Датская_литература
Привидение

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

0x01 graphic

Привидение

   Рассказ о привидениях?
   Но я никогда не видал привидений.
   Вообще, никаких привидений не существует.
   Кто может приходить того света? Мертвые мертвы, и что прошло, то прошло...
   Мой бедный брат, которому было только двадцать лет, поверил, что его звали, и он захворал, умер и последовал за той, которая его звала.
   Это было, когда мама умерла. Мы, мой брат и я, лежали каждый в своей комнате; но дверь между нашими спальнями была открыта. Мы не спали в пустом доме. Один раз я услышал, как мой брат вздохнул.
   Затем стало совсем тихо.
   -- Ты спишь, Олаф? -- спросил я, боясь темноты.
   -- Нет, -- ответил он. -- А ты спал?
   -- Да.
   И мы снова лежали, не засыпая.
   Но вдруг я вскочил: снаружи, в окно моего брата, послышался один удар, затем еще и еще -- три резких, решительных удара, как будто пальцем, худым, жестким, голым пальцем.
   -- Ты спишь, Олаф?
   Мой брат ответил только, как раньше:
   -- Нет, а ты теперь спал?
   Он тоже не говорил об ударах, о трех ударах. Слышал ли он их?
   Олаф их слышал, стучали в его окно.
   На следующее утро он сказал старой деве, которая носила его на руках, когда он был маленьким:
   -- Мария, сегодня ночью мама звала меня...
   И с этого дня он захворал, он, такой молчаливый, с испуганными глазами -- такой далекий, как-то странно далекий от нас остальных, как будто он ходил среди нас и все-таки был не среди нас, а далеко-далеко, -- где-то там.
   А через шесть месяцев мы проводили его туда, -- на кладбище, туда, в землю, положили в гроб, рядом с мамой, которая звала его.
   Я знал моего друга-немца с его раннего детства. Я следил также за страстью, которая однажды им овладела, с самого первого мгновения.
   К сожалению, я знал также и женщину, которую он любил, -- и я знал лучше, чем кто-либо другой, знал слишком хорошо, что она не была достойна его дум...
   И все-таки я молчал. Я не говорил ему ничего. Я молчал -- из заботы о нем, из заботы о ней, -- что я знаю? Может быть, это было только из заботы о себе самом.
   Но в тот день, когда мой друг все узнал, он пошел и застрелился.
   Когда я услышал о его смерти, у меня было такое чувство, словно я убил его и (это было ужаснее всего) мне пришлось узнать, что он действительно ушел от нас с гневом против меня в своем сердце.
   Ибо перед смертью он написал мне письмо. В нем было сказано:
   "Я ухожу, потому что двое мне изменили, -- говорилось в нем, -- она и ты. Но ты вспомнишь меня!"
   "Ты вспомнишь меня!"
   Он был прав. Его жизнь и его смерть долго не покидали моих мыслей.
   И я спал совершенно спокойно, без сновидений, очень спокойно.
   Но вдруг я проснулся и почувствовал, что кто-то отворил дверь и вошел в комнату.
   Я повернул голову и сказал совершенно беззаботно:
   -- Это вы, Андрей?
   Андреем звали слугу, и я думал, что это был он. Но у двери я никого не увидел, и никто мне не ответил.
   И вдруг -- видит Бог, одной секундой раньше я даже и не думал сделать этого -- я повернулся в постели, поднял голову, и вон там, в кресле, в котором я обыкновенно сидел и читал; там, в углу, прямо против меня, -- сидел он, он, мой друг, который застрелился, он, о котором я не думал в течение многих недель, сидел живой.
   И я сказал громко, в пространство, по направлению к нему:
   -- Это вы, Арнольд, -- что вам нужно?
   Мне совсем не было страшно. Я видел только, что он сидел здесь, и я спросил.
   Я продолжал смотреть на него, не чувствуя ничего похожего на страх, пока он не исчез.
   -- Как вы себя чувствуете? -- спросила меня моя хозяйка утром, когда я пил свой чай, -- я так беспокоилась за вас. Я сидела вчера вечером и ждала, пока уйдут последние гости; я сидела в маленькой столовой и читала. Но вдруг мне, не знаю почему, стало как-то не по себе, я положила книгу и подумала:
   "Перейду-ка лучше в зал к гостям. Тогда они, может быть, уйдут, и мне можно будет пойти спать..."
   Вдруг в доме раздался шум, ветер пронесся по всему дому, все двери открылись.
   А собачонка, -- как это было неприятно! -- выскочила из своей корзины и завыла... Она стояла и выла передо мной, словно в доме был покойник...
   ("Покойник в доме", -- повторил я самому себе, и корни моих волос вонзились в кожу, словно ледяные иглы.)
   Тут я сказала себе:
   "Бог знает, может быть, жилец заболел..."
   Я поднялась по лестнице, -- у меня дрожали колени, да, дрожали, -- и я стала прислушиваться у вашей двери. Но у вас все было тихо, я снова сошла вниз, и мне стало весело...
   И я видел его во второй раз.
   Я хочу сказать: его образ.
   Это было в Париже.
   Я вернулся домой с большого бала.
   Один знакомый отвез меня домой в своем экипаже. Мы были очень веселы и говорили о самых невинных вещах на белом свете. Надо добавить, что мы ничего не пили.
   Мой знакомый вышел из своего экипажа, и мы еще немного поболтали, стоя перед моим домом, на тротуаре.
   Наконец, я позвонил швейцару, входная дверь открылась. Я вошел в свою гостиную, сбросил свое пальто и все еще думал о нем, о моем знакомом, и о его лошадях, -- тут я повернулся -- и вон там, в углу, в кресле, лицом прямо ко мне, сидел он, -- он, мой друг-немец, мой умерший друг, тот, который застрелился...
   В своем мундире, устремив глаза на меня... прямо в мое лицо.
   И без страха, без удивления, -- словно его образ был чем-то, чего я ожидал, -- я сказал:
   -- Это вы, Арнольд? Что вам нужно?
   Он не двигался и в то время, как я слышал шум удалявшегося экипажа моего знакомого снаружи, на улице (я его ясно слышал), я продолжал смотреть на него, пока не исчез он...
   Нет, нет, пока, значит, образ его не исчез. Хотя глаза, которые были устремлены прямо на меня, прямо на мое лицо, -- я готов поклясться, жили: не моей жизнью, но другой жизнью, которая была сильнее жизни моих глаз -- они жили...
   ...Я не знаю, много ли времени прошло или прошло ли вообще сколько-нибудь времени, как вдруг я вздрогнул: в мои ставни постучали.
   -- Кто там?
   Я отворил, -- признаться, мои руки дрожали. Когда я это сделал -- я увидел за окном лицо моего парижского знакомого.
   -- Вы не больны? -- закричал он в окно.
   -- Нет, совсем нет, почему? -- ответил я, говоря очень спокойно.
   -- О, -- сказал мой знакомый за окном, -- значит, это была только глупая мысль... Вдруг, сидя в экипаже, я сказал самому себе, что вы наверное заболели, и велел кучеру повернуть.
   -- Ну, слава Богу, спокойной ночи.
   Я сказал самому себе:
   "Если он "напомнит" мне о себе в третий раз -- не будет ли это потому, что он, наконец, захочет дать мне успокоение?
   И третий раз -- станет последним разом...
   Может быть, он в последний раз позовет меня -- поманит рукой (его рука была всегда бледной, даже тогда, когда он жил, она была бледна) и позовет?
   А я последую за ним; уйду с ним прочь, уйду, как ушел мой брат?"
   И он снова сел в экипаж и уехал.
   Итак, болезнь моего мозга была заразительна: она заразила, как и в первый раз, этого относительно чужого человека, который сидел равнодушно в своей коляске...
   Да, вот это именно и странно.
   Но, если даже какую-нибудь вещь нельзя объяснить, это еще не значит, что она должна нас пугать.
   Однако, правда то, что у меня никогда не было такого спокойного состояния в течение всей моей жизни, как тогда, когда я его видел в первый раз, и когда я видел его во второй раз...

-------------------------------------------------------------------

   Текст издания: Привидение //Журнал-копейка. 1914. No 278/20, май.
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru