Аннотация: Dred. A Tale of the Great Dismal Swamp. Перевод В. В. Бутузова Текст издания: журнал "Современникъ", NoNo 11-12, 1857, NoNo 2-6, 1858.
Жизнь южныхъ штатовъ
г-жи БИЧЕРЪ-СТОУ
САНКТПЕТЕРБУРГЪ 1857
ГЛАВА I.
МИССЪ НИНА ГОРДОНЪ.
-- Гдѣ мои счеты, Гарри?-- Да. Ахъ, Боже мой! гдѣ же они? Не тутъ ли?-- Нѣтъ. Не здѣсь ли? Посмотри, Гарри! какъ ты думаешь объ этомъ шарфѣ? Не правда ли, что это миленькая вещь?
-- Да, миссъ Нина, премиленькая; но....
-- Счеты!-- Да, да. И въ самомъ дѣлѣ, гдѣ же они? Не въ этой ли кордонкѣ? Нѣтъ: здѣсь моя оперная шляпка. Кстати, какъ ты думаешь о ней? Неправда ли, что этотъ серебряный колосъ очарователенъ? Постой, ты увидишь ее на мнѣ.
Съ этими словами, маленькая легкая женская фигура припрыгнула, какъ будто на крыльяхъ, и, напѣвая мотивъ вальса, пропорхнула по комнатѣ къ зеркалу, надѣла маленькую щегольскую шляпку на бойкую живую головку, и потомъ, сдѣлавъ пируетъ на номкѣ башмачка, вскричала:
-- Посмотрите! посмотрите!
О Гарри! о мужчины вообще! Какъ часто эти пируэты, эти блестящія погремушки, ленточки, бантики и сережечки, эти глазки, щечки и ямочки на щечкахъ, какъ часто, говорю я, и самыхъ умнѣйшихъ изъ васъ дѣлали глупцами!
Маленькая женская фигура, съ круглыми формами, какъ формы ребенка, обрисовывалась еще привлекательнѣе въ кокетливомъ утреннемъ капотѣ изъ муслина, который, развѣваясь, какъ будто нарочно выказывалъ вышивной подолъ юбки и премиленькій носокъ башмачка. Ея лицо принадлежало къ числу тѣхъ очаровательныхъ лицъ, красота которыхъ недоступна осужденію. Волнистые, роскошные, причудливо вьющіеся волоса имѣли свою особенную прихотливую, рѣзвую грацію. Каріе глаза сверкали какъ хрустальныя подвѣски канделябра. Маленькій носикъ съ классическимъ изгибомъ, повидимому, сознавалъ красоту свою въ этомъ изгибѣ; серьги, усыпанныя брильянтами, и колыхающійся серебряный колосъ въ оперной шляпкѣ, казалось, полны были жизни, движенія, игривости.
-- Что же, Гарри, скажи мнѣ, какъ ты думаешь объ этой шляпкѣ? сказалъ серебристый повелительный голосъ, точь въ точь такой голосъ, какого можно было ожидать отъ этой маленькой женской фигуры.
Молодой человѣкъ, къ которому относился вопросъ, былъ джентльменъ, щегольски одѣтый; онъ имѣлъ смуглое лицо, черные волосы и голубые глаза. Высокій лобъ и тонкія черты лица имѣли что-то особенное, говорившее о замѣчательныхъ умственныхъ способностяхъ; въ голубыхъ глазахъ его столько было глубины и силы цвѣта, что съ перваго взгляда они казались черными. Лицо, накоторомъ такъ рѣзко отражалось благородство и умъ, имѣло нѣсколько морщинъ, еще сильнѣе обозначавшихъ озабоченность и задумчивость. Онъ смотрѣлъ на бойкую, порхавшую фею съ видомъ преданности и восхищенія; но вдругъ тяжелая тѣнь пробѣжала по его лицу, и онъ отвѣчалъ:
-- Да, миссъ Нина, что вы ни надѣнете, все становится прелестнымъ; такъ точно и эта шляпка -- она очаровательна!
-- Въ самомъ дѣлѣ, Гарри! Я знала, что она тебѣ понравится: это мой вкусъ. Ахъ, если бы ты видѣлъ, что за смѣшная была эта шляпка, когда я увидѣла ее въ окнѣ магазина m-me Ле-Бланшъ. Представь: на ней было какое-то огромное перо пламеннаго цвѣта и два, три чудовищныхъ банта. Я приказала имъ снять и пришпилить этотъ серебряный колосъ, который посмотри, какъ онъ гнется и колеблется. Просто прелесть! И знаешь ли что? я надѣла ее въ оперу въ тотъ самый вечеръ, когда дала слово вытти замужъ.
-- Вы дали слово! миссъ Нина, что вы говорите?
-- Я дала слово,-- это вѣрно. Чему же ты удивляешься?
-- Мнѣ кажется, что дѣло это весьма серьёзное, миссъ Нина.
-- Серьёзное! ха! ха! ха! сказала маленькая красавица, садясь на ручку софы, и со смѣхомъ откинувъ на затылокъ шляпку: -- впрочемъ, дѣйствительно, это дѣло серьёзное, только никакъ не для меня. Давъ слово ему, я заставила его призадуматься.
-- Но, неужели это правда, миссъ Нина? Неужели вы и въ самомъ дѣлѣ дали слово?
-- Да, конечно; и еще тремъ джентльменамъ; и намѣрена не брать его назадъ, пока не узнаю, который изъ нихъ лучше мнѣ понравится. А почему знать, быть можетъ, и никто изъ нихъ не удостоится этой чести.
-- Вы дали слово тремъ джентльменамъ, миссъ Нина?
-- Да, да. Неужели ты меня не понимаешь, Гарри? Я говорю тебѣ, это фактъ.
-- Миссъ Нина, правда ли это?
-- Вотъ еще! Конечно правда. Я не знала, кто изъ нихъ лучше, рѣшительно не знала, и потому взяла ихъ всѣхъ троихъ на испытаніе.
-- Неужели, миссъ Нина? Скажите же, кто такіе эти счастливцы.
-- Изволь. Во первыхъ, мистеръ Карсонъ; богатый старый холостякъ, ужасно вѣжливый; одинъ изъ тѣхъ прекрасныхъ мужчинъ, которые такъ легко ловятся на удочку, которыхъ вы всегда увидите въ щегольскихъ фракахъ, пышныхъ воротничкахъ, блестящихъ сапогахъ и узенькихъ невыразимыхъ; онъ богатъ и отъ меня безъ ума. Онъ терпѣть не можетъ отрицательныхъ отвѣтовъ; поэтому, чтобъ отвязаться отъ него, я на первое же его предложеніе отвѣчала: да. Кромѣ того, онъ весьма услужливъ, относительно оперы, концертовъ и тому подобнаго.
-- Прекрасно! Кто же другой?
-- Джорджъ Эммонсъ. Это одинъ изъ самыхъ милыхъ и хорошенькихъ молодыхъ людей; это просто сливочное пирожное, которое взяла бы да и скушала. Онъ адвокатъ, хорошей фамиліи, чрезвычайно занятъ собой, и прочее. Говорятъ, что это молодой человѣкъ съ большими талантами; но въ этомъ дѣлѣ я не судья. Знаю только, что онъ надоѣдаетъ мнѣ до смерти, допрашивая меня, читала ли я то, читала ли другое, и отмѣчая мѣста въ книгахъ, которыхъ я никогда не читаю. Онъ изъ числа сантиментальныхъ; безпрестанно присылаетъ мнѣ романтичныя записочки на розовыхъ бумажкахъ.
-- Наконецъ, третій?
-- Третій мнѣ вовсе не нравится; я его терпѣть не могу. Это для меня ненавистное созданіе; не хорошъ собой; гордъ какъ Люциферъ; я совершенно не знаю, какимъ образомъ рѣшилась я дать ему слово. Дѣйствительно, это случилось какъ-то совершенно неожиданно. Впрочемъ, онъ очень добръ,-- для меня даже и очень добръ,-- это фактъ. Но я почему-то боюсь его немного.
-- А его имя?
-- Его имя Клэйтонъ -- мистеръ Эдвардъ Клэйтонъ, къ вашимъ услугамъ. Онъ принадлежитъ къ числу такъ называемыхъ замѣчательныхъ людей и съ такими глубокими глазами, такими глубокими, какъ будто они находятся въ пещерѣ; волосы у него черные какъ смоль; взглядъ его имѣетъ въ себѣ что-то чрезвычайно грустное, печальное, что-то байроновское. Онъ высокъ, но не развязенъ; имѣетъ прекрасные зубы, и такой же ротъ, даже прекраснѣе.... Когда онъ улыбается, то ротъ его становится очаровательнымъ; и тогда Клэйтонъ бываетъ совсѣмъ не похожъ на другихъ джентльменовъ. Онъ добръ; но не внимателенъ къ своему туалету и носитъ чудовищные сапоги. Далѣе, онъ не очень вѣжливъ; но иногда случается, что соскочитъ со стула, чтобъ поднять для васъ клубокъ нитокъ или ножницы; а иногда впадетъ въ задумчивость, и заставитъ васъ простоять десять минутъ, прежде, чѣмъ вздумаетъ подать вамъ стулъ; такого рода странности бываютъ съ нимъ нерѣдко. Его вовсе нельзя назвать дамскимъ кавалеромъ. Милорду не угодно было ухаживать за дѣвицами, за то дѣвицы всѣ до одной ухаживали за милордомъ, это всегда такъ бываетъ, ты знаешь. Всѣ онѣ думали, какъ бы хорошо было обратить на себя вниманіе такого человѣка, потому что онъ ужасно чувствителенъ. Вотъ и я начала подумывать, что бы сдѣлать мнѣ съ нимъ? Я не хотѣла за нимъ ухаживать; я притворилась, что ненавижу его, смѣялась надъ нимъ, оказывала ему явное пренебреженіе, и, конечно, бѣсила его, какъ только можно; разумѣется, и онъ не молчалъ: онъ говорилъ обо мнѣ очень дурно, а я о немъ еще хуже; ссоры между нами были безпрерывныя. Наконецъ я вдругъ притворилась, что раскаиваюсь во всѣхъ моихъ поступкахъ, и лишь только граціозно спустилась въ долину смиренія -- вѣдь мы способны на это -- какъ милордъ палъ передо мной на колѣни, не успѣвъ даже обдумать, что дѣлаетъ. Не знаю, право, что сдѣлалось тогда со мной: помню только, что милордъ говорилъ съ такимъ жаромъ и такъ убѣдительно, что привелъ меня въ слезы,-- гадкое созданіе! Я надавала ему бездну обѣщаній, наговорила ему столько разныхъ разностей, что и представить себѣ невозможно.
-- И вы, миссъ Нина, ведете переписку со всѣми этими женихами?
-- Какже! не правда ли, что это мило? Вѣдь письма ихъ, ты знаешь, не могутъ говорить; еслибъ только они имѣли эту способность, да столкнулись бы вмѣстѣ, воображаю перепалку, которая поднялась бы между ними!
-- Миссъ Нина, мнѣ кажется, вы отдали ваше сердце послѣднему.
-- Ахъ, какой вздоръ, Гарри! Я объ нихъ забочусь меньше, чѣмъ о булавкѣ! Я хочу одного только: провести весело время. Что касается до любви и тому подобнаго, то, мнѣ кажется, я не могла бы полюбить ни одного изъ нихъ. Втеченіе какихъ нибудь шести недѣль, они наскучили бы мнѣ до смерти; подобныя вещи долго не могутъ мнѣ нравиться.
-- Миссъ Нина, извините меня; но я хочу спросить васъ еще разъ, возможно ли такимъ образомъ издѣваться надъ чувствами джентльменовъ?
-- Почему же нѣтъ? Вѣдь это только долгъ за долгъ въ своемъ родѣ? Развѣ они не издѣваются надъ нами при всякомъ удобномъ случаѣ? Развѣ они, сидя надменно въ своихъ комнатахъ и куря сигары, не говорятъ объ насъ съ такимъ пренебреженіемъ, какъ будто имъ стоитъ только указать пальцемъ на которую нибудь изъ насъ, и сказать: "поди сюда!" Нѣтъ, нужно и имъ посбавить спѣси. Вотъ хоть бы это чудовище, Джорджъ Эммонсъ, цѣлую зиму ухаживалъ за Мэри Стефенсъ, и, гдѣ только могъ, издѣвался надъ ней. А за что? вопросъ: за то, что Мэри любила его и не могла скрыть своей любви -- бѣдняжка! Я не намѣрена вытти за него, и не выйду; слѣдовательно, Мэри будетъ отмщена. Что касается до стараго холостяка,-- до этого гладенькаго, лакированнаго джентльмена, то отказъ мой его не разочаруетъ, потому что сердце у него такъ же приглажено, какъ и самая его наружность: вѣдь онъ влюбляется не въ первый разъ, онъ уже три раза испыталъ неудачу любви, а между тѣмъ, сапоги его скрипятъ по прежнему, и онъ такъ же веселъ, какъ и прежде. Дѣло въ томъ, онъ не привыкъ быть богатымъ. Еще недавно онъ получилъ богатое наслѣдство; если я и не возьму его, бѣдняжку, найдется много другихъ, которыя будутъ рады ему.
-- Прекрасно; а что вы скажете на счетъ третьяго?
-- Насчетъ милорда Надменнаго? О, онъ нуждается въ смиреніи! Маленькій урокъ въ этомъ родѣ, повѣрьте, не повредитъ ему. Правда, онъ добръ, но душевное огорченіе производитъ благотворное вліяніе и на добрыхъ людей. Мнѣ кажется, я избрана орудіемъ, чтобы оказать имъ всѣмъ великое благодѣяніе.
-- Миссъ Нина, ну что если всѣ они встрѣтятся у васъ, даже если встрѣтятся двое изъ нихъ.
-- Какая смѣшная идея! не правда ли, что это было бы презабавно? Я не могу безъ смѣху подумать объ этомъ! Какова должна быть суматоха! какова сцена -- я воображаю.... Да это было бы интересно въ высшей степени.
-- Пожалуйста, избавь меня отъ этого! Кто начинаетъ говорить со мной съ такимъ вступленіемъ, тотъ непремѣнно скажетъ какую нибудь непріятность. Я объявила Клэйтону, разъ и навсегда, что не хочу слушать его, какъ друга.
-- Скажите, какъ онъ принимаетъ все это?
-- Очень просто! какъ и долженъ принимать. Онъ несравненно больше заботится о мнѣ, чѣмъ я о немъ.
-- Я нахожу особенное удовольствіе помучить его. Знаешь, онъ показываетъ изъ себя какого-то ментора... вѣчно съ совѣтами. Надобно, однакожь, отдать ему справедливость, онъ очень высокаго мнѣнія о женщинахъ. И, представь, этотъ-то господинъ у ногъ моихъ!... Ахъ, какъ это мило!
Сказавъ это, маленькая кокетка сняла шляпку и бросилась кружиться въ вихрѣ вальса, но вдругъ остановилась и воскликнула:
-- Ахъ, знаешь! насъ учили танцовать качучу... у меня есть и кастаньеты! Погоди, гдѣ онѣ!
И Нина начала перерывать чемоданъ, изъ котораго полился метеорическій дождь браслетъ, записочекъ, французскихъ грамматикъ, рисовальныхъ карандашей, перемѣшанныхъ съ конфектами, и другихъ бездѣлушекъ, такъ дорого цѣнимыхъ пансіонерками.
-- Ну вотъ, наконецъ, и твои счеты, которыми ты надоѣлъ мнѣ. Лови! бросая пачку бумагъ къ молодому человѣку, сказала миссъ Нина.-- И поймать-то не умѣлъ.
-- Миссъ Нина, вѣдь это вовсе не счеты.
-- Ахъ, и въ самомъ дѣлѣ! это нѣжныя письма! Счеты, вѣрно, гдѣ нибудь въ другомъ мѣстѣ.
Маленькія ручки снова начали шарить въ чемоданѣ, бросая на коверъ по всѣмъ направленіямъ все, что прикасалось къ нимъ некстати.
-- Теперь я вспомнила! я положила ихъ вотъ въ эту бонбоньерку. Береги голову, Гарри!
И съ этимъ словомъ, золоченная бонбоньерка полетѣла изъ маленькой ручки и, раскрывшись на полетѣ, разсыпала согни измятыхъ бумагъ.
-- Теперь всѣ они въ твоихъ рукахъ, кромѣ, впрочемъ, одного, который я употребила на папильотки. Сдѣлай одолженіе, не гляди такъ серьёзно! Теперь ты видишь, что я сберегла эти нелѣпыя бумажонки. Въ другой разъ, Гарри, ты, пожалуйста, не говори, что я не берегу счетовъ. Ты еще не знаешь, какъ я заботилась о нихъ и сколькихъ хлопотъ мнѣ это стоило. А это что?... позволь! Вѣдь это письмо Клэйтона, которое я получила отъ него во время нашей размолвки. О, въ этой размолвкѣ я вполнѣ узнала его!
-- Разскажите, пожалуйста, миссъ Нина, какъ это было, сказалъ молодой человѣкъ, устремивъ восхищенный взглядъ на дѣвочку, и въ то же время разглаживая измятые документы.
-- Вотъ видишь, какъ это было. Вѣдь ты знаешь этихъ мужчинъ,-- какія они скучныя созданія! Они читаютъ всякія книги -- все равно, что бы въ нихъ ни было написано, а намъ не позволяютъ, или ужь бываютъ страшно разборчивы. Знаешь ли Гарри, меня всегда это сердило. Итакъ, изволь видѣть, однажды вечеромъ, Софія Элліотъ читала главу изъ "Донъ-Жуана"; я никогда его не читала, но слышала, что эта книжка не пользуется хорошей репутаціей. Милордъ Клэйтонъ съ изумленіемъ и даже ужасомъ посмотрѣлъ на бѣдную Софію, и сказалъ: "неужели вы читали "Донъ-Жуана", миссъ Элліотъ?" Софія, разумѣется, какъ и всѣ дѣвушки при подобныхъ обстоятельствахъ, вся вспыхнула, и, послѣ нѣкотораго замѣшательства, пробормотала, что ея братъ читалъ нѣсколько отрывковъ изъ этой поэмы. Мнѣ стало досадно. "Скажите, пожалуйста, сказала я: -- что же за бѣда, если она и читала? Я сама намѣрена читать ее и прочитаю при первомъ случаѣ". Я всѣхъ изумила своей выходкой. Боже мой! еслибъ я сказала, что намѣрена убить кого нибудь, мнѣ кажется, Клэйтонъ и тогда не казался бы такимъ встревоженнымъ. Онъ принялъ на себя менторскій видъ, и сказалъ: "миссъ Нина, надѣюсь, какъ другъ вашъ, что вы не будете читать эту книгу. Я долженъ потерять всякое уваженіе къ той лэди, которая ее прочитаетъ." -- "А вы, мистеръ Клэйтонъ, читали ее?" сказала я. "Да, миссъ Нина, читалъ", отвѣчалъ онъ съ видомъ благоразумнаго человѣка. "Что же васъ принуждаетъ читать такія дурныя книги?" спросила я весьма наивно. При этихъ словахъ между дѣвицами поднялся шопотъ и легкій смѣхъ, и всѣ заговорили: "мы знаемъ, что джентльмены не желаютъ, чтобы жены ихъ и сестры читали дурныя книги. Они хотятъ, чтобъ мы были вѣчно чисты, какъ снѣжинки. Да, они такіе надменные; говорятъ, что не женятся на этой, не женятся на той!... Наконецъ, я сдѣлала имъ реверансъ, и сказала: "джентльмены! мы премного обязаны вамъ за вашу откровенность, и не намѣрены выходить замужъ за людей, которые читаютъ негодныя книги. Вѣроятно, вы знаете, что когда снѣжинка упадетъ на землю, то обращается въ грязь!" Разумѣется, я не хотѣла этимъ сказать что нибудь серьёзное; я только хотѣла поубавить у нихъ спѣси и заступиться за свой полъ. Но Клэйтонъ принялъ это очень серьёзно. Онъ поперемѣнно, то краснѣлъ, то блѣднѣлъ, наконецъ разсердился,-- и мы поссорились. Ссора наша продолжалась цѣлыхъ три дня. И какъ вы думаете? я же заставила его помириться и признаться, что онъ виноватъ. И дѣйствительно, виноватъ былъ онъ, а не я.... не правда ли? Почему мужчины такъ много думаютъ о себѣ и не позволяютъ дѣлать намъ то, что сами дѣлаютъ?
-- Миссъ Нина, остерегайтесь выражаться о мужчинахъ такъ рѣзко.
-- Ахъ, если бы я хоть сколько нибудь заботилась о нихъ, то, быть можетъ, я бы послушалась твоего совѣта. Но изъ нихъ нѣтъ ни одного, который бы стоилъ, чтобъ на него обратить вниманіе! сказала она, бросая на воздухъ горсть фисташковой шелухи.
-- Незабудьте, миссъ Нина, рано или поздно, но вы должны вытти за мужъ. Вамъ необходимо имѣть мужа, который бы охранялъ ваше богатство и ваше положеніе въ обществѣ.
-- Въ самомъ дѣлѣ? Тебѣ вѣрно наскучило вести счетъ моимъ деньгамъ? Впрочемъ, я не удивляюсь. Я всегда жалѣю того, кто занимается этой работой. Признайтся, Гарри, вѣдь это должно быть ужасно скучно! Стоитъ только представить себѣ эти страшныя книги! А ты знаешь, что m-me Арденъ постановила однажды и навсегда за правило, чтобъ мы, дѣвицы, вели счетъ нашимъ издержкамъ? Я занималась этимъ двѣ недѣли, и что же? у меня разболѣлась голова, притупилось зрѣніе, и вообще все мое здоровье разстроилось. Тоже самое, мнѣ кажется, должны испытывать и другіе. И какая польза изъ этого? Ужь если что истрачено, то истрачено, какъ аккуратно не ведите вы счеты, а ужь истраченныхъ денегъ не воротите. Къ тому же я очень бережлива. Безъ чего могу я обойтись, того никогда не покупаю.
-- Напримѣръ, сказалъ Гарри насмѣшливо:-- возьмемъ вотъ этотъ счетъ: въ немъ значится сто доллеровъ за конфекты.
-- А ты не знаешь, почему такая сумма? Ахъ, какъ ужасно учиться въ пансіонѣ! Подруги мои должны же имѣть лакомства: неужели ты думаешь, что всѣ эти конфекты я съѣла одна? я дѣлилась со всѣми. Онѣ бывало просятъ у меня, нельзя же было отказать: вотъ и все!
-- Я не буду осуждать васъ, миссъ Нина. Позвольте.... это чей счетъ? М-me Ле-Карте четыреста-пятьдесятъ долларовъ.
-- О, Гарри! m-me Ле-Карте ужасная женщина! Такой ты въ жизнь свою не видалъ! Въ этомъ я рѣшительно не виновата. Она ставитъ на счетъ то, чего я никогда не покупала: это фактъ. Она позволяетъ себѣ подобныя вещи потому только, что она изъ Парижа. Всѣ, всѣ жалуются на нее. Но, опять, нигдѣ, кромѣ ея магазина, нельзя купить этихъ вещей. Что же тутъ прикажете дѣлать? Увѣряю тебя, Гарри, я очень экономна.
Молодой человѣкъ, подводившій итоги счетамъ, разразился при этомъ замѣчаніи такимъ громкимъ смѣхомъ, что привелъ въ недоумѣніе хорошенькаго оратора. Миссъ Нина покраснѣла до ушей.
-- Гарри, какъ тебѣ не стыдно! Ты рѣшительно не хочешь имѣть ко мнѣ уваженіе!
-- О, миссъ Нина! на колѣняхъ прошу у васъ прощенія! воскликнулъ Гарри, продолжая смѣяться:-- но, во всякомъ случаѣ, вы должны простить меня. Увѣряю васъ, миссъ Нина, мнѣ пріятно слышать о вашей экономіи.
-- Ты еще не то увидишь, прочитай только всѣ счеты -- Я, напримѣръ, распарывала всѣ мои шолковыя платья, и отдавала ихъ перекрашивать, собственно изъ экономіи. Между прочими счетами, ты увидишь и счетъ изъ красильни.-- М-me Катернъ совѣтовала мнѣ, по крайней мѣрѣ, два раза перекрашивать каждое платье. О! я была очень экономна!
-- Я слышалъ, миссъ Нина, что иногда перекрасить старое платье становится дороже, чѣмъ купить новое.
-- Ахъ, какой вздоръ, Гарри! Можешь ли ты знать что нибудь въ женскихъ нарядахъ? Я позволила себѣ сдѣлать лишнія издержки на одну только вещь, и эта вещь золотые часы для тебя. Вотъ они (небрежно бросая къ Гарри футляръ), а вотъ и шолковое платье для твоей жены (бросая небольшой свертокъ). Я не могла забыть, какой ты добрый человѣкъ. Я не могла бы пріѣхать домой такъ спокойно, еслибъ ты не измучилъ свою бѣдную голову, чтобъ только отправить мои вещи прямо домой.
Какъ тѣнь перемѣщающихся облаковъ пробѣгаетъ по полямъ, такъ и по лицу молодаго человѣка пробѣжало множество ощущеній, когда онъ молча развертывалъ подарки. Руки его тряслись, губы дрожали, онъ не сказалъ ни слова въ отвѣтъ на слова миссъ Нины.
-- Ну, что, Гарри! вѣрно вамъ не нравятся эти часы? А я думала, что они понравятся
-- Миссъ Нина, вы очень добры.
-- Нѣтъ, Гарри, нѣтъ. Я самолюбивое существо, сказала она, отвернувшись въ сторону, и показывая видъ, что не замѣчаетъ чувствъ, волновавшихъ Гарри,-- однако, Гарри, не смѣшно ли было сегодня поутру, когда всѣ наши люди пришли получать подарки! Тутъ была и тетка Сю, и тетка Тэйкъ, и тетка Кэйтъ, всѣ получили но обновкѣ. Дни черезъ два у насъ всѣ защеголяютъ въ новыхъ платьяхъ и новыхъ салонахъ. А видѣлъ ли ты тетку Розу въ розовой шляпкѣ съ цвѣтами? Она такъ была рада, что при ея улыбкѣ можно было перечесть всѣ ея зубы. У нихъ теперь сильнѣе обыкновеннаго проявится желаніе благочестія,-- желаніе побывать на религіозномъ митингѣ подъ открытымъ небомъ, чтобъ показать свои наряды. Что же ты не смѣешься, Гарри?
-- Смѣюсь, миссъ Нина, смѣюсь!
-- Да; ты, я вижу, смѣешься только наружно, а въ душѣ плачешь. Что съ тобою сдѣлалось? Я думаю для тебя не хорошо безпрестанно читать и заниматься. Папа говаривалъ, что, по его мнѣнію, не хорошо это для.....
Миссъ Нина замолкла; ее остановило внезапное выраженіе на лицѣ молодаго слушателя.
-- Для служителей, миссъ Нина; такъ, я думаю, говорилъ вашъ папа.
Съ быстротою соображенія, свойственной женщинамъ, Нина замѣтила, что коснулась непріятной струны въ душѣ своего преданнаго слуги, и потому поспѣшила перемѣнить предметъ разговора.
-- Да, да, Гарри, заниматься вредно и для тебя, и для меня и вообще для всѣхъ, кромѣ такихъ стариковъ, которые не знаютъ, какъ убить время. Кто, скажи, выглянувъ изъ окна вътакой пріятный день, захочетъ заниматься? Развѣ занимаются птички, и пчелы? Нѣтъ! онѣ не занимаются -- онѣ живутъ. Я также не хочу заниматься, я хочу жить. Какъ бы прекрасно было теперь, Гарри, взять маленькихъ лошадокъ и отправиться въ лѣсъ! Я хочу нарвать жасминовъ, весеннихъ красавицъ, дикой жимолости и всѣхъ цвѣтовъ, которые любила собирать до отъѣзда въ пансіонъ.
ГЛАВА II.
КЛИНТОНЪ.
Занавѣсь поднимается и открываетъ мирную библіотеку, озаренную косвенными лучами полуденнаго солнца. Съ одной стороны комнаты отворенныя окна смотрѣли въ садъ, откуда входилъ воздухъ, напитанный благоуханіемъ розъ и резеды. Полъ, покрытый бѣлыми цыновками, кресла и диваны въ бѣлыхъ глянцовитыхъ чахлахъ придавали комнатѣ видъ свѣжести и прохлады. Стѣны были завѣшаны картинами, мастерскими произведеніями знаменитыхъ европейскихъ художниковъ; бронза и гипсъ, разставленные со вкусомъ и искусствомъ, служили доказательствомъ артистическихъ наклонностей въ хозяинѣ. Близь открытаго окна, за небольшимъ столомъ, на которомъ стоялъ серебряный кофейный приборъ античной формы, и серебряный подносъ съ мороженнымъ и фруктами, сидѣло двое молодыхъ людей. Одинъ изъ нихъ уже былъ представленъ читателямъ при описаніи нашей героини въ предшествовавшей главѣ. Эдвардъ Клейтонъ, единственный сынъ судьи Клэйтона, и представитель одной изъ старинныхъ и извѣстнѣйшихъ фамилій Сѣверной Каролины, по наружности имѣлъ большое сходство съ портретомъ, описаннымъ нашей бойкой молодой подругой. Онъ былъ высокъ, строенъ, съ нѣкоторой неловкостью въ движеніяхъ и безпечностью въ одеждѣ, которыя могли бы произвесть весьма невыгодное впечатлѣніе, еслибъ не смягчались прекраснымъ и умнымъ выраженіемъ головы и лица. Верхняя часть лица имѣла выраженіе задумчивости и силы воли съ легкимъ оттѣнкомъ меланхолической серьёзности; часть лица, около глазъ, озарялась, отъ времени до времени, особенно во время разговора, проблескомъ какой-то неправильной игривости, которая обнаруживаетъ ипохондрическій темпераментъ. Ротъ, по нѣжности и красотѣ своего очертанія, могъ казаться женскимъ, а улыбка, иногда игравшая на немъ, имѣла особенную прелестъ. Улыбка эта, повидимому, принадлежала одной только половинѣ лица; она никогда не поднималась до глазъ, никогда не нарушала ихъ печальнаго спокойствія, ихъ постоянной задумчивости. Другой молодой человѣкъ представлялъ собою во многихъ отношеніяхъ контрастъ первому. Мы отрекомендуемъ его читателямъ подъ именемъ Франка Росселя; скажемъ еще, что онъ былъ единственный сынъ нѣкогда замѣчательной и богатой, но теперь почти совсѣмъ раззорившейся фамиліи въ Виргиніи. Полагаютъ многіе, что сходство характеровъ служитъ прочнымъ основаніемъ для дружбы; но наблюденіе говоритъ, что основаніе это бываетъ прочнѣе при соединеніи противоположностей, въ которомъ одинъ чувствуетъ влеченіе къ другому, вслѣдствіе какого либо недостатка въ самомъ себѣ. Въ Клэйтонѣ сильный избытокъ тѣхъ способностей души, которыя заставляютъ человѣка углубляться въ самого себя и вредятъ дѣйствительности внѣшней жизни, располагалъ его къ дѣятельнымъ и практическимъ характерамъ, потому что послѣдніе постоянно имѣли успѣхъ, который онъ цѣнилъ, хотя самъ не былъ въ состояніи достичь его. Непринужденныя манеры, свобода дѣйствій, всегдашнее присутствіе духа при всякаго рода крайностяхъ, встрѣчающихся въ общественной жизни, умѣнье воспользоваться мимолетными событіями,-- вотъ качества, которыми рѣдко бываютъ одарены чувствительныя и глубокія натуры, и потому послѣднія часто цѣнятъ ихъ такъ высоко. Россель былъ однимъ изъ тѣхъ людей, которые въ достаточной степени бываютъ одарены многими высокими дарованіями, чтобъ умѣть оцѣнивать присутствіе этихъ дарованій въ другихъ, и въ недостаточной степени владѣютъ каждымъ изъ нихъ, чтобъ возбудить къ полезной дѣятельности самую сильную способность своей души. Въ его умственномъ запасѣ все подчинялось ему, и все было въ готовности. Еще въ дѣтствѣ онъ отличался понятливостью и находчивостью. Въ школѣ безъ него ничего не дѣлалось: онъ былъ "славнымъ малымъ" во всѣхъ играхъ, зачинщикомъ всѣхъ шалостей; лучше всѣхъ своихъ товарищей онъ умѣлъ пользоваться слабой стороной учителя. Часто выводилъ онъ Клэйтона изъ затруднительнаго положенія, въ которое Клэйтонъ впадалъ чрезъ доброту души своей, чрезъ свое благородство, чрезъ эти два чувства, обнаруживаемыя имъ болѣе того, чѣмъ требуется для сохраненія выгодъ своихъ въ сферѣ, какъ мальчиковъ, такъ и взрослыхъ людей; и Клэйтонъ, не смотря на свое превосходство, любилъ Росселя и подчинялся ему. Божественная часть человѣка стыдится сама себя, становится недовѣрчивою къ себѣ, не находитъ себѣ пріюта въ этомъ мірѣ, и благоговѣетъ передъ тѣмъ, что принято называть здравымъ разсудкомъ; а между тѣмъ, здравый разсудокъ весьма часто, съ помощію своей проницательности, усматриваетъ, что этотъ безполезный страхъ, это благоговѣніе, со стороны высшей способности души человѣческой, имѣетъ цѣнность высокую; поэтому-то практическая и идеальная натуры стремятся одна къ другой. Клэйтонъ и Россель были друзьями съ самого ранняго дѣтства; вмѣстѣ провели они четыре года въ одномъ коллегіумѣ, и инструменты въ высшей степени различныхъ качествъ разыгрывали до этой поры житейскіе концерты, весьма рѣдко нарушая гармонію. Россель былъ средняго роста, стройнаго гибкаго сложенія; всѣ его движенія отличались живостью и энергіей. Онъ имѣлъ доброе открытое лицо, свѣтлые голубые глаза, высокій лобъ, отѣненный густыми курчавыми каштановаго цвѣта волосами; его мягкія губы носили пріятную и съ тѣмъ вмѣстѣ полунасмѣшливую улыбку. Его чувства, хотя и не совсѣмъ глубокія, легко приводились въ движеніе; его можно было растрогать до слезъ или заставить улыбаться, смотря потому, въ какомъ настроеніи духа находился его другъ; но при этихъ случаяхъ онъ никогда не терялъ равновѣсіе въ чувствахъ своихъ, или, употребляя его выраженіе, никогда не выходилъ изъ себя. Однакожь мы слишкомъ растягиваемъ наше описаніе. Не лучше ли читателю послушать ихъ разговоръ и тогда онъ можетъ судить объ этихъ лицахъ какъ ему угодно.
-- Ну, что, Клэйтонъ, сказалъ Россель, откинувшись къ спинкѣ мягкаго кресла, и держа между двумя пальцами сигару:-- какъ умно они сдѣлали, что, отправясь на поиски негровъ, оставили насъ дома! Каковы дѣла-то нынче творятся, Клэйтонъ!-- да ты меня не слушаешь -- все читаешь законы: вѣрно хочешь быть судьею Клэйтономъ вторымъ! Да, мой другъ, еслибы я имѣлъ шансы, которые имѣешь ты, а именно занять мѣсто своего отца,-- я былъ бы счастливѣйшимъ человѣкомъ.
-- Уступаю тебѣ всѣ мои шансы, сказалъ Клэйтонъ, разваливаясь на одну изъ кушетокъ:-- я начинаю видѣть, что ни которымъ изъ нихъ мнѣ не воспользоваться.
-- Почему же? Что это значитъ? Развѣ тебѣ не нравится это занятіе?
-- Занятіе, я подъ этимъ словомъ разумѣю теорію,-- вещь превосходная; совсѣмъ иное дѣло -- практика. Чтеніе, теорія всегда великолѣпны, величественны. Законъ исходитъ отъ Бога; его залогъ есть гармонія мірозданія. Помнишь, какъ мы декламировали эти слова. Но переходя къ практической его сторонѣ, что ты находишь?-- Что такое судебное слѣдствіе, какъ не отъисканіе истины? И предается ли нашъ адвокатъ одностороннимъ взглядамъ на свой предметъ, и, по привычкѣ, не забываетъ ли онъ, а, можетъ быть, онъ и не знаетъ, что истину должно искать совсѣмъ съ другой стороны. Нѣтъ, еслибъ я сталъ заниматься закономъ по совѣсти, меня бы черезъ нѣсколько дней исключили изъ суда.
-- Такъ и есть, Клэйтонъ; ты вѣчно съ своей совѣстью, изъ-за которой я постоянно ссорился съ тобой, и никакъ не могъ убѣдить тебя, что это чистѣйшій вздоръ, совершеннѣйшая нелѣпость! Эта совѣсть всегда становится на твоей дорогѣ и мѣшаетъ тебѣ поступать, какъ поступаютъ другіе. По этому, надобно думать, что ты не хочешь вступить и на политическое поприще,-- очень жаль. Изъ тебя бы вышелъ весьма почтенной и безпристрастный сенаторъ. Ты какъ будто созданъ для того, чтобы быть римскимъ сенаторомъ, однимъ изъ старыхъ Viri Romae.
-- А какъ ты полагаешь, что бы стали дѣлать старые Viri Romae въ Вашингтонѣ? Какую роль разъигрывали бы въ немъ Регулъ, или Квинтъ Курцій, или Муцій Сцевола?
-- Дѣлая подобный вопросъ, не надобно при этомъ забывать, что образъ политическихъ дѣйствій значительно, измѣнился съ того времени. Еслибъ политическія обязанности были тѣже самыя, что и въ ту пору -- еслибъ, напримѣръ, въ Вашингтонѣ открылась пропасть, и тебѣ бы сказали, что ты долженъ броситься въ нее, для блага республики, ты бы вѣрно бросился; или еслибъ для какой нибудь общественной пользы тебѣ предложили положить руку въ огонь и сжечь ее,-- ты бы сдѣлалъ это; или еслибъ какія нибудь карѳагеняне спустили тебя съ горы въ бочкѣ, утыканной гвоздями, за истину и за твое отечество,-- ты бы вѣрно безъ ропота перенесъ эту пытку. Тебѣ бы хорошо быть посланникомъ; но разгуливать въ пурпурѣ и батистѣ, по Парижу или Лондону, въ качествѣ Американскаго посланника, тебѣ бы, я знаю наскучило. По моему мнѣнію, самое лучшее и самое полезное, это -- вступить на адвокатское поприще -- бери себѣ гонораріумъ, сочиняй защитительныя рѣчи съ обиліемъ классическихъ указаній, высказывай свою ученость, женись на богатой невѣстѣ, выводи дѣтей своихъ въ аристократію,-- и все это ты будешь дѣлать не наступая на ногу своей черезъ чуръ щекотливой совѣсти. Вѣдь ты же сдѣлалъ одну вещь, не спросивъ свою совѣсть; если только правда то, что я слышалъ.
-- Что же такое я сдѣлалъ, скажи пожалуйста?
-- Какъ что? Слышишь! Какой ты невинный! Ты воображаешь, что я не слышалъ о твоемъ походѣ въ Нью-Йоркъ, о твоемъ похищеніи царицы маленькихъ кокетокъ -- миссъ Гордонъ.
Клэйтонъ отвѣчалъ на это обвиненіе легкимъ пожатіемъ плечъ и улыбкой, въ которой принимали участіе не только его губы, но и глаза; румянецъ разлился по всему лицу.
-- Знаешь ли, Клэйтонъ, продолжатъ Россель: -- мнѣ это нравится. Знаешь ли ты, что въ душѣ моей постоянно таилась мысль, что я буду ненавидѣть женщину, въ которую ты влюбишься? Мнѣ казалось, что такое ужасное соединеніе всѣхъ добродѣтелей, которое ты замышлялъ найти въ будущей женѣ своей, было бы похоже на комету, на какое-то зловѣщее явленіе. Помнишь ли ты (я бы желалъ, чтобъ ты припомнилъ), какія качества имѣлъ твой идеалъ, и какія должна была имѣть твоя жена? Она должна была имѣть всю ученость мужчины, всѣ граціи женщины (я выучилъ это наизусть), должна быть практическая, поэтическая, элегантная и энергическая; имѣть глубокіе и обширные взгляды на жизнь, чтобы при красотѣ Венеры въ ней была кротость Мадонны, чтобы она была изумительнѣйшимъ существомъ. О Боже мой!-- какія жалкія мы созданія! На пути твоей жизни встрѣчается маленькая кокетка, начинаетъ кружиться, играетъ вѣеромъ, вскруживаетъ тебѣ голову, подхватываетъ тебя какъ большую, солидную игрушку, играетъ ею, бросаетъ, и снова пускается кружиться и кокетничать. Не стыдно ли тебѣ?
-- Нѣтъ; въ этомъ отношеніи я похожъ на пастора въ сосѣднемъ нашемъ городѣ: онъ женился на хорошенькой Полли Петерсъ на шестидесятомъ году, и когда старшины спрашивали, имѣетъ ли она необходимыя качества, чтобъ быть женою пастора, онъ отвѣчалъ имъ, полуотрицательно.-- "Дѣло въ томъ, братія, сказалъ онъ: -- хотя ее и нельзя назвать святою, но она такая хорошенькая грѣшница и я люблю ее." Обстоятельства мои тѣ же самыя.
-- Умно сказано; и я уже сказалъ тебѣ, что я въ восторгѣ отъ этого, потому что твой поступокъ похожъ на поступки другихъ людей. Но, мой другъ, неужели ты думаешь, что пришелъ къ чему нибудь серьёзному съ этой маленькой Венерой изъ морской пѣны? Не всели это равно, что получить слово отъ облака или бабочки? Мнѣ кажется, кто хочетъ жениться, тотъ долженъ искать въ будущей женѣ своей по болѣе дѣйствительности. У тебя, Клэйтонъ, высокая натура; и потому тебѣ нужна жена, которая имѣла бы хотя маленькое понятіе о различіи между тобою и другими существами, которыя ходятъ на двухъ ногахъ, носятъ фраки и называются мужчинами.
-- Прекрасно, сказалъ Клэйтонъ, приподнимаясь и говоря съ энергіей:-- я тебѣ вотъ что скажу. Нина Гордонъ вѣтренница и кокетка -- избалованный ребенокъ, если хочешь. Она вовсе не похожа на то существо, которое, я полагалъ, пріобрѣтетъ надо мною власть. Она не имѣетъ обширной образованности, ни начитанности, ни привычки размышлять; но въ ней за то есть какой-то особенный timbre, какъ выражаются французы, говоря о голосахъ,-- и это мнѣ чрезвычайно нравится. Въ ней есть какое-то соединеніе энергіи, самостоятельности и проницательности, которыя дѣлаютъ ее, при всей ограниченности ея образованія, привлекательнѣе и плѣнительнѣе всѣхъ другихъ женщинъ, съ которыми я встрѣчался. Она никогда не читаетъ; даже невозможно пріохотить ее къ чтенію; но, если вы можете завладѣть ея слухомъ минутъ на пять, то увидите, что ея литературныя сужденія имѣютъ какую-то свѣжесть и истину. Таковы ея сужденія и о всѣхъ другихъ предметахъ,-- если только вы заставите ее быть нѣсколько серьёзнѣе и высказать свое мнѣніе. Что касается до сердца, то, мнѣ кажется, она имѣетъ еще не вполнѣ пробудившуюся натуру. Она жила въ мірѣ чувства, и этого чувства такое обиліе въ ней, что большая часть его находится еще въ усыпленіи. Раза два или три я видѣлъ проблескъ этой дремлющей души, видѣлъ его въ ея глазахъ, и слышалъ въ звукахъ ея голоса. И мнѣ кажется, я даже увѣренъ, что я единственный въ мірѣ человѣкъ, который коснулся этой души. Быть можетъ она меня не любитъ въ настоящее время, но я увѣренъ, что полюбитъ впослѣдствіи,
-- Говорятъ, сказалъ Россель небрежно: -- говорятъ, что она въ одно и тоже время дала слово еще двоимъ или троимъ.
-- Очень можетъ быть, сказалъ Клэйтонъ. Я даже предполагаю, что это правда; но это ничего не значитъ. Я видѣлъ всѣхъ мужчинъ, окружавшихъ ее, и знаю очень хорошо, что она ни на котораго изъ нихъ не обращаетъ вниманіи.
-- Но, мой милый другъ, какимъ же это образомъ твои строгія понятія о нравственности могутъ допустить идею о системѣ обмана, которой она держится?
-- Правда; это мнѣ не нравится; но что же мнѣ дѣлать, если я люблю "эту маленькую грѣшницу". Я знаю, что ты считаешь это за парадоксъ влюбленнаго; но увѣряю тебя, если она и обманываетъ, то безъ всякаго сознанія,-- хотя она и поступаетъ самолюбиво, но въ ней нѣтъ самолюбія. Дѣло въ томъ, ребенокъ этотъ росъ безъ матери, богатой наслѣдницей, въ кругу прислуги. У нея есть тетка, или какая-то другая родственница, которая номинально представляетъ главу семейства передъ глазами свѣта. Но кажется, этой маленькой госпожѣ была предоставлена полная свобода дѣйствовать по своему произволу. Потомъ ее отдали въ фешенебельный нью-йорскій пансіонъ, который развивалъ способность избѣгать уроковъ, уклоняться отъ правилъ, и постигать косвеннымъ образомъ науку кокетства. Вотъ все, что пріобрѣталось въ этомъ пансіонѣ, и сверхъ того отвращеніе къ книгамъ и общее нерасположеніе къ литературному образованію.
-- А ея владѣнія
-- Не весьма богаты. Ими управляетъ очень умный мулатъ, который былъ оставленъ ей отцомъ, который получилъ образованіе и имѣетъ таланты не весьма обыкновенные въ его кастѣ. Онъ управляетъ ея плантаціей, и, мнѣ кажется, это самый вѣрный и преданный человѣкъ.
-- Клэйтонъ, сказалъ Россель: -- все это не очень интересно для того, кто смотритъ на свѣтъ моими глазами, но для тебя это можетъ быть даже и слишкомъ серьёзно. Я бы совѣтовалъ тебѣ не заходить слишкомъ далеко.
-- Ты опоздалъ, мой другъ, съ твоимъ совѣтомъ; -- я уже; рѣшилъ это дѣло.
-- Въ такомъ случаѣ желаю тебѣ счастія! А теперь, если дѣло идетъ о женитьбѣ, то и я могу сказать, что мое дѣло тоже рѣшеное... Я полагаю, ты слышалъ о миссъ Бенуаръ, изъ Бальтимора: она моя невѣста.
-- Какъ! неужели ты женишься?
-- И уже помолвленъ; -- все рѣшено и будетъ кончено о святкахъ.
-- Разскажи же, какъ это случилось.
-- Миссъ Бенуаръ высокаго роста (я всегда говорилъ, что не женюсь на низенькой женщинѣ), не красавица, но и не дурна собой; имѣетъ весьма хорошія манеры, знаетъ свѣтъ, очень мило поетъ и играетъ, и имѣетъ порядочное состояніе. Ты помнишь, прежде я не думалъ жениться на деньгахъ; но теперь, при измѣнившихся обстоятельствахъ, я не могъ полюбить безъ, этого приложенія. Нѣкоторые называютъ подобный поступокъ бездушнымъ; но я смотрю на это совсѣмъ съ другой точки зрѣнія. Еслибъ я встрѣтился съ Мэри Бенуаръ, и узналъ, что она ничего не имѣетъ, я тогда не рѣшился бы пробудить въ ней чувства сильнѣе обыкновенной пріязни; но, узнавъ, что она имѣетъ состояніе, я присмотрѣлся внимательнѣе, и нашелъ, что кромѣ состоянія она имѣетъ и многое другое. Если это называется женитьбой на деньгахъ, то пусть такъ и будетъ. Твое дѣло, Клэйтонъ, совсѣмъ другое: ты женишься чисто по любви. Что касается до меня, то я смотрѣлъ на этотъ предметъ, какъ говорится, глазами разсудка.
-- Что же ты намѣренъ дѣлать съ собой въ свѣтѣ, Россель?
-- Буду заниматься дѣломъ, и пріискивать выгодное мѣсто. Я хочу быть президентомъ, какъ и всякій порядочный человѣкъ въ Соединенныхъ Штатахъ. Развѣ я хуже другихъ?
-- Не знаю, сказалъ Клэйтонъ: -- конечно, ты можешь достичь этого сана, если будешь трудиться и усердно и долго. Съ своей стороны, я бы скорѣе желалъ идти по лезвію меча, которое, какъ говорятъ, служитъ мостомъ въ рай Магомета.
-- Ха! ха! ха! Воображаю, какъ бы ты пошелъ по этому мосту, какую фигуру представлялъ бы мой другъ балансируя, выпрямляясь на этомъ лезвіи и дѣлая страшно-кислыя гримасы! Я знаю, что и на этомъ поприщѣ ты также бы хотѣлъ быть покойнымъ, какъ и въ политической жизни. А между тѣмъ, ты далеко выше меня во всѣхъ отношеніяхъ. Очень было бы жаль, еслибъ такой человѣкъ, какъ ты, не съумѣлъ устроить дѣла свои. Впрочемъ, наши національные корабли должны управляться второкласными кормчими,-- такими, какъ я, потому что мы умѣемъ извернуться въ самыхъ затруднительныхъ обстоятельствахъ.
-- Мнѣ никогда не быть, сказалъ Клэйтонъ: -- никогда не быть человѣкомъ, который во всемъ успѣваетъ, которому все удается. На каждой страницѣ книги: Успѣхъ въ жизни -- мнѣ всегда будетъ видѣться надпись: "какая польза человѣку изъ того, если онъ пріобрѣтетъ весь свѣтъ и погубитъ свою душу?"
-- Я не понимаю тебя, Клэйтонъ.
-- Мнѣ, по крайней мѣрѣ, такъ кажется. Судя потому, какъ идутъ дѣла теперь въ нашемъ государствѣ, я долженъ или спустить флагъ правды и чести, и заглушить въ душѣ моей всѣ ея благородныя наклонности, или отказаться отъ надеждъ на успѣхъ. Я не знаю ни одной тропинки въ жизни, гдѣ бы шарлатанство, подлогъ не служили вѣрными проводниками къ успѣху,-- гдѣ бы человѣкъ главнымъ ручательствомъ успѣха имѣлъ чистоту своихъ правилъ. Мнѣ кажется, что у каждой тропинки стоитъ сатана и говоритъ: все это будетъ твое, если ты падешь ницъ и поклонишься мнѣ.
-- Зачѣмъ же ты, Клэйтонъ, не поступилъ въ духовное званіе съ самого начала, и не скрылся за каѳедрой отъ искушеній демонскихъ.
-- Я боюсь, что и тамъ я не нашелъ бы защиты. Я не могъ бы получить права говорить съ моей каѳедры безъ нѣкоторыхъ обязательствъ говорить такъ, а не иначе; это было бы стѣсненіемъ для моей совѣсти. При подножіи каѳедры я долженъ былъ бы дать клятву открывать истину только въ извѣстной формулѣ; -- а при этой клятвѣ меня обяжутъ жизнью, достояніемъ, успѣхомъ, добрымъ именемъ. Еслибъ я послѣдовалъ внушеніямъ моей совѣсти, мои проповѣди были бы сильнѣе, чѣмъ защитительныя рѣчи.
-- Господь съ тобой, Клэйтонъ! Что же ты хочешь дѣлать? Не намѣренъ ли ты поселиться на своей плантаціи разводить хлопчатую бумагу и торговать неграми? Я съ каждой минутой ожидаю услышать отъ тебя, что ты подписался на газету "Liberator" и хочешь сдѣлаться аболиціонистомъ.
-- Я дѣйствительно намѣренъ поселиться на плантаціи,-- но не намѣренъ разводить хлопчатой бумаги и вести торговлю неграми. Газету "Liberator" я получаю, потому что я свободный человѣкъ и имѣю право получить, что мнѣ угодно. Я не соглашаюсь съ Гаррисономъ, потому что, мнѣ кажется, я знаю объ этомъ предметѣ больше, чѣмъ онъ. Но онъ имѣетъ право, какъ честный человѣкъ, говорить то, что думаетъ; на его мѣстѣ я бы самъ воспользовался этимъ правомъ. Еслибъ я видѣлъ вещи въ томъ свѣтѣ, въ какомъ видитъ онъ, я бы сдѣлался аболиціонистомъ; -- но у меня совсѣмъ другой взглядъ.
-- Это величайшее счастіе, для человѣка съ твоимъ характеромъ. Но, наконецъ, чтоже ты намѣренъ дѣлать?
-- То, что долженъ дѣлать каждый честный человѣкъ съ четырьмя стами подобныхъ ему созданій -- мужчинъ и женщинъ, поставленныхъ отъ него въ совершенную зависимость. Я намѣренъ воспитать ихъ и сдѣлать способными къ свободѣ. Какая власть на землѣ можетъ быть выше той, которую даровалъ Богъ намъ -- владѣльцамъ. Законъ предоставляетъ намъ полную и неограниченную волю. Плантація такая, какою могла бы быть плантація, должна быть "свѣточемъ для освѣщенія людей образованныхъ". Въ этомъ эѳіопскомъ племени есть удивительныя и прекрасныя дарованія, которымъ не позволяютъ обнаруживаться; дать имъ свободу и развить ихъ, вотъ предметъ, полный живаго интереса. Разведеніе хлопчатой бумаги должно быть дѣломъ послѣдней, важности. Я смотрю на мою плантацію, какъ на сферу для возвышенія человѣческаго достоинства и для душевныхъ способностей цѣлаго племени.
-- Довольно! сказалъ Россель.
Клэйтонъ нахмурился.
-- Извини меня, Клэйтонъ. Все это возвышенно, величественно; но тутъ есть одно неудобство. Это рѣшительно невозможно.
-- Всякое доброе и великое дѣло называлось невозможнымъ, пока не было сдѣлано.
-- Я скажу тебѣ, Клэйтонъ, что будетъ съ тобою. Ты сдѣлаешься цѣлью для стрѣлъ той и другой стороны. Ты оскорбишь всѣхъ сосѣдей, поступая лучше, нежели они. Ты доведешь своихъ негровъ до такого уровня, на которомъ они встрѣтятъ противъ себя стремленіе всего общества, а между тѣмъ, ты не заслужишь одобренія отъ аболиціонистовъ. Тебя прозовутъ возмутителемъ, пиратомъ, грабителемъ и тому подобными изящными именами. Ты приведешь дѣло въ такое положеніе, что никому, кромѣ тебя, нельзя будетъ справиться съ нимъ, да и тебѣ самому очень трудно; потомъ ты умрешь, и все разрушится. И, если бы ты могъ дѣлать дѣло наполовину, оно было бы не дурно; но я тебя давнымь-давно знаю. Тебѣ мало будетъ того, чтобы выучить ихъ катехизису и нѣсколькимъ молитвамъ, чтобъ они читали ихъ, сами не понимая, что и называется у нашихъ дамъ достаточнымъ религіознымъ образованіемъ. Ты ихъ всѣхъ выучишь и читать, и писать, и думать, и говорить,-- я того и буду ждать, что ты съ ними примешься за ариѳметику и грамматику. Тебя такъ и тянетъ завести университетъ для нихъ и клубъ, съ преніями о возвышенныхъ предметахъ. Ну, а что говоритъ Анна? Анна разсудительная дѣвушка, но я ручаюсь, что ты уже сбилъ ее съ толку на этотъ счетъ.
-- Анна интересуется этимъ не меньше, нежели я; но у ней болѣе практическаго такта, нежели у меня, и во всемъ она вѣчно находитъ трудности, которыхъ я вовсе не вижу. У меня есть превосходнѣйшій человѣкъ, совершенно вошедшій въ мои виды; онъ беретъ на себя завѣдываніе дѣлами плантаціи вмѣсто этихъ негодяевъ управителей. Мы съ нимъ постепенно введемъ систему платы за работу, это научитъ ихъ понимать собственность, внушитъ имъ привычку къ трудолюбію и экономіи, сдѣлавъ вознагражденіе каждаго соотвѣтственнымъ его прилежанію и честности.,
-- Ну, а къ чему это все ведетъ, по твоему? Ты будешь жить для нихъ, или они для тебя?
-- Я покажу имъ примѣръ, буду жить для нихъ и увѣренъ, что въ замѣнъ того пробудится этимъ все хорошее, что есть въ нихъ. Сильный долженъ жить для слабаго, образованный для невѣжды.
-- Хорошо, Клэйтонъ; Богъ помоги тебѣ! Теперь я говорю серьёзно, увѣряю. Хоть тебѣ этого и не удастся сдѣлать, но я желалъ бы, чтобы удалось. Жаль, Клэйтонъ, что ты родился на нашей землѣ. Не тебя надобно будетъ винить въ неудачѣ, а нашу планету и ея жителей. Твое сердце -- богатая сокровищница, наполненная золотомъ и алмазами Офирскими; но всѣ эти драгоцѣнности въ пятомъ этажѣ, и нѣтъ лѣстницы, чтобы снести ихъ въ общество. Я на столько цѣню твои качества, что не смѣюсь надъ тобою; а девятеро изъ десяти смѣялись бы. Сказать тебѣ правду; еслибъ я ужь былъ устроенъ въ жизни, имѣлъ такое же окончательное положеніе, какъ ты,-- друзей, семью, средства,-- быть можетъ, и я сталъ бы заниматься этимъ. Но вотъ что надобно сказать: такая совѣсть, какъ у тебя, Клэйтонъ, ужасно много требуетъ расходовъ. Она все равно, что карета: у кого недостанетъ средствъ, тому нечего и заводить ее,-- это ужь роскошь.
-- Для меня это необходимость, сухо сказалъ Клэйтонъ.
-- Такъ, такова у тебя натура. Я на то не имѣю средствъ. Я долженъ сдѣлать себѣ каррьеру. Мнѣ необходимо выйти въ люди, а съ твоими крайними понятіями я не могу выйти въ люди. Таковы мои дѣла. Это не мѣшаетъ мнѣ въ душѣ быть не хуже людей, считающихъ себя чуть не святыми.
-- Такъ, такъ.
-- Да, и я достигну всего, что мнѣ нужно. А ты, Клэйтонъ, вѣчно будешь несчастнымъ, недовольнымъ искателемъ чего нибудь слишкомъ возвышеннаго для смертныхъ. Вотъ въ чемъ и разница между нами.
На этихъ словахъ разговоръ былъ прерванъ возвращеніемъ семейства Клэйтона.
ГЛАВА III.
СЕМЕЙСТВО КЛЭЙТОНА И СЕСТРА АННА.
Семейство Клэйтона, вошедшее въ комнату, состояло изъ отца, матери и сестры. Старикъ Клэйтонъ, котораго звали обыкновенно судьею, былъ мужчина высокаго роста и солидныхъ манеръ; съ перваго взгляда обнаруживался въ немъ джентльменъ старой школы. Было что-то торжественное въ его манерѣ держать голову и въ его походкѣ; вмѣстѣ съ строгою сдержанностью всей его фигуры и обращенія, это давало ему нѣсколько угрюмый видъ. Въ зоркомъ и серьёзномъ взглядѣ его, напоминавшемъ взглядъ сокола, выражался зоркій и рѣшительный умъ, логическая неуклонность мысли; эти зоркіе глаза производили страшный контрастъ съ серебряно-сѣдыми волосами, и въ этомъ была та холодная красивость, какъ въ контрастѣ снѣговыхъ горъ, врѣзывающихся въ яркую металлическую синеву альпійскаго колорита. Казалось, что можно сильно бояться ума этого человѣка, и мало надѣяться на порывы его впечатлительной натуры. Но быть можетъ, мнѣніе о судьѣ, составленное по первому взгляду, было несправедливо къ его сердцу; потому что таилась въ немъ чрезвычайно пылкая стремительность, только сурово сдерживаемая внѣшнею холодностью. Его любовь къ семейству была сильна и нѣжна; рѣдко выказывалась она словами, но постоянно выражалась точнѣйшею внимательностью и заботливостью о всѣхъ близкихъ къ нему. Онъ былъ безпристрастно и точно справедливъ во всѣхъ мелочахъ общественной и домашней жизни, никогда не колеблясь сказать правду или признать свою ошибку. Мистриссъ Клэйтонъ была пожилая дама, съ привычками лучшаго общества; хорошо сохранившаяся стройность, блестящіе черные глаза и тонкія черты лица доказывали, что въ молодости она была красавицею. Съ живымъ и пылкимъ воображеніемъ отъ природы, съ постоянною наклонностью къ увлеченію въ благородныя крайности, она всѣми силами своей горячей души прильнула къ мужу. Между Клэйтономъ и его отцомъ существовала глубокая и невозмутимая привязанность; но по мѣрѣ того, какъ мужалъ сынъ, оказывалось все яснѣе, что онъ не можетъ гармонически итти съ отцомъ въ одной практической орбитѣ. Натура сына такъ много получила отъ характера матери, что отецъ, когда принимался за усилія совершенно уподобить сына себѣ, каждый разъ былъ смущаемъ неудачею. Клэйтонъ былъ до излишества идеаленъ; идеализмъ давалъ цвѣтъ всѣмъ его качествамъ, направлялъ всѣ его мысли, какъ невидимый магнитъ направляетъ стальную иглу. Идеализмъ проникалъ его сознаніе, постоянно побуждая его подниматься выше того, что въ нравственной сферѣ называется общепринятымъ и практическимъ. Потому-то, поклоняясь идеалу законовъ, онъ чувствовалъ негодованіе противъ дѣйствительныхъ законовъ; и отецъ его былъ принужденъ постоянно указывать на ошибки въ его сужденіяхъ, основанныхъ болѣе на тонкомъ чувствѣ того, какъ слѣдовало бы вещамъ быть на свѣтѣ, нежели на практическомъ пониманіи того, каковы онѣ въ дѣйствительности. Но было въ Клэйтонѣ и сильной, настойчивой отцовской натуры на столько, чтобы быть идоломъ матери, которая любила это отраженіе, быть можетъ, даже болѣе, нежели типъ, отъ котораго произошло оно.
Анна Клэйтонъ была старшею изъ трехъ сестеръ и постоянною подругою брата, дѣлившагося съ нею всѣми своими мыслями. Она стоитъ въ той же комнатѣ, снимая съ головы шляпу, и потому надобно представить ее читателю. Она нѣсколько выше средняго роста, на ея полныхъ, широкихъ плечахъ граціозная голова держится прямо и высоко, съ выраженіемъ положительности и рѣшительности, нѣсколько переходящимъ въ гордость. Смугловатый цвѣтъ ея лица согрѣвается на щекахъ нѣжнымъ румянцемъ, дающимъ ей видъ полнаго, свѣжаго здоровья; правильный носъ съ маленькимъ горбикомъ, прекрасный ротъ, съ бѣлоснѣжными зубами, черные глаза, наслѣдованный отъ отца соколиный взглядъ -- вотъ главныя черты ея физіономіи. Общее выраженіе ея лица и ея обращеніе ободрительно прямодушны, такъ что каждый чувствуетъ себя при ней непринужденно. Но развѣ безумный рѣшился бы позволить себѣ хотя малѣйшую вольность при Аннѣ Клэйтонъ. При всей непринужденности, есть въ ней что-то говорящее: "я не дозволю дерзости, хотя не люблю стѣсненія." Множество поклонниковъ падали къ ея ногамъ, прося ея любви, но Анна Клэйтонъ, хотя ей уже двадцать-семь лѣтъ, еще не замужемъ. Всѣ удивлялись, почему она не выбрала себѣ жениха изъ этой толпы просившихъ ея руки,-- и мы можемъ только удивляться вмѣстѣ съ другими. А сама она отвѣчаетъ на это просто и положительно, что она не хотѣла выходить замужъ, что и безъ того она была счастлива. Дружба между братомъ и сестрою была необыкновенно сильна, несмотря на замѣтное различіе характеровъ, потому что въ Аннѣ не было ни тѣни идеальности. Она была одарена проницательнымъ здравымъ смысломъ и веселымъ характеромъ, но по преимуществу отличалась практическимъ тактомъ. Она восхищалась противоположными ея наклонностямъ наклонностями брата, его поэтически-героической настроенностью, по той же самой причинѣ, по которой молодыя дѣвушки восхищаются героями Вальтеръ-Скотта,-- потому что находятъ въ нихъ то, чего не имѣютъ сами. Во всемъ, что относится къ области идей, она имѣла почти идолопоклонническое уваженіе къ брагу; но въ области практической дѣятельности она чувствовала себя въ правѣ имѣть надъ нимъ превосходство, которое и сохраняла съ добродушною положительностью. Не было въ мірѣ человѣка, сужденій котораго Клэйтонъ боялся бы больше, чѣмъ сужденій Анны, когда рѣчь шла о практическихъ вещахъ. И въ настоящемъ случаѣ, Клэйтонъ чувствовалъ себя очень неловко, начиная передавать ей планы, о которыхъ слѣдовало бы переговорить съ нею гораздо раньше. Сестрѣ съ положительнымъ характеромъ Анны, прожившей въ постоянной дружбѣ съ братомъ двадцать-семь лѣтъ, всегда нѣсколько затрудняется братъ сказать о намѣреніи своемъ жениться. Но почему же Клэйтонъ, во всемъ столь откровенный съ Анною, не говорилъ ей каждый разъ о томъ, какъ онъ знакомился съ Ниною, какъ постепенно сближался съ нею? Разгадка молчанія заключалась въ томъ, что онъ чувствовалъ невозможность выставить Нину практическому, проницательному уму Анны въ томъ волшебномъ видѣ, какой придавался ей радужнымъ воображеніемъ его мечтательной натуры. Угловатые факты конечно будутъ свидѣтельствовать противъ нея въ его собственномъ разсказѣ; а впечатлительные люди не любятъ утомлять себя оправданіемъ своихъ инстинктовъ. Притомъ же, всего менѣе можетъ быть оправдано фактическими объясненіями то чувство едва уловимыхъ оттѣнковъ характера, на которомъ основывается привязанность. Мы всѣ испытывали привязанности, которыя не соотвѣтствовали самымъ точнымъ каталогамъ прекрасныхъ качествъ, и всѣ мы поклонялись людямъ, поклоненіе которымъ имѣло очень мало разсудительныхъ основаній. Но пока братъ молчалъ, вѣчно всѣмъ занятая молва уже умѣла пробудить въ Аннѣ нѣкоторыя догадки о томъ, что дѣлается съ ея братомъ. И хотя деликатность ея удерживалась отъ всякихъ намековъ, она живо чувствовала недостатокъ довѣрія въ братѣ, и разумѣется, тѣмъ менѣе благорасположенія могла чувствовать къ своей молоденькой соперницѣ. Однакоже, намѣреніе Клэйтона уже такъ созрѣло въ умѣ его, что необходимо было сказать о немъ роднымъ и друзьямъ. Разговоръ съ матерью облегчался расположеніемъ ея всегда ждать всего лучшаго и симпатіею, дававшею ей способность переноситься въ чувства тѣхъ, кого она любила. Ей было ввѣрено первой поговорить о женитьбѣ Клэйтона съ Анною,-- и она сдѣлала это во время утренней прогулки. Первый же взглядъ, брошенный Клэйтономъ на сестру при входѣ Анны въ комнату, показалъ ему, что она разстроена и уныла. Она не осталась въ комнатѣ, не ириняла участія въ разговорѣ, и разсѣянно остановившись только на нѣсколько секундъ, ушла въ садъ и невидимому, занялась цвѣтами. Клэйтонъ пошелъ за нею. Нѣсколько минутъ молча стоялъ онъ подлѣ нея, смотря какъ она очищаетъ, гераніумъ отъ сухихъ листковъ.
-- Матушка говорила тебѣ? сказалъ онъ наконецъ.
-- Говорила, сказала Анна.
Опять долгая пауза, и Анна срывала зеленые листки вмѣстѣ съ сухими, не замѣчая, что портитъ растеніе.
-- Анна, сказалъ Клэйтонъ: -- мнѣ бы хотѣлось, чтобы ты видѣла ее.
-- Отъ Ливингстоновъ я слышала о ней, холодно отвѣчала Анна.
-- Что же ты слышала? торопливо спросилъ Клэйтонъ.
-- Не то, чего я могла желать,-- не то, что я ожидала услышать о дѣвушкѣ, избранной тобою, Эдуардъ.
-- Но, ради Бога, скажи же, что ты слышала; скажи, что свѣтъ говоритъ о ней.
-- Изволь, я скажу. Свѣтъ говоритъ, что она капризная, своенравная дѣвушка; что она кокетка; но всему, что я слышала, я думаю, что у ней нѣтъ прочныхъ нравственныхъ правилъ.
-- Твои слова суровы, Анна.
-- Правда вообще сурова, отвѣчала Анна.
-- Милая сестра, сказалъ Клейтонъ, взявъ ея руку и посадивъ ее на скамью: -- развѣ ты потеряла всякую вѣру въ меня?
-- Кажется, ближе было бы къ истинѣ сказать, что ты потерялъ всякую вѣру въ меня, отвѣчала Анна.-- Почему я послѣдняя узнаю объ этомъ? Почему я слышу объ этомъ сначала отъ постороннихъ, отъ всѣхъ, кромѣ тебя? Я съ тобою развѣ поступила бы такъ? Дѣлала ли я когда что нибудь такое, о чемъ бы не говорила тебѣ? Все, все, что бывало у меня на душѣ я говорила тебѣ.
-- Такъ, это правда, милая моя Анна; но еслибъ ты полюбила человѣка, чувствуя, что онъ мнѣ не поправится? У тебя положительный характеръ, Анна, и это могло бы случиться. Развѣ поспѣшила бы ты сказать мнѣ тотчасъ? И ты, быть можетъ, стала бы выжидать, колебаться, откладывать, по той, по другой причинѣ, со дня на день, и все труднѣе казалось бы тебѣ заговорить, чѣмъ дольше ты откладывала бы.
-- Не знаю, сказала съ горечью Анна. Я никогда никого не любила больше, чѣмъ тебя, и оттого-то мнѣ жаль.
-- И я никого не люблю больше, чѣмъ тебя, Анна. Любовь моя къ тебѣ полна, какъ была, не уменьшилась. Ты увидишь, что во всемъ остаюсь преданъ тебѣ по прежнему. Мое сердце только раскрылось для другой любви, другой, совершенно иного рода. Потому самому, что она вовсе не похожа на мою любовь къ тебѣ, она никогда не можетъ повредить ей. И что, если бы ты, Анна, могла любить ее, какъ часть меня самого....
-- Я желала бы полюбить ее, сказала Анна, нѣсколько смягчившись.-- Но что я слышала, было такъ не въ пользу ея! Нѣтъ, она вовсе не такая дѣвушка, какую, ждала я, выберешь ты, Эдуардъ. Хуже всего презираю я женщину, которая играетъ чувствами благородныхъ людей.
-- Но, мой другъ, Нина не женщина,-- она дитя, веселое, прекрасное, неразвитое дитя, и я увѣренъ, ты сама сказала бы о ней словами Попе:
If to her share some female errors fall,
Look in her face, und you forget them all.
"Если есть недостатки въ этой женщинѣ, взгляни на лицо ея, и всѣ ихъ забудешь ты".
-- Да, такъ, сказала Анна:-- я знаю, что всѣ вы, мужчины, одинаковы: хорошенькое личико очаруетъ каждаго изъ васъ. Я думала, что ты исключеніе, Эдуардъ; вижу, что и ты такой же,
-- Но скажи, Анна, такими словами ободряется ли довѣріе? Пусть я очарованъ я обвороженъ, ты не можешь образумить меня, если не будешь снисходительна. Говори, что хочешь, но дѣло все-таки въ томъ, что мнѣ была судьба полюбить этого ребенка. Прежде, я старался полюбить другихъ; мнѣ встрѣчались многія, не полюбить которыхъ не было никакой причины: онѣ были и лучше лицомъ и образованнѣе; но я смотрѣлъ на нихъ и не ускорялся мой пульсъ. А эта дѣвушка разбудила все во мнѣ. Я не вижу въ ней того, что видитъ свѣтъ; я вижу идеальный образъ того, чѣмъ можетъ она быть, чѣмъ, я увѣренъ, будетъ она, когда ея природа вполнѣ пробудится и разовьется.
-- Ну, вотъ, такъ и есть, сказала Анна. Ты никогда ничего не видишь; то есть, ты видишь идеализацію,-- что-то такое, что могло бы, должно бы быть, что было или будетъ,-- въ этомъ твой недостатокъ. Ты обыкновенную кокетливую пансіонерку возводишь идеализаціей до чего-то символическаго, высокаго; ты наряжаешь ее въ твои собственныя мечты, а потомъ поклоняешься ей.
-- Пусть это такъ, милая Анна,-- чтожь изъ того? Ты говоришь, что я идеалистъ, а ты понимаешь дѣйствительность. Положимъ. Но вѣдь долженъ же я поступать но своей натурѣ, иначе жить нельзя. И вѣдь не каждую же дѣвушку я могу идеализировать. Въ этомъ, кажется, и есть причина, почему я никогда не могъ любить нѣсколькихъ превосходныхъ женщинъ, съ которыми былъ хорошо знакомъ. Онѣ вовсе не были таковы, чтобъ ихъ можно было идеализировать; въ нихъ не было ничего такого, что могла бы украсить моя фантазія; словомъ, въ нихъ недоставало именно того, что есть въ Нинѣ. Она похожа на одинъ изъ этихъ маленькихъ игривыхъ, сверкающихъ каскадовъ въ Бѣлыхъ Горахъ, и атмосфера ея благопріятна образованно радуги.
-- И ты всегда будешь видѣть ее чрезъ эту атмосферу.
-- Положимъ, сестра. Но другихъ я не могу видѣть въ этихъ радужныхъ цвѣтахъ. Чѣмъ же ты недовольна во мнѣ? Пріятно видѣть радужные переливы. Зачѣмъ же ты хочешь разочаровать меня, если я могу быть очарованъ.
-- Помнишь ли ты того, который получилъ отъ волшебницъ свою плату золотомъ и брильянтами, и увидѣлъ, когда перешолъ извѣстную тропинку, что золото и брильянты обратились въ черепки? Бракъ эта тропинка; многіе бѣдняки, когда пройдутъ ее, видятъ, что оказываются простыми черепками ихъ брильянты; потому-то я вооружилась суровыми словами здраваго смысла противъ твоихъ мечтаній. Я вижу эту дѣвушку просто, какъ она есть; вижу, что она всѣми считается за кокетку, ужасную кокетку; а такая дѣвушка не можетъ имѣть добраго сердца. И ты, Эдуардъ, такъ добръ, такъ благороденъ, я такъ давно люблю, тебя, что не могу радоваться, отдавая тебя такой дѣвушкѣ.
-- Въ твоихъ словахъ, милая Анна, много такого, съ чѣмъ я не соглашусь. Во-первыхъ, кокетство не вовсе непростительный недостатокъ въ моихъ глазахъ, то есть, въ нѣкоторыхъ случаяхъ.
-- То есть, хочешь ты сказать, въ томъ случаѣ, если Нина Гордонъ кокетка?
-- Нѣтъ, не то я говорю. Видишь ли, Анна, въ обыкновенныхъ отношеніяхъ между молодыми людьми и дѣвушками такъ мало истинной искренности, такъ мало дѣйствительной гуманности, и мужчины, которые должны бы подавать примѣръ, такъ эгоистичны и безнравственны въ отношеніяхъ съ женщинами, что я не дивлюсь, если дѣвушка съ бойкимъ характеромъ хочетъ мстить за женщинъ мужчинамъ, играя ихъ слабостями. Но я не думаю, что бы Нина была способна играть истинною, глубокою, безкорыстною привязанностью, любовью, которая желала бы ея счастія и готова была бы пожертвовать для неіъ собою: я даже не думаю, чтобы ей встрѣчалась такая любовь. Если мужчина хочетъ, чтобы женщина любила его, это еще незначитъ, что онъ любитъ ее. Желаніе имѣть женщину женою также еще вовсе не доказываетъ истинной любви къ ней или даже способности истинно любить кого нибудь. Дѣвушки чувствуютъ все это, потому что инстинктъ ихъ проницателенъ; и часто ихъ обвиняютъ, что они играютъ сердцемъ человѣка, между тѣмъ, какъ онѣ только видятъ его насквозь и знаютъ, что въ немъ нѣтъ сердца. И то надобно сказать: властолюбіе всегда считалось въ насъ, мужчинахъ, возвышеннымъ порокомъ,-- какъ же мы станемъ осуждать женщину за тотъ родъ властолюбія, который свойственъ ея полу.
-- Я знаю, Эдуардъ, что нѣтъ въ мірѣ вещи, которой ты не могъ бы своими идеалистическими теоріями придать красоту; но что ты ни говори, кокетки -- дурныя женщины. Кромѣ того, я слышала, что Нина Гордонъ очень своенравна и иногда говорить и дѣлаетъ вещи чрезвычайно странныя.
-- И быть можетъ именно поэтому она еще больше мнѣ нравится. Въ нашемъ условномъ обществѣ, гдѣ всѣ женщины вышлифовались по одному образцу, какъ монеты одного чекана, пріятно видѣть одну, которая дѣлаетъ и думаетъ не такъ, какъ всѣ остальныя. Въ тебѣ самой, Анна, есть нѣсколько этого достоинства; но ты сообрази, что ты воспиталась при матушкѣ, подъ ея вліяніемъ, что за тобою былъ непрерывный надзоръ, даже тогда, когда ты не чувствовала его. Нина росла сначала сиротою между слугами, потомъ воспитанницею въ нью-йоркскомъ пансіонѣ; и, наконецъ, тебѣ двадцать-семь лѣтъ, а ей восемнадцать; отъ восемнадцати до двадцати-семи многому научишься.
-- Но, братъ, помнишь ли, что говоритъ Анна Муръ, или если не она, какая-то другая, во всякомъ случаѣ, очень умная женщина: "Мужчина, выбирающій себѣ жену, будто картину на выставкѣ, долженъ помнить, что тутъ есть разница; именно, картина не можетъ пожелать снова быть на выставкѣ, а женщина можетъ." Ты выбралъ ее, видя, что она блеститъ въ обществѣ; а можешь ли ты сдѣлать ее счастливою въ скучной рутинѣ домашней жизни? Не изъ тѣхъ ли она женщинъ, которымъ нужно шумное общество и свѣтскія развлеченія, чтобы не умирать со скуки?
-- Кажется, нѣтъ, сказалъ Клэйтонъ:-- я думаю, что она изъ тѣхъ, веселость которыхъ въ нихъ самихъ; живость и оригинальность которыхъ изгоняютъ скуку отовсюду; я думаю, что, живя съ нами, она будетъ сочувствовать нашему образу жизни.
-- Нѣтъ, Эдуардъ, не льстись, что ты можешь передѣлать и перевоспитать ее по своему.
-- Неужели ты думаешь, что я такъ самонадѣянъ? Меньше всего способенъ я къ мысли жениться на дѣвушкѣ для того, чтобы перевоспитать ее! Это одна изъ самыхъ эгоистическихъ выдумокъ нашего пола. Да мнѣ и не нужно такой жены, которая была бы простымъ зеркаломъ моихъ мнѣній. Мнѣ нуженъ не листъ пропускной бумаги, всасывающей въ себя каждое мое слово и отражающей всѣ мои мысли, въ нѣсколько блѣдноватомъ видѣ. Мнѣ нужно жену для того, чтобы было со мною существо, отличное отъ меня; вся прелесть жизни въ разности.
-- Но вѣдь мы хотимъ, чтобы другъ нашъ быль симпатиченъ намъ, сказала Анна.
-- Конечно; но нѣтъ въ мірѣ ничего симпатичнѣе различія. Напримѣръ, въ музыкѣ намъ нужно не повтореніе одной ноты, а различныя ноты, гармонирующія между собою. Мало того: даже диссонансы необходимы для полноты гармоніи. И въ Нинѣ есть именно то различіе со мною, которое гармонируетъ мнѣ; и всѣ наши маленькія размолвки -- у насъ было много ссоръ и, я думаю, будетъ еще больше -- эти размолвки только хроматическіе переходы, ведущіе къ гармоніи. Моя жизнь -- внутренняя,теоретическая; я расположенъ къ ипохондріи, иногда до болѣзненности. Свѣжесть и бойкость ея внѣшней жизни именно то, чего недостаетъ мнѣ. Она будитъ меня, поддерживаетъ меня въ духѣ; и ея острый инстинктъ часто бываетъ выше моего ума. Потому я уважаю это дитя, несмотря на его недостатки. Она научила меня многому.
-- Если дошло до этого, смѣясь сказала Анна: -- отрекаюсь отъ тебя. Если ты уже говоришь, что уважаешь Нину, я вижу, Эдуардъ, что все кончено, и постараюсь по возможности быть довольною, и по возможности вести все къ лучшему. Я надѣюсь, что все, что ты говоришь о ней справедливо,-- быть можетъ даже, она лучше, нежели какъ ты говоришь. Во всякомъ случаѣ, я употреблю всѣ свои силы на то, чтобы въ новомъ твоемъ положеніи сдѣлать тебя такимъ счастливымъ, какимъ ты достоинъ.
-- Теперь я узнаю тебя, сестра! Лучшаго ничего не могла ты сказать. Ты облегчила свою совѣсть, сдѣлала все, что могла, и наконецъ съ любовью уступила необходимости. Нина полюбитъ тебя, я знаю; и если никогда ты не будешь стараться руководить ею, совѣтовать ей, ты будешь имѣть на нее большое вліяніе. Эту истину многіе долго не понимаютъ, Анна. Они думаютъ оказать пользу другимъ своимъ совѣтомъ и вмѣшательствомъ, а не знаютъ, что больше всего пользы могутъ приносить они своимъ примѣромъ. Когда я познакомился съ Ниною, я самъ хотѣлъ совѣтами помогать ей, но теперь я знаю, что надобно дѣлать это иначе. Когда Нина будетъ жить съ нами, матушка и ты будьте ласковы съ нею и живите какъ всегда жили,-- это больше всего принесетъ ей пользы, и она измѣнится во всемъ, въ чемъ нужно ей измѣниться.
-- Хорошо, сказала Анна:-- ты рѣшился твердо, и я хочу съ нею познакомиться.
-- Припиши нѣсколько строкъ въ письмѣ, которое я сейчасъ буду писать къ ней,-- это послужитъ приготовленіемъ къ визиту.
-- Какъ ты думаешь, Эдуардъ, такъ я и сдѣлаю.
ГЛАВА IV.
СЕМЕНСТВО ГОРДОНОВЪ.
Недѣли двѣ прошло послѣ того, какъ читатели узнали Нину Гордонъ, и въ это время она познакомилась съ подробностями своего домашняго быта. По имени, она была главою плантаціи, имѣла и надъ домомъ и надъ землями помѣстья полную власть какъ госпожа, какъ царица. Но на дѣлѣ она по своей молодости и неопытности, по незнанію практическихъ отношеній, находилась въ большой зависимости отъ людей, которыми по видимому управляла. Обязанности управленія хозяйствомъ плантаціи въ южныхъ штатахъ такъ тяжелы, что трудно и вообразить это жителямъ сѣверныхъ штатовъ. Каждую вещь, нужную для ежедневнаго продовольствія, надобно держать подъ замкомъ, выдавать по мѣрѣ надобности. Невольники почти всѣ похожи на большихъ дѣтей; они неразсудительны, не предусмотрительны, сами не умѣютъ беречь себя; они ссорятся другъ съ другомъ, дѣлятся на партіи, за которыми невозможно и услѣдить. Каждая штука платья, для нѣсколькихъ сотъ людей, должна быть выкроена и сшита подъ надзоромъ господина, которой долженъ и разсчитывать, сколько понадобится матерій, и покупать ихъ. Прибавьте къ этому хлопоты о дѣтяхъ невольниковъ, ребячески безпечныя матери которыхъ совершенно неспособны заботиться о нихъ какъ должно; и мы получимъ нѣкоторое понятіе объ заботахъ южныхъ владѣльцевъ. Читатели видѣли, какою пріѣхала Нина изъ Нью-Йорка, и легко могутъ представить, что у нея не было и мысли серьёзно приняться за тяжелыя обязанности такой жизни. Съ того времени, какъ умерла мать Нины, управительницею хозяйства называлась, но только называлась, ея тетка, мистриссъ Несбитъ. На самомъ дѣлѣ управляла всѣмъ старая мулатка, Кэти, воспитанная въ домѣ матери Нины. Вообще, негры невольники безпорядочны и безпечны какъ дѣти, но часто встрѣчаются между ними люди съ большими практическими способностями. Когда владѣльцы, по необходимости или по разсчегу, выберутъ такихъ невольниковъ и дадутъ имъ воспитаніе и отвѣтственность, свойственныя состоянію свободныхъ людей, въ нихъ развиваются тѣже качества, какими отличаются свободные люди. Мать Нины всегда была слаба здоровьемъ, и по необходимости должна была многое изъ заботъ по управленію передать "теткѣ Кэти", какъ обыкновенно звали мулатку, и мулатка, получивъ отвѣтственное положеніе, сдѣлалась очень хорошею управительницею. Въ своемъ высокомъ красномъ тюрбанѣ, звеня связкою ключей, проникнутая чувствомъ важности своего положенія, она была очень не маловажною сановницею. Правда, она выказывала величайшую почтительность своей молодой госпожѣ и была такъ учтива, что обыкновенно спрашивалась у ней обо всемъ; но всѣ въ домѣ хорошо знали, что согласіе госпожи на предложенія Кэти -- тоже самое, что согласіе англійской королевы на мнѣнія министерства -- вещь, которая сама собою разумѣется. И въ самомъ дѣлѣ, если Нина въ чемъ нибудь не соглашалась съ Кэти, этотъ первый министръ плантаціи могъ, ни мало не отступая отъ почтительнаго послушанія, запутать ее въ безконечные лабиринты затрудненій. А Нина терпѣть не могла безпокойствъ и больше ничего не хотѣла, какъ распоряжаться своимъ временемъ для собственнаго удовольствія; потому она мудро рѣшила не вмѣшиваться въ правленіе тетки Кэти, ласкою и убѣжденіемъ получая то, чего старуха не уступила бы власти, по своему упрямству и сановитости. Какъ управляла Кэти всѣмъ домашнимъ хозяйствомъ, точно также всѣми полевыми работами и такъ далѣе, управлялъ молодой квартеронъ Гарри, котораго мы вывели въ первой главѣ. Чтобы вполнѣ объяснить его отношенія къ помѣстью, мы, по общему обычаю историковъ, должны начать разсказъ съ событій, происходившихъ лѣтъ за сто передъ тѣмъ. И вотъ, мы съ достоинствомъ, подобающимъ историку, скажемъ, что, въ числѣ первыхъ эмигрантовъ, поселившихся въ Виргиніи, былъ Томасъ Гордонъ, отдаленный потомокъ благороднаго дома Гордоновъ, знаменитыхъ въ шотландской исторіи. Этотъ джентльменъ, будучи одаренъ замѣчательною энергіею и чувствуя себя стѣсненнымъ въ границахъ Стараго Свѣта, гдѣ мало было ему удобствъ достичь богатства, необходимаго для удовлетворенія фамильной гордости, отправился въ Виргинію. По природѣ созданный быть авантюристомъ, онъ одинъ изъ первыхъ сталъ хлопотать объ экспедиціи, результатомъ которой было поселеніе на берегахъ рѣки Чоана, въ Сѣверной Каролинѣ. Тутъ онъ взялъ себѣ обширную полосу прекраснѣйшей наносной земли, и съ англійскою энергіею и умѣньемъ занялся разведеніемъ плантаціи. Земля была новая и плодоносная, потому скоро онъ получилъ великолѣпное вознагражденіе за свою предпріимчивость. Одушевленная воспоминаніями о прадѣдовской славѣ, фамилія Гордоновъ передавала изъ рода въ родъ всѣ преданія, чувства и привычки аристократической касты, отъ которой она произошла. Помѣстье Гордоновъ называлось Канема, по имени вѣрнаго слуги, индѣйца, который сопутствовалъ первому Гордону, какъ проводникъ и переводчикъ. Помѣстье, объявленное нераздѣлимымъ, во всей своей цѣлости сохранилось до временъ войны за независимость и богатство фамиліи повидимому возрастало съ каждымъ поколѣніемъ.
Фамильный домъ былъ однимъ изъ тѣхъ подражаній стилю сельскихъ резиденцій Старой Англіи, которыя любили строить плантаторы, соблюдая сходство, на сколько было возможно для нихъ. Плотники и столяры были съ большими издержками выписаны изъ Англіи. Фантазія строителя восхищалась мыслью выставить, въ столярныхъ и рѣзныхъ работахъ дома, все изобиліе новыхъ и рѣдкихъ деревьевъ, которыми богатъ американскій материкъ. Онъ сдѣлалъ отважную поѣздку въ Южную Америку, привезъ оттуда образчики того дерева, превосходящаго красивостью розовое и равняющагося крѣпостью черному,-- того дерева, котораго такъ много на Амазонской рѣкѣ, что туземцы строятъ изъ него свои хижины. Полъ средней залы былъ сдѣланъ на манеръ парка изъ этого великолѣпнаго матеріала. Фасадъ дома былъ выстроенъ въ старинномъ, виргинскомъ вкусѣ, съ балкономъ въ два этажа кругомъ всего дома. Это въ самомъ дѣлѣ лучше всѣхъ европейскихъ стилей идетъ къ американскому климату. Внутри домъ былъ украшенъ скульптурою и рѣзьбою, для которыхъ многіе сюжеты были заимствованы изъ фамильныхъ дворцовъ шотландскихъ Гордоновъ и придавали новой постройкѣ видъ древности. Въ этомъ домѣ два или три поколѣнія Гордоновъ жили роскошно. Но при отцѣ Нины, а еще больше по его смерти, рѣзко обнаружились на дворцѣ слѣды того постепеннаго упадка, который довелъ до бѣдности и раззоренія такъ много старинныхъ виргинскихъ фамилій. Невольничій трудъ, самый дурной и убыточный изъ всѣхъ родовъ труда, истощилъ всѣ свѣжіе соки почвы, а владѣльцы, постепенно портясь отъ своего положенія, потеряли энергическія привычки, образовавшіяся въ первыхъ поселенцахъ необходимостью борьбы съ природою, и все въ хозяйствѣ шло съ тою распущенностью, при которой и владѣлецъ и невольникъ имѣютъ, кажется, одну общую цѣль:-- другъ передъ другомъ выказывать свою способность портить дѣло.
Умирая, полковникъ Гордонъ завѣщавъ, какъ мы видѣли, родовое помѣстье своей дочери, поручилъ его управленію невольника, въ необыкновенныхъ дарованіяхъ и совершенной преданности котораго убѣдился онъ продолжительнымъ опытомъ. Если мы сообразимъ, что управители на плантаціяхъ беругся обыкновенно изъ того класса бѣлыхъ, который часто бываетъ ниже самыхъ невольниковъ по невѣжеству и варварству, и что ихъ безтолковость и грабительства вошли въ пословицу между плантаторами, мы поймемъ, что полковникъ Гордонъ почелъ лучшимъ средствомъ обезпечить судьбу своей дочери -- предоставленіе хозяйства въ плантаціи заботамъ человѣка, столь энергическаго, способнаго и вѣрнаго, какъ Гарри. Гарри быль сыномъ своего господина и наслѣдовалъ отъ отца многія черты характера и лица, смягченныя кроткимъ темпераментомъ красавицы мулатки, бывшей его матерью. Своему рожденію, Гэрри былъ обязанъ воспитаніемъ, гораздо лучшимъ того, какое обыкновенно получается людьми его сословія. Онъ въ качествѣ слуги провожалъ своего господина въ путешествіи по Европѣ, и тамъ имѣлъ еще больше случаевъ, нежели дома, наблюдать людей; въ немъ пробудился тонкій тактъ пониманія всѣхъ оттѣнковъ общественной жизни, тактъ, которымъ особенно богаты люди смѣшанной крови, и трудно было бы найти въ какомъ нибудь кругу человѣка болѣе пріятнаго и съ болѣе джентльменскими манерами. Оставляя человѣка такихъ достоинствъ и притомъ своего собственнаго сына, въ состояніи невольничества, полковникъ Гордонъ руководился страстною любовью къ своей дочери,-- любовью, преобладавшею въ немъ надъ всѣми другими чувствами. Человѣкъ столь образованный, думалъ онъ, легко можетъ найти себѣ много путей, если будетъ свободенъ; онъ можетъ захотѣть, бросивъ плантацію, искать себѣ счастья въ другомъ мѣстѣ. Потому-то полковникъ рѣшился оставить его на много лѣтъ неразрывно связаннымъ съ плантаціею, думая, что привязанность его къ Нинѣ сдѣлаетъ невольничество сноснымъ для него. Одаренный чрезвычайною разсудительностью, твердостью характера и знаніемъ людей, Гарри успѣлъ пріобрѣлъ большое вліяніе на невольниковъ плантаціи; по боязни или по расположенію, всѣ подчинялись ему. Опекуны, назначенные надъ помѣстьемъ, даже и по формѣ едва повѣряли его управленіе; а онъ во всемъ дѣйствовалъ съ совершенною увѣренностью свободнаго человѣка. На много миль крутомъ, каждый зналъ и уважалъ его, и еслибъ не было въ немъ большой дозы задумчивой гордости, наслѣдованной отъ шотландскихъ предковъ, онъ могъ бы быть совершенно счастливъ и забыть даже существованіе цѣпей, тяжести которыхъ онъ вовсе не чувствовалъ. Только въ присутствіи Томаса Гордона, законнаго сына полковника,-- замѣчалъ онъ когда-то, что онъ невольникъ. Съ дѣтства существовала между братьями закоренѣлая вражда, усиливавшаяся съ годами. Каждый разъ, когда молодой джентльменъ возвращался на плантацію, Гарри подвергался оскорбленіямъ и грубостямъ, отвѣчать на которыя не дозволяло ему беззащитное его положеніе, потому онъ рѣшился не жениться, не быть отцомъ семейства, до того времени, пока самъ будетъ господиномъ надъ своею судьбою. Но очаровательность хорошенькой француженки квартеронки побѣдила эту благоразумную рѣшимость.
Исторія Тома Гордона -- исторія многихъ молодыхъ людей, воспитывавшихся подъ вліяніемъ тѣхъ учрежденій и того общественнаго состоянія, среди которыхъ развился онъ. Природа не обидѣла его способностями и дала ему ту опасную живость нервической организаціи, которая хороша, когда управляется сильнымъ характеромъ, но гибельна, когда управляетъ человѣкомъ. Съ этими качествами онъ при хорошемъ воспитаніи могъ бы сдѣлаться хорошимъ и краснорѣчивымъ общественнымъ человѣкомъ. Но съ младенчества росъ онъ между невольниками, для которыхъ его воля была законъ, въ дѣтствѣ предавался всѣмъ прихотямъ капризовъ, и когда достигъ первой юности между невольниками, съ обыкновенною нравственностью плантацій, страсти его развернулись страшно рано; и прежде чѣмъ отецъ вздумалъ обуздывать его, онъ уже навсегда вырвался изъ подъ всякой власти. Гувернеръ за гувернеромъ приглашались на плантацію и уѣзжали испуганные его характеромъ. Одинокое положеніе плантаціи оставляло его безъ тѣхъ здоровыхъ общественныхъ соревнованій, которыя часто возбуждаютъ юношу къ пріобрѣтенію знаній и къ разумному управленію собою. Его товарищи были или невольники или управители, люди вообще безнравственные и хитрые, или сосѣдніе бѣлые, которые находятся на еще нисшей степени униженія. Выгода всѣхъ окружающихъ была -- льстить его порокамъ и тайно помогать ему обманывать старшихъ родныхъ. Такимъ образомъ въ самой ранной молодости онъ уже предавался всѣмъ низкимъ порокамъ. Отецъ, отчаявшись, послалъ его наконецъ въ Нортскую школу, гдѣ съ перваго же дня онъ началъ свою карьеру тѣмъ, что ударилъ въ лицо учителя, за что и былъ выгнанъ. Тогда его отправили въ другую школу, гдѣ, научившись опытомъ осторожности, онъ оставался довольно долго, училъ своихъ товарищей стрѣлять изъ ривольверовъ и доставлялъ имъ циническія книги. Хитрый, смѣлый и предпріимчивый, онъ успѣлъ въ одинъ годъ испортить по крайней мѣрѣ четвертую часть своихъ соучениковъ. Онъ былъ хорошъ собою, добродушенъ, пока его не сердили, и сорилъ деньгами, что считается у молодежи благородствомъ. Сыновья простыхъ фермеровъ, воспитанные въ привычкахъ трудолюбія и умѣренности, были поражены и ослѣплены вольностью, съ которою онъ говорилъ, пилъ и ругался. Онъ сталъ героемъ въ ихъ глазахъ и они дивились тому, какъ много вещей, необходимыхъ для жизни, было имъ неизвѣстно до него. Изъ школы онъ перешелъ въ коллегіумъ и отданъ подъ надзоръ профессора, получавшаго огромную сумму за эту обязанность; и между тѣмъ какъ юноши съ сѣвера, отцы которыхъ не могли платить такого жалованья воспитателямъ, были наказываемы и исключаемы, Томъ Гордомъ блистательно прошелъ курсъ наукъ, каждую недѣлю напиваясь пьянъ и колотя стекла, и наконецъ выдержалъ экзаменъ, способомъ, извѣстнымъ только профессору, получившему особенную сумму за особенныя трудности экзамена, сверхъ договорной платы. Возвратившись на родину, онъ въ Рали поступилъ въ контору адвоката, у котораго, по оффиціальному выраженію, занимался практическимъ изученіемъ законовѣдѣнія,-- то есть, иногда заходилъ въ контору, въ промежутки, остававшіеся отъ важнѣйшихъ занятій,-- игры, конскихъ скачекъ и попоекъ. Отецъ, любившій его, но человѣкъ неровнаго характера, никакъ не могъ съ нимъ сладить, и ссоры между ними часто потрясали весь домашній порядокъ. Однакоже, до конца жизни, старикъ питалъ надежду, основывающуюся въ подобныхъ случаяхъ на поговоркѣ "перебѣсится, человѣкъ будетъ", и думалъ, что Томъ остепенится; въ этой надеждѣ онъ оставилъ ему половину своего капитала. Съ той поры, молодой человѣкъ заботился по видимому только о томъ, чтобы скорѣе промотаться.
Какъ часто случается съ испорченными людьми, онъ сталъ тѣмъ хуже, чѣмъ лучше могъ бы быть по своимъ дарованіямъ при другихъ обстоятельствахъ. У него осталось столько ума, что онъ понималъ разницу между хорошимъ и дурнымъ, чтобы раздражаться и быть озлобленнымъ. Чѣмъ лучше онъ понималъ, какъ недостоинъ привязанности и довѣрія отца, тѣмъ больше досадовалъ, замѣчая недостатокъ этого довѣрія Онъ возненавидѣлъ свою сестру единственно за то, что отецъ радовался на нее, не радуясь на него. Съ дѣтства, онъ преслѣдовалъ ее какъ только могъ, старался всячески вредить ей. Поэтому то, между прочимъ, Гарри убѣдилъ мистера Джона Гордона, дядю и опекуна Нины, отдать ее въ одинъ изъ Нью-Йоркскихъ пансіоновъ, гдѣ она получила такъ называемое хорошее образованіе. Кончивъ курсъ въ пансіонѣ, она провела нѣсколько мѣсяцевъ въ семействѣ двоюроднаго брата своей матери, съ увлеченіемъ предаваясь свѣтской жизни. Къ счастію, въ ней уцѣлѣла неиспорченная, искренняя любовь къ природѣ, и потому возвратившись на плантацію, она нашла удовольствіе въ сельской жизни. Сосѣдей было мало. Ближе другихъ была плантація ея дяди, лежавшая въ пяти миляхъ отъ ея помѣстья. Другія семейства, съ которыми Гордоны отъ времени до времени обмѣнивались визитами, жили въ десяти или пятнадцати миляхъ. Но удовольствіемъ Нины было гулять по плантаціи, болтать съ неграми въ ихъ хижинахъ, забавляясь странностями невольниковъ, получившими для нея интересъ новизны послѣ долгаго отсутствія. Потомъ она садилась на лошадь, и взявъ съ собою Гарри или другаго слугу, ѣздила по своимъ лѣсамъ, собирая цвѣты, которыхъ такъ много въ южныхъ лѣсахъ, иногда заѣзжала на цѣлый день къ дядѣ, проказничала надъ нимъ и уже на другое утро возвращалась домой. Въ этой почти одинокой жизни, ея голова начала очищаться отъ пустяковъ, которыми была засорена, какъ вода очищается отъ мутныхъ примѣсей, когда стоитъ спокойно. Вдали отъ свѣтской толпы и веселостей, она увидѣла глупость многаго, чѣмъ восхищалась прежде. Конечно, много способствовали тому письма Клэйтона. Эти письма, всегда мужественныя и искреннія, почтительныя и нѣжныя, имѣли на нее больше вліянія, нежели замѣчала сама она. Такимъ-то образомъ случилось, что Нина, рѣшительная и прямая, однажды сѣла и написала отказъ двумъ другимъ своимъ поклонникамъ, и послѣ того вздохнула совершенно свободно.
Рѣдко дѣвушка до такой степени лишена бываетъ всякихъ родственныхъ привязанностей въ своемъ домѣ, какъ Нина. Правда, о ней говорили, что она живетъ подъ надзоромъ тетки, потому что сестра ея матери жила вмѣстѣ съ нею. Но мистриссъ Несбитъ была просто одна изъ тѣхъ благовоспитанныхъ и благоприлично одѣтыхъ фигурокъ, единственная обязанность которыхъ заключается повидимому въ томъ, чтобы занимать въ домѣ извѣстное мѣсто, сидѣть въ извѣстные часы на такомъ-то стулѣ, вставлять извѣстныя фразы въ извѣстныхъ мѣстахъ разговора. Въ молодости, она совершенно прошла весь путь, представляющійся хорошенькой дѣвушкѣ. Природа дала ей миловидное лицо, молодость и радость видѣть около себя поклонниковъ придавала ей на нѣкоторое время извѣстную живость, такъ, что красота ея была привлекательна. Рано вышедши замужъ, она имѣла нѣсколькихъ дѣтей, которыя всѣ одинъ за другимъ умерли. Наконецъ, смерть мужа оставила ее одинокой въ мірѣ, съ очень небольшимъ состояніемъ, и, подобно многимъ другимъ женщинамъ въ такомъ положеніи, она была совершенно довольна, сдѣлавшись чѣмъ-то въ родѣ проживалки. Мистриссъ Несбитъ воображала себя женщиною очень благочестивою,-- и дѣйствительно могла служить представительницею нѣкоторыхъ привычекъ, принимаемыхъ многими за благочестіе. Дѣло въ томъ, что, будучи молода, она думала только себѣ, о привлеченіи къ себѣ поклонниковъ, о своихъ удовольствіяхъ. Вышедши замужъ, она смотрѣла на мужа и на дѣтей, только какъ на условія собственнаго счастія, и любила ихъ только потому, что сама называлась его женою, ихъ матерью. Когда смерть унесла ея семейство, ея эгоизмъ принялъ другую форму. Видя, что земля для нея уже потеряла свои пріятности, она вознамѣрилась воспользоваться небомъ. Титулъ благочестивой женщины представлялся ей чѣмъ-то въ родѣ паспорта, который разъ надобно пріобрѣсти и потомъ всю жизнь можно носить въ карманѣ для избавленія себя отъ всякихъ непріятностей въ здѣшней и будущей жизни. Пока она думала, что еще не пріобрѣла этого паспорта, она была очень печальна и безпокойна, читала набожныя книги, читала ихъ въ такомъ множествѣ, что въ лѣта молодости испугалась бы, если бы ей предрекли это. Наконецъ она явилась прозелиткою у дверей сосѣдней пресвитеріанской церкви, съ изъявленіемъ намѣренія пройти поприще требуемыхъ подвиговъ. Подъ именемъ требуемыхъ подвиговъ разумѣлось постоянное присутствіе на пресвитеріанскихъ молитвахъ, чтеніе библіи и молитвенника въ извѣстные часы дня, раздача по извѣстнымъ срокамъ опредѣленныхъ суммъ на набожныя цѣли, и неизмѣнное храненіе совершеннѣйшаго равнодушія ко всему и ко всѣмъ въ мірѣ. Она вообразила себя отрекшеюся отъ земной суеты, потому что съ гнѣвомъ смотрѣла на веселости, въ которыхъ уже не могла участвовать. Она и не подозрѣвала, что заботливость, съ которою умъ ея вникалъ въ мелочи собственной ея особы, обдумывалъ покрой скромныхъ чепцовъ и темноцвѣтныхъ платьевъ, хлопоталъ о вкусѣ чая, удобствѣ сна и накопленіи маленькаго капитала,-- что все это точно такая же земная суета, только гораздо менѣе пріятная въ сношеніяхъ съ людьми, какъ и наряды и танцы, которыми занималась она прежде. Подобно многимъ другимъ, повидимому, безцвѣтнымъ характерамъ, она имѣла цѣпкую силу чрезвычайно узкаго эгоизма. Ея житейскія намѣренія, какъ ни были тѣсны, имѣли тысячи подробностей, изъ которыхъ за каждую держалась она съ непобѣдимымъ упрямствомъ.
Само собою разумѣется, что мистриссъ Несбитъ смотрѣла на Нину, какъ и на всѣхъ другихъ веселыхъ, живыхъ молодыхъ дѣвицъ съ чувствомъ грустнаго состраданія,-- она смотрѣла на нихъ какъ на поразительные образцы привязанности къ удовольствіямъ свѣта, и небрежности къ благамъ будущей жизни. Между плѣнительной, бойкой и даже дерзкой маленькой Ниной, и этимъ мрачнымъ сѣдовласымъ призракомъ, тихо носившимся по обширнымъ комнатамъ ея родительскаго дома, ничего не могло быть и не было общаго,-- не могло быть и не было душевнаго влеченія другъ къ другу. Миссъ Нина находила какое то удовольствіе раздражать свою почтенную родственницу при всякомъ удобномъ случаѣ. Мистриссъ Несбитъ считала иногда своею обязанностію пригласить прекрасную племянницу въ свою комнату, и тамъ принуждала ее прочитывать нѣсколько страницъ изъ сочиненія Ло "О Страшномъ Судѣ", или "Толкованія Овена на сто-девятнадцатый псаломъ"; общими мѣстами, но торжественнымъ тономъ предостерегала ее противъ всѣхъ суетъ свѣта, въ составъ которыхъ входили и яркіе цвѣта нарядовъ, и танцы, и кокетство, и любовныя записки, и всѣ другія противозаконія, въ томъ числѣ и пристрастіе къ миндальному пирожному. Одна изъ этихъ сценъ разыгрывается въ настоящую минуту, въ аппартаментѣ доброй леди, и мы намѣрены поднять занавѣсъ. Мистриссъ Несбитъ, съ голубыми глазами, съ свѣжимъ румянцемъ, маленькая женщина, не болѣе пяти футъ роста, покойно сидѣла и качалась въ респектабельномъ пріютѣ американской старости, обыкновенно называемомъ кресломъ -- балансиромъ. Каждая складка ея серебристаго шелковаго платья, каждая складка ея бѣлаго, какъ снѣгъ, шейнаго платка, каждый изгибъ кружевъ на ея безукоризненно скромномъ чепцѣ, все говорило, что душа ея покинула на время этотъ бренный міръ и его житейскія треволненія. Постель, убранная съ чрезвычайной строгостью, была, однакожъ, покрыта собраніемъ французскихъ тканей, нарядовъ и кружевъ, разсматривая которыя, развертывая и развѣвая передъ глазами своей родственницы, Нина производила волненіе, какое легкій вѣтерокъ производить въ клумбѣ нѣжныхъ цвѣтовъ.
-- Я все это видѣла, Нина, и все испытала, сказала тетка, уныло покачавъ головой: -- я знаю, что это одна лишь суета.
-- Но, тетушка,-- я еще ничего не видѣла, ничего не испытала, и потому ничего не знаю.
-- Да, моя милая, въ твои лѣта я любила ѣздить на балы, принимать участіе въ parties-de-plaisir, ни о чемъ больше не думала, какъ только о нарядахъ; ни чего не желала, чтобъ только восхищались мной.-- Я испытала все это, и во всемъ увидѣла одну суету.
-- Я тоже хочу испытать все и тоже увидѣть суету. Да, да; непремѣнно хочу. Со временемъ я буду такой же серьёзной и такой же степенной, какъ и вы, тетушка; но до той поры я хочу побаловать себя.-- Посмотрите; какъ вамъ нравится этотъ розовый атласъ?
Еслибъ изъ этого атласа сдѣланъ былъ саванъ, то и тогда не удостоился бы онъ такого печальнаго, мрачнаго взгляда.
-- Дитя, дитя!-- Все это тлѣнно, какъ тлѣненъ нашъ міръ! Стоитъ ли терять столько времени,-- стоитъ ли думать о нарядахъ!
-- А какъ же, тетушка Несбитъ, вы сами вчера потеряли два часа, думая о томъ, какъ лучше расположить полотнища вашего чернаго шелковаго платья: внизъ узоромъ или вверхъ? Я невижу причины, по которой бы слѣдовало думать о черномъ платьѣ больше, чѣмъ о розовомъ.
Взглянуть на предметъ съ этой точки зрѣнія, никогда и въ голову не приходило доброй старушкѣ.
-- А вотъ и еще, тетушка! Перестаньте хмуриться! Загляните лучше вотъ въ этотъ картонъ съ бархатными цвѣтами. Вы знаете, что я дала себѣ слово привезти ихъ изъ Нью-Норка цѣлую груду. Вы знаете, что я люблю цвѣты; не правда ли, какъ это мило? И это все подражаніе, и подражаніе такое превосходное, что вы едва ли отличите ихъ отъ натуральныхъ. Посмотрите: вотъ это махровая роза; вотъ это душистый горошекъ: вѣдь такъ и кажется, какъ будто сейчасъ съ вѣтки; а вотъ геліотропъ.... вотъ жасмины... вотъ цвѣтъ померанца, вотъ камелія
-- Да отвратятся взоры мои отъ суеты человѣческой! воскликнула мистриссъ Несбитъ, зажмурила глаза и, покачавъ головой произнесла нѣсколько строкъ изъ гимна о тлѣнности всего земнаго.
-- Тетушка! я замѣтила, что у васъ есть огромный запасъ страшныхъ гимновъ о тлѣнности, о прахѣ, о червяхъ, и тому подобномъ.
-- Я вмѣняю себѣ, дитя мое, въ священную обязанность читать подобные гимны, видя, что ты до такой степени увлекаешься тлѣнными, грѣховными вещами.
-- Неужели, тетенька, бархатные цвѣты тоже грѣховны?
-- Да, моя милая: они грѣховны потому, что отнимаютъ у насъ и время и деньги, потому что отвлекаютъ нашъ умъ отъ болѣе серьёзныхъ предметовъ.
-- Зачѣмъ же, тетушка, Господь создалъ и камеліи, и розы, и померанцы? Мнѣ кажется, именно за тѣмъ, чтобъ создать цвѣты; именно за тѣмъ, чтобъ природа не казалась траурною, не была похожа на сѣрый и холодный камень. Если вы выйдете сегодня въ садъ, да посмотрите на олеандры, на мирты, на гвоздики, на розы, на тюльпаны, я увѣрена, что вамъ будетъ легче на душѣ.
-- Нѣтъ, дитя мое, мнѣ стоитъ только вытти за двери и я захвораю. Вчера Милли оставила маленькую щель въ окнѣ, и я уже раза три или четыре чихнула. Нѣтъ, прогулка въ саду мнѣ рѣшительно вредна; одно прикосновеніе ногъ моихъ къ сырой землѣ для меня весьма нездорово.
-- Но, тетушка, я все-таки думаю, что еслибъ Господь не хотѣлъ, чтобъ мы носили розы и жасмины, онъ бы ихъ не создалъ. Любить цвѣты и носить ихъ, это одно изъ самыхъ естественныхъ желаній въ мірѣ.
-- Да; это только даетъ пищу тщеславію; это только развиваетъ стремленіе къ щегольству, а съ нимъ вмѣстѣ и желаніе нравиться.
-- Не думаю, чтобъ это было тщеславіемъ, а тѣмъ болѣе желаніемъ нравиться. Мое единственное желаніе заключается въ томъ, чтобъ имѣть возможность одѣваться въ лучшіе наряды. Я люблю все прекрасное, потому что оно прекрасно; люблю носить хорошенькія платья, потому что въ нихъ я сама могу казаться хорошенькой.
-- Прекрасно, дитя мое, прекрасно! ты хочешь, украшать свое жалкое бренное тѣло, чтобъ казаться хорошенькой! прекрасно!
-- Разумѣется. И почему же нѣтъ? Я бы хотѣла на всю жизнь остаться хорошенькой.
-- Ты, кажется, ужь очень много думаешь о своей красотѣ, сказала тетушка Несбитъ.
-- Да; потому что я знаю, что я дѣйствительно хорошенькая. Я даже просто скажу, мнѣ самой нравится моя наружность, это такъ. Я знаю, что вовсе не похожа ни на одну изъ вашихъ греческихъ статуй. Знаю также, что я не красавица, что красотой своей мнѣ не плѣнить цѣлый свѣтъ; я такъ себѣ, хорошенькая, ни больше ни меньше, потому люблю цвѣты, кружева и другіе наряды, и не думаю, что люблю ихъ во вредъ своей душѣ; не думаю также, чтобъ ваша скучная бесѣда о тлѣнности, бренности и червяхъ, которую вы всегда развиваете передо мной, послужила мнѣ въ пользу.
-- Было время, дитя мое, когда и я думала, какъ ты думаешь теперь, но я узрѣла въ этомъ свое заблужденіе.
-- Если я должна забыть мою любовь ко всему свѣтлому, ко всему живому, ко всему прекрасному, и промѣнять это все на ваши скучныя книги, то пусть лучше зароютъ меня живую въ могилу, и тогда всему конецъ!
-- Ты говоришь, моя милая, противъ внушеній своего сердца.
-- А! вотъ и Томтитъ, сказала Нина: -- опять поднимается сцена! посмотримъ, позабылъ ли онъ, чему его учили?
Томтитъ разъигрывалъ въ домашнемъ быту фамиліи Гордонъ въ своемъ родѣ немаловажную роль. Онъ и его мать были собственностью мистриссъ Несбитъ. Его настоящее имя было респектабельно и общеупотребительно, его звали Томасомъ; но такъ какъ онъ былъ изъ тѣхъ безпокойныхъ, исполненныхъ жизни и огня маленькихъ созданій, которыя повидимому существуютъ на бѣломъ свѣтѣ только для того, чтобъ возмущать спокойствіе другихъ, то Нина прозвала его Томтитомъ {Tomtit, синичка.}; это прозваніе было принято единодушно всѣми, какъ самое вѣрное и поясняющее всѣ качества маленькаго шалуна. Постоянный притокъ и водоворотъ рѣзвости и шалости, казалось, проникалъ все его существо. Его большіе, лукавые, черные глаза постоянно искрились огнемъ; постоянно смѣялись, такъ что не возможно было встрѣтиться съ ними, не улыбнувшись въ свою очередь; чувство почтительности, казалось, еще вовсе не было пробуждено въ его курчавой головкѣ. Вѣтренному, безпечному, безразсудному, жизнь казалась ему только порывомъ веселости. Едииственное нарушеніе безмятежной жизни мистриссъ Несбитъ заключалось въея безпрерывныхъ, хроническихъ нападеніяхъ на Томтита. Разъ пятьдесятъ втеченіе дня старая лэди принималась увѣрять его, что его поведеніе, изумляетъ ее, и столько же разъ Томтитъ отвѣчалъ ей широкой улыбкой и показывалъ при этомъ рядъбѣлыхь прекрасныхъ зубовъ, вовсе не сознавая отчаянія, въ которое приводилъ онъ подобнымъ отвѣтомъ свою госпожу.
При настоящемъ случаѣ, когда Томтитъ вошелъ въ комнату, его взоры привлечены были великолѣпіемъ нарядовъ, лежавшихъ на постелѣ. Поспѣшно опустивъ подносъ на первый попавшійся стулъ, онъ съ быстротою и гибкостью бѣлки подскочилъ къ постелѣ, сѣлъ верхомъ на подножную скамейку и залился веселымъ смѣхомъ.
-- Ахъ, миссъ Нина! откуда взялись такія прелести? Тутъ и для меня есть что нибудь, не правда ли, миссъ Нина?
-- Сидишь, каковъ этотъ ребенокъ! сказала мистриссъ Несбитъ, качаясь въ креслѣ, съ видомъ мученицы.-- И это послѣ всѣхъ моихъ увѣщаній! Пожалуста, Нина, не позволяй ему дѣлать подобныя вещи; это подастъ ему поводъ и къ другимъ нелѣпостямъ.
-- Томъ! сію минуту встань, негодный! подай столъ и поставь подносъ.... сейчасъ! вскрикнула Нина и, топнувъ ножкой, засмѣялась.
Томтитъ повторилъ прыжокъ, выпрямился, схватилъ столикъ, началъ танцовать съ нимъ, какъ будто въ рукахъ его была дама, и наконецъ, сдѣлавъ еще прыжокъ, поставилъ столикъ подлѣ мистриссъ Несбитъ. Мистриссъ Несбитъ приготовилась ударить его, но Томтитъ быстро отвернулся, и предназначаемый ударъ опустился на столикъ, съ силою, непріятною для доброй лэди.
-- Мнѣ кажется, этотъ мальчикъ созданъ изъ воздуха, никогда не могу попасть въ него! сказала старуха и лицо ея покрылось яркимъ румянцемъ.-- Право, онъ хоть святаго выведетъ изъ терпѣнія!
-- Дѣйствительно, тетушка; и даже двухъ святыхъ, такихъ какъ вы и я. Томтитъ, негодный! сказала Нина, погладивъ своею маленькою ручкою курчавые волосы мальчика: -- будь умникомъ теперь, и я покажу тебѣ мои наряды. Поди поставь подносъ на столикъ.... что же ты стоишь, повѣса!
Потупивъ взоры, съ видомъ притворнаго смиренія, Томтитъ взялъ подносъ и поставилъ на мѣсто. Мистриссъ Несбитъ сняла перчатки, сдѣлала необходимыя приготовленія и прочитала коротенькую молитву, втеченіе которой Томтитъ держался за бока, стараясь подавить невольный хохотъ. Прочитавъ молитву, мистриссъ Несбитъ весьма серьёзно наложила руку на ручку чайника, но вдругъ отдернула ее, пронзительно вскрикнула и начала размахивать пальцами, какъ будто прикоснулась ими къ раскаленому металлу.
-- Томтитъ! ты когда нибудь сожжешь меня окончательно.
-- Что же, миссъ, развѣ горячо? А я еще нарочно повернулъ его носкомъ къ огню.
-- Не правда! ты лжешь! ты вѣрно повернулъ ручку въ самый жаръ, какъ и всегда это дѣлаешь!
-- Какъ это можно, миссъ помилуйте! сказалъ Томтитъ, принимая на себя разсѣянный видъ.-- Неужели я ужь не могу запомнить, что носокъ у чайника, что ручка, тѣмъ болѣе, что училъ это цѣлое утро, сказалъ онъ, возвращая самоувѣренность: онъ видѣлъ, что свѣтлые глазки миссъ Нины искрились отъ удовольствія.
-- О, да! я это знаю, сказалъ Томтитъ.-- Вѣдь мы такіе негодныя слуги. Господи избави насъ онъ огня вѣчнаго!
Нина до такой степени была изумлена новымъ примѣненіемъ возгласа, который тетушка ея тщетно старалась вложить въ голову Томтита, недѣлю назадъ, что не выдержала и залилась громкимъ, шумнымъ, веселымъ хохотомъ.
-- О, тетушка, перестаньте! это совершенно безполезно! вы видите, что онъ ровно ничего не понимаетъ! Онъ ни больше ни меньше, какъ воплощенная рѣзвость.
-- Нѣтъ, миссъ Нина я ничего не понимаю, сказалъ Томтитъ и въ тоже время посмотрѣлъ на нее изъ подъ длинныхъ рѣсницъ. Вовсе ничего не понимаю и не буду, кажется, понимать.... не умѣю.
-- Послушай Томтитъ, сказала мистриссъ Несбить, вынувъ изъ подъ кресла синій кожаный ремень, и бросивъ на мулата свирѣпый взглядъ:-- если ручка чайника будетъ горяча въ другой разъ, я тебя вотъ чѣмъ! Слышишь ли?
-- Слышу, мисисъ, сказалъ Томтитъ, съ невыразимо-непріятнымъ равнодушіемъ, которое такъ обыкновенно въ его сословіи.
-- Теперь, Томтитъ, отправляйся внизъ и вычисти ножи къ обѣду.
-- Слушаю, мисисъ, сказалъ онъ, дѣлая пируеты по направленію къ двери. Очутившись за дверью, онъ громко запѣлъ:
"О! я иду искать славы,
Не хочешь ли и ты итти со мной"
хлопая руками и выбивая тактъ ногами при спускѣ съ лѣстницы.
-- Онъ идетъ искать славы! сказала мистриссъ Несбитъ довольно сухо:-- очень похоже на то! Вотъ ужь третій или четвертый разъ, какъ этотъ негодяй жжетъ мнѣ пальцы горячимъ чайникомъ, и я знаю, что это дѣлаетъ онъ съ умысломъ! Учу его по цѣлымъ часамъ, теряю время, убиваю себя, и за все это онъ платитъ мнѣ черною неблагодарностью! У этихъ тварей совсѣмъ нѣтъ души!