В кинематографии любят легенды. Так, легендарным считается "доброе старое время". Оно обычно обозначается словом "Житная", и под этим понимается время, когда еще не было переселения московской кинематографии на Потылиху. "Тогда" работали. "Тогда" можно было работать. И действительно, тогда работали. "Потемкин" был сделан (с монтажом) ровно в... три месяца. Это звучит легендой, но это факт.
Есть в кинематографии и другие легенды. На этот раз легенды -- ложные. Например, легенда о том, что с переходом кинематографии на Потылиху стало невозможно работать.
И хотя сия легенда подтверждается многими и многими образцами и фактами, она все-таки ложь. И тем хуже для фактов. И еще хуже для тех, кто производит эти факты.
Из них не легендарен, увы, один лишь факт в этой ежечасно (увы!) "творимой легенде": факт резкого снижения культуры труда по сравнению с тем временем, когда, как выражаются, "можно было работать". Работать можно также и сейчас. Сейчас можно работать лучше. И дело не в технике, а в людях. В культуре труда этих людей.
Что решает трудовой успех в первую очередь?
Это условие для революционной борьбы Ленин обозначил замечательным словом: одержимость. И в нашем деле одержимость решает все.
Ничто не преодолимо без нее. И все трудности преодолимы, если съемочный коллектив охвачен одержимостью темой сценария, самолюбием за качество будущей продукции, конкретными задачами ее воплощения.
У режиссера и оператора одержимость -- это прежде всего твердое знание, чего они хотят.
Это не туманное "плавание" бесплодно ищущей тощей фантазии при свете "юпитеров" в те жесткие часы, когда должна вертеться ручка и все ателье должно быть охвачено единым дыханием авторско-режиссерского замысла.
Нет более яростного противника бюрократически бездушной системы "железного сценария"[i], чем я.
Но нет и более жестокого врага "искательства" и ожиданий "творческого наития" под "шипение юпитеров" или в пылу жара солнечного дня.
Здесь каждая секунда дорога для реализации замысла, а не для становления его. Съемочные часы -- это часы нахождений, а не часы исканий.
Это часы воплощения, нахождения наиболее полных форм претворения замысла в метры снятой пленки!
А как же с исканиями?
Исканиям отдано все время за пределами съемочных часов.
И только если исканиями и фильмом жить ежедневно, ежечасно и ежеминутно, только если быть насквозь пронизанным одержимостью своей работы, фильм будет идти неустанно, не снижая качества и возгоняя производственные темпы.
Как же это положение уживается с враждебностью к "железному сценарию"?
Противоречие -- кажущееся. Ибо не номер и серию номеров следует видеть перед собой, идя в ателье, а отчетливый пластический и звучащий образ, который идешь реализовать на площадке ателье или на равнинах натуры.
И видение этого образа, знание его должно быть безошибочно. До конца отчетливо. Тогда без блужданий и "искательства" этот образ станет монолитной серией кадров на съемке -- а в предвидении их количества -- предвидением ритма.
Уважение к съемочному времени -- одно из важнейших условий культуры съемочного труда и успеха.
Ни одной секунды потери в нем. Уплотненность до конца как в течение самих часов работы, так и в минутах начала.
Ручка должна завертеться в назначенный час. Один час задержки начала съемки -- потеря не одного часа, а половины съемочного дня: дисциплинированнейший коллектив немедленно размагничивается, и развал съемочного дня идет по всем швам.
Есть еще одна легенда. Она примерно гласит, что "на съемку опоздать невозможно". Другими словами -- когда не приди -- все равно, всегда есть повод и основание еще не начать снимать.
Этому должен быть положен жесточайший предел Эти бредни надо искоренять со всей беспощадностью.
Час начала съемки, час начала условленной работы по подготовке съемки должен быть священным часом. В нем кроется гораздо больше, чем может показаться.
В нем залог и показатель дисциплинированности, в нем признак охваченности одержимостью своей работы.
И взамен позорного, освященного скверной традицией некультурного лозунга о том, что "на съемку невозможно опоздать", мы выдвигаем другой -- "нет часа, который был бы слишком ранним для прихода на съемку", с тем чтобы всем от мала до велика быть вполне готовыми к значительному мгновению творческого слияния всех членов группы в тот замечательный момент, когда "завертится ручка".
Потылиха -- это живые люди. И если эти люди будут знать, чего хотят, и хотеть знать, чего хотеть, -- они сумеют осуществить, что знают и чего хотят.
Тогда нам всем будет ясно, что на Потылихе работать можно. А раз можно, стало быть, и должно.
Этого от нас ждет наша партия, наша страна, этого ждут все те, кому дорог высокий стандарт большевистской кинематографии.
Это в пятнадцатилетие кино мы обещали.
Это обещание мы должны сдержать. И это обещание сдержать мы можем.
Комментарии
Статья написана в 1935 г. в связи с высказанными некоторыми киноработниками предположениями о невозможности работать на вновь отстроенной киностудии "Мосфильм". Впервые статья была опубликована в студийной многотиражной газете "За большевистский фильм" 9 сентября 1935 г., по тексту которой публиковалась в сб.: С. Эйзенштейн, Избранные статьи, М., 1956, стр. 303 -- 305, и воспроизводится в настоящем издании. Авторский подлинник не сохранился.
[i] ... системы "железного сценария"... -- С. М. Эйзенштейн неоднократно возражал против механического заимствования из американского и немецкого кино практики создания фильмов по системе так называемых "железных сценариев", при которой постановщики картин должны были строго следовать утвержденным режиссерским сценариям, в которых указывались номера кадров, метраж, способы съемок и содержание каждого кадра.