Lib.ru/Классика: Блессингтон Маргарет. Лекарство от любви

ЛЕКАРСТВО ОТЪ ЛЮБВИ
Повѣсть.

-- И такъ, это не сонъ, мы въ Неаполѣ! говорила прелестная женщина высокому и красивому двадцати-пяти-лѣтнему мужчинѣ, который повидимому былъ старѣе ея годами десятью. Опираясь на его руку, она всходила по лѣстницѣ Великобританской Отели, слѣдуя за содержателемъ этого лучшаго неаполитанскаго трактира, и сопровождаемая своимъ курьеромъ.

-- Да, Елена, наконецъ мы здѣсь! отвѣчалъ молодой человѣкъ.-- Довольна ли ты? Оправдались ли твои ожиданія?

-- Довольна ли? Ахъ, Эдуардъ! я восхищена, обворожена всѣмъ, что вижу. Не повторяла ли я это тебѣ пятьдесятъ разъ? чувства мои не выражались ли ясно на лицѣ моемъ, когда мы съѣзжали съ холма, съ котораго вдругъ открылся намъ Неаполь? Его зданія, эта странная смѣсь разнородной архитектуры, сгруппированная въ одно цѣлое, плѣняющее и своею оригинальностью, и разнообразіемъ частей своихъ; эта пестрая, одушевленная, шумная толпа веселаго народа, въ которой встрѣчаются восточныя физіономіи, восточные костюмы,-- все -- все приводитъ меня въ восторгъ, тѣмъ болѣе, что здѣсь ничто не походитъ на видѣнное мною прежде, хотя все совершенно точно такъ, какъ я воображала. Не правда ли, Эдуардъ, кажется, будто кровь здѣшнихъ людей разогрѣта лавою, выбрасываемою Везувіемъ? такъ ярко пылаютъ лица ихъ, такъ ослѣпительно блестятъ ихъ чорные, огненные глаза!

Этотъ восторгъ былъ прерванъ трактирщикомъ, который, доложивъ леди Еленѣ Мередейсъ и мужу ея, что комнаты готовы, повелъ ихъ чрезъ длинный корридоръ въ нанятую ими половину, и, какъ водится, расхваливалъ ее въ самыхъ краснорѣчивыхъ выраженіяхъ; наконецъ онъ оставилъ путешественниковъ однихъ, для того, чтобъ приказать кухмистеру изготовить имъ легкій ужинъ.

Маленькая овальная комнатка, отдѣленная отъ гостиной зеркальною дверью, особенно привлекла на себя вниманіе леди Елены Мередейсъ; стѣны комнатки окружены были турецкимъ диваномъ; посрединѣ стоялъ красивый столикъ, а изъ оконъ видѣнъ былъ прелестный Неаполитанскій Заливъ.

-- Ахъ, какой миленькій будуаръ! вскричала Елена: -- не правда ли, онъ, кажется, назначенъ для чтенія, поэзіи, или для разсказовъ о тѣхъ безчисленныхъ романическихъ происшествіяхъ, которыя здѣсь такъ обыкновенны?

-- Что за мысль, Елена! возразилъ il marito, обнимая тонкій и гибкій станъ жены своей.-- Долго ли тебѣ во всемъ находить романы? Ты непремѣнно хочешь сколько-нибудь пріятное мѣсто дѣлать сценою романическаго приключенія!

-- Эдуардъ! ты, право, становишься похожъ на положительнаго, прозаическаго, хотя впрочемъ предобраго дядюшку моего, лорда Мортимера, который въ каждомъ романическомъ происшествіи видитъ только сцѣпленіе обстоятельствъ самыхъ обыкновенныхъ и смѣется надъ всякою трогательною исторіею, основанною на любви!

-- "Надъ ранами смѣется тотъ, кто вѣкъ свой не былъ раненъ" говоритъ пословица; всѣ современники дядюшки твоего Мортимера утверждаютъ, что онъ былъ влюбленъ только одинъ разъ во всю жизнь свою, но и то не въ прелестные глаза красавицы, а въ шкатулку ея, то-есть въ десять тысячь фунтовъ стерлинговъ годоваго дохода, которыми она пользовалась.

-- Бѣдный дядюшка! возразила Елена. Я помню, Эдуардъ, однажды, когда маменька упрекала его въ этомъ постыдномъ происшествіи его жизни, онъ въ оправданіе свое сказалъ ей извѣстный стихъ:

"What dust we do te on, when 'tis man we love!(*).

(*) Какую пыль любимъ мы, любя мужчину?

"Но если мужчина только пыль" прибавилъ онъ, "то женщина, будучи частью мужчины, составлена также изъ пыли; а какъ золотая пыль, по мнѣнію моему, дороже всякой другой, то, слѣдовательно, виноватъ ли я, что люблю ее?"

-- Много найдется людей одинакаго вкуса съ твоимъ дядюшкою; очень немногіе, однакожъ, признаются въ томъ.

-- Но оставимъ дядюшку. Знаешь ли, что ты часъ отъ часу дѣлаешься грубѣе и положительнѣе?

-- Обвиненіе твое несправедливо, Елена. Укажи мнѣ хоть на одинъ примѣръ моей грубости.

-- О! я могла бы найдти тысячу примѣровъ, но пока удовольствуюсь однимъ, очень недавнимъ. Именно теперешнею насмѣшкою твоею надъ живостію моего воображенія, которую называешь ты глупымъ романизмомъ и говоришь, что я "каждое сколько-нибудь пріятное мѣсто тотчасъ дѣлаю сценою какого-нибудь романическаго приключенія". Было время, Эдуардъ, и не далѣе,-- какъ полгода назадъ, когда и ты любилъ все романическое; но, къ-несчастію, супружество -- врагъ поэзіи, и я увѣрена, что по возвращеніи нашемъ въ Англію, ты частенько будешь сидѣть въ углу съ дядюшкой Мортимеромъ, смѣяться съ нимъ въ запуски надъ всѣмъ, что хоть нѣсколько выходитъ изъ пошлой колеи, и заставишь его повторять въ сотый разъ тѣ неприличные разсказы, которые возбуждаютъ негодованіе во всемъ семействѣ нашемъ.

-- Ты ужь слишкомъ строга, Елена, сказалъ Эдуардъ: -- однакожь позволь мнѣ, продолжалъ онъ,-- быть пророкомъ въ свою очередь. Я вотъ что вижу въ будущемъ: между-тѣмъ, какъ я хохочу въ углу съ дядюшкою Мортимеромъ, ты сидишь возлѣ тетушки Фэйнфильдъ, слушаешь со вниманіемъ трогательное повѣствованіе ея о внезапной смерти ея мужа, пересказываемое тебѣ въ пятисотый разъ со всѣми слезами, со всѣмъ отчаяніемъ недавней потери, хотя горестному происшествію этому минуло уже четверть вѣка.

-- Какъ можешь ты смѣяться этому, Эдуардъ?

-- А какъ можешь ты слушать съ печальнымъ видомъ и слезами на глазахъ несносное хныканье тетушки?

-- Ахъ, еслибъ ты зналъ, Эдуардъ, какъ огорчаетъ меня твоя нечувствительность! Ты улыбаешься, ты не вѣришь этому, вѣтренникъ?

-- Ну, полно! полно! будь добра по-прежнему, помиримся... Съ этими словами лордъ Мередейсъ обнялъ и поцаловалъ жену свою.

Елена и Эдуардъ были супругами только шесть мѣсяцевъ, изъ которыхъ пять провели въ путешествіи по Европѣ. До свадьбы, они были страстно влюблены другъ въ друга; но родители Елены почти, цѣлый годъ не давали Мередейсу рѣшительнаго отвѣта, подъ тѣмъ предлогомъ, что состояніе его еще не было устроено. И во время этой тяжкой неизвѣстности, Эдуардъ, по обычаю всѣхъ влюбленныхъ, дѣлалъ всевозможныя дурачества. Чтобъ доказать Еленѣ страсть свою, онъ повсюду слѣдовалъ за нею, какъ тѣнь, не смотря на гримасы ея матери и косые взгляды отца; каждое утро скакалъ какъ сумасшедшій возлѣ ея кабріолета, когда каталась она съ братомъ въ Гайд-Паркѣ, и дерзкимъ видомъ своимъ давалъ чувствовать другимъ молодымъ людямъ, что не допуститъ никого ѣхать возлѣ нея;-- словомъ, Елена встрѣчала его вездѣ, гдѣ только сбиралось высшее лондонское общество, и онъ, какъ-будто забывъ, что существовали въ свѣтѣ другія женщины, ни на минуту не спускалъ съ нея глазъ. Легко себѣ представить, что такое явное и постоянное волокитство было въ полной мѣрѣ оцѣнено Еленою; взоры ея очень-часто обращались украдкою на Эдуарда, и нѣкоторыя изъ подругъ ея замѣтили даже, что она всегда сухо и отрывисто отвѣчала на любезность молодыхъ денди, толпившихся вокругъ нея.

Не знаемъ, до какой степени были справедливы подозрѣнія молоденькихъ миссъ на счетъ пріятельницы ихъ; но не можемъ скрыть отъ читателей, что Елена находила тысячи средствъ утѣшать отчаяннаго Эдуарда. Иногда, на балъ, когда онъ стоялъ возлѣ нея,-- вдругъ выпадалъ изъ букета ея цвѣточекъ, и въ ту же самую минуту, по какому-то странному случаю, падала на полъ перчатка Эдуарда. Въ концертахъ, въ оперѣ, нѣмое краснорѣчіе глазъ ея повторяло ему всѣ нѣжныя слова аріи, все то, чѣмъ могущественный языкъ мелодіи заставлялъ трепетать ея сердце. Наконецъ Елена, не смотря на гнѣвъ отца, увѣщанія матери и ежедневныя проповѣди дядюшекъ, тетушекъ и всей родни, отказавъ многимъ выгоднымъ женихамъ и въ томъ числѣ одному богатому графу, предлагавшему ей съ рукою своею тысячу ливровъ въ годъ на булавки, рѣшительно объявила, что не пойдетъ ни за кого, кромѣ Эдуарда Мередейса.

Графъ Дельфильдъ, отецъ Елены, услышавъ такой отвѣтъ, сказалъ ей, что она дура; а графиня, задыхаясь отъ бѣшенства и слезъ, кричала, что не признаётъ больше дочерью своею негодной дѣвчонки, которая жертвуетъ безразсудной страсти своей графскимъ гербомъ и огромнымъ состояніемъ. Изъ всего семейнаго парламента, одинъ дядюшка Мортимеръ и тетушка Фэйнфильдъ не сердились на бѣдную Елену. Первый хохоталъ во все горло, клянясь, что со стороны молодой дѣвушки все это было просто одно упрямство, а нѣжная мистриссъ Фэйнфильдъ говорила, что чувства милой Елены къ Эдуарду были такъ же пламенны и постоянны, какъ тѣ, которыя сама она сохраняла къ памяти незабвеннаго супруга своего, сэра Эвелина, котораго смерть не перестанетъ она оплакивать во всю жизнь свою.

-- Ахъ, и я также, сестрица!.. сказалъ Мортимеръ.

-- Ты удивляешь меня, братецъ; я никогда не видала еще въ тебѣ такого сочувствія къ моей горести; но хотя ты оказываешь его и поздно, я все-таки благодарю тебя.

-- Не за что, сестрица; да и удивляться, кажется, почему, потомучто, видя въ-теченіи цѣлыхъ двадцати-пяти лѣтъ безпрестанныя слезы, поневолѣ станешь наконецъ принимать въ нихъ участіе. Клянусь тебѣ, что для меня гораздо-лучше было бы видѣть Фэйнфильда твоего въ живыхъ, и по старинѣ, браниться съ нимъ отъ утра до вечера, нежели слышать вѣчныя сѣтованія твои о его смерти. Кстати, давно ли видѣла ты пріятельницу твою мистриссъ Эффингэмъ? Бѣдняжка, какъ она жалка!

-- Жалка? она жалка, братецъ? она, у которой еще живъ мужъ, такъ страстно любившій ее въ молодости? мужъ, который...

-- Охладѣлъ къ ней, когда она достигла зрѣлыхъ лѣтъ, и ненавидитъ ее въ старости.

-- Въ старости, братецъ?.. Вспомни, что мистриссъ Эффингэмъ однихъ лѣтъ со мною.

-- Право? а я считалъ ее годами двумя или тремя моложе тебя.

-- Ты вѣчно все смѣшиваешь, братецъ! Какъ ничего не помнить?

-- Оставимъ это, сестрица, и обратимся къ мистриссъ Эффингэмъ. Какъ бы, я думаю, желала она помѣняться съ тобою и взять воображаемую печаль твою, основанную на воспоминаніяхъ о сомнительной нѣжности мужа, давно умершаго, за всѣ тѣ истинныя и ежедневныя оскорбленія, которыя наноситъ ей живой мужъ?

-- Не стыдно ли тебѣ говорить, что покойный, незабвенный мой сэръ Эвелинъ поступалъ со много дурно,-- онъ, который былъ весь любовь, весь нѣжность, который жилъ моею улыбкою!.. О, Боже!.. И добрая старушка, вынувъ изъ кармана батистовый платокъ, отерла слезы, которыми наполнились глаза ея.

-- Пощади мою чувствительность, братецъ! сказала она всхлипывая.-- Развѣ забылъ ты, какъ онъ былъ добръ, кротокъ, снисходителенъ? Какъ убѣгалъ всякихъ ссоръ и споровъ? Я... я такъ пламенно любила его, что ни въ чемъ не могла ему противорѣчить... О, какъ могу я не скорбѣть вѣчно о потерѣ того, котораго прекрасныя черты такъ живы еще въ моей памяти, какъ-будто эти глаза, столько лѣтъ его оплакивающіе, видѣли его только вчера... Милый голосъ его безпрестанно раздается въ моемъ сердцѣ. Боже милосердый! зачѣмъ ты отнялъ его у меня такъ рано? для чего я пережила его?

Тутъ мистриссъ Фэйнфильдъ заплакала опятъ, и братъ, отворотясь отъ нея, комически искривилъ ротъ, чтобъ скрыть улыбку, или проглотить насмѣшливое возраженіе.

-- Но послушай, сестрица, сказалъ онъ немного оправясь:-- вѣдь онъ умеръ черезъ два мѣсяца послѣ вашей свадьбы, то-есть, почти тотчасъ послѣ медоваго мѣсяца; слѣдовательно, ему некогда было еще обнаружить тѣхъ маленькихъ неровностей характера, которыя въ супружескомъ состояніи неизбѣжны.

-- Молчи, братецъ! ради Бога, молчи!

-- Притомъ же, продолжалъ лордъ Мортимеръ:-- сэру Фэйнфильду было бы теперь шестьдесятъ-два года; слѣдовательно, онъ былъ бы ужъ старикъ.

-- Шестьдесятъ-два года? можно ли такъ клеветать!

-- Какая тутъ клевета, сестрица? Сочти сама: онъ умеръ на тридцать восьмомъ году, не правда ли? этому въ апрѣлѣ будетъ ровно двадцать пять лѣтъ; слѣдовательно, тридцать семь и двадцать пять, по всѣмъ правиламъ ариѳметики, составляетъ шестьдесятъ-два.

Мистриссъ Фэйнфильдъ съ глубокимъ вздохомъ качнула головой, проворчавъ сквозь зубы: Удивительно, какъ иные хорошо помнятъ чужія лѣта!

-- Вѣроятно, мужъ твой, продолжалъ Мортимеръ:-- страдалъ бы теперь подагрою, которой онъ чувствовалъ уже нѣкоторые припадки еще до женитьбы.

-- Это неправда; онъ самъ говорилъ мнѣ, что докторъ ошибается на счетъ его болѣзни.

-- Можетъ-статься; но онъ, помнится, подверженъ былъ рожѣ, потому-что лицо у него всегда было чрезвычайно красно и одутловато.

-- О Боже! Нѣтъ, ты его совсѣмъ забылъ, братецъ!

-- Извини, сестрица,-- очень помню, и даже какъ теперь смотрю на него. У него были черные волосы съ просѣдью; начиналась лысина...

-- Нѣтъ, ужь это слишкомъ! Сэръ Эвелинъ сѣдой? Сэръ Эвелинъ плѣшивый? Такъ вотъ какъ ты помнишь его, братецъ... На, посмотри!

Съ этими словами она вынула изъ-за пазухи золотой медальйонъ и, открывъ, подала его брату.

-- Во-первыхъ, отвѣчалъ онъ:-- портретъ этотъ не могъ никогда походить на сэра Эвелина; во-вторыхъ, онъ, по-видимому, писанъ съ него тогда, когда ему было только двадцать лѣтъ; а въ-третьихъ, сэръ Эвелинъ, какъ я слыхалъ, назначилъ его въ подарокъ той молодой дѣвушкѣ, въ которую онъ въ молодости своей былъ влюбленъ до безумія, но которая, прококетничавъ съ нимъ мѣсяцевъ шесть, наконецъ его отставила. Какъ бишь ее звали?... Миссъ Эл... миссъ Эр... миссъ Эрлингтонъ... Точно, Марія Эрлингтонъ!... Она ушла съ какимъ-то гвардейскимъ офицеромъ, и, кажется, черезъ годъ послѣ того умерла.

-- Вздоръ, сударь! вздоръ! Этотъ портретъ писанъ для меня одной и не бывалъ ни въ чьихъ рукахъ, кромѣ моихъ. Слѣдовательно, вы очень, очень ошибаетесь, если думаете, что онъ когда-нибудь принадлежалъ миссъ Эрлингтонъ, съ которою незабвенный мой сэръ Эвелинъ былъ почти совсѣмъ незнакомъ; и я не понимаю, съ чего вы и многіе другіе взяли, что будто онъ былъ когда-то влюбленъ въ нее. Напротивъ, я всегда отъ него слыхала, что онъ не только не любилъ во всю жизнь свою никакой другой женщины, кромѣ меня, но даже до самой той минуты, какъ встрѣтился со мною, никогда не располагалъ жениться.

-- И ты, сестрица, была такъ проста, что ему вѣрила? Но это въ теченіи медоваго мѣсяца обыкновенно говорятъ женамъ своимъ всѣ мужья, не смотря на то, что иному, можетъ-быть, половина лондонскихъ невѣстъ отказала.

-- Сэру Эвелину не отказалъ никто; я знаю это навѣрное, потому-что онъ принадлежалъ къ числу тѣхъ мужчинъ, которымъ ни одна дѣвушка на въ состояніи отказать, если только сердце ея не занято уже другимъ. Притомъ же, Эвелинъ не имѣлъ привычки свататься безъ истинной, исключительной и страстной любви; а такую любовь онъ чувствовалъ только ко мнѣ одной, когда предложилъ мнѣ свою руку.

-- Тю-тю-тю! отвѣчалъ Мортимеръ, произведя губами своими звукъ очень-похожій на свистокъ.-- Какія же простофили женщины-то!... Вы принимаете за наличную монету то, что хоть нѣсколько льститъ вашей суетности... И ты, любезная сестрица, увлекаясь самолюбіемъ, не знаешь, сколько женщинъ отвергло твоего бѣднаго сэра Эвелина, прежде, нежели ты надъ нимъ сжалилась. Ну, такъ позволь же мнѣ сказать тебѣ, что онъ въ цѣломъ Лондонѣ давно слылъ всесвѣтнымъ женихомъ, и я думалъ всегда, что именно это самое обстоятельство заставило его предложить тебѣ руку. Что жь касается до тебя, ты пошла за него, потому-что тебѣ было тогда давно подъ тридцать...

-- Ошибаетесь, братецъ! Ошибаетесь! очень ошибаетесь! Позвольте мнѣ знать лѣта мои лучше васъ.

-- Не спорь, сестрица!... Не то, я тотчасъ докажу тебѣ, что они извѣстны мнѣ какъ -- нельзя-лучше. Вѣдь годъ и число твоего рожденія записаны у меня въ Библіи!

-- Ты всегда говоришь мнѣ непріятности, братецъ...

-- А ты, сестрица, всегда сама вызываешь меня къ непріятностямъ странными понятіями своими о вещахъ.

-- Грубость твоя кого не выведетъ изъ терпѣнія!

-- Ахъ, я и забылъ, что говорить правду и грубить -- для женщинъ одно и то же, особенно, если дѣло идетъ о лѣтахъ. Вотъ, на-примѣръ, когда на прошлой недѣлѣ бѣдная мистриссъ Эффингэмъ жаловалась на подлый эгоизмъ и поступки своего мужа, иногда, чтобъ утѣшить ее, я сказалъ ей: впрочемъ, сударыня, мнѣ кажется, вы уже должны нѣсколько привыкнуть къ дурному нраву своего супруга, потому-что живете съ нимъ ужь двадцать-шесть лѣтъ?-- посмотрѣла бы ты, какъ она вдругъ вспыхнула, и съ жаромъ, съ досадою принялась доказывать мнѣ, что она за мужемъ всего только двѣнадцатый годъ. Ахъ, сестрица! счастлива ты, что провела цѣлую четверть столѣтія въ мирѣ и тишинѣ, и не мучишься теперь, подобно бѣдной мистриссъ Эффингэмъ! Повѣрь, что жизнь твоя съ сэромъ Эвелиномъ была бы очень-незавидна.

-- А развѣ лучше она съ-тѣхъ-поръ, какъ я лишилась его?.. Ежеминутная, ничѣмъ неразвлекаемая грусть снѣдаетъ мое сердце, и я утѣшаюсь только мыслію, что рано или поздно мы соединимся въ лучшемъ мірѣ. Тамъ я увижу моего друга, тамъ узнаю милыя черты незабвеннаго,-- потому-что съ самой ужасной минуты, въ которую смерть похитила его, не проходило еще дня, чтобъ я тысячу разъ не цаловала портрета его, не смотрѣла на него по цѣлымъ часамъ, обливаясь горькими слезами.

-- Все это очень-хорошо, но не-ужь-ли никогда не приходило тебѣ въ голову, что съ-тѣхъ-поръ, какъ онъ видѣлъ тебя въ послѣдній разъ, ты сдѣлалась старѣе двадцатью-пятью годами, и что слѣдовательно ему не легко узнать тебя?-- Сказать ли тебѣ откровенно, сестрица? ты ужасно постарѣла,-- больше даже, нежели думаешь.

-- А развѣ ты молодъ, братецъ?

Подобные споры, происходившіе безпрестанно между мистриссъ Фэйнфильдъ и братомъ ея, сильно разстроили чувствительную вдову, которая, будучи сложенія нервическаго и раздражительнаго, принимала насмѣшки Мортимера близко къ сердцу, между-тѣмъ, какъ онъ, будто покрытый желѣзною бронею, слушалъ слабыя ея возраженія очень-равнодушно. Елена сдѣлалась вдругъ любимицею тетки своей, которая, думая, что она была чрезвычайно на нее похожа и довольная, какъ-нельзя-больше, этимъ сходствомъ, существовавшемъ только въ ея воображеніи, осыпала молодую дѣвушку ласками, подарками, и въ душѣ своей одобряла любовь ея къ Эдуарду, столь разительно напоминавшему ей, какъ говорила она, ея милаго, незабвеннаго сэра Эвелина. Съ другой стороны, Елена, одаренная отъ природы сердцемъ нѣжнымъ и головою пламенною, читала много романовъ; слѣдовательно, удивительно ли, что частыя бесѣды съ тетушкою еще болѣе усилили любовь ея ко всему неестественному, мечтательному, выходящему изъ предѣловъ обыкновенной жизни и приготовили для нея множество разочарованій? Это несчастное расположеніе, усилившееся отъ запрещенія родителей думать объ Эдуардѣ, обратилось наконецъ въ родъ какого-то нравственнаго недуга, во что-то, похожее на сантиментальный бредъ; она видѣла во всякой женщинѣ или мужчинѣ, недостигшихъ еще сорока лѣтъ,-- жертвы, обреченныя той неминуемой, роковой страсти, которая, по мнѣнію ея, была единственною цѣлію всего бытія нашего. Мистриссъ Файнфильдъ, сдѣлавъ Елену наслѣдницею всего своего имѣнія, надѣялась, что это заставитъ, можетъ-быть, родителей ея согласиться на бракъ съ Эдуардомъ, потому-что ограниченное состояніе юныхъ любовниковъ было главнымъ предлогомъ отказа. Но добрая тетушка ошиблась. Графъ и графиня Делефильдъ не только не перемѣнили прежняго рѣшенія своего на счетъ дочери, но говорили еще, что она съ помощію богатаго наслѣдства мистриссъ Фэйнфильдъ могла ожидать теперь самой блестящей партіи. Въ этомъ мнѣніи еще болѣе утверждали ихъ колкія насмѣшки лорда Мортимера, который увѣрялъ во-первыхъ, что любовь есть нравственная болѣзнь, происходящая отъ разслабленія разсудка; что супружество съ Мередейсомъ, хотя можетъ-быть и вылечило бы Елену, но впослѣдствіи открыло бы въ ней способность видѣть всѣ существенныя невыгоды такого необдуманнаго брака, и наконецъ, что такое сознаніе гораздо горестнѣе мечтательныхъ обольщеній сердца. Лордъ и леди Делефильдъ, давно уже позабывшіе о сердечныхъ своихъ страданіяхъ, безпрекословно соглашались съ Мортимеромъ, тѣмъ болѣе, что онъ былъ неженатъ, бездѣтенъ, очень любилъ сестру свою леди Делефильдъ и намекалъ не разъ, что по смерти оставитъ все имѣніе свое ей, если она будетъ слушаться его совѣтовъ.

Елена и тетушка ея всѣми силами боролись съ могущественною партіею, оспоривавшею у нихъ побѣду. Онѣ гордились упрямствомъ своимъ, называя его -- одна благородною настойчивостію, другая постоянствомъ, въ чемъ однакожь не всѣ соглашались съ ними, и въ числѣ этихъ холодныхъ, нечувствительныхъ людей первую роль игралъ дядюшка Мортимеръ.

-- Вы всѣ думаете, повторялъ онъ на дамскихъ сеймахъ:-- что любовь, всесильная Любовь, какъ называютъ ее дураки, есть главная и единственная причина этой исторіи. Вы очень ошибаетесь; и еслибъ съ самаго начала спросили моего мнѣнія, то я посовѣтовалъ бы вамъ сказать этой глупой дѣвчонкѣ: "ты можешь выйдти за Эдуарда Мередейса и сдѣлаться ничѣмъ въ большомъ свѣтѣ"; тогда увидѣли бы вы, какъ скоро забыла бы она безразсудную страсть свою;-- но безпрестаннымъ сопротивленіемъ вы только раздражили ея воображеніе и усилили въ ней то упрямство, отъ котораго раждаются всѣ эти нелѣпые "браки по любви".

Между-тѣмъ, какъ такія совѣщаніи происходили въ домѣ Делефильдовъ, ближайшій родственникъ Эдуарда умеръ, и съ титломъ лорда оставилъ ему огромное наслѣдство. Это происшествіе значительно измѣнило мысли графа и графини, которые вдругъ вообразили себѣ, что дочь ихъ не могла быть ни за кѣмъ такъ счастлива, какъ за новымъ лордомъ. Такое нечаянное открытіе слѣдовало немного скоро за строгимъ запрещеніемъ Еленѣ говорить и танцевать съ Эдуардомъ; но, какъ бы то ни было, лордъ Мередейсъ былъ единогласно провозглашенъ въ семейномъ парламентѣ графа Делефильда чрезвычайно-выгодною партіею для миссъ Елены и сверхъ-того самымъ отличнымъ молодымъ человѣкомъ. Въ-слѣдъ за тѣмъ приняли это какъ-нельзя-лучше, и дозволили ему оказывать молодой дѣвушкѣ всѣ тѣ нѣжности, которыя принадлежатъ къ правамъ "объявленнаго" жениха и сокращаютъ для него скучное время, опредѣленное для свадебныхъ переговоровъ и совѣщаній съ маклеромъ. Но тонкій наблюдатель (а дядюшка Мортимеръ былъ, какъ извѣстно, не изъ послѣднихъ) могъ бы замѣтить, что со дня помолвки Эдуардъ уже не такъ пламенно смотрѣлъ на Елену, какъ тогда, когда онъ еще не смѣлъ глядѣть на нее; конечно, онъ, какъ водится, пріѣзжалъ каждый день, сидѣлъ возлѣ нея съ утра до вечера, былъ постояннымъ сосѣдомъ ея за обѣдомъ, въ ложѣ, безпрестанно танцовалъ съ ней на балахъ, присылалъ ей каждое утро букетъ свѣжихъ цвѣтовъ и дарилъ ее самыми модными и дорогими вещами, но со всѣмъ тѣмъ, не чувствуя уже ни тревогъ, ни ревности отчаяннаго любовника, мало-по-малу становился спокойнѣе, разсудительнѣе, почти холоднѣе, и наконецъ предсталъ съ Еленою предъ алтаремъ, не ощущая въ себѣ тѣхъ пламенныхъ восторговъ, которымъ за шесть недѣль до того предавался онъ при одной мысли обладать нѣкогда ею. "Странно" говорилъ онъ самъ себѣ: "жена моя, конечно, все такъ же прекрасна, какъ была прежде, и любитъ меня безъ памяти; но отъ-чего же для меня гораздо-лестнѣе было видѣть доказательства нѣжности ея тогда, когда ей запрещено было любить меня и когда она ежеминутно подвергалась гнѣву родителей, или пересудамъ общества, нежели теперь, когда всѣ препятствія исчезли и взаимная привязанность наша одобрена цѣлымъ свѣтомъ?" Елена же была такъ молода и неопытна, что перемѣна, происшедшая въ чувствахъ Эдуарда, не могла быть ею замѣчена. Если жь порою она и замѣчала ее, то не болѣе, какъ слегка, мимоходомъ, не стараясь отъискивать причинъ ея. Упоенная счастіемъ, она не могла вообразить, чтобъ онъ не раздѣлялъ ея восторговъ, и потому, когда видѣла его нѣсколько-небрежную и лѣнивую угодливость, то приписывала ее нѣжности; когда же не безъ нѣкотораго удивленія ловила на лицѣ его слѣды едва-удерживаемой зѣвоты, то старалась не вѣрить самой себѣ, или позабыть о ней, думая о прежнемъ постоянствѣ и пламенной любви Эдуарда. Но, увы, если мы для утѣшенія себя въ настоящемъ, прибѣгаемъ къ воспоминанію прошедшаго -- значитъ, любовь потеряла уже и первый цвѣтъ и свѣжесть свою! И бѣдной Еленѣ предстоялъ урокъ горестный, но неминуемый для всѣхъ женщинъ, урокъ, который обнаруживаетъ, что страсть любовника самая пламенная, самая восторженная во время исканія, ослабѣваетъ въ безмятежномъ обладаніи и, побѣдившая тысячи препятствій, она утомляется и засыпаетъ.

Въ первые два мѣсяца путешествія по Европѣ, новость предметовъ, безпрестанная перемѣна мѣстъ и свѣжесть впечатлѣній, развлекая Елену, не давали ей чувствовать утрату тѣхъ безчисленныхъ доказательствъ ежеминутнаго вниманія, которыми окружалъ ее Эдуардъ въ то время, когда все противилось его счастію. Можетъ-быть, онъ уже мало-по-малу пріучилъ ее къ супружеской безпечности своей, сдѣлавшись "объявленнымъ женихомъ", и потомъ мужемъ ея. Но какъ все въ свѣтѣ имѣетъ конецъ, то и заблужденіе Елены было непродолжительно: она не могла уже скрывать отъ самой себя того, что съ нѣкоторыхъ поръ Эдуардъ спалъ послѣ обѣда долѣе, нежели позволяла благопристойность; что онъ поминутно зѣвалъ, не стараясь даже удерживать своей зѣвоты, сдѣлался записнымъ гастрономомъ и, скучая разговорами съ нею, искалъ общества веселыхъ молодыхъ товарищей. Все это открылось постепенно Еленѣ по пріѣздѣ ихъ въ Неаполь, то-есть въ то время, съ котораго начинается наша повѣсть, и бѣдная женщина, уже не разъ съ глубокимъ вздохомъ признававшаяся самой себѣ, что дѣйствительно можно разочароваться на счетъ страстно-любимаго мужа, рѣшилась наконецъ откровенно объясниться съ Эдуардомъ.

На земномъ шарѣ нѣтъ мѣста, которое такъ сильно располагало бы человѣка къ лѣни и бездѣйствію, какъ Неаполь,-- роскошный, обаятельный Неаполь, котораго огненный воздухъ дышетъ нѣгою, и, погружая васъ въ счастливое самозабвеніе, ослабляетъ и нравственныя и тѣлесныя ваши силы. Древняя Парѳенопа, избравъ жилищемъ своимъ эти живописныя берега, еще и понынѣ сыплетъ чары свои на здѣшнихъ жителей, усыпляя ихъ посреди живыхъ, пламенныхъ, но утомительныхъ наслажденій.

На другой день по пріѣздѣ, леди Елена вынула изъ ящика свои книги, устроила себѣ столикъ для рисованья, и послѣ завтрака сѣла къ окну любоваться очаровательными видами Неаполя. Голубое небо было ясно, и лазурь его отражалась въ тихой влагѣ, какъ въ прозрачномъ зеркалѣ;-- далѣе, свѣжія, зеленыя рощицы Виллы-Реале успокоивали взоръ, утомленный ослѣпительнымъ блескомъ окружныхъ предметовъ, на которые лучезарное солнце бросало весь огонь свой; безчисленное множество бѣлыхъ парусовъ развивалось надъ заливомъ, свѣтившемся подобно массѣ крупныхъ брильянтовъ, разсыпанныхъ по сапфирному блюду; вдали на горизонтѣ разстилалось Капри, какъ мягкое ложе, уготованное гиганту, покровительствовавшему нѣкогда эту прелестную дщерь Греціи.

-- Эдуардъ! Эдуардъ! поди сюда скорѣе! вскричала Елена: -- посмотри на эту очаровательную картину! Удивляясь ей, я думала: какъ правъ Циммерманъ, говоря, что самый прелестный видъ нравится только въ половину, когда намъ некому сказать: "посмотри, какъ это хорошо!"

-- Я любовался имъ еще давича, до завтрака, милая Елена, отвѣчалъ сухо Эдуардъ:-- съ меня довольно, и правду сказать, мнѣ гораздо пріятнѣе соснуть на этомъ диванѣ, который впрочемъ немного жестокъ и совсѣмъ не такъ покоенъ, какъ въ другихъ итальянскихъ отеляхъ.

Бѣдная Елена вздохнула, перестала звать его и скоро погрузилась въ сладкую задумчивость, которая вдругъ прервана была громкимъ храпѣніемъ мужа, заснувшаго крѣпкимъ-сномъ. Надо знать читателю, что для женскихъ ушей нѣтъ въ свѣтѣ звука противнѣе храпѣнія -- отъ-того ли, что онъ напоминаетъ нѣжно-воспитанной женщинѣ о равнодушіи спящаго, который, въ-присутствіи ея, не стыдится посвящать грубому забвенію часы, неопредѣленные для сна, или потому-что молодой мужчина, какъ бы онъ хорошъ ни былъ, кажется дуренъ и даже отвратителенъ, когда, развалясь на софѣ, храпитъ во всю комнату и, наводя на другихъ скуку, мѣшаетъ всякому занятію. Какъ бы то ни было, но увѣряю васъ, что вы не встрѣтите ни одной женщины, которая бы, при всей мягкости своего нрава, не обнаружила въ подобномъ случаѣ нѣкотораго нетерпѣнія,-- и леди Елена, взглянувъ на Эдуарда, проворчала съ внутреннею досадою: "Онъ вѣчно лежитъ на диванѣ и вѣчно спитъ! Но я бы еще простила ему это, еслибъ онъ не храпѣлъ такъ ужасно: кто можетъ вынести это нестерпимое храпѣнье!.. Боже, могла ли я ожидать этого шесть мѣсяцевъ назадъ!.. Еслибъ кто-нибудь сказалъ мнѣ тогда, что Эдуардъ будетъ по цѣлымъ днямъ валяться на софѣ какъ пудель, что онъ будетъ храпѣть... храпѣть!.. при всей любви къ нему, я никакъ не вышла бы за него.-- Эти черные, кудрявые волосы, которыми я такъ прельщалась, теперь всклочены какъ мохнатая шерсть на собакѣ; эта запрокинутая голова съ открытымъ ртомъ пугаетъ меня; но ужаснѣе всего это храпѣніе, это грубое, подлое, скотское храпѣніе... Нѣтъ силъ выносить болѣе, я разбужу его... Эдуардъ, Эдуардъ!

-- Что такое? что сдѣлалось? сказалъ полусонный Эдуардъ, зѣвая и потягиваясь.

-- Ты такъ ужасно храпишь, что я, право, думала, ты задыхаешься.

-- Не-уже-ли я храпѣлъ? Это странно!

Съ этими словами онъ приподнялся съ дивана, положилъ руки на столъ, взялъ книгу и началъ читать, между-тѣмъ, какъ жена его открыла Джелево описаніе Помпеи. Но едва успѣла она пробѣжать въ немъ страницы двѣ, какъ il marito ("молодой") захрапѣлъ сильнѣе прежняго. Елена покраснѣла отъ стыда, увидя вошедшаго трактирнаго лакея, который спросилъ ее, въ которомъ часу она прикажетъ быть наемной каретѣ, и, поспѣшно отославъ его отъ себя, раскрыла опять книгу и старалась углубиться въ чтеніе.

Между-тѣмъ, храпѣніе продолжалось и сдѣлалось наконецъ такъ громко, что было слышно даже въ передней. Въ это время дверь въ комнату отворилась, и графъ Вайндермеръ вошелъ вслѣдъ за слугою, доложившемъ о его пріѣздѣ. Ни скрипъ шаговъ его на паркетѣ, ни стукъ креселъ, которые подвинулъ онъ, садясь возлѣ миледи, не могли разбудить Эдуарда. Лицо Елены пылало отъ стыда, и сердце ея разрывалось на части, когда она примѣтила, что графъ съ удивленіемъ посмотрѣлъ на диванъ. Посѣщеніе всякаго другаго гостя было бы для нея легче въ эту минуту: графъ Вайндермеръ былъ тотъ самый, которому отказала она, не смотря на его гербъ, на предложеніе давать ей по 100 тысячь ливровъ въ годъ на булавки, и предпочла ему Эдуарда, этого грубаго Эдуарда, котораго храпѣнье, безъ сомнѣнія, казалось графу неоспоримымъ доказательствомъ дурнаго воспитанія, неблагородныхъ привычекъ и -- что всего хуже -- оскорбительнаго равнодушія къ молодой женѣ.

Елена разбудила мужа, который, зѣвая и протирая глаза, бормоталъ себѣ что-то подъ посъ и вѣроятно ворчалъ на то, что ему не давали покою. Когда же леди Мередейсъ сказала ему вполголоса: "другъ мои, здѣсь лордъ Вайндермеръ", онъ вдругъ вскочилъ съ дивана, сталъ очень-неловко изинняться передъ графомъ, ссылаться на дневной зной и чрезмѣрную усталость.

Лордъ Вайндермеръ, принадлежавшій къ числу лондонскихъ красавцевъ, слылъ также однимъ изъ первыхъ щеголей; онъ отличался изъисканною учтивостію и рѣшительно сводилъ съ ума всѣхъ больше-свѣтскихъ женщинъ; слѣдовательно, очень-естественно, что отказъ Елены всѣми принятъ былъ съ удивленіемъ. "Не-ужь-ли она предпочитаетъ этого ничтожнаго Мередейса ловкому, любезному, блистательному Вайндермеру?" кричали въ одинъ голосъ во всѣхъ лондонскихъ обществахъ. Елена въ то время презирала этимъ крикомъ; но теперь, увы! въ первый разъ въ жизни своей дѣлала тотъ же вопросъ самой-себѣ, взглядывая неперемѣнно то на мужа, то на отверженнаго жениха своего, котораго модный фракъ, отлично-повязанный галстухъ и фешёнебльная прическа представляли разительную противоположность съ небрежнымъ туалетомъ Эдуарда. Сверхъ-того, графъ затмѣвалъ его знаніемъ свѣтскости, тонкою сметливостію, и тѣмъ строгимъ соблюденіемъ приличій, которыя обнаруживаютъ аристократическое воспитаніе и привычку жить въ высшемъ и образованнѣйшемъ кругу. Ко всѣмъ этимъ блистательнымъ достоинствамъ, лордъ Вайндермеръ присоединялъ еще какую-то увлекательную полу-задумчивость, чрезвычайно нравившуюся женщинамъ, и особенно тѣмъ, которыя принимали ее на свой счетъ.

"Не-уже-ли я была такъ слѣпа, что не видала, какъ далеко Эдуардъ отсталъ отъ Вайндермера?" думала Елена. "Ужь вѣрно онъ не храпѣлъ бы по цѣлымъ часамъ на диванѣ въ комнатѣ жены своей, не сидѣлъ бы развалясь въ большихъ креслахъ съ сигарою или зубочисткою во рту, не оставлялъ бы меня одну заниматься чѣмъ мнѣ угодно"... Размышляя такимъ образомъ, она невольно вздохнула, и этотъ глубокій, тяжелый вздохъ, не достигшій до ушей il marito, услышанъ былъ милымъ, любезнымъ графомъ, котораго голосъ, обыкновенно тихій и гармоническій, дѣлался еще нѣжнѣе и музыкальнѣе, когда онъ говорилъ съ леди Мередейсъ.

Лордъ Вайндермеръ, прибывшій за нѣсколько дней въ Неаполь, остановился въ одной отели съ нашими супругами, и прочтя имена ихъ на реестрѣ, счелъ за нужное сдѣлать имъ визитъ, желая доказать этимъ, что онъ, хотя и отверженный искатель руки Елены, не питалъ къ ней ни досады, ни ревности. Однакожъ онъ шелъ съ чувствомъ не совсѣмъ спокойнымъ, надѣясь увидѣть двухъ страстныхъ и пламенныхъ любовниковъ, которыхъ блаженство невольно возбуждало въ сердцѣ его нѣкоторую зависть. Но вообразите его удивленіе, когда онъ нашелъ совершенно противное!..

Узнавъ, что Вайндермеръ жилъ съ ними въ одномъ трактирѣ, лордъ и леди Мереденсъ просили его видѣться съ ними чаще, удержали обѣдать и предложило ему ѣхать вмѣстѣ съ ними осматривать Неаполь.

Предложеніе принято съ радостію, и къ вечеру лордъ Вайндермеръ былъ уже такъ коротокъ съ "молодыми", какъ-будто-бы-провелъ съ ними десять дней въ какомъ-нибудь загородномъ замкѣ въ Англіи. Легкость, съ которою женатые Англичане принимаютъ въ семейства свои молодыхъ людей, позволяя имъ сидѣть по утрамъ въ будуарахъ женъ своихъ, бродить по всѣмъ комнатамъ, подобно любимымъ собачкамъ, участвовать въ семейныхъ прогулкахъ ихъ въ Гринвичѣ, или Ричмондѣ, и ѣздить верхомъ съ молодыми и прекрасными леди,-- эта непонятная легкость всегда удивляла людей степенныхъ, давала поводъ къ злословію и клеветамъ, а иногда разстроивала на вѣкъ домашнее счастіе и согласіе супруговъ. Не знаю, что причиною такой безразсудной безпечности въ молодыхъ мужьяхъ: скука ли, находимая ими въ семействѣ своемъ и заставляющая ихъ искать развлеченія въ обществѣ "домашнихъ друзей", такъ-называемыхъ habitués de maison, или глупое желаніе видѣть прелестныхъ женъ своихъ окруженными толпою поклонниковъ; знаю только, что все это чрезвычайно-опасно для доброй славы молодой и неопытной женщины, и влечетъ за собою самыя вредныя и горестныя послѣдствія.

Удовольствіе, съ которымъ Мередейсъ принималъ посѣщенія лорда Вайндермера, оскорбило леди Елену.

"Ему надоѣло быть безпрестанно со мною" думала она. "Конечно, я давно ужь замѣчала это по всегдашней скукѣ его, когда мы бывали вмѣстѣ; но никакъ не воображала, чтобъ онъ съ такою поспѣшностію, съ такою жадностью бросался на первое попавшееся ему новое знакомство, и съ кѣмъ же? съ человѣкомъ, съ которымъ не хотѣлъ прежде встрѣчаться. Нѣтъ" продолжала она со вздохомъ: "Эдуардъ не ревнивъ, онъ не такъ сильно любитъ меня, чтобъ быть ревнивымъ; однакожь было время, когда онъ ревновалъ меня безъ причины, и мнѣ стояло большихъ трудовъ успокоивать его.

-- Какой пріятный человѣкъ этотъ Вайндермеръ! сказалъ однажды Эдуардъ.-- Впрочемъ, Елена, ты очень-хорошо дѣлаешь, что все-таки предпочитаешь ему меня.

-- Я то же думаю, отвѣчала она съ коварною улыбкою.

-- Это мнѣ не очень нравится! возразилъ Мередейсъ, немного надувшись.

-- Ты, Эдуардъ, даешь мнѣ столько времени на размышленіе, что не долженъ удивляться, если я иногда слишкомъ-далеко увлекаюсь.

-- Что ты хочешь этимъ сказать? развѣ я оставляю тебя когда-нибудь одну?

-- Нѣтъ, но ты забылъ, что большую часть дня спишь, вмѣсто того, чтобъ говорить со мною. Что пользы мнѣ имѣть тебя передъ глазами, когда ты не видишь меня и не чувствуешь, что я въ комнатѣ? Увѣряю тебя, что мнѣ гораздо пріятнѣе было бы не видать тебя, но знать, что ты веселишься или дѣлаешь движеніе, полезное для твоего здоровья, нежели замѣчать присутствіе твое только по храпѣнью.

Этотъ легкій упрекъ, не смотря на нѣжность свою, разсердилъ Эдуарда. Мередейсъ принадлежалъ къ числу тѣхъ людей, которые воображаютъ, что супружеское состояніе избавляетъ ихъ отъ всякихъ церемоній въ домашней жизни; слѣдовательно, не терпятъ, чтобъ жены ихъ осмѣливались выговаривать имъ за невниманіе и грубость.

-- Ты не хочешь понять, Елена, дѣйствія этого жаркаго климата, къ которому я не привыкъ.

-- Не климатъ, а лѣнь твоя наводитъ на тебя безпрестанную дремоту. Если бъ ты, вмѣсто того, чтобъ валяться съ утра до вечера на диванѣ, ходилъ по городу, разсматривалъ антики, музеумы и всѣ рѣдкости, которыми Италія такъ богата, то конечно проводилъ бы время гораздо пріятнѣе и полезнѣе, нежели теперь.

-- Но ты забываешь, что все это нисколько не интересуетъ меня, и что у меня нѣтъ еще ни вкуса, ни познаній какого-нибудь virtuoso, или антикварія.

Этотъ непріятной споръ между супругами былъ прерванъ приходомъ Вайндермера, который предложилъ имъ прогулку по живописнымъ окрестностямъ Неаполя.

Эдуардъ и Елена очень обрадовались графу, потому-что посѣщеніе его прекратило начинавшуюся между ими ссору; но оба чувствовали, что теперь, когда первый шагъ къ ней сдѣланъ, не возможно уже будетъ въ-послѣдствіи удерживать себя въ тѣхъ границахъ, изъ которыхъ они дотолѣ не выходили, и что случай высказать другъ другу то, на что прежде ни одинъ изъ нихъ не смѣлъ даже намекнуть, былъ отъ нихъ недалеко.

Вообще, въ супружеской жизни гармонія существуетъ до-тѣхъ-поръ, пока обѣ стороны, не смотря на взаимныя оскорбленія, не сбросили еще съ себя оковъ приличія и по-крайней-мѣрѣ по наружности щадятъ другъ друга. Но первый язвительный упрекъ раздираетъ завѣсу заблужденія и губитъ на вѣки нѣжный цвѣтъ домашняго спокойствія и блаженства.

Во время giro, Елена наслаждалась всѣмъ, что поражало глаза ея, и когда открылась имъ Strada Nuova, она не могла уже скрывать своего восторга, и выразила его громкими восклицаніями. Эдуардъ, между-тѣмъ, ни мало не обращая вниманія на прекрасные виды, разспрашивалъ Вайндермера о подробностяхъ прошлогодней охоты въ Мельтонѣ, о томъ, чьи собаки особенно отличились въ ней, какіе охотники почитались лучшими, и проч. и проч. Графъ удовлетворялъ любопытству его, и потомъ, когда дозволило приличіе, обратился къ Еленѣ и завелъ съ нею разговоръ болѣе сходный съ ея вкусомъ, но въ которомъ мужъ ея не принималъ никакого участія. Елена нѣсколько разъ выходила изъ терпѣнія, когда лордъ Мередейсъ прерывалъ вдругъ поэтическія описанія Вайндермера какимъ-нибудь вопросомъ или разсужденіемъ, касавшимся до охоты; досада ея, незамѣчаемая Эдуардомъ, не могла ускользнуть отъ проницательнаго графа, который давно уже примѣчалъ, что между молодыми супругами не было прежняго согласія. Съ другой стороны, разница между учтивымъ и въ высшей степени образованнымъ Вайндермеромъ и прозаическимъ мужемъ ея болѣе, нежели когда-нибудь заставляла Елену удивляться глупому заблужденію своему на счетъ Эдуарда и жалѣть, что она отдала ему свою руку.

Лордъ Вайндермеръ не былъ ни развратнымъ повѣсою, ни человѣкомъ злонамѣреннымъ; онъ не искалъ короткости съ Мередейсомъ, не имѣлъ никакихъ преступныхъ видовъ на жену его, но бывъ до крайности самолюбивъ, сдѣлалъ имъ визитъ изъ одного тщеславія, желая доказать, что отказъ Елены и прежнія чувства къ ней давно изгладились изъ души его.

Но тщеславіе очень-часто производитъ столько же зла, сколько и самый закоренѣлый развратъ, если по внушеніямъ его дѣйствуетъ тотъ, кто не всегда основываетъ поступки свои на правилахъ честности и благоразумія. Мы сказали, что Вайндермеръ былъ тщеславенъ; самолюбіе его, сильно оскорбленное отказомъ Елены, не могло простить ей предпочтенія, оказаннаго Эдуарду; но когда онъ увидѣлъ, что она ошиблась въ выборѣ и начинала чувствовать свою ошибку, то рѣшился, во что бы ни стало, утвердить ее въ мнѣніи, что она была до крайности несчастлива, отдавъ руку свою человѣку, недостойному обладать ею. Замѣтивъ страсть ея ко всему романическому и презрѣніе къ положительному характеру Эдуарда, онъ рѣшился хитрыми и топкими намеками безпрестанно давать ей чувствовать, что онъ, онъ одинъ понималъ ее, раздѣлялъ всѣ ея мысли, вкусъ, склонности,-- однимъ словомъ, былъ созданъ для нея именно, и что имъ невозможно было жить другъ безъ друга.

Слѣдуя этому плану, достойному самаго отъявленнаго волокиты, Вайндермеръ сдѣлался неразлучнымъ спутникомъ Мередейсовъ въ прогулкахъ по Неаполю, обѣдалъ у нихъ каждый день, всякій вечеръ сидѣлъ въ ложѣ ихъ въ театрѣ Сан-Карло, давалъ имъ за городомъ веселые пикники, серенады на заливѣ, при томномъ свѣтѣ луны; однимъ словомъ, употреблялъ всѣ средства, чтобъ сдѣлать для нихъ Неаполь и общество свое не только пріятными, но необходимыми. Такимъ-образомъ, ставъ совершеннымъ другомъ, графъ Вайндермеръ пользовался своимъ званіемъ во всей его обширности и часъ-отъ-часу болѣе и болѣе сближался съ молодою леди. Съ другой стороны, безпечный Эдуардъ, не боясь теперь упрековъ Елены, за то, что оставлялъ ее одну, свободно и спокойно спалъ по цѣлымъ днямъ, убаюкиваемый соловьинымъ пѣніемъ жены своей, сливавшимся съ голосомъ Вайндермера въ нѣжномъ дуэтѣ, или страстнымъ выраженіемъ графа, читавшаго вслухъ итальянскіе стихи. Всякій разъ, когда какая-нибудь строфа особенно нравилась Еленѣ, Вайндермеръ клалъ тотчасъ книгу на столъ, и, слушая ея замѣчанія, хвалилъ изящный вкусъ ея, умъ, душу, но съ такою скромностію, съ такимъ уваженіемъ, что самая строгая и цѣломудренная добродѣтель не могла бы оскорбиться ни взорами его, ни словами. Часто, въ эти эстетическія минуты, громкое храпѣніе del marito заставляло вдругъ Елену вздрогнуть отъ ужаса, и тогда взглядъ молодаго лорда, полный участія и состраданія, устремясь на молодую женщину, покрывалъ лицо ея румянцемъ тяжкаго стыда, и оба вздыхали. Мередейсъ не зналъ по-итальянски и подъ тѣмъ предлогомъ, что ему скучно было слушать стихи, которыхъ онъ не понималъ, ложился на софу и, погрузясь въ глубокій сонъ праведника, оставлялъ друзей читать, пѣть или изъясняться свободно на этомъ обворожительномъ и опасномъ языкѣ. Обладая тѣмъ, что обыкновенно называется добрымъ сердцемъ, но что въ нѣкоторыхъ людяхъ приличнѣе бы называть добрымъ желудкомъ, Эдуардъ былъ нрава смирнаго, сговорчиваго, и не имѣлъ никакихъ порочныхъ склонностей. Любя болѣе всего хорошо ѣсть, спать на мягкой постели и ѣздить въ покойномъ экипажѣ, и поставляя все это въ непремѣнное условіе домашняго счастія, онъ наслаждался всѣми этими благами, тщательно убѣгая сантиментальныхъ разговоровъ, жаркихъ преній, или утомительнаго напряженія ума, но никогда не мѣшалъ тѣмъ, которые находили въ нихъ удовольствіе.

Не подозрѣвая опасности, Елена быстро стремилась въ бездну, увлекаемая Ванндермеромъ, который, сдѣлавшись мужемъ ея, поступалъ бы можетъ-быть съ нею не лучше Эдуарда, но, подстрекаемый теперь тщеславіемъ, окружалъ ее всѣми попеченіями страстнаго любовника и старался увѣрить, что дѣйствительно былъ влюбленъ въ нее до безумія.

У мужчинъ множество средствъ убѣждать женщинъ въ любви своей безъ той классической, формальной деклараціи, которую свѣтскій человѣкъ никогда не позволитъ себѣ съ женщиною, понимающею приличіе и живущею въ хорошемъ обществѣ; слѣдовательно, графъ Вайндермеръ, зная, что открытое объясненіе могло только раздражить Елену и вывести ее изъ заблужденія, избралъ не столь явный, но не менѣе дѣйствительный способъ волокитства, оказывая молодой леди безпрестанное вниманіе свое услугами, столь осмотрительными, что онѣ не могли оскорбить ея гордость, но и такъ замѣтными, что она не могла ошибаться на-счетъ значенія ихъ. Хотя она была увѣрена въ страсти графа, даже внутренно была очень довольна ею, однакожь, какъ она не имѣла въ этой страсти никакихъ другихъ доказательствъ, кромѣ пламенныхъ взглядовъ его, нѣжныхъ вздоховъ, иногда внезапнаго молчанія, посреди какого-нибудь занимательнаго разсказа, и желанія быть безпрестанно съ нею, то и не считала себя виноватою ни въ чемъ, пока графъ оставался въ предѣлахъ скромности и уваженія.

Все это продолжалось такимъ образомъ до прибытія въ Неаполь многихъ англійскихъ фамилій, между которыми скоро пронесся слухъ о связи леди Елены Мередейсъ съ графомъ Вайндермеромъ, и, какъ водится, произвелъ толки и преувеличенія.

-- Какъ слѣпъ и глупъ этотъ Мередейсъ! сказалъ одинъ молодой денди.

-- Какой хладнокровный плутъ долженъ быть Вайндермеръ! возразилъ другой.

-- Но какая же она-то безстыдная женщина!

-- О, они давно были влюблены другъ въ друга! On en revient toujours а ses premiers amours, говоритъ старинная пѣсня.

-- Однакожь, господа, увѣряю васъ, что Мередейсъ совсѣмъ не такой дуракъ, какъ думаютъ. Ему надоѣло быть женатымъ, и потому онъ радъ избавиться отъ брачнаго ярма,-- вскричалъ одинъ изъ прежнихъ друзей Эдуарда.

Между-тѣмъ, все это злословіе ни мало не тревожило ни Эдуарда, ни Елены. Эдуарду и въ голову не приходило, чтобъ онъ могъ быть предметомъ свѣтскихъ сплетней, чтобъ прелестная Елена все еще не предпочитала его Вайндермеру, хотя уже все англійское общество единогласно провозгласило его простакомъ. А Елена, еслибъ и въ состояніи была задуматься на-счетъ холоднаго обхожденія съ нею ея соотечественницъ,-- обхожденія, прикрытаго лакомъ учтивости, тѣмъ болѣе оскорбительной, что она была двусмысленна,-- то не только бы не огорчилась этимъ, но еще почла бы обязанностію показать предъ цѣлымъ свѣтомъ, до какой степени Вайндермеръ любилъ ее и какъ возвышенны и непорочны были чувства его къ ней. Что жь до самого Вайндермера, то ему невозможно было не знать всѣхъ толковъ общества, которые, однакожь, не заставили его отступить ни на шагъ отъ принятаго имъ плана.

И такъ, леди Мередейсъ сдѣлалась въ короткое время баснею всего Неаполя и предметомъ дерзкихъ шутокъ вѣтреной молодёжи. Многія молодыя женщины перестали къ ней ѣздить, хотя въ нѣкоторыхъ почтенныхъ домахъ принимали ее еще съ прежнимъ уваженіемъ. "Покамѣстъ еще мужъ не обличилъ ее, мы должны обходиться съ нею, какъ всегда обходились", говорили важные милорды и чопорныя жены ихъ. Это свѣтское правило, основанное на глубокой безнравственности, наноситъ истинный вредъ обществу тѣмъ, что ободряетъ порочное поведеніе женщины, давая ей средства обманывать мужа своего, и такимъ-образомъ соединять съ дерзкимъ нахальствомъ разврата всю гнусность лицемѣрія.

Въ это самое время пріѣхалъ въ Неаполь дядя Елены, лордъ Мортимеръ, и скоро узналъ всѣ подробности о своей племянницѣ.

-- Графъ Ваиндермеръ живетъ, какъ я вижу, вмѣстѣ съ вами? сказалъ онъ ей на третій день своего пріѣзда.

-- Да, мы видимъ его очень-часто, отвѣчала Елена.

-- И я увѣренъ, ты теперь согласишься со мною, что онъ чрезвычайно любезенъ.

-- О, конечно, дядюшка! Съ-тѣхъ-поръ, какъ мы здѣсь, я очень-часто думаю, что вы были правы, когда говорили о немъ такъ много хорошаго.

-- Жаль, что ты не думала этого тогда, когда онъ за тебя сватался! Впрочемъ, мнѣ досадно, что я такъ хвалилъ его.

-- Какъ, дядюшка, развѣ вы перемѣнили о немъ свое мнѣніе?

-- Да, въ нѣкоторомъ отношеніи. Но знаешь ли, почему жалѣю я, что такъ много хвалилъ его? Потому, другъ мой, что еслибъ я говорилъ тебѣ о немъ худо и превозносилъ достоинства Мередейса, то онъ, можетъ-быть, былъ бы теперь твоимъ мужемъ.

Елена невольно вздохнула и тяжелый вздохъ ея не пропалъ для Мортимера.

-- Впрочемъ, продолжалъ онъ:-- если я желалъ, чтобъ онъ женился на моей племянницѣ, то теперь, когда она уже за другимъ, отнюдь не хочу, чтобъ онъ за нею волочился.

При этихъ словахъ, леди Елена покраснѣла до ушей.

-- Я... васъ непонимаю... Вы что-то странны, дядюшка!.. проговорила она, запинаясь.

-- Нѣтъ, не страненъ, и ты очень-хорошо понимаешь меня.

-- Божусь вамъ, не знаю, что вы хотите сказать...

-- Ты, я вижу, сдѣлалась очень недогадлива, Елена. Я хочу сказать то, что ты скоро привыкла къ свободѣ свободныхъ нравовъ, и, но примѣру Итальянокъ, завела своего cavalieri serventi; хочу сказать, что, по-видимому, лордъ Вайндермеръ занимаетъ при тебѣ это мѣсто, и что наконецъ всѣ Англичане, живущіе въ Неаполѣ, говорятъ о тебѣ очень-худо, почти презираютъ тебя...

-- Боже мой! что вы говорите? вскричала леди Мередейсъ: -- неуже-ли люди такъ злы, такъ несправедливы, что станутъ клеветать на женщину, отъ-того только, что она принимаетъ самыя обыкновенныя учтивости отъ человѣка, который другъ мужу ея?

-- Но развѣ ты такъ неопытна, любезная племянница, что до-сихъ-поръ не знаешь еще, когда за молодой и хорошенькою женщиною слѣдуетъ повсюду ловкій и прекрасный собою мужчина, сидитъ у нея по цѣлымъ днямъ, и проводитъ вечера наединѣ съ нею, то въ свѣтѣ тотчасъ заключаютъ, что между ими существуетъ связь, не похожая на простую и невинную дружбу?

-- Но если мужъ, если законный покровитель ея не находитъ тутъ ничего худаго, то какое право имѣютъ другіе осуждать ее?

-- Мужъ, который смотритъ равнодушно на дурное поведеніе жены своей, есть или пошлый дуракъ, или безчестный подлецъ, и какъ въ обоихъ случаяхъ онъ неспособенъ быть ея покровителемъ, то общество и присвоиваетъ себѣ право произносить надъ нею строгій приговоръ свой.

-- Тѣ, которые чувствуютъ себя невинными, презираютъ мнѣніе толпы.

И при этихъ словахъ Елена приняла на себя гордый видъ.

-- Я желалъ бы знать, что онѣ выиграютъ, презирая его? спросилъ Мортимеръ.

-- Независимость и уваженіе къ самимъ-себѣ.

-- Браво! это совершенно въ духѣ тетушки твоей Фэйнфильдъ!

Сравненіе съ тетушкою Фэйнфильдъ оскорбило Елену, которая, зная, что Мортимеръ всегда издѣвался надъ образомъ мыслей сестры своей, вооружилась противъ наставленій его всѣмъ своимъ самолюбіемъ. Желающіе подавать добрые совѣты, должны тщательно избѣгать всего, что можетъ уязвить чувствительность людей, къ которымъ они обращаются. Всѣ мы вообще рѣдко съ удовольствіемъ принимаемъ совѣты, потому именно, что внутреннее сознаніе нѣкотораго преимущества въ совѣтующемъ уже невольно располагаетъ насъ противъ него, какъ бы впрочемъ высоко ни цѣнили мы безкорыстное его участіе и желаніе быть намъ полезнымъ.

Отвѣтъ Елены доказалъ Мортимеру эту истину:

-- Я надѣюсь, сказала она, подымая голову и вытянувшись прямѣе обыкновеннаго:-- надѣюсь, что чувства мои будутъ всегда достойны одобренія почтенной тетушки мистриссъ Фэйнфильдъ, и что въ нихъ нѣтъ ничего предосудительнаго.

Съ этими словами она встала и вышла изъ комнаты со всею важностію обиженнаго достоинства, которую бы не могла ловчее принять на себя знаменитая примадонна оперы Сан-Карло въ самыхъ лучшихъ и разительныхъ роляхъ своихъ.

-- О-го! проворчалъ Мортимеръ: -- такъ-то вы поговариваете, мистриссъ Мередейсъ! А! вы прогнѣвались на меня! Въ такомъ случаѣ, дѣло серьёзнѣе, нежели я воображалъ: потому-что когда женщина сердится не на самое-себя за вину свою, но на тѣхъ, которые по дружбѣ къ ней хотятъ предостеречь ее отъ бѣды, то это вѣрный знакъ, что она близка къ погибели. Впрочемъ, я напугалъ ее и это послужитъ ей въ пользу. Но какія, право, странныя созданія эти женщины! Та самая глупая дѣвчонка, которая за шесть мѣсяцевъ передъ симъ готова была выцарапать мнѣ глаза за то, что я уговаривалъ ее выйдти за Вайндермера, разгнѣвалась теперь на меня, потому-что я не одобряю кокетства ея съ этимъ же самымъ Вайндермеромъ; и тотъ Мередейсъ, безъ котораго, по словамъ ея, не могла она жить, надоѣлъ ей теперь пуще стараго ея платья или полинялой ленточки, отъ-того-только, что любитъ послѣ обѣда спать и не ухаживаетъ за нею какъ страстный пастушокъ. Всѣ онѣ таковы!.. Однакожь я не допущу ее до погибели, и притворюсь, будто Вайндермеръ обворожилъ и меня.

Мортимеръ остался обѣдать съ Мередейсами; но какъ, вскорѣ послѣ кофе, Эдуардъ, по обыкновенію своему, заснулъ на диванѣ крѣпкимъ сномъ,-- дядюшка тотчасъ замѣтилъ, что присутствіе его сдѣлалось для Елены и Вайндермера лишнимъ. Немного погодя, молодая леди вышла на балконъ (скажемъ въ скобкахъ читателю, что вообще балконы въ подобныхъ случаяхъ чрезвычайно-выгодны), и опустила голову на цвѣты, которыми онъ былъ уставленъ; Вайндермеръ вскорѣ за нею послѣдовалъ, и дядюшка, оставшись одинъ, слышалъ отрывками разговоръ ихъ о лунѣ, которой томный свѣтъ внушалъ имъ самыя нѣжныя и поэтическія выраженія. Но какъ Мортимеръ, страдая, по примѣру многихъ шестидесяти-лѣтнихъ стариковъ, ревматизмами, боялся сыраго, ночного воздуха даже въ жаркомъ климатѣ Неаполя, то нѣсколько времени не рѣшался идти на балконъ. Однакожъ, увидя, что Елена и Вайедермеръ, увлеченные краснорѣчіемъ своимъ, ненамѣрены были еще возвратиться въ комнаты, онъ вдругъ вздумалъ надѣть свой сѣрый плащъ, подвязалъ уши краснымъ фуляровымъ платкомъ, и покрывъ голову шляпой, сталъ въ дверяхъ позади племянницы. Странная фигура Мортимера, который, боясь вѣтра, закрылъ себѣ ротъ носовымъ платкомъ, могла бы разсмѣшить самаго мрачнаго ипохондрика; но ни Елена, ни Вайндермеръ не были расположены смѣяться: они въ эту минуту несли взапуски сантиментальную чепуху о симпатіи душъ, гармоніи склонностей, предопредѣленіи судьбы, и старались увѣрить другъ друга, что оба они были существа отличныя, утонченныя и воздушныя, такъ-что грубая, пошлая толпа не могла разумѣть ихъ.

Увидѣвъ Мортимера, графъ и Елена умолкли; но взоры ихъ продолжали прерванный разговоръ. Въ эту минуту, свѣтъ луны, падая на прелестно-обрисованный лобъ Елены, придавалъ ей блѣдность мрамора, между-тѣмъ, какъ густые волосы ея, завязанные сзади, какъ у древнихъ Гречанокъ, и бѣлое платье, упадавшее вокругъ ея тонкаго стана, еще болѣе увеличивали разительное сходство ея съ прекрасною статуею. Лордъ Вайндермеръ смотрѣлъ на нее съ тѣмъ явнымъ восторгомъ, въ которомъ каждый увидѣлъ бы страсть его; но глаза Елены были обращены на мистическій полукругъ луны и, казалось, искали въ немъ тайну будущаго.

-- Мнѣ послышалось, вы говорили что-то о вліяніи луны, сказалъ вдругъ дядюшка, посмотрѣвъ на ночное свѣтило.-- Что касается до меня, продолжалъ онъ,-- то оно не только не смягчаетъ чувствъ моихъ, но, напротивъ, дѣлаетъ ихъ какъ-то грубѣе обыкновеннаго... Впрочемъ, мы, кажется, довольно налюбовались природою; а какъ я страдаю хроническимъ ревматизмомъ, то и оставляю васъ однихъ.

Съ этими словами онъ возвратился въ будуаръ, снялъ съ себя плащъ и сѣлъ на софѣ противъ дивана, занятаго спавшимъ Мередейсомъ.

Графъ Вайндермеръ и леди Елена, войдя скоро послѣ того въ комнату, посмотрѣли и на диванъ и на софу, на которой сидѣлъ дядюшка.

-- Не хотите ли почитать что-нибудь? сказала Елена графу.

-- Съ удовольствіемъ; вы знаете, что ваша просьба для меня законъ. Но что жь мы будемъ читать? Данта?...

-- Ахъ, Данта! конечно, Данта! Мнѣ грустно, и потому я съ удовольствіемъ буду слушать что-нибудь меланхолическое.

-- Вамъ грустно, говорите вы? О, лэди Елена, не смотрите такъ печально! Уныніе ваше дѣлаетъ васъ слишкомъ-опасною...

Елена покраснѣла и потупила глаза, чтобъ не встрѣтить страстнаго взора, который устремилъ на нее графъ. Вайндермеръ взялъ со стола маленькое изданіе Данта, перевернулъ нѣсколько листковъ, и началъ читать прекрасный эпизодъ Франчески де-Римини; а дядюшка, притворись спящимъ, думалъ про себя, что отрывокъ этотъ совершенно относился къ положенію Вайндермера и Елены:

"Ma же а conoscar la prima radice

Del nostro amor tu bai cotanto affetto

Faro, corne celui, ehe piange, e dice.

Noi legge vamo un giorno, per diletto,

Di Lancilotto, соще amor lo strinse

Soli erayamo, e senza alcun sospetto!

Per piu fiate gli occhi ci sospinse

Quella leltura, e scolorocci lviso:

Ma solo un punto fu quel, che ci Vinse.

Quando leggemmo il disiato riso

Esser baciato da contanto amante,

Questi, ehe mai, da me non fia diviso

La hocca mi bacio tutto tremanto" (*).

(*) "О, если ты такъ ревностно же лаешь узнать о началѣ любви нашей, то слушай, я разскажу тебѣ о немъ точно такъ же, какъ разсказывалъ бы тотъ, кто говоритъ и вмѣстѣ плачетъ.

"Однажды читали мы о томъ, какъ любовь пронзила сердце Jamnuotto; мы были одни и ничего не подозрѣвали. Не разъ, во время этого чтенія, глаза наши закрывались и лица блѣднѣли, но одно обстоятельство побѣдило насъ: когда мы читали, съ какою улыбкою страстнаго желанія любовникъ безпрестанно цаловалъ возлюбленную свою, тогда тотъ, который не раздѣлялъ меня съ нею, трепещущій, поцаловалъ меня въ уста".

Тутъ Мортимеръ, испугавшись страстнаго голоса Вайндермера и смущенія Елены, и боясь, чтобъ за этимъ чтеніемъ не послѣдовала такая же развязка, какъ въ Дантѣ, чихнулъ, зѣвнулъ и, вставъ съ софы, громко, героическимъ тономъ договорилъ послѣдній стихъ отрывка:

"Quel giorno più non, vi leggemmo avante" (*).

(*) И въ этотъ день мы ужъ не читали далѣе.

Елена чрезвычайно смѣшалась; Вайидермеръ вспыхнулъ, глаза его засверкали, но онъ удержался отъ гнѣва, и молча закрылъ книгу.

Черезъ нѣсколько минутъ послѣ того, Мортимеръ намекнулъ, что уже было поздно, и графъ долженъ былъ встать и раскланяться. Елена, боясь отъ дядюшки своего второй проповѣди, ушла въ спальню, оставя его одного съ храпѣвшимъ мужемъ. Мортимеръ взглянулъ на него.

-- Ты самый покойный мужъ, проворчалъ онъ: самый невзъискательный, самый снисходительный опекунъ молодой женщины, склонной къ кокетству болѣе, нежели весь полъ ея. Дуракъ! ты похожъ на спящаго биржеваго парьера, который, повѣривъ деньги свои другимъ, полагается на честность ихъ и почиваетъ себѣ спокойно, не думая о проигрышѣ.

Съ этими словами Мортимеръ подошелъ къ Мередейсу, нѣсколько разъ кликалъ его, но какъ онъ не просыпался, сильно потрясъ его за плечо.

-- Кто это? что такое? гдѣ Елена и Вайндермеръ?.. за чѣмъ разбудили меня?

-- Это я; а разбудилъ тебя для того, что мнѣ нужно съ тобой поговорить.

-- Говорите, только пожалуйста не долго, милый дядюшка; мнѣ ужасно хочется перелечь на постель, потому-что на этомъ проклятомъ диванѣ я пролежалъ себѣ бока.

-- Я долженъ долго говорить съ тобою, Эдуардъ, долженъ объяснить тебѣ многое, чего ты не понимаешь, и что чрезвычайно важно для обоихъ насъ.

-- Вы меня пугаете. Нѣтъ ли какихъ худыхъ вѣстей изъ Англіи?

-- Нѣтъ.

-- Такъ что жь такое? я понять не могу...

-- Ослѣпленіе и безпечность твоя удивляютъ меня, Мередейсъ. Возможно ли, чтобъ ты не чувствовалъ опасности, которой подвергаешь молодую и неопытную жену, оставляя ее ежедневно, ежечасно одну съ лордомъ Вайндермеромъ? Знаешь ли ты, что и ты, и она сдѣлались предметомъ сплетень и насмѣшекъ во всѣхъ англійскихъ обществахъ Неаполя?

-- Какъ?... кто смѣетъ позорить честь мою и честь леди Мередейсъ? Этого быть не можетъ!.. Вы шутите...

-- Какая шутка! Къ-несчастію, все это слишкомъ правда.

-- Но назовите мнѣ того негодяя, который первый осмѣлился распустить на нашъ счетъ обидные и нелѣпые слухи, и я...

-- Вызовешь его на дуэль, неправда ли? Это самое вѣрное средство зажать ротъ цѣлой публикѣ!.. Пустое, другъ! Притомъ же я не могу назвать тебѣ этого человѣка, потому-что самъ не знаю, кто онъ.

-- Но какъ возможно было выдумать такую глупую и ни съ чѣмъ несообразную клевету? Мы такъ недавно женаты, такъ нѣжно любимъ другъ друга и притомъ вездѣ и всегда бываемъ вмѣстѣ. Замѣтили ль вы, дядюшка, чтобъ я когда-нибудь оставлялъ Елену одну хоть на минуту?

-- Другъ мой! Гораздо лучше было бы иногда отлучаться отъ нея, нежели, будучи безпрестанно съ нею, спать безъ просыпу по цѣлымъ днямъ -- да, г-нъ Мередейсъ, по цѣлымъ днямъ!.. И между-тѣмъ, какъ она свободно наслаждается опаснымъ обществомъ ловкаго, свѣтскаго и внимательнаго молодаго человѣка, который всячески стараетея убѣдить ее въ разницѣ, существующей между имъ и тобою, ты спишь-себѣ и ничего не знаешь.

-- Но развѣ не извѣстно всѣмъ, что она отказала Вайндермеру потому-только, что любила меня, а не его? Обстоятельство это должно бы, кажется, заставить молчать клевету и злословіе. Если же она дѣйствительно предпочитала его мнѣ, то скажите, кто помѣшалъ бы ей тогда за него выйдти? И возможно ли, чтобъ теперь, когда религія, нравственность, правила, внушенныя ей воспитаніемъ, однимъ словомъ все запрещаетъ ей думать о Вайндермерѣ,-- возможно ли, чтобъ Елена была такъ безчестна, чтобъ любила его, или такъ вѣтрена, чтобъ кокетничала съ нимъ?

-- Позволь напомнить тебѣ, любезный племянникъ, что въ то время, когда Елена предпочитала тебя Вайндермеру, она знала тебя очень-мало, и только изрѣдка встрѣчалась съ тобой на балахъ, въ концертахъ, или въ театральныхъ корридорахъ, а лорда Вайндермера видала еще рѣже. Но гнѣвъ ея родителей, строгое запрещеніе говорить съ тобою, и сверхъ того тайное ободреніе сумасшедшей сестрицы моей, мистриссъ Фэйнфильдъ, вскруживъ голову молоденькой дѣвчонкѣ, зажгли въ сердцѣ ея чувство, которое угасло бы само собою, какъ огонь отъ соломы, еслибъ не раздували его со всѣхъ сторонъ. Смѣло говорю, еслибъ отецъ и мать не сопротивлялись любви ея къ тебѣ, еслибъ все семейство не твердило ей безпрестанно о Вайндермерѣ, то Елена, конечно, скоро забыла бы прежнюю страсть свою, и даже можетъ-быть влюбилась бы въ твоего соперника.

-- Но позвольте... однакожь...

-- Не позволю ничего, пока ты не выслушаешь меня до конца. Итакъ, изъ всего этого вышло вотъ что: Елена поставила на своемъ; вы обвѣнчались, уѣхали въ чужіе краи, и поселились въ Неаполѣ; но здѣсь, вмѣсто того, чтобъ стараться быть мужемъ любезнымъ и внимательнымъ, надзирать за поступками жены, не давать ей ни на одну минуту чувствовать скуку, ты, г. Мередейсъ, спишь съ утра до ночи, оставляя ее или размышлять въ уединеніи о разности, существующей между супругомъ и любовникомъ, или, что всего хуже, слушать напѣвы молодаго, красиваго обожателя.

-- Боже! что вы говорите!.. Не-ужь-ли лордъ Вайндермеръ, нарушивъ законы чести, подло обольстилъ жену своего друга?

-- Нѣтъ, до этого еще, слава Богу, не дошло, но можетъ очень-скоро дойдти, если ты будешь давать къ тому безпрестанные случаи.

-- Но жена моя? но леди Елена?...

-- Леди Елена, какъ всѣ женщины, вѣтрена, напитана романами, заражена кокетствомъ, и слѣдовательно любитъ, чтобъ за нею ухаживали и вздыхали по ней.

-- Могъ ли я когда-нибудь вообразить себѣ, чтобъ она предпочла мнѣ кого-нибудь, не только того, кого отвергла для меня!..

-- Многіе думали однакожъ объ этой возможности, господинъ Мередейсъ. Впрочемъ, къ-счастію, пособить бѣдѣ еще не поздно.

-- Скажите! что я долженъ дѣлать?

-- Слѣдовать моему совѣту.

-- Я завтра же уѣду изъ Неаполя... и увезу жену отъ Вайндермера.

-- Вотъ это будетъ очень-благоразумно! Но знаешь ли, что, разлучивъ ее вдругъ съ тѣмъ человѣкомъ, съ которымъ ты позволялъ ей быть ежечасно вмѣстѣ, ты не только усилишь склонность ея къ нему, но подтвердишь еще всѣ худые толки?

-- Такъ что жь мнѣ дѣлать?.. Ахъ! ради Бога, сжальтесь надо мной! Я въ отчаяніи!

-- Отчаиваться не для-чего, потому-что ты можешь еще поправить все. И такъ -- перестань валяться на диванѣ, отвыкни днемъ спать, одѣвайся порядочно; будь съ женою веселъ, разговорчивъ; помни, что она молода, хороша, и слѣдственно любитъ, чтобъ ею занимались; однимъ словомъ, поступай какъ лордъ Вайндермеръ: увѣряю тебя, что ты не можешь найдти лучшаго образца тонкой вкрадчивости и благороднаго волокитства.

При этой колкой насмѣшкѣ, Мередейсъ вздыхалъ и ломалъ себѣ руки; но дядюшка Мортимеръ не имѣлъ привычки щадить самолюбіе другихъ.

-- Болѣе же всего, продолжалъ онъ: -- остерегайся показывать имъ подозрѣніе и недовѣрчивость. Не забывай, что въ женѣ твоей все это только одно кокетство, а со стороны Вайндермера тщеславіе, или можетъ-быть легкое чувство, существующее болѣе въ его воображеніи, нежели въ сердцѣ, и развившееся отъ привычки видѣть безпрестанно молодую и прекрасную женщину. Впрочемъ, виноватъ ли онъ въ этомъ? Гдѣ тотъ молодой человѣкъ, который на его мѣстѣ не захотѣлъ бы воспользоваться случаемъ, доставляемымъ ему самимъ мужемъ? Но возвратимся къ тебѣ... Старайся отбить у Вайндермера жену свою; а я съ своей стороны буду также работать въ твою пользу.

-- О! какъ я буду благодаренъ вамъ, дядюшка!

-- Страпные люди мужья! Вотъ, не болѣе какъ за часъ времени, ты, не думая объ Еленѣ, ни мало не заботясь о ея поведеніи, спалъ на диванѣ крѣпкимъ сномъ, а теперь съ ума сходишь отъ одной мысли, что она могла бы измѣнить тебѣ!

-- О! я чувствую всю вину мою!.. Я люблю Елену страстно,-- я...

-- Хорошо, хорошо! И такъ, мы начнемъ тѣмъ, что завтра послѣ обѣда станемъ всѣ играть въ карты. Ты отъ этого не будешь спать, Елена и Вайндермеръ не будутъ сантиментальничать, стоя на балконѣ, а я не простужусь, стоя за ними и подслушивая разговоръ ихъ.

-- Вы шутите, дядюшка! Можно ли играть въ карты въ моемъ положеніи?.. Воля ваша...

-- Не упрямься; самъ увидишь, что это послужитъ къ твоей пользѣ.

-- Я повинуюсь... хоть, правду сказать, никакъ не понимаю вашей цѣли.

Мередейсъ, противъ обыкновенія, провелъ чрезвычайно-безпокойную, если не совершенно-безсонную ночь, и, вставъ рано, обрадовался, что леди Елена еще спала,-- онъ боялся первой встрѣчи съ нею, и долго сидѣлъ погруженный въ глубокую и грустную задумчивость. Наконецъ Елена вышла изъ спальни; подали завтракъ; пришелъ лордъ Вайндермеръ. Эдуардъ, съ трудомъ удерживая запальчивость свою, въ первый разъ еще замѣтилъ вниманіе молодаго лорда къ женѣ своей и не могъ надивиться, какъ онъ прежде не видалъ того.

Наступилъ вечеръ, явился дядюшка, и Мередейсъ, по привычкѣ, подходилъ уже къ дивану, какъ вдругъ Мортимеръ сказалъ ему:

-- Мередейсъ! вели-ка подать столъ и карты. Это лучше, нежели спать, или стоять на балконѣ въ сырую ночь.

Лордъ Вайндермеръ посмотрѣлъ на него съ удивленіемъ, а Елена сказала, что ненавидитъ карты и не знаетъ рѣшительно ни одной игры.

-- Какой вздоръ! возразилъ дядюшка:-- ты прежде очень любила макао. Эта игра очень легка и забавна... Сядемте же.

Нечего было дѣлать. Елена знала, что дядюшка не терпѣлъ противорѣчій, и потому, взглянувъ на графа, сѣла противъ него за карточный столикъ. Мортимеръ предложилъ играть по гинеѣ партію и принялся учить Эдуарда. Вайндермеръ сначала игралъ чрезвычайно разсѣянно, но когда выигралъ небольшую кучку денегъ, тогда Мортимеръ замѣтилъ съ удовольствіемъ, что глаза его, оставя прелестныя черты Елены, обратились единственно на карты, между-тѣмъ, какъ она съ своей стороны, начавъ также выигрывать, въ свою очередь, обнаруживала дѣтскую радость, принимая деньги, и при этомъ маленькая ручка ея дрожала, глаза блистали, лицо горѣло. Красота ея была въ эту минуту такъ блистательна, что Мортимеръ тихонько взглянулъ на Вайндермера, ожидая найдти въ пламенномъ взорѣ его восторгъ страстнаго любовника, но, къ неописанному удивленію своему, замѣтилъ, что взоръ молодаго лорда, устремленный на Елену, выражалъ не только равнодушіе, но даже презрѣніе. Графъ много проигрывалъ, и часъ-отъ-часу дѣлаясь пасмурнѣе, терялъ постепенно всю обыкновенную любезность свою, а леди Елена, примѣчая явное невниманіе его къ ней, краснѣла, блѣднѣла и съ досады кусала нижнюю губу свою почти до крови.

Наконецъ судьба игры перемѣнилась: куча золота, возвышавшаяся возлѣ Елены, умалилась, и она уже не владѣла своими чувствами, совершенно вышла изъ себя,-- между-тѣмъ, какъ Вайндермеръ, забывъ и приличія свѣтскаго человѣка, и роль страстнаго обожателя, принималъ отъ нея деньги съ какимъ-то особеннымъ удовольствіемъ.

Мортимеръ, отъ котораго ничто не укрывалось и который хотѣлъ вылечить племянницу во что бы то ни стало, вдругъ умножилъ пулю, и тогда Вайндермеръ показалъ такую жадность къ деньгамъ, такое корыстолюбіе, что Елена почувствовала къ нему рѣшительное и глубокое презрѣніе.

-- Конечно, леди Мередейсъ хороша собою и довольно любезна, думалъ Вайндермеръ, пришедши въ-вечеру къ себѣ:-- но, признаюсь, она совершенно разочаровала меня страстію своею къ игрѣ, жадностью къ деньгамъ, отвратительною въ молодой женщинъ, и дурнымъ тономъ своимъ. Заблужденіе мое кончилось, продолжалъ онъ:-- слава Богу, что я не мужъ ея!.. Завтра же уѣду въ Палермо!

Леди Елена очень-равнодушно узнала на другой день объ отъѣздѣ Вайндермера, и, размышляя о самой-себѣ, думала: "Если страсть къ игрѣ отклонила меня отъ него, то какъ же должна она безобразить молодую женщину въ глазахъ самаго нѣжнаго ея обожателя! Нѣтъ, съ этой минуты клянусь не брать въ руки картъ во всю жизнь мою!"

Англичане, бывшіе въ Неаполѣ, ахали цѣлые три дня, удивляясь и не понимая, для чего Вайндермеръ уѣхалъ въ Палермо. Но большая часть говорила, что причиною скораго отъѣзда его была безнадежная любовь къ леди Мередейсъ; это мнѣніе подтверждалось нѣжностію Мередейса къ женѣ его. И такъ, Эдуардъ пересталъ спать по цѣлымъ днямъ, а Елена перестала сантиментальничать, сидя на балконѣ и глядя на луну.

ГРАФИНЯ БЛЕССИНГТОНЪ.

"Отечественныя Записки", No 5, 1841

Оставить комментарий Блессингтон Маргарет (перевод: Без указания переводчика) (yes@lib.ru) Год: 1841 Обновлено: 18/02/2016. 76k. Статистика. Новелла: Проза, Переводы Сочинения	Скачать FB2 Ваша оценка:
Аннотация: Текст издания: "Отечественныя Записки", No 5, 1841.

Блессингтон Маргарет Лекарство от любви

Блессингтон Маргарет
Лекарство от любви