Наши читатели вѣрно не безъ удовольствія встрѣтятъ портретъ ученаго и въ тоже время популярнаго естествоиспытателя, который каждому изъ нихъ, начиная съ дѣтей, доставилъ немало пріятныхъ часовъ -- а эта заслуга для ученаго и писателя едва-ли много ниже той, которая выражается одной гордой фразой "двинуть науку", сдѣлаться украшеніемъ отечественной литературы. Сколько сокровищъ -- живыхъ, всѣмъ доступныхъ -- накопилъ Брэмъ въ свою сорокалѣтнюю жизнь! (Онъ родился февралѣ 1829 года). "Жизнь животныхъ", его капитальное твореніе, въ шести громадныхъ, иллюстрированныхъ томахъ -- не только окончена, но почти уже вся расхватана; "Жизнь птицъ" вышла уже вторымъ изданіемъ. Обширнѣйшій и великолѣпнѣйшій храмъ живаго естествовѣденія -- берлинскій акварій скоро будетъ конченъ, подъ его руководствомъ.
Многимъ знаменитымъ людямъ -- чуть-ли и не большинству -- только цѣною тяжкой борьбы противъ нужды и людей дается успѣхъ и слава, но Брэмъ не изъ тѣхъ, которымъ жизнь поставила задачей "побѣдить или умереть". Дѣтство и первая молодость его прошли при исключительно счастливыхъ обстоятельствахъ, да и впослѣдствіи особенныхъ несчастій и неудачъ ему не встрѣчалось. Выросъ онъ въ живописныхъ тюрингенскихъ долинахъ и горахъ, здоровымъ, сильнымъ мальчикомъ, въ домѣ отца своего -- умнаго, достойнаго пастора, страстнаго любителя природы и особенно птичьяго племени. Восьми лѣтъ мальчикъ, часто уже ходившій въ лѣсъ съ отцомъ и упражнявшійся съ его ружьями, получилъ свое собственное ружье -- и застрѣливъ первую птичку, овсянку, имѣла, несказанную радость и торжество видѣть ее въ богатой отцовой коллекціи. Старикъ рано началъ посвящать сына въ свою любимую науку, замѣтивъ въ немъ такое сродство вкусовъ, и поучать его практически, какъ распознавать птицъ не только по перьямъ, но по одному перу, по гнѣзду, по яйцамъ, по голосу; не одинъ зимній вечеръ -- будущій знаменитый ученый провелъ съ братьями и сестрами въ кабинетѣ отца, занимаясь изготовленіемъ чучелъ, между тѣмъ какъ мать, обладавшая замѣчательнымъ драматическимъ талантомъ, читала вслухъ изъ Гёте или Шиллера, или приводила свою аудиторію въ восторгъ живыми разсказами. Талантъ этотъ, между прочимъ, перешелъ къ Брэму и брату его Рейнгольду (теперь доктору въ Мадридѣ), которые оба легко могли бы себѣ составить репутацію на поприщѣ актеровъ или даже пѣвцовъ. Восемнадцати лѣтъ Альфредъ имѣлъ рѣдкое счастіе получить отъ страстнаго поклонника естественныхъ и историческихъ наукъ, барона Мюллера, средства на первое свое путешествіе. Онъ взялъ съ собой одного изъ старшихъ братьевъ -- и плоды его странствованій мы видимъ въ трехъ томахъ его "Путевыхъ очерковъ сѣверо-восточной Африки (Египта, Нубіи, Сеинаара, Кордофана)". Пять лѣтъ его пребыванія въ странѣ пальмъ и пирамидъ оставили бы ему безусловно-свѣтлое воспоминаніе, несмотря на претерпѣнныя лишенія, труды и болѣзни, если бы его не постигло великое горе: на возвратномъ пути, братъ его при немъ утонулъ въ Пилѣ. По возвращеніи, Альфредъ поступилъ въ Іенскій университетъ, а потомъ въ Вѣнскій. По окончаніи курса, онъ не на долго занялъ мѣсто учителя зоологіи въ Лейпцигѣ, въ мужской гимназіи и высшемъ женскомъ учебномъ заведеніи. Въ эту пору репутація его начинала уже расходиться по всей Европѣ и далѣе еще, чему немало способствовало его сотрудничество въ такомъ популярномъ изданіи какъ "Gartenlaube", у котораго, какъ извѣстно, около 200,000 подписчиковъ въ разныхъ частяхъ свѣта. Въ Лейпцигѣ же онъ началъ свою "Жизнь птицъ", и, для пополненія пробѣловъ въ ею практическихъ познаніяхъ о птицахъ крайней сѣверной полосы, съѣздилъ на шесть недѣль въ Норвегію, гдѣ онъ добрался до самаго Сѣвернаго Мыса. Но это былъ не первый трудъ его въ такомъ родѣ. Онъ передъ этой книгой написалъ еще другую "Лѣсныя животныя", въ которую включилъ не только птицъ, но и четвероногихъ; изданіе это онъ тоже обогатилъ множествомъ прелестныхъ гравюръ. Величайшимъ памятникомъ его дѣятельности, однако, вѣроятно останется берлинскій акварій, о которомъ мы поспѣшимъ дать понятіе читателямъ нашимъ, когда онъ будетъ оконченъ.
Въ частной жизни Брэмъ -- одинъ изъ добрѣйшихъ, пріятнѣйшихъ, симпатичнѣйшихъ людей. Онъ.побитъ до страсти искусство и литературу, и способенъ цѣлые вечера разговаривать объ этихъ неисчерпаемыхъ предметахъ -- съ такимъ одушевленіемъ, что даже забываетъ о потухшей сигарѣ, причемъ роскошный баритонъ его становится все теплѣе и мягче. Онъ обыкновенно не пишетъ самъ, а диктуетъ лежа. Ровность характера почти никогда не измѣняетъ ему -- мы говоримъ "почти никогда", потому что есть вещи, которыхъ онъ не терпитъ, напримѣръ, узкость сердца и взгляда, скряжничество, нечестность и всякая посредственность, -- и тогда этотъ могучій, сильный человѣкъ, съ большой типической головой и чертами дышащими энергіей, но вмѣстѣ съ тѣмъ до того кроткій и уступчивый, что женѣ удается его уговаривать въ очень торжественные случаи натягивать ненавистный фракъ и отправляться съ нею "съ визитами" -- этотъ человѣкъ приходитъ въ неистовый гнѣвъ, такъ что отъ прикосновенія руки его диваны и столы колеблятся, а отъ перекатовъ голоса стекла дрожатъ, и если отъ него требуютъ или просятъ чего-нибудь, что кажется ему несовмѣстнымъ съ его убѣжденіями или достоинствомъ, онъ на отрѣзъ отказываетъ стереотипными двумя фразами: "Къ чему это? Не стану" -- послѣ которыхъ никто уже не думаетъ настаивать.