Бонч-Бруевич Владимир Дмитриевич
Моя переписка и первая встреча с В. Г. Короленко

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

В. Г. КОРОЛЕНКО В ВОСПОМИНАНИЯХ СОВРЕМЕННИКОВ

ГИХЛ, 1962

   

В. Д. Бонч-Бруевич

МОЯ ПЕРЕПИСКА И ПЕРВАЯ ВСТРЕЧА С В. Г. КОРОЛЕНКО

(Из воспоминаний)

   Это было очень давно. В девяностых годах прошлого столетия я, за участие в студенческом движении, был выслан из Москвы в Курск под надзор полиции. Здесь мне разрешено было поступить в Курское землемерное училище для окончания специального образования. Занятия в этом учебном заведении у меня отодвинулись на второй план. Я весь ушел в изучение литературы революционных демократов, начав с сочинений Белинского. Это изучение среди небольшого кружка таких же высланных из Москвы молодых людей очень вскоре поставило передо мной практический вопрос: что же нужно делать, чтобы передать народу все эти знания, чтобы развить его сознание, чтобы поднять его на борьбу с вековечными угнетателями? Я уже знал, что в царской России существуют подпольные политические партии, которые ведут героическую борьбу с самодержавием и царским правительством. Однако я также знал, что та героическая борьба, которая велась предшествующим поколением, была разбита реакционными силами царизма.
   Для меня было ясно, что должна была возникнуть новая политическая партия, которая вырастет из недр народа и которая, вместе с народом, пойдет на штурм самодержавия прежде всего. Я знал, что эта партия должна будет опереться на силы рабочего класса, но как это совершится, я еще тогда, шестьдесят четыре года тому назад, не представлял себе[...]
   Совершенно было ясно одно, что необходимо приложить свои руки к делу издания и распространения тех книг, которые и для меня, и для моих товарищей послужили уже источником света, которые расширили наш политический кругозор. И я решил возможно скорее выбраться из Курска в Москву и сейчас же заняться этим делом. Большим толчком к нему послужили два обстоятельства. Сильно увлекаясь поэзией Н. А. Некрасова и стараясь прочесть все, что только можно было достать о любимом поэте, я в одной из книжек натолкнулся на рассказ о том, как сам Некрасов, желая приблизить свои произведения к народу, стал на собственные средства издавать свои поэмы и стихи отдельными небольшими "красными" книжечками, назначив им самую дешевую цену, равную пятачку и гривеннику. Так им были изданы "Коробейники", "Дедушка Мазай и зайцы", "Генерал Топтыгин", "Орина, мать солдатская" и другие его произведения. А ведь Н. А. Некрасов, соредактор журнала "Современник", друг Н. Г. Чернышевского и Н. А. Добролюбова, рискнувший напечатать роман "Что делать?", доставленный ему из Петропавловской крепости от Николая Гавриловича, -- он в наших глазах, молодежи того времени, был тем деятелем русской литературы, подражать которому было нашей заветной мечтой. И мне страстно захотелось пойти по этому некрасовскому пути и сделать на нем как можно больше.
   В это же время мне пришлось услышать от одного из радикально настроенных обывателей г. Курска довольно подробный рассказ о деятельности кружка чайковцев в семидесятых годах XIX столетия. Этот кружок решил заняться изданием книг по особой программе и, устраивая специальные полулегальные библиотеки, давать молодежи читать именно то, что ей более всего необходимо знать, чтобы выработать из себя образованных пропагандистов передовых общественно-политических знаний. Рассказы курского просветителя глубоко запали мне в душу. [...] Я задался целью организовать издательство дешевых и доступных для широких масс книг, выбирая для этого лучшие произведения художественной литературы, а также работы по естествознанию, географии, политической экономии, публицистике, юриспруденции и т. п. Составив особое письмо, я рассказал в нем о своем намерении создать "Всероссийское общество распространения полезных книг", основой которого должна быть самодеятельность его членов. Это письмо я разослал некоторым писателям, которые, как мне казалось, должны были наиболее сочувственно отнестись к моему начинанию. Я решил прежде всего послать эти письма В. Г. Короленко, Н. Н. Златовратскому, М. К. Цебриковой, Г. Мачтету, Е. Свешниковой, Е. С. Некрасовой, X. Д. Алчевской, А. С. Пругавину и некоторым другим. Само собой понятно, что в моем обращении было много молодости, энтузиазма, веры в необходимость предпринятого дела, но мало практической опытности и знания жизни.
   На мои письма я вскоре стал получать ответы.
   Седьмого декабря 3892 года я получил, живя в Курске и еще учась в землемерном училище, письмо от В. Г. Короленко, подлинник которого до сего времени хранится в моем архиве1.
   Вот текст этого первого письма ко мне Владимира Галактионовича:
   

"7 декабря 1892 г.

   Милостивый государь Владимир Дмитриевич.
   Разумеется, "в принципе" на Ваш вопрос возможен только один ответ. Невозможно не согласиться, что задача распространять в народе настоящую литературу вместо Никольской {В то время на Никольской улице в Москве сосредоточивались издательства так называемой "лубочной литературы" и их магазины. Они распространяли копеечные книжки "для народа" весьма скверного содержания, а также царские портреты, бумажные иконы и лубочные картинки. Все эти издания назывались изданиями "Никольского рынка" или сокращенно "Никольской литературой".} -- задача симпатичная и благородная. Но она не только трудна, -- она в высшей степени трудна, требует много опытности, знания дела и денег, а для основания обширного, даже "Всероссийского общества распространения полезных книг" -- одного доброго желания еще слишком мало. Между тем в Вашем письме нет решительно никаких указаний на то, какими средствами для исполнения этой задачи Вы располагаете и даже знакома ли Вам хоть сколько-нибудь практическая сторона книжной торговли. Ввиду этого, -- могу лишь ограничиться с своей стороны платоническим пожеланием успеха. Во всяком случае -- мой совет не гнаться за большим, прежде чем не испробуете свои силы в маленьком масштабе.

Владимир Короленко".

   Владимир Галактионович оказался прав. Несмотря на то что устав общества мною был выработан, а желающих вступить в это новое общество было множество, когда дело подошло к его утверждению, сейчас же оказалось, что все это -- иллюзии и утвердить такое общество невозможно. Министерство внутренних дел отказывало всякому новому обществу в его утверждении и подбиралось к уже существовавшим, чтобы их закрыть. Так это первое мое желание работать в легальных рамках на пользу широких масс населения рухнуло.
   К этому времени, то есть к 1894 году, прибыв в Москву, я вошел в несколько нелегальных социал-демократических кружков и стал работать по пропаганде среди рабочих, деятельно распространяя нелегальную литературу. Однако идею легального издательства для широких масс я не покинул. Я стал искать возможностей издавать книги для народа путем частного издательства.
   Дальний родственник нашей семьи П. К. Прянишников, занимавшийся торговлей мануфактурными, ковровыми и иными тому подобными товарами, имел какое-то неизбывное тяготение к общественной работе, а также к изданию книг как для интеллигенции, так и для народа. Он издал полное собрание сочинений М. Ю. Лермонтова под редакцией П. П. Кончаловского с богатейшими иллюстрациями Врубеля и других иллюстраторов Лермонтова. В его же издании появился перевод сочинений Боккаччо, историков Лависа и Рамбо и целый ряд других изданий. "Для души", как говорил он, у него выходила "Народная библиотека" под редакцией В. Н. Маракуева, который неудачно подбирал книги и наконец совсем перестал заниматься этим делом. Зная мое тяготение к издательской деятельности, П. К. Прянишников пригласил меня в качестве редактора всей "Народной библиотеки". Я охотно согласился и выговорил себе право совершенно обновить состав сотрудников и издавать те книги для народных масс, которые я найду нужным. Все это я изложил в письме 15 марта 1894 года В. Г. Короленко, уведомив его о программе первых изданий, которые должны были выйти в свет под фирмой "Издания П. К. Прянишникова"[...]
   31 мая 1894 года я получил от В. Г. Короленко ответ следующего содержания:

"Нижний-Новгород
31 мая 1894 г.

   Милостивый государь Владимир Дмитриевич.
   Разные обстоятельства весьма внушительного, хотя и чисто личного, свойства помешали мне все это время быть аккуратным в переписке, и вот почему я не мог ответить Вам своевременно на Ваши запросы. К сожалению, те же обстоятельства, задержавшие все мои работы, побуждают меня теперь наверстывать потерянное время -- и я решительно не в состоянии оказать Вам сколько-нибудь активное содействие, тем более что в издательском деле я совершенный профан. В Москве есть издатель народных книжек г. Муринов. Лично с ним я знаком мало, но состоял, как и с Вами, в некоторой переписке. Кроме того, он издал мой рассказ "Дети подземелья"2. Так как Вы оба задаетесь одинаковыми целями, то полагаю, Вам было бы небесполезно с ним повидаться и потолковать. К сожалению, адреса его я сейчас не знаю, а прежний адрес (может быть, годен и теперь) Москва, Трехпрудный пер., д. б. Блекловой. Зовут его, кажется, Владимир Яковлевич. Повторяю, что лично знаю его мало, как и подробности его дела, но думаю, что у него есть уже опыт и Вам он может быть полезен.

С совершенным почтением
Влад. Короленко".

   Молодое массовое издательство, которое мне удалось организовать, начало хорошо развиваться. Многие авторы пошли навстречу моим обращениям к ним и стали присылать свои рукописи. Цензура быстро раскусила направление нового издательства и ставила всевозможные препятствия в его развитии. Рукописи М. К. Цебриковой, Н. Н. Златовратского, П. И. Добротворского, а также составляемые мною сборники подвергались преследованию и многие запрещались. Несмотря на это, я продолжал добиваться разрешения к печати отдельных книг, чему особенно много помогала мне петербургская писательница З. С. Иванова (Мирович). Имея большие связи, она деятельно хлопотала в цензурах, и ей удалось провести такие книжки, как, например, "Спартак, предводитель римских гладиаторов", изложение романа Джиованиоли. Оно было сделано старой народоволкой Ц. С. Гуревич3, находившейся в это время в политической ссылке. Также мой сборничек стихотворений "Родные песни", в котором были напечатаны некоторые ранее запрещенные стихотворения и в том числе знаменитое стихотворение Навроцкого "Утес Стеньки Разина", которое распевалось на всех вечеринках молодежи, как одна из революционных песен того времени.
   Желая дать в нашем издательстве хорошие рассказы из жизни рабочих, я опять обратился к В. Г. Короленко, прося разрешить переиздать его "Павловские очерки", которые тогда везде и всюду горячо обсуждались, как нечто новое в творчестве любимого писателя, отобразившего эксплуатацию рабочих-ремесленников, занимавшихся изготовлением знаменитых павловских ножей, вилок и тому подобных изделий из стали, а также повесть "Без языка".
   22 февраля 1896 года я получил от Владимира Галактионовича нижеследующий ответ: "Милостивый государь, Владимир Дмитриевич, "Павловских очерков" я не издавал до сих пор потому, что мне нужно их еще хорошенько пересмотреть и переделать, а главное, дополнить тем, что удалось еще видеть и что пришлось передумать по этому поводу. Когда мне удастся сделать, еще не знаю, а потому и входить в какие бы то ни было переговоры по этому поводу считаю еще преждевременным. Думаю, во всяком случае, что это -- не народное издание, а скорее "о народе" для интеллигентных читателей. "Без языка" тоже предстоит еще кое-чем дополнить, и я еще не знаю, в каком виде приступлю к изданию.

С совершенным уважением В. Короленко".

   Случилось так, что в самом разгаре деятельности нашего издательства нам пришлось идти на его ликвидацию. П. К. Прянишникова, дававшего средства на эти издания, вызвали в цензурный комитет и заявили ему, что если он не перестанет субсидировать народное издательство, то против него "будут приняты меры иного порядка". П. К. Прянишникову было показано "секретное" распоряжение департамента полиции, в силу которого предписывалось подвергнуть его негласному надзору. И он должен был дать подписку, что прекратит издавать книги для народа. Издательство было ликвидировано. Оставшиеся книжки и брошюры были проданы с большой скидкой И. Д. Сытину, с тем чтобы он пустил их через офеней в народ... "Пускай читают! Раз "они" говорят вредно, значит народу полезно", -- говорил Петр Кузьмич.
   Это была его последняя месть департаменту полиции и цензурному комитету.
   Таким образом, выступить в роли издателя произведений В. Г. Короленко для народа мне не удалось.
   В это же время в Москве стало известно, что в мае будет коронация Николая II. Из осведомленных кругов нам сообщили, что Москву будут сильно "очищать" и что уже составлены проскрипционные списки, в которые вошли все мало-мальски политически заподозренные жители столицы. Социал-демократические организации г. Москвы решили временно самораспуститься и разъехаться по провинции.
   Я собрался выехать за границу в Швейцарию, чтобы там поступить в университет и в это же время войти в сношения с "Группой освобождения труда", особенно с Г. В. Плехановым, сочинения которого производили в нашей социал-демократической среде того времени весьма большое впечатление. Кроме того, мне необходимо было наладить транспорт литературы и компактных печатных станков для устройства небольших тайных типографий в России при наших с.-д. организациях для печатания прокламаций.
   Благополучно получив заграничный паспорт в канцелярии генерал-губернатора, в начале мая 1896 года я выехал за границу.
   Моя переписка с В. Г. Короленко возобновилась в 1900 году.
   Мне пришлось принять деятельное участие в огромном, еще никогда доселе не бывавшем в России, переселении русских крестьян-духоборцев за океан, а также и в устройстве их там, в привольных северо-западных прериях Канады, где ранее почти не ступала нога человека. Пробыв среди этой крайне интересной и самобытной многотысячной группы крестьян в течение почти года и хорошо изучив историю этой, веками преследовавшейся царским правительством и духовенством общины, я решил описать мое путешествие и напечатать его в России. П. Ф. Якубович посоветовал мне послать мои очерки в редакцию журнала "Русское богатство" -- к В. Г. Короленко.
   Вскоре после отправки моих очерков в "Русское богатство" я получил от В. Г. Короленко сильно меня ободрившее письмо:

"16 марта 1900 г.

   Многоуважаемый Владимир Иванович4.
   Мы охотно воспользуемся тем, что Вы обещаете прислать -- весь вопрос, разумеется, в возможности со стороны цензуры. Итак, пожалуйста, пришлите поскорее второе письмо. Нам необходимо иметь его и обеспечить, т[ак] сказать, продолжение писем, прежде чем печатать первое. Дело в том, что о переселении духоборов в Америку в "Русск[ом] бог[атстве]" уже была статья, и Ваше первое письмо во многих чертах явится повторением. Это не помешает, если за первым пойдет второе и т. д. В общей связи первое получит свое значение. Итак, присылайте. Тех препятствий, какие встретились у Вас в "С[ыне] отеч[ества]", Вы у нас не встретите, -- правда имеет свои собственные права, -- но я все-таки очень благодарен Вам за разрешение кое-каких редакторских сокращений. Постараюсь не злоупотреблять ими.
   Жму руку и желаю всего хорошего.

Вл. Короленко.

   P. S. То же, разумеется, скажу и о толстовских материалах. Присылайте! К сожалению, должен сразу же сообщить одно цензурное соображение. Указания на архив Вл. Черткова или даже В. Ч. не могут быть сделаны. Цензура не допустит".
   
   Через несколько дней я послал Короленко мой второй и третий очерки и сообщил ему письмом, что имею полную возможность присылать далее.
   Конечно, я с радостью дал свое согласие В. Г. Короленко на все нужные редакционные сокращения, которые он только найдет нужным сделать. И надо было быть В. Г. Короленко, чтобы еще благодарить молодого автора за разрешение выполнить это законное право редактора.
   Такой чуткой деликатностью к писателю у нас обладают очень немногие. Здесь чувствовалась традиция "Отечественных записок" в бытность там Щедрина5, который при всей своей суровости всегда умел крайне осторожно подходить к сотрудникам своего журнала и их произведениям.
   От В. Г. Короленко я вновь получил письмо в начале мая6, из которого с радостью узнал, что мои очерки наконец-то сданы в типографию.
   Не получая довольно долго новых известий из редакции "Русского богатства", я написал об этом П. Ф. Якубовичу и просил его справиться о судьбе моих статей. Вскоре А. И. Иванчин-Писарев прислал мне корректуру первого моего очерка, и я решил, что с ними дело устроилось. Сейчас же спешно прочел гранки и отослал их обратно в редакцию журнала, оставив у себя второй экземпляр гранок, мне предусмотрительно присланных.
   Третий мой очерк, где я подробно рассказывал о преследовании духоборцев в России царским правительством и о том, как они устраиваются коммунами на новых местах, вызывал у меня опасения в смысле цензуры, о чем я и написал П. Ф. Якубовичу.
   Он сейчас же ответил мне.
   "...О ваших "Записках", -- писал он, -- давно еще слыхал от Владимира Галактионовича -- что вещь оч[ень] интересная, но в "Русском богатстве" при данных ценз[урных] условиях (которые, по-видимому, будут длиться еще много лет) совершенно невозможны. Таким авторитетным отзывом вам, конечно, приходится вполне удовлетвориться, и мой суд является уже, думаю, лишним. В ценз[урных] делах я понимаю мало, а в худож[ественном] отношении... что же может быть лучше столь лестного отзыва такого патентованного художника, как Короленко?"
   Это письмо имело тогда для меня то значение, что я, вечно сомневавшийся в достоинствах своей работы, узнал оценку такого писателя, как В. Г. Короленко. Теперь же я могу оценить и те громадные усилия, которые делал В. Г. Короленко, как редактор передового журнала, чтобы провести через рогатки цензуры запретные, с ее точки зрения, материалы7.
   Но, несмотря на старания Короленко, царская цензура зарезала мои очерки "Духоборы в Канадских прериях". Первую часть этих очерков только через шестнадцать лет я мог выпустить отдельной книгой в издательстве "Жизнь и знание" в Петрограде, почти накануне февральской революции8.
   Та же участь постигла и мои заметки "Шесть лет в закрытом учебном заведении", которые я отослал Короленко несколько лет спустя: цензура ничего не пропускала с моей фамилией, о чем я узнал после из секретного циркуляра главного управления по делам печати. Эта часть моих записок была напечатана за границей в No 1 и 2-ом журнала "Жизнь", закрытого в Петербурге и как раз начавшего издаваться в Лондоне в 1902 году.
   Таким образом, и В. Г. Короленко не пришлось быть публикатором моих произведений.
   В 1908 году в Петербурге я начал издавать серию "Материалов к истории и изучению русского сектантства и старообрядчества".
   30 апреля 1910 года я получил от В. Г. Короленко открытку, в которую был вписан собственноручно его полтавский адрес: "Полтава, М. Садовая, 1. Владимиру Галактионовичу Короленко" -- с обозначением, что он желает получать наложенным платежом все выпуски моего издания, как предполагающиеся к выходу, так и те, которые уже вышли в свет.
   Все выпуски моего издания были всегда высылаемы Владимиру Галактионовичу. В апреле 1915 года был выслан последний, седьмой выпуск9.
   В 1912 году сильнейшим образом вспыхнуло антисемитское черносотенное движение, кульминационным пунктом которого был созданный царским правительством и духовенством преподлейший судебный процесс в Киеве по делу убийства юноши Андрея Ющинского, состоявшего в шайке воров, желавших ограбить один из Киевских соборов (1913). Андрей Ющинский должен был в качестве "домушника" проникнуть через форточку в собор и открыть одну из дверей, запиравшихся на внутренний засов. Заподозрив своего молодого сообщника в предательстве, главные деятели этого предполагаемого ограбления убили его под утро на отвратительной оргии у полуцыганки Веры Чеберячки, предводительницы этой уголовной шайки.
   Андрей Ющинский был ранен в висок неверной пьяной рукой и прикончен ударом шила в тот же висок. Труп Андрея Ющинского, сохранявшийся сначала на квартире Чеберячки, был стащен ночью в пещеру, находившуюся недалеко на выгоне, где и был найден детьми. Черносотенцы Киева, прокурорская власть, попы и полиция заявили, что Андрея Ющинского убил с ритуальной целью заведующий расположенным рядом кирпичным заводом еврей Бейлис. Бейлис'был арестован и предан киевскому окружному суду с присяжными заседателями.
   Все реакционеры желали воспользоваться этим наглым, клеветническим обвинением и из всех сил раздували национальную вражду, надеясь вызвать повсеместные еврейские погромы. В Киев на суд съехались представители русской печати. Среди прогрессивной ее части появился В. Г. Короленко, написавший в местной газете "Киевская мысль" несколько фельетонов10. Я был приглашен этой же газетой как специальный ее корреспондент и печатал из номера в номер все то, что наблюдал на процессе. В этой же газете я поместил очерки под названием: "Кровавый навет на христиан" в противовес "Кровавому навету на евреев"11.
   Здесь на процессе я хорошо и много общался с Владимиром Галактионовичем, который с большим одобрением относился к моим очеркам, сказав мне, что мои фельетоны о кровавом навете на христиан разъяснили населению ложность навета на евреев и помогли остановить готовившийся погром еврейской бедноты на Подоле. Это известие крайне меня обрадовало. Я получил подтверждение этого от самого председателя Киевского отделения "Союза русского народа" 12 черносотенца студента Голубева, который, встретив меня в суде, вслух заявил: "Вы помешали нам пустить искупительную кровь из еврейства, почему мы решили вас убить". Я посмеялся над этим расхрабрившимся студентом и посоветовал ему поусердней заниматься науками в университете, мундир которого он позорит своей черносотенной деятельностью, и не быть игрушкой в руках "Союза русского народа". К моему удивлению, этот негодяй сразу присмирел и более не обращался ко мне ни с какими угрозами.
   В. Г. Короленко, узнав об этом инциденте, выражал мне всяческое сочувствие и говорил, что надо потребовать от председателя суда удаления Голубева из зала суда. Я отсоветовал это делать, так как ясно было, что председатель суда, такой же черносотенец, как и студент Голубев, воспользуется этим случаем и закроет зал суда для публики и тем самым ограничит гласность процесса, что было бы весьма нежелательно.
   Во время одного из перерывов все представители прогрессивной прессы снялись группой во главе с В. Г. Короленко[...]
   Помимо этой личной переписки и встреч, я собирал эпистолярию Владимира Галактионовича13, которая была мною в 1933--1941 годах сосредоточена в Государственном литературном музее в Москве, тщательно описана для издания в каталогах музея и подготовлена к опубликованию как в сборниках "Звенья", так и в специальном томе "Летописей" Гослитмузея. К величайшему сожалению, это нужное издание осуществить до сих пор не удалось.
   С наступлением Октябрьской революции мне пришлось неоднократно получать официальные сведения, как управляющему делами Совета Народных Комиссаров, о том, что В. Г. Короленко весьма неодобрительно относится к деятельности представителей советской власти, считает совершенно ненужным и зловредным решительную борьбу диктатуры пролетариата с эксплуататорскими классами, называя ее "излишней жестокостью". Он доказывал, что мирная эволюция, в лоне республиканской конституции, скорее достигнет желанной цели, чем решительная, беспощадная, нередко кровавая борьба классов, которая, по его мнению, только напрасно озлобляет народ. С присущей ему откровенностью и бесстрашием, Владимир Галактионович это свое мнение, шедшее вразрез с указаниями директивных органов партии и правительства, открыто высказывал всюду и везде, как в письмах, так и устно при разговорах, и на собраниях...
   Все сведения об этих фактах были известны Владимиру Ильичу.
   -- Не понимает он задачи нашей революции, -- говорил Владимир Ильич. -- Вот они все так: называют себя революционерами, социалистами, да еще народными14, а что нужно для народа, даже и не представляют. Они готовы оставить и помещика, и фабриканта, и попа -- всех на старых своих местах, лишь бы была возможность поболтать о тех или иных свободах в какой угодно говорильне. А осуществить революцию на деле -- на это у них не хватает пороха и никогда не хватит. Мало надежды, что Короленко поймет, что сейчас делается в России, а впрочем, надо попытаться рассказать ему все поподробней. Надо просить А. В. Луначарского вступить с ним в переписку: ему удобней всего, как Комиссару народного просвещения и к тому же писателю. Пусть попытается, как он это отлично умеет, все поподробней рассказать Владимиру Галактионовичу -- по крайней мере пусть он знает мотивы всего, что совершается. Может быть, перестанет осуждать и поможет нам в деле утверждения советского строя на местах.
   При первом же свидании с Анатолием Васильевичем Владимир Ильич рассказал ему о возмущениях В.Г.Короленко и распорядился все сведения из Полтавы о выступлениях Короленко в дальнейшем пересылать лично А. В. Луначарскому 15.
   -- А сочинения Владимира Галактионовича надо сейчас же переиздать в Государственном издательстве как можно дешевле: они очень полезны для чтения широкими массами, -- сказал Владимир Ильич, обращаясь к А. В. Луначарскому, члену редакции Госиздата [...]
   Когда пришла весть о кончине Владимира Галактионовича, это известие было принято широкой советской общественностью с большой печалью. Память об умершем крупном русском писателе была почтена наименованием школ, устройством музея его имени, изданием полного собрания его сочинений, которые и до сих пор являются любимыми книгами советского читателя.
   

ПРИМЕЧАНИЯ

   Печатается с сокращениями по рукописи, представленной для настоящего издания. Рукопись датирована 1954 г. Ранний вариант воспоминаний опубликован в статье В. Д. Бонч-Бруевича "Моя переписка с народниками" ("На литературном посту", 1928, No 4, стр. 58--61).
   
   Бонч-Бруевич Владимир Дмитриевич (1873--1955) -- один из старейших деятелей Коммунистической партии Советского Союза и Советского государства, доктор исторических наук. С первых дней Великой Октябрьской социалистической революции до 1920 г. работал на посту управляющего делами Совета Народных Комиссаров.
   
   1 Это и все ниже цитируемые письма Короленко к В. Д. Бонч-Бруевичу хранятся в ЛБ.
   2 Издан в 1892 г.
   3 "Спартак, предводитель римских гладиаторов". Историческая повесть в изложении Ц. Самойловой, изд. П. К. Прянишникова, М. 1895. Ц. Самойлова -- псевдоним Цецилии Самойловны Гуревич.
   4 Короленко ошибся в отчестве В. Д. Бонч-Бруевича.
   5 M. E. Салтыков-Щедрин был одним из руководителей журнала "Отечественные записки" с 1868 по 1884 г.
   6 Письмо от 10 мая 1900 г.
   7 Короленко писал Н. К. Михайловскому из Полтавы 23 сентября 1900 г.: "Очень меня интересует судьба писем Бонч-Бруевича о духоборах в Америке. Вероятно, они не появились по прич. цензурным. Тоже жалко, -- теперь там П. А. Тверской заварил какую-то кашу, в которой было бы интересно разобраться. А едва ли Б.-Бруевич после этой неудачи решится писать опять" (В. Г. Короленко, Письма, "Время", Пб. 1922, стр. 65).
   Как видно из письма П. Ф. Якубовича к В. Д. Бонч-Бруевичу от 18 января 1901 г., Короленко в конце ноября 1900 г. ездил в цензурный комитет для личных переговоров об очерках В. Д. Бонч-Бруевича (см.: "На литературном посту", 1928, No 4, стр. 64).
   8 Очерки "Духоборцы в Канадских прериях" В. Д. Бонч-Бруевичу удалось напечатать в журн. "Образование" (1903, No 4--8) под псевдонимом Влад. Ольховский (в сокращенном виде). Полностью очерки вышли после Октябрьской революции отдельным изданием ("Жизнь и знание", Пг. 1918, 276 стр.).
   9 Седьмой выпуск под названием "Материалы к истории и изучению религиозно-общественных движений в России" вышел в 1916 г.
   10 Передовой русской общественностью во главе с Короленко и Горьким был создан в Петербурге особый комитет по борьбе с антисемитской политикой царского правительства. Комитет организовал и защиту Бейлиса на суде. В газете "Киевская мысль" были напечатаны следующие статьи Короленко по делу Бейлиса: "На Лукьяновке" (1913, No 291, перепечатана из газеты "Русские ведомости"), "Бейлис и мултанцы" (1913, No 292), "Еще о Лукьяновке" (1913, No 294). Кроме того, В. Г. Короленко напечатал по делу Бейлиса пятнадцать статей в других газетах, пять из них см. в Соч., т. 9, стр. 638--656.
   11 Имеется в виду воззвание "К русскому обществу (По поводу кровавого навета на евреев)", написанное Короленко и подписанное группой литераторов, общественных деятелей и ученых; опубликовано в 1911 г. в газетах "Русские ведомости" (No 275) и "Речь" (No 329), затем в РБ, 1911, No 12, отд. II, стр. 165--168. См. также письмо В. Г. Короленко в редакцию газ. "Речь" -- "По поводу кровавого навета на евреев" (1911, No 340).
   Очерки В. Д. Бонч-Бруевича "Кровавый навет на христиан" были помещены в газете "Киевская мысль" (1913, Ms 265, 267, 274, 279).
   12 "Союз русского народа" (1905--1917) -- черносотенная монархическая организация, созданная царским правительством для борьбы с революционным движением. Главными методами ее борьбы были погромы, убийства, террор.
   13 В настоящее время письма Короленко, собранные В. Д. Бонч-Бруевичем, хранятся в ЦГАЛИ и в ЛБ.
   14 В статье "К городским выборам" Короленко писал: "...я не принадлежал формально ни к какой партии. Направление моей многолетней публицистической деятельности... было в общем народно-социалистическое. Но лично, как писатель главным образом, я считал свое положение более свободным, без подробно-тактических партийных директив" ("Русские ведомости", 1917, No 152, 6 июля).
   15 А. В. Луначарский был в Полтаве в июне 1920 г. и виделся там с Короленко. После этого свидания Короленко написал А. В. Луначарскому шесть писем, где касался политики Советского правительства и положения в Советской России в годы гражданской войны. В письме к А. Г. Горнфельду от 11 октября 1920 г. он сообщал: "Письма мои к Луначарскому уже закончены, хотя закончены наспех и кое-как... И вышло это взгляд и нечто... Луначарский говорил, что постарается их напечатать, но со времени их получения молчит" ("Письма В. Г. Короленко к А. Г. Горнфельду", "Сеятель", Л. 1924, стр. 188--189).
   А. В. Луначарский по этому поводу писал: "Мы говорили с ним в Полтаве о том, что он напишет мне ряд писем, излагающих его точку зрения, что, может быть, я отвечу на них, и впоследствии эта переписка могла быть изданной. К сожалению, половина писем потерялась в дороге и до меня не дошла, а затем последовала смерть Владимира Галактионовича" ("Красная нива", 1924, No 1, стр. 18).. См. также примечание А. В. Луначарского к статье "Владимир Га-лактионович Короленко" в кн.: А. В. Луначарский, Статьи о литературе, Гослитиздат, М. 1957, стр. 302).
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru