Джекобс Уильям Уаймарк
Спасайся кто может

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    A Disciplinarian.
    Русский перевод 1926 г. (без указания переводчика).

[]

В. В. Джекобс.
Спасайся кто может

   -- Конечно, не может быть и сомнения в том, что дисциплина вещь хорошая, -- сказал ночной сторож, -- но не всегда-то она хорошо действует. Вот, например, мне не разрешается курить здесь на пристани, и когда мне захочется пососать трубочку, я должен итти в "Королевский трактир", или же забираться на плашкот. Но в "Королевском" я уж не могу наблюдать за пристанью, а на плашкоте раз, пока я курил, пришел дурак-лодочник и отчалил, прежде чем я заметил, что он делает, и провез меня таким образом до самого Гринвича. Он говорил, что часто проделывал такие штуки со сторожами.
   Не было хуже человека в отношении дисциплины, чем капитан Таскер, с которым я плавал на "Пиголице". У него было что-то такое неладное в мозгу. Он был аккуратный человек, весь гладко выбритый, кроме маленьких бакенбард, и всегда старался как можно более походить на морского офицера.
   Я не имел и понятия о том, каков он на самом деле, когда поступил на пароход, и он вел себя очень тихо и смирно, пока мы не вышли в открытое море. Но тут-то чёрт и начал показывать рога.
   Боцман у нас вмешивался решительно во все. Мы все как есть делали по его свистку.
   Хотя мы и не совершали правильных рейсов, но у нас было много пассажиров, ехавших с нами в Капштадт, и все они были очень высокого мнения о капитане. Был один молодой лейтенант, который говорил, что капитан напоминает адмирала Нельсона [Английский адмирал Нельсон уничтожил французский флот при Трафальгаре в 1799 году (прим. редакции)] и их с капитаном, бывало, водой не разольешь, -- такие стали друзья.
   Каждое утро в десять часов капитан нас осматривал, но лейтенанту этого показалось мало, и он убедил старика производить нам ученье, сказав, что нам это принесет пользу, а пассажиров будет забавлять. Вот и пришлось нам проделывать всякие дурацкие штуки и руками и ногами, а раза два лейтенант увел капитана на другой конец палубы, пока мы, двадцать три человека матросов, стояли, изогнувшись, так, чтобы пальцами ухватить себя за носок ноги, и не знали, придется ли нам когда-нибудь выпрямиться.
   Но что было хуже всего, так это шлюпочное ученье. Человек сидит себе спокойно за едой, или мирно покуривает трубочку у себя на койке, вдруг свисток боцмана возвещает ему, что корабль тонет и пассажиры гибнут, и он должен все бросить и спускать шлюпки и спасать их.
   Одним из пассажиров, никогда не принимавшим участия в нашем ученьи, был майор Мидженс. Он был даже против маневров и называл их дурачеством; никогда он не соглашался сойти в указанную ему шлюпку, но сидел все время на палубе и насмехался над нами.
   -- Вы этим только научите людей удирать, -- сказал он однажды капитану. -- Если когда-нибудь действительно явится необходимость, они бросятся все к шлюпкам и бросят пассажиров. Помните мое слово.
   -- Я никак не ожидал, чтобы вы стали так говорить об английских моряках, майор, -- ответил капитан обиженным тоном.
   -- Об английских ругателях! -- фыркнул майор. -- Вы не слышите их ругани, когда раздается ваш свисток? Но их проклятий, право, достаточно, чтобы накликать беду на пароход.
   -- Если вы укажете мне виновных, я накажу их, -- с раздражением сказал капитан.
   -- Никого я вам не укажу, -- отвечал майор. -- Я слишком им сочувствую. Вы им и выспаться-то никогда не даете вволю, бедным малым, от этого они дурнеют.
   После этого я слышал, как лейтенант разговаривал с капитаном и сочувствовал ему. Он говорил, что майору просто завидно, что люди так хорошо вымуштрованы; потом они отошли, лейтенант что-то такое говорил очень серьезно и убедительно, а капитан в ответ только покачивал головой.
   Случилось это как-раз две ночи спустя. Я сошел вниз и улегся, как вдруг вижу во сне -- майор завладел свистком боцмана и учится на нем свистать. Помню еще, я подумал во сне: "Какое счастье, что это только майор", когда один из ребят ткнул меня кулаком в спину и разбудил.
   -- Скачи живее! -- сказал он мне. -- Пароход горит!
   Я бросился на палубу, и тут уж не оставалось никакого сомнения насчет того, кто дал тревогу. Колокол звонил в набат, из всех люков валил дым, некоторые из людей тащили насос и обрызгивали из рукава пассажиров, которые один за другим выбегали на палубу. Шум и смятение были ужасные.
   -- Скорее спускать шлюпки, -- сказал мне Том Гал. -- Не слышишь разве свистка?
   -- Да разве же мы не попробуем сначала тушить огонь? -- говорю я.
   -- Слушайся команды, -- продолжает Том, -- это наше первое дело, и чем скорее мы отсюда выберемся, тем лучше. Ты ведь знаешь, какой у нас груз.
   Тогда мы побежали в шлюпки и спустили их, должен сказать, очень хорошо. Первый, кто соскочил в мою, был майор в своем белом ночном одеянии; но после того, как все остальные тоже спустились, мы его высадили. Он не принадлежал к числу пассажиров нашей шлюпки, а если уж дисциплина, так дисциплина, чтобы ни случилось.
   Однако, прежде чем мы отвалили от корабля, майор с воплем подбежал к борту, крича, что его шлюпка отчалила, и хотя мы отпихивали его веслами, но он таки спустился по канату и ввалился к нам.
   -- Кто командует? -- закричал майор.
   -- Я! -- очень резко откликнулся старший помощник с одной из лодок.
   -- Но где же капитан? -- вскричала одна старая барыня с моей шлюпки, по фамилии Прендергаст.
   -- Он на пароходе, -- отвечал помощник.
   -- Он... что? -- повторила мистрис Прендергаст, смотря на воду, точно она ожидала увидеть капитана стоящим тут же, на гребне волны.
   -- Он остался погибать с судном! -- сказал один из людей.
   Тогда мистрис Прендергаст попросила кого-то одолжить ей платок, потому что свой ручной мешочек она забыла на пароходе, и, вооружившись платком, начала горько рыдать.
   -- Смелый, простой англичанин-моряк! -- сказала она, всхлипывая. -- Остался погибать со своим кораблем! Вот он! Посмотрите, на мостике.
   Все мы взглянули, и тогда и другим женщинам захотелось призанять платков. Я дал одной из них лоскут бумажной тряпки, но она так рассердилась за то, что тряпка была чуть-чуть масляниста, что и плакать совершенно позабыла, и обещала пожаловаться на меня помощнику, как только мы доберемся до берега.
   -- Я всю жизнь буду помнить его в своих молитвах! -- сказала одна из женщин, рыдавшая очень удобно в большой красный шейный платок одного из людей.
   -- Слава его подвига прогремит по всей Англии! -- прибавила другая.
   -- Симпатии и слезы дешево стоят, -- торжественно произнес один из мужчин-пассажиров. -- Если нам удастся достигнуть берега, мы должны все сложиться, чтобы поддержать его вдову и сирот.
   -- Слушайте, слушайте! -- закричали все.
   -- Мы воздвигнем гранитный памятник в память о нем! -- сказала мистрис Прендергаст.
   -- А не лучше ли нам вернуться к пароходу и захватить капитана с собой? -- сказал какой-то господин с другой лодки. -- Мне думается, что это и обойдется дешевле, да, пожалуй, бедняга и сам предпочел бы это.
   -- Стыдитесь, -- отвечали ему многие, и мне кажется, что они в самом деле взвинтили себя до такой степени, что были бы разочарованы, если бы капитан спасся.
   -- А вы знаете, куда мы плывем, мистер Бунс? -- закричал майор.
   -- Да, -- говорит помощник.
   -- А далеко ли ближайшая земля? -- спрашивает опять майор.
   -- Миль около тысячи, -- отвечает помощник.
   Тогда майор начал высчитывать и рассчитывать, что нам понадобится дней десять на то, чтобы достигнуть берега, и что нашего запаса воды в бочонках нам хватит всего дня на три. Он сообщил об этом помощнику, а молодой лейтенант, сидевший в той же шлюпке с огромной сигарой во рту, сказал, что, очевидно, в этом году спрос на гранитные памятники увеличится. Затем он добавил, что, к счастью, он отрекся от всех своих детей за то, что они поженились и вышли замуж против его воли, и поэтому после него не останется сирот, которые бы получили наследство и оплакивали бы его.
   Некоторые из женщин улыбнулись на шутку, а старая мистрис Прендергаст так расхохоталась, что раскачала шлюпку. Вообще мы как-то вдруг сделались очень веселы, и один из людей сказал, что на вычисление майора никак нельзя полагаться, так как он считал только по две пинты в галлоне.
   Тут нам стало еще веселее, и мы начинали уже смотреть на всю историю, как на увеселительную прогулку, как вдруг, ко всеобщему изумлению, шлюпка помощника повернула обратно к пароходу.
   Вот вышла потеха, могу вам сказать! Все кричали, смеялись, говорили разом, а мистрис Прендергаст уверяла, что никогда еще и никто не слыхивал, чтобы капитан, оставшийся один на судне, чтобы погибнуть, потом затушил пожар после того, как вся команда бросила его и бежала. Такого случая еще не было, да и не будет никогда! Она уверена, что капитан обожжен и что его придется сейчас же уложить в постель и обложить тряпками, пропитанными маслом.
   Не прошло и часу, как мы были уже опять на пароходе. Дамы так и накинулись на капитана. Том Гал клялся, что мистрис Прендергаст пыталась поцеловать его, и вообще они носились с ним до смешного, до глупости. Как только шлюпки были подняты опять на палубу, я услышал звонок электрического колокола в машинном отделении, развели пары, машина заработала, и мы снова двинулись.
   -- Говорите, -- закричал кто-то из пассажиров. -- Говорите!
   -- Браво, браво! -- кричали другие.
   Тогда капитан выступил вперед и обратился к ним с маленькой приятной речью. Сначала он поблагодарил за доверие к нему и за тот примерный порядок, в котором они покидали судно. Он сказал, что это делает честь всем участвовавшим, команде и пассажирам, и что, без сомнения, они несколько удивятся, когда узнают, что никакого пожара вовсе и не было и что все это была фальшивая тревога, маленькое испытание, произведенное с целью убедиться, что шлюпочное ученье хорошо воспринято всеми.
   И, действительно, капитан прав, когда сказал, что пассажиры удивятся! И что за шум они тут подняли и чего только они не говорили про этого человека, которому они только-что собирались поставить гранитный памятник; просто изумительно! Понадобилось бы, право, целое кладбище памятников, чтобы написать на них все то, что они про него говорили, да и то пришлось бы гравировать самыми мельчайшими буквами!
   -- Я предлагаю вам всем собраться в кают-кампании и вынести протест по поводу возмутительного поведения капитана! -- негодовал майор. -- Предлагаю избрать мистера Макферсона председателем нашего собрания!
   -- Я поддерживаю ваше предложение! -- говорил другой столь же яростно.
   -- А я предлагаю майора в председатели, -- говорит кто-то еще каким-то особенно беспечным, небрежным тоном, -- потому что шлюпка мистера Макферсона еще не вернулась.
   Сначала все подумали, что он шутит, но когда оказалось, что он действительно говорит правду, всеобщее возбуждение достигло ужасных размеров. К счастью, как заметила мистрис Прендергаст, в пропавшей шлюпке не было дам, а только несколько мужчин-пассажиров. Мы шли полным ходом, по тринадцати узлов в час, но тут сразу остановились, и никогда еще мне не приходилось видеть на пароходе такого славного фейерверка, как тот, который мы сожгли в эту ночь. Сигнальные ракеты и голубые бураки взвивались ежеминутно, пушки палили, не переставая, пока мы медленно бороздили море то в том, то в другом направлении, а пассажиры сидели на палубе и рассуждали, что ожидает капитана: будет ли он повешен или только осужден на вечное заключение?
   Уже рассветало, когда мы заметили маленькую черную точку на горизонте и устремились к ней на всех парах. Полчаса спустя мы поравнялись с ней, и никогда еще мне не приходилось видеть таких несчастных, иззябших, измученных людей!
   Их пришлось чуть ли не втаскивать на борт парохода, и они были так нам признательны, так благодарны, что было просто трогательно, пока им не объяснили в чем дело. Это сразу изменило настроение. После того, как мистер Макферсон выпил три чашки горячего кофе и четыре рюмки водки, он занял председательское кресло в заседании, но сейчас же заснул и захрапел. Его будили три раза, но он отнесся к этому так нелюбезно, что дамам пришлось удалиться, и заседание было отложено.
   Кажется, что из этого так ничего и не вышло, потому что ведь никто действительно не пострадал, а сам капитан был до того удручен и уничтожен случившимся, что всем стало даже жаль его.
   Конец плавания мы совершили благополучно, но, конечно, по прибытии на место все открылось, и помощнику пришлось-таки отводить "Пиголицу" обратно домой. Кое-кто говорил, что у капитана не все было ладно в башке. Я и не спорю, но все же твердо убежден в том, что выдумал всю эту штуку и подбил его молодой лейтенант. Как я уже говорил, он был веселый молодчик и очень любил проделывать над всеми шутки, лишь бы только самому не приходилось расплачиваться.

--------------------------------------------------------------------------------------

   Источник текста: Спасайся кто может [и др. рассказы] / В. В. Джекобс. -- Москва-Ленинград: Земля и фабрика, 1926. -- 32 с.; 17 см. -- (Б-ка сатиры и юмора).
   
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru