Эйхенгольц Марк Давидович
Современная критика о романе "Чрево Парижа"

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Современная критика о романе "Чрево Парижа"

   Сдержанное, почти пренебрежительное отношение критики к творчеству Золя с постановкой его "физиологической" драмы "Тереза Ракен" на сцене театра "Ренессанс" (1873 г.) переходит в резко враждебное. Показательными в этом отношении являются отзывы о романе "Чрево Парижа" Поля Бурже и Барбей д'Оревильи, которого Золя в своих критических этюдах "Ненавистное" назвал "истерическим католиком". Успех романа в художественной среде почти не нашел отражения в печати.
   Молодой Поль Бурже, спиритуалист, вступивший впоследствии в ряды монархической и католической буржуазной литературы, в статье "Роман реалистический и пиетистский" ("Ревю де дё Монд", июль 1873 г.) писал: "Э. Золя представляется нам человеком, для которого внутреннего мира не существует. (Эти слова являются пародией на изречение Т. Готье, характеризующее некоторых романтиков и парнасцев: "Мы -- те, для которых внешний мир существует. -- М. Э.). Невозможно представить себе более чувственной и извращенной манеры письма. В сравнении с нею самые смелые описания материалистических писателей, которые себя называют "современными язычниками", показались бы целомудренными". Естественно, что Бурже упрекает Золя в отсутствии "духовности". Особенным нападкам подвергаются натюрморты снеди у Золя: "Его описания -- своего рода гимн жизни, и все служит ему поводом для энтузиазма. На рынке его восхищают пирамиды фруктов. Он слышит, как запахи сыров поют симфонии. Кучи нагроможденной рыбы вызывают у него слезы восхищения".
   Не замечая социальной идеи романа, Бурже не находит у Золя "мыслей". По существу же критика его направлена против материалистического восприятия Золя, связанного с современным позитивизмом. Об этом свидетельствует заключительное обобщение критика: "Вся болезненная литература последних двадцати лет оставила следы на его стиле... Золя предупредил нас, он -- философ и материалист. В его глазах добродетель и порок -- физиологические продукты нервов и крови".
   Нападкам Бурже на материализм Золя вторит Барбей д'Оревильи, представитель реакционных дворянских кругов: "Золя изображает все .на рынке, который он избрал сюжетом для беспрерывных описаний, на рынке, являющемся в большей мере содержанием его книги, чем персонажи, там действующие; и когда он рисует, личность бывает настолько поглощена у него объектом, что его рукой уже не руководит мысль; это скорее механическая палитра, кисть, как бы движимая пружиной... Ему бы следовало обладать большей дозой мысли, чем пустозвону Курбе, а он, как и художник, полагает, что для изображения все предметы равны" ("Творения и люди", т. II).
   Фельетон Франциска Сарсея ("Тан", февраль 1877 г.), известного консервативного театрального критика, был посвящен постановке романа "Чрево Парижа" в "Парижском театре" 25 февраля 1887 г. Инсценировка была сделана по роману Золя В. Бюзнахом, который позднее переработал для сцены и другие романы Золя, напр. "Западню", "Нана". Пьеса, значительно отличавшаяся от романа, не появилась в печати, но она имела большой успех на театре и сыграла известную роль в привлечении внимания читателей к творчеству Золя в целом.
   На критику Сарсея Золя ответил в "Фигаро" (2 марта 1887 г.) статьей "Народная драма", в которой имеется ряд мыслей, характерных для теоретика натуралистической драмы: защита обыденного сюжета и широкого изображения среды, детерминирующей характеры; это касается не только литературной стороны пьесы, но и всех моментов ее сценического воплощения -- декораций, бутафории и т. п., -- как об этом писал Золя в своем сборнике статей "Натурализм в театре".
   Ссылаясь на неуспех старинной мелодрамы у широкого мелкобуржуазного зрителя, Золя приводит слова Сарсея: "Я поражен ярко выраженной потребностью современного зрителя видеть на сцене не только точное воспроизведение жизни, но также, главным образом, изображение реальных мелочей повседневности". При этом Сарсей ссылается на творчество Золя и говорит, что "новая формула приближает к той, представление о которой дает Золя в "Западне". Так как Золя считает, что "Чрево Парижа" создано по одинаковой с "Западней" формуле, то он и защищает в дальнейшем от упреков Сарсея сюжет пьесы, доказывая, что место действия пьесы на Центральном рынке органически связано с жизнью действующих лиц:
   "Флоран, этот изгнанник, этот Тощий, изголодавшийся, являющийся... носителем идеалов, мечты о справедливости и братстве, попадает в самое раздолье Второй империи, в торжествующую среду, удовлетворяющую аппетиты своего чрева. Где же ему нужно остановиться, чтобы получилось наиболее сильное противопоставление, и чтобы можно было легче драматизировать положение? Он останавливается на Центральном рынке, среди самодовольных, благоденствующих лавочников, он умирает с голоду в самом сердце пресыщенного Парижа. Об этом говорится, и это повторяется, это явствует из всех сцен пьесы, й не видеть этого -- значит проявить к этому очень мало расположения и доказать необычайное отсутствие дальновидности.
   Взять хотя бы картину в колбасной Кеню-Граделей, самую оригинальную, -- я предпочитаю ее другим, -- разве не является она явной попыткой нового театра, с его симфоническими приемами, противопоставить всему Тощего, бросающего свою жалобу среди изобилия Толстяков? Уничтожьте колбасную, и вы уничтожите тот фон животного благополучия, на котором должен (выделяться мрачный облик Флорана. Ах да, прекрасно! Вы обвиняете Бюзнаха в замене отсутствующего действия приготовлением "галантира"; но когда появляется неизбежный японский салат Франсильона, вы его понимаете, вы объясняете необходимость этого салата, который якобы доказывает, что для замужества даже при наличии красоты надо быть сведущей по хозяйственной части; в то время как наш "галантир" -- ни к чему, его вставили сюда ради удовольствия приготовить "галантир" на глазах у публики. Но вы просмотрели, что он служит необходимым аккомпанементом к рассказу об отвратительных страданиях и длительной голодовке нашего бедного мечтателя, вы не сообразили, что он является частью драмы, что он приобретает значение идеи. Полноте, полноте, дорогой коллега, не представляйтесь Глупее, чем вы на самом деле! Бросьте этот плачевный вид непонимающего человека!"
   Мы привели этот значительный отрывок из статьи Золя потому, что он является красноречивым комментарием к драме и роману, подчеркивая идейное значение изображения среды и описаний предметов.
   Наконец, в ответ на слова Сарсея о том, что "Чрево Парижа" -- вульгарная мелодрама, Золя выступает на защиту инсценировки Бюзнаха, отличающейся значительно более мелодраматическим характером, чем самый роман. Нужно сказать, что в романе, как о том свидетельствуют рукописные материалы, Золя стремился исключить особо мелодраматические моменты. Но в пьесе Золя их допускал, считая, что мелодрама является одной из форм "народного театра".
   
   В сатирической литературе на роман "Чрево Парижа" выделяется напечатанное в "Парижской жизни" (5 февраля 1887 г.) "Чрево Парижа" -- большой муниципальный балет в двух актах и пяти картинах, поэма и музыка Э. Золя. Представлено в первый раз на театре Центрального рынка в феврале 1887 года".
   Пародия эта сопровождается рисунками Сагиба. Чтобы дать о них представление, мы передаем содержание основной карикатуры. В центре большого рисунка, под стеклянным колпаком, самый зловонный сыр, ливаро, с изображением головы Эмиля Золя. Сыр этот держат на подносе балерины -- персонифицированные овощи; вокруг -- главные персонажи романа, выделяется среди них волосатый художник Клод. Пародия представляет собою либретто по роману, упрощенное и неточное в фабульном отношении. Вся снедь Центрального рынка составляет кордебалет, танцующий польки, фарандолы и вальсы. Флоран изображен тощим героем; он отказывается есть до тех пор, пока рынок будет империалистическим. Развитие действия, танцы соблазнительных овощей, чувственно-зловонных сыров ("натуралистическая кадриль") устремлены к единой цели -- соблазнить Флорана. Изгнанник долгое время остается непоколебимым, но в конце концов смиряется. Через двадцать лет Флоран, еще молодой человек, прилично одетый, сидит в колбасной Кеню-Граделей. Вместе с ним его друг -- художник Клод. И вот в колбасной оргия продуктов. Флоран заигрывает с ними, Клод еле сдерживает его. Все буржуазно-беспечно. Вывеска нарисована Клодом; он порвал с импрессионизмом и вернулся теперь к "здоровым традициям большого искусства". Так, победа буржуазии, Толстяков, в романе "Чрево Парижа" Золя рисовалась пародисту из "Парижской жизни" еще более полной; она должна была обратить идиллического республиканца Тощего-Флорана |и беспечного, восторженного художника Клода в уравновешенных, посредственных буржуа.
   В той же "Парижской жизни" в серии карикатур под общим заглавием "Наши великие портные", наряду с карикатурой на Л. Толстого ("Торговый дом Толстого. У совершенного нигилиста") и на Мопассана ("Торговый дом Флобера, наследник Мопассан, в цветнике г-жи Телье"), имеется злобная карикатура на Золя, изображенного в виде рыночной торговки: "Торговый дом Золя. Au pet en l'air D'Angelique В тексте: "Г-н Золя имеет честь осведомить свою клиентуру, что им открыто специальное отделение предметов первого причастия -- белые покрывала и различные туалеты для ночных свиданий девушек с сыновьями архиепископов".
   Романы Золя пользовались в 70-х годах большим успехом в России. "Чрево Парижа" немало способствовало популяризации у нас французского писателя. Переводы романа появились непосредственно после французского издания в шести журналах: "Дело", "Искра", "Вестник Европы", "Русский вестник", "Отечественные записки", "Библиотека дешевая и общедоступная". Правда, в большинстве это были "сокращенные переводы", точнее -- пересказы романа. Позднее роман вышел двумя отдельными изданиями.
   Самый характер "переводов", сделанные в них сокращения определяют интересы журналов. Роман воспринят был, прежде всего, как социально-политическое произведение; своеобразной художественной стороне его -- описаниям рынка -- придавалось гораздо меньшее значение, чем социальному сюжету, что было характерно для русской публицистики 70-х годов.
   Естественно, что журналы, представлявшие идеи радикальной мелкой буржуазии, разночинцев, особенно хвалебно оценивали роман Золя. В "Искре" ("Современный французский роман", 1873, III) В. Чуйко сумел отметить не только социальную тематику романа, но и специфические особенности ее, -- изображение коллективных проявлений общественной жизни: "Как Бейль главным образом обращал внимание на психический мир, развивающийся под влиянием среды, так Эмиль Золя и беллетристы последних формаций, если можно так выразиться, отыскали центр своей деятельности в крупных коллективных проявлениях общественной жизни в связи с политическими событиями и социальным переворотом эпохи".
   Вместе с тем. критик стремился рассеять ряд предрассудков, опровергнуть обвинения Золя в порнографии: "У Э. Золя буржуа оскорблен вовсе не слишком откровенными сценами и положениями, а именно тем, что этими сценами и положениями нельзя спокойно наслаждаться, что в них автор преследует совершенно другие цели и описывает нравственные и физические уклонения с отвращением и злобой, которые доказывают, как страстно и глубоко он ненавидит буржуазный мир". Эту враждебность Золя к буржуазии Чуйко усматривает во всех моментах сатирического изображения торговцев Центрального рынка, начиная с Лизы Кеню, и сравнивает Золя с Курбе. Высокое мнение Чуйко о романе Золя приводит его к заключению, что "напрасно было искать в каком-либо другом романе подлинное изображение современной жизни".
   В радикальном журнале "Дело" (1873, V) критика романа "Чрево Парижа" также социально заострена: "После нарисованной им картины разложения парижского высшего общества ("Добыча") Золя вполне рационально перешел к изображению самодовольной буржуазии, созданной декабрьской империей, думающей только о своем брюхе".
   Либеральный буржуазный журнал "Отечественные записки" (А. П" "Иностранная литература", 1873, VII), поддерживая, как и все журналы, сочувственные и враждебные, талантливость Золя, подчеркивает верность его республиканским убеждениям и симпатии к народу. Сатирическую анти-буржуазную направленность романа критик сравнивает с творчеством Флобера, который сумел показать "отсутствие идеала во французском обществе описываемой эпохи". Критик считает, что "растлевающее влияние наполеоновского режима отразившееся в жизни мелкой буржуазии, лавочников, торгашей, изображено у Золя с большой яркостью". Отмечена также описательная сторона романа Золя, которая не мешает Золя "заглянуть в самую глубь человеческой природы". Золя, по мнению критика, отличается значительной силой анализа и может в этом отношении поспорить с Бальзаком.
   Реакционный "Русский вестник" ("Нравы и литература во Франции", Y, W., 1873, XI) упрекает Золя в "неумеренных притязаниях на широкую художественно-социальную задачу". Критику кажется, что "обличительная идея служит для них (писателей типа Золя) только уловкой, прикрытием, под которым они тем свободнее предаются эксплоатации чувственных инстинктов толпы, привыкшей требовать от беллетристов пикантностей".
   Вместе с тем, журнал не оставляет без внимания и осуждения "претензии Золя на строго научную основу", упрекает автора в "шарлатанизме", желании обмануть доморощенных дарвинистов.
   В период, переломный для русской литературы, во время споров о тенденциозном И социальном романе, "натуралистический" роман Золя, естественно, был воспринят, прежде всего, как яркое художественное оформление социальной тематики.

М. Эйхенгольц

----------------------------------------------------------------------------------

   Источник текста: Эмиль Золя. Чрево Парижа. Перевод А. Н. Линденгрен. Редакция, статья и комментарий М. Д. Эйхенгольца. -- Москва, Academia, 1937. С. 495--500.
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru