(*) Отрывокъ изъ сочиненія Бернард. Сенъ-Піера, подъ заглавіемъ: Harmonies de la Naturе (Paris, 1815), изданнаго послѣ смерти Автора,
Человѣкъ нагой, раждающійся безъ крыльевъ и безъ покрова, ежели судить справедливо, былъ бы существомъ самымъ бѣднымъ, когда бы Провидѣніе не даровало ему огня, сего стихійнаго вещества, животворящаго всю природу. О, сколь печальнымъ является предметамъ, какой жалости достоинъ тотъ, кого нарекли властелиномъ свѣта! Кто, станетъ превозносить, безполезный для него разсудокъ, кто станетъ выхвалять сердце и чувства, влекущія на главу его столько несчастій! Природа выводитъ на свѣтъ, существо, подверженное суровостямъ стихій, неимѣющее безопаснаго мѣста для жизни у поставленное на двухъ слабыхъ ногахъ, до того немощное, что не учась, неумѣетъ ни утолять своего голода, ни переставлять ногъ своихъ; не получившее въ удѣлъ себѣ инстинкта для распознанія вещей необходимо нужныхъ въ жизни; вмѣщающее въ себѣ слѣпыя страсти прочихъ животныхъ, но лишенное всѣхъ принадлежащихъ имъ, врожденныхъ понятій; немогущее безъ посторонней помощи удовлетворять необходимымъ своимъ нуждамъ; живущее въ безпрестанной борьбѣ съ подобными себѣ созданіями; преслѣдующее другихъ и само гонимое; при концѣ смутнаго теченія своего или падающее подъ бременемъ угрызеній, или съ отчаянія самоубійственною рукою лишающее себя жизни.... И это бѣдное существо есть -- человѣкъ!
Съ другой стороны видимъ созданіе, узами удовольствія соединенное со всѣмъ родомъ существъ себѣ подобныхъ, и надѣленное огнемъ, сею первою стихіею міра. Оно способно жить во всѣхъ климатахъ; плаваетъ по морямъ, обитаетъ на всемъ пространствѣ земнаго шара, пользуется всѣми произведеніями онаго, и покоряетъ своей власти самыхъ дикихъ, самыхъ лютыхъ животныхъ. Оно получило отъ рукъ Творческихъ прекраснѣйшее сложеніе тѣла, небесныя черты лица, врожденное чувство Божества, свободу въ выборѣ своихъ поступковъ, понятіе о вѣчности и сладкую надежду; оно, наконецъ, силою своего разума, свѣдѣній, доблестей содѣлавшись властелиномъ земли, устремляетъ взоры свои къ небу...
И сіе несравненное существо есть также человѣкъ.
Находятся въ природѣ созданія, которыя, ширяясь въ неизмѣримомъ пространствѣ, дерзаютъ приближаться къ солнцу каковъ орелъ; есть другія, отправляющія работы свои въ безпрерывной тмѣ, какъ на примѣръ муравьи и пчелы, Кажется, что хищныя птицы получили въ удѣлъ себѣ глаза, подобны телескопамъ, напротивъ того, глаза насѣкомыхъ имѣютъ сходство съ микроскопами; изъ того неоспоримо слѣдуетъ, что тѣмъ и другимъ одинакіе предметы кажутся въ разныхъ видахъ. Зрѣніе и другія чувства человѣка занимаютъ среднее мѣсто между чувствами животныхъ. Человѣкъ съ помощію огня умѣетъ пользоваться, смотря по мѣрѣ надобности, разными степенями теплоты и свѣта, и даже можно сказать, что изъ всѣхъ животныхъ для него только одного нѣтъ ни зимы, ни ночи. Открытіе огня для него не могло быть дѣломъ труднымъ, сама природа показала ему средства: онъ видѣлъ частые пожары въ лѣсахъ, загарающихся отъ грома, видѣлъ пылающую траву, которая могла сама собою загорѣться, чему служитъ примѣромъ навозъ, питающій въ себѣ жаръ и недающій пламя; видѣлъ наконецъ изверженія горъ огнедышущихъ, бывающія не отъ паденія камня на сѣрныя глыбы, какъ утверждалъ Невтонъ, но отъ возгорѣнія веществъ, наполненныхъ жиромъ и селитрою, каковыя иногда выбрасываются волнами на приморской берегъ. Способность употреблять огонь есть важный признакъ, очевидно отличающій человѣка отъ животныхъ, и онъ исключительно принадлежитъ только существу, одаренному разумомъ. Человѣкъ, сколь близокъ ни былъ бы къ состоянію дикости, умѣетъ обходиться съ огнемъ, между тѣмъ какъ болѣе всѣхъ догадливая, даже ручная и приученная къ домашней жизни обезьяна не умѣетъ держать огня, хотя и любитъ грѣться у пламени. И такъ огонь есть стихія общежитія человѣческаго, равно какъ солнце есть стихія свѣта. Не стану исчислять здѣсь ремеслъ и искусствъ, которыя безъ него существовать не могутъ; но скажу утвердительно, что нѣтъ ни одного искусства, ни одного рукодѣлья, для которыхъ не было бы въ огнѣ надобности. Словомъ, утрата огня была-бы пагубною для всего рода человѣческаго.
Даже, посреди жаркой Африки человѣкъ, живущій въ уединеніи, не могъ бы существовать безъ огня, безъ котораго не былъ бы въ состояніи приготовлять себѣ необходимыхъ орудій, истреблять вредной травы, не могъ бы воздѣлывать земли, соорудить себѣ хижину и защититься отъ лютыхъ звѣрей, которые въ темную ночь бѣгутъ отъ малой даже искры.
Но не въ уединеніи, не въ отдѣльномъ состояніи должно разсматривать человѣка нѣтъ, должно познавать его находящагося въ общежитіи, посреди того великаго собранія, которое называемъ народомъ, Я слегка только упомяну о тѣхъ правилахъ, которымъ онъ подчинилъ себя, дабы удовлетворять справедливости и воздавать должное уваженіе добродѣтелямъ. Оныя правила уже столь часто обращали на себя вниманіе философовъ, что я охотнѣе предпріиму изображать чувства сердца, составляющія, поелику суть даръ Неба, истинное достоинство человѣка; говорю истинное, ибо съ ихъ только помощію онъ можетъ возноситься къ небу самъ, къ сему первому и единственному своему отечеству.
Философы много писали о лютости новыхъ народовъ; но я увѣренъ, что сей порокъ есть чуждымъ натурѣ человѣческой, и что его часто почитать должно слѣдствіемъ вражды, увеличивающимся обществомъ встрѣчаемой со стороны своихъ неприятелей; а такая вражда тѣмъ большую возбуждаетъ въ народѣ мстительность, чѣмъ слабѣе начало его существованія.
Оттуда происходитъ, что малыя орды дикихъ племенъ Американскихъ пожираютъ своихъ военноплѣнныхъ, между тѣмъ какъ люди одного происхожденія живутъ у нихъ во взаимномъ согласіи. Подобнымъ образомъ слабыя животныя бываютъ гораздо мстительнѣе большихъ и сильныхъ. Пчела жаломъ своимъ уязвляетъ руку, приближающуюся къ улью; огромный слонъ смотритъ спокойнымъ окомъ на острую рогатину звѣролова. Иногда лютость господствуетъ въ новомъ народѣ, потому что люди особенныхъ склонностей составляютъ оный примѣръ тому видимъ въ Римѣ, гдѣ Ромулъ собралъ народъ свой изъ разбойниковъ, которыхъ уже Нума сдѣлалъ спокойными гражданами. Иногда опять народъ заражается лютостію отъ сосѣдства съ дикими людьми; чему примѣръ имѣемъ въ Израильтянахъ, перенимавшихъ отъ Хананеевъ обычай приносить дѣтей своихъ на жертву идоламъ, Но всего чаще лютость распространяется въ народахъ тиранствомъ владѣтеля, и она становится наиболѣе опасною тогда, когда аристократы поддерживаютъ ее для собственной выгоды.
Къ лютости могутъ быть причислены суевѣрные предразсудки, распространяющіеся между кроткими Индіянами, и дикія предубѣжденія о чести, заражающія общежительныхъ Японцевъ.
Но еще скажу, къ утѣшенію рода человѣческаго, что зло нравственное и физическое не есть неизбѣжнымъ для человѣка; и что оно возникаетъ въ немъ только при уклоненіи отъ законовъ природы.
Въ самомъ дѣлѣ Природа сотворила человѣка добрымъ; ибо она поступила бы вопреки своей мудрости, когда бы существу лютому не дала средствъ наносить вредѣ; колибъ она хотѣла сотворить его злымъ, то снабдила бы его пастью; когтями, ядовитымъ жаломъ; надѣлила бы его наступательнымъ оружіемъ, точно какъ всѣмъ хищныхъ звѣрей: а мы видимъ даже, что онъ не получилъ и оборонительнаго оружія.
Природа произвела его на свѣтъ нагимъ и бѣднѣйшимъ изъ всѣхъ существъ, для того чтобы онъ былъ кроткимъ и сострадательнымъ, чтобы имѣлъ право на взаимную отъ другихъ помощь и на состраданіе подобныхъ себѣ твореній. Бѣдность человѣка подѣлалась для него побужденіемъ къ добродѣтели.
Природа не сотворила человѣка завистливымъ, злобнымъ, корыстолюбивымъ, гордымъ, жестокимъ. Она также непроизвела его имѣющимъ въ себѣ зародыши болѣзней, если же и случается видѣть человѣка пораженнаго физическимъ недугомъ, то причины тому искать должно въ постороннихъ обстоятельствахъ. Такимъ же образомъ и лютость соединяющихся для составленія общества людей обыкновенно происходитъ отъ заблужденій законодательства, или отъ вліянія сосѣдственныхъ народовъ, подобно какъ злость въ младенцѣ бываетъ слѣдствіемъ недосмотра со стороны родителей и вредныхъ примѣровъ!
Ходъ бытія народовъ подобенъ продолженію жизни одного человѣка. Основываясь на семъ сходствѣ, сравню епохи существованія народовъ съ четыремя возрастами жизни человѣческой; изъ того же сходства постараюсь вывести правила, отъ которыхъ зависитъ благо человѣчества.
Дитя долго остается слабымъ: сколько разъ падаетъ оно, пока ходить ненаучится! Какъ часто случается, что оно прежде изуродуетъ себя; нежели получитъ свѣдѣніе о вещахъ вредныхъ; сколько разъ сбивается съ дороги, пока не затвердитъ ея направленія!
Несчастіе обогащаетъ его опытами. Ошибки и заблужденія приводятъ его къ познаніямъ: ибо разумъ его такъ же бываетъ слабъ, какъ и тѣло, пока неукрѣпится временемъ. Дитя превращаетъ слова, прежде нежели научится ихъ выговаривать; а когда первый лучь свѣта блеснетъ въ его paзумѣ, въ то же время входятъ съ нимъ и многіе заблужденія, подъ наружностію истины. Дитя слѣдуетъ примѣрамъ, радуется, видя веселыя лица, и смущается, взирая на печальныя. Предубѣжденія служатъ ему правилами поступковъ; привычки превращаются въ немъ въ обычаи; долго остается оно при томъ мнѣніи, что мать питаетъ его по обязанности и печется о немъ по долгу. Не имѣя понятія объ опасностяхъ, слабому существу грозящихъ, оно непомнитъ материнскихъ о себѣ заботъ и нечувствуетъ въ себѣ любви сыновней. Мать, будучи не въ силахъ убѣждать его доводами разума, часто усмиряетъ его дѣйствіемъ страха, и для того толкуетъ ему о колдовствѣ, оборотняхъ и страшилищахъ. Легковѣрность въ дитяти есть слѣдствіемъ его слабости, оно вѣритъ всему, что наводитъ на него ужасъ; боль есть для него несчастіе, радость -- верховное благо его чувства, его желанія соотвѣтствуютъ незрѣлости понятій и перемѣняются при новыхъ предметахъ. Дитя любуется блескомъ бездѣлокъ, бѣгаетъ за мотылькомъ златокрылымъ, карабкается на дерево, чтобы схватить поющую птичку, отдаетъ платье за куклу, и потомъ вдругъ бросаетъ любимую игрушку, желаетъ того, чего неимѣетъ, презираетъ то, что имѣетъ въ своей власти. Стремится ко всему, что ни видитъ новаго, и отвергаетъ то, безъ чего обойтись не можетъ. Не зная ни гордости, ни смиренія, не наблюдаетъ различія состояній, и раздѣляетъ забавы свои какъ съ княжескимъ сыномъ, такъ и съ крестьянскимъ. Дитя исполнено довѣренности и великодушія, оно обыкновенно бываетъ веселымъ и дѣятельнымъ, и счастье свое находитъ въ свободѣ. Незнаетъ постоянства въ дружбѣ, въ склонности, въ чувствіяхъ, въ намѣреніяхъ, любитъ, и потомъ вдругъ ненавидитъ, забавляется и плачетъ, предпринимаетъ и въ то же время исполняетъ.
Такимъ бываетъ человѣкъ въ дикомъ состояніи. Ему вовсе неизвѣстна большая часть полезныхъ въ жизни рукодѣлій; по примѣру дитяти онъ сражается палками и каменьями. Языкѣ его, подобно разуму, необразованный заключаетъ въ себѣ только малое количество словъ, и можетъ выражать только нѣкоторыя мысли. Тогда онъ бываетъ существомъ животной Натуры: уважаетъ преимущества тѣлесной силы, и незнаетъ другихъ потребностей кромѣ физическихъ.
Онъ презираетъ все то, что его слабѣе, нерѣдко, самъ того невѣдая, притѣсняетъ участницу трудовъ своихъ, принуждаетъ ее воздѣлывать землю, собирать плоды и готовить пищу; при частыхъ и далекихъ путешествіяхъ заставляетъ ее носить на себѣ съѣстные припасы, дѣтей и орудія. Но за то и самъ страдаетъ отъ дикой своей религіи: ибо та; къ которой во всѣхъ странахъ прибѣгаютъ несчастные, строго наказываетъ притѣснителей по мѣрѣ злоупотребленія ими своей силы надъ слабѣйшими существами. Женщины наиболѣе преданы суевѣрію. Какъ скоро онѣ начинаютъ воздавать почести камню страннаго вида, то вдругъ мужья ихъ, и самые даже вожди народа падаютъ на колѣни предъ безобразнымъ страшилищемъ. Есть извѣстіе, что на островѣ Джонѣ, значительнѣйшемъ изъ числа Гебридскихъ, начальники горныхъ Шотландцевъ съ трепетомъ присягали передъ двумя черными камнями, и что симъ только образомъ данная присяга была достаточнымъ побужденіемъ имѣть довѣріе къ ихъ совѣсти...
Человѣкъ дикій гораздо болѣе обращаетъ вниманія на предметы, которыми раздражается чувственность, нежели на служащіе къ просвѣщенію разума. Оттуда происходитъ привязанность его къ обрядамъ пышнымъ и блестящимъ, которые тѣмъ болѣе уважаетъ, чѣмъ меньше постигаетъ ихъ значеніе. Подобно младенцу, онъ всему подражаетъ; надѣваетъ Европейское платье, и потомъ вѣшаетъ его, какъ предметъ священный, на деревѣ подлѣ своей хижины. Сильно желаетъ имѣть у себя все, что ни видитъ, и потомъ скоро ту же самую вещь оставляетъ безъ вниманія. Плодъ долговременнаго усилія, добычу своего звѣроловнаго промысла охотно отдаетъ за нѣсколько стекляныхъ шариковъ и колокольчиковъ. По утру приноситъ на жертву постель свою, безъ которой, ввечеру обойтись не можетъ; осенью уступаетъ поле, въ которомъ къ веснѣ будетъ имѣть нужду; хранитъ заключенный союзъ дотолѣ, пока не захочетъ нарушить его. Смотря по встрѣтившейся надобности; всѣхъ людей почитаетъ равными себѣ, неотличая Адмирала отъ матроса, и единственно уважая несходство въ лѣтахъ. Будучи искреннимъ, великодушнымъ и непостояннымъ, все счастіе свое полагаетъ въ свободѣ. Однимъ словомъ, дикій человѣкъ есть взрослый младенецъ.
Такими были первобытные народы въ Европѣ; такими суть въ наше время народы Америкѣ.
По вступленій дитяти въ юношескій возрастъ, тѣло его принимаетъ надлежащую форму, черты лица становятся мужественнѣе, взоръ, хотя еще робкой; отчасу болѣе получаетъ живости. Сей возрастъ есть заря жизни: Тогда новый свѣтъ разгоняетъ мракъ Невѣжества, Юноша, находящійся въ состояній природы, ловить рыбу въ морской темѣ, пронзаетъ стрѣлою птицъ на высотѣ воздушной, преслѣдуетъ робкихъ звѣрей въ густыхъ рощахъ. Новыя, дотолѣ неизвѣстныя желанія начинаютъ безпокоить его сердце. Прежде вѣрный другъ услаждалъ его горе; теперь уже и въ объятіяхъ дружбы не находитъ онъ утѣхи. Ищетъ сердца, которое удовлетворительнѣе отвѣчало бы его сердцу, и вотъ въ любезной дѣвицѣ находитъ другую себя половину! Прежде видѣлъ онъ въ дѣвушкѣ слабѣйшее себя твореніе; теперь признаетъ ея могущество и въ изступленіи любви называетъ ее своею владычицей. Она покаряетъ все существо его, удвояетъ власть свою силою прелестей, и новымъ свѣтомъ, новыми добротами обогащаетъ умъ его и сердце.
Чтобы понравиться ей, онъ поетъ, сочиняетъ стихи, успѣваетъ въ своемъ промыслѣ, украшаетъ свое обиталище, ревностно исполняетъ должности супруга, отца, гражданина. Въ жару безпокойства разсуждаетъ, размышляетъ о природѣ, и въ непостижимыхъ ея дѣйствіяхъ познаетъ слѣды мощнаго невѣдомаго ему Существа, двинутаго любовію и благостію. Сердце его, освобожденное отъ предразсудковъ дѣтскаго возраста и отъ суевѣрныхъ заблужденій, становится святилищемъ чистой, божественной религіи. Любовь дѣлаетъ его мужемъ, любовь оживляетъ душу его огнемъ геройства, привязываетъ его къ землѣ отечественной, такъ что за нее готовъ онъ жертвовать самою жизнію, или лучше сказать по волѣ своей любезной устремился бы на ратное поле для завоеванія цѣлаго свѣта. О Пелопидъ! друзей ты умѣлъ сдѣлать святыми жертвами отечества; но изъ любовниковъ ты составилъ бы полки богатырей, которые на концахъ земли положили бы предѣлы отечества.
Таковъ народъ, переходящій изъ дикости въ состояніе общежительнаго гражданства. Прежде всего онъ старается объ усовершенствованіи полезныхъ рукодѣлій, потомъ уже заботится объ успѣхахъ въ приятныхъ искусствахъ. При помощи ихъ женскій полъ усугубляетъ силу своихъ прелестей, и свергаетъ съ себя иго притѣсненія, наложенное на него правомъ сильнаго. Нравы и обычаи смягчаются; составляются рыцарскіе союзы для истребленія несправедливостей, а болѣе всего для защищенія женскаго пола отъ обиды. Очищенная отъ дикихъ обрядовъ религія, облекается божественною важностію, Вдругъ возникаютъ изящныя искусства, возвышающія прелесть красоты, и сами взаимно ею украшаемыя. Музыка, поезія, живопись, ваяніе, зодчество, зрѣлища быстро приближаются къ совершенству; прекрасному полу торжественно воздается уваженіе и онъ занимаетъ первыя мѣста на зрѣлищахъ, на турнирахъ, на играхъ рыцарскихъ. Рукоплесканія женщинъ вдыхаютъ въ юношей духъ мужества, каждый готовъ быть воиномъ для угожденія своей любезной. Военное искусство приближается къ совершенству, народъ чувствуетъ свои силы и воспламеняешься желаніемъ приобрѣтеній. Такая страна вмѣщаетъ въ себѣ дѣятельность молодости и богатырскаго духа: вѣки любви всегда были вѣками славы. Такимъ духомъ исполнены были Греческіе народы предъ нашествіемъ Александра; такимъ былъ Римъ, поклонникъ богини любви, даже до временъ Августа; такою наконецъ была Франція при Королѣ Францискѣ I и потомъ до Лудовика XIV.
Наступаетъ мужескій возрастъ. Тогда утихаютъ страсти; тогда человѣкъ, наученный опытами, занимается будущимъ; болѣе всего заботится уже о способахъ обезпечить свое имущество, ибо узналъ на самомъ дѣлѣ, что достатокъ нужнѣе славы: уже онъ предпочитаетъ. вещи полезныя приятнымъ, существенныя выгоды пустому блеску. Заводитъ торговлю, исправляетъ земледѣліе, вступаетъ въ связи съ чужими и заботится о благѣ потомства. Страстный любовникъ становится вѣрнымъ супругомъ; любовь превращается въ уваженіе. Человѣкъ занимается болѣе духомъ религіи, нежели ея обрядами, и будучи утвержденъ въ добродѣтели, желаетъ другимъ счастія. Вѣкъ мужества есть вѣкъ силы и разума.
Къ такому состоянію доводитъ народы усовершенствованное общежитіе. Привязанность къ искусствамъ уступаетъ мѣсто познаванію философія; люди занимаются тогда менѣе чувствами, а болѣе размышленіемъ и точнымъ опредѣленіемъ каждой вещи. Приятныя изобрѣтенія упадаютъ; совершенствуется составъ орудіи и устроеніе домовъ; утверждается наблюденіе порядка; торговля, землепашество и мореплаваніе стремятся къ совершенству. Гражданинъ собственное благосостояніе полагаетъ въ народномъ; взаимно сближаются всѣ сословія, населеніе увеличивается; правительство заводитъ колоніи; обычаи перемѣняются, и жены прилѣпляются къ мужьямъ своимъ, болѣе побуждаемыя дружбою, нежели любовію. Религія непосредственно даруетъ людямъ счастіе, и приноситъ на жертву Богу множество добрыхъ дѣлъ при обрядахъ уже менѣе частыхъ. Данность монеты увеличивается, за то уменьшается важность славы. Миръ кажется вожделѣннѣйшимъ побѣды; отдыхъ тѣмъ болѣе нравится, чѣмъ долговременнѣе были безпокойства предшедшаго вѣка; даже иногда претерпѣнныя бѣдствія ускоряютъ приближеніе оныхъ перемѣнѣ, равно какъ грызущій червь ускоряетъ созрѣваніе плода, если только неистребитъ его. Такъ продолжительное несчастіе утверждаетъ молодаго человѣка въ добродѣтели, когда не возмогло Преждевременно сломить его.
Въ такомъ состояніи находятся нынѣ Англія, Голландія и Швейцарія, которыя долго изнемогали подъ игомъ тиранства... Сопротивляться ходу созрѣванія народовъ было бы то же, что истреблять зародышъ плода въ самомъ цвѣтѣ, или препятствовать возрастанію юноши, или_задерживать въ корнѣ дерева живительные его соки, и приготовлять на будущее время ужасное потрясеніе, отъ котораго рушились Греческія республики и Римская Имперія.
Напослѣдокъ приближается старость и неоставляетъ человѣку другихъ потребностей, кромѣ желанія покоя и безпрепятственнаго наслажденія добромъ своимъ. Остроумно выдумываетъ онѣ средства къ приобрѣщенію себѣ выгодъ; но предвидя повсюду большія издержки, предается скупости. Онъ уже не посѣщаетъ другихъ, но къ себѣ ихъ манитъ. Мысль, его занимается прошедшимъ, потому Что будущее показываетъ ему смерть. Съ удовольствіемъ онъ воспоминаетъ о лѣтахъ своего дѣтства, и скоро возраждаются въ немъ привычки онаго возраста. По примѣру дитяти, онъ становится суевѣрнымъ и болѣе занимается обрядами религіи, нежели ея таинствами. Уважаетъ жену свою, но уже ее болѣе не любитъ, всѣмъ домомъ и собою самимъ управляетъ по стариннымъ обычаямъ. Оттуда происходитъ, что онъ застарѣлое злоупотребленіе предпочитаетъ полезной новости. Вѣкъ ослабилъ его здоровье, и старикъ нашъ прилѣжно старается сохранить свои силы, ведетъ жизнь порядочную и остерегается всего, что могло бы ему быть вреднымъ. Будучи свободенъ отъ слѣпыхъ порывовъ страстей, осторожно судитъ какъ о своихъ собственныхъ поступкахъ, такъ и о дѣлахъ другихъ людей. Кажется, что ощущеніе слабости предостерегаетъ его отъ опасныхъ шаговъ; наученный опытомъ, онъ умѣетъ распознавать ихъ, и извлекать изъ нихъ свою пользу. Въ особѣ его заключается правительство многочисленнаго семейства.
Таковъ характеръ устарѣвшаго государства; всего болѣе оно желаетъ покоя и старается привлечь къ себѣ богатства и торговлю сосѣдственныхъ народовъ. Правительство его сдѣлалось уже деспотическимъ; однакожъ оно бываетъ снисходительнымъ въ случаѣ надобности. Въ немъ совершенствуются искусства роскоши, но остаются въ небреженіи полезныя искусства. Тдмъ каждой выхваляетъ прошедшее; тамъ старинная медаль уважается болѣе новаго изобрѣтенія, и основатель Монархіи болѣе царствующаго Государя. Тамъ дѣла отправляются по стариннымъ обычаямъ и все новое почитается негоднымъ. Тамъ блистаютъ старинною пышностію и гражданскіе обряды и богослужебные...Тамъ дѣла общественныя и домашнія отправляются по извѣстнымъ предписаніямъ; всѣ граждане отличаются важностію; женщины стѣсняются уже не ярмомъ лютости, но уздою благоприличія. Духъ рыцарскій слабѣетъ, за то усиливается духъ политики. Уже не оружіемъ, но договоромъ отражается бѣдствіе, наносимое неприятелемъ. Но превосходство благоразумія передъ силою таково, что старобытное государство распространяетъ предѣлы свои, не вынимая меча; отвращаетъ отъ себя несчастіе и наводитъ его на неприятелей, или даже, изнемогши подъ силою ихъ, наконецъ покоряетъ своихъ побѣдителей.
Примѣромъ такого государства служитъ теперь Китайская Имперія.
Сіе сравненіе четырехъ главныхъ епохъ бытія Народовъ съ четыремя возрастами Человѣка я почитаю весьма справедливымъ еще, и потому, что нерѣдко дикія орды погибаютъ прежде нежели успѣли они придти въ состояніе народа, точно какъ многія дѣти умираютъ въ младенчествѣ: такой жребій постигъ нѣкоторыя малочисленныя общества въ Америкѣ и въ Татаріи. Другія сами ускоряютъ приближеніе своего упадка, по примѣру юности, безразсудно расточающаго свои силы: такъ царство Александра Македонскаго упало при самомъ началѣ своего могущества. Есть опять народы, переходящіе вдругъ изъ дѣтскаго возраста въ глубокую старость, какъ Римѣ, погибшій отъ пышности и роскоши, которыми многіе вѣки процвѣтаетъ Азія; ибо Римляне, чрезвычайно прилѣпившись къ роскоши, не знали средствъ поддержать себя; напротивъ того Азія, богатая земными произведеніями, имѣла также и мануфактуры для переработыванія оныхъ.
Наконецъ видимъ государства, пришедшія въ упадокъ еще въ дѣтскомъ возрастѣ по причинѣ недостаточной конституцій -- примѣръ Польша; видимъ другія, отъ дѣтства быстро перешедшія къ мужеству, сильному и зрѣлому, -- такъ вознесена Россія подвигами Петра Великаго.
(Изъ Pam. Zagran.)
-----
Бернарден де Сен-Пьер Ж.А. Сравнение епох гражданскаго бытия народов с четырьмя возрастами человека: (Из Pam[ietnika] Zagran[iczne]) / Отрывок из сочинения Бернард. Сен-Пиера, под заглавием: Harmonies de la Nature... // Вестн. Европы. -- 1816. - Ч.87, N 9.