшіеся на языкѣ термины, кое-какъ выпутывался опять и, наконецъ, совершенно сбился съ толку, замолчалъ, озираясь безсмысленнымъ взглядомъ, не зная, что говорить дальше...

Баронесса воспользовалась такимъ перерывомъ, чтобы покончить съ дѣломъ.

-- Я должна предупредить васъ,-- сказала она,-- что заявленіе мною уже подано.

Сафръ смотрѣлъ на нее глазами помѣшаннаго. Потомъ онъ понялъ ужасающій смыслъ ея словъ и двинулся къ баронессѣ. Она сочла за лучшее проворно удалиться на противоположную сторону длиннаго стола, занимавшаго середину комнаты.

О странномъ недугѣ, охватывавшемъ барона, его жена не имѣла ни малѣйшаго представленія, но чисто животный инстинктъ заставилъ ее вздрогнуть, подобно тому, какъ собаки безсознательно чуютъ ту, которая изъ нихъ взбѣсилась.

-- Вы осмѣлились сдѣлать это?-- хрипѣлъ Сафръ.-- Осмѣлились безъ моего согласія!... Пишите сію же минуту вашему стряпчему не давать никакого хода взбалмошной затѣѣ больной женщины!

Она дрожала всѣмъ тѣломъ, но голосъ ея продолжалъ звучать металлическимъ тономъ:

-- Дѣло въ томъ,-- возразила она,-- что, по закону, такое требованіе должно быть опубликовано въ трехдневный срокъ... И я получила извѣщеніе о томъ... что сегодня утромъ... это сдѣлано!

Пораженный въ самое сердце, баронъ Сафръ ринулся впередъ, самъ не понимая зачѣмъ, самъ не зная, что онъ сдѣлаетъ своими могучими, поднятыми вверхъ руками,-- раздавитъ ли ими свою жену, или, выбѣжавши вонъ, куда попало, задушитъ перваго встрѣчнаго, на комъ-нибудь сорветъ бѣшеную злобу за смерть своего кредита...

Но физическія силы измѣнили Сафру. Дыханіе оборвалось, и онъ сжатыми кулаками оперся на столъ, по другую сторону котораго стояла его жена, зорко слѣдя за нимъ.

Своими разстроенными умственными способностями Сафръ могъ сообразить только одно,-- а именно, съ какою поразительною быстротой начато и будетъ окончено его полное разореніе... И на самомъ дѣлѣ, къ его положенію непримѣнима была та медленность, съ которою ведутся процессы о разлученіи супруговъ, затрогивающіе интересы сердца и совѣсти людей, касающіеся свободы ихъ существованія и права распоряжаться своею личностью. Имущественный раздѣлъ супруговъ, установляющій права на капиталы, пользуется исключительными преимуществами ускоренной процедуры. Въ какой-нибудь мѣсяцъ могло быть удовлетворено требованіе, предъявленное къ Сафру.

-- Вы сами не знаете,-- говорилъ онъ, задыхаясь,-- что вы сдѣлали!... Вы подстроили мнѣ болѣе чѣмъ разореніе... Я могъ бы еще извернуться, будь у меня хотя немного времени... А теперь -- это несостоятельность... банкротство!

Баронесса не нашла нужнымъ отвѣчать. Она исполнила свою обязанность, сказала мужу всю правду и думала лишь о томъ, какъ бы поскорѣе выбраться отсюда.

Лицо Сафра багровѣло отъ усилія, съ которымъ онъ произносилъ свои фразы.

-- Вы... когда я не остерегался васъ... вы доконали меня!... Теперь вся шайка бросится на меня... начнетъ трепать, рвать на части!... Не слышите вы развѣ, какъ они вопятъ, что я мошенникъ?... И они останутся правы! Противъ скупщиковъ есть законы... законы есть противъ всѣхъ, кого сшибли съ ногъ!... И тогда не придется ли мнѣ отправляться въ тюрьму?...

При этомъ послѣднемъ словѣ его глаза расширились еще больше, и онъ громко захохоталъ. Судорожныя движенія мускуловъ придали на секунду его лицу необыкновенно веселое выраженіе.

-- Ха, ха, ха!-- вопилъ онъ.-- Баронъ Сафръ въ тюрьмѣ!... Восхитительно! Славно устроили!... А вы этого и не предполагали?

Его лицо моментально сдѣлалось неподвижнымъ, и онъ продолжалъ:

-- Зачѣмъ вы сдѣлали это, не посовѣтовавшись со мной?... Зачѣмъ?... Да отвѣчайте же хоть что-нибудь... моя каналья!...

И онъ, медленно, съ блуждающимъ взглядомъ, съ крѣпко сжатыми губами, приближался къ женѣ. Она прошептала, отодвигаясь все дальше и дальше:

-- Я слишкомъ боялась васъ, я не посмѣла бы ничего сдѣлать, если бы увидала васъ раньше такимъ, каковъ вы теперь!

Проговоривши это, она убѣжала, заперлась въ своихъ комнатахъ всѣми замками и задвижками дверей.

...Почувствовавши себя въ полной безопасности, баронесса первымъ дѣломъ поспѣшила лечь въ постель безъ посторонней помощи. Въ то же время она позаботилась принять капли, которыя почти всегда усыпляли ее довольно быстро и нѣсколько возбуждали аппетитъ послѣ сна. Но какое же лѣкарство,-- разсуждала она сама съ собой,-- можетъ подѣйствовать при такихъ волненіяхъ?...

Тѣмъ не менѣе, она начала засыпать очень спокойно, когда раздался осторожный стукъ въ дверь, соединявшую ея комнату съ помѣщеніемъ служанки.

-- Кто тамъ?-- крикнула баронесса испуганно.

-- Госпожа баронесса,-- отвѣтилъ голосъ служанки,-- сейчасъ приходилъ Жозефъ и говорилъ, что никогда не видалъ своего господина въ такомъ состояніи, какъ теперь... Онъ сказывалъ, что господинъ баронъ неистовствуетъ, что господинъ баронъ, того гляди, убьетъ себя!...

О, да что же еще могла жена барона Сафра предпринять послѣ всего того, что она принудила себя совершить?... Чего еще хотятъ отъ нея?... Что она въ силахъ сдѣлать?... Кажется, она не пощадила себя до послѣднихъ границъ. И вотъ опять начинаетъ удручать ее сердцебіеніе!... Весьма естественно, что такой деспотъ, какъ ея мужъ, неистовствуетъ прежде, чѣмъ смириться, при такихъ обстоятельствахъ. Ему необходимо было бы остаться совсѣмъ одному, успокоиться хорошенько... А себя онъ не убьетъ! Развѣ люди подобнаго закала способны на такое малодушіе? До. этого могли бы довести его, пожалуй, скандальная отвѣтственность и безчестіе, на которыя онъ намекалъ сейчасъ. Но, вѣдь, онъ и говоритъ-то это лишь для того, чтобы напугать жену и повліять на нее. Можно ли видѣть въ этомъ что-либо, кромѣ пустыхъ угрозъ, придуманныхъ изобрѣтательнымъ бѣшенствомъ?... Однако, если онъ въ самомъ дѣлѣ покусится на самоубійство? Тогда уже ни малѣйшаго сомнѣнія не останется въ томъ, что она, баронесса Сафръ, нисколько не преувеличивала грозящей имъ опасности... Боже мой, Боже!-- кто бы могъ подумать, что отецъ семейства доведетъ жену и дѣтей до такого позора?... Неужели имъ придется въ теченіе нѣсколькихъ мѣсяцевъ переживать всѣ тревоги уголовнаго процесса? Да уже не мѣсяцы, а цѣлые года семейство Сафра будетъ обречено на затворничество, если барона присудятъ къ тому, о чемъ онъ говорилъ?

И баронессѣ уже представлялось, что вотъ-вотъ нагрянетъ полиція, ворвется въ ея домъ, начнетъ распоряжаться въ немъ, все описывать... точно у какихъ-то нищихъ!...

-- Скажите Жозефу,-- крикнула баронесса горничной,-- чтобы онъ оставилъ своего господина въ покоѣ... ничѣмъ бы его не раздражалъ, ни въ чемъ бы не противорѣчилъ ему.

О снѣ она уже не думала. Ее приводило въ ужасъ все то, что рано или поздно должно было измѣнить теперешнее положеніе, и, вмѣстѣ съ тѣмъ, она смутно опасалась, какъ бы не затянулось это надолго, желала въ безсознательномъ нетерпѣніи, чтобы все это поскорѣе кончилось...

Нѣсколько минутъ спустя, горничная снова постучала въ дверь и стонала испуганно:

-- Сударыня, сударыня, извольте прислушаться! У насъ Богъ знаетъ что дѣлается: господинъ баронъ все ломаетъ, все опустошаетъ въ домѣ!

На этотъ разъ баронесса однимъ прыжкомъ соскочила съ кровати, боязливо пріотворила дверь и начала прислушиваться. Снизу доносились крики, звонъ и трескъ разбиваемыхъ предметовъ.

Сафръ вопилъ, уничтоживши свой великолѣпный портретъ, который съ площадки лѣстницы какъ бы царилъ надъ удивительнымъ собраніемъ драгоцѣнныхъ вещей, наполнявшихъ роскошныя палаты... Статуэтки и вазы, мраморы, бронзы и фаянсы, расшвыриваемые богатырскими руками, летѣли вдребезги о мозаичный полъ сѣней или о дорожки зимняго сада. Кидаясь бѣгомъ черезъ обломки и осколки, Сафръ уже ревѣлъ въ галлереяхъ, гдѣ столько сокровищъ было во власти его бѣшенства.

Хозяйка дома не могла долѣе заблуждаться относительно характера несчастья, разразившагося подъ ея кровлей, и опасныхъ его послѣдствій -- для другихъ, въ особенности. Все ея тщедушное тѣло дрожало отъ ужаса и отъ энергіи.

-- Приказать всѣмъ слугамъ,-- распорядилась она,-- бѣжать скорѣе и тщательно присматривать за ихъ господиномъ. Послать за нашими докторами, какъ только освободится кто-нибудь... Нельзя же покидать человѣка въ такомъ положеніи!...

И она тотчасъ опять заперлась въ своей комнатѣ, бережно охраняя свою особу, какъ нѣчто наиболѣе хрупкое, а слѣдовательно и наиболѣе цѣнное...

-----

Баронесса Сафръ рѣшилась обратиться къ суду, по весьма обстоятельному совѣту нотаріуса, не сообщивши предварительно объ этомъ ни дочерямъ, ни сыну. Въ отсутствіе ихъ отца, она сочла не совсѣмъ пристойнымъ говорить съ ними о дѣлѣ, касающемся, главнымъ образомъ, самого барона, и отклонила такимъ образомъ ихъ вмѣшательство въ исторію, затрогивающую ихъ чувства уваженія къ родителю.

Но на слѣдующій же день послѣ сценъ, разыгравшихся въ домѣ Сафра, она вызвала дѣтей записками, составленными въ самыхъ осторожныхъ выраженіяхъ.

Артуръ Сафръ явился первымъ на призывъ матери. Онъ одаренъ былъ большею частью качествъ, необходимыхъ для того, чтобы считаться хорошимъ сыномъ, то-есть -- холостымъ онъ не дѣлалъ долговъ и женился на дѣвушкѣ, которую выбрали для него родители, по своему усмотрѣнію, озабочиваясь тѣмъ, чтобы сынъ сдѣлалъ "приличную партію".

Въ короткихъ словахъ Артуру было сообщено о двойномъ несчастьи, постигшемъ его отца въ денежномъ отношеніи и въ умственномъ. Артура это очень огорчило. Онъ кинулся въ объятія матери, которую это выраженіе сыновнихъ чувствъ тронуло исключительно въ смыслѣ физическаго толчка, причиненнаго ей. Молодой человѣкъ не выразилъ ни однимъ словомъ сожалѣнія о потерѣ огромнаго состоянія. Онъ заявилъ даже, что считаетъ себя болѣе богатымъ, чѣмъ то нужно для его потребностей, и глубоко печалился о бѣдѣ, лично постигшей барона Сафра.

-- Я не предлагаю тебѣ повидать его,-- сказала баронесса.-- Доктора, только-что уѣхавшіе отъ насъ, объяснили мнѣ, что всякое волненіе можетъ сильно повредить ему.

Артуръ и не настаивалъ, впрочемъ. Его огорченіе, совершенно искреннее и сердечное, на этотъ разъ ослаблялось въ его умѣ исключительною заботой, захватившей уже почти всѣ его помыслы. Нѣсколькими часами позднѣе, ему предстояла честь читать публично въ академіи небольшое, представленное имъ изслѣдованіе,-- поэтому-то онъ и поторопился болѣе, чѣмъ его сестры, пріѣхать до завтрака. О такомъ торжествѣ онъ хлопоталъ давно, облазилъ немало лѣстницъ... Направляясь сюда, онъ только и думалъ о своемъ чтеніи и теперь, сокрушаясь о несчастной участи отца, онъ не могъ выкинуть изъ головы мысли о своей академической карьерѣ. Прискорбное извѣстіе натолкнулось на раздутое тщеславіе и, разумѣется, утратило изрядную долю своего значенія. И на самомъ дѣлѣ, чтобы вполнѣ почувствовать горе, надо имѣть на то полный досугъ, совершенно свободное время раздумывать о немъ безъ помѣхи. А въ данную минуту Артуръ Сафръ торопился,-- не до того ему было. Прощаясь съ матерью, онъ вдругъ спросилъ:

-- Вы распорядились, надѣюсь, чтобы не распространился въ публикѣ слухъ о томъ, что здѣсь произошло?

Онъ испугался новаго удара судьбы, по милости которой, въ виду его семейныхъ обстоятельствъ,-- чего добраго, можетъ быть отмѣнено засѣданіе и нарушенъ порядокъ безсмертныхъ трудовъ Института.

... Во время послѣдовавшаго затѣмъ посѣщенія Брегановъ, Оливье велъ себя далеко не такъ стоически. Съ той поры, какъ случай помогъ ему жениться столь диковинно, Бреганъ относился къ будущему богатству съ настоящею страстностью изобрѣтателя къ своему изобрѣтенію. Наслѣдство Сафра представлялось ему заслуженною наградой за многіе годы, въ теченіе которыхъ всѣ мысли его были направлены на то, какъ наилучшимъ образомъ распорядиться "благопріобрѣтенными" капиталами... И вотъ, нежданно-негаданно, исчезаетъ передъ нимъ златоносная страна, открытая имъ во время изслѣдованій Парижа,-- страна, въ которой онъ, по праву завоевателя, разсчитывалъ въ самомъ близкомъ будущемъ сдѣлаться герцогомъ или маркизомъ.

Замѣтивши его удрученную физіономію, баронесса Сафръ нашла нужнымъ утѣшить его, указала ему на мадамъ Бреганъ, залившуюся слезами, и проговорила, какъ бы намекая на своего другого зятя:

-- Вы все-таки счастливы въ своей семьѣ... Повѣрьте, милый мой Оливье, вамъ выпала на долю завидная участь: съ вами остается неразлучною любящая васъ подруга жизни!

Бреганъ соображалъ въ эту минуту, что придется ему лишиться и тѣхъ ста тысячъ франковъ, которые онъ получалъ ежегодно отъ тестя сверхъ приданаго, взятаго за женой. При сочувственныхъ словахъ тещи, онъ взглянулъ на заплывшую жиромъ, на всю жизнь неразлучную съ нимъ подругу, и въ первый разъ увидалъ всю чудовищность ея безобразія... Домъ и два милліона, пріобрѣтенные съ нею вмѣстѣ, показались ему такимъ ничтожнымъ вознагражденіемъ, что онъ готовъ былъ кричать во все горло о томъ, какъ его, такого красиваго малаго, безсовѣстно эксплуатировали. Всѣмъ существомъ своимъ онъ очень искренно возмущался тѣмъ, что ему навязали на шею молодую особу такого сорта и обобрали, лишивши наслѣдства!

... Баронесса Сафръ съ нетерпѣніемъ и тревогой ждала визита графа де-Громмелена. Она пригласила его очень настоятельнымъ письмомъ, отправленнымъ въ его домъ улицы Клебера, гдѣ онъ продолжалъ жить, не видаясь съ женою.

Громмеленъ явился на приглашеніе тещи. Къ извѣстію о разореніи Сафра онъ отнесся совершенно холодно, такъ какъ нисколько не разсчитывалъ на наслѣдство. Но графа видимо тронуло жалкое положеніе больного Сафра. Онъ высказалъ свое соболѣзнованіе, какъ то и полагается человѣку твердыхъ принциповъ, который не любитъ никакихъ пертурбацій въ семейной жизни, допускаетъ только правильное и невозмутимое ея теченіе, при обыкновенныхъ обстоятельствахъ, и легальныя мѣропріятія въ случаяхъ исключительныхъ.

Баронесса Сафръ поспѣшила воспользоваться благодушнымъ настроеніемъ собесѣдника, чтобъ уладить примиреніе супруговъ. Самымъ задушевнымъ материнскимъ желаніемъ ея было уговорить зятя сойтись съ Мари-Бланшъ, которая иначе могла, пожалуй, очень стѣснить ее, явившись къ ней на жительство.

-- Теперь,-- заговорила баронесса,-- позвольте мнѣ, въ эти тяжелыя для насъ минуты, умолять васъ быть снисходительнымъ... отказаться, пока еще не поздно, отъ вашего намѣренія разойтись съ моею дочерью...

Громмеленъ, очень вѣжливо, попытался жестомъ остановить ее.

-- Послушайте,-- продолжала она,-- одно важное соображеніе, о которомъ вы недостаточно подумали, должно побудить васъ исполнить мою просьбу: это -- интересъ вашихъ дѣтей.

-- Сударыня, дѣти мои ничего не потеряютъ отъ того, что мамаша не будетъ ихъ воспитывать.

-- А состояніе, которое имъ достанется отъ нея?... Въ настоящее время все, что принадлежитъ вашей женѣ, обезпечено въ наслѣдство дѣтямъ брачнымъ контрактомъ... Что же будетъ, если вашъ бракъ окажется расторгнутымъ?

-- Разлученіе супруговъ, о чемъ я хлопочу, не даетъ женѣ права распоряжаться имуществомъ.

-- Это такъ. Но черезъ три года что можетъ помѣшать Мари-Бланшъ требовать и получить, вѣроятно, формальный разводъ? Тогда она получитъ возможность распоряжаться своимъ состояніемъ... Увѣрены ли вы въ томъ, что она воспользуется этимъ благоразумно?

Громмеленъ призадумался.

-- Тогда вы позаботитесь,-- возразилъ онъ,-- объ учрежденіи администраціи надъ имуществомъ вашей дочери...

-- А, другъ мой, можно ли предугадать моментъ, чтобы сдѣлать это во-время?... Вы сами видите, до какого ужаснаго положенія мы дошли, ничего не подозрѣвая!... Нѣтъ, нѣтъ, не предоставляйте ничего случайности, не пріотворяйте той двери, которая такъ хорошо охраняетъ состояніе вашей жены... Къ тому же, я имѣю основаніе предполагать, что жить мнѣ остается немного...

И она покачала головой, какъ бы въ удостовѣреніе того, что все случившееся быстро приближаетъ ее къ могилѣ.

-- Тогда,-- продолжала она неустрашимо,-- голова Мари-Бланшъ можетъ закружиться отъ наслѣдства, которое достанется на ея долю, и я не знаю, на какія безумства она способна... А я смѣю завѣрить васъ, что весьма значительна еще и та часть, которую она получитъ послѣ меня. Нотаріусъ, приводившій въ извѣстность одну стоимость недвижимаго имущества...къ сожалѣнію, немного его у барона Сафра... нотаріусъ, говорю я, полагаетъ, что уже въ настоящее время я вступила во владѣніе имѣніями на десять или двѣнадцать милліоновъ, по самой низкой оцѣнкѣ... Остальную часть долга я разсчитываю получить деньгами. Конечно, это очень не много въ сравненіи съ тѣмъ доходами, которые проходили черезъ этотъ домъ. Но и тѣмъ, что у меня остается, я все-таки могу кое-что сдѣлать для своихъ.

Громмеленъ, невольно и изъ уваженія къ пожилой женщинѣ, поддавался до нѣкоторой степени вліянію, которое пріобрѣла баронесса, захватившая въ свои прозрачныя отъ худобы руки послѣдніе остатки богатства Сафровъ, рухнувшаго такъ нежданно.

Она рискнула сдѣлать зятю слѣдующее предложеніе:

-- Почему бы вамъ не увезти вашу жену изъ Парижа, дать ей пожить нѣкоторое время спокойно, на чистомъ воздухѣ, вдали отъ всякихъ соблазновъ?

-- Неужели вы думаете,-- воскликнулъ онъ,-- что ваша дочь согласится прожить хотя бы одинъ день въ деревнѣ при такихъ условіяхъ?

-- А я знаю, напротивъ, что она очень склоняется къ такому рѣшенію. Она охотно готова стушеваться, удалиться на время отъ свѣтской жизни, вслѣдствіе всего, что постигло ее... какъ супругу... какъ дочь... Ея положеніе въ обществѣ сдѣлалось неловкимъ, въ настоящее время, по крайней мѣрѣ. Она сочтетъ очень приличнымъ удалиться такимъ образомъ, подчиниться этому, какъ сроку траура, для нея обязательному, какъ она хорошо это понимаетъ.

Громмеленъ не отвѣтилъ ни да, ни нѣтъ. Очевидно, достаточно корректнымъ выходомъ изъ конфликта было увезти жену изъ Парижа и устроить ее въ деревнѣ, въ относительномъ уединеніи. Міръ салоновъ отнесется къ такой мѣрѣ съ большимъ одобреніемъ, чѣмъ къ судебному разбирательству, уже потому, что не произойдетъ никакого скандала и не будетъ затронута публично святость брачнаго союза. И еслибы даже попуталъ чортъ и графиня де-Громмеленъ нашла возможность опять обманывать мужа въ тиши деревни, то, по мнѣнію Громмелена, это не имѣло бы такого неудобнаго значенія, какъ на виду у парижскаго общества. Тамъ онъ могъ бы распорядиться, какъ ему вздумается, и не былъ бы вынужденъ въ теченіе нѣсколькихъ годовъ сообразоваться съ тѣмъ, какъ ведутъ себя передъ обществомъ всѣ мужья, попавшіе въ одинъ цехъ съ нимъ.

Настоянія баронессы сдѣлались еще опредѣленнѣе.

-- Вы могли бы поселиться съ моею дочерью въ Озерпи.

-- Въ Озерпи?-- проговорилъ графъ удивленнымъ и, вмѣстѣ съ тѣмъ, злобнымъ тономъ.-- Но Бреганы считаютъ это помѣстье своимъ до тѣхъ поръ, пока оно не продано.

-- Нѣтъ, я вступаю лично во владѣніе этимъ имѣніемъ. Оно куплено на мое имя и даже на мои деньги, доставшіяся мнѣ въ прошломъ году отъ сестры.

Это представлялось уже совсѣмъ соблазнительнымъ старшему зятю, получавшему такимъ образомъ возможность разсчитаться съ Бреганомъ за старую обиду. Громмеленъ почувствовалъ, какъ раскрылась давнишняя рана, нанесенная его дворянскому сердцу непризнаніемъ его преимущественныхъ и прирожденныхъ правъ на землевладѣніе и на охоту.

Баронесса, побуждаемая крайнимъ желаніемъ обезпечить успѣхъ своихъ предложеній, не могла, однако, не взвѣсить убыточности послѣдняго изъ нихъ.

-- Я передамъ,-- заговорила она нерѣшительно и запинаясь,-- вамъ и вашей женѣ... право пользованія... полнаго владѣнія... этимъ... всѣмъ имѣніемъ!...

Громмеленъ сдѣлалъ величественный жестъ, долженствовавшій означать, что его согласіе обусловливается лишь высшими соображеніями.

-- Ваше замѣчаніе,-- отвѣтилъ онъ,-- о моихъ дѣтяхъ заставитъ меня подумать очень серьезно. На самомъ дѣлѣ, я не вправѣ подвергать моихъ бѣдныхъ мальчиковъ какимъ-либо лишеніямъ... Я это обдумаю...

-- А, другъ мой, разъ уже начала смягчаться ваша строгость, не откладывайте вдаль рѣшенія, будьте добрымъ до конца... Ваша жена здѣсь, въ той комнатѣ... Дозвольте мнѣ привести ее сюда, въ постигшихъ меня несчастьяхъ утѣшьте, поддержите меня вашимъ примиреніемъ съ нею!

Не выжидая согласія Громмелена, она побѣжала за дочерью и, минуту спустя, заставила супруговъ коснуться концами пальцевъ другъ друга.

Этимъ прикосновеніемъ они оба какъ бы возобновляли брачный союзъ. Они соглашались снова вступить въ сожительство, очень живо помня, какія гадости дѣлали другъ другу, и сознавая, что ради обоюдной выгоды имъ ничего иного не остается, какъ продолжать вести себя попрежнему. Разочарованные и озлобленные, они теперь могли легче достигнуть соглашенія, чѣмъ въ то время, когда легкомысленно обмѣнивались клятвами передъ алтаремъ. Всего важнѣе въ супружествѣ -- хорошо знать другъ друга... А ужъ они-то другъ друга знали!

Баронесса нашла, однако, неудобнымъ длить это первое свиданіе супруговъ, вторично вступившихъ въ бракъ. Она матерински выпроводила Мари-Бланшъ и удержала зятя, чтобъ обсудить съ нимъ многіе трудные вопросы, совершенно неотложные въ виду финансоваго и умственнаго краха барона Сафра.

О немъ самомъ не вспомнили ни Бреганы, ни Громмелены, какъ бы считая его совсѣмъ поконченнымъ. Никто не поинтересовался узнать, остается ли у него хотя что-нибудь, если не въ смыслѣ психическомъ, то въ матеріальномъ отношеніи. Никому, повидимому, дѣла не было до владѣльца этихъ великолѣпныхъ палатъ, такъ недавно распоряжавшагося въ нихъ самовластно и почти грандіозно...

Не забылъ о немъ только одинъ человѣкъ, только что успѣвшій пробраться въ домъ и не имѣвшій никакого понятія о томъ, что произошло здѣсь наканунѣ. Человѣкъ этотъ былъ Жакъ д'Эксирёйль.

Шесть дней и шесть ночей посѣтитель этотъ лихорадочно ждалъ своей очереди и полагалъ, что теперь она наступила.

Въ то утро, когда Эксирёйль въ первый разъ явился сюда съ своею местью, баронъ уѣхалъ часомъ раньше на два дня, какъ говорили. По прошествіи этихъ двухъ дней гостю было отказано подъ тѣмъ предлогомъ, что Сафръ еще не вернулся. Эксирёйль заподозрилъ, что баронъ, съ своей стороны тоже предупрежденный, уклоняется отъ встрѣчи съ нимъ изъ осторожности. Жакъ напрасно подкарауливалъ врага повсюду, гдѣ могъ разсчитывать увидать его. И лишь получивши телеграмму, которою Сафръ съ дороги приглашалъ его къ себѣ, Эксирёйль однимъ словомъ выразилъ свою затаенную мысль, сказавши женѣ: "Завтра!"...

Когда на слѣдующій день, около трехъ часовъ, онъ явился въ отель Сафра, Эксирёйль былъ крайне удивленъ отвѣтомъ слуги, что господинъ баронъ вернулся, но никого не принимаетъ. Гость напрасно толковалъ о депешѣ, приглашавшей его лично, по неотложному дѣлу,-- добиться свиданія оказалось невозможнымъ. Д'Эксирёйль рѣшился прибѣгнуть къ хитрости и спросилъ, принимаетъ ли баронесса. Слуга, не получившій на этотъ счетъ исключительныхъ приказаній, пропустилъ его, такъ какъ зналъ, что съ нѣкоторыхъ поръ онъ считается своимъ въ домѣ барона.

Какъ разъ въ эту минуту баронесса приступила къ обсужденію съ Громмеленомъ различныхъ мѣръ, которыя предстояло ей предпринять передъ администраціей, передъ судомъ и свѣтомъ. Слуга, доложившій объ Эксирёйлѣ, передалъ ему просьбу хозяйки повременить немного, дождаться, когда она покончитъ съ занимавшимъ ее дѣломъ.

Черезъ минуту въ головѣ д'Эксирёйля сложился опредѣленный планъ добраться во что бы то ни стало до своей цѣли. Надо было воспользоваться тѣмъ, что баронесса занята съ другими. Расположеніе дома было ему достаточно извѣстно, и онъ сообразилъ, что въ комнаты Сафра можно пройти, минуя сѣни и парадную лѣстницу.

Чтобы на всякій случай имѣть руки свободными, онъ надѣлъ шляпу, наперекоръ приличіямъ, и среди великолѣпія роскошныхъ палатъ сразу получилъ видъ человѣка подозрительнаго, ворвавшагося насильно, готоваго ломать всѣ преграды.

Черезъ рядъ богато убранныхъ комнатъ, по витой лѣстницѣ, онъ дошелъ до кабинета. Въ комнатѣ никого не было. Разложенныя на столѣ бумаги и разставленная въ порядкѣ мебель ясно свидѣтельствовали о томъ, что хозяинъ не входилъ сюда съ той поры, какъ все убрано слугами. Въ монументальномъ каминѣ не было никакого признака недавней топки, несмотря на холодъ. Эксирёйль подумалъ, что его врагъ боленъ. Но въ такомъ случаѣ почему же слуги ничего не сказали о столь уважительной причинѣ отказа?... Провѣрить это было очень легко, такъ какъ спальня Сафра тутъ же рядомъ, и Эксирёйль, не задумываясь, вошелъ въ нее.

Съ перваго взгляда онъ убѣдился въ томъ, что баронъ не въ постели... и тѣмъ лучше!... Большая комната, отдѣланная рѣзнымъ деревомъ, была перегорожена во всю ширину раздвинутыми ширмами. Изъ-за нихъ, на шумъ шаговъ, вышелъ молодой врачъ и принялъ посѣтителя за близкаго родственника, считающаго себя вправѣ являться безъ доклада и со шляпой на головѣ.

Молодой человѣкъ поклонился и спросилъ:

-- Вы соблаговолите, быть можетъ, побыть нѣкоторое время при баронѣ?

Эксирёйль былъ слишкомъ возбужденъ для того, чтобы разбирать, какое значеніе могло имѣть присутствіе тутъ неизвѣстнаго молодого человѣка,-- вѣроятно, какого-нибудь недавно взятаго мелкаго секретаря.

-- Да, отвѣтилъ Эксирёйль,-- сколько будетъ нужно... Почему вы спросили?

-- Потому, что мнѣ нужно написать, и я воспользуюсь тѣмъ, что вы побудете здѣсь за меня...

-- Хорошо, идите,-- сказалъ д'Эксирёйль, желая скорѣе остаться съ глазу-на-глазъ съ Сафромъ и раздѣлаться съ нимъ.

Неудобный свидѣтель вышелъ... Эксирёйль двинулся впередъ, готовый обѣими руками вцѣпиться въ своего врага, задушить его при первой попыткѣ крикнуть. Но то, что Жакъ увидалъ, заставило его попятиться назадъ и вскрикнуть самому.

Сафръ былъ крѣпко привязанъ къ высокой спинкѣ кресла. Руки, скрученныя горячечною рубашкою, оставляли его корпусъ беззащитнымъ, какъ неподвижный пень. Могучая когда-то голова свѣсилась на грудь, и только всклокоченная грива напоминала прежняго льва. На багровомъ лицѣ тускло свѣтились налитые кровью глаза.

Въ вихрѣ разнородныхъ ощущеній, волновавшихъ Эксирёйля, наиболѣе раздражающимъ было сознаніе, что его личная месть стала теперь невозможною...

Сафръ, послѣ двѣнадцати часовъ остраго помѣшательства и буйнаго бреда, связанный, истомленный до безсилія, въ безуміи своемъ дошелъ до полнаго безсмыслія; онъ уже не понималъ и не чувствовалъ ничего, что вокругъ него дѣлается.

-----

Эксирёйлю не оставалось ничего иного, какъ отказаться отъ задуманной расплаты съ злодѣемъ, уйти скорѣй и избавиться отъ возмутительнаго зрѣлища.

Онъ вернулся тою же дорогой и едва успѣлъ войти въ пріемную баронессы, какъ появилась сама хозяйка дома. Она извинилась въ томъ, что заставила гостя слишкомъ долго ждать, и выразила свое удовольствіе по тому поводу, что онъ пожелалъ ее видѣть, вмѣсто барона, который никого принять не можетъ. Затѣмъ она разсказала всю правду о происшедшемъ съ ея мужемъ.

Заговоривши о денежныхъ дѣлахъ Сафра, баронесса поблагодарила Эксирёйля очень сердечно за предупрежденіе о готовившейся катастрофѣ, которымъ она ему обязана, какъ только-что сообщилъ ей Громмеленъ.

Эксирёйль отвѣтилъ:

-- Громмеленъ совершенно напрасно указалъ на меня... Я, дѣйствительно, вслѣдствіе нашихъ давнишнихъ добрыхъ отношеній, счелъ своею обязанностью дать ему важный совѣтъ. Но это сдѣлано было совершенно конфиденціально, и ему не слѣдовало бы выдавать меня.

-- Не сердитесь на него... Если онъ произнесъ ваше имя въ разговорѣ, который я только-что кончила съ нимъ, то сдѣлалъ онъ это для того, чтобъ указать на васъ, какъ на человѣка, способнаго лучше, чѣмъ кто-либо, продолжать оказывать мнѣ и моимъ очень большое одолженіе...

-- Я, сударыня?-- воскликнулъ Эксирёйль, удивленно поднимая голову.-- Какимъ образомъ?

Въ глубинѣ ихъ встрѣтившихся взглядовъ вспыхнулъ одновременно таинственный огонекъ, зажженный у нея любопытствомъ, у него -- мучительнымъ подозрѣніемъ... Обоимъ имъ отнынѣ очень мало было дѣла до личности и роли барона Сафра, превратившагося физически и нравственно въ жалкую развалину, въ полу-бездушное тѣло, привязанное къ креслу и запертое въ одной комнатѣ. Но въ недавніе сравнительно дни, этотъ дерзко-предпріимчивый, ни передъ чѣмъ не останавливавшійся человѣкъ, создалъ необычайныя отношенія между двумя собесѣдниками, полными жизни и энергіи, сидѣвшими теперь лицомъ къ лицу... Черные глаза Эксирёйля жадно пытались прочесть во взглядѣ баронессы, знаетъ ли она!... Знаетъ ли онъ!-- доискивалась она подсмотрѣть въ его неопредѣленномъ взорѣ.

-- Мосьё д'Эксирёйль,-- заговорила баронесса,-- вамъ хорошо извѣстна большая часть дѣлъ моего мужа. Помощь человѣка настолько вѣрнаго и опытнаго, какъ вы, необходима намъ... Мое здоровье слишкомъ слабо для того, чтобы я могла одна вынести всю тяжесть хлопотъ, предстоящихъ мнѣ съ нынѣшняго же дня. Въ виду процессовъ, которые должны начаться, и значительности той доли въ товариществѣ, которую мнѣ удастся, быть можетъ, спасти, въ виду сложности управленія дѣлами, которыя останутся потомъ на моихъ рукахъ, мнѣ на многіе года, навсегда желательно было бы пользоваться дружескимъ содѣйствіемъ такого выдающагося человѣка, какъ вы... Я не могу ни въ чемъ положиться на сына, такъ какъ онъ ненавидитъ всякіе счета, ни на зятьевъ: одинъ изъ нихъ уѣзжаетъ въ деревню, другой не смѣетъ отлучиться отъ жены... Я нахожу лишнимъ добавлять, что предоставляю вамъ самимъ опредѣлить ваши права на нашу живѣйшую благодарность.

Первымъ движеніемъ Эксирёйля было -- отказаться. Единственнымъ его желаніемъ было -- навсегда порвать всякія денежныя связи со всѣми, кто носитъ имя Сафра.

Баронесса продолжала настаивать:

-- Я не отъ своего имени только обращаюсь къ вамъ съ этою просьбой и прошу васъ также по порученію моего зятя де-Громмелена, питающаго къ вамъ самую глубокую симпатію... Надѣюсь, вы не откажете вашему другу.

На самомъ дѣлѣ, она обратилась къ Эксирёйлю по рекомендаціи и совѣту графа, которому очень не хотѣлось, чтобъ очутился въ нищетѣ человѣкъ, близкій ему по давнишнимъ семейнымъ отношеніямъ. Въ немъ Громмеленъ видѣлъ такого же родовитаго господина, какимъ былъ самъ, и любилъ такого же мужа, какъ онъ,-- хорошо обманутаго. И, вслѣдствіе той же солидарности, которая побудила Эксирёйля предупредить его о послѣднихъ неудачахъ Сафра, Громмеленъ воспользовался случаемъ расплатиться съ нравственнымъ долгомъ очень пристойно, вполнѣ благородно, изъ кармана своей тещи.

Пока баронесса убѣждала Эксирёйля, онъ соображалъ, что, кромѣ недавно полученнаго жалованья,-- жить на которое было, къ тому же, до крайности противно,-- у него нѣтъ никакихъ средствъ въ перспективѣ. Разсуждалъ онъ самъ съ собою и о томъ еще, что чужое состояніе, къ участію въ которомъ его привлекали, не будетъ имѣть никакого отношенія къ колоссальному богатству, созданному его заклятымъ врагомъ, барономъ Сафромъ, подорвавшимъ и разрушившимъ сразу свое гигантское сооруженіе. Но самое элементарное уваженіе къ себѣ и невыразимое отвращеніе заставили его отогнать всякую мысль о согласіи. Онъ отклонилъ предложеніе баронессы, отговариваясь обязательными дѣлами, которымъ онъ долженъ посвятить себя, ссылаясь на необходимость скоро уѣхать изъ Парижа, быть можетъ, изъ Франціи, и надолго.

-- Подумайте, я не тороплю,-- говорила баронесса, прощаясь.-- Вашъ отвѣтъ я не считаю окончательнымъ. Поговорите съ мадамъ д'Эксирёйль и рѣшите вмѣстѣ, какъ найдете для себя наиболѣе приличнымъ...

Послѣднее слово баронессы оказало тотчасъ же свое вліяніе на Эксирёйля.

Да, разумѣется, приличіями нельзя пренебрегать! Нельзя не обсудить того, что они могутъ понудить дѣлать. Во всякомъ случаѣ, это наводило на соображенія первостепенной важности для свѣтскаго человѣка, снова попавшаго въ обычную колею всякихъ условностей.

Но, прежде всего, мужъ чувствовалъ, что ему надо какъ можно скорѣе вернуться къ женѣ. Вспомнивши, въ какомъ мучительномъ состояніи, въ какой неизвѣстности и тревогѣ онъ оставилъ Жизель, Жакъ понялъ, насколько нехорошо онъ поступаетъ по отношенію къ ней. Онъ умилился отъ жалости къ ней и къ себѣ, увидавши всю несоразмѣрность того страха, который она все еще переживаетъ въ его отсутствіе, и полнаго ничтожества того, что онъ самъ испытываетъ теперь. По выходѣ изъ дома Сафра всѣ заботы его были направлены на то, чтобы скорѣе найти фіакръ.

Сдѣлавши нѣсколько шаговъ по улицѣ, Эксирёйль столкнулся носъ къ носу съ Тарсюлемъ. Этотъ отправлялся на развѣдки, побуждаемый любопытствомъ вызнать настроеніе баронессы. О томъ, что произошло съ барономъ, Артуръ Сафръ поспѣшилъ тотчасъ же сообщить всегдашнему совѣтнику ихъ семьи во всѣхъ затруднительныхъ обстоятельствахъ.

Эксирёйль и Тарсюль встрѣтились съ тою сдержанностью, которая несомнѣнно обличала твердое намѣреніе обоихъ говорить обо всемъ, кромѣ того, что они могли бы сказать другъ другу.

-- Ну, что?-- спросилъ Тарсюль, поправляя свой монокль съ ехидною гримасой.

-- А что?-- отвѣтилъ Эксирёйль.

Они посмотрѣли другъ на друга подозрительно... Но разстроенное лицо д'Эксирёйля настолько выдавало его, что Тарсюль, сохраняя полную невозмутимость, попытался все-таки завязать разговоръ. Онъ проговорилъ:

-- Вотъ какія необычайныя исторіи происходятъ!

Эксирёйль отвѣтилъ просто:

-- Про нихъ каждый день слышишь...

Наступило опять молчаніе, которое Тарсюль прервалъ словами:

-- Что меня касается, то я порѣшилъ разъ навсегда ничему не удивляться.

-- Всего лучше было бы и всѣмъ поступать такъ!-- замѣтилъ Эксирёйль глухимъ голосомъ.

Это навело Тарсюля на догадку, что финансовый погромъ очень неблагопріятно отразился на средствахъ къ существованію угрюмаго собесѣдника, и Тарсюль, принимая благодушный видъ, сказалъ:

-- Я надѣюсь, что васъ нисколько не коснулось то, что здѣсь произошло?-- и онъ, небрежно, большимъ пальцемъ указалъ черезъ плечо на отель Сафра.

Подъ сочувственнымъ тономъ вопроса Эксирёйлю почудилась цѣлая вереница инсинуацій и покушеній его уязвить. Его сильно покоробило, и онъ возразилъ:

-- Меня?... Чѣмъ же это можетъ меня касаться? Объясните!

-- Я доподлинно не знаю... я думалъ... мнѣ говорили, будто Сафръ и вы... ну, словомъ, что вы принимали участіе въ его операціяхъ...

Въ намекѣ, вырвавшемся у Тарсюля, Жакъ д'Эксирёйль услышалъ какъ бы донесшійся до него отголосокъ свѣтскихъ толковъ, тѣхъ единодушныхъ обвиненій, которыя возникнутъ противъ него, какъ супруга, по случаю банкротства Сафра. Эксирёйль вздрогнулъ и покрутилъ усы съ вызывающимъ видомъ, приглашавшимъ Тарсюля разносить повсюду объясненіе его поведенія.

-- Милый мой,-- заговорилъ Жакъ рѣшительно и опредѣленно,-- въ дѣла барона я вмѣшивался лишь настолько, насколько это нужно было для защиты интересовъ баронессы. На это я согласился... вы слушаете меня внимательно?... я согласился по настоятельной и повторенной просьбѣ баронессы и моего стараго друга де-Громмелена... Обратились они ко мнѣ слишкомъ поздно для того, чтобъ я могъ предупредить катастрофу. Но теперь необходимо спасти обломки, и я продолжаю свое дѣло. Баронесса,-- права она или нѣтъ, это все равно,-- убѣждена въ моей компетентности и сейчасъ только опять умоляла меня не покидать ее... Никогда я ничего не дѣлалъ иначе, какъ въ качествѣ ея представителя, и моя искренняя преданность обязываетъ меня остаться ея представителемъ до конца!

Разъ навсегда, точно исправному глашатаю, былъ данъ Тарсюлю этотъ отвѣтъ, приличный, похожій на правду, очень удобный даже для опубликованія его по салонамъ, среди тѣхъ, кому желательно что-нибудь говорить въ свою очередь, и тѣхъ, кто не знаетъ, чему противорѣчить.

Затѣмъ Эксирёйль направился твердымъ шагомъ на прежній ладъ продолжать свое существованіе, выбитое было изъ колеи неожиданнымъ взрывомъ.

Тарсюль, ничуть не поддаваясь обману, былъ тѣмъ не менѣе озадаченъ сообщеніемъ, что Сафры и Эксирёйли продолжаютъ оставаться вмѣстѣ, все еще чѣмъ-то и какъ-то связанные другъ съ другомъ... И, оставаясь вѣрнымъ своей системѣ, онъ съ удовольствіемъ убѣждался въ прочности, въ чудодѣйственности, въ неразрушимости единственно лишь денежной связи, поддерживающей взаимныя отношенія людей въ общественной, свѣтской и семейной жизни.

Такъ вотъ, теперь катаклизмъ разрушилъ колоссальное богатство, сгубилъ могучій умъ!... И первое, что появляется изъ-подъ страшныхъ обломковъ крѣпкимъ, цѣлымъ и невредимымъ, это -- маленькая "арматура", которую ради своего каприза смастерилъ баронъ Сафръ, бывшій денежный воротило, кончившій помѣшательствомъ!

"Русская Мысль", кн. XII, 1896, кн. I, II, 1897

Оставить комментарий Эрвьё Поль (перевод: Без указания переводчика) (yes@lib.ru) Год: 1895 Обновлено: 06/08/2025. 328k. Статистика. Роман: Проза, Переводы Сочинения	Скачать FB2 Ваша оценка:
Аннотация: L'Armature. Текст издания: журнал "Русская Мысль", кн. XII, 1896, кн. I, II, 1897.

Эрвьё Поль Арматура

АРМАТУРА.

I.Баронъ Сафръ.

II.Графиня де-Громмеленъ.

III.Оливье Бреганъ.

IV.Жизель д'Эксирёйль.

V.Катерина Сафръ.

VI.Графъ де-Громмеленъ.

VII.Жакъ д'Эксирёйль.

VIII.Баронесса Сафръ.

Эрвьё Поль
Арматура

I.
Баронъ Сафръ.

II.
Графиня де-Громмеленъ.

III.
Оливье Бреганъ.

IV.
Жизель д'Эксирёйль.

V.
Катерина Сафръ.

VI.
Графъ де-Громмеленъ.

VII.
Жакъ д'Эксирёйль.

VIII.
Баронесса Сафръ.