Булгарин Фаддей Венедиктович
Чернец, Киевская повесть. Сочинение Ивана Козлова

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Чернецъ, Кіевская повѣсть. Сочиненіе Ивана Козлова. С. П. б., 1825, въ типогр. Департ. Народнаго Просвѣщенія, въ 8, 64 стр. {Продается въ книжномъ магазинѣ И. В. Сленина по 5 руб., съ пересылкою по 6 рублей.}
   

Статья I.

   Вотъ что Издатели сей Повѣсти говорятъ о почтенномъ ея Авторѣ: "Въ молодыхъ лѣтахъ, проведенныхъ въ разсѣянности большаго свѣта, онъ не зналъ того, что таилось въ его душѣ, созданной понимать высокое и прекрасное -- несчастіе открыло ему эту тайну: похитивъ у него блага жизни, оно даровало ему Поэзію" Вотъ уже пятый годъ, какъ онъ безъ ногъ и слѣпъ: существенный міръ исчезъ для него навсегда; но міръ души, міръ поэтическихъ мыслей, высшихъ надеждъ и вѣры открылся ему во всей красотѣ своей: онъ живетъ въ немъ, и въ немъ забываетъ свои страданія, часто несносныя." -- Читатели знакомы теперь съ Сочинителемъ Повѣсти; познакомимъ ихъ съ сочиненіемъ.
   Ночь. Миръ и тишина царствуютъ въ обители иноковъ; во мракѣ едва блеститъ свѣтъ лампады въ отдаленной келіи; въ ней юный чернецъ борется со смертью. Никто не зналъ ни имени его, ни происхожденія: однажды, во время ночной бури, онъ пришелъ въ обитель и поселился въ ней. Печально велъ иноческую жизнь, избѣгалъ общества, и носилъ на себѣ отпечатокъ ужасной горести и унынія.
   
   "Въ торжественный молитвы часъ
   И онъ пѣвалъ хвалебный гласъ....
   Но часто вопли тяжкой муки
   Святые прерывали звуки!
   Бывало, онъ во тьмѣ ночей
   Покоя въ кельѣ не находитъ,
   И въ длинной мантіи своей
   Между могилъ, какъ призракъ, бродитъ,
   Теперь недвижимъ, ждетъ конца:
   Недугъ терзаетъ чернеца."
   
   На смертномъ одрѣ, Игуменъ утѣшалъ несчастнаго страдальца. Онъ долго боролся съ собою и наконецъ открылъ тайну прежней своей жизни.
   Несчастный взросъ бездомнымъ сиротою, и дѣтскія лѣта провелъ въ горести. Пламенная душа его искала любви, но боясь холоднаго презрѣнія отъ людей, онъ скрывался, дичился и жилъ въ одиночествѣ. Всѣ его удовольствія и забавы составляли охота и презрѣніе опасностей. Онъ говоритъ:
   
   "Любилъ опасностью играть,
   Надъ жизнью дерзостно смѣяться:
   Мнѣ было нечего терять,
   Мнѣ было не съ кѣмъ разставаться."
   
   Въ тѣ страны, гдѣ жилъ юноша, пріѣхалъ покрытый сѣдинами воинъ, съ женою и дочерью. Юноша увидѣлъ дѣвицу, полюбилъ ее, и новая жизнь, новое счастіе открылось ему на землѣ. Онъ снискалъ взаимную любовь дѣвицы, довѣренность ея матери и уваженіе отца. Уже онъ былъ обрученъ съ предметомъ своихъ желаній -- вдругъ внезапное несчастіе обрушилось на него. Мать его невѣсты умерла, а между тѣмъ прибылъ въ домъ какой-то дальній родственникъ, который прежде хотѣлъ женишься на его любезной, имѣлъ какія-то дѣла съ ея отцемъ, и наконецъ примирился, съ тѣмъ, чтобы отомстишь. Онъ оклеветалъ жениха; отецъ измѣнилъ своему слову и отказалъ несчастному сиротѣ въ рукѣ своей дочери. Такое коварство привело его въ ожесточеніе; лйобовь омрачила его разсудокъ; онъ увезъ свою прежнюю невѣсту, и тайно обвѣнчался ";ь нею. Здѣсь несчастный говоритъ:
   
   Быть можетъ, ты, отецъ святой,
   Меня за дерзость обвиняешь:
   Но, старецъ праведный, не знаешь,
   Не зналъ ты страсти роковой.--
   
   Промчался годъ въ сладкомъ упоеніи; уже онъ надѣялся быть отцемъ:
   
   "Но злоба алчная не спитъ."
   
   Врагъ его разгласилъ, будто преступная дочь проклята отцемъ. Эта вѣешь сразила несчастную съ новорожденнымъ младенцемъ: съ сей поры начинается бѣдственная жизнь страдальца, потерявшаго все, что его привязывало къ жизни. Онъ самъ удивляется, что пережилъ этотъ ударъ:
   
   "Я мать съ младенцемъ схоронилъ,
   И я... Творецъ!... надъ той могилой,
   Гдѣ легъ мой сынъ съ подругой милой.
   Стоялъ, и живъ!...
   
   Несчастный почти потерялъ разсудокъ, бродилъ по окрестностямъ, ничего не чувствовалъ, и все прошедшее уснуло въ душѣ его -- но взглянувъ нечаянно на обручальное кольцо, онъ снова возвратился къ памяти и страданіямъ, бросилъ край родной, и семь лѣтъ блуждалъ въ дебряхъ и ущельяхъ горъ, находя всю отраду въ своей горести, которая припоминала ему прежнее счастіе.
   
   Онъ (Богъ) крестъ даетъ, и Онъ же намъ
   Въ крестѣ надежду посылаетъ.
   
   Какое-то сладкое утѣшеніе поселилось въ сердцѣ страдальца; надежда свидѣться съ милыми въ будущей жизни укрѣпляла духъ его. Чужбина наскучила ему, чувство родины пробудилось въ душѣ: ему захотѣлось увидѣть тотъ домъ, садъ, рощи и синія Днѣпровскія волны, которыя нѣкогда были свидѣтелями его счастья; захотѣлось поплакать надъ могилою, сокрывшею на вѣки его спокойствіе -- и несчастный побрелъ на родину.
   Здѣсь начинается ужасное происшествіе, омрачившее дни страдальца раскаяніемъ, и запятнавшее жизнь его тяжкимъ преступленіемъ. Это не только лучшее мѣсто въ Поэмѣ, но одно изъ лучшихъ въ нашей Поэзіи: мы предоставляемъ себѣ у довольствіе поговорить объ этомъ подробнѣе въ одномъ изъ слѣдующихъ нумеровъ Сѣв. Пчелы.
   

Статья II.

   Авторъ живо постигнулъ чувствованіе, возникающее въ нѣжной душѣ при взглядѣ на родину, послѣ долгаго отсутствія. Сначала радость заглушаетъ всѣ ощущенія, наконецъ воспоминанія оживаютъ, и тогда, или внезапная радость превращается въ постоянное счастіе, или горесть дѣйствуетъ еще сильнѣе на душу. Послушаемъ страдальца, расказывающаго о своемъ возвращеніи на родину:
   
   "Вдругъ видъ открылся предо мною
   Родимыхъ Кіевскихъ полей!
   Они, какъ прежде, зеленѣли,
   Волнами также Днѣпръ темнѣлъ;
   На нивахъ тѣ же пѣсни пѣли,
   И также все въ странѣ родной,
   А нѣтъ лишь тамъ ея одной."
   
   Несчастный видитъ храмъ Божій, узнаетъ мѣсто, гдѣ погребены его жена и сынъ, и вмѣсто отчаянія, тихая горесть объемлетъ его душу: онъ молится и плачетъ. Въ надеждѣ на будущую жизнь, на радостное свиданіе, страдалецъ забываетъ землю и духомъ возносится къ престолу Всевышняго. Вдругъ слышитъ онъ за кустами шорохъ, оглядывается и видитъ жнеца съ молодою подругою, а на возѣ съ снопами прелестнаго младенца съ вѣнкомъ изъ васильковъ. Эта картина семейственнаго счастія исторгаетъ вопль отчаянія изъ глубины души несчастнаго: всѣ прежнія мечты, всѣ страданія съ большею силою вспыхнули въ немъ. Онъ говоритъ:
   
   "Въ слезахъ тогда къ нимъ на могилу
   Безъ памяти бросаюсь я;
   Горѣло сердце у меня;
   Тоска души убила силу;
   Цѣлуя дернъ, я разрывалъ
   Руками жадными моими
   Ту землю, гдѣ я легъ бы съ ними.
   
   Несчастный лишился чувствъ; но юность превозмогла снова скорбь, онъ ожилъ, ...
   
   "Вздохнула грудь, открылись очи,
   Кругомъ бродилъ мой томный взглядъ:
   Все было тихо, скрыто мглою.
   Въ туманѣ мѣсяцъ чуть свѣтилъ,
   И лишь могильною травою
   Полночный вѣтеръ шевелилъ." --
   
   По нашему мнѣнію, невозможно лучше выразишь скорби несчастнаго на гробѣ милыхъ сердцу.. Сперва тихая грусть, потомъ отчаяніе, забвеніе самаго себя, желаніе проникнуть въ глубину могилы -- все это списано съ натуры мастерскою кистью. Посмотримъ, какъ страдалецъ раскалываетъ ужасную развязку: это мѣсто исполнено величайшихъ красотъ Поэзіи и повѣствованія,
   
   "Я всталъ, и скорыми шагами
   Пошелъ съ потупленной главой
   Черезъ поляну; за кустами
   Вилась дорога подъ горой;
   Почти безъ памяти, безъ цѣли,
   Я шелъ, куда глаза глядѣли;
   Изъ-за кустовъ на встрѣчу мнѣ
   Несется кто-то на конѣ.
   Не знаю самъ, какой судьбою
   Но вдругъ... я вижу предъ собою
   При блескѣ трепетномъ луны
   Убійцу сына и жены.
   Отецъ! то встрѣча роковая:
   Я шелъ, весь міръ позабывая;
   Не думалъ я его искать;
   Я не хотѣлъ ему отмщать;
   Но онъ, виновникъ разлученья,
   Онъ тамъ, гдѣ милые въ гробахъ,
   Когда еще въ моихъ очахъ
   Дрожали слезы изступленья...
   То знаетъ совѣсть, видитъ Богъ;
   Хотѣлъ простить, простить не могъ:
   Я измѣнилъ святой надеждѣ;
   Я вспомнилъ все, что было прежде,
   И за узду схватилъ коня:
   "Злодѣй! узналъ ли ты меня?"
   Онъ робко смотритъ, онъ дивится,
   Онъ саблю обнажить стремится,
   Увы, со мною былъ кинжалъ!...
   И онъ въ крови съ коня упалъ.
   
   Какое простосердечіе въ расказѣ! какая прелесть въ стихахъ! Какое глубокое познаніе слабостей человѣческаго сердца!-- Если бъ несчастный встрѣтилъ виновника своего злополучія на другой день, онъ вѣроятно не покусился бы на жизнь его. Онъ великодушенъ; онъ предавался святой надеждѣ на будущее; но внезапная встрѣча при гробахъ, когда еще въ глазахъ несчастнаго не обсохли слезы отчаянія -- воспоминаніе ужасной потери -- порывъ врага къ обнаженію сабли -- все это ослѣпило разсудокъ и ускорило убійство, превратившее невиннаго страдальца -- въ несчастнаго преступника. Его раскаяніе, его сожалѣніе о случивтемся удостовѣряютъ, что онъ былъ рожденъ для добродѣтели: но законы Божескіе и человѣческіе всегда праведно осуждаютъ убійцу: онъ самъ осуждаетъ себя и терзается безотрадною грустью.
   Картина встрѣчи двухъ враговъ прекрасна, но заключеніе еще превосходнѣе:
   
   Тогда еще не разсвѣтало;
   Я внѣ себя иду назадъ;
   И рощи и поля молчатъ,
   Передъ зарею все дремало,
   Лишь несся гулъ издалека,
   Какъ конь скакалъ безъ сѣдока.
   
   Послѣдній стихъ до такой степени звукоподражателенъ, что кажется, слышишь конскій топотъ: вообще въ этомъ отрывкѣ все дышитъ природою и простотою.
   Преступникъ чувствуетъ всю тяжесть своего преступленія. Онъ до сихъ поръ жилъ одною надеждою увидѣться въ будущей жизни съ своими милыми. Но теперь упованіе оставило его: онъ убійца, а они невинны. Онъ слышитъ благовѣстъ, но не смѣетъ войти въ храмъ Божій: все, и самая надежда для него погибла
   
   "Какъ непорочность сочетать
   Убійцы съ буйными страстями?
   Какъ въ небѣ Ангела обнять
   Окровавленными руками?"
   
   Какая высокая мысль! какое глубокое чувство безсмертія и Божескаго правосудія!-- Послѣ того несчастной страдалецъ повѣствуетъ о своихъ мученіяхъ и угрызеніяхъ совѣсти, о видѣніи, потревожившемъ его духъ: ему казалось, что его супруга съ младенцемъ на рукахъ навѣстила его въ горести, Наконецъ, въ самую минуту сего расказа, ему чудится то же самое видѣніе; онъ простираетъ руки, восклицаетъ и страданія его возобновляются.
   Чрезъ два дни, несчастный кончилъ жизнь. Ударили въ колоколъ:
   
   "И звонъ трекратно раздается
   Надъ полуночною волной,
   И объ усопшемъ вѣсть несется
   Далеко зыбкою рѣкой.
   Въ пещеру вѣщій звонъ домчался,
   Гдѣ схимникъ праведный спасался:
   "Покойникъ!" -- старецъ прошепталъ,
   Открылъ налой, и четки взялъ.--
   У рыбаковъ сонъ безмятежной
   Имъ прерванъ въ хижинѣ прибрежной:
   Грудной младенецъ сталъ кричать;
   Его креститъ съ просонья мать;
   Творить молитву начинаетъ,
   И тихо колыбель качаетъ,"
   И передъ тлѣющимъ огнемъ
   Опять уснула крѣпкимъ сномъ.--
   И черезъ поле той порою
   Шелъ путникъ съ милою женою;
   Они свой ужасъ въ темну ночь
   Веселой пѣснью гнали прочь;
   Но только звуки раздалися,
   Перекрестились, обнялися...
   Пошли грустнѣй рука съ рукой,
   И звукъ утихъ во тьмѣ ночной.
   
   Этимъ кончится Повѣсть, которой ходъ, содержаніе и нѣкоторые стихи мы представили нашимъ читателямъ. Въ ней нѣтъ характеровъ, ибо Авторъ хотѣлъ представить только одно главное событіе -- страданія несчастнаго, его преступленіе, отчаяніе и раскаяніе. Сочинитель разсматривалъ сердце человѣческое только въ этихъ положеніяхъ; вводныя картины природы прелестны, хотя и не носятъ на себѣ отпечатка мѣстностей" Окрестности Днѣпра списаны не съ природы: въ началѣ Повѣсти сказано:
   
   За Кіевомъ, гдѣ Днѣпръ широкой
   Межъ дикихъ скалъ кипитъ, шумитъ" и проч.
   
   На берегу Днѣпра нѣтъ нигдѣ скалъ. Описаніе монастыря также не принадлежитъ какому нибудь одному зданію, но есть общее всѣмъ обителямъ. Но вездѣ, гдѣ дѣйствуетъ воображеніе и чувство, повѣствованіе исполнено первостепенными красотами. Слогъ Автора хотя не есть подражаніе, но нѣкоторыми выраженіями припоминаетъ слогъ В. А. Жуковскаго. Стихи вообще плавные и легкіе; нѣсколько стиховъ слабыхъ не могутъ помрачить достоинства сей прекрасной Повѣсти. Мы увѣрены, что она доставитъ столько же удовольствія читателямъ, сколько достойна похвалъ по изложенію. Къ сей Повѣсти присоединены обращеніе Автора къ своему семейству и Посланіе къ В. А. Ж., которыя не только не уступаютъ самой Повѣсти, но въ нѣкоторыхъ мѣстахъ даже превосходятъ ее по силѣ чувствованій и красотѣ изложенія. Не знаемъ, почему сіи стихотворенія не означены на заглавномъ листѣ: мы поговоримъ объ нихъ, равно какъ и о предисловіи Издателей, въ слѣдующемъ номерѣ Сѣв. Пчелы.
   За Повѣстью слѣдуетъ стихотвореніе подъ заглавіемъ: Къ другу, В. А. Ж., по возвращеніи его изъ путешествія. Предметы сего посланія --дружба, любовь родительская и супружеская, благодарность за соучастіе, чувство несчастнаго своего положенія на земли, и упованіе на Промыслъ Вышняго -- выражены пламенно, живо и во многихъ мѣстахъ превосходно. Это вѣрное изображеніе страданій и утѣшеній Автора: оно чрезвычайно занимательно и трогательно, особенно то мѣсто, гдѣ онъ описываетъ, когда взоръ его начиналъ постепенно меркнуть, какъ онъ хотѣлъ насладиться послѣдними минутами зрѣнія;
   
   "Ахъ! на жену и на дѣтей
   Хотѣло сердце насмотрѣться;
   Хотѣлъ я, чтобъ въ душѣ моей
   Уже во вѣкъ не могъ стереться
   Очамъ незримый образъ ихъ.
   О! думалъ я, въ бѣдахъ твоихъ
   Одно лишь счастье оставалось,
   Чтобъ тѣхъ, кто сердцу милы, зрѣть!
   И сердце ими любовалось,
   И могъ ты радости имѣть!
   Смотри на нихъ! ужъ наступаетъ
   Тотъ грозный мракъ, въ которомъ ты
   Не узришь ихъ! Дѣтей черты,
   Ты знаешь, время измѣняетъ,
   Съ годами новый видъ даетъ;
   Страшись же: видъ сей измѣнится,
   И будетъ образъ ихъ не тотъ,
   Который въ сердцѣ сохранится!
   И я съ отчаянной тоской,
   На нихъ стремилъ взоръ тусклый мой,
   На мигъ покинуть ихъ боялся,
   Къ моей груди ихъ прижималъ,
   Отъ горя думать забывалъ,
   Смотрѣлъ на нихъ... ни ужъ скрывался
   Мнѣ милый видъ въ какой то тьмѣ:
   Онъ исчезалъ, сливался съ мглою,
   И то, что есть, казалось мнѣ
   Давно-минувшею мечтою.
   
   Авторъ говоритъ, что не взирая на важныя свои потери, онъ наслаждается счастіемъ -- но только въ сновидѣніяхъ, гдѣ онъ видитъ друзей своихъ и милыхъ сердцу, и когда переносится мыслію въ мѣста знакомыя, въ окрестности Москвы, гуляетъ по рощамъ, садамъ и дачамъ, которыя описываетъ подробно и съ какимъ-то сердечнымъ участіемъ. Вѣра, любовь родныхъ, дружба и Поэзія въ полной мѣрѣ облегчаютъ горестную участь Автора; онъ не жалуется на судьбу, и заключаетъ свое Посланіе слѣдующими стихами:
   
   "Извѣдалъ я, что убивать
   Не могутъ грозныя страданья,
   Пока мы будемъ сохранять
   Любви чистѣйшей упованья.
   И здѣсь ли, другъ, всему конецъ?
   Взгляни... надъ нашими главами
   Есть небо съ вѣчными звѣздами,
   А надъ звѣздами ихъ Творецъ!
   
   Съ такими чувствованіями нельзя быть несчастнымъ: и какое сердце не тронется горестнымъ положеніемъ человѣка, одареннаго такою прекрасною душею, и такимъ отличнымъ дарованіемъ!-- Приношеніе женѣ, помѣщенное въ началѣ книжки, написано съ необыкновеннымъ жаромъ и нѣжностью, а сверхъ того прекрасными стихами; въ Посланіи есть нѣсколько слабыхъ стиховъ, и выраженій, вѣроятно невольно заимствованныхъ; но должно ли замѣчать нѣсколько крапинокъ на золотомъ сосудѣ съ ароматомъ -- нѣтъ! мы предоставляемъ это другимъ.
   Напротивъ того, къ Гг. Издателямъ сей Повѣсти, мы не можемъ быть столь же снисходительны. Во-первыхъ: зачѣмъ не означено въ заглавіи книги, что она содержитъ въ себѣ и Посланія? Во вторыхъ: что за гиперболическое сравненіе несчастія съ великаномъ, имѣющимъ голову свѣтозарную а ноги свинцовыя? Издатели говорятъ, что это сказалъ нѣкто. Кто бы ни былъ этотъ нѣкто, но мы совѣтовали бы ему прочесть начало Гораціевой Поэмы: Ars poetica:
   
   Humano capiti cervicem pictor equinam etc.
   
   Это уподобленіе въ Азіятскомъ вкусѣ, кажется тѣмъ страннѣе, что Гг. Издатели, сказавъ объ Авторѣ, что онъ лишенъ зрѣнія, говорятъ послѣ того, что онъ имѣлъ довольно мужества, чтобъ посмотрѣть прямо въ лице своему страшному посѣтителю. Метафорѣ, уподобленію и воображенію должны быть предѣлы. Въ-третьихъ: Издатели говорятъ, что Авторъ уже пятый годъ лишился ногъ и зрѣнія, и ссылаются на Посланіе, напечатанное въ сей книжкѣ, и писанное въ 1822 году. Авторъ столь занимателенъ, что малѣйшее обстоятельство, до него касающееся, драгоцѣнно для читателя. Зачѣмъ же Гг. Издателямъ не справиться у Автора, и печатать на обумъ его біографію? Онъ самъ говоритъ, что уже пять лѣтъ какъ онъ не наслаждался природою: это было сказано въ 1822 году, а Издатели повторяютъ это въ 1825-мъ!-- Но полно! одна страничка предисловія не уменьшитъ достоинства цѣлой книжки, точно такъ, какъ бы его и не увеличила. Ѳ. Б.

"Сѣверная Пчела", NoNo 47--50, 1825

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru