Аннотация: Сцѣны и характеры. Изъ романа Роды Броутонъ: "Second Thoughts", by Rhoda Broughton. Перевод, вступительное слово -- Ольги Поповой. Текст издания: "Вѣстникъ Европы", No 1, 1883.
НАШЛА КОСА НА КАМЕНЬ Сцѣны и характеры
Изъ романа Роды Броутонъ: "Second Thoughts", by Rhoda Broughton.
Рода Броутонъ, по самому характеру своего таланта, занимаетъ въ англійской литературѣ совершенно особое мѣсто. Она не рисуетъ яркихъ, бытовыхъ картинъ, не придумываетъ замысловатыхъ фабулъ, а замыкается исключительно въ интимной семейной жизни, картины которой, подъ ея перомъ, дышатъ поэзіей, правдой и теплотой. Интересъ ея произведеній, главнымъ образомъ, психологическій; мало кто изъ современныхъ романистовъ лучше ея умѣетъ нарисовать нравственный обликъ, особенно женскій; ея любимыя героини -- существа крайне несовершенныя, но въ силу этихъ самыхъ несовершенствъ, тѣмъ еще болѣе живыя и реальныя. Миссъ Броутонъ не задается никакими широкими общественными задачами и идеалами, она, своей манерой, напоминаетъ живописцевъ-жанристовъ;-- самыя обыденныя сцены ежедневной жизни не кажутся ей недостойными ея кисти, она съ любовью отдѣлываетъ детали, что и придаетъ ея произведеніямъ особенную симпатичность. Одна изъ ея любимыхъ темъ -- переворотъ, какой производить любовь въ самой необузданной женской натурѣ; но никогда еще, насколько намъ помнится, она не изображала этого явленія подъ тѣмъ угломъ зрѣнія, подъ какимъ оно представляется въ "Second Thooghts",-- этомъ симпатичнѣйшемъ изъ ея романовъ. Джильяна -- главная изъ героинь миссъ Броутонъ, полюбившая человѣка, который стоитъ выше ея въ нравственномъ отношеніи; при безграничной гордости этой, весьма талантливо очерченной, молодой личности, подобный фактъ значительно усложняетъ вопросъ и даетъ возможность перу писательницы выказать всѣ тонкости ея анализа душевныхъ движеній во всемъ блескѣ.
I.
Романъ начинаегся очень оригинальною сценой; наканунѣ новаго года все семейство почтеннаго сквайра Марло, съ чадами, домочадцами и гостями, въ числѣ которыхъ есть и личности очень полновѣсныя, занимается святочнымъ гаданьемъ, прыгая, лишь только часы пробили полночь, черезъ двѣнадцать зажженыхъ свѣчей; тотъ, кому удастся благополучно совершить такой прыжокъ, будетъ счастливъ въ теченіе цѣлаго года; тотъ, кто погаситъ одну изъ свѣчей, испытаетъ различныя невзгоды въ соотвѣтствующемъ ей мѣсяцѣ, если погасла первая -- въ январѣ, вторая -- въ февралѣ и т. д.
Всѣ присутствующіе могутъ льстить себя надеждой,-- въ предстоящемъ году ихъ ожидаютъ однѣ радости, такъ какъ они побѣдоносно вышли изъ испытанія,-- всѣ, кромѣ молодой племянницы сквайра, Джильяны Латимеръ: ея участь еще не рѣшена. Она стоитъ въ нерѣшимости, высоко приподнявъ шлейфъ бархатнаго платья и слегка наклонивъ впередъ свой стройный станъ.-- Скорѣй! кричатъ ей со всѣхъ сторонъ. Она прыгаетъ и, о ужасъ! три первыя свѣчки гаснутъ. Со всѣхъ сторонъ сыплются выраженія сочувствія; Джильяна -- любимица старика-дяди, въ домѣ котораго, со смерти его жены, играетъ роль хозяйки; дѣти его также ее обожаютъ и очень смущены такой неудачей.
-- Январь, февраль, мартъ,-- смѣясь считаетъ по пальцамъ красавица,-- чтожъ! мои несчастія по крайней мѣрѣ скоро кончатся.-- Но несмотря на свое кажущееся хладнокровіе, она предпочла бы, еслибъ прыжокъ совершился благополучно. На другой день все веселое общество, усердно работавшее надъ убранствомъ ёлки, отдыхаетъ отъ трудовъ,-- въ это время Джильянѣ подаютъ карточку.
-- Докторъ Бернетъ! съ недоумѣніемъ читаетъ она.-- Ничего не понимаю.
Пока они съ дядей думаютъ да гадаютъ, кто бы это могъ быть,-- самъ незваный посѣтитель появляется въ комнатѣ и, окинувъ взглядомъ всю группу, обращается въ Джильянѣ съ вопросомъ:
-- Я обращаюсь къ миссъ Латимеръ?
-- Это мое имя,-- съ удивленіемъ отвѣчаетъ она.
-- Въ такомъ случаѣ я долженъ просить васъ немедленно удѣлать мнѣ пять минутъ для бесѣды, съ глазу на глазъ, о важномъ дѣлѣ.
-- Если вы по дѣлу, вамъ слѣдуетъ обратиться къ моему дядѣ, мистеру Марло,-- замѣчаетъ она, горделивымъ движеніемъ руки указывая на хозяина дома.
-- Извините, но дѣло мое касается васъ.
Тонъ, его такъ рѣшителенъ, что приходится сдаться.
-- Въ такомъ случаѣ неугодно ли послѣдовать за мной,-- съ натянутой вѣжливостью говоритъ Джильяна, переходя въ сосѣднюю гостиную. Она остается на ногахъ, желая этимъ дать понять непрошенному собесѣднику, что разговоръ долженъ быть непродолжителенъ; докторъ захлопываетъ за собою дверь и, ставъ противъ нея, говоритъ:
-- Вамъ, вѣроятно, совершенно неизвѣстно -- кто я такой?
-- Не имѣю этой чести,-- съ леденящимъ и величавымъ поклономъ, отвѣчаетъ Джильяна.
-- Понятно,-- нетерпѣливо обрываетъ онъ, сердито сверкнувъ глазами.-- Я докторъ вашего отца, и онъ послалъ меня за вами.
-- За мной!-- съ ужасомъ и уже безъ всякаго величія восклицаетъ она;-- быть не можетъ!
-- Отчего же?-- холодно отзывается онъ;-- казалось бы вполнѣ естественно человѣку желать видѣть свое единственное дѣтище у своей постели.
Краска бросилась ей въ лицо отъ его укоризненнаго тона.
-- Мнѣ кажется,-- надменно замѣчаетъ она,-- что пока человѣку неизвѣстны всѣ обстоятельства дѣла, онъ не долженъ позволять себѣ выражать своего мнѣнія.
-- А если они ему извѣстны?
-- Въ такомъ случаѣ, я не понимаю, какъ отецъ могъ согласиться дать вамъ подобное порученіе.
-- Для васъ должно имѣть значеніе само порученіе, а не побужденія пославшаго. Полноте,-- продолжаетъ онъ болѣе примирительнымъ тономъ,-- я только орудіе, фактъ остается въ своей силѣ -- отецъ послалъ за вами, и такъ какъ вы несовершеннолѣтняя, вы должны ѣхать.
-- Должна?-- повторяетъ Джильяна, уязвленная повелительнымъ тономъ послѣднихъ словъ;-- извините, если я не соглашусь съ вами; да позвольте еще спросить: какія полномочія привезли вы съ собою?
Не отвѣчая ничего, онъ опускаетъ руку въ боковой карманъ, откуда вытаскиваетъ клочекъ бумаги, и передаетъ его Джильянѣ.
На этомъ клочкѣ знакомымъ ей, дрожащимъ, неровнымъ старческимъ почеркомъ написано:
Она поднимаетъ глаза на доктора, и ея взглядъ, полный глубокой, вызывающей вражды, встрѣчается съ его взглядомъ. Джильяна вообще неохотно повинуется кому бы то ни было, но повиноваться безусловно этому грубому, дерзкому незнакомцу -- ей невыносимо. Кровь ея кипитъ. Она то краснѣетъ, то блѣднѣетъ.
-- Порученіе ваше, я полагаю, исполнено? спрашиваетъ она тихимъ голосомъ, съ дрожью въ губахъ, поспѣшно направляясь съ двери.
-- Постойте!-- восклицаетъ онъ, безцеремонно становясь между нею и дверью.-- Вечерній поѣздъ отходитъ изъ Варнфорта пять минутъ девятаго, будете ли вы... Но вы должны быть готовы выѣхать съ этимъ поѣздомъ.
-- Благодарю васъ,-- говоритъ она холоднымъ тономъ, съ едва замѣтнымъ наклоненіемъ головы;-- но мнѣ нѣтъ надобности затруднять васъ моими сборами: это мое дѣло.
-- И мое также,-- грубо заявляетъ онъ, выведенный изъ терпѣнія ея тономъ и дерзкимъ выраженіемъ ея сѣрыхъ главъ,-- такъ какъ мы должны ѣхать вмѣстѣ.
-- Вмѣстѣ!-- сердито повторяетъ она,-- извините, я не вижу въ этомъ никакой необходимости.
-- Отчего-бы вамъ, право, не быть болѣе благоразумной?-- принимается онъ усовѣщивать ее.-- Пріятно-ли вамъ это или нѣтъ, а придется исполнить приказаніе единственнаго человѣка въ мірѣ, имѣющаго право вамъ приказывать. Не проще ли было бы сдѣлать это охотно, чѣмъ неохотно? Если,-- продолжаетъ онъ строже, съ оттѣнкомъ сильнаго сарказма,-- ни долгъ, ни привязанность для васъ ничего не значатъ, можетъ быть, вы послушаетесь голоса собственнаго интереса. Могу васъ увѣрить, что, упорствуя въ своемъ отказѣ, вы гораздо болѣе повредите себѣ и собственной будущности, чѣмъ кому-нибудь другому. Отецъ вашъ боленъ, и...
-- Да боленъ ли онъ?-- вся закраснѣвшись, спрашиваетъ Джильяна,-- въ этомъ весь вопросъ. Вамъ, можетъ быть, извѣстно, что онъ три раза въ моей жизни посылалъ за мной точно также, экспромтомъ. Разъ меня подняли среди ночи, а, пріѣхавъ къ нему, я убѣдилась, что это была чистая фантазія, капризъ, вызванный желаніемъ показать свою власть надо мной. Онъ былъ такъ же здоровъ, какъ мы съ вами.
Она остановилась, еле переводя духъ.
-- На этотъ разъ онъ не такъ же здоровъ, какъ мы съ вами,!-- спокойно возражаетъ Бернетъ,-- не бойтесь!
Новое молчаніе, враждебное со стороны Джильяны, холодно выжидательное со стороны доктора.
-- Поѣздъ,-- заговорилъ докторъ,-- отходитъ изъ Карнфорта пять минутъ девятаго; отсюда до станціи семь миль, такъ какъ дорога тяжелая, и намъ слѣдуетъ выѣхать не позже семи часовъ.
Онъ съ поклономъ отворяетъ ей дверь, и она поспѣшно выходитъ, склонивъ голову на грудь. Она неузнаваема.
До отъѣзда остается еще полъ-часа. Джильяна сидитъ съ дядей въ его кабинетѣ, отдавая ему послѣднія инструкціи, голова ея покоится у него на плечѣ, слезы текутъ изъ глазъ. Погода ужасная,-- вѣтеръ такъ и воетъ.
-- Чѣмъ я заслужила путешествіе въ полтораста миль, въ такую ночь и въ такомъ обществѣ?
-- А можетъ быть, онъ окажется премилымъ малымъ?-- утѣшаетъ ее дядя; но она ничему не внемлетъ.
-- Гдѣ Гриффитсъ? скажите, что я жду ее,-- приказываетъ она слугѣ.
-- Она отправилась впередъ, на извощикѣ, съ вещами,-- докладываетъ тотъ.-- Джильяна, рѣшившаяся-было не обмѣняться со своимъ спутникомъ ни единымъ словомъ, обращается къ нему съ вопросомъ.
-- Вы, вѣроятно, пожелаете курить? Человѣка намъ брать незачѣмъ, а потому вы можете ѣхать на козлахъ.
-- Благодарю васъ,-- отвѣчаетъ докторъ,-- я не курю, а такъ какъ уже схватилъ насморкъ, то, съ вашего позволенія, сяду въ карету.
На дворѣ бушуетъ мятель; провожающіе кричатъ ей, чтобъ она скорѣй садилась; больше ничего не остается, какъ повиноваться. Сѣли, лошади подхватили, шестичасовой tête-à-tête начался. Одно и то же мѣховое одѣяло закрываетъ имъ колѣни; они оба твердо рѣшились причинять другъ другу какъ можно больше непріятностей. Джильяна забилась въ уголъ, стараясь, чтобъ ни одна складка ея шубы не коснулась его. Они выѣхали на большую дорогу. Снѣгъ глубокъ, но лошади сильны, такъ что бояться нечего, Джильяна спокойно предается своимъ мыслямъ. Передъ нею возникаютъ картины прошлаго, она заглядываетъ въ будущее, мысленно останавляваясъ на фигурѣ почти незнакомаго ей старика-отца, который, по годамъ, могъ бы быть ей дѣдомъ. Она никогда не жила съ нимъ, да и мать ея провела послѣдніе годы своей короткой и безупречной жизни вдали отъ него; съ дядей Марло отецъ тоже не знался. Движеніе спутника вывело нашу героиню изъ задумчивости. Послышалось чирканье спичкой, которую докторъ поднесъ къ свѣчкѣ въ небольшомъ, каретномъ фонарикѣ.
-- Вамъ свѣтъ не мѣшаетъ?-- спросилъ онъ отрывисто,-- если нѣтъ, мнѣ пріятно было бы почитать. Никто изъ насъ разговаривать не желаетъ, а для меня очень интересно спокойно почитать съ часокъ.
-- Пожалуйста не стѣсняйтесь, мнѣ совершенно все равно.
Это неправда; тщетно старается Джильяна возвратиться къ прерваннымъ размышленіямъ, лично ей огонь не мѣшаетъ, голова ея въ тѣни. Свѣтъ падаетъ только на книгу да на пальцы Бернета, переворачивающіе страницы; его фраза: "Никто изъ васъ разговаривать не желаетъ", неотвязно преслѣдуетъ ее:-- какъ онъ смѣлъ это сказать? Вскорѣ ее начинаетъ мучить любопытство, ей смертельно хочется узнать, что читаетъ ея спутникъ; она понемногу придвигается и заглядываетъ черезъ его плечо,-- оказывается статья о греческой антологіи. Проходятъ нѣсколько минуть. Она прочла полторы страницы и забыла мятель, отца, Бернета, себя, глаза ея такъ и бѣгаютъ по строчкамъ; но посреди какой-то особенно заманчивой фразы неумолимая рука переворачиваетъ страницу...
-- Что вы сказали?-- спрашиваетъ Бернетъ, вскинувъ на нее глава.
-- Ни-и-чего,-- бормочетъ она,-- я только кашлянула.
Добрались, наконецъ, путники и до желѣзнодорожной станціи, гдѣ надо ждать прихода ночного поѣзда; оказывается, что ни горничной, ни вещей еще нѣтъ. Поѣздъ приходитъ, и Бернетъ проситъ Джильяну садиться поскорѣй въ вагонъ; тщетно протестуетъ она, увѣряя, что не поѣдетъ безъ горничной; но попрежнему побѣда остается за нимъ, благодаря его спокойной настойчивости. Наступаетъ вторая половина ненавистнаго tête-à-tête; теперь ей легче только въ томъ отношеніи, что они могутъ сидѣть дальше другъ отъ друга. Погода стояла еще ужаснѣе. Съ той сторона, гдѣ усѣлась Джильяна, спущено окно; Бернетъ подходитъ и, безъ дальнихъ разговоровъ, хочетъ поднять его. Она, въ сущности, очень довольна, но какой-то безсмысленный капризъ заставляетъ ее воскликнуть.
-- Пожалуйста не поднимайте.
-- Не поднимать,-- вы не шутите?
-- Конечно, не шучу, я люблю воздухъ.
-- Такъ наслаждайтесь имъ на здоровье;-- съ этимъ онъ возвращается въ свой уголъ и надѣваетъ пальто.
Минутъ черезъ пять раскаяніе овладѣваетъ Джильяной: ледяной вѣтеръ такъ и обдаетъ ей лицо, въ ея жилахъ нѣтъ ни капли незастывшей крови. Искоса посматриваетъ она на своего врага, который, опустивъ голову на грудь и надвинувъ шляпу на глаза, какъ будто спитъ глубокимъ сномъ,-- и осторожно пробуетъ поднять злополучное окно. Окоченѣвшія руки отказываются ей служить, окно не подается. Она перемѣняетъ мѣсто, вѣтеръ съ изморозью и тутъ настигаетъ ее, она садится спиной къ локомотиву -- все тщетно, вагонъ превратился въ ледникъ. Она снова взглядываетъ на сосѣда -- спитъ себѣ какъ младенецъ. На глазахъ ея навертываются слезы и тутъ-то, наконецъ, раздается его голосъ!
-- Чтожъ! все продолжаете любить воздухъ, или съ васъ довольно?
Она молча указываетъ на окно, но онъ этимъ не довольствуется.
-- Запереть, запереть!-- шепчетъ она почти сквозь слезы, причемъ зубы ея стучатъ такъ сильно, что словъ почти разобрать нельзя. Въ минуту окно поднято; Бернетъ возвращается на свое мѣсто и чихаетъ нѣсколько разъ.
Медленно тянется время; бѣдная Джильяна такъ прозябла, что не можетъ думать ни о чемъ, кромѣ того, что ей холодно; усталый спутникъ продолжаетъ спать. Въ часъ ночи они пріѣзжаютъ въ Лондонъ; въ самомъ мрачномъ настроеніи духа выходитъ "путешественница по-неволѣ" изъ экипажа у подъѣзда дома, занимаемаго отцомъ. Тутъ ее ожидаетъ рядъ пріятныхъ сюрпризовъ. Больной, въ минуту досады, распустилъ всю прислугу,-- Джильяна пріѣзжаетъ въ пустой домъ, гдѣ нѣтъ никого, кромѣ сидѣлки и работницы; комната, которую Бернетъ приказалъ для нея приготовить, въ ужасномъ видѣ, даже огонь порядочно не разведенъ въ каминѣ. Но вотъ что всего хуже: тотчасъ по пріѣздѣ до ушей ея, пока она стояла на площадкѣ передъ комнатой отца, сквозь неплотно притворенную дверь долетѣлъ слѣдующій разговоръ паціента съ докторомъ:
-- Такъ вотъ вы наконецъ,-- капризнымъ тономъ говорилъ старческій голосъ,-- пріятно думать, что вы не торопились.
-- Я пріѣхалъ такъ скоро, какъ могъ,-- послышался спокойный отвѣтъ.
-- И привезли съ собой мою Корделію?
-- Миссъ Латимеръ здѣсь; угодно вамъ видѣть ее сейчасъ?
-- Господи, твоя воля!.. къ чему торопиться. Время терпитъ.
II.
Ночь, проведенная Джильяной почти безъ сна, наконецъ миновала. Кое-какъ сдѣлавъ свой туалетъ и наскоро напившись чаю, она для развлеченія бродитъ по незнакомому, пустому дому. Въ этой квартирѣ она въ первый разъ,-- въ послѣдній ея пріѣздъ отецъ занималъ другую. Молодая дѣвушка отворяетъ одну дверь за другою, съ упорствомъ жены Синей-Бороды. Вездѣ ее встрѣчаетъ одна и та же картина: свернутые ковры, сложенныя занавѣски, мебель, канделябры, картины, статуи и бюсты въ чахлахъ. Ею наконецъ овладѣваетъ чувство, похожее на кошмаръ: долго ли придется жить здѣсь среди всѣхъ этихъ мѣшковъ? Она пробирается въ библіотеку, и только-что погрузилась въ чтеніе заинтересовавшей ее книги, какъ сидѣлка приходитъ звать ее къ отцу. Въ комнатѣ полумракъ, постель стоитъ въ углубленіи, такъ-что, только подойдя въ ней вплотную, Джильяна ясно видитъ больного. Онъ молчитъ и не протягиваетъ ей даже руки; она наклоняется и робко его цѣлуетъ.
-- Господи!-- восклицаетъ онъ съ досадой,. вытирая лицо тонкимъ платкомъ,-- какъ холодна твоя щека! Я думаю, что мы отложимъ повтореніе этой церемоніи -- безсрочно.
При этой истинно отеческой рѣчи щеки ея загораются ярымъ румянцемъ. Оскорбленная гордость и уязвленное чувство мѣшаютъ ей отвѣтить, она молча киваетъ головой.
-- Долженъ извиниться, что не могъ принять тебя вчера вечеромъ,-- продолжаетъ старикъ съ ироніею, тономъ холодной, условной вѣжливости.-- Надѣюсь, что путешествіе твое было пріятное.
-- Пріятное!-- трагически восклицаетъ она; но, опомнившись, продолжаетъ нѣсколько спокойнѣе: -- Я и сама бы пріѣхала, незачѣмъ было посылать за мной, какъ за какимъ-нибудь капризнымъ ребенкомъ.
-- Пріѣхала бы?-- равнодушно повторяетъ онъ:-- но все же лучше было обезпечить себя, по крайней мѣрѣ, Бернетъ такъ говорилъ -- это была его мысль.
-- Его мысль!-- съ досадой повторяетъ она;-- а съ чего онъ выдумалъ имѣть какія бы то ни было мысли на этотъ счетъ?
-- Спроси его,-- капризно отвѣчаетъ больной.-- Если желаешь кому-нибудь сдѣлать сцену по этому поводу, пожалуйста избери доктора. Какъ тебѣ кажется,-- почти молящимъ голосомъ, продолжаетъ онъ,-- въ предѣлахъ ли возможнаго, для тебя позабавить, развлечь старика?
-- Считаю это дѣйствительно невѣроятнымъ,-- тихимъ и нетвердымъ голосомъ отвѣчаетъ она.-- Но, хотя я не умѣю забавлять, а все же, можетъ быть, могу быть полезной. Позволите попытаться?
-- Боже милостивый! нѣтъ,-- сказалъ онъ съ тономъ крайняго раздраженія,-- позволь просить тебя и не пробовать. Ничто въ мірѣ не могло бы мнѣ быть непріятнѣе. Неужели ты вообразила, что я послалъ за тобой, чтобъ ты дѣлала мнѣ постель и варила аррорутъ? Если это такъ, пожалуйста разочаруйся.
Она не отвѣчаетъ, да и что на это отвѣтить?
-- Еслибъ ты могла разсмѣшить меня!-- продолжаетъ онъ,-- разсказавъ какой-нибудь оригинальный скандальчикъ, какое-нибудь "bon mot"! Ахъ,-- оборвалъ онъ себя и сердито отбросилъ голову на подушку: -- вотъ, вотъ чѣмъ нехорошо долго жить, что тысячу разъ переслушаешь всѣ остроты, какія когда-либо были сказаны.
Блѣдный лучъ солнца прокрался сквозь полу-спущенныя занавѣсы и упалъ на его больное и капризное лицо. Сердце Джильяны переполнилось состраданіемъ,
-- Боюсь, что не знаю никакихъ забавныхъ исторій,-- кротко отвѣчаетъ она;-- но если хотите, я могу вамъ почитать что-нибудь -- серьезное.
Минутное молчаніе. Больной приподнялся и теперь сидитъ, подперши блѣдное лицо исхудалой рукой.
-- Благодарю,-- говоритъ онъ съ насмѣшливымъ поклономъ,-- ты очень добрая дѣвушка, я чрезвычайно горжусь такой дочерью; но долженъ тебѣ признаться, что не особенный охотникъ до пасторовъ въ юбкахъ. Я слышалъ, что въ ближайшей церкви очень усердное духовенство: еслибъ мнѣ понадобились услуги этихъ господъ, можешь быть увѣрена, что я пошлю за ними. Умѣешь ты читать по-французски?
-- Немножко.
-- Попробуемъ,-- съ нѣкоторымъ оживленіемъ проговорилъ больной, указывая дочери на столъ, покрытый иностранныии журналами, газетами, романами.
Чтеніе начинается. Познанія Джильяны по части французскаго языка не превосходятъ поананій большинства молодыхъ англичанокъ; къ довершенію бѣды ей попался газетный фельетонъ, переполненный драматическимъ, артистическимъ и литературнымъ "argot" нашихъ дней, намеками на жизнь парижскихъ клубовъ и театровъ, совершенно непонятными для людей непосвященныхъ. Она прочла столбца полтора, точно попугай, и наконецъ рѣшилась спросить у своего безмолвнаго слушателя: какъ ему нравится ея чтеніе?
-- Чрезвычайно,-- отвѣчаетъ онъ съ иронической улыбкой; выговоръ у тебя несравненный, и ты, очевидно, ничего не понимаешь, но если не считать этихъ мелочей, лучшаго и желать нельзя.
Бѣдная импровизированная лектриса ожидала похвалъ. Она сердито кладетъ газету на столъ и покраснѣвъ, замѣчаетъ:
-- Дома всегда находили, что у меня прекрасный выговоръ.
-- Фрейлейнъ Шварцъ, гувернантка моихъ кузинъ, всегда говорила, что приняла бы меня за француженку, не знай она, что ф англичанка.
-- Право? бѣдная фрейлейнъ.
-- Продолжать?-- довольно добродушно спрашиваетъ Джильяна.
-- Довольно на сегодня,-- отвѣчаетъ больной съ легкимъ, злобнымъ смѣхомъ.-- Хорошенькаго понемножку. Надо что-нибудь оставить и на завтра. А теперь извини откровенность больного: я буду очень радъ, если ты оставишь меня.
Съ этими словами онъ указываетъ рукою на дверь, и она, съ полными слезъ главами и низко опущенной, бѣлокурой головкой, поспѣшно выходитъ изъ комнаты. Куда дѣвалось ея пресловутое вліяніе на всѣхъ окружающихъ?
Послѣ этого знаменательнаго свиданія прошло два дня. Джильяну опять забыли, отецъ даже не требуетъ ее къ себѣ. Ни разу не выходила она изъ дому изъ боязни не быть на лицо, когда ее позовутъ. Наконецъ, настаетъ желанная минута, за ней посылаютъ сидѣлку; но и за этотъ разъ она выноситъ мало отраднаго изъ свиданія съ отцомъ. Старикъ избралъ ее мишенью своихъ насмѣшекъ, онъ какъ будто усердно ищетъ случая оскорбить, унизить ее. Бернетъ, сжалившись надъ нею, совѣтуетъ ей пойти прогуляться, она, какъ всегда, принимаетъ слова его очень недружелюбно, но нѣжный родитель, узнавъ въ чемъ дѣло, приказываетъ ей исполнить совѣтъ доктора, остроумно замѣчая, что сидя взаперти она можетъ испортить свой цвѣтъ лица, а женщина съ дурнымъ цвѣтомъ лица то же, что прошлогодній календарь. Нечего дѣлать, приходится сдѣлать видъ, будто повинуешься. Бѣдная узница возвращается въ библіотеку и принимается за книгу, оставленную при появленіи сидѣлки. Но ей не читается, на душѣ слишкомъ тяжело, она ради развлеченія смотритъ въ окно; дверь быстро отворяется, и Бернетъ входитъ.
-- Здѣсь и огня нѣтъ, что это значитъ?
-- Мнѣ не холодно,-- отвѣчаетъ она, хотя посинѣлое лицо говоритъ противное.
-- Вы такъ и не выходили?
-- Нѣтъ, не имѣла ни малѣйшаго намѣренія.
-- Отчего? вамъ это было бы полезно.
-- Не хотѣлось,-- надменно отвѣчаетъ она,-- да я и не признаю за вами права мнѣ приказывать.
-- Какъ съ вами должно быть тяжело жить,-- говоритъ онъ точно про себя, пристально и почти съ состраданіемъ глядя на нее.
-- Никто никогда мнѣ этого не говорилъ!-- восклицаетъ она въ ужасѣ.-- Съ какого права вы, совершенно посторонній человѣкъ, выступаете противъ меня съ такимъ обвиненіемъ?
-- Сужу о васъ потому, какой васъ видѣлъ,-- невозмутимо отвѣчаетъ онъ,-- всегда невѣжливой, совершенно неблагоразумной.
-- Зачѣмъ привезли вы меня сюда? На что я вамъ? Какое могло быть у васъ побужденіе? было же оно, но какое?
Онъ задумчиво смотритъ на нее.
-- Побужденіе у меня было, отвѣчаетъ онъ;-- но вы, по причинамъ извѣстнымъ только вамъ, такъ сильно предубѣждена противъ меня, что не повѣрите, еслибъ я и сказалъ вамъ. Когда, нибудь узнаете.
-- Полезна я, пріятна здѣсь кому-нибудь?-- продолжаетъ она.-- Ухаживаю я за нимъ, облегчаю хоть сколько-нибудь сидѣлку?
-- Нисколько!
-- Такъ отчего не отпустите вы меня домой?-- настаиваетъ она, со слезами въ голосѣ,-- къ людямъ, которые находятъ возможнымъ жить со мной и труднымъ обходиться безъ меня.
Онъ слегка приподнимаетъ брови.
-- Неужели вы такъ необходимы?
-- Необходима,-- горячо отвѣчаетъ она,-- Все, что въ домѣ дѣлается -- дѣлаю я, вспомнить не могу, какъ имъ тяжело безъ меня!
-- Утѣшьтесь, вѣроятно вполовину не такъ, какъ вы воображаете.
-- Я не хочу васъ оскорблять, но повѣрьте мнѣ, ничье отсутствіе особенно не замѣчается. Всякій разъ, какъ кто-нибудь выбудетъ изъ рядовъ, является десять человѣкъ на его мѣсто.
-- Жалкое утѣшеніе.
-- Обидное для нашего самолюбія; но тѣмъ не менѣе оно такъ; сто разъ, въ теченіе моей практики, я имѣлъ случай въ этомъ убѣдиться. Въ вашей волѣ ѣхать или оставаться. Вы знаете, каковъ былъ бы мой совѣть, а я знаю, насколько онъ въ глазахъ вашихъ не имѣетъ никакого значенія. Доброй вечеръ!
Джильяна остается. Въ тѣхъ же безотрадныхъ условіяхъ проходятъ двѣ недѣли. По чьему-то распоряженію для нея прибрали одну изъ маленькихъ гостиныхъ; тамъ постоянно топится каминъ, красуются цвѣты, въ этой комнатѣ проводитъ молодая дѣвушка длинные январьскіе дни за книгой, за работой. Иногда она просиживаетъ цѣлые часы у постели больного, читаетъ ему вслухъ на малознакомыхъ ей языкахъ, пока голосъ не измѣнитъ и глаза не разболятся. Единственнымъ утѣшеніемъ служатъ ей письма изъ дому, жалобы дяди на безпорядокъ въ домѣ, изліянія кузины Эмиліи, царапанье шестилѣтняго Дика -- бальзамъ для ея наболѣвшаго сердца; какъ бы ей хотѣлось показать эти посланія Бернету, который осмѣлился усомниться въ томъ, что она полезна. Изъ разговора съ отцомъ Джильяна наконецъ узнала, чему слѣдуетъ приписать сильное вліяніе доктора на паціента: десять лѣтъ тому назадъ старый кутила былъ приговоренъ къ смерти лондонскими медицинскими знаменитостями; Бернетъ его спасъ, за что старикъ и величаетъ его "единственнымъ честнымъ человѣкомъ".
Медленно тянутся скучные дни, больной все слабѣетъ. Правда, онъ еще заставляетъ читать себѣ вслухъ французскіе романы и посмѣивается про себя при воспоминаніи о своихъ похожденіяхъ. Но съ каждымъ днемъ смѣхъ становится слабѣе, отрывокъ изъ Золя или Белло короче. При видѣ его безпомощности, даже нетерпѣливая Джильяна становится терпѣливой.
Отецъ теперь все чаще и чаще зоветъ ее, все неохотнѣе отпускаетъ; онъ убѣдился, что она двигается безъ шуму, что руки ея всегда холодны, что она сильна -- словомъ, хорошая сидѣлка.
Онъ еще поддразниваетъ ее понемножку, но относится въ ней, какъ будто, теплѣе прежняго. Съ Бернетомъ у Джильяны невольное перемиріе; имъ часто приходится говорить глазами чтобъ не раздражать больного шепотомъ, совѣщаться за дверью его комнаты, доктору давать, а ей покорно выносить приказанія. За этими, повидимому, добрыми отношеніями таится прежняя вражда.
Наступаетъ первое февраля, день теплый, говорящій о близости весны; но въ комнатѣ больного стоитъ душный, спертый воздухъ. Джильяна провела почти сутки на ногахъ, отцу все хуже и хуже. Настаетъ вечеръ, уже восемь часовъ, дѣвушка просто падаетъ отъ усталости и, выбравъ минуту, когда больной задремалъ, она пробралась къ себѣ въ комнату, сняла платье, накинула пейуаръ и бросилась на постель, разсчитывая проснуться черезъ полчаса.
Среди ночи ее будитъ стукъ въ дверь, она вскакиваетъ, отворяетъ, передъ нею стоитъ Бернетъ съ лицомъ, еще болѣесерьёзнымъ, чѣмъ обыкновенно.
-- Идемъ,-- говоритъ онъ.
-- Ему хуже?
-- Да.
-- Это -- это конецъ?
-- Да.
Она молча слѣдуетъ за нимъ. Всѣ три окна спальной -- настежъ, у кровати сюитъ сидѣлка и машетъ большимъ вѣеромъ, и всего этого воздуха недостаточно для бѣдныхъ, надрывающихся легкихъ. Умирающій почти сидитъ на постели, поддерживаемый со всѣхъ сторонъ подушками; взглядъ сознательный, пересохшія губы раскрыты. Джильяна стоитъ у него въ ногахъ я смотрятъ на него широко раскрытыми, блестящими глазами. Отъ времени до времени она глубоко вздыхаетъ, какъ бы воображая, что это ему поможетъ. Она сама не сознаетъ, что крупныя слезы текутъ по ея щекамъ. Каково же ея изумленіе, когда она слышитъ голосъ отца.
-- Пожалуйста... не плачь,-- говоритъ онъ,-- никто... никогда отъ меня... ничего... не добился... слезами. Улыбки, милая моя, улыбки...
Въ почти угасшемъ голосѣ слышится тонъ стараго фата. Она не въ силахъ этого вынести. Ей кажется, что сердце ея готово разорваться, она выбѣгаетъ изъ комнаты, садится на верхней ступенькѣ лѣстницы, закрываетъ лицо руками и рыдаетъ.
Когда она подняла голову, Бернетъ стоялъ возлѣ нея.
-- Неужели вы ничего не можете сдѣлать?-- почти гнѣвно спрашиваетъ она.
-- Ничего.
-- Вы совершенно безсильны?
-- Совершенно.
-- Чтожъ толку въ вашемъ искусствѣ? О, это жестоко! если оно такъ ужасно теперь, чтоже бываетъ, когда любишь человѣка? Вы знаете все,-- это ваше ремесло, чѣмъ это кончится?
-- Скоро все кончится,-- отвѣчаетъ онъ.
-- Неужели въ цѣломъ мірѣ нѣтъ человѣка, который любилъ бы его? О, какъ бы я была благодарна, еслибъ хоть собака о немъ пожалѣла!
Она почти съ мольбой заглядываетъ въ серьезные глава своего собесѣдника, надѣясь,-- онъ скажетъ, что огорченъ. Скажи онъ это, она вѣроятно назвала бы его лицемѣромъ, но ей досадно на его молчаніе.
Собравшись съ духомъ, она возвращается въ комнату больного, гдѣ и проводитъ всю ночь съ сидѣлкой и докторомъ. На разсвѣтѣ слышится слабый шепотъ:
-- Гдѣ... Бернетъ?
-- Я здѣсь.
-- Вѣроятно... представленіе... почти... кончено?
-- Почти.
Небольшая пауза, исхудалая рука умирающаго ищетъ руки его единственнаго друга и слабо ее пожимаетъ.
Бернетъ не отвѣчаетъ, но его рука ласково сжимаетъ безсильные пальцы.
-- Еслибы... вы... подарили... мнѣ... еще десять!
Это были послѣднія слова Томаса Латимера.
III.
Все кончено, даже похороны. Дядюшка Марло пріѣхалъ изъ своего помѣстья, чтобъ проводить до могилы родственника, съ которымъ не имѣлъ никакихъ сношеній въ теченіе пятнадцати лѣтъ. Отъ покойника не осталось ничего кромѣ завѣщанія, въ которомъ онъ сдѣлалъ распоряженія относительно двухъ-сотъ съ чѣмъ-то тысячъ фунтовъ, которыхъ, несмотря на все желаніе, не могъ захватить съ собой. Распоряженія эти очень странны; добродушный сквайръ увѣряетъ свою племянницу, что ни одинъ составъ присяжныхъ не затруднится признать завѣщателя сумасшедшимъ. Джильяна возражаетъ, утверждая, что "не отца слѣдуетъ винить". Дядя отправляется въ клубъ, она остается одна. На столѣ горитъ лампа, но Джильянѣ ничего дѣлать не хочется. Голова усиленно работаетъ, все на одну тему. Размышленія ея прерваны появленіемъ камердинера дяди, который докладываетъ:
-- Докторъ Бернетъ желаетъ васъ видѣть.
-- Скажите, что я занята.
-- По очень важному дѣлу.
-- Передайте, что я не желаю его принять.
-- Но это ваша обязанность,-- восклицаетъ другой голосъ, и Бернетъ врывается въ комнату, безъ всякихъ церемоній выталкиваетъ лакея и запираетъ дверь.
-- Какъ вы смѣете навязывать мнѣ свое общество, когда я не желаю васъ видѣть?-- говоритъ она задыхаясь.
-- Смѣю,-- отвѣчаетъ онъ.-- Добровольно, или нѣтъ, но вы выслушаете меня!
Вмѣсто отвѣта, она поспѣшно направляется въ двери, но онъ предупредилъ ее, преградивъ ей дорогу. Лицо его блѣдно, какъ смерть; обыкновенно спокойные и проницательные глаза горятъ.
-- Вы, конечно, знаете, что я пришелъ говорить съ вами объ этомъ... завѣщаніи.
-- Понятно!
-- Содержаніе его вамъ извѣстно?
-- Да.
-- Мистеръ Латимеръ оставилъ все свое состояніе въ земляхъ, деньгахъ, домахъ и пр.-- вамъ, подъ условіемъ, чтобы, по достиженіи совершеннолѣтія, вы вышли за меня; въ противномъ случаѣ, все состояніе достанется мнѣ. Все это вамъ извѣстно?
Онъ говорилъ очень быстро, точно стараясь какъ можно скорѣй съ этимъ покончить. Она отвѣтила однимъ, едва замѣтнымъ наклоненіемъ головы.
-- Если бы, съ другой стороны,-- продолжаетъ онъ,-- я отказался жениться на васъ, все состояніе достается вамъ, безъ всякихъ ограниченій, предоставляется въ ваше полное распоряженіе.
На это она отвѣчаетъ только легкой, презрительной улыбкой.
Онъ отошелъ отъ двери и приблизился къ ней шага на два.-- Вы, конечно, отдадите мнѣ справедливость, признавъ, что все это поразило меня не менѣе, чѣмъ васъ?
-- Извините меня, но я отказываюсь отвѣтить на этотъ вопросъ.
-- Возможно ли?-- говоритъ онъ, точно во снѣ, схватившія за спинку стула.-- Если ваше мнѣніе обо мнѣ таково, позвольте мнѣ, не теряя ни секунды, успокоить васъ. Позвольте сказать вамъ, что я окончательно отказываюсь отъ всякаго участія въ этомъ безумномъ условіи, позвольте васъ увѣрить, не честью, такъ какъ вы не предполагаете, чтобъ она у меня была, во всѣмъ, что для васъ священно -- если что-нибудь подобное существуетъ -- что я скорѣй готовъ позволить содрать съ себя хожу за-живо, чѣмъ жениться при такихъ условіяхъ.
Теперь онъ болѣе не нуждался въ стулѣ. Онъ сталъ передъ ней, выпрямившись, весь блѣдный.
Джильяна не находитъ отвѣта, но смутно сознаетъ, что до настоящей минуты она не понимала этого человѣка.
-- Такъ вотъ, чего вы боялись -- продолжаетъ онъ, послѣ небольшой паузы, голосомъ выражающимъ только самое холодное, спокойное, безграничное презрѣніе. Конечно, съ такой опасностью шутятъ нельзя. Такъ вотъ разгадка поведенія, которое казалось внѣ необъяснимымъ, и надъ чѣмъ я ломалъ себѣ голову!
Ея большіе глаза не отрываются отъ его лица.
-- Если вы припомните,-- продолжаетъ онъ въ томъ же тонѣ,-- вы разъ спросили, что побудило меня привезти васъ сюда? Тогда я не понялъ, къ чему клонился вашъ вопросъ. Теперь знаю. Дѣло очень просто. Я уже давно зналъ о равнодушіи отца вашего къ вамъ -- равнодушіи, граничащемъ съ антипатіей, и началъ опасаться, какъ бы онъ не вздумалъ лишить васъ наслѣдства, завѣщавъ все свое состояніе какому-нибудь благотворительному учрежденію.
Онъ остановился на минуту, чтобы перевести духъ.
Джильяна опустилась на стулъ и по прежнему не сводила глазъ съ суроваго, блѣднаго лица доктора.
-- Я слыхалъ, что вы хороши собой,-- продолжаетъ онъ -- красота,-- какъ вамъ извѣстно, всегда имѣла надъ нимъ большую власть. Я подумалъ, что если онъ увидитъ васъ еще разъ, вамъ можетъ быть удастся, хотя бы въ послѣднюю минуту, заслужить его расположеніе.
-- Довольно,-- молитъ она; но докторъ не обращаетъ на ея слова никакого вниманія.
-- Мнѣ было васъ жаль, да, въ сущности говоря, мнѣ и до сихъ поръ вась жаль. Съ большимъ трудомъ добился я отъ него разрѣшенія послать за вами. Вы знаете, какъ вы меня встрѣтили. Вѣроятно, подозрѣнія ваши возникли въ первую же минуту нашего знакомства.
Джильяна все ниже и ниже опускаетъ голову и закрываетъ лицо руками.
-- Рано вамъ быть такой подозрительной,-- продолжаетъ онъ тономъ, въ которомъ звучитъ почти состраданіе,-- вы не должны были еще встрѣтить въ жизни много разочарованій. Неужели простая честность -- такое рѣдкое качество въ вашихъ глазахъ, что вы не могли приписать ее даже совершенно незнакомому человѣку, который не сдѣлалъ вамъ никакого зла, и охотно былъ бы вамъ полезенъ по мѣрѣ силъ, если бы вы ему это позволили? Я вамъ дамъ добрый совѣтъ, не толкуйте въ неблагопріятную сторону всѣхъ самыхъ простыхъ, человѣческихъ поступковъ. Можетъ быть, васъ когда-нибудь и обманутъ; но, говоря вообще, вы будете счастливѣе.
Съ этими словами онъ вышелъ изъ комнаты.
На другой день, Джильяна проснулась "новымъ человѣкомъ". Никогда еще никто не относился къ ней съ презрѣніемъ, а она прочла это чувство на суровомъ лицѣ Бернета и, что всего хуже, должна была сознаться, что заслужила его. Ей страшно мучительно, стыдно. Всего тяжелѣе встрѣтиться съ дядей, сказать ему, что "интриганъ", о козняхъ котораго она такъ самоувѣренно говорила ему наканунѣ, "отказался отъ нея". Какъ бы то ни было, приходится сойти въ столовую и пройти черезъ это испытаніе. Добрякъ мистеръ Марло въ восторгѣ отъ благопріятнаго оборота, какое приняло дѣло, и только изъ разговора съ нимъ племянница узнаетъ, что отецъ назначилъ Бернета ея опекуномъ на случай, еслибы бракъ не состоялся, по не согласію съ его стороны. Изъ новаго разговора съ Бернетомъ, который является къ ней въ тотъ же день, она видитъ, что онъ вовсе не намѣренъ отказываться отъ исполненія обѣщанія, даннаго ея покойному отцу быть ея опекуномъ и пріютить ее у себя, до ея совершеннолѣтія. Впрочемъ, обѣщаніе это онъ далъ въ полной увѣренности, что Джильяна одна на свѣтѣ; въ то время, докторъ не подозрѣвалъ о существованіи дядюшки Марло. Оказывается также, что съ нимъ живетъ сестра, старая дѣва, которая ведетъ его хозяйство. До совершеннолѣтія Джильяны остается пять мѣсяцевъ, и этотъ срокъ имъ суждено прожить подъ одной кровлей.
IV.
-- Что за личность его сестра?-- спрашиваетъ себя Джильяна, подъѣзжая съ горничной и чемоданомъ въ дому своего опекуна.-- Онъ говорилъ про нее, какъ про "незамужнюю особу среднихъ лѣтъ", но мало ли что можно понимать подъ этими словами. Очевидно, не молода, не хороша, но что она за женщина? Какъ отнесется ко мнѣ? не предубѣждена ли уже противъ меня заранѣе? Разрѣшить этихъ вопросовъ она не въ силахъ. Миссъ Бернетъ оказывается очень заурядной особой, всѣ заботы которой сосредоточиваются на томъ, какъ бы послаще поѣстъ, да побольше поспать. Она вѣчно лечится отъ воображаемыхъ недуговъ и боится сквозного вѣтра. Привѣтствуетъ она Джильяну вѣжливо, но сухо, и почти съ первой минуты свиданія даетъ ей понять, что имъ незачѣмъ стѣснять другъ друга. Обстановка Бернетовъ довольно богатая, но совершенно безцвѣтная; убранство гостиной всѣми своими деталями говоритъ, что обойщикъ былъ тутъ совершенно предоставленъ самому себѣ; результатъ получился обыкновенный: торжество безвкусія яркихъ, рѣжущихъ глазъ цвѣтовъ. Завтракъ, поданный тотчасъ по пріѣздѣ гостьи, вкусенъ и изобиленъ, онъ доказываетъ, что ѣда занимаетъ первенствующее мѣсто среди помышленій старой дѣвы. Бернетъ встрѣчаетъ Джильяну очень сдержанно даже не протягиваетъ ей руки къ великому изумленью его сестры, твердо увѣренной, что между молодыми людьми большая дружба. На душѣ у Джильяны какъ-то смутно тяжело; чтобы развлечься, она послѣ завтрака, во время котораго почти ни къ чему не прикинулась, идетъ осмотрѣть свои комнаты; ихъ двѣ, спальня и будуаръ, убраны онѣ ихящно, со вкусомъ, даже роскошно и вдобавокъ уютно, полны цвѣтовъ.
"Положительно миссъ Бернетъ добрѣе, чѣмъ кажется,-- рѣшаетъ молодая дѣвушка,-- позаботилась же она обо мнѣ! у нея самой въ гостиной торчитъ всего на все одно резинковое дерево, а здѣсь какая прелесть!"
"А что какъ это не она?" пронеслось въ ея головѣ.
Первый вечеръ своего пребыванія въ домѣ опекуна Джильяна провела съ глазу на глазъ съ его почтенной сестрицей, которая два раза посылала за братомъ, и оба раза получила въ отвѣтъ, что онъ занятъ и не можетъ придти. Даже къ чаю онъ не явился въ гостиную, попросивъ прислать ему чашку въ кабинетъ.
Миссъ Бернетъ была поражена.
-- Странно,-- проговорила она,-- точно будто вы его испугали.
На слѣдующее утро, Джильяна, сойдя къ раннему завтраку, застаетъ брата съ сестрою за оживленномъ споромъ. За ночь выпалъ сильной снѣгъ, которомъ занесло все кругомъ, надо смести его съ крыши.
-- Я бы тебѣ совѣтовалъ взять работниковъ,-- почтительно говоритъ докторъ.
-- Я уже послала за старикомъ Джо,-- рѣшительно возражаетъ его сестра.
-- Если ты припомнишь, вѣдь въ послѣдній разъ онъ явился до такой степени пьяномъ, что болъ рѣшительно ни на что не годенъ.
-- Помню одно, что врагамъ бѣднаго старика угодно было это говорить.
-- Право, Ганна...
-- Никогда не убѣдишь ты меня повернуться спиною къ старому другу въ несчастьи!-- величаво отвѣчаетъ она;-- и не говори! Я послала за старикомъ Джо.
Тѣмъ разговоръ и кончился.
Часъ спустя, Джильяна и миссъ Бернетъ слышатъ страшный трескъ; онѣ бросаются внизъ и застаютъ всѣхъ своихъ домочадцевъ въ небольшомъ корридорчикѣ съ стеклянной крышей, ведущемъ въ комнату, гдѣ у Бернета устроена ванна. Осколки стекла лежатъ на полу; этотъ протеже почтенной миссъ навалилъ груду снѣга да еще бросилъ лопату. Понятно, стеклянная крыша выдержать не могла.
-- Не ушибся, бѣдняга?-- кричитъ миссъ Бернетъ прерывающимся голосомъ.
-- Слава Богу, совершенно невредимъ!-- сухо отвѣчаетъ ей братъ.-- Жаль, что не могу сказать того же о моей бѣдной крышѣ!
Это единственный упрекъ, какой онъ себѣ позволилъ; неудивительно, что Джильяна бросаетъ на него невольный взглядъ, полный состраданія и восхищенія его терпѣніемъ. Она уже до такой степени измѣнила свое первоначальное мнѣніе на его счетъ, правда, сама того не сознавая, что совершенно была изумлена, слыша изъ устъ своихъ пріятельницъ и деревенскихъ сосѣдокъ, сестеръ Тарльтонъ и ихъ родителей, свои же собственные, далеко не лестные отзывы о Бернетѣ, на которые она не скупилась при первомъ свиданіи съ ними, пока жила еще у отца.
Она пробуетъ защищать своего бывшаго врага, но языкъ почему-то отакзывается служить ей. Своими недомолвками она только возбуждаетъ въ Софьѣ, старшей изъ сестеръ, сильнѣйшее желаніе взглянуть на "чудовище", какъ она еще въ шутку продолжаетъ звать злополучнаго доктора. На вопросъ Софьи можно ли навѣстить ее,-- Джильяна отвѣчаетъ, что у нея есть своя маленькая гостиная, гдѣ она съ удовольствіемъ ее приметъ.
Бойкая миссъ сознается, что она имѣетъ другую цѣль и предпочла бы явиться къ завтраку, если только, прибавляетъ она, онъ дома въ это время.
-- Иногда,-- сквозь зубы отвѣчаетъ Джильяна.
-- Такъ я пріѣду; въ которомъ часу вы завтракаете, въ два?
Джильяна на этотъ вопросъ ничего не отвѣчаетъ; Бернеты завтракаютъ въ часъ, единственная ея надежда, что Софья опоздаетъ.
-----
-- Докторъ Бернетъ очень сожалѣетъ, миссъ,-- онъ опять занятъ сегодня, и быль бы вамъ чрезвычайно благодаренъ, если бы вамъ угодно было послать ему чаю въ кабинетъ,-- такъ доложилъ слуга.
Чашки стоятъ вытянувшись въ рядъ, блестящій чайникъ весело распѣваетъ на спиртовой лампѣ, занавѣски спущены, безобразіе яркаго ковра и дорогихъ стульевъ смягчается красноватымъ свѣтомъ огня въ каминѣ. Попугай спитъ, кошка спитъ, міссъ Бернетъ также спитъ или, по крайней мѣрѣ, спала, такъ она теперь снова несомнѣнно бодрствуетъ.
-- Спить!-- восклицаетъ она,-- это непонятно. Скажите брату, что я прошу его придти.
Слуга исчезаетъ и долго не возвращается, Бернетъ также не появляется. Проходитъ десять минутъ.
-- Не будете ли вы такъ добры позвонить?-- спрашиваетъ хозяйка Джильяну.
-- Вы передали мое порученіе?-- строго вопрошаетъ миссъ Бернетъ лакея, явившагося по звонку.
-- Какже.
-- Что сказалъ докторъ?
-- Ничего не сказалъ, сударыня.
Пауза.
-- Онъ не приказалъ заварить себѣ свѣжаго чаю?
-- Нѣтъ, миссъ.
-- Вы можете идти.
Новое молчаніе. Джильяна берется за книгу. Проходитъ съ полчаса.
-- Докторъ Бернетъ такъ и не пилъ чаю,-- говоритъ молодая дѣвушка.
-- Не умретъ отъ этого,-- грубо отвѣчаетъ его сестра, принимаетъ спокойную позу и собирается вздремнуть. Вскорѣ она погружается въ глубокій сонъ. Джильяна закрываетъ книгу. Взглядъ ея переходитъ отъ фигуры спящей къ чайнику и обратно.
-- Этого бытъ не должно,-- говоритъ она, наконецъ, шепотомъ;-- какое безобразіе!
Съ этими словами она направляется къ двери, осторожно ее отворяетъ, еще осторожнѣе затворяетъ за собой, и вотъ она на площадкѣ. Джильяна отважилась на рѣшительный шагъ. Бистро сбѣгаетъ она съ лѣстницы и стучится въ дверь кабинета доктора. "Войдите", раздается оттуда.
Мужество тутъ ее и покидаетъ; самый звукъ голоса, разрѣшающаго ей войдти лишаетъ ее возможности воспользоваться этимъ позволеніемъ. Она колеблется, ей хочется бѣжать, но уже поздно. Дверь отворяется изнутри, и хозяинъ дома стоитъ передъ ней въ выжидательной позѣ.
-- Благодарю васъ, нѣтъ,-- отвѣчаетъ она, стоя на порогѣ.-- Я не задержу васъ и минуты.
-- Чѣмъ могу быть вамъ полезенъ?
-- Вы... вы не пили чаю,-- нерѣшительно отвѣчаетъ она, тогда какъ глаза ея невольно заглядываютъ черезъ его плечо въ комнату, гдѣ стоить хорошій письменный столъ, весело пылаетъ огонь въ каминѣ, и раскрыты книги, говорящія о мирныхъ, научныхъ занятіяхъ.
-- Не пилъ?-- небрежно говорить онъ, пораженный этимъ неожиданнымъ доказательствомъ ея заботливости о немъ.-- Да, дѣйствительно, но это ровно ничего не значитъ.
Джильяна живѣе прежняго чувствуетъ всю неловкость своей выходки и молчитъ въ смущеніи.
-- Впрочемъ, я вижу въ чемъ дѣло,-- говорятъ Бернетъ; -- это все сестра. Право вамъ не слѣдуетъ позволять ей злоупотреблять вашей добротой и давать вамъ порученія.
-- Ошибаетесь. Миссъ Бернетъ спитъ. Я пришла по собственному побужденью.
-- Право!-- сказалъ онъ все съ тѣмъ же вѣжливо-выжидательнымъ выраженіемъ.
-- Я пришла сказать, что не намѣрена... не желаю лишать васъ всякихъ житейскихъ удобствъ.
-- Увѣряю васъ, что вы ни въ чемъ подобномъ не повинны.
-- Невозможно, вы сами поймете, что для меня невыносима мысль, что я изгоняю васъ изъ собственной гостиной.