Булгаков Михаил Афанасьевич
Московские сцены

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    I. На передовых позициях.
    Другое название "Четыре портрета".

Михаил Булгаков.
Московские сцены

I. На передовых позициях

   -- Ну-с, господа, прошу вас, -- любезно сказал хозяин и царственным жестом указал на стол.
   Мы, не заставив себя просить вторично, уселись и развернули стоящие дыбом крахмальные салфетки.
   Село нас четверо: хозяин -- присяжный поверенный, кузен его -- бывший присяжный поверенный же, кузина, бывшая вдова действительного статского советника, впоследствии служащая в Совнархозе, а ныне просто Зинаида Ивановна, и гость -- я -- бывший... впрочем, это все равно... ныне человек с занятиями, называемыми неопределенными.
   Первоапрельское солнце ударило в окно и заиграло в рюмках.
   -- Вот и весна, слава Богу; измучились с этой зимой, -- сказал хозяин и нежно взялся за горлышко графинчика.
   -- И не говорите! -- воскликнул я и, вытащив из коробки кильку, вмиг ободрал с нее шкуру, затем намазал на кусок батона сливочного масла, прикрыл его килечным растерзанным телом и, любезно оскалив зубы в сторону Зинаиды Ивановны, добавил: -- Ваше здоровье!
   И затем мы глотнули.
   -- Не слабо ли... кхм... разбавил? -- заботливо осведомился хозяин.
   -- Самый раз, -- ответил я, переводя дух.
   -- Немножко, как будто, слабовато, -- отозвалась Зинаида Ивановна.
   Мужчины хором запротестовали, и мы выпили по второй. Горничная внесла миску с супом.
   После второй рюмки божественная теплота разлилась у меня внутри и благодушие приняло меня в свои объятия. Я мгновенно полюбил хозяина, его кузена и нашел, что Зинаида Ивановна, несмотря на свои 38 лет, еще очень и очень недурна и борода Карла Маркса, помещавшаяся прямо против меня рядом с картой железных дорог на стене, вовсе не так уж чудовищно огромна, как это принято думать. История появления Карла Маркса в квартире поверенного, ненавидевшего его всей душой, -- такова. Хозяин мой -- один из самых сообразительных людей в Москве, если не самый сообразительный. Он едва ли не первый почувствовал, что происходящее -- штука серьезная и долгая, и поэтому окопался в своей квартире не кое-как, кустарным способом, а основательно. Первым долгом он призвал Терентия, и Терентий изгадил ему всю квартиру, соорудив в столовой нечто вроде глиняного гроба. Тот же Терентий проковырял во всех стенах громадные дыры, сквозь которые просунул толстые черные трубы. После этого хозяин, полюбовавшись работой Терентия, сказал:
   -- Могут не топить парового, бандиты, -- и поехал на Плющиху. С Плющихи он привез Зинаиду Ивановну и поселил ее в бывшей спальне, комнате на солнечной стороне. Кузен приехал через три дня из Минска. Он кузена охотно и быстро приютил в бывшей приемной (из передней направо) и поставил ему черную печечку. Затем пятнадцать пудов муки он всунул в библиотеку (прямо по коридору), запер дверь на ключ, повесил на дверь ковер, к ковру приставил этажерку, на этажерку пустые бутылки и какие-то старые газеты, и библиотека словно сгинула -- сам черт не нашел бы в нее хода. Таким образом, из шести комнат осталось три. В одной он поселился сам с удостоверением, что у него порок сердца, а между оставшимися двумя комнатами (гостиная и кабинет) снял двери, превратив их в странное двойное помещение.
   Это не была одна комната, потому что их было две, но и жить в них, как в двух, было невозможно, тем более что в первой (гостиной) непосредственно под статуей голой женщины и рядом с пианино поставил кровать и, призвав из кухни Сашу, сказал ей:
   Тут будут приходить эти. Так скажешь, что спишь здесь.
   Саша заговорщически усмехнулась и ответила:
   -- Хорошо, барин.
   Дверь кабинета он облепил мандатами, из которых явствовало, что ему -- юрисконсульту такого-то учреждения -- полагается "добавочная площадь". На добавочной площади он устроил такие баррикады из двух полок с книгами, старого велосипеда без шин, стульев с гвоздями и трех карнизов, что даже я, отлично знакомый с его квартирой, в первый же визит после приведения квартиры в боевой вид разбил себе оба колена, лицо и руки и разорвал сзади и спереди пиджак по живому месту.
   На пианино он налепил удостоверение, что Зинаида Ивановна -- учительница музыки, на двери ее комнаты удостоверение, что она служит в Совнархозе, на двери кузена, что тот секретарь. Двери он стал отворять сам после 3-го звонка, а Саша в это время лежала на кровати возле пианино.
   Три года люди в серых шинелях и черных пальто, объеденных молью, и девицы с портфелями и в дождевых брезентовых плащах рвались в квартиру, как пехота на проволочные заграждения, и ни черта не добились. Вернувшись через три года в Москву, из которой я легкомысленно уехал, я застал все на прежнем месте. Хозяин только немного похудел и жаловался, что его совершенно замучили.
   Тогда же он и купил четыре портрета. Луначарского он пристроил в гостиной на самом видном месте, так что нарком стал виден решительно со всех точек в комнате. В столовой он повесил портрет Маркса, а в комнате кузена над великолепным зеркальным желтым шкафом кнопками прикрепил Л. Троцкого. Троцкий был изображен en face, в пенсне, как полагается, и с достаточно благодушной улыбкой на губах. Но лишь хозяин впился четырьмя кнопками в фотографию, мне показалось, что председатель Реввоенсовета нахмурился. Так хмурым он и остался. Затем хозяин вынул из папки Карла Либкнехта и направился в комнату кузины. Та встретила его на пороге и, ударив себя по бедрам, обтянутым полосатой юбкой, вскричала:
   -- Эт-того недоставало! Пока я жива, Александр Палыч, никаких Маратов и Дантонов в моей комнате не будет!
   -- Зин... при чем здесь Мара... -- начал было хозяин, но энергичная женщина повернула его за плечи и выпихнула вон. Хозяин задумчиво повертел в руках цветную фотографию и сдал ее в архив.
   Ровно через полчаса последовала очередная атака. После третьего звонка и стука кулаками в цветные волнистые стекла парадной двери хозяин, накинув вместо пиджака измызганный френч, впустил трех. Двое были в сером, один в черном с рыжим портфелем.
   -- У вас тут комнаты... -- начал первый серый и ошеломленно окинул переднюю взором. Хозяин предусмотрительно не зажег электричества, и зеркала, вешалки, дорогие кожаные стулья и оленьи рога расплылись во мгле.
   -- Что вы, товарищи! -- ахнул хозяин и всплеснул руками, -- какие тут комнаты?! Верите ли, шесть комиссий до вас было на этой неделе. Хоть и не смотрите! Не только лишней комнаты нет, но еще мне не хватает. Извольте видеть, -- хозяин вытащил из кармана бумажку, -- мне полагается 16 аршин добавочных, а у меня 13Ґ. Да-с. Где я, спрашивается, возьму 2Ґ аршина?
   -- Ну, мы посмотрим, -- мрачно сказал второй серый.
   -- П-пожалуйста, товарищи!..
   И тотчас перед ними предстал А. В. Луначарский. Трое, открыв рты, посмотрели на наркомпроса.
   -- Тут кто? -- спросил первый серый, указывая на кровать.
   -- Товарищ Епишина Александра Ивановна.
   -- Она кто?
   -- Техническая работница, -- сладко улыбаясь, ответил хозяин, -- стиркой занимается.
   -- А не прислуга она у вас? -- подозрительно спросил черный.
   В ответ хозяин судорожно засмеялся.
   -- Да что вы, товарищ! Что я, буржуй какой-нибудь, чтобы прислугу держать! Тут на еду не хватает, а вы прислуга! Хи-хи!
   -- Тут? -- лаконически спросил черный, указывая на дыру в кабинет.
   -- Добавочная, 13Ґ, под конторой моего учреждения, -- скороговоркой ответил хозяин.
   Черный немедленно шагнул в полутемный кабинет. Через секунду в кабинете с грохотом рухнул таз, и я слышал, как черный, падая, ударился головой об велосипедную цепь.
   -- Вот видите, товарищи, -- зловеще сказал хозяин, -- я предупреждал: чертова теснота.
   Черный выбрался из волчьей ямы с искаженным лицом. Оба колена у него были разорваны.
   -- Не ушиблись ли вы? -- испуганно спросил хозяин.
   -- А... бу... бу... ту... ту... ма... -- невнятно пробурчал что-то черный.
   -- Тут товарищ Настурцына, -- водил и показывал хозяин, -- тут я, -- и хозяин широко показал на Карла Маркса. Изумление нарастало на лицах трех. -- А тут товарищ Щербовский, -- и торжественно он махнул рукой на Л. Д. Троцкого.
   Трое в ужасе глядели на портрет.
   -- Да он что, партийный, что ли? -- спросил второй серый.
   -- Он не партийный, -- сладко ухмыльнулся хозяин, -- но он сочувствующий. Коммунист в душе. Как и я сам. Тут у нас все ответственные работники живут, товарищи.
   -- Ответственные, сочувствующие, -- хмуро забубнил черный, потирая колено, -- а шкафы зеркальные. Предметы роскоши.
   -- Рос-ко-ши?! -- укоризненно ахнул хозяин, -- что вы, товарищ?! Белье тут лежит последнее, рваное. Белье, товарищ, предмет необходимости. -- Тут хозяин полез в карман за ключом и мгновенно остановился, побледнев, потому что вспомнил, что как раз вчера шесть серебряных подстаканников заложил между рваными наволочками.
   -- Белье, товарищи, -- предмет чистоты. И наши дорогие вожди, -- хозяин обеими руками указал на портреты, -- все время указывают пролетариату на необходимость держать себя в чистоте. Эпидемические заболевания... тиф, чума и холера, все от того, что мы, товарищи, еще недостаточно осознали, что единственным спасением, товарищи, является содержание себя в чистоте. Наш вождь...
   Тут мне совершенно явственно показалось, что судорога прошла по лицу фотографического Троцкого и губы его расклеились, как будто он что-то хотел сказать. То же самое, вероятно, почудилось и хозяину, потому что он смолк внезапно и быстро перевел речь:
   -- Тут, товарищи, уборная, тут ванна, но, конечно, испорченная, видите, в ней ящик с тряпками лежит, не до ванн теперь... вот кухня -- холодная. Не до кухонь теперь. На примусе готовим. Александра Ивановна, вы чего здесь в кухне? Там вам письмо есть в вашей комнате. Вот, товарищи, и все! Я думаю просить себе еще дополнительную комнату, а то, знаете, каждый день себе коленки разбивать -- эт-то, знаете ли, слишком накладно. Куда это нужно обратиться, чтобы мне еще одну комнату дали в этом доме? Под контору?
   -- Идем, Степан, -- безнадежно махнув рукой, сказал первый серый, и все трое направились, стуча сапогами, в переднюю.
   Когда шаги смолкли на лестнице, хозяин рухнул на стул.
   -- Вот, любуйтесь, -- вскричал он, -- и это каждый Божий день! Честное вам даю слово, что они меня доконают.
   -- Ну, знаете ли, -- ответил я, -- это неизвестно, кто кого доконает!
   -- Хи-хи! -- хихикнул хозяин и весело грянул: -- Саша! Давай самовар!..
   Такова была история портретов, и в частности Маркса. Но возвращаюсь к рассказу.
   ...После супа мы съели беф-Строганов, выпили по стаканчику белого "Ай-Даниля" винделправления, и Саша внесла кофе. И тут в кабинете грянул рассыпчатый телефонный звонок.
   -- Маргарита Михална, наверно, -- приятно улыбнулся хозяин и полетел в кабинет.
   -- Да... да... -- послышалось из кабинета, но через три мгновения из кабинета донесся вопль:
   -- Как?!
   Глухо заквакала трубка, и опять вопль:
   -- Владимир Иванович! Я же просил! Все служащие! Как же так?!
   -- А-а! -- ахнула кузина, -- уж не обложили ли его?!
   Загремела с размаху трубка, и хозяин появился в дверях.
   -- Обложили? -- крикнула кузина.
   -- Поздравляю, -- бешено ответил хозяин, -- обложили вас, дорогая!
   -- Как?! -- кузина встала вся в пятнах, -- они не имеют права! Я же говорила, что в то время я служила!
   -- Говорила, говорила! -- передразнил хозяин, -- не говорить нужно было, а самой посмотреть, что этот мерзавец-домовой в списке пишет! А все ты! -- повернулся он к кузену, -- просил ведь, сходи, сходи! А теперь, не угодно ли: он нас всех трех пометил!
   -- Ду-рак ты, -- ответил кузен, наливаясь кровью, -- при чем здесь я? Я два раза говорил этой каналье, чтоб отметил как служащих! Ты сам виноват! Он твой знакомый. Сам бы и просил!
   -- Сволочь он, а не знакомый! -- загремел хозяин. -- Называется приятель! Трус несчастный. Ему лишь бы с себя ответственность снять!
   -- На сколько? -- крикнула кузина.
   -- На пять-с!
   -- А почему только меня? -- спросила кузина.
   -- Не беспокойся! -- саркастически ответил хозяин, -- дойдет и до меня и до него. Буква, видно, не дошла. Но только если тебя на пять, то на сколько же они меня шарахнут?! Ну, вот что -- рассиживаться тут нечего. Одевайтесь, поезжайте к районному инспектору -- объясните, что ошибка. Я тоже поеду. Живо, живо!
   Кузина полетела из комнаты.
   -- Что ж это такое? -- горестно завопил хозяин, -- ведь это ни отдыху, ни сроку не дают. Не в дверь, так по телефону! От реквизиций отбрились, теперь налог. Доколе это будет продолжаться? Что они еще придумают?!
   Он взвел глаза на Карла Маркса, но тот сидел неподвижно и безмолвно. Выражение лица у него было такое, как будто он хотел сказать:
   -- Это меня не касается!
   Край его бороды золотило апрельское солнце.

---------------------------------------------

   "Накануне" (литературное приложение), 6 мая 1923 г.
   Переиздан в сборнике: М. Булгаков. Трактат о жилище. М.-Л., Земля и Фабрика, 1926.
   В хозяине квартиры легко угадывается, по воспоминаниям современников, Владимир Евгеньевич Коморский и его жена Зинаида Васильевна; здесь часто бывал М.A., читал свои произведения.
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru