Цукколи Лучиано
Тень в гостиной

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Текст издания: журнал "Вестник иностранной литературы", 1916, No 5.

Тень в гостиной

Перевод с итальянского

Новелла Луччиано Цукколли.

   Это был загадочный человек, неохотно говоривший о себе и о своем прошлом. Он был, несомненно, богат, много путешествовал и бывал в лучшем обществе. Ему было уже около пятидесяти лет. Сдержанность, привычка взвешивать свои слова, старание не высказывать никогда резких суждений и относиться ко всем снисходительно, находя объяснение и извинение даже для самых дурных поступков, могли бы обеспечить ему видное место в дипломатическом мире. Под его мягкою внешностью скрывались не только несокрушимая твердость характера, но и превосходное уменье владеть собою. Он был высокого роста, худой и угловатый человек, не особенно располагавший к себе с первого взгляда; но стоило только заговорить с ним и познакомиться поближе, как каждый убеждался в том, что это в высшей степени воспитанный и скромный человек, готовый всегда оказать другому услугу. Первое впечатление холодности и даже враждебности в нем исчезало очень скоро.
   С этим человеком, по имени Альфредо Серравалле, встречался очень часто--так как оба бывали в одном и том же кругу -- Энрико ди Меллана, представлявший самый резкий контраст с ним.
   Энрико ди Меллана выпаливал всегда вслух все, что у него было на уме, хотя бы это и доставляло ему потом массу неприятностей. Знакомые называли его "землетрясением", потому что он часто перевертывал вокруг себя все вверх дном. Он был неглуп, наблюдателен, знал людей с их страстями, но считался, несмотря на свои тридцать лет мальчишкою, которого надо держать далеко от всех хрупких вещей из опасения, чтобы он не перебил их. Будучи такими резкими контрастами, Альфредо и Энрико встречались, здоровались, обменивались несколькими словами, держались очень предупредительно друг к другу, играли вместе в бридж, но старались по возможности избегать друг друга из опасения каких-либо столкновений. Когда Энрико высказывал, по обыкновению, свои решительные мнения, Альфредо Серравалле уходил, вероятно, чтобы не подвергнуться искушению возражать против его мнений. Болтливость Энрико ди Меллана раздражала втайне Альфредо Серравалле, а осторожность в словах Альфредо Серравалле раздражала втайне Энрико ди Меллана.
   Один лишь единственный раз случилось так, что Энрико ди Меллана говорил, а Альфредо Серравалле внимательно слушал его.
   Это было днем на приеме у графини Вирджинии Скалезе. В маленьком кружке, состоявшем из графини, Энрико, Альфредо и еще нескольких других, обсуждалось совершенное в последние дни преступление. Речь шла не о нем самом--обычном преступлении с целью грабежа, а о том, что полиции не удалось еще, несмотря на многочисленные аресты, напасть на следы преступника.
   -- Приходило ли вам в голову, господа, -- заметил вдруг Энрико: -- что все мы, вероятно, жали не раз руки убийцам?
   -- Ого... уж и не раз! -- возразил кто-то. -- Это мне кажется преувеличено.
   Энрико поднял глаза, чтобы посмотрев, кто возразил ему, и увидал, к своему изумлению, что это Альфредо Серравалле, который стоял тут же, мирно попивая чай.
   -- Безусловно не раз, -- упорно повторил Энрико. -- Это настолько справедливо, что я не особенно удивился бы, если бы узнал, что здесь среди нас находится преступник.
   Все заявили громкий протест. У миниатюрной и грациозной графини Вирджинии вырвался даже крик ужаса.
   -- Хорошее же у вас мнение о моих гостях! -- воскликнула она.
   -- Я не говорю, что среди нас есть убийцы, а только, что они могут быть, -- продолжал Энрико ди Меллана, с удовольствием производя вокруг себя землетрясение. -- Я прочитал в эти дни мемуары одного француза -- начальника полиции и страшно удивился, узнав, что число преступлений, остающихся безнаказанными, достигают целых 60 %. Разве это мало по-вашему? Из ста убийц остается на свободе шестьдесят человек, которые встречаются с нами на улице и приходят пить чай к нашей милой графине Вирджинии.
   Протест вспыхнул снова с такою силою, что гости, находившиеся в соседней комнате, присоединились к кружку, чтобы узнать, в чем дело.
   -- Эти шестьдесят убийц живут значит нашею жизнью, -- продолжал Энрико, -- и мы разговариваем с ними, встречаемся с ними, подаем им руку. Мне кажется, что...
   -- Вы неправы, -- перебил его снова Альфредо Серравалле, передавая свою чашку лакею и продолжая по-прежнему стоять: -- вы неправы в том, что они живут нашею жизнью. Они живут своею жизнью, в низших слоях общества, и нам не приходится встречаться с ними.
   -- Это было бы справедливо, -- быстро возразил Энрико ди Меллана, -- если бы преступления совершались только в низших слоях общества. Но вы забываете, что в высших классах тоже происходят убийства, хотя и не столь часто, как в низших. Мы встречаемся в обществе именно с виновниками "элегантных" преступлений, если можно назвать их так. И эти люди должны появляться в обществе. Боже упаси, чтобы они переменили образ жизни, удалились из общества, привлекли к себе так или иначе внимание! Я убью человека сегодня, а завтра приду к вам завтракать...
   -- Ради Христа! -- воскликнула графиня Вирджиния. -- Вымойтесь хоть хорошенько.
   -- Не беспокойтесь. Я уже привык, -- ответил Энрико смеясь. -- Шутки в сторону. Разве неверно то, что я говорю? Например...
   -- Тише, тише! -- вмешалось несколько человек. -- Выслушаем пример...
   -- Например, кто убил Элизу Муа? Помните убийство Элизы Муа, совершенное шесть или семь лет тому назад, дорогой Серравалле?
   Взор Энрико ди Меллана устремился на лицо Альфредо Серравалле; но тот опустил глаза. Он держал в руках портсигар и открывал его в этот момент с некоторым усилием, так как он был новый и пружина поддавалась еще не легко.
   -- Помните пли нет? -- повторил Энрико. -- Или, может быть, вы уезжали тогда путешествовать?
   -- Помню прекрасно, -- спокойно ответил Альфредо Серравалле, вынимая из портсигара папиросу и закуривая ее. -- Я не путешествовал тогда, а был здесь.
   -- Так вот: убийство Элизы Муа было совершено одним из нас! -- воскликнул Энрико торжествующе.
   -- Одним из нас! -- повторила графиня. -- Что вы говорите, дорогой ди Меллана?
   -- Я хочу сказать, что оно было совершено человеком нашего круга, а не из низших слоев общества. Элиза Муа была, извините за выражение, веселая девица, жила в роскошном доме, держала лошадей и славилась своею красотою. Брюнетка, с бородавкою на левой щеке...
   -- Нет, -- перебил Альфредо Серравалле: -- посреди лба, над самым носом...
   -- Вы, значит, знали ее? -- спросила графиня.
   -- Немного, -- ответил Альфредо. -- Кроме того эта бородавка так бросалась в глаза, что ее нелегко забыть.
   -- У Элизы Муа, -- продолжал Энрико ди Меллана, -- было много друзей среди лиц с хорошим именем и положением. Как видите, наш Серравалле, обычно такой осторожный, не стесняется говорить, что он знал ее.
   Альфредо Серравалле не моргнул глазом, но выронил папиросу и быстро наклонился поднять ее, чтобы она не прожгла ковра. Энрико не увидел поэтому его взгляда.
   -- У нее было также много знакомых среди всякого сброда, как бывает всегда у подобных женщин, -- продолжал Энрико: -- она принимала открыто людей общества, а потихоньку--темных людей, живших даже, может быть, за ее счет. Коротко говоря, войдя однажды утром в роскошную спальню Элизы, горничная нашла свою госпожу зарезанною. Удар бритвы, нанесенный сильною и твердою рукою, перерезал ей горло. Экспертиза установила, что удар был нанесен ей неожиданно спереди назад, от подбородка к затылку. Все в комнате оказалось в полном порядке: ни один ящик не был открыт, ничего из драгоценностей не пропало. Все было на месте. На маленьком несгораемом шкафу у кровати, где Элиза держала свои деньги и ценные бумаги, не было ни следа взлома. Убийца знал, должно быть, дом превосходно, потому что вошел, не взломав ни одного замка. Горничная утверждала тем не менее все время, что Элиза вернулась домой в тот вечер одна. Нечего говорить, что полиция арестовала горничную, всю прислугу многих, из темных личностей, постоянно бывавших в доме, и отпустила потом всех, так как они смогли доказать свою невинность. Я забыл одну подробность: по свидетельским показаниям выяснилось, что Элиза запирала в маленький несгораемый шкаф не только бумаги и Деньги, но и письма, компрометировавшие ее наиболее богатых друзей.
   -- Какие же это были письма? -- спросил уверенным голосом Альфредо Серравалле.
   -- Почем я знаю? Вероятно, объяснения в любви женатых мужчин, -- возразил Энрико. -- Вам известно, что люди бывают в письмах иногда болтливее, чем им желательно, особенно, если женщина вскружила им голову, и рассказывают тогда не только про свои, но и про чужие дела. Возьмите, например, если человек доверит свои секреты или секреты близкого ему родственника. Такое письмо может вполне погубить семью. И вот, когда открыли несгораемый шкаф, в нем не нашлось ничего, кроме денег и ценных бумаг в полном порядке: ни одного письма, ни одного документа. Повод к убийству был ясен: надо было уничтожить какие-то документы. Кроме того, преступление было совершено человеком, имевшим в руках ключ от несгораемого шкафа...
   -- Но ключ находился, вероятно, в руках у самой жертвы -- Элизы, -- перебил Альфредо Серравалле.
   -- В таком случае убийца должен был знать, где его жертва держала всегда этот ключ, -- заметил Энрико.
   Альфредо Серравалле наклонился положить папироску и внимательно поглядел на пепельницу.
   -- Надо было искать преступника среди высших классов общества, -- продолжал Энрико: -- среди людей, известных своим именем и положением и постоянно посещавших дом Элизы. Но именно это не было сделано. Правда, был произведен целый ряд обысков у разных лиц и установлено наблюдение за одним графом, одним банкиром, одним артистом и еще за кем-то, но в конце концов ни обыски, ни шпионаж не дали никакого результата. Следственные власти только потеряли время, начав снизу вместо того, чтобы начать сверху. Кусочек бумажки пли письмо сжигается в несколько минут и к тому времени, когда были произведены обыски, от этих бумаг или писем не осталось даже и пепла. Убийца был, видимо, так уверен в своей безнаказанности, что позволил себе даже величайшее презрение к обеспечению себя от преследования. Каждый другой на его месте изобразил бы картину грабежа, опрокинул бы всякие ящики, взломал бы несгораемый шкаф, перевернул бы в комнате все вверх дном. Здесь же наоборот все было на своем месте и несгораемый шкаф нетронут. Даже Элиза, схваченная видно за плечи, лежала в обычной луже крови, но в спокойной поз, точно спала. Ни малейшего шума не было слышно в доме. Убийца ушел так же тихо, как и вошел.
   -- Это вот самая таинственная часть всей истории! -- воскликнула графиня. -- Горничная утверждала ведь тогда, что Элиза вернулась домой одна.
   -- Это только подтверждает мое мнение о том, что убийцу следовало искать среди ближайших знакомых ее, -- возразил Энрико. -- Конечно, он спрятался заблаговременно. Если бы его увидели тогда, когда он забрался в дом с ключами, находившимися постоянно у него в руках, он объяснил бы, что только пошутил, чтобы попугать немного свою подругу, и все кончилось бы веселым смехом. Его не заметила ни Элиза, ни горничная, и он сделал свое дело...
   -- Это ужасно! -- прошептала графиня. -- Но как же он мог уйти потом?
   -- С теми же ключами, потихоньку, пока горничная спала крепким сном.
   -- II впоследствии тоже ничего не обнаружилось про это преступление? -- спросил один из собеседников.
   -- Ничего. Все следы были затеряны, как в низших классах, так и в высших. Что же оставалось больше делать?
   -- Но какая же тайна могла быть известна этой женщине? -- спросила графиня.
   -- Если бы это было известно нам, то это не было бы тайною, -- возразил Энрико смеясь. -- Известно лишь то, что об Элизе Муа не было больше разговору. Вскоре после этого было совершенно к счастью, т.е. к счастью для властей, другое громкое убийство: один богатый купец был убит среди бела дня из мести женщиною, которой не удалось скрыться... Не знаю, помните ли вы это, дорогой Серравалле?
   -- Нет, -- ответил Альфредо Серравалле невозмутимо: -- я уехал как раз в то время в далекое путешествие.
   -- Ах, вы уехали! -- повторил Энрико. -- Но это безразлично. Новое преступление заставило забыть про старое, и труп бедной Элизы Муа до сих пор взывает о мести из своей могилы. Но скажите: изо всего, что я говорил, разве не следует, что убийца принадлежит к нашему кругу, и мы постоянно встречаемся с ним и жмем ему руку? Что может быть проще этого? Он замкнул свою тайну в сердце, и она останется замкнутою в нем до смерти...
   Никто не возражал ему. Слова его произвели на всех потрясающее впечатление. Казалось, в гостиную, только что оглашавшуюся громкими голосами и смехом, проскользнула незаметно зловещая тень.
   -- Вы, может быть и правы, -- заметила наконец графиня Вирджиния, -- но от ваших слов всех нас пробирает мороз по коже, и вы должны загладить теперь свою вину...
   -- С удовольствием, -- ответил Энрико весело. -- Я к вашим услугам. Приказывайте все, что угодно!
   -- Садитесь за рояль и сыграйте нам какой-нибудь бравурный танец.
   -- Да, да бравурный танец! -- закричало несколько человек.
   -- Нет, лучше веселую песню, --потребовали другие.
   -- Хорошо, песню, -- согласилась графиня. -- Знаете, ту очаровательную, что начинается словами: "Положи руку на мое сердце..."
   Энрико вскочил со стула, подбежал к роялю, а все последовали за ним и встали полукругом у рояля. Первые же аккорды вызвали гром аплодисментов и вернули гостям веселое настроение, как будто в комнату влилась волна света.
   -- Превосходно! Это та самая песня!
   И песня разлилась в воздухе бойко и жизнерадостно, подхваченная несколькими голосами: "Положи руку на мое сердце, любовь моя..."
   Оставшись один в своем углу, Альфредо Серравалле огляделся по сторонам. Потом, убедившись в том, что никто не смотрит на него, он вытер платком лоб: на нём выступали капли холодного пота.

------------------------------------------------------------------------

   Источник текста: журнал "Вестник иностранной литературы", 1916, No 5.
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru