ЭЛЛИС, настоящее имя -- Кобылинский, Лев Львович[1879, Москва -- 17.XI.1947, Локарно, Швейцария] -- поэт-символист, теоретик символизма, критик, переводчик. В 1902 г. окончил юридический факультет Московского университета, намеревался писать диссертацию по экономике, но вскоре, по выражению близко знавшего Э. в ту пору мемуариста, "диссертация полетела к черту; и молодой ученый переметнулся в поэзию" (Белый А. Начало века.-- С. 31).
С 1903 г. Э. стал играть одну из ведущих ролей в кружке "Аргонавты" (название придумано Э.), где наряду с литераторами-символистами (А. Белый, С. Соловьев) участвовали и далекие от литературы "аргонавты", объединенные желанием обрести "золотое руно" некоей новой "преображенной" действительности. Члены кружка представляли себе это преображение по-разному, но все они понимали "аргонавтизм" прежде всего как "революционное" современное мировоззрение, совместное овладение которым является необходимым этапом на пути в будущее. Э., который был "душою кружка -- толкачом-агитатором, пропагандистом" (Белый А. Воспоминания о Блоке //Эпопея.-- No 1.-- С. 178), актуализировал сюжет древнегреческого мифа о походе эллинских героев за золотым руном, т. е. попросту перенес его в российскую действительность нач. XX в. и проецировал на среду своих единомышленников. В дальнейшем Э. активно способствовал развитию этого мифа, обогащая его различными заимствованиями, в первую очередь из творчества А. Белого и А. Блока, считавшихся "своими" в среде "аргонавтов". На практике все это приводило к уравнению в правах "дара жить" и "дара писать", смешивало жизненную реальность (вплоть до быта) и литературное мифотворчество, превращало кружковую атмосферу в своеобразную игру, к которой "аргонавты" тем не менее относились совершенно серьезно. Именно в этой атмосфере Э., еще в студенческие годы ставший восторженным почитателем Ш. Бодлера и Ф. Ницше, первоначально сформировался как литератор-символист.
В 1904 г., поссорившись с семьей и поселившись в "Дону" (меблированные комнаты в районе Арбата), Э. становится одним из ближайших и активнейших сотрудников журнала московских символистов "Весы" (1,904--1909).
В качестве литературного критика он ведет постоянную и ожесточенную полемику на два фронта. Во-первых, его нападкам подвергается вся современная ему литература критического реализма и особенно творчество писателей группы "Знание" (М. Горький, А. Куприн, В. Вересаев, Е. Чириков, И. Шмелев и др.). Критический реализм Э. не приемлет как метод, поскольку видит в нем лишь "лениво-скучное, квазихудожественное построение -- только простое средство, притом отделимое без труда от задней мысли" (Еще о соколах и ужах //. Весы.-- 1908.-- No 7.-- С. 56). Такая позиция обусловливается в первую очередь тем, что Э.-- фанатичный сторонник концепции "чистого искусства". Истинный художник, по мнению Э., может лишь запятнать себя и свое творчество обращением, к общественным проблемам. "Разве существенно,-- пишет он,-- то, что буржуазия делает из искусства забаву в миллионы, а демократия -- в двугривенный; что буржуазия требует гимнов своей радости, а демократия -- своим горестям; что буржуа дает угодливому художнику 1 чек в миллион, а демократия "потрафляющему" ей скомороху -- миллионы медяков; что буржуазия доводит Бодлера до сумасшествия и нищеты, Э. По -- до алкоголизма и смерти под забором, Нерваля -- до повешения на фонаре, Уайльда -- до каторги, а демократия открыто заявляет о ненужности и бесценности Пушкина, даже более того, вообще, о неважности и бесцельности "чистого искусства", аплодируя квази-обличительным пошлостям О. Мирбо, без отвращения смакуя бурсацкие, сиволапые вирши Скитальца..." (Там же.-- С. 57--58). Во-вторых, занимая позицию крайнего индивидуализма, Э. ведет борьбу с теми представителями символистского лагеря, которые более или менее последовательно и декларативно стремились преодолеть индивидуалистические тенденции раннего символизма. В этом отношении для Э. совершенно неприемлемо, напр., то направление в символизме, видным представителем и теоретиком которого являлся Вяч. Иванов, ратовавший за перерастание символа, созданного отдельным художником, в миф (в пределе -- общенародный), призывавший к созданию новой, соборной (в пределе -- общенародной) религии средствами искусства. Э. понимает суть символизма совсем по-другому: цель художника-символиста -- выявить свою, индивидуальную систему соответствий между предметами и явлениями видимого и невидимого мира. Э. остался верен этому пониманию символизма на протяжении всей своей творческой деятельности.
Поэтическое наследие Э. составляют два сборника стихов. Первый из них "Арго" (вышел в 1914 г.) "благоговейно" посвящен памяти Вл. Соловьева, которого Э. причислял к своим учителям. Его составили стихи, писавшиеся с 1905 по 1913 г., в основном прославляющие "рай" утраченного детства, возвращение к которому, по мнению поэта, возможно лишь на религиозном пути "нищеты духовной, чистоты и смирения", (Арго. Предисловие.-- С. XI). Другой сборник стихов Э., куда вошла лирика 900 гг., посвящен большей частью средневековой тематике. Религиозная направленность поэзии Э. приобретает во втором его сборнике более конкретные очертания, нежели в первом. Почти в любом стихотворении на первый план выступает та "интимная связь со священной символикой католицизма..." (Stigmata.-- С. 3), которая открыто декларируется в предисловии. Оценивая в целом поэзию Э., приходится констатировать, что она до крайности подражательна. В ней явственно слышатся отголоски поэзии Вл. Соловьева, К. Бальмонта, А. Белого и др., но главный образец для Э.-- В. Брюсов. К. числу достоинств поэзии Э. следует отнести довольно высокий версификационный уровень, свободное владение такими формами, как сонет, терцины.
Как теоретик символизма, Э. всегда последовательно отстаивал свой главный тезис: сущность символизма религиозна. Причем, согласно Э., эстетический индивидуализм, свойственный "старшим" символистам или декадентам, есть не что иное, как религиозность "наизнанку" (классический пример этого типа художника -- Ш. Бодлер). И этот индивидуализм рано или поздно у учителя либо у ученика. превратится в открытую форму религии. Скорее и естественнее всего, по мнению Э., в католицизм. Так, не случайно в своем главном теоретическом труде "Русские символисты" (1910) он выстраивает своеобразную триаду: сначала идет очерк о К. Бальмонте (безбожный эстет-конкистадор, для которого "Новый Свет есть Рай"), затем -- о В. Брюсове (чужд христианству, но "интимно близок" древним культам), а потом -- об А. Белом (истинный символист, "символ всех символов", истинный христианин). Философский трактат "Vigilemus!" (1914) развивает идеи, намеченные в"Русских символистах", причем здесь Э. стремится обогатить уже впрямую проповедуемый католицизм "научным оккультизмом и антропософией в лице Фабра д'Оливэ, Дюпреля, Мида или Рудольфа Штейнера" (Vigilemus! Предисловие.-- С. VI). Несмотря на свойственный ему в высшей степени схематизм и субъективизм в трактовке творчества отдельных писателей, Э. как теоретик символизма, несомненно, видная фигура символистского лагеря.
В 10 гг. он сотрудничал в позднесимволистском журнале "Труды и дни" (1912--1913) и был одним из основателей издательства "Мусагет" (1910--1914). С 1913 г. Э. поселился в Швейцарии, где написал ряд книг и статей о русских писателях XIX в. на немецком языке, интерпретируя их творчество в русле своих религиозно-философских идей.
Э. много переводил (П. Верлена, М. Метерлинка, Л. Стекетти, Д. Леопарди, Данте и др.), активно пропагандировал в статьях и рецензиях творчество Ф. Ницше, Ж. Роденбаха, С. Пшибышевского и др. западноевропейских писателей конца XIX -- нач. XX в. До настоящего времени. сохранили свою художественную ценность многие из его переводов Ш. Бодлера.
Соч.: Арго. Две книги стихов и поэма.-- М., 1914; Русские символисты.-- М., 1910.
Лит.: Белый А. Начало века. Воспоминания.-- М.; Л., 1933; Он же. Между двух революции.-- Л., 1934; Гречишкин С., Лавров А. Эллис -- поэт-символист, теоретик и критик //Герценовские чтения. Литературоведение.-- Л., 1972.-- Т. 25; Лавров А. Мифотворчество аргонавтов // Миф. Фольклор. Литература,-- Л., 1978.