Данте Алигьери
Божественная комедия. Чистилище

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Перевод М. Г. (1889).

Дантъ Алигьери.

БОЖЕСТВЕННАЯ КОМЕДІЯ.

(Divina Commedia).

ЧИСТИЛИЩЕ.

ПЕРЕВОДЪ СЪ ИТАЛЬЯНСКАГО,
СЪ ОБЪЯСНЕНІЯМИ И ПРИМѢЧАНІЯМИ
М. Г.

Изданіе журнала "Пантеонъ Литературы".

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія Н. А. Лебедева, Невскій просп., д. No 8.
1889.

Отъ переводчика.

   Приступая къ переводу второй части Божественной Комедіи, переводчикъ поставилъ себѣ исключительной цѣлью полное воспроизведеніе подлинника съ сохраненіемъ не только всѣхъ, хотя-бы и второстепенныхъ, частностей и оттѣнковъ мысли, но и всѣхъ своеобразныхъ и столь удивительныхъ по своей лаконической, но высокохудожественной мѣткости выраженій и оборотовъ рѣчи, которые составляютъ характеристическую особенность "дантовскаго" языка. Переводчикъ стремился дать не свое, "болѣе или менѣе вольное подражаніе" Чистилищу, а, по мѣрѣ своихъ силъ, передать величавую тему облеченною въ ту именно внѣшнюю одежду словъ и образовъ, въ какую облекъ ее самъ Дантъ. Такая задача сама собою отстранила для него мысль о стихотворномъ переводѣ, стѣсняемомъ условіями риѳмы и размѣра. Но пересказъ поэтическаго стихотворнаго произведенія вполнѣ свободною прозою даже и слабо не передаетъ его внѣшней художественной красоты, неразрывно связанной съ условною формою. Чувствуя это при своемъ переложеніи и пытаясь хотя до нѣкоторой степени воспроизвести впечатлѣніе стройнаго теченія дантовскихъ терцинъ, переводчикъ, не безъ колебаній, впрочемъ, остановился на мысли придать прозѣ перевода тоническую послѣдовательность удареній.
   Нынѣ, какъ опытъ, печатаются въ этой формѣ первыя девять пѣсенъ Чистилища, составляющія въ поэмѣ какъ-бы отдѣльный вступительный эпизодъ -- путь Данта и Вергилія отъ выхода изъ Ада до вратъ Чистилища. Въ печатаемыхъ пѣсняхъ каждый стихъ подлинника отмѣченъ раздѣлительною чертою (--); но общепринятый въ изданіяхъ классическихъ произведеній послѣдовательный счетъ стиховъ замѣненъ номераціей терцинъ, въ виду того, что не всегда удалось избѣжать перенесенія нѣкоторыхъ выраженій изъ одного стиха въ другой, а въ иныхъ мѣстахъ приходилось даже измѣнить для ясности расположеніе отдѣльныхъ стиховъ въ строфѣ, чѣмъ нарушалось соотвѣтствіе ихъ со стихами подлинника. Такіе случаи, впрочемъ, немногочисленны.
   Присоединять і.ъ настоящее время къ изданію меньшей части пространныя объясненія, необходимыя для ея полнаго уразумѣнія, представлялось неудобнымъ; но въ сокращеніи помѣщаются въ подстрочныхъ примѣчаніяхъ всѣ фактическія указанія, относящіяся къ девяти пѣснямъ. Что-же касается до разъясненія символическаго значенія непрерывныхъ иносказаній поэмы, какъ существеннѣйшей части ея толкованія, то предпосылая въ началѣ каждой пѣсни краткое изложеніе мнѣній наиболѣе авторитетныхъ комментаторовъ, переводчикъ думаетъ, что эти извлеченія, замѣняя болѣе подробное введеніе, даютъ всѣ желаемыя основанія для обсужденія внутренней идеи одного изъ самыхъ глубокихъ произведеній всемірной литературы.
   

ЧИСТИЛИЩЕ.

Пѣснь первая.

   При сравненіи трехъ частей Божественной Комедіи -- Ада, Чистилища и Рая -- по отношенію къ положенію, какое занимаетъ въ каждой изъ нихъ самъ поэтъ, Чистилище существенно разнится отъ I и III части. Проходя юдоли Ада, подъ руководствомъ Вергилія (олицетвореніе человѣческаго разума), какъ поучающійся зритель, неповинный еще ни одному изъ обозрѣваемыхъ мученій, -- а впослѣдствіи въ Раю возносимый руководящею его Беатриче по различнымъ степенямъ блаженства, какъ восторженный созерцатель, до времени также еще непричастный ни одной изъ нихъ,-- Дантъ въ Чистилищѣ, наоборотъ, представляется обязаннымъ лично подчиняться условіямъ очищенія отъ земныхъ несовершенствъ, лично совершить внутренній подвинь самоисправленія, дабы сдѣлаться достойнымъ продолжать свое шествіе въ небесныя обители. Сообразно съ такимъ значеніемъ восхожденія по Горѣ Спасенія, Дантъ изображается во II части поэмы принимающимъ болѣе непосредственное участіе въ дѣйствіи, чѣмъ въ Аду и Раѣ; это различіе выясняется съ первой-же пѣсни.

-----

   По выступленіи поэтовъ (Данта и Вергилія) изъ Ада, вниманіе Данта привлекается прежде всего сіяніемъ четырехъ звѣздъ, знаменующихъ высшія дѣятельныя (не отвлеченныя) добродѣтели: Справедливость, Мудрость, Твердость и Умѣренность, какъ высшую степень совершенства, какого можетъ достигнуть собственною нравственною силою человѣкъ, не просвѣтленный свѣтомъ Откровенія. Представителемъ такого совершенства является, поставленный на стражѣ у подножія Горы Очищенія, Катонъ Утическій -- высшій, въ глазахъ Данта, нравственный идеалъ достижимый для язычника. Но въ наставленіи Вергилію Катонъ объясняетъ, что при восхожденіи выше, путники не будутъ уже руководствоваться его указаніями, а идти другимъ путемъ, который освѣтится дли нихъ восходящимъ надъ ними солнцемъ, знаменіемъ наступающаго для Данта внутренняго просвѣтлѣнія,-- и что, кромѣ того, Вергилій долженъ омыть очистительною росою всю копоть, налегшую на лицо Данта въ Аду, какъ послѣдствіе даже отдаленнаго соприкосноневія съ грѣхомъ, и препоясать его гибкимъ тростникомъ, преобразующимъ духовное смиреніе и полное послушаніе. "Вси же другъ другу повинующеся, смиренномудріе стяжите: зане Богъ гордымъ противится, смиреннымъ же даетъ благодать". (I пос. Ап. Петра V, 5). Въ связи со всѣмъ предъидущимъ, отказъ Катона подчиниться въ своихъ дѣйствіяхъ воспоминаніямъ о земной привязанности его къ женѣ Марціи указываетъ поэтамъ на обязанность для каждаго, вступающаго на искомый имъ путь, отрѣшиться отъ всѣхъ уже земныхъ пристрастій и побужденій.

-----

   1. Готовясь плыть по болѣе спокойнымъ водамъ,-- мой утлый мысленный челнокъ подъемлетъ снова парусъ,-- оставивъ позади себя мучительное море {"Мучительное море" -- Адъ, описанный въ первой части поэмы.}.
   2. Я буду пѣть про то второе царство,-- гдѣ очищается духъ человѣка,-- дабы достойнымъ стать вселенія на Небо.
   3. Но жизнь да вступитъ въ пѣснь безжизненную нынѣ -- зане я вамъ, святыя Музы, предаюся,-- и Калліопа днесь на время да возстанетъ снова,
   4. Сопровождая пѣніе мое тѣмъ гласомъ,-- который древле поразилъ сорокъ несчастныхъ -- такимъ ударомъ, что онѣ совсѣмъ отчаялись въ прощеньѣ {"Несчастныя сороки" суть девять дочерей Піэрея, которыя въ состязательномъ пѣніи были побѣждены музою героическихъ пѣсенъ, Калліопой, и въ наказаніе за свою заносчивость обращены въ болтливыхъ сорокъ. (Превр. Овид., п. V).}.
   5. Восточнаго сапфира мягкая лазурь,-- разлитая въ пространствѣ ясномъ -- по воздуху прозрачному до самой первой тверди,
   6. Въ очахъ моихъ вновь возродила радость -- какъ только вышелъ я изъ мертвой духоты,-- стѣснявшей мнѣ дыханіе и зрѣнье;
   7. Наставница любви, красавица -- планета,-- улыбкою сіяла по всему востоку -- и застилала рыбъ, при ней стоявшихъ въ свитѣ;
   8. Но уклоняясь одесную, я вниманіе свое направилъ -- къ другому полюсу и тамъ узрѣлъ четыре тѣ звѣзды,-- которыхъ не видалъ никто, кромѣ родовъ первоначальныхъ.
   9. Огнями ихъ, казалось, Небо веселилось.-- Увы, тебѣ, осиротѣлый сѣверъ,-- взирать на нихъ возможности лишенный нынѣ! {Помимо иносказательнаго значенія четырехъ звѣздъ, большинство толкователей поэмы видятъ въ нихъ указаніе на созвѣздіе Южнаго Креста. Но свѣдѣнія о видѣ южнаго неба, если могли въ началѣ XIV ст. доходить до Данта, то развѣ только отрывочно и чрезъ единичныя личности, случайно проникавшія въ южное полушаріе, подобно знаменитому Марко Поло, который однакоже возвратился изъ своего странствія только за пять лѣтъ до начала занятій Данта поэмой. Еще поразительнѣе была бы всесторонность свѣдѣній Данта, еслибы указаніе на это созвѣздіе могло служить, какъ полагаютъ другіе комментаторы, доказательствомъ, что ему было извѣстно многовѣковое перемѣщеніе созвѣздій изъ одного полушарія въ другое, производимое предвареніемъ равноденствій, вслѣдствіе котораго Южный Крестъ за 3000 л. до P. X. былъ еще виденъ на сѣверномъ небосклонѣ. Вообще изслѣдованія, вызванныя этимъ мѣстомъ поэмы, чрезвычайно любопытны. Между тѣмъ, отъ принятія того или другого изъ высказанныхъ въ нихъ предположеній зависитъ и точное разумѣніе выраженія, переданнаго въ переводѣ приблизительно словами: "первоначальные роды" (въ подлинникѣ: la prima gente), которое при допущеніи одного только аллегорическаго значенія должно относиться къ праотцамъ -- Адаму и Евѣ, такъ какъ земной рай предполагается Дантомъ на вершинѣ Горы Чистилища; если-же допустить возможность намека на поступательное круговращеніе всего звѣзднаго неба, то слова "lа prima gente" должны обозначать первобытное населеніе теперешней Европы. Всѣ вышеизложенныя подробности этого примѣчанія приведены съ цѣлью дать хотя одинъ примѣръ того разнообразія изысканій и вопросовъ, которые одинъ за другимъ возникаютъ при изученіи творенія Данта.}
   10. Когда-жъ свой взоръ отъ нихъ я оторвалъ -- и къ полюсу другому тихо обратился,-- туда, гдѣ закатилась Колесница {Сѣверное созвѣздіе Большой Медвѣдицы, или Колесница.},
   11. Я старца одинокаго вблизи увидѣлъ, -- внушавшаго къ себѣ наружностью такое уваженье,-- что большаго и сынъ къ отцу почувствовать не можетъ;
   12. Большая борода его уже бѣлѣла,-- равно какъ и власы главы, спадавшіе на грудь двумя прядями;
   13. А четырехъ священныхъ звѣздъ лучи весь ликъ его такимъ сіяньемъ обливали, -- что онъ стоялъ какъ солнце предо мною.
   14. "Кто вы, бѣжавшіе противъ стремленья -- незримаго потока изъ темницы вѣчной?"онъ вопросилъ, встряхнувъ честными сѣдинами.
   15. "Кто васъ провелъ? Кто свѣточемъ служилъ вамъ -- когда вы исходили изъ кромѣшной ночи,-- отъ вѣка омрачающей пучины ада?"
   16. "Иль ниспровергнуты уже уставы преисподней?-- Иль изволенье новое изрѣчено на Небѣ,-- когда вы, осужденные, могли моихъ высотъ достигнуть?"
   17. При семъ мой Вождь меня поспѣшно удержалъ -- и маніемъ, словами и рукою,-- колѣна преклонить и взоръ потупить понуждая,
   18. Ему затѣмъ отвѣтствовалъ: "Я прихожу не самовольно;-- по убѣжденію жены, нисшедшей съ Неба -- своимъ сопутствіемъ сему я помогаю {Во II п. Ада разсказывается, какъ Беатриче (аллегорическое олицетвореніе богословія), нисшедъ изъ Рая, поручала Вергилію быть руководителемъ Данта по Аду и Чистилищу. О значеніи "старца", т. е. Катона Утичеснаго, упомянуто въ объясненіи, предпосланномъ настоящей пѣсни.};
   19. Но изволяешь ты, чтобы открыто было -- тебѣ о насъ по истинѣ и все, какъ есть,-- и предъ твоей моя не можетъ не склониться воля.
   20. Еще мой спутникъ вечера послѣдняго себѣ не зрѣлъ,-- но былъ въ своемъ безуміи къ нему такъ близокъ,-- что не имѣлъ почти и времени для отступленья.
   21. "Тогда-то я къ нему, какъ ужъ сказалъ, былъ посланъ -- спасти его, и не имѣлъ къ тому пути иного,-- какъ тотъ, которымъ я его направилъ.
   22. "Я показалъ ему отверженное племя -- и днесь готовлюсь показать тѣ души,-- которыя подъ стражею твоей проходятъ очищенье.
   23. "Какъ велъ его я, долгая была бы повѣсть,-- нисходитъ свыше сила та, содѣйствіемъ которой -- я смогъ довесть его сюда, гдѣ видитъ онъ тебя и слышитъ.
   24. "Да будетъ же тебѣ приходъ его угоденъ,-- достичь свободы хочетъ онъ, а сколь свобода драгоцѣнна -- самъ знаетъ тотъ, кто за нее и жизнь отдать способенъ.
   25. "Ты это вѣдаешь: изъ-за нея не устрашился -- и самъ ты смерти горькой въ Утикѣ, гдѣ сбросилъ -- покровъ тѣлесный свой, который въ день великій явится во свѣтѣ {Катонъ, прозванный Утическимъ -- образецъ республиканской простоты и строгости убѣжденій,-- добровольно лишилъ себя жизни въ Утикѣ, когда убѣдился, что всѣ возможныя средства противодѣйствовать Юлію Цезарю въ его стремленіи къ самовластію истощены безплодно.-- Запечатлѣнная смертью преданность Катона къ общественной свободѣ сравнивается въ поэмѣ со стремленіемъ Данта къ свободѣ внутренней, достигаемой путемъ умерщвленія земныхъ грѣховныхъ побужденій, совлеченіемъ грѣховной плоти.-- Въ обращеніи Вергилія къ Катону Дантъ предвидитъ, что нравственная доблесть сего послѣдняго вознаградится въ день Великаго Суда просвѣтлѣніемъ его воскресшаго тѣла, по слову пророка: "Исмыслящіи просвѣтятся аки свѣтлость тверди, и отъ праведныхъ многихъ, аки звѣзды во вѣки и еще". (Пр. Дан. XII, 3).}.
   26. "И не преступили мы законовъ вѣчныхъ,-- хотя онъ здѣсь живой и я Миносомъ не удержанъ {Миносъ, при входѣ во второй кругъ Ада (Адъ, п. V), опредѣляетъ, въ которомъ изъ его вертеповъ должна постоянно пребывать каждая осужденная тѣнь; сдѣл. онъ имѣлъ власть не дозволить Вергилію оставлять мѣсто, опредѣленное ему, какъ язычнику.};-- я и доселѣ все-жъ въ юдоли той, отколѣ непорочнымъ взоромъ
   27. "Донынѣ Марція твоя какъ будто умоляетъ -- тебя, великая душа, считать её своею -- о, будь же благосклоненъ къ намъ ея Любови ради, --
   28. "И разрѣши проникнуть чрезъ твои семь царствъ,-- а я ей передамъ объ этой ласкѣ,-- коль въ безднѣ о себѣ упоминать ты дозволяешь" {"Семь царствъ" -- семь отдѣльныхъ круговъ Чистилища по числу семи видовъ главнѣйшихъ грѣховъ.}.
   29. "Воистину, мой взоръ настолько Марція плѣняла -- пока я пребывалъ на оной сторонѣ", тотъ рекъ въ отвѣтъ,-- "что совершалъ я все, о чемъ она просила".
   30. "А днесь она, за гибельнымъ потокомъ оставаясь, не въ силахъ болѣе ни въ чемъ меня подвигнуть; по запрету -- мнѣ данному, внегда я исходилъ оттолѣ {Эпизодъ съ женою Катона, Марціею, разсказанный Луканомъ въ его поэмѣ Фарсаліи, заключается въ томъ, что Марція, бывшая нѣсколько лѣтъ въ разводѣ съ Катономъ, снова, въ престарѣлыхъ уже лѣтахъ, просила его принять ее обратно какъ жену для того единственно, чтобы на гробпицѣ ея могла стоять надпись: "Жена Катона". Просьба была исполнена Катономъ; но въ настоящее время, раздѣленный съ душою Марціи роковыми водами адскихъ рѣкъ, онъ уже не воленъ подчиняться ея желаніямъ.}.
   31. "Но если ты Небесною женой руководимъ и посланъ,-- какъ говорилъ, то здѣсь ласкательство излишнее -- довлѣетъ то, что именемъ ея ты просишь.
   32. "Гряди же; но его вначалѣ препояшь -- побѣгомъ чистымъ тростія и, омывая,-- омой съ лица его всю скверну.
   33. "Не подобаетъ бо ему со взоромъ, омраченнымъ -- и малой мглой, впервые срѣтить -- хотя единаго изъ Ангеловъ, сюда изъ рая нисходящихъ.
   34. "На этомъ маломъ островѣ окрестъ, у самой у подошвы,-- внизу, гдѣ бьютъ о берегъ волны,-- одинъ тростникъ на илѣ мягкомъ прозябаетъ;
   35. "Иному же растенію, покрытому листвой,-- иль отвердѣлому въ корѣ, нельзя тамъ удержаться -- затѣмъ, что при волненіи оно бы не склонялось.
   36. "А послѣ путь возвратный не сюда вамъ;-- но солнце, восходящее теперь, укажетъ,-- гдѣ на гору подъемъ вы обрѣтете болѣе доступный".
   37. И онъ исчезъ; а я съ колѣнъ поднялся,-- и молча, снова, къ своему Вождю -- приблизился и взоръ на немъ остановилъ.
   38. Тогда онъ произнесъ: "За мною, сынъ мой, слѣдуй;-- мы возвратимся вспять, куда идетъ уклономъ -- равнина вплоть до нижняго предѣла".
   39. Уже заря долѣла предразсвѣтный сумракъ,-- бѣжавшій передъ ней, и вдалекѣ -- могъ различать уже я колыханье моря.
   40. И мы пошли безлюдною поляной -- подобясь путнику, который въ поискахъ потерянной дороги,-- доколѣ снова не найдетъ ея, досадуетъ, что безполезно ходитъ.
   41. Когда-жъ туда достигли, гдѣ роса -- еще боролась съ солнцемъ и, держась на мѣстѣ,-- покрытомъ тѣнью, испарялась мало,
   42. Раскрывъ ладони рукъ, на мураву -- слегка Наставникъ мой ихъ наложилъ,-- а я, его движенья понимая,
   43. Къ нему приблизилъ щеки, влажныя отъ слезъ;-- и тотчасъ онъ возстановилъ вполнѣ -- цвѣтъ моего лица, подъ адской копотью дотолѣ скрытый.
   44. Затѣмъ сошли мы на пустынный брегъ,-- который на водахъ своихъ не зрѣлъ отвѣка,-- чтобъ проплывалъ ихъ человѣкъ, по нимъ назадъ могущій возвратиться.
   45. Тамъ опоясалъ Вождь меня, какъ указалъ другой Наставникъ.-- Но чудо! только мягкій стебель -- онъ извлекалъ, какъ стебель новый возрождался мгновенно тамъ же, гдѣ былъ сорванъ первый.
   

Пѣснь вторая.

   Однихъ указаній разума недостаточно для безошибочнаго восхожденія на высоту внутренняго самоисправленія, и Вергилій медлитъ въ раздумьѣ на берегу моря. Но въ то-же время Дантъ, омытый чудодѣйственною росою духовнаго прозрѣнія и подчинившій уже себя долгу смиренія, какъ качества безусловно необходимаго для нравственнаго совершенствованія, удостаивается узрѣть (первое въ поэмѣ) появленіе чистаго Ангела, исполнителя милосердныхъ Божіихъ велѣній. Подобно какъ въ Адѣ, Харонъ перевозитъ черезъ воды Стикса души осужденныхъ на вѣчное мученье, такъ здѣсь свѣтлый Ангелъ въ своемъ челвѣ доставляетъ отъ устья Тибра блаженныя души, допущенныя въ Чистилище. Изъ объясненій тѣни Козеллы, бывшаго на землѣ близкимъ другомъ Данту, явствуетъ, что душеспасительная дѣйствительность покаянія, приносимаго на землѣ вѣрующимъ христіаниномъ, прежде всего обусловливается и подкрѣпляется исполненіемъ установленныхъ земною Церковью обрядовъ (на что указываетъ обязательное отбытіе тѣней отъ устья Тибра, мѣста нахожденія папскаго престола) и что благословеніе церковныхъ властей (какъ въ настоящемъ случаѣ -- отпущеніе грѣховъ, объявленное въ 1300 г. папою Бонифаціемъ VIII по поводу столѣтняго юбилея) имѣетъ силу облегчить загробный путь, предстоящій душамъ усопшихъ. Но обязанность внутренняго стремленія съ нихъ не снимается и за гробомъ. Тѣни же, прибывшія къ горѣ Чистилища столь недавно, не успѣли освободиться отъ земныхъ пристрастій, и еще болѣе подчиненъ имъ самъ Дантъ, облеченный плотію, вслѣдствіе чего онъ и является виновникомъ того, что чувственное наслажденіе пѣніемъ Козеллы отвлекаетъ не только его, но и другія души и даже самого Виргилія отъ неослабнаго стремленія на путь очищенія и спасенія. Для возвращенія ихъ всѣхъ на этотъ путь, требуются на помощь увлеченному разуму новые укоры Катона, какъ представителя сознанія долга, во всей его строгости, неуклонно ведущаго человѣка, на свободѣ это всѣхъ страстей и увлеченій, къ одной главной цѣли.

-----

   1. Ужъ солнце прикоснулось къ небосклону -- полдневный кругъ котораго стоитъ -- своею высшей точкою надъ Іерусалимомъ;
   2. А ночь, противъ него свой обтекая путь,-- всходила изъ-за Ганга и Вѣсы взносила,-- что падаютъ изъ рукъ ея потомъ, когда она переростаетъ день; --
   3. И бѣлыя вначалѣ, а потомъ румяныя ланиты -- зари-красавицы отъ мѣста, гдѣ стоялъ я,-- уже старѣясь, желтыми казаться начинали {Обыкновенно у Данта -- описательное опредѣленіе времени по положенію небесныхъ свѣтилъ. Большая часть подобныхъ опредѣленій въ поэмѣ поражаютъ своею точностью. Для объясненія настоящихъ трехъ строфъ надо имѣть въ виду, что Іерусалимъ, по предположенію Данта, занимаетъ центръ населенной сѣверной части земнаго шара, а гора Чистилища помѣщается противоположно Іерусалиму на полушаріи южномъ, слѣд. оба мѣста имѣютъ одинъ общій горизонтъ. При этомъ условіи понятно, что солнце, заходя на горизонтѣ Іерусалима, въ то же время начинаетъ подниматься на горизонтѣ того мѣста, откуда смотрѣли поэты, а ночь, въ свою очередь, выступала на Іерусалимское небо и при томъ изъ-за Ганга, разстояніе котораго отъ Сіона предполагалось въ то время приблизительно въ 90 град. Постепенные переходы освѣщенія зари оригинально сравниваются съ измѣняющимся по возрастамъ человѣческимъ лицомъ. Прохожденіе знака Вѣсовъ надъ меридіаномъ даннаго мѣста въ теченіе лѣтнихъ мѣсяцевъ приблизительно совпадаетъ со временемъ полуночи; когда-же ночи становятся длиннѣе дня -- въ періодъ отъ лѣтняго до зимняго солнцестоянія -- Вѣсы перестаютъ быть видимы задолго до полуночи, т. е. выпадаютъ изъ рукъ ночи.};
   4. Но мы все медлили еще у взморья -- какъ люди, путь обдумывающіе свой, -- уже идущіе душой, а тѣломъ все еще стоящіе на мѣстѣ, --
   5. И вотъ, какъ часто предъ разсвѣтомъ самымъ -- краснѣетъ сквозь пары густые Марсъ -- на Западѣ, внизу, надъ гладью моря --
   6. Такимъ явился предо мной (о, еслибы его узрѣлъ я снова!) -- столь быстро приближавшійся по морю свѣтъ,-- что никакой полетъ съ его движеньемъ не сравнился-бъ.
   7. И лишь на мигъ одинъ отъ него отвелъ -- глаза свои, къ Вождю съ вопросомъ обращаясь, -- какъ вижу: свѣтъ -- ужъ сталъ и лучезарнѣе, и выше;
   8. Затѣмъ завидѣлось по сторонамъ его -- не знаю что-то бѣлое, а долу -- подъ нимъ такое-же другое выяснялось постепенно;
   9. И не успѣлъ еще Наставникъ мой ни слова произнесть -- какъ первое изъ бѣлыхъ превратилось уже въ крылья.-- Тогда онъ, ясно признавая мореходца,
   10. Вскричалъ: "Скорѣй, скорѣе преклони колѣна, -- се Божій Ангелъ; руки передъ нимъ скрести; -- отнынѣ зрѣть лишь таковыхъ богоподручниковъ ты будешь!
   11. "Смотри, какъ, отметая человѣческія средства, -- онъ не нуждается ни въ веслахъ, ни въ какомъ либо вѣтрилѣ, -- окромѣ крылъ своихъ, межъ столь далекими брегами.
   12. "Смотри, какъ, ихъ вздымая прямо къ небу, -- онъ бьетъ по воздуху перомъ нетлѣннымъ, -- и не линяющимъ, какъ смертное перо".
   13. А той порой, чѣмъ болѣе и болѣ приближался божественный пернатый къ намъ, тѣмъ становился свѣтозарнѣй,-- такъ что глаза мои вблизи его уже не выносили,
   14. И я потупилъ ихъ; а онъ присталъ ко брегу -- съ своей ладьей, столь быстроходною и легкой, -- что даже дна ея вода не закрывала.
   15. Небесный рулевой стоялъ въ ней на кормѣ -- и весь, казалось, былъ запечатлѣвъ блаженствомъ; -- внутри-жъ ладьи сидѣли призраки: ихъ болѣ ста въ ней было,
   16. И "Во исходѣ Израилевѣ отъ Египта" -- со всѣмъ, что далѣе начертано въ псалмѣ, -- они единымъ голосомъ всѣ вмѣстѣ пѣли {По толкованію самого Данта, псаломъ 113 и (По исходѣ Израилевѣ отъ Египта) въ примѣненіи къ нравственному ученію долженъ быть понимаемъ, какъ изображеніе перехода души отъ скорбей и страданій грѣховныхъ въ состояніе благодати, или освобожденіе ея отъ рабства грѣху на вѣчную свободу блаженства.}.
   17. Когда-же напослѣдъ онъ осѣнилъ ихъ знаменьемъ креста святого -- они всѣ ринулись на сушу, -- а онъ отплылъ, какъ прибылъ, столь-же быстролетно.
   18. Но сонмъ, оставшійся на брегѣ, чуждымъ -- казался въ сихъ мѣстахъ и бкрестъ озирался, -- какъ тотъ, кто новые предметы въ первый разъ увидѣлъ.
   19. А солнце, между тѣмъ, повсюду разсыпая -- сіянье дня, своими мѣткими стрѣлами -- уже спугнуло Козерога со средины неба {По объясненію Филалетеса, солнце, поднимаясь надъ горизонтомъ, вступило въ знакъ Окна; слѣд. отстоящій отъ Окна на 90 град, знакъ Козерога долженъ былъ уже сойти съ меридіана.}, --
   20. Когда новоприбывшіе подняли взоры,-- на нашу сторону взывая: "Буде вѣдаете сами, -- то укажите намъ, какимъ путемъ на гору всходятъ".
   21. А имъ въ отвѣтъ Вергилій рекъ: "Вы мните -- навѣрное, что намъ сіи мѣста извѣстны, -- но мы здѣсь странники, какъ странники и вы.
   22. "И мы сюда не вдавнѣ прибыли; не задолго до васъ;-- но лишь путемъ инымъ, столь тягостнымъ и долгимъ, -- что восхожденье намъ отрадою отнынѣ будетъ".
   23. При этомъ облики сихъ душъ, во мнѣ признавшихъ, по моему дыханію, живого человѣка, -- покрылись блѣдностью отъ изумленья,
   24. И словно къ вѣстнику, несущему оливу, -- народъ сбѣгается про новости послушать, -- и не старается никто изъ тѣсноты освободиться, --
   25. Такъ на мое лицо вперили взоры -- всѣ, сколько ни было сихъ душъ блаженныхъ,-- забывъ, казалось, свой порывъ къ преображенью красотою.
   26. И се! гляжу, одна межъ ними, отдѣлясь впередъ, -- обнять меня съ такой любовію стремится, -- что и меня подвигнула она исполнить то-же.
   27. О, призраки пустые, сущіе въ видѣніи единомъ!-- Три раза позади ея сомкнулъ свои я руки, -- и столько-жъ кратъ онѣ на грудь мою опали.
   28. И, мню, въ лицѣ отъ удивленья я измѣнился, -- тѣнь бо съ улыбкой отступила вспять: -- такъ что впередъ и я за ней подался, настигая.
   29. Но словомъ ласковымъ она меня на мѣстѣ удержала.-- Тогда понявъ, кто это былъ, его молить я началъ -- помедлить время малое со мною для бесѣды.
   30. Тѣнь молвила: "Какъ въ тѣлѣ бренномъ прежде -- тебя любила я, такъ и свободная люблю; -- затѣмъ я и стою съ тобой; но ты чего здѣсь ради?"
   31. "О мой Козелла, дабы возвратиться снова -- туда, гдѣ обрѣтаюсь нынѣ, странствіе я совершаю", -- ему отвѣтилъ я. "А у тебя какой виной столь много времени отнято"? {Эпизодъ съ Козеллою, современнымъ Центу пѣвцомъ и композиторомъ и близкимъ его другомъ, заслуживаетъ вниманія, какъ личное воспоминаніе Данта о дняхъ собственной его юности, съ ея высокими интересами, любовью къ искусствамъ и нѣжными дружественными связями съ лучшими людьми его времени. Подробности эпизода объясняются многими комментаторами такъ, что Дантъ зналъ уже давно о смерти Козеллы, и выражаетъ теперь удивленіе, почему душа его оставалась на землѣ такъ долго послѣ кончины, -- на что Козелла, не объясняя однако-же своей вины, отвѣчаетъ, что встрѣченное имъ замедленіе въ переходѣ въ Чистилище было вполнѣ правосудно; но что въ настоящее время, по поводу общей индульгенціи, объявленной въ Римѣ на праздникъ Рождества Христова юбилейнаго 1300 года, со времени оглашенія которой истекалъ ко времени бесѣды Данта съ Козеллою третій мѣсяцъ, -- всѣ, обращающіеся съ вѣрою къ Римскому престолу (устье Тибра), милосердно и безпрепятственно допускаются на путь, ведущій къ райскому блаженству. Слѣдуетъ, впрочемъ, имѣть въ виду, что эти подробности въ сущности не согласны съ ученіемъ католическаго богословія, не допускающаго подобныхъ выжидательныхъ странствованій на землѣ душъ, исшедшихъ изъ тѣла. Дантъ въ настоящемъ случаѣ, какъ и въ нѣкоторыхъ другихъ, только облекъ въ христіанскіе образы представленіе греческой миѳологіи о душахъ, ожидающихъ на брегахъ Стикса перехода въ страну тѣней.}
   32. А мнѣ онъ: "Не было неправой карой для меня,-- что призывающій лишь тѣхъ, кого восхощетъ самъ {"И взыде (Іисусъ) на гору, и призва; ихже хотяше самъ, и пріидоша къ нему". (Ев. отъ Марка, III, 13).}, -- не мало разъ мнѣ возбранялъ сюда переселенье,
   33. "Зане воленіе Его изъ Воли правосудной истекаетъ.-- Но днесь три мѣсяца уже пріемлетъ -- Онъ всѣхъ, вступить хотящихъ съ миромъ.
   34. "Равно и я, когда притекъ ко брегу моря, -- туда, гдѣ осоляются имъ воды Тибра, -- былъ милосердно имъ допущенъ.
   35. "Къ тому же устью Онъ и днесь крылѣ направилъ -- затѣмъ, что тамъ стекаются всѣ тѣ,-- кто долу не низверженъ къ Акерону".
   36. А я ему: "О, буде не лишенъ ты силой заповѣди новой -- ни памяти, ни дара нѣжныхъ пѣсенъ, -- когда-то умирявшихъ всѣ мои порывы, --
   37. "Не откажись порадовать хотя немного -- мою ты душу, утомленную вконецъ -- сюда съ собой влекомымъ ею тѣломъ".
   38. "Когда Любовь бесѣдуетъ съ моимъ умомъ" {"Amor, che nella mente mi ragiona" -- одна изъ канцонъ самого Данта, положенная на музыку Козеллою.} -- запѣлъ онъ голосомъ настолько сладкозвучнымъ, -- что и доселѣ я чувствую усладу.
   39. Наставникъ мой, и я, и эти тѣни, -- съ пѣвцомъ прибывшія, всѣ, мнилось, такъ утѣшены симъ были,-- что никому и въ мысль ничто иное не входило.
   40. Недвижны мы стояли и слѣдили -- за пѣніемъ его, какъ се! предъ нами снова старецъ величавый, -- взывающій: "Что-жъ это вы, медлительныя души?
   41. "Какое нерадѣніе! Почто стоите?-- Стремитеся горѣ, спѣшите очищать ту наросль, -- что застилаетъ вамъ видѣнье Бога".
   42. Точь въ точь когда, и хлѣбное зерно и куколь подбирая,-- стадами голуби по лугу бродятъ,-- спокойно-тихіе, безъ суеты, межъ ними столь обычной, --
   43. Едва же нѣчто явится, чего они страшатся, -- всѣ мы томъ пищу покидаютъ, -- вспугнутые врасплохъ заботой болѣ сильной, --
   44. Такъ на моихъ глазахъ и этотъ сонмъ новоприбывшихъ -- забылъ о пѣніи и ринулся на взгорье, какъ человѣкъ, бѣгущій, самъ не вѣдая куда. Не менѣе поспѣшно удаленіе и наше было.
   

Пѣснь третья.

   Укоры Катона, какъ пробудившіяся угрызенія совѣсти, оживляютъ въ Давтѣ и во всемъ совнѣ новоприбывшихъ душъ полузабытое стремленье на Гору Очищенія. Но у послѣднихъ стремленіе это выражается безсознательною поспѣшностью бѣгства, а у Давта обращеніемъ снова къ Вергилію, т. е. къ руководству разума, возвратившагося съ своей стороны къ самообладанію я спокойному обсужденію. Но и при такомъ настроеніи одинъ разумъ, по мѣрѣ приближенія поэта къ чистой области дѣйствій высшей благодати, довлѣетъ все менѣе и менѣе. Вергилій при самомъ началѣ ихъ дальнѣйшаго шествія уже указываетъ Данту на естественные предѣлы доступнаго уму человѣческому знанія, никогда не могущаго проникнуть въ тайны творческой премудрости. Въ этой ограниченности ума и въ усиліяхъ его найти вѣрный путь къ свѣту и состоитъ вся исторія человѣческаго рода.
   Приступивъ затѣмъ къ рубежу, отколѣ начинается дѣйствительное восхожденіе на высоту, разумъ впадаетъ еще въ большее затрудненіе, не будучи въ силахъ указать, гдѣ находится доступный подъемъ на Гору Очищенія, т. е. не умѣя направить Данта на посильный человѣку или же на предустановленный путь самоисправленія. Вергилій можетъ только убѣждать Данта поддерживать себя надеждою, а самъ вынужденъ обратиться съ вопросами къ встрѣчающимся имъ новымъ тѣнямъ. Положеніе этого новаго (второго) сонма душъ имѣетъ особое значеніе въ связи съ указаніями II пѣсни на обязательное для каждаго разстающагося съ жизнью христіанина обращеніе къ уставамъ церкви (отплытіе въ Чистилище отъ устья Тибра). Находясь на Горѣ Очищенія уже на нѣкоторой высотѣ, вновь встрѣченное собраніе тѣней состоитъ однакоже изъ душъ грѣшниковъ, умершихъ хотя съ искреннимъ раскаяніемъ въ грѣхахъ, но въ положеніи формальнаго отлученія отъ Церкви, и онѣ объясняютъ, что независимо отъ предстоящихъ очистительныхъ мученій, такая особая вина должна быть искуплена опредѣленнымъ томительнымъ срокомъ, въ продолженіе котораго онѣ, блуждая вблизи вратъ, ведущихъ въ Чистилище, не имѣютъ возможности вступить въ нихъ, или иначе -- остаются въ отдаленіи отъ прямого пути къ спасенію. Трогательный разсказъ одной изъ этихъ тѣней,-- Манфреда, короля Сицилійскаго,-- выясняетъ могущественное значеніе заупокойныхъ моленій, возносимыхъ на землѣ за страдающія души, и кончается рѣзкимъ укоромъ римскому духовенству, которое лишается дарованной ему власти -- вязать и рѣшить, когда пользуется этою властью недостойно, не въ духѣ христіанской любви.

-----

   1. Межъ тѣмъ какъ въ бѣгствѣ торопливомъ -- они разсѣялись въ широкомъ полѣ,-- спѣша къ той высотѣ, гдѣ правосудіе насъ испытуетъ,--
   2. Я снова къ своему надежному сопутнику прибѣгнулъ.-- И всуе безъ него я поспѣшилъ-бы:-- кто-бъ по горѣ тогда возвелъ меня къ вершинѣ?
   3. Но видно было мнѣ, что на себя онъ негодуетъ,-- О чистая и доблестная совѣсть,-- какъ горько ты терзаешься и малою ошибкой!
   4. Когда-жъ стопы еео замедлили свою поспѣшность,-- способную отъять достоинство у всякаго поступка,-- тогда мой умъ, дотолѣ угнетенный,--
   5. Какъ будто-бы взалкавъ, разверзъ вниманье,-- и зрѣніе мое навелъ на гору -- высіжо восходившую изъ моря къ небу.
   6. Сіянье солнца, пламенѣвшаго въ тотъ часъ за нами,-- закрыто было передъ мной по очертанью тѣла,-- какъ упадали на меня лучи его позади.
   7. И я невольно глянулъ въ сторону, объятый опасеньемъ -- быть здѣсь покинутымъ, когда замѣтилъ -- что омрачается земля передо мною только.
   8. Но Утѣшитель мой: "Ты вновь въ сомнѣніе впадаешь",-- такъ началъ рѣчь, ко мнѣ внезапно обращаясь,-- "или не вѣруешь, что я съ тобой, что мной руководимъ ты?
   9. "Въ сей часъ завечерѣло тамъ, гдѣ почиваетъ,-- то тѣло бренное мое, что тѣнь бросало:-- оно Неаполемъ отнято у Бриндизи {Тѣло Вергилія, скончавшагося въ Бриндизи (древ. Брундузіумъ), было перенесено въ Неаполь по повелѣнію Октавія Августа.}.
   10. "А то, что днесь я ничего не затѣняю,-- не изумительнѣй того, какъ въ небесахъ -- одно изъ нихъ лучамъ другихъ пути не заграждаетъ.
   11. "Равно какъ муки боль въ огнѣ и мразѣ -- въ тѣла подобныя влагаетъ сила,-- не восхотѣвшая раскрыть намъ, какъ сіе творится {Дантъ изумился (стр. 5--7), замѣчая, что на землѣ появилось отраженіе только одного тѣла, тогда какъ они съ Вергиліемъ шли вдвоемъ и рядомъ. Вергилій же объясняетъ, что безплотный призракъ его собственной души не можетъ задерживать лучей солнца, подобно тому, какъ ни одна изъ девяти небесныхъ сферъ, обнимающихъ (по астрономической системѣ, принимаемой Дантомъ) одна другую, не служитъ препятствіемъ для провожденіи свѣта изъ высшихъ въ низшія, и одно чудо не должно казаться изумительнѣе другого; но что способность подобныхъ тѣней ощущать, несмотря на свою безплотность, адскія мученія,-- составляетъ не разъяснимую тайну творческой Божіей силы.}
   12. "Безуменъ, кто надѣется, что разумъ нашъ -- протечь возможетъ безконечный путь,-- которымъ шествуетъ Единая въ Трехъ Лицахъ Сущность.
   13. "Довольствуйтесь вы, люди, заключеньемъ quia {Въ средневѣковомъ школьномъ употребленіи логическій терминъ: "quia" замѣнялъ выраженіе quod и обозначалъ доказательство а posteriori. Согласно съ симъ, настоящій стихъ слѣдуетъ понимать такъ, что человѣкъ долженъ удовлетворяться познаніемъ, что вещи существуютъ, не стремясь къ разъясненію причинъ, почему онѣ существуютъ.}.-- О, если-бы могли провидѣть все вы,-- тогда-бы цѣли не имѣло Воплощенье отъ Маріи.
   14. "И было-бы тогда утолено желанье,-- отвѣка данное на муку тѣмъ,-- въ комъ нынѣ зрите вы безплодность сихъ желаній.....
   15. "Я говорю объ Аристотелѣ и о Платонѣ,-- о многихъ и другихъ" {Продолжая разсужденіе, объясненное въ прим. 2, Вергилій говоритъ, что если-бы люди одарены были всевѣдѣніемъ и потому не могли заблуждаться, то и къ самому воплощенію Бога отъ Дѣвы Маріи для искупленія сихъ заблужденій не представлялось бы повода, т. е., иными словами,-не существовало-бы и всей бывшей исторіи человѣческаго рода. Заключительная строфа (14), весьма неясная и въ подлинникѣ, находится въ связи со стихами 40--42 п. IV Ада, гдѣ говорится о вѣчномъ пребываніи въ первомъ отдѣленіи Ада доблестныхъ язычниковъ, которые и при великихъ нравственныхъ качествахъ не могутъ однако-же быть приняты въ обители христіанскаго рая, такъ какъ не были омыты водою крещенія; они не подвергаются въ Аду особымъ мученіямъ, но осуждены вѣчно томиться желаніемъ познать истиннаго Бога при невозможности достигнуть итого познанія. Согласно съ симъ, терцина 14 должна быть понимаема въ томъ смыслѣ, что если бы вообще человѣкъ могъ достигать всевѣдѣнія, то и стремленіе упомянутыхъ язычниковъ къ познанію Бога могло-бы быть утолено и слѣд. тогда представлялось бы непонятнымъ, несостоятельнымъ обращеніе утоляемаго желанія въ особый видъ вѣчнаго страданія. Судьба добродѣтельныхъ язычниковъ (къ которымъ принадлежалъ и Вергилій) сильно занимала Данта и его современниковъ, и въ поэмѣ онъ нѣсколько разъ возвращается къ этому вопросу.}. И онъ челомъ поникнулъ,-- и смолкъ, и грустенъ сталъ.
   16. А той порою мы приблизились къ подножію горы,-- и встрѣтили тамъ скалы столь крутыя,-- что и быстрѣйшія стопы тамъ были бы не въ помощь.
   17. Межъ Леричи и Турбіей изъ всѣхъ обваловъ самый дикій -- и весь обломками загроможденный былъ-бы какъ ступени -- отлогія и легкія въ сравненьи съ этими скалами.
   18. "Кто-жъ вѣдаетъ: гдѣ сходитъ спускъ покатый",-- воскликнулъ мой Наставникъ, удержавъ шаги,-- "по коему подняться могъ-бы путникъ, не имущій крыльевъ?"
   19. Но между тѣмъ пока, потупивъ очи,-- опознавалъ онъ качество дороги,-- а я вершину скалъ обозрѣвалъ кругомъ,--
   20. Ошуюю завидѣлъ я собранье душъ,-- которыя то будто подвигались къ намъ, то словно нѣтъ: такъ медленно онѣ переступали.
   21. И я сказалъ Наставнику: "Всмотрись на верхъ;-- сіи, что тамъ грядутъ, совѣтъ подать намъ могутъ,-- коль скоро ты его не обрѣтаешь самъ."
   22. Онъ поднялъ взоръ и съ видомъ просіявшимъ -- вѣщалъ въ отвѣтъ: "Идемъ же къ нимъ, когда они такъ медленно подходятъ;-- и твердымъ будь въ своей надеждѣ, милый сынъ".
   23. Толпа была отъ насъ въ такой еще дали,-- и послѣ тысячи шаговъ, пройденныхъ нами,-- какую лишь могучему метателю рукой прокинуть впору,--
   24. Когда стѣснясь къ громадамъ плотнымъ -- отвѣсныхъ скалъ, онѣ столпились неподвижно,-- какъ поступаютъ тѣ, кто, оробѣвъ, желаетъ оглядѣться.
   25. "О вы, добрѣ усопшіе! О вы, предъизбранные духи!" -- воззвалъ Вергилій, "ради мира,-- что вамъ, я вѣрую, всѣмъ уготованъ,--
   26. "Откройте намъ, отколь гора на столь доступна,-- чтобы взойти возможно было на вершину?-- Тому, кто многое позналъ, горька сугубо времени потеря".
   27. Какъ овцы робко выступаютъ изъ загона,-- то по одной, то по двѣ, по три, остальныя-же толпятся,-- глаза и головы къ землѣ понуривъ боязливо,--
   28. И что лишь сдѣлаетъ передняя, всѣ повторяютъ,-- тѣснясь за ея спиной, когда она остановилась, -- покорно терпѣливыя, не зная сами передъ чѣмъ,--
   29. Такъ на виду моемъ въ ту пору стали подвигаться -- передовые сихъ блаженныхъ агнцевъ,-- застѣнчиво и поступью степенной.
   30. Едва-жъ они завидѣли передъ собой, какъ пресѣкался -- свѣтъ на землѣ направо отъ меня,-- и тѣнь моя ложилась на утесы,--
   31. Всѣ стали вразъ и даже вспять подались;-- а остальные, шедшіе за ними,-- зачѣмъ не вѣдая, но то-же повторили.
   32. "Я вамъ повѣдаю, не выжидая настояній вашихъ:-- вы зрите предъ собой живое тѣло человѣка;-- имъ по землѣ и раздвоенъ свѣтъ солнца.
   33. "Не изумляйтесь; но имите вѣру,-- что но безъ силы, съ неба нисходящей,-- онъ посягаетъ перейти сію преграду",
   34. Наставникъ рекъ. А сонмъ блаженный:-- "Такъ возвратитеся назадъ", вѣщалъ, "грядите передъ нами",-- и тыломъ дланей указалъ намъ путь.
   35. Единый же изъ нихъ добавилъ: "Кто бы -- ты ни былъ, но, держа свой путь, къ намъ обрати свое лицо;-- припомни, не видалъ-ли ты меня на ономъ свѣтѣ".
   36. И, обратясь къ нему, остановилъ на немъ я взглядъ свой. То былъ красавецъ бѣлокурый, благородный видомъ;-- но изъ бровей его одна была раздвоена рубцомъ удара.
   37. Когда-жъ смиренно я отрекся,-- чтобъ передъ симъ его видалъ, онъ произнесъ: "Гляди-же", и показалъ мнѣ рану въ верхней части груди;--
   38. И рѣчь повелъ съ улыбкой: "Я Манфредъ,-- Констанціи императрицы внукъ;-- и по сему молю, когда обратно низойдешь на землю,--
   39. "То посѣти ты дочь красавицу мою,-- мать аррагонской и сициліанской славы, {Манфредъ, король сицилійскій, внукъ императора Генриха V и супруги его Констанціи, былъ отцомъ другой Констанціи, королевы Аррагонской. Сыновья послѣдней, Фридрихъ и Іаковъ, наслѣдовали короны Сициліи и Аррагонскаго королевства, почему большинство комментаторовъ и относитъ къ нимъ неясное выраженіе: "слава Аррагоніи и Сициліи", хотя въ другихъ мѣстахъ поэмы Дантъ отзывается объ этихъ двухъ короляхъ весьма неодобрительно. Политическіе намеки и сужденія, которыми полны всѣ три части Божественной Комедія, подаютъ постоянный поводъ къ историческимъ сближеніямъ и выводамъ, въ высшей степени любопытнымъ, и только при изученіи ихъ дѣлается вполнѣ понятнымъ многостороннее значеніе эпоса Данта.} -- дабы ей истину повѣдать, если обо мнѣ тамъ носится молва иная.
   40. "Въ тотъ мигъ, когда мнѣ тѣло растерзали -- смертельныхъ два удара, я предался,-- рыдаючи, Присноготовому прощать.
   41. "Велики были прегрѣшенія мои,-- но Безконечной Благости широкія объятья -- пріемлютъ всѣхъ, кто притекаетъ къ нимъ,
   42. "И если-бъ посланный отъ Климента охотиться за мною -- Козенцскій пастырь въ пору ту внимательнѣй вчитался -- въ Словѣ Божіемъ въ сію страницу,--
   43. "То и досель мои лежали-бъ кости -- въ концѣ моста у Беневента,-- тяжелымъ охраняемы курганомъ;--
   44. "А нынѣ мочитъ дождь и вѣтеръ ихъ передуваетъ -- на прибережьи Верде за предѣломъ королевства,-- куда онъ ихъ извлекъ при угашенныхъ свѣчахъ {Представитель императорской партіи, предводитель войска гибеллиновъ, и слѣд. противникъ папы, Манфредъ находился въ отлученіи отъ церкви и былъ убитъ въ сраженіи при Беневенто въ 1266 г. Побѣдитель его и сторонникъ папы, Карлъ Анжуйскій, распорядился зарыть обезображенный двумя ранами трупъ побѣжденнаго короля, какъ состоящаго въ отлученіи, безъ церковныхъ обрядовъ при въѣздѣ въ Беневенто у моста, и только въ уваженіе личной храбрости погибшаго дозволилъ насыпать надъ могилой каменный курганъ. Но архіепископъ Козенцскій, кардиналъ Пиньятелли, легатъ папы Климента IV, не остался этимъ доволенъ; по его повелѣнію кости были вынуты изъ могилы и за предѣлами неаполитанскаго королевства, т. е. за предѣлами земли, освященной папскимъ протекторатомъ, выброшены на берегахъ рѣки Верде. При подобныхъ погребеніяхъ тѣлъ, умершихъ въ отлученіи, провозглашалось проклятіе и вокругъ гроба носились погашенныя и опущенныя внизъ свѣчи, о чемъ и говорится въ стр. 44. Въ дальнѣйшемъ разсказѣ тѣнь Манфреда касается вопроса, занимавшаго современныхъ Данту богослововъ Онъ проситъ сообщить дочери Констанціи, что, вопреки мнѣнію, распространенному на землѣ, душа его допущена въ Чистилище, и утверждаетъ, что произносимое духовенствомъ не въ духѣ христіанской любви отлученіе отъ Церкви не закрываетъ раскаявшемуся предъ кончиной грѣшнику доступа ко всепрощающему милосердію Божію, и что усердныя молитвы вѣрующихъ близкихъ имѣютъ даже силу сократить для него срокъ, назначенный для искуса въ Чистилищѣ. "Богъ готовъ есть прощати согрѣшающія".}
   45. "Но пастырей проклятіе отъ насъ не отторгаетъ -- любовь превѣчную настоль, чтобъ не было возврата къ ней,-- покуда сколь нибудь надежда зеленѣетъ.
   46. "Едино-жъ истинно: кто кончитъ жизнь непримиреннымъ -- съ Святою Церковью, хотя-бъ съ раскаяньемъ передъ кончиной,-- тому внѣ сихъ высотъ надлежитъ оставаться,--
   47. "За каждую годину, сколько онъ коснѣлъ въ своемъ упорствѣ -- такихъ-же тридцать сроковъ, если эта кара -- умалена не будетъ силою молитвъ достойныхъ.
   48. "Уразумѣй-же, сколь меня ты въ силахъ ублажить,-- открывъ Констанціи моей добросердечной -- и мѣсто, гдѣ меня обрѣлъ, равно и срокъ сей долгій.-- Ускорить многое здѣсь могутъ пребывающіе долу".
   

Пѣснь четвертая.

   Души, бесѣдовавшія съ поэтомъ въ предъидущей пѣсни, хотя сами и не подготовлены еще къ немедленному вступленію на путь очистительныхъ страданій, но уже знаютъ этотъ путь и вскорѣ указываютъ его странникамъ въ видѣ тѣсной разсѣлины утеса, едва достаточной дли прохода одному человѣку,-- "узота точію человѣка вмѣстище". По сознанію Данта, только одно добровольное стремленіе можетъ заставить человѣка вступить на столь неудобный и трудный путь. Но и самые начальные подвиги самоисправленіи, какъ ни тяжелы они, достиженіе хотя-бы только перваго ближайшаго уступа на крутизнѣ,-- уже приноситъ труждающейся душѣ успокоительное утѣшеніе, даетъ ей возможность сознать свое преуспѣяніе и укрѣпиться для новыхъ усилій. Вмѣстѣ съ тѣмъ Вергилій внушаетъ Данту необходимость дальнѣйшаго неуклоннаго движенія впередъ, въ чаяніи появленія болѣе мудраго руководителя, могущаго разрѣшать всѣ возникающія затрудненія, т. е. въ увѣренности, что теперешнія вѣроятныя гаданія одного разума должны вскорѣ замѣниться въ немъ несомнѣннымъ руководствомъ твердой вѣры. Обѣщаніе подкрѣпляется объясненіемъ, что, по устройству горы, путь, столь мало доступный при началѣ ея, становится, по мѣрѣ восхожденія, постепенно отложе и удобнѣе, такъ что, наконецъ, самое движеніе вверхъ должно представиться человѣку какъ-бы спокойнымъ плаваніемъ по теченію воды. Въ смыслѣ нравственнаго совершенствованія, становящагося тогда внутреннею потребностью души, путь ея, собственно говоря, бу детъ уже оконченъ, цѣль достигнута. Но при такихъ условіяхъ подобное непрерывное движеніе впередъ доступно только избраннымъ, какимъ былъ Дантъ. Характеры-же болѣе слабые слишкомъ часто испытываютъ упадокъ силъ и, даже вступивъ на путь искупленія грѣховъ, могутъ допускать власть надъ собою нерадѣнію и колебаніямъ. На первомъ кольцеобразномъ выступѣ, объемлющемъ Гору Очищенія, поэты находятъ третій сонмъ душъ, отшедшихъ изъ земной жизни въ мирѣ съ церковью, но отлагавшихъ полное раскаяніе, по слабости воли и небреженію, до послѣднихъ минутъ своихъ. Души эти допущены уже на путь, ведущій прямо къ вратамъ Чистилища, но, подобно предъидущимъ, лишены свободы -- вступить въ нихъ, также на опредѣленный, хотя и болѣе краткій срокъ. Не отрѣшившіяся еще отъ своего главнаго порока -- нерадивости, онѣ и въ такой близости къ главной цѣли -- пребыванія въ Чистилищѣ, подвергаются опасности ослабѣвать въ нравственныхъ стремленіяхъ, возлагая все упованіе на однѣ молитвы оставшихся на землѣ своихъ близкихъ, -- опора дѣйственная, но не всегда надежная, потому что небо пріемлетъ только молитвы, исходящія изъ сердецъ, которыя сами освящены уже благодатію. При отсутствіи этого качества надежда слабовольной души можетъ не оправдаться. Но энергическая натура Данта, несмотря на все его участіе ко встрѣченнымъ тѣнямъ, не допускаетъ подобнаго недостатка самодѣятельности, и онъ невольно улыбается при видѣ безсильно опустившагося призрака друга его Беллакуа,-- первая улыбка, озаряющая его лицо по выходѣ изъ Ада, но улыбка еще не радости, а скорѣе снисходительнаго сожалѣнія.

-----

   1. Когда восторгомъ или горемъ,-- одну изъ нашихъ силъ заполонившимъ,-- душа сосредоточена вся въ оной силѣ,--
   2. Въ тотъ часъ другимъ способностямъ своимъ она какъ-бы не внемлетъ,-- чѣмъ обличается то ложное ученье,-- что возжены одна душа въ насъ надъ другою {Послѣдователи Платона допускала существованіе въ человѣкѣ трехъ самостоятельныхъ душъ -- растительной, вмѣстилище которой предполагалось въ печени, чувствующей -- въ сердцѣ и мыслящей, пребывающей выше прочихъ -- въ мозгу.};
   3. Такъ, если мы чему внимаемъ или нѣчто зримъ,-- что Душу увлеченную обдержитъ властью,-- то время той порой бѣжитъ, а человѣкъ сего не замѣчаетъ.
   4. Ибо за временемъ слѣдить должна бъ одна способность,-- душою-же вполнѣ другая завладѣла:-- сея какъ будто въ узахъ, та же на свободѣ.
   5. Сіе по истинѣ и я извѣдалъ,-- внимая духу этому и удивляясь,-- межъ тѣмъ, какъ солнце пятьдесятъ успѣло степеней,
   6. Мной не усмотрѣнныхъ, протечь, пока -- мы къ мѣсту прибыли, гдѣ души намъ единогласно -- воскликнули: "Здѣсь то, о чемъ вы насъ пытали".
   7. Нерѣдко селянинъ, въ тѣ дни, какъ грозды созрѣваютъ,-- однимъ захватомъ тернія на вилы -- замкнетъ отверстіе на много шире,
   8. Чѣмъ путь, въ который мы вступили,-- мой Вождь и я за нимъ, но ужъ одни,-- когда разстались съ нами вереницы тѣней.
   9. Достигнуть до Санлео и спуститься въ Ноли,-- равно войти на темя Бисмантивы исполнимо выну-и пѣшеходу; здѣсьже возлетать-бы человѣку надлежало,--
   10. Взлетать, я мню, на быстрыхъ крыльяхъ, оперенныхъ -- желаніемъ великимъ вслѣдъ тому,-- кто и надежду мнѣ внушалъ, и предсвѣтилъ передо мною.
   11. Такъ поднимались мы въ разселинѣ утеса,-- тѣснимые съ боковъ ея стѣнами,-- со тщаньемъ упираяся ногами и руками въ землю;
   12. Когда-жъ вступили мы, на самомъ гребнѣ -- отвѣсной крутизны на край ея открытый,-- "Учитель мой", я вопросилъ, "куда-же путь возьмемъ мы"?
   13. А онъ въ отвѣтъ: "Ни шагу одного не дѣлай всуе;-- стремись единственно за мною слѣдомъ въ высь,-- пока не срѣтитъ насъ путеводитель вѣщій".
   14. Но верхъ горы былъ такъ высокъ, что отъ очей скрывался,-- а стороны ея спадали много круче,-- чѣмъ на квадрантѣ линія отъ половины къ центру {Круче уклона въ 45о.},
   15. И я взмолился, изнуренный:-- "О мой отецъ сладчайшій, обратись и призри: -- отстану я одинъ, когда ты не помедлишь".
   16. "О сынъ мой", онъ прервалъ, "потщись туда подняться",-- и указалъ перстомъ немного выше мнѣ уступъ, -- кольцомъ оттоль всю гору обходившій.
   17. И нудимый его рѣчами,-- я силы всѣ напрягъ, за нимъ подъемлясь,-- поколѣ не вознесъ стопы свои на горный поясъ.
   18. А тамъ, расположася, оба сѣли -- лицомъ мы на востокъ, отколѣ путь свой начинали,-- куда бываетъ столь отрадно оглянуться {Конусообразная гора окружена семью, одинъ надъ другимъ возвышающимися, поясами по числу основныхъ грѣховъ, и на темени своемъ вѣнчается земнымъ Раемъ. Но выступъ, достигнутый поэтами, въ настоящей пѣсни, находятся еще внѣ вратъ, за которыми начинаются искупительныя страданія душъ, и къ которымъ Дантъ подходитъ только въ IX пѣсни.}.
   19. Я взоры обратилъ сперва на взморье долу,-- затѣмъ возвелъ на солнце ихъ и диву дался, замѣчая,-- что въ насъ оно ошую ударяетъ.
   20. Но быстро мыслію пѣвецъ проникнулъ,-- какъ я смутился тѣмъ, что колесница солнца -- катилась между нами и Бореемъ,
   21. И началъ объяснять: "Когда-бъ Касторъ и Поллуксъ нынѣ -- съ зерцаломъ симъ, что долу и горѣ -- свой разсѣваетъ свѣтъ, въ соединеньи были,--
   22. "Ты созерцать-бы могъ, какъ Зодіака кругъ зубчатый {Въ подлинникѣ приданъ зодіаку эпитетъ -- "rubecchio", слово, которое можетъ быть переведено и -- красный, пламенный, но употребляется въ тосканскомъ нарѣчіи и какъ существительное для обозначенія мельничнаго колеса, Въ виду весьма часто встрѣчающагося у Данта сравненія движенія небесныхъ круговъ съ вращеніемъ колеса, переводчикъ предпочелъ послѣднее, толкованіе.} вращается, приближенный къ Медвѣдицамъ еще тѣснѣе,-- коль только не сошелъ съ исконнаго пути онъ.
   23. "А буде-же уразумѣть желаешь, какъ сіе возможно,-- то, углубясь въ себя, представь Сіонъ -- такъ съ сей горою помѣщенными поверхъ земли,--
   24. "Что небосклонъ одинъ у нихъ обоихъ,-- но въ разныхъ полушаріяхъ; и ты постигнешь,-- когда твой разумъ мыслитъ ясно,--
   25. "Что путь, на коемъ фаэтонъ управить колесницу не осилилъ,-- идетъ какъ подобаетъ, мимо высоты сіонской -- со стороны одной, а мимо сей горы по сторону иную".
   26. "Учитель", я сказалъ ему, "воистину доселѣ -- не разумѣлъ такъ ясно я, какъ прозрѣваю нынѣ,-- тамъ, гдѣ мой умъ, казалось, былъ безсиленъ,
   27. "Что средній кругъ небеснаго движенья, -- въ наукѣ именуемый экваторъ -- и неизмѣнно остающійся между зимой и солнцемъ {На сѣверномъ полушаріи восходящее солнце представляется по правую руку зрителя, обращеннаго лицомъ къ математическому востоку. Привыкшій къ такому явленію Дантъ впалъ въ изумленіе, увидавъ, что на южномъ полушаріи (мѣстонахожденіи Чистилища) солнце поднимается отъ него налѣво, между нимъ и Бореемъ, т. е. Сѣверомъ. Вергилій-же объясняетъ, что въ маѣ мѣсяцѣ, когда солнце восходитъ въ знакѣ близнецовъ (Касторъ и Поллуксъ), оно, какъ съ нимъ и весь кругъ Зодіака, представлялись-бы находящимися еще ближе къ сѣверному полюсу (къ созвѣздіямъ Б. и М. Медвѣдицъ) и что это кажущееся перемѣщеніе вполнѣ понятно, если сообразить, что, находясь на Горѣ Чистилища, зрители имѣютъ весь годовой путь солнца, всю эклиптику, на которой погибъ фаэтонъ, налѣво отъ себя, тогда какъ отъ жителей Іерусалима и вообще отъ обитателей сѣвернаго полушарія эклиптика остается направо, такъ какъ оба указанные пункта стоятъ внѣ поворотныхъ круговъ. Дантъ въ своемъ дальнѣйшемъ отвѣтѣ то-же объясненіе примѣняетъ къ линіи экватора, указывая еще, что при появленіи зимы на одномъ изъ полушарій, солнце всегда находится на другомъ, т. е. по другую сторону экватора. Всѣ подобныя, причудливыя по своей точности и описательной подробности, опредѣленія, постоянно встрѣчающіяся въ Б. К., придаютъ изложенію ея необыкновенную образность. "Зерцаломъ" называется солнце потому, что по ученію Данта, оно, какъ зеркало, воспринимаетъ свой свѣтъ непосредственно отъ таинственнаго свѣта лица Божія.},
   28. "По указуемой тобой причинѣ уклоняется отселѣ -- на сѣверъ столько-же, насколько іудеямъ -- являлся отклоненнымъ къ жаркимъ странамъ.
   29. "Но ежели благоволишь, узнать мнѣ было-бы отрадно,-- далече-ль намъ еще идти, зане вершина горная простерлась -- такъ высоко, что досягнуть очами не могу я".
   30. А онъ мнѣ: "Такова сія гора,-- что выну тягостно по ней пути начало,-- но чѣмъ восходитъ выше человѣкъ, тѣмъ менѣ тягость ощущаетъ.
   31. "Когда-жъ ее почувствуешь ты столь пологой,-- что подниматься въ высь спокойно такъ-же станешь,-- какъ въ челнокѣ бы внизъ спускался по теченью водъ,--
   32. "Въ ту пору ты предѣла странствія достигнешь;-- тамъ обрѣтешь ты отъ трудовъ успокоенье.-- Сказать я болѣ не умѣю; сіе-же мнѣ воистину открыто".
   33. Но рѣчь свою едва онъ завершилъ,-- какъ близу насъ раздался голосъ: "Ну, быть можетъ,-- ты будешь вынужденъ и сидя обождать сначала".
   34. На звукъ его мы вмѣстѣ обратились -- и усмотрѣли въ лѣвой сторонѣ великій камень,-- котораго ни я, ни онъ сперва не замѣчали.
   35. Мы повлеклись къ нему; а тамъ стояло призраковъ собранье,-- въ тѣни за камнемъ укрываясь,-- подобно, какъ порою, прислонясь, стоитъ лѣнивецъ праздный.
   36. И между нихъ одинъ, какъ словно отъ трудовъ усталый,-- сидѣлъ, обнявъ свои колѣна -- и низко между ними скрывъ свое лицо {Беллакуа,-- близкій Данту Флорентійскій инструментальный мастеръ и самъ хорошій музыкантъ, получилъ, между прочимъ, извѣстность по своей крайней апатичности и недѣятельности.}.
   37. "О благосердный господинъ", воскликнулъ я, "воззри -- ты на сего: онъ видъ имѣетъ болѣ нерадивый,-- чѣмъ если-бъ лѣнь сама была ему родной сестрою".
   38. Но духъ прислушался, немного повратилъ на насъ лицо, чуть приподнявъ его надъ лядвеями,-- и вымолвилъ: "Ты самъ и поспѣшай на высоту, когда толикимъ рвеніемъ исполненъ".
   39. Тогда я распозналъ, кто это былъ; усталость,-- еще стѣснявшая слегка мое дыханье,-- не затруднила все-жъ меня къ нему приблизиться; когда-же
   40. Я сталъ бокъ-о-бокъ съ нимъ,-- онъ, голову еще чуть-чуть повысивъ,-- спросилъ: "Ну что-жъ: уразумѣлъ-ли ты, какъ можетъ солнце -- по лѣвое плечо свою катить надъ вами колесницу?"
   41. Движенья косныя его, его отрывистая рѣчь -- въ улыбку бѣглую уста мои сложили;-- напослѣди-же я сказалъ: "Скорбѣть, Беллакуа, уже не буду
   42. "Днесь о тебѣ я; но повѣдай мнѣ, почто-же сидя,-- ты медлишь здѣсь? Проводника-ль ты выжидаешь -- или привычки прежнія тебя вновь обуяли?"
   43. А онъ: "Что пользы, братъ, стремиться на вершину,-- когда меня до искуса мученій не допуститъ Господень Ангелъ, возсѣдающій у горнихъ вратъ".
   44. "Первѣе надлежитъ, чтобъ небо столько-же вращеній -- внѣ оныхъ вратъ вокругъ меня свершило, сколько и при жизни,-- зане до своего конца я отлагалъ благія воздыханія.
   45. "Лишь развѣ ранѣе на помощь мнѣ прійдетъ молитва, вознесенная живущимъ въ благодати сердцемъ. Мольбы иныя не въ потребу: имъ на небесахъ не внемлютъ".
   46. Но впереди меня пѣвецъ ужъ началъ подниматься въ гору -- и призывалъ: "Ускори днесь; уже, гляди, коснулось меридіана солнце; на краю-же пятою на Марокко наступила ночь {По географическимъ понятіямъ Данта и его современниковъ, разстояніе Марокко отъ Іерусалима предполагалось въ 90о, слѣд., находясь какъ-бы на краю іерусалимскаго горизонта, Марокко должно было стоять въ такомъ-же отношеніи и къ горѣ Чистилища, а когда надъ послѣднимъ наступалъ полдень, въ Марокко начинается ночь.}.
   

Пѣснь пятая.

   Вступая на путь самоисправленія, дабы содѣлаться въ странствіи своемъ достойнымъ допущенія въ горнія обители, Дантъ съ каждымъ шагомъ внимательнѣе углубляется въ себя и открываетъ новыя слабости. Неодобрительно взглянувъ на слабость воли, высказанную Беллакуа, онъ тѣмъ впадаетъ самъ въ проступокъ тщеславія и вслѣдъ за симъ обнаруживаетъ излишнюю щекотливость къ сужденіямъ постороннихъ (естественное послѣдствіе тщеславія), чѣмъ и навлекаетъ на себя упреки собственнаго разума. Въ дѣлѣ спасенія всѣ движенія души должны быть сосредоточены на стремленіи къ предстоящей впереди небесной цѣли. Излишняя-же отзывчивость къ жизненнымъ впечатлѣніямъ отдаляетъ человѣка отъ этой цѣли. По слову апостола: "Мнѣ не велико есть, да отъ васъ истяжуся, или отъ человѣческаго суда... востязуяй-же мя Господь есть". (I Кор. IV, 3 и 4), равнодушное спокойствіе предъ недоброжелательнымъ осужденіемъ со стороны окружающихъ и неуклонная твердость среди гоненій вполнѣ согласимы съ истиннымъ смиреніемъ, когда проистекаютъ изъ покорности волѣ Божіей, посылающей человѣку тѣ или другія испытанія. Сознаніе справедливости упрековъ Вергилія заставляетъ Данта покраснѣть, чѣмъ, по его замѣчанію, пріобрѣтается и прощеніе проступка въ тѣхъ случаяхъ, когда стыдъ служитъ выраженіемъ дѣйствительнаго раскаянія. Души четвертаго, встрѣченнаго поэтами, сонма принадлежатъ грѣшникамъ, лишеннымъ внѣшнимъ насиліемъ возможности своевременнаго исправленія на землѣ, но тѣмъ не менѣе искреннимъ раскаяніемъ, въ минуту смерти, искупившимъ себѣ право на вступленіе въ Чистилище. Въ бесѣдѣ съ двумя изъ нихъ, и въ особенности въ разсказѣ Вуонконте о спорѣ за его душу духа тьмы съ ангеломъ, получаетъ дальнѣйшее разъясненіе постоянно тревожившій Данта вопросъ о свободѣ вѣрующаго христіанина непосредственно обращаться къ Божіему человѣколюбію и милосердію независимо отъ его обязанностей передъ земной Церковью. Въ связи съ этими бесѣдами признаніе со стороны самого язычника Вергилія (стр. 12) искупительной силы христіанской молитвы объ умершихъ составляетъ переходъ къ слѣдующей пѣсни.

-----

   1. Уже отъ тѣней сихъ я отошелъ -- и по пятамъ Вождя сталъ удаляться,-- какъ позади меня, и указуя перстомъ,
   2. Одна воскликнула: "Гляди, какъ будто лучъ не свѣтитъ -- ошую восходящаго позади, -- и самъ идетъ онъ точно какъ живой".
   3. На звукъ сихъ словъ я взоры обратилъ назадъ -- и увидалъ, какъ тѣни, изумленныя, вперили взгляды -- всѣ на меня, и мною заслоненный свѣтъ.
   4. "О чемъ печется столь душа твоя,-- Наставникъ вопросилъ, "что и стремленіе свое ты укосняешь?-- И что тебя такъ шопотъ ихъ тревожитъ?
   5. "Гряди за мной, судить предоставляя людямъ;-- неколебимъ какъ башня будь, что верха своего -- не клонитъ никогда, какъ ни ярятся вѣтры".
   6. "Тотъ мужъ, въ комъ бьетъ клюнемъ за мыслью -- другая мысль, лишь отдаляется отъ цѣли, -- зане порывы новые въ немъ ослабляютъ силу прежнихъ".
   7. Что могъ я возразить, окромѣ: "Я иду!" -- Такой отвѣтъ и далъ я, отъ стыда краснѣя,-- за что виновный иногда становится прощенія достойнымъ.
   8. А той порою по угору, чрезъ дорогу,-- не вдалекѣ предъ нами, протекали тѣни,-- стихъ за стихомъ: "Помилуй мя, Боже", воспѣвая.
   9. Но только что завидѣли онѣ, что тѣло -- мое лучамъ проходу не давало, -- ихъ пѣніе закончилось протяжнымъ хриплымъ: "О"! {"... протяжнымъ, хриплымъ: О!" вслѣдствіе затруднительности быстраго перехода голоса отъ свободнаго пѣнія къ невольному восклицанію. Подобныя мелкія, но поразительныя по своей реальности черты, въ изобиліи разсѣянныя въ "Б. К", составляютъ въ ней достоинство не меньшее, чѣмъ и болѣе крупныя красоты. Къ сожалѣнію, въ переводѣ (и, можетъ быть, даже во всякомъ) онѣ неизбѣжно утрачиваютъ въ значительной долѣ свою художественную пластичность.}
   10. И, на подобіе пословъ, изъ нихъ двѣ тѣни -- къ намъ поспѣшивъ во срѣтенье, насъ вопросили: "Въ какомъ вы состояньи, вразумите насъ?"
   11. А мой наставникъ рекъ: "Грядите вспять -- и можете повѣдать васъ пославшимъ, -- что тѣло моего спутника воистину есть плоть живая".
   12. "И буде, тѣнь его узрѣвъ, они остановились, -- какъ мнится мнѣ, то мой отвѣтъ довлѣетъ;-- но да почтутъ они его, зане имъ можетъ стать онъ очень дорогъ" {".... очень дорогъ", потому что по возвращеніи на землю будетъ побуждать ихъ ближнихъ къ молитвамъ о сокращеніи времени назначеннаго имъ въ Чистилищѣ искуса.}.
   13. Я не видалъ когда-бъ воспламененный паръ быстрѣе -- въ началѣ ночи разсѣкалъ лазурь,-- иль тучи въ августѣ, по солнечномъ закатѣ {Явленіе падающихъ звѣздъ (весьма изобильныхъ, между прочимъ, въ августѣ) объяснялось воспламененіемъ земныхъ испареній въ верхнихъ слояхъ воздуха.},
   14. Чѣмъ на гору взнеслись обратно эти двое -- и, тамъ соединясь съ другими, обратились снова къ намъ,-- какъ конниковъ отрядъ, несущійся, спустя поводья.
   15. "Велико множество сихъ душъ, бѣгущихъ къ намъ,-- и всѣ спѣшатъ", предупредилъ Пѣвецъ, "къ тебѣ съ мольбою;-- но ты или впередъ и, шествуя, имъ внемли".
   16. О, ты душа, грядущая къ блаженству -- во обладаніи всѣмъ тѣломъ, съ коимъ рождена",-- взывали подходящіе, "свое стремленіе на малый срокъ замедли".
   17. "Воззри, кого изъ насъ ты не видала-ли допрежде,-- да нынѣ вѣсть о немъ снесешь объонполъ -- но, ахъ, почто спѣшишь? Увы, повременить зачѣмъ не хочешь?
   18. "Мы въ оны дни погибли всѣ насильственной кончиной;-- и во грѣхахъ по смертный часъ всѣ погрязали;-- но въ оный мигъ насъ образумилъ свѣтъ небесный,
   19. "И мы, прощеніе врагамъ даруя, съ покаяньемъ -- отъ жизни отрѣшились въ мирѣ съ Богомъ -- и ожиданіемъ узрѣть его томимся нынѣ".
   20. А я въ отвѣтъ: "Какъ въ лики ваши ни взираюсь,-- я ни единаго не узнаю; но коль желаемое вами -- я въ силахъ совершить, рожденные на благо духи,--
   21. "Повѣдайте, и все исполню я, покоя ради,-- его жъ взыскуя, по слѣдамъ путевождя такого -- мнѣ преходить изъ міра въ міръ надлежитъ".
   22. Изъ нихъ-же началъ такъ одинъ: "Мы уповаемъ -- на заступленіе твое и безъ заклятій,-- лишь-бы готовности твоей не возбранила невозможность".
   23. "Затѣмъ и я, поднявшій голосъ ранѣе другихъ,-- молю тебя, внегда страну увидишь, -- лежащую между Романьей и страною Карла, {На ряду съ первостепенными историческими личностями, въ "Б. К." выводится множество болѣе мелкихъ дѣятелей, не достигшихъ особаго значенія въ общей исторіи, но болѣе или менѣе игравшихъ видныя для современниковъ роли въ безконечной борьбѣ итальянскихъ мѣстныхъ партій. Легко понять, какое впечатлѣніе поэтическій и нерѣдко крайне суровый судъ Данта, мало уже понятный въ наше время, долженъ былъ производить на современныхъ поэту читателей, во многихъ случаяхъ, разнообразными отношеніями связанныхъ съ выводимыми имъ лицами и въ то еще время, когда кровавая борьба партій продолжила кипѣть во всей своей силѣ. Тѣнь, говорящая въ 22--28 строфахъ, принадлежитъ уроженцу города Фано -- Іакову Дель-Кассеро, занимавшему важный постъ подесты Полоніи и приглашенному въ такомъ-же санѣ въ Миланъ. На пути въ послѣдній городъ изъ Венеціи онъ былъ настигнутъ наемными убійцами, подосланными его врагомъ, маркизомъ Есте, и раненый попалъ въ лагуны, гдѣ и утонулъ. Округъ Падуи, гдѣ погибъ Дель-Кассеро, названъ областью Антеноридовъ, или, по преданію, которое приписывало основаніе Падуи Антенору, сыну троянскаго царя Пріама, или потому, что Дантъ считаетъ Антенора (несогласно, впрочемъ, съ Гомеромъ) измѣнникомъ, предавшимъ Трою, и равно подозрѣваетъ падуанцевъ въ предательскомъ участіи въ смерти Дель-Кассеро.}
   24. "Ущедри ты меня ходатайствомъ твоимъ:-- да молятся усердно въ Фано -- объ очищеніи грѣховъ моихъ великихъ.
   25. "Мой родъ оттолѣ; но глубокія тѣ раны,-- чрезъ кои излилася кровь, мое вмѣстилище земное, {"Душа всякія плоти кровь его есть" (Кн. Лев. XVII, 11, 14).} -- нанесены мнѣ въ области Антекоридовъ были,
   26. "Гдѣ я вполнѣ быть безопаснымъ чаялъ; свершилося сіе по наущенью Аццо д'Есте, злобой на меня -- пылавшаго сильнѣйшею,-- чѣмъ правда дозволяла-бъ.
   27. "Но если-бы я къ Мирѣ свой побѣгъ направилъ -- отъ Оріако, гдѣ они меня настигли -- я и до днесь въ краю дыханья пребывалъ-бы;
   28. "Къ лагунѣ жъ поспѣшивъ, я, тиной и осокой -- тамъ препинаемый, упалъ и видѣлъ самъ,-- какъ озеро кровавое изъ жилъ моихъ на землю натекало".
   29. За нимъ другой отверзъ уста {Слѣдующій далѣе великолѣпный разсказъ о спорѣ духа тьмы съ ангеломъ ведется отъ имени графа Буонконте Монтефельтрскаго (отецъ котораго, гр. Гвидо, помѣщенъ Дантомъ въ Аду). Буонконте погибъ, предводительствуя войсками флорентійскихъ гибеллиновъ, разбитыхъ на голову въ сраженіи въ долинѣ Кампальдино, и трупъ его не былъ разысканъ. Замѣчательно, что въ этомъ сраженіи участвовалъ и самъ двадцати четырехлѣтній Дантъ, тогда еще принадлежавшій къ выигравшей битву партіи гвельфовъ. Обращенная къ Данту просьба души Буонконте о принятіи въ немъ участія вызывается тѣмъ, что на землѣ ни жена его, Джіованна, и никто изъ близкихъ не молятся за него, но строфы 34 и 36 подтверждаютъ, что при предстательствѣ Дѣвы Маріи въ глазахъ милосерднаго небеснаго Судіи достаточно одной искренней горячей слезы грѣшника для омовенія совершенныхъ имъ прегрѣшеній.}: "Внегда желанье совершится,-- что на вѣнецъ горы тебя возноситъ, -- участьемъ сострадательнымъ и моему ты помоги желанью.
   30. "Изъ Монтефельтро я, я Буонконте;-- не порадѣютъ обо мнѣ ни Джіовавна и никто изъ близкихъ;-- затѣмъ я и влачуся въ сей толпѣ съ челомъ поникшимъ".
   31. А я ему вопросъ: "Какая-жъ сила иль случайность -- изъ Кампальдино увлекла тебя въ такую даль,-- что холмъ могильный твой доселѣ не разъисканъ?"
   32. "Ахъ", продолжалъ онъ, "входъ въ долину Казентины -- пересѣченъ потокомъ, по названью Аркіано;-- верховье же его за Скитомъ въ Апеннинахъ";
   33. "Туда, гдѣ сей потокъ особое названіе теряетъ {Т. е. къ устью Аркіано. Впадая въ Арво, потовъ прививаетъ общее съ нимъ названіе, а свое отдѣльное утрачиваетъ.}, я добѣжалъ съ гортанью прободенной,-- спасаясь безъ коня и землю кровью заливая";
   34. "Но тамъ утратилъ свѣтъ очей и голосъ -- порвался мой, Парію призывавшій,-- тамъ я упалъ, и тѣло бренное мое одно осталось".
   35. "Тебѣ я правду возвѣщаю, а ты ее вѣщай между живыми:-- Господень Ангелъ воспріялъ меня, но ангелъ ада -- взвопилъ: "Эге! посолъ небесный, что-жъ меня-то обдѣляешь?"
   36. "Иль возноси уже съ собой, что въ немъ безсмертно было -- слезы ничтожной, у меня сіе исторгшей, ради;-- я-жъ съ остальнымъ иную учиню расправу".
   37. "Ты вѣдаешь, какъ въ воздухѣ густѣетъ -- тотъ влажный паръ, что низвергается водой обратно,-- какъ скоро воспаритъ туда, гдѣ хладъ его остудитъ".
   38. "Такъ Воля Злобная, готовая на злое выну,-- въ союзѣ съ разумомъ и силой, ей по естеству присущей,-- воздвигла въ пору ту и мглу и бурю";
   39. "Сіи-жъ долину всю, какъ только день погасъ, -- отъ Пратоманы до великаго хребта покрыли -- туманомъ, столь отяготившимъ поднебесье",
   40. "Что воздухъ насыщенный претворился въ воду,-- и ливень палъ, и хлынули ручьями -- землей непоглощенные воды избытки".
   41. "Ручьи слились въ широкіе потоки -- и понеслись въ державный Арно -- стремительно, ничѣмъ неудержимы".
   42. "И съ ними Аркіано, разливаясь,-- на устьѣ завладѣлъ моимъ остывшимъ трупомъ, -- и въ Арно сбилъ его, и врозь размылъ на персяхъ руки",
   43. "Крестомъ сложенныя въ бореніи конечномъ мною;-- металъ и билъ меня то въ омуты, то о брега,-- опуталъ напослѣдъ и навсегда покрылъ своимъ наносомъ".
   44. "Когда на бѣлый свѣтъ ты низойдешь обратно -- и послѣ долгихъ странствій опочіешь",-- такъ молвилъ третій духъ вслѣдъ за вторымъ,--
   45. "Попомни обо мнѣ: я Пія;-- въ Сіенѣ я вступила въ жизнь, но извела меня Маремма,-- и вѣдаетъ о семъ, кто мнѣ, другому ранѣ обрученной,
   "Свое вѣнчальное надѣлъ кольцо" {Обстоятельства кончины и самая жизнь Піи Толонеи мало выяснены. Большая часть изслѣдователей принимаютъ, что она была умерщвлена вторымъ мужемъ своимъ въ замкѣ, лежавшемъ среди болотъ Мареммы. Подробности убійства остались, вѣроятно, неизвѣстными, на что отчасти и намекаютъ стихи второй и третьей стр. 45. Кромѣ того, неясное впрочемъ и въ подлинникѣ, противопоставленіе обрученія съ вѣнчаніемъ можно понимать, какъ указаніе и на насильственность брака. Какъ бы то ни было, но мимолетное появленіе этого плѣнительно печальнаго женскаго образа съ его полувысказанными жалобами вслѣдъ за мрачными и пространными эпизодами Буонконте и Дель-Кассеро производитъ въ подлинникѣ необыкновенно поэтическое впечатлѣніе.}.
   

Пѣснь шестая.

   Неуставное моленіе томящихся въ Чистилищѣ душъ о вознесеніи за нихъ молитвъ на землѣ и высказанное въ предъидущей пѣсни Вергиліемъ (стр. 12) убѣжденіе въ силѣ сихъ молитвъ привели Данта въ недоумѣвіе. Тѣмъ же самымъ Вергиліемъ, представителемъ для среднихъ вѣковъ всей мудрости древняго міра, было еще прежде высказано (Энеида VI, 376) противоположное убѣжденіе въ неизмѣняемости суровыхъ приговоровъ божества. Давтъ, пораженный съ одной стороны окружающею его дѣйствительностью, а съ другой -- привыкшій полагаться на силу человѣческаго разума, не можетъ согласить противорѣчія. Но Вергилій, умудренный уже загробною жизнію, Вергилій Божественной Комедіи, устраняетъ сомнѣніе своего ученика указаніемъ на великое различіе между участью язычниковъ, не озаренныхъ истинною вѣрою и потому далекихъ отъ Бога даже въ своихъ молитвахъ, и удѣломъ тѣхъ, кому въ законѣ любви къ ближнему открытъ новый путь къ милосердію всепрощающаго Бога. Тайна же согласованія этого различія съ неисчерпаемымъ милосердіемъ Божіимъ ко всему роду человѣческому, слѣдовательно и къ язычникамъ, можетъ быть вполнѣ постигнута -- уже не разумомъ, а только при непосредственномъ свѣтѣ откровенія, и Вергилій предрекаетъ Данту предстоящее нисшествіе къ нему Веатриче, какъ олицетворенія высшаго христіанскаго богословія. Въ мистическомъ совмѣщеніи въ образѣ Беатриче и христіанской мудрости и созданнаго земной любовію идеала женщины, Дантъ умоляетъ Вергилія поспѣшать, дабы ускорить желаемую встрѣчу. Но мудрецъ умѣряетъ его порывы напоминаніемъ, что уразумѣніе всей глубивы христіанскаго ученія не можетъ быть достигаемо немедленно: "царствіе Божіе нудится".-- Происходящая вслѣдъ затѣмъ радушная встрѣча Вергилія (уже не какъ олицетворенія разума, а въ значеніи первенствующаго писателя) съ тѣнью его одноземца Сорделло даетъ Данту поводъ къ продолжительному отступленію отъ разсказа, замѣняемаго во второй половинѣ настоящей пѣсни грознымъ обличеніемъ, обращеннымъ къ погибающей Италіи и виновникамъ ея упадка -- императору германскому и римскому духовенству.
   Подобное соединеніе въ одномъ, первоклассномъ по внѣшней художественности, поэтическомъ произведеніи разнообразнѣйшихъ эпизодовъ и разсужденій изъ области богословія, нравственнаго ученія, исторіи и политики составляетъ отличительный характеръ и неотразимо увлекательную силу всеобъемлющей поэмы Данта.

-----

   1. Когда кончается игра въ три кости {Въ подлинникѣ: il giuoco della zara,-- по объясненіямъ комментаторовъ сильно во времена Данта распространенная въ народѣ и допускавшая большія злоупотребленія игра въ три кости.} -- на мѣстѣ про игравшій съ горемъ остается,-- пытаетъ ходы вновь и промахи свои, кручинясь, изучаетъ.
   2. А зрители уходятъ за счастливцемъ:-- кто забѣжитъ впередъ, кто догоняетъ сзади,-- кто поспѣшая рядомъ, о себѣ напоминаетъ.
   3. Но онъ идетъ, не укосняя; и сему и оному внимаетъ;-- кому-жъ протянетъ руку, тотъ уже не докучаетъ болѣ;-- и такъ обороняетъ онъ себя отъ многолюдства.
   4. Такъ подвигался я среди тѣснящихся тѣней,-- лицо направо и налѣво обращая -- и обѣщаньями изъ ихъ толпы высвобождаясь.
   5. Тамъ былъ межъ ними Аретинецъ, павшій -- отъ буйныхъ рукъ Гино ди Такко {Сохранившіяся въ современныхъ хроникахъ болѣе или менѣе достовѣрныя свѣдѣнія о лицахъ, упоминаемыхъ въ 5--8 строфахъ, представляютъ множество любопытныхъ подробностей изъ средневѣковой общественной и частной жизни въ Италіи. Безъ знакомства со строемъ этой жизни чтеніе Данта остается во многомъ непонятнымъ. Но изложеніе частностей не входитъ въ планъ настоящаго изданія, ограниченнаго нѣсколькими пѣснями Чистилища. Сообщается самое необходимое: "Аретинецъ" есть знаменитый законовѣдъ Бенинкаса изъ Ареццо. Состоя замѣстителемъ подесты сіенскаго, онъ осудилъ на смертную казнь двоихъ гражданъ Сіены -- представителей дома Такко де Пекораи, но промышлявшихъ открытымъ разбоемъ. Сынъ одного изъ казненныхъ, "буйный Гино", хотя находился въ открытой войнѣ съ папскою администраціей, рѣшился среди дня ворваться въ Римъ во главѣ отряда всадниковъ и закололъ Бенинкасу, засѣдавшаго въ судѣ въ Капитоліи.};-- былъ также тотъ, что смерть въ воинахъ обрѣлъ, погони убѣгая {Гуччіо Тарлати изъ Ареццо, принадлежавшій къ партіи Гибелиновъ и утонувшій въ Арно, убѣгая съ поля Кампельдинской битвы (п. V, пр. 6).};
   6. Тамъ, простирая руки, умоляли -- меня Федёриго-Новелло и Пизанецъ, -- такую силу вызвавшій въ незлобивомъ Марцукко {Федёриго Новелло, сынъ графа Гвидо Новелло (который также упоминается въ Божественной Комедіи), былъ убитъ однимъ изъ враговъ ихъ дома, но при обстоятельствахъ мало извѣстныхъ.-- За то со смертію же Фаринаты делла Скоринджіа (названнаго въ этой строфѣ "Пизанцемъ") связано трогательное преданіе: Фарината палъ отъ руки наемныхъ убійцъ, подосланныхъ, по увѣренію Боккаччіо, графомъ Уголино, героемъ знаменитаго эпизода въ XXXIII пѣсни Ада, гдѣ разсказывается страшная смерть его съ сыновьями въ башнѣ голода; отецъ убитаго Фаринаты, Марцукко, незадолго передъ тѣмъ вступившій въ монашескій орденъ миноринговъ, проявилъ при этомъ случаѣ поразительную христіанскую кротость: не думая объ отмщеніи убійцамъ сына, чего требовали нравы времени, онъ самъ убѣдилъ графа Уголино, что собственное его достоинство и слава требуютъ предать бренное тѣло убитаго христіанскому погребенію и, по полученіи согласія, самъ совершилъ всѣ похоронные обряды, по окончаніи которыхъ въ горячей проповѣди обратился къ присутствовавшимъ членамъ своего рода съ настояніемъ по-христіански простить убійцамъ. Преданіе добавляетъ, что самъ суровый Уголино выразилъ свое умиленіе словами: "твое незлобіе побѣдило мою злобу".};
   7. Тамъ я узрѣлъ и графа Орео {О графѣ Орео не сохранилось почти никакихъ свѣдѣній; но нельзя не предполагать, что каждое изъ упоминаемыхъ Дантонъ лицъ имѣло современное значеніе, которое могло останавливать на нихъ преимущественно предъ другими вниманіе поэта.}; зрѣлъ и душу, казнью -- отъ тѣла отрѣшенную по зависти и злобѣ,-- но безъ вины ея, какъ мнѣ она открыла.
   8. То былъ Петръ Делаброссъ; при имени-жъ его да о себѣ помыслитъ,-- пока еще въ живыхъ Брабантская синьора,-- дабы не быть ей сопричтенной съ паствой худшей {Въ строфахъ 8 и 9, можетъ быть, выразилось воспоминаніе Данта о пребываніи его въ Парижѣ. Судьба Делабросса (Pierre de la Brosse) составляетъ не вполнѣ выясненный эпизодъ въ исторіи Франціи, имѣвшій, однакоже, отчасти вліяніе и на ходъ общей исторіи западной Европы въ XIII ст. Происходя изъ простонародной семьи, Делаброссъ, врачь по профессіи, достигъ вліятельнаго положенія при дворахъ Людовика IX Святого и въ особенности сына его Филиппа III Смѣлаго; но, быть можетъ, исключительно вслѣдствіе такого возвышенія, онъ и былъ запутанъ во враждебныя столкновенія съ партіей вельможъ, которую поддерживала вторая супруга Филиппа. Народные слухи приписывали интригамъ королевы послѣдовавшую въ 1276 г. внезапную кончину старшаго сына (отъ перваго брака) и наслѣдника Филиппа, и король даже учредилъ надъ своей супругою судъ. Но по оправданіи ея, подозрѣніе въ распространеніи клеветы пало на Делабросса, который въ свою очередь былъ арестованъ -- и, обвиненный безъ достаточныхъ доказательствъ въ государственной измѣнѣ, кончилъ свою жизнь на висѣлицѣ. Событія эти не мало волновали современниковъ. Но Дантъ, какъ видно, не раздѣляетъ убѣжденій суда относительно виновности казненнаго и даже грозитъ королевѣ, что за свое участіе въ этомъ темномъ дѣлѣ она можетъ быть сопричтенной за гробомъ къ худшей паствѣ, чѣмъ погубленный ею врачъ, т. е. быть въ аду, а не въ чистилищѣ.}
   9. Когда же на просторъ я вышелъ изъ толпы -- тѣней, молившихъ токмо одного: да молятся другіе -- о споспѣшеніи вселенью ихъ въ блаженство,
   10. Я началъ такъ: "Мнѣ помнится, ты отрицаешь,-- о Провѣтитель мой, всецѣло въ нѣкоемъ стихѣ,-- чтобъ приговоръ небесъ могла смягчать молитва {Въ VI пѣсни Энеиды, ст. 376, словами: "Desiue fata Deûm flecti sperare precando -- откажись отъ надежды смягчать моленіями приговоры боговъ" -- Сибилла отвергаетъ просьбу тѣни Палинура, умолявшей о преждевременномъ допущеніи переплыть Стиксъ.}.
   11. "Почто-жъ сіи о томъ единственно и молятъ.-- Ужели-жъ упованіе ихъ тщетно? Иль я твое реченіе не точно разумѣю?
   12. Но онъ въ отвѣтъ мнѣ рокъ: "Мое писанье ясно,-- и не обманчиво, и сихъ надежда;-- но вникнуть въ нихъ надлежитъ съ обсужденьемъ здравымъ:
   13. "Отнюдь нѣтъ умаленія верховной правдѣ,-- когда огонь любви въ единый пополняетъ мигъ -- все то, что возмѣстить здѣсь водворяемый повиненъ.
   14. "А тамъ, гдѣ мысль иную возвѣщалъ я,-- моленьями не упразднялось злое,-- зане моленья оныя не къ Богу возсылались.
   15. "Но унѣе тебѣ въ столь выспреннемъ недоумѣньи -- покоя не имѣть, доколь оно не разрѣшится Тою,-- которая межъ Истиной и разумомъ твоимъ взойдетъ свѣтиломъ;
   16. "Не вѣдаю, ты понялъ ли меня; я говорю о Беатриче; -- се-же узришь ты на высотѣ -- на темени горы, блаженную, всю озаренную улыбкой".
   17. И я ему: "О Вождь благій, такъ ускоримъ-же;-- не изнуряюсь я уже, какъ было ранѣй;-- да и воззри: тѣнь отъ горы уже простерлась.
   18. "Поколѣ длится день, мы будемъ поспѣшать впередъ" -- онъ отвѣчалъ, "сколь далеко пройти возможемъ;-- но все сіе исполнится отнюдь не такъ, какъ возмечталъ ты.
   19. "Ты ранѣе, чѣмъ взыдешь на вершину, узришь возвращенье -- свѣтила, скрытаго въ сей часъ холмами -- на столь, что ты лучей его не преломляешь {На половину зашедшее солнце не отбрасывало уже тѣни отъ непрозрачнаго тѣла Данта.}.
   20. "Но душу передъ нами ты замѣтилъ-ли, что, стоя -- однимъ одна, на насъ вперила пристальныя очи?-- На путь кратчайшій насъ она поставитъ".
   21. И къ той мы обратились. О, ломбардская душа,-- какъ ты держалась величаво и надменно;-- съ какою гордостью медлительно ты взоромъ поводила!
   22. Ни словомъ насъ единымъ не привѣтивъ,-- она ждала, пока приблизимся, и только озирала,-- подобно льву, когда на роздыхѣ лежитъ онъ.
   23. Со дерзновеніемъ Вергилій приступилъ къ ней, умоляя -- да восхожденья путь легчайшій намъ укажетъ;-- но на мольбу его не отзываясь,
   24. Она сама о жизни и отчизнѣ нашей -- съ опросомъ обратилась къ намъ;-- едва же Вождь сладчайшій началъ: "Мантуя"... замкнутая до той поры въ раздумьи,
   25. Въ мигъ устремилася къ нему отъ мѣста, гдѣ досель стояла,-- вскричавъ: "О Мантуанецъ, я Сорделло -- я сынъ земли твоей". И приняли они въ объятія другъ друга {Значительная роль, предоставленная призраку Сорделло, который и въ слѣдующихъ двухъ пѣсняхъ остается сопутникомъ поэтовъ, показываетъ, какое значеніе должна была имѣть въ глазахъ Данта эта личность. Тѣмъ не менѣе, изслѣдователямъ, кажется, не удалось опредѣлить съ достаточною точностью, кого именно подразумѣвалъ поэтъ. Извѣстны, между прочимъ, два Сорделло,-- одинъ трубадуръ и переводчикъ латинскихъ классиковъ, прославившійся какъ стихотворствомъ, такъ и романтическими приключеніями своими, а другой -- рыцарь, подеста мантуанскій, пользовавшійся уваженіемъ за свой характеръ и доблестныя качества. Если въ первомъ понятнѣе былъ бы тотъ восторгъ и уваженіе, съ которымъ какъ въ этой, такъ и въ слѣдующихъ пѣсняхъ относится тѣнь къ Вергилію, то изображеніе ея самой въ строфахъ 21--24 болѣе соотвѣтствуетъ значенію второго изъ Сорделло. Существуетъ, впрочемъ, предположеніе, что и трубадуръ въ молодости, и подеста въ зрѣлыхъ лѣтахъ могли быть однимъ и тѣмъ же лицомъ, которое и выведено Дантомъ.}.
   26. Увы, раба Италія, юдоль страданій,-- корабль безъ кормчаго въ грозѣ великой,-- въ народахъ не владычица, а домъ разврата! {Послѣдующія строфы до конца пѣсни принадлежатъ къ самымъ энергическимъ и самымъ страстнымъ мѣстамъ во всѣхъ трехъ частяхъ B. К. Въ своихъ политическихъ стремленіяхъ Дантъ руководится глубокимъ, доходящимъ до степени религіознаго вѣрованія, убѣжденіемъ, что для правильнаго историческаго движенія человѣчества необходимо существованіе римской (тогда уже собственно германской) имперіи, по волѣ самого Провидѣнія предназначенной быть на землѣ отраженіемъ божественнаго міроправительства. Всѣмъ существомъ своимъ сынъ и всесторонній представитель средневѣковой Европы, не могъ онъ допускать, что окружающая его борьба и злодѣянія, заливавшія кровью его отечество, были только муками нарожденія новаго порядка вещей, который шелъ уже на смѣну и политическимъ преданіямъ римской имперіи, и притязаніямъ папскаго престола на всемірное религіозное владычество. При такихъ убѣжденіяхъ Дантъ естественно приписывалъ вину общественнаго крушенія тѣмъ власть имущимъ нарушителямъ традиціонныхъ порядковъ, которые въ сущности являлись только невольными орудіями историческаго движенія. Разочарованный въ самыхъ задушевныхъ своихъ вѣрованіяхъ, оторванный изгнаніемъ отъ личнаго участія въ общественной дѣятельности, поэтъ влагалъ всѣ свои помыслы въ главное твореніе своей жизни. Въ этомъ отношеніи изгнанническое существованіе Данта представляется глубоко трагическимъ; это та-же душевная трагедія Катона Утическаго, видѣвшаго единственную причину гибели римской республики въ произволѣ и насиліяхъ одного Юлія Цезаря и собственными руками разрывавшаго свои раны. Историкъ Моммзенъ насмѣшливо называетъ Катона Донъ-Кихотомъ; но вѣдь и Донъ-Кихотъ лицо глубоко трагическое. Of ail tales tls the saddest (Byron).}
   27. Душа высокая сія стремилась столь поспѣшно -- при сладкомъ имени одномъ родного края,-- единоземца своего почтить привѣтомъ братскимъ.
   28. Въ тебѣ же въ наши дни не прекращаютъ браней -- твои живые и другъ друга губятъ неустанно -- и тѣ, кого одна стѣна и ровъ одинъ и тотъ же защищаютъ.
   29. Изслѣдуй ты, безсчастная, кругомъ брега -- своихъ морей, и земли обозри внутри своихъ предѣловъ,-- найдешь-ли весь единую ты, пребывающую въ мирѣ?
   30. Какая въ томъ корысть, что удила твои исправилъ -- Юстиніанъ {Въ 1137 г. былъ найденъ въ городѣ Амильфи экземпляръ пандектовъ Юстиніана, которые легли въ основаніе постепенныхъ преобразованій въ законодательствахъ западной Европы. Дантъ говоритъ, что улучшеніе писаннаго закона безплодно, когда отсутствуетъ тотъ, кто обязанъ наблюдать за его исполненіемъ (императоръ).}, когда сѣдло осталось празднымъ?-- Позору безъ сего тебѣ бы менѣ было.
   31. И вы, чей долгъ являть смиренья образъ,-- оставивъ Кесарю браздами править, -- коли пріемлете вы искренно завѣтъ Господень {Обращеніе къ духовенству, отступившему отъ заповѣдей Господнихъ: "Воздадите Кесарево Кесареви и Божіе Богови" и "Царство мое не отъ міра сего".},
   32. Вглядитесь, какъ сей звѣрь становится строптивымъ,-- ибо не усмиряютъ шпорами его -- отъ дня, какъ наложили вы на поводъ руку.
   33. О ты, Альбрехтъ тевтонскій, кѣмъ покинутъ -- неукротимый онъ и одичалый, -- тогда какъ быть въ сѣдлѣ тебѣ бы надлежало,
   34. Да грянетъ съ неба праведная кара,-- на кровь твою, доселѣ небывалая и явная предъ всѣми,-- дабы вострепеталъ и твой преемникъ,
   35. За то, что попустили, ты и твой отецъ,-- своею алчностью удержаны далече,-- въ саду Имперіи такое запустѣнье {Императоръ Альбрехтъ, избранный въ 1208 г., постоянно отвлекаемый мѣстными германскими затрудненіями, не могъ прибыть въ Италію для обычнаго коронованія, а въ 1308 г. былъ измѣннически убитъ своимъ племянникомъ Іоанномъ (Parricida), котораго такъ эффектно вывелъ Шиллеръ въ своемъ Вильгельмѣ Теллѣ. Относя мистическое странствованіе свое къ 1300 г., Дантъ какъ бы предсказываетъ въ строфѣ 34-й это убійство; но для изслѣдователей предсказаніе его служитъ доказательствомъ, что заниматься Чистилищемъ онъ началъ во всякомъ случаѣ не ранѣе 1308 г., если только не предположить, что настоящее мѣсто могло быть вставлено имъ впослѣдствіи.}.
   36. Приди взглянуть на Каппелетти и Монтекки,-- на Филиппески и Мональди, мужъ безпечный:-- на сихъ скорбями угнетенныхъ, а оныхъ обуянныхъ страхомъ.
   37. Приди, безжалостный, приди и вникни въ утѣшенье -- твоихъ синьоровъ, уврачуй ихъ немощь -- извѣдай самъ, на сколь въ Сантафіоре безопасно {Свѣдѣнія о пяти фамиліяхъ, поименованныхъ въ 36 и 37 строфахъ, крайне скудны. Нѣтъ сомнѣнія, что обстоятельства, заставившія Данта упоминать о нихъ, имѣли въ его глазахъ важное значеніе; но уже родной сынъ его Петръ, первый по времени комментаторъ Б. К., сообщаетъ мало достовѣрнаго объ отношеніяхъ этихъ аристократическихъ родовъ. Капелетти и Монтекки получили впослѣдствіи всемірную извѣстность по трагедіи "Ромео и Юлія"; но Шекспиръ заимствовалъ содержаніе своей пьесы изъ итальянской новеллы, появившейся не менѣе 200 лѣтъ уже послѣ Даыта. Строфа 37, гдѣ упоминается имя Сантефіоре, чрезвычайно темна въ подлинникѣ и передана въ переводѣ только приблизительно.}
   38. Приди воззрѣть на плачущій твой Римъ,-- вдовицу сирую, что день и ночь взываетъ:-- "О, кесарь мой, почто ты не со мною?"
   39. Приди да зришь, какъ мы другъ друга возлюбили {Т. е. какъ исполняемъ мы Христову заповѣдь: "Заповѣдь новую даю вамъ, да любите другъ друга, яко же возлюбимъ вы". (Іоан. XIII, 34).};-- а буде долгъ тобой не руководитъ,-- изъ-за стыда, хотя приди за собственную славу.
   40. О вопросить я обрѣту-ли дерзновенье, Вседержитель {Въ подлинникѣ странное выраженіе: "О, soinino Giove" -- "О, всевышній Юпитеръ", что, впрочемъ, судя и по другимъ примѣрамъ, могло не казаться на языкѣ того времени на столько несоотвѣтственнымъ, какъ представляется для читателей нашего времени. Переводчикъ, употребивъ выраженіе по возможности близко, по его мнѣнію, передающее мысль подлинника, не можетъ, однако-же, отстаивать полную умѣстность и итого выраженія.},-- ты на землѣ на крестъ восшедшій ради насъ,-- иль развѣ инуды куда направленъ взоръ твой правосудный,
   41. Иль уготовалъ въ безднѣ неизслѣдной -- Своихъ совѣтовъ Ты какое благо, -- отъ нашего провидѣнья сокрытое въ грядущемъ,
   42. Но нынѣ всѣ концы Италіи полны -- насильниковъ, и величается Марцелломъ {Консулъ Марцеллъ былъ однимъ изъ упорнѣйшихъ противниковъ Юлія Цезаря въ его стремленіяхъ къ диктаторству и тираніи. Если строфа 17 относится къ нему (что, однакоже, нѣкоторыми изъ коментаторовъ не признается), то смыслъ ея слѣдуетъ понимать, кажется, такъ; когда въ каждомъ итальянскомъ городкѣ найдется какой нибудь насильникъ, который не хуже Цезаря старается всѣхъ поработить себѣ, то всякій, кто ему какъ-бы то ни было противодѣйствуетъ, готовъ равнять себя съ доблестнымъ Марцелломъ, хотя бы на дѣлѣ былъ не болѣе какъ простой разбойникъ.} -- въ ней каждый селянинъ, когда разбойничать выходитъ.
   43. Лишь ты, моя Флоренція, внимать спокойно въ правѣ -- укорамъ симъ: пасть на тебя они не могутъ,-- благодаря премудрости народа твоего въ совѣтахъ.
   44. Не мало есть людей, что носятъ правду въ сердцѣ; но стрѣлу спускаютъ -- медлительно, дабы не миновать какъ цѣли, поспѣшая;-- а у твоихъ она на самомъ языкѣ всегда готова.
   45. И много есть людей, бѣгущихъ тяготы общественныхъ избраній;-- но твой народъ, усердствуя, торопится согласьемъ -- и вопіетъ непрошенный: "Что дѣлать? подчиняюсь!"
   46. И такъ ликуй! Причинъ для ликованья много;-- ты изобильна, ты мудра, ты пребываешь въ мирѣ;-- а что не ложна рѣчь моя, то явствуетъ на дѣлѣ.
   47. Благоустроенныя Спарта и Аѳины,-- творцы законовъ древнихъ,-- заслугъ гражданственныхъ явили мало
   48. Въ сравненіи съ тобой, соображающей столь тонко -- свои узаконенія, что въ половинѣ ноября -- уже не пригожается, что въ октябрѣ ты напрядаешь.
   49. И сколько кратъ на памяти людской -- обычаи, законы, и монету, и правленье -- ты измѣняла у себя и обитателей своихъ мѣняла!
   50. О, если-бы тебѣ опомниться и свѣтъ увидѣть,-- сама-бъ ты поняла какъ на болящую походишь, -- что мѣста не найдетъ покойнаго на ложѣ,
   И мечется въ тоскѣ, пытаясь заглушить страданье {Для полнаго уразумѣнія жолчной ироніи, какою проникнуты строфы 43--50, любопытно сравненіе ихъ содержанія съ историческими свѣдѣніями о состояніи Флоренціи въ концѣ XIII и началѣ XIV столѣтій, вполнѣ оправдывающими негодованіе изгнанника.}.
   

Пѣснь седьмая.

   Только по особому изволенію свыше проникаетъ Вергилій, въ сопутствіи Данта, въ Чистилище. Но мѣсто его постояннаго пребыванія, какъ язычника, не познавшаго истинной вѣры, находится въ безднѣ, въ особой юдоли, наполненной вѣчнымъ мракомъ. Тамъ же пребываютъ и души другихъ доблестныхъ язычниковъ, которые, не смотря на достойное прохожденіе земной жизни, не могли еще украситься высшими добродѣтелями -- вѣрою, надеждою и любовью, внесенными въ сознаніе человѣчества только Христовымъ ученіемъ. Такой въ буквальномъ смыслѣ отвѣтъ на вопросы Сорделло вложенъ поэтомъ въ уста Вергилія. При семъ, однако же, богословская сторона вопроса о соразмѣрности вѣчной кары съ невольною виною невѣдѣнія, вопроса, осложняемаго еще совмѣстнымъ съ не просвѣтленными язычниками нахожденіемъ и невинныхъ душъ младенцевъ, умершихъ до омовенія въ водѣ крещенія, -- остается неразрѣшеннымъ. Но по отношенію къ Вергилію, какъ представителю въ поэмѣ человѣческаго разума, возможно видѣть въ этомъ отвѣтѣ и болѣе общее иносказательное значеніе: можно понимать, что земной разумъ, предоставленный одной своей силѣ, пребываетъ вѣчно во мракѣ приблизительныхъ гаданій и неудовлетворенныхъ стремленій; на высоту же чистой истины возводитъ его только непосредственное содѣйствіе небесной благодати. Въ связи съ такимъ толкованіемъ находится и предостереженіе Сорделло о томъ, что подниматься вверхъ по Горѣ нравственнаго очищенія возможно только при свѣтѣ солнца (т. е. при свѣтѣ, даруемомъ благодатію), ибо во мракѣ ночи (невѣдѣнія) путнику грозитъ постоянная опасность направиться вспять (подвергнуться обратному паденію во власть грѣха): "Ходите дондеже свѣтъ имате, да тьма васъ не иметъ; а ходяй во тьмѣ не вѣсть камо идетъ". (Іоан. XII, 35). Такимъ образомъ Дантъ по мѣрѣ восхожденія получаетъ все болѣе и болѣе ясныя указанія на необходимость всецѣло предаться руководству свыше даруемаго откровенія и вѣры. Тоже поученіе заключается и въ гимнахъ, которые (какъ въ этой, такъ и въ слѣдующей пѣсни) поются душами земныхъ властителей, встрѣченныхъ поэтами въ убѣжищѣ, куда привелъ ихъ Сорделло. Значеніе великолѣпной долины, гдѣ уединился этотъ новый (пятый) сонмъ душъ, трудно поддается объясненію; предположенія комевтаторовъ разнорѣчивы. Но Дантъ имѣетъ возможность сдѣлать въ этой долинѣ новое наблюденіе, что души лицъ, бывшихъ на землѣ злѣйшими врагами, являются за гробомъ примиренными и служатъ одна другой взаимною опорой и утѣшеніемъ. Не смотря, однако же, на забвеніе земной вражды, здѣсь еще не окончательно уничтожены слѣды земного неравенства: императоръ возсѣдаетъ во главѣ собранія; ниже всѣхъ помѣщается малозначительный владѣтель; прахъ земной не отрясенъ еще окончательно.

-----

   1. Объятья задушевныя и радостныя вновь и вновь -- и трижды и четыре раза повторивъ,-- Сорделло отошелъ назадъ и вопросилъ: "Кто жъ вы такіе?"
   2. "Первѣе чѣмъ на эту гору былъ указанъ путь -- душамъ, достойнымъ восхожденья къ Богу, -- мой прахъ былъ погребенъ Октавіаномъ {Вергилій умеръ за 19 лѣтъ до P. X.}.
   3. "Вергилій я; и не вины какія ради -- утратилъ небо я, а тѣмъ, что нищъ былъ вѣрой правой", -- отвѣтствовалъ ему мой Вождь въ ту пору.
   4. Какъ человѣкъ, узрѣвъ передъ собою -- внезапно поразительное нѣчто,-- и вѣря и не вѣря шепчетъ: Правда? иль не правда?
   5. Такъ усомнился и Сорделло; но затѣмъ, потупивъ взоры -- и чествуя его, приблизился опять -- и обнялъ, какъ подвластный дѣлаетъ, къ колѣнамъ припадая {Въ пѣсни IV Сорделло, еще не авая, кого именно онъ видитъ передъ собою, обнималъ Вергилія, какъ равный равнаго; когда же узнаетъ къ настоящей пѣсня, что передъ нимъ тѣнь великаго поэта и учителя, то abbraciolo ove'l minor e'appiglia, -- обнимаетъ его тамъ, гдѣ низшій прикасается къ высшему, т. е. обнялъ его колѣна.}.
   6. "О ты, Латинянъ слава", онъ воззвалъ, "ты, показавшій,-- чего достигнуть можетъ нашъ языкъ!-- О, гордость присная страны, меня родившей!
   7. "Чьимъ милосердіемъ, какой заслугой я узрѣть тебя сподобленъ?-- И буде я твоимъ рѣчамъ внимать достоинъ,-- повѣдай днесь, восходишь-ли изъ Ада ты, и изъ какой юдоли?"
   8. "Подвигнутый Небесной Силой и ведомый ею -- я царства скорбнаго юдоли всѣ прешелъ,-- дабы сюда достигнуть"" такъ отвѣтствовалъ ему Вергилій.
   9. "Не за свершенное, и несвершенія виною я утратилъ -- Верховнаго Свѣтила лицезрѣніе, твоихъ стремленій мѣту;-- его жъ позналъ я слишкомъ поздно {"Не за свершенное, а несвершенія виною -- Nou per lar, ma per non lare", T. e. не за проступки, которые имъ совершены были, а за то, что онъ не могъ совершить обязательнаго для души человѣческой обращенія къ истинному Богу, котораго узналъ слишкомъ для себя поздно, и зато, что не имѣлъ вѣры,-- per non averfe" -- какъ уже сказано выше въ строфѣ 3.}
   10. "Есть область въ преисподней, страшная не истязаньемъ,-- но паче тьмой единою, и сѣтованія въ ней -- не воплями звучатъ, а въ воздыханіяхъ исходятъ;
   11. "Тамъ съ непорочными младенцами я пребываю, -- которыхъ смерти жало уязвило -- до омовенья ихъ отъ первороднаго грѣха;
   12. "Тамъ пребываю съ тѣми я, кто ризою священныхъ -- трехъ добродѣтелей не бывъ одѣянъ, безпорочно,-- другія всѣ позналъ, и шелъ путемъ ихъ.
   13. "Но, буде воленъ ты и вѣдаешь, хотя-бы малымъ указаньемъ -- снабди ты насъ, дабы намъ мочь скорѣй достигнуть -- туда, гдѣ настоящее Чистилищу начало".
   14. Сорделло возразилъ: "Намъ не указано для пребыванья мѣстъ урочныхъ,-- свободенъ я идти окрестъ и выше;-- доколь могу, проводникомъ тебѣ сопутствовать я буду.
   15. "Но зри, какъ день уже склонился;-- идти же въ высь во мракѣ ночи невозможно:-- помыслить время по сему вамъ о пристанищѣ надежномъ.
   16. "Здѣсь о десную сторону уединились души;-- коли позволишь ты, я провожу тебя до оныхъ; -- и будетъ для тебя отрадна съ ними встрѣча".
   17. "Почто-же такъ?" былъ данъ ему отвѣтъ. "Другіе-ль могутъ -- перечить восхотѣвшему въ ночи на высь подняться?-- Или онъ самъ идти не будетъ въ силахъ?"
   18. Сорделло благосклонный на земли провелъ перстомъ, -- отвѣтствуя: "Взгляни сюда; и сей черты единой -- переступить не сможешь ты, зашедшу солнцу,
   19. "Хотя бъ при семъ ничѣмъ инымъ не препиналось -- перехожденіе, опричь ночнаго сумрака,-- но онъ и немощь превозмогутъ волю,
   20. "И статься можетъ, что во тьмѣ ты шагъ направишь къ низу,-- иль по горѣ вокругъ блуждать безплодно станешь,-- цоколѣ заключенъ подъ небосклономъ день".
   21. Какъ будто пораженный сею рѣчью, господинъ мой -- "Веди же насъ туда", рѣшилъ, "гдѣ говоришь ты,-- отрадною намъ будетъ остановка".
   22. И не далече мы прошли отъ мѣста, гдѣ стояли,-- какъ я завидѣлъ выемку на горномъ скатѣ,-- похожую на впадины земныхъ долинъ.
   23. "Направимся туда", рекла намъ тѣнь,-- "гдѣ разступилась высота раздоломъ,-- и будемъ ожидать тамъ день грядущій".
   24. Тропа вилась между скалой отвѣсной и уступомъ ровнымъ, -- и насъ со стороны къ ложбинѣ привела, -- въ томъ мѣстѣ, гдѣ высокій край ея на нѣтъ сошелъ уже на половину.
   25. И чистое сребро, и злато, и бѣлила, и червецъ,-- и дерева индійскаго блестящей сипи ясность,-- и вновь раздробленной изумрудный краски цвѣтъ {Перечисленіе красокъ, предпочитавшихся художниками до-рафаэлевскаго времени. Строфы 25--27 имѣютъ тотъ смыслъ, что никакимъ искусствомъ и никакими средствами, въ его распоряженіи находящимися, не могли быть воспроизведены дѣйствительные оттѣнки цвѣтовъ и зелени, которые наполняли благоуханную долину.}.--
   26. Всѣ, всѣ, съ цвѣтами и травой долины оной -- сравненные, они бы потерялись, -- какъ малое теряется передъ сугубо большимъ.
   27. И не однѣми красками ее природа расцвѣтила;-- но сладость тысячи различныхъ запаховъ смѣсивъ, -- тамъ разлила еще неизреченное благоуханье.
   28. И на травѣ, среди цвѣтовъ, узрѣлъ я: возсѣдали -- и пѣли: "Радуйся Царица!" души,-- укрытыя за валомъ отовнѣ {Въ подлинникѣ: "Salve, Regina". Тѣни поютъ католическій гимнъ:
   "Радуйся, Царица, Матерь милосердная, жизнь, радость и надежда наша, радуйся! Къ тебѣ вопіемъ мы, изгнанныя чада Евы, къ тебѣ воздыхаемъ скорбя и рыдая въ сей юдоли слезъ".
   "Вонми, Ходатайница наша, воззри на васъ милосерднымъ окомъ и моли за насъ, изгнанниковъ, Іисуса Христа, благословенный плодъ Твоего чрева. О, кроткая, о, чистая, о, сладчайшая Дѣва Марія!"}.
   29. "Доколѣ не зайдетъ остатокъ солнца,-- такъ мантуанецъ началъ, насъ сюда сопровождавшій, -- "не требуйте, чтобъ въ ихъ среду я свелъ васъ";
   30. "Отселѣ, съ высоты, яснѣй движенья ихъ и лица -- всѣхъ одного по одному вы различите,-- чѣмъ обрѣтаясь между нихъ на днѣ долины".
   31. "Всѣхъ выше предсѣдящій, тотъ, что, устъ не размыкая, -- не вторитъ пѣнію другихъ и чье лицо являетъ -- сознанье неисполненнаго долга,
   32. "Былъ императоръ Рудольфъ, власть имѣвшій въ оно время -- тѣ язвы исцѣлить, которыя Италію столь изморили,-- что врачевать ихъ днесь другому уже поздно {Рудольфъ, уже упомянутый вмѣстѣ съ сыномъ своимъ, императоромъ Альбрехтомъ, въ VI пѣсни (строфа 35), первый императоръ Габсбургскаго дома (1273--1291), былъ въ теченіе 18-ти лѣтъ своего царствованія настолько поглощенъ заботами объ укрѣпленіи своей власти въ Германіи, въ особенности напряженною борьбой съ Оттокаромъ, королемъ Богемскимъ, что не имѣлъ возможности прибыть въ Италію даже для принятія императорской короны. Но въ глазахъ Данта интересы всей Европы сосредоточивались въ благоденствіи Италіи, и главный долгъ императоровъ заключался въ ея успокоеніи и въ возстановленіи значенія всемірной монархіи, -- потому и на ликѣ Рудольфа за гробомъ лежитъ грустное сознаніе неисполненной обязанности.}.
   33. "Второй, чей видъ Рудольфа нынѣ утѣшаетъ, -- былъ обладателемъ страны, изъ коей истекаютъ воды,-- бѣгущія черезъ Молдаву въ Эльбу и чрезъ Эльбу -- въ море;
   34. "Ему же имя Оттокаръ; и былъ онъ въ дѣтскихъ пеленахъ уже на много доблестнѣй, чѣмъ нынѣ Венцеславъ,-- брадатый сынъ его, въ плотоугодіи и праздности погрязшій {Король Богемской Оттокаръ, заклятый при жизни врагъ Рудольфа, является въ Чистилищѣ, гдѣ погасаютъ земныя страсти, примиреннымъ утѣшителемъ его. Быть можетъ, въ указаніи на это примиреніе и слѣдуетъ видѣть главную цѣль, съ какою упоминается здѣсь Оттокаръ, о личномъ характерѣ, равно какъ и характерѣ правленія котораго исторія сохранила свидѣтельства, не дающія достаточнаго основанія къ похвалѣ, воздаваемой сну Дантомъ. Но меньшее противорѣчіе встрѣчается и въ оцѣнкѣ свойствъ его сына и преемника между отзывами Данта, клеймящаго Венцеслава IV погрязшимъ въ порокахъ, и историческою памятью о немъ, какъ о человѣкѣ нравственномъ и даже набожномъ. Разгадку такого разногласія вѣроятнѣе) всего искать въ томъ прямомъ или косвенномъ вліяніи, какое дѣятельность той или другой исторической личности могла имѣть на судьбы Италіи, -- главнѣйшее основаніе, изъ котораго исходитъ Данть въ своихъ политическихъ и историческихъ сужденіяхъ. Во всякомъ случаѣ, нельзя не принять въ соображеніе, что онъ говоритъ въ большей части случаевъ, какъ самъ современникъ и предъ лицомъ поколѣнія современнаго тѣмъ дѣятелямъ, о коихъ онъ упоминаетъ,-- слѣдовательно трудно предполагать въ отзывахъ поэта слишкомъ большое отступленіе отъ дѣйствительности или отъ современнаго общественнаго мнѣнія объ этихъ дѣятеляхъ.}
   35. "Курносый сей {Тѣни, описываемыя въ 35 и слѣдующихъ двухъ строфахъ, принадлежатъ Филиппу III Смѣлому, королю Французскому, сыну Людовика Святого, и Генриху Канарскому. Филиппъ, послѣ неудачнаго похода въ Испанію, вынужденъ былъ отступить съ большими потерями и вслѣдъ затѣмъ скончался отъ огорченія и болѣзни, полученной въ походѣ, покрывъ такимъ образомъ гербъ Франціи (лиліи) позоромъ военной неудачи. Онъ былъ отцомъ, а Генрихъ Канарскій тестемъ Филиппа IV Красиваго, который по всему извѣстному въ исторіи справедливо можетъ быть названъ несчастіемъ Франціи.
   Эпитетъ "курносый", въ подлинникѣ -- naseto, равно какъ и далѣе въ строфахъ 38 и 42 эпитетъ, переведенный словами "съ орлинымъ носомъ", а въ подлинникѣ -- nasuilto, т. е. носатый или длинноносый,-- могутъ показаться читателямъ, не освоившимся съ языкомъ Данта, несоотвѣтствующими общему строгому тону поэмы. Но именно эта подчасъ удивляющая простота и даже рѣзкость выраженій, безразлично заимствуемыхъ изо всѣхъ подробностей будничнаго житейскаго обихода, наряду съ понятіями и выраженіями, принадлежащими къ высшимъ сферамъ человѣческаго мышленія,-- и при томъ все это сколько бы ни чуждое привычной нашему времени литературной изысканности, но вездѣ и постоянно поразительное по своей лаконической мѣткости и образности,-- и придаетъ тотъ своеобразный, смѣлый и неподражаемый характеръ дантовскому слогу, къ силѣ котораго едва-ли когда удалось даже приблизиться самымъ талантливымъ изъ переводчиковъ и подражателей поэмы.}, что погруженъ въ бесѣду -- съ другою тѣнію, столь ласковою видомъ,-- позоромъ лиліи покрылъ и бѣглецомъ скончался.
   36. "И зрите, какъ себя біетъ онъ въ перси,-- глядите, какъ другой, ища ланитамъ -- опоры въ дланяхъ, воздыхаетъ.
   37. "Одинъ изъ нихъ отецъ, другой же тесть того, кто сталъ для Франціи несчастьемъ;-- его порочныя и срамныя имъ свѣдомы дѣянья;-- оттоль и скорбь, терзающая ихъ.
   38. "А тотъ, могущій богатырь, единогласно -- пѣснь воспѣвающій съ другимъ, отмѣченнымъ орлинымъ носомъ,-- былъ препоясанъ въ жизни доблестію всякой {Въ строфахъ 38--40 выступаетъ другая чета враговъ при жизни, но примиренныхъ за гробомъ. "Могучій богатырь" есть Петръ III, король Аррагонскій, а собесѣдникъ его, "съ орлинымъ носомъ" (misuto) -- Карлъ I Анжуйскій, король Сициліи и Неаполя. Въ юношѣ, сидящемъ за Петромъ, большинство комментаторовъ признаетъ умершаго въ юности сына его Альфонса, къ младшимъ братьямъ котораго, королямъ Іакову и Фридриху, не перешла, однако-же, послѣ него лучшая часть наслѣдства, т. е. достоинства ихъ отца. Отзывъ Данта какъ о самомъ Петрѣ III, такъ и о троихъ сыновьяхъ его, въ значительной степени подтверждается и исторіей. Но трудно найти основанія взгляду поэта на Карла Анжуйскаго, ознаменовавшаго всю дѣятельность свою крайнею суровостью и корыстолюбіемъ. Какъ-бы, впрочемъ, условна ни оказывалась оцѣнка Дантомъ упоминаемыхъ имъ историческихъ дѣятелей, для. пониманія его собственныхъ, нравственныхъ и политическихъ, воззрѣній, остается въ высшей степени характернымъ сведеніе въ одномъ мѣстѣ Чистилища и въ такомъ дружественномъ сближеніи подобныхъ четырехъ личностей, какъ Рудольфъ и Оттокаръ, Петръ и Карлъ, земная вражда которыхъ причинила столько бѣдствій лучшимъ странамъ Европы.}.
   39. "И если-бъ по его кончинѣ пребылъ королемъ -- днесь позади его сидящій юноша, то вся-бы доблесть -- какъ изъ одного бъ сосуда излилась въ другой.
   40. "Но про другихъ его преемниковъ того-жъ нельзя помыслить,-- зане владѣютъ королевствами и Фридрихъ и Іаковъ,-- но частью лучшаго наслѣдья не владѣетъ ни единый.
   41. "Отъ корней переходитъ рѣдко въ вѣтви -- средь человѣковъ добродѣтель: такъ установилъ -- ее Дарующій, дабы къ Нему о ниспосланіи ея взывали:
   42. "И мѣтитъ рѣчь моя равно и на того, съ орлинымъ носомъ (не менѣ, какъ и на Петра, поющаго съ нимъ вкупѣ),-- затѣмъ, что и Провансъ уже съ Апуліею стонутъ.
   43. "Его бо отрасль противъ корени умалена добротою на столь-же,-- на сколь доднесь Констанція своимъ супругомъ болѣе гордится,-- чѣмъ Беатриче съ Маргаритою своимъ гордились въ оно время {Беатриче и Маргарита -- двѣ супруги Карла I, а Констанція -- жена Петра III. Смыслъ запутаннаго оборота этой строфы заключается въ томъ, что сынъ Карла I настолько уступалъ въ достоинствахъ своему отцу, насколько менѣе обѣ супруги самого отца имѣли основанія гордиться имъ, сравнительно съ тѣмъ, какъ по праву продолжаетъ гордиться своимъ мужемъ Констанція, жена доблестнаго Петра III. Намекъ на семейныя отношенія, мало уже понятный.}.
   44. "И зрите далѣе, король неприхотливый,-- тамъ одиноко Генрихъ англійскій сидитъ;-- сей въ отрасляхъ своихъ благословенъ былъ лучшею удачей {Генрихъ III -- король, отличавшійся набожностью и нетребовательностью личныхъ привычекъ, что, впрочемъ, весьма близко граничило въ немъ съ отсутствіемъ всякаго характера. Юмъ называетъ его ничтожнымъ государемъ -- So mean a prince, признавая въ то-же время большія достоинства въ сынѣ и преемникѣ его Эдуардѣ I.}.
   45. "А ниже всѣхъ сѣдящій на земли,-- со взоромъ къ небу обращеннымъ, то маркизъ Вильгельмъ;-- война съ Александріей о его кончинѣ
   "Донынѣ слезы лить и Морферратъ и Копавезе заставляетъ" {Вильгельмъ VII, маркграфъ Монферратскій, сторонникъ гибеллиновъ, имѣвшій довольно значительное, но кратковременное вліяніе въ переворотахъ, волновавшихъ сѣверную Италію въ концѣ XIII ст. Стремясь къ возстановленію утраченнаго значенія, онъ былъ взятъ противниками въ плѣнъ, въ которомъ и умеръ въ 1292 г., въ городѣ Александріи, въ Піэмонтѣ. Варварское обращеніе съ нимъ александрійцевъ вовлекло этотъ городъ съ наслѣдниками маркиза въ новую войну, отъ которой болѣе пострадали, однако-же, собственныя его владѣнія Монферратъ и Копавезе. Дантъ въ своемъ Convito воздаетъ похвалы наклонности Вильгельма къ благотворенію.}.
   

Пѣснь восьмая.

   Вступлеyіе во врата Чистилища означаетъ достиженіе душой той степени раскаянія и подчиненія волѣ Божіей, на которой она вполнѣ отрѣшается отъ всѣхъ земныхъ преходящихъ побужденій, кромѣ чувства взаимности со всѣми земными братьями. Но въ преддверіи Чистилища, въ начальномъ опытѣ самоисправленія, воля человѣка продолжаетъ еще болѣть земными слабостями и. душа его несвободна отъ опасности соблазна и паденія. При прежнемъ увлеченіи мысли кающихся чувственнымъ наслажденіемъ (пѣніемъ Казеллы) достаточно было укоровъ Катона (человѣческой совѣсти) для возвращенія увлекшихся на правый путь. Но на болѣе высшей ступени самосознаніи, гдѣ теперь находится поэтъ, опасность усиливается, видимъ становится злой искуситель, внесшій первородный грѣхъ, начало всѣхъ грѣховъ, въ природу человѣка. За то сильнѣе и средства бороться съ искушеніемъ. Заступая мѣсто четырехъ звѣздъ, знаменовавшихъ четыре основныя добродѣтели, восходятъ на небѣ три новыя звѣзды, озаряющія долину лучами Вѣры, Надежды и Любви, и сами души, въ болѣе ясномъ предчувствіи своей близости ко входу въ Чистилище, соединяются при наступленіи ночного мрака,-- времени злыхъ помысловъ,-- въ общей молитвѣ объ избавленіи ихъ отъ лукаваго; а милосердая заступница всѣхъ просящихъ, Пречистая Дѣва Марія, изъ горней обители своей ниспосылаетъ двухъ ангеловъ-стражей, предъ пламеннымъ охраняющимъ мечемъ которыхъ бѣжитъ искуситель. Ангелъ II пѣсни былъ въ ризахъ бѣлыхъ и крылья имѣлъ свѣтозарныя бѣлыя, въ ознаменованіе того смиренія и чистоты вѣры, въ коихъ заключается заслуга душъ, еще только грядущихъ въ Чистилище; одѣянія-же и крылья ангеловъ, нисходящихъ въ этой пѣсни, имѣютъ зеленый цвѣтъ едва распустившагося растенія, какъ выраженіе возникающей надежды, отнынѣ руководящей души, которыя приступаютъ уже къ омовенію своихъ прегрѣшеній. Вообще цвѣта, упоминаемые въ "Б. К." какъ въ одѣяніяхъ, такъ и по другимъ поводамъ, постоянно сохраняютъ то символическое значеніе, которое было имъ присвоено въ религіозной живописи среднихъ вѣковъ. Притупленныя острія мечей обозначаютъ, что назначеніе ихъ только охранять, вспомоществовать; обязанность же борьбы, усилій остается на самой душѣ. Картины нисхожденія ангеловъ, появленія и изгнанія змія, равно и вступительныя строфы VIII пѣсни исполнены въ подлинникѣ необычайной поэтической прелести.

-----

   1. Насталъ тотъ часъ, когда пловцовъ обратно -- манитъ сердецъ растроганныхъ желанье,-- въ тотъ даже день, какъ только съ милыми они простились;
   2. Тотъ часъ, что путника, къ скитанью непривыкшаго, волнуетъ -- тревогой сладкою, едва онъ издали послышитъ звонъ вечерній,-- какъ-будто плачущій о днѣ отшедшемъ;
   3. Въ часъ сей, ослабивъ напряженье слуха,-- вперилъ я взоръ между тѣнями на одну,-- возставшую и мановеньемъ призывавшую, да внемлютъ.
   4. Длань съ дланію сложивъ и воздѣвая къ небу,-- она къ востоку устремила очи,-- взывая словно къ Господу: "О всемъ иномъ я отлагаю попеченье!"
   5. И пѣснь: "Пришедъ на западъ солнца", такъ благоговѣйно,-- изъ устъ ея, столь сладостнымъ напѣвомъ потекла,-- что я въ себя не могъ прійти отъ умиленья {"Пришедъ на западъ солнца" -- слова изъ вечерней пѣсни (Свѣте тихій), ежедневно возглашаемой православной церковію на повечеріи, не составляютъ перевода, а только приблизительно передаютъ смыслъ находящихся въ подлинникѣ начальныхъ словъ (Те lucis ante...) католическаго гимна, выражаю щаго моленіе объ избавленіи отъ нощныхъ навожденій врага:
   "Прежде чѣмъ свѣтъ угаснетъ, молимъ Тебя, Творца всего сущаго, да будешь намъ, по своей благости, защитникъ и охранитель. Отжени отъ насъ сновидѣнія и призраки ночные и не допусти врага, да не осквернятся тѣлеса наши" и т. д.
   Между прочимъ, въ подлинникѣ встрѣчается въ этой строфѣ почти похожее на преднамѣренную игру словами повтореніе одного и того же выраженія: "Te lucis ante... Le usci di boca... die fece me а me uscir di mente". Дорожа всѣми, и второстепенными подробностями, переводчикъ рѣшился сохранить такое повтореніе въ выраженіяхъ: "Пришедъ на западъ солнца"... я въ себя не могъ прійти отъ умиленья".}
   6. Другія-жъ набожно и тихо ей во слѣдъ -- всю до конца молитву повторяли, -- подъемля взоры къ горнему круговращенью.
   7. Здѣсь въ истый смыслъ вперяй со тщаніемъ свой взоръ, читатель,-- зане покровъ его столь здѣсь прозраченъ,-- что внутрь легко воистину проникнуть.
   8. Я увидѣлъ, какъ сія избранная дружина,-- затѣмъ въ молчаніи горѣ подѣяла взоры,-- чего-то, блѣдная, покорно ожидая.
   9. Я зрѣлъ, какъ, проступая въ высотѣ, спускалась долу -- чета двухъ ангеловъ съ двумя горящими мечами,-- мечи жъ сіи безъ острія и съ лезвіемъ неотточеннымъ {"И пристави херувимы я пламенное оружіе, обращавное хранити путь древа жизни" (ки. Быт. III, 24).}.
   10. Подобны листикамъ едва рожденнымъ зеленѣли -- они въ своихъ хитонахъ, несшихся позади -- и волновавшихся подъ вѣяньемъ зеленыхъ крылій.
   11. И сталъ немногимъ выше насъ изъ нихъ единый;-- другой нисшелъ на холмъ, насупротивъ лежащій;-- народъ-же посреди остался между ними.
   12. Безтрудно могъ я различать ихъ русыя главы;-- но передъ блескомъ лицъ мое изнемогало зрѣнье,-- какъ сила, истощенная излишкомъ напряженья.
   13. "Они изъ нѣдръ обители Маріи низошли",-- Сорделло объяснилъ, "на охраненіе пути долины -- отъ близкаго вотъ, вотъ вторженья змія" {Переводчикъ рѣшился разговорнымъ: "вотъ, вотъ" передать по возможности ближе сходное выраженіе подлинника: lо serpente che verra via via.}.
   14. А я, въ невѣдѣньѣ, какимъ сей явится путемъ,-- и окрестъ озираясь, поспѣшилъ укрыться,-- отъ ужаса хладѣя, за плечомъ своей испытанной защиты.
   15. Сорделло-жъ продолжалъ: "Пора; ниспустимся въ долину -- къ великимъ призракамъ и поведемъ бесѣду: -- имъ будетъ радостно свиданье съ вами".
   16. И, мнится мнѣ, не болѣ трехъ шаговъ я сдѣлалъ,-- какъ былъ уже внизу, гдѣ увидалъ, что кто-то -- въ меня взирается такъ пристально, какъ-бы узнать меня стараясь.
   17. Уже въ ту пору сумракъ въ воздухѣ сгущался,-- однако не на столь, чтобъ отъ очей его и до моихъ -- не ясно было видимо, что ранѣй далію скрывалось.
   18. Духъ сдѣлалъ шагъ ко мнѣ, я -- шагъ къ нему:-- О, Нино, благородный судія, какъ было мнѣ отрадно -- тебя не въ сонмѣ осужденныхъ встрѣтить!
   19. И ни единаго радушнаго привѣта мы другъ другу не забыли.-- Затѣмъ онъ вопросилъ: "Давно-ль ты прибылъ -- къ подножію горы, широкія проплывши воды?"
   20. "О, я отвѣтилъ, чрезъ печальныя юдоли -- сюда достигъ я нынѣ утромъ, прежней не покинувъ жизни,-- но странствіемъ своимъ стяжать иную уповая."
   21. Едва-же былъ отвѣтъ мой имъ услышанъ,-- онъ и Сорделло отшатнулись вспять,-- какъ люди, изумленные внезапно {Сорделло обращалъ все вниманіе на одного Вергилія и, кромѣ того, встрѣтилъ поэтовъ въ такую пору, когда заходящее за гору солнце уже не могло давать тѣни отъ тѣла Данта, а Нино увидалъ ихъ еще позднѣе, въ сумракѣ, когда и дыханіе Данта нельзя было замѣтить; ни одинъ изъ нихъ и не предполагалъ, что предъ ними живой человѣкъ, и Нино не сомнѣвается, что его знакомецъ прибылъ въ Чистилище обычнымъ для тѣней путемъ -- "преплывъ широкія воды". Отсюда и происходятъ ихъ испугъ и изумленіе, когда поэтъ отвѣчаетъ, что вышелъ къ нимъ чрезъ юдоли ада.}.
   22. Сей приступилъ къ Вергилію, а оный къ тѣни, вблизи сидѣвшей, возгласилъ: "Возстань, Конрадъ,-- приблизься и гляди, что попустилъ Господь во благости своей!"
   23. И вновь ко мнѣ направилъ рѣчь: "Великаго благоволенья ради,-- тобою обрѣтеннаго передъ Таящимъ столь глубоко -- свои начальныя "Зачѣмъ?" такъ глубоко, что нѣтъ къ нимъ слѣда, {Въ подлинникѣ: "che si nasconde lо euo primo perché, che non gli é guado -- Кто такъ недоступно скрываетъ свое первоначальное почему, или для чего, "т. е. скрываетъ причину или цѣль своихъ творческихъ изволеній, что къ нимъ и брода нѣтъ", какъ напр. въ настоящемъ случаѣ -- допущенія живого человѣка въ загробный міръ безплотныхъ духовъ.}
   24. "Когда объонполъ водъ широкихъ будешь снова -- наставь, да проситъ Джіованна за меня -- тамъ, гдѣ невинному отвѣтъ всегда дается.
   25. "Не вѣрю я, чтобы родившая её меня еще любила,-- когда покровы бѣлые уже иными замѣнила,-- хотя, несчастная, ихъ скоро снова пожелаетъ.
   26. "Воочью видимо по ней,-- какъ долго въ женщинѣ любви огонь хранится,-- когда не возжигается онъ ласками и взоромъ постоянно.
   27. "За то ея гробницу менѣе украситъ -- ехидна, знакъ Миланца боевой,-- чѣмъ могъ бы украшать Галлурскій пѣтелъ {Нино Висконти, стоившій во главѣ пизанскихъ гвельфовъ, наслѣдственный судія (G indice, правитель) округа Галлуры на остр. Сардиніи, племянникъ и въ то же время соперникъ уже упомянутаго прежде графа Уголино. Послѣдній помѣщенъ Дантомъ въ глубинѣ Ада. Дочь Нино была еще дѣвицею въ то время, когда предполагается встрѣча тѣни его съ Дантомъ. Оставленная же имъ вдова, Беатриче д'Есте, въ 1300 г., вступила уже во второй бракъ съ Галеаццо Висконти, тогда герцогомъ Миланскимъ, для чего должна была снять траурную одежду (состоявшую, по обычаямъ того времени, изъ чернаго платья съ бѣлымъ покрываломъ), и обмѣняла принадлежавшій ей по первому браку гербъ (пѣтухъ) на миланскій, изображавшій ехидну; не прошло, однакоже, двухъ лѣтъ, какъ поддерживавшіе свою власть однимъ насиліемъ миланскіе Висконти были изгнаны, и бывшей супругѣ Нино пришлось пожалѣть о болѣе спокойномъ времени своего вдовства.}".
   28. Такъ онъ вѣщалъ, и видно было по лицу -- какъ сдержанно, но разгоралось въ немъ -- негодованіемъ правдивымъ сердце.
   29. А очи жадныя мои межъ тѣмъ на небо устремлялись -- туда, туда, гдѣ звѣзды медленнѣй текутъ, -- подобно долѣ колеса у самой оси.
   30. И вождь спросилъ: "Что, сынъ мой, въ вышинѣ ты усмотрѣлъ?" -- А я въ отвѣтъ ему: "Три пламенника эти,-- отъ коихъ полюсъ весь съ сей стороны зардѣлся".
   31. Тогда онъ рекъ: "Четыре яркія звѣзды, -- что нынѣ зрѣлъ ты на зарѣ, спустились ниже; -- сіи же поднялись на мѣсто оныхъ!" {При начальномъ вступленіи на брега Чистилища подъ руководствомъ одного разума и въ присутствіи Катона, какъ олицетворенія тѣхъ высшихъ достоинствъ, какихъ человѣкъ самъ по себѣ можетъ достигнуть во внѣшней земной дѣятельности, Дантъ видѣлъ четыре звѣзды, символъ житейской мудрости, справедливости, твердости и умѣренности (въ смыслѣ самообладанія); но по мѣрѣ восхожденія его выше, въ область внутренняго, духовнаго дѣланія, значеніе для человѣка отихъ качествъ понижается, или они дѣлаются менѣе на потребу, и надъ поэтомъ восходятъ новыя христіанскія свѣтила Вѣры, Надежды и Любви.}
   32. Онъ не умолкъ еще, какъ вновь его вниманіе привлекъ Сорделло,-- вскричавъ: "Воззри сюда; се нашъ противникъ!" -- И указалъ ему перстомъ, дабы туда онъ взоръ направилъ.
   33. Со стороны, отколь оплота не имѣла -- долина малая, явился змій;-- тому подобный, мню, что подалъ Евѣ бѣдственное яство.
   34. Злой гадъ, скользя въ травѣ между цвѣтами,-- главу то поднималъ, то заносилъ назадъ, и спину -- себѣ лизалъ, какъ, обчищаясь, дѣлаютъ животныя обычно.
   35. Я не видалъ и не могу повѣдать,-- какъ ястреба небесные взлетали съ мѣста,-- но вьявѣ видѣлъ ихъ летящими обоихъ.
   36. Тогда, почуявъ въ воздухѣ зеленыхъ крылій шелестъ,-- предался бѣгству змій, и Ангелы обратно -- на стражу возвратились, равномѣрнымъ летомъ.
   37. А тѣнь, что ранѣ подступила къ Судіи -- на зовъ его, пока сіе вторженье длилось,-- глядѣла на меня, и на единый мигъ не отрываясь.
   38. "Когда для свѣточа, ведущаго тебя горѣ,-- въ твоей свободной волѣ столько уготовано елея, {Находящееся въ подлинникѣ выраженіе: cera -- воскъ переводчикъ рѣшился перевести словомъ:-- елей, какъ имѣющимъ на русскомъ языкѣ болѣе понятное значеніе въ примѣненіи къ свѣточу.} -- сколь настоитъ потребности для шествія до самой выси бирюзовой", --
   39. Такъ начала она, "и буде вѣсти достовѣрныя имѣешь ты о долинѣ Магры и сосѣднемъ краѣ,-- то передай ихъ мнѣ: я тамъ властителемъ былъ въ оно время".
   40. "Носилъ я имя Конрадъ Малеспина {Маркграфы Малеспина, владѣнія которыхъ находились въ долинѣ Магры (между Генуей и Луккою), принадлежали къ партіи Гибеллиновъ, слѣд. къ партіи, въ 1300 г. еще враждебной Данту, и тѣмъ не менѣе по изгнаніи своемъ изъ Флоренціи онъ нашелъ у нихъ самый радушный пріемъ и почетное убѣжище, а въ 1306 г. уже является лицомъ уполномоченнымъ въ ихъ дипломатическихъ сношеніяхъ. Къ этому пріему и относится изрекаемое призракомъ Конрада предсказаніе о томъ, что сочувственное мнѣніе Данта объ ихъ домѣ, составленное теперь пока по чужимъ разсказамъ, укрѣпится въ его умѣ собственнымъ опытомъ, и даже ранѣе, чѣмъ пройдутъ семь лѣтъ. "Хвала заслуженная казною",-- въ подлинникѣ: della borsa -- кошелькомъ -- относится по толкованію комментаторовъ не къ богатству маркграфовъ, а къ ихъ щедрости, которую говорящій съ Дантомъ Конрадъ Малеспина широко выказывалъ, между прочимъ, и ко всѣмъ членамъ своей фамиліи, что безъ сомнѣнія подразумѣваетси въ строфѣ 40.}!-- но я не предокъ Конрадъ, а его потомокъ, -- и къ роду своему привязанность меня здѣсь обѣляетъ".
   41. "О, возразилъ я, въ вашихъ странахъ -- я не бывалъ еще; но есть-ли мѣсто -- во всей Европѣ, гдѣ-бъ не были они извѣстны?
   42. "Молва, гремящая о вашемъ домѣ,-- синьоровъ славя, съ ними край ихъ прославляетъ, -- и вѣдомъ онъ становится его досель не посѣтившимъ.
   43. "И вамъ клянуся я своимъ стремленьемъ къ небу,-- что достославный родъ вашъ не утратилъ -- казною и мечемъ заслуженной хвалы.
   44. "Рожденьемъ и обычаемъ онъ столь отмѣченъ,-- что какъ ни совращенъ весь міръ Главой порочнымъ {Главою католическаго міра -- папою.}, -- вашъ родъ одинъ прямой дорогой шествуетъ, путь беззаконій презирая".
   45. И онъ мнѣ возвѣстилъ: "Гряди теперь, но солнце не успѣетъ -- семь разъ возлечь на одръ, покрытый нынѣ -- Окномъ, его объемлющимъ своими четырьмя ногами {Вычислено, что 10 апрѣля 1300 г. солнце при закатѣ своемъ должно было находиться въ знакѣ Окна и именно въ томъ мѣстѣ, гдѣ на небесныхъ картахъ, украшенныхъ очертаніями фигуръ Зодіака, изображаются ноги Окна. Такъ подробно и внимательно изслѣдуются и объясняются комментаторами всѣ мельчайшія подробности творенія Данта.},--
   46. Какъ это благосклонное сужденье -- въ умѣ твоемъ глубоко пригвоздится -- крѣпчайшими гвоздями, чѣмъ однѣ чужія рѣчи {"Словеса мудрыхъ, якоже остны воловыя, и якоже гвоздіе вонзено" Экклез. XII, 11).},
   "Коль правосудіе не прекратитъ теченья своего".
   

Пѣснь девятая.

   Поэтъ исполнилъ все возможное для человѣка, руководимаго самосознающимъ разумомъ,-- добровольно подчинился обѣту смиренія и послушанія, созналъ, углубляясь въ себя, одинъ за другимъ свои личные недостатки,-- и проникся твердой и свободной рѣшимостью понести для достиженія цѣли своего странствія всѣ предстоящіе труды. Но удручаемый тягостію грѣховной плоти, онъ изнемогаетъ (впадаетъ въ сонъ). Достиженіе нравственнаго идеала невозможно человѣку безъ непосредственнаго содѣйствія благодати, отличающей избранниковъ. И вотъ, въ символическомъ сновидѣніи Дантъ видитъ себя подъятымъ къ небу и тамъ возбуждается охватившимъ его пламенемъ. А въ дѣйствительности, сошедшая свыше Лючія (олицетвореніе содѣйствующей благодати Божіей), объемля его, т. е. проникая его душу, и именно во время тѣлеснаго сна -- иначе въ минуты наибольшей свободы души отъ земныхъ грѣховныхъ вліяній,-- сама возноситъ его превыше бесѣдовавшихъ съ нимъ тѣней. Поднятый новымъ духовнымъ настроеніемъ, Дантъ остается наединѣ съ Вергиліемъ прямо предъ "узкими вратами", непосредственно ведущими къ очищенію, и встрѣчаетъ тамъ третьяго Ангела, облеченнаго пепельною одеждою сокрушенія и покаянія, и власть имѣющаго отверзать врата Царствія Божія. Влекомый, при содѣйствіи разума (сознанія), своею свободной волей, поэтъ восходитъ къ нему по тремъ ступенямъ, знаменующимъ таинство покаянія и отпущенія грѣховъ, согласно съ чѣмъ каждая изъ сихъ ступеней имѣетъ особый цвѣтъ и прообразуетъ настроеніе человѣка, искреннимъ и полнымъ сознаніемъ слагающаго съ себя бремя совершенныхъ имъ злыхъ дѣлъ. Такое же иносказательное значеніе имѣютъ отмыкающіе священную дверь два ключа -- символъ искупительной жертвы Христовой и насущно необходимаго духовному руководителю знанія человѣческаго сердца. Но каждый человѣкъ, сверхъ дѣйствительно совершенныхъ имъ прегрѣшеній, несетъ въ себѣ и общую всему падшему человѣчеству наклонность ко грѣху и отвѣтственъ за нее; это сознаніе Ангелъ покаянія углубляетъ въ Дантѣ остріемъ своего меча "Мечъ духовный, иже есть слово Божіе". Посл. къ Еф. VI, 17), и тогда только даетъ отпущеніе, отворяетъ врата, ведущія въ Чистилище и до самаго рая. Поэты переступаютъ священный порогъ, и за нимъ встрѣчаетъ ихъ немедленно пѣніе гимна во славу Бога, даровавшаго новому пришельцу одолѣніе надъ препятствіями, которыя задерживали его восхожденіе горѣ. Трудъ начальныхъ усилій совершенъ; колебанія и сомнѣнія окончились.

-----

   1. Уже подруга престарѣлаго Тифона,-- на выступѣ восточномъ забѣлѣла -- внѣ сладостныхъ объятій друга {Небо начинаетъ освѣщаться восходящею луной. Даетъ нѣсколько произвольно переноситъ къ блѣдному освѣщенію, предшествующему появленію луны, миѳъ объ Аврорѣ (утренней зарѣ), похищенной братомъ Троянскаго царя Пріама, Тиѳономъ. Аврора, вымоливъ у боговъ для Тиѳона безсмертіе, позабыла просить для него вѣчной юности, отчего онъ и называется престарѣлымъ. Далѣе, въ строфѣ 5-й говорится уже о наступленіи настоящей утренней зари, со временемъ которой связано сновидѣніе поэта.},--
   2. А камни самоцвѣтные легли кругомъ ея чела -- узоромъ на подобіе холодной твари, -- людей язвящей ошибомъ своимъ {Созвѣздіе Скорпіона.},--
   3. И ночь два шага восходящихъ -- надъ мѣстомъ, гдѣ мы пребывали, совершила,-- и съ третьимъ шагомъ въ низъ крылѣ уже склоняла {Считая начало ночи съ 7 часовъ вечера, восхожденіе луны въ первой половинѣ апрѣля 1300 г. падаетъ на время около 9 часовъ, т. е. когда ночь уже совершила 2 шага (часа), а третій ея часъ могъ приходить къ концу. Буквальный переводъ послѣдняго стиха въ 3 строфѣ былъ-бы: "И третій (шагъ ночи) уже склонялъ къ низу (свои) крылья".}
   4. Въ тотъ часъ, какъ я, еще въ себѣ Адама влекшій -- и побѣжденный сномъ, тамъ на траву склонился, -- гдѣ мы всѣ пятеро уже сидѣли вмѣстѣ {Пятеро -- Дантъ, Вергилій, Сорделло, Нино и Малеспина.}.
   5. А въ часъ, когда касатка предъ разсвѣтомъ -- тоскливое заводитъ щебетанье, -- печали прежнія свои какъ будто вспоминая {Прокна, жена Терея, мстя ему за оскорбленіе, нанесенное сестрѣ ея Филомелѣ, убила собственнаго сына Итиса и подала его тѣло мужу въ пишу, за что была превращена богами въ ласточку (касатку). Прев. Ов. VI.},
   6. И духъ нашъ, далѣе витающій отъ тѣла, -- и мыслями задержанный слабѣе, -- въ своихъ видѣніяхъ какъ-бы пророчитъ,--
   7. Во снѣ мнѣ стало грезиться, что, вижу я, повисъ -- орелъ злотоперистый въ поднебесьѣ -- и крылья распростеръ, низринуться готовый;
   8. А обрѣтаюсь, грезилось, я тамъ,-- гдѣ Ганимеда близкіе остались, -- когда восхищенъ былъ онъ въ сонмъ боговъ державный {Т. е. на горѣ Идѣ, съ которой Юпитеръ (въ образѣ орла) похитилъ Ганимеда на небо.};
   9. И я помыслилъ про себя: "Онъ совершать ловитву -- съ издавна только здѣсь обыкъ; и, знать, съ иного мѣста -- гнушается онъ увлекать въ когтяхъ своихъ добычу;"
   10. За тѣмъ пригрезилось, что покруживъ недолго -- неудержимый, какъ перунъ ниспалъ онъ долу -- и въ высь меня до пламени небеснаго восхитилъ;--
   11. А тамъ, почудилось, и онъ, и я, мы загорѣлись,-- итакъ палилъ пожаръ сей мнимый насъ, -- что сонъ мой долженъ былъ прерваться.
   12. Такъ точно встрепенулся Ахиллесъ, -- окрестъ вращая пробужденныя внезапно очи,-- и мѣста, гдѣ онъ былъ, не узнавая,--
   13. Въ тотъ день, какъ отъ Хирона мать перенесла -- въ своихъ объятіяхъ его, уснувшаго, на Скиросъ,-- отколѣ увезенъ онъ Греками позднѣе,-- {Ахиллесъ былъ воспитанъ на горѣ Пеліонѣ кентавромъ Хирономъ Мать Ахиллеса, богиня Ѳетида, желая охранить сына отъ опасностей возникавшей Троянской войны, похитила его во зремя сна и перенесла ни островъ Скйросъ. Хитрость ея не спасла Ахиллеса: открытый хитроумнымъ Одиссеемъ, онъ принялъ участіе въ осадѣ Трои, гдѣ и погибъ.}
   14. Какъ я затрепеталъ и помертвѣлъ -- какъ человѣкъ, объятый страхомъ, цѣпенѣетъ,-- когда сбѣжала съ моего лица дремота,
   15. Увидалъ я, что со мной стоитъ одинъ мой Утѣшитель,-- и солнце поднялось уже на два часа пути,-- а самъ лицомъ я обращенъ на море.
   16. "Не устрашайся", рекъ мой Господинъ; -- "спокоенъ будь; мы днесь у пристани надежной;-- ослабы силамъ не давай, а напряги ихъ болѣ.
   17. "Уже достигъ Чистилища ты нынѣ;-- се, скалы, зри, его замкнувшія кругомъ; -- се, зри, и входъ, гдѣ видится разрывъ между скалами.
   18. "Предъ симъ, порой зари передразсвѣтной, -- пока въ тебѣ душа дремала,-- въ долинѣ той, украшенной цвѣтами,
   19. "Явилася жена и такъ вѣщала: "Я Лючія;-- дозволь вознесть мнѣ спящаго сего,-- да путь ему тѣмъ облегчу я".
   20. "Сорделло и достойныхъ призраковъ собранье тамъ остались;-- тебя-жъ она подѣяла и при свѣтѣ дня -- въ высь потекла оттоль, и я за нею слѣдомъ.
   21. "И положила здѣсь тебя; потомъ мнѣ указали -- глаза прекрасные ея здѣсь уготованную дверь;-- и отошли затѣмъ, она и сонъ, отсюда вмѣстѣ" {Изъ многочисленныхъ изслѣдованій и толкованій, вызванныхъ появленіемъ Лючіи, какъ относительно дѣйствительнаго существованія личности, которая (подобно Беатриче) могла-бы внушить Данту опоэтизированный имъ образъ, такъ и по поводу отвлеченныхъ идей и историческихъ чертъ, олицетворяемыхъ имъ въ этомъ образѣ, любопытно, между прочимъ, указаніе англійскаго переводчика Б. К.-- Dn. Plumptre на мученицу первыхъ вѣковъ христіанства, носившую имя Лючіи, про которую разсказывается, что она добровольно вырвала свои глаза, потому что красота ихъ внушала недостойныя мысли поклоннику ея, язычнику. Этою легендою, по мнѣнію Plumptre, можетъ объясниться въ стр. 21 упоминаніе о прекрасныхъ глазахъ.}.
   22. Какъ тотъ, кто переходитъ къ твердости отъ колебаній -- и на спокойствіе смѣняетъ опасенья,-- когда ему вся истина открылась,--
   23. Такъ измѣнился я; едва-жъ спокойнымъ -- меня увидѣлъ Вождь, впередъ по выступу немедля -- онъ двинулся, и я за нимъ, къ вершинѣ направляясь.
   24. Ты чувствуешь, читатель, сколь возвышенъ становится предметъ мой; посему не удивляйся, -- что украшаю я его искусствомъ вящшимъ.
   25. Мы, приближался, достигли мѣста,-- отколѣ тамъ, гдѣ зрѣлась мнѣ разсѣлина сначала,-- подобно трещинѣ въ раздавшейся стѣнѣ {Иносказательный смыслъ слѣдующихъ строфъ (25--44), образно представляющихъ таинство христіанской исповѣди, легко понятенъ. Ангелъ духовникъ, въ ознаменованіе предоставленной ему власти вязать и рѣшить, одинъ во всей поэмѣ изображенъ сидящимъ на адамантовомъ камнѣ, на коемъ, по слову Божію, созиждена Церковь Христова. Изъ ступеней, ведущихъ къ "узкимъ вратамъ", первая, ясная и отражающая всего человѣка прообразуетъ обязательную искренность сознанія въ совершенныхъ прегрѣшеніяхъ; вторая, опаленная огнемъ и разбитая по всѣмъ направленіямъ,-- внутреннее сокрушеніе о грѣхахъ и терзаніе человѣка, видящаго свое нравственное недостоинство, и третья -- огненно кроваваго цвѣта -- полное раскаяніе души, плачущей кровавыми слезами, но согрѣтой пламеннымъ желаніемъ исправленія. Современному читателю можетъ казаться странною церковно-догматическая аллегорія въ поэтическомъ произведеніи. Но эпосъ Данта въ удивительной гармонію съ художественностью поэтическихъ образенъ совмѣщаетъ всѣ стороны жизни человѣка въ средневѣковой западной Европѣ, и въ общемъ планѣ всей поэмы всѣ подобные эпизоды получаютъ каждый свое значеніе.},--
   26. Я усмотрѣлъ затворъ и три ступени, снизу,-- къ нему ведущія, различныя по цвѣту,-- и вратаря, пока безмолвнаго, предъ онымъ.
   27. И очи шире, шире раскрывая разглядѣлъ, что сей сидѣлъ на верхнемъ прагѣ;-- но вынести не могъ его я лика;
   28. Въ десницѣ мечъ держалъ онъ обнаженный,-- метавшій въ нашу сторону лучи такіе,-- что взоръ къ нему возвесть я много разъ вотще пытался.
   29. "Отвѣтъ держите издали: чего вы здѣсь хотите?" -- вѣщая такъ, отверзъ уста онъ: "Гдѣ-жъ путеводитель?-- Страшитесь да не въ пагубу вамъ будетъ восхожденье".
   30. "Жена Небесная, которой вѣдомо все это",-- ему Наставникъ мой отвѣтствовалъ, "предъ симъ невдавнѣ -- сказала намъ: "Туда направьтесь, тамъ врата".
   31. "Такъ да ускоритъ-же она вашъ путь во благо",-- тогда изрекъ привратникъ благосклонный;-- "дерзайте выше по ступенямъ нашимъ".
   32. И мы пошли. Приступокъ первый -- былъ бѣлый, мраморный, столь гладкій и лоснистый,-- что отражался въ немъ я весь, какой я есмь;
   33. Другой темнѣе, чѣмъ багровый,-- изъ опаленнаго огнемъ нетесаннаго камня,-- надтреснутый и вдоль, и въ ширину;
   34. Тяжелой глыбою поверхъ налегшій третій -- казался мнѣ порфировымъ и красно-пламеннаго цвѣта,-- подобно крови, брызжущей изъ жилы;
   35. И на него обѣими стопами опирался -- господень Ангелъ, возсѣдавшій на порогѣ вратъ,-- сооруженномъ, представлялось мнѣ, изъ адамантоваго камня.
   36. По тремъ ступенямъ вверхъ, съ моимъ желаньемъ полнымъ,-- возвелъ меня мой Вождь, увѣщевая:-- "Сокрушенно моли его, да разомкнетъ затворы".
   37. Спервоначала въ грудь себя ударивъ троекратно, -- съ благоговѣніемъ я палъ къ стопамъ священнымъ -- съ мольбой, да, милосердуя, отверзетъ двери.
   38. И начерталъ мнѣ на челѣ седмижды Г.-- онъ остріемъ меча и рекъ: "Омыть,-- когда въ ограду внидешь ты, потщися эти язвы".
   39. Какъ пепелъ или прахъ сухой земли -- на немъ такого цвѣта были ризы;-- и изъ-подъ нихъ извлекъ онъ два ключа,--
   40. Одинъ златой, второй изъ серебра;-- и бѣлый напередъ, потомъ и желтый -- къ запорамъ приложилъ, меня довольствомъ исполняя.
   41. "Когда задержится изъ сихъ ключей хотя единый,-- въ запорѣ не вращался свободно",-- вѣщалъ онъ намъ, "сей путь закрытымъ остается".
   42. "Цѣннѣе первый ключъ; но много болѣе потребно -- умѣнія и разума, при отпираніи другимъ, -- зане онъ тотъ, что размыкаетъ связи" {Въ подлинникѣ употреблена метафора, примѣнить которую къ ключу на русскомъ языкѣ представлялось переводчику крайне труднымъ Perch'ell'è quella che il uodo disgroppa -- зане онъ тотъ есть, который распутываетъ узелъ.-- Общій смыслъ заключается въ томъ, что драгоцѣнный золотой ключъ, символъ искупительной жертвы Христовой, отверзаетъ двери Царствія Божія одною силою неистощимой любви Распятаго къ человѣчеству; но для человѣка исповѣдника несравненно труднѣе дѣйствовать другимъ ключомъ, серебрянымъ, который знаменуетъ знаніе человѣческаго сердца и искусство, не. обходимыя для духовника, "пріемлющаго помышленія человѣческія", дабы но человѣчески, но безошибочно оцѣнятъ искренность и значеніе приносимаго передъ нимъ покаянія, и сообразно сему давать отпущеніе, или налагать запрещеніе на кающагося. Милосердная снисходительность къ слабостямъ людскимъ составляетъ, однако-же, во всякомъ случаѣ, долгъ духовника (стр. 43).}
   43. Мнѣ Петръ вручилъ ихъ, заповѣдавъ погрѣшать -- скорѣй при отверзаньи вратъ, чѣмъ путь держать замкнутымъ -- предъ тѣми, кто къ моимъ стопамъ склоняться будетъ".
   44. И распахнувъ затѣмъ священной двери входъ -- онъ возгласилъ: "Входите; но внимайте:-- вспять обращается оттоль, кто станетъ озираться".
   45. Когда-же двинулись навѣсы -- сихъ вратъ святыхъ на вереяхъ,-- мѣдяныхъ {Въ подлинникѣ: di métallo son. Переводчикъ, желая избѣжать нерусскаго слова -- металлъ, рѣшился замѣнить его выраженіемъ -- мѣдяныя.}, тяжкихъ и гудящихъ,
   46. То не стонала такъ, не оглушительнѣй гудѣла -- Тарпея въ оный день, какъ доблестный Метеллъ у ней былъ отнятъ,-- и оскудѣла съ той она поры {Въ поэмѣ Лукана "Фарсаліи" разсказывается, какъ при вступленіи войска Ю. Цезаря въ Римъ, только одинъ смѣлый трибунъ Метеллъ покушался безуспѣшно противиться разграбленію государственной казны, хранившейся въ храмѣ Сатурна на Тарпейской скалѣ, но былъ силою удаленъ изъ храма.}.
   47. Но только повернулся я, симъ первымъ гуломъ привлеченный,-- уже мнѣ чудилось, что пѣнію: "Тебя мы Бога хвалимъ" -- подъ звуки сладкой музыки я внемлю;
   48. И слышимое мною представлялось -- вполнѣ тому подобнымъ, какъ всегда бываетъ,-- когда поютъ съ органомъ лики,
   И ясно слышимы порой слова, порою-же не слышны {Громовые звуки, устрашающіе человѣка, который находится еще внѣ вратъ спасенія, слышатся допущенному въ Чистилище, уже какъ музыка,-- сопровождаемая пѣніемъ хвалебнаго гимна. Это двойственное впечатлѣніе одного и того же звука выражено въ подлинникѣ чрезвычайно изящно.}.

-----

   Девятою пѣснію заключается вступительная часть "Чистилища". Для поэтовъ раскрылись врата его. Десятая пѣснь начинается восхожденіемъ на первый изъ семи поясовъ, уступами окружающихъ Гору Очищенія. Странствіе поэтовъ по уступамъ, на коихъ души, по числу семи основныхъ грѣховъ, проходятъ свои искупительныя страданія, составляетъ содержаніе послѣдующихъ пѣсенъ, отъ X до XXVII,-- т. е. второй части поэмы. Въ пѣсни XXVIII Дантъ, уже оставленный Вергиліемъ, вступаетъ въ земной рай на темени горы, гдѣ онъ созерцаетъ апокалипсическія видѣнія, -- и такимъ образомъ заключительныя пѣсни "Чистилища" отъ XXVIII до ХХХЩ составляютъ какъ-бы третью, также обособленную, его часть.
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru