Бруун Лауридс
Пан

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    (Pan)
    Роман в четырех часах.
    Текст издания: журнал "Современный Міръ", NoNo 1-3, 1907.

   

Панъ.

Романъ въ четырехъ часахъ. Л. Бруна.

Переводъ съ датскаго К. Ж.

ЧАСЪ ПЕРВЫЙ.
Луга дымятся.

I.

   Земскій судья Кнудъ Ярмеръ расхаживалъ взадъ и впередъ по зеленому, съ крупными цвѣтами, ковру, красивыми, выхоленными руками повязывая шею шелковымъ кашне и тщательно расправляя концы его крестъ на крестъ подъ свѣтлой окладистой бородой.
   -- Я думаю, это просто сильная простуда,-- а?-- сказалъ онъ и тревожно посмотрѣлъ на жену, сидѣвшую въ зеленомъ плюшевомъ креслѣ, между круглымъ столомъ и большимъ каминомъ, по случаю лѣтняго времени заставленнымъ вышитымъ экраномъ съ китайскимъ орнаментомъ.
   -- Дѣти очень часто болѣютъ горломъ,-- сказала фру Хельвигъ Ярмеръ, поднявъ темносѣрые, нѣсколько усталые глаза отъ палеваго воротничка, который вышивала.
   Она отложила вышивку на столъ, разгладила ее узкой рукой и сдѣлала движеніе, чтобы встать.
   -- Я могу посидѣть около нея, сказала она,-- если тебѣ кажется, что тогда ты будешь меньше безпокоиться.
   -- Нѣтъ, дорогая!-- Судья, надѣвавшій пальто, сдѣлалъ отрицательный жестъ.-- Ты сидишь такъ славно и уютно, а ей лучше всего заснуть.
   Въ эту минуту изъ сада вошла фрёкенъ Синдаль съ охабкой только что срѣзанной бѣлой сирени.
   Она подошла прямо къ нему и подала пару перчатокъ, съ улыбкой покачавъ головой, причемъ тяжелая прядь ея густыхъ, пепельныхъ волосъ упала ей на лѣвую бровь.
   -- Ага, вотъ онѣ!-- промолвилъ судья, улыбнувшись въ отвѣтъ безцвѣтными, нервными глазами.-- А я какъ разъ искалъ ихъ.
   -- Онѣ лежали на столѣ въ оранжереѣ.
   -- Благодарствуйте, милая фрёкенъ, я такъ разсѣянъ.
   Онъ обернулся къ женѣ, натягивая перчатки, принесенныя дѣвушкой.
   -- А, можетъ, у нея рѣжется коренной зубъ? У нея, вѣдь, такія чувствительныя десны?
   -- Да, очень чувствительныя!-- подтвердила фрёкенъ Синдаль.
   -- Я посижу съ ней, пока она не заснетъ.-- Фру Ярмеръ снова приподнялась съ широкаго мягкаго кресла, но судья остановилъ ее.
   -- Да нѣтъ же, не нужно! Сиди спокойно. Вѣдь фрёкенъ Синдаль, вѣроятно, скоро пойдетъ на верхъ?
   -- Только поставлю цвѣты въ воду. Развѣ это не прелесть?-- Она отстранила отъ себя сирень, восторженно разсматривая букетъ,--Какая свѣжая и пышная!
   -- Да вѣдь вы опустошили цѣлое дерево,-- сказалъ судья, съ улыбкой покачавъ головой.
   -- Что-жъ такое! Фру Ярмеръ очень ее любитъ; я сорвала все, что могла достать.
   -- Спасибо, вы очень милы,-- сказала фру Ярмеръ, протягивая ей руку. Судья вышелъ въ контору за шляпой, оставивъ за собой дверь открытой.
   -- Возьмите хрустальныя высокія вазы на буфетѣ. Одну мы поставимъ сюда, а другую на мой письменный столъ.
   Откинувъ тонкое, блѣдное лице, съ полузакрытыми тяжелыми вѣками, фру Ярмеръ вдыхала, наклонившись черезъ столъ, сильный запахъ сирени.
   -- Вся комната полна ея запахомъ,-- сказала она, прозрачными ноздрями втягивая душистый воздухъ.
   Фрёкеръ Синдаль откинула непокорную прядь со лба и глубоко вздохнула.
   -- О, какая ночь! Свѣтлая и тихая!-- Ея большіе, голубые глаза сверкнули какъ бы отблескомъ глубокаго, ночного неба, раскинувшагося надъ садомъ.
   -- Прямо грѣхъ сидѣть въ комнатѣ!-- прибавила она съ досадой, идя въ столовую за хрустальными вазами.
   -- Вы думаете?
   Фру Ярмеръ посмотрѣла ей вслѣдъ, слегка улыбнувшись короткой покрытой пушкомъ верхней губой; когда фрёкенъ Синдаль сердилась, то въ рѣчи ея невольно проскальзывалъ простонародный акцентъ.
   -- Эхъ, если бы можно было прокатиться!
   Судья вышелъ въ эту минуту изъ конторы и услышалъ ея возгласъ.
   -- Могу васъ увѣрить, фрёкенъ,-- сказалъ онъ,-- что если бы я не далъ моему помощнику отпуска, то ни за что бы не уѣхалъ изъ моего славнаго, уютнаго дома ради того, что старая вдова пивовара лежитъ при смерти и хочетъ сдѣлать завѣщаніе.
   -- Не забудь нотаріальные акты, мой другъ,-- сказала фру Номеръ, въ то время, какъ фрёкенъ Скидалъ выходила въ столовую.
   -- Я нарочно положилъ ихъ здѣсь, чтобы не забыть!
   Судья оглянулся на курительный столикъ передъ книжнымъ, шкафомъ, чтобы убѣдиться, что большая, тяжелая книга актовъ лежитъ на своемъ мѣстѣ.
   Въ эту минуту со стороны усыпаннаго мелкимъ щебнемъ двора послышался стукъ подъѣзжающаго экипажа.
   -- Ага, вотъ и Андерсъ!
   Судья вдругъ засуетился. Онъ застегнулъ пальто, пошелъ къ столу, за которымъ сидѣла его жена, и перегнулся черезъ спинку кресла.
   -- Покойной ночи, дорогая! Не жди меня и не засиживайся слишкомъ поздно. Я совершенно не знаю, когда мнѣ придетси вернуться.
   -- По какой дорогѣ ты поѣдешь?-- спросила фру Ярмеръ, слегка повернувъ къ нему голову.
   -- Не знаю, какъ Андерсъ. Я думаю, что ближе проѣхать на кирпичный заводъ,-- не правда ли?
   Судья нагнулся, чтобы поцѣловать ее, но въ ту же минуту вспомнилъ что-то, о чемъ надо было сказать.
   -- Да, но вотъ чемъ дѣло -- я такъ и думалъ, что надо что-то сказать тебѣ,-- вѣдь мы беремъ молоко съ кирпичнаго завода, не правда ли?
   -- Да, прекрасное молоко.
   -- Ну, а сегодня ветеринаръ былъ въ конторѣ и заявилъ, что у нихъ былъ случай яшура. Онъ говоритъ, что старикъ Хильсёэ чуть не взбѣсился. Грозилъ отнять у него практику.
   -- Какъ это на него похоже! Вотъ старый скряга!
   -- Я тоже говорю.
   Судья выпрямилъ свою сухую фигуру, поправляя кашне подъ высокимъ воротникомъ.
   -- Ну, да мы увидимъ,-- вѣдь это не первый разъ за тѣ года, что я занимаю здѣсь судейскую должность, что этому старому самодержцу приходилось склоняться передъ закономъ и правомъ!
   Судья снова нагнулся къ густымъ, шелковистымъ волосамъ. Они были цвѣта темной бронзы и причесаны затѣйливыми локонами.
   -- А какъ же насчетъ молока?
   -- Андерсъ можетъ съ завтрашняго дня возить его изъ города.
   -- Да, конечно! Такъ не забудь же! Прощай, дорогая!
   Онъ поцѣловалъ жену въ щеку, которую она ему быстро подставила, причемъ тонкая, мелкая морщинка легла поперекъ ея высокаго, бѣлаго, какъ слоновая кость, лба.
   Проходя въ контору, судья крикнулъ молодой дѣвушкѣ, возвращавшейся въ эту минуту съ двумя вазами, въ которыя она поставила сирень:
   -- До свиданья, милая фрёкенъ!
   У двери онъ еще разъ остановился и обратился къ фрёкенъ Синдаль.
   -- Что такое я хотѣлъ сказать вамъ?... Ахъ да! Если что-нибудь случится,-- жаръ или что-нибудь подобное, то лучше сейчасъ же телефонировать доктору Сюльту.
   -- Но докторъ сегодня въ городѣ,-- возразила фрёкенъ,-- и вернется только съ послѣднимъ поѣздомъ. Онъ самъ сказалъ утромъ.
   Фру Ярмеръ подняла глаза отъ вышивки.
   -- Онъ навѣрное зайдетъ,-- и она успокоительно кивнула мужу, блѣдные глаза котораго приняли напряженное, нервное выраженіе.
   -- Онъ будетъ проѣзжать на велосипедѣ, увидитъ свѣтъ и зайдетъ.
   -- Да?.. навѣрное?
   Видя, что новый рядъ мыслей готовъ захватить его, она прибавила:
   -- Поѣзжай же, мой другъ! Иначе кончится тѣмъ, что пивоварова вдова умретъ, не успѣвъ высказать свою послѣднюю волю.
   -- Прости, дорогая! Прощайте, фрёкенъ Синдаль!
   Судья кивнулъ имъ обѣимъ и пошелъ. Фру Ярмеръ взглянула на курительный столикъ. Большая, толстая книга мирно лежала на прежнемъ мѣстѣ.
   -- Такъ и есть, акты все-таки забылъ!
   Фрёкенъ Синдаль кинулась опрометью къ столику, она была тяжеловата и неуклюжа, когда ей приходилось торопиться. Схвативъ толстую книгу обѣими руками, она выбѣжала изъ конторы.
   -- Герръ Ярмеръ,-- крикнула она,-- акты!
   -- Ахъ, благодарствуйте!-- отвѣтилъ судья изъ прихожей. Обѣ двери онъ опять оставилъ открытыми..
   Онъ взялъ книгу и самъ понесъ ее въ экипажъ.
   -- Благодарствуйте, милая фрёкенъ! Я такъ разсѣянъ.
   

II.

   Когда фрёкенъ Синдаль закрыла дверь въ контору, фру Ярмеръ встала, глубоко вздохнула, подошла къ каминному зеркалу, вытянула красивыя руки такъ, что напряглась грудь, и затѣмъ провела ладонями по стройному стану и длинному изгибу крутыхъ бедеръ. Фрёкенъ Синдаль поставила одну изъ вазъ на письменный столъ, стоявшій возлѣ стѣны между большимъ столомъ налѣво и стеклянной дверью въ садъ.
   -- Судья поздно ляжетъ сегодня, а завтра у него опять будетъ болѣть голова.
   -- Да, навѣрное.
   Фру Ярмеръ задумчиво наклонилась надъ сиренью, полной грудью вдыхая ея ароматъ. Фрёкенъ Синдаль подошла къ столу.
   -- Не сказать ли Стинѣ, чтобы она приготовила закусить въ конторѣ прежде, чѣмъ она ляжетъ спать?
   Фру Ярмеръ очнулась отъ своихъ мыслей.
   -- Ахъ, вы милая хлопотунья! сказала она и улыбнулась.
   -- Хлопотунья?
   -- Ну да, вы думаете о насъ всѣхъ, ухаживаете за Эллемуръ, балуете меня и заботитесь о Кнудѣ.
   Фрекенъ Синдаль улыбнулась широкой, свѣтлой улыбкой, обнажившей ея крѣпкіе, бѣлые зубы.
   -- Да, еще смотрю за курами, утками и голубями! Не такъ то легко быть экономкой въ этомъ домѣ!
   -- "Она ничего не получаетъ и ничего не даетъ" -- фру Ярмеръ сѣла на ручку кресла, взяла воротникъ и испытующе разсматривала вышивку -- "а все же обо всемъ заботится она".
   -- Ахъ, этотъ докторъ!-- Фрекенъ Синдаль сморщила носъ такъ, что верхняя губа вздернулась.-- Онъ всегда смѣется надо мной!
   Ей захотѣлось зѣвнуть, но она энергически подавила это желаніе, зная, что стоило ей только начать, и она будетъ зѣвать безъ конца.
   -- Ну, однако, пора мнѣ къ нашей больной!-- проговорила она, протягивая черезъ столъ пухлую руку, съ короткими, круглыми пальцами.-- Покойной ночи, фру Ярмеръ!
   Фру Хельвигъ задержала ея руку и взглянула на нее.
   -- Эллемуръ спитъ, иначе Стина услышала бы ее. Посидите немножко со мной!
   -- Знаете, что, фру Ярмеръ, -- вы бы лучше ложилисъ спать чѣмъ сидѣть и вышивать!
   Фру Ярмеръ отняла руку, и маленькая морщинка опять появилась у переносицы, а покрытая пушкомъ верхняя губа слабо изогнулась, какъ будто горькое замѣчаніе готово было сорваться съ кончика ея языка.
   -- Ахъ, я нахожу, что мы здѣсь и такъ спимъ достаточно!-- промолвила она жестко, но, замѣтивъ въ ту же минуту рѣзкость своего тона, встала держа обѣими руками воротничекъ.
   -- Онъ долженъ быть готовъ ко дню моего, рожденія,-- сказала она.-- Давайте-ка, примѣримъ!
   Она повернулась къ зеркалу, разстегнула верхнія пуговицы лифа и отвернула воротникъ, обнаживъ ослѣпительно бѣлую шею.
   Фрекенъ Синдаль помогла ей приколоть воротникъ булавками, потомъ отошла, чтобы лучше видѣть.
   -- Великолѣпно!-- воскликнула она и, немного погодя, прибавила:
   -- Эхъ, еслибы такую шею и такія плечи!
   -- Что же тогда?-- спросила фру Ярмеръ, оглянувшись съ улыбкой.
   -- Какъ что? Да, вѣдь, это красота!
   Фру Ярмеръ снова повернулась къ зеркалу.
   -- Къ чему она, когда никто ее не видитъ и никому нѣтъ отъ нея радости.
   -- Никому?-- Фрекенъ Синдаль улыбнулась любопытной и затаенной улыбкой.
   -- Ну да, Кнудъ!-- у тонкаго уха появился легкій румянецъ. Верхняя губа изогнулась опять, какъ передъ тѣмъ; она наклонила голову, сбоку разсматривая себя въ зеркало.-- Я хочу сказать... ни одного блестящаго праздника... ни одного роскошнаго наряда!
   Фрекенъ Синдаль пришла въ восторгъ -- это случалось съ ней такъ легко.
   -- Когда вы такъ стоите и смотрите искоса,-- произнесла она торжественно,-- то вы наклоняете голову, какъ чистокровная арабская лошадь.
   Румянецъ быстро залилъ щеки, и въ глазахъ фру Ярмеръ блеснулъ внезапно мрачный огонекъ. Съ минуту она помолчала, потомъ сказала:
   -- Послушайте, Зельма... когда я была молода... я хочу сказать, когда я была не замужемъ... одинъ человѣкъ сказалъ мнѣ это... и потомъ поцѣловалъ въ плечо... вотъ сюда... около шеи.
   Фрекенъ Синдаль, сильно заинтересованная, подошла ближе.
   -- Что же вы сдѣлали?-- спросила она.
   -- Ничего! Что же бы я могла сдѣлать?
   -- Значитъ, вы были къ нему неравнодушны?
   -- Почему?
   -- Иначе вы закатили бы ему пощечину.
   Фру Ярмеръ отвернулась отъ зеркала.
   -- Да, я была влюблена!-- сказала она, смотря прямо передъ собой мрачно горящими глазами.
   И, словно какое то могучее воспоминаніе вдругъ перехватило ей дыханье, она прошептала:
   -- О, я могла бы...-- Схвативъ обѣими руками хрустальную вазу, подняла ее, страстно прильнула лицомъ къ цвѣтамъ и договорила конецъ фразы бѣлой сирени.
   Фрекенъ Синдаль не могла удержаться.
   -- Это былъ инженеръ?-- спросила она съ лукавой усмѣшкой.
   -- Инженеръ?-- Фру Ярмеръ метнула на нее изъ за сирени быстрый взглядъ темныхъ глазъ.
   -- Вы говорили какъ-то доктору,-- пояснила фрекенъ Синдаль,-- что не брались за скрипку съ тѣхъ поръ, какъ играли съ однимъ молодымъ инженеромъ, который уѣхалъ въ Америку. Я думала, что это былъ онъ.
   -- А почему именно онъ?
   Фрекенъ Синдаль немного помолчала, потомъ отважилась:
   -- У васъ были такіе глубокіе глаза... когда вы говорили это... точь въ точь, какъ теперь!
   Фру Ярмеръ отставила вазу. Она уже справилась съ собой.
   -- Какая она проницательная, эта маленькая хлопотунья!-- Она обняла лѣвой рукой фрекенъ Синдаль за голову.-- Все то она видитъ. А между тѣмъ у нея такіе невинные глазки.
   Но снова что то словно овладѣло ею. Она провела стройными руками по вискамъ и крупными шагами подошла по ковру къ окнамъ, въ которыхъ струился свѣтъ полной луны, какъ разъ поднявшейся надъ большимъ каштаномъ на площадкѣ передъ домомъ.
   -- Боже, до чего здѣсь закупорено... такъ страшно тѣсно и душно...-- вырвалось у нея съ тоскливой жалобой. Она провела руками по стану и съ глубокимъ вздохомъ нервно выпрямила грудь.-- И здѣсь я хороню свои двадцать шесть лѣтъ! Вѣчно одно и то же -- день изо дня, день изо дня!
   Фрекенъ Синдаль повернулась, слѣдя за ней глазами.
   -- Вы сами въ этомъ виноваты, фру Ярмеръ,-- сказала она рѣшительно.-- У васъ прелестный садъ, и никогда васъ не видно съ лейкой или съ лопаткой въ рукѣ. А теперь лѣто!
   Фру Ярмеръ остановилась у праваго окна и, наклонивъ голову, тоскливо смотрѣла въ озаренный луною садъ.
   -- Да, теперь лѣто!-- промолвила она мечтательно, словно про себя.
   Фрекенъ Синдаль озабоченно прошлась по ковру.
   -- Да и что это за комната для лѣтняго времени!-- воскликнула она, какъ бы облегчивъ, наконецъ, сердце.
   Она указала на темнозеленыя шелковыя шторы, спускавшіяся до полу и наполовину закрывавшія бѣлыя кружевныя занавѣски подъ ними.
   -- Тяжелыя шторы... и ковры на полу лежатъ до самаго Иванова дня.
   Фру Ярмеръ снова очнулась и сказала покорно, подходя къ роялю.
   -- Вѣдь Кнудъ не терпитъ ни свѣта, ни шума.
   Фрекенъ Синдаль закусила губу, какъ дѣлала обыкновенно, когда задумывалась.
   -- Вамъ не достаетъ музыки, фру Ярмеръ.
   Фру Хельвигъ подняла голову отъ высокаго пюпитра, на которомъ лежала раскрытая нотная тетрадь.
   -- Почему вы думаете?
   -- Потому что сегодня утромъ, когда я вытирала пыль, и вы не знали, что я здѣсь, вы стояли и перелистывали ноты и такъ вздыхали, что мнѣ стало ужасно жаль васъ.
   Фру Ярмеръ взглянула на футляръ со скрипкой, лежавшій на маленькой этажеркѣ между роялемъ и стѣной.
   -- Да, мнѣ не хватаетъ моей милой скрипки,-- промолвила она.
   -- Такъ возьмите же ее и играйте!
   Фрекенъ Синдаль рѣшительно тряхнула головой, такъ что бѣлокурая прядь свалилась ей на брови.
   -- Ахъ, да вы же, знаете что мой мужъ не выносить музыки.
   Фру Ярмеръ наклонила голову и, вздохнувъ, снова погрузилась въ свои мысли.
   -- Мнѣ не съ кѣмъ играть. Я хочу сказать, что нѣтъ никого, кто могъ бы аккомпанировать мнѣ.
   -- Вамъ надо бы взять кого нибудь другого вмѣсто меня,-- фрекенъ Синдаль въ раздумьѣ смотрѣла передъ собой своими круглыми невинными глазами,-- кого нибудь, кто могъ бы играть и разговаривать съ вами, какую нибудь развитую, образованную особу.
   Фру Ярмеръ подошла къ ней и положила руку на ея круглый затылокъ.
   -- Ахъ, всегда вы думаете о другихъ и меньше всего о себѣ. Но тогда вѣдь мнѣ пришлось бы разстаться съ вами.
   Фрекенъ Синдаль втянула голову въ плечи и влажный блескъ появился въ ея голубыхъ глазахъ.
   -- Это вѣдь, все равно, случится,-- сказала она,-- Когда моя сестра выйдетъ замужъ, отецъ останется одинъ въ старой усадьбѣ, и я буду нужна дома.
   -- Ахъ, благо тѣмъ, кто можетъ жить для другихъ.
   Фру Ярмеръ подняла голову, какъ будто что то давило ее, потомъ подошла къ столу и стала смотрѣть на бѣлую сирень.
   -- Но я.... ахъ, мнѣ кажется, точно у меня въ сердцѣ цвѣтокъ, и я чувствую, какъ лепестки его вянутъ одинъ за другимъ!
   Тонкая морщина снова появилась у переносицы, она нагнула голову и страстно погрузила трепещущія, прозрачныя ноздри въ сирень.
   Фрекенъ Синдаль почувствовала невольную горечь въ ея голосѣ и видѣла внезапное волненіе, она не понимала его.
   -- Мнѣ кажется, сирень разстроила васъ, фру Ярмеръ... Какъ вы говорите... а можетъ, это лунный свѣтъ и свѣтлая ночь, которыхъ вы не выносите.
   

III.

   Въ дверь постучали.
   Изъ столовой вышла горничная.
   -- Что вамъ нужно, Стина?-- спросила фру Ярмеръ поднявъ голову отъ сирени.
   -- Тамъ въ кухнѣ человѣкъ, который спрашиваетъ фру.
   -- Въ такой часъ? Кто же это?
   -- Ахъ, это тотъ, кого зовутъ "Номадомъ".
   Фрекенъ Синдаль съ любопытствомъ повернулась къ ней.
   -- Тотъ, что въ прошломъ году перекапывалъ садъ?
   -- Да.
   Стина подвязала фартукъ, чуть было не соскользнувшій съ ея выпяченнаго живота.
   -- Настоящее его имя Касперъ солдатъ.
   Фру Ярмеръ подошла къ ней.
   -- Онъ пьянъ, Стина?
   Дѣвушка съ минуту подумала.
   -- Не такъ что бы очень, кажется.
   -- Вѣдь вы не позовете же его сюда, фру Ярмеръ?-- спросила фрекенъ Синдаль.
   Стина выпрямилась, разглаживая складки на фартукѣ.
   -- Онъ не обидитъ и кошки, -- сказала она, слегка обиженно.-- Этакій бѣдняга, и онъ такъ жалобно просилъ...
   -- Такъ пусть онъ войдетъ,-- рѣшила фру Ярмеръ,-- но посмотрите, чтобы онъ надѣлъ деревянные башмаки.
   -- Хорошо.
   Когда дверь за Стиной закрылась, фрекенъ Синдаль взглянула на фру Ярмеръ своими большими, невинными глазами.
   -- А мы совсѣмъ одни,-- сказала она, преисполняясь удивленіемъ. Знаете что, фру Ярмеръ... поразительно, какъ это вы никогда ничего не боитесь.
   Фру Ярмеръ сняла воротникъ и сложила его.
   -- Мы съ Касперомъ пріятели. Онъ разсказалъ мнѣ въ прошломъ году про свою несчастную любовь.
   Фрекенъ Синдаль поправила ей воротникъ и застегнула сзади лифъ
   -- Такъ потому то онъ и пьетъ, бѣдняга!
   -- Нѣтъ, его погубили восемь лѣтъ, проведенные въ Индіи. У него такіе славные, каріе глаза, когда онъ трезвъ.
   -- Но почему его зовутъ "Номадомъ"?-- спросила фрекенъ Синдаль, прикалывая ей брошку.
   -- Потому что, вернувшись на родину, онъ сейчасъ же убѣжалъ съ Хагенбекскими кочевниками, бывшими въ этихъ мѣстахъ.
   Фру Хельвигь взглянула въ зеркало, въ порядкѣ ли ея лифъ и поправила волосы.
   -- Онъ изъ тѣхъ, что не могутъ усидѣть на мѣстѣ.
   Дверь открылась и вошла Стина съ Касперомъ солдатомъ, который вытянулся, прижавъ къ плечу палку, словно держа на караулъ ружье.
   Это была удивительная фигура. Подъ сѣдыми, всклокоченными волосами, слипшимися отъ пыли и пота на вискахъ, гдѣ красная отъ загара кожа представляла сѣть перекрещивающихся морщинъ, блестѣли два карихъ глаза, взглядъ которыхъ безпрестанно вспыхивалъ подъ косматыми бровями, какъ маленькіе, безпокойные огоньки. Большія, острыя уши были наполовину прикрыты волосами, а короткій, толстый носъ, тоже красный и сморщенный, заканчивался крупными, широко раскрытыми ноздрями, двигавшимися при дыханіи такъ, что жесткіе, сѣдые усы, росшіе прямо изъ ноздрей, безпрестанно топорщились надъ изсиня-красными, влажными губами. По обѣимъ сторонамъ носа, вдоль обвисшихъ угловъ рта, шли глубокія складки къ мясистому, испещренному безчисленными морщинами, подбородку съ жесткой бородой, точно приклеенной среди морщинъ.
   На немъ былъ старый, затасканный пиджакъ, похожій на мундиръ, съ отпоротыми пуговицами и погонами. Большой картузъ, который онъ держалъ въ рукѣ, тоже напоминалъ старую солдатскую фуражку безъ канта и кокарды.
   -- Подойдите ближе, Касперъ.-- сказала фру Ярмеръ, ласково кивнувъ ему.
   -- Благодарствуйте.
   Онъ подошелъ крупными шагами и сталъ подъ люстрой съ хрустальными подвѣсками.
   -- Добрый вечеръ компаніи,-- сказалъ онъ, по военному приложивъ руку къ виску.
   Фрекенъ Синдаль отвернула голову, чтобы скрыть улыбку, но фру Ярмеръ сохранила серьезный видъ.
   -- Ну. какъ же вы поживаете?-- спросила она.
   -- Слава Богу, помаленьку -- прогудѣлъ Касперъ изъ подъ усовъ, и всѣ морщины его пришли въ движенія,-- покорно благодарю.
   -- Есть у васъ сейчасъ работа?
   Глаза Каспера устремились на секунду на фру Ярмеръ съ робкимъ предчувствіемъ того, къ чему она ведетъ.
   -- Никакъ нѣтъ,-- сказалъ онъ осторожно.
   -- Стало быть, вы опять пришли на усадьбу?
   -- Нѣтъ, благодарствуйте,-- сказалъ онъ и попятился.
   -- У кого же вы живете?
   -- Живу?-- Касперъ удивленно поднялъ брови.
   -- Ну да, надо же имѣть крышу надъ головой.
   Обвѣтренное лице задвигалось. Безчисленныя морщины на красной кожѣ зашевелились, а усы задрожали, точно онъ услышалъ смѣшную штуку, и изо всѣхъ силъ удерживается, чтобы не расхохотаться обиднымъ образомъ. Но все таки отвѣтъ его звучалъ подавленной веселостью.
   -- Намъ, "Номадамъ", не надо крыши, когда стоитъ лѣто. Нѣтъ, покорно благодаримъ!
   Въ его голосѣ было что то непосредственное и искреннее, возбуждавшее фру Ярморъ. Она смотрѣла на игру морщинъ его добродушнаго лица и на его открытые, кроткіе, каріе глаза. Потомъ сказала, какъ бы говоря скорѣе сама съ собой, чѣмъ съ нимъ.
   -- Вы лежите въ травѣ, любуетесь свѣтлою ночью и предоставляете міру идти своей скучной, привычной чередой.
   Каріе глаза вспыхнули, косматыя брови приподнялись, по морщинистому лицу мелькнулъ точно внезапный лучъ свѣта, и голосъ его принялъ особенный, торжественный тонъ.
   -- Трава благоухаетъ... лѣсъ шепчетъ... а ручей... ручей журчитъ тихонько!
   Онъ поднялъ тяжелую палку, которую держалъ въ правой рукѣ, и со свистомъ закрутилъ ею надъ головою, какъ арабъ, на полномъ скаку коня махающій сверкающимъ ружьемъ надъ своей головой.
   -- Фью-ю-ю!-- свистѣлъ онъ, широко раскрывъ ротъ и показывая темные обломки зубовъ.
   Фрекенъ Синдаль, никогда не видавшая его такимъ, испуганно отпрянула назадъ.
   Но онъ сейчасъ же успокоился и, обращаясь къ ней, объяснилъ:
   -- Не бойтесь, милая фрекенъ, Это мы, номады, такъ махаемъ ружьемъ, когда скачемъ по зеленой землѣ, которая принадлежитъ намъ. Она не заряжена.
   Онъ обернулся къ фру Ярмеръ, и лицо его снова приняло добродушное, робкое выраженіе, въ то время какъ глаза съ боязливой мольбой устремились на нее.
   -- Я хотѣлъ попросить у вашей милости сколько нибудь королевской монеты!-- сказалъ онъ, протягивая къ ней руку съ фуражкой
   -- Нѣтъ, Касперъ!-- фру Ярмеръ рѣшительно покачала головой. Поѣсть вамъ дадутъ, но денегъ -- нѣтъ!
   -- Только одну маленькую, свѣтленькую кругляшечку?
   Касперъ сдвинулъ брови, но каріе глаза его сдѣлались умильны покорны, какъ у ласкающейся собаки.
   -- Вѣдь вы все равно пропьете!
   Лицо его снова задвигалось, и всѣ морщины задрожали.
   -- Пропью, это вѣрно!
   -- У васъ ужъ и такъ руки дрожатъ.
   -- Это отъ того, что я такъ долго не пилъ.
   И, помолчавъ немного, онъ прибавилъ глухимъ, торжественнымъ голосомъ.
   -- Но теперь полнолуніе!
   -- Такъ что же?-- фру Ярмеръ съ интересомъ наблюдала непрерывную игру морщинъ его дрожащаго лица.
   -- Въ это время оно всегда и проявляется.
   -- Что проявляется?
   -- Индстикъ... ингстиктъ!
   Фру Ярмеръ смотрѣла на него, не понимая. Но вдругъ поняла и невольно наклонилась къ нему.
   -- И тогда вы должны пить?-- прошептала она.
   Касперъ отвѣтилъ не сразу. Дрожа всѣмъ тѣломъ, онъ уставился взглядомъ въ пространство. Морщины двигались такъ сильно, что все лицо подергивалось, глаза потемнѣли, углубились и точно налились кровью. Ротъ, подъ вздрагивающими усами, раскрылся, и лиловыя губы стянулись, точно онъ всасывалъ что то въ себя изо всѣхъ силъ. Онъ поднялъ трясущіяся руки, словно поднося ко рту полный стаканъ, внезапно повернулся, прямо къ фру Ярмеръ и прошепталъ убѣдительно, безпомощнымъ, хриплымъ голосомъ, точно умоляя спасти ему жизнь:
   -- Королевскую монетку, дорогая фру... Коро невскую монетку на стаканчикъ.
   Стина, стоявшая у дверей, откуда она видѣла и слышала все происходящее, шагнула къ нему.
   -- Ну-ка, Касперъ, -- сказала она, крѣпко ухвативъ его за рукавъ,-- теперь лучше тебѣ уходить!
   Фрекенъ Синдаль не могла отвести глазъ отъ безпомощно умоляющаго лица съ тысячью морщинъ. Она сунула руку въ карманъ за кошелькомъ и вполголоса сказала фру Ярмеръ:
   -- Охъ, позвольте мнѣ дать ему нѣсколько еръ. Бѣдняга, вѣдь, это его единственная радость!
   Касперъ, услышавшій и понявшій ея слова, перевелъ на нее каріе, испуганные глаза и произнесъ своимъ страннымъ, глухимъ голосомъ:
   -- Это не радость, милая фрекенъ... это неисповѣдимая воля судьбы!
   Но фру Ярмеръ покачала головой.
   -- Идите теперь съ Стиной,-- сказала она и прибавила, обращаясь къ служанкѣ:
   -- Дайте ему стаканчикъ; но только одинъ.
   Глаза Каспера вспыхнули внезапнымъ свѣтомъ.
   -- Благодарствуйте на этомъ!-- сказалъ онъ, стукнулъ палкой въ полъ, замахалъ въ необузданной радости руками и запѣлъ своимъ удивительнымъ глухимъ голосомъ:
   -- Такъ скачетъ номадъ по зеленой землѣ, а не-бо свѣ-титъ е-му свер-ху!
   Когда онъ выходилъ, фру Ярмеръ сказала:
   -- Приходите завтра, Касперъ, когда мой мужъ будетъ дома, мы посмотримъ, не найдется ли для васъ работы въ саду.
   Касперъ смущенно молчалъ.
   -- Я не могу... Благодарю покорно.
   -- Почему не можете?
   Онъ не могъ уже совладать съ трепетнымъ предвкушеніемъ того, что должно было случиться.
   -- Потому что завтра я буду пьянъ.-- И давъ, наконецъ, волю своему восторгу, онъ опять завертѣлъ палкой надъ головой.
   -- Фью-ю-и!-- свистнулъ онъ.-- Я никогда больше не буду трезвъ.
   Фру Ярмеръ, поблѣднѣвъ, смотрѣла на него широко раскрытыми глазами. Потомъ вдругъ взяла горничную за руку и строго сказала:
   -- Одинъ стаканчикъ, Стина... И ни копѣйки денегъ! Слышите
   Но Касперъ скривилъ свое морщинистое лицо въ лукавую усмѣшку и торжествующе протянулъ глухимъ голосомъ:
   -- Онъ и такъ найдетъ водки. Стоитъ только начать! Въ странѣ найдется вдоволь блестящей королевской монеты.
   И, завернувшись лѣвой рукой плотнѣе въ плащъ, онъ подпрыгнулъ на коврѣ, какъ мальчикъ, играющій въ лошадки, и замахалъ палкой надъ головой, пока дверь за нимъ и Стиной не затворилась.
   

IV.

   Фрекенъ Синдаль отмахнула нависшіе на лобъ бѣлокурые волосы
   -- Жалкій, несчастный человѣкъ!-- промолвила она.
   -- Вы думаете, онъ согласился бы помѣняться съ нами?-- Фру Ярмеръ задумчиво смотрѣла въ пространство.
   -- Еще бы! Съ нами-то, живущими въ полномъ достаткѣ?
   Фру Ярмеръ прошлась по ковру, опершись, по своей привычкѣ, ладонями о бедра;
   -- Вотъ, теперь онъ будетъ бродить какъ лунатикъ, изъ двери въ дверь,-- сказала она,-- пока кто нибудь не сжалится надъ нимъ и не дастъ "блестящей королевской монеты". Тогда онъ купитъ въ шинкѣ бутылку водки и убѣжитъ вглубь лѣса, на пригорокъ, гдѣ деревья будутъ шептаться надъ его головой, пока онъ, напившись до утраты слуха и зрѣнія, не забудетъ о своемъ жалкомъ положеніи и не вообразитъ, что завоевалъ любовь, которую ему не суждено было извѣдать въ жизни.
   Фру Ярмеръ остановилась у праваго окна возлѣ балкона и прислонилась головой къ стеклу, сквозь которое въ комнату лился мерцающій лунный свѣтъ.
   -- Несчастный!-- прибавила она въ раздумьѣ.-- He знаю! Развѣ онъ не отрѣшился отъ всего, что связываетъ насъ? Развѣ онъ, кочевникъ, не владѣетъ всей свѣтлой, зеленой землей?
   Фру Ярмеръ распахнула окно и, выставивъ голову, купая шелковистые, темнобронзовые волосы въ яркомъ свѣтѣ луны, глубокими вдыханіями упивалась свѣтлой тихой ночью.
   -- А когда хмель пройдетъ, что тогда?-- спросила послѣдовавшая за ней фрекенъ Синдаль.-- Есть ли у него кто-нибудь, кто позаботится о немъ? кто любитъ его?
   Фру Ярмеръ втянула голову, провела обѣими руками по волосамъ и вискамъ и сказала:
   -- Нѣтъ, разумѣется... я пошутила!
   Затѣмъ подошла и обняла фрекенъ Синдаль за талію.
   -- Ну, милая хлопотунья! Пора вамъ и въ постель.
   Фрекенъ Синдаль молча простояла съ минуту, словно желая сказать еще что-то, но не найдя словъ, протянула руку и промолвила:
   -- Ну, такъ покойной ночи, фру Ярмеръ!
   

V.

   Оставшись одна, фру Хельвигъ постояла нѣкоторое время передъ каминнымъ зеркаломъ, заложивъ руки за закинутый затылокъ и погрузившись въ старыя воспоминанія, пробужденныя въ ея душѣ свѣтлой лѣтней ночью.
   Потомъ она глубоко перевела духъ и повернулась къ сирени, въ высокой вазѣ стоявшей на столѣ. Въ то время, какъ тонкая рука ея нѣжно дотронулась до бѣлыхъ пышныхъ цвѣточныхъ кистей, ротъ ея сложился въ тоскливую улыбку. Улыбка коснулась и глазъ, и придала всему лицу измѣненное выраженіе тихаго, смѣшаннаго съ страданіемъ желанія.
   Она снова взглянула на свѣтлую лунную ночь, врывавшуюся въ раскрытое окно, и медленно, какъ во снѣ, пошла къ высокому пюпитру около рояля.
   Смотря въ раскрытую тетрадь нотъ, и двигая руками, точно проводя смычкомъ по натянутымъ струнамъ, она, съ полузакрытыми глазами, напѣвала свою любимую мелодію. Это была "Легенда" Венявскаго.
   И вдругъ, съ внезапнымъ порывомъ, она быстро обошла рояль, раскрыла скрипичный футляръ и вынула свою дорогую скрипку.
   Она долго смотрѣла на нее съ нѣжностью, какъ на живое существо. Потомъ приложила ее къ щекѣ и любовно провела смычкомъ по струнамъ.
   Она стояла, запрокинувъ голову, почти закрывъ глаза и приподнявъ покрытую пушкомъ верхнюю губу,-- а мелодія лилась, сначала слабо и неувѣренно, какъ бы еще полная ожиданія и надежды, но потомъ съ возрастающей силой и увѣренностью, пока звуки не пріобрѣли всю полноту и звучность.
   Тогда она отдалась сразу охватившей ея страсти къ музыкѣ и забыла все окружающее.
   

VI.

   Фру Хельвигъ играла, а свѣтъ лампы, струившійся изъ подъ зеленаго абажура боролся съ бѣлымъ сіяньемъ луны, которое, побѣдоносно врываясь въ комнату, отбрасывало тѣни высокихъ рамъ въ видѣ косого геометрическаго рисунка на крупные фантастическіе цвѣты ковра.
   Но вдругъ рисунокъ спутался. На косой свѣтлый четырехугольникъ на коврѣ легла темная тѣнь, а въ открытомъ окнѣ появился мужчина, облокотившійся на подоконникъ и смотрящій въ комнату, впивая страстные звуки слухомъ и всѣмъ сердцемъ.
   На густыхъ темныхъ волосахъ его, коротко подстриженныхъ у висковъ, была надѣта мягкая дорожная фуражка. Лобъ былъ низкій и четырехугольный, лицо длинное съ крупными чертами, и полными, плотно сомкнутыми губами. На гладко выбритыхъ щекахъ и подбородкѣ лежала синеватая тѣнь отъ пробивающейся вновь темной бороды.
   Изъ подъ рѣзко очерченныхъ бровей два темныхъ глаза упорнымъ взглядомъ обнимали женщину, игравшую у рояля, стоя спиной къ окну, и озаренную трепетнымъ свѣтомъ луны, заливавшей нижній край ея платья.
   Когда замеръ послѣдній тонъ скрипки, глубокій, глухой голосъ раздался отъ окна.
   -- Хельвигъ!
   Фру Ярмеръ вздрогнула.
   Былъ это дѣйствительный голосъ, прозвучавшій въ комнатѣ, или зовъ, создавшійся въ ея душѣ отзвукъ дорогого воспоминанія?
   Она быстро оглянулась, все еще держа скрипку подъ подбородкомъ, но лампа горѣла на столѣ подъ зеленымъ шелковымъ абажуромъ; въ каминномъ зеркалѣ она увидѣла свой собственный настоящій образъ, подъ люстрой съ хрустальными подвѣсками.
   И снова позвалъ голосъ:
   -- Хельвигъ!
   На этотъ разъ онъ прозвучалъ такъ знакомо для ея слуха, и такъ ясно слышался снизу, что фру Ярмеръ знала, какъ въ внезапномъ видѣніи, что человѣкъ, которому принадлежало такъ много ея мыслей еще въ этотъ самый вечеръ,-- стоитъ тамъ, въ лунномъ свѣтѣ, подъ открытымъ окномъ.
   Она порывисто обернулась къ нему. На секунду взгляды ихъ встрѣтились, какъ въ объятіи. Потомъ она наклонила голову, положила скрипку и смычокъ на рояль и, подойдя къ балкону, отперла стеклянную дверь.
   Она стояла, окутанная бѣлой шелковистой паутиной лунныхъ лучей, а гость отошелъ отъ окна и стоялъ уже передъ нею, въ дверяхъ.
   Онъ былъ высокаго роста, съ широкими прямыми плечами. Верхняя часть тѣла казалась слишкомъ крупной и тяжелой, по сравненію съ нижней. А, можетъ быть, волненіе измѣняло его обычную осанку.
   Съ минуту онъ безмолвно смотрѣлъ на нее, затѣмъ вошелъ въ комнату и, протягивая руку, сказалъ:
   -- Добрый вечеръ!
   Фру Хельвигъ отступила на нѣсколько шаговъ въ глубину комнаты, но упорный настойчивый взглядъ его не покидалъ ее. Она не взяла протянутой руки.
   -- Какъ вы попали сюда, герръ Хильсеэ?-- спросила она, наконецъ, овладѣвъ своимъ голосомъ.
   Вернеръ Хильсеэ подошелъ прямо къ ней и сказалъ, не отводя пристальнаго взгляда отъ ея глазъ:
   -- Видите ли, фру Ярмеръ... я проходилъ здѣсь мимо. И услышалъ скрипку... знакомая мелодія... я сразу узналъ, что играете ее вы. Тогда я перескочилъ черезъ заборъ, какъ часто дѣлалъ, когда мы, мальчиками, крали въ саду яблоки при покойномъ земскомъ судьѣ.
   Фру Хельвигъ прислонилась къ письменному столу и съ усиліемъ отвела взглядъ отъ его глазъ.
   -- Когда же вы вернулись изъ Америки?-- спросила она.
   -- Дѣло въ томъ, что такъ далеко я не заѣзжалъ, фру Ярмеръ. Я былъ только въ Германіи, Англіи и немножко въ Россіи.
   Какъ сладко звучалъ въ ея ушахъ и сердцѣ знакомый, глубокій голосъ, котораго она такъ долго не слышала!
   -- Почему вы ничего не давали знать о себѣ эти четыре года?-- спросила она и посмотрѣла на свои руки.
   Вернеръ старался снова приковать ея взглядъ, скрывшійся за тонкими, нѣжными вѣками.
   -- Развѣ вы этого ожидали?-- спросилъ онъ тихо.
   Фру Хельвигъ подняла голову, выпрямилась и отошла къ другому столу.
   -- Вы могли бы прислать мнѣ вѣсточку черезъ кого-нибудь!-- отвѣтила она и прибавила непринужденнымъ тономъ:
   -- Я, вѣдь, не знала, живы вы, или умерли.
   Ея спокойный, ровный тонъ рѣзалъ его слухъ и больно отзывался въ взволнованной душѣ.
   Послѣ минутнаго молчанія, онъ послѣдовалъ за нею.
   -- Я узналъ за границей, -- началъ онъ, и голосъ его звучалъ глухо отъ усилія подавить горечь, накопившуюся въ его душѣ за че тыре года разлуки, и теперь грозившую прорваться въ его словахъ,-- что вы вышли замужъ... Всего черезъ полгода послѣ того!
   Фру Хельвигъ быстро вскинула голову.
   -- Такъ что же?-- спросила она.
   -- Значить, вы забыли меня!-- сказалъ онъ тихо и просто.
   Фру Хельвигъ нервно улыбнулась.
   -- Такъ-то быстро, значитъ, забываете вы своихъ старыхъ друзей.
   Онъ пересталъ бороться съ собой.
   -- Моимъ другомъ была Хельвигъ Ленфельдтъ, -- сказалъ онъ жесткимъ, горькимъ тономъ,-- а не фру Ярмеръ.
   Хельвигъ положила руку на спинку кресла у стола и, наклонившись впередъ, спросила, не глядя на него.
   -- Вы сердились на меня всѣ эти четыре года?
   Онъ стоялъ такъ близко позади нея, что она съ бьющимся сердцемъ ощущала дыханье его на шеѣ, около затылка, когда онъ отвѣтилъ:
   -- Нѣтъ... не на васъ!
   -- Но, вѣдь, мой мужъ не виноватъ,-- сказала она и отошла отъ туда.-- Онъ не зналъ васъ даже по имени.
   -- Я сердился на самого себя.
   -- За что?-- тихо спросила фру Хельвигъ и тотчасъ же раскаялась.
   -- Могу я сказать это?
   Онъ нагнулся къ ней, стараясь взять ее за руку.
   Фру Хельвигъ отняла руку и молчала.
   -- Я не долженъ былъ спрашивать васъ въ тотъ вечеръ,-- промолвилъ онъ, и голосъ его принялъ снова жесткій, почти грубый тонъ, котораго она не знала въ былыя времена.-- Я долженъ былъ взять васъ безъ всякихъ словъ.
   Фру Хельвигъ подобрала голову, стараясь защититься отрывистымъ нервнымъ лепетомъ.
   -- Взять меня?.. Но по какому праву?
   -- Право?-- произнесъ онъ язвительно,-- между мужчиной и женщиной объ этомъ не можетъ быть рѣчи!
   Въ словахъ его было что-то, побѣждающее ее помимо ея воли. Она склонилась надъ сиренью, чтобы скрыть свое волненіе. Потомъ казала, почувствовавъ, что снова овладѣла своимъ голосомъ.
   -- Впрочемъ... мнѣ ничего неизвѣстно о томъ, что вы спрашивали меня.
   -- О да... но вы отвѣчали мнѣ прежде, чѣмъ вопросъ мой былъ выраженъ въ словахъ. Вы холодно и презрительно оттолкнули ихъ, еще въ то время, какъ я разсказывалъ, что случилось. Передо мной была дочь амтмана, рожденная и выросшая въ достаткѣ, желающая имѣть всегда полную обезпеченность... и ея глаза отвѣтили на мой вопросъ, раньше чѣмъ я его выговорилъ.
   Онъ говорилъ горячо, и сила его словъ побѣдила всю холодную сдержанность въ ея душѣ. Она повернулась къ нему, прямо смотря на него большими темно-сѣрыми глазами, и около переносицы появилась тонкая морщинка, перешедшая и на бѣлый лобъ.
   -- Отецъ только что умеръ!-- вырвалось у нея.-- Я осталась одна... въ бѣдности... И я должна была погубить себя и бѣжать съ вами, который...
   Она остановилась. Она не хотѣла пробуждать горькихъ воспомінаній въ его душѣ.
   -- Вы забыли наши веселые школьные годы, фру Ярмеръ?-- спросилъ онъ
   -- Ахъ, что такое!-- Она упрямо запрокинула голову, не сводя съ него взора изъ подъ полуопущенныхъ вѣкъ.-- Легкомысліе и шалости!.. Ничего больше!
   Онъ не отвѣтилъ на ея слова, но стараясь привлечь къ себѣ ея взоръ своимъ пристальнымъ, твердымъ взглядомъ, продолжалъ тѣмъ же тономъ.
   -- И одну свѣтлую ночь!.. Разсказали ли вы о ней вашему мужу?
   Фру Хельвигъ смутилась. Она не ожидала такого дерзкаго вопроса. Увѣренность его вызвала краску на ея лицо, и она отвѣтила нерѣшительно и сбивчиво:
   -- Я... о, я не хотѣла...
   Онъ былъ безжалостенъ. Взглядъ его не отпускалъ ее, и онъ ближе придвинулся къ ней.
   -- Разсказали ли вы ему о бесѣдкѣ съ бѣлой сиренью?
   -- Онъ бы не понялъ этого, -- выговорила она, смотря въ сторону,-- это причинило бы ему только лишнее огорченіе.
   -- А, можетъ быть, у него зародились бы и сомнѣнія!
   Горькая насмѣшка въ его словахъ вернула ей спокойствіе и самообладаніе.
   -- Да... можетъ быть!-- отвѣтила она, и взглянула на него съ зазмѣившейся, вызывающей улыбкой.
   -- Вы возпользовались почетнымъ предложеніемъ, -- настаивалъ онъ, раздраженный ея спокойствіемъ.-- Были неугомонные рты, которые пріятно было бы заткнуть... среди презираемыхъ пансіонскихъ подругъ, которымъ не позволялось принимать участія, когда Хельвигъ Хёнфельдтъ... танцовала и кокетничала съ инженеромъ Хильсёэ.
   -- Да!-- отвѣтила она, опершись руками на выдающіяся бедра.
   -- А дочь камергера Ленфельдта не хотѣла быть бѣдной... не хотѣла бороться за жизнь и любовь... она хотѣла имѣть обезпеченное положеніе и пользоваться всеобщимъ почетомъ.
   -- Да!-- отвѣтила она еще разъ.
   Вызовъ въ ея глазахъ зажегъ, наконецъ, горечь и раздраженіе въ его душѣ.
   Грудь его тяжело вздымалась, я голосъ прозвучалъ глухо и хрипло отъ волненія, которое онъ хотѣлъ подавить.
   -- Но я любилъ васъ!-- сказалъ онъ, невольно стиснувъ руки.
   Она въ упоръ смотрѣла на него. На этотъ разъ вызовъ въ ея глазахъ смѣнился мрачнымъ выраженіемъ, отъ котораго глаза ея внезапно потемнѣли.
   -- Ярмеръ тоже любилъ меня!-- возразила она.
   Онъ видѣлъ мрачный блескъ, такъ часто вызывавшій трепетъ въ его душѣ, и въ одно мгновеніе пережилъ горьчайшее разочарованіе своей жизни.
   -- Если бы у меня были деньги,-- прошепталъ онъ, -- и обезпеченное положеніе, вы вышли бы за меня.
   Фру Хельвигъ быстро отвела глаза и молчала.
   -- Но богатый, молодой наслѣдникъ,-- продолжалъ онъ съ возрастающимъ волненіемъ, котораго уже не пытался сдерживать,-- превратился вдругъ въ отверженнаго бѣдняка. И тогда вы выбрали приличнаго человѣка, съ приличнымъ именемъ и приличнымъ положеніемъ.
   Фру Хельвигъ отошла отъ стула.
   Въ волненіи, она подняла голову и, выпрямившись, руками охватила себя за талію, какъ дѣлала всегда, когда что-нибудь безпокоило ее.
   -- У него было преимущество передъ вами,-- начала она, какъ бы въ самозащиту,-- преимущество, независящее отъ денегъ и имени.
   -- Какое же?
   -- Къ нему можно питать довѣріе... то довѣріе, которое женщина цѣнитъ всего выше по отношенію къ мужчинѣ, который будетъ отцомъ ея дѣтей.
   -- Какое довѣріе?
   -- Вѣра въ то, что онъ можетъ принести въ жертву все ради своей любви къ ней.
   -- И этой вѣры вы не могли имѣть ко мнѣ?
   -- Если бы я была для васъ тѣмъ, чѣмъ была для него, то вы не совершили бы того... не поддѣлали бы подписи вашего дяди на векселѣ.
   Ужасное слово было сказано.
   -- О!.. старый скряга, состояніе котораго я долженъ былъ все равно унаслѣдовать, и который такъ скудно содержалъ меня, что товарищамъ приходилось помогать мнѣ!.. И это казалось вамъ такимъ большимъ преступленіемъ, что вы уже не могли питать ко мнѣ никакого довѣрія?
   -- Этого было достаточно для того, чтобы разстроить ваше будущее... и будущее той, которая пожелала бы соединиться съ вами.
   Она остановилась и, вдругъ повернувшись къ нему, договорила.-- Видите ли, Вернеръ Хильсёэ, приличный человѣкъ, какъ вы называете его... онъ уже ради одной своей любви не сдѣлалъ бы этого. У него наоборотъ. Только одно могло бы заставить его преступить законъ и право -- любовь ко мнѣ. Если бы на картѣ стояли мое счастье, тогда онъ могъ бы пойти въ тюрьму, или куда угодно. Вотъ, въ этомъ довѣріе.
   Вернеръ прислонился къ спинкѣ кресла, возлѣ котораго только что стояла Хельвигъ. Глаза его, не отрываясь, слѣдили за нею, во время ея рѣчи, когда она твердой поступью ходила по ковру. Твердость его исчезла. Онъ уныло смотрѣлъ на нее, взглядомъ преданной собаки, наказываемой несправедливо и не могущей оправдаться.
   Наконецъ, тихо и покорно, онъ произнесъ:
   -- Значитъ, вы теперь счастливы?
   Этого она не ожидала; какъ женщина, она не ожидала такого рѣшительнаго и послѣдовательнаго заключенія. Глубокая печаль, звучавшая въ этомъ, тихо произнесенномъ вопросѣ, пугала и огорчала ее. Но шагъ былъ сдѣланъ. Чувство долга было удовлетворено. Въ умѣ ея мелькнула фраза, недавно прочтенная гдѣ то. Счастливъ тотъ, кто умѣетъ забыть то, чего уже нельзя измѣнить.
   Она собиралась съ силами, какъ для послѣдняго удара.
   -- Да, я счастлива!-- сказала она и подняла голову, не глядя на него и заставляя самую себя повѣрить въ справедливость собственныхъ словъ; и чтобы сомнѣніе не вернулось въ ея сердце, прибавила:
   -- И хочу быть ему хорошей и вѣрной женой до самой смерти!
   Вернеръ продолжалъ стоять, молча, прислонившись къ стулу. Затѣмъ выпрямился, пошелъ къ ней и протянулъ руку.
   -- Тогда прощайте, фру Ярмеръ!-- сказалъ онъ.
   Она снова удивилась, сама не зная, чему. Странная боязнь сжала ей сердце, когда она взяла его руку и спросила:
   -- Вы уѣзжаете сегодня же?
   -- Да!-- отвѣтилъ онъ.
   -- Когда же вы пріѣхали?
   -- Сегодня вечеромъ!
   Нѣтъ, не можетъ быть, чтобы онъ ушелъ... по крайней мѣрѣ, не сейчасъ!
   -- Зачѣмъ вы пріѣзжали?-- спросила она, не глядя на него.
   -- У меня было здѣсь два дѣла; теперь я покончилъ съ обоими.
   -- Разскажите мнѣ, какія у васъ дѣла,-- попросила она.
   -- Первое едва ли будетъ интересовать васъ,-- сказалъ онъ, приготовившись итти.
   -- Конечно, да... разскажите мнѣ немножко о себѣ!-- настаивала она.
   Онъ быстро взглянулъ на нее, но не встрѣтилъ ея взгляда. Тогда онъ началъ разсказывать.
   -- Я встрѣтился въ Кельнѣ съ владѣльцемъ цементной фабрики. Мы путешествовали вмѣстѣ, и, узнавъ, что я знакомъ съ этимъ дѣломъ -- предполагалось, вѣдь, что я нѣкогда буду завѣдывать заводомъ дяди -- онъ предложилъ мнѣ быть его агентомъ. "Вы не изъ тѣхъ, что будутъ болтаться зря!" сказалъ онъ. "Ѣздите по свѣту и распространяйте мои издѣлія!". Онъ потребовалъ только залогъ въ 5000 марокъ, на путевыя издержки, а также, чтобы я какъ можно лучше обмундировался.
   -- Что же, вамъ удалось выполнить это условіе?-- спросила фру Ярмеръ съ интересомъ.
   -- Я разсчитывалъ, что старикъ поможетъ мнѣ.
   -- И вы были у него?
   -- Да, это мое первое дѣло.
   -- Что же сказалъ старый Хильсеэ?
   -- Развѣ это можетъ интересовать васъ, фру Ярмеръ?
   Настала ея очередь съ горечью вспомнить о былыхъ дняхъ.
   -- Мы были, вѣдь, когда то друзьями!-- сказала она, отвернувшись, и тонкая морщинка обрисовалась на ея лбу.
   Вернеръ тщетно пытался поймать ея взглядъ.
   -- Я постарался, чтобы никто не видѣлъ меня,-- продолжалъ онъ.-- Онъ, вѣдь, запретилъ мнѣ когда либо возвращаться въ эти мѣста и въ его домъ... Я опозорилъ его честное имя!
   -- Что же онъ отвѣтилъ?
   -- Когда я сообщилъ о залогѣ, который нужно внести, онъ пришелъ въ бѣшенство при мысли о томъ, что онъ можетъ оказать довѣріе мнѣ послѣ исторіи съ векселемъ. Онъ ничего не забываетъ, старый Хильсеэ. Что разъ ему западетъ въ голову, такъ навѣки тамъ и останется. Но тутъ во мнѣ тоже закипѣла желчь, и я принялся выкладывать ему правду, какъ въ первый разъ, когда онъ вышвырнулъ меня за дверь.
   -- О. Вернеръ, какъ вы всегда вредите себѣ своей рѣзкостью!
   -- Я сказалъ ему, что если бы онъ въ свое время позволилъ своей племянницѣ вытти замужъ за бѣднаго штурмана, котораго она любила, то онъ не вогналъ бы ее въ могилу, и ему не нужно было бы давать ея незаконному сыну то имя, которое тотъ впослѣдствіи опозорилъ... О, я могъ бы убить его за все зло, которое онъ причинилъ моей бѣдной матери и мнѣ!
   Фру Хельвигъ, въ невольномъ гнѣвѣ, стиснула руки.
   -- Старый палачъ!.. Такъ, значитъ, все пропало?-- сказала она и взглянула на него съ внезапнымъ, мрачнымъ огнемъ въ сѣрыхъ глазахъ.
   Вернеръ не замѣтилъ ея взгляда. Мысли его были у старика, отравлявшаго ему жизнь съ самаго дѣтства.
   -- Можетъ, въ немъ заговорила совѣсть,-- проговорилъ онъ въ раздумьѣ,-- или онъ боялся, что я что нибудь надъ собою сдѣлаю, но только, когда я отворилъ калитку, онъ позвалъ меня обратно въ садъ, вынулъ бумажникъ и далъ мнѣ пять сотенныхъ билетовъ. На это я могу экипироваться... а что касается залога, то я могу сказать фабриканту, что дядя мой умеръ. Но онъ поставилъ условіемъ, чтобы я уѣзжалъ такъ же тайно, какъ пріѣхалъ. Онъ не желаетъ, чтобъ болтали о моемъ посѣщеніи.
   Фру Хельвигъ подвинулась къ нему, полная глубокаго сочувствія И, точно само сердце порождало ея слова, она спросила, не давая себѣ времени раньше взвѣсить ихъ.
   -- А отъ него вы пришли ко мнѣ?
   Онъ снова быстро взглянулъ на нее, и на этотъ разъ глаза ихъ встрѣтились.
   -- Да, фру Ярмеръ!-- сказалъ онъ,-- второе мое дѣло касалось васъ.
   -- А еслибы я была не одна.
   -- Я бы не уѣхалъ, не повидавъ васъ.
   Въ его голосѣ было что-то, снова заставившее ее насторожиться.
   -- Вы должны знать, фру Ярмеръ,-- прибавилъ онъ, и голосъ то задрожалъ, такъ сильно, что дрожь охватила и ее,-- ничто такъ не мучило меня за эти четыре года, какъ неизвѣстность относительно васъ.
   -- Мнѣ казалось, что вы принадлежите мнѣ... съ той свѣтлой ночи!-- почти прошепталъ онъ.-- И когда я услышалъ, что вы вышли замужъ, я подумалъ: это твоя вина, ты долженъ былъ послѣдовать своему первому побужденію. Теперь вы оба, она и ты, платитесь за то, что ты не повиновался инстинкту. Ты долженъ былъ взять ее въ тотъ послѣдній вечеръ, вмѣсто того, чтобы спрашивать -- взять, какъ мужчина беретъ женщину, которая принадлежитъ ему.
   Фру Ярмеръ не пыталась болѣе скрыть свое волненіе. Слова его ошеломили ее, она перегнулась впередъ и, задыхаясь, спросила.
   -- А теперь... чего же вы хотѣли теперь?
   Вернеръ выпрямился, быстро подошелъ къ ней вплотную, впиваясь настойчивымъ, властнымъ взглядомъ въ ея глаза.
   -- Я хотѣлъ знать, счастлива ли фру Ярмеръ... или Хельвигъ Хенфельдтъ... моя, какъ въ былые дни.
   Фру Хельвигъ скрыла мелькнувшій въ глазахъ мрачный огонекъ подъ опустившимися вѣками, откинула голову, тщетно стараясь придать своему голосу спокойный и холодный тонъ.
   -- А еслибы я... если бы фру Ярмеръ оказалась несчастливой?..
   Вернеръ пригнулся къ ея лицу... такъ близко, что горячее дыханье обожгло ей лобъ, когда онъ отвѣтилъ:
   -- Тогда я взялъ бы Хельвигъ Ленфельдтъ съ собою, въ широкій, вольный свѣтъ!
   

VII.

   Фрекенъ Синдаль быстро вышла изъ столовой. Увидѣвъ гостя, она остановилась съ возгласовъ и удивленно уставилась на него.
   Фру Хельвигъ и Вернеръ отшатнулись другъ отъ друга, и руки ея быстро схватились за вышивку, лежавшую на столѣ.
   -- Ахъ, извините!
   Фрекенъ Синдаль повернулась, чтобы удалиться, но взглядъ большихъ, синихъ глазъ не отрывался отъ нихъ.
   Фру Хельвигъ быстро справилась съ своимъ волненіемъ.
   -- Пожалуйста, фрекенъ Синдаль!-- сказала она.-- Войдите же.
   Дѣвушка подошла къ столу, и фру Хельвигъ представила:
   -- Инженёръ Хильсеэ -- фрекенъ Синдаль.
   Вернеръ сдѣлалъ короткій поклонъ, не глядя на дѣвушку, еще не оправившуюся отъ своего изумленія.
   Фру Ярмеръ, взявъ вышивку, тщательно складывала ее.
   -- Герръ Хильсеэ мой старинный знакомый,-- сказала она спокойно.-- Онъ здѣсь проѣздомъ. Мы много играли вмѣстѣ въ пансіонѣ. Я вамъ нужна зачѣмъ нибудь, фрекенъ Синдаль?
   Молодая дѣвушка смахнула волосы со лба.
   -- Да. Эллемуръ очень мечется во снѣ. И лобъ у нея горитъ. Я боюсь, не жаръ ли у нея, фру Ярмеръ.
   Фру Хельвигъ быстро подняла голову.
   -- Я сейчасъ приду!-- сказала она, кладя вышивку въ рабочій ящикъ.
   И обернулась къ Вернеру, по взгляду и осанкѣ ея понявшему, что ему пора уходить.
   Онъ всталъ, шагнулъ къ ней и подалъ руку.
   -- Прощайте, фру Ярмеръ!-- промолвилъ онъ тихо и печально, въ послѣдній разъ ища ея взгляда.
   Фру Хельвигъ раздражилъ его взглядъ, не стѣснявшійся присутствіемъ посторонней дѣвушки.
   -- Прощайте, Хильсеэ,-- спокойно и громко сказала она, беря его руку.
   Онъ удержалъ ее на минуту въ своей. И, когда она осторожно высвободила ее, прошепталъ:
   -- Такъ, значитъ, судьба насъ обоихъ зависитъ отъ васъ!
   Фру Хельвигъ, миновавъ стулъ, подошла къ фрекенъ Синдаль.
   -- Счастливаго пути!-- сказала она.
   Въ голосѣ ея слышалась чуть замѣтная дрожь, тонкая морщинка выступила у переносицы, когда она взглянула на него искоса, изъ подъ полуопущенныхъ вѣкъ.
   Вернеръ хотѣлъ сказать что то еще, но замѣтивъ, что голосъ измѣняетъ ему, ограничился однимъ послѣднимъ горестнымъ взглядомъ.
   Не обращая вниманія на фрекенъ Синдаль, онъ повернулся и вышелъ черезъ стеклянную дверь, въ которую вошелъ.
   Фру Хельвигъ въ эту минуту тоже забыла о присутствіи третьяго лица. Она сдѣлала нѣсколько шаговъ вслѣдъ за нимъ, и когда онъ обернулся отъ залитой луннымъ сіяньемъ двери, она отвѣтила на его взглядъ и медленно кивнула ему.
   Потомъ она затворила дверь за нимъ и съ минуту простояла у письменнаго стола, спиной къ комнатѣ, чтобы побороть это, послѣднее сильное впечатлѣніе.
   

VIII.

   -- Ну, вотъ, вы и увидѣли таки инженера!-- громко и весело сказала фру Хельвигъ, возвращаясь къ столу.
   Фрекенъ Синдаль тщетно искала слѣда волненія на ея блѣдномъ, спокойномъ лицѣ.
   -- Да, вѣдь, онъ же любитъ васъ, бѣдняга! сказала она серьезно.
   -- Любитъ и любитъ! Какъ это легко говорится!
   -- Одни говорятъ, другіе это дѣйствительно дѣлаютъ.-- Фрекенъ Синдаль не такъ то легко было сбить, разъ ей что нибудь западало въ голову.-- Относительно него нельзя ошибиться.
   Фру Хельвигъ остановилась у рояля, на которомъ лежала скрипка. Она мысленно переживала удивительное приключеніе и сказала въ поясненіе:
   -- Я взяла скрипку и стала играть. Кто то окликнулъ меня, и оказалось, что онъ стоитъ здѣсь... у открытаго окна.
   -- А вдругъ судья былъ бы дома!-- спросила фрекенъ Синдаль, съ огорченіемъ подумавъ о томъ, какъ плохо могло бы обернуться дѣло.
   -- Онъ видѣлъ, что я одна въ комнатѣ.
   Какъ легко и равнодушно она принимаетъ это!-- подумала молодая дѣвушка.
   И ей пришла въ голову мысль, обезпокоившая ее.
   -- Можетъ быть, они не знакомы между собой?-- робко спросила она.
   -- Нѣтъ... Ярмеръ не знаетъ его, никогда не слышалъ его имени.
   Фру Хельвигъ догадалась, о чемъ она думаетъ, и поняла, что самое лучшее, что она можетъ сдѣлать, это вполнѣ довѣриться фрекенъ Зельмѣ, на доброе сердце и совершенную скромность которой на всецѣло могла положиться.
   Взявъ ее за руку, она притянула ее къ себѣ, сѣла на мягкое кресло, а ее посадила рядомъ на низенькій пуфъ.
   -- Вы не должны осуждать!-- промолвила она, смотря на большіе невинные глаза дѣвушки горячимъ, темнымъ взглядомъ.-- Есть вещи, которыхъ почти не понимаешь и самъ, можно ли ихъ объяснить другимъ. Такъ какъ вы уже такъ много видѣли, то лучше, чтобы вы знали все.
   Она взяла ея пухлую руку обѣими своими и продолжала:
   -- Видите-ли, Зельма... Вернеръ Хильсеэ и я были добрыми товарищами. Когда я жила въ пансіонѣ въ городѣ, мы вмѣстѣ играли и веселились. Мы оба были молодые, здоровые и красивые.
   -- И вы подали ему надежду?-- прервала Зельма, сильно заинтересованная.
   Фру Хельвигъ нѣсколько смутилась. Теперь, вспоминая минувшія веселыя времена и разсказывая о нихъ молодой дѣвушкѣ, взгляды и чувства которой были такъ просты и чисты, она начала невольно оправдываться.
   -- Я была такъ своенравна и легкомысленна!-- сказала она.-- Но я была единственнымъ ребенкомъ и меня очень баловали. Отецъ позволялъ мнѣ дѣлать все, что я хотѣла. И вотъ, когда Ярмеръ... когда я была помолвлена...
   -- Вы ничего не разсказали объ этомъ?.. о другомъ?
   Фрекенъ Зельма желала облегчить ей признаніе.
   -- Я хотѣла сдѣлать это... первымъ моимъ побужденіемъ было разсказать ему все: но я откладывала это со дня на день... и потомъ... вы знаете, вѣдь, моего мужа... вы знаете, какихъ старинныхъ взглядовъ онъ придерживается... И я подумала: зачѣмъ я буду причинять ему огорченіе? Такъ легко ошибиться, слѣдуя своему инстинкту, думала я.
   У фрекенъ Синдаль вертѣлся на губахъ вопросъ. Она ожидала, что фру Хельвигъ скажетъ сама, но когда та замолкла, устремивъ передъ собой неподвижный взоръ и видимо не собираясь продолжать, то фрекенъ Зельма не смогла удержаться.
   -- Вы были.по настоящему помолвлены съ тѣмъ?
   -- Помолвлена?
   Фру Хельвигъ подняла голову, и верхняя губа ея изогнулась горькой усмѣшкой.
   -- Всегда необходимъ ящичекъ... рубрика! Развѣ молодымъ людямъ нельзя веселиться вмѣстѣ, не будучи помолвленными?
   -- Да, у насъ, въ деревняхъ! Но въ городѣ... и при вашемъ положеніи, фру Ярмеръ?
   Фру Ярмеръ встала и прошлась по комнатѣ, выпрямивъ грудь и проводя руками по стану.
   -- Вотъ, въ этомъ то и дѣло!-- сказала она.-- Кнудъ никогда бы не понялъ этого. Оттого я и молчала. Я думала, что никогда больше не увижусь съ Хильсеэ. Я думала, что онъ въ Америкѣ. И вдругъ, онъ стоитъ здѣсь... въ этой закупоренной комнатѣ! Появляется въ лунномъ свѣтѣ, точно скрипка вызвала его!
   Фру Хельвигъ быстро обернулась къ молодой дѣвушкѣ и обняла ее за шею.
   -- О, Зельма,-- промолвила она съ внезапнымъ страхомъ,-- Ярмеръ не долженъ знать этого!.. Слышите, этого одного раза онъ не долженъ знать. Хильсеэ уѣзжаетъ, вѣдь, туда, откуда пріѣхалъ. Все забудется и погаснетъ... какъ факелъ святого Іоанна, вспыхнувшій въ послѣдній разъ, прежде чѣмъ навсегда погаснуть въ свѣтлой ночи.
   Фрекенъ Зельма взяла ее за руку, серьезно смотря въ расширившіеся и углубившіеся сѣрые глаза фру Хельвигъ:
   -- Я никогда не скажу объ этомъ, фру Ярмеръ... можете положиться на меня!.. Это было бы грѣшно по отношенію къ нему, потому что это такъ огорчило бы его.
   Голубые глаза увлажнились при этихъ словахъ, и она вдругъ задрожала, какъ отъ озноба.
   Въ эту минуту въ прихожей раздался звонокъ. Два короткихъ звонка и одинъ длинный.
   -- Это докторъ!-- сказала фру Хельвигъ, вставая.
   Фрекенъ Зельма вздохнула съ облегченіемъ.
   -- Слава Богу!-- проговорила она, стряхивая жуткое чувство, охватившее ее.-- А то, здѣсь точно привидѣнія врываются вмѣстѣ съ луннымъ свѣтомъ!
   -- Ужъ не зачарованы ли и вы, фрекенъ Зельма?-- спросила фру Хельвигъ, улыбнувшись.
   Фрекенъ Синдаль пошла отпереть дверь.
   -- Ахъ, должно быть, это все сирень!-- сказала она у двери въ контору.-- Она такъ сильно пахнетъ!
   Фру Хельвигъ оглянулась на большую хрустальную вазу.
   -- Сирень?-- повторила она задумчиво, въ то время, какъ фрекенъ Зельма вышла въ контору, оставивъ за собой дверь открытой.
   

IX.

   Изъ конторы донесся низкій, добродушный и сиповатый голосъ доктора:
   -- Ну, ну... развѣ ужъ такъ плохо?!
   Фру Хельвигъ поднялась и пошла ему на встрѣчу.
   -- Добрый вечеръ, докторъ!-- Она протянула ему руку, которую онъ тряхнулъ своей короткой волосатой медвѣжьей лапой.
   -- Добрый вечеръ, фру Ярмеръ!
   Онъ снялъ большую, мягкую шляпу, широкія поля которой выгибались во всевозможныхъ направленіяхъ, сообразно съ солнцемъ и дождемъ, и вытеръ потъ со лба верхомъ руки.
   Остановившись посреди комнаты, онъ отдувался, двигая пухлыми, загорѣлыми щеками, наполовину скрытыми дико растущей бородой, между тѣмъ, какъ острые свѣтло-голубые глаза его съ затаенной веселостью насмѣшливо перебѣгали съ одной на другую.
   -- Ну-съ, и вы тоже? сидите и фантазируете при лунѣ?-- спросилъ онъ, искоса поглядывая на фру Ярмеръ.
   -- Нѣтъ, но фрекенъ Синдаль говоритъ, что у Эллемуръ навѣрное жаръ.
   -- Это бываетъ со всѣми нами, когда у насъ рѣжутся коренные зубы!
   Вдругъ онъ закашлялся, точно задыхаясь.
   -- Пуфъ! Всему причиной это постоянство въ привычкахъ, свойственное нашей милой странѣ!
   Прозрачный потъ струился вдоль носа, стекая со лба, бѣлаго до того мѣста, до котораго хватала тѣнь отъ шляпы.
   -- Что случилось, докторъ?-- спросила фру Хельвигъ, въ то время, какъ фрекенъ Зельма, взявъ у него шляпу, вѣшала ее на пюпитръ.
   -- Ни одной унціи воздуха въ такую благословенную, лучезарнѣйшую ночь!-- сказалъ онъ и съ отчаяніемъ покачалъ круглой головой, обросшей густыми темными волосами.
   -- Что же намъ дѣлать?-- фру Хельвигъ указала на садъ.-- Окно, вѣдь, открыто.
   Докторъ Сюльтъ смѣрилъ быстрымъ взглядомъ рамы и поспѣшно устремился къ большому трехстворчатому окну, налѣво отъ балкона съ стеклянной дверью.
   Онъ перегнулся тучнымъ, сутуловатымъ корпусомъ черезъ длинную жардиньерку, закрывавшую нижнюю часть окна. Ему удалось снять крючокъ, но окно не отворялось.
   -- Разумѣется,-- сказала Зельма, улыбаясь.
   -- Что же, по вашему, имъ не нуженъ воздухъ?!
   Остальныя двѣ рамы зато подались быстро. Но, когда онъ дошелъ до окна налѣво отъ балкона, то опять не заладилось.
   -- Боже мой! оно цвѣтное... какъ въ королевскомъ склепѣ!
   Окно направо раскрылось сразу. Онъ постоялъ съ минуту въ лунномъ свѣтѣ, шумно вдыхая воздухъ.
   Затѣмъ, съ видимымъ облегченіемъ, вернулся на прежнее мѣсто.
   -- Что за злосчастная склонность сидѣть взаперти!-- сказалъ онъ, широко распахивая пиджакъ, чтобы хорошенько прохладиться.
   -- Ужъ не отправиться ли намъ, двумъ одинокимъ женщинамъ, бродить ночью по проѣзжей дорогѣ!-- спросила фрекенъ Зельма, съ улыбкой глядя ему въ глаза.
   Докторъ подтянулъ широкіе брюки, висѣвшіе на его животѣ, точно сваливаясь съ него.
   -- Да, вотъ именно, -- сказалъ онъ, садясь въ кресло,-- если бъ моего совѣта слушались!
   -- Это было бы прелестно!-- улыбаясь, проговорила фру Хельвигъ. Затѣмъ нагнулась къ нему и глядя на него въ упоръ своими темными сѣрыми глазами, продолжала:
   -- Знаете, что я думаю?
   Докторъ покосился на нее маленькими, острыми глазками, въ которыхъ на этотъ разъ затаенная веселость поблескивала ярче обыкновеннаго. Онъ сейчасъ же понялъ, что она подумала.
   -- Да, знаю!-- сказалъ онъ, всплеснувъ руками.-- Но вы не угадали!
   -- Вы покутили въ городѣ?-- продолжала фру Хельвигъ тѣмъ же инквизиторскимъ тономъ.
   -- А, вотъ, и нѣтъ. Потому что я вернулся уже съ восьмичасовымъ поѣздомъ. Но до того я былъ у сельскаго инспектора, поздравилъ его съ днемъ рожденія. Подумайте, объ этомъ то я и забылъ. И вспомнилъ только, когда сидѣлъ и обѣдалъ въ "La France". Тогда я сейчасъ же отправился домой.
   -- Настроеніе у инспектора, навѣрное, было повышенное?-- пошутила фру Хельвигъ.
   -- Ну, не болѣе, чѣмъ слѣдуетъ!.. Оно дошло какъ разъ до того градуса, когда люди открываютъ, что они рождены съ инстинктами.
   Докторъ откинулся съ довольной усмѣшкой въ кресло, чтобы расположиться поудобнѣе.
   -- Ну, вотъ, нашъ докторъ опять попалъ на своего конька!-- сказала фрекенъ Зельма, сѣвшая передъ нимъ на пуфѣ.
   -- Да-съ, инстинкты, mesdames!
   Докторъ поигралъ пальцами, какъ дѣлалъ всегда, защищая какую нибудь изъ своихъ многочисленныхъ теорій.
   -- Посмотрите, напримѣръ, на меня!.. Еслибы я ежедневно не слѣдовалъ своимъ инстинктамъ, сидѣлъ бы я теперь съ разстроеннымъ желудкомъ... или былъ бы у меня ракъ въ печени. Ничто такъ не разрушаетъ человѣка духовно и физически, какъ постоянная борьба съ своими желаніями. Даже самые сильные организмы не могутъ выдерживать этого долго.
   -- Но, еслибы у васъ оказались только одни дурные инстинкты, докторъ Сюльтъ?-- спросила фрекенъ Зельма.
   -- Дурные инстинкты?-- докторъ улыбнулся, наклонивъ голову на бокъ.-- Да, вѣдь, это значитъ только здоровые, естественные инстинкты, находившіеся въ пренебреженіи. Посмотрите на меня. У меня не осталось ни одного дурного инстинкта. А почему? Потому что я сейчасъ же уступалъ и дѣлалъ то, что мнѣ хотѣлось. Мои "дурные" инстинкты истощились прежде, чѣмъ успѣли причинить какой нибудь вредъ. Ибо вы должны знать, mesdames, что дурные инстинкты произрастаютъ только на болотистой почвѣ запретнаго. Но за то на этой почвѣ они растутъ, какъ тыква въ парникѣ.
   -- Стыдитесь, докторъ Сюльтъ!-- сказала фру Хельвигъ, стараясь принять строгій видъ -- Что вы говорите!.. Пойдемте лучше, посмотримъ, что съ Эллемуръ!
   Тучное тѣло доктора съ трудомъ поднялось съ мягкаго кресла.
   -- Хорошо, пойдемте привѣтствовать коренной зубъ. А затѣмъ... я намѣренъ развлекать васъ своимъ обществомъ до возвращенія супруга. Что вы на это скажете?
   -- Ахъ, великолѣпно, докторъ Сюльтъ!-- Фрекенъ Зельма, бывшая большой его поклонницей, подпрыгнула на мѣстѣ отъ радости.
   -- Не правда ли, фру Ярмеръ, намъ вѣдь все равно не заснуть?
   -- Нѣтъ! а докторъ знаетъ, что у насъ есть запасъ виски и содовой воды.
   -- Виски?-- Маленькіе, острые глазки доктора засверкали отъ предвкушаемаго наслажденія.-- О, да, это единственный дурной инстинктъ, котораго мнѣ не удалось еще окончательно вытравить. Но я все же надѣюсь этого добиться!
   

ЧАСЪ ВТОРОЙ.
Въ лунномъ свѣтѣ.

I.

   Вернувшись отъ паціентки, докторъ Сюльтъ усѣлся въ гостиной съ фру Хельвигъ, удобно расположившись въ широкомъ креслѣ.
   Фрекенъ Синдаль вошла изъ столовой съ виски и содовой водой.
   -- Ну вотъ, докторъ Сюльтъ, извольте вамъ ваши дурные инстинкты!
   Тучное тѣло доктора заколыхалось отъ удовольствія.
   -- Да благословитъ васъ Богъ!-- сказалъ онъ, потирая свои медвѣжьи лапы, прежде чѣмъ приступить къ угощенію.-- Вотъ это здорово!
   -- Фру Ярмеръ! маленькій глотокъ въ честь лѣтйей ночи!-- Онъ наклонилъ бутылку надъ ея стаканомъ.
   -- Оставьте это ужъ себѣ!-- сказала фрекенъ Зельма; но фру Ярмеръ взяла стаканъ и подняла его.
   -- Налейте!
   Маленькіе, острые глазки доктора быстро оглядѣли ее сбоку.
   -- Ну, вотъ, это хорошо!-- замѣтилъ онъ, наливая.
   Фрекенъ Зельма, у которой голова тяжелѣла отъ крѣпкихъ нажитковъ, закрыла свой стаканъ рукой.
   -- Благодарю, не нужно. Я пойду къ Эллемуръ.
   -- Какъ я уже сказалъ вамъ,-- докторъ снялъ ея руку съ стакана и все-таки налилъ ей виски,-- дѣвочка должна просто хорошенько отоспаться. А вы посидите съ нами!
   Фру Хельвигъ чокнулась съ нимъ.
   -- Ваше здоровье, докторъ Сюльтъ!
   Верхняя губа изогнулась неопредѣленной, полуболѣзненной усмѣшкой, которую окружающіе ее такъ хорошо знали, но не могли объяснить себѣ; и, съ засверкавшими мрачными искрами въ большихъ сѣрыхъ глазахъ, она подняла стаканъ и проговорила:
   -- Да здравствуютъ инстинкты... и хорошіе и дурные!
   -- Къ этому тосту я не присоединяюсь!-- сказала фрекенъ Зельма и, улыбаясь, отставила стаканъ.
   Докторъ прищурилъ маленькіе, острые глазки.
   -- Тогда мы скажемъ: Да здравствуютъ лѣтнія ночи! За это всѣ могутъ выпить -- а на повѣрку, это тоже самое.
   Онъ медленно выпилъ свой стаканъ, глубоко втянулъ воздухъ черезъ усы и повернулъ голову къ свѣтлымъ четыреугольникамъ, нарисованнымъ луною на коврѣ.
   -- Потому что, видите ли, mesdames,-- продолжалъ онъ зазвучавшимъ серьезно глубокимъ голосомъ,-- въ такія благословенныя, тихія и свѣтлыя ночи, Панъ выходитъ изъ своихъ лѣсовъ и, взявъ свирѣль, отправляется искать приключеній.
   Фру Ярмеръ, откинувъ голову на синику кресла, изъ подъ полуопущенныхъ вѣкъ смотрѣла на лившійся лунный свѣтъ.
   -- Вы думаете, что онъ заходитъ такъ далеко на сѣверъ, докторъ?
   -- Еще бы! Это самый отчаянный бродяга!-- Докторъ понизилъ голосъ, отдаваясь своему настроенію.-- Луна заманиваетъ его на равнины, къ самому жилью человѣческому...
   Онъ наклонился впередъ тучнымъ туловищемъ къ свѣту и указалъ на садъ, безшумное дыханіе котораго волнами вливалось въ комнату черезъ раскрытыя окна.
   -- Тише!.. Слышите, какъ онъ бродитъ по саду?.. Слышите, какъ онъ манитъ своей флейтой?.. вызываетъ все то, что лежитъ въ насъ скрытымъ цѣлый годъ. Мы едва подозрѣваемъ о томъ, что въ насъ живетъ, и замѣчаемъ это только тогда, когда оно начинаетъ клокотать и рваться изъ насъ. И въ то время, какъ луна сіяетъ на насъ, чешуя спадаетъ съ нашихъ глазъ, и мы вдругъ чувствуемъ, что мы настоящіе естественные люди, дѣти природы.
   -- "И человѣкъ увидѣлъ, что онъ нагъ",-- процитировала фру Хельвигъ, устремивъ взоръ въ садъ, чарами луны превращенный въ рай передъ ея глазами.
   -- Вотъ именно, фру Ярмеръ!-- поддержалъ глубокій голосъ доктора.-- Ибо змѣй, соблазнившій въ свѣтлую и тихую лѣтнюю ночь фру Еву -- былъ Панъ со свирѣлью. И русалка, заманившая рыцаря -- тоже Панъ. Это онъ отвращаетъ насъ, бѣдныхъ людишекъ, отъ порядка и закона... отъ извѣстнаго и привычнаго... и вовлекаетъ въ великій, освобождающій грѣхъ.
   Фрекенъ Зельма отвела глаза отъ луннаго сіянія, взманившаго ее.
   -- Фу, что вы говорите, докторъ Сюльдъ!-- сказала она, досадливо глянувъ на него.
   -- Да, вѣдь, это только слова, милая фрекенъ!-- возразилъ спокойный и убѣдительный голосъ доктора,-- грѣхъ, это просто плохой ярлыкъ, изобрѣтенный на зарѣ вѣковъ жалкимъ, изголодавшимся поэтомъ, чтобы подслужиться къ всемогущимъ жрецамъ, повергшимъ міръ въ зло. Съ тѣхъ поръ это слово вошло въ поговорку. Но дѣйствительное его значеніе -- это освобожденіе инстинктовъ.
   Фру Хельвигъ очнулась отъ своихъ собственныхъ тайныхъ мыслей.
   -- Это называется также голосомъ сердца,-- его единственнымъ благодѣтельнымъ закономъ!
   И встала, точно хотѣла сразу покончить съ чѣмъ-то.
   -- Или Змѣемъ, фру Ярмеръ!-- сказалъ докторъ, не спуская глазъ съ свѣтлой лунной полосы.-- Или Паномъ!.. Или Нимфой, русалкой!-- все это одно и то же!
   По дорогѣ прошумѣлъ экипажъ, остановившійся у лѣстницы.
   -- Что это?
   Фрекенъ Зельма подняла голову и прислушалась.
   -- Это, должно быть, судья!-- сказалъ докторъ, медленно приподнимаясь.
   -- Такъ рано!-- Фру Хельвигъ остановилась у рояля, смотря на дверь.
   Фрекенъ Зельма выбѣжала въ контору.
   -- Да, это герръ Ярмеръ!-- крикнула она оттуда.
   

II.

   -- Покойный ночи, Андерсъ!-- послышался ясный, нѣсколько нервный голосъ судьи сквозь открытую дверь.
   -- Благодарствуйте, милая фрекенъ!
   Онъ вышелъ изъ конторы въ сопровожденіи фрекенъ Зельмы, которая отнесла большую книгу нотаріальныхъ актовъ на курительный голикъ передъ книжнымъ шкафомъ.
   -- Рано же вы вернулись!-- замѣтила она.
   Докторъ всталъ и подтянулъ брюки.
   -- Добрый вечеръ!-- сказалъ онъ, протягивая руку.
   Ярмеръ радостно изумился при видѣ его.
   -- А!.. Добрый вечеръ, докторъ... Вы здѣсь?
   Но тутъ же вспомнилъ о болѣзни дочери, и испуганно переводя глаза съ жены на доктора и обратно, спросилъ:
   -- Надѣюсь, Эллемуръ не хуже?
   Фру Хельвигъ подошла къ нему.
   -- Нѣтъ, у нея былъ маленькій жарокъ, но сейчасъ она опятъ заснула.
   Ярмеръ вздохнулъ съ облегченіемъ.
   -- Ну, слава Богу!-- проговорилъ онъ и поцѣловалъ жену, быстро подставившую щеку, тогда какъ тонкая морщинка ясно обозначилась у переносицы.
   -- Добрый вечеръ, дорогая!
   Фру Ярмеркь, не глядя на него, взяла его за рукавъ пальто.
   -- Дай, я помогу тебѣ!
   -- Нѣтъ... не безпокойся!
   Ярмеръ высвободилъ руку и, снявъ самъ пальто, передалъ его фрекенъ Синдаль, повѣсившей его въ конторѣ.
   -- Представьте себѣ!-- сказалъ судья, усѣвшись хорошенько въ креслѣ.-- Я могъ бы совершенно спокойно оставаться дома.
   -- Что же, старуха передумала?-- спросилъ докторъ, возвращаясь на прежнее мѣсто.
   Ярмеръ потеръ свои бѣлыя, выхоленныя руки.
   -- Она умерла за десять минутъ до моего пріѣзда!
   -- Ну, и поминки же будутъ у Іенса Переена!-- усмѣхнулся докторъ.-- Она вѣдь не успѣла отобрать у него серебро!
   -- Да... воображаю.
   Судья погладилъ лобъ бѣлыми худыми руками.
   -- Какъ хорошо опять быть дома!-- сказалъ онъ, поправившись въ креслѣ.
   -- Ты усталъ, мой другъ?-- спросила фру Хельвигъ участливо.
   -- Ну... усталъ...
   -- Навѣрно, опять заболѣла голова?-- вмѣшалась фрекенъ Зельма, испытующе взглядываясь въ его утомленные глаза.
   -- Да, милая фрекенъ,-- судья повернулъ голову и устало улыбнулся ей,-- опять заболѣла голова.
   -- А у васъ есть еще порошки?-- спросилъ докторъ, быстро вскинувъ на него маленькіе, острые глазки.
   -- Должно быть, есть еще штуки три-четыре.
   Докторъ хлопнулъ его по пречу.
   -- Вы не должны бросать ихъ, герръ Ярмеръ!.. Съ хроническимъ нужно бороться, а передъ острыми болѣзнями нужно склоняться -- вотъ моя теорія.
   Онъ взялъ бутылку съ виски и налилъ въ четвертый пустой стаканъ.
   -- А теперь выпейте со мной стаканчикъ, и я поѣду домой къ моимъ четверымъ сиротамъ мальчикамъ.
   Судья придержалъ его руку, когда онъ налилъ немножко.
   -- Недурно прокатились?-- спросилъ докторъ, выпуская шипящую содовую воду изъ сифона въ стаканъ Ярмера.
   Судья взялъ стаканъ и выпилъ.
   -- Да, долженъ признаться,-- согласился онъ,-- сегодня было не такъ ужъ плохо.
   -- Плохо!-- Докторъ покачалъ головой и посмотрѣлъ на потолокъ.-- Господь съ вами! Въ такую-то ночь!
   Онъ обернулся къ фру Ярмеръ, поправлявшей что-то на каминѣ.
   -- Идите сюда, фру Ярмеръ, выпейте съ нами!
   -- Благодарю, я не хочу!-- откликнулась она, не оборачиваясь.
   -- Это почему? Сейчасъ вы такъ мило сидѣли и даже ударились въ поэзію. Пожалуйста, не заражайтесь отъ вашего супруга. Вы знаете, вѣдь у этихъ черствыхъ юристовъ вмѣсто крови въ жилахъ текутъ канцелярскія чернила.
   Ярмеръ устало улыбнулся.
   -- Да, нужно же что-нибудь придумать, докторъ! Но откровенно говоря, когда сидишь неподвижно въ экипажѣ, и кругомъ отъ луговъ поднимается паръ, то въ концѣ концовъ, становится довольно таки прохладно -- вы не согласны?
   Фру Хельвигъ отошла отъ камина.
   -- Да... а доктора нечего принимать въ разсчетъ!-- сказала она.-- Вѣдь вы цѣлый день ни снете на велосипедѣ. А мой мужъ кабинетный человѣкъ...
   -- И у герра Ярмера всегда разбаливается голова, -- вступилась фрекенъ Зельма,-- когда ему приходится трястись въ экипажѣ.
   Докторъ махнулъ рукой, точно отгоняя муху.
   -- Ну, да, да... все это происходитъ отъ постоянства въ привычкахъ. Знаете что, герръ Ярмеръ -- мнѣ хочется прописать вамъ то же самое, что я недавно прописалъ іомфру Бергъ, съ Кирпичнаго Завода.
   -- Ахъ, іомфру Бергъ!-- проговорилъ Ярмеръ, усмѣхаясь.
   -- Кто бы подумалъ,-- продолжалъ докторъ,-- что эта колода нѣкогда была молодой и рѣзвой деревенской красавицей. Теперь она превратилась въ святую отъ столькихъ лѣтъ спокойнаго и сытаго сидѣнья у стараго Хильсеэ.
   -- А что же съ ней было?-- спросилъ Ярмеръ, ладонью бѣлой руки прикрывая зѣвокъ.
   -- Она постоянно изводитъ меня своей кислой отрыжкой, какъ она называетъ свой воображаемый желудочный катарръ... а микстура...
   -- Это тотъ самый красный сиропъ?-- усмѣхнулась фру Хельвигъ.
   -- Да,-- отвѣтилъ докторъ съ невозмутимой серьезностью,-- свой знаменитый, универсальный и чудодѣйственный сиропъ -- онъ вдругъ пересталъ помогать.
   -- Что же вы тогда прописали?-- спросила фру Хельвигъ.
   -- Ну, я, наконецъ, потерялъ терпѣніе. Пощупалъ пульсъ, посмотрѣлъ языкъ и говорю: "Вы должны танцовать, іомфру Бергъ!" -- "Танцовать?" -- "Да, вы непремѣнно должны танцовать!-- говорю я, -- танцовать, какъ въ старину на жатвенныхъ праздникахъ, и, если можете, то припѣвайте! да хорошенько, во весь голосъ, чтобы мы могла избавиться отъ кислоты при отрыжкѣ".
   -- Іомфру Бергъ -- и танцовать!-- Ярмеръ улыбнулся при этомъ представленіи.
   -- Да, вѣдь ей вѣрныхъ полсотни лѣтъ, а танцы нѣкогда были ея слабой стрункой, какъ мнѣ разсказывали.
   -- Ай-ай!-- сказала фрекенъ Зельма, широко осклабивъ бѣлые, крѣпкіе зубы,-- воображаю, какъ она разсердилась.
   -- Она вѣдь стала немножко чопорной, и теперь, когда она сдѣлалась домоправительницей и ходитъ въ черномъ шерстяномъ платьѣ, съ двойной золотой цѣпочкой, она не любитъ, чтобы ей напоминали о тѣхъ временахъ, когда она была просто Кестенъ Ганзенъ, и всякій могъ пригласить ее на туръ вальса.
   -- Что же она вамъ сказала на это?-- спросила фру Ярмеръ. садясь на свое обычное мѣсто между столомъ и каминомъ.
   -- Она погладила себя по туго-натянутому лифу жесткими какъ кожа руками и сказала, что всѣмъ намъ извѣстно, насколько міръ погрязъ въ грѣхѣ.
   Въ прихожей раздался сильный звонокъ.
   Судья нервно вскочилъ съ кресла.
   -- Кто это можетъ быть?.. Въ такой поздній часъ!
   Фрекенъ Зельма, полураскрывъ ротъ, напряженно прислушивалась.
   -- Экипажа не слышно!-- проговорила она.
   -- Навѣрно, это кто-нибудь изъ милыхъ паціентовъ сообразилъ, что его врачъ присѣлъ отдохнуть на минутку, -- промолвилъ докторъ съ глубокой покорностью.-- Ну, я пойду за-одно отпереть!
   Докторъ оперся объ ручки кресла и съ трудомъ поднялся съ удобнаго сидѣнья. Но судья, никогда сознательно не измѣнявшій никакому долгу, все равно, большому ли, или маленькому, поторопился предупредить его.
   -- Нѣтъ, нѣтъ! Сидите, докторъ! Я сейчасъ открою.
   И онъ вышелъ въ контору, оставивъ послѣ себя дверь открытой.
   

III.

   -- Ахъ, Господи Іисусе!-- послышался сухой, дрожащій и скрипучій женскій голосъ изъ кабинета.-- У насъ большое несчастье!
   Докторъ всталъ въ изумленіи.
   -- Батюшки! да вѣдь это іомфру Бергъ!-- воскликнулъ онъ сталъ прислушиваться.
   -- Ужъ я бѣжала, бѣжала, что было силы!-- послышалось снова.
   -- Да, войдите же и разскажите, что случилось!-- донесся громкій, взволнованный голосъ судьи.
   Немного спустя въ дверяхъ появилась прямая, угловатая женская фигура. Она была въ черномъ платьѣ и въ маленькой кружевной наколкѣ на безцвѣтныхъ, гладко причесанныхъ волосахъ, раздѣленныхъ прямымъ проборомъ. Черты лица были правильны и свидѣтельствовали о былой красотѣ; но годы уничтожили округлость щекъ и подбородка, заострили всѣ линіи и придали имъ суровое выраженіе. Длинный, крючковатый носъ придавалъ всему лицу сходство съ птицей. Надъ большими, свѣтлосѣрыми, слегка выпуклыми глазами, съ темной каемкой вокругъ зрачка, дѣлавшей выраженіе ихъ робкимъ, внимательнымъ и себѣ на умѣ, на скулахъ горѣло два рѣзко обрисованныхъ багровыхъ пятна.
   Прислонившись на минуту къ косяку двери, она бросила быстрый, испуганный взглядъ на присутствующихъ и поклонилась.
   -- Добрый вечеръ!-- сказала она, проводя грубой, костлявой рукой по непривѣтливому, сухому лицу. И снова застонала:
   -- Охъ, Господи Боже милостивый!
   Она покачнулась, вытянувъ впередъ руки, точно готовая упасть.
   Судья взялъ ее за плечи, чтобы поддержать, и медленно повелъ къ ближайшему стулу около стола.
   Фру Хельвигъ сдѣлала къ ней нѣсколько шаговъ. Сердце ея забилось такъ быстро отъ внезапной боязни, что у нея подкаливались ноги.
   -- Да говорите же!-- произнесла она.
   Докторъ повернулъ кресло къ іомфру Бергъ, подвинулъ его подъ нее и сказалъ повелительно:
   -- Сядьте!
   Іомфру Бергъ испуганно вскинула на него глаза и упала въ кресло, ловя губами воздухъ, точно задыхалась въ тугомъ лифѣ.
   Ярмеръ, не отрываясь, смотрѣлъ на нее своими блѣдными, без покойными глазами.
   -- Усадьба сгорѣла?-- спросилъ онъ.
   Іомфру Бергъ перевела духъ, цѣпляясь грубыми, костлявыми руками за кресло.
   -- Хильсёэ умеръ!-- выговорила она наконецъ.
   -- Кто?-- воскликнула фру Хельвигъ, хватаясь за сердце, и вся кровъ отхлынула отъ ея лица. Возгласъ былъ такой испуганный, что Ярмеръ, докторъ и Зельма оглянулись на нее.
   -- Юстиціи совѣтникъ Хильсёэ?-- спросилъ Ярмеръ, наклоняясь къ пришедшей.
   Хельвигъ въ ту же секунду почувствовала, что благодаря своей нервности, чуть не выдала себя. Кровь стремительно бросилась ей въ голову, и ноги ея задрожали.
   Доторъ обошелъ позади ея стула и сѣлъ на пуффъ передъ іомфру Бергъ.
   -- Ну, ну! успокойтесь, іомрфу Бергъ!-- сказалъ онъ спокойно и сурово.-- Вы вѣдь, вообще, такая разумная женщина. Стало быть, старикъ Хильсеэ умеръ. Когда и отчего?
   Она снова ухватилась грубыми костлявыми руками за лифъ, точно ей не хватало воздуха.
   -- Юстиціи совѣтникъ... убитъ!-- выговорила она, наконецъ, и голосъ ея оборвался.
   -- Убитъ?-- воскликнулъ судья. Фру Хельвигъ и Зельма вздрогнули и неподвижными глазами уставились на гостью.
   Докторъ быстро всталъ.
   -- Гдѣ онъ лежитъ?-- спросилъ онъ хриплой скороговоркой, и маленькіе, острые глазки его впились въ большіе, выпуклые, испуганные птичьи глаза экономки.
   -- Въ паркѣ... возлѣ бесѣдки... у самаго крыльца!-- выговорила она съ усиліемъ.
   -- Кто нашелъ его?-- спросилъ Ярмеръ. Онъ почувствовалъ себя внезапно при исполненіи служебныхъ обязанностей, и вся нервность его сразу исчезла.
   Іомфру Бергъ тоже нѣсколько успокоилась. Она уже не перебирала руками, и голосъ ея звучалъ сухо и нѣсколько рѣзко, но безъ прежней скрипучей возбужденности.
   -- Я нашла его, когда принесла чай изъ ромашки -- а его не было.
   -- Я сейчасъ скатаю туда на велосипедѣ, -- сказалъ докторъ Ярмеру.-- Можетъ, онъ еще живъ.
   Судья кивнулъ, быстро соображая:
   -- А я телефонирую прокурору, чтобы онъ сейчасъ же пріѣзжалъ съ Петерсеномъ. Тогда мы можемъ за одно произвести и вскрытіе тѣла, если вамъ удобно.
   -- Отлично! ночь все равно пропала.
   Когда Ярмеръ пошелъ въ кабинетъ, чтобы телефонировать, фрекенъ Зельма подумала, что онъ сейчасъ же ѣдетъ на Кирпичный Заводъ. Она остановила его и, глядя на него большими, внимательными глазами, убѣдительно сказала:
   -- Герръ Ярмеръ, вы непремѣнно должны что-нибудь скушать передъ отъѣздомъ!
   -- Мнѣ некогда!
   Судья хотѣлъ уже пройти, но тутъ вмѣшалась фру Хельвигъ:
   -- Да, мой другъ, вспомни о своей головѣ!
   Ярмеръ остановился на минуту и невольно дотронулся до головы.
   -- Ахъ, да, да! Но только поскорѣе, фрекенъ Синдаль!
   -- Ахъ, Боже мой, Баже мой!-- снова застонала іомфру Бергъ.-- Онъ могъ вѣдь дожить до ста лѣтъ.
   Докторъ бросилъ на нее быстрый, пронзительный взглядъ.
   -- Кто его убилъ?-- спросилъ онъ.
   Она вздрогнула.
   -- Іисусе Христе, почему же я знаю!-- сказала она, испуганно взглянувъ на него.
   -- Ну, до свиданія, пока!-- Докторъ пожалъ руку фру Хельвигъ и остальнымъ.
   Онъ вышелъ въ контору, дверь которой была еще открыта, а фрекенъ Зельма поспѣшила черезъ столовую въ кухню, чтобы отдать Стинѣ распоряженіе относительно закуски.
   

IV.

   Войдя въ контору, Ярмеръ позвонилъ въ телефонъ.
   -- Пожалуйста, арестный домъ!-- Это земскій судья.-- Прокуроръ дома? Такъ пусть онъ сейчасъ же встанетъ! Скажите ему, чтобы онъ, какъ можно скорѣе, пріѣзжалъ ко мнѣ вмѣстѣ съ урядникомъ Петерсеномъ. На Кирпичномъ заводѣ нужно произвести вскрытіе тѣла. Юстиціи совѣтникъ Хильсёэ убитъ. Вы поняли? Ага, отлично! Покойной ночи!
   Онъ далъ отбой и вошелъ быстрой и озабоченной походкой сильно занятаго человѣка.
   Сѣвъ на пуффъ противъ экономки стараго Хильсёэ, онъ началъ:
   -- Ну вотъ, іомфру Бергъ, позвольте васъ разспросить немножко подробнѣе!
   Фру Хельвигъ встала.
   -- Мнѣ уйти?-- спросила она.
   -- Нѣтъ, останься, дорогая, если не боишься, что это слишкомъ взволнуетъ тебя.
   Фру Хельвигъ молча сѣла и взяла вышивку, но не принялась за работу.
   -- Въ которомъ часу вы принесли ему ромашку?
   Іомфру Бергъ уже вполнѣ овладѣла собой. Она сидѣла прямо, какъ свѣча, давая разъясненія спокойнымъ голосомъ.
   -- Я приношу ромашку передъ тѣмъ, какъ совѣтникъ ложится спать;-- онъ говоритъ, что она мягчитъ и...
   -- Въ которомъ часу?-- спросилъ судья, вынимая записную книжку,
   -- Около одиннадцати. Онъ пьетъ ее въ постели, горячей.
   -- Стало быть, его не было въ спальнѣ, вопреки обыкновенію?
   -- Нѣтъ. Тогда я пошла въ кабинетъ, но никто не отвѣтилъ, когда я постучалась. Я открыла дверь, его не было, но бумаги попрежнему лежали на письменномъ столѣ, какъ вечеромъ, когда я приходила подписываться въ качествѣ свидѣтельницы.
   Судья насторожился.
   -- Свидѣтельницы? По какому дѣлу?
   -- Это, кажется, называется удостовѣреніемъ.
   -- Да, но какія бумаги? Кто былъ кромѣ васъ у Хильсеэ?
   Фру Хельвигъ встревожилась. Она боялась услышать имя Вернера.
   -- Да этотъ,-- барышникъ Серупъ, изъ Бакехавегордена. Онъ торговалъ у него жеребятъ, которыхъ купилъ; потомъ они написали бумагу на счетъ скотины, которую онъ долженъ доставить юстиціи совѣтнику къ зимѣ.
   -- Ага, и эту-то бумагу вы подписали въ удостовѣреніе?
   -- Да ее.
   -- А вы не видали, чтобы барышникъ Серупъ заплатилъ за жеребятъ деньгами?
   -- Господи, да какъ же! Онъ навѣрно получилъ тысячу кронъ чистоганомъ!
   -- Почему вы думаете, что тысячу?
   -- Потому что онъ считалъ ихъ при мнѣ. Все новенькіе, стокроновые билеты; и онъ записалъ ихъ номера, какъ всегда дѣлаетъ съ крупными деньгами.
   Судья сдѣлалъ нѣсколько замѣтокъ въ записной книжкѣ, подумалъ съ минуту и продолжалъ разспросы:
   -- Что онъ сдѣлалъ съ деньгами?
   Іомфру Бергъ всхлипнула отъ волненія при воспоминаніи о множествѣ красивыхъ кредитокъ и вытерла носъ костлявой рукой.
   -- Положилъ ихъ въ свой большой бумажникъ, который всегда носитъ при себѣ.
   -- Былъ кто нибудь еще, кромѣ васъ, Хильсеэ и Серупа?
   -- Нѣтъ, больше никого.
   -- Зналъ ли кто-нибудь на усадьбѣ, что Хильсеэ получилъ деньги?
   -- Нѣтъ, я знаю это навѣрное. Совѣтникъ вѣдь ни съ кѣмъ не разговариваетъ, кромѣ меня и управляющаго, а тотъ сейчасъ въ больницѣ.
   Судья снова сдѣлалъ нѣсколько замѣтокъ, въ то время какъ іомфру Бергъ разглаживала руками складки своего тугого чернаго платья.
   -- Который былъ часъ, когда вы вышли изъ кабинета?-- началъ онъ опять.
   -- Да, пожалуй, съ часъ послѣ вечерней службы.
   -- Стало быть, послѣ восьми часовъ?
   -- Да,-- такъ, около девяти.
   -- И съ тѣхъ поръ вы не видѣли юстиціи совѣтника?
   -- Нѣтъ -- пока не нашла его около бесѣдки. Дверь въ паркъ была отворена... а онъ лежалъ у самой лѣстницы, на спинѣ... раскинувъ руки... и съ проломленной головой.
   Записавъ, судья спросилъ:
   -- Значитъ, вы полагаете, что это могло произойти между половиной девятаго и половиной одиннадцатаго?
   Іомфру Бергъ задумчиво смотрѣла въ пространство своими окруженными темной каемкой птичьими глазами, видѣвшими надъ длиннымъ крючковатымъ носомъ.
   -- Должно быть, что такъ. Юстиціи совѣтникъ обыкновенно совершаетъ прогулку въ паркѣ, такъ, часовъ до десяти, послѣ того, какъ прочтетъ вечернія газеты.
   Блѣдные, честные глаза судьи встрѣчались съ ея робкимъ взглядомъ.
   -- Убійца, видимо, хорошо зналъ порядки на усадьбѣ!-- сказалъ онъ.-- По всѣмъ вѣроятіямъ, бумажникъ окажется украденнымъ.
   Тонкія губы іомфру Бергъ задрожали, и кожа на скулахъ натянулась.
   -- Господи Іисусе!-- сказала она со слезами въ сухомъ, скрипучемъ голосѣ.-- Такъ оно и есть!
   -- Почемъ вы знаете?-- строго спросилъ судья.
   -- Потому что я, первымъ дѣломъ, какъ пришла въ себя, посмотрѣла, цѣлъ ли онъ.
   Судья всталъ, пронзительно вглядываясь въ ея костлявое лицо съ двумя багровыми пятнами на скулахъ.
   -- Вы освидѣтельствовали трупъ, іомфру Бергъ?
   -- Освидѣтельствовала трупъ?-- повторила она, отшатнувшись въ креслѣ и быстро вскидывая на него свои выпуклые глаза.-- Избави Богъ Я только немножко пощупала его, чтобъ узнать, живъ ли онъ. И тутъ, по карману пиджака, почувствовали, что бумажника нѣтъ. Потому что я сейчасъ же подумала, что эти деньги соблазнили злодѣя.
   -- Кого вы подозрѣваете?-- быстро перебилъ судья.
   -- Іисусе Христе! Откуда же мнѣ знать?
   Ярмеръ сѣлъ на пуффъ противъ нея.
   -- Мнѣ очень жаль васъ, іомфру Бергъ!-- сказалъ онъ, разсматривая свои бѣлыя, выхоленыя руки.-- Вѣдь вамъ придется лишиться такого хорошаго, прочнаго мѣста.
   -- Ахъ, Господи, какъ же!-- простонала она, раскачиваясь туловищемъ изъ стороны въ сторону.
   -- Вѣдь, это большая для васъ потеря, не правда ли?
   -- Боже милостивый, еще бы! Если бъ хоть можно было, знать...
   -- Что?-- судья быстро взглянулъ на нее своими блѣдными глазами.
   Іомфру Бергъ немного помолчала, словно колеблясь говорить. Потомъ все-таки заговорила, запинаясь:
   -- Совѣтникъ всегда былъ такъ милостивъ ко мнѣ... и онъ говорилъ, что вспомнитъ обо мнѣ въ своемъ завѣщаніи.
   Наконецъ-то дѣло дошло до. интереснаго пункта.
   -- Въ своемъ завѣщаніи? Вотъ какъ!
   Чтобы не испугать ее, судья сталъ смотрѣть на свои бѣлыя руки и прибавилъ равнодушнымъ тономъ:
   -- Ну, да, разумѣется! А кто же другіе наслѣдники, іомфру Бергъ?
   -- Да, развѣ можно что-нибудь знать въ такихъ дѣлахъ!-- проговорила она, запинаясь.
   -- Я такъ недавно въ этихъ мѣстахъ, но вы, управлявшая его домомъ въ теченіе столькихъ лѣтъ, должны же знать его семейныя обстоятельства.
   -- Ну да!-- іомфру Бергъ смотрѣла прямо передъ собой острыми птичьими глазами, не выражавшими никакого волненія.-- Видите, былъ у него сынъ, котораго можно было считать наслѣдникомъ, раньше...
   -- Сынъ?
   Судья изумленно посмотрѣлъ на нее, а фру Хельвигъ нагнулась къ вышивкѣ. Руки ея сильно дрожали. Вотъ оно! подумала она.
   -- Да... такъ себѣ... пріемный!-- пояснила іомфру Бергъ.-- Но, потому, что я слышала, они разошлись.
   -- Изъ за чего?
   -- Этого я не знаю!-- сказала она и сжала губы надъ крупными впадинами недостающихъ зубовъ.
   -- Такъ, значитъ, сынъ уѣхалъ?
   -- Да, онъ, кажется, въ Америкѣ. Но совѣтникъ не любилъ говорить о немъ. И если сказать по правдѣ, такъ я думаю, что онъ лишилъ его наслѣдства.
   -- Вотъ оно что!
   Ярмеръ положилъ свою бѣлую руку на костлявыя руки іомфру Бергъ, сложенныя на колѣняхъ, и сказалъ съ заискивающей ласковостью:
   -- Но, въ такомъ случаѣ, ближе всѣхъ къ нему оказываетесь вы, іомфру Бергъ. Вѣдь вы такъ покоили его. старость!
   -- Ну-у!... что вы!...-- Она быстро и недовѣрчиво взглянула въ его блѣдные глаза; но не найдя въ его взглядѣ никакого коварства, прибавила:
   -- Да, онъ говорилъ, что подумаетъ обо мнѣ, когда станетъ составлять духовную.
   И вдругъ волненіе снова отразилось на ея лицѣ. Она начала всхлипывать, и тонкія губы ея задрожали:
   -- Но, вотъ, никакъ не узнаешь, куда онъ ее спряталъ.
   -- Какъ, развѣ ея нѣтъ въ его ящикахъ?-- спросилъ Ярмеръ невиннымъ тономъ, разсматривая свои руки.
   -- Нѣтъ... ключъ торчалъ, какъ онъ его оставилъ... ахъ, Господи Іисусе!... и я сейчасъ же заглянула, чтобъ узнать, не похитилъ ли злодѣй еще чего нибудь кромѣ бумажника.
   -- Ахъ, вотъ какъ! вы заглянули!-- судья отлично отмѣтилъ это обстоятельство.-- И завѣщанія не было?
   -- Нѣтъ... но облигаціи -- такъ, кажется, это называется -- и все прочее -- все лежало на своемъ мѣстѣ.
   -- Вы со всѣмъ этимъ такъ хорошо знакомы, іомфру Бергъ?
   -- Какъ же! вѣдь я всегда все ему доставала, и всѣ ключи были у меня, когда онъ страдалъ припадками въ печени и лежалъ въ постели.
   -- Ага, такъ!
   Судья всталъ и заговорилъ другимъ тономъ.
   -- Видите ли, іомфру Бергъ... я говорю не потому, что бы я что нибудь ваподозрѣлъ. Вы дѣйствовали, разумѣется, изъ лучшихъ побужденій. Но нельзя касаться вещей и имущества умершаго, до прибытія и разрѣшенія судебныхъ властей.
   Она вздрогнула отъ страха, и испуганно взглянула на него, грубыми руками, разглаживая тугой лифъ:
   -- Боже милостивый!.. да я!.. Я вѣдь хотѣла только...
   -- Ну да, ну да!-- прервалъ судья.
   Въ эту минуту раздался стукъ въ дверь изъ кабинета, запертую на задвижку
   Ярмеръ обернулся въ изумленіи. Потомъ быстро подошелъ я отворилъ.
   

V.

   Въ открытыхъ дверяхъ стоялъ Вернеръ Хильсеэ.
   -- Извините!-- сказалъ онъ, кланяясь.-- Входная дверь была не заперта.
   Фру Хельвигъ вскочила со стула, прижавъ руку къ сердцу, и большіе, сѣрые глаза ея съ тревожнымъ ожиданіемъ устремились на высокую, широкоплечую фигуру.
   Ярмеръ съ изумленіемъ вглядывался въ незнакомца. Затѣмъ наклонилъ голову, вѣжливымъ жестомъ прося его войти.
   -- Пожалуйста!-- Съ кѣмъ имѣю честь...
   Вернеръ Хильсеэ долгимъ, пристальнымъ взглядомъ смѣрилъ стоявшую передъ нимъ хилую, нервную фигуру. И когда онъ входилъ въ комнату, фру Хельвигъ, не отрываясь, смотрѣвшая на него, увидѣла тѣнь язвительной насмѣшки на его полныхъ, плотно сжатыхъ губахъ
   -- Меня зовутъ Вернеръ Хильсеэ. Я инженеръ,-- сказалъ онъ наконецъ.
   -- Хильсеэ?-- повторилъ Ярмеръ, изумленно отступая на шагъ, въ то время, какъ іомфру Бергъ повернулась на стулѣ и быстро впилась въ лицо незнакомца острымъ, пытливымъ птичьимъ взглядомъ.
   Такъ какъ Ярмеръ, видимо, не понималъ, то незнакомецъ пояснилъ:
   -- Я пріемный сынъ стараго юстиціи совѣтника Хильсеэ, съ Кирпичнаго завода.
   -- Радъ съ вами познакомиться!-- сказалъ Ярмеръ предупредительно и, обернувшись, представилъ его фру Хельвигъ, которая нагнула голову и поклонилась, не глядя на гостя.
   -- Моя жена!-- Герръ Хильсеэ!
   Затѣмъ, указывая на экономку старика Хильсеэ, прибавилъ:
   -- А вотъ, какъ разъ іомфру Бергъ, которая живетъ на Кирпичномъ Заводѣ.
   -- Да, мы были когда то знакомы!-- сказалъ Хильсеэ, смотря на нее съ странной усмѣшкой.
   -- Пожалуйста, не угодно ли присѣсть.
   Судья предложилъ ему кресло, стоявшее позади іомфру Бергъ, а самъ сѣлъ на пуффъ.
   -- Я полагаю, что ваше посѣщеніе, герръ Хильсеэ, стоитъ въ связи съ прискорбнымъ событіемъ, о которомъ іомфру Бергъ только что сообщила намъ.
   -- Я услышалъ на станціи, что мой дядя былъ найденъ убитымъ. По пути я зашелъ заявить объ убійствѣ, такъ какъ увидѣлъ у васъ свѣтъ.
   Фру Хельвигъ подняла глаза отъ вышивки.
   -- Герръ Хильсеэ пріѣхалъ, вѣроятно, съ ночнымъ поѣздомъ?-- спросила она.
   -- Какъ вы говорите, фру?-- Вернеръ осторожно взглянулъ на нее. Ярмеръ пояснилъ:
   -- Моя жена думаетъ, что съ тѣмъ, что выходитъ изъ города въ девять-семнадцать, съ тѣмъ, который только что пришелъ.
   Вернеръ понялъ, чего она боялась.
   -- Да, совершенно вѣрно!-- поспѣшно подтвердилъ онъ,-- съ ночнымъ поѣздомъ.
   Ярмеръ предупредительно наклонился впередъ:
   -- Вѣроятно, изъ-за-границы?
   -- Да... изъ-за-границы!
   Фру Хельвигъ снова подняла глаза отъ вышивки. Она уже овладѣла положеніемъ и смѣло вмѣшалась въ разговоръ:
   -- Вы пріѣхали навѣстить вашего дядю, и первое, что васъ встрѣчаетъ -- это извѣстіе о его убійствѣ. Какой ужасъ?
   -- Да, ужасно!-- судья наклонился къ Хильсеэ и сказалъ торжественнымъ тономъ:
   -- Позвольте мнѣ выразить вамъ мое самое искреннее сочувствіе.
   Фру Хельвигъ украдкой, изъ за вышивки, бросила взглядъ на Вернера. И снова увидѣла тѣнь язвительной усмѣшки на его строгихъ губахъ, когда онъ отвѣтилъ:
   -- Благодарю васъ! Между юстиціи совѣтникомъ Хильсеэ и мною не было особенно хорошихъ отношеній.
   -- Вотъ какъ!-- Ярмеръ деликатно посмотрѣлъ на свои бѣлыя руки, и разговоръ замялся.
   Іомфру Бергъ воспользовалась паузой, чтобы встать.
   Ярмеръ обернулся къ ней.
   -- Я вполнѣ понимаю ваше безпокойство, іомфру Бергъ, при такой внезапной перемѣнѣ обстоятельствъ. У васъ теперь столько заботъ и хлопотъ.
   Онъ всталъ и проводилъ ее до дверей.
   -- Какъ я уже говорилъ, прошу васъ оставить все, какъ есть, и ни до чего не дотрогиваться. Какъ только пріѣдутъ судебныя власти, мы съ докторомъ произведемъ судебно-медицинское вскрытіе тѣла, для того, чтобы дѣло могло начаться безъ всякаго промедленія.
   -- Благодарствуйте!-- Іомфру Бергъ стояла, прямая и угловатая, сложивъ руки на животѣ.-- Покойной ночи!-- сказала она, обращаясь къ фру Хельвигъ, потомъ поклонилась Вернеру Хильсеэ, не глядя на него, и пошла къ двери въ кабинетъ.
   -- До свиданья, пока!-- сказалъ Ярмеръ, провожая ее.-- Мнѣ нечюго послать проводить васъ, іомфру Бергъ... но ночь такая свѣтлая!
   -- Благодарствуйте!-- Пожалуйста, не безпокойтесь.
   Въ то время, какъ Ярмеръ стоялъ къ нимъ спиной, Вернеръ старался привлечь къ себѣ взглядъ фру Хельвигъ, но она не поднимала глазъ отъ вышивки.
   Когда судья заперъ дверь за іомфру Бергъ и снова вернулся на свое мѣсто, Хильсеэ откашлялся и сказалъ:
   -- Видите ли, герръ Ярмеръ, я пріѣхалъ поговорить со старикомъ о дѣлахъ. Но разъ онъ умеръ, мнѣ не зачѣмъ оставаться здѣсь. Я только хотѣлъ бы знать, прежде чѣмъ уѣду, къ кому переходитъ его состояніе.
   -- Я готовъ служить вамъ всякимъ разъясненіемъ, какого вы пожелаете, но боюсь, что знаю самъ еще меньше васъ.
   Ярмеръ слегка подвинулся на стулѣ и продолжалъ, нервно разглядывая свои бѣлыя руки:
   -- Смѣю спросить, герръ Хильсеэ, вѣдь, вы ближайшій родственникъ покойнаго?
   -- Единственный!
   Вернеръ пристально взглянулъ въ блѣдное лицо судьи, съ свѣтлой, тщательно расчесанной бородкой, и прибавилъ спокойно и равнодушно, точно говоря о погодѣ:
   -- Но четыре года тому назадъ, онъ лишилъ меня наслѣдства. Сейчасъ мнѣ просто интересно было бы знать, кѣмъ онъ замѣнилъ меня.
   Судья отвернулся отъ его пристальнаго взгляда, приводившаго его въ нервное состояніе, и, поглаживая свои бѣлыя руки, сказалъ:
   -- Да, по словамъ іомфру Бергъ,-- и она, видимо, пользовалась довѣріемъ покойнаго,-- въ бумагахъ его не имѣется никакого завѣщанія. Если таковое существуетъ, то оно, разумѣется, занесено въ нотаріальные акты при моемъ предшественникѣ. Такъ что, если вы будете добры зайти завтра ко мнѣ въ контору, мы можемъ вмѣстѣ просмотрѣть ихъ.
   Фру Хельвигъ съ интересомъ подняла голову:
   -- Да, вѣдь, ты бралъ ихъ сегодня съ собой, мой другъ!'
   -- Ахъ да, правда!
   Ярмеръ оглянулся на курительный столикъ.
   -- Да вотъ они!
   -- Отлично,-- сказалъ Вернеръ, вставая.-- Такимъ образомъ, дѣло рѣшится сразу.
   Они подошли вмѣстѣ къ столику, и Ярмеръ раскрылъ толстую книгу.
   -- Вы говорите, стало быть, четыре года тому назадъ?
   -- Это было до того, какъ вы и... ваша жена поселились здѣсь.
   -- Ага, такъ!
   Судья перелистывалъ книгу.
   -- Я не нахожу фамиліи Хильсеэ!-- сказалъ онъ, немного погодя.-- Можетъ быть, нѣсколько раньше.
   -- Едва ли!
   -- Ага, вотъ...
   Судья съ любопытствомъ наклонился и сталъ водить пальцемъ по строчкамъ въ то время, какъ Вернеръ читалъ черезъ его плечо.
   -- Вотъ, видите!-- "Юстъ Іоакимъ Вернеръ Хильсеэ" -- "Юстиціи совѣтникъ" -- "Духовное завѣщаніе" -- Посмотрите!
   Да, дѣйствительно -- такъ было написано.
   Ярмеръ быстро повернулъ страницу и прочелъ дальше:
   -- "... именуемое. Кирпичнымъ заводомъ, -- со всей принадлежащей землей, кирпичнымъ заводомъ, постройками и прочими угодьями завѣщаю пріемному сыну моему Гарольду Вернеру Хильсеэ".
   -- Это вы?-- спросилъ Ярмеръ.
   Вернеръ посмотрѣлъ въ книгу и кивнулъ.
   -- Это, значитъ, его первоначальное завѣщаніе,-- сказалъ онъ,-- но должно быть другое, уничтожающее его.
   Ярмеръ выпрямился и сказалъ съ улыбкой:
   -- Да... но, какъ вы видите, герръ Хильсеэ -- другого не имѣется.
   -- Странно!-- Вернеръ нахмурилъ брови и задумался.-- Онъ былъ чрезвычайно аккуратный человѣкъ.
   Хельвигъ подняла голову отъ вышивки. Въ первый разъ взоры ихъ встрѣтились, и ея большіе сѣрые глаза не скрывали внезапной, охватившей ея радости.
   -- Должно быть, это была простая угроза, герръ Хильсеэ,-- сказала она.
   Ярмеръ закрылъ книгу, вытеръ носовымъ платкомъ руки и подошелъ къ столу.
   -- Я думаю, что моя жена права,-- сказалъ онъ.-- Если бы входили въ силу всѣ лишенія наслѣдствъ, которыми въ пылу гнѣва грозятъ раздражительные старики, то дѣла о наслѣдствахъ были бы еще безнадежнѣе и запутаннѣе, чѣмъ можно себѣ представить. Вы не знаете, сколько намъ, юристамъ, приходится съ этимъ мучиться, герръ Хильсеэ. Когда кровь остынетъ, наступаетъ раскаяніе, и лишеніе наслѣдства рѣдко оформливается на бумагѣ, тѣмъ болѣе у нотаріуса, если, конечно, нѣтъ какихъ нибудь особыхъ обстоятельствъ, которыя... которыя...
   -- Можетъ, въ данномъ случаѣ это такъ, -- сказалъ Вернеръ, твердо смотря на него.
   -- Боже сохрани!-- Ярмеръ деликатно перевелъ глаза на свои руки.-- Я, вѣдь, ничего не знаю относительно даннаго случая.-- Но, какъ бы то ни было -- разъ завѣщанія не имѣется ни въ нотаріальныхъ актахъ, ни въ его бумагахъ -- я спокойно беру на себя смѣлость привѣтствовать васъ, какъ счастливаго, единственнаго наслѣдника крупнаго... самаго крупнаго состоянія въ нашемъ округѣ.
   

VI.

   Фрекенъ Зельма вошла изъ столовой. Увидя Вернера Хильсеэ, она не могла удержать изумленнаго возгласа.
   Ярмеръ съ любопытствомъ повернулся къ ней:
   -- Ахъ, вы, кажется, знакомы!
   Она спохватилась и быстро отвела глаза отъ гостя:
   -- Нѣтъ.. я просто...-- она тщетно искала какого нибудь объясненія.
   -- Герръ Хильсеэ!-- фрекенъ Синдаль!-- представилъ судья и вопросительно обернулся къ молодой дѣвушкѣ, которой кровь бросилась въ круглыя щеки.
   -- Я хотѣла только сказать... что Эллемуръ проснулась и плачетъ. Мнѣ кажется, жаръ усилился. Я обѣщала ей позвать отца.
   Фру Хельвигъ быстро встала.
   -- Я сейчасъ!-- сказала она и хотѣла идти.
   Но Ярмеръ предупредилъ ее.
   -- Ахъ нѣтъ! Я не видѣлъ ее цѣлый вечеръ, а сейчасъ она проснулась! Побудь пока съ герромъ Хильсеэ!
   И обратившись къ гостю, онъ сказалъ предупредительно.
   -- Извините, черезъ минуту я къ вашимъ услугамъ!
   Вернеръ Хильсеэ наклонилъ голову, не глядя на него.
   -- Скажите, фрекенъ Синдаль, -- сказалъ Ярмеръ, идя въ столовую вмѣстѣ съ молодой дѣвушкой.
   Фру Хельвигъ вдругъ стало страшно оставаться одной съ Вернеромъ Хильсеэ. Она обернулась къ Зельмѣ и окликнула ее.
   -- Фрекенъ Синдаль, будьте добры, приберите здѣсь немножко на столѣ!
   -- Это сдѣлаетъ Стина, когда будетъ подавать ужинать, -- сказалъ судья,-- мнѣ нужно поговорить объ Эллемуръ.
   И онъ кивнулъ фрекенъ Зельмѣ, въ нерѣшительности остановившейся посреди комнаты: она сразу поняла страхъ фру Хельвигъ.
   -- Пойдемте же, фрекенъ!-- сказалъ онъ. И они вмѣстѣ вышли имъ комнаты.
   

VII.

   Оставшись одна съ Вернеромъ Хильсеэ, фру Хельвигъ собрала всѣ свои силы. Бѣглый взглядъ въ зеркало надъ каминомъ убѣдилъ ее, что лицо, ея спокойно, и, не глядя на него, она сказала съ холодной вѣжливостью, точно передъ нею былъ чужой человѣкъ, котораго она въ первый разъ видитъ у себя въ домѣ:
   -- Пожалуйста! Не угодно ли вамъ сѣсть?
   Вернеръ не отвѣчалъ. Онъ стоялъ по ту сторону стола, опершись руками о спинку, и, не отрываясь, смотрѣлъ на нее.
   Она замѣтила, что подъ его пристальнымъ взглядомъ кровь заливаетъ ей шею и лицо, и закусила верхнюю губу, чтобы дрожаніе ея не выдало ея волненія. Его упорное молчаніе приводило ее въ такое нервное состояніе, что она не могла сидѣть спокойно и, нагнувъ голову надъ столомъ, стала перебирать шелка въ рабочей корзинкѣ.
   Наконецъ, онъ сѣлъ на стулъ противъ нея и сталъ смотрѣть на ея стройныя, безпокойно ищущія руки.
   Она почувствовала это и не могла совладать съ ними.
   -- Почему у васъ дрожатъ руки?-- спросилъ онъ.
   Голосъ, еще болѣе, нежели слова, заставилъ сильнѣе забиться ея сердце.
   -- Онѣ не дрожатъ!-- сказала она, не поднимая глазъ.
   -- Нѣтъ, дрожатъ!и сказать вамъ почему?
   Онъ говорилъ тихо и нѣжно, точно они были только вдвоемъ въ домѣ, въ эту свѣтлую лѣтнюю ночь.
   Хельвигъ ниже наклонила голову и молчала. Она чувствовала, какъ начинаютъ дрожать ея ноздри и полуопущенныя вѣки, но не отняла рукъ, чтобы онъ не подумалъ, что она боится.
   Замѣтивъ дѣйствіе своихъ словъ, онъ сталъ смѣлѣе, наклонился къ столу и положилъ свою руку на ея.
   -- Оттого, что въ вашу комнату прокралось приключеніе!-- сказалъ онъ глубокимъ, задушевнымъ голосомъ, живо напомнившимъ ей былые дни.
   -- Оно разыскало васъ здѣсь, въ этой опредѣленной, обезпеченной обстановкѣ, гдѣ вы чувствовали себя въ полной безопасности. Оно нашептываетъ вамъ въ эту свѣтлую ночь... а вы не смѣете слушать.
   Хельвигъ отняла руку и быстро взглянула на него робкимъ взглядомъ.
   -- Какое приключеніе?
   -- То, что бѣдный юноша, котораго вы оттолкнули за то, что онъ не могъ предоставить вамъ виднаго мѣста на солнцѣ... приходитъ къ вамъ теперь въ лунномъ сіяньи богатымъ наслѣдникомъ... А вы тѣмъ временемъ уже отдались приличному человѣку съ бѣлыми руками!
   Упоминаніе о мужѣ вернуло ей самообладаніе и гордость.
   -- Мнѣ кажется, герръ Хильсеэ, -- сказала она, беря воротникъ и начавъ вышивать, -- что, въ качествѣ гостя въ домѣ моего мужа, вамъ не слѣдовало бы касаться этой темы.
   Вернеръ не отвѣчалъ, но, поднявъ руку, указалъ на бѣлую сирень въ высокой вазѣ.
   -- Какъ она пахнетъ... бѣлая сирень!-- сказалъ онъ съ глубокимъ вздохомъ. И прибавилъ тихо и нѣжно:
   -- Этотъ ароматъ точно цѣлый міръ воспоминаній!
   Нѣтъ, она не могла выдержать этого, она бросила вышивку на столъ, порывисто встала и устремила на него большіе сѣрые глаза, ставшіе темными и глубокими.
   -- Что вамъ нужно отъ меня?-- спросила она, и грудь ея тяжело вздымалась.-- Вѣдь, мы уже простились. Почему вы не уѣхали, какъ хотѣли?
   Вернеръ тоже всталъ. Онъ сдѣлалъ нѣсколько шаговъ и смялъ теперь прямо передъ ней, выпрямившись во весь ростъ.
   -- Потому что я люблю васъ, люблю неизмѣнно и навѣки!-- сказалъ онъ тихо и просто, смотря на нее упорнымъ взглядомъ, всегда смущавшимъ ее.
   Хельвигъ отошла отъ него. Волненіе охватило ее, и она тщетно старалась побороть его, выставляя впередъ грудь и проводя руками по стану.
   -- Если бы вы любили меня,-- сказала она,-- вы не вернулись бы.
   Вернеръ взглянулъ на нее съ улыбкой.
   -- Неужели я не долженъ былъ отдать послѣдній долгъ моему старому дядѣ?
   Но Хельвигъ было не до шутокъ.
   -- Если бы вы любили меня,-- продолжала она серьезно, расхаживая по комнатѣ крупными увѣренными шагами,-- вы не пришли бы сюда.
   Вернеръ подошелъ къ ней.
   -- Почему?-- спросилъ онъ жестко.
   Она остановилась и повернула къ нему голову, но стараясь не встрѣтиться съ нимъ глазами.
   -- Вѣдь я же сказала вамъ, что я счастлива,-- сказала она.
   -- Я слышалъ это, фру Ярмеръ, но я хочу это и видѣть!-- отвѣтилъ онъ твердо и рѣшительно.
   Опять голосъ и взглядъ, больше чѣмъ самыя слова, заставили забиться ея сердце.
   Она постояла съ минуту, ища отвѣта. Потомъ сказала неувѣренно:
   -- Какое право вы имѣете сомнѣваться въ моихъ словахъ?
   Сквозь полуопущенныя, дрожащія вѣки, она видѣла, какъ нѣжно и пристально онъ на нее смотритъ.
   -- Почему у васъ дрожатъ руки?-- спросилъ онъ опять, тщетно стараясь взять ихъ.-- Почему у васъ дрожатъ вѣки, а глаза становятся такими большими и глубокими?
   Фру Хельвигъ передохнула, точно ей не хватало воздуха, и провела руками по волосамъ, вдругъ показавшимся ей слишкомъ тяжелыми.
   -- Не знаю!-- отвѣтила она, оглядываясь на лунную полосу.-- Здѣсь такъ тяжело и душно!.. И лотомъ, всѣ эти событія, такъ внезапно обрушившіяся надъ моей комнатой въ эту тихую ночь; здѣсь, гдѣ никогда ничего не случается; гдѣ дни слѣдуютъ за днями, какъ капли воды... здѣсь все вдругъ точно перемѣнилось. Даже мебель... я съ трудомъ узнаю ее!
   На этотъ разъ ему удалось взять ее за руку.
   -- Это сдѣлало приключеніе,-- прошепталъ онъ,-- вошедшее въ вашу комнату. Такъ же точно оно подошло ко мнѣ на дорогѣ, въ свѣтлой ночи, когда и услышалъ знакомую мелодію на скрипкѣ, и вы предстали предо мной, живая и вся лучезарная!
   Фру Хельвигъ наклонила голову, упиваясь его словами.
   -- Почему вы не уѣхали, какъ хотѣли?-- спросила она тихо и жалобно.
   -- Потому что приключеніе и бѣлая ночь захватили меня. Когда я шелъ на станцію, со мной произошло то же, что съ вами. Все сдѣлалось такъ странно не настоящимъ. Деревья и дома мѣняли форму и принимали совершенно другія очертанія... точно понимали меня... страдали вмѣстѣ со мной... звали меня назадъ. Хотя я шелъ на поѣздъ, у меня было странное предчувствіе, что я не попаду на этотъ поѣздъ, а между тѣмъ времени было достаточно. Я чувствовалъ, что приключеніе, приведшее меня къ вамъ въ первый разъ, Хельвигъ, приведетъ и во второй... Должно быть, въ эту тихую бѣлую ночь, во мнѣ заговорилъ такъ называемый инстинктъ.
   -- И вы пошли назадъ... ко мнѣ?-- спросила фру Хельвигъ, охваченная его настроеніемъ.
   -- Когда я пришелъ на станцію и услышалъ имя дяди -- какой-то человѣкъ разсказывалъ сторожу объ убійствѣ -- я зналъ, что это начало чуда. Я понялъ, что это убійство должно привести меня назадъ. Пойди и заяви о немъ судьѣ -- была моя первая мысль. И болѣе того. Она шепнула мнѣ въ то же время. Ты снова будешь богатъ и счастливъ!
   Хельвигъ отняла руку, но упрямый, тихій голосъ, больше словъ, увлекалъ ее противъ ея воли. Она взглянула на него съ мрачнымъ блескомъ въ большихъ, глубокихъ глазахъ и спросила, задыхаясь.
   -- Такъ чего же... чего вы хотите теперь?
   Онъ поймалъ ея взглядъ и приковалъ своимъ, такъ что она не могла уже отвести глазъ.
   -- Я хочу знать, счастливы ли вы, Хельвигъ Лёнфельдтъ!-- сказалъ онъ, близко подходя къ ней.-- И съ нимъ вы должны жить, или со мной!
   Хельвигъ отступила съ сильно бьющимся сердцемъ, но не въ согояніи отвести взгляда.
   -- А если...-- проговорила она дрожащимъ голосомъ,-- если нѣтъ... что тогда?
   -- Тогда я возьму васъ, Хельвигъ Лёнфельдтъ!
   Большіе сѣрые глаза ея однимъ взглядомъ охватили высокую, широкоплечую фигуру, стоящую прямо передъ ней -- низкій лобъ, рѣзко очерченныя брови, упрямые глаза неплотно сомкнутыя, полныя губы -- точно она взвѣшивала.
   И вдругъ холодная дрожь охватила ее.
   -- Отъ мужа и ребенка?-- спросила она.
   -- Отъ мужа и ребенка!
   Съ минуту они стояли, смотря другъ другу въ глаза. Потомъ она съ огромнымъ усиліемъ отвела взглядъ, схватилась обѣими руками за голову и сказала, полусмѣясь, полуплача:
   -- Этого никогда не будетъ!
   

VIII.

   Въ ту же минуту дверь изъ столовой отворилась. Вошелъ Ярмеръ, а за нимъ Стина съ ужиномъ на подносѣ.
   Фру Хельвигъ бросилась къ нему съ распростертыми руками, точно ища у него защиты отъ приключенія, закравшагося въ ея комнату и искавшаго пути къ ея сердцу.
   Но какъ только она увидѣла его блѣдное, нервное лицо, съ свѣтлой бородой, въ глазахъ ея отразилось какое-то новое настроеніе, и она остановилась, охлажденная и смущенная, съ опустившимися руками.
   Ярмеръ, не вѣрно истолковавшій ея движеніе, сказалъ съ успокоительной улыбкой:
   -- Дорогая... я думая, намъ нечего особенно безпокоиться. У нея просто маленькій жаръ. Но мы дали ей сейчасъ капель, и фрёкенъ Синдаль посидитъ съ ней, пока она не заснетъ.
   Онъ сѣлъ къ столу, на который Стина поставила подносъ.
   -- Извините, герръ Хильсёэ!-- сказалъ онъ, завязывая салфетку. Вѣдь, это нашъ единственный ребенокъ!
   Фру Хельвигъ провела рукой по лбу, точно желая смахнуть всѣ мучительныя впечатлѣнія.
   -- Семья невелика!-- сказала она съ удареніемъ, котораго Хильсёэ не могъ не понять,-- но тѣмъ крѣпче связывающія ее узы.
   -- Да...-- не правда-ли?
   Ярмеръ любовно взглянулъ на нее.
   Въ порывѣ внезапной дѣятельности, она подошла къ столу и стала снимать съ подноса блюда и тарелки, разставляя ихъ передъ мужемъ.
   -- Кушай, мой другъ!-- сказала она ласково,-- ты, навѣрно, страшно проголодался!
   -- Но дорогая!-- Ярмеръ быстро и укоризненно взглянулъ на нее.-- А гдѣ же приборъ для герра Хильсёэ?
   Фру Хельвигъ, избѣгая его взгляда, отвѣтила холодно:
   -- Я не думала...
   -- Благодарю васъ, фру!-- вмѣшался Вернеръ,-- я поужиналъ на станціи.
   -- Это другое дѣло!
   Ярмеръ взялъ хлѣбъ и сталъ поспѣшно намазывать его масломъ.
   -- Тогда, съ вашего позволенія, я закушу! Мнѣ предстоитъ серьезное дѣло, а я уже выѣзжалъ сегодня вечеромъ.-- Но, можетъ быть, вы позволите предложить вамъ сигару?
   Ярмеръ всталъ и пошелъ къ курительному столику.
   -- Благодарствуйте, герръ Ярмеръ!-- сказалъ Вернеръ, удерживая его,-- я курю только трубку и папиросы.
   -- Къ сожалѣнію, не могу угостить васъ ни тѣмъ, ни другимъ!-- Ярмеръ снова сѣлъ за столъ,-- но, если у васъ есть свой запасъ, пожалуйста, курите!
   -- Благодарствуйте!-- сказалъ Хильсеэ, но не закурилъ.
   Ярмеръ ѣлъ поспѣшно и нервно, Хельвигъ и Хильсеэ сидѣли по обѣимъ сторонамъ стола. Нѣкоторое время всѣ молчали.
   Наконецъ Ярмеръ заговорилъ.
   -- Да, теперь самое важное напасть на слѣдъ.
   -- На какой слѣдъ?-- Хильсеэ разсѣянно поднялъ голову.
   -- На слѣдъ убійцы!
   -- Ахъ, да. Конечно!
   Фру Хельвигъ сидѣла и смотрѣла на Ярмера все время, пока онъ ѣлъ, точно желая заставить себя думать только о немъ.
   Но вдругъ она повернула голову къ Вернеру.
   -- Разъ ужъ такому несчастью суждено было случиться,-- сказала она, глядя прямо на него,-- то меня искренно радуетъ, что оно произошло въ округѣ моего мужа.
   -- Почему же, фру?
   -- Потому что въ его руки попадаетъ крупное дѣло. А вопросъ о повышеніи, герръ Хильсеэ, играетъ весьма важную роль въ жизни такой молодой, желающей выдвинуться семьи, какъ наша.
   По нервному лицу Ярмера съ блѣдными, честными глазами мелькнуло выраженіе радости.
   -- Да, вы едва-ли сможете понятъ это, герръ Хильсеэ. Въ вашей профессіи привыкли къ совершенно другимъ окладамъ, чѣмъ тѣ, на которые приходится существовать коронному чиновнику. Для насъ же въ особенности, какъ замѣтила жена, получить большое дѣло прямо таки счастье. Оно можетъ открыть путь къ высшимъ должностямъ. А я какъ разъ намѣтилъ одну, которая только что освободилась.
   -- И знаете,-- вмѣшалась фру Хельвигъ,-- почему мы хотимъ получить именно ее, герръ Хильсеэ?
   -- Я не могу знать этого, фру Ярмеръ!
   Вернеръ уныло и неувѣренно посмотрѣлъ на нее сбоку.
   -- А потому, что прежній ея замѣститель сразу получилъ должность амтмана.
   Ярмеръ покачалъ головой, улыбаясь ея откровенности.
   -- И фру полагаетъ...
   -- Да, вѣдь, это же прецедентъ, герръ Хильсеэ!
   -- Ага... Итакъ, фру желаетъ быть женою амтмана!
   Она наслаждалась глубокимъ разочарованіемъ, которое звучало въ его словахъ, и которое онъ тщетно старался скрыть.
   -- Да, потому что, видите ли, герръ Хильсеэ, я, вѣдь, дочь амтмана!-- прибавила она, бросивъ на него многозначительный, почти веселый взглядъ.
   Въ прихожей зазвонилъ звонокъ -- два отрывистыхъ звонка и одинъ продолжительный.
   -- Это докторъ!-- радостно сказалъ Ярмеръ, оглядываясь на дверь въ контору, откуда уже доносились мелкіе, тяжелые шаги доктора Сюльта.
   

IX.

   Докторъ Сюльтъ стоялъ въ дверяхъ, вытирая потъ со лба.
   -- Еще разъ, здравствуйте, докторъ!-- Ярмеръ протянулъ ему руку:-- Извините, что я не встаю!
   -- Дверь была не заперта!-- сказалъ докторъ, подходя ближе.
   -- Да, я жду прокурора и понятыхъ. А нынче все равно никому не заснуть.
   Докторъ Сюльтъ пытливо всматривался въ гостя своими маленькими, острыми глазками.
   -- Позвольте васъ познакомить: другъ нашего дома, докторъ Сюльтъ! Инженеръ Хильсеэ!
   Вернеръ всталъ и молча поклонился.
   Но докторъ подошелъ къ нему и взялъ за руку.
   -- Лицо ваше мнѣ очень знакомо!-- сказалъ онъ, и такъ какъ Вернеръ не проявлялъ никакихъ признаковъ того, что узнаетъ его, прибавилъ:
   -- Я васъ видѣлъ въ поѣздѣ. Мы ѣхали въ одномъ купэ.
   Темные глаза Вернера устремились на круглую голову доктора съ дико растущей бородой подъ маленькими, ясными глазками.
   -- Я не припоминаю...
   -- Нѣтъ, докторъ, это вы ошибаетесь,-- сказалъ Ярмеръ, наливая себѣ вторую чашку чая.-- Герръ Хильсеэ пріѣхалъ съ поѣздомъ въ девять-семнадцать.
   -- Да нѣтъ же!-- огрызнулся докторъ, крутя головой.-- Я еще тогда сидѣлъ и ломалъ себѣ голову надъ тѣмъ, гдѣ я могъ раньше видѣть это лицо.
   Фру Хельвигъ нервно обернулась къ нимъ.
   -- Ахъ, да, вѣдь, это же совсѣмъ не такъ важно! быстро сказала она.-- Разскажите намъ лучше объ убійствѣ, докторъ!
   Сюльтъ подтянулъ брюки и помѣстился на пуффѣ.
   -- Да, объ убійствѣ!-- сказалъ онъ серьезно и вытянулъ ноги. Ударъ въ лѣвый високъ какимъ-то тупымъ орудіемъ... дубиной, или вродѣ этого.-- Вотъ и все; но этого оказалось достаточно. И старый баранъ...
   Ярмеръ быстро прервалъ его:
   -- Гм... Герръ Хильсеэ племянникъ юстиціи совѣтника!
   Докторъ Сюльтъ повернулъ голову и снова внимательно осмотрѣлъ крупныя черты и широкія плечи Вернера Хильсеэ.
   -- Такъ я лечилъ васъ много лѣтъ назадъ. То-то лицо ваше мнѣ казалось такъ знакомымъ.
   -- Весьма возможно!-- Хильсеэ равнодушно смотрѣлъ въ пространство.-- Мальчикомъ я гостилъ у дяди на каникулахъ.
   Ярмеръ, мысли котораго -- несмотря на видимую внимательность къ присутствующимъ -- постоянно вертѣлись вокругъ крупнаго дѣла, представившагося ему внезапно, благодаря этому убійству,-- вытеръ салфеткой ротъ и спросилъ:
   -- Какъ вы полагаете, докторъ, въ которомъ часу совершено преступленіе?
   -- Около десяти часовъ.
   Ярмеръ взглянулъ на жену:
   -- Кажется, я уѣхалъ около половины десятаго?
   -- Да! Андерсъ только что вернулся изъ города съ вечерними газетами, когда ты приказалъ запрягать.
   -- Значитъ, вскорѣ послѣ того, какъ я проѣхалъ мимо усадьбы въ лѣсъ! Какъ странно представить себѣ это, неправда-ли?
   -- Ты могъ бы, пожалуй, даже услышать его крикъ!
   Докторъ повернулся на пуффѣ.
   -- Онъ едва ли успѣлъ издать какой-нибудь звукъ!сказалъ онъ, вытирая лобъ носовымъ платкомъ.-- Убійца ударилъ его изъ засады -- по всѣмъ вѣроятностямъ, изъ за близъ растущаго куста сирени. Смерть наступила мгновенно.
   Фру Хельвигъ выпрямилась, содрогаясь.
   -- Какой ужасъ!-- сказала она.
   Вернеръ сидѣлъ молча, откинувшись въ креслѣ и тайкомъ поглядывая на фру Хельвигъ. Но тутъ вдругъ нагнулся къ ней и сказалъ:
   -- Это похоже на месть. Навѣрное, у старика были враги?
   Ярмеръ отодвинулъ тарелку и отвѣтилъ сдержанно:
   -- Не знаю. По моему отношенію къ дѣлу, мнѣ трудно высказывать какія-либо предположенія...
   

X.

   Изъ столовой вошла фрекенъ Зельма.
   Ярмеръ вопросительно посмотрѣлъ на нее. Въ ея большихъ, голубыхъ глазахъ было серьезное выраженіе, пугавшее его.
   Фрекенъ сейчасъ же увидѣла доктора.
   -- Ахъ, докторъ здѣсь!-- сказала она съ облегченіемъ, поспѣшно подходя къ нему.
   Докторъ Сюльтъ всталъ съ пуффа и двинулся ей навстрѣчу.
   -- Она проснулась?-- спросилъ онъ.
   Фрёкенъ Зельма смахнула пепельную прядь съ глазъ.
   -- Да!-- сказала она, съ сомнѣніемъ глядя на него.-- А между тѣмъ мы совсѣмъ недавно дали ей капель.
   Фру Хельвигъ тоже встала и подошла къ нимъ.
   -- А жаръ?-- спросила она.
   Пока фрёкенъ Зельма взвѣшивала, что ей отвѣтить, докторъ спросилъ кратко, почти рѣзко:
   -- Ребенокъ хрипитъ?
   -- Не знаю хорошенько!-- отвѣтила она, наконецъ, -- по моему она какъ будто задыхается,
   -- Ага, затрудненное дыханье!
   Докторъ застегнулъ пиджакъ и поднялъ плечи.
   -- Я сейчасъ иду, фрёкенъ!
   Когда онъ проходилъ мимо Ярмера, тотъ такъ испуганно посмотрѣлъ на него своими блѣдными, нервными глазами, что онъ похлопалъ его по плечу и сказалъ:
   -- Только не волнуйтесь, герръ Ярмеръ! Помните, что врачъ въ домѣ!
   Въ прихожей позвонили.
   Фру Хельвигъ нервно оглянулась на дверь.
   -- Кто это можетъ быть?
   -- Судебныя власти, дорогая!-- поспѣшилъ успокоить Ярмеръ, идя къ двери.
   -- Я сейчасъ открою!-- сказала фрёкенъ Зельма и побѣжала мимо него въ контору.
   Ярмеръ обратился къ доктору и взялъ его за руку.
   -- Мы такъ вѣримъ вамъ, докторъ Сюльтъ!
   -- Ну, и отлично!
   -- Но, вѣдь, опасности нѣтъ, докторъ?-- спросила фру Хельвигъ, пытливо смотря на него.
   Докторъ отвернулся и пожалъ плечами.
   -- Для насъ, жалкихъ смертныхъ,-- сказалъ онъ серьезнымъ тономъ,-- всегда есть опасность.
   Судья испуганно взглянулъ на него:
   -- Что вы хотите сказать?
   --Это безразлично, герръ Ярмеръ!-- Докторъ подтянулъ брюки, набѣгая его взгляда.-- Опасность грозитъ вамъ... вашей женѣ, вашему ребенку... и всѣмъ намъ.
   Отвѣтъ его раздражилъ фру Хельвигъ.
   -- Ахъ, оставьте же ваши философствованія!-- сказала она, отворачиваясь.
   -- Философствованія?-- Докторъ кротко взглянулъ на нее маленькими, острыми глазками.-- Вспомните о старикѣ Хильсёэ! Въ полдень бодръ и желченъ, какъ всегда, а сейчасъ мертвъ, какъ селедка! И вы спрашиваете, есть ли опасность?
   Фрёкенъ Зельма вернулась.
   -- Это прокуроръ и урядникъ Петерсенъ, -- сказала она, -- они ждутъ въ конторѣ.
   Судья глубоко передохнулъ и застегнулъ пиджакъ.
   -- Ну, такъ мы сейчасъ поѣдемъ!
   -- Ты не можешь подождать, пока докторъ осмотритъ дѣвочку?-- спросила фру Хельвигъ.
   -- Дорогая, -- Ярмеръ устало улыбнулся, -- долгъ прежде всего. Они, вѣдь, уже ждутъ.
   Когда онъ уходилъ, Хильсёэ, видѣвшій, какъ у фру Хельвигъ дрогнули вѣки, сказалъ:
   -- Можетъ быть, вы желаете, чтобы я сопровождалъ васъ?
   -- Вы, герръ Хильсёэ?-- Ярмеръ остановился, соображая.-- Нѣтъ, благодарствуйте! это, вѣдь, просто обычное, предписываемое закономъ вскрытіе.
   Тутъ ему внезапно мелькнула какая-то мысль, и онъ подошелъ къ фру Хельвигъ:
   -- Дорогая, на два слова!
   Онъ взялъ ее за руку и отвелъ къ камину.
   -- Надо предложить ему переночевать у насъ!
   Фру Хельвигъ почувствовала, какъ кровь хлынула ей въ лицо.
   -- Герру Хильсёэ?-- спросила она, смотря въ сторону.
   -- Онъ ждетъ этого: иначе онъ давно бы ушелъ!
   -- И отлично бы сдѣлалъ!-- отрѣзала она.
   -- Я вполнѣ понимаю, -- продолжалъ Ярмеръ извиняющимся тономъ,-- что ему тяжело быть одному въ большомъ домѣ убитаго!
   Фру Хельвигъ, съ бьющимся сердцемъ, искала какого-нибудь выхода.
   -- Есть постоялый дворъ!
   -- Нельзя предложить ему остановиться тамъ: вѣдь онъ теперь самый богатый человѣкъ въ округѣ!
   Фру Хельвигъ не отвѣчала. Она чувствовала, какъ дрожатъ ея вѣки, и провела рукий по лбу, точно испытывая сильное утомленіе.
   Но Ярмеръ не сдавался.
   -- Намъ надо быть съ нимъ полюбезнѣе, -- сказалъ онъ настойчиво.-- Разъ мы желаемъ выдвинуться, нельзя пренебрегать ничѣмъ. Можетъ быть, у него хорошія связи. Не правда ли?
   Вернеръ Хильсёэ -- и связи!
   Несмотря на нервное состояніе, ей трудно было удержаться отъ улыбки.
   -- Такъ приглашай его самъ!-- уступила она, наконецъ, опуская голову.-- Я не стану!
   -- Дорогая... развѣ это гостепріимно?-- укоризненно замѣтилъ Ярмеръ. Затѣмъ, подойдя къ Хильсёэ, сказалъ предупредительно:
   -- Я убѣжденъ, герръ Хильсёэ, что вамъ было бы тяжело ночевать на Кирпичномъ Заводѣ при теперешнихъ условіяхъ. Позвольте мнѣ предложить вамъ остаться у насъ!
   Вернеръ поклонился.
   -- Благодарю васъ, герръ Ярмеръ!-- сказалъ онъ оффиціальнымъ тономъ, быстро ища взглядомъ фру Хельвигъ, оставшуюся у стола, съ опущенной головой, и что-то искавшую въ рабочей корзинкѣ.
   -- Не знаю, смѣю ли я принять ваше любезное предложеніе,-- произнесъ онъ, запинаясь.
   Ярмеръ, замѣтившій его взглядъ, обращенный на хозяйку дома, поспѣшилъ ослабить впечатлѣніе отъ странной нелюбезности своей жены:
   -- Жена и я были бы очень рады имѣть васъ нашимъ гостемъ.
   Тогда Вернеръ обратился прямо къ ней и спросилъ громко:
   -- Дѣйствительно ли это такъ, фру?
   Фру Хельвигъ сдѣлала видъ, что не слышитъ, но Ярмеръ поторопился отвѣтить за нее:
   -- Жена совершенно согласна... мы уже переговорили объ этомъ.
   Онъ обернулся къ фрёкенъ Зельмѣ, разговаривавшей стоя у дверей столовой, съ докторомъ объ Эллемуръ:
   -- Фрёкенъ Синдаль! Запасная комната, вѣдь, въ порядкѣ, не правда ли?
   -- Запасная комната?
   Фрёкенъ Зельма быстро обвела глазами всѣхъ. Она чутьемъ поняла нервное состояніе фру Хельвигъ, лихорадочно рывшейся въ корзинкѣ тонкими, изящными руками, какъ бы ничего не видя и не слыша. "Этого еще недоставало!" подумала она, дерзко вскинула голову и отрывисто сказала:
   -- Нѣтъ... не думаю, чтобы...
   Ярмеръ разсердился. Что обозначаютъ всѣ эти препятствія? Сначала со стороны жены, а теперь со стороны фрёкенъ Зельмы, обычно такой расторопной и услужливой.
   -- Навѣрное, да!-- сказалъ онъ повелительно -- почему же нѣтъ?
   -- У насъ тамъ все бѣлье. Мы хотѣли завтра гладить!
   Хильсеэ понялъ. Въ темныхъ, упорныхъ глазахъ его мелькнула тѣнь страдальческой улыбки.
   -- Благодарю васъ за любезность, герръ Ярмеръ!-- сказалъ онъ -- Не думаю, чтобы мое посѣщеніе было кстати.
   Ярмеръ разсердился. Онъ строго взглянулъ на фрекенъ Зельму своими блѣдными, честными глазами.
   -- Да нѣтъ же!-- рѣшительно сказалъ онъ.-- Фрекенъ Зельма, позаботьтесь, чтобы комната была въ порядкѣ!
   Чтобы не услышать новыхъ возраженій, онъ подошелъ къ доктору и сказалъ:
   -- Я васъ жду, докторъ Сюльтъ, какъ только вы освободитесь здѣсь.
   -- Отлично, герръ Ярмеръ. Пріѣду, какъ только можно будетъ.
   -- А мы тѣмъ временемъ опечатаемъ!
   Докторъ направился въ столовую въ сопровожденіи фрекенъ Зельмы, а Ярмеръ подошелъ къ женѣ.
   -- До свиданья, дорогая,-- сказалъ онъ, наклоняясь, чтобы поцѣловать ее въ щеку, которую она быстро подставила.
   -- Будь съ нимъ полюбезнѣе!-- шепнулъ онъ и прибавилъ настойчиво:-- Подумай, вѣдь онъ самый богатый человѣкъ въ округѣ!
   Затѣмъ онъ обернулся къ Хильсеэ.
   -- До свиданія, пока! Располагайтесь какъ дома!
   Онъ вышелъ въ контору, затворивъ за собой дверь.
   Фру Ярмеръ стояла по прежнему, наклонившись надъ столомъ и роясь въ рабочей корзинкѣ; кровь стучала въ ея вискахъ; она не смѣла обернуться къ Хильсеэ, потому что знала, что лицо ея съ трепещущими вѣками и нервно дрожащей верхней губой выдаетъ ея внутреннее волненіе.
   Онъ стоялъ посреди комнаты и, не отрываясь, смотрѣлъ на нее -- она чувствовала его пристальный взглядъ на своемъ затылкѣ -- и она подумала на минуту пойти наверхъ, къ остальнымъ. Но что подумаетъ докторъ, если она оставитъ гостя одного? И фрекенъ Зельма, которая уже знаетъ -- она рѣшитъ, что между ними что нибудь произошло.
   Не сослаться ли ей на головную боль и не пойти ли спать?.
   Нѣтъ, нѣтъ... онъ не долженъ думать, что она бѣжитъ отъ него.
   И кромѣ того... четыре долгихъ года она не говорила, не играла къ нимъ... только иногда мечтала и тосковала.
   Она не виновата: ихъ свела судьба; почему имъ не насладиться обществомъ другъ друга, не пережить въ этотъ короткій мигъ старыхъ общихъ воспоминаній, а потомъ... завтра... прости на вѣки!
   И Ярмеръ тоже правъ: первый богачъ въ округѣ имѣетъ право на гостепріимство въ домѣ судьи.
   Сердце ея забилось ровнѣе. Она чувствовала, что лицо ея тоже почти спокойно. Только бы заглянуть мелькомъ въ зеркало, прежде чѣмъ обернуться къ нему.
   И вдругъ она услышала его шаги по ковру.
   -- Вы боитесь, фру Ярмеръ?
   Глубокій, самоувѣренный голосъ, больше словъ, задѣлъ ея гордость.
   -- Боюсь?-- переспросила она, стремительно оборачиваясь къ. нему, и верхняя губа ея изогнулась въ презрительной усмѣшкѣ.
   

ЧАСЪ ТРЕТІЙ.
Въ полночь.

I.

   Лампа догорѣла, и лунный свѣтъ большими, широкими четырехъугольниками лежалъ на столѣ и рояли.
   Бѣлое, трепетное сіянье наполняло комнату, такъ что Вернеръ и Хельвигъ, сидѣвшіе у стола, наклонившись къ свѣту, могли ясно различать каждую черту и смѣну выраженій на лицѣ одинъ у другого; но тонкая, неуловимая игра блѣдныхъ лунныхъ тѣней затушевывала, преображала всѣ линіи и придавала движенію каждой изъ нихъ особое, таинственное значеніе. Взоры сверкали загадочно, какъ подъ зыбкимъ покрываломъ, а голоса, пониженные почти до шепота подъ вліяніемъ, торжественнаго свѣта, звучали искренно и опьяняюще, точно открывались и говорили самыя сердца.
   Когда докторъ Сюльтъ и фрекенъ Зельма вошли въ комнату, маленькіе, острые глазки врача быстро окинули обстановку.
   -- Ага, ну, вотъ, вы сидите при лунѣ,-- сказалъ онъ,-- и болтаете, какъ совершенно естественные люди.
   Хильсеэ выпрямился, твердо взглянулъ на него и сказалъ:
   -- А какъ же мы могли бы говорить еще, герръ докторъ?
   -- Ну, да, разумѣется! Я только констатирую!
   Докторъ остановился у рояля, смотря на лунный свѣтъ, очаровавшій его.
   -- Керосинъ весь выгорѣлъ въ лампѣ!-- сказала фру Хельвигъ, поясняя, и откинулась на спинку стула, закрывъ глаза.
   Фрекенъ Зельма обошла позади ея стула и взяла тяжелую лампу.
   -- Я сейчасъ налью.
   Фру Хельвигъ, протянувъ руку, остановила ее.
   -- О нѣтъ... ночь такъ хороша!
   Она выпрямилась и сказала, ни къ кому не обращаясь:
   -- Мы нашли тутъ съ герромъ Хильсеэ пропасть общихъ знакомыхъ.
   -- Да, міръ невеликъ!-- замѣтилъ Хильсеэ.
   Докторъ сѣлъ на табуретъ передъ роялемъ и покосился на фру Хельвигъ маленькими, острыми глазками.
   -- Конечно, невеликъ!.. А когда знакомства обширны, то...
   Фру Хельвигъ, замѣтивъ его вопросительный взглядъ, встала.
   -- Ну, а какъ же... наша паціентка? спросила она.
   -- Эллемуръ? Да, я такъ и подумалъ, что вы безпокоитесь, фру Ярмеръ; поэтому мы и поспѣшили сюда.
   Слова звучали просто и невинно. Но фру Хельвигъ почувствовала, какъ кровь бросилась ей въ голову.
   -- Видите ли, она немножко хрипитъ,-- началъ докторъ,-- но, это можетъ и неважно.
   Затѣмъ онъ прибавилъ осторожно, искоса поглядывая на нее.
   -- Кромѣ того, у нея затрудненное дыханье.
   Фру Хельвигъ не замѣтила тонкаго перехода въ голосѣ.
   -- Это все отъ зубовъ?-- спросила она полуразсѣянно, проводя рукой по бѣлому лбу.
   -- Ну... отъ зубовъ!-- Докторъ отвелъ глаза и нѣкоторое время подумалъ, раскачиваясь тучнымъ корпусомъ на табуретѣ.-- Посмотримъ, посмотримъ, фру Ярмеръ!
   -- Что такое я хотѣлъ сказать...-- прибавилъ онъ, вставая,-- у нея маленькій налетъ въ горлѣ, который трудно разслѣдовать подробнѣе. Возвращаясь съ вскрытія, я зайду домой захватить инструменты.
   Фрекенъ Зельма вдругъ испугалась.
   -- Инструменты, докторъ?
   Фру Хельвигъ тоже быстро обернулась къ нему:
   -- Ее будутъ рѣзать?
   -- Конечно, нѣтъ, ее не будутъ рѣзать!-- отозвался докторъ.-- Въ нашей волшебной наукѣ, фру Ярмеръ, употребляется множество всякихъ инструментовъ. Голыми руками ничего не сдѣлаешь.
   -- Такъ вы вернетесь сюда?-- спросила фрекенъ Зельма.
   -- Стало быть, да!-- отвѣтилъ докторъ и посмотрѣлъ на свои руки.
   -- Какъ? еще сегодня?-- настаивала она, смахивая пепельный локонъ со лба.
   Докторъ взглянулъ на нее и сказалъ кротко и просто:
   -- А почему же нѣтъ, милая фрекенъ? Не нужно откладывать на утро того, что можно сдѣлать въ свѣтлую и тихую лѣтнюю ночь.
   Фру Хельвигъ улыбнулась:
   -- Это говорится не такъ, докторъ Сюльтъ!
   -- У меня собственныя поговорки, вы, вѣдь, знаете!.. А теперь мы все равно за дѣломъ... вскрытіе... и все такое.
   Онъ застегнулъ пиджакъ и пошелъ къ двери въ контору.
   -- До свиданья, пока!
   -- До свиданья, докторъ Сюльтъ!-- сказала фру Хельвигъ и, когда онъ уже былъ у двери, прибавила:
   -- Мы не будемъ запирать дверь. Все равно никто изъ насъ не заснетъ.
   Докторъ вскинулъ на нее маленькіе, острые глазки и сказалъ просто и невинно:
   -- Ну, да, я такъ и думалъ!
   Фрекенъ Зельма торопливо подошла къ нему:
   -- Вѣдь, вы скоро вернетесь, докторъ Сюльтъ?
   -- А что?
   -- А если бѣдняжка опять начнетъ задыхаться?
   Докторъ потрепалъ ее по щекѣ своей волосатой медвѣжьей лапой.
   -- Посидите съ ней!.. держите ee за руку, она и успокоится. Я пріѣду, какъ только смогу.
   -- Благодарствуйте, докторъ Сюльтъ!
   И онъ вышелъ въ контору.
   

II.

   По уходѣ доктора, фрекенъ Зельма съ минуту постояла въ сомнѣніи посреди комнаты.
   Она взглянула на фру Хельвигъ, облокотясь на столъ, смотрѣвшую на луну, и на Хильсеэ, молча и неподвижно сидѣвшаго въ креслѣ, точно дожидаясь только того, чтобы она ушла.
   Ее разсердило, что онъ сидитъ такъ свободно въ креслѣ судьи будто уже освоившись въ этой комнатѣ; и она вдругъ подумала, что пріѣздъ его большое несчастье.
   Но тутъ ей представился выходъ.
   -- Ахъ да, герръ Хильсеэ,-- сказала она,-- я хотѣла сказать вамъ, что запасная комната готова. Будьте добры, пойдемте со мной, я посвѣчу вамъ.
   Хельвигъ поняла мысли, волновавшія молодую дѣвушку. Она выпрямилась и сказала:
   -- Комната маленькая; но у насъ нѣтъ лучшей, такъ что приходится предложить вамъ эту.
   -- Я не прихотливъ, фру Ярмеръ!-- Хильсеэ медленно всталъ.-- Къ тому же...
   -- Что жъ такое, что комната не велика?-- подхватила фрекенъ Зельма, радуясь, что ея планъ удается.-- Можно не закрывать оконъ. Въ такую ночь!
   -- Вотъ, именно, фрекенъ! По моему, въ такую ночь грѣшно спать.
   Фру Хельвигъ стала расхаживать по комнатѣ.
   -- Вы, навѣрное, устали, герръ Хильсеэ: цѣлый день въ вагонѣ, и потомъ, это страшное событіе!
   -- Я не легко утомляюсь. И такъ какъ вы, какъ я слышалъ, не собираетесь ложиться, то я прошу васъ разрѣшить мнѣ посидѣть съ вами до возвращенія судьи.
   Фру Хельвигъ остановилась въ лунной полосѣ.
   -- Какъ хотите, герръ Хильсеэ, -- сказала она нерѣшительно, -- мужъ сейчасъ вернется.
   Фрекенъ Зельма съ трудомъ скрывала свое разочарованіе, и съ глубокимъ огорченіемъ смотрѣла то на одного, то на другую.
   -- Да, да, -- сказала она наконецъ, такъ какъ никто изъ нихъ, видимо, не собирался говорить.-- Ну, я пойду къ Эллемуръ. Вы позвоните, фру, если вамъ что-нибудь понадобится!
   -- Да нѣтъ, что же можетъ понадобиться.
   -- Все-таки... на всякій случай... Стина ужъ легла.
   -- Благодарствуйте, фрекенъ Синдаль... хорошо!
   

III.

   Когда фрекенъ Синдаль затворила за собой дверь, фру Хельвигъ остановилась снова въ лунномъ свѣтѣ и, закинувъ руки за голову, стала смотрѣть въ садъ. Она слышала, что Вернеръ Хильсеэ подходитъ къ ней по ковру, но не шевелилась. Свѣтъ приковывалъ ее.
   -- Зачѣмъ вы боретесь съ собой?-- тихо спросилъ онъ.
   -- Я борюсь противъ приключенія!-- беззвучно отвѣтила она, не поворачивая головы.
   Онъ смотрѣлъ на ея стройную фигуру, стоявшую передъ нимъ, съ тонкимъ профилемъ, слегка отклоненнымъ назадъ, съ полуопущенными вѣками, и короткой, покрытой пушкомъ верхней губой, приподнявшейся отъ охватившаго ея настроенія. Онъ видѣлъ, какъ шелковистые, бронзоваго цвѣта волосы мерцаютъ въ зыбкомъ свѣтѣ, и какъ поднимается и опускается высокій изгибъ груди.
   -- Въ васъ всегда были двѣ натуры!-- сказалъ онъ.-- Разсудительная и осторожная дочь амтмана... и она...
   -- Кто?-- спросила Хельвигъ.
   -- Вы мнѣ разсказывали когда-то о вашей матери!-- отвѣтилъ онъ послѣ минутнаго молчанія.
   Она поняла, что онъ хотѣлъ сказать.
   -- Такъ потому, что моя бабушка была искательницей приключеній... цыганской, бродячей натурой... вы думаете?..
   Онъ подошелъ къ ней совсѣмъ близко и горячо прошепталъ, наклонившись къ ея уху:
   -- И молодая, лучезарная женщина, обнаженную шею которой я цѣловалъ разъ передъ зеркаломъ... вы помните?
   Хельвигъ медленно кивнула. Она видѣла это передъ собой, какъ картину, ожившую въ лунномъ свѣтѣ, и снова ощущала волшебный трепетъ, охватившій въ тотъ разъ все ея существо.
   -- То была истинная Хельвигъ Лендфельдтъ!-- прошепталъ онъ.
   -- Она была еще ребенкомъ.
   -- Нѣтъ, она была женщиной. Не свѣтской барышней, думающей о приличіяхъ и замужествѣ... о вѣрномъ и обезпеченномъ. Она была настоящей женщиной, и большіе, глубокіе глаза ея гордо заявляли о ея истинныхъ чувствахъ.
   Хельвигъ вспомнила недавнія слова фрекенъ Зельмы.
   -- А еслибъ я ударила васъ за вашу дерзость?-- сказала она.
   Она чувствовала на своей шеѣ его горячее дыханіе, вызывавшее въ ней дрожь.
   -- Тогда я не стоялъ бы здѣсь въ эту ночь.
   -- Вы видите сами... я должна была это сдѣлать!
   -- Но вы не сдѣлали!-- снова прошепталъ онъ надъ ея ухомъ.-- И сказать вамъ, почему?
   Ротъ его находился у самаго ея виска. Она ощущала близость его высокой, могучей фигуры, какъ силу, передъ которой она должна была сдаться или отступить. И она отняла руки отъ затылка и отошла отъ него къ окну направо.
   Но онъ послѣдовалъ за ней, шепча:
   -- Потому что въ эту минуту вы подарили мнѣ все ваше юное, горячее сердце!
   -- Изъ чего вы это заключаете?
   Голосъ ея не звучалъ холодно и отчужденно, какъ ей хотѣлось. Онъ становился робкимъ и дрожащимъ.
   -- Потому что иначе, вѣдь, вы бы ударили меня!-- сказалъ онъ, и по голосу его она почувствовала, что на губахъ его играетъ улыбка.
   Онъ побѣдилъ ее. Она молчала.
   -- А потомъ, -- онъ опять подошелъ къ ней совсѣмъ вплотную.-- Ну, вотъ, онъ преслѣдуетъ свою побѣду... молодая, сіяющая женщина, распространявшая вокругъ себя свѣтъ и радость всюду, куда ни появлялась... та, что дожидалась боя условленнаго часа и украдкой выбиралась изъ запертаго и спящаго дома на свиданье къ другу, который долженъ былъ показать ей всю чудную, таинственную жизнь, лежащую за предѣлами вѣрнаго и опредѣленнаго... то была гордая... то была истинная Хельвигъ Ленфельдтъ, безъ разсужденій отдававшая свое сердце!
   Она видѣла все это передъ собой въ лунномъ свѣтѣ; глубокій, задушевный тонъ его голоса снова вызывалъ все къ жизни. Наклонивъ голову, она прошептала тихо и трепетно, точно говоря лунѣ:
   -- Какъ мы были счастливы тогда!
   -- Да, мы были счастливы!.. и мы были горды... и, несмотря на все, свободны... Несмотря на всѣ сплетни и злословіе завистниковъ -- мы одного пятна... ни одной пылинки на вашей женской чести!.. А теперь... теперь, когда вы пользуетесь всеобщимъ уваженіемъ и почетомъ... неужели въ глубинѣ своей души, вы не испытываете стыда?
   Да, теперь ей было стыдно. Она чувствовала, какъ кровь приливаетъ къ ея щекамъ, алая кровь стыда. Въ глубинѣ души своей она испытывала такой стыдъ, что готова была заплакать.
   -- Почему вы не взяли меня въ тотъ разъ?-- прошептала она, чувствуя, какъ колѣни ея подгибаются.
   -- Вы спрашиваете?.. Развѣ вы забыли ту свѣтлую ночь?.. забыли ароматъ сирени въ бесѣдкѣ?.. Развѣ вы забыли, что я схватилъ васъ въ свои объятья, что я...
   Она не могла больше выдержать.
   -- О, замолчите, -- молила она со слезами въ голосѣ,-- не говорите объ этомъ теперь.
   Но Вернеръ Хильсеэ уже не могъ остановиться. Онъ говорилъ о томъ, что роковымъ образомъ измѣнило его жизнь. И не могъ замолчать изъ-за нѣсколькихъ женскихъ слезъ.
   -- Развѣ я виноватъ въ томъ, что насъ хватились, что насъ позвали? Виноватъ ли я въ томъ, что минута, которая соединила бы насъ навѣки, оборвалась внезапно?
   Она наклонила голову, точно падая подъ тяжестью слезъ, стремившихся излиться изъ ея измученнаго сердца. Отвернувшись отъ него, она закрыла лицо руками, все тѣло ея вздрогнуло отъ беззвучныхъ рыданій.
   -- О, Хельвигъ... эта минута... почему она болѣе не возвратилась?
   Она продолжала молчать и не отнимала рукъ отъ глазъ.
   Тогда онъ обнялъ ее за талію и прошепталъ:
   -- Обернитесь и посмотрите!.. Нѣтъ, отнимите руки отъ глазъ!.. Смотрите... сегодня такая же дивная ночь, какъ тогда!.. Слышите, какъ лунные лучи шепчутъ объ исчезнувшихъ грезахъ... Видите, какъ сверкаютъ и вьются тысячи неуловимыхъ нитей счастья, за которыя мы должны ухватиться!.. Любовь моя! какъ могла ты?..
   Голова ея склонилась на его плечо, рыданія стихли.
   -- Чувствуешь ты ароматъ сирени?.. Видишь, какъ лунные лучи пляшутъ надъ каштанами!.. Слышишь, какъ звучатъ волшебныя флейты, призывающія насъ вдаль... прочь отъ вѣрнаго и опредѣленнаго, такъ долго связывавшаго тебя... туда, въ міръ приключеній и сказки... сведшихъ насъ снова въ эту тихую ночь?.. Смотри -- нимфы въ свѣтлыхъ покрывалахъ рѣютъ тамъ, между стволами деревьевъ!.. Ты видишь?.. весь чудный, вольный міръ лежитъ предъ нами, залитый волшебнымъ сіяньемъ!.. Пойдемъ же, пойдемъ туда!
   И Вернеръ Хильсеэ увлекъ фру Хельвигъ съ собою въ садъ... въ тихую, лунную ночь!
   

IV.

   Немного спустя дверь въ прихожую растворилась, и изъ конторы донесся голосъ Ярмера:
   -- Такъ вы можете ѣхать домой, господа, но не забудьте протелефонировать барышнику Серупу! Петерсенъ пусть останется въ прихожей до дальнѣйшихъ распоряженій!
   Войдя въ гостиную съ іомфру Бергъ, судья остановился и въ изумленіи обвелъ глазами комнату.
   -- Гдѣ же всѣ?... И лампа погасла!.. Странно!..
   Тутъ онъ увидѣлъ открытую дверь въ садъ. Онъ положилъ бывшій у него подмышкой тяжелый портфель съ документами на курительный столикъ и крикнулъ на широкую, залитую трепетнымъ, бѣлымъ сіяньемъ площадку, передъ каштанами.
   -- Есть здѣсь кто-нибудь?
   Никакого отвѣта.
   -- Ты здѣсь, дорогая?-- крикнулъ онъ снова.
   -- Алло!
   То былъ низкій голосъ инженера.
   -- Ахъ, это вы, герръ Хильсеэ! Жена съ вами?
   -- Мы сидимъ въ бесѣдкѣ!-- отвѣтила фру Хельвигъ изъ сада. И глубокій голосъ Вернера Хильсеэ прибавилъ:
   -- Наслаждаемся чудной, теплой ночью!
   -- Отлично, очень радъ!-- отвѣтилъ Ярмеръ, успокоившись.-- Только не простудись, дорогая!
   -- О, это положительно невозможно!-- донесся голосъ инженера.
   -- Такъ я поговорю пока съ іомфру Бергъ.
   Ярмеръ затворилъ стеклянную дверь -- онъ боялся сквозняковъ -- и вошелъ въ комнату.
   -- Ну, вотъ, іомфру Бергъ, а мы съ вами тѣмъ временемъ и потолкуемъ безъ помѣхи! Пожалуйста, присядьте. Я сейчасъ принесу лампу.
   Пока онъ ходилъ въ контору, сухая и угловатая фигура экономки расположилась въ одномъ изъ креселъ. Она съ любопытствомъ оглядывала комнату, острымъ ястребинымъ взглядомъ изслѣдовала, насколько позволяло разстояніе, гардинный тюль и пощупала узловатыми пальцами добротность лежавшей на столѣ салфетки.
   Ярмеръ вернулся съ рабочей лампой, которую зажегъ въ конторѣ. Поставивъ ее на столъ, онъ перенесъ догорѣвшую лампу съ зеленымъ шелковымъ абажуромъ на каминъ.
   Затѣмъ взялъ портфель съ документами, который отложилъ было на курительный столикъ.
   -- Ну, вотъ!-- сказалъ онъ, садясь на пуффъ передъ іомфру Бергъ, отперъ портфель, запертый на ключъ, и вынулъ старый потертый, кожаный кошелекъ.
   -- Видите -- кошелекъ остался пѣлъ.
   Онъ открылъ его и осмотрѣлъ отдѣленія.
   -- Здѣсь немного серебра... четыре... пять кронъ... и нѣсколько мѣдяковъ... потомъ, что-то вродѣ старой печатки, должно быть...
   Іомфру Бергъ смотрѣла съ благоговѣніемъ.
   -- Я ее никогда не видала!-- сказала она.
   Ярмеръ открылъ внутреннее отдѣленіе, замыкавшееся особо.
   -- А здѣсь,-- продолжалъ онъ оживленно,-- кусочекъ бумажки съ нанесенными номерами.-- И вы думаете, іомфру Бергъ, что это...
   -- Да -- это номера стокроновыхъ билетовъ, которые онъ записалъ при мнѣ и барышникѣ Серупѣ.
   -- Это очень важное указаніе!-- сказалъ Ярмеръ, кладя бумажку обратно, тщательно заперъ оба замка и положилъ кошелекъ въ портфель.-- Если вы не ошибаетесь, іомфру Бергъ, то убійца не можетъ истратить ни одного изъ украденныхъ билетовъ, безъ того, чтобы не попасть сейчасъ же въ наши руки.
   -- Слава Іисусу!-- вздохнула она при мысли о массѣ денегъ, украденныхъ злодѣемъ.
   -- Видите ли!-- началъ снова судья дотрагиваясь до головы, напомнившей о себѣ внезапной болью.-- Кромѣ этой записки съ номерами, есть еще одна вещь. Осматривая мѣсто убійства, Петерсенъ нашелъ окурокъ папиросы...
   Онъ поискалъ въ портфелѣ и досталъ спичечную коробку, куда спряталъ окурокъ.
   -- Вотъ онъ!-- сказалъ онъ, внимательно осматривая его со всѣхъ сторонъ.-- Это египетская папироса... отмѣнно дорогой марки. Бумага и табакъ совершенно сухи... какъ будто она только что брошена.
   Іомфру Бергъ смотрѣла на окурокъ взглядомъ, который не могъ бы быть торжественнѣе, если бы судья показалъ ей даже найденное имъ орудіе убійства.
   -- Іисусе Христе!
   Судья бережно уложилъ окурокъ въ спичечницу и спряталъ ее въ портфель, который затѣмъ аккуратно заперъ на замокъ.
   -- Теперь, іомфру Бергъ, постарайтесь припомнить, не видѣли ли вы когда-нибудь, чтобы покойный курилъ папиросы?
   -- Нѣтъ. Юстиціи совѣтникъ курилъ всегда одну сигару послѣ обѣда, а въ остальное время какую-нибудь изъ своихъ пѣнковыхъ трубокъ. У него были особыя на каждый день недѣли.
   -- А вы не замѣтили, курилъ ли у васъ барышникъ Серупъ?
   -- Іисусе Христе! Да какъ же! Серупъ всегда дымитъ изъ своей деревянной трубки; онъ выпускаетъ ее изо рта только, когда ѣстъ или пьетъ!
   -- И, насколько вамъ извѣстно, ни сегодня, ни вчера, ни третьяго дня убитый ни съ кѣмъ не видѣлся около бесѣдки?
   -- Нѣтъ! Юстиціи совѣтникъ никого изъ имѣющихъ къ нему дѣло не пускалъ дальше залы. Вы вѣдь знаете, какой онъ былъ человѣкъ!
   Судья всталъ.
   -- Прекрасно, іомфру Бергъ,-- сказалъ онъ, относя портфель на курительный столикъ,-- собственно говоря, я не имѣю другихъ вопросовъ, кромѣ этихъ. Ахъ да -- вотъ еще!-- все что я сообщилъ вамъ, само собой разумѣется, должно храниться въ строгой тайнѣ!
   -- Что должно храниться?-- іомфру Бергъ, испуганно и не понижая, смотрѣла на него круглымъ взглядомъ птичьихъ глазъ.
   -- Вы не должны никому разсказывать о томъ, что найдено... о томъ, что я вамъ по этому поводу говорилъ. Вы понимаете меня? Иначе я принужденъ буду предать васъ отвѣтственности.
   Угловатая фигура іомфру Бергъ испуганно съежилась на креслѣ.
   -- Іисусе Христе! Владыка многомилостивый. Да я рта не раскрою.
   -- Ну, стало быть, на сегодня мы покончили. Впослѣдствіи... можетъ быть, даже завтра при первомъ допросѣ... вамъ придется повторить ваши показанія подъ присягой.
   Іомфру Бергъ торжественно взглянула на него и подняла костлявую руку, какъ бы желая тутъ же поклясться.
   -- Я могу присягнуть въ каждомъ словѣ, герръ Ярмеръ!
   -- Ну, и отлично!
   Ярмеръ протянулъ руку.
   -- Покойной ночи, іомфру Бергъ!
   Но экономка продолжала стоять, смущенно переминаясь и разглаживай свой лифъ жесткими, какъ кожа, руками.
   -- Вы имѣете еще что-либо сообщить мнѣ?-- спросилъ Ярмеръ, устало взглянувъ на нее
   -- Да, дѣло въ томъ,-- смущенно и запинаясь, заговорила она, и тонкія губы ея задергались,-- я, вѣдь, знаю не больше новорожденнаго младенца...
   -- О чемъ?
   -- Да о томъ, что со мной теперь будетъ. Вѣдь это такая страшная для меня потеря, что юстиціи совѣтникъ умеръ.
   -- Мнѣ очень жаль, іомфру Бергъ,-- судья нетерпѣливо потеръ бѣлыя руки,-- но я ничего не могу вамъ посовѣтовать кромѣ того, чтобы вы обратились къ наслѣднику и постарались убѣдить его сдѣлать что нибудь для васъ въ память покойнаго.
   -- Но въ томъ-то и дѣло, герръ Ярмеръ -- іомфру Бергъ заволновалась, и два багровыхъ пятна ярче выступили на скулахъ, а окруженные темной каемкой свѣтло сѣрые глаза тревожно засверкали,-- что никому въ точности неизвѣстно, что представляетъ изъ себя молодой Хильсеэ.
   -- Помнится, онъ сказалъ, что былъ знакомъ съ вами раньше?
   Ярмеръ бѣлой рукой прикрылъ зѣвокъ.
   -- Да... тутъ есть особое обстоятельство, потому что, по правдѣ сказать -- только герръ Ярмеръ долженъ обѣщать мнѣ, что это останется между нами -- дѣло въ томъ, что молодого Хильсеэ прогнали изъ дома за то, что онъ поддѣлалъ подпись юстиціи совѣтника на векселѣ -- такъ, кажется, это называется!
   -- Вотъ какъ!-- судья снова весь превратился въ слухъ.-- Откуда же это вамъ извѣстно, іомфру Бергъ?
   -- Изъ усть самого совѣтника. Онъ чуть съ ума не сошелъ, когда пришла эта бумага изъ банка, и долженъ былъ кому-нибудь излить свою желчь. Тутъ-то онъ и разсказалъ мнѣ, потому что зналъ, что на меня можно положиться, и что во мнѣ это такъ и умретъ.
   -- Вы полагаете, стало быть, что герръ Хильсеэ настроенъ къ вамъ недоброжелательно?-- оборвалъ судья длинное объясненіе, грозившее еще затянуться.
   -- Н-нѣтъ! я прямо увѣрена, что нѣтъ!
   Іомфру Бергъ рѣшительно кивнула головой и, прежде чѣмъ продолжать, вытерла длинный кончикъ носа костлявой рукой.
   -- Потому что онъ, вѣдь, лишилъ его наслѣдства, и вотъ это-то самое для меня непонятное: я вѣдь собственными своими глазами видѣла бумагу, которую онъ написалъ тогда -- я могу присягнуть въ этомъ!
   -- Это завѣщаніе, о которомъ вы говорили и котораго не могли найти?
   -- Да, да, вотъ именно! Это какъ разъ та самая бумага, въ которой онъ, сказать на чистоту, награждаетъ меня за мое усердіе и вѣрную службу, а затѣмъ все остальное завѣщаетъ городу и приходу.
   -- Да, да!-- прервалъ судья.-- При разсмотрѣніи вопроса о наслѣдствѣ, я буду имѣть возможность заняться этимъ дѣломъ. Но я предпочитаю сказать вамъ заранѣе, іомфру Бергъ,-- и судья прямо взглянулъ своими блѣдными, честными глазами въ ея робкіе птичьи глаза,-- что, если вы, знавшая всѣ дѣла совѣтника и... гм.. имѣвшая ключи отъ его ящиковъ... если вы не могли найти этой бумаги... то можно съ увѣренностью сказать, что ея, вообще, болѣе не существуетъ. Навѣрное, онъ впослѣдствіи одумался и уничтожилъ ее.
   Іомфру Бергъ всхлипывала. Тонкій, строгій ротъ ея сложился въ слезливую гримасу.
   -- Ахъ, Господи Іисусе Христе, вотъ это и есть самое печальное!
   Непритворная растерянность, выражавшаяся въ суровыхъ чертахъ пожилой женщины, возбудила жалость въ судьѣ. Какъ ни какъ, а она всю жизнь была вѣрной слугой!
   -- Да,-- сказалъ онъ нерѣшительно,-- я, пожалуй... если вы непремѣнно этого хотите... я могу обратить вниманіе герра Хильсеэ. на то, съ какой заботливостью вы относились къ его дядѣ.
   Глаза іомфру Бергъ вдругъ увлажнились и стали прозрачны, какъ стекло. Она схватила Ярмера за руку и сказала, съ хлюпаньемъ втягивая воздухъ длиннымъ костистымъ носомъ.
   -- Не знаю, какъ и просить васъ объ этомъ, герръ Ярмеръ!
   -- Да, да, я скажу!-- успокаивалъ Ярмеръ, отнимая руку.
   -- Тысячу благодарностей герръ Ярмеръ! Да благословитъ васъ за это Богъ!
   -- Хорошо, хорошо, іомфру Бергъ!
   

V.

   Фрекенъ Зельма вошла изъ столовой.
   -- Ага, вотъ и фрекенъ!-- сказалъ Ярмеръ.-- Ну, такъ я прощусь съ вами.
   Іомфру Бергъ вытерла поджатыя губы аккуратно сложеннымъ носовымъ платкомъ.
   -- Такъ покойной ночи, герръ Ярмеръ, и благодарствуйте еще рать! Поклонитесь вашей супругѣ... и герру Хильсеэ тоже!
   -- Хорошо.
   Ярмеръ проводилъ ее до двери въ контору.
   -- Покойной ночи, фрекенъ!-- сказала она, оборачиваясь въ дворикъ къ молодой дѣвушкѣ, которая молча кивнула.
   По уходѣ ея, Ярмеръ шумно и глубоко вздохнулъ и съ страдальческой складкой вокругъ рта взялся за голову.
   -- Что, плохо дѣло съ головой, герръ Ярмеръ?-- сказала дѣвушка, участливо взглядывая на него большими, невинными глазами.
   -- Да, неважно!
   -- Ну, и денекъ же выдался сегодня! Мнѣ кажется, за все вреы что я въ домѣ, не случилось столько, сколько за одну эту ночь.
   Она оглянулась на лунныя полосы, тянувшіяся отъ оконъ, и чувство внезапной жуткости сжало ей сердце.
   -- Не знаю почему, но мнѣ сдается, что до утра произойдетъ еще многое!
   Ярмеръ улыбнулся ей.
   -- И вы тоже начинаете нервничать, милая фрекенъ -- вы, самая бодрая и сильная изъ насъ всѣхъ? Ну, безъ васъ намъ совсѣмъ ужъ не справиться!
   -- А гдѣ же фру и герръ Хильсеэ?-- спросила она, стараясь скрытъ свою тревогу.
   -- Они пошли въ садъ, пока я разговаривалъ съ іомфру Бергъ.
   Фрекенъ Зельма порывисто повернулась къ нему и сказала съ досадой:
   -- Послушайте, герръ Ярмеръ... неужели вы не можете отправить его спать... этого Хильсеэ?
   -- Да зачѣмъ же?-- Ярмеръ изумленно взглянулъ на нее блѣдными, усталыми глазами.-- Слава Богу, что человѣкъ чувствуетъ себя свободно въ домѣ!
   Фрекенъ Зельма съ раздраженіемъ сморщила носъ.
   -- Столько было безпокойства, чтобы приготовить ему комнату и постель... а онъ изволитъ цѣлую ночь разгуливать по саду!
   Ярмеръ ласково положилъ руку на ея плечо:
   -- Да, для васъ сегодня утомительный день, фрекенъ Синдаль... а тутъ еще Эллемуръ захворала!
   -- Ахъ, не обо мнѣ рѣчь!-- фрекенъ Синдаль быстро отдернула плечо и покраснѣла.-- Но развѣ вы не думаете, что фру простудится? Навѣрное, сейчасъ сильная роса.
   -- Нѣтъ... роса падаетъ сейчасъ же послѣ заката. А въ такія ясныя лунныя ночи совершенно сухо.
   Онъ порывисто схватился за голову отъ внезапной, мучительной боли.
   -- Ахъ, Боже мой!-- устало простоналъ онъ.
   -- Такъ плохо?-- спросила она, испуганно глядя на него.-- Не принести ли вамъ ваши порошки?
   -- Благодарствуйте, дорогая, милая фрекенъ! Если я не лягу спать, они, все равно, не помогутъ.
   -- Такъ ложитесь же, герръ Ярмеръ!
   -- Что вы? Я жду доктора... А кромѣ того... голова моя до того полна этимъ новымъ, крупнымъ дѣломъ, что мнѣ ни за что не заснуть сегодня.-- Послушайте, скажите мнѣ откровенно!-- прибавилъ онъ гь безпокойствомъ.-- Что такое, собственно, онъ затѣваетъ съ Эллемуръ, докторъ?
   -- Не знаю, право!-- она подумала съ минуту, пухлыми пальцами разглаживая салфеточку на спинкѣ кресла. Потомъ прибавила осторожно, не глядя на него:
   -- Кажется, онъ хотѣлъ изслѣдовать что то въ горлѣ.
   Ярмеръ тревожно старался поймать ея взглядъ.
   -- Въ горлѣ?.. А онъ... онъ не говорилъ о сывороткѣ, или о чемъ-нибудь подобномъ?
   -- Объ этомъ онъ не упоминалъ, герръ Ярмеръ!
   

VI.

   Въ ту же минуту хлопнула входная дверь, и немного спустя изъ конторы вошелъ докторъ.
   -- А, вотъ и вы!-- сказалъ Ярмеръ, быстро идя къ нему навстрѣчу.-- Мы какъ разъ говорили о васъ. Намъ показалось, что вы очень встревожены, докторъ Сюльтъ!
   Онъ старался говорить веселымъ тономъ, но ему не удавалось скрыть своего безпокойства.
   -- Ну, ужъ это вы напрасно!-- отвѣтилъ докторъ, бросая свою большую, мягкую шляпу на табуретъ передъ роялемъ и ероша волосы.
   -- Вы не можете сказать намъ опредѣленно, что такое съ Эллемуръ?
   Докторъ быстро покосился на него маленькими, острыми глазками. Затѣмъ подтянулъ брюки и сказалъ серьезно:
   -- Нѣтъ, герръ Ярмеръ... этого я не могу. Да еслибъ и могъ, то, пожалуй, тоже не сказалъ бы.
   Ярмеръ пытливо всматривался въ него; но на кругломъ лицѣ съ дико растущей бородой нельзя было уловить никакого необычнаго выраженія.
   -- Это звучитъ, какъ предсказанія Дельфійскаго оракула!-- про износъ онъ неувѣренно.
   -- Такъ я пойду, позову фру!-- сказала фрекенъ Синдаль.
   -- Да, пожалуйста, милая фрекенъ.
   Когда Зельма вышла въ стеклянную дверь въ садъ, докторъ вытащилъ изъ кармана пиджака листъ бумаги и передалъ его Ярмеру:
   -- Вотъ, извольте! Я написалъ ужъ кстати и судебно-медицинское свидѣтельство о смерти, пока былъ дома.
   -- Благодарствуйте!-- Ярмеръ взялъ бумагу и быстро пробѣжалъ ее.-- Стало быть, докторъ Сюльтъ, пока намъ удалось установить только одно -- смерть послѣдовала около десяти часовъ!
   -- Да... больше ничего!
   Ярмеръ сложилъ бумагу и, подходя къ курительному столику, чтобы спрятать ее въ портфель, къ остальнымъ документамъ, сказалъ:
   -- Я захватилъ съ собой сюда іомфру Бергъ. Она, видимо, была очень близка съ старикомъ.
   Докторъ кивнулъ многозначительно.
   -- Настолько, насколько могутъ быть близки мужчина и женщина! Но только этому ужъ много лѣтъ!
   Ярмеръ заперъ портфель и вернулся на свое мѣсто.
   -- Она разсказала мнѣ кое-что и о молодомъ Хильсеэ! Кажется, вы говорили, что знали его?
   -- Лечилъ его какъ-то мальчикомъ!
   Докторъ развалился въ креслѣ, а Ярмеръ сѣлъ на пуффъ противъ него.
   -- Какъ, собственно, все это произошло?-- продолжалъ онъ.
   Докторъ догадался.
   -- Это вы насчетъ векселя?
   -- Вы знаете эту исторію?
   -- Господи Боже мой!-- въ этомъ лучшемъ изъ міровъ все, вѣдь въ концѣ концовъ, всплываетъ. Въ свое время я даже порядочно потѣшался надъ этимъ. Онъ таки стоилъ этого, старый баранъ!-- какъ же! На Кирпичномъ Заводѣ разыгралась, вѣдь, цѣлая трагедія!
   -- Да что вы говорите!-- воскликнулъ Ярмеръ съ интересомъ.
   -- Да. Видите-ли,-- докторъ наклонился тяжелымъ корпусомъ впередъ и оперся мохнатыми медвѣжьими лапами о круглыя колѣни,-- молодой Хильсеэ, вѣдь, незаконнорожденный.
   -- Вотъ какъ!-- Сынъ самого старика Хильсеэ?
   -- Нѣтъ, его племянницы!.. Она была сирота и присматривала у старика за хозяйствомъ. Ну, и сошлась съ однимъ изъ молодыхъ штурмановъ -- это было въ дни величія Хильсеэ, когда онъ имѣлъ собственныя суда, ходившія въ Англію.
   -- Почему же она не вышла замужъ за этого штурмана?
   -- А онъ былъ недостаточно хорошей партіей для урожденной Хильсеэ, поймаете? Бѣдняжка очень горевала и умерла отъ родовъ Мой предшественникъ разсказалъ мнѣ всю эту исторію. Тогда старый баранъ взялъ мальчишку я усыновилъ его. Вотъ вамъ и исторія молодого Хильсеэ.
   -- Можетъ быть, онъ и самъ ее знаетъ?
   -- Несомнѣнно!
   -- А какъ вы думаете, онъ помнитъ васъ?
   -- Меня? Да, пожалуй. Я только не могу понять, почему онъ хочетъ вбить мнѣ въ голову, что мы ѣхали не въ одномъ съ нимъ поѣздѣ?
   -- Ахъ, это недоразумѣніе, докторъ!
   

VII.

   Но вотъ, изъ сада вышли фру Хельвигъ и Вернеръ Хильсеэ, въ сопровожденіи фрекенъ Зельмы.
   Ярмеръ пошелъ къ нимъ навстрѣчу и сказалъ, улыбаясь:
   -- Однако... Вы таки основательно празднуете лунную ночь.
   Докторъ Сюльтъ, приподнявъ плечи, искоса поглядывалъ на фру Хельвигъ маленькими острыми глазками:
   -- Что же, фру Хельвигъ, видѣли Пана?
   Она вспомнила ихъ недавній разговоръ и улыбнулась ему своими сѣрыми, ставшими теперь огромными, глубокими и лучистыми, глазами.
   -- Да... онъ сидѣлъ на вѣткѣ сирени и игралъ на флейтѣ!
   Ярмеръ подошелъ къ ней.
   -- Тебѣ слѣдовало бы надѣть шаль, дорогая!.. Когда сидишь неподвижно, то холодъ пронизываетъ незамѣтно. Ночь коварна.
   Фру Хельвигъ прошла мимо него къ роялю крупными, рѣшительными шагами, опершись руками о выдающіяся бедра.
   -- О... воздухъ такъ тихъ и мягокъ!-- сказала она, не глядя на него.
   Запахло табакомъ. Фрекенъ Зельма оглянулась. Да, это курилъ инженеръ. Онъ закурилъ папиросу въ минутномъ смущеніи, когда фрекенъ своимъ приходомъ потревожила ихъ въ бесѣдкѣ.
   -- У герра Ярмера болитъ голова!-- сказала она, вызывающе смотря на инженера большими, голубыми глазами.-- Я думаю, вамъ лучше не курить, герръ Хильсеэ!
   -- Ну, одну сигару!-- предупредительно вмѣшался Ярмеръ,-- меня это не обезпокоитъ!
   -- Да! но папиросы!-- возразила она, настойчиво глядя на инженера. который, вынувъ изо рта папиросу, держалъ ее въ рукѣ, не зная, что съ ней дѣлать.
   Ярмеръ быстро обернулся:
   -- Папиросы?-- невольно повторилъ онъ, и внезапная ассоціація мысли молніей пронеслась въ его мозгу, прогнавъ всякую боль.
   -- Герръ Ярмеръ особенно не выноситъ запаха жженой бумаги!-- продолжала фрекенъ Зельма, глазами ища пепельницу.
   Ярмеръ, нервно застегивая пиджакъ, подошелъ къ инженеру.
   -- А... вы курите папиросы!-- проговорилъ онъ, пристально вглядываясь въ мундштукъ папиросы, которую тотъ держалъ въ рукѣ.
   -- Я сейчасъ брошу!
   Хильсеэ отошелъ отъ пуффа и направился было къ камину.
   Но Ярмеръ быстро предупредилъ его.
   -- Пепельницу!-- услужливо сказалъ онъ.-- Сію минуту!
   И бросился къ курительному столику, съ котораго фрекенъ Зельма только что взяла пепельницу. Взявъ ее у нея изъ рукъ, онъ протянулъ ее Хильсеэ, который положилъ въ нее окурокъ.
   Устремивъ пристальный взглядъ на пепельницу, Ярмеръ отошелъ обратно къ курительному столику. Послѣ минутнаго колебанія, онъ убѣдился, что за нимъ не наблюдаютъ. Тогда онъ отперъ портфель вынулъ нѣсколько бумагъ и украдкой, подъ ними, открылъ спичечную коробку, въ которой спряталъ окурокъ, найденный Петерсеномъ на мѣстѣ убійства.
   Пока Ярмеръ стоялъ у курительнаго столика, спиной къ присутствующимъ, фрекенъ Зельма занялась уборкой стола. Она поставила тарелки и чашку на подносъ. Но когда она взялась было за бутылку съ виски и за стаканы, то докторъ, смотрѣвшій на хлопотливыя движенія пухлыхъ рукъ, отклоняюще поднялъ руку.
   -- Ай-ай, милая фрекенъ! Не убирайте виски. Мы съ герромъ Хильсеэ чокнемся за возобновленіе стараго знакомства.
   -- Благодарствуйте, герръ докторъ!-- сказалъ Хильсеэ, -- пусть лучше это останется до другого раза!
   -- Ну, какъ хотите!-- Докторъ взялъ бутылку, налилъ себѣ и въ наслажденіемъ выпилъ.
   Затѣмъ потянулъ воздухъ черезъ усы и проговорилъ:
   -- Никто не знаетъ ночи, пока солнце не встанетъ!.. Никогда нельзя знать, что пригодится въ такое время, когда эльфы водятъ хороводъ, а старый искуситель змѣй лежитъ, притаившись, въ кустахъ сирени.
   Онъ обернулся къ фру Хельвигъ, стоявшей у рояля, опершись щекой на руку, и смотрѣвшей на лунную полосу.
   -- Что вы скажете, фру Ярмеръ?-- спросилъ онъ съ затаеннымъ юморомъ.
   Она быстро выпрямилась, выставила впередъ грудь и, подойдя къ столу, взяла стаканъ.
   -- Налейте мнѣ, докторъ Сюльтъ!-- Ея большіе сѣрые глаза сіяли глубокимъ, загадочнымъ блескомъ: маленькіе глазки доктора пронзительно наблюдали ее.
   -- Да здравствуетъ инстинктъ!-- воскликнула она, поднимая налитый имъ стаканъ.-- Да здравствуетъ великій, освобождающій грѣхъ. Голосъ ея звенѣлъ какими те особыми дрожащими нотами, заставившими фрекенъ Зельму, все еще державшую въ рукахъ подносъ, съ удивленіемъ и огорченіемъ поднять голову.
   Докторъ не отвелъ своихъ глазъ.
   -- Въ какомъ вы сегодня поучительномъ настроеніи, фру Ярмеръ!-- вымолвилъ онъ глухимъ, сиплымъ голосомъ. Затѣмъ прибавилъ наклонивъ къ ней голову, какъ будто говоря о чемъ то, извѣстномъ только имъ двоимъ:
   -- Должно быть, вы наслушались музыки лунной ночи!
   Она взглянула прямо и восторженно въ его маленькіе, острые глазки и отвѣтила тѣмъ же довѣрчивымъ тономъ:
   -- Чешуя начинаетъ спадать, докторъ, и мы вдругъ чувствуемъ себя совсѣмъ простыми, естественными людьми, дѣтьми одной великой матери-природы!
   Тогда докторъ отвелъ глаза, допилъ свой стаканъ, выпрямилъ тучный корпусъ и сказалъ жестко, почти грубо, отставляя пустой стаканъ:
   -- Ну, пора мнѣ и къ паціенткѣ!
   И, кратко и холодно, обратился къ фру Ярмеръ:
   -- Гигроскопическая вата есть?
   -- Сейчасъ принесу!
   Фру Ярмеръ вышла въ столовую, онъ послѣдовалъ за нею.
   Пока она и докторъ, стоя у буфета, искали вату, фрекенъ Зельма. въ внезапномъ порывѣ, наклонилась черезъ столъ къ Вернеру Хильсеэ и прошептала:
   -- Уходите!
   Онъ въ изумленіи поднялъ на нее свои темные глаза.
   -- Ступайте своей дорогой!-- шептала она; кровь прилила къ ея щекамъ, а большіе, синіе глаза засверкали угрозой.-- Вы принесли съ собой несчастье!
   -- Я не понимаю васъ!-- прошепталъ онъ въ отвѣтъ, холодно и уклончиво.
   Но она не обратила на это вниманія.
   -- Вы совратили фру Ярмеръ!-- настойчиво продолжала она. съ трудомъ справляясь съ своимъ голосомъ, чтобы не заговорить громко.-- Она совершенно измѣнилась съ той минуты, какъ вы появились!.. О, какъ у васъ хватаетъ духу... У нея такой чудный мужъ и ребенокъ!..
   Ярмеръ закончилъ свое изслѣдованіе. Онъ уже спряталъ коробочку съ найденнымъ окуркомъ папиросы. Папиросу герра Хильсеэ онъ тоже отложилъ въ сторону. Все это покоилось снова въ портфелѣ, и портфель былъ запертъ на замокъ. Когда фру Хельвигъ вышла съ докторомъ, и въ комнатѣ воцарилось молчаніе, онъ оглянулся. Ибо среди этого молчанія, его чуткое ухо разслышало шопотъ; и тутъ, къ великому своему изумленію, онъ увидѣлъ, что фрекенъ Зельма стоитъ, перегнувшись черезъ столъ, съ пылающими щеками и сверкающими глазами, и шепчется съ инженеромъ.
   Въ эту минуту вернулась фру Хельвигъ и позвала въ открытую дверь столовой:
   -- Фрекенъ Синдаль! Докторъ ждетъ васъ!
   -- Сейчасъ иду, фру Ярмеръ!-- откликнулась фрекенъ Зельма, ваяла большой подносъ со стола и вышла съ нимъ изъ комнаты.
   

VIII.

   Ярмеръ пошелъ навстрѣчу женѣ, борясь съ охватившимъ его нервнымъ, непріятнымъ чувствомъ.
   -- Дорогая... а ты не пойдешь развѣ съ ними наверхъ?
   Фру Хельвигъ прошла мимо него къ столу.
   -- Я не гожусь ухаживать за больными!-- сказала она, быстро поднося руки къ волосамъ, словно они вдругъ стали давить ее.-- Все больное и некрасивое связываетъ меня и сжимаетъ сердце!
   Она вытянула руки и глубоко передохнула:
   -- Ахъ!.. я жажду здоровья... свободы... счастья!-- порывисто воскликнула она.
   Мысли Ярмера были слишкомъ заняты только что сдѣланнымъ открытіемъ, чтобы онъ могъ замѣтить экзальтированный тонъ въ словахъ жены.
   -- Да, да, конечно!-- произнесъ онъ машинально.
   Затѣмъ подошелъ къ столу, возлѣ котораго сидѣлъ инженеръ.
   -- Какъ эта лампа тускло горитъ сегодня, здѣсь совсѣмъ темно!-- нервно проговорилъ онъ, нагнулся, отвернулъ побольше фитиль и въ то же время слегка сдвинулъ абажуръ, такъ что свѣтъ упалъ, ярко и прямо, на лицо Хильсеэ, съ крупными, рѣзкими чертами.
   -- Это отъ луны?-- замѣтилъ Хильсеэ.-- Она свѣтитъ такъ ярко, что пламя лампы кажется тусклымъ.
   -- Да, неправда-ли?.. Пожалуй, вы правы!-- Ярмеръ говорилъ быстро и такъ громко, что нервный голосъ его почти взвизгивалъ.
   Онъ сѣлъ въ кресло, такъ чтобы ярко освѣщенное лицо инженера приходилось прямо противъ него. Поглаживая и нервно потирая свои бѣлыя руки, онъ началъ разговоръ:
   -- Итакъ, герръ Хильсеэ... вы располагаете, вѣроятно, поселиться здѣсь... въ нашихъ мѣстахъ?
   -- Не знаю еще, герръ Ярмеръ!-- прозвучалъ неувѣренный отвѣтъ, и инженеръ опустилъ голову, словно испытывая смущеніе подъ взглядомъ блѣдныхъ, честныхъ глазъ Ярмера, устремленныхъ прямо на него.
   -- Ну, да, собственно говоря, я это понимаю!.. Не такъ-то легко порвать съ интересной и разнообразной жизнью заграницей.
   Ярмеръ помолчалъ съ минуту, внимательно разсматривая свои красивые и выхоленные ногти:
   -- Кстати!-- продолжалъ онъ,-- нашли ли вы какія-нибудь перемѣны со времени вашего послѣдняго пребыванія здѣсь?
   -- Я еще ничего не видѣлъ!
   Инженеръ украдкой покосился на фру Хельвигъ, ходившую взадъ и впередъ по озаренной луной полосѣ комнаты, закинувъ руки за голову, словно душа ея не находила покоя. Всякій разъ, при поворотахъ, ея широкораскрытые, восторженные глаза искали его взгляда; но такъ какъ лицо ея было въ тѣни абажура, ему же свѣтъ ударялъ прямо въ глаза, то онъ не могъ различить ея выраженія.
   -- Ахъ да!.. правда... вы, вѣдь, пріѣхали только сегодня вечеромъ! Ярмеръ провелъ рукою по лбу, досадуя на свою разсѣянность.-- Съ восьмичасовымъ... или въ девять-семнадцать... съ тѣмъ, что приходитъ сюда въ десять-двадцать, не могу хорошенько вспомнить.
   Блѣдные глаза пытливо изучали ярко освѣщенное лицо инженера съ синеватой тѣнью пробивающейся бороды.
   -- Я пріѣхалъ съ ночнымъ поѣздомъ!--сказалъ Хильсеэ, быстро отводя взглядъ отъ фру Хельвигъ. Ему трудно было отвѣчать, такъ сильно работали его мысли надъ великимъ вопросомъ, улыбнется ли ему, наконецъ, счастье.
   -- Совершенно вѣрно!.. Вы случайно услышали объ убійствъ... и пошли сейчасъ же сюда!..
   -- Да... чтобы заявить...
   -- Но, въ такомъ случаѣ, вы же остались безъ ужина, герръ Хильсеэ?..
   Блѣдные глаза Ярмера снова внезапно и пытливо впились въ лицо Хильсеэ.
   -- Я поужиналъ въ буфетѣ на вокзалѣ!
   -- Да, да! припоминаю!-- Ярмеръ снова провелъ рукой по лбу,-- что за ужасная разсѣянность! Вы сначала поужинали, а потомъ пошли сюда!
   Вдругъ онъ быстро всталъ и хлопнулъ себя рукой по лбу.
   -- Ахъ, Боже мой!.. совсѣмъ забылъ!.. до чего я разсѣянъ!.. У меня есть маленькій денежный переводъ, который необходимо отправить завтра утромъ пораньше... въ управу... Надо написать письмо и сейчасъ же заготовить его!
   Онъ наклонился къ Хильсеэ.
   -- Сію минуту... надѣюсь, вы извините!-- сказалъ онъ любезнымъ тономъ.
   -- Пожалуйста, не стѣсняйтесь!
   Хильсеэ едва справился съ своимъ голосомъ, чтобы не выдать радости оттого, что она опять остается наединѣ съ нимъ.
   

IX.

   Въ то время, какъ Ярмеръ быстрыми, нервными шагами шелъ къ двери въ контору, Хильсеэ всталъ съ внезапной рѣшимостью.
   Не успѣла закрыться за судьей дверь, какъ Хильсеэ устремился къ тому мѣсту, гдѣ Хельвигъ, залитая луннымъ свѣтомъ, стояла, смотря на него большими, сіяющими глазами.
   -- Хельвигъ!-- шепнулъ онъ, раскрывая объятія.
   Она стояла прямо, но онъ видѣлъ, что она дрожитъ всѣмъ тѣломъ въ то время, какъ голова ея откинулась назадъ.
   -- Возлюбленный мой!-- шепнула она ому съ глубокимъ, насилу-насилу вырвавшимся вздохомъ.
   Онъ схватилъ ее за обѣ руки.
   -- Дверь открыта...-- прошепталъ онъ.
   -- Вернеръ!
   Руки ея вздрагивали въ его рукахъ, но она не отнимала ихъ.
   -- Все равно!-- сказалъ онъ рѣшительно и притянулъ ее къ себѣ.
   Но, съ внезапнымъ содроганьемъ, она отдернула руки и закрыла ими лицо.
   -- Я не могу,-- простонала она,-- я не могу!
   Онъ подошелъ къ ней совсѣмъ близко, такъ что она ощущала его горячее дыханье и взялъ ее за руки, но не сжалъ ихъ.
   -- Измѣнила ты и мнѣ, и себѣ, выбравъ его?-- спросилъ онъ; голосъ его былъ спокоенъ, но властенъ и глубокъ.
   Она не отвѣчала, но онъ видѣлъ по ея груди, что она готова разрыдаться.
   -- Убила ты наше счастье -- и твое и мое,-- продолжалъ онъ тѣмъ же тономъ,-- ради вѣрнаго и опредѣленнаго?
   Она продолжала молчать; но по трепету рукъ ея онъ чувствовалъ, что сердце ея отвѣчаетъ -- да.
   -- Желаешь ли ты исправить это теперь?
   На этотъ разъ она отвѣтила.
   -- Ты вѣдь знаешь самъ!-- промолвила она и покачала головой.
   Онъ прочелъ мысль, скрывавшуюся за ея словами, и отвѣтилъ на нее сейчасъ же:
   -- Неужели ты думаешь, что я останусь здѣсь для того, чтобы каждый день красть счастье, которое принадлежитъ мнѣ по праву?
   Она покачала головой. Ей самой въ эту минуту казалось, что это невозможно.
   -- А ты?-- спросилъ онъ опять, отнимая ея руки отъ глазъ. Онъ хотѣлъ видеть отвѣтъ ея сердца.
   -- Сможешь ли ты остаться въ его домѣ... дѣлить столъ и постель съ человѣкомъ, всегда бывшимъ тебѣ чужимъ... теперь, когда ты моя, тѣломъ и душой?
   Ея большіе, сѣрые глаза смотрѣли прямо на него, безъ мысли, прикованные его рѣшительнымъ темнымъ взоромъ, манившимъ ее къ себѣ съ такой силой, передъ которой она должна была склониться.
   Въ отвѣтъ она покачала головой.
   Тоіда онъ снова взялъ ее за руки и повлекъ съ собою, къ открытой стеклянной двери, откуда волнами вливался лунный свѣтъ.
   Платье ея задѣло за табуретъ передъ роялемъ, и большая, мягкая шляпа доктора, соскользнувъ, покатилась по ковру къ ихъ ногамъ.
   Хильсеэ отбросилъ ее въ сторону; но въ ту же секунду Хельвигь, увидя, что это, сразу вспомнила жизнь и окружающую ее дѣйствительность.
   Въ эту минуту докторъ стоитъ, склонившись надъ кроваткой ея ребенка. Можетъ быть, дѣло идетъ о его жизни или смерти: онъ говорилъ такъ аллегорически.
   Мысль эта поразила ее, какъ ударъ. Она вырвала руки и остановилась въ лунномъ свѣтѣ.
   -- Ребенокъ!-- прошептала она.
   Онъ чувствовалъ, что происходитъ въ ней. Онъ зналъ это еще прежде, чѣмъ она заговорила; потому что шляпа доктора зажгла въ его душѣ ту же мысль.
   Душа его содрогнулась отъ сильнаго волненія. Съ внезапной рѣзкостью онъ старался снова схватить ее за руки и, наклоняясь къ ея лицу, прошепталъ жестко, почти грубо:
   -- Ребенокъ его!.. а не нашъ съ тобой! И у него ему будетъ лучше.
   Но она быстро заложила руки за спину и отступила отъ него къ роялю.
   Въ ту же минуту изъ конторы донеслись шаги Ярмера.
   -- Кончено,-- подумалъ Хильсеэ, отходя отъ нея къ столу, и слезы горькаго разочарованія выступили на его глазахъ.
   

X.

   Въ дверяхъ конторы стоялъ Ярмеръ, съ кредитнымъ билетомъ въ рукѣ:
   -- Дорогая, подумай, какая досада!-- сказалъ онъ фру Хельвигъ, стоявшей у рояля спиной къ нему; въ неожиданномъ смущеніи она подняла шляпу доктора и теперь усердно сдувала съ нея пыль.
   -- Я отдалъ всѣ свои стокроновые билеты!.. утромъ нужно было размѣнять пятьсотъ кронъ сельскому инспектору... А теперь у меня только одинъ этотъ крупный билетъ, и я не знаю, что дѣлать. Я долженъ непремѣнно отправить двѣсти пятьдесятъ кронъ завтра утромъ, съ первымъ поѣздомъ... это крайній срокъ... Какъ же теперь быть?
   -- Ахъ, не знаю!-- отвѣтила фру Хельвигъ, наполовину оборачиваясь къ нему.
   Ярмеръ продолжалъ нервнымъ голосомъ, звенящимъ отъ возбужденія.
   -- Нечего и думать размѣнять гдѣ-нибудь завтра!
   Онъ обернулся, какъ бы по внезапному наитію, къ Хильсеэ, спиной къ нему перелистывавшему альбомъ.
   -- Герръ Хильсеэ, если у васъ есть при себѣ такія крупныя деньги...-- попросилъ онъ,-- вы окажете мнѣ большую услугу, размѣнявъ этотъ билетъ... Или одолжите мнѣ двѣсти кронъ до завтра. Остальное я наберу мелочью. Я бы тогда сейчасъ и запечаталъ письмо!
   Хильсеэ вынулъ бумажникъ изъ кармана пиджака.
   -- Я могу размѣнять вамъ билетъ!-- сказалъ онъ.
   Ярмеръ быстро подошелъ къ нему.
   -- По сто кронъ?-- спросилъ онъ. Волненіе его было такъ велико, что голосъ его сорвался, и онъ долженъ былъ притворно закашляться, чтобы не выдать себя.
   -- Да!
   -- Вотъ это великолѣпно!
   Хильсеэ переложилъ ему въ руки бумажки:
   -- Одна... двѣ... три... четыре... пять!.. Пожалуйста!
   -- Благодарствуйте... очень вамъ благодаренъ!-- Ярмеръ крѣпко ухватился за деньги, чтобы тотъ не одумался и не отнялъ ихъ. Онъ былъ такъ увлеченъ, что чуть было не забылъ отдать Хильсеэ въ обмѣнъ пятисотенный билетъ.
   -- Вотъ, извольте!-- сказалъ онъ и отвернулся. И, быстро идя къ курительному столику, на которомъ лежалъ портфель съ документами, онъ говорилъ, безъ перерыва, высокимъ, звенящимъ толосомъ:
   -- Вы не знаете, какъ вы выручили меня... герръ... герръ инженеръ Хильсеэ!
   Онъ вынулъ ключъ и лихорадочно отперъ большой портфель.
   -- Теперь я только... здѣсь долженъ быть...
   Стоя спиной къ Хильсеэ, отъ открылъ кошелекъ и досталъ бумажку, дѣлалъ видъ, что роется въ большомъ портфелѣ.
   -- Здѣсь долженъ быть... большой...
   Онъ лихорадочно прочелъ номеръ на верхней кредиткѣ; и въ то время руки его такъ дрожали отъ нервнаго возбужденія, что онъ едва могъ удержать бумажку...
   -- Большой конвертъ... здѣсь долженъ быть...
   Онъ отыскалъ номеръ среди тѣхъ, которые нѣсколько часовъ назадъ старикъ Хильсеэ записалъ своимъ угловатымъ почеркомъ.
   -- Большой конвертъ!-- вырвалось у него почти торжествующе.
   Кошелекъ снова былъ спрятанъ, и портфель поспѣшно запертъ; но на этотъ разъ онъ взялъ его съ собой въ контору.
   -- Ну вотъ!-- сказалъ онъ,-- благодарствуйте еще разъ!.. Я сейчасъ...
   

XI.

   Въ то время, какъ Ярмеръ открывалъ дверь, чтобы выйти въ контору, изъ столовой поспѣшно вошелъ докторъ въ сопровожденіи фрекенъ Синдаль.
   Судья обернулся на шумъ. И едва увидя лицо доктора -- носъ его побѣлѣлъ, и ротъ былъ плотно стиснутъ, такъ что усы свѣсились на бороду -- онъ уже зналъ, что дѣло плохо.
   -- Докторъ?-- спросилъ онъ внѣ себя и протянулъ къ нему руки.
   Докторъ быстро взглянулъ на него, но сейчасъ же отвелъ глаза. Затѣмъ сказалъ кратко и хрипло:
   -- Температура поднялась, и одышка усиливается. Я сдѣлалъ ей вспрыскиванье.
   Ярмеръ поблѣднѣлъ. Смотря въ маленькіе, острые глазки, онъ спросилъ испуганно:
   -- Морфія?
   -- Нѣтъ!-- сказалъ докторъ и вздернулъ плечи.
   -- Говорите же!-- вскрикнулъ судья.
   Докторъ твердо взглянулъ на него и отвѣтилъ:
   -- Сыворотки, герръ Ярмеръ!
   -- Дифтеритъ?-- спросилъ тотъ тихо и задыхаясь.
   -- Боюсь, что да!
   Фру Хельвигъ повернулась отъ рояля къ доктору и слѣдила за ихъ разговоромъ съ страннымъ, полубезсознательнымъ выраженіемъ въ большихъ, экзальтированныхъ глазахъ.
   Когда онъ произнесъ зловѣщее слово, она измѣнилась въ динѣ. Съ минуту она простояла, какъ бы собираясь съ мыслями, потомъ вдругъ стремительно бросилась къ доктору и крѣпко схватила его за руку:
   -- Дифтеритъ?
   Это звучало почти какъ вопль.
   Онъ изумленно взглянулъ на нее; и, такъ какъ онъ не отвѣчалъ, она прибавила дрожащимъ отъ страха голосомъ:
   -- Значитъ, есть опасность?
   Онъ помолчалъ немного, точно взвѣшивая, сколько можно ей сказать.
   -- Для насъ, жалкихъ смертныхъ,-- сказалъ онъ уклончиво, серьезнымъ и грустнымъ тономъ,-- всегда есть опасность, фру Ярмеръ!
   Она постояла съ минуту, смотря на него, и глаза ея раскрывались все шире и шире. Потомъ верхняя губа искривилась точно въ судорогѣ. Она схватилась обѣими руками за голову и закричала:
   -- Это я!.. это моя вина!
   Вернеръ сдѣлалъ быстрое, непроизвольное движеніе, чтобы броситься къ ней и поддержать ее. Но остановился и въ безсиліи стиснулъ руки, между тѣмъ какъ Ярмеръ удивленно и боязливо приблизился къ ней съ распростертыми объятіями:
   -- Но, дорогая!..
   -- Я хочу видѣть мое дитя!-- крикнула она, оттолкнула доктора въ сторону, пробѣжала мимо фрекенъ Зельмы, которая съ крупными, прозрачными слезами въ голубыхъ, невинныхъ глазахъ протянула руку, чтобы задержать ее, и бросилась къ двери въ столовую.
   -- Эллемуръ!-- кричала она, внѣ себя отъ ужаса.
   Тогда докторъ подбѣжалъ, ухватилъ ее сзади за руку и оттащилъ отъ двери.
   -- Не теперь!-- сказалъ онъ властно, крѣпко держа ее.
   -- Пустите меня!-- она повернула къ нему голову и, метнувъ на него яростный взглядъ, изо всѣхъ силъ старалась вырваться,-- я хочу видѣть свое дитя!
   Но докторъ былъ сильнѣе. Его волосатыя медвѣжьи лапы крѣпко держали ее.
   -- Вы останетесь здѣсь!-- приказалъ онъ кратко и рѣзко.-- Ребенку нуженъ покой.
   Фрекенъ Зельма не могла больше сдерживаться. Она бросилась къ нему и сказала съ широкораскрытыми, злобными глазами:
   -- Вы толкуете объ инстинктахъ, а не пускаете мать къ ея ребенку.
   -- Вы этого не понимаете!
   Фру Хельвигъ закинула голову, и лицо ея исказилось.
   -- Она умираетъ!-- закричала она истерическии,-- это моя вина!.. Я хочу видѣть моего ребенка!
   Грудь ея сильно вздымалась, и тонкія ноздри судорожно вздрагивали отъ потрясавшихъ ее страстныхъ рыданій.
   Ярмеръ подошелъ ближе и умоляюще протянулъ къ ней руки.
   -- Дорогая... послушай же, что говоритъ докторъ.
   Но докторъ посмотрѣлъ ей прямо въ лицо и сказалъ съ спокойной властностью:
   -- Если вы придете къ ней въ томъ лунатическомъ состояніи, въ какомъ вы находитесь сейчасъ, фру Ярмеръ, то опасность грозитъ и вамъ, и ей. Вы понимаете меня?
   Рыданья поднялись къ ея горлу; они разразились всхлипываніями, вызвавшими слезы, сломившія ея противодѣйствіе. Она нагнула голову, руки ея ослабѣли и она позволила доктору Сюльту отвести себя къ креслу, въ которое онъ ее усадилъ, ласково и нѣжно утѣшая ее, какъ огорченнаго ребенка.
   -- Ну вотъ, милая фру, присядьте! Непосредственной опасности сейчасъ нѣтъ. Но нужно своевременно быть на посту. Потому я и сдѣлалъ ей вспрыскиваніе.
   Видя, что припадокъ кончился, и слезы тихо струятся по ея склоненному лицу, а грудь вздымается спокойнѣе, онъ всталъ и сказалъ, ни къ кому не обращаясь:
   -- Я поѣду сейчасъ къ булочнику Юргенсену. Онъ присылалъ за мной, когда я былъ дома. Какъ только освобожусь тамъ, я сейчасъ же вернусь сюда. И тогда будетъ видно...
   -- Что?-- шепотомъ спросилъ Ярмеръ, когда докторъ невольно запнулся.
   -- Были мои опасенія основательны, или нѣтъ. Въ данную минуту я ничего не могу сдѣлать. До свиданья, пока!
   

XII.

   Когда докторъ вышелъ, никто не рѣшился заговорить.
   Фру Хельвигъ тихо плакала въ креслѣ, отвернувшись отъ стола, фрекенъ Зельма, перегнувшись черезъ спинку кресла, пухлой рукой гладила ея тонкіе бронзовые волосы.
   Ярмеръ стоялъ у рояля и смотрѣлъ на нее, не зная, что сказать.
   Вернеръ Хильсеэ первый нарушилъ молчаніе.
   Онъ сидѣлъ, зажавъ руки между колѣнъ, и смотрѣлъ въ пространство, какъ человѣкъ, въ которомъ что-то вдругъ разбилось на тысячу кусковъ.
   Потомъ онъ медленно поднялся, застегнулъ пиджакъ и спросилъ.
   -- Не знаете ли вы, когда отходитъ первый поѣздъ, герръ Ярмеръ?
   Ярмеръ выпрямился и спросилъ нервно:
   -- Вы хотите ѣхать?
   -- Да я хочу ѣхать,-- тихо и беззвучно отвѣтилъ тотъ.
   Ярмеръ очнулся. Онъ чувствовалъ, что нуждается во всѣхъ своихъ духовныхъ силахъ. Онъ зналъ, что въ эту минуту не имѣетъ уже права думать ни о женѣ, ни о ребенкѣ.
   -- Вы боитесь заразы?-- спросилъ онъ, подходя къ нему.
   -- Нѣтъ!-- былъ уклончивый отвѣтъ.
   -- Вы быстро перерѣшили, герръ Хильсеэ.
   Онъ умышленно придалъ своему голосу ироническій оттѣнокъ.
   -- Я говорилъ вамъ, что не знаю, смогу ли остаться. Теперь же я знаю, что не могу.
   Но Ярмеръ не успокаивался.
   -- Не будетъ нескромнымъ спросить, почему?
   -- Почему?-- Вернеръ Хильсеэ язвительно взглянулъ на него.-- Развѣ болѣзнь вятпего ребенка не достаточная причина? Въ такое время всякій посторонній можетъ только стѣснить!-- прибавилъ онъ, не пытаясь скрыть поднявшейся въ его душѣ горечи.
   Фрекенъ Зельма подняла голову и сказала рѣшительно:
   -- Герръ Хильсеэ совершенно правъ!
   -- Когда идетъ первый утренній поѣздъ, я не знаю, -- сказалъ Ярмеръ,-- но могу васъ увѣрить, что ваше присутствіе здѣсь -- въ запасной комнатѣ... отнюдь не...
   -- Первый поѣздъ отходитъ въ пять часовъ десять минутъ, герръ Хильсеэ!-- прервала его фрекенъ Зельма.
   -- Благодарю васъ!
   Хильсеэ застегнулся, тайкомъ поглядывая на фру Хельвигъ, неподвижно сидѣвшую, прислонившись къ спинкѣ кресла и отвернувъ отъ него голову.
   Ярмеръ взглянулъ на часы.
   -- О, у васъ еще много времени!-- сказалъ онъ.
   -- Я пройду пока на Кирпичный Заводъ: нужно сдѣлать кое-какія неотложныя распоряженія?.. Потому что я едва ли вернусь!
   Ярмеръ спросилъ нервно:
   -- Значитъ, вы направляетесь снова за границу?
   -- Да! Прощайте, герръ Ярмеръ!
   Ярмеръ сдѣлалъ видъ, что не слышалъ.
   -- Кстати, герръ Хильсеэ,-- началъ онъ, заграждая ему дорогу,-- іомфру Бергъ говорила со мной о своемъ печальномъ положеніи и просила меня замолвить за нее передъ вами словечко.
   -- Она получитъ все, что захочетъ!-- устало прозвучалъ безконнечо равнодушный отвѣтъ.
   Онъ протянулъ руку:
   -- Прощайте, герръ Ярмеръ?
   Но Ярмеръ сдѣлалъ видъ, что не замѣчаетъ протянутой руки и не сдавался.
   -- Я имѣю вѣскія причины, -- произнесъ онъ высокимъ, нервно звенящимъ голосомъ,-- попросить васъ, герръ инженеръ Хильсеэ, продолжить ваше пребываніе здѣсь.-- Итакъ какъ, тотъ изумленно взглянулъ на него, онъ поспѣшилъ прибавить:-- По крайней мѣрѣ на похороны и до снятія печатей.
   -- Сожалѣю, герръ Ярмеръ, что не могу исполнить вашего желанія!-- отвѣтилъ Вернеръ съ вѣжливой холодностью.-- Но я оставлю довѣренность
   -- Вы, значитъ, не хотите остаться, герръ Хильсеэ?
   -- Я не могу! Прощайте!
   На этотъ разъ ему удалось пройти дальше, но Ярмеръ послѣдовалъ за нимъ.
   -- И вы отправляетесь за границу съ первымъ утреннимъ поѣздомъ?-- спросилъ онъ.
   Хильсеэ потерялъ терпѣніе. Обернувшись къ нему въ полоборота, онъ сказалъ.
   -- Да, вѣдь, вы слышали же!
   И остановился передъ кресломъ, гдѣ, откинувшись назадъ, съ закрытыми глазами, сидѣла фру Хельвигъ.
   -- Прощайте, фру Ярмеръ!-- тихо, почти приниженно прозвучалъ его голосъ, и онъ стоялъ и смотрѣлъ на ея бѣлый лобъ подъ шелковистыми, тонкими волосами, на стройныя руки, на весь ея дорогой обликъ.
   Фру Хельвигъ не открыла глазъ. Она закрыла лицо руками и наклонила голову, какъ бы для поклона.
   Тогда фрекенъ Зельма, выступивъ изъ за ея кресла, протянула ему руку. х
   -- Прощайте, герръ Хильсеэ!-- сказала она ласково, съ участьемъ смотря въ его темные, опечаленные глаза.
   Хильсеэ пошелъ къ двери въ садъ. Но въ ту миниту, какъ онъ, отворивъ ее, повернулся, чтобы послѣднимъ взглядомъ проститься съ любимой женщиной, Ярмеръ, слѣдовавшій за нимъ по пятамъ, положилъ руку на его плечо, и въ то же время незамѣтно приставилъ ногу къ двери, но избѣжаніе какой либо случайности.
   -- Я арестую васъ!-- сказалъ онъ громко и твердо.
   Вернеръ Хильсеэ изумленно повернулся подъ его рукой. Онъ смотрѣлъ въ блѣдные, честные глаза, какъ бы желая удостовѣриться, не сошелъ ли этотъ человѣкъ внезапно съ ума.
   Ярмеръ отвѣтилъ на его вопросительный взглядъ:
   -- Я арестую васъ по подозрѣнію въ убійствѣ вашего дяди, юстиціи совѣтника Хильсеэ!
   Хельвигъ вскочила съ кресла, вытаращивъ на нихъ остановившіеся глаза, а фрекенъ Зельма схватилась руками за голову и издала изумленный крикъ.
   Вернеръ выпустилъ дверную ручку.
   -- Вы съ ума сошли?-- спросилъ онъ, взглянувъ ему прямо въ глаза.
   Ярмеръ на минуту смѣшался и невольно опустилъ глаза. Затѣмъ, быстро взвѣсивъ вторично все положеніе дѣла, снова убѣдился въ своей правотѣ.
   -- Я имѣю настолько вѣскія улики противъ васъ,-- проговорилъ въ вѣжливо, но рѣшительно,-- что было бы крупнымъ упущеніемъ по службѣ, если бы я позволилъ вамъ уѣхать.
   -- Улики въ томъ, что я -- убійца?-- почти весело спросилъ Ворнеръ.
   Но на этотъ разъ Ярмеръ не опустилъ глазъ.
   -- Настолько несомнѣнныя улики, инженеръ Хильсеэ,-- отвѣтилъ онъ чрезвычайно серьезно, -- что онѣ однѣ безповоротно осуждаютъ васъ!
   Вернеръ отступилъ въ глубь комнаты, преслѣдуемый Ярмеромъ:
   -- Вы имѣете доказательства, говорите вы... что я, Вернеръ Хильсеэ, убилъ своего дядю въ его собственномъ саду?
   -- Да!
   Ярмеръ отступилъ къ курительному столику, около двери въ контору, а фру Хельвигъ, тѣмъ временемъ вполнѣ овладѣвшая собой, твердо взглянула на Хильсеэ и сказала:
   -- Это невозможно!.. Это неправда!
   -- Дорогая, извини, что эта тяжелая сцена происходитъ въ твоемъ присутствіи. Но мнѣ не оставалось другого выхода. Прошу тебя поди съ фрекенъ Синдаль въ ея комнату.
   Фру Хельвигъ, не отвѣчая, осталась у стола, а Хильсеэ подошелъ къ Ярмеру.
   -- Вы храбрый человѣкъ, судья Ярмеръ!
   -- Что вы хотите сказать?-- спросилъ Ярмеръ, отступая къ книжному шкапу.
   -- Развѣ вы не боитесь, что убійца перешибетъ вамъ вашъ хилый позвоночникъ.
   Ярмеръ быстро протянулъ руку къ дверному косяку.
   -- Урядникъ Петерсенъ въ передней!-- сказалъ онъ спокойно.-- Стоитъ только нажать кнопку... одно слово... крикъ!
   Хильсеэ язвительно усмѣхнулся.
   -- Не бойтесь! Но такія грубыя шутки, какъ ваша, невольно вызываютъ на грубый отвѣтъ. Могу я видѣть ваши доказательства?
   -- Нѣтъ! Вы можете уничтожить ихъ. Но я назову ихъ вамъ. Окурокъ такой же дорогой папиросы, какія вы курите, найденъ на мѣстѣ убійства.
   -- Должно быть, я его тамъ бросилъ!-- совершенно просто сказалъ Хильсеэ.
   Ярмеръ взглянулъ на него, пораженный, и спросилъ:
   -- Вы признаете, что были тамъ?
   -- Что у васъ имѣется еще?
   -- Вы размѣняли мнѣ пятьсотъ кронъ на сотенные билеты. Номера ихъ записаны на бумажкѣ, найденной въ кошелькѣ покойнаго. Можетъ быть, вы нашли эти билеты на дорогѣ, или получили ихъ отъ третьяго лица?
   -- Я получилъ ихъ отъ него самого.
   Неосторожныя слова снова заставили Ярмера взглянуть на него съ изумленіемъ.
   -- Что это,-- признаніе, инженеръ Хильсеэ?-- спросилъ онъ послѣ минутнаго молчанія.
   -- Принимайте, какъ хотите! Еще что?
   -- Остается еще ваше единственное прибѣжище?
   -- Какое?
   -- Ваше алиби. Если вы пріѣхали сюда съ ночнымъ поѣздомъ, какъ вы утверждаете, то вы свободны. Потому что убійство совершено по крайней мѣрѣ на часъ раньше.
   Вернеръ взглянулъ на него и весело усмѣхнулся.
   -- Да, вѣдь, въ такомъ случаѣ, все обстоитъ благополучно, герръ Ярмеръ!
   Фрекенъ Зельма подошла къ фру Хельвигъ, стоявшей между столомъ и пуффомъ:
   -- Это плохо кончится,-- подумала она, и сердце ея сильно забилось при мысли о томъ, что произойдетъ, если судья узнаетъ, что Хильсеэ тайкомъ былъ у его жены.
   -- Но докторъ,-- отвѣтилъ Ярмеръ,-- видѣлъ васъ на восьмичасовомъ поѣздѣ, герръ Хильсеэ!
   -- Онъ могъ ошибиться!
   -- А буфетъ на вокзалѣ, гдѣ вы яко-бы ужинали послѣ прихода ночного поѣзда, закрывается за полтора часа до его прихода.
   -- Развѣ я не могъ вызвать буфетчика и заплатить ему за это особо?
   -- Все это будетъ выяснено. Но скажите мнѣ, герръ Хильсеэ, если вы пріѣхали съ ночнымъ поѣздомъ, то какимъ же образомъ вы могли получить деньги отъ самого юстиціи совѣтника, когда онъ,-- это доказано,-- въ это время былъ мертвъ ужъ болѣе часа?
   Вернеръ закусилъ губу. Только теперь онъ началъ вполнѣ сознавать всю опасность своего положенія.
   -- Вы правы, судья Ярмеръ! Дѣло серьезно!
   -- Итакъ, съ какимъ же поѣздомъ вы пріѣхали -- съ ночнымъ, или съ восьмичасовымъ?
   Ярмеръ смотрѣлъ на него твердымъ и серьезнымъ взглядомъ, и Вернеръ понялъ, что безполезно настаивать на томъ, что несомнѣнно можетъ быть опровергнуто.
   -- Съ восьмичасовымъ!-- отвѣтилъ онъ, не задумываясь.
   Фрекенъ Зельма замѣтила, какъ у фру Хельвигъ дрожатъ руки. Она видѣла, что верхняя губа ея вздрагиваетъ и грудь судорожно вздымается. Зельма неврльно обняла ее за талію, хотя сама дрожала отъ страха передъ тѣмъ, что должно было случиться.
   Ярмеръ подошелъ къ Хильсеэ, стоявшему посреди комнаты, въ глубокомъ раздумьѣ смотря въ пространство.
   -- Мнѣ очень жаль васъ, инженеръ Хильсеэ!-- сказалъ онъ со всей мягкостью, на какую былъ способенъ.-- Я могу сказать вамъ, что, въ моихъ глазахъ, смягчающимъ для васъ обстоятельствомъ является зло, которое покойный причинилъ вамъ и вашей матери.
   Вернеръ отшатнулся, какъ отъ удара.
   -- Я знаю ваше прошлое, -- поспѣшилъ пояснить Ярмеръ,-- ваше происхожденіе... все ваше безотрадное дѣтство!.. Вы дѣйствовали въ порывѣ внезапнаго гнѣва, лишившаго васъ самообладанія и разсчетливости... Но бумажникъ,-- прибавилъ онъ, и тонъ его сдѣлался строгъ, почти жестокъ,-- то, что вы похитили у покойнаго бумажникъ... это самая темная сторона дѣла.
   Вернеръ угрожающе устремилъ на него свои темные глаза:
   -- Вы исходите изъ того, что человѣкъ, поддѣлавшій подпись своего дяди, можетъ также убить его и украсть его бумажникъ!.. Вотъ довѣріе, какое можно питать къ такому субъекту!-- Онъ взглянулъ на фру Хельвигъ съ странной усмѣшкой.-- Вы слышите, фру Ярмеръ... онъ тоже такъ думаетъ!
   Но она не сморгнула подъ его взглядомъ и отвѣтила:
   -- Я этому не вѣрю!
   -- Сознаетесь ли вы въ убійствѣ?-- спросилъ Ярмеръ.
   -- Похожъ я на убійцу?
   Судья раздражился.
   -- Инженеръ Хильсеэ!-- началъ онъ.-- Вашъ поѣздъ прибылъ сюда въ девять часовъ двадцать минутъ. До Кирпичнаго Завода по меньшей мѣрѣ двадцать пять минутъ ходьбы. Вы утверждаете, что были тамъ и получили деньги отъ юстиціи совѣтника, хотя, по вашему собственному признанію, онъ лишилъ васъ наслѣдства и запретилъ пріѣзжать къ нему. Изъ осмотра трупа вытекаетъ, что юстиціи совѣтникъ убитъ около десяти часовъ. Теперь я спрашиваю васъ: можете ли вы доказать, что въ это самое время вы находились въ другомъ мѣстѣ? Дѣло идетъ о вашемъ алиби.
   Вернеръ подумалъ съ минуту. Потомъ отвѣтилъ просто и искренне.
   -- Я не убивалъ старика Хильсеэ!
   -- Это не отвѣтъ!-- Ярмеръ говорилъ громко и рѣшительно.-- Можете вы доказать, что находились въ другомъ мѣстѣ?
   Фру Хельвигъ дрожала всѣмъ тѣломъ, лицо ея было совершенно бѣло и верхняя губа вздрагивала:
   -- Да,-- проговорила она,-- онъ можетъ доказать!
   Ярмеръ обернулся, пораженный ея расширеннымъ, восторженнымъ взоромъ, не отрывавшимся отъ высокой фигуры Вернера.
   -- Дорогая?..
   Но фрекенъ Зельма заслонила собой фру Хельвигъ.
   -- А если онъ не можетъ доказать... тогда что?-- спросила она, устремляя большіе, синіе глаза на судью.
   -- Тогда -- сознается герръ Хильсеэ или нѣтъ -- приговоръ будетъ одинаковъ. Улики осуждаютъ его.
   Вернеръ Хильсеэ вздрогнулъ. Глаза его переходили съ одного на другихъ, а Ярмеръ прибавилъ:
   -- Итакъ, отвѣтьте мнѣ, если можете: гдѣ вы? были въ десять часовъ?
   Вернеръ призвалъ на помощь все свое самообладаніе.
   Онъ зналъ теперь, чѣмъ рискуетъ; но зналъ также,; что уваженіе къ ней повелѣваетъ ему скрыть истину.
   -- Не всегда можно сказать,-- отвѣтилъ онъ уклончиво,-- гдѣ былъ въ лѣтнюю ночь... Предположимъ, что я былъ тайкомъ у жены урядника! Могъ ли бы я тогда, для собственнаго оправданія, открыть мужу ея тайный грѣхъ, требуя отъ нея, чтобы она показала, гдѣ я былъ?
   И вспомнивъ вдругъ ея слова, онъ прибавилъ, стараясь встрѣтиться съ нею взглядомъ:
   -- Нѣтъ! Даже тотъ, кто поддѣлалъ подпись дяди на векселѣ, даже такой человѣкъ можетъ пойти въ тюрьму за любимую женщину, если дѣло идетъ о ея счастьѣ.
   Она взглянула на него. Страдальчески сморщившееся лицо ея озарилось улыбкой. Ей стоило огромныхъ усилій, чтобы не броситься въ его объятія и не воскликнуть: "Дѣло идетъ не о моемъ счастьѣ! Вѣдь я -- твоя!"
   Она рѣшилась на все, что будетъ, и мгновенно забыла и Ярмера и болѣзнь своего ребенка.
   -- Я могу засвидѣтельствовать, начала она тихо, и голосъ ея точно сталъ чужимъ,-- могу показать, гдѣ онъ эылъ... Я удостовѣряю, что онъ...
   Ярмеръ смотрѣлъ на нее, вытаращивъ глаза и открывъ ротъ:
   -- Ты!.. Дорогая... что ты хочешь сказать?..
   Страшное подозрѣніе мелькнуло въ его головѣ.
   -- Ты можешь доказать... Хельвигъ!?
   Фрекенъ Зельма слѣдила за каждымъ словомъ, за каждымъ выраженіемъ лицъ. Она видѣла, какъ подозрѣніе зашевелилось въ его душѣ. Видѣла смертельный страхъ въ его блѣдныхъ, честныхъ глазахъ... и въ ту же минуту, когда она почувствовала, что все пропало, спасеніе -- единственное, возможное спасеніе -- какъ внезапное видѣніе мелькнуло въ ея мозгу.
   Она оттолкнула фру Хельвигъ въ сторону.
   -- Теперь буду товоритьая, фру Ярмеръ!-- сказала она, не давъ Хельвигъ выговорить послѣдняго, рѣшающаго слова. Потомъ, склонивъ голову, обернулась къ Ярмеру:,
   -- Это правда,-- произнесла она.-- Фру Ярмеръ можетъ доказать... потому что она застала насъ вмѣстѣ... герра Хильсеэ и меня!
   Ярмеръ отшатнулся:
   -- Что вы говорите?.. застала... васъ... гдѣ?..
   Теперь, когда это было сказано, она не понимала, какъ она смогла. Но теперь надо было быть твердой и выдержать испытаніе до конца.
   -- Здѣсь, въ домѣ!-- сказала она, чувствуя, какъ краснѣетъ до корня волосъ подъ взглядомъ Ярмера. И когда Вернеръ взглянулъ на нее темными, грустными глазами -- онъ понялъ, наконецъ, чего она добивалась -- она почувствовала такой жгучій стыдъ, точно она, дѣйствительно, отдалась ему и теперь стоитъ здѣсь и громогласно признается въ этомъ.
   Ярмеръ не могъ совладать съ собой. Схвативъ ее за руку, онъ спросилъ, задыхаясь:
   -- Онъ былъ у васъ?.. здѣсь?.. въ вашей комнатѣ?.. онъ пришелъ къ вамъ на свиданье, ночью?
   -- Съ восьмичасового поѣзда... да!
   -- Когда вы сидѣли около Эллемуръ?
   Фрекенъ Зельма не могла больше говорить. Она не подумала о томъ, какъ это будетъ тяжело. Если-бъ у нея было время взвѣсить прежде, чѣмъ сказать... Богъ знаетъ, рѣшилась бы она на это?
   Ярмеръ схватился за голову. Это было такъ больно... и такъ невѣроятно!
   -- Вы, фрекенъ Синдаль?-- голосъ его прерывался отъ волненія.-- Вы, которую я считалъ такой хорошей!
   Она нагнула голову, и горячія слезы заструились по ея рукамъ.
   -- Вы, которая!.. такъ-то вы провели насъ!.. Мы относились къ вамъ, какъ къ дочери!.. Теперь я понимаю ваше смущеніе, когда я представилъ вамъ герра Хильсеэ! Теперь я понимаю ваше перешептыванье тамъ у стола... когда вы думали, что я не вижу васъ... Вы жили среди насъ съ постоянной ложью... Вы... вы!..
   Какой это былъ ужасъ!.. Какъ каждое слово жгло ея сердце!.. И она вдругъ почувствовала -- чего не знала до сихъ поръ -- какъ онъ дорогъ ей, мужъ фру Хельвигъ!
   -- Я не лгала!-- прошептала она, хватаясь за сердце.
   -- И ребенокъ, котораго вамъ довѣрили!.. Въ той же комнатѣ!.. рядомъ съ бѣднымъ больнымъ ребенкомъ... вы... и вашъ...
   Волненіе обезсилило его. Онъ взялся за голову; и когда онъ снова овладѣлъ собой, голосъ его звучалъ холодно и жестко:
   -- Сколько времени это продолжается... ваши тайныя отношенія?..
   Зельма молчала. Она не знала, что отвѣтить. Господи, хоть бы поскорѣе это кончилось!
   Невѣрно истолковавъ ея молчаніе, онъ одумался и сказалъ со всею холодностью и отчужденностью, на какую былъ способенъ:
   -- Какъ хотите!.. Я не имѣю никакого права претендовать на вашу откровенность. Но вы понимаете сами, фрекенъ Синдаль, что послѣ этого вы не можете оставаться въ нашемъ домѣ... Прощайте!
   И, повернувшись къ ней спиной, онъ отошелъ къ курительному столику.
   Фрекенъ Зельма постояла съ минуту, смотря на него, какъ бы въ надеждѣ, что онъ вернется и загладитъ нанесенную обиду. Потомъ въ ней проснулась гордость. Она выпрямилась и медленно пошла къ столовой.
   Фру Хельвигъ порывисто обняла ее. Она была такъ поражена самопожертвованіемъ и героизмомъ, выказанными Зельмой, что не вполнѣ ясно представляла себѣ ея мотивы. Но она инстинктивно чувствовала, что будетъ почти святотатствомъ, если она насмѣется надъ ея великодушіемъ, раскрывъ истинное положеніе дѣла. И она безъ разсужденій склонилась передъ необходимостью, вызвавшей такую страшную жертву. Но не могла примириться съ мыслью потерять ее теперь -- именно теперь, когда она сдѣлалась ей вдвое дороже.
   -- Зельма,-- прошептала она,-- вы не уѣдете?
   Дѣвушка боялась, чтобы ея жертва не оказалась безплодной.
   Схвативъ фру Хельвигъ за руки, она прошептала убѣдительно:
   -- Вѣдь, я свободна и никому не обязана отчетомъ!
   Фру Хельвигъ страстно прижала ея голову къ груди и поцѣловала ее въ губы и глаза.
   Когда дверь за Зельмой затворилась, Ярмерь обернулся къ Вернеру и сказалъ съ ледяной холодностью:
   -- Невѣрное указаніе поѣзда объяснялось, значитъ, извѣстной деликатностью. Ваше алиби доказано. Вы свободны!
   Затѣмъ, съ короткимъ, оффиціальнымъ поклономъ, прибавилъ, не глядя на него.
   -- Прошу извинить меня!
   Хильсёэ подумалъ съ минуту. Глаза его переходили съ мужа на жену. Затѣмъ онъ тоже склонился передъ необходимостью, которую такъ живо почувствовала молодая дѣвушка, и которой она такъ великодушно принесла себя въ жертву.
   -- Прощайте, фру Ярмеръ!-- сказалъ онъ тихо и покорно. Это было все.
   Фру Хельвигъ сдѣлала нѣсколько шаговъ вслѣдъ ему, сердце ея билось въ послѣдней, вспыхнувшей нерѣшительности.
   Дверь за Вернеромъ захлопнулась, и Ярмеръ въ смертельной усталости упалъ на стулъ возлѣ курительнаго столика.
   Когда черезъ нѣкоторое время въ дверяхъ конторы появился докторъ, прихода котораго никто не слышалъ, оба вздрогнули отъ одной и той же мысли.
   Фру Хельвигъ бросилась къ нему и схватила его за руку.
   -- О, Боже мой! Боже мой!.. Спасите ребенка!
   А Ярмеръ, слишкомъ разбитый, чтобы встать, безпомощно взглянулъ на него и умоляюще проговорилъ:
   -- Сдѣлайте все, чтобы Эллемуръ не умерла!
   

ЧАСЪ ЧЕТВЕРТЫЙ.
На зарѣ.

I.

   Фру Хельвигъ ходила взадъ и впередъ отъ стола къ роялю, при каждомъ поворотѣ вглядываясь въ окна, словно ожидала, что кто нибудь долженъ войти изъ сада.
   Ярмеръ попрежнему сидѣлъ на стулѣ, возлѣ курительнаго столика. Отъ сильной боли онъ поминутно хватался за голову. Наконецъ онъ сказалъ раздраженно:
   -- Ахъ, неужели ты не можешь сѣсть, дорогая? Что ты все бродишь взадъ и впередъ!
   Фру Хельвигъ молча присѣла на ручку кресла и стала безпомощно смотрѣть на лунный свѣтъ, косые четыреугольники котораго тянулись теперь до двери въ столовую.
   Ярмеръ глубоко передохнулъ.
   -- Такой ночи я никогда не переживалъ!-- простоналъ онъ.-- Все рушится вокругъ насъ. Не правда-ли?
   Никакого отвѣта. И онъ продолжалъ, говоря съ самимъ собою:
   -- Ее я меньше всего считалъ способной на это? Съ такими чистыми глазами и нѣжнымъ голосомъ... и обманъ! постоянный, непрерывный обманъ!.. Не правда ли, дорогая?
   -- Обманъ!-- недовольно повторила фру Хельвигъ.-- Развѣ она обязана отдавать намъ отчетъ въ своихъ чувствахъ?
   -- Но, дорогая!-- Ярмеръ на половину приподнялся со стула.-- Развѣ ты называешь чувствомъ, когда образованная, молодая дѣвушка заводить тайную связь... любовника?
   Онъ всталъ и посмотрѣлъ на жену.
   -- Я не понимаю, гдѣ у тебя были глаза!
   -- У меня?-- Фру Хельвигъ повернулась къ нему.
   -- Ну да, у тебя... дорогая!.. Ты цѣлыми днями была съ ней... Ты могла бы что нибудь замѣтить.
   -- Что же я должна была замѣтить?
   -- Ну... что нибудь недозволенное... Фривольное?
   -- Фривольное?-- жестко переспросила она.
   -- Вы были такъ дружны!.. Что нибудь въ ея рѣчахъ, когда вы были одни, конечно... какія нибудь вольности... неприличности... которыя моглибы указать на то, что она такъ развращена.
   Фру Хельвигъ встала, смотря на него съ удивленіемъ и недовольствомъ:
   -- Ты думаешь, значитъ... что... если бы она кого нибудь любила...
   Ярмеръ досадливо тряхнулъ головой.
   -- Да развѣ это любовь?-- воскликнулъ онъ съ раздраженіемъ.-- Молодая дѣвушка, имѣющая тайнаго любовника?.. Это слово сюда не подходитъ!
   Онъ заложилъ руки за спину и принялся ходить по комнатѣ.
   -- Да еще вдобавокъ незаконнорожденнаго!.. негодяя!.. субъекта, выдающаго подложные векселя!
   Фру Хельвигъ не выдержала:
   -- Да замолчи же!-- крикнула она, вскинувъ голову.
   -- Да, дорогая!-- Ярмеръ остановился и строго посмотрѣлъ на нее своими блѣдными, честными глазами.-- Когда въ домъ берутъ молодую дѣвушку, то за нее отвѣчаютъ!
   И, отведя глаза, продолжалъ:
   -- Гдѣ она могла съ нимъ познакомиться -- не понимаю!
   Фру Хельвигъ съ язвительной усмѣшкой вздернула верхнюю губу:
   -- Мнѣ казалось, что ты самъ отнесся къ нему въ высшей степени любезно!
   Ярмеръ загорячился:
   -- Онъ сразу сдѣлался мнѣ антипатиченъ своимъ непріятнымъ, высокомѣрнымъ обращеніемъ!.. Если желаешь знать, моя любезность стоила мнѣ большихъ усилій! Но онъ самый богатый человѣкъ въ округѣ!.. а чего не сдѣлаешь ради карьеры и семьи! Но еслибъ я подозрѣвалъ, что онъ соблазнилъ невинную молодую дѣвушку... что онъ насквозь испорченоый человѣкъ, то...
   Онъ остановился, охваченный внезапнымъ сожалѣніемъ:
   -- Можетъ быть, я поступилъ неправильно, позволивъ ему уйти!.. Дѣло далеко еще не выяснено... Какимъ образомъ онъ получилъ деньги отъ старика, который не хотѣлъ его видѣть?
   -- Да, это, дѣйствительно, большая оплошность!-- ядовито замѣтила фру Хельвигъ.
   Ярмеръ былъ слишкомъ занятъ самимъ собой и не могъ замѣтить язвительности тона.
   -- Только что я думалъ, что схватилъ преступника... въ самую ночь убійства!.. И вдругъ, по самой простой причинѣ... папироса и кредитные билеты... обѣ улики теряютъ всякое значеніе!
   -- А съ ними и надежды на повышеніе, бѣдный другъ!
   Онъ снова не замѣтилъ затаенной насмѣшки.
   -- Да, и повышеніе!-- онъ нервно схватился за голову, но нашелъ утѣшеніе въ любви къ своему ребенку:
   -- Ахъ, все это не важно, лишь бы Эллемуръ...
   -- Да, да!-- фру Хельвигъ встала со стула, устремивъ взглядъ на дверь въ столовую.-- Какъ долго это тянется!-- И прибавила, почти про себя:
   -- Еслибы я знала!..
   -- Что, дорогая?
   -- Ахъ, ничего!
   Она подошла къ нему и положила руку на его плечо:
   -- Не правда ли?-- проговорила она, смотря на него большими, серьезными глазами.-- Ты примиришься со всякой потерей, кромѣ этой!
   Губы его задрожали и слезы выступили на глазахъ:
   -- Да, только бы Эллемуръ!..
   -- Какъ вамъ двоимъ можетъ быть хорошо вмѣстѣ.-- сказала она съ скорбной улыбкой -- тебѣ и ей!
   -- О, дорогая!
   Ярмеръ отвернулъ голову и вытеръ глаза.
   

II.

   Тяжелые, мелкіе шаги доктора послышались изъ столовой.
   Онъ распахнулъ дверь. Маленькіе, острые глазки сіяюще встрѣтили фру Хельвигъ и Ярмера, бросившихся къ нему:
   -- Хрипота уменьшается... одышка прекратилась. Это не дифтеритъ!
   Ярмеръ пожималъ ему руки, и слезы струились по его блѣднымъ щекамъ.
   -- О, да благословитъ васъ Богъ!.. Да благословитъ васъ Богъ!
   Фру Хельвигъ еще не смѣла вѣрить.
   -- Она спасена, докторъ?-- спросила она, вся трепеща.
   -- Она внѣ опасности!-- сказалъ онъ.-- Это просто злокачественная ангина!
   -- Слава Богу!
   Она сложила руки, и большіе, сѣрые глаза ея засіяли.
   -- Значитъ, все еще можетъ быть хорошо!-- прибавила она про себя.
   Докторъ продолжалъ, занятый своими мыслями:
   -- Она, разумѣется, еще больна. Но съ такой хорошей сидѣлкой, какъ фрёкенъ Синдаль, можно поручиться, что она поправится черезъ недѣлю.
   Лицо Ярмера снова приняло страдающее выраженіе.
   -- Фрёкенъ Синдаль!..-- проговорилъ онъ.
   -- Да... гдѣ же она!-- Докторъ взглянулъ ему въ глаза своими маленькими, острыми глазками,-- наверху ея нѣтъ!
   Ярмеръ собрался съ силами. Онъ погладилъ свои бѣлыя руки и сказалъ отрывисто:
   -- Фрекенъ Синдаль укладываетъ свои вещи!
   -- Что такое?-- рѣзко переспросилъ Сюльтъ.-- Развѣ она уѣзжаетъ?
   Ярмеръ понялъ, что безполезно желать скрыть происшедшее. Рѣшивъ покончить разомъ, онъ сказалъ сурово:
   -- Она уличена въ недостойной связи!
   -- Фрекенъ Синдаль?-- Докторъ уставился на него, разинувъ ротъ.
   -- О, это неправда!-- дрожащимъ отъ негодованія голосомъ воскликнула фру Хельвигъ.
   -- Называй это, какъ хочешь!.. Она имѣетъ любовника, который посѣщаетъ ее тайно по ночамъ!
   Докторъ всплеснулъ толстыми, волосатыми руками и наклонился къ нему.
   -- И это вы называете недостойной связью!-- воскликнулъ онъ съ досадой.
   Ярнеръ неувѣренно покосился на него.
   -- Здѣсь!-- сказалъ онъ.-- Въ нашемъ домѣ! ночью?
   -- Такъ что-жъ... Ночь то, вѣдь, не ваша!
   -- Но она ухаживала за Эллемуръ?
   -- Вы полагаете, можетъ быть, что это повредило ребенку.
   Маленькіе, острые глазки насмѣшливо впивались въ его блѣдное, измученное лицо.
   -- Что вы хотите сказать?-- неувѣренно спросилъ Ярмеръ.
   -- Я хочу сказать, что лучшаго ухода для вашего ребенка нельзя себѣ представить.
   -- Да, не правда-ли?-- горячо вмѣшалась фру Хельвигъ.
   -- Я тоже всегда такъ думалъ!-- сказалъ Ярмеръ со вздохомъ.
   Но докторъ уже разошелся. Онъ трясъ головой, такъ что густые волосы шевелились, и маленькіе, острые глазки его метали молніи на блѣдное лицо Ярмера.
   -- Если даже она имѣла недостойныя сношенія, какъ вы это называете, каждую ночь въ году, то она единственный человѣкъ съ здоровыми, неиспорченными инстинктами въ этомъ домѣ! За это ручаюсь я, знающій васъ всѣхъ вдоль и поперекъ. Покойной ночи!
   Докторъ подошелъ къ роялю и взялся за шляпу.
   -- Но, дорогой докторъ!..-- умоляюще началъ Ярмеръ, идя за нимъ съ протянутой рукой.
   Докторъ Сюльтъ злобно обернулся къ нему.
   -- И такую то женщину вы прогоняете отъ себя!-- сказалъ онъ, упершись руками въ бока.-- Да вы сами не знаете, что дѣлаете!
   Губы Ярмера задрожали. Онъ отвернулся и прошепталъ въ глубокомъ волненіи:
   -- Еслибъ вы знали, какъ мнѣ это больно?
   Докторъ посмотрѣлъ на него. Потомъ сказалъ мягче:
   -- Да... въ этомъ ваше извиненіе, судья Ярмеръ... ваше единственное извиненіе!.. Если бы вы не любили ее такъ, какъ любите, то ваше нравственное возмущеніе едва ли было бы такъ велико!
   -- Нѣтъ... это вѣрно!-- убѣжденно и горячо подтвердила фру Хельвигъ.
   -- Но вы сами не знаете!-- продолжалъ докторъ, не обращая вниманія на ея замѣчаніе.-- Вы вообще не знаете своихъ чувствъ. Потому что у васъ нѣтъ естественныхъ инстинктовъ, если желаете знать! А тѣ, съ которыми вы родились, задавлены въ своемъ развитіи, сначала учебниками и школьнымъ гнетомъ, а потомъ тѣмъ, что "прилично", порядкомъ, закономъ, обязанностями по отношенію къ обществу, дьяволомъ и всякой чепухой!
   Онъ остановился на секунду, чтобы перевести духъ. Затѣмъ хлопнулъ толстыми мохнатыми руками и продолжалъ:
   -- И такихъ людей, какъ вы, сажаютъ судить живую жизнь живыхъ людей!.. Нѣтъ, пусть намъ лучше вернутъ самосудъ. Пусть намъ вернутъ самосудъ въ самыхъ широкихъ размѣрахъ! И вы увидите, какъ природа и здравый смыслъ прекрасно справятся со всѣмъ!
   

III.

   Послышался стукъ.
   Фру Хельвигъ быстро оглянулась.
   -- Кажется стучатъ?
   Всѣ прислушались. Стукъ раздался снова -- странно-неувѣренный и безпомощный.
   -- Это въ балконную дверь!-- сказалъ докторъ и подошелъ къ окнамъ. Луна закатилась къ сѣверо-западу; свѣтъ ея не заходилъ уже въ комнату; но снаружи, въ саду, еще трепеталося бѣлое сіянье.
   Когда докторъ перешелъ къ балкону, за стеклянной дворью появилась темная тѣнь, закрывшая свѣтъ луны.
   Фру Хельвигъ вздрогнула.
   -- Смотрите!-- сказала она, указывая на раму.
   Ярмеръ подошелъ на нѣсколько шаговъ.
   -- Кто это?
   Въ ту же минуту докторъ отворилъ дверь.
   -- Касперъ -- солдатъ!-- воскликнула фру Хельвигъ, устремивъ неподвижный взглядъ на дверь.
   Касперъ остановился въ дверяхъ, прислонившись къ притолокѣ, словно не въ силахъ держаться на ногахъ. Въ одной рукѣ онъ держалъ фуражку и палку, въ другой -- нѣсколько крѣпко зажатыхъ бумагъ. Сѣдые, запыленные и слипшіеся волосы свисали на лобъ съ безчисленными морщинами: а маленькіе, каріе глаза смотрѣли тупо съ искаженнаго лица съ мясистымъ подбородкомъ, точно вклиненнымъ между складками опущенныхъ угловъ рта.
   -- Сними башмаки, -- сказалъ докторъ,-- и подойди ближе.
   Касперъ -- солдатъ медленно и съ трудомъ высвободилъ ноги изъ деревянныхъ башмаковъ. Потомъ подвинулся на нѣсколько шаговъ впередъ, тщетно стараясь выпрямить спину для почтительности.
   -- Что вамъ нужно... въ такое время?-- спросилъ Ярмеръ.
   -- Заявиться у судьи!-- отвѣтилъ онъ съ усиліемъ, причемъ всѣ морщины его пришли въ движеніе.
   -- Неужели вы не могли подождать до завтра и придти въ контору?-- сказалъ Ярмеръ съ досадой.
   Касперъ не отвѣтилъ. Онъ опирался на палку, чтобы удержаться, и голова его опустилась на грудь.
   -- Что такое учинилъ нашъ Номадъ?-- спросилъ докторъ, ободрительно хлопнувъ его по плечу.-- Ну, говори живѣе, дружище!
   -- Я убилъ юстиціи совѣтника и укралъ его бумажникъ!-- проговорилъ тотъ тихо и не поднимая глазъ.
   -- Ты... убилъ?.
   Докторъ отдернулъ руку и невольно отступилъ на шагъ. Но фру Хельвигъ, не спускавшая глазъ съ застывшаго, искаженнаго лица, нагнулась и спросила:
   -- Кто далъ вамъ водки?
   Только тутъ Касперъ -- солдатъ поднялъ голову. Тупые глаза его уставились на нее безпомощнымъ, покорнымъ взоромъ умирающей собаки:
   -- Это не отъ водки, фру!.. Стина дала мнѣ всего три маленькихъ рюмочки.
   Наконецъ, онъ пришелъ въ себя, обернулся къ Ярмеру и протянулъ ему бумаги, которыя держалъ зажатыми въ лѣвой рукѣ.
   -- Извольте, ваша милость!
   -- Что это такое?
   -- Бумажникъ.
   -- Тутъ нѣтъ никакого бумажника!-- сказалъ Ярмеръ, медленно беря бумаги изъ его руки.
   -- Нѣтъ... я его бросилъ... Это то, что въ немъ было!
   -- За что вы убили юстиціи совѣтника?-- спросилъ Ярмеръ, берясь за мучительно болѣвшую голову.
   Касперъ помолчалъ съ минуту. Потомъ всѣ мускулы лица его зашевелились:
   -- За старую любовь!
   -- Что такое?-- спросилъ Ярмеръ, изумленно всматриваясь въ измученныя, жалкія и истощенныя черты.
   -- Неисповѣдимая воля провидѣнія судила, чтобы онъ умеръ отъ дѣлъ своихъ.
   -- Что же онъ вамъ сдѣлалъ?
   Безсмысленные глаза загорѣлись. Онъ выпрямился, и глухой, сиплый голосъ зазвучалъ громче, когда онъ поднялъ руку для торжественнаго показанія.
   -- Теперь я открою свое сердце и признаюсь во всемъ... разскажу, какъ, по неисповѣдимой волѣ судьбы, я сталъ тѣмъ пропойцей, котораго вы видите!
   -- Да, да, хорошо!-- нетерпѣливо прервалъ его Ярмеръ.-- Но убійство... за что вы убили его?
   -- Онъ отнялъ у меня Кестенъ Ганзенъ въ тѣ времена, когда я служилъ у него на усадьбѣ!
   -- Іомфру Бергъ?-- спросилъ докторъ.
   -- Нѣтъ!.. ее зовутъ не іомфру Бергъ... ее зовутъ Кестенъ Ганзенъ... Она была моей невѣстой, и мы должны были повѣнчаться послѣ Михайлова дня. Но тутъ онъ сталъ на нее заглядываться. Онъ былъ хозяинъ, а меня ужъ штрафовали разъ за буйство. Ну, она и промѣняла меня на деньги и почетъ... и на всякую пакость!
   Касперъ глубоко передохнулъ. Языкъ его развязался, и его нельзя уже было остановить. Онъ долженъ былъ разсказать все, до послѣдняго слова. Несмотря на свою подавленность, онъ испытывалъ облегченіе отъ того, что бы разсказать все -- и хорошее и дурное. Точно вдругъ прорвался старый, затвердѣвшій нарывъ -- ему и больно и пріятно было выдавливать зловонный гной изъ своего сердца. И стоя здѣсь, съ поникшей головой и неподвижно устремленными въ пространство глазами, онъ прислушивался къ собственному своему разсказу, точно его разсказывалъ кто то чужой.
   -- Тогда я сталъ пить. Потомъ поступилъ въ солдаты и уѣхалъ въ Вестъ-Индію, потому что боялся убить его, если увижу его вмѣстѣ съ нею. Тамъ я тоже пилъ и меня выслали на родину изъ за плохого здоровья. но какъ только я его увидѣлъ, такъ сейчасъ же сталъ бояться, что убью его. Потому что мнѣ не хотѣлось дойти до того, чтобы стать убійцей изъ за своей любви. Тогда я убѣжалъ съ цыганами -- и самъ сталъ бродягой... И чувствовалъ себя совсѣмъ хорошо, бродя изъ деревни въ деревню. Но потомъ нашъ предводитель умеръ. Онъ спился... партія наша распалась... и меня снова отправили на родину, изъ Гамбурга.
   -- Бѣдный Номадъ!-- Фру Хельвигъ съ состраданіемъ слѣдила за непрерывной игрой морщинъ на изможденномъ лицѣ.
   -- Ахъ ты, бѣдняга!-- воскликнулъ докторъ.-- Ты таки убилъ его въ концѣ концовъ.
   -- Да, такова была неисповѣдимая воля судьбы!
   -- Какъ же это произошло?-- спросилъ судья, мысли котораго все время вращались около полнаго раскрытія преступленія.
   -- Сейчасъ я открою свое сердце и признаюсь во всемъ!-- отвѣтилъ тотъ торжественнымъ тономъ.-- Видите, онъ всегда проявляется во время полнолунія.
   -- Кто?
   -- Индстикъ... Ингстинкъ... что я долженъ пить!.. Вотъ, а я выпилъ всего три рюмочки... и лежалъ на Кирпичномъ Заводѣ у садовой ограды и думалъ, какъ бы мнѣ раздобыть, что мнѣ нужно. И вдругъ вижу, какой то человѣкъ идетъ по межѣ и входитъ въ садовую калитку. Я подумалъ, что это не иначе, какъ кто нибудь изъ своихъ. Но, немного погодя, слышу голосъ юстиціи совѣтника за оградой. Онъ былъ взбѣшенъ... и тотъ, кто былъ съ нимъ, тоже былъ взбѣшенъ, и сказалъ, что старикъ загубилъ всю его жизнь.-- Не ты одинъ можешь это сказать, подумалъ я. Потомъ я услышалъ, что они заговорили о деньгахъ -- называли крупныя суммы. Я всталъ и заглянулъ сквозь кусты. И вижу, что онъ выхватилъ изъ кармана бумажникъ и далъ тому, чужому, нѣсколько кредитокъ, съ кучей бранныхъ словъ на придачу... Потомъ они разошлись -- такіе же обозленные, какъ вначалѣ. Я видѣлъ, какъ чужой вышелъ изъ калитки и пошелъ назадъ по межѣ,-- той же дорогой, по какой пришелъ.
   -- Тогда вы встали и побѣжали въ садъ, къ старику?-- нетерпѣливо спросилъ Ярмеръ.
   Касперъ вздохнулъ глубоко и шумно.
   -- И тутъ неисповѣдимая воля судьбы,-- продолжалъ онъ торжественнымъ и таинственнымъ тономъ,-- сдѣлала такъ, что нечистый вселился въ меня. Да, подумалъ я, этотъ вотъ уменъ: приходитъ и требуетъ съ него денегъ за то, что онъ загубилъ его жизнь. И старикъ не смѣетъ не дать ему. Вотъ, думалъ я, и тебѣ нужно сдѣлать то же, потому что твою жизнь онъ тоже загубилъ. Да, ну, теперь онъ долженъ заплатить за это,-- думалъ я -- деньгами или жизнью И ноги у меня стали такія крѣпкія, какими не были за много лѣтъ. Я всталъ, пробрался въ калитку и прямо на аллею: я, вѣдь, хорошо знакомъ съ мѣстностью. Я зналъ, что юстиціи совѣтникъ, который слабъ ногами, не успѣетъ дойти до выхода раньше меня. Тамъ я спрятался въ кустѣ сирени. О. какой запахъ шелъ отъ чудесныхъ бѣлыхъ цвѣтовъ, пока я стоялъ и ждалъ! И вотъ, когда онъ подошелъ, я выступилъ впередъ и попросилъ у него королевской монетки на водку.
   -- Ахъ ты, шельма!-- докторъ покачалъ головой.-- Это все?
   -- Что же вы сказали ему?-- спросилъ Ярмеръ;
   -- Этого я не помню. Но онъ отвѣтилъ такъ же злобно, какъ всегда... чтобы я убирался изъ сада... или онъ спуститъ на меня собаку. Но я то зналъ, что собака издохла еще въ прошломъ году.
   -- Откуда же вы это знали?
   -- Какъ же! я, вѣдь, иногда захожу на кухню.
   -- Къ іомфру Бергъ?-- спросилъ докторъ съ интересомъ.
   -- Нѣтъ, не къ ней самой!.. это не годится!.. Но стряпуха даетъ мнѣ кое-чего поѣсть... и еще мнѣ даютъ сапоги юстиціи совѣтника, которые онъ перестаетъ носить... Кестенъ знаетъ, что намъ, номадамъ, приходится много бродить по дорогамъ, а у юстиціи совѣтника и у меня ноги одинаковыя; а по праздникамъ даютъ еще и немножко денегъ.
   -- Ну, дальше?
   -- И тогда я приготовилъ ружье!
   -- Ружье?-- Ярмеръ вытаращилъ глаза.
   -- Онъ такъ называетъ свою палку!-- пояснила фру Хельвигъ.
   -- Стало быть, ты запасся дубинкой!-- сказалъ докторъ.
   -- Да -- и хватилъ его разъ по глазу, такъ что съ него слетѣла шляпа, и онъ повалился мертвый.
   Всѣ молчали. Касперъ стоялъ, сгорбившись и неподвижно уставясь глазами въ полъ, точно видѣлъ передъ собой старика съ пробитымъ вискомъ.
   -- Ну, а потомъ?-- спросилъ Ярмеръ.
   -- Вотъ, тутъ-то нечистый и вошелъ въ меня, и я сталъ думать только объ одномъ.
   -- О чемъ?
   -- О водкѣ!.. и тутъ я укралъ бумажникъ, который передъ тѣмъ видѣлъ въ его рукахъ. Онъ былъ большой и тяжелый. Вернувшись къ забору, я выложилъ все, что въ немъ было, въ свои карманы, а самый бумажникъ бросилъ, чтобы онъ не выдалъ меня.
   -- А затѣмъ?
   -- Затѣмъ я отправился со всѣми денежками внизъ, къ Іесперу, подъ гору.
   -- Кто это?
   -- А это шинкарь, котораго судья, навѣрно, знаетъ!.. Но онъ не хотѣлъ мнѣ дать водки... Это ты, вѣрно, обокралъ кого нибудь!-- сказалъ онъ, увидя у меня большой билетъ. Тогда я убрался во свояси, чтобъ онъ не схватилъ меня, побѣжалъ въ лѣсъ и легъ на косогорѣ, при лунѣ. Я такъ усталъ, и руки у меня тряслись до того, что я насилу могъ держать бумаги.
   -- Отчего же онѣ тряслись?
   -- Оттого, что я выпилъ всего три рюмочки. Ну, полежалъ я, подумалъ, а потомъ захотѣлъ взглянуть, что это за бумаги, и пересчитать деньги, и тутъ...
   Голосъ его сорвался отъ внезапнаго волненія:
   -- И тутъ я увидѣлъ большую бумагу, сложенную вчетверо. Ярмеръ поискалъ въ бумагахъ, бывшихъ у него въ рукахъ.
   -- Не эта?-- спросилъ онъ.
   -- Да, эта самая, что сложена. Я прочелъ ее, при лунномъ свѣтѣ,-- голосъ Каспера замиралъ отъ волненія,-- и увидѣлъ, что это за вѣщаніе.
   -- Завѣщаніе!-- судья быстро развернулъ бумагу.
   -- Завѣщаніе?-- переспросила фру Хельвигъ въ сильномъ возбужденіи.
   -- Тутъ кого-то лишаютъ наслѣдства!
   Фру Хельвигъ схватилась за сердце, какъ отъ неожиданнаго удара, и воскликнула полугорестно, полурадостно:
   -- Бѣденъ, какъ и раньше!
   -- Потомъ шли деньги, завѣщанныя деревнѣ, приходу и управѣ. А подъ конецъ стояло имя Кестенъ Ганзенъ.
   Касперъ глубоко передохнулъ. Потомъ продолжалъ съ возрастающимъ волненіемъ, причемъ слова стали почти невнятными:
   -- И ей назначалось по двѣ тысячи кронъ въ годъ, до самой ея смерти!
   Онъ всхлипнулъ носомъ и вытеръ глаза заскорузлой рукой.
   -- Такъ что же?-- спросилъ Ярмеръ.
   -- Ну, я и подумалъ,-- продолжалъ онъ всхлипывая,-- что жаль будетъ, если окажется, что она сдѣлала все задаромъ.
   -- Что сдѣлала?
   -- Продала любовь своей юности за деньги и почетъ -- и останется не при чемъ, да еще попадетъ въ богадѣльню послѣ его смерти. Потому что, если бы завѣщаніе не нашлось, никто, вѣдь, не дастъ ей ни полушки. И я подумалъ, что это непреложный индстикъ судьбы, чтобы я убилъ юстиціи совѣтника, а она осталась бы вдовой съ хорошимъ доходомъ. И за это она должна благодарить свою прежнюю любовь, хотя такъ позорно и измѣнила ей!
   -- И потому вы и пришли заявить о своемъ преступленіи, Касперъ?
   -- Да, для того, чтобы она могла получить то, что ей причитается!
   -- Но вы сами?-- спросилъ Ярмеръ, серьезно глядя на него.-- Подумали ли вы о томъ, что васъ ожидаетъ?
   Касперъ поднялъ голову, глубоко и шумно вздохнулъ, и всѣ мышцы лица его задрожали, какъ отъ беззвучныхъ.рыданій. Потомъ вымолвилъ отъ всего сердца, проникновенно и съ видимымъ облегченіемъ:
   -- Ну что-жъ!.. кончится теперь дурная, безпутная жизнь!
   -- Вы согласны подтвердить все, что говорили здѣсь, завтра на допросѣ?
   -- Все, до послѣдняго слова!
   Ярмеръ положилъ руку на его плечо.
   -- Да, стало быть, вы теперь арестованы, Касперъ!
   -- Іисусе Христе!.. Да, стало быть, такъ.
   -- Идите за мной!-- сказалъ Ярмеръ, направляясь къ конторѣ.
   Касперъ сдѣлалъ два шага. Піотомъ остановился, оглянулся на другихъ, точно ища у нихъ помощи.
   -- Да... только вотъ въ чемъ дѣло!-- началъ онъ, поглаживая лѣвой рукой бортъ пиджака.
   Ярмеръ обернулся.
   -- Что у васъ еще на душѣ?
   -- А развѣ мнѣ не дадутъ рюмочку или двѣ?-- вымолвилъ онъ тихо, заикаясь.
   -- Зачѣмъ?
   Умоляюще переводя кроткіе каріе глаза съ одного на другого, онъ сказалъ тѣмъ же жалобнымъ тономъ:
   -- Я всегда слышалъ, что когда преступники сами откровенно признаются, то имъ даютъ водки, пива и закуски, сколько ни пожелаютъ.
   Докторъ положилъ руку на его плечо, стараясь поймать его взглядъ своими маленькими, острыми глазками.
   -- Жалко, что ты загубилъ себя изъ-за этого, Касперъ-Солдатъ!-- сказалъ онъ.-- Признайся, сидя на пригоркѣ и размышляя, ты, навѣрно, подумалъ, что недурно бы пойти и заявиться судьѣ, потому что, въ награду, получишь водки, которой тебѣ хотѣлось?
   Касперъ взглянулъ на него и чистосердечно кивнулъ:
   -- Это вѣрно, докторъ!-- Они не могутъ отказать тебѣ, если ты чистосердечно признаешься!-- подумалъ я.
   -- Тебѣ дадутъ столько водки, сколько захочешь!.. объ этомъ похлопочу я, Касперъ-Солдатъ!
   -- Но, дорогой докторъ!..-- Ярмеръ испуганно поднялъ на него свои блѣдные, честные глаза.
   -- Развѣ вы не видите,-- докторъ раздраженно подтянулъ брюки,-- развѣ вы не видите, что этотъ человѣкъ долженъ быть переданъ мнѣ? Онъ не преступникъ. онъ боленъ... боленъ оттого, что всю жизнь боролся съ здоровыми, естественными инстинктами, которые общество осудило. Но природу нельзя поработить. Все, чему не даютъ свободы, что постоянно подавляется, то ищетъ себѣ пути въ глубинѣ, разслабляетъ и отравляетъ весь организмъ... Пьянство, сумасшествіе, мономанія!.. И потомъ, въ одинъ прекрасный день нарывъ лопается. Простой булавочный уколъ -- достаточный поводъ!.. Повѣрьте мнѣ,-- еслибы ему сегодня дали столько водки, сколько ему было нужно, то старый Хильсеэ не былъ бы убитъ!.. Поэтому его мѣсто въ больницѣ!
   Докторъ выпрямился и пошелъ къ конторѣ.
   -- Урядникъ тамъ?-- спросилъ онъ.
   -- Онъ въ передней!-- отвѣтилъ Ярмеръ.
   -- Ну, вотъ, и отлично! Вдвоемъ мы съ нимъ справимся! Докторъ положилъ руку на цлечо Каспера.
   -- Идемъ со мной, Касперъ! я дамъ тебѣ водку, которую ты заслужилъ!
   Тупые, каріе глаза вспыхнули внезапной животной радостью.
   Онъ сдѣлалъ неудачную попытку распрямить спину, и предвкушеніе водки заставило его задрожать всѣмъ тѣломъ.
   Ведя его передъ собой, докторъ вышелъ въ контору.
   

IV.

   Ярмеръ провелъ рукой по лбу и улыбнулся усталыми, нервными глазами.
   -- О, дорогая!-- сказалъ онъ.-- Какъ все это удивительно!.. Точно въ сказкѣ!.. Только что все было такъ мрачно, а сейчасъ все снова свѣтло и радостно!
   Фру Хельвигъ стояла у рояля, погруженная въ глубокое раздумье.
   -- А фрекенъ Синдаль?-- спросила она.
   -- О, не напоминай мнѣ!-- Тѣнь внезапнаго страданья мелькнула по его утомленному лицу.-- Я постараюсь позабыть ее!
   Ея большіе, сѣрые глаза испытывающе впивались въ его глаза. Тогда онъ снова провелъ рукой по лбу и проговорилъ:
   -- Я хочу думать о томъ, что Эллемуръ спасена. Хочу думать, что убійца найденъ. Развѣ тутъ не видно участія Провидѣнія, дорогая?.. Сначала этотъ страхъ -- и ребенокъ спасенъ... Потомъ разочарованіе послѣ надежды -- и все же убійца является въ лунномъ свѣтѣ и самъ отдается въ мои руки!.. Развѣ это не похоже на испытаніе?
   Фру Хельвигъ выпрямилась и подошла къ нему. Наконецъ-то, рѣшеніе было принято:
   -- Испытаніе, которое надо выдержать!-- сказала она.
   Ярмеръ не слышалъ торжественнаго тона.
   -- Да, -- сказалъ онъ,-- и мы его выдержали... теперь все снова хорошо.
   -- Нѣтъ, испытаніе только начинается!
   На этотъ разъ онъ замѣтилъ, какъ дрожалъ ея голосъ.
   -- О чемъ ты говоришь?-- спросилъ онъ, неувѣренно взглядывая въ ея сѣрые глаза, такъ странно сверкавшіе на бѣломъ лицѣ.
   -- Самое тяжелое еще осталось!
   -- Я тебя не понимаю!-- сказалъ онъ, пугаясь торжественной серьезности ея тона.
   -- Научила ли тебя чему-нибудь эта ночь?
   -- Что ты хочешь сказать?
   Онъ снова изумленно и испуганно взглянулъ на нее; такою онъ никогда не видалъ ее раньше.
   -- Я желала бы, чтобъ ты узналъ хоть половину того, что узнала я съ тѣхъ поръ, какъ закатилось солнце!
   Лицо ея вдругъ озарилось лучемъ радости, а большіе глаза наполнились прозрачными слезами.
   Онъ смотрѣлъ на нее, раскрывъ ротъ.
   -- Дорогая... почему ты такъ, взволнована?
   Глаза ея сіяли сквозь слезы, верхняя губа поднялась въ скорбной улыбкѣ:
   -- О! я такъ невыразимо счастлива въ эту минуту, хотя и должна причинить тебѣ большое горе!
   -- Хельвигъ?-- воскликнулъ онъ въ ужасѣ, отклоняюще простирая къ ней руку.
   Она подошла къ нему и взяла его руку обѣими своими.
   -- О, мой другъ!-- страстно воскликнула она,-- еслибъ ты могъ чувствовать моимъ сердцемъ!.. Еслибъ ты могъ видѣть моими глазами, которые теперь раскрылись -- ты порадовался бы со мною, что наконецъ-то, наконецъ-то я рѣшилась...
   -- На что?спросилъ онъ, задыхаясь.
   -- Быть честнымъ и естественнымъ человѣкомъ! О, соберись съ силами, Ярмеръ!.. Постарайся на минуту забыть твое положеніе, чинъ, должность... деньги, почетъ, общественное мнѣніе и все!
   Ярмеръ выдернулъ руку.
   -- Не отдаляйся!-- молила она въ экстазѣ.-- Это такъ важно и для тебя, и для меня, и для всѣхъ насъ!
   -- Я не понимаю тебя!.. Зачѣмъ мнѣ забывать?
   Она снова поймала его руку и крѣпко ухватилась за нее:
   -- Живи одну минуту только своимъ сердцемъ!.. Будь на минуту добрымъ и справедливымъ человѣкомъ, какой ты въ сущности и есть!
   Ярмеръ смотрѣлъ на нее въ мучительномъ предчувствіи:
   -- Хельвигъ... что съ тобой?
   Ея расширенный, восторженный взоръ охватывалъ его слабую фигуру съ силой, которой онъ не могъ противостоять:
   -- Обѣщай, что ты постараешься, Кнудъ!
   -- Да.. да!-- пробормоталъ онъ.-- Только бы она поскорѣе говорила!
   -- И скажи мнѣ: была-ли между мною и тобою, хоть на минуту, настоящая, живая любовь?.. та любовь, что похожа на рокъ?.. Нѣтъ, отвѣчай не сразу!.. Подумай, но подумай сердцемъ! Была-ли я когда-нибудь такъ необходима для твоей жизни, чтобы ты ради меня забылъ положеніе, имя и честь?
   Ярмеръ высвободилъ руку, избѣгая ея взгляда, но не отвѣчалъ.
   Хельвигъ схватила его за локоть.
   -- Ты знаешь!-- сказала она убѣжденно, почти съ угрозой.-- Это правда!
   Ярмеръ не могъ освободиться отъ властнаго взгляда ея глазъ, мѣшавшаго ему подумать о поставленномъ ею вопросѣ. Но онъ чувствовалъ, сердцемъ сознавалъ, что она права.
   Онъ молча склонилъ голову, а она выпустила его руку и спросила тихо, точно дѣло, въ сущности, было такъ просто и ясно:
   -- Такъ зачѣмъ же намъ жить вмѣстѣ?
   -- Но, дорогая,-- Ярмеръ вздрогнулъ, точно кто-нибудь ударилъ его по лицу.
   Фру Хельвигъ продолжала тѣмъ же тихимъ, равнодушнымъ тономъ:
   -- Ты, вѣдь, не захочешь отнимать у другого его право и собственность?
   -- У другого?-- переспросилъ онъ, замирая.
   -- Есть человѣкъ, который любитъ меня... любитъ до того, что забылъ все... положеніе, имя и честь, ради меня!.. Который пошелъ бы въ тюрьму, еслибъ дѣло шло о моемъ счастіи!
   Ярмеръ смотрѣлъ на нее, словно она вдругъ сдѣлалась ему чужою. Голосъ былъ другой, глубже и горячѣе. Такого сіяющаго выраженія въ большихъ, экзальтированныхъ глазахъ онъ никогда не видѣлъ. Даже осанка измѣнилась -- стала болѣе гордой, непреклонной.
   -- А ты?.. дорогая... ты сама?-- пробормоталъ онъ въ глубокомъ смятеніи.
   Она не смотрѣла на него. И отвѣтила, точно говоря кому-то третьему, невидимо присутствовавшему среди нихъ.
   -- Женщина любитъ того, кто больше предлагаетъ... кто даетъ все!.. Можетъ быть, мы сами этого не знаемъ, потому что не имѣемъ естественныхъ инстинктовъ. Но въ одинъ прекрасный день, когда уже поздно... когда мы со слѣпа совершаемъ путь уже съ другимъ, что-то вдругъ приходятъ къ намъ въ свѣтлую, тихую лѣтнюю ночь... и вызываетъ наружу все, что заложено въ насъ невѣдомо для насъ самихъ!
   Ярмеръ начиналъ понимать. Онъ наклонилъ голову, и накипавшія слезы жгли его нервные, усталые глаза.
   Она не замѣтила этого. И продолжала, какъ должна была теперь, когда ледъ былъ сломанъ.
   -- Итакъ, это пришло ко мнѣ... и захватило меня противъ моей воли! И теперь я стою и спрашиваю, смѣю-ли я поступить наперекоръ судьбѣ. Теперь, когда дѣло идетъ о моемъ счастьѣ... и о счастьѣ того, кто владѣетъ моимъ сердцемъ -- я должна сказать тебѣ все! Пока Эллемуръ находилась въ опасности, я не смѣла. Я боялась -- не знаю сама, чего!.. Теперь нѣтъ больше выбора!
   Она обернулась къ нему, устремивъ на него рѣшительный и торжественный взглядъ большихъ глазъ:
   -- Когда я выходила за тебя замужъ, Кнудъ Ярмеръ, сердце мое принадлежало другому мужчинѣ; но я не считалась съ этимъ. Я узнала власть его только позже; я догадывалась о ней только позже; я догадывалась о ней только иногда, въ сумерки, когда оставалась одна; но сегодня ночью я увидѣла ее воочію. Теперь я знаю ее настолько, что не могу уже бѣжать отъ нея, она поработила меня!
   -- Кого же ты любила?-- спросилъ онъ, тупо смотря на нее.
   -- Вернера Хильсеэ!
   -- Хильсеэ -- ты?..
   -- Ты долженъ знать все... все то, что я должна была бы сказать тебѣ, если бъ послѣдовала своему первому побужденію. Только случай виноватъ въ томъ, что я не сдѣлалась совсѣмъ его въ то время, когда еще не была съ тобой знакома.
   Ярмеръ сѣлъ ошеломленный. Закрывъ лицо руками, онъ шепталъ про себя:
   -- Это слишкомъ... Боже мой... Боже мой!
   Хельвигъ положила руку на его плечо.
   -- Вспомни, что ты обѣщалъ мнѣ!-- просила она въ экстазѣ.-- Думай сердцемъ! Ты, вѣдь, никогда не любилъ меня, теперь я знаю это,
   Ярмеръ отнялъ руки отъ лица и, безпомощно глядя въ пространство, сказалъ съ горькимъ страданіемъ:
   -- И это говоришь ты... мать моего ребенка... послѣ четырехъ лѣтъ супружества!
   -- О, думай же сердцемъ!-- она наклонилась къ нему въ сильномъ возбужденіи и страстно схватила его за плечи.-- Забудь о бракѣ и положеніи, и о всемъ, что касается общества. Или, дѣйствительно, все это можетъ перевѣсить твое собственное и мое счастье... теперь, когда ты знаешь все?
   -- Мое счастье?-- спросилъ онъ горько, почти съ улыбкой.
   -- Да... потому что, когда мы разстанемся, то ты будешь свободенъ!.. и можешь тоже исправить ошибку и зажить настоящей жизнью... не той, какой требуетъ твое положеніе, а той, какую подскажетъ тебѣ сердце.
   -- А ребенокъ?-- глухо спросилъ онъ.-- Эллемуръ?
   Фру Хельвигъ провела руками по вискамъ, словно собирая всѣ свои силы. Потомъ взглянула на него съ горестной улыбкой:
   -- Развѣ ты ей не дороже? Она всегда больше любила тебя.
   -- Меня и фрекенъ Синдаль!-- сказалъ онъ, какъ бы думая вслухъ.
   -- Да... и Зельму Синдаль!
   Она помолчала съ минуту, пытливо всматриваясь въ его усталое блѣдное лицо.
   -- Подумай и о ней.
   Онъ не отвѣчалъ.
   -- Помнишь, какъ ты принялъ близко къ сердцу... вспомни, какъ ты только что взволновался, когда подумалъ...
   Какая-то мысль забрезжила въ немъ -- какъ лучъ свѣта среди всего этого мрака.
   -- Хильсеэ и ты?-- спросилъ онъ, вставая и стараясь связать все, случившееся въ эту ночь.-- Значитъ, это не она!.. Значитъ, онъ приходилъ къ тебѣ, когда меня не было, а не къ ней.
   Отъ внезапной радости кровь хлынула къ его блѣднымъ щекамъ.
   -- Теперь я понимаю!.. чтобы покрыть тебя, она приняла вину ма себя?.. О, слава Богу!.. такъ, значитъ, она невинна!
   

V.

   Въ балконную дверь постучали.
   Фру Хельвигъ вздрогнула отъ радостнаго предчувствія.
   -- Войдите!-- крикнула она.
   Стеклянная дверь отворилась, и Вернеръ Хильсеэ вошелъ въ комнату.
   -- Простите, фру!-- сказалъ онъ, взглянувъ на нее съ страннымъ блескомъ въ темныхъ глазахъ.-- Но приключеніе снова приводить меня сюда въ эту необыкновенную ночь.
   -- Я это знала!-- сказала она, прижимая руку къ груди.
   Ярмеръ выпрямился и, подойдя къ нему, спросилъ смущенно:
   -- Чѣмъ могу служить вамъ?
   Вернеръ обернулся къ нему и сказалъ холоднымъ, дѣловымъ тономъ, не глядя на него:
   -- Проходя по межѣ къ Кирпичному Заводу, я нашелъ у самой садовой ограды вотъ этотъ бумажникъ. Онъ былъ пустъ; но я счелъ нужнымъ передать его судьѣ, потому что онъ принадлежалъ юстиціи совѣтнику Хильсеэ.
   Ярмеръ взялъ бумажникъ и равнодушно взглянулъ на него.
   -- Убійца выдалъ себя самъ!-- сказалъ онъ машинально.-- Одинъ сумасшедшій изъ здѣшняго села.
   И вдругъ въ блѣдныхъ глазахъ его вспыхнулъ огонекъ невольнаго злорадства.
   -- Вмѣстѣ съ тѣмъ, могу сообщить вамъ, что въ числѣ бумагъ, находившихся въ бумажникѣ, оказалось и завѣщаніе, о которомъ говорила іомфру Бергъ.
   -- Что же въ немъ говорится?
   -- Прочтите сами!
   Ярмеръ отыскалъ документъ среди бумагъ, лежавшихъ на курительномъ столикѣ, и передалъ его Хильсеэ.
   Вернеръ развернулъ его и прочелъ; краска залила его лицо до корней волосъ. Затѣмъ, медленно сложивъ бумагу, онъ обернулся къ фру Хельвигъ и сказалъ:
   -- Приключеніе оказалось недлиннымъ, фру!.. Сказка о богатимъ наслѣдникѣ уже кончена!
   Она обняла его сіяющимъ взоромъ большихъ, сѣрыхъ глазъ:
   -- Но начинается новая, Вернеръ Хильсеэ!
   Что такое?.. Онъ быстро взглянулъ на нее.
   -- Фру Ярмеръ?-- произнесъ онъ робко и неувѣренно.
   -- Женщина, всегда стремившаяся къ вѣрному и опредѣленному, и желавшая пользоваться всеобщимъ уваженіемъ...
   -- Что же она?..
   Темные глаза его со страхомъ впивались въ нее; онъ не смѣлъ вѣритъ...
   -- О, ее точно подмѣнили!-- воскликнула она, улыбаясь ему сквозь слезы.-- Приключеніе пришло къ ней въ лѣтнюю ночь и раскрыло ея сердце!
   -- Это серьезно?-- спросилъ онъ тихо, дрожащимъ голосомъ.
   -- Она сдѣлалась естественнымъ человѣкомъ!-- сказала Хельвигъ, протягивая ему обѣ руки.
   -- Хельвигъ Ленфельдтъ!-- воскликнулъ онъ, чуть не съ рыданіемъ хватая ее за руки и сжавъ ихъ съ такой силой, что она поморщилась; но она не обратила вниманія на боль.
   -- Когда онъ сказалъ о завѣщаніи, -- продолжала она,-- когда я услышала, что ты снова бѣденъ... какъ въ тотъ вечеръ, когда униженный и умоляющій стоялъ въ моей комнатѣ... въ тотъ вечеръ, когда ты долженъ былъ взять меня, какъ мужчина беретъ женщину, которая принадлежитъ ему... я знала, что перемѣна во мнѣ совершилась. Я перестала бояться, преисполнилась радости и желанія, потому что знала! что это все равно случится...
   -- Что?-- спросилъ Вернеръ въ неописуемомъ волненіи.
   -- Что я буду бороться за любовь и счастье... объ руку съ тобой, Вернеръ нагнулся и поцѣловалъ ея дорогія руки.
   Но вдругъ вспомнилъ, кто находится здѣсь, кромѣ нихъ. Повернувъ голову къ Ярмеру, онъ старался прочесть, что происходитъ въ его душѣ:
   -- А твой... а герръ Ярмеръ?-- спросилъ онъ, запинаясь.
   Фру Хельвигъ старалась поймать взглядъ Ярмера, стоявшаго съ опущенной головой, неподвижно смотря въ пространство, блѣднаго и усталаго.
   -- Ярмеръ знаетъ теперь мое сердце,-- сказала она, наконецъ,-- и признаетъ твои права!
   

VI.

   Дверь изъ столовой растворилась, и тихо вошла Зельма Синдаль. Она была въ пальто и медленно шла по комнатѣ, съ большими, синими глазами, еще прозрачными отъ слезъ.
   Замѣтивъ Вернера Хильсеэ, она остановилась, пораженная. Когда она увидѣла, что онъ стоитъ, держа фру Хельвигъ за руки, румянецъ залилъ ея щеки; и ротъ ея искривился отъ внезапной боли, при взглядѣ на Ярмера, поспѣшно отвернувшаго голову.
   Все мужество ея пропало. Она бросилась къ фру Хельвигъ, восклицая въ сильномъ волненіи.
   -- О, фру Ярмеръ! Что вы сдѣлали! Что вы сдѣлали!
   Но фру Хельвигъ смотрѣла на нее сіяющими глазами:
   -- То, что правильно, и что я должна была сдѣлать!
   Фрекенъ Зельма уже не взвѣшивала своихъ словъ. Она дала волю своему сердцу и сказала горячо и откровенно:
   -- Какъ вы могли разсказать это ему?
   Тогда Ярмеръ медленно обернулся. Онъ взглянулъ на нее блѣдными, усталыми глазами и спросилъ въ глубокомъ волненіи:
   -- Фрекенъ Синдаль... зачѣмъ вы приняли на себя такую большую вину?
   Она вспыхнула, какъ огонь, и пухлые пальцы нервно теребили перчатку, которую она держала въ рукѣ.
   Тогда онъ подошелъ къ ней.
   -- Вы сдѣлали это для того, чтобы покрыть преступленіе Хельвигъ?-- спросилъ онъ.
   Она опустила глаза и закусила губу, но не отвѣчала.
   -- Или вы сдѣлали это изъ состраданія ко мнѣ?-- продолжалъ онъ тихо, дрожащимъ голосомъ.
   Ея большіе, синіе глаза на секунду встрѣтились съ его взглядомъ. Затѣмъ она опустила голову, но ничего не сказала.
   Онъ стоялъ нѣсколько времени, смотря на нее.
   Наконецъ, онъ обрѣлъ даръ рѣчи:
   -- Какъ много вы могли дать!.. И какъ быстро я подумалъ о васъ дурно! Простите меня!-- прибавилъ онъ тихо.
   Въ эту минуту фру Хельвигъ обѣими руками обняла бѣлокурую головку Зельмы.
   -- Дорогой... дорогой... другъ!-- сказала она со слезами въ голосѣ.-- Вы были лучшей матерью для Эллемуръ, чѣмъ я!.. Когда я уѣду, останьтесь съ ней!
   Зельма съ минуту стояла, шатаясь, точно не зная, куда ей направиться.
   Но вдругъ волненіе окончательно обезсилило ее.
   -- О, фру Ярмеръ!-- воскликнула она, съ рыданьемъ прижимаясь къ ея плечу.
   

VII.

   Въ раскрытой балконной двери стоялъ докторъ Сюльтъ, указывая на сѣверо-востокъ, гдѣ заалѣло небо.
   -- Смотрите!-- сказалъ онъ восторженно, своимъ глубокимъ, чуть сиповатымъ голосомъ.-- Смотрите, занимается заря. Нимфы и Эльфы ложатся на покой. Змѣй прячетъ голову въ вѣтвяхъ бѣлой сирени, и Панъ испуганно убѣгаетъ въ свои лѣса.
   Онъ повернулся отъ двери и вошелъ въ комнату.
   -- Но мы, бѣдные смертные, вступаемъ въ новый день, и никто не знаетъ, что онъ принесетъ намъ!
   Фру Хельвигъ подняла голову и проговорила убѣжденно и съ ликованіемъ:
   -- Нѣтъ, докторъ теперь мы это знаемъ!
   Остановившись посреди комнаты, онъ окинулъ ихъ всѣхъ однимъ быстрымъ взглядомъ своихъ маленькихъ, острыхъ, съ затаеннымъ юморомъ, глазъ.
   Потомъ всплеснулъ толстыми, мохнатыми руками и воскликнулъ:
   -- Что, развѣ я этого не думалъ! Развѣ я этого не зналъ! О, да благословитъ васъ Богъ, дорогіе друзья!-- сказалъ онъ, идя къ нимъ съ распростертыми объятіями.
   Онъ остановился, ища какого-нибудь торжественнаго выхода для своей радости.
   -- Кажется, здѣсь было немножко виски?-- спросилъ онъ, оглядываясь.
   Фрекенъ Зельма подняли голову и, улыбаясь сквозь слезы, указала на столъ:
   -- Вотъ, стоитъ вашъ дурной инстинктъ, докторъ Сюльтъ.
   Онъ съ удовольствіемъ потеръ руки, подошелъ къ столу и налилъ четыре стакана.
   -- Да!-- сказалъ онъ, поднимая свой стаканъ.-- Развѣ это не то, что я всегда говорилъ! Да здравствуютъ инстинкты... и хорошіе, и дурные!

Конецъ.

"Современный Міръ", NoNo 1--3, 1907

   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru