Бер Михаэль
Из трагедии "Струэнзе"

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Нѣмецкіе поэты въ біографіяхъ и образцахъ. Подъ редакціей Н. В. Гербеля. Санктпетербургъ. 1877.

БЭРЪ.

   Михаилъ Бэръ, авторъ "Струэнзе" и младшій братъ знаменитаго коипозитора Мейеръ-Бэра, родился 19-го августа 1800 года въ Берлинѣ, въ семьѣ тамошняго богатаго банкира-еврея. Онъ началъ своё литературное поприще довольно-слабой трагедіей "Клитемнестра", напечатанной въ 1823 году въ Лейпцигѣ. Второй пьэсой Бэра была пяти-актная драма "Аррагонскія невѣсты", въ которой уже кое-гдѣ пробивался истинно-поэтическій огонь и настоящія страсти; но и въ ней было ещё много незрѣлаго. За-то третья его пьэса "Парія", появившаяся въ печати въ 1829 году въ Штутгартѣ, сразу завоевала ея автору почётное мѣсто между современными драматургами Германіи. Но не смотря на всѣ достоинства третьей пьзсы Бэра, нельзя не сознаться въ томъ, что и отъ нея вѣетъ чѣмъ-то театральнымъ, дѣланнымъ, и не сказать при этомъ, что "Парія" выросъ не подъ индійскими бананами, а подъ деревьями берлинскихъ кулисъ. Всѣ эти недостатки, нашедшіе мѣсто въ "Паріи", совершенно изчезаютъ въ "Струэнзе", четвёртой и послѣдней трагедіи Бэра, написанной чистымъ и яснымъ языкомъ, который можетъ служить образцомъ хорошаго стиха. Что же касается содержанія пьзсы, то авторъ былъ руководимъ при выборѣ сюжета своей счастливой звѣздой. Исторія Струэнзе -- событіе слишкомъ новое и извѣстное, чтобы его пересказывать здѣсь во всей подробности и, какъ это принято дѣлать при рецензіяхъ, развивать фабулу пьзсы. Довольно будетъ сказать, что содержаніе ея основано частью на борьбѣ мѣщанскаго министра съ гордой аристократіей, частью на любви Струэнзе къ датской королевѣ Каролинѣ-Матильдѣ. И такъ главная тэма, какъ "Паріи", такъ і "Струэнзе", почти одна и та же. Въ "Парім" мы видимъ угнетённаго человѣка, поверженнаго въ прахъ и раздавленнаго желѣзной пятой утѣснителя. Этотъ разрывающій сердце голосъ, проникающій намъ въ душу, есть вопль оскорблённаго человѣчества. Въ "Струэнзе" мы видимъ утѣснённыхъ въ борьбѣ съ своими утѣснителями гражданъ, почти низверженными. Здѣсь слышится полный достоинства протестъ, которымъ человѣческое общество требуетъ себѣ возвращенія попранныхъ правъ и гражданскаго уравненія всѣхъ ея членовъ. Трагедія "Струэнзе" была дана въ первый разъ на національномъ театрѣ въ Мюнхенѣ 27-го марта 1828 года, въ присутствіи короля Людвига Баварскаго, которому посвящена пьэса въ благодарность за допущеніе ея на сцену. Энтузіазмъ, возбуждённый драмой при первомъ представленіи, по словамъ Гейне, былъ такъ великъ, что публика, просидѣвшая въ театрѣ около пяти часовъ, по окончаніи представленія оставалась ещё около часу въ театральной залѣ, въ ожиданіи -- не явится ли авторъ, котораго не переставали неистово вызывать. Оканчивая свой разборъ "Струэнзе", явившійся вслѣдъ за его первымъ представленіемъ на мюнхенской сценѣ, Гейне говоритъ: "Да вѣетъ во всѣхъ послѣдующихъ произведеніяхъ Бэра, какъ въ "Паріи" и "Струэнзе", дыханіе того бога, который ещё болѣе великъ, нежели самъ великій Аполлонъ и всѣ другіе медіатизированные боги Олимпа: мы говоримъ о богѣ свободы!" Но, къ сожалѣнію, пожеланія Гейне не сбылись, такъ-какъ Бэръ скончался 22-го марта 1833 года, не написавъ уже ничего болѣе. Русскій переводъ "Струэнзе", принадлежащій А. Н. Плещееву, напечатанъ въ 5-й, 6-й и 7-й книжкахъ "Вѣстника Европы" на 1870 годъ.
   
   

ИЗЪ ТРАГЕДІИ "СТРУЭНЗЕ".

ДѢЙСТВІЕ II, СЦЕНА XIV.

Матильда и Струэнзе.

МАТИЛЬДА.

             Такъ рѣшено? Вы этого хотите?
             Я не ждала, Струэнзе, чтобъ могли
             Вы позабыть, чѣмъ я для васъ была,
             Чѣмъ для меня вы были. Что жь, идите,
             Кичитесь вашимъ гордымъ отреченьемъ!
             Играйте роль героя! Въ-самомъ-дѣлѣ,
             Не мало нужно кормчему геройства,
             Чтобъ отъ кормы въ часъ бури убѣжать,
             Межь-тѣмъ какъ женщина, ломая руки
             И взоръ вперивъ въ раскрывшуюся бездну,
             На кораблѣ покинутомъ одна
             Ждётъ гибели, отъ страха обезумѣвъ.
   

СТРУЭНЗЕ.

             О, королева!
   

МАТИЛЬДА.

                                 Этимъ восклицаньемъ
             Въ душѣ моей, быть-можетъ, пробудить
             Вы голосъ благодарности хотите!
             Вы королевой назвали меня?
             Я стада ей лишь съ той поры, какъ вы
             На помощь мнѣ явились. Одинока
             И всѣмъ чужда, была на тропѣ я
             Какой-то блѣдной тѣнью королевы.
             Вы возвратили мнѣ любовь монарха,
             На голову поникшую мою
             Корону возложили -- и она
             Уже теперь не призракъ только власти:
             Мнѣ лёгкой ношей бремя управленья
             Казаться стало. Дѣлъ благихъ желанье,
             Великихъ дѣлъ, мой возвышало духъ;
             Когда жъ меня рожденіемъ ребёнка
             Обрадовать угодно было небу,
             Мечтала я, исполнена надеждъ,
             Что подлѣ васъ, руководимый вами,
             Роста и развиваться будетъ онъ;
             Что ваши всѣ благія начинанья
             Ему дано, быть-можетъ, довершить.
             Идите же! Разбейте эти грёзы!
             Вы скажете: несбыточны онѣ?
             Вы скажете: народу ненавистны
             И мы, и всѣ стремленья наши? Нѣтъ!
             Не вѣрю я! Врагамъ лишь ненавистны,
             Но не толпѣ; она ослѣплена --
             И потому отъ свѣта отвращаетъ
             Пока свой взоръ. Бѣжите вы; но развѣ
             Въ грядущее проникнуть вы могли
             И вправѣ вы сказать о сѣмянахъ,
             Что въ землю вашей брошены рукою:
             "Имъ не взойти, имъ не принесть плода?"
             Тепло и холодъ, буря и покой,
             Союзъ стихій таинственный и время
             Своё свершатъ -- и сѣмянамъ незримо,
             Въ глубокихъ нѣдрахъ матери земли,
             Дадутъ созрѣть. Не то ли же бываетъ
             Съ великими дѣяньями людей?
   

СТРУЭНЗЕ.

             Напрасно всё!
   

МАТИЛЬДА.

                                           Но если бъ даже такъ --
             И если бъ точно всё напрасно было --
             Не буду ль я ещё одной надеждой,
             Любимою надеждою, бѣднѣй,
             Когда уйдёте вы? И развѣ въ васъ
             Я по лишусь единственнаго друга?
             Вы знаете -- могу ль я положиться
             Довѣрчиво на сердце короля?
             Я вкругъ себя одну измѣну вижу.
             Я большинствомъ своихъ придворныхъ дамъ
             Ужь продана, быть-можетъ, Юліанѣ --
             И тайную вражду свою онѣ
             Замѣнятъ скоро ненавистью явной.
             Натянутъ лукъ и за стрѣлой стрѣла
             Въ меня летѣть готовы. Нѣтъ щита,
             Нѣтъ друга благороднаго, который
             Отъ гибели спасти пеня хотѣлъ бы!
             Вонзятся стрѣлы въ грудь -- и одиноко
             Британское моё угаснетъ сердце.

(Струэнзе дѣлаетъ движенье ужаса.)

             Угаснетъ! Да! А между-тѣмъ, Струэнзе,
             На жизнь и смерть -- считала я на васъ!
             Съ-тѣхъ-поръ, какъ у меня могилой ранней
             Принцъ Іоркскій, братъ мой милый, взятъ, никто
             Не проникалъ мнѣ въ сердце такъ глубоко,
             Никто не поникалъ его, какъ вы.
             Я волю вамъ дала безъ опасенья --
             Читать въ моей душевной глубинѣ;
             Не взвѣшивала съ вами осторожно
             Я королей и подданныхъ права --
             И не могла я съ вами быть иною.
             Я взорамъ вашимъ вѣрила, какъ вѣритъ
             Пловецъ звѣздамъ, что на пути опасномъ
             Ему свѣтили тихо, неизмѣнно.
             Нѣтъ, это невозможно: вы не лгали!
             Вы не могли мнѣ лгать, Струэнзе, не могли!
             Я знаю, вы останетесь. Ужели
             Вы допустить хотите, чтобъ Ранцау
             Возвысился, надъ нами издѣваясь,
             Чтобъ идіотъ, сынъ этой Юліаны,
             Участья домогался въ управленьи
             Страной? О, нѣтъ! ещё найдутся средства
             У насъ враговъ кичливыхъ одолѣть;
             Исправить намъ удастся, я надѣюсь,
             Всѣ неудачи нынѣшняго дня.
             Ещё мы много можемъ, если только
             Великаго желать не перестанемъ
             И разобщать не будемъ нашихъ силъ.
             О, неужели, Струэнзе, ни мольбы,
             Ни даже слёзы вашей королевы
             Не тронутъ васъ? Скажите жъ мнѣ, скажите,
             Что остаётесь вы!
   

СТРУЭНЗЕ.

                                           Я лишь одно
             Сказать могу, что я вашъ рабъ на вѣки.
             Пусть смерть свою прочту я въ вашихъ взорахъ,
             Пусть отсѣчётъ сѣкира палача
             Ту руку мнѣ, что нынѣ поднимаю
             Я съ клятвой неизмѣнно вамъ служить
             До своего послѣдняго мгновенья!
             Что смерть и что мнѣ муки всѣ, когда
             Изъ вашихъ устъ я ободренье слышалъ?
             Душевный мракъ разсѣяли внезапно
             Надежды животворные лучи --
             И лишь о васъ теперь мои всѣ думы,
             Для васъ одной дышу я и живу.
   

МАТИЛЬДА (про-себя).

             Что слышу я! О, сердце, успокойся!

(Вслухъ.)

             Не такъ, достойный графъ! Мы хладнокровно
             Всё обсудить должны теперь и взвѣсить:
             Лишь твёрдая рѣшимость намъ нужна...
   

СТРУЭНЗЕ
(усиливаясь побѣдить волненіе, про-себя).

             Гдѣ былъ я! (Вслухъ.)
               ;                  Да, рѣшительныя мѣры
             Необходимо тотчасъ же принять.
             Мы съ твёрдостью пойдёмъ врагамъ навстрѣчу
             И въ ихъ среду проникнемъ. Въ Фридрихсбургѣ
             Мы долѣе скрываться не должны.
   

МАТИЛЬДА.

             Какъ понимать мнѣ васъ?
   

СТРУЭНЗЕ.

                                           Ещё въ столицѣ
             Возстанье не затихло, королева.
             Ужель страшить насъ можетъ это пламя?
             Нѣтъ! пусть оно пылаетъ намъ въ лицо:
             Мы не дадимъ имъ втайнѣ наслаждаться
             Ихъ торжествомъ. На пиръ презрѣнный ихъ
             Въ свидѣтели себя мы приглашаемъ.
             Пусть думаютъ они, что мы дрожимъ,
             Къ сопротивленью медленно готовясь:
             Мы разувѣримъ ихъ!
   

МАТИЛЬДА.

                                           Такъ вы хотите?
   

СТРУЭНЗЕ.

             Чтобы его величество и вы
             Отправились сегодня же въ столицу
             Со всѣмъ дворомъ.
   

МАТИЛЬДА.

                                           Ужель должна я буду
             Униженно тамъ встрѣтить Юліану,
             Пылающую злобою ко мнѣ?
   

СТРУЭНЗЕ.

             Нѣтъ! Вамъ чела вѣнчаннаго предъ нею
             Склонять не нужно -- встрѣтите её
             Съ величіемъ, достойнымъ королевы,
             Во всеоружьи сознаннаго права
             И юною блистая красотой.
   

МАТИЛЬДА.

             Я не хочу съ ней видѣться: не въ силахъ!
   

СТРУЭНЗЕ.

             Вы съ ней должны увидѣться. Вы сами
             Необходимость этого свиданья
             Признаете -- увѣренъ твёрдо я.
             Пусть примиренье мнимое свершится:
             Намъ время дастъ оно развѣдать планы
             Противниковъ. Щадить я буду ихъ,
             Пока щадить возможно, и карать,
             Когда того потребуетъ страны
             Спокойствіе и ваша безопасность.
             Балъ-маскарадъ назначенъ завтра здѣсь:
             Въ столицѣ мы надѣнемъ лучше маски
             И подъ нѣмой, обманчивой личиной
             Сокроемъ всё, что сердце намъ гнетётъ.
   

МАТИЛЬДА (съ ироніей).

             Какъ этотъ праздникъ кстати!
   

СТРУЭНЗЕ.

                                                               Не угодно ль
             Вамъ написать теперь собственноручно
             Къ противницѣ записку, королева,
             И пригласить её...
   

МАТИЛЬДА.

                                           Какъ -- я должна?
   

СТРУЭНЗЕ.

             Мы предъ лицомъ дворянства примиренье
             Отпраздновать торжественно должны.
             Коль обмануть врага удастся намъ --
             Тѣмъ лучше; если жь нѣтъ, по-крайней-мѣрѣ,
             Ему въ глаза мы взглянемъ, чтобъ не могъ
             Онъ гибели намъ тайной приготовить.
   

МАТИЛЬДА.

             Я дѣйствовать предоставляю вамъ,
             А у меня нѣтъ воли. Дай-то Боже,
             Чтобъ это всё къ хорошему концу
             Могло привесть!
   

СТРУЭНЗЕ.

                                           И приведётъ, надѣюсь.
             О дорогихъ минутахъ этихъ я
             Святое унесу воспоминанье:
             Оно меня на жизненномъ пути
             Сопровождать всегда и всюду будетъ.
             Мнѣ кажется, что слышу я досель
             Чарующіе звуки этихъ словъ,
             Всесильныхъ словъ, меня призвавшихъ къ жизни!
             Мнѣ нечего надѣяться, терять!
             Одной лишь мысли, одному лишь чувству
             Душа моя всецѣло отдана.
             Нѣтъ у меня стремленій и желаній
             Другихъ, какъ жить и умереть для васъ!

(Уходитъ.)

   

ДѢЙСТВІЕ V, СЦЕНА IV.

Тюрьма.

Ранцау и Струэнзе.

РАНЦАУ.

             Онъ спитъ. Онъ можетъ спать -- и не гнетутъ
             Ему оковы душу! Сны рисуютъ
             Предъ нимъ картины счастья прожитого,
             А пробудясь своихъ убійцъ онъ встрѣтитъ.
             Ужасно быть убійцей! Эта мысль
             Мнѣ не даётъ покою, сердце гложетъ.
             Но что же медлю я? (Будитъ Струэнзе.)
             Вставай, несчастный!
   

СТРУЭНЗЕ (вскакивая).

             Кто звалъ меня? Какъ будто бы Ранцау;
             А мнѣ казалось -- я Матильду вижу.
   

РАНЦАУ.

             О, злополучный!
   

СТРУЭНЗЕ.

                                           Я не сплю, не брежу?
             Да, это вы. Но что жь васъ привело
             Ко мнѣ въ тюрьму? Иль вы моимъ позоромъ
             Хотѣли насладиться? Признаюсь,
             Я даже и въ минуты раздраженья
             На это васъ способнымъ не считалъ.
             Я лучшее себѣ составилъ мнѣнье
             О вашемъ гордомъ духѣ, графъ.
   

РАНЦАУ
(послѣ нѣкотораго колебанья, указывая на потаённую дверь).

                                                               Бѣгите!
   

СТРУЭНЗЕ (удивлённый).

             Что вижу я? Въ своей ли я тюрьмѣ?
             Такъ много дней не отводилъ я взоровъ
             Отъ этихъ мрачныхъ стѣнъ и разглядѣть
             Не могъ, что дверь здѣсь есть.
   

РАНЦАУ.

                                                               Одинъ тюремщикъ
             Лишь зналъ о ней. Теперь отворена
             Она для васъ. Не медлите, бѣгите:
             Васъ ожидаетъ англійскій корабль.
             До берега проводитъ васъ надёжный
             Слуга: онъ у дверей стоитъ и отъ цѣпей
             Освободитъ васъ. Часовой подкупленъ.
             Спѣшите же: намъ дорогъ каждый часъ!
   

СТРУЭНЗЕ.

             Но я узнать сгараю нетерпѣньемъ,
             Что побуждаетъ васъ меня спасти.
   

РАНЦАУ.

             Не тратьте словъ и объ одномъ заботьтесь,
             Чтобъ смерти вамъ грозящей избѣжать.
             Не думайте, что медлить станетъ мщенье:
             Его топоръ готовъ и поразить
             Васъ можетъ раньше, чѣмъ того вы ждёте.
             Иль приговоръ вашъ неизвѣстенъ вамъ?
   

СТРУЭНЗЕ.

             Хотя бъ онъ даже былъ мнѣ неизвѣстенъ --
             За-то враги мои извѣстны мнѣ.
   

РАНЦАУ.

             Они не любятъ мѣшкать. Этой ночью
             Рѣшится всё.
   

СТРУЭНЗЕ.

                                 Я знаю, приговоръ
             Лежитъ теперь передъ моимъ монархомъ.
   

РАНЦАУ.

             Онъ утвердитъ: на милость не надѣйтесь.
   

СТРУЭНЗЕ.

             Онъ утвердитъ, онъ долженъ утвердить,
             А милости я только жду отъ неба!
   

РАНЦАУ.

             Оно теперь являетъ вамъ её,
             Указывая средство къ избавленью.
   

СТРУЭНЗЕ.

             Избавитъ смерть меня отъ всѣхъ страданій.
             Послѣднія мгновенья бытія
             Мнѣ эта ночь даруетъ. На разсвѣтѣ
             Должна моей порваться жизни цѣпь.
             Лучъ солнца восходящаго освѣтитъ
             Мой смертный путь, а полдень ужь найдётъ
             Кровавый трупъ мой на доскахъ позорныхъ.
             Когда жь настанетъ вечеръ, можетъ-быть,
             Глаза мнѣ воронъ выклюетъ голодный.
   

РАНЦАУ.

             О, ужасъ! И вы медлите ещё!
             Иль не открыты вамъ спасенья двери?
             Скорѣй, скорѣй бѣгите!
   

СТРУЭНЗЕ.

                                           Съ изумленьемъ
             Гляжу я на того, кто въ эту бездну
             Меня, пылая злобою, столкнулъ
             И кто теперь спасительный канатъ
             Бросаетъ мнѣ туда. Но не надѣйтесь,
             Что за него, не думая, сейчасъ
             Я ухвачусь, какъ вы того желали-бъ.
             Вы, можетъ-быть, себѣ вообразили,
             Что смерть меня пугаетъ; но её
             Я знаю и видалъ, какъ воинъ въ битвѣ,
             И менѣе красивою. Она
             Къ одру больныхъ подкрадывалась часто --
             И образъ тамъ измѣнчивый ея
             Мнѣ наблюдать случалось близко. Съ нею
             Коротокъ я, какъ съ другомъ юныхъ лѣтъ.
             Всѣхъ стоновъ, что она у человѣка
             Изъ груди извлекаетъ, звукъ я знаю.
             Я въ блѣдное лицо ея взгляну
             Безъ трепета, и отъ нея поспѣшно
             Не убѣгу, какъ думаете вы.
             Я послѣ всѣхъ страданій, колебаться
             Ещё могу, что выбрать: жизнь иль смерть.
             Я долженъ знать, что ждётъ меня въ грядущемъ,
             Чтобъ краткій смерти мигъ не промѣнять
             На годы безконечнаго мученья.
   

РАНЦАУ.

             Какъ разсуждать вы можете, когда
             Позорная вамъ гибель угрожаетъ?
   

СТРУЭНЗЕ.

             Молю васъ, облегчите сердце мнѣ,
             Скажите, что друзей моихъ постигло,
             Томившихся въ темницѣ, какъ и я?
             Гдѣ Брандтъ?
   

РАНЦАУ.

                                 Зачѣмъ вамъ это знать, несчастный!
   

СТРУЭНЗЕ.

             Приговорёнъ?
   

РАНЦАУ.

                                 Къ тому же, что и вы.
             Онъ долженъ вамъ предшествовать.
   

СТРУЭНЗЕ.

                                                               О, горе!
             Такъ и друзей своихъ я погубилъ.
             Что жь совершить преступнаго онъ могъ?
   

РАНЦАУ.

             Но развѣ вашимъ другомъ не былъ онъ.
             Не охранялъ особу короля?
             А этого довольно, чтобъ вмѣнилось
             Услужливыми судьями ему
             Ничтожнѣйшее слово въ преступленье.
   

СТРУЭНЗЕ.

             А остальныхъ друзей моихъ что ждётъ?
   

РАНЦАУ.

             Лёвенскіольдъ и многіе другіе
             На долгій срокъ въ тюрьму заключены.
   

СТРУЭНЗЕ.

             Что мигъ, то всё сильнѣе и сильнѣе
             Гнетётъ мнѣ душу тягостное бремя.
             Ещё одно узнать осталось мнѣ --
             И я рѣшусь. Но слово замираетъ
             Въ моихъ устахъ. Спросить васъ долженъ я,
             Кто совершилъ неслыханное дѣло?
             Какъ вы могли, вы, гордый человѣкъ,
             Способствовать подобному злодѣйству?
             Помощникомъ вы стали палачей,
             Отъ сна вы пробудили королеву
             И прикоснуться грубою рукой
             Дерзнули къ ней.

(Ранцау отворачивается. Молчаніе.)

                                           Простите, если васъ
             Я оскорбилъ. Я чувствую, что близокъ
             Тотъ часъ, когда ни гнѣву, ни враждѣ
             Ужь не должно быть мѣста въ нашемъ сердцѣ.
             Вамъ медлить здѣсь опасно, графъ, такъ кончимъ.
             Скажите мнѣ, что вѣчно-дорогую,
             Что королеву можетъ ждать мою?
   

РАНЦАУ.

             Къ изгнанью и разлукѣ съ королёмъ
             Приговорённой, ей предложатъ вѣрно,
             Чтобъ, во владѣніяхъ нѣмецкихъ брата
             Избравъ себѣ убѣжище, она
             Тамъ поселилась, и въ уединеньи...
   

СТРУЭНЗЕ.

             Довольно! Жизнь кончается моя
             И нё зачѣмъ бѣжать мнѣ.
   

РАНЦАУ.

                                                     Невозможно!
   

СТРУЭНЗЕ.

             Какъ невозможнымъ кажется для васъ
             Не содрагаться предъ позорной казнью,
             Такъ невозможнымъ кажется мнѣ жить.
             Что значитъ жизнь по вашему? Ужель
             Обычныя въ природѣ измѣненья
             Переживать, встрѣчать весну и зиму?
             Ужель -- смотрѣть, какъ ныньче увядаютъ
             Цвѣты, вчера блиставшіе красой,
             Иль старческую кровь заёмнымъ жаромъ
             Подогрѣвать, когда исчезла юность,
             Вы назовёте жизнью? И дышать
             Для этого лишь стоитъ намъ? О, нѣтъ!
             Иныя блага жизнью заставляютъ
             Насъ дорожить. Когда мы, въ глубину
             Души своей порою заглянувши,
             Въ ней обрѣтаемъ зданье, что себѣ
             Воздвигли мы изъ пламенныхъ желаній,
             Воспоминаній свѣтлыхъ и надеждъ,
             И можемъ въ этомъ сердцу миломъ домѣ
             Укрыться отъ житейскихъ непогодъ,
             Тогда легко нести намъ бремя жизни.
             Но зданіе, воздвигнутое мной,
             Въ развалинахъ лежитъ -- и убѣгаю
             Я отъ пустыни сердца своего.
             Въ нёмъ нѣтъ надеждъ. Воспоминанья даже
             Его терзаютъ, словно преступленья.
             Мнѣ жить подъ вѣчнымъ гнётомъ мысли страшной,
             Что въ бездну я столкнулъ своихъ друзей
             И спасся самъ? мнѣ жить, когда я знаю,
             Что и она, что та, которой всѣмъ
             Я былъ готовъ пожертвовать -- въ изгнаньи
             Отъ ласкъ дѣтей отторгнутая плачетъ
             И мнѣ укоръ за гибель шлётъ свою.
             И это всё я могъ бы выносить?
             Спокойствіе мнѣ возвращаетъ плаха.
             Жизнь для меня была бы вѣчной битвой,
             Но безъ надежды на побѣду. Вамъ пора:
             Идите, графъ, скорѣй, не то застанутъ
             Васъ палачи мои. Я остаюсь!
   

РАНЦАУ.

                                                               О, Боже!
   

СТРУЭНЗЕ.

             Ещё одно: хотѣлъ бы, напослѣдокъ,
             Отъ васъ узнать я, что произвело
             Переворотъ столь быстрый въ вашемъ сердцѣ?
             Что побуждаетъ васъ спасти врага?
   

РАНЦАУ.

             Меня объ этомъ спрашиваешь ты,
             Несчастный, слёзъ достойный человѣкъ?
             Такъ знай: судьба ужасная твоя.
             Не говорилъ ли я тебѣ когда-то,
             Что управлять ты Даніей не можешь,
             Не можешь ненавистныя ученья,
             Возникшія въ далёкой сторонѣ,
             Навязывать народу произвольно.
             Но тщетно я тебя предостеречь
             Старался: голосъ мой звучалъ въ пустынѣ,
             И всё сильнѣй стремился къ цѣли ты.
             Твоё паденье было неизбѣжно --
             Ты палъ; но я здѣсь только былъ орудьемъ,
             И выскользнула власть изъ рукъ моихъ.
             Ты жертвой низкой мести сталъ теперь;
             Но не хотѣлъ я этого и крови
             Твоей не жаждалъ: этотъ приговоръ,
             Съ злодѣями равняющій тебя,
             Страну безчеститъ. О, бѣги скорѣе!
             Ночей моихъ спокойствіе отдай --
             Отдай мнѣ сонъ! Ужь трижды предо мною
             Окровавленный, ночью, ты стоялъ.
             Напрасно хочетъ воинъ посѣдѣлый
             Глаза свои усталые сомкнуть,
             Онъ тутъ, онъ тутъ, кровавый этотъ призракъ,
             И ночи нѣтъ конца. Бѣги, бѣги --
             Сна моего не уноси въ могилу!
   

СТРУЭНЗЕ.

             Я не могу! Но послѣ этой ночи
             Раскаянье васъ мучить не должно.
             Когда мои разбросанныя кости
             Сберутъ и буду я въ землѣ лежать --
             Отраденъ мнѣ могильный будетъ отдыхъ.
             Я всё забыть хочу. Безъ сновидѣній
             Покоиться хочу въ могилѣ я.
             Но если даже это невозможно
             И долетятъ земные голоса
             До слуха мертвецовъ, то ихъ они
             Не для кровавыхъ помысловъ разбудятъ.
             Быть-можетъ, мысль о томъ, кто плачетъ здѣсь,
             И чья мечта ушедшихъ призываетъ,
             Ещё сладчайшій сонъ на нихъ навѣетъ.
   

РАНЦАУ.

             Я васъ молю -- бѣгите!
   

СТРУЭНЗЕ.

                                                     У дверей
             Какой-то шумъ я слышу. Ради Бога,
             Простимся! Смерти вѣстники идутъ!
             Скорѣй, скорѣй -- и уходите съ мыслью,
             Что не питалъ къ вамъ ненависти я,
             Что на прощаньѣ жму отъ сердца руку
             Тому, кто мнѣ въ дни счастья былъ врагомъ,
             Но кто теперь обрадовалъ нежданно
             Меня какъ другъ, и въ мой предсмертный часъ
             Ко мнѣ пришолъ съ душою примирённой,
             Чтобы меня отъ гибели спасти.
             Прощайте! Будьте твёрды! Юліана
             Должна васъ ненавидѣть, какъ меня...
             Дай Богъ, чтобъ вы окончили счастливѣй,
             Чѣмъ я!

(Они обнимаются. Ранцау поспѣшно уходитъ въ потаённую дверь, которая затворяется за нимъ.)

   

СЦЕНА V.

СТРУЭНЗЕ (одинъ).

             Нѣтъ! это не было побѣдой!
             Отъ жизни отрекаюсь я безъ боя --
             И если пятна тёмныя на ней
             Доселѣ оставались, пусть ихъ смоетъ
             Конецъ мой. Кто намѣренья свои
             Осуществлялъ медлительно и робко,
             Кто до исхода дѣла унывалъ,
             Въ безсиліи поникнувъ головою,
             Надъ тѣмъ глумиться будетъ міръ. Падётъ
             Онъ презираемъ и умрётъ -- забытый.
             Когда жь надъ человѣкомъ, полнымъ силъ,
             Гроза нежданно грянетъ и его
             Во прахъ повергнетъ бездыханнымъ, мёртвымъ,
             Во всѣхъ сердцахъ рождается тогда
             Къ погибшему невольное участье,
             И каждый задаётъ себѣ вопросъ:
             Не рано ль онъ погибъ? и заслужилъ ли
             Такой конецъ? Такъ думаетъ теперь
             И гордый человѣкъ, что удалился
             Лишь отъ меня. Быть-можетъ, примирясь
             Съ моею тѣнью, и потомство также
             Мои земныя слабости захочетъ
             Изъ вѣчной книги вычеркнуть своей.
                                                                                   А. Плещеевъ.
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru