Деккер Томас
Добродетельная шлюха. Часть вторая

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   И. А. Аксенов. Елизаветинцы. Статьи и переводы
   М., ГИХЛ, 1938
   

ТОМАС ДЕККЕР

ДОБРОДЕТЕЛЬНАЯ ШЛЮХА

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

   

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА.

   Гаспаро Требаци, герцог Миланский.
   Ипполито, граф, муж Инфеличе.
   Орландо Фрискобальдо, отец Белафрон.
   Матео, муж Белафрон.
   Кандило, торговец холстом.
   Лодовико Сфорца.
   Беральдо.
   Кароло.
   Фонтинели.
   Астольфо.
   Антонио Джорджио, бедный ученый.
   Брайан, ирландский скороход.
   Бост, вышибала.
   Начальники Брайдвеля, приказчики, слуги, и т. д.
   Инфеличе, жена Ипполито.
   Белафрон, жена Матео.
   Мистрис Коновал, сводня.
   Невеста Кандило.
   Дороти Доротик, Пенелопа Девка, Катерина Тароватая -- Шлюхи.
   

АКТ ПЕРВЫЙ

СЦЕНА ПЕРВАЯ

Зал в доме Ипполито.

Входят с одной стороны Беральдо, Кароло, Фонтинели, Астольфо в сопровождении слуг или пажей, а с другой -- Лодовико.

Лодовико.

             Здорово, франты!
   

Все.

                                 Здравствуй, Лодовико!
   

Лодовико.

   Как поживаешь, Кароло?
   

Кароло.

   Честное тебе слово, как врач на чуме: поглядеть, так все кругом больны, а сам здоровехонек.
   

Фонтинели.

   Славное сегодня утро, господа!
   

Лодовико.

   О, такое утро, что хоть самого Юпитера с Ганимеда оторвет, иначе говоря, способно развратить коровниц, пока они доить собираются. Что -- твой лорд уже встает?
   

Астольфо.

   Да уж в этакий час, наверно, не скачет.
   

Беральдо.

   Миледи клянется, что поскачет: она по двору стосковалась.
   

Кароло.

   О, мы-то погоним в три кнута, лишь бы при нем оказаться.

Входит Брайан.

Лодовико.

   Ну, что -- готов твой лорд?
   

Брайан.

   Нет. Насколько мне говорит горничная, миледи пожелала сперва положить себе в животик кое-какую штучку.
   

Кароло.

   О, это значит, что они завтракают.
   

Лодовико.

   А что, скороход, милорд поедет в карете с миледи или верхом?
   

Брайан.

   Нет, ей-богу! Вот миледи милорда всадит себе. Он будет садить в одну сторону, а она будет садить в другую.

(Уходит.)

Лодовико.

   Миледи будет садить в другую! Слыхали вы еще какого-нибудь мерзавца, чтоб нес такую безбожную чепуху? Диву даешься, что этакий парень вот уж столько лет торчит в Италии, а такое про христиан откалывает.

Входит Антонио с книгой.

   

Астольфо.

   Ирландец в Италии! Удивительно! Впрочем, у этого народа головы на месте не стоят. (Прохаживаются.)
   

Лодовико.

   Нет, Кароло, вот что еще удивительней. Бывал я во Франции: там их немного, а вот Англию все они считают тепленьким запечным уголком и кишмя в ней кишат, как сверчки в пивных за прислугу. Но вот что, сэр: в Англии-то я и поглядел одну вещь.
   

Астольфо, Беральди и пр.

   Что, что там, в Англии?
   

Лодовико.

             Вот... Это кто же?
   

Беральдо.

             Бедняк. Желает с графом говорить.
   

Лодовико.

   В Англии, господа... ей-богу, вспомню -- и смех разбирает! Представьте только себе, что целая нация как будто одним клеймом по лбу отмечена, с позволения сказать. Да, да, господа! Там что ни фруктовщик, обязательно ирландец.
   

Кароло.

   Ах, это в доказательство древности своего рода, восходящего до самой Евы, которая была яблочницей. Они, значит, прямо в прамать пошли.
   

Астольфо, Беральдо и пр.

   Здорово, здорово... ха-ха!
   

Лодовико.

   А почему же в таком случае все трубочисты тоже ирландцы? Ответьте-ка, покажите свое остроумие!
   

Кароло.

   Ну, на это легко ответить. Вы, конечно, знаете, что их святой Патрик лазил в чистилище. Он развел топку, а его землякам уж ничего больше не остается, как трубы чистить.
   

Астольфо, Беральдо и пр.

   И это ловко!
   

Лодовико.

   По всем этим причинам, господа, вам и доводится видеть многих, подобных этому парню, преимущественно его же масти, в должности скороходов при знатных и иных людях, да они, сволочи, страх как верны тем, к кому привяжутся. Клянусь честью, между нами очень способные попадаются, а уж резвость... как тучи: дррр-ха!
   

Астольфо, Беральдо и пр.

   В самом деле?
   

Лодовико.

   А уж упрямы! Исключительно упрямы. Да вот ручаюсь, что если б этого дражайшего негодяя запрячь в подходящее дело, он бы дрался отчаяннее шестнадцати дюнкирхенцев.
   

Астольфо.

   Там женщины -- красотки.
   

Лодовико.

   Нет, нет! Вот наши отечественные шлюшки... о! вот они -- это самые вкусные, самые сладкие канашки!
   

Астольфо.

   Ого! Погляди-ка, как его на них потянуло.
   

Лодовико.

   Да нет же, право. Есть, знаете, такая поговорка о народах. Славятся: ирландец -- рукой, уэльсец -- ногой, англичанин -- щекой, голландец -- бородой...
   

Фонтинели.

   Честное мое слово, они могут ею полы мести.
   

Лодовико.

   Испанец, дай бог память... маленькой ступней... вспомнил! Француз... да каким он там сифилисом славится? Ну, да в том же роде и о всех прочих.. Так они, значит, уже сели завтракать? Знаете что? Давайте гулять.
   

Астольфо.

   А здоров болтать этот Лодовико.
   

Фонтинели.

   Складно говорит.
   

Беральдо.

   И очень почтенный джентльмен.
   

Астольфо.

             О! Граф его очень ценит.

Входит Белафрон с прошением в руках.

   

Фонтинели.

             Что, что? Кто это?
   

Беральдо.

                                           Дайте подойти.
   

Белафрон.

             Сэр, долго ли ждать выхода милорда?
   

Лодовико.

   Ну, что тут у вас? Прошение об алиментах? Кто-то из здешних наградил тебя младенцем, а теперь, поди, содержать его отказался?
   

Белафрон.

             Нет, сэр, имею дело до милорда.
   

Лодовико.

   В данное время он занят делом собственной супруги, и вряд ли он справится с двумя такими делами за одно утро.
   

Астольфо.

   Прекрасная дама, не обращайте внимания на его речи: он -- рыцарь, поэтому с его словами считаться не приходится.
   

Фонтинели.

   Милорд сейчас здесь пройдет.
   

Беральдо.

   Славная, пухленькая канашка!
   

Астольфо.

   Горяченькая, смелая потаскушка!
   

Беральдо.

   Вы с ней знакомы?
   

Лодовико.

   А, язви ее, уверен, что ее имя стояло когда-то в моей записной книжке. Какого сорта ее теперешний чекан -- не знаю, а раньше она была расхожее табака: та самая, кого прозвали "добродетельная шлюха".
   

Астольфо, Беральдо и пр.

   Так это она?
   

Лодовико.

   Тот самый арап, которого отстирали добела; наново начищенная привада, та самая, которая, поскольку вообще ее единоверцы поддаются спасению, была спасена графом Ипполито.
   

Астольфо.

   Славное создание была;
   

Лодовико.

   Была! Вот она, эпитафия всякой девки! Я хорошо знаком с бедным джентльменом, ее мужем. Господи! Какую карьеру упустил этот человек! Она меня не узнала, а я бывал в ее компании. Да и я ее еле узнал оттого, что красота лица ее, по примеру луны, претерпела великие затмения со времен моего наблюдения. Да ведь женщины -- как кизил: чуть созрели, тут же и сгнили.
   
             Жен создали поздней, а тратят раньше.
             Да часто муж отменнее обманщик.

Входят Ипполито, Инфеличе и двое прислужниц.

   

Ипполито.

   Сегодня мы уже успели потерять половину утра. Доброго утра, Лодовико!
   

Лодовико.

   С добрым утром, сударыня.
   

Ипполито.

   Давайте ехать.
   

Лодовико, Астольфо и пр.

   Да, да, на коней! на коней!
   

Белафрон.

   Умоляю вашу милость дозволить вашим очам пробежать эту злополучную бумагу.
   

Ипполито.

   Спешу. Прошу тебя, добрая женщина, выбери время поудобней.
   

Инфеличе.

   Пожалуйста, милая.
   

Белафрон.

   Увы! Дело идет о жизни бедняка.
   

Ипполито.

   О жизни! Дорогая, идите, усаживайтесь: я только прочту это и сейчас же приду.
   

Лодовико.

   Вы какие сегодня изволили надеть чулки, сударыня? Если не желтые -- перемените. Бумага-то, небось, супругу вашему письмецо от какой-нибудь девки.
   

Инфеличе.

   О, сэр! Этому не заставить меня ревновать.

Уходят все, кроме Ипполито, Белафрон и Антонию.

   

Ипполито.

             В чем дело, сэр? Ко мне?
   

Антонио.

                                           Да, добрый граф.
   

Ипполито.

             Сейчас, сэр. Это вы жена Матео?
   

Белафрон.

             Да. Самая несчастная из женщин.
   

Ипполито.

             Жаль, что стряслась гроза. Люблю Матео
             И для него готов на все. Мы с ним
             Связали узел дружбы, и он крепнет
             Во мне, пока судьба другого треплет.
             Пишет, что осужден он. Верно?
   

Белафрон.

                                                     Слишком верно.
   

Ипполито.

             Кого же он убил? Ах, вижу имя:
             Так, старший Джакомо, сын флорентинца
             Джакомо, пес, в погоне за процентом
             Готовый по уши стоять в крови
             Собственных деток. Передай, Матео,
             Что герцог, мой отец, вряд ли откажет
             В прошеньи. Это славная дуэль,
             Поскольку верить слухам. Так и пишет.
             Завтра, поутру, буду от двора:
             Прошу вас быть здесь. Конечно, сэр, Живо!
             Но, в самом деле, вы жена Матео?
             Меня забыли вы.
   

Белафрон.

                                 Нет, граф.
   

Ипполито.

                                           Ваш кормчий,
             Склонивший вас на благородный курс.
             Вы были милы в дни, когда вам душу
             Рвали противоречья. Теперь гладко?
   

Белафрон.

   Гм! Когда я потеряла дорогу к раю, вы мне ее показали.
             В тот день я заново родилась.

Входит Лодовико.

   

Лодовико.

   Прости господи, милорд! Супруга ваша спрашивает, не изволили ли вы освободиться от своей девки? Вам ведь лиха беда начало, а там уж никак не разделаетесь. Пожалуйте! пожалуйте! пожалуйте! Оплачивайте старый запас и сдавайте его в упаковку. Пожалуйте!
   

Ипполито.

   Отправьтесь полегоньку: догоню вас.
   

Лодовико.

   Супруга ваша поклялась, что без вас не двинется.
   

Ипполито.

             Лодовико, прошу!
   

Лодовико.

                                 Милорд!
   

Ипполито.

                                           Иду.

Лодовико уходит.

             Позвольте ждать вас завтра. До свиданья!
             Поклон Матео. Только одно слово:
             Отец ваш не живет ли при дворе?
   

Белафрон.

             Да, но таким позором я покрыта,
             Что, верно, даже имя позабыто.
   

Ипполито.

             Он не Орландо Фрискобальдо?
   

Белафрон.

                                                     Да.
   

Ипполито.

             Что он сделал для вас?
   

Белафрон.

                                           Что должен был.
             Забывших долг родитель позабыл.
             Он ничего не сделал -- поделом мне!
   

Ипполито.

   Можно мне будет помирить вас и восстановить вас в желаемой милости?
   

Белафрон.

             Немыслимо.
   

Ипполито.

                                 Проверим. До свиданья!

Белафрон уходит.

             Тогда я не смотрел! А хороша
             Была, если сейчас, в беде, прекрасна.
             Ну, сэр, что вам угодно?
   

Антонио.

                                           Я осмелюсь
             Вам преданность с любовью доказать
             В этих листках.
   

Ипполито.

                                 Книга?
   

Антонио.

                                           Она, милорд.
   

Ипполито.

             Так вы -- ученый?
   

Антонио.

                                 Да, милорд. И бедный.
   

Ипполито.

             Сэр, вы оказываете мне честь:
             Царь горд помочь ученым. Но скажите:
             Из скольких рук клевала эта птичка
             И много ль мне партнеров?
   

Антонио.

                                                     Никого.
             Клянусь, что вами ограничен список.
             Я, государь мой, не настолько низок.
   

Ипполито.

             Имя, пожалуйста.
   

Антонио.

                                 Антонио Джорджио.
   

Ипполито.

             Миланец?
   

Антонио.

                                 Да.
   

Ипполито.

                                           Позвольте прочитать
             Все, и тогда поговорим. Покуда ж
             Пропейте это. Разум любит лозы.
             Вот знак любви в задаток вашей прозы. (Дает ему денег.)

Входит Брайан.

             Ну, что? Где ваша леди? Еще здесь?
   

Брайан.

   Твоя жена от тебя убегала и уже много земли отошла, как послал ее пред твоя ясные очи. Пожалуйста, пожалуйста, милорд, отсюда! Поехать ты наконец?
   

Ипполито.

   Уже уехала? Седлай гнедого.
   

Брайан.

   Чуму ему в храп, подлецу! Вшивая он сволочь, эта мальчик! Как я ему подпруга по живот тянул, он в свой проклятый кишки бурчал, и мне стервец вдруг в самую рожу пук! А твой, знаешь, мы, ирландцы, этого не стерпеть. Седлал уже деревянную лошадка, шотландка готова. Пожалуйста, прошу, милый, дорогой милорд! Поедет ты наконец? Я б от тебя вперед к чорту сбежал.
   

Ипполито.

   Так, сэр... Прошу не забывать, ученый.
   

Брайан.

   Уходим, пожалуйста, светлость, уходим.

Уходят.

   

СЦЕНА ВТОРАЯ

Покой во дворце герцога.

Входят Лодовико, Кароло, Астольфо и Беральдо.

   

Лодовико.

             Боже! Мы позабыли, господа!
   

Кароло, Астольфо и Беральдо.

                                                     Что?
   

Лодовико.

   Да ведь мы разве не приглашены -- четверг же сегодня? Да именно в этот день. Обедать у холщевника?
   

Кароло.

             Синьор Каидило многотерпеливый.
   

Астольфо.

             Клянусь богами, женится сегодня.
   

Беральдо.

   Удивительно, как это он, искусанный одной осой до такой степени, снова отваживается поднимать крышку над роем.
   

Лодовико.

   О, самоотверженное высасывание сладкого медового сота! Дай бог только, чтоб его покойницу зарыли достаточно глубоко и она не явилась требовать себе очереди в танцах! Инструменты бедных скрипачей полопаются, чуть она их пощекочет. Дайте, во всяком случае, поглядеть, что там за огонь пылает в его новой невесте, а буде в ней такого не окажется, мы его в нее вдунем. Это, в самом деле, очень благородный гражданин. Только мне жаль, что он опять женится. Потащусь к нему -- он славный приятель!
   

Кароло.

   Ручаюсь, что миланские жены рады отсыпать тысяч двадцать дукатов тому, кто отважится выпросить у герцога всем миланским гражданам соблюдать такое же спокойствие и терпение, как этот холщевник.
   

Лодовико.

   Какая гадость! Да это погубит всех нас, придворных. Мы не сможем шикнуть на девок тогда!

Входит Ипполито.

   

Кароло, Астольфо и Беральдо.

             Вот граф.
   

Ипполито.

                       Ничего нового нет?
   

Прочие.

                                                     Нет.
   

Лодовико.

             Супруга ваша с герцогом-отцом.
   

Ипполито.

             Мы к ним немедля присоединимся*
   

Входит Орландо Фрискобальдо.

             А это кто же?
   

Кароло, Астольфо и Беральдо.

                                 Синьор Фрискобальдо.
   

Ипполито.

   Фрискобальдо? О, позовите его пожалуйста, и оставьте нас: у меня с ним дело.

Уходят все, кроме Ипполито и Фрискобальдо.

   

Кароло.

   Эй, синьор! Синьор Фрискобальдо! Граф Ипполито!
   

Орландо.

   Благородный мой граф! Граф Ипполито, сын герцога, его прекрасной дочери прекрасный супруг! Неужели ваше сиятельство благоволит помнить такого бедного джентльмена, как синьор Орландо Фрискобальдо? Старого дурака Орландо?
   

Ипполито.

   О сэр, вам известно, что такое друзья! Они -- наша драгоценность и дороги нам (под спудом так же, как и наши пальцы. Вижу я, Фрискобальдо, что годы не укротили вашей крови, ни один из серпов времени нас не коснулся и вы все прежний Орландо.
   

Орландо.

   Что ж, милорд, разве луга не топчут, не косят, не обдирают наголо -- и нс одеваются они наново в пестрый свой плащ? Пусть голова моя бела, как порейная луковица, -- почему бы сердцу, как стрелка его, не зеленеть?
   

Ипполито.

             Не прочитать на вашем лбу рассказ,
             Написанный годами. Вид ваш молод.
   

Орландо.

             Глотаю змей, граф, да, глотаю змей.
             Не будет ни одной морщицы в сердце,
             Пока сумею громко крикнуть: гей!
   

Ипполито.

             Сэр, вы счастливец.
   

Орландо.

                                           Это я счастливец?
   Я вам сейчас предъявлю точный портрет счастливого человека. Сегодня я стал перелистывать книгу и напал на него -- нарисован он великим итальянским художником. Если я вспомню его настоящие краски, поднесу вашей милости.
   

Ипполито.

             Настаиваю на этом.
   

Орландо.

             Кто дорожит не девкой, а женой,
             Кто вышел из тюрьмы в полдневный зной,
             Кто солнцу не сучок и не бревно,
             Кто юбке перестал служить давно,
             Кто беднякам на помощь притти слаб,
             Кто ни вельмож, ни адвокатов раб,
             Кто волен и в морях и в берегу,
             Кто стал богаче, как лежит в гробу,
             Кто юность в меч, а старость в посох взял,
             Кто сам себе надгробие вписал,
             Кто, умирая, лебедем поет,
             А мертв -- не ворон, -- счастливо живет.
   

Ипполито.

             Прекрасно. Благодарен за портрет вам.
   

Орландо.

   Имея подобный портрет, милорд, стоит ли мне беспокоиться об изготовлении собственного? Ведь я не скуп, не в долгах, не лезу сесть рядом с герцогом и не ползаю у его ног, с бабничеством мы в разводе, никого не обижаю, никого не боюсь, никого не подкупаю, размеряю, докуда мне дойти, зная, где у меня дом, не хотелось бы умереть, как богач, который уносит с собой только саван, а умереть, как хороший человек, оставив по себе Орландо. Сеял я в молодости страницы, теперь пожинаю книги. Этой рукой беру, а этой -- даю, и, когда по мне ударят в колокол, если я покажу себя лебедем и с песней полечу на свое гнездо, лучшего мне и не надо. А окажусь вороной -- выкиньте меня на падаль да выдерите мне глаза. Милорд, имеет ли старый Фрискобальдо право шутить сейчас? А?
   

Ипполито.

   Да. Я б и сам хотел вам быть под пару.
   

Орландо.

   Малым я располагаю: все у меня есть. Ничего у меня нет: ни жены, ни детей, ни потомства. Так кто же отнимет у меня веселость?
   

Ипполито.

   Разве ваша жена скончалась?
   

Орландо.

   Она -- старожил тех горних краев, которые еще не про меня. Там она, там, но меня обогнала. Когда женится прохвост на шлюхе, они обычно гуляют гуськом, как полиция, а порядочные пары разлучаются редко.
   

Ипполито.

   Сэр, ведь у вас и дочь была, не так ли?
   

Орландо.

   О милорд! У этого старого дерева была одна ветка, только одна из него и выросла. Молода была, хороша была, крепка была. Я ее подчищал ежедневно, кутал усердно, от ветра берег, солнцу подставлял, да несмотря на все мое садовое искусство, выросла она вкривь, дичком поросла, я ее и срубил, а что с ней потом сталось -- не знаю и не любопытствую.
   

Ипполито.

             Тогда могу сказать вам, что с ней сталось:
             Ветка засохла.
   

Орландо.

                                 Давние дела.
   

Ипполито.

             Кажется, звали -- Белафрон? Скончалась,
   

Орландо.

   А? Умерла?
   

Ипполито.

             Да. Недостойные ее останки
             У меня на глазах снесли в могилу.
   

Орландо.

   Умерла! Да будет с ней мое лучшее и последнее пожелание мира! Смерть, вижу, лихой обжора: глотает грубую дрянь, как самые тонкие кушанья.
   

Ипполито.

             Как, Фрискобальдо, грубой ли была?
   

Орландо.

   О милорд! Шлюха одна из бесовских лоз: все грехи, как адские жерди, кругом понатыканы на подпорки, чтоб могла об них оплетаться. А когда созреет, всякая сволочь может ее дергать и мять. Слюнки текут у чувственности на молодой, прекрасный виноград, да отведать этого сладкого винца -- значит выпить собственное проклятие. Так она умерла.
   

Ипполито.

             Вернулась в землю.
   

Орландо.

                                           Лучше бы на небо!
   Гм! Так она умерла? Очень рад, что свет лишился одного из своих кумиров. Ни один распутник уже не постучится в полночь у ее двери. В ее гробу уснул весь мой срам, да и ее заодно, и все мои скорби, и все ее грехи.
   

Ипполито.

             Рад, что вы -- воск, не камень. У вас характер
             Из лучших у людей, и есть надежда,
             Что эти глетчеры на вашем сердце,
             Морозившие отчую любовь,
             Растают в нежном ливне ваших глаз:
             Вы ангел, обуздавший страсти и нас.
             Она не умерла, но жизнь ей в тягость:
             Кажется, бедствует, а в довершенье
             Бед муж ее сейчас сидит в тюрьме
             За убийство. Чтоб сохранить в нем кровь
             Соединимте силы. В той борьбе
             Помочь ему -- вам помогать себе.
   

Орландо.

             В лице дочери? Это разумели?
   Так она, значит, жива? Жаль, что тратил слезы на потаскушку, но, по счастью, у меня имеется платок, чтобы их вытереть, а мыло их и вовсе отмоет. Она бедна?
   

Ипполито.

             Поверьте, думаю, что так и есть.
   

Орландо.

   Ну, так, значит, она самая доподлинная шлюха. В жизни своей не видал ни одной из ее цеха, чтоб ей богатой хоть два года кряду быть. В решете вода, в курве деньги -- не держатся. Слишком у них для этого много щелей и каналов: таверны, портные, сводни, посредники, музыканты, шуты и сволочи -- вое так и тянутся на стервячий корм; они -- аптечная банка, на которую все эти трутни слетаются не любви ради к посудине, а к сластям, которые в ней хранятся: деньги ее, деньги.
   

Ипполито.

             Даю вам слово, грудь ее не греет
             Подобных змей. Когда ее видали?
   

Орландо.

             Лет под семнадцать.
   

Ипполито.

                                           Так стара вражда?
   

Орландо.

             Старше: у нее голова седая
             И не умрет, пока не похоронят.
             Я сплю и буду спать с ее грехами.
   

Ипполито.

             Спасите ему жизнь -- в нем честь ее.
   

Орландо.

   Нет, пусть его повесят, и половина ее бесчестья уйдет со света. Ненавижу его за нее: он первый научил ее пить отраву. Ненавижу ее за нее саму: она отказалась от моего противоядия.
   

Ипполито.

             Но, Фрискобальдо!
   

Орландо.

             Ненавижу ее! Отрекаюсь от обеих! Она не моя, она...
   

Ипполито.

             Хоть ее услышьте.
   

Орландо.

             Не люблю русалок. Меня на перепелиную дудку не поймать.
   

Ипполито.

             Вы недоступны разуму.
   

Орландо.

                                           Тем лучше.
   Предпочитаю, сэр, быть животным и не позорить своей природы, чем быть отцом, который бредит от старости, чем стать подобием Времени -- губителя собственных выводков.
   

Ипполито.

             Бред -- в бедности дитя вам поддержать?
   

Орландо.

             Прилично ль старику шлюшек держать?
   

Ипполито.

             Здесь милосердье.
   

Орландо.

                                 Дурь здесь! Помогать ей!
             Лежи она холодная в гробу,
             Я из-под ногтя грязи пожалел бы
             Отдать за час дыханья ей, я б волос
             Не дал, разве чтоб задавить совсем.
   

Ипполито.

             Прощайте! Больше вас не беспокою.
   

Орландо.

   Прощайте и вы, сэр.

Ипполито уходит.

   Иди своей дорогой; у нас мало лордов твоей породы, которые любят девок за их честность. Ах, моя девочка! Так ты в бедности? Бедность живет дверь в дверь с отчаяньем, они только стенкой разгорожены, а отчаянье -- один из разведчиков ада, и пока сатана ее еще не арестовал, я к ней направлюсь. Но она не должна меня узнать. Пусть пьет мое богатство, как нищие проточную воду, не зная, из чьего родника бежит. Одной, что ли, птице себе грудь расклевывать птенцам на прокорм, а отцу смотреть, как его дитя с голоду помирает? Это жестокость: пеликану можно, а мне нельзя? Да уж доставлю я ради нее провиант в лагерь, только обходным маневром. Боюсь, повесят этого мерзавца, ее мужа. Постараюсь выручить его шею из петли, если смогу, да только не узнать ему -- как.

Входят двое слуг.

             Какого черта надо?
   

1-й слуга.

                                 Вашу милость.
   

Орландо.

   Стой! У кого из вас мой кошелек? Сколько на вас денег?
   

2-й слуга.

   Каких-нибудь пятнадцать-шестнадцать фунтов, сэр.
   

Орландо.

   Давай сюда. (Берет кошелек.) Кажется, и на мне найдется несколько золотых. Ну, ладно. Бросьте мою придворную квартиру и ступайте домой. Пожалуйте-ка сюда, сэр. Мне хоть еще и не доводилось раздевать прохожих на улице, а сейчас позволю себе смелость стащить с вас вашу куртку. (Орландо снимает куртку с 1-го слуги, отдавая ему взамен свой плащ.)
   

1-й слуга.

             Что вам угодно делать с этим, сэр?
   

Орландо.

   Прикуси язык, сволочь, да забирай себе мой плащ. Надеюсь, я тебя не обжулил на этой операции. Скажи дворецкому, чтоб спал, глаз не закрыв, в мое отсутствие да за всем присматривал. Что бы я вам письменно ни велел делать -- делайте. Ну, как? Ничего сидит?
   

2-й слуга.

             Как будто скроено на вашу милость.
   

Орландо.

   Вы, спесивые холуи, вам теперь синей ливреи не стыдиться стать, раз собственный барин стал ваш товарищ.
             Прочь! Вы меня не видели.
   

Слуги.

                                           Прекрасно.

Слуги уходят.

   

Орландо.

   Мне и похуже костюм надеть бы надо, да, может быть, и придется. Маска надета, теперь и в маскарад. А вот эту честь старца, пожалуй, понадобится сбрить или подвязать покороче.
             Ну, что ж, испортим благолепный вид.
             С кем будет сходство, бритый? С облинявшей
             Совой или с кукушкой? Вот печаль!
             За душу мне и бороды не жаль. (Уходит.)
   

СЦЕНА ТРЕТЬЯ

Комната в доме Кандило.

На сцене -- Кандило, невеста и гости за обедом, и приказчики им прислуживают. Входят Лодовико, Кароло и Астольфо.

Кандило.

   О, джентльмены, наконец-то! От всей души добро пожаловать. Садитесь, пожалуйста.
   

Лодовико.

             Кароло, где видал такие гнезда шапок?
   

Астольфо.

             По-моему, вполне изящный вид.
   

Лодовико.

             А как он выглядит, тот, посередке?
   

Астольфо.

   Поистине, как шпиц на деревенской колокольне над кучей соломенных крыш.
   

Лодовико.

   Вернее, как длинное древко копья против кучи щитов без бивня. Они все расселись напоказ, как органный комплект, а он в нем, как длиннейшая ревун-труба в середине.
   

Астольфо.

             Ха-ха-ха!
   

Кандило.

                       Синьор, о чем смеетесь?
   

Лодовико.

             Ей-богу, говорить, так все скажу:
             Смеялись не в укор и не в обиду
             Высокой шапки между низких виду.
   

1-й гость.

   У меня самый высокий фетр во всем Милане, за что я его люблю, потому что и болванку ему по моей голове сделали и подходит он мне с точностью до волоска.
   

Кандило.

             Вы точный наблюдатель: вид престранный.
             Но, господа, прошу вас с этих пор
             Не смейтесь, видя горожан убор:
             Так можно превознесть наш круглый шлык,
             Что вылезет из крыши сквозь тростник.
   

Лодовико.

             Милый жених, превознеси: мы просим.
   

Кандило.

             Простите, гости: я исполню просьбу.
   

Гости.

             От всей души.
   

Кандило.

             Итак, начну в честь наших круглых шляп.
             Сословью, полу время и природа,
             Закон страны и климатов погода
             Дают одежды разные: придворный
             В шелку гуляет, а боец задорный
             Марширует в буфах, в сером мнется шут
             И также с головным убором тут,
             Матросы носят шляпы без полей,
             Франт -- в перьях голову (пристало ей!),
             Солдат при шишаке, чепец у дам,
             Зверь прячет череп, прятать его нам.
   

Лодовико.

             Продолжайте.
   

Кандило.

             У каждой степени есть свой фасон,
             Так и для горожан быть должен он.
             Вот этот. Не высок его размер,
             Он кашей скромности пример.
             Он признак граждан и возник сперва
             В Риме, где если делали раба
             Вольным, то говорили, что он зван
             К шляпе, то есть, что ему дан
             Гражданский титул, а как был он брит,
             Обычай стричься гражданам велит.
   

Лодовико.

             Короткой стрижкой создан цех цирюльный,
             Теперь ей следуют все горожане.
   

Кандило.

             Фигур в геометрии видим ряд:
             Прекрасней всех -- окружность и квадрат.
             Сити и школа строили себя
             По ним, пропорциональность возлюбя.
             Шлык Сити -- кругл, ученого -- квадрат:
             Правленье и ученость суть уклад
             Всех членов государства, и без них
             Вся соразмерность в нем исчезнет вмиг.
             Презритель круглой шапки пусть запомнит,
             Что ее носит чтимейший законник.
             Легка при зное, в холоде сидит
             Вплотную к черепу и ум хранит.
             Лицо открыто: можно увидать,
             Что им друг друга не хотят пугать;
             Товар линючий просит плотных штор,
             Кто скрыл лицо -- не гражданин, а вор.
             Пристали шляпы круглые плащам,
             Как шлемы панцырю, венцы царям.
             Презренье к шляпе да молчит с тех пор,
             Как стала царственной главы убор.
             Кто круглой шляпе ждет еще похвал,
             Смотри, как острый шлык плащу пристал.

(Надевает шляпу 1-го гостя.)

Все.

             Ха-ха-ха! Очень скверно! Безобразно!
   

Кандило.

             Синьор, прошу простить: я пошутил.
   

Невеста.

             Дайте кубок кларета!
   

1-й приказчик.

             Вина? Конечно! Дать вина невесте.
   

Кароло.

             Вы славно надели шляпу, сэр.
   

Лодовико.

                                                     Да, мягко!
   

Кандило.

             Тост!
   

Лодовико.

             О круглом -- кругом. Колпаки долой!
             Объединяйтесь шапочной хвалой!

Все снимают шапки и пьют. 1-й приказчик подает невесте стакан.
Она отдергивает его от губ и разбивает.

             Невеста с боем.
   

Кандило.

             О, успокойтесь: я, хоть вышел в круг,
             Не проглядел ошибки наших слуг:
             Кларета просит, а дают стакан
             Мадеры. Передай нам, старикам,
             Не ей. Ошибка, только и всего --
             Спроси.
   

Гости.

                       Ошибка, только и всего.
   

1-й приказчик.

             Нет, ведь она взаправду рассердилась.
   

Кандило.

             Лука, дайте ей тот стакан кларета.
             Ну, госпожа невеста, пьем!
   

Невеста.

             Не стану. (Уходит.)
   

Кандило.

                                 В чем дело?
   

Лодовико.

             Посмотрите, что сердило?
   

1-й приказчик.

   Ничего особенного, сэр. Только посуда с трещиной. Скверная шутка, сэр!
   

Кандило.

             Прошу сдержать язык. Сказали слуги,
             Что нездоровится ей.
   

Гости.

                                           К ней иди, иди к ней.
   

Лодовико.

   Слушайте, на два слова! Эта девка, ваша невеста, втопчет вас в самые ваши свадебные башмаки, если вы не повесите ее на ее свадебных подвязках.
   

Кандило.

   Как это -- повесить ее на ее свадебных подвязках?
   

Лодовико.

   Вы и впредь намерены оставаться ручным голубем? Намерены превратить свою спину в щит черепахи, чтоб по ней телеги ездили, а ей бы не лопнуть? В этой кошечке жизней побольше, чем в вашей прежней киске: станет больней царапаться и злей с вами в мышку играть... посмотрите!
   

Кандило.

   Что же мне, по-вашему, делать, сэр?
   

Лодовико.

   Что вам, по-моему, делать? Ругаться, нахальничать, орать, рвать и метать! А драться не стоит: драчливых кисок мы достаточно насмотрелись. Известно вам, что женщин создана из ребра мужчины и что ребро это было кривое. Мораль отсюда та, что всякий муж с самого начала должен кривить жене. Будьте для нее апельсином и не давайте разрезаться, хоть бы в вас одна уксусная кислота была. Угодно вам подчиниться моему руководству?
   

Кандило.

             Во всем пристойном, честном, справедливом.
   

Лодовико.

             Найти по мне приказчичью ливрею?
   

Кандило.

             Ту самую, что я тогда надел.
   

Лодовико.

   Через полчаса присылаю за ней моего человека, а через два часа становлюсь вашим приказчиком. Курице петухом не командовать: я заострю вам шпоры.
   

Кандило.

             Но это будет только шутка, сэр?
   

Лодовико.

             Только. Прощайте же. Идем, Кароло.

Уходят Лодовико, Кароло и Астольфо.

   

Гости.

             Прощаемся!
   

Кандило.

                       Прошу не думать дурно
             О выходке жены. Вот этот рыцарь,
             Сэр Лодовико, сведущ в медицине
             И говорит, что недуг истерии
             Постиг жену. Это -- отягощенье
             И судороги в желудке. Эти схватки
             Болезненно ей сократили руки,
             И был разбит стакан. Пустые шутки!
             Пустые шутки!
   

Гости.

                       Это пустяки!
   

Кандило.

             Случайно лучшая стрела даст промах.
             Закончим шум наш пляскою в хоромах.

Уходят.

   

АКТ ВТОРОЙ

СЦЕНА ПЕРВАЯ

Комната в доме Матео.

Входят Белафрон и Матео.

Белафрон.

   О, милый супруг мой! Уж не в могиле ли ты лежал, а сейчас ожил опять? Да здравствуй же, здравствуй!
   

Матео.

   Узнала? Плащ, пожалуйста. Спрячь. Да, честное мое слово, мне уже, должно быть, и саван выстирали и душить его розмарином собирались. Остановка была только за узелком здесь или вот здесь, а то бы раззявить мне рот на весь честной мир, да криво, как палтус. Однако, милейшая моя негодница, я сейчас здесь, и скоро мы с тобой поболтаем.
   

Белафрон.

   И уж рада я, что вернулся!
   

Матео.

   Да эти ли ноги в кандалах дрыгали? Ах, ты, толстенькая негодяйка, оттолкнусь я от всего этого, да как взлечу! Catso! Catso!
   

Белафрон.

   Матео!
   

Матео.

   Что сказала? Что сказала? О, дорогой, свежий воздух! Провалиться бы всему этому скрипу да бренчанью ключей и кандальному лязгу. Как отряхнусь, да взовьюсь, девка, только держись!
   

Белафрон.

             Матео, сделай зеркалом тюрьму
             И, видя в нем рубцы и шрамы, лик твой
             Уродовавшие, видя -- их исправь.
   

Матео.

   Пойду, обегу сейчас всех наших оголтелых мерзавцев и бесценнейших скандалистов.
   

Белафрон.

   Ты меня не слушаешь?
   

Матео.

   Ей-богу, слушаю.
   

Белафрон.

   Ты был в руках нищеты и перенес тяжелое лечение. Умоляю тебя, береги теперь свое, здоровье.
   

Матео.

   Ладно. Честное слово, не могу себе представить, как это кабаки изнутри выглядят. Ах, когда же я набодаюсь, набодаюсь!
   

Белафрон.

             Ну вот, опять томишься по отраве!
             Не безобразь.
   

Матео.

                                 Премудрая мартышка!
   

Белафрон.

             Все это вам уже топор острило.
             Ах, да не расточай свое именье
             И время в лавках адского листа --
             Игрецких, кому лучшие места
             На худшем месте. Грановитый грех
             Чуть в нищету нас не повергнул всех.
             Прибавлю то, что вижу 'скорбно я:
             К тебе пристала стая воронья
             И жрет тебя. Матео, ты мне мил,
             Об эту дрянь ты не марал бы крыл:
             Твой герб в грязи, но между ними он
             Как будто чист -- ворона меж ворон.
             Привычка злу его скрывает вид,
             Как чернота арапа не стыдит.
   

Матео.

   Белафрон, Белафрон! Заявляю тебе, клянусь всей надеждой на спасение души, что я сейчас открываю новую страницу жизни. Сознаюсь тебе -- заела меня тюрьма, да и всякий, кто поплывет на таком корабле, обовшивеет.

Стук в дверь.

   

Белафрон.

             В дверь стучатся.
   

Матео.

   Превращаюсь в привратника: пусть видят, что тюрьма бессильна удержать в себе великодушного Человека. Уж я как взовьюсь! (Уходит.)
   

Белафрон.

             Неистово себя ведет. Боюсь,
             Все от острога: как из пекла вылез.
             Шторм выдержу. В попутный ветр богатства
             Любил. Так за него в дни нищеты
             Пойду с рукой. Жена, что можешь ты?

Входят Матео и Орландо под видом слуги.

   

Матео.

   Входите, пожалуйста! Вам угодно говорить со мной, сэр?
   

Орландо.

   Вас зовут синьор Матео?
   

Матео.

   Меня зовут синьор Матео.
   

Орландо.

   Эта дама -- ваша жена?
   

Матео.

   Эта дама -- моя жена.
   

Орландо.

   Да выпрядут судьбы прочную и ровную нить вашей взаимной любви! (В сторону.) Лицом -- вылитая мать! Я его не забыл! Я стар, сэр, да еще на меня этот, сукин сын, насморк напал, так течи не удержу. Сударыня, последнее мое место службы было у вашего отца.
   

Белафрон.

             Отец? Едва заслышу его имя в речи,
             Она мне -- песня. Рада вам, старик!
             Что с ним? Он жив ли? Как его здоровье?
             Что с ним? Встарь я топтала его честь
             Так, что боюсь и имя произнесть.
   

Орландо.

   Не могу больше говорить.
   

Матео.

   Что, что, старина, ты чего плачешь?
   

Орландо.

   Насморк, сэр, только и всего. Очевидно, меня заготовили впрок -- я по самые глаза в рассоле. Видите ли, сэр, у меня к вам просьба.
   

Матео.

   О чем, беленькая моя головенка?
   

Орландо.

   Ей-богу, мне хотелось бы служить вашей милости.
   

Матео.

   Служить мне? Ей-богу, друг, состояние мое, как у людей говорится...
   

Орландо.

   Нет, видите ли, сэр: мне известно, что, когда все наши грехи состарятся да плетутся уже на костылях, скупость только еще в люльке качается, но за мной этого не водится. Подхалимство любит жить в хоромах, а скупость в лачугах, что, того гляди, завалятся. Но моя седая голова, сэр, не гостиница таким постояльцам. Если слуга моего возраста пускается в плавание по свету и не припас достаточного груза сухарей, чтоб ему их хватило на жизненное странствие, на Восток и обратно, как мне его ни жаль, а придется ему вседневно поститься. Я уж и не так гонюсь за жалованьем, потому что горсточку золота я себе уже понаскреб кое-где. Сэр, у меня имеются кое-какие деньжата, которые я хотел бы вручить вашей милости -- не к тому, чтобы мне хотелось их преумножить...
   

Матео.

   Нет, нет, вы правильно сказали... ты правильно сказал. Но, должен вас предупредить... сколько денег, говоришь?
   

Орландо.

   Фунтов двадцать наберется.
   

Матео.

   Двадцать фунтов? Дай сообразить: это тебе составит из десяти per centum, per anum.
   

Орландо.

   Нет, нет, нет, сэр! Я этого размножения денег не допущу. К чорту это серебряное подхалимство, к чорту! Если дадите пищу рту, лохмотья -- спине, да тюфяк, чтоб мне на нем отвернуться, как помру, так кто меня переживет, пусть все и заберет.
   

Матео.

   Вот, ей-богу, славный старик! Когда ты будешь мне служить, ты будешь есть, как я ем, пить, как я пью, спать, как я сплю и ездить, как я езжу.
   

Орландо (в сторону).

   Это если у вас хватит денег на извозчика.
   

Матео.

   Фронт, что ты об этом думаешь? Старина будет у меня служить.
   

Белафрон.

             Увы, Матео! Хочешь вьючить спину
             С уже проломанным хребтом.
   

Матео.

   Цыц! Типун тебе на язык! Цыц! Тут-то и вся штука: высоко полечу, как я вам сказал, Фронт, так тому и быть. Давай руку, ей-богу, ты будешь у меня служить. Милости прошу! Что же до ваших денег...
   

Орландо.

   Да вот, сэр, они при мне.
   

Матео.

   Пф! Сам их и храни, так ты будешь знать, что они в сохранности.
   

Орландо.

   В сохранности! Да будь их у меня десять тысяч дукатов, ваша милость были бы моим казначеем. Слыхал я, что ваша милость -- отменный петух на навозной куче: все расскребет и размечет. Да уж решил -- поставлю двадцать фунтов на его голову. (Даст денег Матео.)
   

Матео.

   И ты раньше служил у моего почтенного тестя, этого полоумного Орландо Фрискобальдо?
   

Орландо.

   Служил, пока со двора не погнал
   

Матео.

   Замечательная дрянь! Вот уже много дней, как я с ним не вижусь.
   

Орландо.

   Не велика важность, если и ввек не увидите. Это наглый вельможа, хам и чортов головорез.
   

Белафрон.

             Уйми язык, мерзавец! Ты Иуда:
             Хозяина ты подло продаешь.
   

Матео.

             Молчи, ослица! Правда, ведь отец твой...
   

Белафрон.

             Джентльмен.
   

Матео.

   И старая сволочь. Ехидства в нем больше чем в шестнадцати аптекарях. Сущий чорт! Можешь по миру итти, с голоду дохнуть, вешаться, в ад провалиться... а прислал он тебе хоть сыра кусок?
   

Орландо.

             Или хотя бы кость от ветчины,--
             Скорее даст собаке.
   

Матео.

                                 Скряга, скряга.
   

Орландо.

             Жид, жид, cэp.
   

Матео.

                                 Пес.
   

Орландо.

                                           Английская дворняга.
   

Матео.

             Смрадная падаль, ешь его зараза!
   

Белафрон.

             Не стыдно ль за-глаза его ругать?
             Не стыдно позволять брехать собаке
             Старой и отца травить? Не потерплю:
             Вон с моего порога!
   

Матео.

                                           С моего?
   Заплатишь! Дождусь я, что перережу глотку старому негодяю, хоть все вы станьте на его сторону.
   

Орландо (в сторону).

   Скорей дождется он, что вас повесят.

Входит Ипполито.

   

Матео.

             Боже мой! Здравствуйте же, ваша милость.
             Я этим горд, милорд.
   

Ипполито.

                                           Посмел проведать.
             Это ваша жена?
   

Матео.

                                 Да.
   

Ипполито.

                                           Просим губы. (Целует Белефрон.)
   

Матео.

             От всего сердца.
   

Орландо.

                                 Это кто же, сэр?
   

Матео.

             Граф Ипполито. А вас как?
   

Орландо.

                                                     Пачеко.
   

Матео.

   Пачеко. Отличное имя. Видишь, Пачеко, я не с дураками или с прохвостами вожусь.
   

Ипполито.

             Не был ли здесь мой скороход?
   

Белафрон.

                                                     Да, сэр.
   

Ипполито.

             Я посылал алмаз с ним и письмо,
             Вы получили их?
   

Белафрон.

                                 Да, получила.
   

Ипполито.

             Письмо прочли?
   

Белафрон.

                                 Не раз перечитала.
   

Ипполито.

             Ну, а ответ ваш?
   

Белафрон.

                                 Время не подходит:
             Видите -- муж здесь.
   

Ипполито.

                                           Я сейчас уйду
             И выберу свой час узнать ответ,
             Но помните: чтоб я не слышал "нет".
             Матео, ухожу.
   

Матео.

                                 Стакан вина.
   

Ипполито.

             Нет, не теперь. Я загляну в другой раз.
             А вы удачно выбрались?
   

Матео.

                                           Чудесно!
   Благодарю вашу милость: я обязан вам жизью, милорд, и рад буду отдать свою кровь, чтоб услужить вам.
   

Ипполито.

   Не принимаю таких дорогих услуг. Слушайте, Матео. Я знаю, что тюрьма -- это бездна. Если из вас вытряхнули все деньги,-- мой кошелек -- ваш, обратитесь к нему.
   

Матео.

   Ей-богу, милорд, спасибо моим звездам! Они уронили мне кое-что. Пока эти доски держат, авось не утону.
   

Ипполито.

             Мне нестерпим ущерб ваш. Не умно
             Себя морить, когда полно гумно.
   

Матео.

             Эй, там, открой-ка дверь!
   

Ипполито.

   Вот тебе на пропой... это и это, а это передай, пожалуйста, своей хозяйке. (Дает Фрискольбадо, открывшему дверь, сначала деньги, а потом кошелек, и уходит.)
   

Орландо.

             Вот сердце! Худшим не служа гостям,
             Не стыд ливрея старческим плечам.
   

Матео.

   Единственный, царственный молодец: благодушен, как Индия! Что он тебе сказал, Белафрон?
   

Белафрон.

   Ничего.
   

Матео.

   Пожалуйста, девчурка?
   

Белафрон.

   Я же вам сказала, что ничего.
   

Матео.

   Ничего? Ладно! Фокусничать! Чтоб мне одолжаться у какого-то паршивого, ярливого козла-любезника, шапку перед ним ломать, лисель спускать! Я сам не хуже его паруса распускал -- уж лучше бы меня повесили! Ничего? Пачеко, почисть мне плащ.
   

Орландо.

             Где он, сэр?
   

Матео.

                       Ладно! Так взовьюсь, что страх.
             Ничего? Шлюхство прежнее в глазах. (Уходит.)
   

Орландо (в сторону).

             Прощай, мои червонцы! Жалкий вид!
             Такой хоть и Лукреций развратит.
             Хозяин вас вогнал в такую бледность?
   

Белафрон.

             Уйди, прошу, а если твой язык
             Так чешется,-- хозяина поймай:
             Ему ты подходящий инструмент.
   

Орландо.

             Эх, не играть ему на мне, надеюсь!
   

Белафрон.

             Играть? Нет, общая у вас игра.
             Вы -- две стрелы от одного пера.
             Оставил бы мой дом: не будет ладу.
             Хоть бы развесил сеть на верхний крюк --
             Все для меня останешься, паук.
             Ты яда полон, но, разбавив яд,
             Лечат, укусы же твои язвят
             Того, кто вас кормил, кто был вам щит:
             Бранить заочно -- мертвого бранить.
             Так ты бранил отца и господина.
   

Орландо.

   У вас слабые основания защищать его: ведь сам я раз до пятисот слыхивал, как он говорил, что вы самая отъявленная шлюха, какая только крахмалила газовый воротник под вечер в субботу.
   

Белафрон.

             И больше, может: если за грехи
             С небес нисходит мести пламень ярый,
             Земле пристойно ль отражать удары?
   

Орландо.

   Вы, значит, за то, что отец обзывал вас девкой, не назовете его старым мерзавцем. (В сторону.) Фрискобальдо, в ней твой дух, сверху донизу: она -- твоя собственная плоть, кровь и кости... Право же, хозяйка, если уж говорить на-чистоту, то фейерверк, который у меня вырвался против моего доброго старого хозяина и перешел все границы, нужен мне был, чтоб узнать, насколько мой молодой хозяин, супруг ваш, любит подобного рода хлопушки. Но всем хорошо известно, что я люблю вашего отца, как самого себя. Я скакал для него в полночь, а для вас побегу пешком в сумерки; за него готов умереть, а за вас отравить. Стану взвиваться и проваливаться, как говорит хозяин, для вашей пользы, если только вы меня простите.
   

Белафрон.

             Я не из мрамора: я вас прощаю.
   

Орландо.

   Да уж, будь вы из мрамора, вытесать вас мог бы только лучший ваятель. Надеюсь, что двадцать фунтов, данные мной хозяину, находятся в верных руках.
   

Белафрон.

             Заверю: в верных... чтоб их вмиг растратить.
   

Орландо.

   Вижу, что мой молодой хозяин -- сумасброд и bonus socuis. Я очень его люблю, хозяйка, и вот именно потому, что я его люблю, я поведу с вами честную игру. Видите ли, я мог бы скрыть от вас этот набитый деньгами кошелек, но я -- старый парень и пренебрегаю украдкой украсть, да сам я в свое время половил-таки кроликов, как собака.
   

Белафрон.

             Кошелек? Откуда он?
   

Орландо.

   Господин, который только что вышел, шепнул мне на ухо -- вам его передать велел.
   

Белафрон.

                                 Граф Ипполито?
   

Орландо.

   Да, если он граф, так он мне его и дал.
   

Белафрон.

   Тут все золотые.
   

Орландо.

   Похоже на то. Может, ему почему-нибудь показалось, будто у вас нет денег, вот он и предложил свою помощь -- широко, как истинный граф.
   

Белафрон.

             Бедность золотой сеткой хочет скрыть:
             Здесь хватит и монашку в девку обратить.
             Ты будешь верен мне?
   

Орландо.

                                           Как вашим пальцам
             ваши ногти, которые, полагаю, вам никогда не изменяли.
   

Белафрон.

             Ступай же к графу, отнеси поклон
             И скажешь: крепость потому не сдалась,
             Что в ней не сила -- верность оказалась.
             Теперь продать -- позор. Без смысла трата
             На замок, что взорвется бочкой злата.
             Тебе поверит с этим или этим,
             А нет -- вот с этим вот. (Отдает кошелек, кольцо и письмо.)
   

Орландо.

                                 Все, да?
   

Белафрон.

                                           Все. Да.
             Трепещет, но не падает звезда. (Уходит.)
   

Орландо.

   Звезда? Нет, ты больше, чем луна, потому что нет в тебе перемены по четвертям, нет в твоем кругу человека со связкой терновника. Возможно ли, чтобы граф Ипполито, внешность которого столь же почтенна, как титульный лист посвящаемой книги, оказался бабником? У бедного человека одна овечка, а эти вельможные любители баранины бросают целые откормленные стада, чтобы ее сожрать. За это ни лорду, ни мяснику не доверю этого живого мясца. Вижу, что кукушка круглый год кукует, хоть ее расслышать не всякому дано,-- я все-таки уловил ее ноты. Неужели же ни любовным письмам, ни вечной бесовской приманке -- золоту, ни драгоценным камням не заставить мою девочку поднять свою решету? Крепись девка!
             Не всяк тот сводник, кто к дверям приставлен,
             Не все те стервы, кто людьми ославлен. (Уходит.)
   

СЦЕНА ВТОРАЯ

Перед лавкой Кандило.

Входят Кандило и Лодовико под видом приказчика.

Лодовико.

   Пожалуйте, пожалуйте, пожалуйте! Чем можем служить, сэр? В чем у вас надобность? Чего вам нехватает? Что, плохо вырядилась моя милость? Видали ли вы лучше переряженного джентльмена?
   

Кандило.

   Ни в жизнь! Верьте мне, синьор.
   

Лодовико.

   Кроме тех случаев, когда он пьян, синьор. А то приказчики тогда становятся отчаянными франтами, спускают все, кутят, распутничают, и так далее. Но я вижу, что и мы, франты, можем стать отчаянными приказчиками. Как я понравился твоей жене? Нет, панибратствовать мне не годится, а то все испорчу. Скажите, пожалуйста, как ко мне относится моя хозяйка?
   

Кандило.

   Хорошо, так как она считает вас совсем простым парнем.
   

Лодовико.

   А те, кого считают такими, обыкновенно и оказываются отъявленной сволочью. Приступим же, однако, к нашей комедии.
   

Кандило.

             Мне не сыграть в ней: буйствовать, беситься,
             Не знать терпенья -- этак не умею.
   

Лодовико.

   Бога в кровь! Да не можете вы разве делать, как все на свете -- притворяться?
   

Кандило.

             Будь я художник и вели писать мне
             Только портреты раздраженных лиц,
             Не окупить бы мне и краски. Плох я.
   

Лодовико.

   Вспомните, что вы -- торговец полотном и что если вы дадите вашей жене ярд, она возьмет элл, потому не давайте ей ни четверти вашего ярда, ни пальца.
   

Кандило.

             По-вашему, стать льдом и прихватить
             Ее любовь в зачатке?
   

Лодовико.

                                           Да, пришпилить.
   

Кандило.

             Я так ей сердце переполню скорбью,
             Что будто пушка, вздохом разрядясь,
             Она или откатится от долга,
             Или погибнет от разрыва. Смерть
             Ее со стороны моей сочтут убийством.
   

Лодовико.

   Умрет? Никогда, никогда. Я ведь не советую ее колотить, сажать ей синяки или щипать за бока, а только перечить ее капризам. Разве герб пекарей не служит эмблемой правосудия,-- а на хлебе они нас не обвешивают? И не можете ли вы, скажите на милость, взнуздать ее строгими удилами, а править ею легонько?
   

Кандило.

             Ну, хорошо, проверим ваш рецепт.
             Служите же я будьте наготове
             Поправить роль мне в случае нужды,
             А то я провалюсь.
   

Лодовико.

                                 Суфлером буду.
   

Кандило.

             Позвать, что ли, ее?
   

Лодовико.

                                           Да, да -- построже.
   

Кандило.

             Люк, передай хозяйке, чтоб пришла.
   

Лодовико.

             Люк, передай хозяйке, чтоб пришла.
   

Кандило.

             Эй, передай жене, чтоб шла. Чего там?!
   

1-й приказчик (из лавки).

             Сейчас придет.
   

Лодовико.

                                 Вот эхо вам -- придет.

Входит невеста.

   

Невеста.

             Что вам угодно от меня?
   

Кандило.

                                           Жена,
             Для вас есть дело. Юноша вот этот
             Намерен и способен здесь работать
             И думает холстом заняться.
   

Лодовико.

   Да, я думаю заняться холстом, если моя хозяйка обо мне такого же доброго мнения, как я о ней.
   

Кандило.

   Я надеюсь, что он окажется порядочным. Прошу тебя, милая жена, присмотри, чтобы для него были готовы комната и постель.
   

Невеста.

             Вы б меня в горничные ему сдали.
             Постель ему? Заботьтесь сами.
   

Кандило.

                                                     Так-то?
             Клянусь же зверски...
   

Лодовико.

                                           Так: клянись и цыкай!
   

Кандило.

             Я не... слышишь, жена... я не...
   

Лодовико.

                                                     Где зверство?
   

Кандило.

             На удочку не попадусь!
   

Лодовико.

                                           Отлично!
   

Невеста.

             Так голодайте.
   

Кандило.

                                 Видел за столом:
             Все выверты, битье стаканов. Фи!
             Фи! фи! фи! А здесь, перед подручным,
             Вы мне грубите. Ты... как и назвать-то?
   

Невеста.

             А как хотите.
   

Лодовико.

                                 Назовите девкой.
   

Кандило.

             Нет! Скажет мне тогда, что я рогат.
             Ступай-ка в лавку. Ну, на что похоже?
   

Лодовико.

             Отлично! Я отправлюсь в лавку, сэр.
             Есть ситцы, есть лино -- чего хотите?

(Уходит в лавку.)

Кандило.

             От бешеной коровы молока
             Довольно я уже налился, хватит!
             Жена, я вас смирю.
   

Невеста.

                                           Если сумеешь.
             Но я видала как-то, что детину,
             Сложенного, как бык, свалил малыш.
   

Кандило.

             А вы меня? Скоты, подайте ярд мне!
   

Лодовико.

             Ярд для хозяина.

Лоловико возвращается из лавки с ярдом. За ним -- приказчики.

   

1-й приказчик.

                                 Сам расхрабрился.
   

Кандило.

             Поучим фехтовать.
   

Приказчики.

                                 На состязанье!
   

Лодовико.

             Что вы хотите, сэр?
   

Кандило.

   Ей-богу, дорогой мой подручный, ничего особенного, только вздуть собственную жену.
   

Невеста.

             Вздуть меня ярдом?
   

Лодовико.

             Нет, он вас только им слегка промерит
   

Невеста.

             Ввязался в бой, так не уйдешь отсель:
             Раз выбрал ярд, так мне давайте элл.
             Подать мне элл!
   

Лодовико.

                                 Подайте элл хозяйке!

Из лавки приносят элл.

   Соблюдайте правила благородной науки, сэр, и померяйтесь с ней оружием. Ваш ярд совсем поганое снаряжение -- короток: она вам может дать на ладонь вперед, и то вы до нее не дотянетесь.
   

Кандило.

             Моя рука длинней. Берись же цепко,
             Бей, не жалей, жена! Я стукну крепко.
             Раз вышел спор, кто должен править дом
             Мужьям права отстаивать колом.'
   

Лодовико.

             Бой за штаны идет.
   

Кандило.

                                           Да, за штаны.
   

Невеста.

             К вашим услугам, муж. Бьюсь не на шутку.
   

Кандило.

             И я.
   

Невеста.

                       Но дайте мне одну минутку.
   

Кандило.

             Что?
   

Невеста.

                       Дайте первой намести удар.
   

Кандило.

             Первый, жена? Как?
   

Лодовико.

                                           Можно подарить,
             А ушибет, так рожу раскроить.
   

Кандило.

             Идет. Лупи!
   

Невеста.

                                 Тогда, держитесь: бью,
             И стойку до земли я наклоню.

(Становится на колени.)

             Смотри, какой я сделалась боец:
             Не отступив, повержена вконец
             Последним вашим ходом. Мерзки мне,
             Кто хочет мужа подчинить жене,
             Те, кто в подушках первым дать покой
             Хотят носить штаны -- позор какой!
             Их притязаний не хочу и видеть,
             Вы подчинись -- вас стану ненавидеть.
             Судите, кто прославлен здесь борьбой:
             Вы выиграли брюки, а я -- бой.
   

Кандило.

             Да, бой ты выиграла, дай же руку,
             И больше мне не спорить. Эта грудь
             Играла в бунт и пошутила чуть.
             А вот объездчик непокорных! Он
             Смиряет полоумных и злых жен.
   

Невеста.

             Кто? Ваш служитель?
   

Кандило.

                                           Нет, он мой учитель.
   Хоть он и без шляпы, но мы попросим, чтоб волос не прятал.
   

Лодовико.

   Нет, раз у вас в услужении так жарко приходится, что человеку и волос сохранить нельзя, я больше у вас не служу. (Снимает парик.)
   

Невеста.

   И это ваш учитель?
   

Лодовико.

   Да, ей-богу, девка. Я научил его, как тебя одолеть, а ты его, надеюсь, одолеешь и без ученья.
             Вы победили оба -- оба дружны.
   

Кандило.

             Не то, свидетель будь.
   

Лодовико.

                                           Кончаю службу.
   

Кандило.

             За мне оказанную здесь услугу
             Досрочно отпускаю.
   

Лодовико.

                                           Благодарен.
             Хозяйка, поцелуй. Он скажет звонче,
             Что я как начал службу, тут же кончил

Уходят.

   

АКТ ТРЕТИЙ

СЦЕНА ПЕРВАЯ

Покой в доме Ипполито.

Входят Инфеличе и Орландо Фрискобальдо под видом слуги.

Инфеличе.

   От кого, говоришь?
   

Орландо.

   От одной бедной дамы, которой я служу.
   

Инфеличе.

   В чем ее дело?
   

Орландо.

   Вот какое, сударыня. У моей бедной хозяйки имеются обширные угодья, принадлежащие ей по праву рожденья и ей оставленные ее матерью. Теперь некий лорд затеял не просто отобрать их у нее, а пригородить себе и присоединить к уже существующему имению его милости.
   

Инфеличе.

   Чего же ожидает от меня?
   

Орландо.

   Не более того, что женщина может сделать для женщины в подобного рода обстоятельствах. Мой досточтимый лорд, супруг ваш, готов сделать все в ее пользу, но она предпочитает отдаться в ваши руки, потому что вы, как женщина, имеете большую силу у герцога, вашего отца.
   

Инфеличе.

             А где ее имение?
   

Орландо.

   На бросок камня отсюда. Насколько я знаю, хозяйка моя готова отдать спорное имущество после своей смерти, если это подойдет лорду, и хозяин мой ничего на это не возразит, но она и слышать не может, чтобы лорд вступил во владение еще при ее жизни.
   

Инфеличе.

   Значит, она замужем? Почему же ее муж не вмешался?
   

Орландо.

   Муж принимает только тайное участие в деле: другой слишком богат и знатен, так что моему хозяину не хотелось бы слишком показываться.
   

Инфеличе.

   Пусть письменно в подробности изложит. Я склоню герцога.
   

Орландо.

   Вот здесь это все в точности изложено, сударыня, черным по белому. Склоните, пожалуйста, к тому, чтоб она могла сохранить свою собственность без тревоги, огорчения, преследования или отчуждения посторонними лицами, и она прилагает при сем кошелек золота вашей милости.
   

Инфеличе.

             Старик, я заступлюсь, но не за плату:
             У нас и адвокатов -- разный путь.
             И без нее поможем как-нибудь.
   

Орландо.

   Вот бы ваш образ мыслей да всем бы клеркам нотариусов передать, я бы тогда завел у них побольше тяжб. Вот? сударыня, опись не только самого манора, но и гумен, со всеми лугами, пастбищами, пашнями, крольчатниками, рыбными прудами, ограждениями, канавами и кустами, при нем состоящими. (Отдает письмо.)
   

Инфеличе.

             Супруга почерк, подпись, герб и печати
             К любовному письму? Откуда это?
   

Орландо.

   Это, сударыня, от вышеупомянутой стороны, желающей сохранить вышеупомянутое (владение от пальцев вышеупомянутого лорда.
   

Инфеличе.

             Мой муж стал браконьером?
   

Орландо.

   Вы -- хорошая охотница, сударыня. Вы сразу поняли, что вам делать. Супругу вашему очень желается побраконьерствовать, но хозяйка моя просит вас повернуть его охоту в ваш собственный заповедник. Если не угодно вам это сделать по любви, сделайте из сребролюбия. Серебра у нее нет, а золото -- вот. Или она просит вас вдеть ему это подношение и быть спокойной за то, что он не пойдет рыться на чужом пастбище. (Вручает кошелек и кольцо.)
   

Инфеличе.

             Сама плела я этот кошелек,
             Алмаз подарен мной в ту ночь, когда
             Он развязал мне мой девичий пояс...
             И мною делятся с простою шлюхой?
             Старик, за труд свой золото возьми.
   

Орландо.

             Нет, госпожа, нам, старым, не до денег.
   

Инфеличе.

             Амур служил ему секретарем,
             Стрела любви из каждой строчки прозы.
             Чернила -- из очей Венеры слезы.
   

Орландо.

   Не думаю, сударыня. Просто он для этих строк обобрал какого-нибудь поэта или еще кого вроде. Они на баб лютые сокола!
   

Инфеличе.

             Медвяный яд! Так мне он не писал,
             Разврат уму двойное жало дал.
   

Орландо.

   Да уж это верно, сударыня: девки что хочешь, как жало завострят, было бы только что.
   

Инфеличе.

             Божба, деньги, камни, предпочтенье, лесть --
             Какую крепче этой сеть заплесть?
             Что за создание твоя хозяйка?
   

Орландо.

   Из тех созданий, которые составляют полную противность мужчины -- женщина.
   

Инфеличе.

   Какого рода женщина?
   

Орландо.

   Маленькая, крошечная женщина, на голову ниже вашей милости, но отчаянней любой из девок, какие только развязывали себе юбку. Вещи эти я, по правде сказать, должен был вручить милорду, вашему супругу.
   

Инфеличе.

             Вручено лучше. Почему она
             Вернула их?
   

Орландо.

                                 Гм! Берегитесь зла.
   

Инфеличе.

             Шлюхи вначале, как и шулера,
             Теряют, чтоб повысилась игра.
             Как мне узнать часы его охоты?
   

Орландо.

   Ирландский скороход сумеет назвать вам в точности все часы, когда он охотится, заповедник, где он охотится, лань, которую хотел бы повалить: эта ирландская лягавая рыщет для него по всем кустам и все знает. Он доставил и письмо, и кольцо: он податель.
   

Инфеличе.

   Какие он еще дарил подарки?
   

Орландо.

   Маленькому святому Патрику все известно.
   

Инфеличе.

   Я его сейчас допрошу.
   

Орландо.

   Только не при мне, сударыня.
   

Инфеличе.

   Уйди и передай, что во мне видишь.

Орландо уходит. Входит Брайан.

             Во сколько обошелся тот атлас
             И тот глазет, которые муж с вами
             Послал той низкой женщине?
   

Брайан.

   Хах атлас? Хах глазет? Хах низкая дамба? Несешь нивесть что.
   

Инфеличе.

             Той, там, кому ты доставляешь письма.
   

Брайан.

   Рукой и телом клянусь, если я это делал. Ты правду говоришь, та хах? Доску оставлял с письмом? Я же неграмотный.
   

Инфеличе.

             Вас господин не посылал с кольцом, сэр?
             В нем не было алмаза?
   

Брайан.

   Никогда, клянусь тебе Христом, никогда! Пусть себе скачет по кольцам сколько душе угодно, а чтоб я ему подстилал, когда в седло влез, -- никогда. Клянусь святым Патриком, я никогда не трогал алмазов их милости и вообще не имею касательства к драгоценным камням.

Входит Ипполито.

   

Инфеличе.

   Так ты скрывать, сводническая сволочь! (Бьет его.)
   

Ипполито.

             Что, Инфеличе, что у вас за ссора?
   

Инфеличе.

             Прочь с глаз моих, подлец. Чтоб не видела!
   

Ипполито.

             Вон, негодяй!
   

Брайан.

             Slaune loot,
             Путь сдров, путь сдров!
             Ah marraqh probah boddah breen.
   

Ипполито.

             Становишься бойцом? Скажи, в чем дело?
   

Инфеличе.

             Если хотите, все из-за часов.
             У вас, по-вашему, какая степень?
   

Ипполито.

             Не бейте только -- скоро будут две.
   

Инфеличе.

             Как две? По-моему, едва одна ли.
   

Ипполито.

             Неверность где-то.
   

Инфеличе.

                                 Думаю, у вас.
             Мне божьим солнцем смерен каждый час.
   

Ипполито.

             Да. Что-то у меня приналегло.
   

Инфеличе.

             Вернись к одной ко мне.
   

Ипполито.

                                           Одной? Прошла
             Давно по солнцу.
   

Инфеличе.

                                 Чем поможешь тут?
             Часы у нас ни с чем не совпадут,
             Придется их поставить наобум:
             Обман одной лучше обмана двух.
   

Ипполито.

             Изволите шутить.
   

Инфеличе.

                                 Мне не до смеху.
   

Ипполито.

             Как, Инфеличе? Что вас огорчило?
   

Инфеличе.

             Неверные часы. Скажите мне:
             Если у ваших верности грехи
             Или в моих -- виной часовщики
             Или мы сами?
   

Ипполито.

                       Я боюсь -- совместно:
             Мы -- по небрежности, они -- бесчестно.
             Но что играть в загадки? Комментарий
             В главах у вас мне странный прочитать:
             Знакомое лицо теперь печать,
             Плоская книга, -- я с трудом найду
             Любви в ней строчку. Что-то не в ладу.
   

Инфеличе.

             Да, здесь не все в ладу, дражайший друг.
             Закройте входы слуха, чтоб ни звука
             В вас не вошло из моих слов.
   

Ипполито.

                                                     Что это?
   

Инфеличе.

             А если мне изменит мой язык,
             Сочтите сном, отворотитесь вмиг:
             Пусть буду не жена вам. (Падает на колени.)
   

Ипполито.

                                           Что ты? Слушай?
   

Инфеличе.

             Земля грехам подушка. Если души
             Без сил в грехе, они от нищеты
             Плачут и клянчат. Я тебя супругом
             Уже не смею звать: я драгоценность
             Чести своей прежде твоей украла
             И отдала рабу.
   

Ипполито.

                                 А?
   

Инфеличе.

                                           В твоих подушках
             Измена и разврат легли. Слуга твой
             Влез древом беззаконья, сорван плод,
             И ложе осквернил вам изверг тот.
   

Ипполито.

             Чорт! Кто? Рогач? Кто?
   

Инфеличе.

                                           Скороход Ирландский.
   

Ипполито.

             Да это хуже ада! Хам, лягушка,
             Пес битый! Вас на клевер потянуло?
             Да будь отца отец, его убил бы,
             Лежи он на одре предсмертном между
             Раем и адом! Пес-кудло! Ты, стерва,
             Чего вцепилась? Думаешь, я сводник
             Шлюхи за знатность?
   

Инфеличе.

                                           Об одном молю:
             Не выставляйте на позор мой стыд.
             Пусть месть, как и мой грех, в зенит взлетит,
             Но тучей тмится.
   

Ипполита.

                                 Тмится? Мне рога
             Не затемнить и месть не затемню.
             Девка у раба? Обычно для базара,
             Хоть дико. Не такою будет кара.
             Насытить я вас не сумел? Вы, жены,
             Вы были ангел, чисты и прекрасны,
             Но, пав однажды, -- демоны соблазна.
             Вам счастьем быть бы, но вы бич тревоги.
             Не быть бы жен -- мужчины были б боги.
             Но вы во прахе слишком долго. Встаньте!
             Прочь с глаз! Я вас от ложа отлучил,
             Чтоб девки дух меня не отравил.
             А ваш ирландский хахаль, этот дух,
             Успешным колдовством твоим, кто вызван;
             В поганый круг, запытан будет злей
             Всех вымыслов тиранов.
   

Инфеличе.

                                           Ипполито!
   

Ипполито.

             Скажи, ты в привлеченье крюк купила
             Или обворожил?
   

Инфеличе.

                                 Раб улестил.
   

Ипполито.

             Как сыч: "тил-тил!" Кому верить из вас,
             Коры легчайший пол? Насытить страсть
             Готовы жеребцом, медведем, жабой,
             Чтоб похоть вам от сердца отлегла бы.
             Так выпустил ирландец жало? Как?
             Как велся бой?
   

Инфеличе.

             Так: этой первой батареей... Ах, я
             Ошиблась: верь мне -- это сплошь червонцы,
             Но я держалась, а потом сдалась.

(Подает письмо, кошелек и кольцо.)

             Алмаз мой -- девке! Просто для базара,
             Хоть дико. Но такой не будет кара.
             Насытить вас я не могла? Мужчины,
             Вы были ангел, чисты и прекрасны,
             Но, пав однажды, -- демоны соблазна.
             Вам счастьем быть бы, -- нам вы бич тревоги.
             Не быть бы мужу -- женам быть, как боги.
             Виновны, граф?
   

Ипполито.

                                 Да, виноват, миледи.
   

Инфеличе.

             Смейтесь! Я вас от ложа отлучила,
             Дыханье девки чтоб не отравило. (Уходит.)
   

Ипполито.

             Провесть так ловко? Тот самый алмаз
             И то письмо, что посылал: всю мерзость
             Спрял гад-паук, и я его, отраву,
             Вытащу на свет божий. Кто там есть?
   

Слуга (за сценой).

             Милорд зовет?
   

Ипполито.

                                 Пришлите скорохода.
   

Слуга.

             К милорду скорохода! Брайан! Брайан!
   

Ипполито.

             Кому ж, как не ирландскому Иуде,
             Возросшему в стране, где яд родить
             Только в крови, так подло изменить.

Входит Брайан.

             Раб, службу сдай.
   

Брайан.

                                 Что етто означаит?
   

Ипполито.

             Не спрашивай, гнев не буди, мерзавец,
             Сумей все горы родины своей,
             Превратив в золото, отдать. Пошел прочь!
   

Брайан.

             А мне што?
   

Ипполито.

             Молчи, проваливай, не то погонят.
   

Брайан.

   Ну, и гони. Мне бы легче, чтоб ты из моих кишок ножны сделал да выпустил все ирландские пудинги из моего бедни живот, чем быть тебя неверны слуга, е-поку! Не видать мне больше твоя ясни очи! A manhid dur a gra. Прощай, прощай! Вернусь в Ирландию коров воровать постарому. (Уходит.)
   

Ипполито.

             Будь проклят, кто, как вихрем, на беду
             В глаза ей вдунул ревность! Но пойду,
             Пойду, хоть встаньте бесы и огонь:
             Погоня ускоряет бег погонь.
             Уймут ли кровь мне вопли бабьей свары?
             Дура! Железо крепнет от удара,
             Страсть разорвет плотины, как моря,
             И едкость сере умножать, горя.
             Безумца бить -- безумья не унять,
             Дуть ветру на костры -- огонь вздувать.

(Уходит.)

   

СЦЕНА ВТОРАЯ

Комната в доме Матео.

Входят Белафрон и Орландо под видом слуги.

Белафрон.

   Ну, что там, чем страдает ваш хозяин?
   

Орландо.

   А он, ей-богу, проглотил слабительное, и оно сейчас действует.
   

Белафрон.

   Где его плащ и шпага?
   

Орландо.

   Плащ он отдал, а шпага обязалась сохранять спокойствие. А если возвыситесь взглядом, то убедитесь, что кто-то вошел за него в головной наряд. Так его заморили шесть и четыре очка.
   

Белафрон.

   Где все его деньги?
   

Орландо.

   Отправились в размен; рубашка уже сдана была в перевод, но, по счастью, -- мной. Хвати у кого ума поставить на его бороду, давно бы ее волосами можно было целые штаны набить. У меня оказался одинокий пенни, и я доставил себе с радостью удовольствие купить ветку остролистника, чтоб прихорошить его на улице. По случаю того, что он оказался в сапогах, я стал их обмахивать от пыли; пусть думают, будто он верхом приехал, а я при нем скороходом бежал.
   

Белафрон.

   Горе мне!

Входит Матео.

   Милый Матео, как?
   

Матео.

   Ах, сволочи! Из какого такого чортова материала эта кости делаются? Должно быть, из чего-нибудь вроде мозолей на чортовых пальцах, что они так дьявольски прыгают.
   

Белафрон.

   Прошу, не злись.
   

Матео.

   Если уж какого-нибудь ремесленника засаживали в аду торговать, так уж, наверно, того, кто кости делает: он больше чорта душ погубить способен. Я собственными костями играл, и то продулся. Нет ли у вас денег?
   

Белафрон.

   Увы! Нет.
   

Матео.

   Денег нужно, нужно их, плащ нужно и шпагу и прочее. Расставите вы все свои привады -- поймать мне птичек, денежек?
   

Белафрон.

   Что мне за привады ставить?
   

Матео.

   Не угодно, значит? Мне нужны орел с решкой, слышите, суета? Ходить мне в плимутском плаще прикажете, то есть, как сволочи, в штанах да рубашке, с дубьем из дичка в руке, а вам в атласах утопать? Деньги нужны, поди! (Снимает с нее платье.)
   

Орландо.

             Спать время, что хозяйку разобрали?
   

Белафрон.

             Меня? Да, да: мне эти обиранья
             Привычны.
   

Матео.

             Помоги освеживать, Пачеко.
   

Орландо.

             Вы называете это свежеваньем?
   

Матео.

             Ей-богу, вас по брови заложу.
   

Белафрон.

             Пожалуйста, уж если я бедна,
             Так или этак, всюду смерть одна.
   

Орландо.

   Слышите, сэр? Ей-богу, не надо у нее платья отнимать.
   

Матео.

   Ах, да ведь сейчас лето на дворе. Теперь у женщин одна мода: быть налегке, налегке.
   

Орландо.

   Ну, сэр, тогда я прошу вас взять из тех денег, что вы от меня получили.
   

Матео.

   Твои? Да я раньше с голоду подохну, по миру пойду. Если я трону из них хоть пенни, пусть у меня пальцы отсохнут!
   

Орландо (в сторону).

   Должны бы уже отсохнуть за прошлое троганье. Видел я, как мои фунты полетели.
   

Матео.

   Не знаешь ли ты в городе какого-нибудь проклятого старьевщика?
   

Орландо.

   Проклятого старьевщика? Да до пятисот.
   

Матео.

   Платье стало мне около двадцати дукатов,-- бери за него десять. Без серебра жизнь невмочь.
   

Орландо.

             Что можно, сделаю. Буду вам маклер,
             Но не проклятый. (В сторону.) На него взглянув,
             Поймешь, кто женщин загоняет в шлюх.

(Уходит с платьем Белафрон.)

Матео.

   Ну, что, цыпленочек, что тебя огорчает? Стоит ли плакать по горсти обрезков портного? Чорт с ними! Мало тебе шелку в лавках?
   

Белафрон.

             Не важны мне нарядные уборы.
   

Матео.

             Кому их надо? В чем твоя печаль?
   

Белафрон.

             В чем? Тысячи скорбей стучат в одно
             Бедное сердце, а живет. Матео,
             Ведь ты игрок. Продай-ка сразу все
             И на кон ставь.- А то проси, моли,
             Борись за жизнь, да так и не спаси.
             Скорей бы в нищету! Все, все продай,
             А как продашь -- растрать. Но заклинаю:
             Не жди, что буду денег приносить, --
             Не хочешь же, чтоб девкою мне быть.
   

Матео.

             То был ваш промысел до нашей свадьбы.
   

Белафрон.

             Гм! Верно, только если заклеймить
             За прошлый грех, кому без метки быть?
             Квартирный срок пришел, чем вы хотите
             Платить, Матео?
   

Матео.

   Чем? Поступайте так, будто все наши дела мешают нашему квартирному дню. Удерем из дому, перевеземся, переменим квартиру. Чорт с ней, с вашей квартплатой!

Входит Лодовико.

   

Лодовико.

   Где этот любезник?
   

Матео.

   Синьор Лодовико? Как поживаешь, мое зеркальце рыцарства? Очень мило с вашей стороны. Из самой глотки кричу вам: "Добро пожаловать!"
   

Лодовико.

             Ну как, шалун?.. Поклон прекрасной даме!
             Как ты наряден, пышен, милый Мат.
   

Матео.

             Ем, пью, в тепле сплю.
   

Лодовико.

                                           Там твоя супруга?
   

Матео.

             Бедняжка, сэр, мне служит по ночам.
   

Лодовико.

             Губам взять пошлину с меня, о леди. (Целует ее.)
   

Матео.

             Штрафуй его хоть на вино, голубка.
   

Лодовико.

             Ей-богу, я и сам за ним пошлю.
   

Матео.

             Пошлете? Дай вина!
   

Белафрон.

                                           Ведь денег нет.
   

Матео.

             Чорт! Нет и у меня. А вам какого?
   

Лодовико.

   Вот! (Предлагает деньги.) Или предупреждаю, что не останусь. Я не слишком затрудню даму? (Дает деньги Белафрон, которая уходит.) Какие в мире новости, Матео?
   

Матео.

             Нет. Помните, как мы кутили прежде?
   

Лодовико.

             Покутим, несомненно, и потом.
             Бессмертный смертных не разит копьем
             Насмерть.
   

Матео.

                       Вы это правильно сказали.
   

Лодовико.

             Что горевать в нужде? Себе в любимцы
             Возьми тебя Фортуна, положи
             Тебя на лоно, няньчай на коленях --
             Даст тебе только целый мир, и только,
             И все -- ничто. Большая часть света
             В один сердечный угол будет вдета:
             Три уже заняты. И это мир!
             Вое, чем богаты мы, -- лишь радужный пузырь,
             Который выдул мальчик желторотый.
             Хоть двадцать царств возьми -- возьмешь заботы
             Ни крепче спать, ни жить не станешь дольше,
             Ни страсть, ни счастие не станут больше.
             Люби нужду, раз от нужды попало:
             Всего не ищут, и всего нам мало.
   

Матео.

   Я самый, что ни на есть, разнесчастный парень: и крестил-то меня уж, наверное, поп-левша. Так мне не везет, вечно из какой-нибудь лужи не вылезу, так все падаю.

Входит Белафрон с вином.

             Налей-ка на мизинец!
             От всей души! (Пьет.)
   

Лодовико.

             Благодарю, Матео.
             За вас, милый! (Пьет.)

Возвращается Орландо.

   

Орландо.

   Сердца всех старьевщиков сделаны из свинца, сэр. Сколько об них ни бился, больше шести искорок из них не высеклось. Вот шесть дукатов, если вам угодно их взять.
   

Матео.

   Давай их! (Берет деньги.) Пусть гложет их нечистая совесть! Моль им с заразой в их вшивые гардеробы!
   

Лодовико.

   Это слуга ваш?
   

Матео.

   Да, старый слуга.
   

Орландо.

   Можете досказать и вторую половину титула: нищий.
   

Лодовико.

   Что это, деньги?
   

Матео.

   Тут один мерзавец задолжал мне, бог его знает как, а теперь кормит меня горошками, объедками, задави его сифилис!
   

Лодовико.

             Матео, на два слова. Не сердись.
             Поверь, проверку временем я знаю
             И медь под позолотой отличу
             От золота: я ты б на парусах
             Понесся, если б не был бы в долгах.
             Меня привел слух о твоих потерях,
             Располагай мной -- отдаю себя.
             Я закажу вам платье из атласа
             И прочее, что нужно джентльмену,
             За то, что вас люблю.
   

Матео.

                                           Спасибо, рыцарь!
   

Лодовико.

             Зови, как хочешь, а пока -- прощай! (Уходит.)
   

Матео.

             Клюет! Ты подсекла уже лосося?
   

Белафрон.

             Угодно, чтоб я так была низка?
   

Матео.

             Красть низко, низко в девках состоять.
             Ты будешь ниже -- при дверях стоять. (Уходит.)
   

Орландо.

   Надеюсь, он не уползет же со всеми деньгами?
   

Белафрон.

   Он уже это сделал, как видишь.
   

Орландо.

   Хорошо же тогда! Я направил свой мозг по отвесу: хоть ум мой и стар, но он, как засохший ранет, -- целебен. Видите, хозяйка, я ему оказал, что от подлеца-старьевщика только шесть дукатов, а у меня их было восемь, и эти два я для вас удержал.
   

Белафрон.

             Ты должен был отдать все.
   

Орландо.

                                                     Как?! На ветер?
   

Белафрон.

             Как волны, беды нагоняют беды. (Уходит.)
   

Орландо.

   Продавать платье жены, содрав его с ее спины? Да какая птичница цыплят заживо ощипывает? Все на стороне прокучивает, дома -- шаром покати. В кости режется, распутничает, нахальничает, ругается, жулит, занимает, закладывает. Я ему за это припасу подлинней леску и крючок.
             Но все надежды он обманет ловко
             И мне станцует фокус на веревке. (Уходит.)
   

СЦЕНА ТРЕТЬЯ

Перед лавкой Кандило.

Входят с одной стороны Лодовико и Кароло, с другой -- Ботс и мистрис Коновал.

Лодовико.

   Тс! тс! Лейтенант Ботс, что там у вас?
   

Кароло.

   Куда ползешь, мистрис Коновал?
   

Коновал.

   За мирской корыстью, сэр. Как поживаете, ваша милость?
   

Ботс.

   Нам, господа, нужны производственные орудия для торговли. У наших от употребления день и ночь напролет весь металл сзади истерся. Мы прослышали о двух-трех новых девках, прибывших с носильщиком, и вот старый стервятник на них уже и поднялся.
   

Лодовико.

   А ну-ка, какое у вас мясцо на дому?
   

Коновал.

   Ресторанные кушанья. Клянусь правдой, милейший: в городе хорошего мало. Я не лучше других снабжена, и, хоть этого не скрываю, ко мне не хуже других путешествуют.
   

Ботс.

   Угощенье у нас любой сервировки. Есть у нас тушеное -- для француза, хорошенькие, легкие, ощипанные -- для итальянца да тухлое жаркое -- для дон-Спаниардо.
   

Лодовико.

   Чорт с ним!
   

Ботс.

   Имеется запас птицы на ваши почтенные прихоти, как-то: голуби, цыплята, утки, чирки, кулики и так далее, а для горожан -- боенские продукты; с бараниной в этом году плохо.
   

Лодовико.

   Стой! Да там уж не мой ли терпеливый холщевник с моей прекрасной, нарядной хозяйкой, его супругой?
   

Кароло.

   Премудрая бабушка, двадцать крон тебе за труды, если достанешь мне поносить эту бархатную шляпку.
   

Коновал.

   Получите и еще кое-что при ней в носку. Принимаю заклад.
   

Ботс.

   Двадцать крон? Я в доле и сыграю роль блока, которым ее подтягивать.
   

Лодовико.

   Валяй с места потехи ради!
   

Коновал.

   Повернитесь-ка, дорогие мои... видите? Пойду теперь товар приторговывать у мужа, пока Ботс будет орудовать с его женой.
   

Лодовико.

   За дело же! Если мы войдем в лавку, назовем вас "мадам" в услугу за любезность.
   

Ботс.

   Будь проклята ваша старая рожа! Пожалуйте ей орден скверной хари -- маску.

Мистрис Коновал надевает маску.

   

Кандило.

   Чем прикажете служить, господа? Ситец или лино-батист, или тонкое голландское? Поближе просим: и на пенни отпустим.
   

Ботс.

   Ситцу моей старухе.
   

Кандило.

   Ситцу? Извольте -- лучшего во всем Милане тканья.
   

Кароло.

   Будьте благополучны, синьор Кандило.
   

Лодовико.

   Как поживаете, мой благородный хозяин? Как моя прекрасная хозяйка?
   

Кандило.

   Нашему почтительному и доброму слуге -- поклон! Смотрите, сколько хотите: хорош и гладок. (Показывает ситцы.)
   

Кароло.

   Прошу прощенья, мадам. Хоть вы и в маске, я, кажется, узнал, что это вы, по вашему мужу. Покажите ей, синьор, пожалуйста, самое лучшее, потому что она обычно имеет дело с самым хорошим товаром.
   

Кандило.

   Тогда это ей подойдет. Вот вашей милости.
   

Ботс.

   На два слова, пожалуйста. Здесь прислужница моей жены, зовут ее -- Руина. Скажите, что она вам сродни, а вы одна из ее теток.
   

Невеста.

   Одна из теток, сэр? Мы не знакомы.
   

Ботс.

   Изволите подарить мне на минутку труд ваших ножек, я стану вашим провожатым туда.
   

Невеста.

   Сэр, я улитка: редко выхожу из своего домика. Если ей угодно меня навестить -- милости просим.
   

Ботс.

   Вы слышите? Нагая истина такова: у моей жены -- молодой рыцарь, который в вас влюблен; овладеете им -- прямо с ума сойдете. Он вам прислал эту драгоценность. (Подносит драгоценность.)
   

Невеста.

   Сэр, его любовь и его драгоценность я возвращаю ему с презреньем. Пустите мою руку, или мужа позову. Вы отъявленный прохвост. (Уходит.)
   

Лодовико.

   Ну, что она намерена делать?
   

Ботс.

   Делать? Если Ботс за них взялся, так все они сделают. Вела себя, будто профессионалка, по началу брезгливая. Кончилось тем, что я показал эту драгоценность и сказал, что рыцарь ей посылает.
   

Лодовико.

   Золото и самоцветы?
   

Ботс.

   Медь, медь! Я на ловлю с этой блесной хожу. Клюнула, но крючка не заглотала, потому что ее супруг, ужачья головка, тут же торчал. Но в один прекрасный вечер она назовет имя джентльмена и встретится с ним в домике при садике, мне известном.
   

Лодовико.

             А это не вранье?
   

Ботс.

                                 Хоть провалиться...
   

Лодовико.

             Нет, оставайтесь.
   

Ботс.

                                           Двадцать крон мне, cэp.
   

Лодовико.

   Раньше, чем у него дело сделано? Но даю тебе свое рыцарское слово: он их тебе заплатит.

Входят Астольфо, Беральдо, Фонтинели и Брайан.

             32* 499

Астольфо.

   А я думал, ты уже вернулся на родину.
   

Брайан.

   Нет, е-поку, не могу отправиться три-четыре дня.
   

Беральдо.

   Видишь: вот лавка, а вот и человек.
   

Фонтинели.

   Торгуйся и делай, что тебе сказано. Сыграй шутку, чтоб его из себя вывести.
   

Брайан.

   Е-поку, подосреваю рожу мою быть раскроенну, по вас ради побегу к любому холщевнику в самый ад: клянусь боком!
   

Астольфо, Беральдо и Фонтинели.

             Привет вам, франты!
   

Лодовико и Кароло.

                                 Рады вашей встрече!
   

Кандило.

             Вы не прибавите? Так не подходит.
   

Коновал.

             Нет, не прибавлю.
   

Кандило.

                                           Я не отпущу.
             Что вам угодно?
   

Астольфо.

                                 Вот вам покупатель.

Ботс и Коновал уходят.

   

Лодовико.

   Вы говорите -- домик в саду, просеем же мы вашу гнусность.
   

Кандило.

             Я только выложу, -- все мои люди
             Сейчас на складе принимают груз.
             Если вам ситцу, вот вам самый лучший:
             В Милане лучших нет.
   

Лодовико.

   Видите? Раз, два, три... ей-богу, вошло четыре любезника! Наверное, жена ваша ускользнула наверх, и четвертый, жизнью ручаюсь, занимается прививкой на вашей груше.
   

Кандило.

             Ха-ха-ха! Вам, господа, все шутки.
             Пошла наверх -- так показать товар:
             Здесь сверху донизу хорош базар
   

Лодовико.

             Так у вас так? Ну...
   

Кандило.

                                           Господа, так ситцу?
   

Брайан.

             Брошу вас тать мне лучий важ табар.
   

Кандило.

             Что он сказал, скажите мне на милость?
   

Лодовико.

   Боже мой! Он сказал, что хочет получить лучшую войну.
   

Кандило.

             Лучшую? Плохи все, но все ж отлично
             Спасают царства от крови излишней.
   

Брайан.

   Какого чорта ты дам болдадь? Сифилис с тобой! Брожу дадь мне голландского, боляднянсгие простоне, чдофы мне не завшиветь.
   

Кандило.

             Ей-богу не пойму я в нем ни слова.
   

Кароло.

             Боже мой! Говорит: в войне голландской
             Среди солдат пошло большое блудство,
             Хоть были вшивы.
   

Кандило.

             Возможно, что так именно и было.
             В любом саду заводится крапива.
   

Брайан.

   Провались зад и грабива, и дурацкий колпак, и куртка! Злышишь? Из меня игрушку делать? (Рвет ситец.)
   

Все.

             Как гадко! Ситец разорвал!
   

Кандило.

                                                     Пустое!
   

Астольфо.

             С души меня воротит.
   

Кандило.

                                           Не меня.
             Остатки часто спрашивают здесь,
             Их будет два -- и вот убыток весь.
             Но вот что: если б были мои слуги,
             То обошлось бы дорого. Спасибо.
             Я рад вам, заходите когда-либо.
   

Все.

             Ха-ха-ха! Ладно, а теперь уйдем.

Уходят.

   

АКТ ЧЕТВЕРТЫЙ

СЦЕНА ПЕРВАЯ

Комната в доме Матео.

Входят Матео, франтовски одетый, и Белафрон.

Матео.

   Ну, как я разрядился, Фронт? Чем я не франт, а?
   

Белафрон.

   Да, сэр, вы хорошо одеты.
   

Матео.

   В неизмеримое число раз лучше, чем хорошо, а главное во-время.
   

Белафрон.

   Портной для вас отменно справился со своею ролью.
   

Матео.

   А я не хуже того разыграл ему роль дворянина -- за костюм задолжал.
   

Белафрон.

   Зачем же вы это сделали, сэр?
   

Матео.

   Для фасона. Это у нас теперь только такая мода и есть, среди франтов самого высшего полета, чтоб портные дожидались расчета. Да, впрочем, и раньше никакого смысла не было им платить по первому изданию нового костюма, потому что белье уже сносится, а костюм еще держится, и нет никакого основания портному получать раньше бельевщика.
   

Белафрон.

   Это костюм, что подарил вам рыцарь?
   

Матео.

   Он самый, и нечего мне стыдиться его носить -- и получше меня люди рады бы обзавестись дареным платьем. Он парень щедрый. Да задави его сифилис! Мы, чья черепная коробка -- подлинный перегонный куб и дистиллятор чудеснейшего остроумия, вынуждены добывать себе пойло из пошлейше раззявленной устрицы, пустозвонного рыцаря, женского стремянного Тоинаке! Да я из сорока таких вот наделаю диких китайцев. К чорту его! Он осел, он вечно трезв.
   

Белафрон.

   Всегдашний грех наш -- всех друзей бранить.
   

Матео.

   Нет, Фронт, ей-богу, нет! Лодовико благородный словинец, в женском обществе его реже встретить, чем испанца на пути в Англию с намерением вызывать тамошних фехтовальщиков.

Стук.

   Стучит там кто-то. Взгляни.

Белафрон уходит.

   

Матео (поет).

   Ля, фа, соль, ля, фа, ля. Шелестеть в шелках и в атласах! Вот где музыка, а с тафтяной юбчонкой в придачу уж куда как высоко залететь можно! Catso!

Возвращается Белафрон с Орландо в собственном одеянии и с четырьмя слугами.

   

Белафрон.

   Матео! Мой отец!
   

Матео.

   А! Отец! Что ж, на худой конец, не найдет он здесь оборванных расточителей.
   

Орландо.

   В дверях, что ли, наши синие ливреи не помещаются? Вон, хамы! Штаны у вас на коленях, небось, не на моей службе протерты до основы, благослови вас за это бог, а не я.

Слуги уходят.

   О, прошу прощения вашей милости, сэр! Может быть, с моей стороны слишком смело было заговаривать с дворянкой, вашей супругой?
   

Матео.

   Бедная дворянка, сэр.
   

Орландо.

             Накройтесь же, сэр! Я всегда считал,
             Что гад ползучий много ядовитей
             Крылатого дракона в поднебесьи.
   

Матео.

             Если вам не обидно, с удовольствием.
   

Орландо.

             Довольствуйтесь же, сэр. Гм! Это ваш дворец?
   

Белафрон.

             И наше царство -- в нем мы уместились.
   

Орландо.

   В таком случае это -- пребедное царство. Что же это, все ваши подданные на стрижку овец пошли, что ли? Ни девки, ни человека, ни даже кошки! Нечего сказать, хорош дом! Как есть к лицу представительнице вашей профессии: во всех комнатах -- голые стены да полуобезглавленная кровать на предмет вольтижировки, как во всех непотребных домах. Скажите, пожалуйста, кто у вас обойщики? Ах, пауки! Вижу, вижу, это они вам поставили драпировки.
   

Матео.

             Как?! Непотребный дом? Сэр, это...
   

Белафрон.

             Матео, милый, тише! На коленях
             Молю вас, сэр, не осуждать меня
             За грех, надеюсь, мне прощенный небом!
             Тот пыл, как беглый свет, давно прошел,
             И, как у корабля, что вдаль ушел,
             Как птицы в ветре, позабыт и след.
   

Матео.

             Поклоны псу!
   

Белафрон.

                                 Развратница -- она
             В холе, в шелках, а не, как я, бедна.
             Так мало знаюсь с прегрешеньем тем,
             Как будто нет и не было совсем.
   

Орландо.

   Так мало с ним знаетесь? А чем же вы существуете? Как ты живешь, в таком случае? Есть у твоего мужа какое-нибудь имение? Получает он какие-нибудь доходы? Товары к нему прибывают? Плуги на него пашут? Корабли плавают? Можешь ты какой-нибудь товар так обернуть, чтоб хоть пенни себе заработать?
             А, впрочем, твой товар богат:
             Мерзавцы -- покупщик, а лавка -- ад!
   

Матео.

             Вы слышали, сэр?
   

Орландо.

   Именно, сэр, слышал. О вас, сэр. Вам и не снилось того, что я о вас слышал.
   

Матео.

             Сэр, вы немножко занеслись.
   

Орландо.

                                                     Занесся?
   

Матео.

   Я позволял вашему языку трещать, как дрянные фальшивые кости, и вертеться до сих пор, не останавливая его.
   

Орландо.

   Прекрасно, сэр! Вы говорите, как игрок.
   

Матео.

   Если вы явились сюда лаять на нее, потому что она бедная тварь, извольте взглянуть: вот бог, а вот порог, сэр...
   

Белафрон.

   Матео!
   

Матео.

   За вами ваши синие ливреи, сэр. Я люблю доброго, честного забияку и это...
   

Орландо.

   Чорт!
   

Матео.

   Сэр, сэр, у меня в доме нет Юпитера, чтоб разить с небеси. Она будет жить и питаться, когда вы провоняете, как бочонок гнилых стерлядок. Где? В гробу. Как? Как вшивая тухлятина.
   

Орландо.

   Знаю, что сыщет пропитание, да как? Она -- как потаскуха, ты -- как прохвост, она -- как девка, ты -- как вор.
   

Матео.

   Вор? Врешь! Вор?
   

Белафрон.

   Добрый, милый Мат! Отец!
   

Матео.

   Чорт с вами с обоими! Дерзости не терплю. Новому атласу стыдна уступать голому, похабному бархату. Вор?
   

Орландо.

   Да, вор. Ты -- убийца, шулер, распутник, пропойца, попрошайка и нищий.
   

Белафрон.

   Дорогой отец!
   

Матео.

   Старый осел, пес, скаред, хам, ростовщик, подлец, моль, мул шелудивый со старой бархатной попоной на спине, сэр.
   

Орландо.

             Еще померзнешь. Дохни с голоду!
   

Белафрон.

             Да, так и будет, я ведь так умру.
             Узнав нужду, вам надо помогать.
             Не дать мне тело гадам продавать.
             Я девка, по-вашему? Нет, видит бог:
             Жестокость ваша гонит за порог.
             Снимите с себя грех, и пусть мой стыд
             Умрет со мной и будет в гроб зарыт.
             Злая сводня-нищета и день и ночь
             Кружится здесь. Гоните ведьму прочь,
             А то теперь, в такой отлив, боюсь
             Навеки утонуть.
   

Орландо.

                                 Какой отлив?
   

Белафрон.

             Такая бедность, что сказать стыжусь:
             У нас не только денег на обед,
             Куда ни шло -- у нас и хлеба нет.
   

Орландо.

             По вашему лицу того не скажешь.
   

Матео.

   Кажется, она завела литию -- поскрести старую сволочь.
   

Орландо.

             Нет хлеба! Вот атлас -- пусти на кухню.
   

Матео.

             Держи карман! Костюм на пироги?
   

Орландо.

             Новый плащ? В печь! Рапира с позолотой?
   

Матео.

             В кишки ее вам, сэр!
   

Орландо.

             Десяток портупеей накормлю.
   

Матео.

             Накормишь, сифилис тебе!
   

Орландо.

             Не накормлю, пока в нужде своей
             Не взвоешь, да и то из-под дверей,
             Как псов костьми. Теперь вам -- умолять,
             Клясть, красть, висеть, стать сводней, развращать.

(В сторону.)

             Еще усилье -- и порвется сердце. (Уходит.)
   

Матео.

   Вот он, ваш отец, ваш проклятый... Прах возьми весь ваш род! Он сюда способен являться с четырьмя ливрейными белыми селедками -- хвостом за ним и без икры в животе, чтобы ругать меня, но я с голоду успею подохнуть раньше, чем дождусь от него малявки.
   

Белафрон.

             Горе мне!
   

Орландо.

                                 Хам, за это тебя вздерну.
   

Матео.

             Ха-ха-ха! Увы!
   

Орландо.

   Ты у меня моего человека сманил из-под самого носа.
   

Матео.

   Из-под твоей бороды.
   

Орландо.

   Такого же отчаянного потаскуна, исконного распутника, как сам.
   

Матео.

   Нет, как вы.
   

Орландо.

   Самого отъявленного грабителя, который только когда-нибудь кричал: "стой!" А, впрочем, сознаюсь: доброго товарища и храброго малого. А вот только доведет он тебя до виселицы. Вы здесь вдвоем недавно двух бедных деревенских разносчиков ограбили.
   

Матео.

   Это еще что? Это еще что? С ума ты сошел? Грабить разносчиков? Ты свидетель, Фронт. Ограбили разносчиков? Мой слуга и я -- воры?
   

Белафрон.

   Довольно, сэр.
   

Орландо.

   Да, сволочь, двух разносчиков. Погоня уже началась, приказы подписаны, и я полюбуюсь, как ты всползешь вверх по лесенке.
   

Матео.

   И спущусь по ней с тем же успехом, как каменщик или кровельщик. (Каким чортом он про это прознал?) А как станут меня вешать, тут я и доложу всему честному народу, что женился на дочке старого Фрискобальдо. Завертится у меня тогда ваша старая падаль.
   

Орландо.

   Говори, что хочешь. Если мне здесь дольше оставаться, меня и самого с тобой вместе за компанию повесят. Потому как вас нашел, так и ушел.
   

Матео.

   Стань на колени, умоляй дать денег.
   

Орландо.

   Хам со шлюхой, вор с девкой, пара нищих, пачка сволочи.
   

Матео.

   Вешайся на него. Да, сэр, прощайте! Не отступай от него: мы для него в атласе нищие.
   

Белафрон.

             Вся ваша ласка после стольких лет,
             В которых я без нее мерзла?
             Зачем мне говорить об этом?
   

Матео.

   Трусите же рысцой за своим папашей, одевайтесь. Я за вас не поручусь, не стану красть ради такой лицемерной, исподтишной, расхожей шлюхи. Вон, собака!.. А ведь идет, идет мне, ей-богу!.. Эй, ты, чорт тебя побери! Давай мне поесть чего-нибудь.
   

Белафрон.

   Да, сэр. (Уходит.)
   

Матео.

   Почтеннейший прохвост, он же слуга мой, со своей стороны, ускакал куда-то к черту на рога. Эх, Пачеко, уж пощелкаю я тебя! Вот вам и папашин день? Говорят, Англия -- исключительный ад для лошадей и единственный рай для баб. Отправляйтесь-ка вы, сделайте милость, в этот самый рай, раз уж вас прозвали честною девкой. Там и живут-то только одни честные девки с сифилисом. А то, матушки мои, у нас в городе все лица вашего пола только кобылки под длинными чепраками: хозяин из седла, стремянной в седло.

Возвращается Белафрон с едой и питьем.

   

Белафрон.

   Угодно сесть вам, сэр?
   

Матео (садясь).

   Ей-богу, вот так бы и раздирал его мясо, а ребра глодал, посоливши, -- только бы мне его задавить, батюшку моего, Фрискобальдо. Уж я б из вас сделал плачевнейшую свиную вошь, попадись вы мне только на ноготь. А ведь превкусный обед! Видно, со зла аппетит себе нагулял. Какая только сволочь рассказала ему про тех двух разносчиков? Напади на него зараза, до самых костей проешь! Ну, наливай!
   

Белафрон.

   Ты все так и пышешь еще от гнева. Милый, хороший, не сердись: вина не моя.
   

Матео.

   Ты где эту баранину покупала? Лучших боков мне еще не попадалось.
   

Белафрон.

             Сосед один прислал мне.

Входит Орландо под видом слуги.

   

Матео.

   А? Сосед? Фу, даже во рту завоняло! Вы что, девка, пропитание мне вымаливать? По-вашему, так этот атлас надо объедками набивать?(Замахивается стулом.)
   

Орландо.

   Что вы затеяли, сэр?
   

Матео.

   Проломать череп нищенке!..
   

Орландо.

   Проламывайте ослиную башку, вроде собственной... Уйдите, хозяйка.

Белафрон уходит.

   Посмейте у нее хоть волосок тронуть, я вас, шлык, так старым утюгом выглажу, что треснет ваш набалдашник, как жареный кролик. Череп расколете -- голову оторву.
   

Матео.

   Ха-ха! Вон из моего дома, сволочь! Пошел, четыре марки -- и ползи!
   

Орландо.

   Четыре марки? Нет, сэр, двадцать моих фунтов, которые у вас высоко взлетели,-- тогда уйду.
   

Матео.

   Что же мне, объедками, по-твоему, питаться? Вы бы лучше себе на шею нищенское корыто привязали да пошли бы на больницу собирать! Где ты пропадал, Пачеко? Иди сюда, индючок.
   

Орландо.

   Не выношу, сэр, когда при мне обижают женщину.
   

Матео.

   Батюшки! Да у меня здесь сегодня мой тесть был.
   

Орландо.

   Пф! Вы, значит, теперь и рюшами набиты.
   

Матео.

   Удавись он! Он бы и рад меня кронами осыпать, лишь бы я на мировую пошел, да я презираю и шкуру менять, и чьи бы то ни было деньги.
   

Орландо (в сторону).

   Кроме моих... Как же он это проглотил, сэр?
   

Матео.

   О, ругался, как дюжина пьяных медников. В конце концов он, совсем озверев от ругани, ринулся на меня со своими четырьмя холуями.
   

Орландо.

   Как?! В вашем доме? Жаль, что я здесь не был.
   

Матео.

   Я, недолго думая, тряхнул стариной, да как высадил с треском и синие ливреи, и кислое печеное яблоко -- тестя, а сам вот до сих пор и хожу, как лев в клетке.
   

Орландо.

   О, доблестный хозяин!
   

Матео.

   Тем не менее, он, чорт возьми, сказал-таки мне про ограбление двух разносчиков и что на нас двоих уже приказы готовы.
   

Орландо.

   Не люблю я этих трескунов, дорогой сэр.
   

Матео.

   Не хочешь ли пойти со мной нога об ногу, ловить трескунов?
   

Орландо.

   То есть напиться?
   

Матео.

   Оберем старую ворону, моего папеньку, ограбим-ка твоего хозяина. Мне знаком дом, тебе -- слуги. Добыча богатая, дело легкое. Собака ведь и кости не даст.
   

Орландо.

   Так вырвите ее у него из глотки. Берусь ее из пасти вышибить, если это (показывает на кинжал) еще способно кусаться.
   

Матео.

   Ни слова больше, ни слова, старая головешка. Сойдемся под вывеской "Кораблекрушение".
   

Орландо.

   Есть, сэр.
   

Матео.

   Понял? "Караблекрушение". (Уходит.)
   

Орландо.

             Крушенье терпишь ты и, как пловец
             Отважный, но неопытный, на брюхо
             Морской волны скользишь -- потопит шлюха!

Входят Ипполито и Белафрон.

             Еще корабль! Серьезнее, чем тот,
             Но плохо правлен, и погибель ждет
             Без помощи. Как боевой фрегат,
             Я устремлюсь и помощь им подам,
             Спасу обоих иль погибну сам. (Уходит.)
   

Ипполито.

             Мой рок -- быть в чарах ваших глаз.
   

Белафрон.

                                                     Безумье
             Ваше -- не рок! Откуда? Отцвели
             Давно все краски прошлой красоты,
             Засохли пышные ее цветы.
             Мой дух очищен вами в первый раз,
             И новый грех мой будет не от вас.
   

Ипполито.

             Руку на честный бой! Тогда впервые,
             Припомните, мы на поле сошлись.
             В вас бунт был. Я одним переговорам
             Разбил вас.
   

Белафрон.

                                 Да.
   

Ипполито.

                                           Попробую узнать,
             Нельзя ли эту чистоту прогнать
             В том же порядке. Вы сдадите форт,
             Если с такой же силой аргументов,
             Какими много лет тому назад
             Вас вывел к чести, я верну в разврат
             Вас строгой логикою?
   

Белафрон.

                                           Правде слов
             Сдамся.
   

Ипполито.

                       Трубят к турниру. Я готов.
   

Белафрон.

             Дан вызов дамой.
   

Ипполито.

                                 Сядем.

Садятся.

   

Белафрон.

                                           Так начнем.
             Я выхожу на правый бой с грехом.
   

Ипполито.

             Мужчины, у кого такой же бой,
             Кто со мной связан тяжбою одной,
             Над женщиной к победе,-- шлите мне
             Сочувствие!
   

Белафрон.

                       Сочувствую вполне.
   

Ипполито.

             Стать шлюхами, как вам угодно звать,
             Способны чары слова приказать.
             Шлюхиня так божественна была,
             Что стала конкубинкой короля
             Британии, и блеск волшебных глаз
             Так властвовал сердцами, что не раз
             Скромнейшим дамам довелось мечтать
             Услышать про себя: "Она как та".
             И повелось с тех пар и там и тут,
             Что всех красоток шлюхами зовут.
             И так пронизан был их ясный лик
             Светом, что в Риме звались: meretrix.
             Вот вам о званьи. О профессьи: кто
             Обязан -- связан. На земле одно
             Блаженство -- воля, несравненный клад.
             А девок кто ж свободнее царят?
             Так птице Геры не раскрыть хвоста,
             Как девки распускают паруса.
             Мужчине не раба: он -- раб ее.
             Не ревность в акриле тянет колесо,
             Но вся в весельи выезжает, как
             Солнце на лучистый зодиак.
             В них блеск его, в них солнечный размах,
             Им долго не гостить в небес домах,
             От знака в знак их мчит любовный лет,
             И их закат пышнее, чем восход.
             Лорд гонится, солдат в бою их видит,
             Немноги чужды, меньше ненавидят.
             Так, в шутку, уговаривал бы тут
             Ту, кого звал бы на пути распутств.
             Но вас мне ложу моему хранить.
   

Белафрон.

             Смысл басни -- надо мужа осрамить.
   

Ипполито.

             Срамить? Сойдись с одним
             Жена, муж остается невредим:
             Один не в счет.
   

Белафрон.

                                 А если к вам вползет
             В постель один. Удержится расчет?
             Пора вам бить отбой.
   

Ипполито.

                                           Венчай героя.
             Ведь победил я?
   

Белафрон.

                                 Половина боя.
             На бой нас ваша вызвала труба,
             Не дать мне бить -- бесчестие герба.
   

Ипполито.

             Одержите победу -- ваша слава.
   

Белафрон.

             Распутство ложно -- ясно из того,
             Что создана жена для одного,
             Что связана законом. Потому же
             Написано не "для мужчин" -- "для мужа".
             Но, в наполненье мира, отменяли
             Закон, и многих жен мужнины брал",
             Но даже и по правилу тому
             Жена принадлежала одному.
             Много воды ушло: теперь на триста
             Найти одну, чтоб не была нечиста --
             Нечиста, как гиена, на кого
             Бегут убить, и больше ничего.
             Им в помощь -- песнь, сеть золотую прясть.
             Чтоб глупых женщин убедить упасть.
             Зовут их ангелом, но, чтоб верней
             Обжулить их, зовут к себе чертей.
             О, песенка сирен! Вам, господа,
             Льстит губить нас, вам лакома вода,
             Чтоб вымыть руки; вымыла -- теперь
             И вон ее, и выплеснуть за дверь.
             Вот так мужчины поступают с девкой.
             Ей предпочтительней, как петуху,
             Выклевывать мужчин по одному,
             Но их тогда не различить. Отведай
             Меня вы -- будете, как гарнизон,
             Держать, пока война, а после -- вон,
             Как раненый солдат, щипать траву,
             И смрад больниц венчает рандеву.
             Кто б шел в рабыни? Где б вам взять невест?
             Но с голоду помрет, кто в куче ест.
   

Ипполито.

             Не в куче будете -- со мной одна.
   

Белафрон.

             Пить яд тайком, так смерть нам не видна?
             Не тот же яд ли, если я одна?
             Нашли гетеру. Чтоб ее погладить --
             Вам род продать, на дыбу об одном
             Лобзаньи,-- взял, сыт, ну, а что потом?
             Потом вы проклянете сводню ту,
             Что вас свела, ночь, данную греху,
             Вам гадок ее вид, и дню не встать,
             Как от нее вы броситесь бежать.
             Да и тому, кто лаской упоен,
             Нет наслажденья у продажных жен,
             И все, кто торговал собою вольно,
             Как фокусник, увидели -- довольно.
   

Ипполито.

             Если так скверны нити жизни шлюхи,
             Как вы сказали, объясните, как же
             Вам это нравилось?
   

Белафрон.

                                 Если все нити
             Жизни девок, по-вашему, прекрасны,
             Что ж вы жену свою не шлете в девки
             И прочих дам не жалуете тем же?
             Как скверный муж, я своему двору
             На разорение вела игру.
             Ах, страстью зарабатывая хлеб,
             Как в горле каждый застревал кусок,
             Как я дрожала с головы до ног,
             Как клеткой ада мне была постель,
             Геенским стражем -- сводня, а вино,
             Казалось, уплатить принесено
             За душу, что пороку продана!
             И постоянно, даже и спьяна,
             Себе я повторяла: девка ты,
             И чем пьяней, тем тяжелей мечты.
   

Ипполито.

             Закон природы, что нам злейший враг --
             Товарищ в ремесле, и с вами так.
             Зачем же клясть, что раньше было сладко?
   

Белафрон.

             Зачем вам бредить тем, что было гадко?
             Мне, зная низости ее примет,
             Не отыскать подлей для шлюхи цвет.
             Мне в дни, когда была всего сильней
             В этом, всего мучительней был вид
             Скромной девицы.
             Она -- для всех голубка. Мой наряд
             С ней рядом был вороньим. Каждый взгляд
             Вослед ей так застенчив был и мил,
             А на меня презрительно стремил
             Нахальство. Ей, будто она была
             Неодолимой башней, был поклон,
             А мне -- распухший рев со всех старой.
             Ей тотчас расступались на пути,
             Мне, хоть и в маске, давки не уйти.
             Верно, бог шлюху метит оттого,
             Что для мужской игры она приманка:
             Под самым светским видом куртизанка
             Святой прикинься, будь из дальних мест,
             А выдаст чем-то свойственный им жест.
             Будь они с толком, дорого б им брать:
             Мужчине их лишь на сезон держать,
             А там, как старый календарь, забыть,
             Забросить и о новом говорить.
             Кто там безумен, кто на море кар
             Собой рискует за гнилой товар?
             Путь похоти хоть дешево купить,
             Добро домой с убытком воротить.
             Трубить отбой? Час битвы отзвонил.
             Свет, рассуди, который победил?
   

Ипполито.

             Я.
   

Белафрон.

                  Вы? Учит трусость: ежели не взять
             Борьбой, одно спасенье -- убежать. (Уходит.)
   

Ипполито.

             Беги в недвижный центр земли, в пещеры
             Бессмертных ужасов,-- я догоню,
             Хоть весь в грехах, у врат геенских глух:
             Безумен и мудрец от чары шлюх. (Уходит.)
   

СЦЕНА ВТОРАЯ

Покой во дворце герцога.

Входят: Лодовико, герцог и Орландо в одеянии слуги. После них -- Инфеличе, Кароло, Астольфо, Беральдо и Фонтинели.

Орландо.

   Умоляю вас, ваша милость, хоть ваши очи и настолько проницательны, что усмотрели благородного отца сквозь скромную синюю ливрею слуги, не открывайте никому, добрый герцог мой, моей затеи, кроме того джентльмена, который отныне станет актером нашей последующей комедии.
   

Герцог.

             Да будет так, Орландо: будь неведом.
             Пойдет с тобою только один Сфорца,
             Чтоб над сыном мой приказ исполнить.
   

Лодовико.

   Арестовать его за уголовщину по отношению к двум разносчикам? Не так ли?
   

Орландо.

   Именно так, благородный рыцарь. Разносчики эти -- мои слуги. Он начал со слуг, теперь собирается обобрать и хозяина. Он затевает меня ограбить, слюнки у него текут вгрызться в мое золото. Ну, да за это повисит он у меня на жабрах, пока я его к берегу не подведу.
   

Герцог.

             Итак, за дело.
   

Орландо.

   Благодарю за милость. Но, добрый государь мой, что касается моей дочери...
   

Герцог.

             Помни, что сказал я.
   

Орландо.

   И не забудьте, в чем я поклялся. Душой ручаюсь, что она честней любой из жен султана под караулом из евнухов.
   

Лоренцо.

   Еще бы! Их султан обесчестил.
   

Орландо.

   Кто из каждой женщины делает девку, тот -- турок, а не верный христианин. Поручаю себя вашей милости.
   

Герцог.

   Инфеличе!
   

Инфеличе.

   Здесь, сэр.
   

Лодовико.

   Синьор Фрискобальдо!
   

Орландо.

   Опять фрески? Пачеко.
   

Лодовико.

   Это еще что за Пачеко? Вот у нас с приказом добавочная потеха. Арестовывать всех подозрительных лиц в доме. А там рядом имеется некий вышибала Ботс да некая мадам Коновал -- сводня, которые обжулили моего приятеля. Эту парочку кроликов мы и сунем в сумку.
   

Орландо.

   Предоставьте мне лично хлопнуть их по загривку. Идем, идем!
   

Лодовико.

   Слышите, франты! Догоните меня у Матео.
   

Кароло, Астольфо и др.

   Достаточно!

Лодовико и Орландо уходят.

   

Герцог.

             Старик пост ту песню, что ты спела,
             Но в таком тоне, что она не девка,
             А отсылала письма и подарки,
             Как явный торжества над страстью знак,
             Все его приступы повергнув в прах.
   

Инфеличе.

             Этот старик -- слуга добрый и честный.
   

Герцог.

             Не сомневаюсь.
   

Инфеличе.

                                 И, возможно, муж мой,
             Сорвав личину с этого созданья
             И в ней исправивши и ум и чувства,
             Вновь портит их, чтоб знать свое искусство.
   

Герцог.

             Что же, но целительность противошлюхства
             Должна иметь серьезные размеры:
             Не чище пятна вылижут пантеры.
             И если ей звездой недвижной стать,
             То нечестиво свет ей затемнять,
             Столь редкостны подобные кадила.
             Но кой-кому другой и славы нет,
             Как только возвращать их в рать комет,
             И Ипполито большего не хочет.
             Не может быть, чтобы вы все не знали
             О помешательстве нашего зятя,
             Который бредит куртизанкой.
   

Все.

                                                     Да.
   

Кароло.

             Потаскуном по городу ославлен.
   

Астольфо.

             Клянусь, он думает, никто не видит.
   

Беральдо.

   Когда человек начинает бегать по девкам, это похоже на лютую вонь изо рта: всем и каждому в нос шибает, а сам ничего не чует, хотя бы воняло пуще пота шестнадцати медвежьих поводырей.
   

Герцог.

             Пожалуй, все вы дышите зловонно:
             Вас чуешь издали.
   

Кароло.

   Верно, государь, я думаю все мы такие, каким вы были в молодости, когда маевать ходили: всем нам любо слушать, как кукушка на чужом дереве кукует.
   

Герцог.

             Хорошо, что признались. Но, дитя,
             Нельзя же делить ложе с куртизанкой.
             Диву даешься:
             Ни мой гнев, ни гнев этой бедной дамы,
             Его обиженной жены, ни брак,
             Ни честь, ни рай, ни ад, ни даже знак
             Отверженства на ней -- не отведет
             Его исканий, с ней он пропадет:
             Она околдовала, подменила
             И сделала скотом. Он помешался.
             Он дико выглядит? А?
   

Кароло.

                                           Я в лице
             Его заметил лунные ущербы.
   

Герцог.

             Он так же непохож на Ипполито,
             Как мертвый на живого: он не спит,
             А спит, так бредит и в бреду сжимает
             Руки, вопя: "О свет мой..." Как там имя,
             Как имя шлюхи?
   

Астольфо.

                                 Государь, не знаю;
             Я в шлюхах не знаток.
   

Герцог.

                                           О!.. Белафрон!..
             И, сжав объятья, кличет: "Белафрон!"
   

Кароло.

   Порция слабительного, способная убить коня, неспособна убить болезнь волокитства, государь, если она чуть поглубже въелась.
   

Герцог.

             Проверим все лекарства. Рецепт первый:
             Мной послан строгий и прямой приказ
             Очистить весь Милан, оздоровить
             Все пригороды, слободы арестом
             Всех баб, кто весом, как червонцы, слаб:
             Град сбросит праздный груз свой, как корабль.
   

Кароло.

   Да нет же, государь, легкие девки вовсе не праздный груз! Но чего же вы хотите этим достигнуть, ваша милость?
   

Герцог.

             Вот чего. Если ту, по ком он бредит,
             Придется в черный список занести,
             Он постыдится к ней и подойти.
   

Кароло.

             А если нет?
   

Герцог.

                                 На головы развратниц
             Закон падет так тяжко, так ударит
             По почитателям, что Ипполито --
             Как не со страху, так со страсти -- тоже
             (Если он любит) бросит ее ложе.
   

Кароло.

   Перехватать всех резвушек в городе и засадить их? Ну, государь, вы хотите вычерпать бездонный колодец. Всех девок в стенах и за стенами города? За десять таких герцогств не хотел бы в это ввязываться: армия, о которой вы говорите, способна переполнить все городские тюрьмы да в придачу не оставить свободной от постоя ни одной питейной комнаты во всех кабаках.
   

Герцог.

             Мы переловим только самых главных.
             Шлюха, как сельдь, по улице идет.
             Поймав их в сеть, я буду сам судить
             И строго их судьбу определять.
             Идем, дитя!

Герцог и Инфеличе уходят.

   

Кароло.

             Бедняжек схватят.
   

Астольфо.

                                           В суд пойду.
   

Фонтинели.

                                                     Я тоже.
   

Беральдо.

             Я тоже, хоть весьма причастен к делу.

Уходят.

   

СЦЕНА ТРЕТЬЯ

Комната в доме Матео.

Лодовико и Орландо под видом слуги

   

Матео.

   Входи, кто хочет! Благородный мой кавалер, мне останется только разыграть любезного хозяина и приветствовать каждого.
   

Лодовико.

   Мы вносим беспокойство в ваш дом, Матео, но мы поступим, как голландцы в кабаке: попьем, пошумим -- и уйдем.
   

Матео.

   Хуже всего, что жены дома нет. Зато уж мы и покуражимся, великодушный рыцарь! Музыка не в музыку, если баба в хор затесалась.
   

Орландо.

             Да. У нее, как и у вирджинала,
             Куча придатков-клавиш на хвосте.

Входят Астольфо, Кароло, Беральдо и Фонтинели.

Лодовико.

             А вот и взвод пришел!
   

Астольфо и др.

                                           Здорово, фронты!
   

Матео.

             Рад видеть вас, милейшие мои!
   

Лодовико.

   Господа, всем вам известен холщевник Кандило, который терпеливей самого прокопченного пекаря в дни растопки печей, под звон сорока ругательниц?
   

Астольфо и др.

   Да, мы все его знаем. Что с ним?
   

Лодовико.

   Не усматриваете ли вы отменной забавы в том, чтобы превратить его в штуку английского сукна и так растянуть его на пяльцах, чтобы все нитки его прирожденного характера полопались, заставив его глотать здравицы, табачный дым, плясать, петь похабные песни и вообще проделывать все, что нам заблагорассудится для его вразумления?
   

Кароло.

   Это будет стоящий просмотра мавританский танец.
   

Астольфо.

   Да только до того хитра старая лиса, что трудно ее из норки вытравить.
   

Матео.

   В этом направлении мною уже приняты меры, а крючок, на котором его сюда притянут,-- это просмотр неких кусков лино-батиста, о которых я ему сказал, что продам, действительно имея их здесь. Принеси-ка их сюда, Пачеко.
   

Орландо.

   Есть, сэр, я ваша собака-водолаз и принесу вам все, что угодно. (В сторону.) Но притащу вам и такое кушанье, от которого у вас все в животике перевернется, а именно -- констэбля. (Уходит.)

Входят Ботс, пропуская вперед мистрис Коновал.

Астольфо, Беральдо и Фонтинели.

   Это что? Это что?
   

Кароло.

   Это что за гребная баржа?
   

Лодовико.

   Тише! Два блюда пареного чернослива: сводня с вышибалой. Почтеннейшему лейтенанту Ботсу наше! Ну, я вижу, вы сделались светским человеком, милости просим. Милости просим, мистрис Коновал. Джентльмены, предлагаю вам приветствовать почтенную матрону.
   

Коновал.

   Премного благодарна на вашем почтении всем вам, достопочтенные.
   

Лодовико.

   Я заказал виноторговцу прислать вина. Никто с тобой не пришел, кроме лейтенанта, бабушка?
   

Коновал.

   Никто со мной не пришел, кроме лейтенанта Ботса, с позволения вашей досточтимости.
   

Ботс.

   А на кой сифилис кому-нибудь с вами ходить, кроме лейтенанта Ботса?

Входят два виноторговца с вином.

Астольфо, Кароло и др.

             Вот лихо! Вот так марш!
   

Лодовико.

                                           Пришли! Отлично!
   

Матео.

             Осадный парк на приступ всех твердынь.
   

Лодовико.

             Устроим смотр. Читайте инвентарь.
   

1-й виноторговец.

   Вот случай: бутыль грецкого вина, бутыль петер-самоед, бутыль чернико, бутыль летика.
   

Лодовико.

             В расчете?
   

2-й виноторговец.

                                 Да, сэр.

Виноторговцы уходят.

Матео.

                                           Кто-то кончит счеты!
   

Ботс.

   Здесь предстоит славная баталия, да плевать, только с такой жизни солдату и мед снимать! Когда эта артиллерия полностью войдет в дело, кое-кто будет повержен наземь: пушка, полпушка, штурмовая и единорог.
   

Лодовико.

   Лейтенант! Пли!
   

Ботс.

   Есть, есть! Разрешите мне первому взойти на брешь! За здоровье всех вас, франты! Ботс держит за всех вас. (Пьет.)
   

Астольфо, Кароло и др.

   Держитесь, Ботс, пока мы вам не задали такого же перцу!

Входит Кандило.

Лодовико.

   Благороднейший мой холщевник! Вика! Добро пожаловать, старина!
   

Матео.

             Добро пожаловать, синьор!
   

Кандило.

                                                     Лино, сэр?
   

Матео.

   Сейчас! Мой человек пошел за ним. Мы здесь, как видите, оснастили флот для кругосветного плавания.
   

Кандило.

             Опасно плыть на кораблях подобных.
   

Ботс.

             Пока никто за борт не наблевал.
   

Лодовико.

   Так как вы -- дама почтенная, я хочу вас познакомить с этим почтенным горожанином. Прошу вас подставить ему свои губы и всячески его приветствовать.
   

Коновал.

   Крайне рада видеть у себя всякого горожанина. Я частенько покупаю у вас в лавке.
   

Кандило.

             Возможно, уважаемая дама.
   

Коновал.

   Ваши приказчики хорошо знают, как я покупаю. Я надеюсь, ваша милая жена в добром здоровьи? Если позволите, примите ей от меня подарок -- из уст в уста. (Целует его.)
   

Кандило.

             Не просим большего. И так довольно.
             Сластей я не любитель. (В сторону.) Рот воняет
             Хуже, чем пятьдесят хорьков. Синьор,
             Кто она -- дама?
   

Лодовико.

   Женщина из очень хорошего и старинного дома -- бандерша.
   

Кандило.

             Сводня, сэр? Я уйду. Лино посмотрим
             В другой раз.
   

Матео.

   Выйти из такой компании:? Пачеко, мой человек, только что отправился за ним. Лейтенант Ботс, выпейте за этого почтенного старого приятеля и покажите ему, как высоко летают.
   

Лодовико, Астольфо и др.

             Ори, заставь его пить на коленях!
   

Кандило.

             Как Ботс? Благослови меня, зачем мне Ботс?
             Нет, не хочу вина, милейший Ботс.
   

Ботс.

   Седина в бороду -- бес в ребро. Пей здравье -- ждет добро. Не пропустишь этого в кишки, так вот тебе за грешки. (Показывает шпагу.) Вот я сейчас затяну препохабную песнь, а то у вас такая зеленая рожа постная, что вино скиснет, пока войдет. Угодно вам пасть на ваши мослы, отвечая на тост? За здравие моей хозяйки, девки!
   

Кандило.

             Отрава за отравой! Мистер Ботс,
             Прошу вас, извините: вы солдат --
             Не принуждайте к этой службе. Стар я
             И из бутылок не палю.
   

Ботс.

                                           Научим.
   

Кандило.

             Здоровье выпить -- выпить нездоровье.
             На помощь, господа!
   

Ботс.

                                           Цыц!
   

Лодовико, Астольфо и др.

             Что ж нам -- резать?
   

Кандило.

             Счета мне подводить, милейший Ботс.
   

Ботс.

             Вот это и поможет подвести их.
   

Лодовико.

             Что это у вас так рука трясется?
   

Кандило.

             Синьор, у меня судороги в жилах.
   

Ботс.

             Качай, сэр, или будет пляска жилам.
   

Кандило.

             Стой, стой, Ботс! Пью! (Стал на колени.)
   

Лодовико и др.

                                           За что?
   

Кандило.

             За ту графиню. (Пьет.)
   

Коновал.

             За меня, старина? Это он, тот, что никогда вина не пил?
             Еще раз по этому случаю!
   

Кандило.

             С большим усильем яд в меня спустился,
             А я так еле поднимусь. За девку
             Не пил и впредь пивать считаю за издевку.

Входит Орландо с лино-батистом.

Матео.

             Ты это что -- на виселице болтался?
   

Орландо.

             Да, сэр, я собираюсь пострадать.
   

Матео.

             Синьор, товар! Извольте расценить.
   

Кандило.

             Ваша цена?
   

Матео (показывает пальцами).

                                 Вот!
   

Кандило.

                                           Нет. Дорого. Вот! (Показывает пальцами.)
   

Матео.

   Нет, стыдитесь: низко летаете. Да уж забирайте его себе: не ссориться же нам с вами из-за прибыли. Сошлись! Получайте его целиком, да еще (на полпенни в придачу. За деньгами я к вам в лавку пришлю.
   

Кандило.

             Будьте так добры, дайте мне уйти.
   

Матео.

   Уходить? Дайте-ка сюда ковш, да побольше, для синьора Кандило.
   

Орландо.

   Он хочет уйти!
   

Кандило.

   Нет, я останусь. Уберите ковш ваш.

Входят констэбль и стража.

Лодовико.

   Это еще что?
   

Ботс.

   Страстной вторник, что ли, что эти призраки бродить стали?
   

Матео.

   По какому вы делу, сэр?
   

Констэбль.

             От герцога. Вы тот, кого мы ищем, синьор. Вот у меня приказ герцога арестовать вас в уголовном порядке за ограбление двух разносчиков. Именем герцога приказываю вам итти немедленно.
   

Матео.

   Что это? Ветер переменился? Ладно! Все это от старого волка, моего тестя. Позови-ка свою хозяйку, почтенный.
   

Орландо.

             Есть, сэр! (В сторону.) Как крепят из кусков древко,
             Так жизнь исправим, ранив глубоко. (Уходит.)
   

Лодовико, Астольфо и др.

   Нам, право, очень жаль!
   

Матео.

   Отважным людям полагаются препятствия! Плевать! Это только против меня кость Фортуны выпала. Ну, сэр, прошу вас обращаться со мной, как с джентльменом -- не таскать меня по улицам в качестве общественного развлечения.
   

Констэбль.

   Если этим джентльменам будет угодно, вы пойдете вместе с ними.
   

Лодовико, Астольфо и др.

   Да будет так. Идем.
   

Констэбль.

   А вы кто будете, сэр?
   

Ботс.

   Я, сэр? Когда число, когда нуль, в зависимости от данных расположений государства,-- я солдат.
   

Констэбль.

   Вас зовут Ботс, не так ли?
   

Ботс.

   Ботс -- мое имя, Ботс известен этой компании.
   

Констэбль.

             Знаю, сэр. А она?
   

Ботс.

                                           Дворянка. Мать мне.
   

Констэбль.

             Взять их обоих.
   

Ботс.

                                           Как? Меня, сэр?
   

Страж.

                                                               Да, сэр!
   

Констэбль.

             Буянить станут -- улицу поднять,
   

Ботс.

             Господа, господа! Куда нас тащат?
   

Лодовико.

             В садовый домик, Ботс. Мы рассчитались?
   

Констэбль.

             В Брайдвель их.
   

Ботс.

                                 Вы ответите за это.
   

Констэбль.

             Охотней, чем на вызов. Вот приказ, сэр.
   

Лодовико.

             Мы выйдем раньше вас.
   

Констэбль.

                                           Милости просим.

Уходят Лодовико, Матео, Астольфо, Кароло, Беральдо и Фонтанели. Несколько позже -- Ботс и Коновал под стражей.

             Кто здесь? Синьор Кандило, гражданин
             Вашего званья -- и с такими кутит
             В подобном доме!
   

Кандило.

             Что, сэр? Что здесь за дом?
   

Констэбль.

                                                     Поганой славы.
   

Кандило.

             Ах, так? Спасибо! Я уйду.
   

Констэбль.

                                                     Что это?
   

Кандило.

             Лино, купленный мной у джентльмена,
             Домохозяина.
   

Констэбль.

                                 У нас приказ
             Искать покражу. Краденый лино ваш.
   

Кандило.

             Скажите!
   

Констэбль.

                       Он был вор, вы -- укрыватель.
             Мне жаль удачи -- должен вас забрать.
   

Кандило.

             Меня? За что?
   

Констэбль.

                                 Добро на вас сыскалось,
             И вы ответите.
   

Кандило.

                                 Правда?
   

Констэбль.

                                           Несомненно.
   

Кандило.

             Я пошлю за залогом.
   

Констэбль.

                                           Я не смею.
             Но вы -- почтенное лицо: не должно
             Вести вас напоказ, и вы без стражи,
             Только со мной пойдете.
   

Кандило.

                                           Тоже в Брайдвель?
   

Констэбль.

             Нет средства.
   

Кандило.

                                 Есть: терпенье. Сумасшедшим
             Не быв, попал в Бедлам, так заодно
             В Брайдвель, не зная девок.
   

Констэбль.

                                                     За лино.

Уходят.

   

АКТ ПЯТЫЙ

СЦЕНА ПЕРВАЯ

Улица.

Входят с одной стороны Ипсолито, с другой -- Лодовико, Астольфо, Кароло, Беральдо и Фонтинели.

Лодовико.

   Вот там идет граф Ипполито. Найдите какой угодно предлог оставить меня с ним -- он у меня немедленно на стену полезет.
   

Астольфо, Кароло и др.

   Будьте здоровы, милорд!

Уходят все, кроме Лодовико и Ипполито.

   

Лодовико.

             Я к вам со странной новостью.
   

Ипполито.

                                                     С какою?
   

Лодовико.

             Ваша кобылка в загородке.
   

Ипполито.

                                                     Что?
   

Лодовико.

             Ваш соловей к кусту прилип.
   

Ипполито.

                                                     А?
   

Лодовико.

   Ваала пуритански честная шлюха садит в синей мантии.
   

Ипполито.

   В синей мантии?
   

Лодовико.

   Она теперь вам мелом к себе дорожку отобьет: мел толчет.
   

Ипполито.

   Где? Кто посмел?
   

Лодовико.

   Знаете ли. вы тот кирпичный исправительный дом на берегу речки, что течет сквозь Милан, -- школу, где ни одной буквы не произносят лучше О?
   

Ипполито.

             Нет, я его не знаю.
   

Лодовико.

   Любой мужнина, исполняющий обязанности констэбля, и всякая женщина, которая понизилась с конского груза до тачечной поклажи или, как старая курица, располагает только тухлыми яйцами в своем гнезде, может вас к ней направить: там вы можете вдоволь налюбоваться своей девкой среди ее ложных друзей.
             Всегда сумеете застать:
             Либо мел ей толочь, либо крупы драть,
             А розга -- жик! жик! жик! жик! жик!
   

Ипполито.

             Ах ты, мартышка!
             Кой скот смел, зная, что ее люблю я?
   

Лодовико.

             Ей-богу, верно, очень важный скот.
   

Ипполито.

             Я, как рубашку, сдерну с тех дома,
             Кто ее держит.
   

Лодовико.

             Содрать придется очень древний дом.
   

Ипполито.

             Иду к ней,
             К ней и на рати демонов. (Уходит.)
   

Лодовико.

             В каких чудовищ девки превращают!
             Если фальштейер так припек, тем больше
             Огня для брандера. К брайдвельским пташкам!
             Какие песни запоют?
   

СЦЕНА ВТОРАЯ

Помещение в Брайдвеле.

Входят герцог, Инфеличе, Кароло, Астольфо, Беральдо, Фонтинели и различные начальники Брайдвеля.

Герцог.

             И это Брайдвель? Так? Краса и крепость,
             Объем и соразмерность древней стройки,
             Соседство с речкой -- в этом с ним поспорить
             Не многим моим собственным дворцам.
   

1-й начальник.

             Здесь иностранные съезжались принцы
             И с герцогом вели переговоры.
             Великий кардинал впервой здесь принят,
             Важный Камней. По смерти князя сын
             Его преславный подарил дворец свой
             Этот своим миланским горожанам,
             Чтоб был приютом бедных, и снабдил
             Угодьями, доходом в семьсот марок,
             Постелями и мебелью, (когда-то,
             Как и земля, принадлежавшими
             Больнице герцога Савои. Так
             Фортуна свет меняет: царский двор
             Сейчас -- тюрьма.
   

Герцог.

                                 Игралищу Фортуны
             Обычна эта смена: обратит
             Раз колесо -- и царство вирах летит.
             На что же семьсот марок в год идут
             В вашем работном доме?
   

1-й начальник.

                                           Мир и войны
             Питает почва: чуть вратам железным
             Войны раздаться -- идут на сраженье
             Отсюда ратники в вооруженьи.
             Луна едва прорвется в круг из лука,
             Как дюжиною стрел из серебра
             Месяцы мечут тысячу шестьсот
             Воинов каждый. Мудрость и права
             Сделали дом сей школой мастерства.
             Когда бойцы, как бриг, разбитый морем,
             С проломом ребер, смятыми боками,
             Бросают якорь здесь, как часто спины
             Мы покрывали им! Чтобы во славу вам
             Пристойно ворочались к очагам.
             Здесь все, как рой, со множеством хлопот,
             Здесь каждый ищет мед прибавить в сот.
             Здесь грубый нищий и ленивый плут
             Находят труд или ременный кнут,
             Бродяга степенится, а лентяй,
             Как крепко выдерут, -- пошел, гуляй!
             Как тюрьмы прочие: в которых -- тать,
             В которых злостных должников держать,
             Кредит сорвавших, бедных гнать из века,
             Так здесь -- мошенник, сводник или девка.
   

Кароло.

             Великолепный цуг!
   

1-й начальник.

                                 Не довелось
             Пролить здесь кровь бичу, потеша злость
             Законника. Здесь повод не возник
             Из злостных непроверенных улик:
             Греху быть явным тысяче очей.
             Что суд признал бы руки педелей:
             Здесь, как железо, под молот кладут
             Не просто бить, но чтобы разогнуть
             И выделать, чтоб людям помогать.
   

Герцог.

             Так гнустностям благой закон создать.

Входят Орландо под видом слуги и Белафрон.

   

Белафрон.

             Пусть милость вам затронет струны сердца,
             Чтоб музыка в них зазвучала слуху
             Несчастного в руках законов строгих.
   

Герцог.

             Имя?
   

Белафрон.

                       Матео.
   

Герцог.

                                 За грабеж? Где он?
   

Белафрон.

             Он в этом доме.
   

Герцог.

                                 Привести сюда.

Белафрон и 2-й начальник уходят.

             Это что, сторона?
   

Орландо.

   Это курица, государь, -- для того, чтобы петух с графским гребнем, ваш зять, закукарекал и прибежал.
   

Герцог.

             Готовы слуги?
   

Орландо.

             Разносчики доставлены совместно.
   

Герцог.

             Так этот день суду нам посвятить:
             Грех, точно рану калий, излечить.
   

Инфеличе.

             Позвольте выйти или стать укрыто:
             Судье, ударив, редко не убить,
             И непристойно женщине здесь быть.
   

1-й начальник.

             Мы вас укроем в боковом покое.
   

Инфеличе.

             Прошу вас.

Уходит с 1-м начальником, который затем возвращается один.

   

Орландо.

             Частенько дамам клясться, что не след
             Смотреть им, как готовится скелет,
             А спрятавшись, готовы все видать,
             И многие за ширмой согрешат.

Входит Лодовико.

   

Лодовико.

             Ваш сын, граф Ипполито, сюда прибыл.
   

Герцог.

             Скажи, что мы желаем видеть. Сфорца,
             Каким он ветром занесен?
   

Лодовико.

   Вот как: я оказал ему, что тот жаворонок, в которого он влюблен, стал брайдвельской пташкой; он впал в неистовство при одной мысли, что она сидит в этой клетке, и явился ее выпускать.
   

Герцог.

             Отлично. Выйди, позови его.

Лодовико уходит. Входят с одной стороны 2-й начальник и Белафрон с Матео и констэблем, с другой -- Лодовико и Ипполито. Орландо уходит и возвращается с двумя слугами под видом разносчиков.

   

Герцог.

             Вы посторонний нам, достойный граф:
             Нам странно видеть вас здесь.
   

Ипполито.

                                           Солнце встало,
             И атомам итти за ним пристало.
   

Герцог.

             Атомам: нет ни радости, ни горя:
             Станьте самим собой -- затмите зори...
             Это тот джентльмен? Становитесь, вскоре
             Услышите вы обвиненье.
   

Матео.

   Слушать ничего не желаю: я и здесь птица высокого полета. Пока в меня коршуны вопьются и на моем лице глаза выклюют, я воткну собственные шпоры себе в сердце и собственной кровью залью им глаза. Я здесь за то, что, как духовник, разрешил этих двух дураков от их греховного груза. Раз уж эти галки про меня накаркали, нечего мне вопить: виновен, невиновен -- закону и без меня дела хватит, и я поэтому своего дела ему в руки совать не намерен. Обращаюсь непосредственно к палачу: я ощипал этих гусей, ограбил их.
   

Герцог.

             Признанье -- вещь хорошая.
   

Матео.

   Признался -- и буду повешен. Вот высоко и взовьюсь! Правда? То за то. Виселица -- худшая задорина лучшему игроку в шары. Не наткнись я на эту верею, уж я бы сегодня ночью и разыграл роль истинно-современного сына! Уж и обобрал бы я своего тестя-батюшку, уж и сыграл бы я с ним в чехарду и доскакнул бы до его денежек, хоть бы и шею ему свернув предварительно! Да вот попался бедный лосось в вершу.
   

Ипполито.

             Теперь закон покажет вам, как взвиться.
   

Матео.

   Правда, милорд! Зато вам придется спуститься. Довольно слов: тсс! мышка! Вот и молчите.
   

Белафрон.

             Сжальтесь над бедным мужем.
   

Матео.

                                                     Цыц! Ослица!
             Как просишь ты их пожалеть меня,
             Когда никто друг друга не жалеет?
   

Герцог.

             Чьи-нибудь руки помогали вам?
   

Матео.

   О, как же, государь мой, как же! У палача никогда по одному не рождается: детки его всегда являются на свет парочками. Хоть своему старому собаке-тестю я и не могу бросить кости погрызть, зато его дочке мой грош обеспечен. Да, государь, был еще некто, кто водил смычком по моим чудесным коробейникам, и то была моя жена.
   

Белафрон.

             Увы! Я?
   

Орландо (в сторону).

             Бессмертный, сверхъестественный мерзавец!
   

Герцог, Лодовико и др.

             Жена Матео?
   

Ипполито.

                                 Это невозможно!
   

Матео.

   Ах, милорд, вы не любите бараньей корейки с Крючка -- вам подавай всего барашка. Она придумала ограбление -- я его выполнил; она меня пришпорила, -- я поскакал.
   

Орландо.

             Милорд...
   

Белафрон.

             Милорд, не суйся ты; если я жизнью
             Своей куплю твою -- отдам закону.
             Ты ранил душу, но греха не выместь,
             Вину сваливши на мою невинность.
             Меня не жаль, да вот припомни ты,
             Что кто-то сух выходит из беды,
             Хоть он не без греха: пусть твой помощник
             В деле, пусть твой слуга меня винит.
             В ответе муж, а этому все жить?
   

Орландо (в сторону).

             Вот милое дитя -- отца повесит!
   

Герцог.

             Ты, старина, прикладывал ли руку?
   

Орландо.

   Была и моя рука в пироге, государь, в этом признаюсь. Хозяйка моя хочет, как видно, довести меня до виселицы, да так там и оставить, но я-то ее так не оставлю. Предпочтительней вешаться в женском обществе, чем в мужском, потому что если уж нам вместе в пекло итти, так туда вряд ли нас пустят: чертям тошно станет при мысли, что к ним нагрянет баба. Так вот, верно, как-то, что истинный вор: она не только не соглашалась на эту уголовщину, а ничего о ней даже и не ведала.
   

Герцог.

             Кой чорт шепнул тебе жену убить?
   

Матео.

   Собственный мой норов, сэр. Дурацкая волынка, которой забавляюсь. С какой стати мне завтракать конопляным семенем в тринадцати-с-половинной в харчевне палача, а этой девке хихикать над тем, как я болтаюсь и дрыгаю?
   

Герцог.

   Разве она девка?
   

Матео.

   Шестипенсовый бараний паштет: режь, кто хошь.
   

Орландо.

   Ах, окот, скот, окот!
   

Матео.

   Гитара цирюльника. Всякий хам вволю на ней играй. Вот этот лорд, ваш сын, ваша милость, об этом преотменно осведомлен.
   

Ипполито.

   Я, сэр? Я -- ее сводник, по-вашему?
   

Матео.

   Нет, сэр. Она -- ваша девка, по-моему.
   

Орландо (в сторону).

             А, паук! Овода поймал?
   

Ипполито.

                                           Моя девка?
   

Матео.

   Мне здесь некогда болтать, сэр, и пересказывать все ваши подходы и поиски, ваши околичности и уловки, но, государь, я накрыл их, как воробушков в одном гнезде: клювиком в клювик мне рога насаживали. Я накрыл их в постели, готов был убить его, готов был заколоть ее...
   

Ипполито.

             Заткнись!.. Простите -- я от возмущенья.
             Мерзавец ты, злокозненный ты чорт!
             Ты лжешь теперь из глубины паденья.
             Как глубоко я в бурю ни проник,
             Увидишь, что ее пройду нетронут,
             А ты погибнешь в ней.

Входит Инфеличе.

   

Инфеличе.

                                           На этом слове
             Мой выход. Место! Очередь моя:
             Я скрылась в туче, но слыхала я.
             Какое жюри оскорбленье ложа
             Докажет лучше мужа? Казнь ей строже
             Закона государь: вот письмо, деньги
             И драгоценности, ей посланные графом.
   

Ипполито.

             Наперекор письму, деньгам и злу
             Лжеца и ревности жены я стану
             За честь ее. Я бы скорее смог
             Рвать Апеннины, в прах скалу свалить,
             Чем зевсовым огнем ее пленить.
   

Белафрон.

             Что мне сказать?
   

Орландо (обнаруживая себя).

   Сказать, что ты не девка, а это больше, чем то, в чем пятьдесят женщин из пятисот смеют не солгать под присягой. Ты должна сказать... нет это уж я за тебя скажу: твой муж -- сволочь, этот лорд -- честный лорд, эта дама -- справедливая дама. Пачеко -- такой же вор, как твой муж, но старый Орландо -- такой же честный человек, как и твой отец. Видал я, как вы высоко летали, сэр, и видел, как вы низко садились, сэр. А чтоб вас из петли выручить, сэр, я синюю ливрею косил и сам себя в вора превратил. Собственные мои слуги были коробейниками, мои двадцать фунтов высоко полетели, сэр, а платье вашей жены низко село, сэр. Куда вы теперь полетите, сэр? От виселицы вы ушли, сэр. Как бы теперь к чертям не пошли, сэр. Прав ли я, государь мой?
   

Герцог.

             Вашим отцом разыгран верней врач.
   

Матео.

             И я теперь его пациент.
   

Ипполито.

                                           И впредь:
             Здоровый признак от стыда краснеть.
   

Констэбль.

             Холстинный торговец, синьор Кандило,
             Тот, кого называют "терпеливец",
             Тоже здесь; он купил лино-батисг,
             Утраченный разносчиками.
   

Инфеличе.

                                                     Бедный!
   

Герцог.

             Введи его.

Констэбль уходит.

                                 Как разберемся в бедах,
             Развесим недовески напоследок.

Входят Кандило и констэбль, который немедленно уходит.

             Кандило, в Брайдвеле?
   

Кандило.

                                           Да, государь.
   

Герцог.

             Зачем вы здесь?
   

Кандило.

                                 А вы зачем здесь сами?
   

Герцог.

             Хранить закон, карая преступленье.
   

Кандило.

             А я, чтоб упражнять свое терпенье,
   

Герцог.

             Купил ворованное.
   

Кандило.

                                 Говорят.
             Я слову дворянина доверять
             Привык и думаю, как думал ране.
             Что воры есть, но воры не дворяне.
   

Герцог.

             Кредит ваш лопнет здесь.
   

Кандило.

             Нет: золотой,
             Хоть лопнет,-- вес его в цене одной.
             В Бедламе быв, ума не потерял?
             Велели пить за девку -- хуже ль стал,
             С дурными бывши?
   

Герцог.

                                 Хорошо, постой!
             Если напрасно терпишь -- мир с тобой.

Возвращается констэбль, за ним Ботс в сопровождении двух педелей, из коих один держит пеньку, другой -- большой пест.

   

Герцог.

             Стой, стой! Кто это? Арестант?
   

Констэбль.

                                                     Да, сэр.
   

Ипполито.

             Он, кажется, солдат?
   

Ботс.

   То, чем кажусь, сэр: один из пасынков Фортуны, солдат и дворянин, и приведен сюда шайкой городовых господина констэбля того ради, что им, глядя на мое лицо, вообразилось, будто я существую тем же, чем и содержатели кегельбанов -- людскими грехами, являясь оруженосцем-телохранителем.
   

Ипполито.

             Ах, яблочный оруженосец!
   

Ботс.

   Да, сэр, именно в этой скверной категории телохранителей. Рассказывают, что будто я существую эксплоатацией женщин общего пользования и доходами от худших любителей таких красавиц. Но я известен всей этой компании.
   

Лодовико.

   Это правда, государь: мы все его знаем -- это лейтенант Ботс.
   

Герцог.

   Ботс. Ну, да где же вы служили, Ботс?
   

Ботс.

   Во многих наиболее жарких ваших службах по Нидерландам: при Гройне я был ранен в бедро, отчего охромел, но теперь прошло. При Клевеленде я был на волосок от смерти, имея перебитой переносицу двумя большими камнями на эскаладе форта. Я подвергся испытанию и в Гельдерланде, сэр, с трудом избежав там взрыва на бреши. Я весь обгорел и лежал на попечении докторов до самого листопада.
   

Ипполито.

   Все может быть, и все же не солдат вы.
   

Ботс.

   Не солдат, сэр? Надеюсь, все это такие услуги, оказать которые решаются самые храбрые ваши полководцы, и не всегда они до них досягают.
   

Герцог.

             Так, сэр. Раз назвали себя солдатом,
             Я обойдусь, как с джентльменом. Раздайтесь:
             Пусть станет с вами. Мы сейчас увидим
             Соколиков. Если, им не угодно
             Вцепиться в вас, так вам летать свободно,
             А если низость подтвердится, впредь
             Вам с мелкой пташкой здесь и песни петь.
   

Ботс.

             Иным оружьем биться не желаю.
   

Герцог.

             А всем к тому потребным он снабжен?
   

1-й начальник.

             Для государства сводник боле вреден,
             Чем просто вор, и, хотя наш закон
             По вору злее бьет, но чтобы сводник
             Не забывал про галстук палача,
             Он треплет здесь пеньку.
   

Герцог.

                                                     Вот позолота
             Суда: тварь ниже -- ниже и работа.
             Теперь попросим ад раскрыть, чтоб видеть
             Местных чертих.
   

Инфеличе.

                                 Думаю, в этом месте
             Лаиса станет честной.
   

1-й начальник.

                                           Да, иным
             На пользу, но как, раз убив, другим
             Еще убить из гордости, так сесть
             Сюда для многих значит обнаглеть.
             Когда введут, вам надо будет скрыть,
             Что вы сюда явились их судить.
             Прикиньтесь, будто забрели на миг
             Их посмотреть: развяжется язык.
   

Герцог.

             Пусть дефилируют.

1-й и 2-й начальники, констэбль и педели уходят.

                                 Накрыться всем,
             Чтобы смешнее сделать сцену тем.

Возвращается 1-й и 2-й начальники, констэбль, за ними -- Дороти-Дротик, нарядная, за ней двое педелей, один с прялкой, другой с синей мантией.

   

Лодовико.

             Да вы уж не невеста ли, впрямь?
   

Дороти.

             Вы говорите?
   

Кароло.

             Он хочет узнать, не это ли ваши шафера?
   

Дороти.

   Фу! Да, сэр. Изволите ли видеть: подвенечные ленты, которые я раздам на моей свадьбе, пойдут на венки розмарина к вашим гробам, когда вас опустят с виселицы. Сопляк!
   

Орландо.

   Фи! девка! Фу! фу! фу! фу!
   

Дороти.

   Вон отсюда поганая, вонючая чесночная головка! Фу! Ногами растопчу!
   

Орландо.

   Голова на дольки разлетится.
   

Ипполито.

   Ах, оставьте барыню: она идет на исповедь.
   

Астольфо.

   Да, каяться.
   

Кароло.

   Ступай, ступай, девка, к кресту сечься.
   

Дороти.

   Ну и дурак, ну и дурак! К чорту вались, приятель собачий: это меня-то сечь? Уж не приняли ли вы меня за дешовку, слюнявку-девку? Право же, господа: платье-то на вас господское, но манеры совсем не господские, раз вы дерзите госпоже моего круга,
   

Лодовико.

   Круга? Сифилис вашему кругу! Не девка, что ли?
   

Дороти.

   Преблаженный хам!
   

Герцог.

             Брось, не дерзите ей, дай поболтать нам.
             Скажите, как прикажете вас звать?
   

Дороти.

   Мне своего имени не стыдиться, cэp: зовут "меня Дороти-Дротик, дворянка с Запада.
   

Лодовико.

   Дротик ее против любой миланской пики.
   

Герцог.

             Зачем за нею прялка?
   

1-й начальник.

                                           Прясть должна.
   

Дороти.

             Нить будет скверной, как и нити рока.
   

Астольфо.

             А прядучи, и здесь вам заработать?
   

Дороти.

   Полкроны на воле заработать мне приятней, чем десять крон здесь.
   

Орландо.

             На воле? Как же!
   

Инфеличе.

                                 Плачешь ли ты здесь?
   

Дороти.

   Как вы сказали? Плачу? Да, поистине, так же, как вы, когда вас раздевичили, Слыхали вы, как я плачу? (Поет.)
   

Лодовико.

             Итак, прощайте, Долль.
   

Дороти.

                                           Прощайте, дог. (Уходит.)
   

Герцог.

             Стыда нет -- нет и милости. Зачем плащ?
   

1-й начальник.

             Содравши залихватские наряды,
             Ее оденут в этот плащ презренья,
             Чтоб этим облачить ее в смиренье.
   

Герцог.

             И все здесь таковы?
   

1-й начальник.

                                           Нет, государь мой.
             Ее в щегольство распухнувший разврат.
             У следующей другого рода лад.
   

Герцог.

             Добро в разнообразьи. Покажите.

Уходят 1-й и 2-й начальники и констэбль.

   

Ботс.

   Ваша милость изволили видеть, что я до сих пор цел: ни одно ядро в меня не попало.
   

Герцог.

             Продержишься -- спасешься.
   

Лодовико, Астольфо и др.

                                           Второй выход.

Возвращаются 1 -й и 2-й начальники. За ними -- Пенелопа-девка, одетая под жену горожанина, при ней два педеля: один -- с синей мантией, другой -- с мелом и пестом.

   

Пенелопа.

   Много я дорогих накидок нашивала, а никогда у меня такой оснастки не было: синяя мантия, педеля, констэбли...
   

Каролло.

             Красавица, не надо портить глаз.
   

Пенелопа.

   Ах, милый, боюсь, что мне попортят другие места, что мне подороже глаз. Если вы порядочные люди, если вы люди или просто только рождены женщиной, сострадайте моему положению! Вступитесь за меня, поддержите меня, добрый сэр: вы -- старик.
   

Орландо.

   Не виси на мне, прошу тебя. Старое дерево таких плодов не выводит.
   

Пенелопа.

   Залога не внесете?
   

Лодовико.

   За долги, что ль?
   

Пенелопа.

   Нет. Бог видит, сэр, я здесь не за долги. Портному я за это платье вчера заплатила остальные шесть шиллингов, какие задолжала.
   

Герцог.

   Пожалуйста, как звать вас?
   

Пенелопа.

   Пенелопа-девка. Я происхожу из рода шлюх. Как поживаете, лейтенант Ботс?
   

Лодовико, Астольфо и др.

   Ага, Ботс!
   

Ботс.

   Истинно порядочная женщина, как то, что я солдат. Какой вас сифилис дернул болтать?
   

Пенелопа.

   Никогда я еще не попадала в такую передрягу. Теперь буду с женами горожан. Они надо мной издеваются. Как быть мне с этими вертихвостками: они меня заругают, что я прилично одета, и пойдут клясться, что их ремесло было доброе ремесло, пока такие, как я, его у них из рук не выхватили? Милый лейтенант Ботс, попроси этих капитанов внести за меня залог.
   

1-й начальник.

             Клянчить залог? Накладно с вами знаться.
             Надеть ей синий плащ -- и к испытанью.
             Работай, гражданка,-- кормись. Веди.
   

Пенелопа.

   К чорту вас, кобели! Сифилис вам всем! Женщины на то и родились, чтоб его проклинать. Но уж доживу я полюбоваться, как двадцать таких мягких шляп будут трясти костями из-за полупенсового ранета. К чорту вас, синевская сволочь! (Уходит.)
   

Лодовико, Астольфо и др.

   Ха-ха-ха!
   

Герцог.

             Молила, плакала,-- откуда ж ругань?
   

1-й начальник.

             Нас увидала. Позже было 6 хуже.
   

Ипполито.

             Бывала здесь?
   

1-й начальник.

                                 По крайности раз пять.
             Мужчины как придут, глаза потрет
             И выплачет залог.
   

Лодовико, Астольфо и др.

                                 Ботс, вы знакомы?
   

Ботс.

   Есть ли здесь джентльмен, не знакомый с девкой, и стал он на волос хуже от этого?
   

Герцог.

             Она -- из горожанок, как одета?
   

1-й начальник.

             Нет, государь. Это -- одно укрытье
             Разврата: часто здесь ее видал
             В нарядных масках платьев. Как подливка
             Одной стряпне дает разный вкус, так смена
             Нарядов -- волхвованье девок: тут
             Она в цветном подцепит франтов, там
             Вся в скромном, черном, чтоб ловить граждан,
             Подделавшись под вкус, в них наблюденный.
             Теперь увидите урода, с виду
             И по природе: эта не заплачет,
             Она медведем на дыбах поскачет.
             Таких китов немало здесь от веку.
   

Герцог, Лодовико, Астольфо и др.

             Давайте.
   

1-й начальник.

                       Дам ругательницу-девку.

1-й и 2-й начальники и констэбль уходят.

   

Орландо.

             Стойте на месте, Ботс.
   

Ботс.

   Я только делаю переход, чтобы высмотреть, как мне лучше действовать оружием.

Возвращаются 1-й и 2-й начальники и констэбль. За ними -- педель, колотящий и таз, далее Катерина Тароватая с мистрис Коновал и другой педель с синим чепцом при желтой оторочке.

   

Катерина.

   Ироды, когда кричу "убрать лапы", так убирайте, хамоловы, убирайте! Сводня! Что у тебя в пятках -- французская болезнь, что шибче двигаться не можешь? Вы, сводня, не девок ли знамя? Что ж, мне не положено итти за своим штандартом?
   

Коновал.

   О, милая Катерина! Вы несправедливы со мной, обвиняя меня перед высокопочтенными. Я известна, как матерински честная женщина, а не как сводня.
   

Катерина.

   Вот те на! Честная! В четырнадцать лет затаврили, семь раз драли, пять раз в тачке катали, девять в воду макали, полтораста констэблей обыскивало, а ты все честная? Честная, моя мистрис Коновал? Да на этом свете разве сводни и девки честными считаются? Сколько ты раз господам кварту вина в галлоновой посуде ставила? Сколько двенадцатипенсового куртажа... нет, двухшиллингового куртажа... нет, когда сюда какой-нибудь посол приезжал, сколько подкронного куртажа ты сняла? Скольких ты на поставку деревенских баб извозчиков подкупила? Сколько раз я вам легкие водкой прополаскивала! А все честная!
   

Герцог.

             А сами-то вы кто?
   

Катерина.

   А удави вас мать честная, господин холуй! Вас-то кто следователем поставил?
   

Лодовико.

             Отбрила! Никому не дает спуску.
   

Катерина (Ботсу).

             Скажи, ты кто?
   

Ботс.

                                 Нет, ты скажи, кто ты?
   

Катерина.

             Девка. А ты вор?
   

Ботс.

   Вор? Презираю кличку. Я солдат, в бой выходил с оружием, был во многих жарких перестрелках, но вышел из них жив и здоров.
   

Катерина.

   Здоров, сквозной сифилитик, сволочь беспросветная! Это вы-то солдат? Вы в перестрелках? Где? Промеж четвертей в кабаке? Гляньте, гляньте сюда, мадам девкоедка: уж не знаком ли он с вами?
   

Коновал.

   Лейтенант Ботс! Где вы все эти дни пропадали?
   

Ботс.

   Не срами меня, старая сводня. Притворись, что не знаешь.
   

Коновал.

   Что, я вас не знаю? Да пока дышать буду, мне вашего пресветлого лица не забыть.
   

Герцог.

   Так он знаком? Он назывался солдатом.
   

Катерина.

   Он солдат? Вышибала он, собака, шесть пенсов с полу вылижет! Слышь ты, свиной пятачок, давно ли ты мне дверь караулил да покрикивал: "Не входи, занято!", стервец?
   

Лодовико, Астольфо и др.

   Ха-ха-ха! Нюхом след прослежен, Ботс.
   

Ботс.

   Сифилис ей за это нос провали, да и то места не хватит! Молчи, стерва!
   

Лодовико.

   Слыхали, мадам? И чего вы это, ваша светлость, так собачитесь? Вы, по-моему, здорово расфрантились.
   

Катерина.

             Да не на твои деньги, полоумный.
             Кто близорук, чтоб видеть меня бравой?
   

Астольфо.

             Хоть я:
             Доброе платье на плечах у девая--
             Раскраска пестрая гнилых заборов.
   

Катерина.

   Машке в хвост, господин потаскун, вы еще мне сентенции подносить будете!
   

Беральдо.

   Ведь смыслит в них, как свиньи в апельсине.
   

Лодовико.

   О! Фу! фу! фу! Не дразните ее! Все-таки думаю, что существо более низкого порядка неспособно было бы понимать толк в юбках.
   

Катерина.

   Да пошли вы к чорту! Далась вам моя юбка -- много вам чести будет в ее прореху вползти! Да уж если ее внешность не угодила вашему препаскудству, взгляните на белье -- шелк!
   

Герцог.

   Так, значит, под низом белье из шелка?
   

Катерина.

   Шелка? Да, шелка, сударь-хам! Вы рады бы нос о его полу вытереть. Вот что значит попасть в компанию шутов, которые не имеют понятия, как обходиться с дворянкой!
   

Герцог.

             Скажи: здесь герцог.
   

1-й начальник.

             Кэт, скромней: здесь герцог.
   

Катерина.

   Да будь здесь сам чорт,-- плевать я на него хотела. Осади, сволочь, и сопровождай меня, как вам по штату положено! Спасибо скажите, что здесь сводни и шлюхи грустят, а то как запою, так и сатане сдохнуть. (Уходит с Коновал и педелями.)
   

Ипполито.

             Зачем же перед ней колотят в таз?
   

1-й начальник.

             Это -- эмблема прошлых их пирушек,
             Как розги, коими им кровь спускаем
             И усмиряем, чтобы сбить с них спесь:
             Их не в каретах, а на тачке везть.
             Угоден вам еще гнилой товар?
   

Герцог.

             Нет, с нас довольно. Закрывай базар.
             Но раньше, чем уйдем, вы, сэр, кто принял
             Имя солдата, чести под начальством,
             Даваемое делом, не бахвальством,
             Чтоб поняли, как удален тот путь
             От вашего, и чтоб вам увидеть,
             Что при князьях солдат не оскорблять,--
             Вот приговор...
   

Все.

             Обороняйтесь, Ботс!
   

Герцог.

             Во-первых: карам всем, какие здесь
             Преступники выносят, вы, как худший.
             Подвергнетесь вдвойне, а вслед за тем
             Вас с поркой, сэр, вкруг города поводят
             И выгонят из герцогства.
   

Ботс.

                                           Пощады!
   

Герцог.

             Убрать и выполнить все. Сводник с шлюхой --
             Городов язва: не согнать со двора,
             Не будет никакого здесь добра.
             Добрый Орландо, как же с гадким зятем?
   

Орландо.

   Матушки мои, государь! Он мой законный зять, и я буду его отцом но закону, потому что, если закон способен его взгреть, он настолько ошпарен, что перестанет вонять под носом у государства.
   

Белафрон.

             Отец, будьте добрей и милосердней.
   

Орландо.

   Так ты еще клянчить за него, ты, лакомое мужское жаркое? Не бил он тебя, не лягал, не топтал, что ты все еще перед ним, как болонка, хвостом виляешь? Не закладывал он тебя до юбки, не продавал он тебя до платья, не кормил огрызками, что ты его спасать хочешь?
   

Белафрон.

             О да, отец! Пусть учатся по мне
             Любить мужей и в самом худшем дне.
             Щади его, или меня погубишь!
   

Орландо.

   Что вы голубями питались, что так мягкосерды к своему дружку? Да нет, вы -- пара диких медведей, и надо мне будет вас у одного столба травить. Ну, а что касается этого мерзавца, так тебе причитается виселица,-- виселицу ты и получишь; правосудья я у герцога добьюсь, и закон получит твою жизнь... Ты зачем его держишь? Брось его руку! Если ты от него не откажешься -- падет на обе ваши головы мое нерушимое отцовское благословенье! Убирайся, пошла, смотреть тошно, как ты целуешься. Потрудись больше не валять шлюху, а ты -- вора. Мой дом будет твой, мой стол будет твой, тоже и вино, а деньги -- мои. Вот когда помру, если только не станешь взвиваться,-- забирай все.
             Ну, кайся, милый Матео: отец
             Орландо плачет с радости. Конец!
   

Герцог.

             Слушайте, Матео! Окончились все беды
             По доброте вашего тестя: зло
             Из вас его леченье прогнало.
             Синьор Кандило, эти вот птенцы,
             Как нам известно, заварили кашу --
             Терпенье ваше испытать. Как раньше,
             Оно незыблемо. Дух -- лучший панцырь.
             Тобой научен город. Пусть наш двор
             Тебя включит. Так должно с этих пор,
             Чтоб славным слухом полнилась земля:
             Кто терпелив -- тот ровня короля.

Все уходят.

Первая часть впервые напечатана в Англии в 1607 г.
Вторая часть -- в 1630 г. Переведена И. А. Аксеновым в 1933 г.
Перевод печатается впервые.

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru