Делиль Жак
Александр Великий и Абдолоним

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    (Эпизод из Делилевой поэмы, Сады.)
    Перевод А. Ф. Воейкова (1811)

  

Александръ Великій и Абдолонимъ.

(Епизодъ изъ Делилевой поемы, Сады.)

  
             Не мудрецы одни находятъ счастья сѣнь
             Подъ сѣнію лѣсовъ, при ручейкахъ, въ долинахъ,
             Не рѣдко и цари сокрывшися; въ пустыняхъ,
             Оставя тронъ отцовъ, потерянный покой
             Находятъ въ хижинѣ, въ безвѣстности златой.
  
             Будь мнѣ свидѣтель въ томъ, о старецъ оснѣженный
             Лѣтами, горестью, Абдолонимъ смиренный!
             Наслѣдникъ царства, зломъ отъ, царства отлученъ,
             Отшельникъ, радостей ты не былъ отчужденъ*
             Въ покоѣ сладостномъ, въ занятіяхъ приятныхъ,
             Ты позабылъ свой родъ забылъ неблагодарныхъ,
             И опроверженный мятежниками тронъ,
                  Пустыня райская! съ одной страны Седонъ
             Прекрасной гаванью, морями окруженный,
             Съ другой страны Ливанъ до облакъ возвышенный,
             Вѣнчанный кедрами цвѣтущими; они
             Уступами вокругъ горы обсажены,
             Являютъ вставшій лѣсъ изъ за другаго лѣса,
             Надъ сѣню нову сѣнь, завѣсу надъ завѣсой.
             По скатости горы плодоносящій холмъ,
           &nbs>p; Склонялся исподволь одѣянный ковромъ;
             Два свѣтлыхъ ручейка, съ Ливана ниспадая,
             Текли съ журчаніемъ холмъ злачный освѣжая.
             Въ саду и въ той странѣ, гдѣ солнечный восходъ,
             Среди безчисленныхъ естественныхъ красотъ
             Вдоль простиралася долина разширенна --
             И, бурнымъ сѣверомъ и югомъ ввѣкъ забвенна.
             Средь сада тополы, сѣнистый кипарисъ,
             Вѣтвями частыми приятно сопледись,
             И улыбалися кустарники душисты;
             Съ ихъ благовоніемъ мѣшался воздухъ чистый.
             Впреди лѣсъ яблоней подчищенный, младой,
             Лимонъ гордящійся одеждою златой,
             И смоква сладкая и сочная граната,
             И пальма стройная, дарами столь богата.
             Лужайки муравой кудрявою цвѣли.
             Вокругъ разбросаны утесы и скалы
             Чистѣйша мрамора, гдѣ жилки пурпуровы,
             Сребролазурныя и златобирюзовы,
             Въ ихъ грубомъ образѣ приятнѣй для него,
             Чѣмъ яшмовы столпы вокругъ дворца его,
             Стада, которыя въ лугахъ его гуляли,
             Начало, долгъ царей ему напоминали.
             Монархи первые, онъ думалъ иногда,
             Какъ добры пастыри пасли людей стада;
             A днесь какой мудрецъ, страдалецъ произвольной,
             Захочетъ бремя взять правленья добровольно?
             Такъ думалъ счастливый пастушьимъ посошкомъ,
             И полный властелинъ надъ стадомъ, цвѣтникомъ,
             Онъ прилагалъ объ нихъ нѣжнѣйшее раченье;
             Сынъ добрый раздѣлялъ съ нимъ трудѣ и попеченье.
             Одинъ величественъ и въ зиму дней -- съ брадой,
             Висящею до чреслъ серебряной волной;
             Румяныхъ цвѣтъ ланитъ не помрачила старости;
             Походка твердая напоминаетъ младость;
             Ни время, ни труды, ни горе не могло
             Склонишь къ землѣ его владычнее чело.
             Сынъ въ цвѣтѣ лѣтъ своихъ какъ роза расцвѣтаетъ,
             Пухъ персика браду прелестно отѣняетъ;
             Исполненъ нѣжности; но величавый зракъ
             Являетъ рода въ немъ высокаго признакъ.
             Чета сія тогда какъ время вечеряло,'
             И солнце слабый лучь изъ за морей бросало,
             Раченье отдала на время о цвѣтахъ,
             Читала лѣтопись о грозныхъ мятежахъ,
             Народа и вельможъ о буйствѣ страшномъ, яромъ;
             Какъ искра сдѣлалась великимъ вдругъ пожаромъ;
             Какъ наглость съ воплями въ чертоги ворвалась,
             Цареубійственнымъ мечемъ вооружась,
             Ихъ предковъ кровію тронъ царской обагрили,
             И отъ наслѣдія отцовъ ихъ отчуждили.
             И старецъ слезы лилъ о бѣдствіяхъ отцовъ,
             Но царь своихъ овецъ, монархъ своихъ садовъ,
             Въ пріятномъ уголкѣ обиленъ, здравъ, покоенъ,
             Онъ трона не желалъ, былъ хижиной доволенъ.
             Сынъ не таковъ его; онъ въ сердцѣ ощущалъ
             Духъ силы, мужества; онъ славою пылалъ
             Превыше возраста, превыше рока слезна!
             Не усмирялъ сей пылъ примѣръ отца любезна,
             Съ охотой новою за заступъ брался вновь:
             Все побѣждала въ немъ сыновняя любовь.
             Такъ отрасль юная, которая судьбами
             Назначена покрыть окрестность всю тѣнями,
             Въ стовѣковомъ лѣсу, сгорѣвшемъ отъ громовъ,
             Безсильна, кроется еще подъ отчій кровъ.
             Средь сада былъ олтарь изъ дерева простаго,
             И тамъ пустынники молили Всеблагаго,
             Однажды ввечеру работы окончавъ,
             Поливъ свои цвѣты, стада свои загнавъ,
             Они молилися колѣнопреклоненны,
             Лья токи теплыхъ слезъ, обнявъ олтарь священный;
             Вѣнки, пучьки цвѣтовъ, душистый ѳиміамъ --
             Вотъ всѣ дары, вотъ всѣ ихъ жертвы небесамъ.
             День былъ безвѣтренный, лучи свѣтила рдяна
             Скользили косвенно отъ запада багряна,
             И издали моря казалися въ огнѣ; -
             Зефиры въ парусномъ играли полотнѣ;
             Сидонскихъ кораблей чуть колебались флаги --
             И расправлялися изгибы свѣтлой влаги,
             Приникло, все молчитъ, на сушѣ, на водъ;
             Природа съ чувствами внимала ихъ мольбѣ.
             Неостановленный стѣнами храма долу
             Обѣтъ ихъ доходилъ къ всевышнему престолу:
             Что можетъ преклонить на милость гнѣвъ небесъ,
             Какъ не вздыханіе, не рѣки теплыхъ слезъ,
             Отецъ возвыся гласъ просилъ y щедра неба
             Отчизнѣ счастія, себѣ насущна хлѣба;
             Молилъ простершися, да горню благодать
             Благоизволитъ Зевсъ на сына низпослать,
             Сынъ объ родителѣ молилъ со умиленьемъ,
             И богъ боговъ воззрѣлъ на нихъ съ благоволеньемъ,
             Подвигнулся Олимпъ, безсмертныхъ сонмъ возсталъ --
             И добродѣтельныхъ страдальцовъ созерцалъ:
             Полвѣка доблестей за старца умоляли,
             Невинныя лѣта за юношу вѣщали.....
  
             Внезапно зазвучалъ трубы военной громъ,
             И войско облегло пустыню ихъ кругомъ;
             Младый Абдолонимъ страхъ ощутилъ безвѣстный,
             Но старецъ: "не страшись сего, мой сынъ любезный!
             "Когда гордыня рать на брань вооружитъ,
             "То ужасъ богачамъ; бѣднякъ покойно спитъ."
             Скончавъ, у олтаря остался неподвижный.
             Ужь близко бубновъ громъ и трубны звуки слышны,
             Окрестъ гора горе сей громъ передаетъ...
             Се онъ! се Александръ, царь грозныхъ силъ грядетъ!
             Се онъ! -- надменный Тиръ къ ногамъ своимъ повергшій,
             И рати сильныя и царства опровергшій!
             Наскуча зрѣть вездѣ опустошеній слѣдъ,
             Развалины градовъ, пеплъ селъ, -- тріумфъ побѣдъ,
             Сей страхъ земныхъ владыкъ и престоловъ сокрушитель,
             Престоловъ хочетъ быть теперь возстановитель:
             Онъ дивенъ, онъ великъ и въ прихотяхъ своихъ!
  
             Уже у вратъ, уже коснулся прага ихъ...
             Столпы не рѣзьбою онъ видитъ украшенны,
             Простыя вереи изъ дуба округленны;
             Вкругъ сада вмѣсто рвовъ и каменныхъ оградъ
             Крыжовникъ, роза, тернъ, -- иглистый палисадъ,
             И вождь, котораго законъ лишь мечь единый,
             Который сокрушалъ высокія твердыни,
             Безвѣстной силою остановленный сталъ,
             На сей ничтожный валъ съ почтеніемъ взиралъ;
             Тѣлохранителей и ближнихъ оставляетъ,
             И набожной стопой во внутренность вступаетъ,
             Едва вступилъ туда -- побѣдъ умолкнулъ гласъ,
             Смирился въ сердцѣ онъ, и огнь страстей погасъ,
             Онъ ищетъ старца тамъ повсюду, обрѣтаетъ,
             И приближаяся, почтительно вѣщаетъ:
             "Все что ни вижу здѣсь, мнѣ дѣлаетъ упрекъ;
             "Упрекъ сей справедливъ: я счастье пренебрегъ,
             "Природы позабылъ невинные уставы,
             "Монарховъ низвергать искалъ опасной славы;
             "Я счастье новое узнаю наконецъ:
             "Ты кровь царей, прими изъ рукъ моихъ въ немъ!
             "Твой жребій царствовать; забудь объ низкой долѣ:
             "Преступенъ, кто отъ правъ откажется по волѣ!
             "Сладчайшей мзды побѣдъ меня ты не лишай,
             "И новой славою мой подвигъ увѣнчай.
             "Народъ и доблести, и Александръ, и боги
             "Зовутъ тебя на тронъ, зовутъ тебя въ чертоги." --
  
             "И такъ; о Александръ! по прихоти своей
             "На троны взводишь ты, низводишь съ нихъ Царей?"
             Абдолонимъ ему смиренно отвѣчаетъ:
             "Пустыня отъ тебя Царей не укрываетъ!
             "Кормила царства вновь готовъ я кормчимъ быть,
             "Наслѣдіе отцовъ для сына сохранить;
             "А ты, коль счастье селъ постигнуть ты способенъ,
             "Воззри на хижину; въ ней каждымъ днемъ доволенъ,
             "Сномъ крѣпкимъ кажду ночь я сладко засыпалъ,
             "Спокойствіе Царямъ безвѣстное вкушалъ;
             "Позволь, да наслаждусь въ послѣдній въ сей юдоли
             "Прекраснымъ вечеромъ -- блаженствомъ тихой доли.
             "Покорствуя судьбамъ, я буду вновь Царемъ
             "И завтра пріиму правленія яремъ."
  
             По сердцу отзывъ сей владѣтелю вселенной.
             Прощальнымъ симъ рѣчамъ; бесѣдѣ продолженной,
             Младый Абдолонимъ въ цвѣтникъ любимый свой
             Спѣшитъ; нарвалъ цвѣтовъ, и робкою рукой
             Ихъ Александру въ даръ какъ сердца дань подноситъ,
             И розы сочетать съ кровавымъ лавромъ проситъ.
             Вождь улыбается дарамъ нелестнымъ симъ,
             И лавроносное чело склоня предъ нимъ,
             Въ объятья заключилъ, цѣлуетъ въ восхищеньѣ,
             И любитъ видѣть въ немъ Царя -- свое творенье.
  
             Оставилъ наконецъ невинную чету,
             Въ которой уважалъ онъ нравовъ чистоту,
             Которую узнавъ, гнушаться сталъ войною,
             И славы бранныя блестящею мечтою.
             Увидѣлъ Александръ, что міръ завоевалъ
             И ясный миръ души на вѣки потерялъ.
             Но въ день сей онъ вкусилъ благодѣянья сладость
             И воскресилъ въ душѣ давно погибшу радость,
             Которой тщетно онъ искалъ земли въ концахъ,
             Которой не нашелъ ни въ браняхъ, ни въ пирахъ,
             Которой не даетъ блескъ пышной діадимы;
             И побѣдитель сей, ни чѣмъ ненасытимый,
             И Александръ на часъ доволенъ самъ собой,
             Гордится подвигомъ души своей благой.
  
             Въ то время догоралъ на башняхъ лучъ вечерній,
             Темнѣлъ небесный сводъ, Абдодонимъ послѣдній
             И продолжительный окрестъ бросаетъ взорѣ
             На дальніе лѣса, на дальни цѣпи горъ;
             Спѣшитъ въ послѣдній разъ природой насладиться,
             Съ цвѣтами, съ хижиной, съ деревьями проститься.
  
             Едва съ земли, съ небесъ прогнавъ ночную тѣнь,
             Аврора извела изъ моря юный день:
             "Иду на тронъ, мой сынъ! увы, пріидетъ время,
             "И на тебя падетъ сіе несносно бремя."
             Рекъ старецъ тронутый: "О сколь мнѣ жалокъ ты!
             "Намъ вѣрно-подданны древа, стада, цвѣты,
             "Не измѣняли намъ, не вѣдали коварства,
             "Благословеннаго не раздирали царства;
             "О сколь отличная теперь насъ участь ждетъ!..
             "Опора слабая моихъ преклонныхъ лѣтъ,
             "Приди въ объятія мои, о сынъ любезный!
             "Приди и радѣли сей жребій неизбѣжный;
             "Утѣши въ старости печальнаго отца,
             "Подъ блескомъ царскаго стонающа вѣнца!
             "А ты, драгой чертогъ, шалашъ, соломой крытой;
             "Лѣса, которыхъ тѣнь служила въ зной защитой,
             "Гдѣ удовольствіе для сердца находилъ,
             "Древа, которыя я самъ садилъ, растилъ,
             "Работалъ, отдыхалъ на лонѣ гдѣ природы,
             "Веснами вашими свои считалъ я годы;
             "Лѣтосчисленіе, которое вернѣй
             "Бытописанія народовъ и царей;
             "Простите милыя! удѣлъ Монарховъ въ мірѣ
             "Лить слезы подъ вѣнцомъ, рабами быть въ порфирѣ."
             Изрекъ -- и къ важному готовится пути,
             Въ послѣдній говоритъ имъ взорами: прости!
             Уже въ десницѣ скиптръ; одѣтый въ багряницу,
             Онъ удаляется возсѣвъ на колесницу,
             Блестящей свитою и стражей окруженъ;
             Рукоплесканія встрѣчаютъ съ градскихъ стѣнъ;
             Но только лишь стопы до градскихъ вратъ коснулись,
             Воспоминанія въ душѣ его проснулись --
             И радость и печаль, смѣшенье чувствъ, восторгъ;
             Въ безмолвіи вступилъ отцовъ своихъ въ чертогъ,
             Свидѣтель славы ихъ, свидѣтель униженій;
             Его преслѣдуютъ окровавленны тѣни;
             Мнитъ слышать вопли ихъ... но чиста кровь тельцовъ;
             Мольбы усердныя народа и жрецовъ,
             И возліянія и дымъ благоуханій,
             Очистили слѣды прошедшихъ злодѣяній;
             Онъ царствуетъ, и съ нимъ правдивость предсѣдитъ,
             Любезный подданнымъ вѣнецъ не тяготитъ.
             Но старецъ иногда отъ міра въ удаленье
             Спѣшитъ въ любимое свое уединенье,
             И утрудясь какъ Царь, тамъ любитъ какъ мудрецъ
             Съ природой отдохнуть, сложа съ себя вѣнецъ,
             Сплетаетъ вѣтви древъ, сидя подъ мирной сѣнью,
             И счастья прошлаго любуется хоть тѣнью.
                                                                                             Воейковъ.

"Вѣстникъ Европы". Часть LVI, No 8, 1811

  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru