Аннотация: The Vintage.
Роман из истории борьбы греков за независимость. Текст издания: Приложение к журналу "Историческій Вѣстникъ", тт. 73-74, 1898.
НА ЗАРѢ
РОМАНЪ ИЗЪ ИСТОРІИ БОРЬБЫ ГРЕКОВЪ ЗА НЕЗАВИСИМОСТЬ
Е. БЕНСОНА.
ПЕРЕВОДЪ СЪ АНГЛІЙСКАГО
(The Vintage)
С.-ПЕТЕРБУРГЪ ТИПОГРАФІЯ А. С. СУВОРИНА. ЭРТЕЛЕВЪ ПЕР., д. 13 1898
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.
I.
На краю золотистой бухты безмолвно гнѣздилась Навплія, словно мертвый городъ. Жгучее южное солнце заливало своими лучами главную улицу, тянувшуюся съ набережной до площади, и только мѣстами виднѣлась узкая полоса синеватой тѣни.
Вдоль одной стороны площади возвышались казармы турецкаго гарнизона -- двухъэтажное, бурое, каменное зданіе, солидное, но душное, и украшенное съ фасада длинною аркадой. Здѣсь помѣщались три роты, собственно занимавшія городъ и поневолѣ завидовавшія остальному гарнизону, занимавшему Паламедскую крѣпость, которая царила надъ равниной, на высотѣ пятисотъ футовъ. Въ западномъ флигелѣ казармъ жили офицеры, а въ противоположномъ -- находилась тюрьма, переполненная, по обыкновенію, мѣстными греками, отбывавшими наказаніе за неплатежъ турецкимъ ростовщикамъ, которые давали имъ деньги въ займы подъ сорокъ и пятьдесятъ процентовъ. Противъ казармъ рядъ лавокъ и кофеенъ придавалъ общему виду мирный оттѣнокъ.
На восточной сторонѣ площади начиналась узенькая улица и, пройдя чрезъ всю длину города, она прокладывала себѣ дорогу далѣе, чрезъ старыя венеціанскія укрѣпленія, образовавшія нѣчто въ родѣ туннеля. Направо, отвѣсно, подымалась сѣрая крѣпостная гора, мѣстами испещренная выгорѣвшею на солнцѣ травой. У подножія этой горы, за городомъ, ютились двѣ или три бѣлыя виллы среди кипарисовыхъ и гранатовыхъ деревьевъ, а дорога, пройдя мимо нихъ, выходила на открытую равнину, гдѣ съ одной стороны разстилались маисовыя поля и виноградники, а съ другой -- открывалось болото, покрытое тростникомъ и оканчивавшееся на берегу бухты. Весна была очень сухая, и въ эти ранніе іюньскіе дни вся страна уже представляла пожелтѣвшій, засохшій видъ.
Полуденный жаръ еще усиливался поднявшимся съ юга удушливымъ сирокко, который засыпалъ тонкою бѣлою пылью всѣхъ прохожихъ.
На дорогѣ, въ милѣ отъ города, стояла маленькая Винница, выдающійся портикъ которой былъ украшенъ олеандрами, образовавшими нѣчто въ родѣ навѣса. Нѣсколько деревянныхъ стульевъ и еле державшійся на своихъ ножкахъ столъ приглашали путниковъ отдохнуть и выпить вина. Но, очевидно, гостей бывало немного, такъ какъ хозяинъ лежалъ на скамьѣ, подъ тѣнью стѣны, и спалъ, широко открывъ рогъ. Большая, некрасивая собака охраняла его сонъ и безнадежно ловила мухъ.
Прямо противъ Винницы виднѣлся чисто выбѣленный домъ, обнаруживавшій большія притязанія на удобства, чѣмъ обыкновенное пепелище греческихъ поселянъ. Передъ нимъ красовался садъ съ серебристыми тополями, а съ двухъ сторонъ его окружала веранда, по деревяннымъ колонкамъ которой ползли цвѣтущія розы. Въ одномъ концѣ веранды стоялъ низкій диванъ, на которомъ сидѣло два человѣка. Они оба молчали; на одномъ изъ нихъ была священническая ряса.
Царившая повсюду тишина неожиданно была нарушена мяуканьемъ кошки, которая выбѣжала изъ-за угла веранды, и громкимъ смѣхомъ преслѣдовавшаго ее длинновязаго юноши. На немъ была бѣлая полотняная, короткая юбка и такіе же узкіе панталоны; онъ былъ босой и съ непокрытою головой. Увидавъ сидѣвшихъ на диванѣ, онъ, не останавливаясь, пробѣжалъ мимо съ крикомъ:
-- Кошка хотѣла схватить рыбу. Вотъ я ей задамъ!
Одинъ изъ сидѣвшихъ посмотрѣлъ на юношу и улыбнулся.
-- Ты дойдешь до грѣха, если будешь бѣгать по солнцу съ непокрытою головой. Посиди съ нами. У тебя нѣтъ никакихъ манеръ, Митсосъ. Развѣ ты не видишь отца Андрея?
Митсосъ подошелъ къ священнику и преклонилъ одно колѣно.
-- Да благословитъ тебя Господь!-- сказалъ отецъ Андрей, положивъ руку на его голову.
При этихъ словахъ лице юноши, принявшее серіозное выраженіе подъ благословеніемъ священника, снова просіяло.
-- Гадкая кошка пробралась въ кладовую, куда я положилъ рыбу, и я едва успѣлъ схватить ее за хвостъ; но она такъ меня оцарапала, что я выпустилъ ее. Но погоди! Я тебя еще догоню и задамъ тебѣ по-турецки двойную порку.
-- Полно, Митсосъ,-- отвѣчалъ отецъ:-- пора тебѣ перестать гоняться за кошками: вѣдь тебѣ уже восемнадцать лѣтъ, и ты знаешь, что сегодня вечеромъ прибудетъ твой дядя.
-- Дядя Николай?
-- Да. Поди-ка, вымой руки и накрой столъ, а потомъ свари яицъ, принеси хлѣба, сыра, да набери вишенъ.
-- И мнѣ такъ кажется,-- отвѣчалъ хозяинъ,-- но вотъ увидимъ, что скажетъ Николай. Впрочемъ Митсосъ здоровый, крѣпкій дѣтина и сумѣетъ сохранить тайну.
Священникъ всталъ и, бросивъ злобный взглядъ по направленію къ крѣпости, сказалъ:
-- Справедливый Боже! Когда Ты воздашь туркамъ по ихъ заслугамъ? Они не знаютъ милосердія, и имъ не будетъ оказано пощады! Смерть и гибель врагамъ Греціи! Да будутъ они прокляты!
Одиннадцать лѣтъ передъ тѣмъ отецъ Андрей былъ вынужденъ отправиться въ Аѳины, чтобы продать участокъ земли, принадлежавшій его недавно умершей женѣ, такъ какъ, при существованіи турецкихъ налоговъ, земля скорѣе приносила убытокъ, чѣмъ доходъ. Онъ взялъ съ собою маленькую шестилѣтнюю дочь, которая уже тогда обѣщала развиться въ несравненную красавицу. На возвратномъ пути, въ недалекомъ разстояніи отъ Аѳинъ, на него напала шайка турокъ и, оставивъ его на дорогѣ окровавленнымъ, похитила его дочь съ цѣлью, вѣроятно, продать ее въ какой нибудь гаремъ. Нѣсколько часовъ бѣдный отецъ Андрей лежалъ безъ чувствъ, а когда очнулся, то едва добрался обратно до Аѳинъ, гдѣ провелъ двѣ недѣли въ тщетныхъ поискахъ за исчезнувшей дочерью. Власти не хотѣли и слушать его жалобъ о похищеніи турками денегъ и дочери. Въ то время турецкія власти обходились съ греками, какъ съ собаками. Жестокость, грабежъ и казнь составляли единственныя орудія ихъ управленія.
Съ тѣхъ поръ одна мысль денно и нощно преслѣдовала отца Андрея -- месть туркамъ, не только тѣмъ, которые украли его дочь, по всей расѣ этихъ дьяволовъ. Одиннадцать лѣтъ онъ не разставался съ этою мыслью и сначала выражалъ ее только гнѣвными словами, а въ послѣднее время сталъ уже принимать участіе въ организаціи общаго возстанія, которое тайно, но вѣрно подготовлялось клубомъ патріотовъ.
Отецъ Андрей былъ человѣкъ высокаго роста, хорошо сложенный и, судя по его внѣшности, онъ дѣйствительно, какъ всегда увѣрялъ, былъ чисто греческаго происхожденія. Онъ былъ уроженцемъ юго-западной Арголиды, отдаленной горной страны, которую турки никогда себѣ не подчинили. Отецъ его умеръ пять лѣтъ передъ тѣмъ, но когда Андрей вернулся изъ Аѳинъ безъ дочери, то старикъ прогналъ его изъ дому.
-- Ребенокъ -- Божье благословеніе,-- сказалъ онъ: -- и отецъ долженъ скорѣе отдать свою жизнь, чѣмъ лишиться Божьяго благословенія! Ты обезчестилъ меня, отдавъ мою внучку проклятымъ туркамъ. Я не хочу болѣе тебя видѣть.
-- Да что же я могъ сдѣлать?-- отвѣчалъ Андрей:-- ихъ было шестеро, а я одинъ. Я боролся съ ними сколько могъ, и они бросили меня на дорогѣ замертво.
-- Жаль, что они не убили тебя и твоей дочери!
-- Я съ тобой согласенъ, но вѣдь въ этомъ я не виноватъ. Неужели ты мнѣ никогда не простишь!
-- Не прежде, чѣмъ узнаю о смерти Ѳедоры.
-- Какъ Ѳедоры! Зачѣмъ ты теперь желаешь ея смерти?
-- Потоку что она выростетъ среди позора и выйдетъ замужъ за окаяннаго турку, а этого еще не было въ нашемъ роду. Ступай и не возвращайся никогда.
Пять лѣтъ они не видались, но наконецъ старикъ, чувствуя, что дни его сочтены, отправился въ Навплію, гдѣ поселился Андрей. Послѣдній былъ внѣ себя отъ радости, увидѣвъ отца.
-- Я пришелъ къ тебѣ, сынъ,-- сказалъ старикъ:-- потому что я старъ, и мнѣ надоѣло быть одному.
День за днемъ сидѣлъ старикъ дома и смотрѣлъ на пыльную дорогу, поджидая Ѳедору. Но она не возвращалась, и однажды вечеромъ старикъ, вернувшись въ комнату, сказалъ торжественно:
-- Я умираю и теперь не время болтать попустому. Когда вернется Ѳедора, то скажи ей, что я ее очень любилъ и ждалъ день за днемъ. А если тебѣ, Андрей, не будетъ подъ силу ей простить, то прости ее ради меня, вѣдь она была очень молода и ни въ чемъ не виновна. И ты не виноватъ, такъ что я напрасно накинулся на тебя. Но если бы я не питалъ къ тебѣ горячей любви, то и не сердился бы на тебя. Только помни, Андрей, что если ты не отомстишь туркамъ, когда настанетъ день возмездія, то я явлюсь и не дамъ тебѣ покоя. Месть!-- прибавилъ старикъ, вставая съ мѣста:-- месть всѣмъ проклятымъ изувѣрамъ. Убивай безпощадно мужчинъ, женщинъ и дѣтей. Не жалѣй никого. Ты христіанинъ, а они окаянные язычники. Месть! Месть! Месть!
Онъ тяжело опустился въ свое кресло. Голова его поникла, руки опустились, какъ плети. Спустя нѣсколько минутъ, онъ умеръ съ местью на устахъ, съ местью въ сердцѣ.
Съ того печальнаго дня отецъ Андрей сталъ вдвойнѣ ненавидѣть турокъ и мечтать о мести. Онъ желалъ одного, чтобы принять личное участіе въ очищеніи Греціи отъ нечестивыхъ мусульманъ. Но, несмотря на пламя мести, овладѣвшее его сердцемъ, онъ сдерживалъ себя и терпѣливо ждалъ, пока не наступитъ день общаго возстанія. Уже болѣе года въ сѣверной Греціи дружно работали два тайныхъ комитета, собирая деньги посредствомъ секретныхъ агентовъ и всячески разжигая пламя патріотизма. Теперь было недолго ждать: сѣть, окружавшая враговъ, быстро затягивалась, и вскорѣ долженъ былъ настать великій день освобожденія.
Но вернемся къ Митсосу. Онъ поспѣшилъ исполнить приказаніе отца: развелъ огонь, согрѣлъ воду и, отобравъ изъ корзины восемь яицъ, положилъ ихъ вариться, а самъ пошелъ набирать вишни.
Впродолженіе прошедшаго года Константинъ, отецъ Матсоса, обработывалъ вмѣстѣ съ юношей свой участокъ земли, какъ простой рабочій; два года передъ тѣмъ проѣзжавшій мимо турецкій паша, Абдулъ-Ахметъ, плѣнился климатомъ Навпліи и построилъ себѣ домъ на берегу бухты, на землѣ, принадлежавшей Константину. Онъ обѣщалъ щедро заплатить за нее, и Константинъ согласился уступить свою землю, такъ какъ хорошо зналъ, что въ противномъ случаѣ паша отниметъ ее насильно. Конечно, онъ до сихъ поръ не получилъ ни гроша, и домъ знатнаго турка мозолилъ ему глаза тѣмъ болѣе, что возвышался на мѣстѣ его стараго виноградника.
Абдулъ-Ахметь былъ губернаторомъ Аргоса и, пользуясь тѣмъ, что Навплія находилась недалеко отъ его мѣста должности, онъ поселился тутъ со своимъ гаремомъ. Въ теплые лѣтніе вечера можно было видѣть, какъ женщины этого гарема смотрѣли чрезъ высокую стѣну, которая отдѣляла ихъ садъ отъ берега. Самъ Абдулъ былъ дородный турокъ среднихъ лѣтъ, очень лѣнивый и молчаливый. Если онъ не платилъ Константину свой долгъ, то это объяснялось столько же неаккуратностью, сколько и турецкой привычкою никогда ничего не платить грекамъ.
Константинъ нѣсколько разъ спрашивалъ его о деньгахъ, но потомъ махнулъ рукой. Онъ принадлежалъ къ высшему классу земледѣльцевъ, которые были собственниками земли, обработываемой не только собственными руками, но и наемнымъ трудомъ. Итого рода люди были въ то время солью греческой земли. Подобно всѣмъ своимъ соотечественникамъ, онъ былъ трудолюбивъ и бережливъ, но въ настоящее время, лишившись своего виноградника и обязанный платить громадныя подати, онъ нашелъ нужнымъ болѣе не нанимать рабочихъ, а воздѣлывать землю самому съ сыномъ. Они работали безъ устали на оставшемся у нихъ участкѣ земли, развели новый виноградникъ и, собравъ виноградъ, приготовляли изъ него вино. Даже въ свободное время они за деньги помогали сосѣдямъ на ихъ виноградникахъ.
Но, несмотря на это, Константинъ ощущалъ перемѣну въ своемъ положеніи. Вмѣсто того, чтобы распоряжаться нанятыми рабочими, ему приходилось работать самому и не только у себя, но и на чужой землѣ; при этомъ онъ чувствовалъ всю несправедливость своего униженія, такъ какъ онъ былъ ни въ чемъ не виноватъ. Кромѣ недобросовѣстнаго поступка Абдула, его тяготили вѣчно увеличивающіеся подати и налоги. Полгода передъ тѣмъ онъ вынужденъ былъ продать хорошую лошадь, такъ какъ турки ввели новый налогъ на лошадей, и теперь у него оставались только плохая, маленькая лошаденка, старый домъ и лодка. Однако, онъ все-таки переносилъ все терпѣливо и даже удивлялъ своимъ хладнокровіемъ сосѣдей при встрѣчѣ съ ними въ кофейнѣ: въ то время, когда они ворчали и шопотомъ проклинали турокъ, Константинъ молчалъ и спокойно улыбался. Дня за два передъ началомъ нашего разсказа, одинъ изъ сосѣдей прямо спросилъ его:
-- Послушай, Константинъ, ты пострадалъ болѣе насъ всѣхъ, за исключеніемъ тѣхъ, у кого взрослыя дочери. Отчего ты все молчишь и улыбаешься? Развѣ, у тебя идутъ такъ хорошо дѣла?
Очевидно, этотъ вопросъ былъ заранѣе подготовленъ, и двое другихъ грековъ подошли къ Константину, ожидая съ нетерпѣніемъ его отвѣта.
Онъ медленно вынулъ изо рта чубукъ и хладнокровно произнесъ:
-- Нѣтъ, у меня дѣла идутъ плохо, но я умѣю держать языкъ за зубами. Впрочемъ, я вамъ скажу кое-что: Николай Видалисъ пріѣдетъ сюда черезъ три дня.
-- Ну, такъ чгожъ?
-- Николай посовѣтуетъ вамъ держать языкъ за зубами, подобно мнѣ, а, быть можетъ, онъ скажетъ вамъ и что нибудь другое. Ну, мнѣ пора домой. Доброй ночи, друзья!
И теперь, когда отецъ Андрей громко проклиналъ турокъ, Константинъ съ улыбкой сказалъ:
-- Прости, отецъ Андрей, но Николай не любитъ, когда много болтаютъ. Ты знаешь его: онъ никогда не скажетъ лишняго слова.
-- Ты правъ и не правъ,-- отвѣчалъ священникъ,-- Николай человѣкъ добросовѣстный и молчаливый, но я далъ клятву: каждый день три раза проклинать турокъ -- на разсвѣтѣ, въ полдень и при закатѣ солнца. Мнѣ все равно, что бы тамъ ни говорилъ Николай, но я буду свято исполнять свою клятву.
-- Вотъ идетъ Митсосъ, пожимая плечами: ты хоть при немъ удержись. Митсосъ, обѣдъ готовъ?
-- Обѣдъ-то готовъ,-- отвѣчалъ юноша,-- но я не могу найти второго башмака, а ты не велѣлъ мнѣ обѣдать безъ башмаковъ.
-- Ну, такъ поищи хорошенько.
-- Я вездѣ искалъ и нигдѣ его нѣтъ, а если бы ты зналъ, отецъ, какъ я голоденъ!
Но Константинъ не уступилъ.
-- Какъ хочешь, а найди прежде башмакъ, а потомъ приходи обѣдать,-- сказалъ онъ,-- ну, отецъ Андрей, пойдемъ.
И они оба усѣлись за столъ, а бѣдный Митсосъ остался безъ башмака и безъ обѣда.
II.
Черезъ часъ Митсосъ, найдя свой второй башмакъ и пообѣдавъ, спокойно спалъ на верандѣ. Большую часть предыдущей ночи онъ ловилъ рыбу, а такъ какъ жатва окончилась, то и ему не было срочной работы, кромѣ поливки виноградныхъ лозъ, по удаленіи солнца изъ виноградника, что не могло быть ранѣе 4-хъ часовъ. Онъ спалъ, какъ собака, по выраженію его отца, потому что онъ лежалъ, свернувшись въ клубокъ, и сонъ его былъ такой легкій что онъ открывалъ глаза отъ малѣйшаго шороха.
Митсосъ былъ громаднымъ юношей обычнаго греческаго типа, съ кудрявыми, черными волосами, ниспадавшими на плеча, прямыми также черными бровями и большими глазами одинаковаго цвѣта. Носъ у него былъ короткій, толстый, а прекрасныя очертанія рта обнаруживали всѣ самыя мельчайшія тѣни душевнаго настроенія. Его лице и руки не знали никакихъ косметическихъ средствъ, кромѣ солнца, вѣтра и дождя, а потому отличались бурымъ цвѣтомъ, принимавшимъ болѣе темный оттѣнокъ подъ глазами и волосами. Его руки и ноги, съ которыхъ онъ сбросилъ башмаки, были поразительно чисты, что составляетъ характеристичную особенность греческаго поселянина.
Проспавъ часа два, онъ проснулся, благодаря тому, что солнце изъ-за угла веранды уже свѣтило ему прямо въ лице. Сна чала онъ повернулся къ стѣнѣ, но черезъ минуту вскочилъ и лѣниво потянулся. Затѣмъ онъ пошелъ къ каменному колодцу, находившемуся за домомъ, и окунулъ голову въ свѣжую воду. Когда же сонъ совершенно прошелъ, Митсосъ посмотрѣлъ на большой тополь, бросавшій тѣнь поперекъ всего виноградника, взялъ лопату и пошелъ на работу.
Небольшой ручей, протекавшій черезъ садъ и терявшійся внизу въ бухтѣ, былъ на протяженіи полумили покрытъ каменными, сводомъ, изъ-подъ котораго можно было отвести воду на лозы, окопанныя вокругъ.
Митсосъ прежде всего очистилъ отъ всякой налетѣвшей дряни резервуарчики у каждой лозы и затѣмъ пустилъ воду, быстро разлившуюся. Убѣдившись, что вода всюду проникла, онъ заткнулъ землей отверстіе каменнаго свода, и быстрый источникъ вернулся въ свое русло. Наконецъ, подойдя къ лозамъ, онъ сталъ копать вокругъ нихъ съ тою цѣлью, чтобъ вода могла омыть всѣ корни, очень засохшіе во время продолжительной засухи.
Хотя солнце прямо не свѣтило на землю, но было очень жарко, такъ какъ сирокко еще усилился и жегъ, словно выходя изъ горящей печи. Темнозеленые листья виноградныхъ лозъ съ подвѣтренной стороны были покрыты мелкою бѣлою пылью, принесенною съ обнаженныхъ послѣ жатвы полей. По временамъ Митсосъ прерывалъ свою работу и отиралъ рукой потъ со лба, а затѣмъ снова принимался за лопату, напѣвая вполголоса крестьянскія пѣсни. Онъ уже почти покончилъ свою работу, какъ увидала, отца, подходившаго къ нему.
-- Что, Митсосъ,-- сказалъ Константинъ,-- тебѣ сегодня пришлось одному работать? Мнѣ надо было сходить въ Навплію. Ты хорошо полилъ всѣ лозы?
-- Нѣтъ, еще осталось три.
-- Поди, отдохни, а я кончу за тебя.
Митсосъ съ удовольствіемъ бросилъ на землю лопату.
-- Врядъ ли въ аду такъ жарко! Бѣдный дядя Николай совсѣмъ изжарится, направляясь сюда чрезъ равнину.
-- Онъ, конечно, потребуетъ ванну, и тебѣ придется принести воду изъ колодца.
-- Это ничего,-- замѣтилъ Митсосъ и, бросившись на землю, сталъ смотрѣть, какъ работалъ отецъ.
-- Ну, вотъ и кончено,-- произнесъ Константинъ, спустя полчаса,-- ты отправишься снова ловить рыбу сегодня ночью? Вѣтеръ что-то великъ.
-- Можетъ быть, онъ спадетъ послѣ заката. Во всякомъ случаѣ, я вчера наловилъ довольно рыбы на два дня, положилъ ее въ воду и вынесъ на ледникъ; надѣюсь, что она не испортится.
Они оба пошли домой и, увидавъ, что передъ дверью стоятъ три мула, Константинъ ускорилъ шаги.
-- Вѣроятно, прибылъ Николай,-- сказалъ онъ,-- его никогда не приходится ждать. Ну, пойдемъ, Митсосъ.
Вся веранда была заставлена ящиками и узлами, а въ комнатѣ, на низенькомъ стулѣ, сидѣлъ Николай.
-- Ну, Константинъ,-- произнесъ онъ, вставая,-- какъ ты поживаешь? А ты, Митсосъ, все растешь. Когда ты будешь такимъ же высокимъ, какъ отецъ, то я дамъ тебѣ сто піастровъ. Ну, ужъ, Константинъ, какая сегодня проклятая погода! Я просто не зналъ, куда дѣться отъ вѣтра и ныли. Митсосъ, въ порядкѣ ванна, которую мы съ тобой сколотили изъ досокъ? Погонщики муловъ помогутъ тебѣ наполнить ее водой, а если она протекаетъ, то это не бѣда. Ты просто молодецъ,-- прибавилъ онъ, потрепавъ юношу но плечу,-- достань мнѣ побольше воды, дай мнѣ помыться десять минутъ, а когда я буду одѣваться, мы съ тобой поговоримъ.
Митсосъ вышелъ изъ комнаты, а Константинъ, обернувшсь къ зятю, спросилъ:
-- Ну, что ты скажешь?
-- Онъ славный мальчуганъ,-- отвѣчалъ Николай,-- только можно ли на него надѣяться?
-- Въ немъ не обманется и турокъ.
-- Ну, это излишне! А какъ онъ насчетъ трусости?
-- Онъ не знаетъ, что такое страхъ.
-- Это напрасно. Нельзя быть храбрымъ, не испытавъ страха. Ну, да мы это увидимъ.
Николай такъ же, какъ Константинъ, былъ одѣть по-албански: на немъ была открытая, красная, вышитая куртка, рубашка, короткая юбка и узкіе бѣлые штаны, завязанные внизу. Онъ былъ высокаго роста, худощавый, и на взглядъ ему было или сорокъ лѣтъ, если онъ жилъ шибко, или пятьдесятъ, если онъ велъ спокойную жизнь. Въ сущности же ему было подъ шестьдесятъ лѣтъ. Чисто выбритый и очень блѣдный, онъ, повидимому, никогда не выходилъ на воздухъ, но подобное предположеніе нельзя было сдѣлать, при видѣ его свѣжей кожи. Его большіе, темно-сѣрые глаза были полускрыты густыми черными бровями. У него былъ тонкій, почти орлиный носъ съ точеными ноздрями, которыя вѣчно были въ движеніи и нюхали воздухъ, какъ кровный конь. Его тонкія губы имѣли аскетическій оттѣнокъ, а волоса, очень густые и длинные, едва обнаруживали сѣдину на вискахъ. Голова гордо и прямо сидѣла на мощныхъ плечахъ, а шея его была слишкомъ длинна, но безупречно прямая. При его высокомъ ростѣ и необыкновенной худобѣ онъ казался гигантомъ.
-- Я пріѣхалъ изъ Коринѳа и многое имѣю тебѣ разсказать,-- произнесъ Николай,-- наконецъ, клубъ патріотовъ отдалъ въ мои руки всю Морею. Мнѣ предоставлено употреблять фонды, какъ я найду нужнымъ, и подать сигналъ къ борьбѣ съ турками. А что, здѣсь есть люди, на которыхъ можно падѣяться, или они всѣ погонщики муловъ и болтуны?
-- Твоя правда: всѣ они еще тупѣе погонщиковъ муловъ и умѣютъ только болтать.
-- Чтожъ, и ихъ можно будетъ запрячь въ дѣло, но кому поручить предводительствовать ими? Тутъ, кажется, былъ священникъ отецъ Андрей. Мнѣ хотѣлось бы его видѣть. Я помню, что онъ много болталъ, но это ничего. Его можно сдержать.
-- Онъ далъ клятву три раза въ день проклинать турокъ, и свято ее держитъ.
-- Ну, отъ этого туркамъ не будетъ хуже! Лучше бы онъ поучился благословлять ихъ, тогда, по крайней мѣрѣ, ихъ можно было бы обойти. Ну, да все равно. А! Митсосъ, ну, готова ванна? Прости, Константинъ, но я не свой человѣкъ, когда чувствую на себѣ грязь. Приходи ко мнѣ, Митсосъ, черезъ десять минутъ, и тогда ты разскажешь мнѣ о себѣ.
-- Да мнѣ нечего разсказывать.
-- Это очень хорошо; значитъ, все благополучно. Ахъ, да, Константинъ, я привезъ вина, но прикажи Митсосу опустить его въ колодезь. Человѣкъ, себя уважающій, не можетъ пить теплаго вина.
Митсосъ не спускалъ глазъ съ Николая, пока тотъ не исчезъ за дверью, а затѣмъ шепотомъ сказалъ отцу:
-- У меня очень грязныя руки отъ работы, и я боюсь, что это замѣтитъ дядя Николай.
-- Вѣроятно, замѣтилъ: онъ все видитъ; такъ вымой руки, прежде чѣмъ пойти къ нему.
Митсосъ обожалъ дядю Николая, и въ его глазахъ это былъ лучшій человѣкъ, какого онъ когда либо видѣлъ. Николай ходилъ не разъ по морю въ большихъ судахъ и видывалъ заграничныя страны. Однажды, нѣсколько лѣтъ тому назадъ, онъ говорилъ пофранцузски съ матросами, выброшенными бурей на берегъ съ погибшаго корабля, и на это не былъ никто способенъ въ ихъ околоткѣ, даже городской голова, который, слушая непонятный ему языкъ матросовъ, увѣрилъ, что это птичій. Николай постоянно предпринималъ таинственныя поѣздки, изъ которыхъ возвращался всегда неожиданно; онъ отличался удивительно мелодичнымъ голосомъ, длинными мускулистыми руками, умѣньемъ стрѣлять голубей на лету и почти всезнаніемъ. Ему были извѣстны названія всѣхъ птицъ и растеній, а когда Митсосъ какъ-то серіозно занемогъ, то онъ набралъ листьевъ невѣдомаго растенія и сварилъ настой, отъ котораго мальчикъ выздоровѣлъ на другой же день. Но всего болѣе Митсосу нравилось въ Николаѣ умѣнье разсказывать интересныя исторіи о всемъ видѣнномъ въ различныхъ странахъ.
Умывъ руки, юноша поспѣшилъ въ комнату Николая, и уже засталъ его полуодѣтымъ. Грязное бѣлье лежало на полу, и, указывая на него, онъ сказалъ:
-- Я останусь здѣсь, по крайней мѣрѣ, на четыре дня, и, пожалуйста, Митсосъ, распорядись, чтобы это все вымыли. Всего важнѣе на свѣтѣ -- быть чистымъ.
-- А вотъ отецъ Андрей говорить, что всего важнѣе -- любить Бога и ненавидѣть чорта, то-есть турокъ.
-- Конечно, онъ правъ, но и я не ошибаюсь. Ну, Митсосъ, садись къ окну и разскажи мнѣ, что ты дѣлалъ съ тѣхъ поръ, какъ мы разстались.
-- Я ухаживаю за виноградными лозами съ тѣхъ поръ, какъ кончилась жатва, и почти каждую ночь ловлю рыбу.
-- Хорошо. Завтра мы отправимся съ тобой вмѣстѣ на рыбную ловлю, а сегодня мнѣ надо о многомъ поговорить съ твоимъ отцомъ.
-- Какъ я буду радъ поѣхать въ лодкѣ съ тобой, и ты мнѣ разскажешь новыя исторіи!
-- Да и совершенно особаго рода. Меня очень интересуетъ узнать, какъ онѣ тебѣ понравятся. А сколько тебѣ лѣтъ?
-- Въ ноябрѣ будетъ девятнадцать, и у меня уже пробиваются усы.
-- Да, пушекъ виденъ. Ну, а къ чему тебѣ усы?
-- У всѣхъ мужчинъ усы.
-- А ты хочешь быть мужчиной? Такъ помни, что не усы дѣлаютъ юношу человѣкомъ, а храбрость и добродѣтель. Прежде чѣмъ мы выйдемъ изъ этой комнаты, я долженъ тебѣ сказать, что если бы у тебя какой нибудь турокъ спросилъ обо мнѣ: гдѣ я и куда отправляюсь, то ты всегда отвѣчай -- не знаю, я не видалъ его съ годъ.
-- Да, я такъ всегда и скажу.
-- А если ты отвѣтишь туркамъ иначе и выдашь меня, то я могу поплатиться за это жизнью. Дай мнѣ слово, что этого никогда не сдѣлаешь.
-- Обѣщаю.
-- А если тебѣ пригрозятъ смертью?
-- Ну, такъ чтожъ: я вѣдь обѣщалъ!
Николай положилъ руку на плечо юноши и со сверкающими глазами произнесъ:
-- Слава Богу! Я нашолъ того, кого мнѣ нужно.
Во время наступившей ночи сирокко стихъ, выпала роса, и на слѣдующее утро весь міръ проснулся съ улыбкою, послѣ миновавшей непогоды.
Почти съ разсвѣта Митсосъ постоянно варилъ кофе, такъ какъ именитые греки всего околотка, узнавъ о прибытіи Николая, посѣтили его, и каждому изъ нихъ онъ обязательно предлагалъ чашку турецкаго кофе. Сидя на верандѣ и почти не выпуская изо рта трубки, онъ, повидимому, давалъ инструкціи своимъ посѣтителямъ.
Однимъ изъ первыхъ пришолъ отецъ Андрей, къ которому Николай отнесся съ особымъ уваженіемъ. А по окончаніи визита проводилъ его до задней калитки сада, которая выходила въ поле, и Митсосъ, мывшій чашки у колодца, слышалъ, какъ онъ сказалъ, прощаясь съ отцемъ Андреемъ:
-- Главное молчи. Впослѣдствіи твой зычный голосъ намъ потребуется, но теперь одно лишнее слово можетъ все погубить. Вотъ ты ничего не замѣчаешь, а я знаю, что Митсосъ насъ подслушиваетъ. Эй, Митсосъ! Поди сюда.
Юноша подошолъ къ нему, покраснѣвъ, какъ ракъ.
-- Ты несправедливъ ко мнѣ, дядя Николай; я не подслушивалъ, но не могъ не слышать твоихъ словъ, когда ты говорилъ громко рядомъ со мной, хотя меня и скрывали кусты.
-- Полно, голубчикъ, я и не думалъ тебя осуждать,-- отвѣчалъ Николай,-- я только хотѣлъ доказать отцу Андрею, какъ неосторожно болтать. Ну, теперь прощай, отецъ Андрей. Вотъ воньми мою лепту Господу Богу за мое счастливое прибытіе сюда.
Николай сдержалъ свое обѣщаніе, и, какъ только сѣло солнце, онъ отправился съ племянникомъ къ лодкѣ. Митсосъ несъ мѣшокъ съ факелами, корзинку для рыбы и двѣ остроги, а Николай слѣдовалъ за нимъ съ сѣтью на плечахъ. Они рѣшили начать съ ловли острогами, а когда взойдетъ луна, то пробраться на противоположный берегъ бухты, гдѣ мелкая вода, и тамъ пустить въ ходъ сѣти. Николай, однако, сѣлъ въ лодку съ сѣтью, а предоставилъ Митсосу одному работать острогой.
Юноша снялъ съ себя полотняные штаны и башмаки, закрѣпили, свою рубашку вокругъ пояса, закинулъ за плечи мѣшокъ и, взявъ въ лѣвую руку зажженный факелъ, а въ правую острогу, вошелъ но колѣно въ воду. Онъ держалъ огонь низко къ поверхности воды, чтобы рыба могла его видѣть, а острога была у него наготовѣ, чтобы не дать промаха при появленіи рыбы.
Это была сцена, которую Рембрандъ изобразилъ бы съ любовью на полотнѣ. Луна еще не взошла, но небо было свѣтлое, звѣздное, а по поверхности бухты пробѣгала лишь легкая зыбь, терявшаяся въ тѣни противоположнаго берега. При слабомъ мерцаніи факела едва можно было отличить очертаніе лодки, въ которой Николай приготовлялъ сѣть, а среди окружающаго мрака только свѣтлѣли юная фигура Митсоса и маленькое пространство воды вокругъ него. По временамъ онъ быстро опускалъ острогу и чрезъ мгновеніе вытаскивалъ ее изъ воды среди тысячи брызгъ съ той или другой рыбы на остріяхъ. Очень рѣдко онъ давалъ промахъ и тогда съ улыбкой показывалъ Николаю пустую острогу.
Прошло полчаса, зыбь посвѣжѣла, и стало трудно видѣть въ водѣ рыбу, а потому Митсосъ направился къ лодкѣ, вскочилъ въ нее, поднялъ парусъ, и лодка понеслась по мрачной поверхности бухты. Николай сѣлъ на руль, а Митсосъ помѣстился рядомъ съ нимъ.
-- Ну, что, дядя,-- сказалъ юноша:-- у насъ двадцать рыбъ. Вѣдь это не дурно для получасовой ловли. Держи вонъ на тотъ домъ, окна котораго свѣтятся на берегу.
-- Хорошо, но вѣдь туда далеко. Раньше часа мы не дойдемъ.
-- Ну, такъ что же, ты мнѣ разскажешь пока твои новыя исторіи.
-- Нѣтъ, каждая изъ этихъ исторій очень длинная, и мы лучше займемся ими на возвратномъ пути, такъ какъ противъ вѣтра намъ придется еще дольше идти.
Болѣе часа они плыли, почти не прерывая молчанія. Вѣтеръ еще болѣе посвѣжѣлъ, и на вершинахъ горъ, по направленію къ Триполи, по временамъ сверкала молнія. Свѣтъ въ томъ домѣ, на который указывалъ Митсосъ, погасъ, но коса, на которой онъ стоялъ, рельефно выдавалась въ темнотѣ.
-- Ну, Митсосъ, опустимъ теперь сѣть,-- сказалъ Николай, когда они приблизились къ берегу:-- можно пристать къ этой косѣ?
-- Да, тамъ глубоко.
Спустя нѣсколько минуть, лодка остановилась, и Митсосъ привязалъ ее къ скалѣ, а потомъ вмѣстѣ съ Николаемъ перетащилъ на берегъ сѣть, такъ какъ они должны были ловить рыбу по другую сторону косы, гдѣ водилось болѣе рыбы. Выходя изъ лодки, Николай надѣлъ высокіе сапоги Константина, а Митсосъ, по обыкновенію, разулся.
Сѣть имѣла въ длину двадцать пять ярдовъ, и Митсосъ, взявъ ее за одинъ конецъ, пошолъ по водѣ, а когда она вся вытянулась, то Николай послѣдовалъ за нимъ. Въ короткое время они укрѣпили сѣть поперегъ теченія и стали ждать рыбу. Луна уже взошла, и при ея свѣтѣ можно было легко различить серебристую камбалу, которая одна за другой запутывалась въ петляхъ сѣти.
Прошло часа полтора, но ловля не оказалась успѣшной, и Митсосъ предложилъ пойти подальше, гдѣ водилась мелкая рыба. Но тамъ было глубже, и Митсосъ раздѣлся догола. Тутъ имъ повезло, и въ короткое время они наловили много рыбы.
-- Теперь надо поскорѣе достичь берега!-- воскликнулъ юноша: -- потому что рыбы такъ много, что она молилъ прорвать петли и уйти.
Дѣйствительно, не успѣли они сдѣлать нѣсколько шаговъ, какъ сѣть лопнула, и при лунномъ свѣтѣ заблестѣла масса серебристой чешуи.
-- Погоди,-- отвѣчалъ Николай:-- надо вытянуть сѣть, можетъ быть, что нибудь осталось.
-- Нѣтъ,-- промолвилъ Митсосъ: -- если они уйдутъ, то всѣ разомъ.
Такъ дѣйствительно и оказалось: въ глубинѣ сѣти было двѣ или три рыбки, которыхъ не стоило брать.
-- Ну, теперь не довольно ли, дядя?-- сказалъ юноша:-- мы побывали во всѣхъ лучшихъ мѣстахъ для ловли.
Николай согласился, и, пока Митсосъ одѣвался, онъ сложилъ сѣть, а затѣмъ они оба вернулись къ лодкѣ.
III.
Вѣтеръ между тѣмъ усилился и дулъ прямо противъ нихъ, такъ что лодкѣ пришлось лавировать.
-- Ну, теперь время и для твоихъ разсказовъ, дядя,-- произнесъ Митсосъ, закрѣпивъ парусъ.
-- Хорошо,-- отвѣчалъ Николай:-- я теперь разскажу тебѣ истинную исторію, случившуюся со мной. До сихъ поръ я баловалъ тебя, какъ ребенка, сказками, а пришло время разсказать тебѣ исторію для взрослыхъ. Все, что ты услышишь, произошло двадцать лѣтъ тому назадъ, когда ты еще не родился, а я былъ разбойникомъ.
-- Да, я былъ тогда разбойникомъ, отщепенцомъ, внѣ закона, клефтомъ, какъ хочешь! Голова моя была оцѣнена, и у меня не было ни крова, ни пріюта, кромѣ горныхъ ущелій. Но бываетъ жизнь и похуже этого, когда попадешь въ руки турокъ. А сдѣлался я разбойникомъ въ ту ночь, какъ у меня умерла жена. Мы жили въ то время въ Демицанѣ, въ Аркадіи, а какъ случилась смерть моей жены, ты узнаешь потомъ. Сдѣлавшись разбойникомъ, я дни и ночи скитался въ горахъ, поджидая турокъ, на которыхъ я охотился, какъ на дикаго звѣря. Спустя мѣсяцъ или два, ко мнѣ присоединилось нѣсколько человѣкъ такихъ же отверженцевъ, какъ я. Тогда у насъ пошла игра на большую ногу. Мы хватали турокъ, и когда попадались богатые, то брали за нихъ большой выкупъ, но никогда мы не трогали грековч, или женщинъ, все равно, греческихъ или турецкихъ. Мы вели дѣло счастливо, и ни одинъ изъ насъ не попалъ въ руки турокъ, а если двое или трое были ранены, то мы сами, похристіански облобызавшись съ ними, отправили ихъ на тотъ свѣтъ, чтобы не отдать на посрамленіе мусульманамъ.
Николай замолчалъ, но черезъ нѣсколько минутъ продолжалъ съ улыбкой:
-- Никогда я не забуду, какъ мы взяли въ плѣнъ Магомета-бея. Это былъ толстый, жирный дьяволъ, съ нѣжнымъ цвѣтомъ лица, какъ у женщины. Попавъ къ намъ въ руки, онъ кричалъ и ревѣлъ безъ устали, несмотря на мои слова, что мы задержимъ его дня на два, пока родственники или друзья не пришлютъ выкупъ за него. Я отъ души смѣялся надъ его страхомъ и до сихъ поръ не могу вспомнить объ этомъ безъ улыбки. Но въ разбойничьемъ существованіи не всегда весело, а часто приходится цѣлыми сутками оставаться безъ ѣды и питья. Большею частью мы скитались на сѣверѣ Аркадіи, но однажды лѣтомъ я почувствовалъ непреодолимое желаніе вернуться на родину. Товарищи согласились со мной, и мы отправились въ Демицану. Не желая подвергать ихъ опасности, я одинъ пошолъ въ селеніе. По дорогѣ мнѣ попалось нѣсколько знакомыхъ грековъ, но я знаками просилъ, чтобы они не выдавали меня, а турецкій гарнизонъ перемѣнился, и никто изъ солдатъ меня не зналъ. Приблизившись къ моему дому, я увидѣлъ, что онъ былъ безъ оконъ и дверей, которыя турки сорвали въ досадѣ, что не нашли меня въ моемъ жилищѣ. На порогѣ сидѣлъ мой старикъ отецъ, которому было уже за восемьдесятъ лѣтъ, и безсознательно укачивалъ куклу, когда-то принадлежавшую моей дочери. Я не вытерпѣлъ, бросился къ нему, покрылъ его поцѣлуями и воскликнулъ: "неужели, отецъ, ты меня не узнаешь?". Онъ ничего не отвѣчалъ, какъ-то странно посмотрѣлъ на меня и продолжалъ укачивать куклу. Я остался въ своемъ родномъ селеніи около часа и, прежде чѣмъ уйти оттуда, произнесъ клятву, исполнить которую ты можешь мнѣ теперь помочь, Митсосъ.
-- А въ чемъ заключалась эта клятва, и какъ я могу тебѣ, дядя Николай, помочь ее исполнить?
-- Узнаешь въ свое время, а теперь пора тебѣ объяснить, почему я сдѣлался разбойникомъ. Ты никогда не видалъ моей жены по той простой причинѣ, что она умерла прежде твоего рожденія. Она была лучшая и прекраснѣйшая изъ женщинъ, а ея дочь Елена походила бы во всемъ на нее, если бы осталась въ живыхъ. По несчастью, въ Делицану прибылъ новый начальникъ гарнизона. Этотъ офицеръ былъ очень пріятный человѣкъ и обращалъ на меня большое вниманіе, такъ какъ я былъ тогда старостой селенія. Онъ часто обѣдалъ у насъ, и я иногда посѣщалъ его, но Катеринѣ онъ не нравился, и она очень мало говорила съ нимъ. Прошло не болѣе двухъ недѣль послѣ его прибытія къ намъ, какъ я былъ вынужденъ отправиться на два дня въ селеніе Андрисену, гдѣ у меня была земля, и мнѣ приходилось принять участіе въ выборахъ старосты. Но по дорогѣ я встрѣтилъ знакомаго поселянина, который сказалъ мнѣ, что выборы отложены. Я, конечно, вернулся домой, но достигъ Делицаны только поздно вечеромъ. Окна моего дома не были освѣщены, и войдя я не нашелъ ни жены, ни ребенка. Я прождалъ ее нѣсколько времёни, думая, что она у кого нибудь изъ знакомыхъ. Но время шло, а она не возвращалась. Тогда я обѣгалъ всѣхъ знакомыхъ, и нигдѣ ея не оказалось. Наконецъ, я направился къ офицеру, чтобы спросить у него, не видѣлъ ли онъ моихъ. Дверь его дома была заперта, но въ окнѣ верхняго этажа виднѣлся свѣтъ. Не успѣлъ я подойти къ дому, какъ услышалъ женскій вопль. Сердце у меня ёкнуло, и я зарядилъ пистолетъ, никогда меня не покидавшій. Однимъ ударомъ я выломалъ дверь и очутился въ темной комнатѣ, изъ которой вела лѣстница на верхъ. Я бросился туда, и въ ту же минуту по лѣстницѣ сбѣжала ко мнѣ моя маленькая Елена, которой было тогда семь лѣтъ, съ крикомъ: "папа! папа!" Не успѣла она приблизиться ко мнѣ, какъ на верху лѣстницы показался офицеръ и выстрѣлилъ. Онъ не попалъ въ меня, но убилъ мою дочь. Я спустилъ курокъ, и онъ грянулся на полъ мертвымъ. Между тѣмъ ко мнѣ тихо подошла Катерина и сказала: "ты опоздалъ! Мнѣ остается только одно"... она выхватила у меня двухствольный пистолетъ и выстрѣлила себѣ въ голову. Я не успѣлъ еще опомниться отъ ужаса, какъ на меня накинулись два солдата, разбуженные выстрѣлами. Я оттолкнулъ ихъ отъ себя и выскочилъ въ окно. Милосердный Боже! Пресвятая Богородица и святой Николай! помогите мнѣ исполнить мою клятву!..
-- Я знаю твою клятву!-- воскликнулъ Митсосъ:-- ты поклялся извести всѣхъ турокъ въ нашей странѣ. Я завтра пойду въ церковь и дамъ ту же клятву. Да помогутъ мнѣ всѣ святые и всѣ черти исполнить ее! Но ты только, дядя, научи меня, что дѣлать.
-- Конечно. Но теперь довольно.
Въ это время лодка проходила мимо садовой стѣны у дома Абдула-Ахмета.
-- Что это! Новый домъ?-- спросилъ Николай.
-- Да, это жилище свиньи Ахмета.
-- Почему онъ свинья болѣе другихъ турокъ?
-- Потому, что онъ отнялъ отъ насъ виноградникъ, и хотя обѣщалъ за него заплатить, но не далъ до сихъ поръ ни піастра. Посмотри, дядя, на террасѣ двѣ женщины.
Дѣйствительно двѣ женщины стояли, облокотись на стѣну. Въ эту минуту къ нимъ подошелъ какой-то мужчина, вѣроятно, евнухъ, и ударилъ одну изъ нихъ.
-- Зачѣмъ ты меня бьешь?-- промолвила она со слезами.
Николай вздрогнулъ и съ удивленіемъ произнесъ:
-- Ты слышалъ, Митсосъ? Она говорила погречески.
-- Ну, такъ чтожъ!
-- Какъ чтожъ? Откуда она знаетъ погречески?
-- Да, твоя правда. Это странно.
IV.
Слѣдующіе два дня Николай посвятилъ обученію Митсоса. Онъ взялъ его съ собой на охоту. Въ горахъ, за Навпліей, по направленію къ Эпидавру, водилось много зайцевъ и оленей. Къ концу второго дня они возвратились домой съ порядочной добычей: на спинѣ лошаденки Константина висѣли два оленя и нѣсколько зайцевъ, а Митсосъ, который самъ убилъ одного оленя, скорѣе тянулъ ее за уздцы, чѣмъ велъ за собою.
-- Ну, Митсосъ, я доволенъ тобой,-- сказалъ Николай:-- если ты умѣешь подкараулить и напасть невзначай на оленя, то ты можешь сдѣлать то же съ человѣкомъ, который въ сущности самое глупое животное въ свѣтѣ. А въ охотѣ за человѣкомъ, или, что гораздо хуже, во время охоты человѣка за тобой, главное дѣло -- незамѣтно приближаться и скрываться. Черезъ два дня я уѣду, но оставлю тебѣ ружье.
-- Неужели, дядя!? -воскликнулъ Митсосъ внѣ себя отъ радости.
-- Да, но это не игрушка, и я дамъ тебѣ ружье не для забавы. Ходи съ нимъ ежедневно на охоту, но веди себя въ отношеніи оленя, какъ будто онъ человѣкъ, и да будетъ тебѣ стыдно, если онъ когда нибудь увернется отъ твоего выстрѣла. Точно также лови рыбу каждую ночь, но не для удовольствія, а старайся набить себѣ руку въ управленіи лодкой и парусомъ.
-- Никто лучше меня въ Навпліи не управляетъ лодкой!-- воскликнулъ гордо Митсосъ.
-- Но вѣдь Навплія маленькій городокъ, а тебѣ надо заткнуть за поясъ всѣхъ въ этомъ отношеніи. Изучи хорошенько всѣ перемѣны вѣтра, и въ какое время дня и ночи онѣ чаще случаются, а также изучи внѣшніе берега бухты, со всѣми ихъ заводями и косами.
-- Но, какъ же я могу днемъ охотиться, а ночью ловить рыбу? Кто же будетъ работать въ нашемъ и сосѣднихъ виноградникахъ?
-- Не безпокойся объ этомъ. Я говорилъ съ твоимъ отцомъ, и все устроится. Потомъ не сиди дома по вечерамъ, а посѣщай кофейни и играй въ карты или шашки; но не для забавы, а держи ухо востро и запомни все, что будутъ говорить при тебѣ о туркахъ. Когда я вернусь, то ты мнѣ укажешь на добрыхъ грековъ, готовыхъ на все для родины, и на негодяевъ, думающихъ только о пьянствѣ и животныхъ удовольствіяхъ. Главное же не забудь, что ты меня не видалъ годъ или два.
-- Только бы ты вернулся назадъ скорѣе этого срока,-- со смѣхомъ замѣтилъ Митсосъ.
-- Почемъ знать? Ты теперь вполнѣ взрослый молодецъ... Ну, да мы поговоримъ обо всемъ по моемъ возвращеніи. Дай мнѣ поводъ лошади. Ты, кажется, очень усталъ?
-- Не усталъ, а голоденъ.
-- И я также, но я привыкъ къ голоду и усталости. Погоди, и тебѣ они будутъ ни почемъ. Но довольно на сегодня. Прибавимъ шагу. Пора намъ отдохнуть.
На слѣдующій день Николай отправился въ Навплію и взялъ съ собою Митсоса, которому приказалъ одѣться почище.
Они прямо отправились къ городскому головѣ, который принялъ Николая очень почтительно и приказалъ женѣ подать кофе. Потомъ онъ съ любопытствомъ посмотрѣлъ на Митсоса, и юношѣ показалось, что они перемигнулись съ Николаемъ.
-- Такъ это твой волчонокъ?-- произнесъ голова, котораго звали Димитріемъ:-- что же онъ началъ скалить зубы?
-- Еще бы, онъ только ждетъ добычи,-- произнесъ Николай и прибавилъ:-- а знаешь что, другъ Димитрій, завтра я уѣзжаю, и во время моего отсутствія, сдѣлай милость, держи языкъ за зубами. Я здѣсь сдѣлалъ все, что надо, и желалъ бы, чтобы вы молча ждали сигнала. Вонъ въ Аѳинахъ много надѣлала зла глупая болтовня. Тамошніе патріоты собрали много людей и денегъ, но все выболтали. Пожалуйста, не сдѣлайте вы здѣсь того же. Когда настанетъ минута разговора, то за насъ за всѣхъ будетъ говорить отецъ Андрей. Съ какимъ бы удовольствіемъ я отдалъ пять лѣтъ моей жизни, чтобы у меня былъ такой языкъ, какъ у него.
-- Ты отдалъ бы за это слѣдующія пять лѣтъ твоей жизни?-- переспросилъ съ улыбкой Димитрій.
-- Нѣтъ, эти пять лѣтъ я не отдамъ за пять тысячъ лѣтъ въ царствіи небесномъ. Ну, Димитрій, есть у тебя зерно?
-- Черное, для турокъ?
-- Конечно!
-- И теперь мельницы работаютъ его,-- произнесъ Димитрій, искоса поглядывая на Митсоса.
Юноша ничего не понялъ изъ этихъ словъ, и Николай нашелъ нужнымъ только сказать ему:
-- Ты потомъ узнаешь, что это за зерно, изъ котораго мы спечемъ славные хлѣба. А теперь забудь, что ты слышалъ отъ насъ. А что же, Димитрій, ты приготовилъ мнѣ людей?
-- Да. Нужно тебѣ прислать ихъ сегодня?
-- Нѣтъ, Митсосъ проводитъ меня до Навпліи, а ты пришли ихъ туда къ завтрашнему вечеру. Имъ безопаснѣе быть въ турецкой одеждѣ.
Съ этими словами Николай всталъ.
-- Куда ты торопишься? Выпей водки.
-- Нѣтъ, спасибо. Ты знаешь, что я не пью.
На закатѣ слѣдующаго дня Николай отправился въ путь, такъ какъ въ тѣ времена для грековъ было безопаснѣе путешествовать по ночамъ. Турки начинали подозрѣвать, что готовится какое-то народное движеніе, и часто солдаты останавливали мирныхъ путниковъ въ горныхъ проходахъ и подвергали допросу. Въ сущности большинство простолюдиновъ не знало о планѣ дѣйствія, подготовленномъ вожаками, а потому и пойманные турками греки ничего не могли имъ сказать; но они принимали это незнаніе за упорство, и нерѣдко дѣло кончалось пулей, или висѣлицей. Но по обыкновенію турки были такъ лѣнивы и безпечны, что по ночамъ спали и некараулили дорогъ, а также не увеличивали своихъ гарнизоновъ. Поэтому Николай, отправлявшійся въ такую часть страны, гдѣ особенно сильно развилось недовольство, предпочиталъ путешествовать по ночамъ, а дни проводить въ селеніяхъ.
Онъ и Митсосъ поѣхали верхами по равнинѣ, направляясь къ Коринѳу. Дорога вела чрезъ Аргосъ, но они миновали этотъ городъ и взяли направо, вдоль рѣки. Около десяти часовъ вечера, при лунномъ свѣтѣ, они увидали бѣлые дома Фактіи. Ко и тутъ они уклонились съ большой дороги, чтобы избѣгнуть вниманія турецкаго гарнизона. Проѣзжая мимо стѣнъ древней Микены, Николай остановилъ лошадь и, указывая на нихъ, сказалъ Митсосу:
-- Тутъ, говорятъ, похоронены греческіе цари и, быть можетъ, прежде чѣмъ у тебя выростетъ борода, снова въ Греціи будутъ цари.
Отъ Микенъ горная тропинка вывела ихъ на большую дорогу между Коринѳомъ и Аргосомъ; но въ ту самую минуту, какъ они очутились на этой дорогѣ, лошади наострили уши и задрожали всѣмъ тѣломъ.
-- Что съ ними?-- воскликнулъ Митсосъ, соскакивая на землю.
Но онъ самъ вздрогнулъ, увидавъ на сосѣднемъ деревѣ висѣвшаго человѣка. На Николая это зрѣлище не произвело сильнаго впечатлѣнія, и онъ спокойно, сойдя съ лошади, вынулъ изъ кармана ножъ и перерѣзалъ веревку, на которой висѣлъ человѣкъ.
-- Мы опоздали!-- сказалъ онъ.-- Онъ давно умеръ.
Неожиданно этотъ мужественный, хладнокровный человѣкъ, ничего не боявшійся и смѣло встрѣчавшій всякую опасность, горько зарыдалъ.
-- Ты его зналъ, дядя Николай?-- спросилъ Митсосъ, растроганный до глубины сердца.
-- Нѣтъ, но онъ принадлежитъ къ греческой расѣ, которую черти-турки всячески притѣсняютъ, обращаясь съ нами, какъ съ собаками. Митсосъ, поклянись что ты никогда не забудешь этого зрѣлища! Оки убили его только потому, что онъ грекъ, и съ тобой сдѣлаютъ то же, если поймаютъ тебя въ уединенномъ мѣстѣ. Ты слыхалъ, какъ они убили Казантона и его брата? Они колотили ихъ до смерти деревянными молотками, и, чтобы они дольше жили, не дотрагивались до головы, но Георгій, здоровый молодой парень, съ перебитыми руками и ногами, громко издѣвался надъ своими палачами.
-- Довольно! Довольно! Пойдемъ отсюда! Я не могу болѣе смотрѣть на ужасный трупъ.
-- Нѣтъ! смотри,-- продолжалъ Николай въ дикомъ изступленіи:-- смотри и поклянись именемъ Бога, что ты въ минуту расчета не пожалѣешь ни старика, ни женщины, ни ребенка!
Юноша повиновался и, мужественно взглянувъ на повѣшеннаго, произнесъ требуемую клятву.
-- А теперь бери его за ноги, и похоронимъ его.
Но прежде онъ оторвалъ кусокъ отъ одежды несчастнаго и, написавъ на ней его кровью, сочившеюся изъ плеча, слово -- "месть", привязалъ его къ веревкѣ, на которой только что висѣлъ грекъ. Затѣмъ онъ вмѣстѣ съ Митсосомъ отнесли трупъ за кусты и навалили на него нѣсколько большихъ камней, такъ что его нельзя было видѣть. Когда все было окончено, Николай обнажилъ голову и торжественно произнесъ:
-- Боже Милостивый, прости ему всѣ его согрѣшенія и покарай вдвое его убійцъ! Боже справедливый, даруй мнѣ возможность во Имя Твое убивать безъ конца и безъ устали враговъ христіанства.
Они вернулись къ лошадямъ, но одна изъ нихъ убѣжала, и Николай настоялъ, чтобы Митсосъ сѣлъ на оставшуюся лошадь, такъ какъ ему приходилось вернуться домой пѣшкомъ, а самъ пошелъ рядомъ. Они продолжали путь молча и черезъ часъ достигли перекрестка двухъ дорогъ: изъ Немеи и Коринѳа.
-- Здѣсь мы разстанемся,-- сказалъ Николай,-- мнѣ безопаснѣе ѣхать далѣе одному, а тебѣ пора идти домой. Да, смотри, торопись -- ночи вѣдь коротки. Ну, прощай, да помни, что многое можетъ зависѣть отъ тебя. Я давно слѣдилъ, какъ ты развивался, и, признаюсь, ты превзошелъ всѣ мои надежды. Не бойся ничего, вѣрь только отцу и мнѣ, а подозрѣвай всѣхъ и каждаго. Береги себя: ты нуженъ мнѣ и нашему святому дѣлу. Я вернусь черезъ годъ, полгода, можетъ быть, завтра или никогда. Если меня не будетъ, то отецъ скажетъ тебѣ, что дѣлать. Прощай, Митсосъ!
Онъ поцѣловалъ его въ обѣ щеки и, вскочивъ на лошадь, ускакалъ.
Юноша долго смотрѣлъ ему вслѣдъ, а потомъ быстро пошелъ домой.
Спустя йять минутъ, Николай достигъ селенія, куда онъ приказалъ Димитрію прислать трехъ человѣкъ. Всѣ они были греки, но одинъ слуга, а двое другихъ мѣстные вожаки народнаго движенія противъ турокъ. Они были одѣты іютурецки, и слуга подалъ Николаю турецкую одежду, которую онъ быстро надѣлъ.
-- Веди лошадь подъ уздцы, а я пойду пѣшкомъ.
Между тѣмъ Митсосъ быстро направлялся по дорогѣ къ Аргосу. Онъ находился въ мрачномъ настроеніи, и ему было непріятно думать, что придется пройти мимо того дерева, на которомъ онъ видѣлъ повѣшеннаго, но, мужественно поборовъ свое волненіе, онъ смѣло повернулъ на тропинку и рѣшительными шагами направился къ роковому мѣсту. Однако прошло немного времени, какъ онъ услыхалъ за собою поспѣшные шаги. Онъ бросился въ кусты, чтобы скрыться отъ преслѣдователей, и, спрятавшись за груду валежника, сталъ поджидать, что будетъ.
Спустя нѣсколько минутъ, на тропинкѣ показалось двое людей, въ которыхъ онъ тотчасъ узналъ турокъ. Они тихо о чемъ-то говорили между собой, и одинъ изъ нихъ, какъ бы сговорившись, убѣжалъ въ противоположную сторону, съ цѣлью, какъ онъ полагалъ, розыскать его.
Видя, что остался только одинъ врагъ, Митсосъ вспомнилъ слова Николая и сталъ тихо, какъ кошка, пробираться къ туркѣ. Но неожиданно подъ его ногами затрещали сухіе сучья, и въ ту же минуту турокъ, стоявшіе на тропинкѣ, громко крикнулъ, призывая на помощь товарища. Митсосъ пустился бѣжать, слыша за собой погоню, и инстинктивно сунулъ руку за поясъ, чтобы выхватить ножъ, но, къ его изумленію, его тамъ не оказалось. Это было очень странно, такъ какъ онъ никогда не выходилъ изъ дому безъ ножа, но теперь не было времени разсуждать о странности, а надо было искать способа къ спасенію.
Онъ ускорилъ шаги, но наткнулся на какіе-то корни и упалъ. Впервые въ жизни имъ овладѣлъ страхъ.
Въ ту же минуту на него набросились турки и, связавъ его по рукамъ и по ногамъ, понесли къ тому самому дереву, на которомъ онъ недавно видѣлъ повѣшеннаго грека.
Тамъ уже сидѣлъ третій турокъ и хладнокровно курилъ трубку. Увидавъ товарищей, онъ что-то сказалъ имъ потурецки, чего не повялъ Митсосъ.
Черезъ минуту одинъ изъ захватившихъ его людей сказалъ погречески:
-- Скажи намъ, гдѣ Николай Видалисъ, и мы тебя отпустимъ.
Митсосъ ничего не отвѣтилъ.
-- Мы знаемъ, кто ты такой. Ты Митсосъ Кодонесъ, сынъ Константина изъ Навпліи и племянникъ Николая.
-- Это вѣрно,-- отвѣчалъ юноша, поднявъ голову,-- но я не видалъ дядю Николая болѣе года.
-- Пустяки,-- произнесъ турокъ со смѣхомъ,-- тебя видѣли вчера съ нимъ въ Навпліи! Скажи намъ, гдѣ онъ, и ты получишь горсть піастровъ.
Митсосъ также засмѣялся, но какимъ-то неестественнымъ смѣхомъ, который показался страннымъ даже ему самому.
-- Это ложь,-- сказалъ онъ,-- дядя Николай не бывалъ въ Навпліи уже болѣе года. А если бы дѣйствительно я лгалъ, а не вы, то неужели вы думаете, что меня можно купить деньгами? Убирайтесь къ чорту со своими піастрами!
И онъ снова захохоталъ.
-- Даю тебѣ минуту на размышленіе. Если ты не исполнишь нашего требованія, то мы тебя повѣсимъ на деревѣ. Я вижу, что кто-то снялъ висѣвшаго на немъ негодяя, но оставшейся веревки довольно, чтобы тебя повѣсить.
И они оба направились къ третьему туркѣ.
-- Не пустить ли сейчасъ же въ дѣло конецъ этой веревки?-- сказалъ одинъ изъ нихъ,-- быть можетъ, онъ тогда открылъ бы намъ всю правду?