Аверченко Аркадий Тимофеевич
Мое самоопределение

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

Оценка: 7.13*6  Ваша оценка:

  

А. Т. Аверченко

Мое самоопределение

Автобиографический фельетон

  
   Избранные страницы русской журналистики начала XX века
   М., "ЧеРо", 2001
   OCR Бычков М. Н.
  

Аркадий Тимофеевич АВЕРЧЕНКО

(1881--1925)

  
   Аркадий Аверченко -- один из наиболее известные сатириков и юмористов начала XX века. Сотрудничал в провинциальных и столичных изданиях, особенно плодотворным в его деятельности был период, когда он сотрудничал и редактировал журналы "Сатирикон" и "Новый Сатирикон" (10-е годы). Высмеивал пошлость современного ему быта, глупость и пошлость человеческих характеров. Октябрь 1917 г. не принял, в эмиграции активно работал в русской эмигрантской прессе.
   Ниже публикуется фельетон А. Аверченко, опубликованный в "Новом сатириконе" в 17-м номере 1917 г.
  
  
   Все прочие как хотят; могут самоопределяться, могут не самоопределяться -- их дело.
   А я лично решил самоопределиться.
   Довольно этой неопределенности! Очень тяжело, когда сам не знаешь, кто ты такой. Не такое нынче время, ха-ха.
   Самоопределение мое пойдет по определенному руслу и в одной только плоскости: буржуй я или не буржуй?
   С чего начались мои сомнения? Вот:
   Недавно на митинге, когда я произнес блестящую и глубокопрочувствованную речь в защиту Временного правительства, один гражданин, в зеленом, довольно легкомысленном для его возраста пиджаке, клетчатой кепке и узких штанах, уверенно сказал, поведя широким ноздристым носом:
   -- Буржуй разговаривает.
   Странное чувство овладело мною, когда я услышал такое определение.
   Вероятно, такое же чувство овладевает страусом, беззаботно бегавшим по безлюдным африканским пустыням, когда он впервые с разбега налетел на человека и тот уверенно заметил вслух:
   -- Ба! Да это страус.
   Всю жизнь прожил беззаботный вольный страус и не знал, что его имя страус. А пришел охотник, и сразу открыл ему глаза, и сразу наклеил ярлык:
   -- Ты -- страус.
   И вот, услышав свое настоящее имя, бредет страус, уже потупив голову, опустив хвост, и элегически думает:
   "Ну вот, и оказывается, что я -- страус. Хорошо это или дурно? Позорно быть страусом, или я тоже имею право на свое местечко под солнцем?.."
   Бродит он по африканской живописной пустыне, но беззаботность уже покинула его, уже он стал задумчив, уже самокритика стала заедать его:
   -- Страус я, оказывается... Комиссия!
   Почти такое же ощущение овладело и мною, когда я впервые услыхал от зелено-пиджачного гражданина уверенное:
   -- Буржуй!
   Страуса узнают по росту, по длинной змеиной шее, по маленькой голове, по перьям на хвосте, по огромным крепким лапам. Тысяча характерных признаков.
   По каким же признакам определили меня?
   Я кое-как скомкал свою речь, спрыгнул со скамейки, служившей трибуной, и, отведя в сторону зеленого господина, тихо спросил его:
   -- Это вы кого же -- меня назвали буржуем?
   -- Обязательно.
   -- За что?
   -- Крахмал.
   Мы оба недоуменно поглядели друг на друга.
   -- Крахмал, вы говорите?
   -- Обязательно.
   -- Какой крахмал?
   -- Рубашка, тово. Крахмала, как говорится. Хи-хи.
   -- Только и всего?
   -- Очки тоже.
   -- Это пенсне. Да и что в нем дурного? Наоборот: без него я ничего не вижу и могу вам же наступить на ногу или толкнуть.
   -- Попробуй.
   -- Я говорю лишь предположительно.
   Стоя друг против друга, мы погрузились в печальную задумчивость.
   -- Так буржуй я?
   -- Буржуй.
   -- Что же мне теперь делать?
   Он был несколько озадачен.
   -- Что делать? Ничего. Довольно уже наделали. Довольно попили нашей крови!
   Сколько я ни напрягал своей памяти, никак не мог вспомнить такого эпизода в своей жизни, чтобы пришлось утолить жажду кровью зеленого гражданина или кого другого в этом роде. В этом отношении я был невинен, как годовалое дитя.
   Попытался робко оправдаться:
   -- Это не я. Я не пил вашей крови. Это кто-нибудь другой.
   -- Все вы хороши. Деньги есть?
   -- Есть. В банке. Двадцать тысяч.
   -- Надо отдать народу.
   -- У меня и квартира еще есть в четыре комнаты; мебель тоже; контракт на три года.
   -- Надо отдать трудящимся.
   -- А сам я где буду жить?
   -- Где?.. Гм. Ну квартиры не надо. Отдай только деньги.
   -- Позвольте! Это я сам заработал. Как же отдам все? С какой стати?
   -- Долой капитализм!
   -- Да позвольте, мой зелено-пиджачный друг! Велик ли мой капитал -- двадцать тысяч! Да ведь теперь рабочий зарабатывает пятьсот-восемьсот рублей в месяц! Ведь он тоже капиталист!
   Он критически усмехнулся.
   -- Скажете тоже! То какие-то восемьсот рублей, а то -- двадцать тысяч. Насосались вы, я вижу, нашей кровушки.
   -- А, чтоб вас черт побрал! -- вышел вдруг я из берегов. -- Маковой росинки у меня вашей крови во рту не было!! Я писатель!! Слышали? Журналист! Поняли? Написал строчку -- получил полтинник, написал две -- получил рубль. Чью же я кровь сосал, тупая вы зеленая ящерица! Пятьсот строк в неделю, девять лет работы -- экономия двадцать тысяч! Поняли вы это, зеленый смородиновый куст?!!
   -- Я попросил бы вас на меня не кричать. Буржуй несчастный!
   -- Тьфу!!
   Мы разлетелись в разные стороны, будто бы между нами разорвалась ручная граната. У меня есть некоторые основания предполагать, что он остался мною недоволен.
   Я им -- тоже.
  
   Шел я домой опечаленный, угрюмо думающий: "Откуда выползли эти травяного цвета граждане, для которых обидеть человека тяжким прозвищем "буржуй" так же легко, как выкурить папиросу? Какое они имеют право?"
   Вот я пришел домой, стал перед зеркалом и впился глазами в свою фигуру, в свое лицо:
   -- Ну, вот он я. Вот я, беззаботная вольная птица, впервые узнавшая, что я не просто птица, а -- страус. И перо мое -- мое страусовое перо по полтиннику за строчку -- хотя и ценится, но оно идет на потребу и нужды буржуев, и сам я поэтому буржуй.
   Черт меня возьми, когда же я им сделался? Ведь эти анафемские двадцать тысяч не сразу же у меня появились, а постепенно. И был ли я буржуем, когда, бросив шестидесятирублевое место на Брянском руднике, приехал в Петроград с одиннадцатью рублями в кармане?
   Неужели эти проклятые "одиннадцать" погубили меня, запали мне в карман тем крохотным буржуазным семенем, из которого выполз росток и разрослось огромное двадцатитысячное буржуазное дерево?
   Когда зелено-пиджачный господин держал до меня на митинге речь, он говорил:
   -- Товарищи! Капиталистов не должно быть! Все должны быть равны! Не должно быть ни богатых, ни бедных. А для этого отнимайте деньги у богатых и передавайте их тем, у кого ничего нет!..
   О, мой зелено-пиджачный друг! Где ты -- ау! Вот я -- капиталист! Приходи ко мне и забери у меня все мои деньги, выгони из квартиры, сними с меня "крахмала", как ты назвал мою сорочку от Друса, и пусти меня на улицу в одном пиджачишке, хотя бы того же травяного цвета.
   Ты думаешь -- я потеряюсь? О нет, моя милая проворная ящерица!
   Я сейчас же побреду в редакцию любого приличного журнала, и попрошу десяток листов бумаги и уголок стола в редакционной комнате, и через три часа вручу редактору журнала рассказ, и получу за него двести рублей, и снова найду себе комнату, куплю у Друса новую крахмальную рубашку, а черерз три дня у меня уже снова будет хорошее драповое пальто, и котелок, и пенсне, и палка с серебряным набалдашником, а через месяц я тебя, зеленый друг мой, снова могу принять в своей новой, уютно обставленной квартире, а через год -- я тебе снова покажу довольно симпатичную на твой глаз чековую книжку...
   И что же? Снова, значит, я сделался буржуем? Снова ты, о зеленый мой, разденешь меня, отберешь деньги и пустишь в чем мать родила? Да? И снова я побреду в ближайшую редакцию? Дорогой товарищ! Но ведь это уже система старая, и не тобой она открыта... Эта система применяется в больших экономиях, где рачительные хозяева стригут овец периодически в известные сроки, отпуская их потом на травку, нагуливать себе новую шерсть для будущей стрижки.
   Товарищ в зеленом пиджаке! Ты через три слова говорил о равенстве!.. Но разве есть равенство между овцой и ее хозяином?
   Подумай ты об этом, зеленый. И если после всех моих доводов ты назовешь меня с глупым упрямством -- "буржуй", так я с тобой больше и разговаривать не хочу!
   И знаешь почему, мой зеленый друг?
   Потому что я умнее тебя.
   Как ты в этом со мной сравняешься?
   Есть один способ: каждый день перед завтраком, что ли, ты должен приходить ко мне и ударом крепкой палки о мою голову затуманивать и понижать дееспособность моего мозга до такого уровня, чтобы он, мозг, сравнялся с твоим.
   Но хорошо ли это?..
   Ну, вот я, слава богу, и самоопределился. Оказывается, что я -- не буржуй. Ф-фу! От сердца отлегло.
   А до остальных -- до моих товарищей, единомышленников и друзей -- мне нет никакого дела, пусть каждый самоопределяется и оправдывается перед гражданами в травяных пиджаках -- как хочет.
  
   "Новый сатирикон", май 1917, No 17.
   Печатается по сборнику:
   Аркадий Аверченко в "Новом сатириконе". 1917, 1918.
   "Рассказы и фельетоны". М., 1994.
Оценка: 7.13*6  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Турбодизельный автомобиль с механической коробкой дизель на механике выбор автомобиля.
Рейтинг@Mail.ru