Демольдер Эжен
Садовник маркизы Помпадур

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Le Jardinier de la Pompadour.
    Исторический роман.
    Перевод А. Б. Михайлова (А. М. Белова).
    Текст издания: журнал "Историческій Вѣстникъ", тт. 140-141, 1915.

Евгеній Демольдеръ

САДОВНИКЪ МАРКИЗЫ ПОМПАДУРЪ

ИСТОРИЧЕСКІЙ РОМАНЪ

ПЕРЕВОДЪ СЪ ФРАНЦУЗСКАГО
А. Б. Михайлова.

ПЕТРОГРАДЪ
1915

   
   Авторъ настоящаго романа является однимъ изъ лучшихъ историческихъ романистовъ современной Бельгіи. Страстный поклонникъ фламандской живописи, Демольдеръ переноситъ ея пріемы и въ литературу: оставаясь строгимъ реалистомъ, онъ пишетъ широкими яркими мазками, рѣзко распредѣляя свѣтъ и тѣни. Въ предлагаемомъ романѣ читатель сразу чувствуетъ разницу между утонченно-чувственной средой двора и грубо-матеріальными вкусами деревни и слышитъ отдаленный грохотъ приближающейся революціи.
   

I.

   Въ сентярьбское утро семья Жасмена Бюге проснулась очень рано, съ первымъ пѣніемъ жаворонка.
   Чья-то рука открыла ставни, выпустила голубей и повѣсила на обвитую виноградомъ стѣну три клѣтки.
   Подъ крышей изъ рыжеватой черепицы маленькія окна весело поблескивали въ утреннемъ туманѣ. Большое окно на чердакѣ, выходившее на деревню, загорѣлось отраженіемъ утренней зари.
   Скромное жилище Жасмена прилѣпилось къ деревушкѣ Буасси-ле-Бертранъ, ютившейся на правомъ берегу Сены, въ одномъ лье выше Мелена. Оно первымъ бросалось въ глаза, если ѣхать по дорогѣ изъ Санъ-Поръ. Домикъ любовался собою въ зеркалѣ рѣки, очень широкой въ этомъ, мѣстѣ. Онъ былъ въ одинъ этажъ и примыкалъ съ склону холма, на которомъ былъ разбитъ садъ.
   Это былъ одинъ изъ лучшихъ садовъ! Всѣ Бюге были садоводами, и это занятіе передавалось у нихъ наслѣдственно отъ отца къ сыну. Ихъ цвѣточныя клумбы смѣло могли поспорить съ цвѣтникомъ сосѣдицго замка, который былъ выкрашенъ въ желтый цвѣтъ и принадлежалъ маркизу д'Оранжи. Жасменъ гордился своимъ цвѣтникомъ. Съ ранней весны онъ устраивалъ у рѣшетки, тянувшейся вдоль фасада его домика, цѣлую цвѣточную выставку, располагая растенія по ступенямъ, такъ что и рука и глазъ могли достигать до нихъ безпрепятственно. Лѣтомъ вмѣсто этихъ растеній на выставкѣ красовались всевозможные лѣтніе цвѣты, осенью ихъ мѣсто занимали гераніи и хризантемы.
   Итакъ, въ это сентябрьское утро садовникъ Бюге проснулся очень рано. Наканунѣ камеристка m-me д'Этіоль, Мартина Беко, прежде, чѣмъ возвращаться въ замокъ, сказала ему, сверкнувъ своими красивыми глазами:
   -- Не знаю, какъ и быть, Жасменъ! Завтра мнѣ необходимы розы, чтобы украсить ими экипажъ моей барыни. Не знаю, гдѣ бы мнѣ ихъ найти.
   Вюге улыбнулся угломъ губъ и хвастливо отвѣчалъ:
   -- Я предоставлю въ твое распоряженіе всѣ цвѣты моего сада, если ты хорошенько заберешь ее въ руки!
   Мартина согласилась, и вотъ почему Жасменъ съ ранняго утра обрѣзалъ розы съ шести большихъ розовыхъ деревьевъ, которыя стояли въ рядъ передъ домомъ въ зеленыхъ кадкахъ.
   Конечно, только изъ любви къ Мартинѣ срѣзалъ онъ эти благоуханные цвѣты, колыхавшіеся отъ вѣтра на своихъ стебляхъ. Онъ отдавалъ ихъ въ жертву: его домикъ, потерявъ такое украшеніе, глядѣлъ унылымъ, и Жасменъ не безъ грусти то и дѣло открывалъ корзину, въ которую онъ кидалъ розы.
   Въ шесть часовъ передъ воротами домика остановилась какая-то повозка. То былъ крестный Мартины, Реми Госсе. Онъ заѣхалъ за цвѣтами. Это не доставило ему особыхъ хлопотъ, ибо все равно онъ ѣхалъ въ Корбейль, куда везъ масло, сыръ и яйца.
   Жасменъ принялъ всѣ мѣры, чтобы его драгоцѣнный грузъ не попалъ подъ какой-нибудь ящикъ съ сыромъ. Онъ водрузилъ его на корзину съ яйцами и уговорилъ хозяина повозки прежде всего заѣхать въ замокъ m-me д'Этіоль.
   -- Я буду тамъ ровно въ девять,-- увѣрялъ дядя Госсе.
   Онъ поклялся передать корзину непремѣнно самой Мартинѣ, чтобы солнце никакъ не могло попасть на эту легко портящуюся посылку.
   Онъ хлыстнулъ бичомъ свою лошаденку, и скоро его зеленая повозка исчезла изъ виду за поворотомъ деревенской улички.
   Жасменъ продолжалъ стоять на дорогѣ и смотрѣть на Сену; изъ Бургона въ Парижъ шли баржи, тихо подвигаясь по водѣ въ утреннемъ туманѣ.
   Пока садовникъ смотрѣлъ на нихъ, въ домѣ открылось окно, въ которомъ показалась старуха въ ночномъ чепцѣ.
   -- Жасменъ! Жасменъ! Да или же сюда!-- закричала она.
   -- Я здѣсь, матушка!
   Когда онъ вошелъ въ домъ, старуха уже спустилась внизъ.
   -- Что ты оглохъ, что ли?-- весело обратилась она къ сыну.-- Неужели ты поднялся такую рань, чтобы глазѣть на Сену? Яблоки уже можно собирать. Только съ кальвилями надо подождать немного. Ну, садись завтракать.
   Она положила на столъ булку и кусокъ сала и поставила кружку съ виномъ. Жасменъ вынулъ ножъ, отрѣзалъ себѣ кусокъ и сталъ прихлебывать изъ кружки.
   -- На разсвѣтѣ всегда хочется ѣсть,-- промолвилъ онъ.
   Мать подошла къ большому камину и зажгла подъ треножникомъ пучокъ прутьевъ. Пошелъ дымъ, но старуха мало обращала на него вниманія. Наливъ въ глиняную миску молока, она поставила его на огонь. Потомъ она нарѣзала нѣсколько кусковъ чернаго хлѣба и, когда молоко стало кипѣть, бросила ихъ туда, посолила и стала слегка помѣшивать.
   Отъ этихъ приготовленій Жасменъ закашлялъ.
   -- Я выйду на воздухъ,-- сказалъ онъ.
   -- Неужели ты бѣжишь отъ дыма? Фу! Ступай, посмотри, откуда дуетъ вѣтеръ, и потомъ скажи мнѣ.
   Жасменъ вышелъ. Небо становилось свѣтлѣе. По рѣкѣ носились хлопья тумана. Вдругъ подулъ легкій вѣтерокъ, и Сена встревожилась. Подъ блѣдными лучами солнца словно серебро разлилось по ея поверхности. Ослѣпленный Жасменъ смотрѣлъ на опаловыя спирали, которыя вѣтеръ гналъ къ прибрежнымъ кустарникамъ.
   Онъ любилъ росу, любилъ собирать ея брильянты гдѣ-нибудь возлѣ зеленаго жука, притаившагося въ чашечкѣ ненюфара. Въ это утро роса перенесла мысль къ прошлому. Въ эту весну погода сдѣлала чудеса съ розами: всѣ улицы были усѣяны ихъ лепестками, и въ праздники маленькая деревенская церковь, увѣшанная гирляндами, скорѣе напоминала храмъ Амура. Теперь приходится расплачиваться за такое излишество. Жасменъ посмотрѣлъ на розовыя деревья, истощенныя слишкомъ сильными побѣгами; цвѣтовъ на нихъ было маловато. При мысли о такомъ ущербѣ онъ почти жалѣлъ, что обѣщалъ сдѣлать подарокъ Мартинѣ. Хотя онъ и сильно любилъ ее, но не могъ не выбранить ее про себя.
   Вздохнувъ, онъ повернулъ направо и сталъ тихонько взбираться по каменной лѣстницѣ, которая вела на террасу, гдѣ былъ разбитъ чудный цвѣтникъ. Лучи солнца уже окрасили въ золотой цвѣтъ прятавшіяся въ глубинѣ его розы. Жасменъ, взявъ лейку, погрузилъ ее въ бочку, вкопанную въ землю въ углу цвѣтника, и принялся поливать флоксы, предназначавшіеся на сегодняшній праздникъ въ честь св. Августа.
   -- Матушка!-- закричалъ онъ, равномѣрно поливая свои гряды:-- флоксы уже готовы. Ихъ можно продавать. По три су за штуку.
   -- Ну, этого, пожалуй, не дадутъ!
   Жасменъ долженъ былъ итти къ своему дядѣ Жильо, чтобы разузнать, когда начнется сборъ винограда.
   -- Поцѣлуй брата отъ меня,-- говорила старуха Бюге, отправляя сына.-- Да отнеси ему нашу послѣднюю дыню!
   Жасменъ вернулся домой, надѣлъ черныя панталоны съ серебряными пряжками, рубашку изъ сѣраго полотна съ отложнымъ воротникомъ, жилетъ съ карманами и темный камзолъ. Потомъ, завязавъ сзади волосы узломъ, онъ надѣлъ треугольную шляпу, которая употреблялась только по праздникамъ.
   Снарядившись такимъ образомъ, онъ отправился въ путь, неся на плечѣ на большой палкѣ большую желтую дыню, которую его мать нарочно заключила въ небольшую плетенку, чтобъ "возбудить любопытство". Жасменъ шелъ по берегу Сены, наслаждаясь хорошимъ днемъ.
   Проходя возлѣ Сентъ-Ассиза, Жасменъ замѣтилъ въ паркѣ небольшого замка стараго садовника, который чистилъ дорожки,
   -- Здравствуйте, Летюркъ!
   -- А, Жасменъ! Войди!
   -- Благодарю васъ.
   Жасменъ снялъ шляпу и поставилъ корзиночку около рѣшетки.
   -- Иди, я хочу показать тебѣ новое растеніе,-- продолжалъ Летюркъ.-- Оно привезено изъ Италіи и цвѣтетъ у насъ въ первый разъ.
   Когда Жасменъ входилъ въ небольшую оранжерею, у него сдѣлалось сердцебіеніе. Самый набожный человѣкъ не сталъ бы такъ волноваться на паперти церкви...
   -- Вотъ!-- сказалъ Летюркъ съ самодовольнымъ выраженіемъ лица.
   Жасменъ, почтительно держа въ рукахъ шляпу, стоялъ передъ двумя туберозами. Бѣлыя, на длинныхъ зеленыхъ стебляхъ, какъ будто краснѣя отъ сладострастія, которое разливали ихъ чашечки, онѣ пышно поднимались въ группѣ ананасиковъ, которые, казалось, были рады и довольны такимъ сосѣдствомъ.
   -- Потрогай, какъ онѣ нѣжны,-- сказалъ Летюркъ.
   Жасменъ протянулъ дрожащую руку.
   -- А вотъ эта!-- продолжалъ старый садовникъ.
   То была аристократическая и элегантная гарденія.
   -- Какъ онѣ красивы!-- прошепталъ Бюге.-- Вы должны гордиться ими, Летюркъ.
   -- Ну, еще бы! У каждаго свое честолюбіе! Къ сожалѣнію, знатоки встрѣчаются не часто!
   Жасменъ снова пустился въ путь. Эти туберозы взволновали его. Онъ испытывалъ такое чувство, какъ будто ему случилось присутствовать при раздѣваніи какой-нибудь принцессы въ ея брачную ночь, и онъ самъ, какъ разсказывалось въ старинныхъ сказкахъ, сталъ ея супругомъ.
   Онъ узналъ также, что ароматъ туберозъ напоминаетъ духи, которые ему однажды подарила Мартина, говоря: "Держи! это духи m-me д'Этіоль".
   И Жасменъ сталъ думать о m-me д'Этіоль. Она представлялась ему въ родѣ дочери англійскаго лорда, которую онъ видѣлъ однажды, когда работалъ въ замкѣ Вье-Праленъ. Эта англичанка была бѣла, какъ гарденія и такъ же, какъ этотъ цвѣтокъ, вся закутана въ бѣлую кисею.
   Жасменъ тихо шелъ вдоль рѣки. Вылетѣвшая изъ зарослей дикая утка вывела его изъ задумчивости. Жасменъ вынулъ изъ кармана тяжелые серебряные часы, которые достались ему отъ отца. Часы пробили восемь. Онъ успокоился и продолжалъ свой путь. Къ нему присоединилась нѣкая Николь Сансоне, удильщица угрей, разбитная баба, которая въ свое время не обнаруживала страха передъ солдатами легкой кавалеріи, да и теперь, несмотря на то, что ей было уже подъ сорокъ лѣтъ, посматривала на мужчинъ съ огонькомъ въ глазахъ. Лицо ея, прикрытое шляпой, было красно, передникъ едва скрывалъ ея ожирѣвшія формы. На спинѣ она несла большую корзинку съ рыбой.
   -- Сегодня хорошій день,-- сказала она Жасмену.-- Слѣдуетъ имъ воспользоваться! Теперь такихъ дней будетъ не такъ-то много.
   Они пошли рядомъ. Вдругъ бабенка взглянула прямо въ лицо своему спутнику.
   -- Ты еще не женатъ? А пора бы! О твоей свадьбѣ уже говорили какъ-то. Думала, что это будетъ осенью И вдругъ, фунтъ! Мартина очутилась у m-me д'Этіоль. Дѣло, стало быть, откладывается до Рождества?
   Жасменъ разсмѣялся.
   -- А вѣдь она преапетитная, право!-- продолжала Николь.-- На твоемъ мѣстѣ я не сталъ бы допускать, чтобы вокругъ нея увивались эти прихлебатели д'Этіоль. Добродѣтель женщины можетъ выскочить изъ рукъ, какъ угорь, и когда дѣло сдѣлано, то сдѣлано. Не зѣвай, Жасменъ. Это тебѣ говоритъ Николь.
   Жасменъ уже достигъ мѣста своего назначенія. Онъ поблагодарилъ торговку за совѣтъ и направился къ кожевенному заводу дяди Жильо.
   Заводъ былъ расположенъ на самомъ берегу Сены. Запачканный дубильной кислотой и кровью, засиженный мухами, онъ зіялъ тремя отверстіями, въ которыхъ сушились кожи. Жилище хозяина находилось на небольшомъ грязномъ и зловонномъ дворикѣ. По срединѣ его стояла телѣга съ бычьими шкурами.
   Жасменъ вошелъ. Онъ всегда встрѣчалъ хорошій пріемъ у родственниковъ. Тетка Жильо взяла дыню и понюхала ее около стебля. Жасменъ освѣдомился, когда предполагается собирать виноградъ.
   -- Если сентябрь будетъ теплымъ, а это весьма вѣроятно, такъ какъ съ новолунія стоитъ хорошая погода, то скоро можно будетъ и собирать.
   -- Хорошее дѣло,-- отвѣчалъ Жасменъ.-- А пока что, я хочу провести этотъ день у васъ. Посмотримъ, не найдется ли у васъ какой работы въ огородѣ.
   -- Ну, у меня есть для тебя дѣло получше,-- промолвила тетка Жильо.-- Нашъ сосѣдъ Евстафій Шатуйяръ обѣщалъ заѣхать за мной и отвезти въ Сенаръ, гдѣ будетъ охотиться король. Но сначала нужно помочь мужу промыть шкуры въ рѣкѣ. Поѣзжай въ Сенаръ вмѣсто меня.
   Жасменъ колебался.
   -- Такія вещи можно видѣть разъ въ жизни,-- настаивала Жильо.
   Между тѣмъ пріѣхалъ Евстафій. Узнавъ, что тетка Жильо не поѣдетъ, онъ заохалъ и заахалъ.
   -- Я увѣренъ, что король непремѣнно будетъ,-- говорилъ онъ:-- я это узналъ отъ конныхъ гренадеровъ, которые чинили дорогу.
   Жасменъ очень удивился, услыша, что солдаты чинили дорогу только для одного проѣзда короля.
   -- А,-- воскликнулъ Шатуйяръ:-- вѣдь въ экипажахъ будутъ и дамы, и ухабы могутъ порядочно натереть имъ не одни бока. Чего ты смѣешься? Вѣдь не садишься же ты на свой салатъ, когда везешь его продавать въ Корбейль?
   -- Еще бы! Вѣдь я долженъ заботиться о своемъ товарѣ.
   -- Каждый долженъ заботиться о своемъ, милый. Впередъ, Бурри!
   Лошадь, отъ голоса Евстафія и удара хлыстомъ, двинулась впередъ крупной рысью. Скоро молодые люди достигли Нанди. На деревенской колокольнѣ пробило десять часовъ. ѣхать имъ приходилось мимо уже сжатыхъ полрй, на которыхъ въ соломѣ шныряли куропатки. На фонѣ темнозеленыхъ кустовъ сіяли своими золотыми верхушками стоги. Легкій вѣтерокъ заставлялъ трепетать уже свертывавшіеся листья.
   Деревенька Льесэнъ, куда они скоро пріѣхали, была биткомъ набита. Видъ ея былъ праздничный. Всюду ходили толпы крестьянъ съ фермершами въ соломенныхъ шляпахъ. Какая-то нищенка съ большой дороги, держа свой башмакъ въ рукахъ, глядѣла на нихъ съ удивленіемъ. По дорогѣ изъ Корбейля шелъ оселъ, нагруженный разными разностями. Возлѣ него шествовали молочницы съ большими жестяными кружками на головѣ, и мальчишки, продававшіе сласти.
   Конные гренадеры, въ красныхъ каскахъ и съ медвѣжьими шкурами на плечахъ, лихо гарцовали на солнцѣ съ обнаженными саблями. Карабины и штыки болтались у нихъ около сѣдла.
   На самомъ концѣ длинной и широкой дороги, которая сначала была усѣяна по обѣ стороны фермами и домиками, а потомъ входила въ лѣсъ, на перекресткѣ, Гдѣ гренадеры стояли живою изгородью, виднѣлась большая разноцвѣтная толпа, отливавшая желтыми, бѣлыми и красными пятнами. Сбоку на горизонтѣ виднѣлись какія-то яркія фигуры. Онѣ то появлялись, то исчезали. Надъ этой движущейся панорамой, освѣщенной косыми лучами солнца, носились стаи воронъ, испуганныхъ необычнымъ шумомъ и движеніемъ.
   Молодые люди сошли съ телѣжки. Жасменъ вдругъ почувствовалъ какую-то робость. Онъ увидитъ короля! Эта мысль заставляла трепетать его сердце. Въ замкахъ, гдѣ ему приходилось работать, онъ нерѣдко слышалъ разговоръ о Людовикѣ XV. Онъ зналъ, какъ могущественъ этотъ государь. Ему казалось, что звуки роговъ имѣютъ въ себѣ что-то страшное и что весь лѣсъ наполненъ этимъ могуществомъ.
   Евстафій захватилъ съ собой хлѣба и сыра. Онъ повлекъ своего спутника къ лѣсу.
   Кое-какъ они пробрались сквозь кусты. Королевская стража не давала никому приближаться къ перекрестку, гдѣ, по ихъ словамъ, долженъ былъ остановиться, его величество.
   Къ счастью, Евстафій встрѣтилъ знакомаго егеря, благодаря которому они могли подойти поближе.
   -- Смотрите хорошенько,-- сказалъ имъ егерь.
   На краю дороги стояли лошади для свиты короля. Между ними была одна, совершенно бѣлая.
   -- Это для короля,-- прошепталъ егерь.
   Другая была золотисто-рыжая.
   -- А эта для герцогини де-Шатору,-- продолжалъ егерь.
   Лошади загораживали имъ видъ. Они залѣзли на вязъ и усѣлись поудобнѣе на его развѣсистыхъ вѣтвяхъ.
   У подошвы дубовъ и березъ, на которыхъ висятъ охотничьи ножи и рога, виднѣются разнообразныя формы, ходятъ взадъ и впередъ егеря, держа на сворѣ собакъ, суетливо движутся повара, разнося на большихъ блюдахъ жареныхъ зайцевъ и фрукты. За буками мирно отдыхаютъ мулы, украшенные султанами и мѣдными наушниками. Вездѣ, гдѣ только есть тѣнь, пируютъ на травѣ сеньоры, офицеры и дамы, сидя или лежа вокругъ скатертей, накрытыхъ на землѣ.
   Жасменъ былъ ослѣпленъ. Этотъ пирующій на лонѣ природы дворъ, красивыя лица, задоръ этихъ амазонокъ, которыя умѣютъ выставлять изъ-подъ платья свои маленькія ножки въ сафьяновымъ сапожкахъ, эти вельможи, украшенные лентами и безпрестанно прикладывающіе руку къ груди, вся эта блестящая аристократія, которую Жасменъ имѣлъ, уже случай видѣть въ Меленѣ, все это приводило его въ восторгъ.
   -- Какъ это красиво!-- воскликнулъ онъ.
   Евстафій зашипѣлъ на него;
   -- Король!
   -- Гдѣ?
   -- Вотъ тамъ!
   Людовикъ XV сидѣлъ на большомъ коврѣ. На немъ былъ костюмъ изъ краснаго бархата съ широкими галунами, а на головѣ напудренный парикъ, прикрытый шляпой съ бѣлымъ перомъ. Лакеи летятъ къ нему стрѣлой. Они предлагаютъ ему жаркое, но его величество отказывается и зѣваетъ.
   Жасменъ успѣваетъ разглядѣть, что лицо у короля розовое и круглое. Движеніе его медленны, онъ лѣниво подноситъ ко рту лапку цыпленка, потомъ бросаетъ ее собакѣ, которая сидитъ около его тарелки. Зѣвнувъ еще разъ, онъ наклоняется къ дамѣ, которая сидитъ рядомъ съ нимъ.
   -- Герцогиня де-Шатору,-- шепчетъ Евстафій.
   Онъ былъ въ Парижѣ и знаетъ придворную среду.
   -- Это не королева?
   -- Нѣтъ, это любовница короля.
   Лицо герцогини блѣдно. Она въ желтомъ платьѣ, видимо, она страдаетъ подъ своей треугольной охотничьей шляпой. При словахъ короля она встрепенулась, и Жасменъ, отъ котораго ничто не можетъ ускользнуть, замѣчаетъ, какъ ея лицо подергивается судорогой, а щеки дѣлаются еще бѣлѣе.
   -- Словно она умираетъ,-- промолвилъ садовникъ.
   Больше всего его безпокоитъ самъ король! Несмотря на скучающій видъ, который онъ напускаетъ на себя, въ глазахъ юноши его окружаетъ особый престижъ.
   Жасмену давно твердили, что за короля надо умереть, что именно онъ управляетъ въ битвахъ и одерживаетъ побѣды. И садовникъ не могъ иначе вообразить себѣ Людовика, какъ сквозь эти иллюзіи. Ему все же хотѣлось, чтобы у его повелителя былъ болѣе повелительный видъ, чтобы онъ самъ былъ повнушительнѣе и повеселѣе. Ему было какъ-то жалко, что на устахъ французскаго короля то и дѣло появляется горькая усмѣшка и онъ тяжело и съ презрѣніемъ кидаетъ свои взоры. Жасменъ вспоминаетъ, что на картинкахъ онъ видѣлъ Людовика XV веселымъ, цвѣтущимъ, съ открытымъ лицомъ. Видъ его былъ таковъ, что заставлялъ одновременно вспомнить о голубѣ и объ орлѣ. Въ этомъ усталомъ и разсѣянномъ человѣкѣ Жасменъ съ трудомъ узнавалъ короля, котораго онъ видалъ на картинкахъ.
   Пока Бюге предавался своимъ размышленіямъ, на дорогѣ отъ Монжерона показался разукрашенный экипажъ, блестѣвшій, какъ неожиданная звѣзда. Нѣсколько сеньоровъ быстро поднялись съ земли и, приставивъ руку козырькомъ ко лбу, стали'смотрѣть вдаль.
   Экипажъ становился виднѣе. Придворные различали женщину, сидѣвшую въ голубомъ фаэтонѣ, который былъ запряженъ двумя бѣлыми лошадьми. Сзади нея стоялъ негритенокъ, держа надъ ней раскрытый зонтикъ.
   Когда экипажъ началъ приближаться къ мѣсту королевской остановки, незнакомка стала задерживать лошадей, какъ бы желая дать придворнымъ наглядѣться на нее. Въ толпѣ царедворцевъ произошло движеніе.
   Широкія панье ея платья заполняли кружевами весь экипажъ. Въ лѣвой рукѣ она держала вожжи, въ правой -- большой вѣеръ.
   На ея осыпанныхъ пудрой волосахъ красовалась пастушья шляпа. На блѣдномъ лицѣ, чуждомъ всякихъ косметикъ, были приклеены три мушки и притомъ такъ ловко, что онѣ блестѣли, какъ звѣздочки. Платье было съ очень низкимъ вырѣзомъ.
   Все въ этой дамѣ носило какой-то вызывающій характеръ: ея лицо носило отпечатокъ какой-то гордости, ямочки на щекахъ и въ ушахъ губъ манили и дразнили зрителя. Зубы, дьявольской бѣлизны, блестѣли, какъ жемчугъ, а глаза искали своей жертвы.
   Дама проѣхала мимо егерей, гренадеровъ и слугъ, возбуждая въ нихъ всѣхъ изумленіе.
   Проѣзжая мимо короля, она сдѣлала поклонъ.
   Жасменъ наблюдалъ за нею съ высоты своего дерева. При видѣ этой дамы онъ испытывалъ странное смущеніе, отъ котораго онъ даже выпустилъ изъ рукъ вѣтку, за которую держался. Онъ слышалъ, какъ билось его сердце. Ослѣпленный, какъ будто передъ нимъ предстала сама царица цвѣтовъ, садовникъ воскликнулъ:
   -- Чортъ возьми! Красивая женщина!
   Рядомъ съ дамой въ экипажѣ лежалъ букетъ. Жасменъ узналъ его и какимъ-то сдавленнымъ голосомъ крикнулъ:
   -- Мои цвѣты! Это m-me д'Этіоль!
   Голова у него закружилась. Онъ слѣзъ съ дерева и пошелъ прочь. Евстафій съ удивленіемъ слѣдовалъ за своимъ другомъ.
   -- М-me д'Этіоль!-- повторилъ еще разъ Еюге.
   Евстафій принялъ лукавый видъ.
   -- Я слышалъ о ней. Говорятъ, это королевскій кусочекъ.
   Когда пріятели достигли Сентлье, Евстафій разстался съ Жасменомъ, пообѣщавъ зайти за нимъ черезъ часъ.
   -- Спасибо,-- сказалъ садовникъ.-- Я лучше пойду пѣшкомъ. Это будетъ не худо для меня.
   -- Какъ хочешь. Счастливаго пути!
   Жасменъ пошелъ въ ту сторону. Онъ шелъ по дорогѣ, на которой теперь не было ни души, останавливаясь время отъ времени, чтобы провести рукою по лбу.
   Такъ вотъ эта удивительная женщина, къ которой Мартина всегда имѣетъ доступъ! Съ нѣкоторыхъ поръ Мартина стала красивѣе и пикантнѣе: несомнѣнно, это отблескъ m-me д'Этіоль!
   Жасменъ совсѣмъ погрузился въ свои думы. Вдругъ онъ услышалъ легкій крикъ и фырканье взбѣсившихся лошадей и обернулся.
   Передъ нимъ былъ голубой фаэтонъ.
   Офицеры герцогини де-ла-Шатору оттѣснили ее, и съ досады она выпустила вожжи и пустила лошадей вскачь. Уже большой зонтикъ валяется на дорогѣ, а негритенокъ даетъ ей нюхать флаконъ съ солью.
   Жасменъ бросается впередъ и останавливаетъ лошадей. Онъ вскакиваетъ на подножку экипажа и схватываетъ упавшую въ обморокъ m-me д'Этіоль.
   -- Помогите!-- кричитъ онъ, обезумѣвъ отъ ужаса.
   Негритенокъ дрожитъ, какъ обезьяна въ лихорадкѣ.
   -- Она умерла!-- кричитъ Жасменъ.
   Онъ бросается къ ручейку, который текъ въ лѣсу, и возвращается назадъ, неся воду въ шляпѣ. Онъ обмакиваетъ пальцы въ воду и, подобно тому, какъ это онъ дѣлалъ съ обмершими цвѣтами, онъ бросаетъ нѣсколько капель на это блѣдное лицо, накрашенный ротъ котораго кажется зіяющей раной.
   Дама открываетъ глаза и тихо шепчетъ:
   -- Гдѣ я? Что вы здѣсь дѣлаете?
   Жасменъ бросается на колѣни. Негритенокъ оправляетъ ей кружева. М-me Этіоль, блѣдная и взволнованная, хмуритъ брови, болѣзненно улыбается и наконецъ, какъ бы оправившись отъ сна, говоритъ:
   -- Теперь я вспоминаю.
   Ея маленькія ручки крѣпко держатъ измятую траву.
   -- Дай мнѣ мое зеркало -- говоритъ она негритенку.-- Какой безпорядокъ!-- съ ужасомъ продолжаетъ она, бросивъ на него взглядъ.
   Она приглаживаетъ букли, расправляетъ брови и съ улыбкой презрѣнія шепчетъ:
   -- Боже! я была настоящей женщиной.
   Жасменъ не отрываясь смотрѣлъ въ глаза этого дивнаго созданія: они казались ему то черными, то синими.
   Наглядѣвшись на себя въ зеркало, m-me д'Этіоль протягиваетъ одну руку негритенку, другую Жасмену.
   -- Поднимите меня!
   Жасменъ трепещетъ, не смѣя прикоснуться къ этимъ тонкимъ, розовымъ пальцамъ.
   -- Ну, что же!-- нервно протягиваетъ m-me д'Этіоль.
   Садовникъ беретъ протянутую ему руку и отъ замиранія сердца закрываетъ глаза.
   M-me д'Этіоль становится на ноги.
   -- Кто вы такой?-- спрашиваетъ она Жасмена.
   -- Жасменъ Бюге,-- отвѣчаетъ тотъ, чувствуя, какъ сжимается у него горло.
   -- Дай ему экю,-- говоритъ m-me д'Этіоль негритенку.
   Жасменъ дѣлаетъ жестъ, означающій отказъ.
   -- Благодарю васъ! Но не надо! Не надо!
   M-me д'Этіоль тутъ только общаетъ вниманіе на миловидную внѣшность молодого человѣка.
   -- Что вы такъ смотрите на мои цвѣты?-- спрашиваетъ она съ любезнымъ видимъ.
   Жасменъ опускаетъ глаза.
   -- Это изъ моего сада.
   -- Изъ вашего сада?
   -- Я садовникъ. Вчера у меня взяла ихъ Мартина Беко.
   -- Мартина? Я. этого и не знала. Теперь я всегда буду брать у васъ, Жасменъ,-- прибавляетъ она съ улыбкой.
   Она садится въ свой фаэтонъ, беретъ вожжи и отправляется.
   Жасменъ долго провожаетъ ее взглядомъ. Экипажъ повертываетъ на боковую дорогу и разомъ скрывается изъ глазъ.
   Садовникъ, вновь погрузившись въ свои мысли, пошелъ дальше.
   Женщина, которую онъ держалъ въ своихъ объятіяхъ, ароматъ которой онъ чувствовалъ,-- эта женщина была сама m-me д'Этіоль! Это слово какъ будто пѣло у него въ душѣ.Какое-то сладкое, но вмѣстѣ съ тѣмъ печальное чувство охватило его. Ему казалось, что его душа испарилась изъ него. Лѣса и луга показались ему печальнѣе, чѣмъ они обыкновенно бываютъ въ концѣ лѣта.
   Движимый какой-то непреодолимой силой, Жасменъ вернулся къ дереву, подъ которымъ приходила въ себя m-me д'Этіоль. Ея духи еще носились въ воздухѣ.
   Садовникъ закрылъ глаза: передъ нимъ опять предстала эта важная дама, съ ея блестѣвшими глазами и красными, какъ вишни, губами. Открывъ глаза, онъ увидалъ то самое мѣсто, гдѣ m-me д'Этіоль держалась руками за траву. Наклонившись, онъ поцѣловалъ это мѣсто.
   Вдругъ онъ выпрямился, какъ будто этотъ поцѣлуй обжегъ ему губы, и прошепталъ:
   -- Я съ ума схожу.
   Издали со стороны де-Кинси неслись звуки охоты, лаяли собаки, раздавались металлическіе звуки роговъ. Поднявшійся вѣтеръ занесъ пылью слѣды экипажа и колесъ на дорогѣ.
   Бюге шелъ одинъ въ безлюдномъ лѣсу и наблюдалъ, какъ заходило солнце и небо становилось мало-по-малу фіолетовымъ. Чтобы дойти поскорѣе до своей деревни, онъ пустился равниной, которая тянулась по направленію къ Сенѣ. Скоро онъ шелъ среди осеннихъ цвѣтовъ уже при свѣтѣ полной луны.
   

II.

   Черезъ нѣсколько недѣль Жасменъ, взявъ свой календарь, увидалъ, что начинается уже осень..
   Небо было печально. Каждый порывъ вѣтра нагонялъ снѣжныя облака. Волновавшаяся Сена блестѣла стальнымъ цвѣтомъ.
   Пока Жасменъ глядѣлъ на облака, снѣжная буря уже завыла кругомъ старыхъ яблонь.
   -- Разсматриваешь облака, сынокъ?-- сказала вышедшая старуха Бюге.-- По нимъ ничего не узнаешь. Хочу убрать фруктовый садъ,-- продолжала она.-- Если ты мнѣ поможешь, то мы управимся съ нимъ сегодня. Солнышко не долго будетъ грѣть. Ренеты имѣютъ хорошій видъ, а кальвили стали совсѣмъ желтыми.
   -- Это вѣрно,-- проговорилъ Жасменъ.
   -- Я послала за Этьенной Лампалеръ. Она будетъ помогать намъ. Это не то, что какая-нибудь рохля!
   Жасменъ пошелъ въ небольшой сарай и взялъ лѣстницу. Привѣсивъ къ поясу корзину, онъ прислонилъ лѣстницу къ большой яблонѣ и влѣзъ на нее. Яблоня гнулась подъ тяжестью плодовъ. Жасменъ осторожно сталъ ихъ снимать и тихонько, чтобы яблоки не ударялись одно о другое, складывалъ ихъ въ корзину, повѣшенную на сукъ.
   Когда корзина была полна, старуха Бюге осторожно брала ее руками и несла домой. Тамъ она укладывала ихъ на рѣшетку, стебельками кверху.
   Старуха Бюге работала не покладая рукъ, не хуже мужа, у котораго дядя былъ учитель. Онъ умѣлъ читать и даже писать! Охъ, ужъ это чтеніе! Сколько времени оно беретъ и какъ развращаетъ человѣка! Вотъ почему покойный Бюре сидѣлъ большей частью уткнувши носъ въ книгу, и не разъ ей приходилось видѣть, какъ ихъ цвѣточные посѣвы зарастали дикими незабудками и бывали покрыты слѣдами ласточекъ. Но Бюге не хотѣлъ ничего предпринимать противъ этого, увѣряя, что незабудки похожи на ея глаза, а ласточки напоминаютъ ему ея собственную живость. Но весь этотъ вздоръ обходится въ жизни довольно дорого. Вотъ теперь и у ея сына какой-то мечтательный видъ. Впрочемъ, его всѣ любятъ, онъ славный малый, а главное, что теперь встрѣчается рѣдко, знаетъ свое дѣло.
   -- О, если у него будетъ протекція какого-нибудь герцога, онъ далеко пойдетъ,-- говорили про него.
   Но Жасменъ имѣлъ разсѣянный и печальный видъ, особенно послѣднія недѣли, и думалъ, Богъ его знаетъ о чемъ. Это произошло съ нимъ со времени послѣдней королевской охоты. Не забралъ ли онъ себѣ въ голову сдѣлаться королевскимъ конюхомъ или егеремъ? Какая глупость для человѣка, у котораго есть свое хорошее дѣло, дающее ему кусокъ хлѣба и кружку горячаго молока.
   Пришла наконецъ Тьенетта. Все въ ней блеститъ: блестятъ ея черные, растрепанные вѣтромъ волосы, блеститъ веселое загорѣлое лицо, сіяетъ радостная улыбка на вздернутыхъ кверху губахъ.
   -- Вы меня звали?-- весело говоритъ она Бюге.
   -- Да, милочка. Ты должна помочь намъ.
   -- Съ удовольствіемъ.
   Тьенетта направляется къ яблонѣ, гдѣ сидитъ Жасменъ, и подвязываетъ передникъ.
   -- А, это ты, Тьенетта.
   Жасменъ слѣзаетъ съ дерева и придерживаетъ лѣстницу.
   Но Тьенетта хочетъ вскарабкаться на дерево одна, безъ всякой лѣстницы. Жасменъ подставляетъ ей спину. Онъ едва чувствуетъ прикосновеніе къ ней босыхъ ногъ; Тьенетта уже на деревѣ.
   -- Брось мнѣ корзину!
   -- Держи!
   Тьенетта съ удобствомъ усаживается на вѣткѣ. Солнце бросаетъ на нее свои золотые лучи и блеститъ на ея бѣлыхъ зубахъ.
   Жасменъ начинаетъ думать о божествахъ, которыя живутъ въ деревьяхъ и выходятъ изъ нихъ очень рѣдко. Объ этомъ онъ читалъ въ одной книжкѣ. Можетъ быть, Тьенетта съ ея темной кожей, огненными глазами и распущенными волосами и есть дріада выскочившая изъ этой яблони, чтобы попробовать ея плодовъ. Изъ буковъ и дубовъ, должно быть, выходятъ болѣе могучія богини. И Жасмену представляется, какъ одна изъ нихъ, раздвигая вѣтви, идетъ по Сенарскому лѣсу. Блестящая и живая, она движется впередъ. Въ ней есть что-то, напоминающее m-me д'Этіоль.
   Крикъ Тьенетты выводитъ Жасмена изъ задумчивости.
   -- Вотъ такъ яблоко!
   Тьенетта держитъ въ своихъ смуглыхъ ручкахъ какъ будто огненный шаръ и отъ удовольствія болтаетъ ногами.
   -- Не меньше поросячьяго сердца,-- говоритъ она.-- Да, оно похоже на сердце, на такое сердце, которое, какъ у тебя, чѣмъ-то переполнено. О комъ ты все вздыхаешь?
   -- Ужъ, конечно, не о тебѣ.
   -- Держу пари, что о Мартинѣ,-- лукаво выспрашиваетъ плутовка.
   -- Вовсе нѣтъ.
   "Кто же это вскружилъ ему голову. Надо будетъ поразузнать хорошенько", подумала про себя Тьенетта.
   Когда наступилъ полдень, она отправилась къ своей подругѣ Мартинѣ.
   Погрузившись въ свои мысли, она и не замѣтила, что маркизъ д'Оранжи внимательно смотритъ на нее изъ углового окна своего замка. Сдѣлавъ съ миной старой обезьяны понюшку испанскаго табаку, онъ принялся дѣлать ей какіе-то знаки рукой. Видя, что Тьенетта не замѣчаетъ его, маркизъ началъ кричать.
   Тьенетта остановилась и взглянула на него. Глаза старика разгорѣлись. Улыбка на беззубомъ ртѣ растянула складки его изсохшей кожи.
   -- Вы простудитесь, г. маркизъ,-- крикнула ему Тьенетта:-- это вамъ вредно.
   Тьенетта пустилась бѣжать. Чтобы перейти черезъ ручеекъ, она нарочно подобрала повыше свою юбку, хотя она и безъ того была довольно коротка, а ручеекъ совсѣмъ не былъ глубокъ.
   На другой день вѣтеръ стихъ отъ дождя, который прошелъ ночью. Солнце взошло ясно.
   Крестьяне радостно открывали свои окна. Какой прекрасный день для сбора винограда!
   Молодыя дѣвушки уже вышли на работу и наполняютъ корзины. Ихъ головные банты трепещутъ, словно какія-то крылья. Молодежь шумитъ и поетъ. Вотъ появились и парни съ голыми ногами и засученными рукавами. Кто-то затягиваетъ веселую пѣсню. Она несется черезъ всѣ деревенскія изгороди до самой церкви и будитъ сонную Сену.
   Жасменъ равнодушенъ ко всѣмъ этимъ звукамъ.
   -- Развѣ ты не пойдешь на сборъ винограда?-- спросила его мать.
   -- Не хочется.
   Вдругъ отворяется дверь: Мартина!
   -- Какъ, ты еще не готовъ?-- кричитъ она Жасмену.
   И, подперевъ бока руками, она подходитъ къ садовнику.
   -- Послушай, Жасменъ. Не очень-то ты вѣжливъ. Надо бы знать, что я приду. Ну, поцѣлуй меня.
   Садовникъ цѣлуетъ ее въ обѣ щеки. Мартина бросается на шею старухѣ.
   -- О, какъ отъ тебя хорошо пахнетъ! А какая у тебя нѣжная кожа! Ужъ не купаешься ли ты въ молокѣ, какъ твоя барыня?
   Субретка покатилась со смѣху.
   -- М-me д'Этіоль купается только въ чистой водѣ.
   Въ своемъ бѣломъ чепцѣ и розовой юбкѣ, изъ-подъ которой виднѣлись ея маленькія ножки, Мартина была восхитительна. Но прелестнѣе всего были-ея глаза какого-то неопредѣленнаго цвѣта, какъ у кошки. Казалось, она могла придавать имъ какое угодно выраженіе и цвѣтъ. Носикъ былъ немного вздернутъ, какъ бы для того, чтобы показать ея смѣлость. Впрочемъ, это выраженіе смягчалось ея улыбкой. Въ это утро она, казалось, принесла въ ямочкахъ своихъ щекъ отблескъ самой зари.
   -- Жасменъ, идемъ. Проводи меня до виноградниковъ,-- звонко сказала она.
   Бюге немного пріодѣлся, надѣлъ башмаки съ желѣзпыми шипами, которые придѣлывались, чтобы карабкаться по виноградникамъ.
   -- Вотъ я и готовъ!
   Скоро молодые люди были уже на берегу Сены.
   -- Итакъ, г. Жасменъ присутствовалъ при королевской охотѣ?
   -- Какъ же!
   -- Васъ замѣтили. M-me д'Этіоль вчера посылала меня поблагодарить за цвѣты къ моей крестной матери, у которой я и ночевала сегодня.
   -- Не можетъ быть!
   -- Увѣряю тебя. Она всдомнила твое имя. Она мнѣ все разсказала. Она страшно довольна: благодаря этому приключенію король прислалъ ей десять фазановъ, а это дичь очень рѣдкая.
   Жасменъ затихъ. М-me д'Этіоль произносила его имя. И въ первый разъ это имя -- Жасменъ Бюге -- показалось ему красивымъ. Онъ весь растаялъ отъ внезапнаго счастья. Теперь и пейзажъ кажется ему роскошнымъ, и Бюге весело смотритъ на виноградники. Эти маленькія зеленыя феи, которыя по безсолнечнымъ зимамъ навѣваютъ сонъ на смертныхъ при помощи своего сока, теперь становятся пурпурными. Онѣ лѣпятся по крутымъ, отвѣснымъ склонамъ, съ которыхъ катится оборвавшаяся глина.
   Глаза молодого человѣка блестятъ, лицо проясняется. Онъ рѣшается заговорить:
   -- Итакъ, m-me д'Этіоль помнитъ мое имя?
   -- Вѣдь, я уже тебѣ объ этомъ сказала.
   -- Съ того времени, какъ была эта охота?
   -- Да, съ этого вечера. Я помогала ей снять платья. "Мартина,-- сказала она, бросая въ сундучокъ свои кольца,-- я встрѣтила садовника, который далъ тебѣ цвѣты для моего фаэтона. Его зовутъ Жасменъ Бюге, не такъ ли? Я немного покраснѣла. "Почему ты сконфузилась?-- Онъ красивый малый, велъ себя очень вѣжливо, когда случилось это несчастіе съ моимъ экипажемъ",
   Жасменъ задыхался отъ радости.
   -- Что ты такъ радуешься?-- спросила Мартина:-- это тебѣ очень льститъ?
   Ей было очень пріятно, что ея спутникъ, наконецъ, развеселился: она очень любила Жасмена. Они были друзьями дѣтства, вмѣстѣ вытаскивали ласточекъ изъ гнѣздъ въ берегу Сены, играли въ жмурки, пускали волчокъ и мыльные пузыри изъ соломинокъ. Зимой они устраивали цѣлые замки изъ картъ или вырѣзали пѣтуховъ изъ бумаги. Мартина была сиротка. Всякій разъ, какъ пріютившему ее крестному отцу нужно было куда-нибудь ѣхать, онъ приводилъ ее къ Бюге, а тѣ укладывали ее спать на одной кровати съ Жасменомъ.
   -- Можетъ быть, они когда-нибудь поженятся,-- улыбаясь, говорилъ самъ Бюге.
   Позднѣе Жасменъ, недолюбливавшій самъ танцы, долженъ былъ сопровождать Мартину на деревенскіе праздники и даже танцовать съ нею подъ звуки флейтъ гдѣ-нибудь на берегу рѣки подъ развѣсистыми липами. Приходилось ему показывать ей и панорамы, и маріонетки, покупать пряники и слушать какого-нибудь виртуоза на рожкѣ. Жасменъ угощалъ Мартину разными сластями, и иногда они выпивали по стаканчику легкаго вина.
   Старуха Бюге считала ихъ женихомъ и невѣстой. Молодые люди бросали другъ на друга нѣжные взгляды и тайкомъ за дверью обмѣнивались поцѣлуями, когда Жасмену приходилось бывать у Госсе, и Мартина провожала его до калитки. Однажды, когда Мартина оставила свою прялку и вышла нарвать вишенъ, Жасменъ быстро увилъ розами ея веретено, и когда она вернулась, это веретено показалось ей настоящимъ скипетромъ царицы цвѣтовъ.
   Мартина, впрочемъ, была благоразумна и держала себя осторожно, и ея пріемные родители не могли ее упрекнуть ни въ чемъ.
   Между нею и Жасменомъ дѣло, однако, не было рѣшено окончательно. Садовнику шелъ уже двадцать третій годъ, а Мартинѣ въ октябрѣ должно было исполниться девятнадцать.
   Мартина рѣшила, что время имъ подумать и о свадьбѣ.
   -- Я поговорю.
   Веселость, вернувшаяся къ Жасмену, придала ей смѣлости. Тотъ весело шагалъ вдоль берега Сены. Ему пришла охота сорвать ненюфаръ. Онъ подошелъ къ водѣ, и на его лицѣ заиграли рефлексы отъ золотистой воды. Мартинѣ показалось, что онъ сталъ похожъ на тѣхъ сатировъ съ розовымъ тѣломъ, которыхъ она видала на картинахъ въ замкѣ Этіоль.
   Жасменъ досталъ запоздавшій цвѣтокъ и подарилъ его камеристкѣ.
   -- Спасибо. Я поставлю его, на память о тебѣ, въ моей комнатѣ.
   -- Хорошій сборъ, Эвфемэнъ!-- закричалъ Жасменъ мѣстному дьячку, тощая фигура котораго прохаживалась въ своемъ небольшомъ садикѣ.
   Къ великой досадѣ Мартины, Жасменъ то и дѣло заговаривалъ то съ однимъ, то съ другимъ. Многіе подходили къ нему сами.
   Она не смѣла и не могла сказать ему что-нибудь: она была робка, да и приставшіе по дорогѣ болтуны мѣшали. Такъ незамѣтно они дошли до дубильнаго завода Жильо.
   -- А, Мартина,-- закричала тетка, увидѣвъ ее:-- какъ хорошо, что ты пришла насъ навѣстить. Иди вонъ туда, гдѣ находятся дѣвушки.
   А вотъ и самъ дядя Жильо. Онъ несетъ корзины, полныя еще холоднаго отъ росы винограду. Онъ отираетъ лобъ и хлопаетъ Жасмена по плечу.
   -- Очень радъ, что ты пришелъ. Евстафій Шатуйяръ уже здѣсь.
   Евстафій, засучивъ панталоны де колѣнъ, давитъ виноградъ въ бочкѣ возлѣ сарая.
   -- Здравствуй, Жасменъ,-- кричитъ онъ:-- что это тебя не было видно съ тѣхъ поръ, какъ охотился король?
   -- Ну, наговоритесь потомъ,-- вмѣшался дядя Жильо:-- идемъ, Жасменъ, я отведу тебя на верхушку холма.
   Бюгеисчезаетъ съ дядей и, погрузившись въ цѣлое море виноградниковъ, начинаетъ собирать виноградъ. Онъ ловко и быстро срѣзаетъ гроздья у самаго ствола. Дядя Жильо продолжаетъ болтать, но Жасменъ слушаетъ его лишь краемъ уха. Легкій вѣтерокъ, вѣющій съ холмовъ, бирюзовыя небеса, синяя рѣка, спящая, словно огромная змѣя,-- все заставляетъ его отдаваться мечтамъ о томъ, что его такъ поразило. Передъ нимъ, какъ живая, стоитъ m-me д'Этіоль. Чувство, охватившее его, когда онъ шелъ въ Сантлье, только сильнѣе охватываетъ его. Ему кажется, что m-me д'Этіоль вышла изъ самаго лучшаго угла оранжереи, изъ отдѣленія гарденій.
   Въ одиннадцать часовъ Жасменъ и Жильо кончаютъ работу и спускаются съ холма. Имъ попадается навстрѣчу тетка Жильо; она несетъ пирогъ съ начинкой изъ дроздовъ. Они идутъ къ погребу дубильщика и возвращаются оттуда съ большими бутылками, запечатанными красными печатями. Дядя Жильо поднимаетъ одну изъ нихъ и начинаетъ разсматривать ее на свѣтъ: виноградный сокъ разгорается на солнцѣ и, казалось, радуется своему возрожденію
   Всѣ работавшіе надъ сборомъ винограда садятся въ тѣни небольшого шалаша. Тетка Жильо рѣжетъ пирогъ, а Мартина раздаетъ куски.
   -- Держите!-- кричитъ она.
   Къ ней подходятъ Тьенетта и еще двѣ какія-то дѣвушки. Евстафій валяется на травѣ, поднявъ кверху свои ноги, красныя отъ винограднаго сока. Бутылки, которыя откупориваетъ Бюге, хлопаютъ, словно кто стрѣляетъ изъ пистолета. Шумъ привлекаетъ сюда и Евфемэна. Онъ уже успѣлъ выпить, и глаза у него блестѣли. Его длинное черное одѣяніе запачкано табакомъ. Дядя Жильо приглашаетъ и его, и онъ не заставляетъ себя долго ждать.
   Завтракаютъ съ большимъ аппетитомъ.
   -- А дрозды-то отдаютъ зеленымъ виноградомъ,-- замѣчаетъ Жильо.
   -- Ну, и пьете же вы, господинъ дьячокъ,-- бросаетъ Тьенетта:-- видно, что вы въ гостяхъ.
   -- Экая дерзкая дѣвчонка. Небойсь, когда маркизъ д'Оранжи поилъ тебя сидромъ, то только ротъ разѣвала.
   Тьенетта прыснула со смѣху.
   -- Маркизъ д'Оранжи! Ну, нѣтъ, я не люблю стараго снадобья!-- И она принимаетъ лукавый видъ.
   -- Я слишкомъ проста въ моихъ деревянныхъ башмакахъ. Г. д'Оранжи обѣщалъ подарить мнѣ пару настоящихъ башма ковъ съ условіемъ, что онъ самъ надѣнетъ мнѣ и чулки...
   -- Ну, твое счастье началось бы съ ногъ.
   -- Невѣжа,-- надулась Тьенетта.
   Мартина между тѣмъ не спускала глазъ съ Жасмена. Солнце играло въ темныхъ волосахъ молодого человѣка. Онъ стоялъ подбоченившись. Его жилетъ съ цвѣточками былъ растегнутъ и открывалъ смуглую шею и грудь. Мартина стала разсматривать его лицо: розовыя щеки, безъ злыхъ складокъ въ углахъ рта, глаза сѣрые, словно стальные, съ голубоватымъ отливомъ. Когда Жасменъ повернулся, Мартина нашла, что его профиль не уступаетъ любому маркизу.
   -- Что ты невеселъ?-- спросилъ садовника дядя Жильо:-- въ твои годы я волочился за каждой юбкой. Я и теперь не прочь, но боюсь отпора.
   Жасменъ словно съ неба упалъ на этотъ завтракъ Жильо. Послѣ яркихъ картинъ, которыя рисовала ему его тонкая фантазія, дѣйствительность внушала ему отвращеніе. Онъ былъ положительно не въ состояніи ухаживать за мѣстными красавицами.
   Онъ бросилъ взглядъ на красныя руки Мартины. Ему вспомнились другія, бѣлыя, какъ снѣгъ, и предназначенныя, казалось, только для того, чтобы держать лиліи.
   -- Ну, что же дѣлать,-- сердито промолвила камеристка:-- не могу заставить тебя быть галантнымъ кавалеромъ. Что ты все молчишь?
   -- Я не хотѣлъ тебя обидѣть, Мартина. Это солнце напекло мнѣ голову.
   -- Напекло голову, когда уже стало морозить?-- вмѣшался Евстафій.
   -- У меня голова болитъ,-- отрывисто повторилъ Жасменъ.
   -- Оно и видно,-- заговорила Тьенетта, вступаясь за Мартину:-- должно быть, ему и въ самомъ дѣлѣ не по себѣ, если онъ не можетъ даже отвѣчать, какъ слѣдуетъ.
   -- Да, мой милый,-- заговорилъ опять Евстафій:-- если ты будешь тереться около женщинъ, то это тебя до добра не доведетъ, и ты совсѣмъ потеряешь голову, какъ тогда, въ Сантльескомъ лѣсу, помнишь?
   Жасменъ опустилъ голову. Тьенетта была заинтригована.
   -- А что такое произошло въ этомъ лѣсу?
   -- Одна прекрасная дама...
   -- Ага!
   -- М-me д'Этіоль...
   -- Онъ покраснѣлъ, покраснѣлъ!-- закричала Тьенетта:-- да, онъ влюбленъ въ эту даму!
   -- Молчи, язва!-- закричалъ Жасменъ.
   Дядя Жильо, уже клевавшій носомъ, встрепенулся.
   -- Идите браниться куда-нибудь подальше, а мнѣ дайте вздремнуть.
   -- Напослѣдокъ полагается выпить,-- промолвилъ дьячокъ, протягивая свой стаканъ.
   Мужчины послѣдовали его примѣру. Опорожнивъ бутылку, они бросили ихъ на траву.
   Пока тетка Жильо убирала тарелки, гости разбрелись по разнымъ дорожкамъ. Молодые люди и дѣвицы, дѣлая видъ, что ищутъ тѣни, удалились за холмы. Тамъ въ бѣломъ мѣловомъ пластѣ зіяли голубоватыми отверстіями небольшія пещеры. Эти пещеры, скрытыя отъ глазъ зеленью виноградниковъ, тянулись иногда подъ землей довольно далеко и освѣщались сверху черезъ естественныя окна, прорытыя каплями дождя.
   Мартина съ удовольствіемъ увлекла бы Жасмена въ это обычное для прогулокъ влюбленныхъ мѣсто, но садовникъ, раздосадованный Тьенеттой, бросилъ своихъ друзей. Напрасно она искала его подъ большими орѣшниками, тѣнь которыхъ ложилась черными пятнами на виноградники, среди молодыхъ дѣвушекъ, позлащенныхъ красноватыми лучами солнца. Его нигдѣ не было.
   -- Что это съ твоимъ женихомъ?-- спросила ее одна изъ сосѣдокъ.
   Бѣдняжка едва сдерживала слезы.
   Куда же дѣвался Жасменъ? Что съ нимъ вдругъ сдѣлалось? Онъ обыкновенно не раздражался отъ какого-нибудь неосторожнаго слова и отличался кротостью и спокойствіемъ.
   Мартина встревожилась. Она взобралась на скалы и встрѣтила тамъ Винсента Леги, человѣка ни къ чему непригоднаго, служившаго пастухомъ. Онъ внушалъ ей страхъ своими безцвѣтными глазами и волосами, какъ солома, падавшими ему на плечи, словно мертвыя змѣи. Когда онъ смѣялся, на его лицѣ, заканчивавшемся всклокоченной бородой, бросались въ глаза два огромные зуба. Ноги у него были кривыя, и когда онъ шелъ, то казалось, что онѣ вотъ-вотъ заплетутся одна за другую.
   Мартина съ крикомъ спустилась съ возвышенности.
   -- Что съ тобой?-- спросила ее одна крестьянка.
   -- Онъ принесетъ мнѣ несчастіе!
   -- Кто?
   -- Винсёнтъ.
   Молодые парни загикали на пастуха, который былъ козлищемъ отпущенія для всей деревни.
   -- Пошелъ прочь!
   Полетѣли камни. Одинъ попалъ ему прямо въ лобъ. Показалась кровь. Леги закрылъ рукой пораненное мѣсто, вытеръ кровь подоломъ рубахи и исчезъ.
   -- Отдѣлалась Мартина.
   Хриплый звукъ рога возвѣстилъ возобновленіе работъ. На колокольнѣ деревенской церкви пробили часы.
   -- Леги, дѣйствительно, приноситъ несчастіе, ты права, Мартина,-- сказала одна изъ сборщицъ, выходя изъ пещеры и на ходу поправляя косынку и чепецъ.
   Мартина печально вернулась къ винограднику Жильо. Тамъ онъ замѣтила Тьенетту.
   -- Что съ тобой?
   -- Жасменъ исчезъ.
   -- Придетъ, не бойся!
   -- Нѣтъ, не придетъ.
   -- Это почему?
   Мартина, вытеревъ слезы, пустилась разсказывать о томъ, какъ ея женихъ былъ холоденъ съ нею съ самаго утра, какъ онъ былъ угрюмъ и нелюбезенъ во время завтрака.
   -- Онъ меня не любитъ! Онъ влюбился въ другую!
   -- Въ какую "другую"? Я всѣхъ знаю въ деревнѣ, и если бы Жасменъ ухаживалъ за какой изъ нихъ, я бы это знала.
   -- Но онъ цѣлый день былъ холоднѣе льда! Развеселился только тогда, когда заговорили о m-me д'Этіоль.
   -- Ого!
   -- Тогда онъ даже затанцовалъ на берегу.
   Тьенетта заволновалась.
   -- О, это вѣрно! Помнишь, какъ онъ набросился на меня!
   -- Жасменъ влюбился въ мою госпожу! Перестань смѣшить меня,-- сказала Мартина недовѣрчиво.
   -- Смѣйся, смѣйся, сколько хочешь. Я уже давно замѣтила, что у Жасмена голова пошла кругомъ, а его мать сказала мнѣ, что все пошло съ того дня, какъ онъ побывалъ на этой королевской охотѣ. Онъ тамъ видѣлъ m-me д'Этіоль?
   -- Она упала въ обморокъ прямо къ нему на руки?
   -- Къ нему на руки!
   -- Онъ долженъ былъ положить ее на землю.
   -- А помнишь, что Шатуйяръ говорилъ за завтракомъ? Что Жасменъ совершенно одурѣлъ, увидѣвъ m-me д'Этіоль.
   Обѣ дѣвушки взглянули другъ другу въ глаза. Мартина нахмурила брови, ея лицо стало печально. Она схватилась рукою за сердце. Тьенетта лукаво радовалась, что ей удалось заронить у подруги подозрѣніе.
   Послѣ вечеренъ Мартина отправилась домой. Въ замокъ ее должна была доставить повозка ея крестнаго отца.
   Подъѣхавъ къ Буасси, Мартина зашла къ Бюге. Жасменъ тотчасъ же замѣтилъ, что она сердится на него.
   -- Ты хочешь проститься со мной?-- забормоталъ онъ.
   Онъ взялъ ее за талію и поцѣловалъ. Въ дверяхъ показалась старуха Бюге.
   -- Мартина,-- забормоталъ сконфуженный Жасменъ:-- я пойду за винными ягодами, которыя я тебѣ обѣщалъ.
   Корзина была быстро набрана. Мартина, поправивъ на скорую руку свой чепецъ, повѣсила ее на обнаженную руку.
   -- До свиданья, до свиданья,-- говорила она, усаживаясь въ повозку Реми Госсе.
   Виноградари стали уже возвращаться домой. Впереди всѣхъ плелся дьячокъ, еле держась на ногахъ. Остальные шли усталые, но тоже веселые.
   -- Прощай, Мартина!-- кричали дѣвушки...
   -- Ты не возьмешь съ собой Бюге?-- смѣялись парни:-- не забудь пригласить насъ на свадьбу!
   Мартина была въ восторгѣ и неумолчно болтала подъ рысь лошаденки дяди Госсе. Ея крестный, успѣвшій осушить не одну кружку, теръ свои отяжелѣвшія вѣки.
   Дѣвушка вспоминала, какъ се цѣловалъ Бюге. Они дѣйствовали на нее, какъ легкій ожегъ, и она до сихъ поръ чувствовала ихъ на своихъ щекахъ. Ее бросало въ дрожь.
   "Нѣтъ, онъ любитъ меня!-- говорила она про себя: -- Тьенетта говорила вздоръ".
   Ей вспоминались слова Жасмена:"Отъ тебя пахнетъ, какъ въ раю", и она принялась украдкой нюхать свою накидку. Боже мой! Да вѣдь отъ нея пахло тѣми самыми духами, которыми была надушена ея госпожу въ тотъ день въ Сенарѣ! Мартина прежде, чѣмъ ѣхать сюда, плеснула себѣ на грудь нѣсколько капель этихъ духовъ.
   Она поблѣднѣла.
   -- Вѣдь это онъ цѣловалъ не меня!-- прошептала она.
   Грустно пріѣхала она въ Этіоль. Былъ уже одиннадцатый часъ.
   Ей открылъ дверь полуодѣтый слуга.
   -- Вотъ какъ!-- сказалъ онъ:-- тебя привезъ крестный! А гдѣ же твой женихъ-то?
   Добравшись до своего уголка, Мартина почувствовала себя покинутой и одинокой. Слуга сказалъ вѣрно. У нея нѣтъ больше жениха! А между тѣмъ Жасменъ любилъ ее давно! Развѣ онъ не дарилъ ей очень дорогихъ вещей. Развѣ онъ не подарилъ ей великолѣпный кораллъ въ формѣ зуба? Когда она была больна, онъ разъ двадцать отрывался отъ своей работы и прибѣгалъ навѣстить ее. Сколько разъ лѣтомъ онъ каталъ ее на лодкѣ по Сенѣ и собиралъ для нея въ устьяхъ ручейковъ бѣлоснѣжныя лиліи. Развѣ, наконецъ, онъ не поклялся однажды Мартинѣ, что не будетъ слушать никакихъ заигрываній.
   -- Да, да, онъ все-таки меня любитъ! Такая любовь не можетъ исчезнуть такъ скоро!
   Тѣмъ не менѣе ей было тяжело среди ночной темноты. Полное безмолвіе давило ее. Ей пришла на мысль m-me д'Этіоль, спавшая, какъ фея, на раззолоченной кровати съ шелковымъ пологомъ.
   "Да, такія женщины мало ли что могутъ сдѣлать! Она способна вскружить голову самому королю!"
   Надо, однако, что-нибудь предпринять. Но что именно? Надо прежде всего уѣхать изъ Этіоля, надо лишить Жасмена возможности тамъ бывать, надо вернуться въ деревню и жить возлѣ него.
   "Я хочу быть его женою,-- рѣшила Мартина: -- Въ Буасси я скоро заставлю его заняться мною".
   Взявъ огниво, она зажгла свѣчку и принялась писать письмо своей теткѣ Ландѣ Мопно. Въ этомъ письмѣ она сообщила, что ей надоѣло служить въ чужихъ людяхъ, что она скоро оставитъ свое мѣсто у m-me д'Этіоль и проситъ предупредить объ этомъ Бюге, чтобы они не упали въ обморокъ отъ изумленія при видѣ ея скораго возвращенія.
   На другой день рано утромъ Мартина передала это письмо проходившему мимо разносчику. Принявъ опредѣленное рѣшеніе, она почувствовала себя легче.
   Около десяти часовъ m-me д'Этіоль потребовала ее къ себѣ для совершенія туалета.
   -- Ну, какъ вчера, кажется, была хорошая погода для сбора винограда?
   -- Говорятъ, что вина совсѣмъ не будетъ: все выпилъ дьячокъ Гурбильонъ.
   -- Пьяница этотъ Гурбильонъ. А что же ты ничего не скажешь мнѣ о женихѣ?
   Мартина едва не упала въ обморокъ. Однако нужно было что-нибудь говорить.
   -- Я думаю, что теперь самое удобное время для свадьбы.
   -- Что ты такъ торопишься? Боишься располнѣть, что ли?
   -- Вы не разсердитесь на меня, если я скажу, что случилось?
   -- Что такое?
   -- Жасменъ любитъ другую.
   И Мартина залилась горькими слезами.
   -- Онъ самъ тебѣ сказалъ объ этоМъ?
   -- Самъ-то онъ, можетъ быть, и не догадывается; но для меня въ этомъ нѣтъ никакого сомнѣнія.
   -- Бѣдняжка! Но если ты его такъ любишь, то. надо постараться удалить соперницу. Пусть онъ поступитъ сюда садовникомъ. Тутъ ты его будешь имѣть всегда на глазахъ. Мы дадимъ ему тутъ дѣло. Положись на меня. Перестань же плакать. Ты знаешь, я не люблю печальныхъ лицъ.
   Мартина смолкла. Цѣлый день она думала о добротѣ m-me д'Этіоль. Она сознавала, что была несправедлива къ ней вчера. Чѣмъ же она виновата, если Жасменъ взялъ себѣ такую дурь въ голову? Развѣ онъ виноватъ, что эта чародѣйка покорила его, если она покорила и самое Мартину, которая чувствовала бы себя несчастной, если бы ей пришлось разстаться съ ней.
   Здѣсь все такъ хорошо, такъ красиво. Рѣчи такія деликатныя, бесѣды о музыкѣ...
   Мартина уже жалѣла о томъ, что написала письмо. Но оно уже дошло до тетки Монно, и на другой день она явилась въ Этіоль самолично. Выказавъ глубочайшее уваженіе къ слугѣ, который открылъ ей ворота, она просила вызвать Мартину. Ланда была сплошь покрыта морщинами, и опредѣлить ея возрастъ, какъ это бываетъ у крестьянокъ, было трудно.
   -- Когда я прочла твое письмо,-- начала она:-- я подумала, не съ ума ли ты сошла? Ради памяти твоей покойной матери, которая поручила тебя мнѣ, я рѣшила пріѣхать сюда и не дать тебѣ сдѣлать этой глупости. Послѣ будешь кусать руки.
   -- Идемъ дальше, тетя. А какъ на это посмотрѣлъ Жасменъ?
   -- Неужели ты думаешь, что я показала ему твое письмо. Влюбленные вездѣ одни и тѣ же: все, что скажешь, все хорошо. Они на все смотрятъ твоими глазами. Но ужъ я-то не сдѣлаю по-твоему: не хочу прятать тебя въ своей хижинѣ, которая тебѣ покажется берлогой послѣ такихъ-то палатъ.
   -- Мнѣ такъ хотѣлось вернуться въ деревню и выйти замужъ,-- прошептала Мартина.
   -- Ты знаешь, я была штопальщицей въ Парижѣ и если бъ вотъ такъ вдругъ ни съ того, ни съ сего захотѣла вернуться въ деревню и выйти замужъ, то моя мать такъ встрѣтила бы меня, что у меня всякая охота къ этому пропала бы. Когда за душой гроша нѣтъ, а вкусы широкіе, то нужно сначала сумѣть набить, какъ слѣ дуетъ, мошну.
   -- Хорошо, я сдѣлаю по-вашему,-- скромно сказала Мартина, опустивъ глаза.
   Пока крестная мать читала ей нотацію, ей прищелъ въ голову одинъ планъ. Она понимала, конечно, что Бюге никогда не по, смѣетъ признаться въ своей любви къ m-iûe д'Этіоль. Она знала, что ея барыня была не изъ такихъ, чтобы дарить.свою любовь какому-то садовнику.
   -- Прежнее ужъ не вернется,-- вздохнула Мартина про себя:-- и это всегда будетъ стоять между нами. Надо будетъ сдѣлать такъ, чтобы какъ можно больше походить, на m-me д'Этіоль. Это вполнѣ возможно. Когда она гримируется, чтобы играть у г-жи Вплльмеръ какую-нибудь комедію, она придаетъ своему лицу такое выраженіе, что всѣ присутствующіе смѣются.
   Мартина рѣшила даже воспользоваться своей барыней, чтобы привлечь къ себѣ Жасмена. Надо было постоянно говорить ему о ней, душиться ея духами, повторять ея слова. Это было жестоко для Мартины. Но борьба была неизбѣжна.
   

III.

   Недѣли двѣ спустя, Жасменъ копалъ у себя гряды. Хотя стоялъ еще октябрь, по подмораживало сильно, и Жасменъ все думалъ о томъ, оставить ли пышные красные цвѣты попрежнему украшать его садъ. Они радовали глазъ, какъ бы говоря, что пока они не умерли, зима еще не наступила. Но увы! Предвѣстники зимы, горихвостки уже собирались стаями на деревьяхъ и издавали свой рѣдкій, пронзительный крикъ.
   -- Зима будетъ ранняя и жестокая,-- разсуждалъ про себя Жасменъ:-- огурцы покрылись тройной шкуркой, а это самый вѣрный признакъ.
   И трудолюбивый садовникъ торопливо перетряхивалъ землю, разворачивая ее киркой. Послѣ, когда наступятъ заморозки, ее уже ничѣмъ не возьмешь.
   Чтобы заполнить пустое мѣсто, оставшееся послѣ георгинъ, Жасменъ пересадилъ сюда резеду и веронику. Вмѣстѣ съ хризантемами и бенгальскими розами они образуютъ какъ бы аррьергардъ его цвѣтника.
   Сказать по правдѣ, эти цвѣты не пользуются его сочувствіемъ, и Жасменъ разводитъ ихъ только для покупателей. Съ самаго дня сбора винограда Жасменъ работаетъ съ ожесточеніемъ. Салатъ, уже разсѣянный на томъ мѣстѣ, гдѣ были дыни, взойдетъ у него раньше, чѣмъ у другихъ огородниковъ, а чеснокъ, прикрытый соломой, будетъ всю зиму для суповъ. Подъ конецъ Жасменъ засадилъ артишоки и салатъ.
   Сегодня онъ ожидаетъ къ себѣ Винсента Леги, чтобы вмѣстѣ съ нимъ очистить лѣсъ отъ валежника. Бродяга скоро показывается на заборѣ и спрыгиваетъ въ садъ.
   -- Почему ты не входишь въ ворота?-- спросилъ Жасменъ.
   Леги предпочитаетъ вывихнуть ногу, чѣмъ подвергнуться ударамъ вилъ, которыми обѣщали наградить его деревенскіе парни.
   -- Если ты лазаешь такъ хорошо, то полѣзай на эту грушу и стряхни плоды, которыя растутъ на самой верхушкѣ.
   Леги съ ужимками большой обезьяны отправляется къ дереву. За грушей скоро очередь дошла и до абрикосоваго дерева, которое онъ обчистилъ съ удивительной ловкостью.
   Вечеромъ явилась посмотрѣть на работу сама Бюге. Садъ, казалось, помолодѣлъ.
   Жасменъ хотѣлъ, чтобы Леги отобѣдалъ у нихъ, но хозяйка выслала ему ломоть говядины съ кускомъ хлѣба и отослала его назадъ, считая, что она расплатилась съ нимъ за его работу.
   Леги ушелъ точно такъ же, какъ и пришелъ. Выбравшись въ поле, онъ запѣлъ. Жасменъ долго слушалъ эту пѣсню.
   Когда онъ вернулся домой, старуха облегченно вздохнула.
   -- Вотъ и ты наконецъ!-- сказала она.-- А я было боялась, что тебѣ придетъ въ голову провожать этого разбойника по полямъ. Послушай, ты хорошо сдѣлаешь, если не будешь звать его сюда. Вѣдь по его слѣдамъ какъ разъ придетъ къ намъ и какая-нибудь бѣда. Злые языки и такъ ужъ много болтаютъ съ тѣхъ поръ, какъ ты сдружился съ нимъ.
   -- Ну, ты знаешь, я не обращаю вниманія на другихъ! Если ты будешь такъ же усердно заниматься своими кроликами и курами, что можетъ случиться съ нами худого?
   -- Когда же ты женишься?
   -- Вотъ подождите. Мой отецъ въ день своей свадьбы посадилъ для птицъ рябину. Я тоже посажу ее передъ домомъ, и она будетъ служить убѣжищемъ для тѣхъ, которые идутъ по дорогѣ, безъ гроша въ карманѣ.
   -- Опять эти нелѣпыя мысли? До чего же это тебя доведетъ.
   -- Мнѣ не разъ приходилось слышать, что народъ очень несчастенъ. Не всѣ деревни такъ зажиточны, какъ наша. Насъ дворяне угнетаютъ. Нашъ уголокъ благословенный. А знаешь ли ты, что въ Бургундіи есть виноградари, которые принуждены просить милостыню? Люди изъ Лимузина и Оверни идутъ на заработки въ Испанію, чтобы принести семьямъ хоть немного денегъ. Нѣкоторые жители около Марны -- я самъ знаю нѣсколько человѣкъ,-- не зарабатываютъ и трехъ су въ день и спятъ на соломѣ!
   -- Помоги имъ Богъ,-- прошептала старуха.
   -- Да, мы среди нихъ богачи, въ родѣ того, какъ золотыхъ дѣлъ мастера въ Парижѣ среди ремесленниковъ. Вѣдь многіе питаются хлѣбомъ съ водой, а мясо ѣдятъ только въ Пасху.
   Ужинъ прошелъ въ грустномъ настроеніи.
   Проглотивъ гороховый супъ, Жасменъ зажегъ спичку, раздулъ огонь въ каминѣ и вынулъ изъ стариннаго шкапа двѣ большія книги, переплетенныя въ кожу и съ краснымъ обрѣзомъ страницъ. То было наставленіе къ уходу за фруктовыми деревья, мы, изданное директоромъ всѣхъ королевскихъ садовъ Кэнтини. Перелистывая страницы, Жасменъ сталъ читать эти наставленія? Читалъ онъ довольно долго. Часамъ къ десяти старуха Бюге зажгла свѣчку и удалилась, недовольно ворча:
   -- Чего ты не ложишься спать, Жасменъ?
   -- Еще рано.
   -- Ты совсѣмъ зачитаешься!
   Оставшись одинъ, Жасменъ захлопнулъ книги и положилъ ихъ обратно. Мысли его витали вокругъ. знаменитыхъ въ то время парковъ -- Версаля, Сенъ-Клу, Медона, Со и другихъ, устройство которыхъ такъ поощряли Людовикъ XIV и его братъ, герцогъ Орлеанскій. Потомъ онъ просмотрѣлъ нѣсколько гравюръ, хранившихся въ шкапу: всѣ онѣ изображали правильно и симметрично разбитыя дорожки и куртины. Жасмену пришло въ голову, выпадетъ ли на его счастье когда-нибудь разбить подобный паркъ и ухаживать за такимъ ковромъ изъ цвѣтовъ.
   Онъ вздохнулъ и прежде, чѣмъ ложиться спать, вышелъ посмотрѣть на звѣздное небо. Онъ любилъ небо. Ему казалось, что сводъ небесный охраняетъ зимой заснувшія растенія и ихъ душу. На этотъ разъ безоблачное небо, усѣянное звѣздами, показалось ему особенно торжественнымъ.
   Вернувшись домой, онъ присѣлъ къ столу и задумался. Его мысли невольно понеслись къ m-me д'Этіоль, и картины, одна другой заманчивѣе, предстали передъ нимъ.
   Жасменъ ударилъ себя кулакомъ по лбу.
   -- Ты не смѣешь думать о m-me д'Этіоль! Вѣдь ты крестьянскій сынъ!
   Ему стало казаться, какъ будто онъ осквернилъ что-то священное, что онъ умретъ, если ему не удастся еще разъ видѣть m-me д'Этіоль. Снова передъ его глазами предстала сцена, разыгравшаяся въ лѣсу. Онъ чувствуетъ на себѣ мѣняющійся взглядъ важной дамы, ощущаетъ пожатіе ея руки, когда онъ ее поднималъ. Приходитъ ему на память, какъ онъ однажды утромъ рѣшилъ дойти до самаго замка Этіоль. Онъ боролся съ этимъ желаніемъ, но борьба была такъ сильна, что онъ совершенно ослабѣлъ, какъ будто его заставили выворотить дубъ. Къ тому же въ Этіолѣ онъ могъ встрѣтить и Мартину.
   -- Мартина!
   Его мысли повертываются къ субреткѣ. Какъ она кротка и добра! Она будетъ доброй и надежной женой. Вѣдь когда она поднимаетъ слова на глаза Жасмена, сколько въ нихъ свѣтится любви и нѣжности!
   -- Нѣтъ, это ее убьетъ!-- шепчетъ онъ.
   И въ горячей молитвѣ, прерываемой рыданіями, Жасменъ молится о томъ, чтобы Мартина, подруга его дѣтства, оттѣснила дерзкую пришелицу и снова заняла бы въ его сердцѣ прежнее мѣсто.
   И вдругъ ему стало ясно.
   -- Мартина тутъ ничего не можетъ сдѣлать!
   Онъ старается почерпнуть изъ глубины своего существа тѣ силы, которыя позволяютъ людямъ сдерживать ихъ страсти. Вѣдь любилъ же онъ розы, которыя не отвѣчали ему, или астры, до которыхъ не смѣлъ дотронуться. И нельзя ли питать такую же любовь къ той, образъ которой такъ запечатлѣлся въ его сердцѣ?
   

IV.

   Тихо подошло по снѣгу Рождество. Если бы колокола не возвѣстили о его наступленіи, его, пожалуй, не замѣтили бы, какъ не замѣчаютъ какого-нибудь бродягу, выходящаго изъ лѣсу.
   Цѣлую недѣлю Бюге, усердно работая метлою, отметалъ отъ дома снѣгъ, грозившій завалить всѣ выходы. Около крыльца образовался цѣлый снѣжный валъ, благодаря чему вѣтеръ не могъ завывать подъ самой дверью.
   Деревенька, казалось, гордилась своими разукрашенными морозомъ и причудливыми отъ снѣга трубами. Колоколъ звучалъ какъ-то особенно ясно, а красовавшійся на колокольнѣ пѣтухъ, засыпанный снѣгомъ, сталъ совсѣмъ бѣлымъ, безъ малѣйшаго пятнышка.
   Вдали поднимались поблескивавшіе отъ снѣга холмы. По рѣкѣ уже плыли порядочныя льдины.
   Въ канунъ Рождества часамъ къ десяти небо было усѣяно звѣздами.
   Этьенеттъ Лампалеръ съ самаго утра помогала старухѣ Бюге. Она быстро вычистила старую мѣдную грѣлку, которая блестѣла, какъ солнце, и сковороду, которая сіяла, какъ луна. Покончивъ съ уборкой, она повѣсила сковороду на большой гвоздь возлѣ камина.
   Вечеромъ обѣщала прійти Мартина, чтобы провести канунъ праздника у Бюге.
   Послѣ обѣда Этьенетта принялась щипать гуся. Она не зарѣзала его, а ощипывала его живымъ. Перья должны были итти въ ея пользу. Хотя было и не особенно пріятно слышать неистовые крики бѣдной птицы, но Тьенетта заглушала ихъ пѣснями и, быстро вырывая гусиный пухъ, складывала его себѣ въ передникъ.
   Когда жирное брюхо бившей крыльями птицы стало голымъ, черные волосы Тьенетты были какъ будто напудрены, словно у какой-нибудь маркизы. Жасменъ сказалъ ей комплиментъ, но ей некогда было обращать на это вниманія: въ это время она зажала гуся между ногами и стала ощипывать ему шею
   Показалась кровь.
   Жасменъ съ отвращеніемъ вышелъ изъ комнаты.
   -- Ишь, какой нѣженка! Не бейсь, не отвернешься отъ него, когда я подамъ его на столъ!
   Въ сумерки явилась Ланда Монно, неся подъ мышкой корзинку, закрытую тряпкой.
   -- А Мартина?
   -- Она передавала моему брату Реми, на рынкѣ въ Корбейлѣ, чтобы ее не ждали: въ замкѣ какой-то празднество. Вотъ записочка, гдѣ все сказано.
   Жасменъ взялъ бумажку. Она была тщательно сложена и запечатана облаткой. Когда Бюге развернулъ ее, на него пахнуло духами.
   "Словно она капнула сюда нарочно!"
   Онъ сталъ читать. Прежній неуклюжій почеркъ сталъ теперь болѣе разборчивымъ и легкимъ.
   "Она пишетъ не хуже своей барыни",-- подумалъ про себя садовникъ.
   Письмо задрожало въ его рукѣ.
   Ланда Монно, старуха Бюге и Тьенетта жадно старались прочесть новости въ глазахъ Жасмена.
   -- Ну, мой милый,-- смѣло начала Монно:-- чего ты такъ смутился, словно дѣвушка, которую подстерегъ въ оврагѣ какой-нибудь гренадеръ.
   -- Нѣтъ, я просто обманулся въ ожиданіяхъ. Ну, что же дѣлать. Мартина будетъ на праздникахъ. Матушка, она шлетъ тебѣ поклонъ.
   -- А пока что,-- промолвила тетка Монно, открывая корзину:-- вотъ сосиски, отъ которыхъ вы пальцы проглотите. Свинья-то была какая! Сто фунтовъ вѣсила! Три мѣсяца подъ рядъ, несмотря ни на какую погоду, я собирала сама для нея желуди. Только желуди она и ѣла. Зато и мясо у ней было твердое, какъ мраморъ.
   -- Жаль, что Мартина не придетъ,-- сказала Тьенетта:-- я бы спѣла рождественскія пѣсни. На фермѣ я выучилась новымъ у Реньосіелэ.
   -- А ты спой ихъ и безъ нея. Ты будешь пѣть, а мы станемъ тебѣ подпѣвать,-- предложила Бюге.
   Потомъ она открыла наружную дверь и посмотрѣла кругомъ.
   -- Только бы снѣгъ не задержалъ Жильо съ женой. Они должны были пріѣхать еще засвѣтло, а ихъ что-то нѣтъ. Зажги-ка свѣчи, Тьенетта, все будетъ веселѣй.
   Тьенетта поставила на столъ два подсвѣчника и щипцы.
   Свѣчи нѣсколько умѣрили яркій отблескъ камина, ихъ спокойный свѣтъ разлился до самыхъ темныхъ уголковъ комнаты и заигралъ на оловянныхъ солонкахъ.
   Тьенетта опалила гуся и, распоровъ ему брюхо, положила передъ хозяйкой. Бюге вытащила изъ жара каштаны, очистила ихъ и набила ими гуся.
   Въ эту минуту дверь отворилась, и вошли Жильо.
   -- О, какъ отъ васъ пахнуло холодомъ,-- сказалъ Жасменъ, здороваясь.
   Онъ вышелъ, чтобы поставить бричку въ сарай и отвести лошадь въ конюшню. Покончивъ съ этимъ, онъ вытеръ руки снѣгомъ, хорошенько вытеръ ихъ и, вытащивъ изъ кармана письмо
   Мартины, поднесъ его къ своему лицу, съ наслажденіемъ вдыхая струившійся отъ него ароматъ.
   Когда онъ вернулся домой, гусь уже жарился. Тьенетта повертывала его во всѣ стороны, напѣвая рождественскія пѣсни. Отогрѣвъ руки и ноги, Жильо, отъ которыхъ шелъ паръ, принялись подпѣвать ей сиплыми голосами.
   Въ этотъ моментъ какая-то головня упала прямо на сковороду и ярко вспыхнула отъ гусинаго жира.
   -- Жасменъ,-- закричала Тьенетта:-- я обожгла себѣ бокъ.-- Ступай на мое мѣсто.
   Жильо поправилъ щипцами злополучное полѣно, которое сильно трещало.
   -- Не верти такъ скоро,-- сказала Бюге сыну.-- Пусть подрумянится хорошенько. Держи его надъ самымъ огнемъ! Пусть хорошенько прожарятся крылья. Въ этомъ мѣстѣ всегда плохо прожаривается. Отчего ты не поешь съ другими? Вотъ малый, который не умѣетъ дѣлать двухъ дѣлъ за разъ!
   -- Да, это не то, что мой покойный муженекъ,-- заговорила тетка Монно.-- Онъ и билъ меня, и стаканъ изъ рукъ не выпускалъ. Да и ноги у него были длинныя. Когда, бывало, удавалось избѣгнуть кулака, приходилось получать ударъ ногой.
   -- Ну, оставимъ мертвыхъ въ покоѣ,-- вмѣшалась Бюге.-- Смотри, отъ гуся идетъ дымъ. Онъ уже готовъ.
   Она сняла гуся съ огня. Стали готовить столъ, на которомъ красовались три бутылки вина, привезенныя съ собой Жильо.
   -- Столъ недуренъ!-- восклицалъ Жильо.
   Двѣ свѣчи бросали свѣтлыя пятна на сѣрую скатерть, на которой стояли приборы. На оловянныхъ кружкахъ играло красноватое отраженіе камина. По срединѣ стола на фаянсовомъ блюдѣ съ желтымъ донышкомъ красовался аппетитный, подрумянившійся гусь.
   -- Не зажечь ли третью свѣчку?-- спросилъ Жасменъ.
   -- Это нехорошая примѣта!-- воскликнула Бюге.
   -- Ну, пора и садиться,-- заявилъ Жильо.-- За столъ садятся всегда съ удовольствіемъ,-- продолжалъ онъ, подмигнувъ глазомъ.-- Жаль, что Мартина не придетъ,-- добавилъ онъ, обращаясь къ племяннику.
   -- Да,-- заговорила тетка Монно:-- Мартина привыкла къ сервировкѣ и любитъ, чтобы все было да бѣлоснѣжной скатерти. Теперь бы она показала, какъ нужно держать себя. Вѣдь, сказать по правдѣ, съ тѣхъ поръ, какъ она живетъ въ замкѣ, она сильно перемѣнилась.
   -- И къ лучшему, не правда ли, Жасменъ?-- вставила свое слово Тьенетта.
   Старуха Бюге кончила рѣзать гуся.
   -- Кто хочетъ?
   -- Если это никого не обидитъ, то дайте мнѣ. Я обожаю жирное,-- отозвалась тетка Монно.-- Но все-таки у нашей Мартины теперь видъ настоящей маркизы.
   Всѣ стали спорить.
   -- Именно, именно,-- стояла на своемъ Монно.-- Мнѣ сдается, что Мартина подражаетъ своей барынѣ, какъ обезьяна. А еще хотѣла отказаться отъ мѣста. А теперь вотъ все старается дѣлать, какъ m-me д'Этіоль! То-то молодость-то!
   -- Такъ можно нарваться и на худой примѣръ,-- замѣтила Тьенетта.
   -- Ну, матушка, выше лба уши не растутъ.
   Тьенетта прыснула со смѣху.
   -- Впрочемъ,-- продолжала Монно, похрустывая:-- подражать своимъ барынямъ -- это не такъ дурно для горничной. Я знала немало ихъ, когда работала въ Парижѣ. Тамъ онѣ словно настоящія барыни. Такъ и осыпаютъ себя пудрой и красятся такъ, что щеки у нихъ краснѣе колеса. Юбки у нихъ съ фалбалами. Куда ужъ имъ вымыть какой-нибудь горшокъ. Въ пору только мушки лѣпить себѣ на лицо.
   -- Лѣпили бы лучше на...-- начала было Тьенетта, но хозяйка поспѣшила зажать ей ротъ.
   -- Въ Этіолѣ немало болтаютъ о новыхъ платьяхъ Мартины и о башмакахъ, которые она выписала себѣ изъ Парижа,-- продолжала Монно, работая зубами надъ гусемъ,-- Теперь башмаки изъ лавки Санъ-Крепена для нея ужъ не годятся.
   -- А вѣдь прежде и они, были хороши,-- вставила свое слово Бюге.
   -- Говорятъ, что она даже красится. Но этого не можетъ быть въ нашей семьѣ. Я во всю свою жизнь только и знала одну мазь,-- которая мягчитъ нарывы. Нѣтъ, ужъ теперь Мартина не хочетъ, чтобы отъ нея пахло коровникомъ. Ну, еще бы! Одно дѣло ходить за свиньями, а другое -- служить за маркизой. Не одно и то же!
   Жасменъ нетерпѣливо постукивалъ ложкой по скатерти.
   Въ полночь зазвонили колокола.
   -- Время итти въ церковь,-- кричала тетка Жильо, стараясь разбудить своего мужа, заснувшаго около огонька.
   -- А,-- промычалъ, тотъ, потирая себѣ глаза.-- Вотъ и прошло самое хорошее время Рождества.
   -- Вотъ язычникъ-то!-- набросилась на него жена.-- Ужъ навлечешь ты на насъ гнѣвъ Господень. Слышишь? Ужъ второй звонъ!
   Всѣ отправились въ церковь. Впереди всѣхъ оставляли свои отпечатки на чистомъ снѣгу маленькіе башмачки Тьенетты. За нею шла Монно, неся фонарь. На фонѣ бѣлоснѣжной пелены его свѣтъ казался мутнымъ и красноватымъ.
   По тихой окрестности неслись съ колокольни серебряные звуки, сливавшіеся съ легкимъ завываніемъ вѣтра въ старыхъ каштановыхъ деревьяхъ да шумомъ бурлившей Сены.
   Тамъ и сямъ открывались двери, изъ которыхъ, словно золотая стрѣлка, вырывался лучъ свѣта, разсѣивавшійся на бѣлой дорогѣ. Изъ хижинъ выползали темные силуэты людей.
   Мысли всѣхъ неслись къ Іисусу, лежащему на соломѣ и окруженному магами. Эвфемэнъ уже зажегъ въ церкви десять свѣчей, разставленныхъ вокругъ воскового младенца; который поднималъ изъ яслей свои ручки. Въ ночной тишинѣ запѣлъ, словно нищій на праздникѣ, маленькій деревенскій органъ.
   На другой день рано утромъ Тьенетта опять принялась за дѣло. Она сдѣлала изъ тѣста большой кругъ и, положивъ въ него отличный бобъ, тщательно раскатала тѣсто.
   Между тѣмъ Жасменъ растопилъ печь при помощи сухого валежника, который трещалъ, словно кто-нибудь смѣялся во весь ротъ. Старуха Бюге желала запечь тѣсто непремѣнно сама.
   Тьенетта, разгладивъ сѣрую скатерть, поставила четыре прибора. Жасменъ принесъ букетъ какихъ-то цвѣтовъ.
   -- Подходитъ время,-- замѣтила Тьенетта.-- Изъ кухни хорошо пахнетъ. Мартина сейчасъ должна прійти.
   -- Я пойду ей навстрѣчу.
   Не сдѣлалъ онъ и ста шаговъ, какъ показалась телѣжка, окрашенная въ ярко-зеленый цвѣтъ. Онъ призналъ въ ней телѣжку Сансонне и ускорилъ шагъ. Онъ видѣлъ, какъ лошаденка, осыпаемая ударами кнута, вдругъ понеслась вскачь. Изъ повозки вышла какая-то фигура, закутанная въ широкую накидку.
   -- Здравствуй, Жасменъ.
   То была Мартина. Бюге подошелъ къ ней.
   -- Жасменъ, садись. Подвезу,-- кричала тетка Сансонне.
   -- Нѣтъ, спасибо,-- отвѣчала Мартина.-- Лучше я разомну ноги.
   -- Ну, какъ хочешь. Видно, вдвоемъ-то быть лучше всего.
   Она щелкнула кнутомъ, и телѣжка тронулась дальше.
   -- Фу!-- воскликнула Мартина, отряхивая свою юбку съ такимъ кокетливымъ видомъ, какого Жасмену не приходилось раньше замѣчать у нея. Мнѣ кажется,-- что я отъ нея пропахла рыбой. Понюхай!
   И съ лукавымъ видомъ она положила ему голову на плечо.
   -- Отъ тебя пахнетъ лучше, чѣмъ въ цвѣтникѣ,-- галантно отвѣчалъ онъ.-- Дай-ка еще разъ понюхать твои волосы.
   Мартина подняла съ головы свой капюшонъ.
   -- Ну! Такъ какъ ты не пользуешься случаемъ, какъ всѣ эти франты въ замкѣ, взять меня за подбородокъ, то, когда мы поженимся, ты можешь быть спокоенъ.
   -- Идемъ, идемъ!
   -- Добѣжимъ,-- сказала Мартина.-- Я увѣренъ, что Тьенетта непремѣнно слѣдитъ за нами.
   -- Она тутъ.
   -- Ну, еще бы! Она никогда не пропуститъ случая повертѣться около влюбленныхъ.
   -- Это для того, чтобы поучиться самой.
   Мартина бросилась бѣжать. Добѣжавъ до дому, она толкнула дверь и очутилась въ объятіяхъ старухи Бюге.
   -- Что за тобой черти, что ли, гонятся?
   -- Бабушка Бюге, твой сынъ хочетъ меня щекотать.
   Жасменъ вошелъ сконфуженный. Тьенетта стояла, подперевъ бока руками.
   -- Какъ у васъ хорошо!-- промолвила гостья.
   И жестомъ, который она подсмотрѣла у своей барыни, горничная сняла съ себя накидку, стараясь не смять своего бѣлаго чепца.
   -- Каково! Рождественскія розы!
   Она взяла изъ букета одну розу, она взяла ее кончиками пальцевъ и принялась ощипывать лепестки. Потомъ, словно вспомнивъ, что она крестьянка, она взяла ее въ ротъ.
   -- Берегись!-- вскричалъ Жасменъ.-- Это ядъ.
   -- Нѣтъ, это излечиваетъ отъ безумія.
   -- Много ты знаешь!
   -- М-me д'Этіоль рекомендовала пить настойку изъ этихъ цвѣтовъ герцогу Гонто, который объявилъ, что влюбленъ въ нее безъ памяти, и не отходитъ отъ нея.
   Тьенетта поставила на столъ телятину, плававшую въ коричневомъ соусѣ. Всѣ усѣлись за столъ.
   Мартина не переставала распространяться о прелестяхъ своей хозяйки. Она разсказывала, что у нея есть фонтанъ духовъ, который представляетъ собою огромное яйцо съ тюльпаномъ наверху.
   -- И ты, конечно, черпаешь сама изъ этого фонтана?-- насмѣшливо спросила Бюге.
   -- Нѣтъ. У него есть серебряный кранъ, который запирается.
   Мартина проговорила все это съ такой интонаціей, которая
   чрезвычайно нравилась Жасмену.
   -- А сильно красится твоя m-me д'Этіоль?-- спросила Тьенетта.
   -- Порядочно. Она уже не такъ свѣжа, какъ молодая дѣвушка. У нея было двое дѣтей.
   Потомъ горничная завела разговоръ о бѣльѣ своей госпожи. Прачки портили себѣ глаза, разглаживая каждый рубчикъ на ея юбкахъ, а портнихи не могутъ найти достаточно тонкихъ иголокъ, чтобы пришивать ея кружевные фестоны. Рубашки у нея такъ тонки, что, закатавъ въ клубокъ, ихъ можно было бы спрятать въ перстень аббата Верни.
   -- Неужели аббатъ сталъ бы принимать участіе въ такихъ глупостяхъ?
   -- Вѣроятно.
   -- Знаете, дѣти мои,-- вмѣшалась мать Бюге.-- Когда человѣкъ уже не скрываетъ ничего, это значитъ, что ему и терять уже нечего. Между нами сказать, я бы не дала ни гроша за добродѣтель твоей барыни.
   -- Матушка!-- вскричалъ Жасменъ.
   -- Ну, король на этотъ счетъ другого мнѣнія,-- продолжала Мартина:-- и, вѣроятно, заложилъ бы всю свою добрую провинцію Ври, чтобы купить то, что у нея еще осталось.
   У Тьенетты глаза разгорѣлись.
   -- Когда я вырасту совсѣмъ большая, ты поставишь меня на мѣсто къ m-me д'Этіоль, Мартина. Довольно ужъ мнѣ горохъто собирать.
   -- Ну, вотъ!-- заворчала старуха Бюге.-- Какое честолюбіе, скажите, пожалуйста.
   -- Развѣ нельзя оставаться честной, служа въ замкѣ, или для этого непремѣнно нужно держаться коровѣ за хвостъ. Посмотрите-ка на дочь Реньосіеля! Вѣдь ей скоро родить! И она говоритъ, что это съ ней случилось въ чистомъ полѣ, когда она сгребала сѣно. А вотъ Мартина такъ и осталась, какой была!
   Старуха Бюге вышла. Вернувшись, она внесла пирогъ, блестѣвшій, словно экю, только что вышедшее съ монетнаго двора.
   -- Ну, Тьенетта, полѣзай подъ столъ и говори, кому давать.
   Тьенетта наклонилась, закрыла голову угломъ скатерти и, какъ требуетъ обычай, стала выкликать:
   -- Tibi, domine!
   -- Для кого?-- спрашивала Бюге.
   -- Для Мартины.
   Это повторялось каждый разъ, пока всѣ не получили но куску.
   -- Теперь всѣмъ роздано,-- заявила хозяйка.
   Осмотрѣвъ внимательно свои куски, гости стали ѣсть. Вдругъ Мартина вскрикнула. Бобъ оказался у нея, и она была королевой.
   Величественно, какъ это дѣлала m-me д'Этіоль, она бросила бобъ въ стаканъ Жасмена. Потомъ, играя глазами, она сказала:
   -- Ваше величество! Будьте самымъ счастливымъ изъ королей.
   И, наклонившись, она поцѣловала его.
   Жасмену показалось, что надъ нимъ наклонилась сама m-me д'Этіоль: тотъ же голосъ, тѣ же жесты, быть можетъ, тотъ же взглядъ. Онъ вздрогнулъ и такъ неловко отвѣтилъ поцѣлуемъ своей рождественской королевѣ, что теперь для нея не оставалось сомнѣнія.
   Старуха Бюге налила вина въ стаканы. Жасменъ долженъ былъ пить первымъ. Женщины трижды воскликнули:
   -- Король пьетъ!
   Жасменъ поднялся и на этотъ разъ крѣпко поцѣловалъ королеву.
   -- Неугодно ли королю предложить мнѣ руку, чтобы пройтись по саду?-- спросила Мартина, продолжая играть комедію.
   Жасменъ обнялъ ее за стянутую талію и поцѣловалъ ее въ ухо, красное, какъ пѣтушій гребень.
   -- Если ты будешь такъ искусно притворяться маркизой, то дѣло пойдетъ живо, и мы скоро будемъ пировать на свадьбѣ,-- лукаво шептала Мартинѣ Тьенетта.
   Великолѣпный день догоралъ. Часовъ въ пять зажгли свѣчи. Мартина объявила, что теперь дни стали длиннѣе.
   -- Это замѣтно только въ Крещенье,-- промолвила Бюге.
   

V.

   Въ апрѣлѣ Жасменъ получилъ отъ Мартины письмо.
   "25-го февраля,-- писала она между прочимъ,-- король давалъ большой балъ въ Версалѣ. Моя барыня была тамъ, и я съ ней. Не болтай объ этомъ, это секретъ, но мнѣ невмоготу держать его про себя.
   "Моя барыня была въ бѣломъ домино изъ лучшаго шелка съ розовыми лентами. Маску она достала себѣ изъ Венеціи. Въ такомъ нарядѣ ее не узнала бы и родная мать. Я была въ домино изъ черной тафты и въ маскѣ, отъ которой у меня разгорѣлись щеки.
   "Въ Версаль мы пріѣхали почти въ полночь. Какъ только показался дворецъ, освѣщенный сверху донизу, пришлось ѣхать шагомъ. Мадамъ топала ногами отъ нетерпѣнія. Наконецъ мы пріѣхали. Въ подъѣздѣ насъ такъ стиснули, что мы не могли сдѣлать ни шагу. Толпа, ломившаяся черезъ всякія преграды, вынесла насъ въ первую залу. Мадамъ перепугалась и стала кричать, а я, сама не знаю какъ, попала въ Зеркальную залу. Много комнатъ мы еще прошли прежде, чѣмъ очутились въ той, которая, по-моему, красивѣе всѣхъ на свѣтѣ. Въ ней гремѣла музыка и носилась цѣлая толпа танцующихъ. Тутъ были и китайцы въ шляпахъ колоколомъ, и турки съ огромными, какъ у стрекозъ, головами. На пастушкахъ были надѣты такія маленькія шляпы, что закрывали имъ только одно ухо. Зеркальная зала великолѣпна. Мы прибыли какъ разъ къ тому времени, когда былъ выходъ королевы. Она опиралась на плечо дофина, который былъ наряженъ садовникомъ, и это заставляло вспомнить о тебѣ. За ними шли принцы и принцессы, блестѣвшіе при свѣтѣ восемнадцати люстръ, свѣшивавшихся съ потолка. Знаешь, сколько это свѣчей? Я было принялась подсчитывать ихъ, но такъ какъ каждая изъ нихъ отражалась въ безчисленныхъ зеркалахъ, то въ концѣ концовъ я сбилась.
   "Я наконецъ отыскала m-me д'Этіоль, которую потеряла было изъ виду. Она стояла въ концѣ зала подъ огненной гирляндой, изъ которой лилось цѣлое море свѣта. Около нея толпились сеньоры, наряженные тисами, какъ въ саду маркиза Оранжи. Тебѣ было бы очень смѣшно видѣть мужчинъ, наряженныхъ деревьями. Ихъ глаза блестѣли изъ-подъ листьевъ. Передъ ними проходило много дамъ, дѣлая имъ глазки. М-me д'Этіоль смотрѣла только на одного. Тотъ замѣтилъ это и подошелъ къ ней. Моя барыня воспользовалась этимъ и стала интриговать. Дерево сдѣлало ей нѣсколько комплиментовъ насчетъ ея ума. И въ самомъ дѣлѣ, никто такъ красно не скажетъ, какъ она.
   "Она нарочно сняла свою маску, чтобы дерево могло видѣть ея чудную красоту. Если бы ты слышалъ, какой вездѣ кругомъ пошелъ гулъ. Стараясь скрыться въ толпѣ, она уронила свой платокъ. Тисъ быстро поднялъ его и бросилъ ей. Она ловко поймала его. Тогда всѣ придворные стали кричать:"Платокъ брошенъ! Платокъ брошенъ!" Повидимому, это большая честь, когда король бросаетъ платокъ кому-нибудь, а этотъ тисъ и былъ король.
   "Когда въ слѣдующее воскресенье былъ балъ въ городской ратушѣ и король, и моя барыня были въ одинаковыхъ черныхъ шелковыхъ домино, они о чемъ-то говорили между собой, но кругомъ ихъ стояла такая толпа, что я успѣла пробраться къ ней гораздо позднѣе. Чтобы поправить прическу, мы удалились въ отдаленную комнату. Тутъ моя барыня едва не упала въ обморокъ: такъ ее сдавили въ залѣ. Я умирала съ голоду. Это не то, что въ Версалѣ, гдѣ гости располагались кушать по всѣмъ угламъ, какъ будто въ лѣсу на травѣ. Въ ратушѣ всѣ, кому удавалось добраться до буфета, забирали все себѣ. Уже по тому, какъ они на все набрасывались, видно было, что это чернь. Даже одинъ аббатъ, котораго я попросила достать мнѣ бисквитъ, сказалъ мнѣ: "Ты сначала согрѣши за него и поцѣлуй меня!"
   "Мы теперь часто ѣздимъ изъ Парижа въ Версаль. Моя барыня недавно была въ театрѣ, гдѣ присутствовалъ король и самые могущественные вельможи. Изъ этого ты видишь, что она теперь въ чести, и все это надѣлалъ платокъ. Вотъ уже нѣсколько дней, какъ мы живемъ въ Версальскомъ дворцѣ. Этотъ дворецъ въ сто разъ больше, чѣмъ Лувръ, и окруженъ такимъ паркомъ, что у тебя голова пошла бы кругомъ. Моя барыня почти каждый часъ мѣняетъ свое платье. Она привезла съ собой изъ Парижа парикмахера. Посмотрѣлъ бы ты, какъ сыплется пудра. Не жалѣютъ ни притираній, ни духовъ. Это необходимо при дворѣ. Однажды король пригласилъ мадамъ обѣдать въ обществѣ одной герцогини, принца и министра.
   "Ты думаешь, что я очень горжусь всѣмъ, что видѣла, и нарочно тебѣ объ этомъ пишу. Но письмо это стоитъ мнѣ шесть ліаровъ -- одна только бумага, а пришлю я тебѣ его съ человѣкомъ маркиза Оранжи, который приходилъ повидаться со мной".
   Жасменъ разъ двадцать перечелъ это письмо. По своему простодушію, онъ и не замѣчалъ, какую роль играла m-me д'Этіоль во всей этой интригѣ. Для него, какъ и для большинства тогдашнихъ людей, все, что происходило вокругъ короля, было священно. Любовь къ королю, даже въ семьяхъ горожанъ, была высшимъ счастьемъ.
   Черезъ нѣсколько дней отъ Мартины опять пришло письмо. Она кратко извѣщала, что король ѣдетъ во Фландрію, что въ Версалѣ для m-me д'Этіоль подготовляютъ помѣщеніе, которое прежде занимала герцогиня Шатору, но что m-me д'Этіоль скромно удаляется къ себѣ въ деревню, на берегъ Сены. Мартина приглашала его заѣхать къ нимъ повидаться съ нею и поднести первые майскіе цвѣты ея барынѣ.
   

VI.

   Миновавъ Корбейль, Жасменъ дошелъ до того мѣста, гдѣ дорога начинаетъ спускаться къ деревнѣ Этіоль. Деревенька въ этотъ прекрасный майскій день была какъ бы вставлена въ рамку изъ зелени. Изъ цѣлаго моря стоявшихъ въ цвѣту яблонь выглядывали крыши деревенскихъ домиковъ и колокольня цвѣта старинной слоновой кости.
   Бюге отправился довольно поздно съ своей телѣжкой, заваленной цвѣтами въ корзинкахъ и горшкахъ. Упряжка совершенно была новая, и рессоры ярко поблескивали на майскомъ солнышкѣ. Повозка, выкрашенная въ зеленый цвѣтъ, совершала первое свое путешествіе, а запряженная въ нее бѣлая лошадь бѣжала прытко и весело.
   Не безъ борьбы удалось Жасмену стать хозяиномъ такой телѣжки. Его мать сначала и слышать не хотѣла о такой дорогой покупкѣ, и въ первый разъ въ домикѣ садовника вспыхнула ссора.
   -- Послушай,-- кричала старуха Бюге:-- помни, что я тебѣ скажу. Это будетъ началомъ всѣхъ твоихъ несчастій. Женись на Мартинѣ: она будетъ хорошей женой для тебя. Но покупать повозку для того, чтобы ѣхать провѣдать ее и ея барыню, которая васъ обоихъ околдовала, да еще везти ей самые лучшіе цвѣты,-- это уже глупость, и Богъ тебя накажетъ за это.
   -- Могу же я распорядиться деньгами, которыя я зарабатываю,-- сдавленнымъ голосомъ отвѣчалъ Жасменъ.-- Могу же я тратить ихъ, какъ мнѣ заблагоразсудится. Терпѣть не могу скрягъ, которые копятъ монету за монетой. Я молодъ, и мнѣ хочется видѣть многое. Небойсь, моему отцу ты не рѣшалась перечить въ его затѣяхъ!
   -- Онъ былъ такой же упрямецъ и сумасбродъ, какъ и ты.
   Сынъ настоялъ на своемъ и купилъ повозку у одного изъ лучшихъ каретниковъ Мелена.
   При въѣздѣ въ Этіоль Жасменъ замѣтилъ башни замка, поднимавшіяся изъ-за парка, гдѣ, словно зеленая стѣна, стояли буки и вязы. Его броcило въ дрожь. Чувства, уже нѣсколько мѣсяцевъ тѣснившіяся въ его сердцѣ, вдругъ пришли въ движеніе, какъ вѣтви деревьевъ, когда на нихъ набѣгаетъ вѣтерокъ.
   Онъ совсѣмъ спустился въ деревню. Деревья, отбрасывавшія тѣнь на дорогу, покрыли садовника какъ бы сотканнымъ изъ свѣта и тѣни покрываломъ.
   Онъ проѣхалъ вдоль рѣшетки парка и оказался передъ воротами, въ которыя и постучалъ желѣзнымъ молоткомъ. На голубыхъ часахъ фермы, которая находилась противъ воротъ, было одиннадцать часовъ.
   Ворота открылъ молодой служитель.
   -- Меня зовутъ Бюге и я привезъ цвѣты для m-me д'Этіоль. Передайте ихъ Мартинѣ Беко.
   Малый исчезъ и скоро вернулся съ самой Мартиной. Она пришла въ восторгъ отъ лошади и повозки и весело, прыгая около нихъ, кричала:
   -- Не раскрывай цвѣты! Я должна предупредить мадамъ! Я хочу, чтобы она сама взглянула, какъ это красиво.
   Жасменъ почувствовалъ, что у него по спинѣ пошли мурашки. Цвѣты сразу какъ будто полиняли на его глазахъ. Онъ охотно отдалъ бы стучавшую въ его сердцѣ кровь за то, чтобы тюльпаны сдѣлались такъ же красны, какъ и она, и пожертвовалъ бы все свое золото, чтобы придать его цвѣтъ астрамъ.
   Мартина явилась обратно.
   -- Иди за мной!
   И, взявъ лошадь подъ уздцы, она стала показывать ему дорогу.
   Они вошли за ограду. Налѣво показался замокъ. Съ обѣихъ сторонъ треугольнаго зданія глядѣло по четыре окна въ каждомъ изъ четырехъ этажей: въ бѣлой стѣнѣ подъ красной черепичной кровлей они были размѣщены совершенно симметрически. Съ обѣихъ сторонъ главнаго зданія шли флигеля такой же высоты, заканчивавшіеся башенками съ синей аспидной крышей.
   Эти строенія окружали большой дворъ, передъ которымъ разстилались двѣ прелестныя лужайки. Все это было огорожено желѣзной рѣшеткой, на которой кое-гдѣ виднѣлись позолоченные гербы.
   Мартина отворила ворота и подвела экипажъ къ крыльцу.
   М-me д'Этіоль вышла въ домашнемъ туалетѣ, сотканномъ изъ кружевъ и свѣтло-зеленыхъ лентъ. Она была похожа на букетъ фіалонъ.
   -- Какіе прелестные цвѣты,-- сказала она, улыбаясь подъ своей напудренной куафюрой.-- Они явились какъ разъ во время для того, чтобы мои клумбы не были опустошены. Жасменъ, вы попадаете всегда во время!
   Садовникъ потупилъ глаза.
   -- Вы умѣете дѣлать корзины съ цвѣтами?-- спросила она.
   -- Это мое ремесло, сударыня.
   -- Въ такомъ случаѣ несите цвѣты сюда и садитесь за дѣло. Мартина, ты будешь ему помогать!
   Молодые люди быстро принялись за дѣло. Чувствуя, что m-me д'Этіоль стоитъ возлѣ него, Жасменъ не смѣлъ поднять глазъ.
   Когда въ телѣжкѣ ничего не осталось, Бюге отвелъ свою повозку за ограду и далъ лошади корма. Покончивъ съ этимъ, онъ вернулся къ корзинамъ. Мартина разставила ихъ на столахъ въ большомъ залѣ. Это была огромная комната, вся бѣлая съ золотомъ, украшенная множествомъ картинъ, на которыхъ Жасменъ успѣлъ разсмотрѣть какія-то празднества подъ рыжеватыми деревьями, у подножія которыхъ кавалеры развлекали дамъ игрою на мандолинѣ.
   Когда m-me д'Этіоль появилась въ залѣ, Жасмену показалось, что это сошла какъ разъ одна изъ этихъ дамъ съ картины. Она принесла съ собою великолѣпную вазу блѣдно-зеленаго цвѣта.
   -- Уберите ее фіалками.
   Жасменъ тотчасъ наполнилъ вазу свѣжимъ мхомъ, который онъ собралъ утромъ въ лѣсу Санъ-Поръ. Потомъ, дрожа самъ, какъ былинка, онъ отошелъ на нѣсколько шаговъ и, видя, что m-me д'Этіоль уже удалилась, спросилъ:
   -- Какъ ты думаешь, Мартина, понравится это твоей барынѣ?
   -- Я сейчасъ покажу ей это.
   Жасменъ колебался.
   -- Подожди!
   И, схвативъ вѣтку плюща, онъ пропустилъ ее змѣею между бѣлыми цвѣтами.
   -- Такъ будетъ красивѣе.
   Мартина скоро вернулась.
   -- Ну, радуйся. Въ первый разъ удалось убрать эту вазу такъ, что мадамъ осталась довольна. Ей хотѣлось бы, чтобы король увидалъ ее во всей ея свѣжести.
   -- Король!..-- забормоталъ Жасменъ.
   -- Да, король. Но ему не придется этого видѣть. Онъ теперь бомбардируетъ города во Фландріи. Онъ оттуда часто присылаетъ письма барынѣ. На печати написано: скроменъ и вѣренъ.
   -- Скроменъ и вѣренъ?
   -- Да развѣ ты не догадываешься, чѣмъ стала у короля наша барыня.
   Жасменъ уронилъ лилію, которую едва держалъ за тонкій стволъ.
   -- Неужели ты должна этимъ гордиться, Мартина?
   -- О, еще бы! Мой кошелекъ дѣлается гораздо толще. Скажи объ этомъ моей крестной. Это доставитъ ей удовольствіе. Барыня пишетъ отвѣты на эти письма и цѣлыми часами сидитъ, запершись у себя въ будуарѣ.
   -- Одна?
   -- Съ поэтомъ аббатомъ Берни,-- пояснила со смѣхомъ Мартина.-- Сегодня у нея будетъ еще г. Гонто.
   -- А? А какъ же самъ... г. д'Этіоль?
   Мартина прыснула со смѣху.
   -- Ну, его прогнали. Онъ теперь путешествуетъ по Провансу съ какимъ-то порученіемъ. У него такая физіономія, что на него надо смотрѣть издали. Вотъ, полюбуйся!
   Камеристка вытащила изъ-за клавесинъ портретъ, писанный масляными красками, вставленный въ золоченую раму. Оттуда глядѣлъ на Жасмена худощавый человѣкъ съ желтымъ и преждевременно покрытымъ морщинами лицомъ. Одѣтъ онъ былъ въ кружевное жабо, ниспадавшее на шелковый камзолъ абрикосоваго цвѣта, и свѣтло-зеленыя короткія панталоны.
   -- Какой уродъ!-- воскликнула Мартина, убирая портретъ на прежнее мѣсто.
   -- Король -- красивый мужчина,-- продолжала она.-- И безумно влюбленъ въ барыню. Онъ осыпаетъ ее подарками. У насъ теперь множество китайскихъ клѣтокъ съ птицами, и всѣ перекладинки и рѣшетки въ нихъ золотыя.
   Жасменъ молча продолжалъ убирать жонкилями синія вазы, украшенныя маленькими фигурками. Мартина дѣятельно помогала ему. Тѣнь отъ ея вишневаго платья падала на клавесины, на лакированный экранъ и на маленькіе стоявшіе кругомъ столики. Камеристка то и дѣло не безъ удовольствія оглядывалась на себя въ огромныя трюмо.
   Появилась опять m-me д'Этіоль. Ее смѣшило дѣйствіе, которое производило ея появленіе на обоихъ молодыхъ людей. Мартина сіяла радостью, Жасменъ же не смѣлъ поднять глазъ, какъ бы боясь, что мадамъ увидитъ въ нихъ свой собственный образъ.
   -- Бюге, ты великолѣпный садовникъ,-- сказала она.-- Ты заслуживаешь по своей работѣ и не такихъ покупателей, какъ мелкіе обитатели Мелена. Я подумаю о тебѣ. А пока, если можно, нельзя ли вывести для меня розы къ апрѣлю.
   М-mo д'Этіоль засмѣялась какимъ-то серебрянымъ смѣхомъ, который словно бисеръ разсыпался въ душѣ Жасмена.
   -- Пусть хорошенько накормятъ садовника,-- сказала она Мартинѣ.
   Та повела Жасмена на кухню. Главный поваръ, наблюдая за жарившимися на вертелѣ цыплятами, смотрѣлъ въ то же время, чтобы его помощникъ не испортилъ какъ-нибудь убранство павлина; красовавшагося на большомъ блюдѣ, распустивъ свой пышный хвостъ.
   -- Жалко убивать такую птицу,-- промолвилъ Жасменъ.
   -- Жалко то, что онъ будетъ жестокъ,-- сказалъ въ отвѣтъ поваръ.-- Мясо у него что-то твердовато.
   Зазвонили къ завтраку прислугѣ. Мартина посадила Жасмена за столъ рядомъ съ собой. Кругомъ разсѣлись лакеи и казачки. Противъ Мартины сидѣлъ худой слуга съ впалыми сѣрыми глазами. Вѣки его были опущены, и, садясь за столъ, онъ широко перекрекрестился. Его блѣдное и гладко бритое лицо напоминало какого-то кюре.
   -- Влюбленъ въ меня безъ ума,-- прошептала Мартина, подталкивая своего сосѣда.
   Бритый слуга услыхалъ эти слова и какъ бы въ знакъ протеста молитвенно сложилъ руки.
   -- Эй, ты, разстрига! Нечего дѣлать гримасы!-- закричалъ одинъ изъ собесѣдниковъ:
   -- Разстрига?-- спросилъ Жасменъ.
   -- Да, онъ разстрига,-- отвѣчала Мартина.-- Это Агатонъ Пьефэнъ. Онъ когда-то носилъ тонзуру, а теперь онъ -- выѣздной лакей. Это онъ собралъ мнѣ этотъ букетъ.
   Передъ приборомъ Мартины въ стаканѣ красовались маргаритки, жонкили и еще какое-то растеніе въ родѣ пальмы.
   -- Очень хорошо сплетено,-- замѣтилъ Жасменъ.
   -- О, помилуйте,-- отозвался Агатонъ, придавая своему лицу выраженіе, которое бываетъ у снисходительныхъ исповѣдниковъ.
   -- Вы опасный для меня соперникъ,-- продолжалъ садовникъ.
   -- У меня только одна любовь -- любовь къ Святой Дѣвѣ,-- елейно замѣтилъ разстрига.
   -- Въ такомъ случаѣ,-- насмѣшливо замѣтилъ старшій лакей,-- почему же ты однажды вложилъ въ букетъ, который поднесъ Мартинѣ, записку съ нацарапанными стихами? И со стихами, которые сложилъ король въ честь m-me д'Этіоль. Или ты эти стихи взялъ изъ своего катехизиса?
   Агатонъ уткнулъ въ тарелку свой острый носъ.
   -- Какіе же это стихи?-- спросилъ Жасменъ.
   Мартина, подражая своей барынѣ, продекламировала любовное четверостишіе. Вся кухня встрѣтила его одобреніемъ. Старый слуга предложилъ выпить за Мартину, за ея жениха и за неудачнаго ухаживателя изъ бывшихъ духовныхъ. Когда Агатонъ поднималъ свой стаканъ, руки его тряслись.
   Послѣ завтрака Мартина жестомъ позвала Жасмена за ней.
   -- Мадамъ теперь кушаетъ съ герцогомъ Гонто, аббатомъ Берни, г. Желіоттомъ, который учитъ ее пѣнію, и съ г. Гибоде, учителемъ танцевъ.
   Она провела Жасмена въ уборную своей барыни. Во всѣхъ уголкахъ были зеркала. На туалетномъ столикѣ стоялъ большой флаконъ, лапка съ румянцемъ, духи, пудра.
   -- Сколько всякихъ вещей!-- прошепталъ Жасменъ.
   Вазы и фарфоровыя бездѣлушки были цвѣта утинаго яйца. Разбросанные всюду банты походили на какіе-то красные цвѣты. Около двери висѣла кукла въ костюмѣ монахини съ тремя мушками на сильно накрашенныхъ щекахъ.
   -- Эта кукла, предназначается для Александрины, дочери m-me д'Этіоль,-- пояснила Мартина.
   Рядомъ съ уборной была гардеробная. Вездѣ на крючкахъ висѣли платья. Они производили одновременно и богатое и вмѣстѣ съ тѣмъ какое-то свѣжее-весеннее впечатлѣніе: это было счастливое соединеніе свѣтло-краснаго, оранжеваго, свѣтло-лиловаго и зеленоватаго тоновъ съ кружевами и прошивками. Нѣкоторыя изъ этихъ платьевъ висѣли отдѣльно, словно трофеи. Каждая складочка на нихъ была тщательно расправлена. Одно изъ нихъ заставило Жасмена вздрогнуть.
   -- Въ этомъ платьѣ m-me д'Этіоль была тогда въ Сенарскомъ лѣсу,-- безсознательно вскликнулъ онъ.
   -- Да, да!-- отвѣчала, краснѣя, Мартина, задѣтая за живое.-- У тебя хорошая памтнь. Но чего ты дрожишь? Насъ никто не увидитъ.
   Садовникъ зорко разсмотрѣлъ на нѣжной матеріи какъ бы слѣды слезъ.
   -- Это отъ воды, которой я прыснулъ на нее, чтобы привести ее въ чувство,-- замѣтилъ онъ про себя.
   Онъ слегка потрогалъ рукой платье.
   -- Мартина, чтобы носить такіе наряды, нужно быть красавицей, не правда ли?
   -- Ну, нѣтъ, въ такихъ платьяхъ и уродъ за красавицу сойдетъ. Вотъ если бы ты посмотрѣлъ на m-me д'Этіоль когда она встаетъ утромъ,-- продолжала она ревниво.-- Лицо у нея такое измятое! Ахъ, какъ я хотѣла бы быть когда-нибудь маркизой!
   И она бросила на него взглядъ, какой бросила m-me д'Этіоль на Людовика, снявъ на балу маску. Жасменъ вздрогнулъ.
   -- Отвернись теперь и стой смирно,-- продолжала Мартина.
   Жасменъ сталъ смотрѣть въ окно на безлюдныя лужайки.
   -- Смотри теперь!-- вдругъ воскликнула камеристка.
   Съ быстротой какой-нибудь актрисы, привыкшей переодѣваться въ разныя платья, Мартина надѣла на себя платье своей барыни. Она подошла къ Жасмену, положила ему руку на плечо и, бросивъ на него взглядъ, который ему мерещился только во снѣ, томно сказала.
   -- Возлюбленный мой, мое сердце полно тоской. Я умру вдали отъ тебя!
   О, этотъ голосъ и шелестъ шелковыхъ юбокъ, отъ которыхъ неслась волна аромата. Жасменъ совсѣмъ потерялъ разсудокъ. Онъ схватилъ Мартину, посадилъ ее къ себѣ на колѣни и дрожащими губами сталъ увѣрять ее въ своей любви. Въ глазахъ у него стояли слезы, а его слова были просты и нѣжны, какихъ не приходилось еще слышать камеристкѣ, привыкшей къ ухаживаніямъ лакеевъ и сальностямъ важныхъ господъ.
   Бюге покрылъ поцѣлуями руки Мартины и ласкалъ ея волосы.
   -- Ахъ, если бъ мнѣ напудриться!-- прошептала камеристка.
   -- Твои волосы такого же цвѣта, какъ земля, когда по вечерамъ я бросаю лопатку и гляжу на небо надъ Этіолемъ.
   И онъ прижалъ ее къ своей груди.
   -- Жасменъ довольно! Я боюсь.
   -- Я обожаю тебя!
   -- Жасменъ! Насъ могутъ увидѣть. Слышишь, кто-то идетъ! Уходи скорѣе!
   Жасменъ выпустилъ ея руки, схватилъ свою треуголку и, шатаясь, спустился по лѣстницѣ.
   По просьбѣ садовника онъ занялся цвѣтникомъ. Время отъ времени Мартина пробѣгала мимо него, красная и какъ будто сконфуженная всѣмъ тѣмъ, что произошло въ уборной. Впрочемъ, когда онъ оказался одинъ, она быстро поцѣловала его въ обѣ щеки.
   Однажды они замѣтили Агатона Пьефэна, который вышелъ прогуляться. Длинный фартукъ спускался у него до пятъ, словно сутана. Онъ кликнулъ голубя, который усѣлся у него на плечѣ и сталъ мочить клювъ въ его слюнѣ.
   -- Онъ приручилъ этого голубя,-- сказала Мартина.-- Говоритъ, что это напоминаетъ ему о Св. Духѣ.
   Когда наступилъ вечеръ, Мартина отвела его на ужинъ. Въ кухнѣ зажгли свѣчи. Чтобы позабавить своихъ сотоварищей, Пьефэнъ сталъ щекотать голубя подъ хвостомъ. Голубь заворковалъ и сталъ кружиться.
   -- Ну, теперь отправляйся, уже пора,-- сказала Мартина садовнику послѣ ужина.
   Они поцѣловались еще разъ.
   Проѣзжая по парку, Жасменъ услыхалъ звуки скрипки и віолончели. На полянѣ при свѣтѣ луны и нѣсколькихъ фонарей на деревьяхъ на квадратномъ коврѣ гладко подстриженнаго газона m-xne д'Этіоль въ розовомъ платьѣ танцовала менуэтъ. Она внимательно наблюдала за кончиками своихъ ногъ, учитель танцевъ, держа въ рукѣ смычокъ, отбивалъ тактъ. Въ тѣни подъ деревьями играли два музыканта. Какой-то сеньоръ и аббатъ смотрѣли на танецъ.
   M-me д'Этіоль была граціозна и очаровательна. При бѣгломъ отблескѣ свѣта видно было, что она улыбалась. Напудренные волосы блестѣли, словно какая-то легкая каска. Въ тотъ моментъ, когда Жасменъ ее увидѣлъ, она подняла руки вверхъ, къ темнотѣ ночи.
   -- Начните еще разъ,-- сказалъ учитель танцевъ...
   Выбравшись съ своей повозкой на дорогу, ведущую черезъ СанъПоръ къ Вуасси-ли-Бертранъ, Жасменъ, подъ голубоватой тѣнью высокихъ деревьевъ, принялся пѣть. Передъ его глазами безпрестанно мелькали Мартина и m-me д'Этіоль -- одна въ обаяніи молодости, другая -- аристократической таинственности. Ихъ взгляды сливались въ одинъ свѣтлый лучъ, ихъ улыбка стала общей, ростъ одинаковъ, манеры такъ же изящны и легки.
   

VII.

   За лѣто Жасменъ получилъ отъ Мартины нѣсколько писемъ. Она прежде всего сообщала ему, что m-me д'Этіоль, получила титулъ маркизы Помпадуръ, потомъ писала, что король вернулся въ Парижъ, куда ѣдетъ и новая маркиза. 14-го сентября она подробно описывала въѣздъ ея въ Версальскій дворецъ.
   "Въ передней короля,-- писала она,-- стояла цѣлая толпа. Мадамъ нужно было представить королевѣ и дофину. Чтобы подбодрить себя, она принуждена была принять лекарства". Въ концѣ сентября пришло новое письмо, гдѣ Мартина сообщала, что король и маркиза Помпадуръ отправляются въ Фонтенбло, куда она просила пріѣхать и садовника.
   Бюге заложилъ лошаденку и раннимъ утромъ отправился въ Фонтенбло. Листья едва начали краснѣть. Сена слабо отражала улыбку утра, но на вершинахъ холмовъ уже серебрился день.
   Жасменъ ѣхалъ вдаль рѣки до Мелена.. Онъ проѣхалъ черезъ пробуждавшійся городокъ, миновалъ красивый, утопавшій въ зелени островокъ, брошенный между двумя рукавами рѣки и соединенный съ кварталомъ С.-Аспэ стариннымъ мостомъ съ тремя арками. Надъ черепичными кровлями квартала поднималась высоко, высоко, какъ остроконечная игла, стройная колокольня. Потомъ Жасменъ поѣхалъ черезъ лѣсъ, по широкой покрытой тѣнями дорогѣ, которая медленно поднималась къ Королевскому столу. Этотъ каменныіГ столъ былъ построенъ въ 1723 году на перекресткѣ для того, чтобы на него можно было класть дичь, вынутую изъ силковъ.
   А вотъ и лѣсъ. Въ немъ проложены широкія безмолвныя аллеи, Высокія деревья, несмотря на яркій свѣтъ солнца, продолжаютъ сохранять подъ своими вѣтвями ночной мракъ и бросаютъ темныя спокойныя тѣни на нижнюю зелень. Кое-гдѣ вѣтви и скалы покрыты мохомъ, и это дѣлаетъ ихъ похожими на какихъ-то несчастныхъ прокаженныхъ. Торжественность всей этой дикой природы сильно дѣйствуетъ на Жасмена, и спинѣ дѣлается холодно. Онъ стегаетъ свою лошадку. Звонъ колокольчика въ этомъ глубокомъ, какъ море, лѣсу возвращаетъ ему самообладаніе.
   Когда онъ проѣхалъ столъ егермейстера, такой же, какъ и столъ короля, вдругъ поднялся какой-то странный шумъ. Кто-то кричалъ, лаяли собаки. Подъ деревьями показался олень. Увидавъ Жасмена, онъ остановился и устремилъ на него свои большіе коричневые глаза, въ которыхъ стояли слезы. Потомъ онъ опустилъ голову и опять бросился бѣжать усталой и печальной рысцой.
   Вслѣдъ за нимъ вылетѣла стая собакъ. Среди папоротниковъ подъ березами онѣ ищутъ оленій слѣдъ. Вдали на дорогѣ скачутъ охотники въ красныхъ камзолахъ. Жасменъ узнаетъ, что это охотники короля.
   Чтобы не попасть въ эту свалку, онъ сворачиваетъ на боковую, такъ называемую королевскую дорогу, обставленную столбами съ изображеніями лилій, спускается къ Фонтенбло. Лѣсная дорога, окаймленная могучими дубами, открываетъ широкую полосу неба. Сквозь поперечныя дороги слышенъ еще шумъ охоты и мѣстами видно, какъ за охотниками ѣдутъ на бѣлыхъ лошадяхъ красиво разодѣтые люди.
   Вотъ показались и домики Фонтенбло. Бюге заѣзжаетъ въ гостиницу "Зеленаго Осла" и оставляетъ тамъ свою лошадь. Потомъ входитъ во дворъ "Бѣлой Лошади".
   Въ это веселое утро солнце заливало своимъ свѣтомъ кирпичи и аспидъ королевскихъ построекъ. Крыши башенъ блестѣли подъ синимъ небомъ, на которомъ бродили кое-гдѣ легкія облачка. Въ одномъ углу громаднаго двора была тѣнь. Если оттуда появлялся какой-нибудь лакей, то онъ блестѣлъ, словно цвѣтокъ, выставленный на воздухъ. Одинъ изъ нихъ бросился къ Жасмену съ распростертыми объятіями. На немъ было одѣяніе цвѣтовъ маркизы Помпадуръ -- желтаго и зеленаго.
   -- Бюге! Бюге!-- закричалъ онъ.-- Какимъ образомъ вы попали сюда?
   То былъ Агатонъ Пьефэнъ. Щеки его были напудрены, а въ рукахъ онъ держалъ молитвенникъ.
   -- Я пріѣхалъ повидаться съ Мартиной,-- весело отвѣчалъ садовникъ.-- Если только вы уже не похитили ея сердце!
   -- Я чистъ, какъ голубица.
   -- Кстати, какъ поживаетъ вашъ голубь?
   -- Ахъ, ему теперь приходится плохо, и я боюсь, что его вотъвотъ разорветъ какая-нибудь хищная птица изъ лѣса. Но зато я въ восторгѣ отъ того, что я здѣсь, въ этомъ дворцѣ. М-me де-Помпадуръ пристроила и меня къ здѣшней домовой церкви. Я кладу ладанъ, вливаю вино въ сосуды, чищу покровы и четырехъ бронзовыхъ ангеловъ. Пойдемте, я провожу васъ къ m-lle Веко.
   Онъ повелъ Жасмена куда-то влѣво. Они прошли черезъ коридоръ безъ дверей и вышли на второй дворъ, который выходилъ на большой прудъ. Посреди двора билъ фонтанъ, украшенный мраморной фигурой воина, державшаго въ рукѣ отсѣченную голову. Около фонтана стояли на часахъ два гусара, охраняя воду, которая предназначалась только для короля.
   Агатонъ съ Жасменомъ вторично прошли черезъ какое-то зданіе и очутились въ сосновомъ саду, ослѣпившемъ садовника своимъ дивнымъ цвѣтникомъ.
   -- Сюда,-- сказалъ Агатонъ.
   Они вошли подъ круглый сводъ, украшенный фресками, на которыхъ были изображены какія-то обнаженныя богини.
   -- Подождите здѣсь.
   Агатонъ исчезъ. Черезъ нѣсколько минутъ появилась Мартина. Жасменъ былъ очень удивленъ, увидя, что ея волосы напудрены, какъ и у ея госпожи.
   -- Не для того ли ты меня сюда и вызвала, чтобы показать, какъ идетъ къ себѣ пудра?-- спросилъ онъ, здороваясь.
   -- И для этого и кое для чего другого. Ты нуженъ для маркизы Помпадуръ.
   Они поднялись по лѣстницѣ, сдѣлали нѣсколько поворотовъ но коридорамъ и очутились въ большой залѣ, видъ которой ослѣпилъ садовника. Зала была украшена медальонами, въ которыхъ были изображены нагія женщины и воины въ героическихъ каскахъ. Эти фрески поддерживались стройными каріатидами съ длинными ногами и съ улыбкой ясной молодости. Они поддерживали карнизы, словно корзины цвѣтовъ. Въ залѣ тамъ и сямъ были раскиданы ширмочки. Въ углу была вдѣлана небольшая порфировая ванна. Слуга принесъ цѣлый сосудъ какой-то душистой воды, которую Мартина быстро влила въ ванну.
   -- Мы здѣсь только на время,-- говорила она.-- Маркиза хочетъ, чтобы для нея былъ построенъ особый павильонъ, подальше отъ этого дворца.
   Жасменъ молча разсматривалъ нимфъ на фрескахъ.
   -- У настоящихъ женщинъ такихъ стройныхъ ножекъ не бываетъ,-- замѣтилъ онъ.
   -- Ну, ты не видалъ женщинъ въ такомъ костюмѣ,-- возразила
   Мартина.-- Оттого ты такъ и говоришь. Я, по крайней мѣрѣ, знаю двухъ, у которыхъ ноги будутъ не хуже.
   -- Вотъ какъ!
   Мартинѣ вдругъ пришла въ голову лукавая мысль показать Жасмену маркизу де-Помнадуръ въ совершенно обнаженномъ видѣ. Ослѣпленная своей любовью, она не боялась послѣдствій своей смѣлой затѣи и догадывалась, что ея молодость выдержитъ какое угодно сравненіе.
   -- Уходи скорѣе,-- сказала она Жасмену.-- Сейчасъ должна прійти сюда маркиза.
   Садовникъ шмыгнулъ въ какой-то темный коридоръ и остановился какъ разъ надъ Золотыми воротами, которыя вели въпаркъ.
   Вдругъ около него появилась Мартина. Она шла на цыпочкахъ и держала палецъ на губахъ.
   -- Иди сюда,-- прошептала она.
   Она взяла садовника за руку.
   -- Тихонько! Чтобъ тебя и не слышно было!
   Жасменъ затаилъ дыханіе. Мартина ввела его въ какую-то комнату и поставила за трельяжъ.
   -- Взгляни въ щелку и уходи.
   Жасменъ приникъ лицомъ къ просвѣту между двумя листьями и вздрогнулъ всѣмъ тѣломъ.
   Посреди порфировой ванны стояла, совершенно обнаженная, маркиза де-Помпадуръ и, изогнувшись, обливала себя черезъ плечо духами. Она улыбалась своими ярко накрашенными губами и, выливъ на себя большой серебряный флаконъ, бросила его Мартинѣ. Та бросилась вытирать ее, а это время другая служанка подала ей тонкую батистовую рубашку и легкое платье свѣтло-зеленаго цвѣта.
   Жасменъ отшатнулся. Грудь его тяжело дышала, кровь хлестала въ виски. Онъ долженъ былъ прислониться къ стѣнѣ.
   -- Что ты дѣлаешь со мной, Мартина?
   Камеристка въ своей короткой юбкѣ, раскраснѣвшаяся отъ растиранія маркизы, была уже около него. По ея обнаженнымъ рукамъ еще струились благовонныя капли.
   -- Ну,-- сказала она вызывающе: -- это, пожалуй, будетъ но хуже твоихъ нимфъ.
   -- О, Мартина!-- могъ только прошептать садовникъ.
   -- Здѣсь нельзя оставаться, насъ могутъ застать,-- промолвила она какимъ-то страннымъ, дрожащимъ голосомъ.
   Она повлекла Жасмена въ одну изъ комнатъ, которыя были прежде заняты маркизой, и заперла ее на ключъ.
   -- Оставайся здѣсь,-- сказала черезъ полчаса Мартина:-- я приду къ тебѣ опять.
   И дѣйствительно, она быстро вернулась. Бросивъ на Бюге лукавый взглядъ, она заговорила:
   Маркиза бранила меня. Но я сказала, что я искала тебя во дворѣ "Бѣлой Лошади". Иди скорѣе.
   Жасменъ вздрогнулъ.
   -- Что ей надо отъ меня?
   -- Да или же, дикарь, дурного она тебѣ ничего не сдѣлаетъ.
   Жасменъ поправилъ галстукъ, пригладилъ волосы.
   Мартина быстро почистила его камзолъ.
   -- Ну, вотъ! Ты теперь сіяешь, какъ звѣзда!
   Она взяла его за руку и повела. Они очутились въ той самой комнатѣ, гдѣ стояла порфировая ванна. Отъ ароматовъ духовъ и влажной атмосферы Бюге сталъ красенъ, какъ піонъ. Мартина толкнула его въ полуотворенную дверь, и Жасменъ очутился передъ маркизой де-Помпадуръ.
   Многочисленныя ширмы придавали очень уютный видъ этой большой залѣ съ чернымъ потолкомъ Маркиза сидѣла на легкомъ креслѣ возлѣ окна. Ея свѣтло-зеленаго платья совсѣмъ не было видно изъ-подъ шелковаго пеньюара: около нея хлопотали нѣсколько горничныхъ, напудривая ей волосы. Одна изъ нихъ сильно нажимала пульверизаторъ, и пыль изъ пудры тучей летала вокругъ головы маркизы. Поодаль стоялъ столикъ съ парикмахерскими принадлежностями и ящичкомъ съ мушками. За нимъ возвышалось дивное зеркало, украшенное позолоченными голубками.
   Жасменъ неловко мялъ въ рукахъ свою шляпу.
   -- А я узнаю васъ,-- сказала маркиза, вскидывая на него глаза.-- Я васъ видѣла въ Льесанѣ, и вы оказали мнѣ большую услугу. Я нахожу, что ваши цвѣты великолѣпны. Нечего краснѣть. У васъ есть такіе тюльпаны, которыхъ я'никогда раньше не видала. Они такъ же красивы, какъ и тѣ, которые бываютъ на карнавалѣ въ Венеціи. Цвѣта такъ подобраны, словно на картинахъ Буше.
   Легкимъ жестомъ своей бѣлой руки маркиза разогнала носившуюся передъ ней пудру.
   -- Наклей мнѣ три мушки,-- сказала она Мартинѣ.
   Повернувшись къ Жасмену, она указала ему на какой-то свертокъ, лежавшій на табуретѣ.
   -- Разстелите это по полу. Вы увидите, что я велѣла сдѣлать по вашимъ цвѣтамъ.
   Бюге развернулъ шелковую матерію. На бѣломъ и свѣтло-зеленомъ фонѣ были сдѣланы тюльпаны и гіацинты, которые онъ тотчасъ призналъ за свои.
   -- Это тоже садъ.
   -- Такъ точно, сударыня.
   Жасменъ былъ ошеломленъ.
   -- Это вы работали въ паркѣ Во-Пралэнъ, Флери, анъ Біеръ и Курансъ?-- спросила маркиза.
   -- Да, сударыня.
   -- Въ такомъ случаѣ вы отличный садовникъ, и я дамъ вамъ мѣсто у себя.
   Бюге казался удивленнымъ.
   -- Это васъ испугало?-- смѣясь, спросила маркиза.-- Не бойтесь. Я люблю цвѣты и садовниковъ.
   Бюге бросился къ ея ногамъ.
   -- Это для меня настоящее счастье, сударыня, и я принимаю предложеніе. Это мечта всей моей жизни.
   -- Такъ какъ вы уже стоите на колѣняхъ,-- продолжала, шутя маркиза:-- то держите передо мной зеркало.
   Бюге схватилъ зеркало и сталъ держать его передъ лицомъ маркизы, наклонившейся къ нему, чтобы лучше разсмотрѣть, какъ налѣплены мушки.
   -- Что вы такъ дрожите? Можно подумать, что вы стоите на колѣняхъ первый разъ въ жизни и притомъ передъ женщиной, въ которую вы влюблены?
   Жасменъ едва не выронилъ зеркала.
   Маркиза встала. Она была возбуждена, и сквозь косметики на ея блѣдномъ лицѣ пробивался естественный румянецъ. Въ какомъ-то артистическомъ самозабвеніи она говорила сама съ собой: "Цвѣты! Цвѣты! При помощи цвѣтовъ я достигну такой красоты, которая затмитъ саксонскій фарфоръ. Мои платья будутъ имѣть такой же блескъ и ароматъ, а мебель и мелкія вещи такое же изящество".
   Задыхаясь отъ волненія, она опять опустилась въ кресло.
   -- А докторъ Кене заставляетъ меня сохранять спокойствіе. Мнѣ все запрещается.
   Она вздохнула.
   -- Жасменъ, я сама назначу вамъ жалованье. А сколько я вамъ должна сейчасъ?
   -- Вы не должны мнѣ, сударыня.
   -- Однако, вѣдь не богиня Флора доставляетъ вамъ хлѣбъ и вино?
   Маркиза Помпадуръ пристально взглянула на садовника, который сіялъ счастьемъ и молодостью.
   -- Вы не изъ жадныхъ,-- промолвила она.-- Я тоже и такъ какъ хозяйка я, то я и приказываю вамъ получить съ меня что слѣдуетъ.
   Она взяла со стола листокъ бумаги, обмакнула гусиное перо въ чернильницу и проставила цифру.
   -- Идите съ этимъ къ моему казначею.
   Жасменъ взялъ листокъ бумаги, прижалъ его къ своему сердцу, поклонился и вышелъ.
   Въ сосѣдней комнатѣ его ждала Мартина.
   -- Когда же наша свадьба, Жасминъ?
   -- Когда хочешь, Мартина.
   

VIII.

   На другой день Жасменъ проснулся поздно. Когда онъ открылъ окно, надъ Сеной носился золотистый туманъ, птицы громко пѣли на индійскомъ каштанѣ, на крышѣ ворковали голуби. Виноградники были какъ бы окутаны паромъ. Рябина, посаженная у входа въ садъ, сверкала, какъ яркое пламя.
   Старуха Бюге вышла изъ дому и открыла курятникъ. Птицы бросились изъ него толпой, хлопая крыльями и потрясая своими красными гребнями.
   Появленіе матери навѣяло на Жасмена грустныя мысли.
   "Хватитъ ли у меня духу сказать ей, что я скоро ее оставлю?" -- думалъ онъ.
   Онъ спустился внизъ и крѣпче обыкновеннаго поцѣловалъ мать.
   -- Ты что-то очень нѣженъ сегодня -- замѣтила она.
   Послѣ завтрака Жасменъ объявилъ о своей скорой свадьбѣ и о мѣстѣ, которое онъ получилъ у маркизы де-Помпадуръ. Сдѣлалъ онъ это, краснѣя и уткнувъ носъ въ тарелку.
   Старуха отъ изумленія всплеснула руками.
   -- Не ослышалась ли я?-- вскричала она, блѣднѣя.-- Да подумалъ ли ты о томъ, что хочешь сдѣлать? Оставить отчій домъ и садъ, который даетъ намъ кусокъ хлѣба, гдѣ ты самъ себѣ господинъ, и все это для того, чтобы заработать деньги. Итти подметать дорожки, по которымъ ходитъ эта. колдунья. Вотъ и имѣйте послѣ этого дѣтей! Надрывайтесь, чтобы обезпечить имъ кровъ! Какая жалость, какая досада!
   Жасменъ молчалъ.
   -- Что такое съ нами случилось? Старая Фугонъ -- да упокоитъ Господь ея душу -- давно предсказывала мнѣ, гадая на картахъ послѣ того, какъ ты родился, что намъ принесетъ несчастіе какая-то важная дама. Ахъ, Жасменъ, Жасменъ.
   Она съ плачемъ вышла изъ-за стола и ушла въ свою комнату, не желая, чтобы сынъ входилъ къ ней.
   -- Оставь меря. Я хочу помолиться.
   Зима была дождливая. Въ рѣдкіе дни, когда позволяла погода, Жасменъ работалъ въ саду, раскладывалъ зерна въ маленькіе пакеты и исправлялъ силки.для сусликовъ.
   Мартина не была ни на Рождествѣ, ни въ Крещенье. Она прислала письмо изъ Парижа, извѣщая, что 24-го декабря умерла мать маркизы и что она очень огорчена этой утратой.
   Черезъ нѣсколько недѣль она писала, что маркиза купила имѣніе около Дре, гдѣ она будетъ передѣлывать домъ и хочетъ разбить новый паркъ. "Мы возвращаемся въ Версаль,-- добавляла она:-- ибо черезъ три дня тамъ будетъ концертъ. Надѣюсь, что намъ найдется дѣло въ новомъ паркѣ".
   Но мѣсто получили другіе. Мартина уже не писала болѣе объ этомъ, а вскорѣ и совсѣмъ замолкла.
   Это молчаніе приводило Жасмена въ уныніе. Онъ пошелъ къ кюре и исповѣдывался ему въ своемъ грѣхѣ. Тотъ отпустилъ ему его грѣхъ, но посовѣтовалъ какъ можно скорѣе вступить съ Мартиной въ бракъ. Съ этого времени кюре сталъ иногда заходить къ садовнику. Изъ всѣхъ цвѣтовъ ему больше всего нравился страстоцвѣтъ.
   -- Это чудо Божіе,-- говорилъ онъ.-- Этотъ цвѣтокъ имѣетъ формы орудій страстей Христовыхъ. Листья представляютъ намъ одежду, въ которую іудеи облекли Христа, а ихъ острые концы -- терніе, изъ котораго была сдѣлана для Него корона. А эти длинныя нити кроваваго цвѣта развѣ не похожи на бичи, которыми Его бичевали? А этотъ стебель напоминаетъ столбъ, къ которому Онъ былъ привязанъ.
   Иной разъ достопочтенный отецъ, отвѣдавъ стаканчикъ вина, начиналъ убѣждать Жасмена, чтобы онъ былъ терпѣливъ.
   -- Другое дѣло высокопоставленные люди. Они не помнятъ своихъ словъ и обѣщаній. Но въ Мартинѣ ты можешь быть увѣренъ. Я училъ ее закону Божію, и я знаю ея сердце. Кромѣ того, терпѣніе есть добродѣтель христіанская. Сколько лѣтъ Іовъ жилъ въ своей лачугѣ и сколько лѣтъ простоялъ на своемъ столбѣ Симеонъ Столиникъ?
   Въ октябрѣ Жасменъ не пошелъ на сборъ винограда. Однажды его мать вернулась домой съ тыквой въ рукахъ.
   -- Ты словно несешь колесо счастья,-- замѣтилъ ей Жасменъ.
   -- Лучше держать это счастье въ рукахъ, чѣмъ бѣжать и ловить его по дорогамъ въ Парижъ и Версаль!
   Старуха кончила тѣмъ, что стала отговаривать Жасмена жениться на Мартинѣ.
   -- Говорятъ, что мало повѣсить эту д'Этіоль,-- говорила она,-- Люди, вполнѣ достойные, которымъ случалось проѣзжать черезъ Меленъ, разсказываютъ, что эта интриганка, выскочившая изъ мелкаго рода, позоритъ Францію, что она дочь потаскушки и вора.
   -- Они лгутъ,-- кричалъ Жасменъ, красный отъ гнѣва.-- Жаль, что меня тамъ не было, я бы вырвалъ имъ языкъ! Развѣ король могъ бы допустить ко двору такую женщину?
   -- Какъ видишь!
   Жизнь въ деревушкѣ шла изо дня въ день своимъ чередомъ. Приходилъ Евстафій Шатуйяръ сказать, что онъ женится на дочери столяра изъ Корбейля, и приглашалъ Жасмена на свадьбу. Жасменъ ѣздилъ на нее. Черезъ нѣсколько недѣль, въ одно ноябрьское утро, на улицѣ послышались шумные голоса:
   Тьенетта Лампа леръ, вырвавшись изъ замка маркиза д'Оранжи, прибѣжала въ деревню въ розовыхъ чулкахъ и въ красивыхъ батимакахъ съ пряжками. Старый маркизъ, весь красный и въ сбившемся парикѣ, стоялъ у рѣшетки своего замка и грозился кулакомъ.
   -- Паршивая дѣвчонка,-- кричалъ дьячокъ Гурбильонъ:-- ты, кажется, связалась съ этимъ старикомъ!
   -- Вовсе нѣтъ,-- отвѣчала бойкая Тьенетта.-- Онъ мнѣ только надѣлъ чулки и башмаки. А когда онъ сталъ было расточать мнѣ свои любезности, меня и слѣдъ простылъ.
   1-го января 1747 года (Жасменъ не видалъ Мартину уже цѣлый годъ) Бюге получилъ отъ нея письмо, въ которомъ она просила его отложить еще немного ихъ свадьбу! М-me де-Помпадуръ такъ занята! Она устраивала въ своихъ внутреннихъ аппартаментахъ театръ, въ которомъ могли подвизаться только три-четыре самыхъ большихъ вельможи. "Маркиза,-- писала Мартина,-- не забываетъ и устройство парка. Она закончила два рисунка, которые будутъ выгравированы.
   На одномъ изображены твои трофеи: лейка, лопата, грабли, на другомъ нагіе амуры, ухаживающіе за лавровыми деревьями".
   Почеркъ этихъ писемъ дѣлался все красивѣе и тоньше, а стиль -- благороднѣе и возвышеннѣе.
   "Она становится гордой", вздохнулъ про себя Бюге, грустно махнувъ рукой.
   Дѣло шло къ Пасхѣ. Погода была скверная: лилъ дождь и шелъ снѣгъ.
   Время отъ времени Бюге посылалъ Мартинѣ пламенныя посланія, въ которыхъ писалъ: "Все мнѣ кажется мрачнымъ, и я уже не жду съ нетерпѣніемъ цвѣтовъ и плодовъ, а дожидаюсь только, когда ты пріѣдешь. Это будетъ моя единственная радость. Я уже не читаю книги Кэнтини, хотя мнѣ еще многому слѣдовало бы поучиться въ нихъ къ тому времени, когда я буду садовникомъ у маркизы Помпадуръ. Это время мнѣ представляется земнымъ раемъ. Ты должна постараться, чтобы оно наступило поскорѣе".
   Мартина отвѣчала, что, къ сожалѣнію, она ничего не можетъ сдѣлать и что запрещено обращаться къ мастерамъ съ какими-либо вопросами.
   "Маркиза попрежнему къ намъ очень расположена,-- писала она,-- Она строитъ дворецъ подъ Парижемъ. Тамъ мы будемъ завѣдывать паркомъ, а Агатонъ Пьефэнъ -- кухней. Онъ такой же ханжа и все ухаживаетъ за мной. Всѣ смѣются надъ нимъ. Въ день его именинъ ему подали каплуна съ горошкомъ, а онъ и не догадался, что съѣлъ своего знаменитаго голубя. Онъ очень плакалъ объ этомъ, и мнѣ стало его жалко".
   Жасменъ почувствовалъ, что имъ овладѣваетъ какое-то тайное отчаяніе. Лицо его похудѣло, на лбу показались морщинки. Онъ забросилъ свои растенія, сталъ работать въ саду кое-какъ и читалъ только письма Мартины, которыя носилъ всегда съ собою.
   Наконецъ въ концѣ года онъ получилъ важную вѣсть.
   "Въ апрѣлѣ мѣсяцѣ я пріѣду въ Вуасси. Въ маѣ должна быть наша свадьба, а потомъ мы отправимся къ маркизѣ".
   Подъ письмомъ стояла крупная веселая подпись "Мартина".
   Свадьба состоялась въ первыхъ числахъ мая 1448 года.
   Наканунѣ, какъ разъ въ среду, передъ домомъ садовника остановился тяжелый рыдванъ. Оттуда выпрыгнулъ какой-то длинный человѣкъ и сдѣлалъ пируэтъ.
   -- Бюге!-- закричалъ онъ.-- Здѣсь ли Бюге?
   Жасменъ вышелъ на дворъ.
   -- Агатонъ!
   -- Онъ самый! Маркиза Помпадуръ изволила поручить мнѣ передать вамъ свадебные подарки и приготовить столъ, пока женихъ съ невѣстой будутъ въ церкви.
   Жасменъ въ смущеніи не зналъ, что отвѣчать. Пришла старуха Бюге и пустилась въ разговоры по поводу предстоящаго отъѣзда сына. Великодушіе маркизы ее тронуло.
   Агатонъ вытащилъ изъ рыдвана свертки, завернутые въ полотно.
   -- Не трогайте этого,-- говорилъ онъ.
   -- Что это такое?-- спросила Мартина.
   -- Увидите завтра.
   Тетка Ланда была очень огорчена, что Агатонъ завтра не можетъ пойти въ церковь, и заявила, что останется съ нимъ.
   -- Нельзя же только смотрѣть, какъ будетъ все приготовлять этотъ молодой человѣкъ. Я съ удовольствіемъ пропущу мессу и стану чистить горошекъ и буду пробовать кушанья, чтобы они были по нашему вкусу. У насъ вѣдь не привыкли къ соусамъ, отъ которыхъ горло жжетъ.
   Агатонъ, одѣтый не безъ щегольства, натянулъ на себя шелковые чулки. Ноги у него были короткія, но онъ старался сдѣлать ихъ маленькими.
   Чтобы ощипывать каплуновъ, онъ потребовалъ себѣ передникъ. Мартина сняла съ себя свой и подвязала его Агатону. Дрожь пошла по его тѣлу, когда онъ почувствовалъ на себѣ этотъ фартукъ, еще теплый отъ тѣла камеристки.
   Вся округа работала въ домѣ Бюге. Тьенетта усердно чистила золой какой-то мѣдный котелокъ.
   -- Вотъ какъ онъ блеститъ теперь!-- говорила она.-- Агатонъ можетъ разсматривать въ него свои острыя уши. Право, онъ похожъ на того мраморнаго человѣка у маркиза д'Оранжи, который совсѣмъ человѣкъ, только ноги козлиныя. Если бъ Агатонъ захотѣлъ жениться на мнѣ, я непремѣнно потребовала бы, чтобы онъ показалъ мнѣ, дѣйствительно ли у него ноги, какъ у всякаго христіанина.
   На другой день вся деревенька пришла въ движеніе. Говорили, что маркиза Помпадуръ прислала лучшаго своего повара, чтобы изготовить свадебный обѣдъ.
   Торговка угрями Николь Сансонне говорила, что это тотъ самый поваръ, который нѣсколько времени тому назадъ изобрѣлъ для короля сорокъ новыхъ блюдъ, не говоря уже о дессертахъ.
   Всѣ старики вылѣзли изъ своихъ угловъ, чтобы посмотрѣть на торжественное шествіе мѣстныхъ сливокъ общества.
   Былъ чудный майскій день. Съ колокольни деревенской церкви несся въ лѣса къ фіалкамъ и въ сады къ яблонямъ нѣжный чистый звонъ. Горлицы громко ворковали въ паркѣ маркиза д'Оранжи.
   Шествіе съ трудомъ выбралось изъ церкви. Всякій непремѣнно хотѣлъ принести свое поздравленіе Мартинѣ, которая появилась на паперти при послѣднихъ звукахъ органа.
   На новобрачной было розовое платье, которое такъ хорошо шло къ ея смуглому лицу. Жасменъ заставилъ ее заткнуть за корсажъ букетъ нарциссовъ. На головѣ у нея красовался небольшой бѣлый чепецъ.
   Дома Агатонъ ощипалъ нѣсколько піоновъ и усѣялъ ими дорогу новобрачныхъ, а по обѣ стороны входныхъ дверей прикрѣпилъ по лиліи.
   Когда шествіе подошло къ дому, раздались крики изумленія.
   -- Можно подумать, что все это сдѣлалъ какой-нибудь ангелъ,-- закричала тетка Жильо.
   Агатонъ опустилъ глаза. Когда онъ поднялъ ихъ на Мартину, въ его зрачкахъ сквозило смущеніе.
   Николь Сансонне расширила ноздри и потянула воздухъ, несшійся изъ кухни.
   -- О, чуетъ мой носъ что-то хорошее.
   Въ этотъ моментъ мимо дома проѣзжала старая маркиза д'Оранжи съ одной изъ своихъ родственницъ. Онѣ возвращались съ вѣнчанія. Онѣ были бѣдны, какъ арбалетчики изъ Коньяка, и туги на деньги, но все-таки имъ пришлось раскошелиться на угощеніе. Придерживаясь старинной моды, онѣ носили громоздкія прически; которыя дѣлали ихъ похожими на какихъ-то пестрыхъ попугаевъ. На щекахъ, разрумяненныхъ португальскимъ румянцемъ, красовалось у каждой нѣсколько мушекъ.
   -- Обѣдъ готовъ! Къ столу!-- кричалъ изъ дому дядя Жильо.
   Новобрачныхъ посадили посрединѣ. Они какъ-то неувѣренно сѣли посрединѣ стола передъ приборами, которые были украшены цвѣтами.
   Жильо нашелъ, что они держатъ себя слишкомъ вяло.
   -- Посмотрѣли бы на меня въ день моей свадьбы!-- кричалъ онъ.-- Помнишь, Ѳеодосія?-- продолжалъ онъ, обернувшись къ женѣ.-- А ты, Бюге?
   Старуха Бюге дожала плечами съ видомъ полной покорности.
   Быстрая улыбка скользнула по лицу Мартины. Съ самаго начала, какъ заигралъ органъ, ее охватила какая-то грусть. Ей вспомнилась охота въ Сенарскомъ лѣсу и все, что произошло потомъ въ сердцѣ Жасмена. Ей казалось, что въ сущности это не она выходитъ замужъ. Она почти раскаивалась въ тѣхъ уловкахъ, которыя она пустила въ ходъ, чтобы женить на себѣ Жасмена. Ей представлялось, что на ея мѣстѣ сидитъ другая и что Жасменъ, хоть и разукрашенный бѣлыми цвѣтами, принадлежитъ не ей.
   Гости сдѣлали нападеніе на угрей, которыхъ привезъ съ собой Агатонъ. Мартина сдѣлала честь оливкамъ, которыхъ никто въ деревенькѣ не видывалъ. Тьенетта тоже захотѣла попробовать, но онѣ ей не понравились. Она сдѣлала гримасу и выплюнула ихъ на полъ.
   -- Нельзя и сравнить съ розовой редиской,-- промолвила жена Евстафія Шатуйяра, беременная восьмымъ ребенкомъ.
   -- А вотъ и редиска,-- сказала ей Николь Сансонне.-- Съѣшьте тарелочку, да съ листьями. Это очень хорошо для женщины, когда въ ней зашевелится ребенокъ.
   Съ своей стороны дьячокъ Гурбильонъ, чтобы повеселить общество, вытащилъ изъ кармана какую-то книжку и пустилъ ее по сосѣдямъ. То былъ "Альманахъ рогоносцевъ".
   Тетка Жильо, заглянувъ въ книжку, стыдливо захлопнула ее, но ея мужъ закричалъ:
   -- Ага! Это наводитъ на мысли!
   Тьенетта бросилась было къ альманаху, но тетка Ланда завопила:
   -- Экая мерзость! Вѣдь на виду у всѣхъ это дѣлаютъ только собаки!
   Жильо вырвалъ книжку и сталъ вслухъ читать эпиграммы.
   Мартина густо покраснѣла.
   Агатонъ провозгласилъ, что сейчасъ будутъ поданы "египетскія пирамиды". Онѣ были сдѣланы изъ мелко нарубленной телятины и ветчины, сдобренной всякими пряностями. Пьефэнъ осторожно поставилъ ихъ на столъ.
   -- Египетскія пирамиды! Ихъ рецептъ идетъ, должно быть, отъ самыхъ грековъ,-- докторально замѣтилъ Гурбильонъ.
   Гости нашли ихъ великолѣпными, Жильо никогда не ѣлъ ничего подобнаго.
   -- Ты, навѣрно, чувствуешь себя счастливой, что служишь у маркизы?-- спросилъ онъ Мартину.
   -- Еще бы! А особенно, если она и мужа теперь пристроитъ туда же -- замѣтилъ Канкри.
   -- Конечно, конечно!-- со вздохомъ отвѣчала новобрачная.
   Ей хотѣлось плакать.
   -- Ты счастлива?-- спросилъ по Жасменъ.
   Онъ поцѣловалъ жену въ шею.
   -- Отлично!-- накричалъ Жилье.-- Такъ и надо! Для этого вѣдь женятся.
   Понемногу съѣли и золоченыхъ каплуновъ. Потомъ Агатонъ, растопыривъ руки, внесъ поросенка, который держалъ въ зубахъ лимонъ. Лапы его были перевязаны бѣлыми лентами.
   -- Подвязки новобрачной!-- закричалъ Евстафій!
   Агатонъ поставилъ поросенка передъ новобрачными и елейнымъ голосомъ, какимъ когда-то произносилъ проповѣди, сказалъ:
   -- Мартина! Это тебѣ подносятъ всѣ твои товарищи по службѣ! Прими же это отъ насъ!
   И онъ самъ принялся разрѣзать поросенка. Всѣ подтянулись, желая попробовать блюдо, отъ котораго такъ вкусно пахло трюфелями.
   -- Можно подумать, что мы въ раю,-- вскричала Тьенетта.
   Поваръ исчезъ, чтобы приготовить дессертъ. Жильо велѣлъ принести бутылки.
   -- Послушай, малый,-- сказалъ онъ Жасмену.-- Что же ты словечка не скажешь и сіущшь такъ неподвижно? Въ день свадьбы надо хорошеньпо выпить, чтобы подкрѣпить свои силы! Дай-ка твой стаканъ! Расшевели его хорошенько, Мартина!
   -- Я и такъ стараюсь,-- отвѣчала она.-- Жасменъ!
   Новобрачный снова поцѣловалъ жену.
   -- Можно перечесть, сколько разъ мы цѣловались и не собьешься,-- замѣтила Мартина.
   -- Какъ бы мнѣ хотѣлось попасть въ услуженіе въ Парижъ,-- шептала про себя Тьенетта.
   -- Въ Парижъ?-- спросила подслушавшая ее Моппо.-- Ну, тамъ такихъ замарашекъ и безъ тебя довольно.
   -- Ну, ну, тетка Ланда! Нечего хвастаться!-- вмѣшался Реми Госсе.-- Мы всѣ знаемъ, что ты была тамъ вязальщицей.
   -- О, да,-- воскликнула задѣтая за живоя Ланда.-- Я знаю свое ремесло и могла бы связать такой чулокъ, который не обезобразитъ ногу самой красивой дѣвушки. Доказательствомъ можетъ служить мой подарокъ Мартинѣ. Развяжи-ка вотъ это!
   И она передала Тьепеттѣ свертокъ, который та принялась развязывать зубами.
   -- Фу! Вы, кажется, положили этотъ свертокъ вмѣстѣ съ сыромъ!
   -- А куда же, по-твоему, его надо было положить. Это единственное мѣсто, которое запирается на ключъ и гдѣ мыши не могутъ стащить. Но свертокъ не долженъ такъ сильно пахнуть, я положила его вмѣстѣ съ моимъ бѣльемъ поверхъ сыра.
   -- Понюхайте-ка!-- говорила Тьенетта, передавая ей пакетъ.
   Подали дессертъ. Появился "кладезь любви", наполненный вареньемъ. Надъ сладкимъ пирогомъ новобрачные должны были пожать другъ другу руку. Вслѣдъ за симъ Агатонъ Пьефэнъ подалъ пирожныя, названія которыхъ гости слышали въ первый разъ въ жизни.
   Эти лакомства повысили настроеніе гостей. Тетка Монно тяжело вздыхала.
   -- Какъ хорошо пахнетъ!-- промычала она.
   Агатонъ откупорилъ тонкія вина, присланныя маркизой. Жена Евстафія стала глотать ихъ такими порціями, что ея снуругъ завопилъ.
   -- Что же, ты хочешь, чтобы нашъ ребенокъ явился на свѣтъ вплавь?
   Дьячокъ Эвфемэнъ, пристроившись къ ликерамъ, которые онъ находилъ превосходными, кричалъ:
   -- Да здравствуетъ Мартина! Да здравствуетъ маркиза Помпадуръ!
   -- Здѣсь на пиршествѣ двѣ королевы -- маркиза и Мартина,-- добавилъ Госсе.
   -- Да здравствуетъ Мартина! Да здравствуетъ маркиза!-- заорало все общество.
   Мартина вся позеленѣла, словно ее укусила какая-нибудь змѣя.
   Жасменъ всталъ изъ за стола, шатаясь. Тьенетта молча похлопывала по спинѣ старуху Бюге, которая заливалась горючими слезами.
   Кто-то сталъ стучать по стакану. Дьячокъ сталъ говорить рѣчь. Онъ распространился о святости брака.
   -- А въ карманѣ-то у тебя "Альманахъ рогоносцевъ"!-- крикнула Тьенетта.
   -- Чортова перечница!-- выругался Гурбильонъ.
   Не смущаясь, онъ закончилъ свою рѣчь, назвавъ Бюге счастливой матерью. Потомъ къ новобрачнымъ подошелъ скрипачъ, чтобы начать танцы.
   Задумчивость Бюге сильно огорчала Мартину. Желая напомнить и о себѣ, она встала изъ-за стола и пошла танцовать, стараясь припомнить, какъ маркиза Помпадуръ танцовала менуэтъ.
   Заслышавъ музыку, явились посмотрѣть на деревенскій балъ маркизы д'Оранжи и ихъ знакомые. На маркизѣ былъ парикъ à la financière, тяжело падавшій ему на плечи. Маркиза высокомѣрно поднимала свой римскій носъ, около котораго красовалась черная мушка, означавшая: "все это меня оскорбляетъ".
   Балъ на берегу Сены открыли новобрачные. Маркиза должна была сознаться, что эта мужичка не лишена граціи, которая встрѣчалась въ добрыя старыя времена. Ланда подала руку старому
   Жильо, а Тьенетта, къ величайшему неудовольствію маркиза, тандовала поочередно со всѣми парнями.
   Пока гости танцевали подъ липами, новобрачные прогуливались но берегу.
   Жасменъ глядѣлъ на воду, покраснѣвшую отъ вечерней зари.
   Мартина приникла къ его плечу.
   -- Ты все думаешь о Парижѣ и Этіолѣ, куда мы поѣдемъ?
   -- Да, Мартина,-- отвѣчалъ Жасменъ, не зная, что ей уже извѣстна его сердечная тайна.
   Слезы покатились по блѣднымъ щекамъ молодой женщины?
   -- Что съ тобой?
   -- Сейчасъ надъ ними пролетѣли два ворона. Я боюсь.
   -- Глупости,-- пробормоталъ Жасменъ.
   

IX.

   Маркиза Помпадуръ отпустила Мартину въ Вуасси-ла-Вертранъ на цѣлый мѣсяцъ. Затѣмъ ей было приказано явиться вмѣстѣ съ мужемъ въ Парижъ.
   Въ день отъѣзда всѣ поднялись до восхода солнца. У старухи Бюге глаза были красны. Она подарила Мартинѣ четки, которыя принадлежали прадѣду ея сына, и сказала:
   -- Перебирая ихъ, вспоминай обо мнѣ.
   Она снабдила невѣстку на дорогу жареной курицей, короваемъ хлѣба и холодной лепешкой.
   -- Вамъ предстоитъ такое путешествіе! Вы такъ далеко ѣдете! Богъ знаетъ, куда васъ загонитъ еще ваша проклятая маркиза!
   Сыну она сочла долгомъ сдѣлать внушеніе.
   -- Будь добрымъ мужемъ и не забывай молиться!
   Сборы къ отъѣзду производились при свѣчахъ. Хотя было еще темно, Тьенетта была уже тутъ какъ тутъ.
   -- Напиши мнѣ, когда у тебя будетъ ребенокъ,-- говорила она Мартинѣ.-- Смотри, не свернись у этой маркизы Помпадуръ,-- продолжала она, обнимая свою подругу.
   -- Это я могу тебѣ обѣщать.
   Жасменъ старался утѣшить мать.
   -- Мы часто будемъ видѣться. Кромѣ того, каждый мѣсяцъ я буду писать тебѣ длинныя письма. Жильо и Реми Госсе будутъ навѣщать тебя, а ухаживать за тобой будетъ Канкри. Смотри, чтобы Леги хорошенько работалъ въ саду. Онъ знаетъ мои деревья. Если тебѣ будетъ страшно, то Тьенетта можетъ поселиться здѣсь. Когда же намъ удастся достичь счастья, тогда можно будетъ зажить и въ Буасси.
   -- Ваше счастье,-- отвѣчала, качая головой, Бюге,-- было въ этомъ домѣ.
   Тьенетта и Мартина уложили въ телѣжку Жасмена ящики съ одеждой и склянки съ водой на винномъ спирту, которую удивительно дѣлала старая Бюге.
   -- Эта вещь вамъ будетъ пріятна вечеромъ, когда вы останетесь одни,-- говорила она.
   Въ открытую дверь врывался холодный ночной воздухъ, и лишь бубенчикъ Жасменовой лошаденки нарушалъ полную тишину.
   Старуха Бюге принесла теплаго молока. Выпивъ его, отъѣзжающіе поцѣловались съ нею въ послѣдній разъ, и оба супруга сѣли въ экипажъ.
   -- Да хранитъ васъ Господь Богъ,-- прошептала Бюге.
   Телѣжка тронулась. Не успѣла она отъѣхать нѣсколько шаговъ, какъ кто-то сильно застучалъ кулакомъ въ дверь.
   -- Они вернутся, вернутся,-- слышался успокаивающій голосъ Тьенетты.
   Раздалось рыданіе. Мартина въ темнотѣ догадалась, что это плакалъ Жасменъ.
   Телѣжка направилась къ Мелену. Лошаденка бѣжала по берегу Сены, бурлившей подъ ночнымъ вѣтеркомъ.
   Вскорѣ на горизонтѣ появился бѣлесоватый свѣтъ, и протянулась длинная полоска зари, которая, пересѣкаясь съ высокимъ шпицемъ колокольни Сентъ-Аспэ, образовывала съ нимъ на небѣ большой крестъ. Осѣняемый имъ, Меленъ крѣпко спалъ.
   Торговецъ телѣжками охотно купилъ у Жасмена его экипажъ. Давъ ему нѣсколько звонкихъ монетъ, онъ помогъ супругамъ добыть себѣ мѣсто на буксирномъ суднѣ, которое отправлялось въ Парижъ.
   На палубѣ въ лучшемъ углу оказались два монаха, нѣсколько крестьянъ, какой-то офицеръ швейцарской гвардіи, торговцы живностью. Эти послѣдніе выгружали корзины съ курами, яйцами, утками, кричавшими въ своихъ ивовыхъ тюрьмахъ.
   Тронулись дальше.
   Тяжелый буксиръ тянули пять лошадей, привязанныхъ къ мачтѣ длинной веревкой. Иногда веревка, ослабѣвая, хлестала по розовѣвшей отъ утренней зари водѣ, и тогда казалось, что по рѣкѣ протягивалась огненная полоса. Матросы, столпившіеся на декѣ, готовили себѣ супъ въ котелкѣ. Поверхность рѣки была какъ зеркало.
   Вскорѣ показался Буасси-ла-Бертранъ, гдѣ предстояло пересаживаться. Бюге все еще стояла на берегу Сены, дѣлая съ Тьенеттой прощальные знаки рукой. Жасменъ смотрѣлъ на мать, пока она совсѣмъ не скрылась изъ виду. Когда буксиръ присталъ къ Сенъ-Пору, онъ могъ различить только ея бѣлый чепецъ. Видно было, что она поднималась въ гору. Тогда онъ сталъ искать глазами крышу своего дома, но изъ деревьевъ его уже не было видно. Только легкій дымокъ вился на томъ мѣстѣ, гдѣ онъ стоялъ. Жасменъ закрылъ лицо руками и заплакалъ.
   Мартина старалась какъ-нибудь его утѣшить.
   -- Смотри, вотъ Жильо!-- сказала она.
   Дѣйствительно, Жильо вышли изъ ограды своего завода.
   -- Возвращайтесь къ сбору винограда!-- кричалъ дядя Жильо.
   Прибрежные утесы, тронутые утреннимъ солнышкомъ, казались янтарными. Виноградники блестѣли. Сена, сдѣлавъ поворотъ, входила въ лѣсъ.
   На буксирѣ монахи присосѣдились къ бутылкѣ, которую тянули по очереди. Офицеръ швейцарской гвардіи, покручивая усъ, украдкой бросалъ на Мартину нѣжные взгляды.
   Судно поравнялось съ Ле-Кудрэ, плоскимъ мѣстомъ, гдѣ Сена расширяется. Небо стало совсѣмъ сине и ярко отражалось въ рѣкѣ. Затѣмъ показался Корбейль съ своими бастіонами, башнями и большими зерновыми складами. Такъ какъ это былъ базарный день, то мостъ былъ загроможденъ повозками. Маленькая церковка, стоявшая на самой вершинѣ холма, весело позванивала въ свои колокола. Съ буксира выгрузили нѣсколько корзинъ съ птицей.
   Немного дальше справа показалась крыша замка въ Этіолѣ. На Жасмена нахлынули воспоминанія. Вспомнилъ онъ, какъ онъ видѣлъ маркизу среди луннаго свѣта, какъ она была полна граціи и прелести. Ему представилась ея маленькая ножка, едва касавшаяся зелени. Въ ушахъ у него еще стоялъ звукъ віолончели, несшійся къ весеннимъ небесамъ. Онъ вспомнилъ этотъ менуэттъ, который онъ напрасно до сего времени старался возобновить въ памяти. Задумчиво глядѣлъ онъ на рыбака, который на длинной лескѣ вытаскивалъ попавшуюся щуку, и на баржи, плывшія по теченію рѣки. Какой-то пастухъ утолялъ свою жажду, зачерпывая шапкой прямо изъ рѣки, прачки стояли, наклонившись, на плоту, отражавшемся въ водѣ, какъ въ зеркалѣ. Тамъ и сямъ мелькали деревеньки, тонувшія въ зелени. Подходили къ Жювизи.
   -- Съѣдимъ что-нибудь,-- говоритъ Мартина.-- До полдня еще далеко.
   Она вытащила курицу, взяла себѣ порцію и дала часть Бюге. Монахи попросили себѣ кости и прежде, чѣмъ начать ихъ глодать, забормотали свои молитвы.
   Въ Шуази мѣстные обыватели принесли на паромъ сладкіе пирожки. Жасменъ одинъ отдалъ Мартинѣ, а другой предложилъ офицеру швейцарской гвардіи.
   Самого замка Шуази не было видно. Виднѣлись лишь высокія крыши, верхушка бывшаго фонтана и пристань, на концѣ которой среди цвѣтниковъ, спускавшихся до самаго берега рѣки, бесѣдка, похожая на ажурный кіоскъ.
   -- Мнѣ иногда приходилось здѣсь бывать съ маркизой,-- сказала Мартина.-- Она устроила этотъ дворецъ, словно какой-нибудь феерическій театръ.
   Жасменъ съ любопытствомъ глядѣлъ на крыши, которыя, казалось, скрывали подъ собой самыя соблазнительныя тайны.
   Между тѣмъ буксиръ все плылъ впередъ.
   -- Скоро мы будемъ и въ Парижѣ,-- сказалъ одинъ изъ монаховъ.
   Солнце покрывало Сену словно какой-то золотистой скатертью, и рѣка была какъ изъ расплавленной мѣди. Жасменъ мало-по-малу сталъ различать на горизонтѣ крѣпостныя стѣны, безчисленныя1 крыши, налѣво возвышался старинный соборъ, направо -- огромная крѣпость.
   -- Парижъ!-- закричалъ матросъ.
   Бюге пристально смотрѣлъ на залитый свѣтомъ городъ.
   -- Какой большой дворецъ,-- сказалъ онъ Мартинѣ.
   -- Это Лувръ,-- отвѣчала она.
   -- А это?-- спрашивалъ онъ, указывая на крѣпость.
   -- Это Бастилія. Боже тебя сохрани туда попасть!
   Они позвали двухъ крючниковъ, которые помогли имъ перенести ихъ корзины. Обогнувъ Бастилію, они очутились на улицѣ Сентъ-Антуанъ. Жасменъ долго смотрѣлъ на закрытыя рѣшетками окна крѣпости, на ея тяжелыя башни и пушки, высовывавшіяся изъ амбразуръ. Со стороны улицы Сентъ-Антуанъ стѣны крѣпости были усѣяны лавками со сластями, токарными и аптекарскими товарами и разными бездѣлушками. Онѣ лѣпились около сѣрой стѣны крѣпости, словно клѣтки съ птицами.
   Въ этотъ іюньскій вечеръ толпа народу двигалась вдоль дома де-ла-Помпонеттъ, отличавшагося террасой съ цвѣтами. Далѣе шелъ другой домъ, похожій на перечницу. Стѣны третьяго сходились подъ острымъ угломъ. Запахъ коровниковъ и парного молока доносился до самой гостиницы "Золотой Левъ", гдѣ стояла королевская гвардія, и до гостиницы "Майнцъ", гдѣ остановился какой-то экипажъ. Пронесли какія-то носилки. Торопливо прошли двѣ гризетки въ подоткпутыхъ. платьяхъ. На церкви св. Маріи, опиравшейся на контрфорсы крѣпости съ аспидной крышей, зазвонили къ вечерней молитвѣ.
   Жасменъ былъ въ восторгѣ отъ такого веселаго прибытія въ городъ. Встрѣча показалась ему хорошимъ предзнаменованіемъ.
   -- Помоги, Бозке!-- сказала Мартина.
   Сдѣлавъ нѣсколько шаговъ, Бюге углубились въ узкіе переулки. Жасменъ былъ удивленъ высотой домовъ. Ему нравилось, какъ хлопали бичами извозчики, нравилось смотрѣть на суету экипажей и повозокъ, на навѣсы передъ шшиными лавками и на огопьки, блестѣвшіе въ закусочныхъ.
   Какая-то толстая женщина сидѣла на тумбѣ, дерзка на колѣняхъ корзину съ бутылками. Въ одной рукѣ она держала стаканъ, въ другой кружку и кричала:
   -- Вотъ жизнь! Жизнь!
   Бюге предложилъ выпить у нея носильщикамъ, которые шли за ними. Тѣ закашлялись, Мартина расхохоталась.
   Какая-то маленькая дѣвочка продавала посуду, крича:
   -- Вотъ фаянсъ! Кому фаянсъ!
   -- Не купить ли для начала нашего хозяйства?-- спросила Мартина.
   -- Не стоитъ! Тутъ есть вещи получше!
   И онъ показалъ Мартинѣ пирожное, красовавшееся въ окнѣ кондитерской.
   Угостивъ жену, Бюге продолжалъ свой путь. Онъ останавливался передъ каждой лавкой, продавался ли тамъ табакъ, или вѣера, разные раритеты. Иногда его толкали франты, выходившіе изъ своихъ экипажей и бросавшіе дерзкіе взгляды на Мартину.
   Подойдя къ Пале-Роялю, они увидѣли старуху, игравшую передъ трактиромъ на какомъ-то инструментѣ. Бюге остановился, какъ очарованный. Музыка папомнила ему тѣ пѣсни, которыя когда-то звучали въ его сердцѣ, и онъ вспомнилъ о маркизѣ Помпадуръ.
   -- Иди, иди,-- говорила Мартина.-- Мы и такъ опаздаемъ.
   Вскорѣ они достигли огромнаго зданія изъ краснаго кирпича -- то былъ дворецъ кардинала Мазарини -- и, сдѣлавъ еще нѣсколько поворотовъ, оказались передъ большимъ домомъ. Ихъ встрѣтилъ какой-то лакей, одѣтый въ желтую съ зеленымъ ливрею, и сказалъ:
   -- Васъ всѣ ищутъ..
   Они поднялись на самый верхъ въ маленькую мансарду. Мартина очень устала. Доѣвъ то, что осталось отъ ихъ запасовъ, она легла спать.
   Жасменъ спустился впизъ и пошелъ поужинать съ прочей прислугой. Агатонъ Пьефэнъ, увидѣвъ его, бросился ему на шею. Отъ повара пахло чеснокомъ и мускатомъ. Онъ казался утомленнымъ.
   -- Городъ дѣйствуетъ на меня плохо.,-- говорилъ онъ,-- Я созданъ для того, чтобы жить въ загородныхъ замкахъ.
   Въ девять часовъ онъ увлекъ Бюге съ собою въ одну изъ закусочныхъ лавокъ, гдѣ онъ былъ обычнымъ посѣтителемъ. На вывѣскѣ ея было нарисовало золотое солнце, испускавшее тяжелые лучи и окруженное виноградомъ. Ужинъ только что кончился, пахло разлитымъ соусомъ и остатками вина. Агатовъ пожалъ руку хозяину-толстяку, поспѣшившему налить ему большую кружку вина. Поваръ маркизы Помпадуръ накинулся на индѣйку, красовавшуюся на блюдѣ, и сталъ макать ее вѣдеревянный сапогъ съ солью, привѣшенный около камина. Онъ ѣлъ съ жадностью.
   -- Не могу, знаете, ѣсть свою собственную стряпню,-- сказалъ онъ.-- Предпочитаю чужую.
   Онъ подсѣлъ къ Жасмену и сталъ его разспрашивать.
   -- Вы въ самомъ дѣлѣ любите вашу жену.
   -- Какой смѣшной вопросъ! Я никогда не женился бы на ней, если бъ я былъ къ ней равнодушенъ.
   -- Вотъ какъ! А на свадьбѣ у васъ былъ такой разсѣянный видъ!
   -- Плохо вы наблюдали.
   -- Въ самомъ дѣлѣ, я могъ и ошибиться,-- вѣжливо отвѣчалъ поваръ.-- Человѣку свойственно ошибаться. Къ тому же въ день свадьбы новобрачный находится совершенно въ иномъ положеніи, чѣмъ въ другое время. Его душа смущена. Онъ похожъ на христіанина, который долго не былъ у исповѣди.
   Агатовъ молитвенно сложилъ руки.
   -- Что касается меня, то я бываю у исповѣди раза четыре въ годъ. Это даетъ облегченіе, хотя бы на совѣсти было всего два-три мелкихъ грѣшка. Послѣ отпущенія грѣховъ мнѣ какъ-то легче гуляется. Еслибъ у меня было свободное время, я бы почаще ходилъ въ уголовный судъ.
   Онъ подозвалъ хозяина и приказалъ налить имъ еще по стакану.
   -- Я не люблю женщинъ,-- вдругъ сухимъ тономъ объявилъ онъ.-- Это дѣти сатаны. Ева насъ всѣхъ погубила. И я не могу видѣть юбки, чтобы не вспомнить о первородномъ грѣхѣ. А вы, Бюге, любите женщинъ, не правда ли? Я вижу это по вашимъ глазамъ. Если вы не очень пылки насчетъ Мартины,-- можетъ быть, я и тутъ ошибаюсь,-- то ваше сердце можетъ загорѣться и воспылать къдругой.
   Бюге вздрогнулъ.
   -- О, эта дрожь выдаетъ васъ!-- воскликнулъ разстрига.-- Если мое ремесло заставляетъ меня смотрѣть подъ хвостъ пуляркамъ (я это дѣлаю съ покорностью, которая завоюетъ мнѣ милость Неба), то я умѣю также и заглядывать въ людскую Душу и спускаться въ глубину мрачнаго колодца, называемаго совѣстью. Я вѣдь былъ духовнымъ лицомъ и посѣщалъ самыхъ искусныхъ исповѣдниковъ, которые вѣчно сражались съ капуцинами и выходили побѣдителями во всѣхъ спорахъ. Я говорю о монахахъ-премонтранцахъ.
   Агатонъ поднялъ глаза къ небу и какъ бы въ экстазѣ прошепталъ:
   -- О, дорогіе мои отцы! Какъ хорошо было жить среди нихъ, какъ они раздѣляютъ всѣ наши радости! Среди нихъ никогда не чувствуешь себя одинокимъ. Они даютъ вашей душѣ столько хорошихъ чувствъ. Еще стаканчикъ?
   -- Нѣтъ, спасибо,-- отвѣчалъ Жасмепъ.
   -- Вѣдь угощаю я,-- продолжалъ Пьефэнъ.-- Выпить стаканчикъ бургонскаго не грѣхъ, увѣряю насъ. Самъ Іисусъ Христосъ
   !!!!!!!!!!!Пропуск страниц 65-96
   У Бюге закружилась голова, какъ будто у него подъ ногами вдругъ разверзлась пропасть.
   -- И ты не отвернулась отъ меня!
   -- Но вѣдь я же люблю тебя,-- тихо промолвила Мартина.
   

XIV.

   Отъѣздъ супруговъ, происшедшій черезъ два дня, былъ самый печальный. Маленькій замокъ, среди блестящаго снѣга, показался Жасмену блѣднымъ, какъ мертвецъ. Паркъ былъ въ траурѣ, вороны улетѣли изъ лѣсовъ и, хлопая крыльями, тянулись къ Гренеллю.
   Флиполтъ, стоя около Мартины, вытирала слезы. Валерій дважды поцѣловался съ супругами. Помощники садовника казались опечаленными. Но никто не смѣлъ говорить: никто въ сущности не зналъ хорошенько, за что удалили Бюге, и всѣ боялись, какъ бы не пострадать самимъ. Агатонъ Пьефэнъ явился на проводы однимъ изъ первыхъ и кричалъ:
   -- Я буду молиться за васъ!
   Нагруженная скарбомъ лодка отчалила, и скоро Бельвиль исчезъ въ туманѣ.
   Жасмену казалось, что у него отняли кусокъ его самого и что солнцу уже не пробить больше толстыхъ облаковъ, которыя заволокли сѣрое небо.
   Вода сильно бурлила подъ носомъ судна. Около деревни Билланкуръ изъ тумана стали выдѣляться загорѣлые хлѣбопашцы. Налѣво показались мокрыя отъ дождя виллы Шалльо. Потомъ выглянулъ пустынно стоявшій на Гренелльской равнинѣ домъ инвалидовъ съ величавымъ фасадомъ Мансара и соборомъ въ формѣ огромнаго фонаря, въ которомъ золото боролось съ лившимся съ неба мракомъ.
   Барка остановилась около Королевскаго моста. Жасменъ и его жена сошли на берегъ и направились по улицѣ Желѣзнаго Горшка къ одному мастеру, выдѣлывавшему шпоры, съ которымъ у нихъ завязалась дружественныя отношенія еще въ Бельвилѣ. Они попали какъ разъ на семейный праздникъ. Жена мастера только что родила, и ихъ сосѣди сошлись къ нимъ, чтобы поздравить и съ стаканомъ въ рукѣ пожелать новорожденному всякихъ благъ. Крестнымъ отцомъ былъ оловянникъ, а въ кумы была приглашена жена парикмахера.
   Бюге были встрѣчены съ радостью.
   -- Мы вамъ сейчасъ покажемъ новорожденнаго!-- кричалъ счастливый отецъ.-- Онъ вѣситъ цѣлыхъ десять фунтовъ.На крестильный обѣдъ наша поставщица предлагаетъ индюшку въ два раза больше его. Вы будете кушать ее вмѣстѣ съ нами. А потомъ мы пойдемъ ѣсть устрицы, хотя это бываетъ съ нами очень не часто.
   Жасменъ вздохнулъ.
   -- Мы раздѣляемъ вполнѣ ваше счастье, но я боюсь, что мы будемъ мѣшать вашему празднеству. Завтра рано утромъ намъ нужно ѣхать въ Буасси-ле-Бертранъ.
   -- Въ Буасси? Не заболѣла ли ваша мать?
   -- Мы уже не служимъ у маркизы Помпадуръ,-- сказалъ Бюге.
   Мастеръ въ изумленіи поднялъ брови.
   -- Я не могу вамъ объяснить причину нашего увольненія,-- сказалъ Жасменъ.-- На меня взвели Богъ знаетъ какую небылицу, и меня уволили, даже не выслушавъ меня.
   Эти слова согнали улыбку съ лица хозяина.
   -- Вамъ было хорошо тамъ,-- промолвилъ онъ.-- А нельзя ли какимъ-нибудь образомъ вернуться?
   -- О, нѣтъ!-- плача отвѣчала Мартина.
   -- Ахъ, чортъ возьми!
   Хозяинъ взялъ бутылку.
   -- Но это не помѣшаетъ намъ выпить за нашего новорожденнаго. За здоровье Николая-Дапіэля!
   Парижане поспѣшили налить свои стаканы.
   Выпили. Ремесленникъ, хранившій послѣ объясненія съ Жасменомъ какой-то смущенный видъ, отвелъ его въ сторону и тихо сказалъ:
   -- Какъ досадно, что вы пріѣхали именно сегодня. Въ комнатѣ, которую можно было бы отвести вамъ, помѣстилась акушерка, и квартира полнешенька.
   Бюге сконфузился.
   -- Намъ не хотѣлось бы быть въ тягость.
   -- При другихъ обстоятельствахъ мы приняли бы васъ, какъ родныхъ,-- продолжалъ мастеръ.-- Но сегодня! Вы видите, какъ я занятъ, а моя жена лежитъ въ постели.
   -- Мы уйдемъ.
   -- Но раньше взгляните на Николая-Даніэля,-- говорилъ счастливый отецъ.
   Онъ схватилъ новорожденнаго и поднесъ его къ Бюге.
   -- Онъ уже умѣетъ смѣяться!
   Бюге увидѣли передъ собою крошечное, красное существо, все сморщенное, съ приплюснутымъ носомъ, перебиравшее ручонками въ кисеѣ.
   -- Хорошій мальчикъ!-- сказала Мартина.
   -- Говорятъ, что онъ очень похожъ на меня,-- заявилъ отецъ.
   Бюге помѣстились въ небольшой гостиницѣ, хозяинъ которой
   былъ ихъ землякъ. Тамъ они уже не говорили, что ихъ выгнали изъ Бельвю. Но хозяинъ, воспламененный нѣсколькими стаканчиками вина, самъ пустился въ разговоръ о фавориткѣ.
   -- Здѣсь ее называютъ королевской мошенницей. Вы увидите, г. Бюге, что народъ учинитъ бунтъ. Маркиза разрушаетъ и истощаетъ страну, тратя деньги на свои затѣи. Посредствомъ своихъ красивыхъ лакеевъ она завлекаетъ честныхъ дѣвушекъ для короля въ маленькій домикъ, выстроенный на мѣстѣ охотничьяго поля въ Версалѣ. Она всячески компрометируетъ короля, который уже не смѣетъ явиться въ Парижъ и задаетъ свои празднества въ Бельвю, въ Версалѣ, въ Фонтенбло. Увидите, что все это кончится плохо. Вы живете среди сильныхъ міра сего, но въ такихъ дѣлахъ важно мнѣніе и прачекъ, и угольщиковъ. Ахъ, Бюге, вы увидите, что всѣ эти люди выйдутъ въ одинъ прекрасный день изъ подваловъ и примутся за короля и его проклятыхъ прихвостней. Для меня это стало ясно послѣ мятежа въ маѣ. И съ тѣхъ поръ броженіе въ котлѣ все усиливается и усиливается.
   -- Ну, вы слишкомъ много слушаете людей, которые говорятъ всякій вздоръ и внушаютъ вамъ мрачныя мысли.
   -- Да вы видѣли, какъ раздраженъ народъ? Нѣтъ? Ну, а я потолкался-таки въ толпѣ, которая хотѣла уже возводить баррикады и открыто говорила, что слѣдуетъ вздернуть на пики придворныя головы.
   -- Неужели?
   -- О, да! Это были разные оборванцы, умирающіе отъ голода. Что вы хотите отъ людей, у которыхъ желудокъ пустъ, а изъ ногъ льетъ кровь!
   -- Неужели они когда-нибудь натворятъ такихъ дѣлъ!
   -- Боюсь, что это непремѣнно случится!
   Жасменъ поблѣднѣлъ. Ему уже мерещились головы мертвецовъ, перерѣзанныя горла, толпы народа съ сжатыми кулаками.
   -- Да не будетъ этого, да не будетъ!-- прошепталъ онъ.-- Я просто умеръ бы отъ всего этого.
   На другой день утромъ Мартина и Жасменъ поплыли на буксирѣ дальше по Жювизійскій равнинѣ. Блѣдный утренній свѣтъ едва освѣщалъ бечевникъ, по которому шлепали въ грязи лошади
   Семь лѣтъ тому назадъ въ іюльское утро Жасменъ ѣхалъ тою же дорогой, полный надеждъ. А теперь онъ поднимался по Сенѣ съ сокрушенной душой. Мечта его была разбита, иллюзіи погибли, очарованіе разсѣялось. Въ душѣ зіяла глубокая рана, которая особенно давала знать о себѣ, когда буксиръ сталъ подходить къ Этіолю, Мартина забилась вглубь каюты и не рѣшалась даже взглянуть на мужа.
   Жасменъ тяжело вздохнулъ.
   -- Кончено! Возврата нѣтъ!-- прошепталъ онъ, стискивая себѣ руки.
   Въ груди у себя онъ чувствовалъ странную тяжесть, какъ будто на нее навалили желѣзо. Въ этотъ моментъ ему казалось, что жизнь его оборвалась.
   Въ Корбейль прибыли подъ проливнымъ дождемъ. Подъ арками моста не было ни души. Буксиръ сдѣлалъ поворотъ, и Бюге увидѣлъ въ сѣроватой мглѣ холмы Кудрэ. Показалось и мѣсто, которое прозвали "Полулуніемъ", гдѣ меннесійскіе аббаты выстроили огромную башню.
   "Мы подходимъ къ Буасси", подумалъ Жасменъ.
   Онъ спрашивалъ себя, что ждетъ его здѣсь послѣ столь долгаго отсутствія. На душѣ у него было тоскливо. Ему казалось, что буксиръ пересталъ двигаться впередъ. Уже съ Корбейля онъ сталъ спрашивать одного изъ своихъ знакомыхъ, ѣхавшаго въ Меленъ, скоро ли будетъ Буасси.
   Но вотъ буксиръ обогнулъ кожевенный заводъ Жильо. На немъ все было заперто. Потомъ пошли Санъ-Поръ, Сантъ-Ассизъ. Буксиръ остановился по срединѣ рѣки, какъ разъ противъ Буасси.
   Отъ берега отдѣлился на лодкѣ какой-то молодой человѣкъ. Бюге сначала не узналъ его, но, разглядѣвъ хорошенько, закричалъ:
   -- Реньосіель!
   -- Здравствуй, Жасменъ. Здравствуй, Мартина!-- заговорилъ тотъ, принимаясь выгружать съ буксира ихъ пожитки.
   -- Неужели это ты? Такой большой?-- осыпала его вопросами Мартина.-- Какъ ты выросъ!-- прибавила она, сходя съ буксира.
   -- Моя мать здорова?-- не безъ страха спросилъ Бюге, усаживаясь въ лодкѣ, среди узловъ и корзинокъ.
   -- Здорова, но возрастъ беретъ свое. Вы едва узнаете ее. Я нарочно васъ объ этомъ предупреягдаю, чтобы вы не очень удивлялись ея перемѣнѣ. Это ее огорчитъ, а горя ей было не мало съ тѣхъ поръ, какъ вы уѣхали.
   -- Дай-ка мнѣ весла,-- сказалъ Жасменъ.-- У меня дѣло пойдетъ скорѣе.
   Каждый разъ, какъ онъ наклонялся, лодка быстро выносилась впередъ и наконецъ подлетѣла къ берегу
   Но оглядываясь, Жасменъ бросился вверхъ. За нимъ быстро шла Мартина, оставивъ пожитки на попеченіи перевозчика. Вотъ показался и родной домикъ. Его нельзя было и узнать теперь: ставни заколочены, каштановое дерево передъ домомъ, никѣмъ не подрѣзаемое, сильно разрослось.
   На порогѣ появилась Бюге. Одной рукой она опиралась на палку, а другой о косякъ двери. Даже издали видно было, что лицо ея все сморщилось, поблѣднѣло и позеленѣло, спипа согнулась. Жасменъ бросился впередъ, съ трудомъ отодвигая калиткой груды мертвыхъ листьевъ. Чтобы протянуть къ сыну руки, старушка должна была прислониться къ стѣнѣ.
   Она плакала.
   -- Не плачь! Не плачь!-- бормоталъ Жасменъ.-- Мы вернулись къ тебѣ совсѣмъ! Навсегда!
   -- Ничего! Это мнѣ полезно!
   Припадокъ кашля перебилъ ее. Когда онъ прошелъ, старушка сѣла и принялась разспрашивать, какъ имъ жилось. Были ли они довольны? Каковы прекрасные цвѣтники, которые разбивалъ Жасменъ? А вотъ ихній садикъ пришелъ въ запустѣніе. Пока было силы, она поддерживала его, но вотъ уже года два, какъ силы ей измѣнили, а со времени отъѣзда Тьенетты жизнь совсѣмъ опостылѣла ей.
   -- Ну, это понятно, что она уѣхала,-- говорила старушка.-- Вѣдь она не видала ничего на свѣтѣ. И чѣмъ больше я смотрю на тебя, тѣмъ больше я сомнѣваюсь, чтобы вы были счастливы. Вѣдь высокопоставленные люди такъ часто неблагодарны...
   -- Нѣтъ, маркиза всегда была добра къ намъ. Но, несмотря на это, нельзя же всю жизнь жить у чужихъ людей, къ тому же намъ стало скучно, что мы такъ далеко отъ васъ,-- тепло прибавила Мартина.
   -- Такъ это тебѣ пришла въ голову благая мысль вернуться домой! А я-то обвиняла тебя, что ты похитила у меня сына! Но какъ я счастлива, что вижу васъ опять здѣсь! Наконецъ-то.
   Старушка задыхалась. Жасменъ перепугался. По совѣту Мартины, ее уложили въ постель.
   Въ это время безъ всякихъ предупрежденій появилась тетка Монно.
   -- Вотъ такъ исторія!-- заговорила она,-- Вотъ какъ у насъ пріѣзжаютъ, какъ снѣгъ на голову. Когда мнѣ сказалъ Канкри о вашемъ пріѣздѣ, я такъ подпрыгнула на стулѣ, что моя грѣлка полетѣла кубаремъ. Черезь семь лѣтъ! Возвратиться такъ, безъ всякихъ предупрежденій. Вѣдь вы могли совсѣмъ уморить старушку! Но разъ уже вы здѣсь, то дацте мнѣ расцѣловать васъ!
   -- Надѣюсь, что вы вернулись не съ пустыми руками? Вѣдь вамъ не мало приходилось хлопотать! Это видно по вашему лицу!
   -- Тетушка Ланда,-- тихо сказала Мартина:-- позволь намъ самимъ знать, что у насъ есть. Къ тому же надо дать покой и матушкѣ.
   Съ этими словами она вышла изъ комнаты, дѣлая видъ, что идетъ на цыпочкахъ. Жасменъ и Ланда послѣдовали за нею.
   Вдругъ вниманіе ихъ привлекъ какой-то шумъ: узнавъ объ ихъ пріѣздѣ, явились односельчане. Сапожникъ Канкри несъ на своей кудрявой головѣ узелъ Мартины. За нимъ шелъ Гурбильонъ, согнувшись подъ тяжестью корзины, впрочемъ, очень легкой. Когда онъ положилъ ее на полъ, его спина такъ и не разгибалась болѣе. Онъ поздоровался съ Бюге какъ-то печально.
   Явилась и Николь Сансоннэ. Въ одной рукѣ, которыя стали гораздо короче, чѣмъ прежде, она держала круглую корзину, въ которой билась только что вынутая изъ садка рыба.
   -- Въ Парижѣ не найдешь такой свѣжей,-- говорила она.-- Зато въ Бельвю рыба, должно быть, чудесная. Ея вѣдь тамъ нарочно откармливаютъ. Теперь вамъ трудно угодить здѣсь. Но если вы останетесь, то придется привыкать къ маленькой рыбѣ и къ маленькимъ людямъ.
   -- Не тебѣ бы говорить такъ,-- возразила Мартина.-- Твои товары славятся.
   Николь жеманно поджала губы. Какая-то довольно сальная острота Гурбильона заставила ее прыснуть со смѣху. Ротъ ея сталъ похожъ на какую-то черную яму.
   Мартина и Жасменъ съ грустью смотрѣли на одряхлѣніе своихъ старинныхъ друзей. Какъ всѣ постарѣли!
   Въ это время лица всѣхъ еще свѣтились любопытствомъ. Женщины находили, что Мартина "сильно сдала", что въ ней нѣтъ гордости, да, впрочемъ, и быть не отъ чего. Ея впалые глаза и озабоченное лицо внушало скорѣе состраданіе, чѣмъ зависть.
   -- У нихъ видъ побитыхъ собакъ.
   -- Видно, что у нихъ на душѣ что-то не ладно!
   -- Какъ кажется, они привезли немного богатства!
   -- Однако они упорно не говорятъ ничего о причинѣ ихъ пріѣзда,-- замѣтимъ Реньосіель.
   -- И это лучшее средство замазать тебѣ ротъ,-- воскликнулъ Канкри:-- если посмотрѣть, какъ ты болтаешь, то невольно спрашиваешь себя, что было бы, если бы ты хоть что-нибудь зналъ!
   -- Здорово влетѣло!-- поддакнулъ Гурбильонъ:-- пойдемте-ка лучше выпьемъ!
   -- Ты приглашаешь насъ, Эвфенимъ?-- спросила Сапсоннэ.
   -- Послѣ всего того, что вы тутъ наболтали, вамъ надо цѣлое ведро воды, чтобы выполоскать, какъ слѣдуетъ, ротъ.
   Вечеромъ старушкѣ Бюге стало хуже.
   Мартина, приводившая цѣлый день въ порядокъ домикъ, дремала около стола, положивъ голову на руки. У изголовья больной сидѣлъ Жасменъ.
   Садовникъ съ испугомъ замѣчалъ, какъ лихорадочный румянецъ разыгрывался на осунувшихся щекахъ матери и сжигалъ ея исхудалыя руки съ вздутыми, толстыми жилами. У него у самого руки были холодны, какъ ледъ. Онъ тихонько положилъ ихъ на лобъ старушки. Та слабо улыбнулась отъ этой ласки. Жасменъ повторилъ это нѣсколько разъ, и всякій разъ старушка бросала на него нѣжный взглядъ, тихо шепча, словно очнувшись отъ какого-то кошмара:
   -- Ахъ, это ты! Какъ я счастлива! Я хочу еще немножко уснуть. Ты уже меня не покинешь больше?
   Такъ прошла ночь. Мартина дѣлала питье изъ травъ, подслащивая его медомъ, чтобы смягчить мучавшіе старушку припадки кашля.
   На разсвѣтѣ Жасменъ отправился въ Меленъ за докторомъ. Былъ уже яркій день, когда экипажъ стараго врача въѣхалъ въ деревню и остановился передъ домикомъ Бюге. Ланда Монно поспѣшила открыть дверь.
   -- Увы! Ей теперь было бы полезнѣе священникъ, чѣмъ докторъ,-- встрѣтила она Жасмсна:-- она уже не можетъ ничего проглотить.
   Докторъ направился прямо къ постели, откуда слышалось хрипѣніе.
   -- Оставьте ее въ покоѣ. Время дѣлаетъ свое дѣло,-- сказалъ онъ печально.
   И съ философскимъ спокойствіемъ онъ надѣлъ перчатки, которыя снялъ было при входѣ.
   -- Ничего не подѣлаешь,-- замѣтилъ онъ Жасмену.
   -- Неужели ничего нельзя Сдѣлать?
   -- Ничего.
   Докторъ уѣхалъ.
   Домикъ подвергся настоящему нашествію сосѣдей. Всѣ желали знать, что прописалъ докторъ.
   -- Не стоило и звать его, если онъ но прописалъ даже рецепта!
   Каждый предлагалъ свое лскарство.
   -- Хорошенько бы ей кровь пустить,-- говорилъ одинъ:-- повивальная бабка изъ Корбейля понимаетъ въ этомъ толкъ. Рука у нея легкая. А отъ ея ланцета не такъ больно, какъ отъ укола комара. Благодаря ей, у моего мужа дѣло ограничилось только параличомъ, а не смертью.
   -- Когда я была беременна послѣднимъ ребенкомъ,-- прибавила жена Евстафія Шатуйяра, которая жила теперь въ Буасси у своихъ родителей,-- она излечила меня отъ кашля, заставивъ меня проглотить крапиву. О, отъ этого меня долго жгло, но зато ребенокъ явился въ срокъ. Безъ этого я навѣрно бы выкинула!
   -- Конечно! Еще бы!-- прервала ее Ланда Монно:-- но все-таки ваша бабка не спасетъ Бюге. Теперь самое время звать кюре, вѣдь, она можетъ умереть каждую минуту.
   -- Я побѣгу за нимъ!-- сказалъ Сансоннэ.
   Черезъ комнату прошла заплаканная Мартина. Передъ ея горемъ все смолкло. Она быстро поднялась по лѣстницѣ въ свою комнату. Тамъ она развязала корзину, стала въ ней рыться и наконецъ достала маленькій ящичекъ. Оттуда она вынула какую-то драгоцѣнную вещь, завернутую въ платокъ, и быстро спустилась съ нею внизъ.
   -- Не падай духомъ,-- е казала, ей жена Евстафія:-- напрасно мы тутъ всѣ толпимся около нея: это портитъ воздухъ.
   Тетка Жильо, наклонившись надъ кроватью, внимательно слѣдила за умирающей.
   -- У нея уже носъ заострился, и она перестаетъ дышать. А кюре все нѣтъ и нѣтъ.
   Мартина подошла къ Жасмену и передала предметъ, завернутый въ платокъ. То было маленькое зеркальце въ перламутровой оправѣ, которое маркиза Помпадуръ подарила Мартинѣ послѣ того, какъ оно немного треснуло. Садовникъ печально взглянулъ на зеркало и, склонившись надъ матерью, поцѣловалъ ее въ лобъ и поднесъ зеркало къ ея губамъ.
   -- Она еще дышитъ. Зеркало потускнѣло.
   Въ этотъ моментъ явился кюре. Мартина и Жасменъ подняли старушку на подушкахъ.
   -- Пить!-- прошептала она.
   При помощи ложки Мартинѣ удалось заставить ее проглотить два большихъ глотка апельсинной воды. Старушка открыла глаза и взглянула на сына.
   ' -- Какъ я долго спала! Дай-ка твои руки!
   Своихъ она уже не могла поднять. Онѣ лежали, какъ плети, на простынѣ изъ грубаго полотна, хватали и комкали ее.
   -- Оставьте насъ однихъ!-- сказалъ кюре.
   -- Нѣтъ, пусть остаются здѣсь! Вѣдь я такъ долго спала,-- прошептала умирающая.
   Но вѣки ея были сомкнуты, и по знаку кюре Мартина и Жасменъ тихо удалились.
   Когда они снова вошли въ комнату, всѣ ввалились за ними.
   Монно пристально слѣдила за церемоніей своими круглыми глазами старой курицы и помогала открывать ноги больной для миропомазанія.
   Тетка Жильо была удручена. Ея толстая грудь колыхалась отъ вздоховъ, щеки блестѣли отъ слезъ. Но она больше плакала о самой себѣ и безпрестанно повторяла:
   -- Чья-то будетъ слѣдующая очередь?
   Жена Евстафія съ какимъ-то отупѣвшимъ видомъ держала на рукахъ своегО послѣдняго младенца, который барабанилъ своими ножонками по животу матери, беременной и на этотъ разъ.
   Пока читали отходную, Ланда, наблюдавшая за выраженіемъ лицъ, вдругъ вскрикнула:
   -- Скончалась!
   Жасменъ лихорадочно поднесъ зеркало къ губамъ матери, но оно уже не потускнѣло. Садовникъ покачнулся, зеркало упало на полъ.
   -- На счастье я тутъ,-- сказала Николь Сансоннэ, не давая Жасмену упасть:-- плесните ему въ лицо водой!
   Мартина была около мужа. Она цѣловала его печальное лицо, вытащила изъ кармана флаконъ съ солью, доставшійся ей отъ маркизы, и заставила его понюхать. Жасменъ пришелъ въ себя. Роза Саконнэ подала ему зеркало, выпавшее у него изъ рукъ. На немъ ввилась новая трещина, образуя съ прежней крестъ.
   -- Кто изъ васъ хочетъ закрыть глаза покойной?-- спросила Ланда Монно.
   Мартина слегка оттолкнула мужа, желая избавить его отъ этой жестокой необходимости. Она наклонилась надъ свекровью, поцѣловала пылающими губами ея неподвижный лобъ и, закрывая ей глаза, промолвила:
   -- Да, не увидишь ты больше злыхъ! Простись съ нею, Жасменъ, и оставимъ ее почивать,-- прибавила она, обращаясь къ мужу.
   Сынъ поцѣловалъ покойницу и послушно пошелъ за женой, которая увела его въ другую комнату.
   -- Со всѣми будетъ тоже!-- вздохнула тетка Жильо.
   Кюре подошелъ къ садовнику и сталъ его утѣшать:
   -- Вы увидитесь съ матерью вашей въ день всеобщаго воскресенія. Она предстанетъ такой, какой была въ расцвѣтѣ силъ. Святой Ѳома объяснилъ, что чудо это произойдетъ въ сумерки, въ то время, когда солнце и луна будутъ въ томъ самомъ мѣстѣ, гдѣ они были созданы. Архангелъ Михаилъ затрубитъ въ трубы съ такою силою, что его услышатъ и мертвые, и ангелы-хранители возстановятъ тѣла людей своихъ.
   

XV.

   Всѣ эти событія совершенно пришибли Бюге. Цѣлую зиму смотрѣла Мартина, какъ ея мужъ сидѣлъ, склонившись надъ книгой Кэнтени, начиная по вечерамъ съ той страницы, на которой остановился утромъ. Что теперь значили для Бюге законы садоводства! Онъ насадилъ цѣлый рай и не могъ забыть, что былъ изгнанъ оттуда. Горестныя воспоминанія терзали его душу.
   Супруги никогда не говорили между собой о прошломъ, чувствуя, что отъ этихъ разговоровъ имъ будетъ еще тяжелѣе и что тутъ всякія утѣшенія излишни.
   Но чтобы хотя нѣсколько отвлечь Жасмена отъ мрачныхъ мыслей, Мартина стала склонять его усиленно заняться дѣломъ. Днемъ она ухаживала, по вечерамъ она чистила садовыя орудія.
   Однажды, когда ей удалось ярко отчистить косу, она сказала мужу:
   -- Видишь ли, дорогой мой, и мы могли бы также освободиться отъ нашего горя. Наше житье-бытье не. хуже другихъ. Съ нашими сбереженіями и деньжонками, оставшимися послѣ твоей матери, у насъ наберется до тысячи экю. И, кромѣ того, благодаря Господу Богу, у насъ хорошія руки!
   Жасменъ не сказалъ ни слова.
   -- Вчера,-- продолжала Мартина:-- проходя передъ паркомъ маркиза д'Оранжщя замѣтила, что деревья въ немъ находятся въ такомъ же жалкомъ состояніи, какъ и въ нашемъ саду. Пойди и предложи ему свои услуги. Твой отецъ не гнушался работать у него.
   -- Хорошо, я пойду,-- отвѣтилъ Жасменъ.
   Между тѣмъ дни шли одинъ за другимъ. Надо было на что-нибудь рѣшиться.
   -- Скоро наступятъ заморозки, и тогда будетъ уже поздно,-- говорила Мартина.
   Наконецъ въ одно прекрасное утро Жасменъ подошелъ къ воротамъ парка.
   Съ тѣхъ поръ, какъ не стало стараго маркиза, въ замкѣ жилъ его внукъ. Высокомѣрный и жесткій, онъ дѣлалъ видъ, что совершенно не замѣчаетъ жителей деревни. Онъ требовалъ отъ нихъ барщины и неоднократно билъ ихъ хлыстомъ.
   Жасменъ, котораго велъ слуга, нашелъ маркиза въ самой глубинѣ парка, гдѣ онъ стрѣлялъ голубей, и предложилъ ему заняться стрижкой деревьевъ и приведеніемъ парка въ порядокъ.
   -- Многія изъ этихъ деревьевъ были посажены моимъ отцомъ. Этому клену уже восемьдесятъ лѣтъ. За нимъ ухаживалъ еще мой дѣдъ. На его стволѣ нѣтъ ни одной трещины, словно онъ весь изъ мрамора.
   Бюге погладилъ рукою по гладкому стволу дерева.
   -- Къ сожалѣнію, онъ умираетъ съ верхушки. Это жаль. Его слѣдовало бы оправить.
   Владѣлецъ замка, не говоря ни слова, схватилъ свой аркебузъ и выстрѣломъ сбилъ съ клена нѣсколько вѣтокъ.
   -- Вотъ какъ я подстригаю свои деревья,-- сказалъ онъ:-- ты, мужланъ, думаешь, что ты смѣешь входить къ маркизу д'Оранжи. Я ужъ слишкомъ долго тебя слушалъ? Есть у тебя рекомендація?
   -- Я разбивалъ паркъ въ Бельвю подъ наблюденіемъ г. де-Лиля и девять лѣтъ служилъ садовникомъ у маркизы Помпадуръ.
   -- Почему же маркиза тебя прогнала?
   -- Этого я не знаю,-- промблвилъ Бюге, потупивъ глаза.
   -- Такъ поди узнай и потомъ приди мнѣ сказать.
   Маркизъ снова выстрѣлилъ изъ ружья и сталъ смотрѣть вслѣдъ удалявшемуся садовнику. Онъ шелъ согнувшись, а руки у него висѣли, какъ тяжелыя плети.
   Вернувшись домой, Бюге сказалъ женѣ тономъ, который онъ хотѣлъ сдѣлать равнодушнымъ.
   -- Маркизъ какой-то сумасшедшій. Онъ подрѣзываетъ свои деревья выстрѣлами изъ аркебуза, и мнѣ тамъ дѣлать нечего.
   Мартина стала разспрашивать его подробно. Жасменъ вынужденъ былъ передать ей весь разговоръ съ маркизомъ, причемъ покраснѣлъ до корня волосъ.
   Мартина была возмущена.
   -- Эти дворяне -- эгоисты, люди безсердечные, которые оскорбляютъ насъ безъ всякихъ стѣсненій, мы для нихъ никто. Но подождемъ! Будетъ и на нашей улицѣ праздникъ.
   Эти слова напомнили Жасмену объ угрозахъ, которыя онъ слышалъ отъ черни, наводнившей когда-то Бельвиль.
   -- Ну, и среди народа встрѣчается немало злыхъ людей,-- возразилъ онъ.
   Черезъ нѣсколько дней Бюге направился въ замокъ Курансъ, надѣясь получить тамъ мѣсто помощника садовника. Онъ переправился черезъ Сену и пошелъ по дорогѣ на Сенѣ. Было холодное утро, и роса отъ блѣдно-голубаго неба казалась молочнаго цвѣта. Дождливая зима мѣшала работамъ. На растеніяхъ преждевременно показались почки. На клумбахъ стали уже выходить зимніе цвѣты.
   Привратникъ въ Курансѣ сначала совсѣмъ не узналъ Жасмена, такъ онъ перемѣнился. Но потомъ, узнавъ стараго знакомаго, принялъ его съ радостью. Но вскорѣ улыбка исчезла съ его лица.
   -- Знаешь, другъ мой, здѣсь на людей маркизы Помпадуръ смотрятъ очень косо. Мнѣ очень жаль, что я не могу впустить тебя.
   И онъ- сдѣлалъ шагъ навстрѣчу, чтобы не пускать Жасмена дальше.
   -- Но, вѣдь, я уже но служу въ Бельвю. Я опять принялся за свое прежнее дѣло -- огородничество и садоводство, которое веду съ помощью жены. Раньше я успѣшно разбивалъ цвѣтники и поэтому думалъ, что и теперь могу получить здѣсь работу.
   -- Въ такомъ случаѣ, дѣло другое. Пойдемъ, переговори съ самимъ садовникомъ.
   И ои.ъ повелъ Жасмена къ оранжереямъ. Около нихъ какой-то человѣкъ отдавалъ отрывочныя приказанія двумъ парнямъ, убиравшимъ со стеклянной крыши оранжереи затемнявшую ее солому.
   Бюге изложилъ ему свою просьбу, которую поддержалъ и привратникъ.
   -- Онъ свое дѣло знаетъ.
   -- Откуда ты?-- спросилъ главный садовникъ.
   -- Изъ Бельвю.
   -- У меня нѣтъ мѣста для людей, которые служили у этой королевской гадины. Если я тебя приму, графъ тотчасъ же меня прогонитъ.
   Нѣсколько секундъ Бюге стоялъ, какъ вкопанный. Потомъ на глазахъ у него показались слезы, и онъ поспѣшилъ убраться, словно воръ, избѣгая даже привратника.
   Эта попытка была послѣдней. Съ этого дня Бюге заперся у себя. Буйная растительность, заполонившая его садикъ, отнимала у него всякое мужество. Онъ совершенно пересталъ заниматься своими фруктовыми деревьями.
   Въ августѣ къ ному пріѣзжалъ одинъ кондитеръ за сливами, которыя у него славились. Въ сентябрѣ онъ отправилъ свои чудныя груши на рынокъ въ Корбейль. Путешествіе было довольно трудное, было вѣтрено, и по Сенѣ ходили мелкія волны. Изъ Корбейля Жасменъ съ горечью увидѣлъ тополя, поднимавшіеся надъ Этіолемъ, и сердце у него сжалось. Въ концѣ октября торговцы купили у него всѣ яблоки.
   У нихъ была барка, стоявшая около берега рѣки. Когда барка была уже полна, они покрыли краснѣвшія яблоки большимъ зеленымъ покрываломъ и тронулись къ Парижу.
   Жасменъ чувствовалъ, что онъ не въ силахъ разводить цвѣты, кромѣ развѣ для Мартины.
   Бюге жили очень уединенно. Бѣдняки смотрѣли на нихъ одинаково недоброжелательно, какъ и дворяне. Одинъ только Винсентъ Лиги навѣщалъ ихъ и иногда работалъ въ ихъ огородѣ. Онъ пѣлъ свои пѣсни, которыя погружали Жасмена въ мечты. Когда этотъ полуидіотъ входилъ къ Бюге, въ его глазахъ свѣтилась нѣжность. Онъ часто хваталъ садовника за руку и цѣловалъ ее.
   Сосѣди упрекали Бюге за смерть матери. Ланда Монно, ходившая съ растрепанной сѣдой головой, встрѣчаясь съ Мартиной, начинала всякій разъ причитать:
   -- Бѣдная старуха! Она была бы еще жива, если бы ее тогда не бросили одну-одинешеньку! Я ходила за ней, какъ родная дочь, и видѣла, какъ она таяла со дня на день.
   Когда Жасменъ относилъ иногда на кладбище нѣсколько жалкихъ хризантемъ, встрѣчные смотрѣли на него недобрыми глазами
   -- Теперь ужъ поздно ухаживать за старухой!-- говорилъ Реньосіель:-- надо было позаботиться о ней получше при жизни!
   Когда Жасменъ переставалъ работать, всѣ кричали:
   -- Дармоѣдъ! Онъ пріучился у вельможъ спать до полудня, а его мать сама зарабатывала себѣ кусокъ хлѣба!
   Благодаря похоронамъ матери и кой-какимъ закупкамъ, которыми необходимо было пополнить ихъ скромное хозяйство, Бюге уже во второй годъ послѣ своего возвращенія сильно растрясли свои сбереженія. Заказовъ не было, средства истощались. Садовнику пришлось продать даже книги Кэнтини. Рисунки и планы пошли къ монахинямъ сосѣдняго Августинскаго монастыря, которыя собирались развести садъ вокругъ церкви. Бюге работалъ у нихъ, но всего нѣсколько дней. Ему поручено было украсить цвѣтами алтарь, и Жасменъ постарался припомнить, какъ дѣлалъ букеты въ этомъ случаѣ Пьефэнъ. Онъ исполнилъ свое дѣло съ такимъ искусствомъ, что его потомъ пригласили убирать соборъ Богородицы и нѣкоторыя церкви въ Корбейлѣ.
   Но всѣхъ этихъ заработковъ было мало для того, чтобы создать Бюге хотя нѣкоторую зажиточность. А между тѣмъ налоги, сборы, барщина все увеличивались. Государство выпускало изъ народа всю кровь. Ремесленники и земледѣльцы громко роптали.
   Одинъ кузнецъ, захаживавшій иногда къ Жасмену за каштановыми листьями, которыми онъ дсчидъ лошадей отъ запала, разсказывалъ имъ о несчастномъ положеніи бѣдняковъ и о всеобщемъ раздраженіи.
   -- Люди дѣлаются настоящими звѣрьми,-- говорилъ онъ.
   Въ деревнѣ обвиненія поднимались и противъ Бюге.
   -- Они тоже попировали съ королями, когда жили тамъ, въ Бельвю.
   Вскорѣ случились два событія, которыя еще болѣе обострили эту враждебность.
   Черезъ дворню маркиза д'Оранжи дошелъ слухъ, что Агатонъ Пьефэнъ уличенъ въ безнравственныхъ поступкахъ. Сельчане стали вспоминать, какъ онъ пріѣзжалъ къ нимъ въ деревню, на свадьбу Жасмена.
   -- Какъ вспомню, что я вмѣстѣ съ нимъ щипала каплуна!-- кричала Ланда Монно:-- вотъ какъ опасно имѣть дѣло съ первымъ встрѣчнымъ-поперечнымъ! Щипать каплуна одному вмѣстѣ съ женщиной,-- вѣдь это можетъ Богъ знаетъ на что навести такихъ негодяевъ!
   Около того же времени пришло извѣстіе, что Тьенетта Лампалеръ, отъ которой никто не получалъ никакихъ вѣстей, служила у короля въ Версалѣ.
   -- Она долго служила у короля,-- говорилъ одинъ изъ лакеевъ маркиза д'Оранжи:-- потомъ, соблазненная однимъ негодяемъ попала въ Парижъ и стала самой отчаянной танцовщицей. Потомъ я уже видѣлъ ее въ улицѣ Пьерръ-о-Ларъ, гдѣ она по вечерамъ полуоткрывала свое окно и кричала прохожимъ: тсъ!
   Деревня была возмущена.
   -- Боже мой! Возможно ли это!-- кричала тетка Монно:-- вотъ и проповѣдуйте тутъ добродѣтель! Вѣдь у нея не было недостатка въ хорошихъ совѣтахъ. Я, по крайней мѣрѣ, сколько разъ предостерегала ее отъ опасностей, которыя подстерегаютъ молодыхъ дѣвушекъ, когда онѣ вступаютъ въ жизнь. А, вѣдь, недавно еще она приходила къ намъ и, ласкаясь, слушала рѣчи, которыя мы ей говорили съ Сансоннэ. Должно быть, она въ Бельвю успѣла наслушаться другихъ, если дошла до этого. Вашъ замокъ, должно быть, служилъ убѣжищемъ распутникамъ и потаскушкамъ, а?
   -- Впрочемъ,-- замѣтила Сансоннэ:-- ея судьба замѣчательна вѣдь она была любовницей короля.
   -- Ну, не стоило ей состязаться съ маркизой Помпадуръ.
   Жасменъ былъ ошеломленъ этимъ злословіемъ.
   -- Какія сплетни!-- воскликнулъ онъ.
   Мартина, которая на этотъ счетъ была болѣе освѣдомлена, чѣмъ ея мужъ, сдѣлала рукой неопредѣленный жестъ.
   Деревенскія кумушки не замедлили заподозрѣть ее въ сводничествѣ.
   -- Ага! Сколько же тебѣ заплатили за Тьенетту?
   Мартина бросилась бѣжать. Мальчишки стали бросать въ нее камнями.
   Вслѣдствіе всѣхъ этихъ пересудовъ однажды вечеромъ Реньосіель съ товарищами напали на берегу Сены на Жасмена. Его, безъ сомнѣнія, бросили бы въ воду, если бы на нападающихъ не посыпались совершенно неожиданно сильные удары палкой. То былъ Винсентъ Лиги. Онъ чувствовалъ, что Жасмену грозитъ опасность, и держался на сторожѣ.
   Однажды Въ концѣ апрѣля 1764 года Ланда Монно и Николь Сансоннэ проходили мимо домика Бюге. Вылъ чудный весенній денекъ. Жаворонки вились надъ полями. Сена блестѣла синевой. Обѣ крестьянки сіяли отъ радости, какъ на Пасхѣ.
   -- Она околѣла,-- сказала Ланда Монно.
   -- Кто?
   -- Да эта королевская тварь.
   Садовникъ поблѣднѣлъ.
   -- Да, да,-- подтвердила Монно:-- 15-го числа этого мѣсяца во внутреннихъ комнатахъ Версаля. Въ Меленѣ на рынкѣ только и говорятъ объ этомъ. Говорятъ, ее похоронили въ монастырѣ капуциновъ. Наконецъ-то и она попала въ нору, не все же заточать туда только другихъ!
   -- Неизвѣстно, отчего она умерла,-- прибавила ея спутница:-- трудно сказать, отчего умираютъ такія женщины.
   -- Убирайтесь прочь!-- закричалъ на нихъ Бюге.
   Видъ у него былъ такой страшный, что обѣ женщины поспѣшили исполнить его приказъ. Садовникъ тяжело опустился на скамейку.
   Вся скорбь, давно уже накапливавшаяся въ его сердцѣ, подступила вдругъ къ горлу, и онъ зарыдалъ.
   Жасменъ все еще не терялъ надежды. Но теперь ясно стало, что все кончено. Каждое утро онъ все ждалъ записки отъ маркизы Помпадуръ.
   Но теперь все кончено! Кровохарканіе убило маркизу! И Бюге видѣлъ се блѣдной, блѣднѣе, чѣмъ она была въ тотъ день, когда онъ смотрѣлъ, какъ она пила молоко ослицы.
   Умерла! Эта новость придавила Жасмена. Тоска глодала его сердце.
   Онъ быстро раскрылъ окна, въ которыя хлынулъ весенній, напоенный ароматомъ воздухъ.
   -- Цвѣты!-- бормоталъ Бюге:-- какъ она любила цвѣты!
   Задыхаясь, онъ вышелъ изъ дому и машинально сталъ собирать анемоны и колокольчики. Онъ почти не чувствовалъ, какъ солнце грѣло его сѣдѣющую голову. Онъ держалъ цвѣты передъ собою, наполняя ихъ чашечки своими слезами.
   Подошла Мартина.
   -- Это ты мнѣ дѣлаешь букетъ?
   Садовникъ, едва удерживая рыданіе, старался скрыть свое заплаканное лицо.
   -- Ты плачешь, Жасменъ?
   Жасменъ тяжело опустилъ голову на плечо жены.
   -- Она, умерла,-- прошепталъ онъ.
   Мартина поняла все.
   -- Иди домой,-- сказала она, взявъ его за руку:-- нехорошо, если кто-нибудь увидитъ, что ты плачешь.
   Усадивъ Жасмена у стола, она не находила словъ для его утѣшенія.
   -- Какъ мы несчастны!-- промолвилъ Бюге.
   -- Что дѣлать! И у насъ были дни, когда мы были счастливы. Нѣтъ человѣка, съ которымъ бы чего-нибудь не случилось въ жизни!
   Она обняла мужа.
   -- Но вѣдь я остаюсь съ тобой!
   -- Да, я плачу и надрываю тебѣ сердце, моя хорошая. Я оскорбилъ тебя!
   -- Ну, нечего жалѣть о томъ, что было. Мнѣ больно, что ты такъ опечаленъ. Жаль мнѣ и ее,-- тихо прибавила Мартина:-- теперь она тамъ, и знаетъ, кто былъ ей вѣренъ.
   -- Да, да,-- промолвилъ Жасменъ, рыдая:-- она проститъ мнѣ мое безуміе. Ты вѣдь ужъ простила меня. Сколько тебѣ это стоило!
   -- А все для того, чтобы заставить тебя полюбить меня. Все, что годилось для этого, все я переносила съ радостью. И сказать по правдѣ, она не омрачала нашу жизнь. Вотъ доказательство, что я тебя не ревновала.
   Мартина, быстро исчезла изъ комнаты. Жасменъ слышалъ, какъ въ сосѣдней комнатѣ она стучала о сундукъ. Скоро она явилась обратно, развертывая какую-то гравюру.
   -- Она!-- вскрикнулъ Жасменъ.
   -- Да проститъ меня Господь Богъ. Вотъ единственная вещь, которую я у нея украла.
   То былъ портретъ маркизы Помпадуръ въ костюмѣ прекрасной садовницы. На головѣ у нея была соломенная шляпа, въ лѣвой рукѣ корзина Цвѣтова., въ правой -- вѣтка гіацинта.
   -- Я теперь могу смѣло смотрѣть на нее въ твоемъ присутствіи. Теперь это уже не можетъ тебя оскорбить,
   -- Я хочу повѣсить этотъ портретъ на стѣну. Онъ будетъ у насъ каждый день передъ глазами.
   -- О, это будетъ непріятно для тебя!
   -- Нѣтъ! Мнѣ пріятно все, что можетъ тебя утѣшить. Я также любила маркизу и никогда не повѣрю, что причиной нашихъ несчастій была она.
   Черезъ нѣсколько дней портретъ маркизы украшалъ уже скромный домикъ Бюге.
   Жасменъ и Мартина постоянно мѣняли вокругъ него цвѣты.
   Фаворитка, у которой при жизни было такъ много и садовъ и парковъ, послѣ смерти, всѣми забытая, сохраняла только цвѣты, собранные бѣдными поселянами въ уголкѣ ихъ маленькаго сада.
   

XVI.

   Давно уже Бюге были козлищемъ отпущенія для всей деревни. Ихъ сѣдыя головы не отвратили отъ нихъ людской злобы, которая перешла изъ одного поколѣнія'въ другое.
   Когда супруги шли по воскресеньямъ въ церковь, Жасменъ вѣчно слышалъ одно и то же злословіе. Его упрекали за смерть матери Бюге и гибель Тьсистты. Всѣ помнили, что садовникъ былъ изгнанъ изъ Бельвю послѣ того, какъ столько лѣтъ служилъ у этой "королевской твари". Новорожденные въ Буасси, казалось, впитывали эту ненависть съ молокомъ матери. Многіе грозили супругамъ Бюге смертью.
   Одинъ кюре подходилъ къ Жасмену съ доброй улыбкой. Онъ утѣшалъ его, говорилъ о покорности. Этотъ добрый старикъ былъ худъ, какъ щепка. Говорили, что ему было больше ста лѣтъ. Онъ находилъ для Бюге кое-какую работу въ церквахъ и монастыряхъ.
   Съ своей стороны, Мартина ходила шить по обитателямъ Мелена и приносила нѣсколько су. Домой ей приходилось возвращаться по берегу Сены иной разъ при пронизывающемъ вѣтрѣ. Жасменъ тогда шелъ ей навстрѣчу.
   Такъ жили они безъ всякой надежды на лучшіе дни.
   Зимою они ложились нарочно пораньше, чтобы не тратить ни свѣчей, ни масла. Питались они нерѣдко однимъ ячменнымъ хлѣбомъ и овсянкой. Жасменъ, уже согбенный, долженъ былъ, работая въ своемъ садикѣ, подвязывать подошвы веревкой, а Мартина, отправляясь въ Меленъ, стала походить на старую нищенку, которая побирается по дорогамъ.
   А портретъ маркизы Помпадуръ попрежнему висѣлъ у нихъ на стѣнѣ. Жасменъ еще разводилъ кое-какіе цвѣты, изъ которыхъ дѣлалъ букеты, и украшалъ ими портретъ.
   Эта вѣрность памяти маркизы еще болѣе ожесточала деревню. Люди стали обвинять садовника и его жену за все возраставшіе поборы, истощавшіе ихъ средства къ существованію.
   -- Ужъ мы заставимъ васъ вернуть все, что вы награбили у дворянчиковъ,-- кричали односельчане, грозя кулаками.
   Крестьяне возмущались противъ исключительныхъ привилегій дворянина, а сборъ десятины приводилъ ихъ въ ярость.
   -- Насъ заставляютъ раскошеливаться на вашихъ потаскушекъ изъ Бельвю, а мы должны ѣсть траву!-- кричали они Бюге.
   Бюго слегка протестовали. Однажды Жасменъ вздумалъ было утверждать, что у маркизы были вкусы настоящей пастушки.
   -- Чепуха!-- заревѣла толпа:-- она здѣсь разводила чортовыхъ свиней и теперь пасетъ ихъ въ аду.
   Послѣднія тридцать лѣтъ событія пошли усиленнымъ ходомъ. Людовикъ XV умеръ. Новая королева была австріячкой, и ее никто не любилъ.
   Въ 1789 году распространился слухъ, что Людовикъ XVI совершенно разоренъ и собирается просить денегъ у народа.
   -- Увидишь,-- говорили крестьяне Жасмену:-- не кому другому, а именно намъ придется платить за всѣ протори и убытки,
   Черезъ нѣсколько дней изъ Мелена прибѣжалъ, запыхавшись, Реньосіель.
   -- Парижскій народъ взялъ Бастилію приступомъ!-- кричалъ онъ:-- гарнизонъ весь вырѣзанъ.
   Около церкви быстро собралась сходка. Реньосіель, жившій однажды въ столицѣ, пустился разъяснять значеніе завоеванной побѣды. Онъ изъявилъ желаніе сражаться съ швейцарцами и нѣмцами, находившимися на королевской службѣ.
   При такомъ извѣстіи старикъ Жасменъ зашатался. Его лицо, все покрытое морщинами и обрамленное серебряной бородой, поблѣднѣло еще болѣе.
   -- Скоро, скоро!-- бормоталъ онъ, поднимая трясущіяся руки.
   Однажды Реньосіель зашелъ къ Бюге.
   -- Ты долженъ сжечь это,-- сказалъ онъ Жасмену, показывая на портретъ маркизы.
   -- Нѣтъ,-- крикнулъ хриплымъ голосомъ старикъ.
   -- Это не, доведетъ тебя до добра!
   Въ слѣдующіе дни Реньосіель ходилъ по деревнѣ уже въ сопровожденіи цѣлой толпы црлопаевъ. Они разсказывали всѣмъ подробности событій 14-го іюля. Подражая Камиллу Демулэну въ Пале-Роялѣ, они украсили свои войлочныя шляпы зелеными листьями, которые, впрочемъ, скоро были замѣнены красно-синими кокардами. Реньосіель потрясалъ пикой, которую ему принесъ изъ Парижа какой-то отставной солдатъ.
   Скоро разнеслась вѣсть, что крестьяне жгутъ замки по всей Франціи. Жасменъ очень безпокоился за Бельвю. Онъ уже представлялся ему въ видѣ четырехъ черныхъ стѣнъ, съ провалившейся крышей, съ разрушенными теплицами, съ поваленными на землю апельсинными деревьями. По вечерамъ онъ внимательно смотрѣлъ на горизонтъ въ ту сторону, гдѣ былъ Этіоль.
   Однако событія замерли на нѣсколько мѣсяцевъ. Казалось, мирная эпоха возродилась опять. Въ Парижѣ явились кое-какія слабыя надежды. На Марсовомъ полѣ было устроено празднество, на которомъ король лобызался съ представителями коммуны и департаментовъ. Патріотическія надписи, которыми была укралнена тріумфальная арка, стали извѣстны и въ Буасси. Когда учредительное собраніе уничтожило титулы, гербы, ливреи, Реньосіель демонстративно сталъ называть маркиза д'Оранжи "гражданиномъ Оранжи".
   Вскорѣ обитатели деревни увидѣли, какъ передъ воротами замка остановилось шесть экипажей, запряженныхъ каждая шестеркой лошадей. Изъ одного экипажа вышелъ маркизъ, затянутый въ зеленый драгунскій мундиръ. Войдя въ паркъ, онъ съ гнѣвомъ нахлобучилъ на себя свою шляпу.
   Слуги принялись укладывать въ экипажи большіе чемоданы. Собрались было крестьяне, но лакеи разогнали ихъ съ яростью.
   Когда укладка была закончена, экипажи помчались рысью.
   -- Они эмигрируютъ!-- кричалъ Реньосіель, бросаясь за экипажами съ пистолетомъ, въ которомъ не было, однако, затравки.
   Запыхавшись, онъ остановился около церкви и закричалъ:
   -- Да здравствуетъ нація!
   Жасменъ покачалъ головой.
   Это бѣгство не сулитъ ничего хорошаго.
   Предчувствіе не обмануло его. Извѣстно, что хотѣлъ бѣжать и Людовикъ XVI, но былъ схваченъ въ Вареннѣ и отданъ подъ стражу націи.
   Реньосіель, вернувшись изъ Мелена, нѣсколько разъ кричалъ:
   -- Да здравствуетъ республика!
   Многіе изъ крестьянъ не понимали этого слова. Реньосіель объяснилъ имъ, что оно значитъ уничтоженіе королей.
   Его слушатели содрогались.
   -- Но, по крайней мѣрѣ, хлѣбъ-то насущный у насъ будетъ?
   -- Можно будетъ грабить!
   Потомъ пошли слухи о войнѣ. Вся Европа, возбуждаемая эмигрантами, готовилась наводнить Францію. Реньосіель разсказывалъ, что онъ самъ видѣлъ красные столбы, на которыхъ было написано: "Отечество въ опасности". Онъ поступилъ въ армію, которая двигалась къ границѣ биться съ врагами. Съ пикой національнаго гвардейца онъ уже не разставался.
   Жасмену мерещились страшныя вещи. Онъ видѣлъ во снѣ, какъ горѣли замки, какъ избивали жителей. Просыпаясь въ ужасѣ, онъ шепталъ про себя:
   -- Боже милосердный, да не будетъ сего, да не будетъ!
   Старая Мартина знала, за что боялся ея мужъ, но не рѣшалась ему напомнить, что маркиза Помпадуръ давно уже умерла. Но когда наступалъ день, онъ вспоминалъ объ этомъ самъ и, качая головой, говорилъ:
   -- Кончено! Все кончено!
   Въ августѣ 1792 года грохотъ пушекъ, стрѣлявшихъ у Тюльери, доносился и до Буасси. Бюге дрожалъ за прекрасныя деревья и статуи. Въ сентябрѣ явился къ нему Реньосіель.
   -- Цѣлыя сотни убитыхъ!
   -- Сотни?-- со страхомъ спросилъ Жасменъ.
   -- Да, аристократовъ.
   Съ этими словами Реньосіель наклонился къ Бюге и, сверкая глазами, добавилъ:
   -- И подозрительныхъ!
   Онъ показалъ рукой на портретъ маркизы и промолвилъ угрожающе:
   -- Будь она жива, ее бы теперь убили!
   Онъ плюнулъ на портретъ прекрасной садовницы и вышелъ.
   Бюге хотѣлъ было броситься вслѣдъ за Реньосіелемъ и задушить его своими руками. Но тотъ былъ уже далеко и шелъ, посвистывая и задравъ голову.
   Старикъ, тяжело дыша, оперся на край стола. Потомъ онъ взялъ кружку съ водой, кое-какъ вскарабкался на стулъ и принялся мыть портретъ. Бюге былъ счастливъ, что онъ теперь такъ близко къ этому лицу съ яснымъ взглядомъ, съ шляпой, лихо надвинутой на лѣвое ухо. Обыкновенно его ослабѣвшіе глаза едва улавливали эти подробности.
   Въ концѣ мѣсяца Жасменъ и Мартина видѣли въ окно, какъ явился Реньосіель въ красномъ колпакѣ въ сопровожденіи цѣлой толпы бездѣльниковъ, кричавшихъ во весь голосъ.
   Мартина бросилась къ двери и закрыла се.
   -- Объявлена республика!-- кричалъ Реньосіель:-- да здравствуетъ республика!
   Они стучали стучать въ дверь.
   -- Кричите: да здравствуетъ республика!-- оралъ онъ на Бюге.
   Старый садовникъ молчалъ.
   -- Будешь ли ты слушаться, старый песъ!-- кричалъ онъ, замахиваясь для того, чтобы уничТожить портретъ маркизы Помпадуръ.
   Тогда, тряся головой, Бюге прерывающимся голосомъ прошепталъ;
   -- Да здравствуетъ республика!
   -- Громче!-- оралъ Реньосіель.
   И онъ замахнулся палкой на прекрасную садовницу.
   -- Да здравствуетъ республика!-- закричалъ старикъ изо всѣхъ силъ своихъ легкихъ.
   -- Долой Людовика Капета!-- кричалъ Реньосіель, уходя.
   Казнь короля привела Жасмена въ ужасъ. Въ его понятіи король продолжалъ оставаться государемъ. Онъ представлялъ его себѣ розовымъ, съ элегантной походкой, скучающимъ, какъ онъ видѣлъ его въ Бельвю. Ему представлялось, какъ упалъ топоръ гильотины на эти кружева, украшавшія шею и, опустивъ свою безволосую голову на руки, онъ тяжело повторялъ:
   -- Боже мой! Боже мой!
   Въ слѣдующіе мѣсяцы слухи о войнѣ и эшафотѣ продолжали доходить до Жасмена. Священники всѣ куда-то исчезли. Разсказывали, что "якобинцы" погубили и королеву. "Сожженія" имѣли мѣсто въ Корбейлѣ и Медснѣ, гдѣ жгли все, что напоминало "тиранію" и "суевѣріе": гербы, знамена, книги, реликвіи. Реньосіель разсказывалъ, что всѣ эти церемоніи происходили при звукѣ музыки.
   -- Лучше было бы, если бы они сражались противъ пруссаковъ,-- говорила ему Мартина.
   -- Плевать мнѣ на твои совѣты!-- отвѣчалъ санкюлотъ.
   По городамъ ходили цѣлыя шайки, грабя церкви. Одна изъ нихъ явилась однажды утромъ въ Буасси. Ихъ было больше сотни. Неизвѣстно, откуда они взялись. Въ своемъ оборванномъ платьѣ они имѣли такой видъ, какъ будто бы только что вышли изъ тюрьмы. На растрепанныхъ женщинахъ красовались красные колпаки. Всѣ были вооружены пиками, саблями, ружьями. Сельчане укрывались отъ нихъ въ лѣсу. Реньосіель присоединился къ шайкѣ и повелъ ее къ церкви.
   Бюге и Мартина не могли бѣжать и заперлись въ своемъ домикѣ
   По всей деревнѣ слышны были крики. Мартина, сохранившая хорошее зрѣніе, замѣтила, что на кладбищѣ поднимается густой дымъ.
   -- Они жгутъ богослужебныя книги.
   Она наблюдала за ними изъ чердачнаго окна. Послышались выстрѣлы.
   -- Они стрѣляютъ въ крестъ. Они отбили голову св. Антонію... Боже мой, святая чаша...
   И она перекрестилась.
   -- Они выбрасываютъ Св. Дары, наносятъ удары Святой Дѣвѣ.
   Задыхаясь, она спустилась съ чердака и сѣла около своего мужа.
   Мятежники затянули церковный гимнъ "Dies irae" вперемежку съ Карманьолой. Бюге слышали, какъ звенѣли стекла въ церкви и звонъ упавшаго колокола. Они стали на молитву.
   Вдругъ вся банда собралась на дорогѣ, которая шла внизъ къ Сенѣ. Жасменъ смотрѣлъ на нихъ изъ окна.
   Оборванцы были одѣты въ ризы, размахивали кропилами, церковными свѣчами, кадилами. Посрединѣ толпы на ослѣ везли статую Св. Дѣвы. Далѣе три человѣка несли на доскѣ колоколъ.
   Вся толпа орала и шумѣла. Среди ея Реньосіель въ красномъ колпакѣ потрясалъ инкой, на которой была надѣта шапочка кюре.
   -- Вотъ здѣсь,-- закричалъ онъ, показывая рукой на домикъ Бюге.
   Четверо оборванцевъ стали выламывать дверь. Бюге спрятались въ глубинѣ комнатъ.
   Появился человѣкъ въ рваной рубахѣ, съ голыми ногами. Увидѣвъ прекрасную садовницу, онъ засверкалъ глазами.
   -- А, Помпадуръ, которую я зналъ въ молодости. За памфлетъ противъ нея я довольно просидѣлъ въ Бастиліи. Теперь я ее нашелъ.
   -- Каналья, опозорившая Францію!-- кричалъ онъ, размахивая саблей передъ портретомъ.
   Онъ съ размаху ударилъ саблей по гравюрѣ: рамка разлетѣлась вдребезги, и портретъ былъ прорванъ.
   -- Злодѣй! Что ты дѣлаешь,-- закричалъ Жасменъ.
   И, схвативъ ножъ, онъ бросился на оборванца, но тотъ быстро ткнулъ его саблей.
   -- Такъ погибнутъ всѣ враги свободы!
   Жасменъ упалъ на полъ и захрипѣлъ. Кровь лилась изъ его груди.
   -- Я умираю,-- прошепталъ онъ.
   Мартина бросилась къ мужу, быстро разстегнула жилетку, отыскивая рану.
   -- Жасменъ! Очнись! Очнись!
   Отвѣта не было.
   -- Очнись, очнись!
   Быстро, какъ бывало въ Этіолѣ, она бросилась по лѣстницѣ наверхъ и вынула изъ сундука смятое розовое платье.
   То было платье ея госпожи, то самое, въ которомъ Жасменъ видѣлъ ее въ Сенарскомъ лѣсу, то самое, въ которомъ Жасменъ видѣлъ ее танцующей въ паркѣ при свѣтѣ звѣздъ. Мартина быстро надѣла его на себя. Платье смято, вырѣзъ на груди обвисъ, ходить въ немъ неловко. Но все равно! Мартина надѣла его нарочно, чтобы удержать Жасмена, чтобы заставить его прійти въ себя.
   Спотыкаясь, она сбѣжала съ лѣстницы.
   -- Жасменъ, очнись!-- промолвила она съ какой-то странной улыбкой. Останься, зачѣмъ уходишь!
   Старушка старалась подранить голосу маркизы Помпадуръ. Бюге открылъ глаза. Его губы что-то шептали. Слабымъ движеніемъ онъ схватилъ платье.
   Когда-то на немъ были пятна отъ воды. Теперь онъ обагрялъ его своею кровью. Его пальцы судорожно вцѣпились въ ленты платья, ноздри расширились: онъ, казалось, вдыхалъ въ себя слабый ароматъ матеріи.
   Мартина падаетъ головой на тѣло мужа, но продолжаетъ улыбаться.
   -- Жасменъ, я знала, что ты очнешься!
   Но садовникъ лежитъ съ открытымъ ртомъ. Глаза его становятся стеклянными.
   Мартина поднимается, продолжая улыбаться беззубымъ ртомъ. Она берется за край юбки, и нарумяненная кровью мужа, напудренная собственной старостью, она плавно начинаетъ около умирающаго мужа менуэтъ, напѣвая разбитымъ голосомъ игривую арію Люлли, которую любила Помпадуръ.

"Историческій Вѣстникъ", тт. 140--141, 1915

   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru