Lib.ru/Классика: Байрон Джордж Гордон. Беппо

СОЧИНЕНІЯ ЛОРДА БАЙРОНА
ВЪ ПЕРЕВОДАХЪ РУССКИХЪ ПОЭТОВЪ

ТОМЪ ПЕРВЫЙ

ИЗДАНІЕ ТРЕТЬЕ

О. ГЕРБЕЛЬ

С.-ПЕТЕРБУРГЪ
1883

http://az.lib.ru

БЕППО.
ВЕНЕЦІАНСКАЯ ПОВѢСТЬ.

ПРЕДИСЛОВІЕ.

"Беппо" былъ написанъ въ Венеціи, въ октябрѣ 1817 года, и пріобрѣлъ большую извѣстность тотчасъ же по его появленія въ свѣтъ въ маѣ слѣдующаго года. По письмамъ лорда Байрона видно, что онъ въ то время не предавалъ ему большого значенія, не подозрѣвая, что открылъ этимъ разсказомъ новый путь, на которомъ его генію предназначено было одержать блистательнѣйшія изъ его побѣдъ. "Я написалъ юмористическую поэму", пишетъ онъ г. Муррею, "въ родѣ прелестныхъ поэмъ Уистль-Крафта, основанную на венеціанскомъ анекдотѣ, который мнѣ показался весьма забавнымъ. Названіе ея Беппо -- уменьшительное Іосифъ; тутъ есть и политика, и драма."

Извѣстенъ всѣмъ -- не сомнѣваюсь въ томъ

Католиковъ классическій обычай:

За нѣсколько недѣль передъ постомъ

Они толпой всѣхъ классовъ, безъ различій.

Будь хоть богачъ, иль въ званіи простомъ.

Съ спасительной, какъ думаю я, цѣлью

Бѣгутъ отдаться общему веселью;

Готовясь къ покаянію, спѣшатъ

Въ блистательный и пёстрый маскарадъ,

Гдѣ, въ вихрѣ пѣсенъ, музыки и пляски,

II.

Скользятъ и вьются бѣшеныя маски.

Лишь только ночь свой пологъ развернётъ-

И чѣмъ темнѣй, тѣмъ лучше -- наступаетъ

Пора, которой мужъ со страхомъ ждётъ

И съ трепетомъ любовникъ ожидаетъ,

Ханжа кривитъ улыбкою свой ротъ,

И, скромности оковы разбивая,

Шалитъ открыто юность огневая.

Разгулъ и плескъ! На языкѣ у всѣхъ

Запасъ остротъ и неподдѣльный смѣхъ;

И звукъ руладъ, и шопотъ страстной пары

Сливаются съ аккордами гитары.

III.

Пестрѣютъ вкругъ одежды разныхъ странъ,

Костюмовъ фантастическія краски,

Нарядъ жидовъ и грековъ и римлянъ,

И арлекиновъ прыгающихъ маски,

И индусовъ затѣйливый тюрбанъ,

И подъ чалмой прелестныя турчанки,

И -- наконецъ -- нескладный, хмурый янки.

Нарядовъ тьма; лишь въ этотъ маскарадъ

Не разрѣшается носить одинъ нарядъ:

Смотрите, не являйтесь, Бога ради,

На карнавалъ въ монашескомъ нарядѣ.

IV.

Нѣтъ, лучше вовсе будь безъ панталонъ,

Иль терніемъ обвей себя для танца,

Чѣмъ возмутить людей со всѣхъ сторонъ

Намёкомъ на одежду францисканца.

Тогда не пощадитъ тебя законъ,

И будешь ты -- какъ ни былъ бы ты важенъ --

Въ аду на угли красные посаженъ,

Гдѣ грѣшника изъ адскаго котла

Ничья рука спасти бы не могла --

И... лишь посредствомъ денежнаго вклада,

Тебя, быть можетъ, выпустятъ изъ ада.

И такъ, за исключеньемъ чёрныхъ рясъ,

Вы можете одѣться по картинкѣ,

Какой угодно только; такъ не разъ

На лондонскомъ тряпичномъ старомъ рынкѣ

Иной колетъ, лишь изъ однѣхъ проказъ,

Искали вы для вечера иль бала.

Въ Италіи жъ подобныхъ мѣстъ не мало,

Но -- ужъ таковъ волшебной рѣчи складъ --

Названья ихъ какъ музыка звучатъ;

А въ Англіи кварталъ найдёмъ едва-ли,

Который бы "Piazza" называли. |

VI.

Тѣмъ праздникамъ названье: карнавалъ --

"Прощайся съ мясомъ" значитъ въ переводѣ.

Понятенъ смыслъ: лишь только постъ насталъ,

О мясѣ и не думаютъ въ народѣ;

Но одного лишь я не понималъ:

Зачѣмъ же постъ съ его трапезой тощей

Встрѣчается весёлостью всеобщей?

Не потому ли самому мы пьёмъ,

Сбираясь въ кругъ, и пѣнистымъ виномъ

Бокалы наши дружно наполняемъ,

Когда друзей въ нутъ дальній провожаемъ?

VII.

Наступитъ постъ -- и мяса больше нѣтъ;

Всѣ сорокъ дней вкушая лососину,

Хоть злостью приправляйте свой обѣдъ;

А соусы?-- о нихъ нѣтъ и помину.

О, путники! не разъ отъ этихъ бѣдъ,

Застигнуты негаданно діэтой,

Вы бранью разражались (брани этой

Я съ музою не стану повторять),

Не забывая гнѣвно объявлять:

"Не можемъ мы (вамъ всё одни пиры бы!)

Ѣсть безъ приправъ, безъ сои этой рыбы.

VIII.

Охотникамъ до соусныхъ приправъ

Рѣшаюсь дать совѣтъ такого рода --

И думаю, что я останусь правъ:

Сбираясь въ путь, во всякій мѣсяцъ года

Съ собою брать запасы разныхъ травъ

И пряностей, и соусы Горвея,

Чтобъ не сидѣть голодными, говѣя,

Иначе же -- поклясться въ томъ могу --

Вы, гдѣ-нибудь, на чуждомъ берегу,

Безъ собственнаго повара -- повѣрьте --

Умрёте отъ голодной страшной смерти.

IX.

Я только лишь католикамъ внушалъ,

Какъ соблюдать обычай древній Рима;

Но той діэтой вовсе не путалъ

Я чужестранца, ѣдущаго мимо,

И чтобы онъ постовъ не соблюдалъ --

Спѣшу предупредить: для протестантовъ,

Для всѣхъ больныхъ, для прихотливыхъ франтовъ,

И... и для дамъ, охотинцъ до причудъ,

Не существуетъ вовсе рыбныхъ блюдъ,

И кто проклятій страшныхъ не боится,

Впадая въ грѣхъ, пусть вовсе не постится,

Ни гдѣ во время оно не бывалъ

Такъ безконечно веселъ и потѣшенъ,

И шуменъ итальянскій карнавалъ,

Такъ оживлёнъ и несдержимо бѣшенъ,

Какъ посреди венеціанскихъ залъ:

Не мало тайнъ интриги маскарадной

Тамъ покрывалъ разгулъ толпы нарядной

И ни одинъ ловился жгучій взглядъ

Подъ страстные напѣвы серенадъ...

И такъ, прошу послѣдовать за мною

Въ Венецію, рождённую волною.

XI.

Ахъ, красота венеціянскихъ женъ!

Ихъ быстрый взглядъ, улыбки ихъ, приманки!...

Припоминалъ я образы мадоннъ,

При взглядѣ на лицо венеціянки.

Когда она выходитъ на балконъ --

Вы, отдаваясь прелести обмана,

Въ ней видите Венеру Тиціана --

Хоть ту, что во Флоренціи стоитъ --

Иль, наконецъ, ея прелестный видъ

Напомнитъ вамъ, лишь только въ новомъ фонѣ,

Одно изъ лицъ картинъ Джіорджіоне --

XII.

Гдѣ краски правды жизненной полны.

Когда зайдёте вы въ дворецъ Манфрнни,

То, множествомъ картинъ окружены,

Вы, можетъ-быть, одной его картинѣ

Останетесь покорны и вѣрны --

И станетъ вамъ всего она дороже.

Такъ нѣкогда со мною было то же,

А почему?-- тому разгадки нѣтъ.

То просто былъ жены его портретъ;

Но какъ онъ созданъ!... Творческая сила

Земной любви въ нёмъ образъ воплотила.

XIII.

Да, той любви, которой міръ живётъ,

Любви людской, встрѣчаемой на дѣлѣ!

И вѣришь тутъ, что только жизнь даётъ

Художнику подобныя модели,

И что мечта до нихъ не доростётъ...

Въ картинѣ той, которую бъ желали

Вы унести, которую бъ украли,

Когда бы страхъ иль стыдъ не помѣшалъ,

Чудесный образъ тотъ напоминалъ,

Что вамъ давно черты знакомы эти,

Но что ужь вновь не встрѣтить ихъ на свѣтѣ.

XIV.

Тотъ образъ намъ знакомъ когда-то былъ

Въ дни юности, на подвиги готовой,

И юноша искать его любилъ

На лицахъ дѣвъ, при каждой встрѣчѣ новой,

Когда онъ въ тишинѣ боготворилъ

Созданія, безъ имени, безъ тѣла,

Которыхъ жизнь создать намъ не хотѣла,

Которыхъ мы не встрѣтимъ никогда,

Какъ тѣхъ плеядъ, пропавшихъ безъ слѣда,

Растаявшихъ дыханіемъ эѳира

И ставшихъ невидимками для міра.

XV.

Дѣйствительно, венеціянки видъ

Напоминаетъ кисть Джіорджіоне,

Особенно, когда она стоитъ

Одна передъ рѣшоткой на балконѣ.

Вѣдь красота сильнѣе поразитъ,

Когда мы къ ней стоимъ не очень близко!

И вотъ тогда, склонясь къ рѣшоткѣ низко,

Таинственно раздвинувъ складки шторъ

И вкругъ себя бросая томный взоръ,

Венеціянка кажется прекрасна,

Что не всегда бываетъ безопасно.

XVI.

Затѣмъ, что взоръ невольный вздохъ родитъ,

Вздохъ пробуждаетъ тайныя желанья,

Желанье наконецъ заговоритъ

И: перейдётъ въ любовное посланье,

Съ посланьемъ же Меркурій полетитъ,

Охотникъ до подобныхъ порученій,

А тамъ -- не миновать и приключеній,

Когда Амуръ войдётъ въ права сердецъ:

Свиданья, вѣчный страхъ и, наконецъ,

Разбитыя ревннвцемъ, съ жаждой мщенья,

И головы, и клятвы увлеченья.

XVII.

Шекспиромъ былъ давно изображенъ

Типъ этихъ женщинъ въ чудной Дездемонѣ.

Въ Италіи до нынѣшнихъ времёнъ --

Въ Венеціи роскошной и въ Веронѣ --

Вы встрѣтите подобныхъ много женъ,

Съ той разницей -- мы думать можемъ смѣло --

Что ихъ мужья не слѣдуютъ Отелло,

Что всѣ мужья прекрасной той страны,

Какъ чёрный мавръ, для женщинъ не страшны,

И женъ душить едвали-бъ захотѣли

За-то, что тѣ поклонниковъ имѣли.

XVIII.

Но если кто въ нихъ ревность и найдётъ,

То свойства очень мирнаго, и нынѣ

Изъ нихъ никто подушки не возьмётъ,

Чтобъ задушить жену свою въ перинѣ.

Нѣтъ! беззаботный, вѣтренный народъ

Въ несчастій иную приметъ мѣру,

И если въ женъ мужья теряютъ вѣру,

Изъ нихъ никто не будетъ пораженъ

Открытою невѣрностію женъ,

Но каждый мужъ супругѣ отомщаетъ

Лишь только тѣмъ, что самъ ей измѣняетъ.

XIX.

Случалось ли гондолу видѣть вамъ?

Я опишу подробно: лодка эта

Съ навѣсомъ и рѣзьбою по угламъ,

Безмолвная, вся трауромъ одѣта,

Какъ тёмный гробъ, несётся по волнамъ.

За вёслами сидятъ два гондольера,

И вёселъ ихъ расчитанная мѣра

Едва слышна... Несётся странный гробъ,

И разгадать не въ силахъ былъ ни кто бъ

О томъ, что въ тишинѣ его творится,

Что подъ его навѣсомъ говорится.

XX.

И день, и ночь гондолы вкругъ скользятъ,

Шныряютъ вдоль Ріальто, по каналамъ,

И у театровъ труппы ихъ стоятъ,

Открытыя всѣмъ путникамъ усталымъ;

Но, какъ гондолы мрачно ни глядятъ,

Закутавшись угрюмо въ балдахины,

Ихъ мрачными считать намъ нѣтъ причины,

Затѣмъ-что и въ гондолѣ мы порой

Встрѣчали жизнь, и смѣхъ и пиръ горой.

Такъ часто мы съ процессія печальной

Спѣшимъ, смѣясь, въ каретѣ погребальной.

XXI.

Но я ещё разсказъ не начиналъ.

Лѣтъ за сорокъ тому назадъ открылся

Въ Венеціи блестящій карнавалъ

И ряженый народъ зашевелился.

Однажды, разодѣта, какъ на балъ,

Одна венеціянка пожелала

Взглянуть на шумный праздникъ карнавала.

Какъ имя ей -- не могъ я угадать,

А потому хочу её назвать

Лаурою. Названіе Лауры

Удобнѣе для риѳмы и цезуры.

XXII.

Она была не очень молода,

Но ужъ никакъ старухой не смотрѣла,

Иль дамой, у которой никогда,

При отношеньяхъ нѣжныхъ самыхъ, смѣло

Нельзя спросить о возрастѣ. Года

Подобныхъ дамъ покрыты строгой тайной

И ни за что -- ни прямо, ни случайно --

У нихъ (таковъ упрямый женскій родъ!)

Не выпытать: "который же вамъ годъ?"

Онѣ молчатъ съ терпѣніемъ великимъ,

Что, впрочемъ, мнѣ всегда казалось дикимъ.

XXIII.

Не такова была Лаура -- нѣтъ,

Ещё года лицо ея щадили,

И жизнь ея въ разсвѣтѣ зрѣлыхъ лѣтъ

Была свѣтла. Лауру находили

Красавицей, когда, являлась въ свѣтъ,

Неслись за ней восторженныя рѣчи

(Съ красавицей въ толпѣ пріятны встрѣчи)

И потому-то было такъ свѣтло

Всегда ея высокое чело,

Улыбка съ устъ ея не исчезала

И всякаго, казалось, награждала.

XXIV.

Есть у Лауры мужъ. Замѣчу вамъ:

Замужнихъ дамъ покойнѣе дорога,

Затѣмъ-что на грѣшки подобныхъ дамъ

Вездѣ сквозь пальцы смотримъ мы, не строго;

Но если же -- со страхомъ передамъ --

Дѣвица, отшатнувшись отъ приличій,

Замужствомъ не прикроетъ грѣхъ дѣвичій,

То ждутъ её позоръ и вѣчный стыдъ,

Когда она сама не поспѣшитъ

Свои дѣла, какъ будетъ можно,

Вести съ людьми умно и осторожно.

XXV.

Лауры мужъ, по званью моряка,

Скитался по морямъ и по чужбинѣ;

Когда же, возвратясь издалека,

Сидѣлъ въ сорокадневномъ карантинѣ,

И имъ овладѣвала тамъ тоска,

Жена его на вышку поднималась,

Откуда ей всё море открывалось

И судно, на которомъ мужъ приплылъ

Изъ странствія далёкаго. Онъ былъ

Купецъ-морякъ, торгующій съ Алеппо,

По имени Джузеппе, или Беппо.

XXVI.

Съ его лица загаръ не пропадалъ

И былъ онъ смуглъ, какъ истинный испанецъ,

Но красоту едва-ль въ немъ уменьшалъ

Его густой, коричневый румянецъ;

Онъ, какъ морякъ, ни сколько не терялъ

Отъ этого суроваго загара,

И вообще съ женой своей былъ -- пара.

Лаура же, хоть не была горда,

Непобѣдимою считалася всегда,

Была для всѣхъ, какъ свѣтъ её ославилъ,

Женою самыхъ строгихъ, строгихъ правилъ.

XXVII.

Съ послѣдней ихъ разлуки много лѣтъ

Прошло, но всё домой не ѣхалъ Беппо.

Какъ, почему его такъ долго нѣтъ --

Судили большей частію нелѣпо.

"Онъ утонулъ!" рѣшилъ сначала свѣтъ,

Потомъ же остроумно порѣшили,

Что отъ долговъ бѣжалъ онъ; даже были

Охотники побиться объ закладъ:

Вернётся ль онъ когда-нибудь назадъ?

Такъ многіе, чтобъ въ мнѣньи убѣдиться,

Тотчасъ же объ закладъ спѣшатъ побиться!

ХХVIII.

Печально очень было, говорятъ,

Супруговъ разлучавшихся прощанье,

И каждый былъ предчувствіемъ объятъ,

Что это ихъ послѣднее свиданье.

(Предчувствія подобныя страшатъ,

Какъ сонъ воображеніе больного;

Испытывать ихъ вовсе мнѣ не ново).

Подъ чарами такихъ же смутныхъ грёзъ

Предчувствіе печальное унёсъ

Съ собою мужъ, и затаилъ онъ горе,

Плывя въ Адріатическое море.

XXIX.

Не ѣдетъ мужъ. Лаура всё груститъ,

Лаура плачетъ, въ трауръ наряжалась,

Вдругъ потеряла вовсе аппетитъ

И спать одна рѣшительно боялась:

Едва гдѣ только ставень заскрипитъ,

Малѣйшее услышитъ гдѣ движенье --

Ей чудится то воръ, то привидѣнье:

Ей цѣлый день нигдѣ покоя нѣтъ.

И вотъ она, во избѣжанье бѣдъ

И чтобъ чего не сдѣлалось съ ней хуже,

Рѣшилась завести себѣ вицъ-мужа.

XXX.

Лаурою былъ выбранъ для услугъ --

А женщины искусны такъ на это --

На время то, пока ея супругъ,

Давно уже, Богъ вѣсть, пропавшій гдѣ-то,

Домой не возвращался, новый другъ,

Одинъ изъ тѣхъ, всѣ дамы на которыхъ

Глядятъ съ негодованьемъ въ чистыхъ взорахъ,

А втайнѣ ихъ не прочь и полюбить.

То былъ шалунъ, привыкшій шумно жить,

Богатый графъ, мотавшій денегъ груду.

О нёмъ такое мнѣнье было всюду.

XXXI.

Онъ музыку и танцы изучилъ,

Блистательно умѣлъ играть на скрипкѣ,

И по-французски бойко говорилъ,

И даже по-тоскански безъ ошибки.

Послѣднимъ онъ особенно дивилъ

(Въ Италіи -- спѣшу предостеречь я --

Ломаютъ всѣ этрусское нарѣчье)

И -- постановки оперной знатокъ --

Къ пѣвцамъ онъ былъ неумолимо строгъ.

Ту арію всегда встрѣчай хмуро,

Когда кричалъ онъ въ креслахъ: "siccatura!"

XXXII.

Онъ изрекалъ піесамъ приговоръ

Молчаніемъ иль громкимъ крикомъ: "bravo";

Дрожалъ оркестръ, страшась за свой позоръ,

Когда, смотря налѣво и направо,

Бросалъ ему нашъ графъ презрѣнья взоръ,

Иной фальшивой нотой возмущённый;

И дрожь овладѣвала примадонной,

Когда, трудясь надъ выводомъ руладъ,

Встрѣчала вдругъ его лукавый взглядъ;

Желали всѣ: сопрано, басъ, контральто,

Чтобъ онъ хоть провалился подъ Ріальто.

ХХXIII.

Онъ былъ поэтъ, романсы распѣвалъ,

Острилъ подъ-часъ находчиво и мѣтко,

Всегда импровизаторовъ ласкалъ

И самъ импровизировалъ нерѣдко;

Достоинство картины понималъ

И даже слылъ за ловкаго танцора:

Въ Италія подобной славы скоро

Не заслужить; извѣстно съ давнихъ поръ,

Что итальянецъ вовсе не танцоръ.

Итакъ, онъ слылъ за льва въ извѣстномъ кругѣ

И даже былъ герой... въ глазахъ прислуги.

ХХXIV.

Къ тому хе, онъ для многихъ женщинъ былъ

Находкой рѣдкой -- въ этомъ я увѣренъ:

Чѣмъ холоднѣй онъ женщину любилъ,

Тѣмъ долѣе ей оставался вѣренъ,

И потому ни разу не смутилъ

Иной души блаженнаго покоя.

Въ нёмъ билось сердце вовсе не такое,

Которое, принявъ любовь въ себя,

Само затрепетало бы, любя.

Онъ былъ любовникъ школы очень странной --

Не любящій хотя, но постоянный.

XXXV.

Вотъ почему печальная жена

Вдругъ увлеклась такимъ героемъ слѣпо

И мужу не осталася вѣрна.

Кто жъ виноватъ, что не вернулся Беппо?

И сколько жь лѣтъ Лаура ждать должна?

Она могла считать себя вдовою,

И мужъ ея досужею молвою

Давно, давно ужъ былъ похоронёнъ;

Дѣйствительно, когда не ѣдетъ онъ,

То долженъ мертвецомъ для всѣхъ казаться,

Или, по-крайней-мѣрѣ, имъ считаться.

XXXVI.

Притомъ для заальпійскихъ женъ --

Хоть грѣхъ большой, прибавлю я къ тому же --

Уже давно почти вошло въ законъ --

Прости ихъ Богъ!-- имѣть и по два мужа.

Не знаю вѣрно, кѣмъ былъ занесёнъ

За Альпы тотъ прелестнѣйшій обычай,

Но онъ ничѣмъ не нарушалъ приличій

И повсемѣстно въ обществѣ терпимъ,

Гдѣ никого не трогало, что имъ

Между двумя вторичный бракъ скрѣплялся,

Которымъ первый тотчасъ нарушался.

XXXVII.

Въ Италіи "побочный" мужъ прослылъ

Подъ именемъ вульгарнымъ "чичисбея";

Но это имя прежде онъ носилъ...

Тотъ модный бракъ, нисколько не робѣя,

Къ испанцамъ даже доступъ получилъ.

Надежда есть, что очень, очень скоро,

Моря переплывая и озёра,

Всѣ страны эта мода заразитъ.

Но Англіи пускай не посѣтитъ,

Иначе, тамъ отъ язвы этой моды

Начнутся только штрафы да разводы.

XXXVIII.

Хотя всегда съ почтеньемъ я гляжу

На юныхъ дѣвъ -- лукавить для чего же --

Я откровенно всё-таки скажу:

Мнѣ женщина гораздо ихъ дороже,

Когда за ней я въ обществѣ слѣжу

Иль съ глазу на глазъ съ нею повстрѣчаюсь.

Обрисовать я этимъ не стараюсь

Ни англійскихъ и ни французскихъ женъ;

Я говорю: всѣхъ дамъ свободный тонъ

И эта рѣчь, текущая свободно,

Плѣнятъ, сведутъ съ ума кого угодно.

XXXIX.

Взгляните жь вы на рядъ прелестныхъ миссъ:

Какъ хороши!-- но такъ онѣ пугливы,

Такъ часто опускаютъ глазки внизъ

И краскою алѣютъ, точно сливы,

Что вы отъ нихъ всегда бы отреклись.

Всего стыдясь, молчатъ онѣ упрямо

И словно ждутъ, что имъ подскажетъ мама --

И ихъ занятья, лепетъ, робкій взглядъ

Напомнятъ вамъ спелёнанныхъ ребятъ.

Притомъ отъ миссъ межь англійскимъ народомъ

Всегда немножко пахнетъ бутербродомъ.

XL.

И такъ названье: cavalier servente --

Вездѣ употребительное слово --

Лишь значитъ: мужъ заштатный или франтъ,

Занятія не знающій иного,

Какъ постоянно -- это ихъ талантъ --

Быть продолженьемъ шлейфа милой леди,

Пріятно улыбаться на обѣдѣ,

Отыскивать гондолу, экипажъ,

Услуживать при случаѣ, какъ пажъ,

Носить за ней перчатки, шали, шляпки

И въ магазинахъ купленныя тряпки.

XLI.

Какъ ни была бъ Италія страшна

Для всѣхъ мужей, знакомыхъ съ мукой ада,

Люблю тебя, роскошная страна,

Люблю смотрѣть на кисти винограда,

Въ полдневный зной у вскрытаго окна

Віющихся въ несвязанныхъ размѣрахъ.

Тотъ виноградъ не тотъ, что на шпалерахъ,

Гдѣ лозы прихотливо заплелись,

Зелёной бахромой спадая внизъ:

Такъ на холстѣ, натянутомъ на рамахъ,

Малюютъ виноградникъ въ мелодрамахъ.

XLII.

Люблю скакать безъ устали верхомъ

Въ осенній день, не спрашивая грума,

Лежитъ ли плащъ дорожный за сѣдломъ,

Боясь, что солнце спрячется угрюмо

И я могу промокнуть подъ дождёмъ.

Передо мной вся въ зелени аллея;

И путь свой перерву я не жалѣя,

Когда возовъ увижу длинный рядъ,

Везущихъ спѣлый, красный виноградъ;

А въ Англіи на каждомъ перекрёсткѣ

Съ навозомъ бы попались намъ повозки.

XLIII.

Любилъ я, солнце, весело смотрѣть

На твой закатъ, увѣренный заранѣ,

Что завтра такъ же будешь ты горѣть

И, не скрываясь въ утреннемъ туманѣ,

Какъ и всегда не перестанешь грѣть.

Нѣтъ, не напомнитъ намъ твой взоръ привѣтный

Взоръ пьяницы мертвящій и безцвѣтный,

И при лучахъ роскошныхъ южныхъ дней

Не вспомню я о заревѣ огней,

Съ болѣзненнымъ мерцаніемъ горящихъ

Въ чаду паровъ, надъ Лондономъ висящихъ.

XLIV.

Люблю тебя, Италіи языкъ!

Ты каждый слухъ чаруя и балуя,

Напоминать гармоніей привыкъ

Волшебный звукъ святого поцалуя,

Съ устъ женщины сбѣжавшій въ сладкій мигъ.

Въ томъ языкѣ -- весь югъ благоуханный!

Онъ но похожъ на нашъ языкъ гортанный.

Сравню ль его съ нарѣчьемъ нашихъ странъ,

Иль съ разговоромъ хмурыхъ англичанъ,

Которые не могутъ выражаться,

Чтобъ не шипѣть, свистать и не плеваться?

XLV.

Люблю ещё -- и кто же слабость ту

Мнѣ не проститъ?-- прелестныхъ итальянокъ;

Равно ихъ всѣхъ люблю за красоту:

И смуглолицыхъ, огненныхъ крестьянокъ,

Ихъ чёрныхъ глазъ и жаръ, я теплоту,

Въ которыхъ страсть горитъ съ улыбкой кроткой

И важныхъ дамъ съ классической походкой;

Люблю ихъ взоръ, вамъ говорящій вдругъ,

Что въ нёмъ живётъ -- и этотъ темный югъ,

И той природы дѣвственныя ласки,

И тѣхъ небесъ полуденныя краски.

XLVI.

О, красота! ты Ева той страны!

Рафаэля не ты ли возродила,

Чьи образы безсмертью преданы?

Не ты ль его съ богами породнила,

Которые завидовать должны

Его твореньямъ? Чья же, чья же лира

Достойна воспѣвать тебя для міра?

Нѣтъ, ни одинъ пѣвецъ не воспоётъ

Твоихъ чудесъ, твоихъ живыхъ красотъ --

И всѣ слова безсильны и не новы,

Пока живутъ созданія Кановы.

XLVII.

"Всё въ Англіи люблю я" -- такъ въ Калэ

Я говорилъ -- "и даже недостатки!"

Оставшись вѣренъ этой похвалѣ,

Люблю ея правительство, порядки,

Люблю свободу въ англійской землѣ --

Пока ее имѣютъ англичане --

Права пера въ литературномъ станѣ,

Люблю типографическій станокъ,

Котораго стѣснить никто не могъ,

Люблю я шумъ парламентскаго спора,

Лишь только бъ онъ оканчивался скоро --

XLVIII.

Люблю налогъ, который не тяжелъ,

И огонёкъ, пылающій въ каминѣ,

Люблю бифштексъ, поставленный на столъ,

И пиво я люблю ещё донынѣ;

Люблю, покамѣстъ дождикъ не пошелъ,

Хорошую пагоду; а погода

Бываетъ хороша въ теченье года

Три мѣсяца, и то едва-едва.

И такъ, люблю Британіи права,

Ея гражданъ солидность и свободу

И не совсѣмъ весёлую природу;

XLIX.

Ея солдатъ и тёмныхъ фабрикъ дымъ,

Ея проекты, подати, реформы

И митинги, которыми хотимъ

Себя увѣрить съ очень давнихъ поръ мы,

Что мы -- народъ свободный; мной любимъ

Ея банкротствъ тяжелыхъ списокъ длинный

И лёдъ, и холодъ леди нашей чинной,

И вашъ холодный сѣверный туманъ -- ,

Ну, словомъ -- всё въ отчизнѣ англичанъ,

Какъ есть теперь, или какъ прежде было,

Мнѣ кажется плѣнительно и мило.

Но возвращусь къ разсказу. Мнѣ давно о

Пора окончить это отступленье,

Къ тому жь, въ глазахъ читателя оно

Со стороны поэтовъ -- преступленье.

Читателю совсѣмъ не суждено

Такъ подчиняться авторскимъ капризамъ;

И, склонный къ неожиданнымъ сюрпризамъ,

Онъ непремѣнно требуетъ отъ насъ

Съ моралью и съ завязкою разсказъ,

Который нервы трогалъ бы -- а это

Вѣдь не всегда по силамъ для поэта.

LI.

Когда бъ я могъ, читатели, для васъ

Писать легко, зѣвать не заставляя,

Когда бъ я могъ взобраться на Парнасъ,

Гдѣ засѣдаютъ музы, вдохновляя

Иныхъ пѣвцовъ!... О, что бы за разсказъ --

Хоть греческій иль ассирійскій даже --

Я написалъ тотчасъ же для продажи,

И отдалъ бы книгопродавцамъ въ плѣнъ

Богатое собранье пёстрыхъ сценъ,

Чувствительныхъ весьма, сантиментальныхъ,

Съ присутствіемъ героевъ идеальныхъ.

LII.

Но я пѣвецъ -- увы -- не безъ грѣха!

Мнѣ мѣста нѣтъ на славномъ Геликонѣ:

Я риѳму подбираю для стиха,

Какая попадётся въ лексиконѣ --

Пусть риѳма будетъ даже и плоха --

О критикахъ не думая заранѣ,

Меня предать готовыхъ грозной брани,

И даже я нерѣдко на пути

Предполагалъ до прозы низойти;

Но мода на стихи пошла въ народѣ --

И я останусь вѣренъ этой модѣ.

LIII.

Съ Лаурой графъ жилъ мирно и въ ладу;

Почти шесть лѣтъ ихъ связь не прерывалась,

Хоть иногда -- разъ нѣсколько въ году --

И ссора между ними начиналась,

Но не служила, впрочемъ, къ ихъ вреду,

И ревностью навѣянная ссора

Всегда кончалась очень, очень скоро.

Въ подобныхъ отношеніяхъ нельзя жь,

Чтобъ маленькая ссора или блажь,

Ревнивый гнѣвъ, иль что-нибудь такое,

Не нарушали изрѣдка покоя.

LIV.

Но вообще счастливою четой

Назвать ихъ можно было безъ пристрастья,

Счастливою на столько, что пустой

Иной капризъ не нарушалъ ихъ счастья:

Она плѣняла зрѣлой красотой,

Онъ нѣженъ былъ; для нихъ любви оковы

Казалися легки и не суровы.

Свѣтъ ихъ щадилъ, и лишь порой ханжа

Ихъ въ чёрту посылалъ, но, сторожа

Всѣхъ юношей, попавшихъ въ сѣть къ Амуру,

Чёртъ пощадилъ и графа, и Лауру.

LV.

Да, молодость любовь имъ сберегла.

Любовь и юность -- всюду неразлучны;

Вѣдь безъ любви и юность не тепла,

Безъ юности любви порывы скучны.

Одна любовь въ дни юности могла

Насъ оживлять, смиряя жизни ропотъ;

Одну любовь не улучшаетъ опытъ,

Печальный опытъ многихъ трудныхъ лѣтъ.

Не потому ль старикъ, въ которомъ нѣтъ

Того огня, что юность оживляетъ,

Насъ ревностью своею забавляетъ.

LVI.

Былъ карнавалъ. Строфъ тридцать шесть назадъ

Я объявилъ читателю объ этомъ.

Лаура, приготовивъ свой нарядъ,

Заняться поспѣшила туалетомъ.

Такъ дѣлалъ, вѣроятно, мой собратъ,

Заботясь о задуманномъ нарядѣ,

Чтобъ быть у мистриссъ Лейгатъ въ маскарадѣ.

Я одного при этомъ не сказалъ:

Въ Италія длиннѣе карнавалъ.

На лица всѣхъ онъ маски надѣваетъ

И шесть недѣль съ толпы ихъ не снимаетъ.

LVII.

Лаура нарядилась не спѣша.

Подобныхъ женщинъ рѣдко встрѣтишь въ мірѣ.

Она была свѣжа и хороша,

Какъ херувимъ... на вывѣскѣ въ трактирѣ,

Иль, наконецъ -- сравненьемъ не грѣша --

Какъ первая виньетка на журналѣ,

Гдѣ модныя картинки открывали

Мы подъ обёрткой тонкаго листка,

Затѣмъ, чтобъ ни единая строка

Отъ сильнаго давленья на гравюру

Не пачкала бюстъ стройный, иль фигуру.

LVIII.

Они пошли въ Ридотто. Это залъ,

Гдѣ люди пьютъ, танцуютъ, веселятся;

Балъ съ масками, большой народный балъ,

Который бы напомнилъ, можетъ-статься --

Хоть въ меньшемъ видѣ только -- нашъ воксалъ,

Съ той разницей, что тамъ героевъ бала

Дождливая погода не пугала.

И такъ -- былъ балъ, и въ свѣтлой залѣ той

Мы встрѣтились бы съ пёстрою толпой,

Которая -- замѣчу въ назиданье --

Гораздо ниже нашего вниманья.

LIX.

Такъ "пёстрою толпою" мы всегда

Часть публики извѣстной называемъ,

Въ собраніяхъ которой никогда

Друзей своихъ и близкихъ не встрѣчаемъ --

Друзей, которымъ всюду безъ труда

Готовы мы при встрѣчѣ поклониться.

Толпа -- совсѣмъ иное: подчиниться

Она всегда готова моднымъ львамъ,

Капризамъ ихъ, велѣньямъ и словамъ

Избранниковъ однихъ большою свита.

Чѣмъ свѣтъ великъ?-- темно названье это!

LX.

Такъ было прежде въ Англіи -- въ тѣ дни,

Когда являлись дэнди въ модномъ свѣтѣ:

Быть-можетъ, ныньче изгнаны они

Иною расой франтовъ на паркетѣ

И доживаютъ жизнь свою въ тѣни...

Избранники и демагоги моды!

Не разъ къ вамъ безпощадны были годы,

Не разъ вашъ блескъ затерянъ былъ во мглѣ!

Такъ погибаетъ слава на землѣ:

Отъ войнъ, любви, и -- что гораздо хуже --

Отъ зимняго ненастья и отъ стужи.

LXI.

Примѣръ тому хотя Наполеонъ.

Рукой могучей сѣвернаго Тора

Онъ съ арміей своей былъ побѣждёнъ,

Стихіями осиленъ былъ безъ спора.

Такъ храбрый китоловъ, со всѣхъ сторонъ

Затертый льдами, въ морѣ погибаетъ;

Такъ новичёкъ со страхомъ разрываетъ

Грамматики учебникъ роковой,

Наполеонъ палъ жертвой боевой --

А счастіе?... Но замолчу здѣсь строго,

Затѣмъ-что въ счастье вѣрю я немного.

LXII.

Фортуны власть надъ нами велика.

Безсмертная, отъ дѣла не старѣя,

Намъ счастье раздаетъ ея рука

Въ любви, въ женитьбѣ, въ картахъ, въ лотереѣ.

Съ Фортуной я не кончилъ счетъ пока:

Она мой путь не много украшала,

Но все жъ меня надежда не кидала,

Что, наконецъ, за тяжкій рядъ невзгодъ

Она мнѣ дастъ порядочный доходъ.

Я буду ждать... а потому-то нынѣ

Ни слова не скажу я о богинѣ.

LXIII.

Разсказъ мнѣ не даётся, словно кладъ:

Начну -- и двадцать разъ перерываю;

Но въ томъ размѣръ условный виноватъ,

Котораго никакъ не уломаю.

Бросать его -- ужъ поздно; радъ, не радъ

Я подчинюсь капризному примѣру,

Хотя въ него я потерялъ я вѣру;

Но ежели въ грядущіе года

Съ нимъ, наконецъ, я справлюсь -- о! тогда,

Почтивъ его своей послѣдней тризной,

Я изберу размѣръ не столь капризный.

LXIV.

Они пошли въ Ридотто -- и туда

Самъ думаю отправиться я скоро,

Чтобъ нѣсколько развлечься, господа,

Средь бальныхъ танцевъ, пляски, разговора,

Чтобъ отгадать на балѣ иногда

Черты лица подъ тёмной пеленою;

А такъ-какъ скука странствуетъ за мною

Не торопясь, то, посѣтивши балъ,

Её, пожалуй, я бы перегналъ

На часъ одинъ, на полчаса -- положимъ;

А въ полчаса мы много сдѣлать можемъ.

LXV.

А между-тѣмъ Лаура въ залъ вошла.

Лицо ея улыбкою сіяло.

Иныхъ она къ себѣ подозвала,

Шептала съ тѣмъ, тѣмъ головой кивала;

Когда жъ Лаура долго не могла

Быть въ духотѣ -- по одному лишь взгляду

Графъ приносилъ ей тотчасъ лимонаду;

Потомъ она, оглядывая вкругъ

Костюмъ своихъ блистательныхъ подругъ,

Замѣтила, и даже не безъ вздоха,

Что всѣ онѣ одѣты очень плохо.

LXVI.

Лицо одной пылало отъ румянъ,

Та локоны фальшивые имѣла,

На третьей -- безобразнѣйшій тюрбанъ,

Четвёртая -- какъ саванъ побѣлѣла

И застилалъ глаза ея туманъ,

На пятой -- весь костюмъ какой-то жалкій,

Шестая говоритъ провинціялкой,

Седьмая, у которой по плечу...

Но -- "видѣть ихъ я больше не хочу,

Чтобы онѣ, какъ привидѣнья Банко,

Не шли за мной" -- рѣшила итальянка.

LXVII.

Пока она осматривала залъ

И масокъ разноцвѣтные наряды,

Её встрѣчали ропотомъ похвалъ;

Она жъ ловила огненные взгляды.

И только женщинъ многихъ возмущалъ

(Онѣ вдругъ стали пасмурны и хмуры)

Восторгъ мужчинъ предъ красотой Лауры,

Которой видъ, улыбка, свѣтлый взоръ

Ещё волнуютъ ихъ до этихъ поръ --

"И этого" -- сказали втайнѣ дамы --

"Ей извинить не можемъ никогда мы."

LXII.

Что жъ до меня касается, то я

Не прекословлю въ этомъ строгимъ дамамъ,

Негодованье въ сердцѣ затая.

Что для страны всегда казалось срамомъ,

Волнуетъ постоянно и меня;

И еслибъ я былъ облечёнъ тѣмъ саномъ,

Которымъ разрѣшается всегда намъ

Всё говорить, что въ голову придётъ,

Тогда бы я затѣялъ новый родъ

Проповѣдей -- и проповѣди эти

Извѣстность получили бы на свѣтѣ.

LXIX.

И такъ, пока Лаура въ залѣ шла,

Шутя, смѣясь направо и налѣво,

Не думая, что для подругъ была

Причиною и зависти, и гнѣва,

И граціей ихъ всѣхъ съ ума свела,

Пока она въ блестящей залѣ бала

Вокругъ себя поклонниковъ сбирала,

То съ этимъ объяснялася, то съ тѣмъ,

Какой-то незнакомецъ между-тѣмъ

За ней слѣдилъ съ упорствомъ постояннымъ

И нѣсколько -- признаться нужно -- страннымъ.

LXX.

Тотъ незнакомецъ туркомъ былъ одѣтъ,

Съ лицомъ почти-что бронзоваго цвѣта.

Лаурѣ онъ понравился иль нѣтъ --

Не знаю я. Поклонникъ Магомета

За многоженство, можетъ-быть, привѣтъ

И вызоветъ, но только мудрено намъ

Завидовать его гаремнымъ женамъ,

Которыхъ, какъ рабынь, скупаетъ онъ

И, четырёхъ имѣя въ домѣ женъ,

Наложницъ можетъ, если есть охота,

Держать всегда ad libitum, безъ счёта.

LXXI.

При томъ же онъ ихъ прячетъ подъ запоръ,

Онъ лица ихъ скрываетъ подъ покровомъ,

И женщина считаетъ за позоръ

Съ мужчиною обмолвиться хоть словомъ,

Хотя бъ онъ былъ родня ей съ давнихъ поръ;

И тѣмъ рабамъ запуганнымъ едва ли

Когда-нибудь завидовать мы стали.

Обычаю восточному вѣрны,

Бездѣйствовать всю жизнь онѣ должны,

Кормить дѣтей, купаньемъ нѣжить кожу

И подходить по очереди къ ложу.

LXXII.

Имъ не знакомы книжная печать

И толки о послѣдней, покой драмѣ;

Остротами не думая блистать,

Онѣ совсѣмъ не склонны къ эпиграммѣ;

Но если бъ свѣтъ проникъ туда -- какъ знать?--

И начался расколъ во всёмъ гаремѣ,

Кто бъ справился съ красавицами тѣми?

Но къ счастію, что въ ихъ средѣ пока

Не заводилось "синяго чулка"

И юноши румянаго, съ которымъ

Онѣ могли бъ заняться книжнымъ вздоромъ.

LXXIII.

Имъ не знакомъ торжественный риѳмачъ,

За славою гоняющійся вѣчно,

Ручной звѣрёкъ, поэзіи палачъ,

Терзающій нашъ слухъ безчеловѣчно,

Стихами называющій свой плачъ

И хныканье, кривляка на Пегасѣ,

Руководитель женщинъ въ Парнасѣ

И юношей, задумавшихъ "творить",

Посредственность, желающая быть

Прославленной, извѣстной для чего-то,

Имѣя смыслъ и силу идіота.

LXXIV.

Имъ не знакомъ оракулъ-стихоплётъ,

Хвалящій то, что стоитъ поруганья,

Жужжащій дни и ночи на пролётъ

И мучающій насъ безъ состраданья

Восторгами -- хоть ихъ никто не ждётъ --

Иль наглостью, цинизмомъ грязной брани,

И съ жадностью глотающій въ туманѣ

Печальную извѣстность; наконецъ,

Такихъ поэмъ бездарнѣйшій пѣвецъ,

Что всѣ онѣ имѣли бъ славу ту же,

Когда бъ ещё гораздо были хуже.

LXXV.

Не признанныхъ талантовъ роль жалка:

Они напоминаютъ почему-то

Глядящаго надменно, свысока

Лоскутьями обвѣшеннаго шута.

Ихъ разгадать -- задача не легка;

Но самаго отчаяннаго фата,

Котораго встрѣчали мы когда-то

Безъ устали болтавшаго, едва-лъ

Терпимѣе любой журнальный враль

Съ коллекціей бумажныхъ насѣкомыхъ,

Живущихъ и въ журналахъ, и въ альбомахъ.

LXXVI.

Я исключаю избранныхъ натуръ

Изъ тёмной касты пишущихъ педантовъ.

Васъ, Роджерсъ, Вальтеръ-Скоттъ и Томасъ Муръ,

Васъ съ обществомъ подобныхъ фигурантовъ,

Съ собраніемъ плохихъ каррикатуръ

Не смѣшивалъ ещё никто въ народѣ.

Такъ пусть они, тупые по природѣ,

Гоняясь за чужою остротой,

Проходятъ безъ слѣдовъ передъ толпой,

Съ запасомъ фразъ избитыхъ и мишурныхъ

Для мальчиковъ и дамъ литературныхъ.

LXXVII.

Нѣтъ, мусульманкамъ съ дѣтскихъ ихъ пелёнъ

Невѣдомы, по счастью, люди эти,

Невѣдомы, какъ колокольный звонъ

Османамъ, посѣщающимъ мечети;

Но если бы издать такой законъ,

(Я въ свой проектъ имѣю много вѣры)

Чтобъ на востокъ пошли миссіонеры

Съ запасомъ христіанскихъ мудрыхъ книгъ

Вводить въ гаремахъ книжный нашъ языкъ,

Тогда навѣрно бъ мы пришли къ богатымъ

И несомнѣнно важнымъ результатамъ.

LXXVIII.

Но не проникла химія въ гаремъ;

Для дѣвъ его никто не сочиняетъ

Религіозныхъ повѣстей, поэмъ,

И лекцій имъ профессоръ не читаетъ

Хотя о метафизикѣ. Затѣмъ

Онѣ картинныхъ выставокъ не знаютъ

И за теченьемъ звѣздъ не наблюдаютъ,

Не предаются вздохамъ при лунѣ

И чистой математикой онѣ

Не занимались въ школѣ педагога,

За что всегда благодарю я Бога.

LXXIX.

А почему его благодарю?--

Особыя причины есть на это;

Я ничего теперь не говорю

И всѣхъ пока оставлю безъ отвѣта,

Но, можетъ-быть, когда я возгорю

Желаніемъ -- для прозы бросить лиру --

Я напишу объ этомъ вамъ сатиру.

Я склонность къ ней ужъ чувствую давно,

Хоть въ старости браниться и смѣшно:

На склонѣ лѣтъ тотъ смѣхъ насъ оживляетъ,

Который думать чаще заставляетъ.

LXXX.

Веселья и невинности года!

Дни чистаго, святого упованья!

Въ нашъ чёрствый вѣкъ, начавшій безъ стыда

Всё разрушать, въ припадкѣ отрицанья,

Мы не отыщемъ вашего слѣда.

Но, всё-равно! я остаюсь вамъ вѣренъ

И стану восхвалять васъ. Я увѣренъ,

Что времена счастливыя опять

Придётся намъ когда-нибудь встрѣчать,

И я теперь -- о, сладкія мгновенья!--

Пью горькій джинъ за ваше возвращенье.

LXXXI.

А турокъ на Лауру всё глядитъ,

Не сводитъ глазъ съ нея ни на минуту,

И взоръ его, казалось, говоритъ:

"Я на тебя смотрю, а потому-то

Не уходи!" Подобный взоръ смутитъ

Иную робкую, пугливую натуру,

Но не смутилъ нисколько онъ Лауру.

Случалось ей уже не въ первый разъ

Выдерживать огонь подобныхъ глазъ,

А потому безъ страха, безъ румянца

Она встрѣчала взгляды иностранца.

LXXXII.

Ночь пронеслась и близокъ былъ разсвѣтъ...

И въ этотъ часъ любительницамъ бала

Осмѣлюсь дать одинъ благой совѣтъ:

Покамѣстъ дня ещё не наступало,

Скорѣй кидайте балъ или банкетъ.

При освѣщеньи люстры вы блистали,

Когда жъ потухнутъ лампы въ бальной залѣ

И солнца лучь въ окошко проскользнётъ,

Тогда у васъ румянецъ пропадётъ,

И яркіе лучи дневного свѣта

Вдругъ обличатъ всѣ тайны туалета.

LXXXIII.

Когда-то, жизнь и время не цѣня,

Я по баламъ шатался и упрямо

Сидѣлъ всю ночь и ждалъ явленья дня,

Чтобъ посмотрѣть, найдётся ли тамъ дама,

Которая, (кто жъ обвинить меня

Осмѣлится за наблюденье это?)

Безъ страха встрѣтитъ лучъ дневного свѣта?

Я много зналъ красивыхъ дѣвъ и женъ,

Но лишь одной былъ только пораженъ,

Которой щеки такъ же были алы

При блескѣ дня, какъ и при лампахъ залы.

LXXXIV.

Я имени ея не назову,

Не потому, что имя это -- тайна,

Но для чего жъ бросать его въ молву,

Когда она мнѣ встрѣтилась случайно,

Какъ свѣтлый сонъ, мелькнувшій наяву?

Но, можетъ-быть, её вы и встрѣчали

На лондонскомъ или парижскомъ балѣ,

Гдѣ вы бывали вѣрно иногда;

Идите же искать теперь туда

Румянецъ щёкъ, который безъ испуга

Поспорилъ бы съ румянымъ утромъ юга.

LXXXV.

Лаура, безъ сомнѣнья, поняла

Невыгоду на балѣ оставаться

До той поры, когда исчезнетъ мгла

И день начнётъ сквозь окна прорываться.

А потому немёдленно была

Готова въ свой отель вернуться съ бала.

Съ ея турецкой шалью изъ вокзала

Графъ шелъ за нею,-- былъ уже поздній часъ,

Но ожидало ихъ на этотъ разъ

Препятствіе (не рѣдкіе примѣры):

Съ гондолой ихъ исчезли гондольеры.

LXXXVI.

Всѣ гондольеры -- точно какъ у насъ

Извощики передъ дверьми собраній --

Толкаются, тѣснятся каждый разъ

Среди пинковъ и самой крупной брани,

И хоть порывъ тѣхъ слишкомъ грубыхъ фразъ

Приходится смирять нерѣдко стражѣ,

Но и при ней они не могутъ даже

Удерживать разнузданный языкъ,

Къ которому едва-ли кто привыкъ;

А потому всѣ эти выраженья

Я не введу въ разсказъ свой, безъ сомнѣнья.

LXXXVII.

Но, наконецъ, гондолу отыскавъ,

Поѣхали вдоль тихаго канала

Они домой. Болталъ съ Лаурой графъ

Объ обществѣ и о костюмахъ бала,

Съ злословіемъ свой смѣхъ перемѣшавъ.

Когда жъ они къ палаццо подплывали,

И въ лѣстницѣ, купавшейся въ каналѣ,

Гондола тихо, тихо подплыла,

Лаура взоръ случайно подняла;

Вдругъ передъ нею -- случай очень страненъ --

Опять стоитъ всё тотъ же мусульманинъ.

LXXXVIII.

Графъ сдвинулъ брови. "Слушайте, синьоръ,

Поступки ваши требуютъ отвѣта

И вызываютъ насъ на разговоръ.

Зачѣмъ вы здѣсь? Иль, наконецъ, всё это

Нечаянность? Но съ-этихъ-поръ

Вы превратить должны свою причуду,

А иначе я самъ обязанъ буду

Заставить васъ... вы можете понять..."

-- "Мнѣ нечего, синьоръ, вамъ объяснять --

Отвѣтилъ турокъ тутъ не безъ улыбки --

"Здѣсь никакой, поймите, нѣтъ ошибки.

LXXXIX.

"И эта дама, графъ -- моя жена!"

Извѣстьемъ неожиданнымъ не мало

Лаура вдругъ была поражена;

Но гдѣ бъ британка въ обморокъ упала

И памяти лишиться бы должна,

Тамъ итальянка съ тайною мольбою

Въ одну минуту справится съ собою,

Безъ помощи эссенцій спиртовыхъ,

Флаконовъ, оттираній роковыхъ,

Разрѣзанныхъ шнуровокъ на корсетѣ,

Какъ вообще случается на свѣтѣ.

ХС.

Лаура растерялась и молчитъ.

И что сказать могла она? ни слова!

Но иноземца вѣжливо спѣшитъ

Графъ пригласить -- хоть это было ново --

Войти въ ихъ домъ. Онъ турку говоритъ:

"Чтобъ избѣжать публичнаго содома,

Мы обо всёмъ перетолкуемъ дома,

Себя не выставляя напоказъ

Для сотни любопытныхъ слишкомъ глазъ,

Иначе же дадимъ мы пищу разомъ

Различнымъ толкамъ, сплетнямъ и разсказамъ."

ХСІ.

Они вошли въ палаццо. Имъ несутъ

Душистый кофе, сдѣланный заранѣ.

Извѣстно намъ: напитокъ этотъ чтутъ

Равно какъ турки, такъ и христіяне,

Хотя его они различно пьютъ.

Межь-тѣмъ Лаура, скрывъ своё смущенье,

Воскликнула: "Ахъ, Беппо! безъ сомнѣнья

Ты не язычникъ? тотъ же, какъ всегда?

Ахъ! Господи, какая борода!

Гдѣ жь ты скитался долго? Почему же

Я столько лѣтъ де слышала о мужѣ?

ХСІІ.

"Не туркомъ ли вернулся ты назадъ?

Не взялъ ля ты жену себѣ моложе?

Ахъ! правда-ль будто турки всѣ ѣдятъ

Не вилками, а пальцами?... Мой Боже!

Такую шаль видалъ ли кто наврядъ:

Не мнѣ ль ёё привёзъ ты изъ чужбины?

Ахъ! да, скажи мнѣ, правда ль, что свинины

Не разрѣшаетъ туркамъ Магометъ?...

И какъ ты могъ, скажи мнѣ, столько лѣтъ

Жить безъ... А я, Maria Santa, я же...

Но ты такъ желтъ, что, право, страшно даже.

ХСІІІ.

"Ахъ, Беппо, борода къ тебѣ нейдётъ...

Сбрей бороду, пожалуйста, скорѣе.

Съ чему она? чтобъ насмѣшить народъ?

Илъ ты забылъ, что, какъ и прежде грѣя,

На родинѣ всё такъ же солнце жжётъ?

А твой костюмъ... прошу я, Бога ради,

Не выходи теперь въ такомъ нарядѣ...

Вѣдь у людей ужасно злой языкъ...

И для чего жь ты волосы остригъ?

Ахъ, Господи! смотрѣть обидно, просто:

Не сосчитать твоихъ сѣдыхъ волосъ-то!"

XCIV.

Какъ Беппо отвѣчалъ своей женѣ --

Не знаю точно я, но -- между нами --

Вотъ что о нёмъ теперь извѣстно мнѣ:

Онъ на берегъ былъ выброшенъ волнами

И очутился вдругъ въ той сторонѣ,

Гдѣ будто бы стояла прежде Троя,

Но гдѣ тогда для нашего героя

Настала жизнь неволи и труда;

Но онъ бѣжалъ къ пиратамъ на суда

И, добровольно ставши ренегатомъ,

Жилъ хорошо и сдѣлался богатымъ.

XCV.

Разбогатѣвъ съ избыткомъ, началъ онъ

Подумывать о родинѣ далёкой,

Съ которой былъ такъ долго разлучёнъ --

И о странѣ родной тоски глубокой

Не пересилилъ новый Робинзонъ:

Всё къ ней влекло его неудержимо.

Случилось разъ -- корабль испанскій мимо

Тѣхъ самыхъ мѣстъ въ Корфу шёлъ съ табакомъ;

На тотъ корабль пробравшися тайкомъ

И случаю себя ввѣряя слѣпо,

Отправился искать удачи Беппо.

XCVI.

Онъ на корабль испанскій перенёсъ

Свои богатства... Богу лишь извѣстно,

Гдѣ онъ ихъ взялъ -- не въ томъ теперь вопросъ:

Они добыты честно иль нечестно?

Но бѣгство это Беппо удалось.

Онъ говорилъ: "лишь только Провидьнье

Спасло меня тогда!" Но это мнѣнье

Я раздѣлю едва ль когда-нибудь.

И такъ корабль пустился быстро въ путь

Безъ всякихъ бѣдъ, крушеній и погони,

И -- простоявъ три дня на мысѣ Бойнѣ --

XCVII.

Въ Корфу онъ прибылъ. Беппо въ тотъ же часъ

Съ своимъ добромъ сѣлъ на другое судно,

Гдѣ называлъ себя на этотъ разъ

Купцомъ турецкимъ... Было бъ безразсудно

И поступить иначе... Напоказъ

Онъ выставилъ товаръ свой для продажи

И торговалъ, никѣмъ не узнанъ даже.

Такъ, избѣжавъ несчастій и засадъ,

Въ Венецію вернулся онъ назадъ,

Чтобъ вновь примкнуть къ забытому имъ кругу

И снова отыскать свою супругу.

XCVIII.

Жена его радушно приняла,

Безъ ропота, безъ явнаго проклятья,

Но тотчасъ же чалму съ него сняла --

И день одинъ ходилъ онъ въ графскомъ платьѣ;

Толпа друзей привѣтлива была

И стала ѣздить къ Беппо на обѣду,

На ужины и длинныя бесѣды.

Хозяина, который всякій разъ

Готовилъ имъ какой-нибудь разсказъ;

Но хоть гостей бесѣда развлекала,

Въ разсказы тѣ я вѣрю очень мало.

XCIX

Быть-можетъ, Беппо точно испыталъ

Не мало бурь и бѣлъ въ иные годы,

Но, наконецъ, и онъ покой узналъ

И вспоминать любилъ свои невзгоды,

Хотя подъчасъ съ Лаурой онъ бывалъ

И не въ ладахъ... Мнѣ, кстати, говорили,

Что онъ и графъ -- пріятелями жили.

Но конченъ листъ, нѣтъ мѣста для пера,

И мой разсказъ кончать давно пора.

Давно пора! держусь хоть этой вѣры;

Но сталъ писать -- и вышелъ вонъ изъ мѣры.

Д. Минаевъ.

БЕППО.

1. В. Любича-Романовича. (Беппо. Венеціянская повѣсть. Вольный переводъ изъ сочиненій Байрона.) "Сынъ Отечества", 1842, ч. II, No 4, отд. IV, стр. 1--36.

2. Д. Минаева. (Беппо. Венеціянская повѣсть лорда Байрона.) "Современникъ", 1863, т. 97, No 8, отд. I, стр. 401--438. Здѣсь переводъ напечатанъ въ исправленномъ видѣ.

Оставить комментарий Байрон Джордж Гордон (yes@lib.ru) Год: 1818 Обновлено: 18/04/2018. 148k. Статистика. Поэма: Поэзия Поэмы	Скачать FB2 Ваша оценка:
Аннотация: Перевод Д. Д. Минаева (1863) Здесь перевод напечатан в исправленном виде.

Байрон Джордж Гордон Беппо

Байрон Джордж Гордон
Беппо