Въ промежуткахъ молнія освѣщала пейзажъ: на западѣ видѣнъ былъ рядъ гранитныхъ скалъ; на востокѣ протекала одна изъ громадныхъ рѣкъ американскаго континента.
Нигдѣ не видно было ни малѣйшаго признака человѣка.
Каменистая, покрытая болѣзненной растительностью мѣстность, не привлекла піонеровъ, жадныхъ до быстраго обогащенія.
Однако, въ эту ужасную ночь, не смотря на ураганъ, по описанной нами мѣстности ѣхалъ всадникъ. При блескѣ молніи онъ старался распознать дорогу, но его усилія были тщетны, потому что онъ вдругъ вскричалъ по французски:
-- Проклятая страна! вотъ мы и заблудились!... Бѣдная Юнона, продолжалъ онъ, обращаясь къ своей лошади, ты устала, а я не могу обѣщать тебѣ отдыха раньше, какъ черезъ три часа. Ну, чортова погода, не правда-ли?
Понятно, что Юнона ничего не отвѣчала на этотъ монологъ, но она пошла тише, точно слова хозяина лишили ее мужества; но онъ потрепалъ ее по шеѣ и благородное животное снова поскакало въ галопъ, какъ вдругъ оно кинулось въ сторону и остановилось.
-- О! о! сказалъ всадникъ. Что такое? Ты чуешь опасность, моя старая подруга; но чортъ меня побери, если я вижу что-нибудь.
Сказавъ эти слова, всадникъ положилъ руку на револьверъ, этотъ неразлучный спутникъ американцевъ, всегда готовый помочь въ опасности.
При свѣтѣ молніи, болѣе продолжительной чѣмъ предыдущія, всадникъ увидѣлъ, къ своему крайнему удивленію, что-то въ родѣ дома.
Это была хижина, прислоненная къ скалѣ и полускрытая большимъ обломкомъ гранита.
-- Что за чортъ можетъ жить въ этомъ мѣстѣ? спросилъ себя путешественникъ. По правдѣ сказать, намъ необходимо какое-нибудь убѣжище. Ну, Юнона, посмотримъ, примутъ-ли насъ!
Но на этотъ разъ Юнона заупрямилась.
Можно было подумать, что ея инстинктъ предсказывалъ ей ужасные вещи.
Чтобы заставить ее подойти къ хижинѣ, всадникъ былъ принужденъ дать ей шпоры.
Подъѣхавъ къ хижинѣ, онъ сошелъ съ лошади и постучался. Никто не отвѣчалъ. Онъ сталъ прислушиваться, но не могъ различить ни малѣйшаго звука.
-- Неужели никого нѣтъ? сказалъ онъ.-- Ну, чтоже! Коли не отворяютъ, такъ откроемъ себѣ сами!
Сказавъ это, онъ толкнулъ дверь ногой; къ его удивленію, дверь не подалась. Она была сдѣлана изъ крѣпкой сосны и плотно закрыта.
-- Это начинаетъ дѣлаться интереснымъ! подумалъ незнакомецъ, какъ вдругъ послышался шумъ отпирающагося замка. Дверь отворилась. На порогѣ появился человѣкъ и не смотря на темноту, путешественникъ увидѣлъ что отворившій направилъ ружье прямо ему въ грудь.
Быстро, но хладнокровно, пріѣхавшій, оттолкнулъ одной рукой угрожающее дуло, а другой приставилъ револьверъ къ горлу незнакомца, который такъ странно принималъ его.
-- Теперь, сказалъ онъ спокойно,-- мы можемъ поговорить.
-- Что вамъ надо?
-- Мнѣ надо, любезный хозяинъ, убѣжище и огонь. Можете вы мнѣ ихъ дать?
На этотъ разъ путешественникъ говорилъ по англійски.
-- Войдите! сказалъ глухимъ голосомъ отворившій дверь,-- вы получите что желаете.
Прежде чѣмъ войти въ хижину, путешественникъ поставилъ свою лошадь подъ навѣсъ, бывшій около хижины.
Въ это время хозяинъ развелъ огонь. Сдѣлавъ это, онъ выпрямился и прошепталъ странныя слова:
-- Наконецъ-то! Сегодня ночью моя миссія будетъ кончена! Всѣ приказанія будутъ выполнены!
Въ эту минуту путешественникъ переступалъ черезъ порогъ комнаты, которую разведенный огонь начиналъ освѣщать.
Трудно себѣ представить что нибудь болѣе противоположное, чѣмъ наружность этихъ двухъ людей, бывшихъ въ хижинѣ.
Одинъ былъ молодой человѣкъ лѣтъ тридцати, бѣлокурый, съ черными глазами. Длинныя рѣсницы придавали красоту его открытому, честному лицу.
Онъ спокойно сушилъ передъ огнемъ свой плащъ, не обращая вниманія на своего хозяина.
Другой былъ высокъ и худощавъ. Темная борода покрывала его лицо почти до самыхъ глазъ.
Кто хотя разъ видѣлъ взглядъ его, глубоко провалившихся, глазъ, тотъ долженъ былъ долго его помнить.
-- Вы конечно, спрашиваете теперь себя, началъ смѣясь путешественникъ, окинувъ быстрымъ взглядомъ своего хозяина,-- почему я осмѣлился проникнуть въ ваше жилище. Причина очень проста: я озябъ, а моя лошадь устала. Кромѣ того въ этой прекрасной странѣ нельзя въ такое время прогуливаться съ деньгами въ карманѣ.
-- У меня есть пять долларовъ, продолжалъ онъ, бросая деньги къ ногамъ хозяина, который однако ихъ не поднялъ,-- но я васъ предупреждаю, что если вамъ придетъ фантазія убить меня, то вы не найдете ничего болѣе. Сверхъ того очень вѣроятно, что я буду сильно сопротивляться. И такъ, спокойной ночи! А! я могу еще прибавить, что меня зовутъ Робертомъ де-Керваль, что я живу въ Нью-Іоркѣ, что я ѣду въ Вестфильдъ, наконецъ, что я французъ и что если со мной случится... какое нибудь приключеніе, то мой консулъ можетъ надѣлать вамъ непріятностей.
Послѣ такого дружескаго предупрежденія, онъ завернулся въ свой плащъ и заснулъ, не обращая вниманія на своего молчаливаго товарища. На разсвѣтѣ онъ проснулся. Ему послышался выстрѣлъ. Нѣсколько минутъ онъ прислушивался, но наконецъ усталость взяла верхъ и онъ снова заснулъ. Хозяина не было болѣе въ хижинѣ.
Женщина, къ которой относились эти слова, была еще молода, но ея лицо носило слѣды страданій.
Двѣ молодыя дѣвушки или лучше сказать, два ребенка, со страхомъ устремили на говорившаго свои большіе глаза. Ихъ лица были блѣдны и худы.
-- Что вы хотите сказать, Вильки? спросила съ безпокойствомъ мать.
-- Развѣ вы не поняли, что вы должны сейчасъ умереть?
-- Умереть! вскричала бѣдная женщина.-- Это конецъ моихъ мученій... Это освобожденіе!... Но онѣ, мои дочери, какая имъ опредѣлена участь?... ихъ освободятъ, не правда-ли?... Бѣдныя созданія!.. Моя смерть возвратитъ имъ свободу... Можетъ быть онѣ еще будутъ счастливы!... Не правда-ли, Вильки? Не правда-ли?...
-- Умоляю васъ, Вильки! прошептала она чуть слышнымъ голосомъ,-- по крайней мѣрѣ убейте меня прежде ихъ... О! заклинаю васъ, избавьте меня отъ зрѣлища ихъ смерти!...
-- Ихъ приказанія священны! отвѣчалъ Вильки твердымъ голосомъ,-- Я это помню, хотя вы уже забыли!...
Сказавъ эти слова, онъ схватилъ одну изъ дѣвочекъ и связалъ ей руки и ноги; потомъ онъ бросилъ факелъ въ груду сухихъ листьевъ, которая была мгновенно охвачена пламенемъ.
-- О! Боже мой! вскричала съ ужасомъ несчастная мать, неужели Ты дозволишь совершиться такому страшному преступленію?... Дочь моя!...
И она упала безъ чувствъ. Вильки бросилъ въ пламя несчастнаго ребенка. Безстрастное орудіе таинственнаго мщенія, онъ исполнялъ только ихъ приказанія.
Придя въ чувство, бѣдная женщина хотѣла было броситься въ пламя, чтобы выхватить изъ него свое дитя, какъ вдругъ она замѣтила въ углу подземелья другую дѣвочку, окаменѣвшую отъ страха.
-- А! вскричала она, эта останется мнѣ, ее вы не сожжете!...
И схвативъ на руки ребенка, несчастная женщина бросилась впередъ и исчезла за выступомъ скалы.
-- Это выходъ въ ущелье, подумалъ Вильки, онѣ не могутъ уйти отъ меня!...
Съ ружьемъ въ рукахъ онъ бросился вслѣдъ за бѣглянкой.
Проходъ былъ узокъ и низокъ. То надо было нагибаться, то даже ползти. Едва мать, обремененная своей драгоцѣнной ношей, достигла конца опасной дороги, какъ она услышала за собой шаги Вильки. Отчаяннымъ усиліемъ она достигла вершины горы.
Буря уже утихла и наступало утро.
-- Бѣги, моя Клэръ! сказала несчастная женщина, опуская на землю ребенка и указывая на виднѣвшуюся вдали деревню, бѣги, моя дорогая! и помни о... Слова остановились въ ея горлѣ, Вильки стоялъ уже за ней. Онъ хладнокровно прицѣлился въ убѣгавшую по скату ущелья дѣвочку.
Выстрѣлъ загремѣлъ. Ребенокъ пошатнулся и упалъ въ пропасть.
-- Моя дочь!... Мое дитя!... вскричала несчастная мать, обезумѣвшая отъ горя.-- Убиты обѣ!... О! это наказаніе свыше человѣческихъ силъ!.. Боже мой! что-же я такое сдѣлала?
Не обращая вниманія на эти отчаянные вопли, Вильки схватилъ несчастную и увелъ или, лучше сказать, унесъ назадъ въ подземелье.
-- Теперь ваша очередь! сказалъ онъ. Молитесь! Она упала на колѣни.
Въ ту же минуту Вильки погрузилъ свой ножъ между плечъ несчастной.
Былъ уже день когда де-Керваль проснулся. Его поразило отсутствіе хозяина и открытая подъемная дверь. Его удивленіе еще увеличилось, когда онъ увидѣлъ, что выходная дверь хижины заперта и ключа въ ней нѣтъ.
-- Ужъ не плѣнникъ-ли я? подумалъ онъ и рѣшился идти по единственной открывавшейся дорогѣ.
Войдя въ подземелье, де-Керваль задрожалъ, не смотря на все свое мужество.
Передъ нимъ лежали обугленныя человѣческія кости, молодая женщина плававшая въ крови и трупъ его хозяина.
-- Какая ужасная драма здѣсь совершилась! прошепталъ Робертъ.
Увидя ключъ отъ двери, лежавшій на землѣ около Вильки, онъ схватилъ его и бросился назадъ въ хижину и открывъ дверь вышелъ на чистый воздухъ.
Зрѣлище, только-что представившееся его глазамъ, такъ его взволновало, что онъ шатался какъ пьяный.
Однако мало по малу онъ пришелъ въ себя.
-- Какъ это случилось, что я не былъ жертвой этого преступленія? подумалъ Робертъ.... Кто могъ это сдѣлать? Зачѣмъ была открыта эта подъемная дверь?... Очевидно, чтобы указать мнѣ мѣсто преступленія. Значитъ, нуженъ былъ свидѣтель!.... А это подземелье безъ выхода? Кто были несчастные заключенные въ этой тюрьмѣ?... Я тутъ положительно теряюсь. Лучше всего отправиться въ ближайшій городъ. Кажется, что это будетъ Вестфильдъ.
Осѣдлавъ свою лошадь Робертъ поскакалъ въ галопъ. Дорога оказалась короче, чѣмъ онъ думалъ.
Въ городѣ онъ распросилъ, гдѣ живетъ коммисаръ и отправился прямо къ нему.
Его нерѣшительный, лѣнивый видъ не понравился Роберту; было очевидно, что у него желудокъ властвовалъ надъ разсудкомъ.
Робертъ не ошибся, но онъ не обратилъ вниманія на секретаря.
Имя секретаря коммисара Джефферсона было Адамъ Фоксъ и это имя совершенно подходило къ его лисьей физіономіи и выбранной имъ профессіи.
Джефферсонъ былъ только орудіемъ, которымъ Фоксъ отлично умѣлъ дѣйствовать.
Пока Робертъ разсказывалъ о томъ, что онъ видѣлъ, у Адама Фокса вырывались восклицанія то сомнѣнія, то удивленія. Коммисаръ, казалось, слушалъ Роберта, но на самомъ дѣлѣ онъ слѣдилъ за выраженіемъ лица своего секретаря. Когда Фоксъ открывалъ ротъ и морщилъ лобъ, Джефферсонъ морщилъ лобъ и открывалъ ротъ. Это было настоящее зеркало.
Когда Робертъ кончилъ свой разсказъ, на нѣсколько минутъ водворилось молчаніе. Секретарь размышлялъ, коммисаръ старался ему подражать.
-- Это дѣло очень важно для васъ, милостивый государь, началъ Фоксъ, обращаясь къ де-Кервалю.
-- Что? сказалъ вздрогнувъ Робертъ.
-- Очень важно.... для васъ! повторилъ коммисаръ.
-- Что вы хотите этимъ сказать? Объяснитесь!...
-- Я хочу сказать, продолжалъ Фоксъ, что мнѣ кажется очень удивительнымъ, что вы случайно замѣшались въ такое странное, даже невѣроятное приключеніе.
-- Да, не горячитесь! повторилъ какъ эхо Джефферсонъ.
-- Э! какъ могу я слышать безъ гнѣва подобныя обвиненія! Я былъ свидѣтелемъ страннаго, невѣроятнаго, какъ вы говорите, происшествія; но меня ничто не принуждало идти объявлять вамъ объ этомъ. Я еще разъ подтверждаю мои слова и не позволю никому въ нихъ сомнѣваться.
Секретарь почувствовалъ, что онъ сдѣлалъ ложный шагъ и важнымъ тономъ попросилъ Роберта доказать свою личность.
Де-Керваль тотчасъ вынулъ изъ своего портфеля бумаги, доказывавшія, что онъ французъ и живетъ въ Нью-Іоркѣ съ матерью и сестрой. Онъ объяснилъ, что узналъ наканунѣ вечеромъ о привозѣ хлопка въ Вестфильдъ и такъ какъ послѣдній вечерній поѣздъ уже ушелъ, то онъ и рѣшился отправиться верхомъ. Дорогой его застигла буря и онъ сбился съ пути.
Этотъ разсказъ былъ такъ ясенъ, что разсѣялъ всѣ сомнѣнія Фокса.
Секретарь извинился и попросилъ Роберта придти черезъ часъ.
Послѣ ухода де-Керваля, Джефферсонъ осмѣлился сказать своему секретарю:
-- Извините меня, Фоксъ, мнѣ кажется, что тутъ есть какая-то тайна?
-- Тайна!...прошепталъ Фоксъ, пожимая плечами.
IV. Пергаментъ.
Когда де-Керваль пришелъ въ назначенный часъ, Джефферсонъ пригласилъ его идти съ ними на мѣсто преступленія, и они отправились въ сопровожденіи двухъ полицейскихъ агентовъ.
Дорогой Робертъ спросилъ коммисара не знаетъ-ли онъ что-нибудь относительно этого дѣла.
Джефферсонъ закашлялся и взглянулъ на секретаря.
-- Нѣтъ, нѣтъ, я не знаю ничего, забормоталъ онъ, но, можетъ быть, мой секретарь....
-- Я знаю очень мало на этотъ счетъ, прервалъ Фоксъ; въ этой хижинѣ жилъ нѣкто Вильки. Это былъ полу-охотникъ, полу-рыбакъ, одинъ изъ тѣхъ людей, которые, кажется, бѣгутъ отъ цивилизаціи. Онъ рубилъ дрова и продавалъ ихъ на пароходы. Эта жалкая жизнь должно быть и довела его до того, что онъ въ припадкѣ сумашествія убилъ свою жену и дѣтей....
-- Дѣтей? спросилъ Робертъ; вы думаете, что онъ сжегъ своихъ дѣтей? Это ужасно!... Но, мнѣ кажется, продолжалъ онъ послѣ минутнаго молчанія, что я видѣлъ только одинъ обгорѣвшій трупъ!...
-- А! ба! прервалъ быстро Фоксъ; однако, сколько я знаю, у него было двое дѣтей, когда онъ пріѣхалъ сюда три года тому назадъ.
-- Три года тому назадъ? повторилъ Джефферсонъ. Однако это очень странное совпаденіе, три года назадъ, мы были назначены, я коммисаромъ этого округа, а вы секретаремъ, слѣдовательно....
Коммисаръ вдругъ замолчалъ. Взглядъ брошенный на него Фоксомъ, заставилъ его прикусить языкъ.
Робертъ уже замѣтилъ странное вліяніе Фокса на коммисара, но онъ былъ слишкомъ занятъ событіями прошедшей ночи, чтобы обращать на это вниманіе.
-- Не можете-ли вы угадать, началъ снова де-Керваль, зачѣмъ этотъ Вильки ожидалъ моего прибытія или скорѣе прибытія кого нибудь? Стало быть, ему былъ нуженъ свидѣтель?
-- Очень можетъ быть! Свидѣтель, который немедленно предупредилъ бы насъ.... т. е. правосудіе.
-- Зачѣмъ?
-- Во всемъ этомъ происшествіи есть что-то таинственное, что мы съумѣемъ выяснить.
-- Да, мы съумѣемъ, повторилъ Джефферсонъ.
Въ эту минуту они подошли къ хижинѣ.
Послѣ обычныхъ формальностей былъ составленъ протоколъ. Фоксъ съ удивленіемъ замѣтилъ, что Робертъ былъ правъ, говоря, что былъ сожженъ только одинъ трупъ.
Кусокъ пергамента, поднесенный Фоксомъ къ глазамъ Джефферсона, имѣлъ очень странный видъ. На немъ было написано чернилами нѣсколько шифрованныхъ строкъ, уже полинявшихъ отъ времени. Затѣмъ была прибавлена еще одна строка шифровъ, на этотъ разъ написанныхъ карандашомъ.
Джефферсонъ вытаращилъ глаза и поглядывалъ, то на пергаментъ, то на Фокса, ничего не понимая.
Фоксъ нетерпѣливо показалъ ему на уголъ пергамента.
Почтенный коммисаръ поблѣднѣлъ. Его взглядъ выразилъ страхъ, смѣшанный съ уваженіемъ.
Что-же было причиной такого волненія?...
Двѣ простыя буквы, которыми заключалась строка, написанная карандашомъ: Л--З.
Холодный потъ выступилъ на лбу коммисара.
-- Это "они!" прошепталъ онъ.
Насмѣшливая улыбка скользнула по губамъ Фокса. Очевидно было, что онъ зналъ гораздо больше своего начальника.
-- Хорошо! сказалъ онъ хладнокровно, прочитавъ еще разъ пергаментъ и пряча его въ свой портфель.
Въ эту минуту послышались шаги Роберта.
Фоксъ приложилъ палецъ къ губамъ и бросилъ на коммисара значительный взглядъ.
Робертъ вошелъ въ подземелье, онъ былъ блѣденъ и взволнованъ.
-- Тамъ наверху.... началъ онъ прерывающимся голосомъ.... на краю оврага.... кровь!... пойдемте!
Фоксъ и коммисаръ послѣдовали за нимъ въ узкій проходъ, по которому ночью Вильки догонялъ несчастную мать, уносившую своего ребенка.
Придя на край оврага они увидѣли, что Робертъ не обманулся.
Трава была покрыта кровью и примята, какъ будто чье нибудь тѣло скатилось по ней въ оврагъ.
-- Это очень любопытно! сказалъ холодно Адамъ Фоксъ; теперь я объясняю себѣ исчезновеніе другаго ребенка.
-- Вы можете объяснить это? спросилъ удивленный Джефферсонъ.
-- Очень легко! Эта дѣвочка, видя ужасную смерть своей сестры, попыталась убѣжать. Вильки бросился за ней и, забывая, что она не можетъ уйти отъ него иначе какъ перейдя оврагъ, что невозможно, застрѣлилъ ее.
-- Какъ вы знаете?... прервалъ Робертъ.
-- Дѣйствительно, продолжалъ не смущаясь Фоксъ, карабинъ, который я нашелъ у трупа Вильки, былъ разряженъ и почернѣлъ отъ дыма.
Робертъ вспомнилъ о томъ выстрѣлѣ, который онъ слышалъ рано утромъ и разсказалъ объ этомъ Фоксу.
-- Нечего болѣе сомнѣваться, отвѣчалъ Фоксъ, записывая этотъ фактъ. Трупъ лежитъ на днѣ оврага. Мы можемъ возвратиться.
-- Возвратиться! вскричалъ Робертъ, не осмотрѣвъ оврага, и не попытавшись отыскать тѣло этой несчастной!... Она можетъ быть еще жива!...
Фоксъ покачалъ головой съ недовѣрчивымъ видомъ.
Робертъ обратился къ коммисару.
-- Мистеръ Джефферсонъ, сказалъ онъ важно, развѣ вы не считаете этотъ розыскъ вашей обязанностью?
Это обращеніе къ его особѣ польстило коммисару.
-- Моей обязанностью.... моей обязанностью! началъ онъ, какъ бы спрашивая самъ себя, я не говорю нѣтъ.... но я хотѣлъ бы знать мнѣніе мистера Фокса.
-- Безполезный трудъ, отвѣчалъ секретарь, и даже невозможный! Какъ сойти въ оврагъ? Посовѣтуемся съ нашими людьми!
Оба агента были позваны. Они попытались найти спускъ въ оврагъ, но послѣ краткаго осмотра, рѣшительно отказались спускаться.
Фоксъ обернулся, чтобы сказать Роберту, что было-бы излишнимъ на этомъ настаивать; но Робертъ уже исчезъ.
Возмущенный такой трусостью, храбрый французъ рѣшился спуститься одинъ, рискуя жизнью.
Цѣпляясь за выступы скалъ, за пучки травы, онъ началъ опасный спускъ.
Двадцать разъ онъ едва не упалъ въ пропасть.
Наконецъ, свидѣтели этой сцены потеряли его изъ виду. Долго стояли они молча, удивляясь храбрости молодаго человѣка.
-- Онъ убился! промолвилъ наконецъ съ состраданіемъ коммисаръ, выражая этими словами ихъ общую мысль.
-- Онъ убился! повторили агенты. Но въ глубинѣ души они ощущали чувство, увы, слишкомъ человѣческое: они были довольны, что молодому французу не удалась попытка, на которую они сами не осмѣлились.
Одинъ только Адамъ Фоксъ былъ совершенно хладнокровенъ.
-- Можетъ быть, это къ лучшему! прошепталъ онъ.
Они сбирались уже идти прочь, какъ вдругъ изъ глубины оврага показался Робертъ, взбиравшійся съ страшными усиліями. Его лице и руки были въ крови.
-- Что, вы нашли? спросилъ его живо Фоксъ.
-- Ничего! отвѣчалъ Робертъ, падая безъ чувствъ на краю оврага.
Но этотъ обморокъ продолжался не долго; могучій организмъ восторжествовалъ надъ усталостью.
-- Ничего? повторялъ Фоксъ, ничего?... Это странно!...
-- Не унесъ-ли потокъ трупъ этой дѣвочки?... Если она жива, куда могла она убѣжать?... Ба! прибавилъ онъ болѣе спокойнымъ тономъ, рана и это ужасное паденіе навѣрно не позволили ей далеко уйти.... Во всякомъ случаѣ намъ здѣсь нечего дѣлать. Вернемтесь въ хижину.... Могила готова? спросилъ онъ, обращаясь къ полицейскимъ агентамъ.
Агенты вмѣсто отвѣта показали на свѣже-вырытую яму.
Робертъ отошелъ или, лучше сказать, былъ уведенъ коммисаромъ отъ оврага. Его умъ старался проникнуть тайну этихъ происшествій.
-- Вы забыли положить трупъ этого человѣка, замѣтилъ Робертъ.
-- Такой негодяй не заслуживаетъ погребенія, отвѣчалъ съ презрѣніемъ Фоксъ. Такъ какъ онъ избѣжалъ человѣческаго правосудія, то пусть его тѣло останется въ этомъ подземельѣ и не оскверняетъ землю.
Это говорилъ Адамъ Фоксъ, обыкновенно такой хладнокровный и безстрастный!
Робертъ замѣтилъ это съ удивленіемъ. Напрасно старался онъ убѣдить Джефферсона похоронить также и Вильки.
Коммисаръ былъ эхо своего секретаря.
Они отправились по дорогѣ въ Вестфильдъ и скоро прибыли въ городъ. Правосудіе не нуждалось болѣе въ де-Кервалѣ и онъ занялся своими дѣлами.
Обмѣнявшись нѣсколькими словами съ Джефферсономъ, Фоксъ поѣхалъ въ Нью-Іоркъ, подъ предлогомъ необходимости донести о случившемся.
V. Нотаріусъ Бруггиль.
Въ тотъ самый день, когда происходили только-что описанныя нами событія, былъ вечеръ у нотаріуса Бруггиля.
Нотаріусъ былъ человѣкъ средняго роста съ лысиной на лбу и большой, начинавшей уже сѣдѣть бородой. Онъ говорилъ медленно, какъ бы пріискивая фразы.
Вышедшій изъ низшаго класса общества, онъ достигъ почетнаго положенія. Его жена была некрасива и зла, но принесла ему хорошее приданое.
Пожираемый честолюбіемъ, онъ унижался передъ богатыми, былъ грубъ съ несчастными, и кончилъ тѣмъ, что всѣ значительные люди города были его кліентами.
У него было четверо дѣтей, но если они походили на него въ нравственномъ отношеніи, то по наружности. между ними не было никакого сходства.
Мистриссъ Бруггиль регулярно ѣздила на воды въ Вестъ-Пойнтъ и злые языки замѣчали, что въ этомъ городѣ есть военное училище. Не нашла-ли тамъ мистриссъ Бруггиль, не смотря на свою непривлекательную наружность, какихъ-нибудь сострадательныхъ офицеровъ.
Конечно, это была клевета!
Впрочемъ, мистеръ Бруггиль имѣлъ доброе сердце и не обращалъ вниманія на такія мелочи.
Въ этотъ вечеръ передъ нами проходятъ всѣ главныя лица нашего романа.
Между прочими приглашенными, лакей вскорѣ доложилъ о сэрѣ Джонѣ Реджъ.
Это былъ адвокатъ, высокій и худой, изящно одѣтый. съ лорнетомъ въ глазу. Онъ былъ отъ природы разговорчивъ и честолюбивъ по призванію.
Это былъ человѣкъ лѣтъ шестидесяти незначительной наружности и такого-же ума.
Онъ спекулировалъ буйволовыми шкурами, торговавъ прежде человѣческими.
Между приглашенными поднялся почтительный шопотъ, когда доложили о прибытіи дона Педро Лимаресъ, состоявшаго при бразильскомъ посольствѣ.
Это былъ человѣкъ надменнаго вида, одѣтый чрезвычайно богато. Грудь его рубашки и пальцы сіяли брилліантами. Онъ былъ вдовецъ и представлялъ великолѣпную партію.
Матери семействъ мечтали о немъ, какъ о лучшемъ женихѣ для своихъ дочерей.
Вслѣдъ за дономъ Лимаресъ проскользнулъ маленькій, толстый человѣчекъ, съ кошачьими манерами съ улыбающейся и цвѣтущей физіономіей.
Онъ кланялся однимъ, жалъ руки другимъ, говорилъ слова два третьимъ и все это дѣлалъ безъ шума, говорилъ шепотомъ, ходилъ на кончикахъ пальцевъ.
Его имя было Брэддокъ, но обыкновенно его звали антикваріемъ.
Въ самомъ дѣлѣ у него была манія розыскивать греческія древности, которыми, справедливо это или нѣтъ, онъ утверждалъ, что американская почва усѣяна.
Вслѣдствіе этой маніи, онъ вѣчно путешествовалъ и его можно было встрѣтить и въ окрестностяхъ Нью-Іорка, и въ Чарльстонѣ, и въ Кентукки, и въ Канадѣ, на берегахъ Гудзона, и въ Скалистыхъ горахъ. Онъ былъ такъ живъ и подвиженъ, что казалось, могъ быть въ одно и тоже время въ разныхъ мѣстахъ.
Когда всѣ гости съѣхались, бѣлокурыя лэди собрались вмѣстѣ и принялись разговаривать между собою.
Мужчины сѣли за карточные столы, продолжая и ночью погоню за долларами, которой онѣ предавались цѣлый день.
За однимъ изъ этихъ столовъ собрались, случайно или по какой-нибудь неизвѣстной причинѣ, главныя лица, о которыхъ мы говорили.
Вмѣстѣ съ ними сидѣли также и другіе гости. Это были лучшіе игроки изъ всего собранія. Игра велась большая.
Еслибы какой нибудь равнодушный зритель внимательно вглядѣлся бы въ игру мистера Нильда, то замѣтилъ бы, что она не отличалась ни правильностью, ни честностью.
Но никто не занимался наблюденіями. Лихорадка игры овладѣла всѣми.
Къ тому же кто могъ бы предположить, что мистеръ Нильдъ, почтенный торговецъ, владѣлецъ одного изъ лучшихъ магазиновъ Бродвея, въ самой красивой улицѣ Нью-Іорка, кто могъ-бы предположить, что онъ плутуетъ?
Никто не повѣрилъ-бы этому.
Около четырехъ часовъ ночи игра нѣсколько замедлилась. Ужинъ былъ готовъ.
-- Что это невидно сегодня мистера Вульда? сказалъ, вставая, одинъ изъ игроковъ, не хуже-ли ему сегодня?
-- Мой кліентъ, отвѣчалъ докторъ Марбенъ, имѣлъ вчера очень сильный, но не опасный припадокъ своей болѣзни. Теперь ему гораздо лучше....
-- Я очень радъ слышать, что ему лучше, снова продолжалъ игрокъ, онъ уже такъ давно болѣнъ! Скажите, что у него за болѣзнь?...
-- У него медленная сухотка, впрочемъ, не представляющая никакихъ признаковъ чахотки. Я долженъ сознаться, что эта болѣзнь часто ставить меня въ тупикъ.
-- Это удивительно! вскричалъ спрашивавшій.
-- Мнѣ говорили, сказалъ одинъ пріѣзжій, что мистеръ Вульдъ женатъ; почему-же его жены никогда не видно?
-- Нѣтъ ничего проще, отвѣчалъ изящный адвокатъ, мистеръ Реджъ; мистриссъ Вульдъ, вѣроятно, очень скучала у домашняго очага, поэтому въ одинъ прекрасный день она оставила его.
-- Полагаютъ, что она во Франціи, прибавилъ вѣчно улыбающійся антикварій Брэддокъ.
-- Лордъ Фельбругъ? сказалъ небрежно нотаріусъ Бруггиль, входя въ залъ, изъ котораго куда то исчезалъ на нѣсколько минутъ, лордъ Фельбругъ, господа, возвращается въ Нью-Іоркъ. Я получилъ отъ него извѣстія. Большая часть присутствовавшихъ только изъ вѣжливости обратили вниманіе на эту новость.
Но донъ Лимаресъ, Нильдъ, Реджъ, Марбенъ и Брэддокъ поспѣшно подняли головы, вопросительно глядя на Бруггиля.
Вскорѣ всѣ отправились ужинать и нотаріусъ былъ окруженъ выше-упомянутыми пятью лицами, любопытство которыхъ было, казалось, до крайности возбуждено.
-- Вотъ, сказалъ онъ имъ, убѣдившись, что его слова никѣмъ постороннимъ не могутъ быть услышаны, вотъ что я сейчасъ получилъ!...
Сказавъ это, онъ показалъ кусокъ пергамента, покрытаго цифрами, изъ котораго онъ перевелъ только эти слова:
"Вильки исполнилъ свое порученіе".
Всѣ замолчали. Казалось, эти люди были испуганы.
Одинъ докторъ Марбенъ при видѣ пергамента улыбнулся и прошепталъ насмѣшливо:
-- Ну! теперь моя очередь работать.
Послѣ этого онъ пошелъ къ выходной двери и вскорѣ оставилъ домъ нотаріуса Бруггиля.