Аннотация: The crusade of the Excelsior.
Текст издания: Собрание сочинений Брет-Гарта. -- Москва: т-во И. Д. Сытина, 1915. Том пятый.
СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ БРЕТЪ-ГАРТА
Томъ пятый.
Крестовый походъ на "Эксцельсіорѣ".
РОМАНЪ.
ЧАСТЬ I.
I. Первое предзнаменованіе.
4-го августа 1854 г. около мыса Корріентесъ взошедшее солнце освѣтило бурливое, волнующееся море и на немъ шедшій къ Мексиканскому берегу корабль. На востокѣ возвышалась снѣговая вершина Колимы, похожая на привидѣніе. Вздуваясь и наростая, вливался Тихій океанъ широчайшей полосой въ открытый Калифорнскій заливъ.
При свѣтѣ утра было видно, что корабль сдѣлалъ дальній и трудный путь. Потерялась одна стеньга, правый баканецъ свѣсился и бездѣйствовалъ. Но корабль -- это былъ клиперъ -- шелъ все-таки молодцомъ, и палуба его была поразительной чистоты. Хотя было еще довольно темно, но, кромѣ двухъ неизбѣжныхъ вахтенныхъ у руля, на палубѣ стояла еще третья фигура, чистившая шканцы, стулья и диванчики, предоставленные въ распоряженіе пассажировъ корабля. "Эксцельсіоръ", какъ назывался клиперъ, сдалъ свои грузъ въ Кальяо и везъ съ собой пассажировъ въ Калифорнію -- въ видѣ матеріала для мѣстной золотой горячки, только что передъ тѣмъ открывшейся.
Вдругъ на палубѣ произошло движеніе. Изъ невидимой каюты послышалось какое-то неожиданное приказаніе; въ первый разъ оно не произвело никакого дѣйствія; но затѣмъ оно было повторено, и на палубу выбѣжало два, три человѣка, которые взялись за руль, оттѣснивъ вахтенныхъ. "Эксцельсіоръ" сталъ держать курсъ на сѣверо-западъ и, плавно повернувъ, словно распростился съ виднѣвшимся берегомъ, чтобы снова спуститься въ открытое море.
-- Что бы это значило?-- спросилъ одинъ изъ рулевыхъ своего товарища, возвращаясь на мѣсто.
-- Это не шкиперъ приказалъ, онъ вдребезги пьянъ и его не сдвинешь съ мѣста рычагомъ Архимеда. Это навѣрное выдумка помощника.
-- Стало-быть, къ чорту Мазатланъ?
-- Попадешь къ чорту, но не въ Мазатланъ,-- сказалъ третій подошедшій къ нимъ матросъ.
-- Почему?
Подошедшій не отвѣчалъ. Онъ смотрѣлъ на удалявшійся берегъ. На горизонтѣ виднѣлись легкіе клубы дыма
-- Пароходы?
-- Тс!..
Онъ приложилъ палецъ къ губамъ, хотя и безъ того разговоръ велся шопотомъ. На палубѣ появился человѣкъ, очевидно, пассажиръ. Два, три негра, исполнявшихъ обязанности матросовъ, тотчасъ же отошли въ сторону отъ вахтенныхъ.
Пассажиръ этотъ былъ человѣкъ чистенькій, аккуратный, благообразный. Онъ, повидимому, еще не успѣлъ привыкнуть къ жизни на кораблѣ и ходилъ очень неумѣло. Девятый валъ заставилъ его даже ухватиться за канатъ. При всемъ томъ онъ замѣтилъ съ большимъ безпокойствомъ, что корабль перемѣнилъ курсъ.
-- Позвольте узнать, что это значитъ?-- воскликнулъ онъ.-- Зачѣмъ мы повернули? Мы удаляемся отъ берега! Развѣ мы не заѣдемъ въ Мазатланъ?
Оба кормчихъ невозмутимо смотрѣли впередъ, словно не разслышали вопросовъ пассажира. Они имѣли видъ людей, интересующихся только тѣмъ, что дѣлается на водѣ, а палуба и все на ней находящееся ихъ какъ будто совершенно не интересовало. Пассажиръ нетерпѣливо обратился къ третьему матросу:
-- Что за притча? Было рѣшено, что заѣдемъ въ Мазатланъ. Вѣдь у меня тамъ дѣла.
Пассажиръ былъ человѣкъ опытный; онъ понялъ, что дальнѣйшіе разспросы ни къ чему не поведутъ; онъ зналъ также, что въ такихъ случаяхъ не добьешься никакого толка и отъ капитана, даже если онъ и не пьянъ. Поэтому онъ благоразумно вернулся въ каюту.
-- Вы разстроены, дорогой Банксъ?-- спросилъ его чей-то голосъ.-- Должно-быть, не выспались какъ слѣдуетъ. Или, быть-можетъ, вамъ не нравится, что корабль повернулъ? Вы боитесь сильной качки, которая въ открытомъ морѣ всегда сильнѣе?
-- Понятно, я взбѣшенъ!-- рѣзко отвѣтилъ Банксъ.-- Мы повернули, не угодно ли!.. Мы совсѣмъ не заѣдемъ въ Мазатланъ! Просто свинство! Я хочу поговорить съ капитаномъ... Я буду жаловаться!.. Помилуйте, у меня дѣла въ Мазатланѣ... Я жду писемъ...
-- Дѣла, мой дорогой другъ?-- продолжалъ голосъ, слегка иронизируя.-- Успѣете покончить свои дѣла, когда прибудете въ Санъ-Франциско; а письма не пропадутъ, вы ихъ получите въ свое время. Лучше поднимемся на палубу и пошлемъ прощальный привѣтъ мексиканскому берегу -- странѣ Монтецумы и Пизарро. Пойдемте! Посмотримъ на горы, съ которыхъ Бальбоа взиралъ на берега Тихаго океана. Пойдемте!
Собесѣдникъ Банкса, человѣкъ, очевидно, болѣе привычный къ морскимъ путешествіямъ, былъ, однако, одѣтъ въ столь же неподходящій для морского путешествія костюмъ. Бѣлые штаны въ обтяжку, кожаные узкіе сапоги и застегнутый на всѣ пуговицы сюртукъ дѣлали его похожимъ на военнаго; но въ разрѣзъ съ этимъ шли отложной воротникъ рубашки, небрежно завязанный шелковый галстукъ и гладко выбритая добродушная физіономія. Его гладкіе черные волосы, лоснящіеся словно послѣ купанья, были тщательно зачесаны назадъ. Шляпа на затылкѣ придавала ему щеголеватый, ухарскій видъ и вмѣстѣ съ тѣмъ обнажала его высокій бѣлый лобъ.
Онъ взошелъ на "Эксцельсіоръ" въ Кальяо, и пассажиры сразу рѣшили, что это военный. Когда же они разсмотрѣли его за завтракомъ и обѣдомъ поближе, то пришли къ заключенію, что это духовная особа, и попросили его прочитать молитву. Въ довершеніе всего его стали называть "сеніоръ" Перкинсъ, на томъ только основаніи, что онъ отлично говорилъ по-испански.
Прислонившись къ мачтѣ и показывая правою рукою на удаляющійся берегъ, онъ произнесъ:
-- Посмотрите, сэръ! Что за чудесная страна! Страна, въ которой текутъ молочныя и медовыя рѣки. На ея горахъ произрастаетъ флора трехъ климатическихъ поясовъ. А между тѣмъ народъ... подавленный, угнетенный! Это страна угнетеній, заговоровъ, насилія, тираніи, политическихъ смутъ!
-- Ну, и чортъ съ ними!-- раздражительно воскликнулъ Банксъ.-- Но вѣдь поймите, что Мазатланъ -- обширный коммерческій портъ, имѣющій коммерческихъ агентовъ изъ Англіи и всей Америки. Тамъ отдѣленіе бостонской фирмы Поттеръ, Поттсъ и Поттеръ. Ни одна пароходная компанія не можетъ его миновать.
Сеніоръ Перкинсъ задумчиво посмотрѣлъ своими кроткими черными глазами на третьяго матроса, но спустя минуту громко разсмѣялся и, поднявъ голову, вдохнулъ съ видимымъ наслажденіемъ полною грудью свѣжій, морской воздухъ.
-- О,-- воскликнулъ онъ съ восторгомъ,-- это лучше всякихъ дѣлъ, которыя васъ ожидаютъ на зловредномъ берегу, гдѣ свирѣпствуетъ болотная лихорадка! Откройте ротъ и вдыхайте полною грудью чудный тихоокеанскій воздухъ. Развѣ это не восхитительно?
-- Гдѣ капитанъ?-- спросилъ Банксъ, все больше и больше раздражаясь.-- Мнѣ нужно его повидать.
-- Капитанъ,-- отвѣтилъ мистеръ Перкинсъ, улыбаясь и понижая голосъ,-- страдаетъ отъ послѣдствій угощенія и пребываетъ въ своей каютѣ. Прекрасный человѣкъ,-- добавилъ онъ,-- хорошій опытный морякъ и человѣкъ въ высшей степени внимательный къ пассажирамъ. Я непремѣнно предложу поднести ему благодарственный адресъ.
-- Но если онъ валяется въ каютѣ, то кто же за него распоряжается?-- сердито спросилъ Банксъ.
-- Я полагаю, мой другъ, что капитанъ не обязанъ быть вездѣсущимъ. Нѣкоторая власть непремѣнно должна быть предоставлена и другимъ офицерамъ экипажа. Имъ, вѣроятно, лучше насъ извѣстны его намѣренія. Вы, дѣловые люди, всегда слишкомъ безпокоитесь попустому. Отнеситесь къ дѣлу философски. Я съ своей стороны вполнѣ полагаюсь на этихъ людей. Я сажусь на пароходъ или въ вагонъ съ глубокою вѣрою. Я говорю: "Этотъ капитанъ или этотъ кондукторъ лицо отвѣтственное, назначенное для охраны моей безопасности и моего спокойствія; онъ прекрасно знаетъ, что нужно сдѣлать для моей безопасности и для моего спокойствія. Онъ мучится изъ-за насъ, онъ бодрствуетъ днемъ и ночью, чтобы охранять меня и доставить меня туда, куда я ѣду. Зачѣмъ же я еще самъ буду мучиться, чѣмъ инымъ я могу помочь ему, какъ только полнѣйшимъ подчиненіемъ? Почему...
Но тутъ ораторъ былъ прерванъ сильнымъ толчкомъ. "Эксцельсіоръ" покачнулся. Вслѣдъ за тѣмъ послышался женскій крикъ, очень похожій на громкій смѣхъ; чьи-то маленькія ножки затопали по скользкой палубѣ, и внезапно предъ собесѣдниками предстала прелестная фигурка.
Въ тотъ же мигъ были забыты и дѣла и философія. Оба бросились на помощь милѣйшей особѣ, которая чуть не упала отъ качки; но она уже успѣла добраться до перилъ и была въ безопасности.
-- Миссъ Кинъ!-- воскликнули они.
-- Извините!-- сказала молодая дѣвушка, краснѣя и простодушно улыбаясь въ смущеніи.-- Въ каютѣ такая духота и мнѣ казалось такимъ наслажденіемъ подышать свѣжимъ морскимъ воздухомъ. Я поплатилась за свое легкомысліе, очутившись словно на покатой крышѣ дома.
-- Ваша рѣшимость будетъ вознагражднна, -- сказалъ Перкинсъ, любезно приглашая ее сѣсть на придвинутый имъ стулъ.-- Теперь вы въ полнѣйшей безопасности, -- добавилъ онъ, хватаясь рукою за конецъ каната, чтобы самому не упасть.
Молодая дѣвушка посмотрѣла широко раскрытыми глазами на необъятное водное пространство, и вмѣсто улыбки на ея смущенномъ личикѣ изобразилось удивленіе; она даже немного открыла ротикъ. Лучи восходящаго солнца освѣщали гребни волнъ, окрашивая ихъ багрянцемъ и пурпуромъ. Блескъ ихъ напоминалъ блескъ огромныхъ стеклянныхъ глыбъ; казалось, что ударяясь о корабль, они должны со звономъ распадаться, вдребезги. Море какъ будто превратилось въ огромную массу окрашеннаго стекла. Переливы цвѣтовъ ласкали взоръ и никакая кисть не могла бы изобразить ихъ на холстѣ.
-- Алмазная долина Синбада!-- прошептала съ какимъ-то благоговѣніемъ миссъ Кинъ.
-- Приливъ въ Калифорнскомъ заливѣ, какъ говорятъ моряки, -- сказалъ хладнокровно Банксъ.-- Но я рѣшительно не понимаю, почему мы...
-- Калифорнскій заливъ?-- спросила миссъ Кинъ съ выраженіемъ разочарованія на липѣ.-- Слѣдовательно, мы ужъ недалеко!..
-- Но не отъ Калифорніи, милѣйшая миссъ Кинъ, -- сказалъ Перкинсъ, -- а отъ полуострова Калифорнія, который представляетъ собою часть Мексики. Онъ оканчивается мысомъ св. Луки, въ ста миляхъ отсюда; до Санъ-Франциско -- главнаго города Верхней Калифорніи -- намъ еще очень далеко. Мнѣ кажется, что вы съ меньшимъ нетерпѣніемъ ожидаете конца путешествія, чѣмъ нашъ другъ, мистеръ Банксъ.
Улыбка, появившаяся было на лицѣ миссъ Кинъ, снова исчезла и оно приняло озабоченное выраженіе.
-- Путешествіе не показалось мнѣ скучнымъ, -- съ живостью сказала она и затѣмъ, видимо желая перемѣнить разговоръ, спросила: -- Какой это полуостровъ? Когда-то я знала, когда училась въ школѣ.
-- Это полуостровъ, не представляющій никакого интереса, -- рѣзко замѣтилъ Банксъ,-- эти мѣста -- пустыни, тамъ нѣтъ никакой торговли.
-- Не могу согласиться съ вами, -- сказалъ Перкинсъ.-- Насколько мнѣ извѣстно, вдоль берега расположено нѣсколько старинныхъ мексиканскихъ поселковъ, а это доказываетъ, что почва здѣсь плодородная. Впрочемъ, быть-можетъ, намъ удастся поближе ознакомиться съ этой страной, такъ какъ, не посѣтивъ Мазатлана, намъ придется остановиться въ этихъ мѣстахъ, чтобы запастись водой. Всѣ они намъ по пути, тогда какъ, если бы мы посѣтили Мазатланъ, то потеряли бы три дня.-- Замѣтивъ недовольную мину Банкса, Перкинсъ продолжалъ: -- Вѣроятно, такъ и рѣшилъ нашъ капитанъ. Но къ чему загадывать впередъ? Быть-можетъ, капитанъ готовитъ намъ неожиданный сюрпризъ. Миссъ Кинъ, я старался успокоить этого дѣлового человѣка моею философіею, но это мнѣ рѣшительно не удалось. Онъ неисправимъ. Въ настоящую минуту онъ безутѣшенъ, потому что не можетъ получить изъ Мазатлана новѣйшихъ извѣстій о томъ, какъ стоитъ курсъ, тогда какъ ему слѣдовало бы быть благодарнымъ судьбѣ, что она послала ему такой денекъ, когда онъ можетъ подышать чуднымъ морскимъ воздухомъ и хоть немного позабыть о своихъ дѣлахъ.
Шутливымъ актерскимъ жестомъ онъ совершенно развязалъ свой, и безъ того слабо повязанный, галстукъ, еще болѣе вытянулъ концы байроновскаго не накрахмаленнаго воротничка и сталъ жадно вдыхать дѣйствительно чудный утренній морской воздухъ полною грудью, повернувшись лицомъ къ вѣтру. Его собесѣдниковъ это нисколько не удивило, такъ какъ они уже привыкли къ выходкамъ Перкинса.
Море шумѣло, озаряемое утреннимъ солнцемъ, пробуждавшимъ его къ новой жизни; казалось, словно минувшая ночь была навѣки погребена въ бушующихъ волнахъ. Вдали показались коралловые рифы. Постепенно все было охвачено живительнымъ свѣтомъ взошедшаго дневного свѣтила.
Тѣмъ не менѣе, взоры миссъ Кинъ отъ времени до времени обращались къ лѣстницѣ, ведущей въ каюты. Спустя нѣсколько минутъ тамъ дѣйствительно показалась голова, а затѣмъ плечи и туловище поднимавшагося на палубу пассажира; какъ разъ въ это время миссъ Кинъ пристально смотрѣла на золотимыя солнечными лучами волны съ ихъ колоссальными золотистыми гребнями. Пассажиръ, появившійся на палубѣ, былъ молодой человѣкъ; онъ очень удивился, увидя миссъ Кинъ въ столь ранній часъ, а миссъ Кинъ была не менѣе удивлена его неожиданнымъ появленіемъ. Нужно, однако, замѣтить, что это взаимное изумленіе ежедневно повторялось ровно въ теченіе трехъ недѣль. Оба постороннихъ свидѣтеля этой милой комедіи, притворившись ничего не понимающими, удалились подъ какимъ-то пустымъ предлогомъ, оставивъ молодыхъ людей вдвоемъ.
Смущеніе и неловкость, которыя послѣдніе испытывали при каждой встрѣчѣ, на этотъ разъ были продолжительнѣе обыкновеннаго.
-- Повидимому, мы не заѣдемъ въ Мазатланъ,-- сказала миссъ Кинъ, желая нарушить продолжительное молчаніе и не отрывая взоровъ отъ моря.
-- Нѣтъ, -- робко отвѣтилъ молодой человѣкъ.-- Объ этомъ я слышалъ уже внизу; всѣ негодуютъ. Мнѣ кажется, миссисъ Маркгемъ организуетъ депутацію къ капитану. Повидимому, помощникъ капитана или кто-либо другой изъ начальствующихъ на кораблѣ рѣшилъ, что и безъ того потеряно слишкомъ много времени и потому слѣдуетъ прямымъ путемъ итти къ мысу св. Луки. Этимъ выгадывается четыре дня. А Мазатланъ остается въ сторонѣ. Мнѣ кажется, вамъ это совершенно безразлично, миссъ Кинъ?
-- Мнѣ? Конечно!-- поспѣшно отвѣтила дѣвушка.
-- Очень сожалѣю объ этомъ!-- задумчиво воскликнулъ онъ.
-- Неужели? Стало-быть, вамъ еще не надоѣло пребываніе на кораблѣ?
-- О, нѣтъ!-- откровенно отвѣтилъ онъ.-- Мнѣ было бы очень пріятно отстрочить нашу разлуку хотя бы на четыре дня.
Онъ покраснѣлъ и умолкъ. Наступило неловкое молчаніе. До нихъ съ другого конца палубы доносился шумный споръ Перкинса и Банкса о политикѣ. Миссъ Кинъ засмѣялась.
-- Мы еще такъ далеко отъ Санъ-Франциско, что вы, пожалуй, успѣете перемѣнить свои мысли.
-- Никогда!-- многозначительно воскликнулъ онъ.
Онъ подошелъ къ ней поближе, словно желая подтвердить свои слова. Она мелькомъ взглянула на спорившихъ о политикѣ и осторожно отодвинулась.
-- Знаете ли, -- сказала она неожиданно, смягчая ласковой улыбкой свое движеніе, -- мнѣ порою просто не вѣрится, что я дѣйствительно ѣду въ Санъ-Франциско. Сама не знаю, что это значитъ, но я рѣшительно не могу представить себя тамъ.
-- Я бы очень желалъ, чтобы вы могли представить себѣ это, потому что я ѣду туда.
Какъ будто не разслышавъ или не понявъ этого намека, она серьезно продолжала:
-- По временамъ эта мысль становится во мнѣ настолько преобладающей, что я поневолѣ становлюсь суевѣрной. Во время страшной бури, перенесенной нами послѣ того, какъ мы покинули Кальяо, я такъ и думала, что это было предчувствіемъ нашей гибели.
-- Если бы мы погибли вмѣстѣ, то я не счелъ бы это для себя худшимъ изъ всѣхъ бѣдствій, которыя могутъ меня постигнуть. Я помню эту бурю, миссъ Кинъ!.. Я помню...
Онъ робко замолчалъ.
-- Что помните?-- спросила она, ласково улыбаясь и въ первый разъ посмотрѣвъ ему въ лицо.
-- Я помню, что просидѣлъ всю ночь у дверей вашей каюты съ пробковой курткой и съ разными спасательными снарядами, которые приготовилъ для васъ. Я твердо рѣшилъ скорѣе погибнуть, чѣмъ предоставить васъ этимъ разбойникамъ, чѣмъ ставить вашу жизнь въ зависимость...
-- Но какъ же вы хотѣли предотвратить это?-- спросила миссъ Кинъ полушутя, полуснисходительно.
-- Я и самъ хорошенько не зналъ, -- отвѣтилъ онъ, снова покраснѣвъ.-- По всей вѣроятности, я привязалъ бы васъ къ какому-нибудь бревну и поплылъ бы рядомъ съ вами. Быть-можетъ, волны выбросили бы насъ на берегъ или на какой-нибудь островъ.
-- А бѣдныя миссисъ Маркгемъ и миссисъ Бриммеръ? Ихъ бы вы предоставили власти "этихъ разбойниковъ" матросовъ, я полагаю?-- улыбаясь произнесла миссъ Кинъ.
-- Ну, о миссисъ Маркгемъ нашлось бы кому позаботиться! А миссисъ Бриммеръ ни за что не согласилась бы быть спасенной человѣкомъ, ей мало знакомымъ. Впрочемъ, что объ этомъ говорить!-- съ досадой воскликнулъ онъ.-- Ничего не случилось и, надо полагать, не случится. Вы будете въ Санъ-Франциско и увидите тамъ сами себя, хотя, быть-можетъ, не увидите тамъ меня. Вы ѣдете къ богачу-брату, миссъ Кинъ, у котораго много друзей и знакомыхъ; онъ и вниманія не обратитъ на бѣдняка, къ которому вы были снисходительны во время путешествія, но который не имѣетъ счастья принадлежать къ кругу знакомыхъ миссисъ Бриммеръ и не ведетъ торговыхъ дѣлъ съ мистеромъ Банксомъ.
-- Вы не знакомы съ моимъ братомъ, мистеръ Бресъ?
-- Не больше васъ, миссъ Кинъ. Вы, кажется, говорили не далѣе какъ вчера, что едва помните его.
Молодая дѣвушка вздохнула.
-- Я была еще ребенкомъ, когда онъ отправился въ Калифорнію. Но все-таки я его помню. Я не сомнѣваюсь, онъ будетъ очень радъ, узнавъ, что я была такъ счастлива здѣсь, и онъ будетъ признателенъ всѣмъ тѣмъ, кому я этимъ обязана.
-- Такъ вы говорите, вы были счастливы здѣсь?
-- О, да, очень!
Она отвела взоры свои въ сторону и стала смотрѣть на дверь, ведущую въ каюты.
-- Всѣ здѣсь были такъ ласковы со мной!-- добавила миссъ Кинъ.
-- И вы всѣмъ одинаково признательны?
-- Да.
-- Одинаково?
Корабль внезапно покачнулся впередъ. Миссъ Кинъ невольно подняла свою маленькую ручку, словно желая удержаться за что-нибудь. Молодой человѣкъ поспѣшно схватилъ ее.
-- Одинаково?-- повторилъ онъ, горько и въ то же время недовѣрчиво посмѣиваясь.-- Одинаково, какъ его преподобію сладкогласному мистеру Перкинсу, такъ и мрачному мистеру Чарльстону, который никогда не улыбается?
Она быстро отдернула руку и встала.
-- Я слышу запахъ кушанья, -- смѣясь, сказала она.-- Не ужасайтесь, мистеръ Бресъ, я страшно голодна.-- Она взяла его подъ руку: -- Помогите мнѣ сойти въ каюту.
Только къ полудню боковая качка прекратилась и пассажиры высыпали наверхъ. Даже м-ссъ Бриммеръ и миссъ Чебъ вышли изъ своихъ каютъ и были торжественно усажены на импровизированный диванъ изъ подушекъ и пледовъ. М-ссъ Бриммеръ, какъ дочь богатаго бостонца, сестра знаменитаго адвоката и жена счастливаго санъ-францисскаго купца, имѣвшаго паи на владѣніе "Эксцельсіоромъ", была признана первой особой, и въ качествѣ первой особы пользовалась то особымъ вниманіемъ, то ненавистью. Пассажиры другого пола смотрѣли на миссисъ Бриммеръ, какъ на хорошенькую женщину, умѣвшую при случаѣ пускать въ ходъ свои темные, съ длинными рѣсницами, глаза. Такой же хорошенькой считали миссъ Чебъ, ея пріятельницу и спутницу.
Между миссисъ Маркгемъ, миссъ Кинъ и двумя пріятельницами не было открытой ненависти, но положительно существовало соперничество. Миссъ Кинъ была единогласно признана красавицей "Эксцельсіора", точно такъ же всѣми единогласно было признано умственное превосходство миссисъ Маркгемъ.
Въ это утро миссисъ Бриммеръ раздѣляла неудовольствіе Банкса, что "Эксцельсіоръ" не зашелъ въ Мазатланъ. Она дала ему даже мѣсто около себя на подушкахъ и задумчиво высказала предположеніе, что мужъ ея будетъ огорченъ еще больше, чѣмъ она.
-- Что это?-- сказала вдругъ миссъ Чебъ, указывая на нѣсколько пассажировъ, о чемъ-то горячо разсуждавшихъ съ помощникомъ капитана.-- О чемъ они толкуютъ? Пойдите, узнайте!-- обратилась она къ пассажиру м-ру Кросби.
Не успѣлъ онъ отвѣтить, какъ къ нимъ подошелъ м-ръ Винслоу.
-- Вотъ такъ штука!-- сказалъ онъ.-- Чарльстонъ пропалъ. Нигдѣ его не найдутъ! Онъ, должно-быть, свалился за бортъ.
-- Какъ ужасно, что никто этого не зналъ,-- дрожа всѣмъ тѣломъ, сказала она:-- Мы сидѣли тутъ, смѣялись, болтали, а онъ, можетъ-быть... Господи! что это?
-- Спускаютъ шлюпку, вотъ и все; только это безполезно,-- сказалъ Бресъ.-- Несчастіе, должно-быть, случилось до зари, иначе вахтенный замѣтилъ бы. Вѣроятно, это было задолго до того, какъ мы вышли наверхъ,-- тихо прибавилъ онъ,-- поэтому успокойтесь, миссъ Кинъ, вы не могли этого видѣть.
-- Не ужасно ли,-- прошептала дѣвушка,-- что его даже не хватились. Но вѣдь вы-то,-- вдругъ прибавила она, поднявъ на Бреса свои кроткіе глаза,-- должны были замѣтить его отсутствіе; и отчего это я...
Она остановилась въ смущеніи, котораго, однако, никто не замѣтилъ вслѣдствіе возгласа Винслоу:
-- Капитана, наконецъ, откуда-то выудили, и онъ отдаетъ приказанія. Однако онъ и сегодня не похожъ на человѣка, сознательно управляющаго кораблемъ,-- прибавилъ онъ при видѣ коренастаго, сѣдоватаго господина съ припухшимъ лицомъ и глазами, и сиплымъ пьянымъ голосомъ.-- Кажется, онъ проклинаетъ свою судьбу, что ему приходится остановиться и не воспользоваться попутнымъ вѣтромъ.
-- Но вѣдь это ради спасенія жизни человѣческой!-- вскричала Маркгемъ.
-- Онъ очень хорошо знаетъ, что, спустивъ теперь лодку, ничьей жизни не спасешь. Онъ дѣлаетъ это для виду, чтобы успокоить васъ, дамъ.
-- Такъ вы увѣрены, что онъ потонулъ?-- со слезами на глазахъ спросила миссъ Кинъ.
-- Въ этомъ не можетъ быть никакого сомнѣнья,-- отвѣчалъ Винслоу.
-- Я съ вами не могу согласиться,-- проговорилъ сладкозвучный голосъ.
Всѣ быстро обернулись.
-- Я не согласенъ съ моимъ молодымъ другомъ,-- любезно продолжалъ сеніоръ Перкинсъ:-- несчастье, вѣроятно, произошло на разсвѣтѣ, когда мы были у самаго берега. Хорошій пловецъ могъ вплавь достигнуть берега, или же,-- прибавилъ онъ, видя что глаза миссъ Кинъ засіяли надеждой:-- его могли принять на проходившее мимо судно. Въ это время между нами и берегомъ виднѣлся дымъ большого парохода.
-- Парохода!-- съ жаромъ вскричалъ Банксъ, -- это навѣрное былъ почтовый пароходъ. Какъ досадно!
Онъ жалѣлъ о неполученныхъ имъ письмахъ! Миссъ Кинъ отвернулась. Ей былъ противенъ этотъ эгоизмъ.
-- Мнѣ кажется, что сеніоръ правъ, миссъ Кипъ, -- сказалъ Бресъ,-- отходя съ нею въ сторону,-- и знаете, почему я такъ думаю? Если бы онъ хотѣлъ лишить себя жизни, онъ оставилъ бы письмо. Онъ, просто, должно-быть, бросился, чтобы вплавь достигнуть берега.
-- Но зачѣмъ же онъ хотѣлъ непремѣнно сойти съ корабля?-- спросила дѣвушка.
Молодой человѣкъ многозначительно посмотрѣлъ на нее.
-- Можетъ-быть, у него были причины не ѣхать въ Санъ-Франциско, гдѣ наши законы очень строги. Предположите, что онъ совершилъ какое-нибудь преступленіе?
Дѣвушка съ негодованіемъ приподнялась.
-- Это просто позоръ! Кто рѣшается говорить такимъ образомъ?
Бресъ весь вспыхнулъ.
-- Какъ кто? Всѣ,-- возразилъ онъ,-- весь корабль говоритъ это.
-- Такъ ли? И, не зная хорошенько, живъ онъ или нѣтъ, или борется еще со смертью, люди не находятъ ничего лучшаго, какъ марать его репутацію?-- вскричала она, сверкая глазами.
-- Я поступилъ хуже этихъ людей,-- краснѣя отъ негодованія, отвѣчалъ онъ.-- Мнѣ слѣдовало помнить, что я говорю съ его защитницей. Извините, пожалуйста.
Онъ повернулся, а миссъ Кинъ молча отошла на другую сторону палубы и начала говорить съ Маркгемъ.
Она скоро убѣдилась, что весь корабль раздѣлялъ мнѣніе Бреса. По приказанію капитана, каюта несчастнаго пассажира была заперта, и дверь запечатана. Одинъ только Перкинсъ оставался попрежнему спокоенъ.
-- Какъ мы всѣ были счастливы до этой минуты,-- сказала миссъ Кинъ, поднимая на него свои кроткіе глаза,-- и какъ жестоко пробудились отъ нашего блаженнаго покоя. Теперь я не могу отдѣлаться отъ мысли, что это -- начало нашихъ бѣдствій. Господи! что это?
Она вздрогнула, увидавъ черное лицо одного изъ матросовъ, внезапно выросшаго точно изъ-подъ земли.
-- Вы спрашиваете меня, мой милый?-- отеческимъ голосомъ сказалъ Перкинсъ.
-- Si, сеніоръ; помощникъ капитана желаетъ видѣть патрона.
-- Сейчасъ приду.
Матросъ не уходилъ. Перкинсъ подошелъ къ нему ближе. Матросъ поднялъ на него глаза и произнесъ испанское слово:
-- Вигилансія.
-- Хорошо,-- ласково отвѣчалъ сеніоръ.-- Извините меня, я сейчасъ вернусь,-- обратился онъ къ дамамъ.
-- Можетъ-быть, вы узнаете что-нибудь о бѣдномъ Чарльстонѣ?-- сказала миссъ Кинъ, инстинктивно начиная надѣяться.
-- Почемъ знать?-- отвѣчалъ Перкинсъ, дѣлая жестъ рукой и уходя за своимъ провожатымъ.-- Слѣдуетъ всегда надѣяться на хорошее.
II. Второе предзнаменованіе.
Не сказавъ больше ни слова со своимъ спутникомъ, Перкинсъ дошелъ до главнаго люка, въ который оба они спустились и пошли по полутемной второй палубѣ. Тутъ имъ попались навстрѣчу два или три человѣка; узнавъ сеніора, они смутились и отошли, какъ испуганныя животныя при видѣ своего укротителя. У носового люка стоялъ караульный, и за нимъ группа, освѣщенная фонаремъ. Группа состояла изъ помощника капитана, штурмана, злобнаго матроса-перувіанца и пропавшаго Чарльстона, который сидѣлъ на полу, закованный въ цѣпи.
-- Разсказывай все, какъ было, Іотто, -- сказалъ помощникъ капитана перувіанпу.
-- Это было, патронъ, на зарѣ, еще раньше, чѣмъ мы повернули,-- началъ матросъ по-испански,-- мнѣ показалось, точно кто-то пробирался къ носовому люку, но я не обратилъ на это вниманія. Потомъ я услыхалъ здѣсь шорохъ, спустился и нашелъ его. Онъ хотѣлъ тутъ спрятаться. Около него лежалъ вотъ этотъ свертокъ. Я схватилъ его, патронъ, а онъ сталъ отбиваться и ударилъ меня вотъ сюда -- онъ указалъ на свою еще влажную перевязку -- и непремѣнно бросился бы за бортъ, если бы штурманъ не услыхалъ тутъ возни и какъ разъ во-время не подоспѣлъ сюда.
-- Какъ же онъ объясняетъ это?
-- Онъ отказывается говорить.
-- Снимите съ него кандалы -- сказалъ по-англійски Перкинсъ.
-- Однако...-- возразилъ штурманъ.
-- Я сказалъ: снимите кандалы,-- сухимъ, строгимъ голосомъ повторилъ сеніоръ.
Матросъ и штурманъ сняли кандалы. Арестантъ поднялъ глаза на Перкинса. Это былъ худощавый мужчина лѣтъ тридцати, съ бѣлокурыми волосами и впалыми щеками. Его короткая верхняя губа не закрывала вполнѣ зубовъ, но черты лица были правильны, а большіе голубые глаза выражали смѣлость и кротость.
-- Хорошо,-- тѣмъ же тономъ сказалъ сеніоръ.-- Теперь оставьте меня съ нимъ.
Моряки посмотрѣли другъ на друга, не зная, что дѣлать; но, взглянувъ на Перкинса, тотчасъ же направились къ лѣстницѣ. Не поднялся только перувіанець.
-- Отправляйтесь!-- рѣзко сказалъ сеніоръ.
Матросъ злобно посмотрѣлъ на арестанта и вышелъ ворча.
-- Сказалъ ли онъ вамъ,-- началъ молодой человѣкъ, печально глядя вслѣдъ за матросомъ:-- что я хотѣлъ подкупить его, чтобы онъ меня отпустилъ, но не могъ? Онъ просилъ слишкомъ много. Онъ думалъ, что у меня тутъ краденыя деньги или вещи,-- прибавилъ онъ, горько усмѣхаясь и указывая на свертокъ, лежавшій подлѣ него.
-- А у васъ нѣтъ денегъ?-- просто сказалъ Перкинсъ
-- Нѣтъ.
-- Я вамъ вѣрю. А теперь, милый другъ мой, такъ какъ помощникъ капитана, матросъ и штурманъ ушли, не скажете ли вы мнѣ, почему вы хотѣли спрятаться?
Молодой человѣкъ поднялъ глаза на сеніора. Онъ жилъ въ продолженіе трехъ недѣль въ тѣсномъ кружкѣ, замѣтнымъ членомъ котораго былъ Перкинсъ, но теперь едва узналъ его.
-- А если я откажусь?
Сеніоръ пожалъ плечами.
-- Помощникъ капитана и штурманъ сочтутъ своимъ долгомъ свести перувіанца къ капитану и меня позовутъ въ качествѣ переводчика.
-- А я при первой же возможности брошусь за бортъ. Я сдѣлалъ бы это десять минутъ тому назадъ, но меня удержали.
Глаза его сверкнули такъ рѣшительно, что нельзя было сомнѣваться въ истинѣ его словъ.
-- Я увѣренъ, что вы сдѣлали бы это,-- снисходительно сказалъ Перкинсъ,-- но не вижу въ томъ ни малѣйшей надобности, въ особенности, если вы будете такъ добры и научите меня, какъ говорить?
Молодой человѣкъ потупилъ глаза.
-- Я хотѣлъ спрятаться въ этомъ люкѣ,-- вымолвилъ онъ,-- и думалъ остаться тутъ, пока "Эксцельсіоръ" стоялъ бы въ Мазатланѣ. Я не зналъ, что корабль перемѣнилъ направленіе.
-- А какъ, по-вашему мнѣнію, объяснили бы ваше отсутствіе?-- ласково спросилъ Перкинсъ.
-- Вѣроятно, подумали бы, что я свалился за бортъ до прибытія нашего въ Мазатланъ.
-- Такъ что лицо, которое стало бы васъ искать, не нашло бы васъ тамъ, и васъ сочли бы погибшимъ?
-- Да.-- Онъ быстро поднялъ глаза на Перкинса.-- Я не воръ и не убійца,-- почти внѣ себя сказалъ онъ,-- но не хочу, чтобы меня узнали люди, которые знали меня прежде.
Перкинсъ посмотрѣлъ на него пристально, точно хотѣлъ проникнуть въ его мысли.
-- Другъ мой,-- весело сказалъ онъ, послѣ нѣкотораго молчанія, -- васъ спасла сама судьба. Повторяю -- васъ спасла судьба. Будь я склоненъ къ пророчествамъ, я сказалъ бы, что вы предназначены для какого-нибудь исключительно счастливаго положенія въ жизни
Молодой человѣкъ невольно съ недоумѣніемъ посмотрѣлъ на него.
-- Вы просто лунатикъ. Извините меня,-- продолжалъ Перкинсъ, подавая ему руку,-- вы, конечно, сами этого не знаете -- люди, страдающіе этимъ недугомъ, по большей части не знаютъ объ этомъ или, по крайней мѣрѣ, не знаютъ размѣровъ своей болѣзни. У васъ она проявляется глубокой меланхоліей и боязнью общества. Въ припадкѣ лунатизма вы встали ночью, одѣлись и пошли ходить безсознательно по палубѣ; въ это время вы встрѣтили матроса, только что вышедшаго отсюда, который принялъ васъ за привидѣніе и хотѣлъ закричать, но корабль въ эту минуту сильно качнуло, и вы свалились въ открытый люкъ: отъ паденія вы лишились чувствъ и пролежали, пока васъ не нашли.
-- Кто же повѣритъ такой исторіи?
-- Матросъ, который васъ нашелъ и разсказалъ это мнѣ на своемъ животномъ нарѣчіи, въ свою очередь разскажетъ это капитану и пассажирамъ.
-- А двое служащихъ, бывшихъ здѣсь?
-- Это хорошіе служаки, усердно исполняющіе приказанія начальства и слишкомъ хорошо понимающіе свои обязанности, чтобы оспаривать слова своего товарища. Бруксъ, помощникъ капитана, очень умный и начитанный господинъ, но плохо знаетъ по-испански; Макъ-Карти знаетъ только нѣсколько испанскихъ фразъ, и не можетъ слѣдить за разсказомъ на этомъ языкѣ.
-- А вы-то кто же такой?-- болѣе спокойно сказалъ Чарльстонъ;-- съ какой стати вы сдѣлаете это для чужого вамъ человѣка?
-- Я другъ, какъ вашъ, такъ и капитана, и другихъ пассажировъ,-- весело отвѣчалъ Перкинсъ.-- Я вѣрю вамъ, сэръ; да если бы и не вѣрилъ, то все-таки не нахожу причины нарушать гармонію, установившуюся въ нашемъ маленькомъ обществѣ во время плаванія. Случись какой-нибудь скандалъ, не говоря уже о моемъ личномъ сожалѣніи, это произвело бы только большое разстройство и никому не принесло бы пользы. Теперь же тайна ваша будетъ сохранена; я даже не спрашиваю, въ чемъ она состоитъ; мы сдѣлались хорошими знакомыми, почему бы намъ и не разстаться въ хорошихъ отношеніяхъ?
Чарльстонъ посмотрѣлъ на Перкинса, на его добродушное лицо, съ минуту поколебался, и затѣмъ въ смущеніи протянулъ руку.
-- Благодарю васъ,-- сказалъ онъ,-- благодарю, по крайней мѣрѣ, за то, что вы не спрашиваете моей тайны. Можетъ-быть, если бы это была только...
-- Ваша тайна... вы могли бы открыть ее,-- живо перебилъ Перкинсъ.-- Вамъ нѣтъ никакой надобности принуждать себя къ откровенности. А теперь, мой другъ, время не терпитъ. Я распоряжусь, чтобы васъ незамѣтно перевели въ вашу каюту, покуда всѣ пассажиры на верхней палубѣ. Если бы вы позволили прислугѣ перенести васъ, какъ человѣка обезсиленнаго, это было бы еще лучше. Позвольте мнѣ замѣтить вамъ, что три часа, проведенные въ безсознательномъ состояніи, конечно, могли лишить васъ силъ.
Перкинсъ вышелъ и вскорѣ снова появился въ сопровожденіи двухъ человѣкъ прислуги.
-- Обопритесь на этихъ людей,-- многозначительно сказалъ онъ Чарльстону,-- и не надѣйтесь особенно на свои силы. Слава Богу, кости у васъ всѣ цѣлы, и вы только ошеломлены паденіемъ. Отдыхъ, я думаю, вамъ поможетъ настолько, что не придется прибѣгать къ аптекѣ. Вы можете теперь не замѣченнымъ добраться до своей каюты.
Перкинсъ пожалъ Чарльстону руку, остался немного позади и съ обычнымъ добродушіемъ смотрѣлъ ему вслѣдъ Вдругъ кто-то грубо схватилъ его за руку. Онъ обернулся и глаза его встрѣтились со злобнымъ взоромъ перувіанца.
-- А какъ же вы вознаградите меня?-- по-испански сказалъ матросъ.
-- Васъ?
-- Да, меня. Кто мнѣ заплатитъ за это?-- онъ указалъ на свою перевязанную голову.
Не измѣняя ласковаго выраженія своего лица, Перкинсъ пристально посмотрѣлъ на перувіанца. Глаза матроса опустились.
-- Дорогой мой Іото,-- кротко сказалъ Перкинсъ,-- я не думаю, чтобы вопросъ о личной непріятности могъ разбираться капитаномъ юридически. Впрочемъ, я объ этомъ подумаю. А пока позволь тебѣ посовѣтовать сдерживать свои порывы. Лишнее усердіе въ подчиненномъ хуже лѣни. Вообще же, сынъ мой, будь насторожѣ... и будь покоенъ. Намѣреніе у тебя было хорошее -- это многое искупаетъ. До свиданія...
III. Въ туманѣ.
Къ полудню слѣдующаго дня съ подвѣтренной стороны отчетливо показался полуостровъ Калифорнія. Пониженная температура и сѣверо-западный вѣтеръ заставили миссисъ Бриммеръ и миссъ Чебъ сойти внизъ и подумать о замѣнѣ легкихъ костюмовъ чѣмъ-нибудь болѣе теплымъ. Этотъ животрепещущій вопросъ на время заслонилъ всѣ другіе и даже миссисъ Маркгемъ и миссъ Кинъ, оставшіяся въ платкахъ и шаляхъ на палубѣ, вздыхали о жаркомъ лѣтѣ. Мужчины тоже надѣли сюртуки и пальто; только Перкинсъ попрежнему подставлялъ подъ струи свѣжаго вѣтра свою открытую шею въ байроновскихъ воротничкахъ и непокрытую голову.
Надъ горизонтомъ чуть замѣтно поднималось нѣсколько куполообразныхъ холмовъ, желтыхъ и лишенныхъ растительности, въ родѣ песчаныхъ дюнъ. Воздухъ сталъ суше, солнце начало палить. Миссъ Кинъ подняла глаза на Перкинса съ нетерпѣніемъ балованнаго ребенка.
-- Не нравится мнѣ вашъ полуостровъ,-- сказала она.-- Онъ такой плоскій и неинтересный. На другомъ берегу и даже въ морѣ было гораздо лучше.
-- Вы нѣсколько поторопились высказать ваше мнѣніе, мой юный другъ,-- возразилъ Перкинсъ.-- За этими холмами спрятаны настоящіе эдемы по климату и плодородію. Эти поселки можно сравнить съ горячими углями, покрытыми пепломъ, сохраняющимъ жаръ ихъ незамѣтнымъ и неприкосновеннымъ.
-- Какъ это поэтично!-- съ восторгомъ сказала Маркгемъ.-- Вамъ слѣдовало бы выразить это стихами.
-- Что я и сдѣлалъ,-- скромно отвѣчалъ Перкинсъ.-- Если вы позволите сегодня вечеромъ прочесть ихъ вамъ, то очень меня обяжете. Кромѣ того, я желалъ бы воспользоваться этимъ случаемъ, чтобы показать вамъ стихи одной очень даровитой, но до сихъ поръ не прославившейся женщины: миссъ Эфеміи Макъ-Коркль, изъ Пеоріи въ Иллинойсѣ.
Маркгемъ слегка кашлянула. Талантливая Макъ-Коркль была ей извѣстна: однажды всѣ пассажиры разбѣжались изъ общей каюты при видѣ принесенной Перкинсомъ объемистой рукописи прелестной иллинойки. Миссъ Кинъ не могла также забыть, что была тронута дрожащимъ голосомъ и влажными отъ слезъ глазами чтеца. Она хотя и не всегда понимала Перкинса, но настолько его любила, что не желала видѣть смѣшнымъ, и потому кокетливо возразила:
-- Вы забыли, что сначала обѣщали прочесть рукопись мнѣ съ глазу на глазъ, и что сегодня вечеромъ обязаны дать мнѣ возможность отыграться въ шахматы. Впрочемъ, какъ знаете. Странно,-- вдругъ прибавила она,-- я стала ужасно нервной, и безпрестанно прислушиваюсь къ командѣ, точно боюсь, что опять что-нибудь случится. Прежде со мной ничего подобнаго не бывало, а теперь -- и ея веселый голосъ принялъ серьезный оттѣнокъ -- посмотрите на штурмана и матросовъ. Тамъ, несомнѣнно, что-то происходитъ или что-то готовится. На что это они смотрятъ?
Одинъ изъ матросовъ влѣзъ на мачту и пристально смотрѣлъ куда-то. Трое другихъ на палубѣ тоже смотрѣли въ ту сторону. Пассажиры стали также смотрѣть и увидали что-то въ родѣ отлогаго берега.
-- Что это? тутъ еще берегъ!-- вскричала Маркгемъ.
-- Это туманъ,-- серьезно вымолвилъ Перкинсъ.
Онъ былъ правъ. Въ нѣсколько минутъ блестящая синяя поверхность моря потускнѣла, какъ бы подъ вліяніемъ разъѣдающей кислоты; далекая линія горизонта была видна совершенно ясно, но все морское пространство до горизонта закрылось сѣрымъ туманомъ. Туманная полоса вдругъ утратила сходство съ берегомъ и, какъ завѣса, стала подниматься вокругъ корабля. Вѣтеръ совершенно упалъ, и влажная стѣна точно отдѣлила "Эксцельсіоръ" отъ всего живущаго.
На кораблѣ была полная тишина. Повисшіе паруса не хлопали, и скрипнувшій наверху блокъ заставилъ всѣхъ поднять глаза. Глухія приказанія невидимыхъ лицъ исполнялись привидѣніями, беззвучно двигавшимися по сѣрому морю, точно залившему палубу. Даже пассажиры говорили шопотомъ и задерживали дыханіе, точно боясь нарушить страшное безмолвіе. Нельзя было не замѣтить, что корабль куда-то уносится теченіемъ; онъ пересталъ разрѣзать волны, и характеръ качки измѣнился настолько, что присутствующимъ иногда казалось, будто корабль несется куда-то съ неимовѣрной быстротой.
Капитанъ Бенкеръ стоялъ у мачты, откуда распоряженія его передавались человѣку, стоявшему у безполезнаго колеса. Перкинсъ, стоя рядомъ съ нимъ, улыбался съ невозмутимымъ равнодушіемъ и одобрительно отвѣчалъ на полуувѣренные, полутревожные вопросы капитана.
-- По картѣ мы должны быть на востокъ отъ острова Лосъ-Лобосъ, -- говорилъ онъ.-- Вы не помните направленія теченія у берега?
-- Мнѣ помнится, что тутъ было сильное сѣверо-западное теченіе въ заливъ Балленосъ.
-- Далеко оно отъ Сенъ-Рока?
-- За одну или за двѣ мили. Я бы держалъ больше къ западу,-- сказалъ Перкинсъ,-- и пошелъ бы...
-- Я не прошу васъ потопить мой корабль,-- рѣзко перебилъ капитанъ.-- Каковъ ходъ, Бруксъ?
Моряки, стоявшіе неподалеку, быстро взглянули на Перкинса, но онъ не показалъ и вида, что замѣтилъ оскорбленіе. Экипажъ въ эту минуту восхищался своимъ капитаномъ. Опасность вернула ему зрѣніе, голосъ и соображеніе, обратила его опять въ смѣлаго и ловкаго моряка, и заставила команду корабля забыть несчастную слабость, ронявшую капитана въ ея глазахъ.
Даже для неопытныхъ пассажировъ стало замѣтно, что "Эксцельсіоръ" повинуется новому и энергичному управленію. Неровное покачиваніе прекратилось и смѣнилось таинственными, правильными колебаніями, въ которыхъ, повидимому, принималъ участіе окружающій туманъ. Тщетно спущенная лодка старалась опредѣлить направленіе корабля, тщетно капитанъ Бенкеръ, призвавъ на помощь всю свою морскую опытность, боролся противъ невидимаго врага,-- закутанный въ густой туманъ "Эксцельсіоръ" двигался, какъ тѣнь, быть-можетъ, прямо къ гибели.
Тревога моряковъ не сообщилась однако пассажирамъ. Миссъ Кинъ туманъ вовсе не безпокоилъ, ей даже нравилось находиться среди облаковъ. Укачиваемая равномѣрнымъ движеніемъ корабля, она предалась пріятнымъ мечтамъ.
-- Вы не боитесь, миссъ Кинъ?-- вдругъ произнесъ подлѣ нея чей-то голосъ.
Она слегка вздрогнула -- это былъ голосъ Чарльстона. Не отвѣчая на вопросъ, она быстро проговорила:
-- Такъ вамъ лучше? Мы такъ испугались за васъ.
По его худому лицу промелькнула тѣнь негодованія, но онъ овладѣлъ собою и сказалъ:
-- Мнѣ говорили, что вы всѣ были спокойны. Я не думаю, чтобы опасность была особенно велика. И если мы тутъ пристанемъ къ берегу...
-- Что же тогда?-- спросила она, удивляясь его тревогѣ.
-- Тогда мы только разстанемся нѣсколькими днями раньше, вотъ и все...
Испугавшись больше его страннаго голоса, чѣмъ сознанія опасности, она хотѣла подойти къ кучкѣ пассажировъ, но ее остановилъ рѣзкій голосъ.
Молодая дѣвушка осмотрѣлась кругомъ и въ первый разъ увидала, что пассажиры, повинуясь отданному, но непонятому ею приказанію удалились всѣ въ одинъ уголъ, въ то время какъ она и собесѣдникъ ея остались незамѣченнымъ.
Нѣсколько матросовъ, занявшихъ мѣста около шлюпокъ, окончательно отдѣлили ихъ отъ общества..
-- Кто позаботится о васъ?-- нерѣшительно спросилъ онъ: Бресъ... Перкинсъ... или...
-- Никто не позаботится, -- живо отвѣчала она, -- да и зачѣмъ?
-- Въ случаѣ крайности, мы недалеко отъ шлюпки, и вы позволите мнѣ остаться подлѣ васъ и посадить васъ въ шлюпку.
-- А какъ же другія дамы?
-- Съ ними успѣется, -- мрачно сказалъ онъ, набрасывая ей на плечи платокъ.
-- Право... я не понимаю,-- пробормотала она, болѣе смущенная, чѣмъ испуганная.
-- Мнѣ кажется, опасности большой нѣтъ,-- прибавилъ онъ.-- Тутъ не открытое море, корабль идетъ очень тихо и буруны не разбиваются о скалы. Слушайте!
Она стала прислушиваться. Сначала она не слышала ничего, кромѣ низкаго голоса, отдающаго приказанія около колеса. Потомъ, черезъ туманъ, къ ней стали доноситься съ правой стороны звуки легкаго журчанія. Она слыхала такое журчаніе въ Нью-Портѣ въ лѣтніе вечера. Звуки эти не пугали ея, а только усиливали смущеніе.
-- А вы?-- сказала она, ласково поднявъ на него глаза.
-- Если вы всѣ уѣдете въ лодкахъ, то я думаю, мнѣ лучше будетъ остаться на кораблѣ,-- отвѣчалъ онъ.
Миссъ Кинъ молчала. Корабль тихо двигался впередъ, и безмолвіе нарушалось только лязгомъ цѣпей. Лотовой выкрикивалъ, что вода не глубока, чуть-чуть потемнѣвшій туманъ доказывалъ, что "Эксцельсіоръ" вошелъ въ проходъ, окруженный землею. Вдругъ корабль обдало теплой волной налетѣвшаго воздуха. Наступило гробовое молчаніе и затѣмъ примчалась новая воздушная волна, принесшая съ собой отраженные звуки колоколовъ.
"Эксцельсіоръ" закачался и остановился на якорѣ, брошенномъ въ тихомъ заливѣ.
Миссъ Кинъ такъ внимательно вслушивалась въ звонъ колоколовъ, что совершенно забыла о присутствіи молодаго человѣка, и теперь обернулась къ нему. Но его уже не было.
Съ невидимаго берега доносились стройные звуки звонкихъ дискантовъ и грустно замирали въ туманѣ. Казалось, эти звуки дрожали въ густомъ, влажномъ воздухѣ. Два, три матроса набожно перекрестились, другіе пассажиры не рѣшались нарушить молчаніе и только смотрѣли другъ на друга. Но скоро опять наступила полная тишина.
Вдругъ послышался плескъ воды и удары веселъ возвращавшейся лодки. Туманъ сталъ отдѣляться отъ воды, и лодку ясно было видно уже за нѣсколько саженей отъ корабля: въ ней сидѣло, кромѣ помощника капитана и Перкинса, еще двое незнакомцевъ. Всѣ бросились къ тому мѣсту, гдѣ должна была пристать лодка. Гребцы подняли весла и ждали. Раздалась команда, затѣмъ неожиданный гулъ выстрѣла изъ осьмифунтовой корабельной пушки; капитанъ Бенкеръ и штурманъ по дошли къ боковой лѣстницѣ, и пассажиры въ первый разъ услыхали, что "Эксцельсіоръ" принимаетъ важныхъ гостей.
IV. Тодосъ-Сантосъ.
Одинъ изъ новоприбывшихъ былъ, очевидно, представитель военной власти, другой -- духовной. Это видно было по ихъ одеждѣ -- давно забытымъ, старомоднымъ костюмамъ, напоминавшимъ маскарадъ и нисколько не со отвѣтствовавшимъ настоящему таинственному посѣщенію. На гостѣ, который вступилъ первымъ на палубу, была надѣта мягкая шляпа съ широкими полями, отдѣланная золотымъ кружевомъ и съ длиннымъ перомъ. Коротенькій плащъ изъ чернаго тонкаго сукна, накинутый на одно плечо, не прикрывалъ полукафтана изъ буйволовой кожи и короткихъ брюкъ, съ нашитыми на лампасахъ крупными серебряными пуговицами, вправленныхъ въ высокіе, доходившіе до бедръ, желтые сапоги. На широкой зеленой шелковой перевязи висѣла длинная шпага съ плетенымъ эфесомъ, изъ котораго кокетливо выглядывалъ кружевной носовой платокъ. Волосы и усы были сѣдоватые, но фигура стройная и прямая. По морщинистому лицу, этому человѣку можно было дать лѣтъ шестьдесятъ. Поднявшись на палубу, онъ вдругъ остановился, выпрямился и звякнулъ громадными шпорами. За нимъ слѣдовалъ священникъ такихъ же лѣтъ, но чисто выбритый и одѣтый въ черную шелковую сутану, съ такимъ же поясомъ, и въ старомодную шляпу съ полями, совершенно загнутыми съ боковъ,-- въ классическую шляпу опернаго "Дона Базиліо". За нимъ показалось веселое лицо Перкинса, сіявшее любезностью, какъ и подобало лицу церемоніймейстера.
-- Если эта парочка явилась изъ берегового цирка, то я возьму два билета на ея представленія, -- прошепталъ Кросби, отличавшійся смѣлостью сужденій.
-- Мнѣ выпала несказанная честь,-- сказалъ Перкинсъ, обращаясь къ капитану Бенкеру и граціознымъ движеніемъ руки указывая на странныя фигуры,-- представить васъ знаменитому дону Мигуэлю Бріонесъ, коменданту президіи Тодосъ-Сантосъ, въ настоящую минуту закрытой туманомъ, и высокопреподобному и благочестивому падре Эстебану, изъ духовной миссіи въ Тодосъ-Сантосѣ. Если я скажу вамъ, -- продолжалъ Перкинсъ, слегка возвысивъ голосъ, для того чтобы его могли слышать и пассажиры,-- что за весьма немногими исключеніями, туманъ закрываетъ постоянно входъ въ миссію и президію, и что послѣдній разъ корабль могъ войти сюда тридцать пять лѣтъ тому назадъ, то вы поймете, почему эти высокопоставленные господа согласились пренебречь формальностями, въ силу которыхъ вы бы должны были сдѣлать имъ первый визитъ, и пріѣхали сами. Знаменитый комендантъ былъ настолько любезенъ, что ради насъ отмѣнилъ портовыя правила и позволилъ намъ запастись топливомъ и водою...
-- Никогда я объ нихъ не слыхалъ. Когда же они были обнародованы?
Перкинсъ повернулся и сказалъ нѣсколько словъ коменданту, стоявшему поодаль.
-- Въ 1792 году.
-- Въ какомъ?... Да что онъ рехнулся, что ли?-- проговорилъ Бенкеръ.-- Знаетъ ли онъ, какой теперь годъ?
-- Знаменитый комендантъ не нуждается въ указаніяхъ по этому вопросу,-- спокойно отвѣчалъ Перкинсъ.-- Такъ какъ съ 1792 года сюда заходили только два корабля, и то мексиканскіе -- то уставъ этотъ и не былъ примѣненъ. Знаменитый комендантъ говоритъ, что правило, о которомъ онъ упоминалъ, ему было приказано особенно строго соблюдать относительно корабля "Колумбія", принадлежавшаго генералу Вашингтону.
-- Генералу Вашингтону!-- вскричалъ Бенкеръ, сердито глядя на Перкинса.-- Что это за штуки? Не хотите ли вы сказать, что имъ совершенно неизвѣстна исторія послѣ нашей старой революціонной войны? Неужели они ни отъ кого не слыхали о Соединенныхъ Штатахъ? Не слыхали и о Калифорніи, которую мы отобрали отъ нихъ въ послѣднюю войну?
-- Когда мы разбили ихъ на-голову,-- прошепталъ Кросби, глядя на коменданта.
Перкинсъ примиряющимъ образомъ поднялъ руку.
-- Въ продолженіе пятидесяти лѣтъ, президія и миссія Тодосъ-Сантосъ не имѣли сношеній съ внѣшнимъ міромъ,-- улыбаясь, сказалъ онъ.-- Отдѣленныя вѣчнымъ туманомъ отъ океана и съ другой стороны отъ всего свѣта голой, непроходимой степью, онѣ полюбили свое невольное, но не несчастное отчужденіе отъ остальнаго міра. Войны, поражавшія родъ людской, смуты, нарушившія благоденствіе ихъ собственнаго народа на материкѣ, не коснулись ихъ. Предоставленныя самимъ себѣ, онѣ создали идеальную Аркадію на протяженіе двадцати квадратныхъ миль. Зачѣмъ намъ разстраивать ихъ невинное довольство разоблаченіями, которыя не улучшатъ, а только ухудшатъ ахъ настоящее блаженное состояніе? Зачѣмъ мы станемъ разсказывать имъ о послѣднемъ политическомъ и международномъ эпизодѣ, послужившемъ намъ на пользу, а имъ въ позоръ? Сообщеніе это можетъ не только испортить наше положеніе, какъ гостей, но и помѣшать намъ запастись топливомъ и водой.
Онъ остановился и, не давъ капитану ничего сказать, обернулся къ коменданту и, проговоривъ нѣсколько фразъ по-испански, снова обратился къ капитану Бенкеру:
-- Я сказалъ ему, что вы до глубины души тронуты его любезностью, какъ представителя великой мексиканской націи. Онъ тѣмъ же отвѣчаетъ на наши братскія чувства, и предлагаетъ президію и всѣхъ ея обитателей къ услугамъ вашимъ и вашихъ друзей -- пассажировъ, въ особенности этихъ,-- сказалъ Перкинсъ, быстро повернувшись къ дамамъ и приподнимаясь на кончикахъ своихъ изящныхъ сапогъ,-- бѣлыя ручки ихъ онъ цѣлуетъ, и къ ногамъ ихъ кладетъ преданность мексиканскаго кабаллеро и офицера.
Комендантъ выступилъ впередъ и провелъ перомъ своей шляпы по полу передъ каждой дамой поочередно. Затѣмъ онъ съ большей чопорностью поклонился мужчинамъ, выдернулъ изъ эфеса шпаги свой носовой платокъ, граціозно отеръ себѣ ротъ, покрутилъ кончикъ длиннаго сѣдаго уса и снова принялъ гордый видъ.