Атертон Гертруда
Жена-американка и англичанин-муж

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    "American Wives and English Husbands", by G. Atherton.
    Текст издания: журнал "Вѣстникъ Европы", NoNo 4-6, 1900.

ЖЕНА -- АМЕРИКАНКА И АНГЛИЧАНИНЪ -- МУЖЪ

"American Wives and English Husbands", by G. Atherton.

I.

   Меблированныя комнаты м-съ Гейнъ помѣщались въ угловомъ домѣ Базарной и одной изъ тѣхъ побочныхъ улицъ, которыя спускаются съ высотъ г. Санъ-Франциско и сливаются съ его главной улицей. Она кишитъ людьми и экипажами, движущимися отъ песчаной степи у подножія горъ Близнецовъ къ самой верфи на томъ концѣ бухты. Съ правой стороны отъ нея на холмахъ и на ихъ отрогахъ, высятся, тѣснятся и лѣпятся по горѣ постройки новѣйшей, богатой части города. Слѣва, къ юго-востоку, отблескъ прежняго величія отчасти еще осѣняетъ Ринконъ-Гиллъ; но и онъ съ каждымъ годомъ замѣтно угасаетъ. Немногіе изъ его обитателей, бывшихъ еще сравнительно недавно законодателями жизни и порядковъ въ столицѣ Калифорніи, ютятся въ своихъ устарѣлыхъ домахъ, среди заглохшихъ садовъ. Но дѣти ихъ уже успѣли обзавестись семьями и, въ свою очередь, селятся по ту сторону равнины, на холмахъ и на ихъ зеленѣющихъ отрогахъ.
   Въ самой равнинѣ развернулся шумный, тѣсный, вѣчно волнующійся, закоптѣлый городъ, и въ немъ сотни улицъ, гдѣ ютится самая жалкая бѣднота, выползающая въ видѣ тысячи оборванныхъ, жалкихъ созданій на большую дорогу, чтобы вечернею порой погулять на рубежѣ демократической части города; но бѣдняки рѣдко имѣютъ смѣлость добраться до аристократическихъ кварталовъ. Ихъ мѣстопребываніе извѣстно подъ общимъ названіемъ "Южно-Базарной" улицы; главная же часть центра города -- Базарная -- ни днемъ, ни ночью не знаетъ покоя. Базарная улица -- это цѣлый фейерверкъ красокъ, нестройный оркестръ самыхъ разнообразныхъ, самыхъ рѣзкихъ и оглушающихъ звуковъ; это -- безконечное скопленіе снующихъ людей и экипажей, толпящихся тутъ до полуночи. Здѣсь, на главной улицѣ Санъ-Франциско, ярко выступаютъ самыя разнообразныя, мелкія и крупныя стороны его космополитически-пестрой жизни.
   Для дѣвочки лѣтъ одиннадцати, которая жила въ третьемъ этажѣ меблированнаго дома миссисъ Гейнъ, Базарная улица была предметомъ внимательнаго изученія и неизмѣннаго любопытства. Вглядываясь въ лица прохожихъ и проѣзжихъ, дѣвочка задавала себѣ еще неразрѣшенный для нея вопросъ: есть ли у каждаго изъ нихъ своя особая жизнь гдѣ-нибудь, кромѣ этого конца улицы, и какая она? Для ребенка весь міръ заключался въ этомъ уголкѣ, надъ которымъ утромъ просыпалось и прокрадывалось вверхъ по небосводу, а вечеромъ спускалось и ложилось спать -- яркое солнце. Ли была увѣрена, что рано или поздно всѣ люди на свѣтѣ обязательно должны перебывать на Базарной улицѣ, гдѣ съ утра до ночи бушуетъ вихрь торговаго движенія, гдѣ мужчины шумятъ и ругаются, а женщины какъ-то особенно испуганно подскакиваютъ, бросаясь изъ стороны въ сторону, чтобы не попасть подъ экипажи. Здѣсь лѣтомъ, по вечерамъ, спускался и недвижно висѣлъ туманъ, и уличные огни виднѣлись за нимъ, какъ падающія съ неба звѣздочки, а люди, какъ души грѣшниковъ, метались въ туманномъ пространствѣ...
   Когда матери Ли настолько нездоровилось, что ее нельзя было оставить одну, дѣвочка сидѣла дома и смотрѣла изъ окна на уличную суматоху, изрѣдка возглашая, какъ хоръ въ греческой трагедіи:
   -- Ну вотъ!-- вырывалось у нея, напримѣръ, по адресу кого-то на улицѣ:-- рѣшилась, наконецъ-то!.. О, что за дура! Всякій съ закрытыми глазами увидалъ бы эту повозку... Вернулась? Ну, конечно!.. А! добралась до середины улицы... а за-уголъ заворачиваютъ похороны; назадъ ей идти некуда,-- приходится идти впередъ... Остановилась позади какого-то мужчины... Интересно знать, ухватитъ ли она его за фалды? Ну, вотъ: прошла благополучно! Неужели она боится такихъ же людей, какъ она сама?
   -- Еслибъ когда-нибудь мнѣ въ голову пришло, голубушка, что тебѣ придется переходить дорогу въ это время дня, я бы навѣрно въ обморокъ упала, или впала въ истерику,-- обыкновенно въ такихъ случаяхъ говорила мать, миссисъ Тарлтонъ, а Ли неизмѣнно на это возражала:
   -- Я могла бы перебѣжать прямо на ту сторону, не останавливаясь по дорогѣ и не рискуя сломать себѣ шею отъ поминутнаго верченья; но я ничего этого не дѣлаю, да и не стану дѣлать, потому это это васъ на вѣки разстроитъ. Когда мнѣ нужно на ту сторону, я иду вверхъ по улицѣ, прохожу лишнее, но зато перехожу тамъ, гдѣ давки меньше, а потомъ иду назадъ до того мѣста, гдѣ мнѣ надо было перейти.
   -- Мнѣ жаль даже подумать, что ты принуждена всюду ходить одна. Но иначе нельзя -- что же дѣлать?-- воздухъ и движеніе тебѣ необходимы, бѣдное мое дитя!
   Но дѣвочка, сохранившая смутное, но свѣтлое воспоминаніе о прежней роскоши, была даже рада своей свободѣ; а миссисъ Тарлтонъ про себя была увѣрена, что ребенокъ, который умѣетъ такъ хорошо ухаживать за своей матерью, съумѣетъ присмотрѣть и за собою.
   Миссисъ Тарлтонъ постоянно хворала и покорялась своимъ застарѣлымъ недугамъ. Ли привыкла вскакивать по ночамъ и, еще вся охваченная впечатлѣніями прерваннаго сна, готовила припарки и кипятила воду для больной; она же одѣвала мать и раздѣвала ее на ночь; похлопывала и согрѣвала ей руки и ноги; стряпала для нея ея любимыя южно-американскія кушанья на плиточкѣ, въ углу той же комнаты.
   Миссъ Гейнъ, хозяйка, старая дѣва, особа нервно-раздраженная, какъ и подобаетъ старой дѣвѣ, но вполнѣ нормальная, взяла на себя обязанность доставлять больной книги изъ "Торговой Библіотеки" и заглядывала къ ней днемъ, когда Ли бывала въ школѣ.
   Дѣвочка сама чинила и чистила себѣ платье, бѣлье и сапоги, а уроки готовила въ такую пору, когда другія дѣти уже давно лежатъ въ постели; впрочемъ, къ счастію, она справлялась съ уроками очень проворно,-- иначе миссисъ Тарлтонъ сдѣлала бы надъ собой усиліе и возстала противъ этого. Но Ли сама отстояла необходимость проводить день внѣ дома, когда мать ея была сравнительно здорова и оставалась въ мірѣ романовъ; а сама миссисъ Тарлтонъ не рѣшалась стѣснять въ этомъ ребенка, дѣтство котораго сложилось такъ непохоже на ея собственные дѣтскіе годы, и непохоже на блестящія пророчества добрыхъ волшебницъ въ тѣ времена, когда еще былъ живъ Гейвардъ Тарлтонъ, самый добрый и любящій изъ всѣхъ отцовъ.
   О той злополучной минутѣ, когда она овдовѣла, у Маргариты Тарлтонъ сохранились весьма неясныя воспоминанія: у нея сдѣлалась въ то время горячка, и она надолго потеряла сознаніе.
   Послѣ войны, ея родные остались почти безъ всякихъ средствъ: громкое имя предковъ должно было замѣнить имъ капиталъ. Впрочемъ, ихъ рабы отказались отъ своей свободы, и; такимъ образомъ, Маргарита выросла, не имѣя труда хотя бы для того, чтобы "поднять съ полу платокъ". На первый балъ она явилась въ старомъ платьѣ своей мамы, передѣланномъ ей изъ платья бабушки; но это обстоятельство не помѣшало ей быть воздушно-прекрасной и въ душѣ лелѣять романическіе идеалы, -- какъ то и подобало дочери несравненной красавицы-креолки. Гейвардъ Тарлтонъ тутъ же плѣнился ею, протанцовалъ съ нею двѣнадцать танцевъ и, недѣлю спустя, предложилъ ей свою руку и сердце. А спустя мѣсяцъ они повѣнчались, и Гейвардъ началъ осуществлять свое намѣреніе -- разбогатѣть на остатки отъ роскошнаго отцовскаго наслѣдья.
   Когда молодые Тарлтоны прибыли въ Санъ-Франциско, богатство, за которымъ они гнались, само побѣжало къ нимъ на встрѣчу: три года спустя, Гейвардъ уже былъ несомнѣннымъ богачомъ, а его молодая красавица-жена -- вліятельнымъ членомъ общества. Бракъ ихъ былъ самый счастливый: Маргарита обожала своего смѣлаго, красиваго мужа, а онъ былъ покорнѣйшимъ рабомъ малѣйшей изъ ея прихотей. Дочь ихъ командовала ими,-- да, впрочемъ, и всѣми въ домѣ, но,-- надо отдать ей справедливость,-- ея деспотизмъ былъ самаго мягкаго и, такъ сказать, разумнаго свойства; немудрено, что родители, молившіеся на нее, считали, что у Ли нѣтъ вовсе недостатковъ. Въ тѣ поры она была счастливой обладательницей двадцати-шести куколъ, большой комнаты, полной игрушекъ, живого пони и трехъэтажнаго игрушечнаго дома, который находился въ уголку сада.
   Но, вотъ, подоспѣли волненія въ копяхъ Виргиніи, и общее возбужденіе увлекло за собою Тарлтона. Онъ игралъ и -- проигрался; рискнулъ еще -- уже по необходимости -- и въ одинъ прекрасный день едва добрался домой. Этотъ смѣльчакъ, четыре года храбро бившійся за свое отечество, теперь едва держался на ногахъ и объявилъ женѣ, что у него больше нѣтъ ни доллара за душой. Онъ вышелъ въ сосѣднюю комнату и пустилъ себѣ пулю въ лобъ.
   Кредиторы завладѣли домомъ, а миссисъ Тарлтонъ нашла пріютъ у одной южанки, ея соотечественницы, м-съ Монгомери, наканунѣ этого погрома. Ли, которая была тутъ же, когда происходило объясненіе отца съ матерью, передъ его самоубійствомъ, сразу потеряла всякій интересъ къ кукламъ и картинкамъ и объявила, что не выйдетъ изъ комнаты матери; она ухаживала за нею днемъ и ночью, а спала тутъ же на диванѣ, у нея въ ногахъ.
   М-съ Монгомери восторженно восклицала, поглядывая на дѣвочку, что это -- неугомонный я совсѣмъ не-современный, но милый, очаровательный ребенокъ. Ея младшія дѣти -- Тини и Рандольфъ, всего на нѣсколько лѣтъ старше Ли -- тоже нашли, что Ли очень интересное дитя, и ловили каждую свободную минутку, чтобы забѣжать посмотрѣть на нее, какъ только сидѣлка выходила. Ли это видѣла, но -- и только: несмотря на то, что дѣти славились своею красотой и изяществомъ манеръ, на Ли они произвели мало впечатлѣнія.
   Когда м-съ Тарлтонъ оправилась послѣ горячки, ея повѣренный доложилъ ей, что у нея уцѣлѣлъ участокъ степной земли подъ мызу и стада ("ранчъ"), который ей недавно подарилѣ мужъ, повинуясь ея желанію, выраженному какъ-то вскользь. Тогда -- она сказала и забыла; но теперь, когда дарственная запись на эту землю лежала у ея повѣреннаго, она предоставила всѣ свои брилліанты на уплату кредиторамъ, а землю оставила для дочери за собой.
   М-съ Гейнъ, тоже южно-американка, которой Тарлтонъ помогъ начать ея дѣло, предложила его вдовѣ занять у нея большую комнату на улицу, въ третьемъ этажѣ, за ту же цѣну, какую стоила комната окнами во дворъ. М-съ Тарлтонъ согласилась. и постаралась себя увѣрить, что чувствуетъ себя совсѣмъ хорошо и уютно; но къ общему столу она не выходила, визитовъ никому не отдавала. Ея ближайшіе друзья -- южане, м-съ Монгомери, м-съ Джири, м-съ Браннанъ, м-съ Картрайтъ и полковникъ Бельмонтъ -- остались ей вѣрны, но съ годами ихъ посѣщенія становились все рѣже, а м-съ Монгомери съ дѣтьми, вдобавокъ, часто и подолгу жила заграницей. Для м-съ Тарлтонъ все было безразлично; единственнымъ существомъ, привлекавшимъ ея вниманіе, была ея дочь Ли.
   Когда не было на улицѣ ни пыли, ни тумана, ни вѣтра, ни дождя, Ли рѣшительно принималась укутывать свою мать и везла ее прокатиться; самые длинные, самые однообразные и тоскливые дни проводила мать, лежа въ своемъ креслѣ, за чтеніемъ или за шитьемъ. Она вообще не жаловалась на свои страданія, если онѣ не слишкомъ ее мучили, и ко всему были безучастна; но все касавшееся Ли -- ее интересовало. Она ухитрялась всегда сохранять ровное, веселое настроеніе въ присутствіи дочери, чтобы та не видѣла ея слезъ; она была ей благодарна за тѣ заботы, которыми дѣвочка ее окружала, за ту ловкость, съ которой та ухаживала за нею: она сама ни за что на свѣтѣ не съумѣла бы причесать себѣ волосъ, или застегнуть сапожки.
   -- Развѣ ты, "мэмми", никогда сама не застегивала ихъ?-- какъ-то разъ, занятая именно этимъ дѣломъ, спросила Ли.
   -- Никогда, радость моя! Когда Дина, бывало, прихворнетъ, твой отецъ замѣнялъ мнѣ ее; а когда Дина умерла, онъ никогда не допустилъ бы никого дотронуться до моихъ сапожковъ; почти всѣ, застегивая пуговки, такъ больно защемляютъ ногу! Причесывать меня онъ не съумѣлъ бы, но раздѣваться помогалъ всегда и самъ для меня разрѣзалъ всегда жаркое.
   -- И всѣ мужчины все это дѣлаютъ для своихъ женъ?-- тономъ почти благоговѣйнаго удивленія спросила Ли.-- Значить, всѣ они -- премилый народъ?
   -- Конечно, всѣ... то-есть, всѣ тѣ, которые годятся въ мужья, а южане въ особенности. Мнѣ бы хотѣлось только до того дожить, чтобы дождаться, когда ты выйдешь замужъ за человѣка, который бы какъ можно больше былъ похожъ на твоего отца. Хотѣлось бы мнѣ знать: есть ли еще у насъ такіе? Америка быстро идетъ впередъ. Бывало, твой отецъ проситъ меня: "Придумай что-нибудь еще новенькое, чего бы тебѣ захотѣлось,-- что-нибудь такое, что трудно бы достать!" А застегивать сапожки онъ просто обожалъ: каждый разъ, застегнетъ, бывало, да и поцѣлуетъ,-- никогда не забудетъ!
   -- А, должно быть, жить замужемъ чудо, какъ хорошо!-- замѣтила Ли.
   М-съ Тарлтонъ только молча закрыла глаза.
   -- Папа былъ вполнѣ совершенный человѣкъ?-- кончивъ застегивать, спросила Ли, рукой проглаживая кожу на красивомъ подъемѣ ноги больной.
   -- Да, вполнѣ!
   -- А я слышала, дворецкій говорилъ, что, случалось, папа пилъ, "какъ настоящій лордъ"?
   -- Весьма возможно; но все-таки онъ былъ безупречный человѣкъ, а пилъ какъ джентльменъ...-- конечно, какъ джентльменъ-южанинъ. Я его тогда укладывала спать, и послѣ никогда ему на это и не намекала.
   

II.

   У Ли не было друзей одного съ нею возраста. Большое частное училище, въ которое она ходила, не пользовалось благосклонностью аристократовъ Санъ-Франциско, а м-съ Тарлтонъ такъ вбила въ голову дочери сознаніе своего превосходства надъ другими, "просто"-американскими дѣтьми, что послѣднія казались дѣвочкѣ далекими отъ ея идеала. Дѣти ближайшихъ друзей м-съ Тарлтонъ воспитывались дома или въ небольшихъ, дорогихъ частныхъ училищахъ, а уже въ Европѣ или въ Нью-Іоркѣ ихъ образованіе должно было получить окончательную отдѣлку. Года два послѣ смерти отца. Ли еще бывала у своихъ богатыхъ друзей; но затѣмъ, выросши изъ своихъ дорогихъ нарядовъ, она принуждена была носить простенькія бумажныя матеріи, а въ холода -- кутаться въ толстый плэдъ. Поневолѣ, приходилось прекратить аристократическія знакомства. Когда мимо Ли, въ собственныхъ экипажахъ, катили ея богатые друзья, они, правда, весело и радушно кланялись ей, съ благовоспитанностью, свойственной ихъ кругу, и отдавали дань волшебному обаянію былого блеска, пережившему въ памяти ихъ нищету настоящаго.
   -- Когда ты подростешь, я гордость свою положу въ карманъ и попрошу м-съ Монгомери, чтобы она взялась тебя вывозить, а Джэка Бельмонта, -- чтобы онъ, подарилъ тебѣ бальное платье,-- однажды замѣтила м-съ Тарлтонъ.-- Мнѣ кажется, ты будешь хорошенькая, потому что ты -- вылитый отецъ, и у тебя лицо такое выразительное, бѣдное дитя, когда ты чувствуешь себя счастливой! Помни только, что не надо морщить лобъ и брови, не ѣсть горячихъ пирожковъ, не слишкомъ много сладкаго, и всегда носить мѣшочекъ съ камфорой, чтобы не схватить чего дурного; и держись прямо, и носи вуаль, когда дуетъ этотъ противный вѣтеръ. Красота -- главное для женщины въ житейской борьбѣ;-- такъ-то, моя радость! А если ты будешь хороша собой и будешь настоящимъ образомъ "lancée" -- ты можешь быть увѣрена, что составишь прекрасную партію. Я для того только и живу.
   Ли надѣвала вуаль въ угоду своей мамѣ; ей тоже хотѣлось быть красивой, хотя бы потому, что быть красивой означало -- имѣть собственныхъ слугъ и вообще все, все -- другое, а не то, что видишь въ меблированной комнатѣ. Порой, она смотрѣла съ недовѣріемъ на свое худенькое личико, на черные прямые волосы, которые отказывались подвиваться... хотя бы чуть-чуть! Глаза ея (она сама рѣшила) слишкомъ блѣдно-голубого, цвѣта, чтобы считаться красивыми. М-съ Тарлтонъ удалось спасти отъ погрома небольшую библіотеку избранныхъ романовъ, въ тайны которыхъ погружалась маленькая Ли въ дождливую погоду; но глаза героини были непремѣнно "темно-синяго" цвѣта, а широкія брови и густыя короткія рѣсницы, казалось, еще болѣе обезцвѣчивали голубые глаза дѣвочки; вдобавокъ, она была слишкомъ худа и держалась сутуловато; но материнское око все-таки съ надеждою смотрѣло на нее. М-съ Тарлтонъ теперь не отличалась прежней своей красотой и воздушностью, которыя испарились вмѣстѣ съ ея счастіемъ; но пока мужъ былъ живъ, она поддерживала свою изящную внѣшность и увеличивала, развивала ее всякими тонкостями, суть которыхъ она широко внушала своей дочери. Дѣвочка, сама по себѣ, считала, что красота -- тяжелая обуза, если ее нельзя получить готовую, безъ труда.
   -- Помни, по крайней мѣрѣ, хоть это одно,-- говорила нетерпѣливо мать, видя, что Ли больше вниманія удѣляетъ толпѣ на улицѣ, чѣмъ ея наставленіямъ:-- Если ты красива, ты управляешь мужчинами; если ты заурядна,-- они управляютъ тобой. Если ты красива, мужъ твой будетъ твоимъ рабомъ; если нѣтъ,-- ты его главная служанка! Весь умъ, который себѣ накопили "синіе чулки" -- ничто, въ сравненіи съ цвѣтомъ лица,-- а я надѣюсь, что ты не будешь въ числѣ "синихъ". Почему женщины-американки имѣютъ больше всего успѣха? Потому что онѣ умѣютъ быть красивыми. Стоитъ американкѣ захотѣть -- и она своего добьется: а желанье быть красивой -- все равно, что дрожжи для тѣста. Если женщина -- кляксъ, она сама виновата. Добейся, чтобы у тебя былъ хорошій цвѣтъ лица, научись держаться и выступать, какъ будто для тебя поклоненіе царей -- дѣло обыкновенное,-- и весь міръ признаетъ, что ты хороша собой... Но главное, все-таки,-- цвѣтъ лица!
   -- Онъ будетъ у меня! Да! будетъ!-- горячо отозвалась Ли, проворно подвязала вуаль и, держась прямо, какъ гренадеръ, пошла на воздухъ.
   Хотя дѣвочка и лишена была общества своихъ сверстницъ, у нея были все-таки друзья въ лицѣ представителей совершенно иныхъ интересовъ. Въ ней самой, постепенно, созрѣлъ планъ держать лавочку, въ которой половина была бы занята пестрыми и душистыми сластями, а половина -- книгами важнаго и мрачнаго содержанія. Но это тщеславное стремленіе она благоразумно утаила отъ своей "мэмми". Гдѣ-то, на Базарной улицѣ, Ли откопала крохотную книжную лавчонку, и въ ней за прилавкомъ -- чахоточнаго, бѣлокураго молодого человѣка, имени котораго она такъ никогда и не узнала, но сама дала ему прозвище -- "слабоумненькій". Онъ тоже не сталъ освѣдомляться, кто такая его частая гостья, но каждый разъ привѣтствовалъ ее радушною улыбкой и пропускалъ ее также за прилавокъ. Тамъ Ли высиживала по нѣскольку часовъ подъ-рядъ, болтая языкомъ и -- ногами. Она повѣряла своему другу свои планы и мечты, и поучала его, повторяя и объясняя ему свои уроки. Онъ же, взамѣнъ, разсказывалъ ей про забавныхъ людей изъ числа публики, которая покровительствовала его торговлѣ; онъ, вообще, считалъ Ли восьмымъ чудомъ свѣта, дарилъ ей бумагу и цвѣтные карандаши. Чтобы не оставаться у него въ долгу, Ли связала ему громадный шерстяной шарфъ, который, будто бы (по словамъ ея друга), чрезвычайно поддерживалъ его здоровье.
   Дѣвица, стоявшая во главѣ цѣлой лавочки сластей,-- тоже была ея другомъ; но ближайшимъ изъ ея друзей сдѣлалась блѣдная молодая женщина, недавно появившаяся въ книжной лавчонкѣ, на выставкѣ которой лежали грязные, болѣзнетворные томики, привлекшіе любопытство маленькой Ли. Углубившись въ чтеніе ихъ заглавій, дѣвочка случайно подняла глаза и встрѣтила тоже чьи-то глаза и улыбку, еще незнакомые ей. Она тотчасъ же вошла въ лавку и, облокотившись на конторку, радушно, заявила незнакомкѣ, что рада ея пріѣзду въ городъ, и будетъ заходить къ ней ежедневно, если ей позволятъ изрѣдка прибирать книги.
   Незнакомкѣ, можетъ быть, и показалась такая выходка забавной, но по лицу ея этого не было замѣтно; предложеніе Ли она приняла съ видимой благодарностью и просила дѣвочку быть въ ея владѣніяхъ -- какъ у себя дома. Шесть мѣсяцевъ длилась ихъ дружба. Молодая женщина (фамилія ея была Стэнерсъ) помогала Ли рѣшать задачи и выказывала большое участіе къ радостямъ и горестямъ маленькихъ дѣвочекъ вообще, но о себѣ никогда ничего не говорила. Утомившись жизненной борьбой, она принуждена была покориться и сошла въ могилу. Два раза видѣлась съ нею Ли въ больницѣ, и какъ-то разъ мать сообщила ей, что прочла въ газетахъ объявленіе о смерти миссъ Стэнерсъ. Ли долго и горько рыдала по своей кроткой подругѣ, которая унесла съ собою ея завѣтныя мечты.
   -- Ты еще такъ мала, а видѣла уже такъ много горя,-- замѣтила въ тотъ вечеръ м-съ Тарлтонъ, вздыхая:-- но, можетъ быть, это дастъ тебѣ больше выдержки въ характерѣ, чѣмъ было ея у меня: Ничто на свѣтѣ не можетъ отнять у тебя бодрость духа: этимъ ты вся въ бабушку; ты даже, иной разъ, такъ точно размахиваешь руками, какъ она; и по наружности ты совсѣмъ креолка! Удивительная она была женщина; сорокъ-девять человѣкъ сваталось за нее.
   -- Надѣюсь, что мужчины все-таки получше мальчишекъ,-- замѣтила Ли, которая была не прочь, чтобъ ее отвлекали отъ грустныхъ думъ.-- Мальчишки у насъ въ домѣ все дрянные: Берти Рейнольдсъ дергаетъ меня за волосы каждый разъ, какъ я прохожу мимо него, и дразнитъ меня, что я "индѣйка", а Томъ Вильсонъ бросается хлѣбными шариками за. обѣдомъ и далъ мнѣ кличку "обломка аристократки". Я твердо увѣрена, что они не согласились бы ни за что на свѣтѣ поцѣловать туфельку дѣвочки.
   -- Пройдетъ нѣсколько лѣтъ, и та же дѣвочка будетъ ихъ же водить за-носъ!-- шутя, отозвалась мать.-- Наконецъ, никогда нельзя заранѣе сказать, что выйдетъ изъ любого мальчишки: все зависитъ отъ того, примутъ ли въ немъ участіе дѣвочки, или нѣтъ. А эти, здѣшніе, порядочная голь!
   -- Вчера пріѣхалъ новый; его зовутъ Сесиль. Онъ англичанинъ: я слышала, какъ отецъ говорилъ съ нимъ за столомъ сегодня. Фамилія у него такая забавная, -- я позабыла. М-съ Гейнъ говоритъ: онъ очень "distingué" и, вѣрно, лордъ, но скрываетъ свое происхожденіе; а по-моему, онъ страшно тощій и -- уродъ. Глубокія морщины по обѣ стороны рта, большущій тонкій носъ и впадины въ углу глазъ: такого чваннаго господина я отроду еще не видала! Мальчику, на мой взглядъ, такъ -- лѣтъ двѣнадцать, и онъ, кажется, не боится ничего,-- кромѣ дѣвчонокъ. У него восхитительные темные вьющіеся волосы и нѣжный цвѣтъ лица, а глаза -- темно-каріе глаза!-- такъ и смѣются. Онъ гораздо милѣе всѣхъ мальчиковъ, какихъ мнѣ приходилось видѣть.
   -- Онъ сынъ англійскаго джентльмена; а они -- единственные, которыхъ сколько-нибудь можно сравнить съ южанами. Если ты подружишься съ нимъ, можешь его къ намъ приводить.
   -- Ахъ, зачѣмъ!-- воскликнула Ли въ удивленіи. Мать всегда поощряла ее презрительное нежеланіе знакомиться съ мальчишками и никакихъ посѣтителей не любила.
   -- Я увѣрена, что онъ будетъ тебѣ другомъ; ты вѣдь, бѣдняжка, все одна,-- одна съ тѣхъ поръ, какъ нѣтъ у тебя миссъ Стэнерсъ... Такъ, если хочешь, пусть онъ къ намъ придетъ; мнѣ очень грустно, что тебѣ не съ кѣмъ играть.
   Ли взобралась къ матери на колѣни.
   Хоть рѣдко, но случалось, что она не прочь была отложить въ сторону свое достоинство, какъ глава семьи, и... и попросить, чтобы ее приласкали.
   М-съ Тарлтонъ крѣпко обняла дочь и закрыла глаза, пытаясь себѣ представить, что малютка, которая прильнула къ ней,-- на пять лѣтъ моложе настоящей Ли, и что онѣ обѣ, какъ въ былую, счастливую пору, притихли, жадно прислушиваясь, скоро ли донесутся до нихъ знакомые и всегда милые шаги...
   

III.

   Ли сидѣла на краю постельки, нерѣшительно свѣсивъ одну ногу, и въ душѣ сожалѣя, что у нея нѣтъ мужа, который застегнулъ бы ей сапожки. М-съ Тарлтонъ чувствовала себя очень плохо, и всю ночь дѣвочка провела безъ сна; голова и глаза Ли къ восьми часамъ утра отяжелѣли; экзаменъ близко, -- пропускать уроки нельзя... пора въ школу. Она злобно, съ ненавистью смотрѣла на длинный рядъ пуговицъ, которыя ей предстояло застегивать, и была уже почти готова надѣть просто туфельки, но пошла на сдѣлку сама съ собой и застегнула противныя пуговицы, что называется, черезъ двѣ въ третью; весь свой остальной нарядъ она докончила въ томъ же духѣ. Взглянувъ на себя въ зеркало, она осталась собою недовольна и рѣшила, что жизнь вообще сложилась неприглядно.
   За завтракомъ м-съ Гейнъ во всеуслышаніе объявила Ли (а слѣдовательно и всему столу), что волосы у нея, вѣроятно, причесаны граблями, а не гребенкой, и собственноручно, при всѣхъ, застегнула ей платье, какъ слѣдуетъ, -- не принимая ни на минуту во вниманіе ея одиннадцатилѣтняго дѣвичьяго самолюбія. Въ итогѣ, если сложить безсонную ночь, головную боль и оскорбленную гордость дѣвочки,-- выходило, что ей приходится идти въ школу въ самомъ удрученномъ настроеніи духа.
   Спускаясь внизъ по длинной лѣстницѣ, которая вела изъ перваго этажа къ выходу на улицу, Ли замѣтила, что въ самыхъ дверяхъ стоитъ маленькій англичанинъ, который уже успѣлъ за столомъ предложить ей редиски, и при этомъ застѣнчиво краснѣлъ; во время выговора м-съ Гейнъ, онъ сдѣлался багровый и злобными глазами какъ бы хотѣлъ остановить обидчицу.
   Мальчикъ стоялъ на порогѣ, сдвинувъ шапку на затылокъ, разставивъ ноги и, повидимому, увлекаясь своими наблюденіями за уличною суетой; онъ не шевельнулся, пока Ли не попросила его дать ей пройти. Какъ только она заговорила, онъ быстро оглянулся и ухватился за ея сумку.
   -- Вамъ тяжело,-- замѣтилъ онъ, дѣлая неимовѣрныя усилія, чтобы не робѣть, и эта любезность вышла у него почти до грубости рѣзка.
   Ли отшатнулась на шагъ.
   -- Простите,-- пробормоталъ Сесиль, и нервныя слезы показались у него на глазахъ.-- Но... но у васъ былъ такой усталый видъ и вы, пожалуй, еще ничего не ѣли... Вотъ я и подумалъ, что съ удовольствіемъ донесъ бы ваши книги.
   Лицо школьницы засіяло восторгомъ, и выраженія усталости въ немъ какъ не бывало, но она сдержанно и чинно отвѣчала:
   -- Конечно, это очень мило съ вашей стороны, и мнѣ нравится, когда мальчики что-нибудь дѣлаютъ для дѣвочекъ.
   -- Я, обыкновенно, ничего не дѣлаю,-- возразилъ онъ поспѣшно, какъ бы изъ боязни, что такое предположеніе можетъ нанести ущербъ его достоинству.-- Но пора идти: вы запоздали!
   Они молча двинулись въ путь.
   Смѣлость мальчика, повидимому, истощилась, а Ли тщетно старалась придумать что-нибудь поумнѣе, чтобы начать разговоръ; въ классѣ она считалась самою умной изъ дѣвочекъ и очень дорожила своей репутаціей; но голова отказывалась ей служить, и, опасаясь, чтобъ ея новый другъ не вздумалъ улизнуть, она первая заговорила:
   -- Мнѣ одиннадцать лѣтъ; а вамъ?
   -- Четырнадцать лѣтъ и одиннадцать мѣсяцевъ.
   -- Меня зовутъ Ли Тарлтонъ; а васъ?
   -- Сесиль-Эдвардъ-Бэзиль Маундрелъ. У меня на два имени больше, чѣмъ у васъ.
   -- Ну, что-жъ,-- вы, все-таки, мальчикъ и старше меня. А меня назвали въ честь знаменитаго человѣка, генерала Ли, родственника отца съ материнской стороны.
   -- Кто онъ былъ такой, этотъ генералъ Ли?
   -- Вамъ надо бы поучиться исторіи Соединенныхъ-Штатовъ.
   -- Къ чему?
   Этотъ вопросъ озадачилъ дѣвочку, и она довольно нетвердо отвѣчала:
   -- Ну, это собственно относится къ исторіи Южно-Американскихъ Штатовъ Мама говоритъ, что мы потомки англичанъ и французовъ; съ французской стороны -- мы съ нею креолки.
   -- А!.. Я спрошу отца.
   -- Онъ лордъ?-- съ глубокимъ любопытствомъ проговорила Ли.
   -- Нѣтъ!
   Сесиль отвѣтилъ такъ отрывисто и рѣзко, что Ли остановилась и уставила на него глаза. Онъ плотно зажалъ ротъ, точно боясь проронить лишнее словечко.
   -- О... о! Отецъ вамъ запретилъ объ этомъ говорить?
   Рослый мужчина безпомощно смотрѣлъ на маленькую лукавую женщину.
   -- Онъ не лордъ,-- послышался рѣшительный отвѣтъ.
   -- А все-таки, вы мнѣ не все сказали!
   -- Можетъ быть. Но,-- вырвалось у него невольно,-- когда-нибудь я, можетъ быть, скажу. Терпѣть я не могу быть на ключѣ, какъ несгараемый ящикъ съ документами. Мы только двѣ недѣли, какъ пріѣхали сюда; жили сначала въ "Дворцовой" гостинницѣ, потомъ сюда переселились... и у меня просто голову разломило думать обо всемъ, что я говорю, прежде чѣмъ я рѣшу, могу ли это сказать. Я ненавижу эту Калифорнію. Отецъ не представляетъ своихъ документовъ, а мальчишки, которыхъ я здѣсь вижу -- все какіе-то бродяги. Но вы мнѣ нравитесь.
   -- О, разскажите мнѣ, разскажите!-- кричала Ли, и глаза ея горѣли, а ноги не стояли на мѣстѣ.-- Это будетъ настоящій разсказъ... Ну, говорите!
   -- Нѣтъ! Я долженъ сперва узнать васъ хорошенько; я долженъ быть увѣренъ, что могу вамъ довѣриться.-- И онъ снова принялъ мрачный и таинственный видъ.-- Каждое утро я буду ходить съ вами въ школу, а подъ-вечеръ мы будемъ сидѣть и болтать въ гостиной.
   -- Я никогда не выдаю секретовъ... а у меня ихъ -- куча!
   -- Я буду ждать цѣлую недѣлю.
   -- Хорошо! Но я считаю, что это дурно съ вашей стороны; сегодня я не могу сойти внизъ: мама больна. Завтра я свободна, и, если хотите, вы можете подняться къ намъ, наверхъ, въ два часа. А каждое утро вы будете носить мою сумку въ школу?
   -- Вотъ что! -- И Сесиль оскорбленно закинулъ голову назадъ.
   -- Да; это необходимо, -- твердо возразила она.-- Иначе вамъ нельзя со мной ходить; а я дамъ нести ее другому мальчику.
   Ли было противно сочинять, но совѣты ея матери пали не на каменистую почву.
   -- А!.. Ну... хорошо; я буду носить; только я долженъ былъ бы самъ это вамъ предложить. Не полагается дѣвочкамъ учить мальчиковъ, что они должны дѣлать.
   -- А мама говоритъ, что она всегда только говорила своему мужу и братьямъ все, что ей было нужно, а они дѣлали для нея все, что угодно.
   -- Ну, у меня есть бабушка и семеро тетушекъ-дѣвицъ, но онѣ никогда ничего не требовали отъ меня; напротивъ, еще онѣ же обо мнѣ заботились; онѣ готовы были сдѣлать для меня все, что угодно.
   -- Стыдитесь! На то и мальчики сотворены, чтобы служить дѣвочкамъ.
   -- Да нѣтъ же! Отроду не слыхивалъ я такой глупости!
   Ли призадумалась немного. Онъ, рѣшительно, такой же аристократъ, какъ любой южанинъ; въ этомъ не можетъ быть сомнѣнія. Но онъ дурно воспитанъ. Ясно, что ей остается дѣлать.
   -- Вы были бы совершенствомъ, еслибы считали, что дѣвочки важнѣе васъ.
   -- Никогда этого не будетъ!-- съ мужествомъ заявилъ онъ.
   -- Тогда мы съ вами не можемъ быть друзьями.
   -- Ну, довольно!-- Не приставайте, а не то... я вамъ не дамъ того, что у меня спрятано въ карманахъ.
   Ли посмотрѣла. Дѣйствительно, карманы его куртки сильно оттопырились.
   -- Ну, такъ и быть: больше не буду говорить сегодня!-- лукаво промолвила дѣвочка.-- А что у васъ тамъ для меня найдется? Вы -- милый мальчикъ.
   Сесиль вынулъ изъ кармана апельсинъ и большое красное яблоко и предложилъ ихъ своей спутницѣ. Ли поспѣшила принять и то, и другое.
   -- Вы это, въ самомъ дѣлѣ, нарочно для меня купили? Вы -- самый лучшій изъ всѣхъ мальчиковъ на свѣтѣ!
   -- Я не покупалъ нарочно, но вчера отецъ принесъ цѣлый ящикъ фруктовъ, и я отложилъ для васъ самые большіе.
   -- Очень вамъ благодарна.
   -- Не стоитъ!-- отозвался онъ, тоже соблюдая условія вѣжливости.
   -- А вотъ и моя школа!
   -- Очень жаль.
   -- Придете завтра, въ два часа? Нумеръ 142, третій этажъ.
   -- Приду.
   Они пожали другъ другу руки и разстались.
   Посвистывая, пошелъ прочь Сесиль и оглянулся. Ли стояла зда ступенькахъ крыльца и торопилась должнымъ образомъ распорядиться со своимъ яблокомъ. Она весело кивнула мальчику еще разъ, на прощанье.
   

IV.

   На другой день, послѣ двѣнадцати часовъ, Ли тщательно принарядилась: сапоги застегнула, какъ слѣдуетъ, на всѣ пуговицы, пришила къ воротничку своего простенькаго платья пышную бѣлую оборку и гладко причесала волосы. М-съ Тарлтонъ,-- одѣтая, сидѣла въ креслѣ и смотрѣла на нее съ удивленіемъ.
   -- Еще рано одѣваться къ обѣду, моя радость,-- замѣтила она.
   Ли покраснѣла, но съ нѣкоторымъ самообладаніемъ отвѣчала:
   -- Я жду того мальчика, про котораго говорила тебѣ вчера,-- знаешь, маленькаго англичанина. Онъ вчера несъ мою сумку въ школу и подарилъ мнѣ яблоко и апельсинъ, который у меня припрятанъ для тебя, когда тебѣ будетъ лучше. Его зовутъ Сесиль Маундрелъ.
   -- А! Надѣюсь, онъ хорошій мальчикъ.
   -- Ничего; довольно хорошій... такъ себѣ. Но, все-таки, онъ не прочь бы мною командовать, еслибъ я далась; это сейчасъ видно.
   -- Не давай ему мучить тебя, моя дорогая!-- встревоженно подхватила м-съ Тарлтонъ.-- Эти англичане -- народъ такой властный и высокомѣрный.
   Въ дверь слабо постучали.
   -- Это онъ,-- шепнула Ли.-- Все-таки, онъ меня боится.
   Она пошла и отворила дверь. Маундрелъ-младшій остановился на порогѣ, краснѣя и нервно засовывая руки въ карманы; вообще, онъ казался моложе своихъ лѣтъ и ничѣмъ не напоминалъ скороспѣлыхъ смѣльчаковъ-американцевъ.
   -- Пожалуйста, войдите!-- вѣжливо проговорила Ли.
   -- А... вы?.. Вы не сойдете внизъ сегодня?-- пролепеталъ Сесиль.
   -- Войдите же; пожалуйста, войдите!-- произнесла м-съ Тарлтонъ; ея голосъ и улыбка были обворожительны.
   Мальчикъ быстро подошелъ къ ней и взялъ ее за руку, странно и пытливо смотрѣлъ на нее, и, казалось, не могъ оторваться отъ ея лица. М-съ Тарлтонъ ласково похлопала его по рукѣ.
   -- Вамъ, вѣрно, здѣсь недостаетъ близкихъ вамъ родныхъ, матери, сестеръ? Я такъ и думала. Вы должны приходить къ намъ почаще, и мы всегда вамъ будемъ рады.
   Лицо мальчика сіяло; онъ пролепеталъ, что будетъ ходить каждый день, и вмѣстѣ съ Ли отошелъ къ окну; обмѣнявшись шопотомъ своими замѣчаніями, оба порѣшили, что м-съ Тарлтонъ -- "просто ангелъ"!
   Однако, мальчику скоро надоѣла тихая, скромная обстановка; надоѣло и смотрѣть изъ окна на уличную сутолоку.
   -- Пойдемте прогуляться, если ваша мама разрѣшитъ,-- предложилъ онъ.
   М-съ Тарлтонъ оторвались на минуту отъ книги и кивнула въ знакъ согласія. Ли надѣла кофточку и шляпу. Дѣти вышли на улицу.
   -- Отецъ водилъ меня какъ-то разъ на берегъ моря,-- замѣтилъ Сесиль.
   -- А я собиралась вести васъ въ кондитерскую...
   -- Кондитерская -- гадость! А вотъ на берегъ моря -- чудная прогулка: тамъ волны, тамъ живые моржи...
   -- О! мнѣ бы и самой хотѣлось, только я слышала, что это -- очень опасная прогулка.
   -- Я буду васъ охранять. А можете ли вы дѣлать длинныя, длинныя прогулки?
   -- Конечно!
   Но, какъ всѣ обитатели Санъ-Франциско, Ли была плохой ходокъ, и скоро почувствовала, что устала. Впрочемъ, множество экипажей привлекало ея вниманіе и, вдобавокъ, гордость не позволяла ей показать, что она не поспѣваетъ за крупными шагами мальчика, который и не подумалъ подладиться подъ ея мелкіе шажки: онъ шелъ себѣ впередъ, держась прямо и высоко поднявъ голову; Ли позабыла всѣ свои разсужденія и правила, и думала только, что онъ прелестенъ. Робость Сесиля прошла постепенно, и онъ всю дорогу, не переставая, повѣствовалъ ей о жизни въ своемъ миломъ Итонѣ, о томъ, что онъ -- признанный побѣдитель въ крокетѣ, "командоръ". Маленькой Ли все это казалось интереснымъ, и она слушала съ удовольствіемъ длинное повѣствованіе; но ей хотѣлось бы тоже кое-что поразсказать и про свою школьную жизнь. Если ей изрѣдка и удавалось вставить мимоходомъ свой анекдотикъ, Сесиль вѣжливо давалъ ей договорить и снова, безъ оглядки, пускался въ дальнѣйшія горячія повѣствованія. Это непріятно дѣйствовало на дѣвочку, и ей вдругъ начинало казаться, что ясный весенній день не такъ ясенъ, а публика въ экипажахъ не такъ блестяща. Но, какъ ребенокъ, она скоро поддавалась дальнѣйшимъ впечатлѣніямъ.
   -- Еще двѣ минуты и -- мы пришли!-- объявилъ, наконецъ, Сесиль -- Тогда напьемся чаю.
   -- Мама не позволяетъ мнѣ пить ничего такого: ни кофе, ни чаю. Она надѣется, что у меня будетъ хорошій цвѣтъ лица, и что я буду хорошенькая.
   Ли пріостановилась, выжидая, чтобы онъ подтвердилъ послѣднее.
   -- Вотъ еще выдумка -- заботиться, чтобы былъ хорошій цвѣтъ лица! Вы нравитесь мнѣ просто потому, что не такъ глупы, какъ другія дѣвочки; въ васъ пропасть здраваго смысла, какъ у мальчика. Понятно, вы должны слушать свою мать, но послѣ прогулки вамъ надо подкрѣпиться. Вы смѣлы, но я вижу,-- что вы немножко пріустали... Мама позволитъ вамъ выпить вина... немножко. У меня есть десять долларовъ: мнѣ мачиха прислала.
   -- Я думаю, мама ничего не скажетъ... О, Боже!..-- вдругъ вырвалось у дѣвочки, когда передъ нею внезапно раскинулась широкая, безбрежная пелена океана.
   Бухту Санъ-Франциско она видѣла не разъ, и она казалась ей очень красивой; но ревъ могучихъ зеленоватыхъ волнъ океана, ихъ пѣна и ея искристый блескъ на солнцѣ -- наполнили, ея умъ и душу новыми, невыразимыми впечатлѣніями.
   Она вдругъ обернулась къ своему спутнику; ихъ глаза встрѣтились, и ихъ дѣтскія сердца слились въ порывѣ восторга. Сесиль придвинулся къ ней поближе, взялъ ее за руку.
   -- Вотъ почему мнѣ хотѣлось опять сюда придти, замѣтилъ онъ:-- Я люблю эту картину!-- Эти слова послужили исходомъ его возбужденію, и онъ уже спокойнѣе прибавилъ:-- Сойдемте внизъ, освѣжимся.
   Они сошли внизъ по скалѣ, къ небольшой постройкѣ, стоявшей надъ водой. Въ невинности своей, Ли не подозрѣвала, что все Санъ-Франциско дрогнуло бы отъ ужаса, еслибъ ея жалкія стѣны вдругъ заговорили. Какой-то врожденный инстинктъ подсказалъ ей не спрашивать, что за странныя женщины подъ густой вуалью встрѣтились ей по дорогѣ, и почему у тѣхъ -- другихъ, что сидѣли за столиками, въ сторонѣ, такія смѣшныя щеки, брови и рѣсницы? Сесиль не обращалъ на нихъ вниманія и, подведя Ли къ одинокому столику, въ концѣ, приказалъ подать кларету, чаю и цѣлую тарелку -- сэндвичей.
   Пока дѣти дожидали, что имъ подадутъ заказанное, они съ восхищеніемъ смотрѣли на какой-то корабль, который уходилъ въ море, и думали, что хорошо бы уплыть на немъ; любовались роскошными холмами на томъ берегу; слушали, какъ щелкали зубами моржи внизу, у подножія скалы.
   -- Божественно!-- со вздохомъ наслажденія говорила Ли:-- Божественно! Отроду еще не было мнѣ такъ весело!
   Даже про цвѣтъ лица она забыла думать и сняла шляпку. Вѣтеръ вызвалъ румянецъ у нея на щекахъ, глаза сіяли отъ радости, а Сесиль, не отрываясь, смотрѣлъ на море, которое и любилъ, и зналъ хорошо, -- чѣмъ немало гордился. Онъ даже признался Ли, что для него было вопросомъ -- считаться ли главаремъ въ крокетѣ, или въ гонкѣ, но крокетъ перевѣсилъ, потому что онъ, Сесиль, любилъ "чувствовать, какъ у него мелькаютъ пятки".
   Ли разсѣянно слушала его, потягивая кларетъ и закусывая сэндвичами; ей казалось, что мысли ея разомъ разлетаются въ разныя стороны.
   -- О!-- воскликнула она вдругъ:-- Я нисколько не устала: я чувствую, что еще много, много миль могу пройти! Пусть бы съ нами случилось приключеніе. Развѣ не чудесно будетъ испытать приключеніе?
   Глаза у мальчика загорѣлись.
   -- Да? Вамъ -- хотѣлось бы? Я тоже объ этомъ думалъ; но вѣдь вы дѣвочка... впрочемъ, вы молодецъ. Мы наймемъ одну изъ рыбачьихъ лодокъ и покатимъ въ море, чтобы вмѣстѣ съ валами подыматься и опускаться, -- какъ въ бездну морскую. Нѣтъ, вы себѣ представьте, что это за прелесть! Но сперва скажите: вы не прочь?
   -- Еще бы!
   Сесиль расплатился, и они пошли вдоль утесовъ до того мѣста, гдѣ небольшое рыболовное судно готовилось выйти въ море. Ли съ удивленіемъ замѣтила, что ноги ея какъ-то подкашиваются или пляшутъ,-- она не могла разобрать; но въ порывѣ радости, что она дѣлаетъ нѣчто такое, чего не одобритъ весь меблированный домъ м-съ Гейнъ, скоро обо всемъ остальномъ позабыла думать. Сесиль проворно покончилъ переговоры съ хозяиномъ-рыболовомъ, -- некрасивымъ итальянцемъ, который отнесся къ нему совершенно безучастно, -- и вскорѣ судёнышко принялось скользить и нырять въ пѣнистыхъ валахъ океана. Ли сперва испугалась и въ ужасѣ прижалась къ своему спутнику, но тотъ покровительственно и самоувѣренно убѣдилъ ее, что опасности нѣтъ никакой; еще двѣ-три минуты -- и Ли уже всплеснула руками отъ восторга, ныряя посреди изумрудно-зеленоватыхъ стѣнъ воды. Вдругъ она принялась тереть глаза: солнце сейчасъ тутъ было и сіяло,-- и вмигъ исчезло, точно сорвалось съ якоря и кануло въ воду. Дѣвочка сказала Сесилю; тотъ вглядѣлся и обратился за разъясненіемъ этого чуда къ итальянцу.
   -- Это туманъ, чортъ его побери!-- воскликнулъ послѣдній: -- И съ чего онъ такъ рано?
   Суденышко повернуло къ землѣ, и дѣти съ любопытствомъ слѣдили за мягкой, упорно надвигавшейся завѣсой тумана,-- бѣлой какъ облако, холодной какъ заря, пронизывающей какъ звуки среди ночи. Только разъ раскрылась она, и по краямъ отверстія приняла багряный оттѣнокъ; на мигъ, пылающей лентой пробѣжалъ солнечный отблескъ вверхъ и внизъ по трещинѣ, разсыпался кровавыми каплями и снова исчезъ туда же, откуда появился. Сквозь горы тумана пронесся протяжный, зловѣщій стонъ Фараллонской "сирены",-- рога, который служитъ предостереженіемъ для судовъ въ морѣ.
   Дѣти еще ближе прижались другъ къ дружкѣ. Вдругъ ботикъ толкнулся обо что-то и дрогнулъ; дѣти подумали, что налетѣли на скалу, но оказалось, что итальянецъ причалилъ къ берегу, къ какой-то странной, незнакомой пристани.
   -- Послушайте!-- воскликнулъ, обращаясь къ нему, мальчикъ: -- Развѣ вы не перевезете насъ на ту сторону, пока еще не подошелъ туманъ?
   -- Хотите на тотъ берегъ, такъ добирайтесь вплавь, -- замѣтилъ рыболовъ, выходя на-берегъ. Сесиль бросился къ нему съ горящими глазами:
   -- Я думалъ, что ты насъ везешь обратно! Ты негодяй!..
   Тотъ разсмѣялся. Глотая слезы обиды, Сесиль обратился къ нему снова:
   -- Отецъ вамъ хорошо заплатитъ, -- предложилъ онъ:-- Только отвезите насъ обратно!
   -- Сегодня не поѣду черезъ бухту,-- возразилъ тотъ.
   -- Но какъ же намъ добраться назадъ?
   -- Если пѣшкомъ пройдете три, пять миль (я что-то не припомню), вы можете взять почтовую лодку.
   Сесиль прыгнулъ съ берега назадъ, къ своей спутницѣ:
   -- Мнѣ очень, очень жаль, -- замѣтилъ онъ, помогая ей выбраться на землю:-- Что я вамъ надѣлалъ!
   -- Ахъ, пустяки!-- весело возразила Ли.-- Я думаю, что могу дойти.
   -- Вы молодецъ! Ну, пойдемъ,-- согласился онъ, но лицо его было мрачно.
   -- Вы чудо какъ были хороши, когда грозили этому противному человѣку!-- замѣтила она, беря его за руку:-- Я увѣрена, что онъ васъ испугался.
   -- Ли!-- убѣжденно воскликнулъ Сесиль, сіяя въ лицѣ, какъ настоящій побѣдитель:-- Въ васъ одной больше здраваго смысла, чѣмъ во всѣхъ дѣвочкахъ на свѣтѣ! Идемте; я вамъ помогу дойти.
   Они взобрались на высокій берегъ, и тогда только увидали, что вокругъ нихъ бѣлѣетъ непроницаемый туманъ.
   -- Странно, отчего мнѣ спать такъ захотѣлось,-- замѣтила Ли.
   -- О, ради Бога, не засните! Побѣжимъ впередъ!-- И дѣти принялись бѣжать, пока не запыхались. Остановившись, они увидали, что вокругъ нихъ стоятъ черныя мачты, которыя, казалось, упирались въ невидимыя за туманомъ звѣзды.
   -- Это лѣсъ,-- краснолѣсье,-- проговорилъ Сесиль:-- Я, кажется, теперь навѣрно знаю, куда мы попали: мы съ отцомъ въ этомъ лѣсу бывали,-- это настоящій лѣсъ! Я надѣюсь, что... А жаль, что мы не можемъ идти вверхъ по краю утесовъ!
   Лѣсъ разростался; росло и число тропинокъ. Надъ головами дѣтей раскинулся густой молодой ельникъ. Гулъ моря удалился. Ли зѣвнула и пошатнулась на ногахъ.
   -- О, Сесиль! Какъ я спать хочу! Шагу не могу больше сдѣлать.
   Мальчикъ и самъ усталъ, но сѣлъ, прислонился къ стволу большого дерева и взялъ на руки полусонную Ли; она удобно прижалась къ его плечу и уснула. Сесиль былъ смѣлый мальчикъ, но за тѣ два часа, которые Ли проспала, нервы его вынесли тяжкое испытаніе. Высоко надъ нимъ, въ туманѣ, шелъ непрерывный шопотъ невидимой для него листвы; издали доносился жалобный вопль Фараллонской "сирены", -- и только. Больше ни звука, ни шороха! Если въ лѣсу и были звѣри,-- всѣ они спали...
   

V.

   У бѣднаго мальчика начали стучать зубы,-- отъ страха или отъ холода, онъ самъ не могъ бы разобрать,-- какъ вдругъ Ли шевельнулась.
   -- Вы проснулись?-- спросилъ онъ. И Ли мигомъ вскочила.
   -- Я не могла понять, гдѣ я? Мэмми будетъ въ отчаяніи, заболѣетъ со страху!
   -- А мой отецъ подниметъ на-ноги всю полицію,-- угрюмо подхватилъ Сесилѣ и пошелъ впередъ:-- Ну, вотъ! Мы идемъ въ гору! Да еще какой крутой подъемъ! А итальянецъ ничего про это не сказалъ.
   -- Мы, вѣрно, снова заблудились,-- съ покорностью судьбѣ, которая особенно способна раздражить мужчину, сказала дѣвочка.
   -- Если и заблудились,-- я, все равно, ничѣмъ не могу помочь въ туманѣ.
   -- А мнѣ все равно: пусть подъемъ будетъ крутой, лишь бы на вершинѣ была мэмми!
   Сесиль тотчасъ смягчился.
   -- Ну, не горюйте! мы скоро туда доберемся. Я буду идти позади и подталкивать васъ.
   Съ трудомъ, едва переводя дыханіе, они взобрались вверхъ на пригорокъ, который оказался цѣлой горой. Лѣсъ остался у нихъ позади, а вокругъ обступалъ тѣсный кустарникъ. Дѣтямъ приходилось много разъ отдыхать; голодъ только еще больше мучилъ ихъ послѣ того, какъ они съ жадностью погрызли нѣсколько штукъ печеній, которыя случайно нашлись у Ли въ карманѣ. Но оба избѣгали говорить о своихъ тревогахъ, да и вообще мало говорили, даже когда останавливались, чтобы перевести духъ,-- усталые, исцарапанные, оборванные. Наконецъ, и кусты остались позади,-- а вокругъ, и впереди,-- и повсюду,-- очутились голыя скалы, камни и туманъ,-- безпощадный, непроглядный туманъ. Мужеству пришелъ конецъ.
   -- Я не буду плакать,-- храбро заявила Ли: -- Только я думаю, что для насъ самое лучшее -- посидѣть, пока не станетъ разсвѣтать; тогда и голодъ будетъ намъ не такъ чувствителенъ. Разскажите мнѣ что-нибудь про отца, про себя... Мнѣ кажется, теперь-то вы можете мнѣ довѣриться?
   -- Мы друзья на всю жизнь! Вы нравитесь мнѣ даже больше, чѣмъ мой пріятель въ Итонѣ.-- Вы славный малый! Ну, протяните правую руку и поклянитесь, что не скажете никому.
   Ли дала клятву, и оба измученные путника усѣлись поудобнѣе въ углубленіи утеса.
   -- Говорить мнѣ придется не много. Отецъ съ мачихой почти непрерывно ссорятся: она богата, а онъ разсчитывалъ современенъ разбогатѣть, потому что дядя-Бэзиль былъ старъ и холостъ; но два года тому назадъ онъ взялъ да и женился. Скоро мачиха принялась его язвить, какъ оса. Я, впрочемъ, ее люблю, потому что она рѣдко меня обижаетъ; не разъ я видѣлъ ее въ такомъ состояніи, что она была готова тотчасъ раскричаться, кто бы съ нею ни заговорилъ; я тогда уходилъ отъ нея въ сторону. А разъ я самъ взбѣсился, когда она принялась ругать моего дядю, а онъ былъ такъ добръ ко мнѣ; я у него всегда гостилъ въ Маундрелѣ, а онъ дарилъ мнѣ ружья, дѣлалъ мнѣ кучу подарковъ и давалъ денегъ. Ну, я и сказалъ ей, что она противная, и зачѣмъ она его ругаетъ;-- что я не буду ее любить, если она не перестанетъ; она расплакалась и меня расцѣловала (а цѣловаться она умѣетъ!),-- и сказала, что любитъ меня больше всего на свѣтѣ и сдѣлаетъ для меня все, что я захочу. Я вамъ не сказалъ, что она -- американка? Отецъ говоритъ, что всѣ американцы вспыльчивы, а ужъ она-то и подавно; но она на меня не надышется (у нея вѣдь нѣтъ своихъ дѣтей),-- вотъ, я ее за это и люблю... Какъ-то разъ обозлились они съ отцомъ ужасно; я былъ тутъ же, да они сгоряча не замѣтили. Отцу было нужно много денегъ, а она не давала и говорила, что онъ можетъ попросить у своей матери (у бабушки есть деньги, и часть ихъ она мнѣ завѣщаетъ). Отецъ отвѣтилъ, что уже просилъ, но что она не хочетъ дать. Тогда Эмми (ее зовутъ Эмили, а это я ее такъ называю) принялась его всячески ругать и повторяла, что еслибы не я, она хоть сейчасъ была бы готова его бросить. А онъ сказалъ, что отъ нея не отстанетъ и уѣдетъ изъ Лондона, какъ только можетъ дальше, и пусть она увидитъ, каково ей одной придется, безъ него:-- Ты, говоритъ, въ нашемъ обществѣ чужая; тебя здѣсь едва терпятъ!-- и хлопнулъ дверью, уходя. Она разрыдалась до истерики, но не повѣрила его угрозамъ. А онъ взялъ да и увезъ меня съ собою на другой же день, на зло ей и бабушкѣ; онъ, впрочемъ, порядочно ко мнѣ относился,-- только мнѣ больше бы хотѣлось быть теперь въ Итонѣ. Онъ пріѣхалъ сюда, потому что здѣсь дешевле жить, и у него есть знакомые фермеры-англичане. Онъ надѣется, что Эмми раскается, но она писала мнѣ и прислала два фунта стерлинговъ въ подарокъ, а о немъ -- ни слова.
   -- Ахъ, Боже мой, Боже!-- восклицала дѣвочка, глубоко разочарованная въ своихъ романическихъ мечтахъ:-- Мой папа съ мамой были преданы другъ другу. Должно быть, иначе жить -- ужасно!
   -- О, я думаю, къ этому привыкаютъ; и наконецъ, безъ того, у каждаго есть свои особые интересы. Мачиха, обыкновенно, очень веселится, а отецъ рѣдко бываетъ дома, когда мы живемъ въ Лондонѣ; осенью у насъ живетъ куча гостей,-- Эмми арендуетъ помѣстье въ Гэмпширѣ.
   -- Такъ вашъ отецъ не лордъ?
   -- Нѣтъ. У насъ лордъ -- мой дядя.
   Впрочемъ, Ли скоро позабыла про свое разочарованіе и нѣжно потрепала своего товарища по рукѣ.
   -- Вамъ не такъ счастливо жилось, какъ другимъ мальчикамъ; а вы все-таки хорошій, добрый! Мнѣ это очень жаль; и мнѣ хотѣлось бы, чтобъ вы могли жить съ мэмми и со мной!
   Очевидно, Сесиль любилъ, чтобъ ему соболѣзновали, такъ какъ пустился тотчасъ же распространяться на жалобную тему любви и преданности своей бабушки и семерыхъ тетушекъ-дѣвицъ, мачихи и дяди. Ему въ тѣни не было видно лица дѣвочки, но онъ чувствовалъ, до чего напряженно она вникаетъ во всѣ интересы, сосредоточенные на немъ. Ли позабыла все на свѣтѣ, кромѣ Сесиля; Сесиль позабылъ все, кромѣ самого себя.
   -- Я всегда буду васъ любить больше всѣхъ на свѣтѣ, кромѣ мэмми, -- вскричала дѣвочка, когда запасъ его краснорѣчія истощился:-- И я клянусь!
   -- Развѣ вы не могли бы любить меня больше, чѣмъ вашу маму?-- спросилъ онъ съ оттѣнкомъ ревности.
   Ли замялась. Ея юное сердечко трепетало отъ столкновенія противоположныхъ чувствъ; но женская чуткость подсказала ей отвѣтъ.
   -- Пока -- еще не могу ничего сказать: я рѣшу, когда буду совсѣмъ большая.
   -- Какой прокъ дѣлать все на половину? Я такъ никогда не дѣлаю. Вы нравитесь мнѣ больше, чѣмъ кто-либо.
   -- А мнѣ придется подождать,-- твердо отозвалась дѣвочка.
   -- А! Ну, и прекрасно. Конечно, еслибъ у меня здѣсь были знакомые мальчики, это было бы гораздо лучше.
   -- Такъ еслибъ вамъ было съ кѣмъ играть, вы бы меня не полюбили? О, какой вы недобрый, злой, жестокій мальчикъ!
   -- Да нѣтъ же! Вы вѣдь понимаете, что, все равно, я васъ любилъ бы, только вы не были бы мнѣ до такой степени необходимы. Тутъ не за что сердиться... Ну вотъ! Чего вы?..
   Ли расплакалась.
   Сесиль вдругъ почувствовалъ, что ему холодно и голодно,-- что онъ усталъ, а тутъ еще -- не угодно ли!-- сцена! На мигъ у него промелькнула мысль утѣшить ее, приласкать; но ему живо вспомнилось, что у его мачихи, напротивъ, отъ этого еще сильнѣе льются слезы,-- и онъ воздержался отъ нѣжностей.
   -- Мы обождемъ здѣсь до утра,-- проговорилъ онъ;-- а тамъ я вывѣшу вашъ передникъ, и кто-нибудь его увидитъ непремѣнно. Мы все равно, что потерпѣли крушеніе.
   -- Никогда я не терпѣла крушенія, и увѣрена, что мнѣ бы это не понравилось!-- всхлипывала дѣвочка.
   -- Все-таки это -- приключеніе; а вамъ вѣдь этого именно хотѣлось.
   -- Не люблю я приключеній. Это неинтересно,-- и я вся избита, исцарапана.
   -- Однако, медвѣди на ласъ не нападали; вы хоть за то должны быть благодарны.
   Еслибъ ее приласкали, Ли мигомъ бы утѣшилась; но тутъ она гордо встала и, отыскавъ себѣ мягкое мѣстечко на землѣ, собралась заснуть. Сесиль спѣсиво улегся тамъ же, гдѣ стоялъ. Но и ему тяжело давило на мозгъ сознаніе усталости, и голода, и тревоги. Еще двѣ-три минуты, и онъ вскочилъ, снялъ свою куртку и подсунулъ ее подъ голову Ли. Оба мгновенно и глубоко уснули.
   Ли проснулась первая, и ей сдѣлалось жутко отъ какого-то безотчетнаго, мертвенно-зловѣщаго затишья въ воздухѣ, во всей природѣ. Все живое точно вымерло; безмолвная тишина была удручающая. Ли потянула за плечо Сесиля и заставила его встать на ноги:
   -- Право, случится еще что-нибудь ужасное! Ахъ, еслибы мы были дома!
   Мальчикъ поднялся и протеръ глаза. Не успѣлъ онъ еще понять, что могли означать его слова, какъ раздался глухой ревъ, раскаты, которые неслись откуда-то, изъ нѣдръ земли; утесъ словно весь задрожалъ, заколебался у нихъ подъ ногами... Ли отскочила въ сторону, а Сесиль, ничего не соображая, почувствовалъ только, что быстро несется внизъ по скату безобразной разсѣлины въ скалѣ,-- все ниже, ниже,-- до безконечности скользя куда-то въ пространство.
   Вокругъ него катились комки земли и камни. Въ головѣ у него была пустота, въ жилахъ усиленно дрожала кровь. Внезапно все остановилось. Сесиль машинально всталъ на ноги и пошелъ что-то отыскивать, не отдавая себѣ отчета, чего или кого онъ ищетъ. Къ нему на встрѣчу бѣжала Ли, а позади нея -- рослый человѣкъ въ грубой одеждѣ горца.
   -- Это землетрясеніе!-- кричала Ли.-- Ахъ, онъ насъ отведетъ домой!
   

VI.

   Цѣлая ночь материнскихъ тревогъ и ужасъ передъ неожиданнымъ землетрясеніемъ, отъ котораго дрожалъ весь городъ до основанія, чуть не заставили душу бѣдной м-съ Тарлтонъ разстаться съ ея бренной оболочкой.
   М-ръ Маундрелъ послалъ полицейскихъ въ поиски за дѣтьми, а самъ долго и безпокойно шагалъ въ верхней залѣ; наконецъ, сошелъ къ м-съ Тарлтонъ (уже поздно вечеромъ) и принялся увѣрять ее, что Сесиль -- смѣлый мальчикъ и съумѣетъ защитить и сберечь ея Ли. Попозже -- онъ опять къ ней зашелъ и засталъ тамъ м-съ Гейнъ, которая давала м-съ Тарлтонъ нюхать англійскую соль и обмахивала ее вѣеромъ; его спокойствіе благотворно повліяло на нее, и она просила его не отходить отъ нея. Онъ согласился, и когда началось землетрясеніе, вошелъ къ ней безъ церемоніи и тотчасъ же принялся ограждать ее отъ падающей штукатурки. люстра прыгала, какъ плясунья на канатѣ, и, наконецъ, сорвалась, съ грохотомъ упала на полъ, чѣмъ и вызвала отчаянный, но слабый вопль въ м-съ Тарлтонъ, распростертой на постели. Она задыхалась въ платкѣ, которымъ онъ накрылъ ее съ головою, и разразилась истерикой. М-ръ Маундрелъ, наконецъ, убѣжалъ и по дорогѣ просилъ м-съ Гейнъ вернуться къ больной.
   Кромѣ самой хозяйки, утро застало всѣхъ жильцовъ въ самомъ небрежномъ видѣ, а дамъ -- еще въ папильоткахъ; всѣ толпились въ корридорахъ, обмѣниваясь впечатлѣніями. Часовъ въ одиннадцать утра, м-ръ Маундрелъ былъ занятъ чтеніемъ "особаго прибавленія" къ газетѣ, въ которомъ говорилось о землетрясеніи, когда на порогѣ появился блѣдный, оборванный, исцарапанный мальчикъ. Отецъ поднялъ голову. Сесиль вздрогнулъ.
   -- Ступай и возьми ванну,-- проговорилъ м-ръ Маундрелъ.-- Сдѣлай одолженіе, не надоѣдай мнѣ разсказами о своихъ прижіюченіяхъ; съ меня болѣе, чѣмъ довольно -- всего, что пришлось испытать.

-----

   Ни къ обѣду, ни въ школу не ходила Ли цѣлую недѣлю и съ величайшимъ рвеніемъ, съ любовью и раскаяніемъ ухаживала за своей больной матерью. Первые два дня Сесиль не смѣлъ къ нимъ показаться; на третій -- онъ нерѣшительно постучался въ ту дверь.
   -- Ахъ, очень рада, что вы не совсѣмъ меня забыли!-- встрѣтила его Ли.
   Сесиль не пытался извиняться; онъ только подалъ ей мѣшочекъ леденцовъ и огромное яблоко.
   -- Я думалъ, что вамъ, можетъ быть, будетъ это пріятно, такъ какъ вы теперь не можете сами пойти купить, -- весьма искусно пояснилъ онъ.
   -- Какъ вы добры!-- отозвалась она.
   -- Я днемъ всегда буду приходить, чтобы ухаживать за вашей мамой,-- продолжалъ онъ.
   -- Вотъ выдумка,-- чтобъ мальчикъ былъ сидѣлкой!-- презрительно воскликнула дѣвочка.
   -- А вы лучше ступайте да засните, -- продолжалъ онъ.-- Какое ей теперь давать лекарство?
   Ли поддалась его убѣжденіямъ, и дѣйствительно заснула. Немного спустя, м-съ Тарлтонъ проснулась, чувствуя на себѣ чей-то упорный взглядъ. Больная слабо улыбнулась и потрепала его нѣжно по рукѣ:
   -- Вы добрый мальчикъ,-- промолвила она.
   "Добрый мальчикъ" обидчиво вспыхнулъ.
   -- Я вовсе не желаю, чтобъ меня считали мякишемъ!
   -- Я знаю, знаю! Я хочу сказать, что большинство мальчиковъ -- эгоисты; я знала, что вы благополучно доведете до дому мою Ли.
   -- Ахъ, еслибъ вы только мнѣ сказали, что прощаете меня!
   -- Прощаю, прощаю; только, пожалуйста, не повторяйте ужъ этого больше.
   Сесиль далъ ей лекарство, и больная какъ будто задремала; но онъ видѣлъ, что она не спитъ.
   -- Мнѣ бы хотѣлось, чтобы вы были немного постарше,-- неожиданно сказала она.
   -- Да я и безъ того гораздо старше Ли,-- выпрямляясь, возразилъ мальчикъ.
   -- Нѣтъ, я хочу сказать, что было бы хорошо, еслибь вы были старше и такъ же любили мою Ли, какъ теперь. Я скоро умру; между тѣмъ, я надѣялась дожить, пока Ли выйдетъ замужъ. Не болѣзнь, а забота мучаетъ меня.
   -- Если хотите, я женюсь на Ли!-- довольно забавно предложилъ Сесиль.-- Она мнѣ очень нравится; мнѣ было бы очень кстати жить съ нею въ Англіи.
   М-съ Тарлтонъ приподнялась на локтѣ, и ея исхудалыя щеки такъ и загорѣлись румянцемъ.
   -- Сесиль! Пообѣщайте мнѣ, что вы женитесь на ней!-- торжественно сказала она.-- Я знаю, что вы будете всегда къ ней добры: мнѣ больше не на кого ее оставить... Обѣщайте!
   -- Обѣщаю!-- поспѣшно подхватилъ мальчикъ.
   -- Если я умру прежде, чѣмъ вы вернетесь въ Англію, увезите ее съ собою, если отецъ согласится; если же нѣтъ, пріѣзжайте за нею, когда исполнится ваше совершеннолѣтіе. Помните, что вы дали обѣщаніе умирающей.
   -- Да, мэ'мъ!-- тихо подтвердилъ Сесиль. Несмотря на его крайнюю юность, чутье говорило ему, что м-съ Тарлтонъ поступаетъ не совсѣмъ порядочно, и онъ спѣшилъ успокоить больную... на время.
   Какъ только Ли проснулась, онъ поспѣшилъ уйти; но на слѣдующій же день, когда пришелъ опять, его непріятныя впечатлѣнія почти изгладились, и онъ началъ чувствовать себя попрежнему.
   На четвертый день послѣ разсказаннаго выше, Сесиль сидѣлъ и молча смотрѣлъ на Ли, помогая ей въ то же время грѣть овесъ для матери.
   -- Я бы желала, чтобы вы на меня не уставляли до такой степени глаза,-- довольно рѣзко замѣтила вдругъ Ли.
   -- Я какъ разъ думалъ въ эту минуту... Вы знаете, я вѣдь буду вашимъ мужемъ.
   -- Что?! Что вы сказали?-- роняя нагрѣтый овесъ въ огонь, воскликнула дѣвочка, и ея голова гордо откинулась назадъ, а ноздри раздулись.-- Кто это вамъ сказалъ,-- я бы желала знать? Только не я!
   -- Ваша мама просила, чтобы я женился на васъ, и я сказалъ ей, что женюсь.
   Юная американка, въ порывѣ гнѣва, вскочила и топнула ногой.
   -- Вотъ выдумка?! Попробуйте. Выдумали сказку, что можете жениться на дѣвушкѣ просто потому, что вамъ это вздумалось,-- да еще не спроса ея!-- А я возьму, да и не пойду за васъ,-- вотъ вамъ!
   Маундрелъ-младшій, стоя передъ нею, засунулъ руки въ карманы и въ недоумѣніи, но все-же съ неудовольствіемъ поглядывалъ на нее. Будь она мальчишка, онъ зналъ бы, что съ нею нужно сдѣлать: оттузить ее хорошенько,-- вотъ и все. Но дѣвочка -- загадка, похитрѣе землетрясенія, и онъ снизошелъ къ дипломатической хитрости.
   -- Конечно, я сдѣлаю вамъ предложеніе, если вамъ это больше нравится.
   -- Еще бы! Голову можете отдать на отсѣченіе...
   -- Итакъ...-- протянулъ Сесиль, весь красный, переминаясь съ ноги на ногу.
   -- Ну, что же?
   -- О!.. То-есть... Вы можете выйти за меня, если хотите... А, чортъ! Я не умѣю дѣлать предложенія.
   -- Это вѣрно, -- возразила Ли и мысленно перебрала сцены изъ лучшихъ романовъ.-- Вы должны стать на колѣни,-- прибавила она.
   -- Скорѣе умру!-- вскричалъ Сесиль.
   -- Нѣтъ, вы должны!
   -- А я не встану.
   -- Такъ я за васъ не выйду.
   -- Ну, и пусть! Мнѣ все равно.
   -- Вы обѣщали.
   -- Я вовсе не оселъ, чтобы такъ поступать...
   Ли кротко его перебила:
   -- Впрочемъ, насчетъ колѣнопреклоненія, мнѣ это все равно; я боюсь, что покатилась бы со смѣху, пожалуй. Скажите просто: "Хотите быть моей женой?"
   Сесиль, надувшись, повторилъ эти слова.
   -- Ну, вотъ мы -- женихъ и невѣста!-- снисходительно промолвила Ли.-- Ахъ, нашъ овесъ сгорѣлъ; но у насъ его куча, уже нагрѣтаго, а для васъ я сдѣлаю сиропъ и накапаю вамъ цѣлый леденецъ.
   Дѣвочка потянулась къ его галстуху и расправила его.
   -- Когда вы взбѣситесь, у васъ такой побѣдоносный видъ, точно вы властвуете надъ вселенной.
   Мальчикъ съѣлъ леденецъ и усмирился.
   

VII.

   Вскорѣ м-съ Тарлтонъ стало какъ будто лучше. Она могла сидѣть; поэтому Сесиль повелъ Ли прогуляться, но на этотъ разъ они вернулись во-время: предупрежденіе отца, что, въ противномъ случаѣ, его угостятъ колотушками -- подѣйствовало. Съ этого дня, дѣти ежедневно ходили на Базарную улицу, а по воскреснымъ днямъ бывали вмѣстѣ въ церкви.
   Однажды, возвращаясь изъ школы, Ли замѣтила, что у крыльца м-съ Гейнъ происходитъ драка. Борцами оказались Берти Рейнольдсъ и Сесиль Маундрелъ. Первымъ движеніемъ Ли было закричать, а вторымъ -- ободрить товарища; но она сдержала свой порывъ, вспомнивъ, что это не пристало дѣвочкѣ, или, какъ сказала бы ея мать, -- южанкѣ. Ли взобралась на какой-то ящикъ и принялась наблюдать за ходомъ битвы, сжимая кулаки и возбужденно сверкая глазами. Сердце у нея щемило: ея Сесилю приходилось плохо; его противникъ былъ рослый и ловкій малый, умѣло распредѣлявшій удары. Сверхъ того, всѣ были за него: во-первыхъ, онъ былъ американецъ, а во вторыхъ,-- Сесиль недѣли три подъ рядъ дразнилъ мальчиковъ-жильцовъ м-съ Гейнъ и относился къ нимъ высокомѣрно. Уже не сегодня въ воздухѣ пахло местью. Боролись мальчики какъ дикари: Ли было страшно смотрѣть имъ въ лицо. У ея друга былъ подбитъ жестоко глазъ, помятъ и исцарапанъ носъ, а бѣлоснѣжная рубашка окровавлена; Сесилю достался здоровенный ударъ въ подбородокъ и -- онъ свалился.
   Теперь -- пора! Ли мигомъ спрыгнула на землю и, очутившись около павшаго, поддержала ему голову, а зрители свистѣли и шикали.
   -- Помогите мнѣ внести его въ домъ, гадкій, противный вы хвастунъ и забіяка!-- сказала Ли побѣдителю.-- Берите его за ноги,-- вотъ такъ!
   Инстинктъ народности подсказалъ ему, что надо покориться, и Сесиль благополучно былъ положенъ въ сторонкѣ, въ сѣняхъ, а Рейнольдсъ поспѣшилъ бѣжать подальше отъ гнѣва, котораго были преисполнены глаза и руки Ли. Она прижала избитаго бѣдняка къ своей груди и горько зарыдала.
   -- Да ну же! Полноте!-- остановилъ ее потерпѣвшій.-- У меня просто голова болитъ,-- только и всего!
   -- Ужъ эти проклятые мальчишки!-- всхлипывала Ли.
   -- По крайней мѣрѣ, они знаютъ теперь, что я умѣю драться,-- возразилъ онъ; но въ голосѣ его не было ни силы, ни гордости.
   -- Съ чего вы подрались-то?-- спросила Ли, осушая слезы своимъ передникомъ, запачканнымъ кровью.
   -- Они сказали, что Соединенные-Штаты два раза "смазали" Англію, а я сказалъ, что -- нѣтъ. Они сказали, что я не знаю исторіи, а я имъ сказалъ, что они врутъ. Ну, словомъ, они выбрали своимъ борцомъ Рейнольдса,-- вотъ мы и подрались.
   -- Не волнуйтесь!-- успокоительно говорила дѣвочка.-- Какъ вамъ кажется,-- можете вы дойти до своей комнаты? Вамъ лучше лечь въ постель.
   Съ трудомъ дотащился Сесиль до своей комнаты и повалился на кровать. Ли была въ своей сферѣ: она обмывала ему лицо водой, бѣгала за льдомъ, дѣлала перевязки. Какъ ни жаль ей было товарища, а и ей онъ показался смѣшонъ со своимъ лицомъ, обвязаннымъ въ двухъ мѣстахъ.
   -- Ли!-- послышался съ постели глухой голосъ, когда она спустила занавѣски.-- Стяните съ меня сапоги.
   Ли колебалась, но не долго. Она сняла сапоги, но не могла удержаться, чтобы не сказать:-- А вѣдь Штаты смазали Англію!
   Въ одинъ мигъ, Сесиль приподнялся на локтѣ.
   -- Ну, ужъ нѣтъ!-- хрипло воскликнулъ онъ.-- Еслибы вы были мальчикъ, я бы васъ отхлесталъ!
   -- Въ прошлую четверть мы кончили исторію Соединенныхъ Штатовъ: мы васъ побили во время революціи и въ 1812-мъ году.
   Сесиль привсталъ и выпрямился, гнѣвно сверкая своимъ подбитымъ глазомъ.
   -- А я вамъ говорю, что -- нѣтъ!-- при этомъ его повязки свалились, изъ ранъ показалась кровь.
   Ли, въ порывѣ раскаянія, заставила его откинуться на подушки.
   -- Я совсѣмъ дрянная; не знаю, къ чему я это сказала?-- всхлипывая, говорила она, и еще разъ промыла и перевязала его раны.
   -- Ли! Скажите, что вы не побили насъ!-- шепнулъ усталый дѣтскій голосъ.
   -- Конечно, не побили!-- согласилась она, съ цѣлью успокоить Сесиля.
   

VIII.

   Около недѣли спустя послѣ драки Сесиля на улицѣ, Ли проснулась среди ночи отъ какого-то страннаго ощущенія,-- какъ будто на нее откуда-то подуло холодомъ. Она посмотрѣла на дверь,-- ничего: заперта, и все въ комнатѣ какъ всегда, въ томъ порядкѣ, въ какомъ она сама, Ли, все оставила, засыпая; даже фланелевая юбка, которую м-съ Тарлтонъ вышивала для дочери, лежала тамъ, гдѣ была брошена съ вечера, и иголка высоко торчала, блестя какъ длинный лучъ при свѣтѣ ночника. Все вокругъ было какъ обыкновенно; а все-таки во всемъ чувствовалось безотчетное присутствіе чего-то жуткаго, необычнаго и Ли поддалась этому впечатлѣнію:
   -- Мэмми!-- позвала она:-- мэмми!
   Сонъ у м-съ Тарлтонъ былъ всегда очень чуткій, но на этотъ разъ она не откликнулась.
   Ли соскочила на полъ и подбѣжала къ матери, но за шагъ до кровати остановилась, и колѣнки у нея затряслись: мать ея лежала на боку, лицомъ къ стѣнѣ, протянувъ руку на одѣялѣ... Ли, испуганная неподвижностью и безотвѣтностью матери, бросилась внизъ, а потомъ прямо къ Сесилю; дверь его комнаты не была заперта на ключъ. Мальчикъ проснулся, но пришелъ въ себя только очутившись на ногахъ и кого-то отгоняя отъ себя, какъ во снѣ.
   -- Да это я, это я!-- запыхавшись, лепетала Ли.-- Съ мэмми что-то случилось; пойдемъ скорѣе!
   -- Хорошо, хорошо; только вы останьтесь здѣсь, а я пройду къ отцу и одѣнусь.-- М-ръ Маундрелъ вышелъ изъ своей комнаты и при свѣтѣ газоваго рожка замѣтилъ, какъ блѣдна и утомлена бѣдная дѣвочка. Возвращаясь отъ м-съ Тарлтонъ, онъ встрѣтилъ на лѣстницѣ сына и Ли, закутанную въ пальто ея маленькаго друга, и заставилъ обоихъ вернуться обратно.
   -- Миссисъ и миссъ Гейнъ у вашей мамы,-- проговорилъ онъ.-- Ложитесь въ постель Сесиля и спите, а Сесиля я возьму къ себѣ.
   -- Я никогда не оставляю мэмми на чужихъ рукахъ,-- пролепетала Ли и вздрогнула, почему-то закрывая себѣ уши обѣими руками.-- Только бы мнѣ не остаться одной!..
   -- Хорошо, -- поспѣшилъ м-ръ Маундрелъ согласиться.-- Ступайте оба въ гостиную, а ты, Сесиль, завари ей чаю.
   Сесиль скорѣе донесъ, чѣмъ довелъ дѣвочку до гостиной, посадилъ ее на диванъ, зажегъ всѣ рожки, и принялся заваривать чай дрожащими руками. Покончивъ съ этимъ дѣломъ, онъ подошелъ къ ней съ чашкой чаю.
   -- Пейте!-- самымъ рѣшительнымъ тономъ приказалъ онъ, и Ли проглотила на-скоро цѣлую чашку чаю. Сесиль тоже выпилъ чаю и, подойдя къ Ли, крѣпко обнялъ ее, проговоривъ:
   -- Ну, теперь можете, если хотите, плакать...
   Отъ усилія сдержать свои слезы, онъ морщилъ брови, а Ли спрятала свое блѣдное лицо у него на груди и зарыдала неудержимо надъ своей ужасной догадкой. Сесиль не могъ ничего придумать -- ей сказать, но судорожно обнималъ ее и цѣловалъ; онъ былъ готовъ самъ разрыдаться и въ то же время сожалѣлъ, что это случилось не тремя днями позже. Ему казалось, что за три дня всякая дѣвочка успѣетъ выплакать всѣ свои слезы. Друзья и знакомые м-съ Тарлтонъ всѣ прислали цвѣтовъ и пришли на отпѣваніе, которое происходило въ той же комнатѣ, гдѣ она умерла. М-съ Гейнъ нашла, что вынести покойницу въ церковь слишкомъ дорого обойдется, а перенести ее въ общую гостиную не допустили жильцы.
   Ли сидѣла поодаль, въ уголку, крѣпко держась за руку Сесиля; еще худѣе, еще чернѣе казалась она въ своемъ траурномъ платьѣ, хотя оно, какъ новинка, и умѣряло на время ея горе. Всѣ дамы цѣловали ее и звали къ себѣ, а м-съ Монгомери, только-что вернувшаяся изъ Европы, очень волновалась и хотѣла тотчасъ же увезти ее; но дѣвочка только качала головой: у нея и у ея друга были совсѣмъ другіе планы.
   Кроватку ея перенесли въ комнатку миссъ Гейнъ, и Ли, какъ всегда, продолжала ходить въ школу; но горе ея, съ теченіемъ времени, не смягчалось, а скорѣе усиливалось; она даже стала горбиться, почему м-съ Гейнъ и заблагоразсудила надѣть на нее корсетъ. Это обстоятельство еще болѣе подтвердило мрачныя воззрѣнія дѣвочки на жизнь; а ея женское чутье подсказало ей, что она должна сдерживать свои слезы, если хочетъ, чтобы Сесиль былъ ея другомъ и товарищемъ. Онъ былъ съ нею добръ и ласковъ, и объявилъ, что любитъ ее еще больше за то, что она славная дѣвочка и держится прямо (про корсетъ Ли умолчала), и что отецъ, который вообще американцевъ ненавидитъ, говоритъ тоже про нее, что она "славный малый" и что въ ней, несмотря на то, что ей всего двѣнадцатый годъ, больше выдержки и здраваго смысла, чѣмъ съумѣла за тридцать-пять лѣтъ пріобрѣсти сама избранница его сердца.
   Ли часто и подолгу гуляла съ товарищемъ своихъ думъ; иногда они ѣздили кататься на лодкѣ; одинъ разъ Сесиль и его отецъ даже взяли ее съ собой на рыбную ловлю,-- и тутъ-то впервые закралось ей въ душу подозрѣніе, что, въ сущности, она все-таки одинока. Углубившись въ свой любимый спортъ, они забыли думать про нее, и безъ ея участія, повидимому, чувствовали себя хорошо: никогда еще не видывала она м-ра Маундрела такимъ счастливымъ, а каріе глаза Сесиля искрились, какъ шампанское...

-----

   Прошелъ почти мѣсяцъ со дня смерти м-съ Тарлтонъ.
   Однажды, сидя за завтракомъ, Сесиль толкнулъ Ли подъ столомъ и подмигнулъ ей, указывая бровями на отца, который внимательно читалъ англійскую газету; лицо его, обыкновенна блѣдное, вспыхнуло; казалось, волненіе готово было отразиться въ чертахъ его лица.
   Вскорѣ днемъ, когда Ли возвращалась изъ школы домой, Сесиль вышелъ къ ней на встрѣчу.
   -- Мой дядя и его бутузъ -- оба умерли, и ихъ наслѣдникъ -- мой отецъ,-- объявилъ онъ.
   -- Значитъ, онъ -- лордъ?-- чуть не задыхаясь, воскликнула Ли.
   -- Да.
   Глава у дѣвочки такъ и запрыгали; ея романъ ожилъ; заботъ -- какъ не бывало.
   -- Онъ герцогъ?
   -- Нѣтъ: онъ -- графъ.
   -- "Графъ" даже красивѣе, чѣмъ "герцогъ"... то-есть, какъ самое названіе, конечно.
   -- У него есть еще особый титулъ,-- такъ ужъ это полагается: онъ -- лордъ Барнстэплъ.
   -- Ну, это не такъ красиво.
   -- Я...-- Сесиль засунулъ руки въ карманы и сильно покраснѣлъ.-- Пожалуй, вамъ я могу это сказать: у меня вѣдь тоже есть свой титулъ. Видите ли,-- отецъ мой -- графъ Барнстэплъ и виконтъ Маундрелъ; а я, значитъ, оказываюсь "лордомъ Маундрелъ"... Никому другому я ни за что не рѣшился бы сказать,-- прибавилъ онъ поспѣшно.
   -- Сесиль!-- восторженно вырвалось у Ли; она неистово замахала руками и запрыгала отъ радости.-- Отроду я не слыхала ничего чудеснѣе! Это совсѣмъ точно живемъ мы "въ Вальтеръ-Скоттѣ" или "въ Шекспирѣ", или... что-нибудь въ этомъ родѣ. Придется вамъ носить корону и порфиру?
   -- Я не король, -- съ достоинствомъ возразилъ Сесиль.-- Вотъ послѣ этого и говорите, что я не знаю исторіи Соединенныхъ-Штатовъ! Вы вѣдь, американцы, презабавный народъ! Только вы и способны заботиться о такихъ пустякахъ!
   -- Что-жъ тутъ такого? Мнѣ кажется, чудесно быть лордомъ или лэди? Цѣлыя полки книгъ написаны про нихъ,-- это самые лучшіе изъ романовъ, которые каждый читаетъ... А какое множество балладъ, поэмъ, картинъ! Я слышала, какъ мама часто объ этомъ говорила, и я ей вслухъ читала... Она думала, что это разовьетъ во мнѣ вкусъ къ изящной литературѣ. Я живо могла себѣ представить герцоговъ и королей, ихъ великолѣпныя шествія, замки и турниры, принцессъ и соколовъ. О, Боже мой! Да я была бы совсѣмъ глупа, еслибъ это мнѣ было все равно! Я только жалѣю, что не родилась такою, какъ онѣ. Я увѣрена, что въ нашемъ Санъ-Франциско нѣтъ ничего романическаго,-- особенно въ Базарной улицѣ.
   -- Но вы будете такою же, -- согласился, наконецъ, Сесиль.-- Вы вѣдь выйдете за меня замужъ.
   -- Ну да! Ну да! Не можемъ ли мы жениться... хоть сейчасъ?
   Сесиль опустилъ голову и покачалъ ею отрицательно.
   -- На дняхъ я говорилъ съ отцомъ, и онъ мнѣ сказалъ,-- мальчикъ вздрогнулъ при одномъ воспоминаніи объ этомъ,-- онъ сказалъ, что не можетъ взять васъ съ собою; -- что съ него довольно и одной американки въ семьѣ, и... ну, словомъ, наговорилъ кучу всякихъ гадостей. Дѣлать нечего,-- намъ придется обождать, пока я самъ за вами пріѣду, или кто-нибудь привезетъ васъ къ намъ.
   Отойдя въ уголъ лѣстницы, Сесиль потянулъ къ себѣ Ли и высокимъ фальцетомъ произнесъ:
   -- О, Ли! Мы завтра уѣзжаемъ. Какъ мнѣ противно оставлять васъ одну!
   -- Вы ѣдете... завтра?!-- задыхаясь, повторила Ли.-- И... безъ меня!
   Она залилась слезами, а Сесиль на этотъ разъ позабылъ свою мужскую гордость и тоже заплакалъ.
   -- Ахъ, еслибъ я былъ уже большимъ!-- всхлипывая, говорилъ онъ.-- Но до этого еще далеко. Много лѣтъ пройдетъ, пока я кончу курсъ въ Итонѣ, а потомъ я поступлю въ Оксфордъ: мнѣ вѣдь только четырнадцать лѣтъ и одиннадцать мѣсяцевъ. Цѣлыхъ шесть лѣтъ придется дожидать, пока я буду совершеннолѣтнимъ. Чортъ знаетъ, какъ долго надо давать образованіе человѣку! Пожалуй, добрыхъ восемь лѣтъ придется съ вами не видаться.
   -- Восемь лѣтъ? Да я умру!.. Отчего онъ не хочетъ взять меня съ собой? Я могу за себя заплатить: м-съ Гейнъ говоритъ, что у меня есть восемьдесятъ долларовъ въ мѣсяцъ. Какъ вамъ кажется: отецъ, узнавъ это, не передумаетъ?
   -- Нѣтъ! Нѣтъ...
   Выплакавъ всѣ слезы, Ли покорилась своей горькой участи.
   -- Но мы будемъ, все-таки, переписываться разъ въ недѣлю,-- да?
   Пришла очередь Сесилю растеряться.
   -- Ли!-- воскликнулъ онъ въ отчаяніи:-- я терпѣть не могу писать письма!
   -- Но вы будете мнѣ писать, будете?-- рѣзко повторила Ли.
   -- Ну хорошо, хорошо: попробую!.. Но только разъ въ мѣсяцъ.
   -- Разъ -- въ недѣлю; а не то я не буду вовсе писать! А какъ пріятно получать письма!
   -- Ну, такъ два раза въ мѣсяцъ.
   На томъ и согласились, и вмѣстѣ пошли укладываться.
   За обѣдомъ у бѣдныхъ дѣтей были такія печальныя лица, что по адресу м-ра Маундрела былъ направленъ не одинъ укоризненный взглядъ: дѣти немало всѣхъ развлекали и увеселяли, а потому и пользовались всеобщимъ сочувствіемъ.
   Послѣ обѣда Ли и Сесиль сидѣли въ гостиной и говорили о своей дальнѣйшей судьбѣ, и Сесиль благосклонно обѣщалъ, что ихъ жизнь сложится непремѣнно какъ въ романѣ Вальтеръ-Скотта... который Ли больше всего по-сердцу. Послѣ нѣкоторыхъ преній, она рѣшила, что ей больше всего нравится поэма "Марміонъ", и Сесиль согласился принять на себя роль героя; Ли, со своей стороны, обѣщала всюду съ нимъ ходить и ѣздить удить рыбу; -- обѣщала не кричать, даже еслибъ ее напугалъ страшный черный жукъ;-- обѣщала никогда не злиться и не бранить его. Они обмѣнялись залогами обоюдной вѣрности. Ли дала ему свое золоченое сердечко съ ея портретомъ (сдѣланное изъ желтой жести) а въ немъ -- прядь своихъ прямыхъ волосъ; Сесиль подарилъ ей на память кольцо съ фамильнымъ гербомъ и просилъ держать его пока въ карманѣ, чтобы отецъ не замѣтилъ.
   Поутру ей милостиво разрѣшили ѣхать провожать Сесиля, но оба друга были слишкомъ взволнованы, чтобы особенно поддаваться унынію. Они прохаживались по палубѣ, ходили осматривать каюту перваго класса, которую взялъ для себя и для сына лордъ Барнстэплъ.
   -- Вы не будете высовывать голову изъ окна,-- нѣтъ, Сесиль?-- тревожно спрашивала его Ли.-- И ночью, -- смотрите!-- держитесь покрѣпче, чтобы не вывалиться.
   Сесиль пробурчалъ что-то такое въ отвѣтъ. Ли ужъ успѣла навѣсить на него предохранительный мѣшочекъ съ камфорой и подарила большой запасъ леденцовъ отъ кашля.
   Лордъ Барнстэплъ посмотрѣлъ на часы.
   -- Черезъ восемь минутъ -- мы уѣдемъ,-- проговорилъ онъ и предложилъ Ли начать прощаться. Онъ былъ настроенъ благодушно и даже улыбался; казалось, ему хотѣлось на прощанье быть со всѣми въ ладу, и онъ даже рисовалъ себѣ въ будущемъ маленькую Ли не иначе, какъ богатой наслѣдницей, милліонершей (ему почему-то представлялось, что всѣ дѣвушки-американки становятся милліонершами, когда выростаютъ); конечно, Сесиль могъ выбрать себѣ подругу не хуже Ли.
   -- Когда-нибудь можетъ случиться, что вы попадете въ Англію, -- сказалъ онъ дѣвочкѣ: -- вы, американцы, вѣдь, постоянно путешествуете; такъ ужъ постарайтесь какъ можно ближе походить на англичанку. Не будьте болтливы, а главное -- не давайте надъ собой волю истерикѣ: я увѣренъ, что можно не поддаваться, -- стоитъ только захотѣть. И... вотъ еще что: ваши манеры... мм... нѣсколько рѣзки, угловаты; у васъ есть привычка иногда развалиться; а ваша мать, насколько я слышалъ, была весьма изящная женщина. Постарайтесь сдѣлаться такою же, какъ она. М-съ Гейнъ говоритъ, что друзья вашей матери намѣрены предложить вамъ переселиться къ нимъ. Вамъ надо непремѣнно принять ихъ предложеніе: было бы ужасно получить воспитаніе въ меблированномъ домѣ! Ну, кажется, вотъ и все. А теперь -- прощайтесь.
   Сесиль крѣпко обнялъ и поцѣловалъ Ли и кивнулъ ей еще разъ на прощанье. Лордъ Барнстэплъ далъ имъ побыть еще минуту вмѣстѣ, а затѣмъ взялъ дѣвочку за-руку и повелъ ее къ выходу.
   -- Прощайте!-- проговорилъ онъ ласково:-- Вы славная дѣвочка, не дѣлаете сценъ. Помните,-- чтобъ у васъ не было истерикъ!
   По дорогѣ домой, сидя одна въ наемномъ экипажѣ, Ли, однако, не стѣсняясь, рыдала,-- и было отъ чего. Сесиль уѣхалъ, а дома нельзя даже выплакаться у мэмми на кровати: тамъ, тоже,-- какъ и вездѣ вокругъ нея,-- чужіе... все чужіе!
   

IX.

   Цѣлая недѣля прошла въ неопредѣленныхъ переговорахъ, и, наконецъ, въ домѣ м-съ Монгомери собрались для окончательнаго рѣшенія м-съ Бранванъ, м-съ Джири и м-съ Картрайтъ.
   У послѣдней была племянница, Елена Бельмонтъ, энергію которой пока временно обуздывала школа. М-съ Монгомери и м-съ Браннанъ готовились къ отвѣтственной роли матери красавицъ. Значеніе м-съ Джири было нѣсколько меньше въ этомъ смыслѣ: ея дочь можно было назвать скорѣе видной, нежели красивой. М-съ Картрайтъ была между двухъ огней: своимъ братомъ-полковникомъ,-- домомъ котораго она управляла съ тѣхъ поръ, какъ онъ овдовѣлъ,-- и Еленой -- дѣвушкой рѣшительной и властной. Въ Калифорнію она явилась не особенно съ твердымъ характеромъ, но съ тѣхъ поръ окончательно его лишилась; впрочемъ, въ ея распоряженіи всегда былъ цѣлый потокъ разсужденій, и она имѣла извѣстное положеніе въ обществѣ; поэтому на свои совѣты и собранія всѣ ея друзья непремѣнно ее приглашали. М-съ Монгомери была "настоящая южанка",-- горячая, увлекающаяся, скорѣе склонная надѣлать бѣдъ, когда ее подхватитъ вихрь увлеченія. М-съ Браннанъ представляла собою просто, мать пышной красавицы, но и она была непремѣннымъ членомъ тѣснаго кружка пріятельницъ покойной м-съ Тарлтонъ. М-съ Джири -- была практичная особа и жена милліонера. Въ 49-мъ году, ея супругъ,-- по наружности довольно близко напоминавшій собой сушеную треску, уроженецъ Мэна,-- промывалъ золото; въ пятидесятыхъ годахъ, онъ накупилъ себѣ земель и луговъ; въ шестидесятыхъ былъ уже крупнымъ банкиромъ, и, наконецъ, добился того, что сдѣлалъ изъ своей жены-южанки такого же узкаго и практичнаго человѣка, какъ онъ самъ. Ея пріятельницы всегда обращались къ ней за совѣтомъ.
   -- Такъ вотъ въ чемъ дѣло,-- тотчасъ же начала м-съ Картрайтъ:-- Эту милую дѣвочку, нельзя воспитывать въ меблированныхъ комнатахъ, хотя бы у м-съ Гейнъ. Ли -- внучатная или двоюродная племянница генерала Роберта Ли и троюродная сестра Брёкинриджей, Рандольфовъ, Карролей и Прёстоновъ, не говоря уже о Тарлтонахъ. Пока еще была жива наша милая, но гордая Маргарита, мы ничего не могли сдѣлать; но теперь -- Ли намъ принадлежитъ, тѣмъ болѣе, что братецъ Джэкъ и м-ръ Браннанъ состоятъ ея душеприказчиками и опекунами. Теперь, конечно, я сама бы ухватилась за удобный случай взять ее къ себѣ, еслибъ не моя дорогая, энергичная Елена. Черезъ годъ она уже будетъ дома, а если онѣ не поладятъ,-- для меня это будетъ ужасно! Елена -- добродушнѣйшее, милѣйшее созданье, но такой тиранъ! Ея волю никто никогда не пытался сломить. Вы не можете себѣ представить, что мнѣ приходится подчасъ переносить, хотя я могу сказать, что передъ нею буквально преклоняюсь; а вѣдь Ли, за одиннадцать лѣтъ своей жизни, тоже привыкла творить свою волю, и было бы ужасно, еслибы она не захотѣла уступать Еленѣ. А между тѣмъ, мнѣ кажется, что Ли именно ни за что не станетъ уступать, и было бы ужасно для нея воспитываться въ домѣ, гдѣ ея индивидуальность была бы подавлена, хотя, впрочемъ, можетъ легко случиться, что Елена тотчасъ же выйдетъ замужъ...
   -- А сколько у Ли годового доходу?-- перебила ее м-съ Джири.
   -- Восемьдесятъ долларовъ въ мѣсяцъ... Нѣтъ, вы себѣ представьте: дочь Гейварда Тарлтона должна жить и воспитываться на какіе-нибудь восемьдесятъ долларовъ!
   -- Этого вполнѣ довольно ей на ученье и на платье; а когда ей придется выѣзжать, мы можемъ каждая подарить ей по платью и сообща сдѣлать приданое, когда она будетъ выходить замужъ.
   -- Но вѣдь надо же, чтобъ у нея гдѣ-нибудь былъ родной уголъ,-- свой домъ, своя семья и материнская ласка,-- возразила м-съ Монгомери, которая, повидимому, сдерживала свое краснорѣчіе.-- Что, еслибъ на ея мѣстѣ была моя Тини? Я какъ подумаю,-- такъ и зальюсь слезами. Бѣдная крошка! Жить въ меблированныхъ комнатахъ ей не пристало; нечего и говоритъ...
   -- Еще бы! Тарлтоны -- одинъ изъ древнѣйшихъ родовъ нашего Юга!-- восторженно вырвалось у м-съ Картрайтъ.
   -- Все это хорошо и прекрасно; но почему бы не помѣстить ее въ "Женскую Семинарію" Милля на семь лѣтъ? Лѣтомъ она можетъ жить у насъ, въ Мэнло, -- предложила дѣловитая м-съ Джири.
   М-съ Монгомерй внушительно покачала головой.
   -- Нѣтъ, нѣтъ! Ей необходимо имѣть свой домъ: она -- нѣжной души ребенокъ. Ее оскорбило бы, ей было бы больно чувствовать себя заброшенной и одинокой, никому особенно не интересной... Нѣтъ, даже подумать страшно!
   -- Значитъ, приходится кому-нибудь изъ насъ взять ее къ себѣ,-- проговорила м-съ Джйри.
   -- Именно, я такъ и думаю!-- горячо подхватила м-съ Монгомерй.
   -- Еслибъ не Елена...-- начала-было м-съ Картрайтъ, готовясь повторить все снова; но ее перебила м-съ Браннанъ, заговорившая съ необычной для нея твердостью:
   -- Я боюсь, что и я не могу; моя Или такъ требовательна и такъ ревнива,-- хотя на видъ и спокойна,-- что мнѣ страшно за нее. Я сдѣлаю все, что угодно, въ смыслѣ подарка къ празднику, и буду очень рада, если Ли можетъ приходить учиться съ моей Корали; но взять ее жить къ себѣ -- я не могу рискнуть.
   -- Понятно, вы взяли бы, еслибъ могли,-- сказала м-съ Монгомерй:-- Мы всѣ знаемъ, какъ вы милы и добры. А вы, Марія?
   -- М-ръ Джири и слышать не хочетъ. Онъ терпѣть не можетъ сентиментальностей и всего, что выходитъ изъ ряду обыденной жизни; а вдобавокъ и покойная Маргарита всегда надъ, нимъ подсмѣивалась, какъ надъ сѣверяниномъ; онъ вѣдь не изъ такихъ, которые легко забываютъ... Нѣтъ, я даже и не думала объ этомъ. Я ей буду дѣлать подарки и закажу нарядное платье, когда ей минетъ восемнадцать лѣтъ,-- но больше ничего не могу сдѣлать.
   -- А я не смѣю даже и попытаться,-- вздохнула м-съ Картрайтъ.-- Но Джэкъ можетъ очень многое для нея сдѣлать.
   -- Такъ, значитъ, рѣшено!-- перебила м-съ Монгомери.-- Она досталась мнѣ. Еще въ день похоронъ я звала ее къ себѣ, но тогда она надѣялась, что этотъ безсердечный, англичанинъ возьметъ ее съ собою,-- бѣдное невинное дитя! Но Сесиль добрый мальчикъ, -- настоящій южанинъ! Оно даже и лучше, что Ли тогда не согласилась: я успѣла посовѣтоваться съ дѣтьми, и даже считала это своимъ долгомъ. Я написала Тини въ Парижъ, подробно разсказала ей всю исторію семейства Тарлтоновъ, и сегодня утромъ получила отъ нея отвѣтъ,-- такой милый, такой сочувственный! Знаете, я всегда цѣнила въ ней серьезность и здравый смыслъ, которымъ руководствовались даже ея старшія сестры. Она начала съ того, что объяснила, какой важный и рискованный шагъ -- вводить новаго члена въ семью, гдѣ всѣмъ живется такъ дружно и счастливо, -- какъ бы хорошо мы ни были знакомы съ его отцомъ и матерью. Поэтому, Тини меня просила не брать Ли къ себѣ, особенно если на это рѣшится кто-либо изъ нашихъ друзей; если же всѣ откажутся, пусть я ее возьму и сдѣлаю, насколько возможно, похожей на моихъ собственныхъ дѣтей;-- вѣдь ей еще только одиннадцать лѣтъ... Итакъ, рѣшено: она -- моя!
   -- Конечно, у вашей Тини уравновѣшенный умъ,-- сказала м-съ Джири.-- И ничего лучшаго для Ли я не могла бы себѣ представить. Вы, конечно, позаботитесь о томъ, чтобы у нея были хорошія манеры и чтобъ ей никто грубаго слова не сказалъ; а Тини будетъ наблюдать, чтобы вы не слишкомъ ее избаловали, и чтобы къ ней привился вашъ семейный духъ. Ахъ, вы, милая моя насмѣшница,-- Мэри! Вы сами знаете, что стали бы ее такъ точно баловать, какъ и я. Я очень рада! А до сихъ поръ я не рѣшалась заглянуть къ ней сама и только послала ей леденцовъ, да фруктовъ, новенькую кофточку и шляпу. Сейчасъ пойду за нею.
   Такъ былъ рѣшенъ этотъ вопросъ, и жизнь Ли вступила въ новый фазисъ.

-----

   Въ тотъ же день Ли водворилась на житье въ старомъ деревянномъ домѣ на Ринконъ-Гиллѣ, стѣны котораго были увѣшаны длинными рядами фамильныхъ портретовъ. Мебель и ковры были уже неновые, но, купленные еще въ блестящую пору жизни м-ра Монгомери, они могли смѣло прослужить еще много лѣтъ его вдовѣ. Сверхъ того, м-съ Монгомери навезла изъ Европы множество бездѣлушекъ и старинной мебели, что придавало еще болѣе скромный и аристократическій, -- не калифорнійскій видъ всей обстановкѣ. Хрусталь и серебро у нея, тоже, было хорошее, старинное. Теперь -- м-съ Монгомери больше не была богата, но у нея еще оставалось послѣ мужа настолько дохода, что она могла воспитывать дѣтей и ѣздить за границу, а также поддерживать Ринконъ-Гиллъ и Мэнло-Паркъ, и жить вообще настолько прилично, насколько это, по традиціи, пристало "одному изъ древнѣйшихъ родовъ Калифорніи", т.-е. блиставшему въ началѣ пятидесятыхъ годовъ.
   Хорошенькая голубая спальня Ли выходила окнами въ старый, полузаглохшій садъ, тянувшійся по склону холма, надъ городомъ, и благоухалъ розами, которыя скрывались за его полуразвалившимися высокими стѣнами; по серединѣ были развалины стараго фонтана. Шумъ городской равнины никогда сюда не долеталъ и жилось здѣсь какъ-то по-старинному.
   Напримѣръ, Ли было запрещено выходить за ворота безъ провожатаго. Ей не было необходимости самой думать и хлопотать обо всемъ; но мало-по-малу инстинкты, унаслѣдованные ею отъ матери, просыпались въ ней, и съ гибкостью, свойственной ея дѣтскому возрасту, она начинала усвоивать привычки и манеры, ближе подходившія къ жизни ея прежнихъ дней,-- еще до смерти отца. Порой, Ли горевала и скучала по матери; но въ то же время не могла не чувствовать, что ей пріятно, спокойно проспать всю ночь напролетъ; вообще, Ли сдѣлалась такой сильной и здоровой дѣвочкой, какой только можно пожелать.
   Рандольфъ былъ красивый мальчикъ -- брюнетъ -- точь-въ-точь отецъ, который былъ вылитый дѣдушка, самый изящный кавалеръ!-- а вѣжливъ былъ до такой степени, что Ли чувствовала себя передъ нимъ какимъ-то краснокожимъ. Напримѣръ, онъ предупредительно вскакивалъ съ мѣста и бросался любезно отворять ей дверь; онъ никогда не садился въ ея присутствіи, пока она не сядетъ,-- совершенно игнорируя разницу между своими шестнадцатью годами и ея дѣтскимъ возрастомъ. За столомъ, онъ также былъ полонъ вниманія, а къ матери всегда относился съ особымъ уваженіемъ, какъ "истинный южанинъ". Когда Ли, бывало, признавалась, что она чувствуетъ сама, до чего она глупа и неуклюжа, Рандольфъ поспѣшно возражалъ, что завѣдомо безукоризненная въ своихъ манерахъ Тини -- и та была совсѣмъ неуклюжей въ сравненіи съ нею въ томъ же возрастѣ.
   Впрочемъ, Ли и сама чувствовала, что измѣняется постепенно къ лучшему; она съ удовольствіемъ носила изящныя бѣлыя платья и тонкія ботинки, мыла свои руки въ отрубяхъ и разъ въ недѣлю покорно ввѣряла себя заботливому спеціалисту по уходу за ногтями. Она строго смотрѣла за собою и за своими ногами, чтобы онѣ не болтались и не выставлялись впередъ; ей казалось, что она уже потому стала болѣе ловкой и изящной, что юбки ея были со всѣхъ сторонъ одинаковой длины.
   Она возобновила прерванное знакомство съ Корали Браннанъ, которая обѣщала черезъ нѣсколько лѣтъ сдѣлаться воздушно-прекрасной, нѣжной красавицей, осужденной блистать недолго прежде, чѣмъ отцвѣсти, какъ выхоленное тепличное растеніе, которое вянетъ отъ суроваго житейскаго вихря. Она была блестящая, нѣжная дѣвочка и сразу принялась обожать энергичную, здоровую подругу, которая настолько съ нею сблизилась, что читала ей письма Сесиля, причемъ Корали глубоко сочувствовала каждой подробности этой необыкновенной дружбы.
   Лѣто вся семья Монгомери проводила въ Мэнло-Паркѣ, куда много знакомыхъ съѣзжалось по сосѣдству, въ ту же долину Санъ-Матео, гдѣ находились помѣстья прочихъ калифорнійскихъ представителей былого блеска: Бранвановъ, Рандольфовъ, Джири и друг.
   Сесиль писалъ съ весьма похвальной аккуратностью и, называя Ли, какъ всегда, "славнымъ малымъ", просилъ ее не измѣнять, ему, писать аккуратно, потому что ея письма очень радуютъ его. Про себя онъ сообщалъ, что водворился опять въ Итонѣ и опять принялся за крокетъ; что родители его живутъ довольно мирно; что мачиха обѣщала подарить ему еще лошадь и лодку...
   Осенью Ли -- розовая, полненькая, окрѣпшая -- вернулась въ городъ и принялась за уроки вмѣстѣ съ Корали: ей предстояло быть не просто образованной, а въ высшей степени образованной. Науки проходились исключительно на французскомъ языкѣ; на фортепіано она играла до усталости; тьму листовъ покрыли нарисованные ею птички, деревья и цвѣты; на гитарѣ она играла, слегка наклонивъ голову на бокъ; на нѣмецкій языкъ, тоже, ополчилась смѣло, и три раза въ недѣлю брала уроки танцевъ въ большой комнатѣ съ натертымъ поломъ, гдѣ къ нимъ охотно присоединялись кавалеры -- Рандольфъ и Томъ Браннанъ, когда бывали дома. Послѣдній, -- круглолицый юноша четырнадцати лѣтъ, съ большимъ ртомъ и привѣтливымъ нравомъ,-- съ перваго же раза объявилъ, что онъ страстно влюбленъ въ Ли; а такъ какъ они оба -- онъ и Рандольфъ -- танцовали въ совершенствѣ, то и въ ней быстро развивалась врожденная граціозность креолки.
   Отъ одиннадцати и до восемнадцати лѣтъ жизнь Ли шла счастливо и однообразно, и дѣвочка съ каждымъ годомъ больше приближалась къ тому идеалу, какимъ она была давно въ глазахъ мальчиковъ, увѣрявшихъ ее, что она есть и будетъ -- "лучше всѣхъ во всемъ Санъ-Франциско! "
   Два года спустя, Тини вернулась домой, по окончаніи курса, и тотчасъ же заняла мѣсто первой красавицы,-- если можно назвать красавицей дѣвушку до такой степени разсудительную и почти холодную.
   На видъ она поражала своей нѣжной и тонкой красотой, но характера была стойкаго, и сила воли у нея была непреклонная. Ли преклонялась передъ нею и негодовала всей душой на всякое притязаніе первенствовать со стороны прочихъ представительницъ юной красоты: властной и величественной Елены, поэтически-гибкой Или, умной миссъ Джири и богачки -- миссъ Іорба. Когда у м-съ Монгомери былъ вечеръ, Ли позволили полюбоваться въ уборной на эти высшія созданія женской красоты; больше всѣхъ понравилась ей миссъ Іорба, несмотря на свое обыкновенное, даже простоватое лицо,-- потому что она единственная соблаговолила обратить вниманіе на дѣвочку-подростка.
   Лѣтомъ ей ближе пришлось ознакомиться съ жизнью взрослыхъ людей, которая, повидимому, протекала исключительно на верандахъ и въ веселыхъ пикникахъ. М-съ Монгомери хотѣла возможно дольше держать Ли въ сторонѣ, на правахъ ребенка, но, несмотря на всѣ ея усилія, мужчины начали замѣчать ее, когда ей пошелъ шестнадцатый годъ. Кровь креолки, все-таки, сказывалась въ ней, и задолго до своего появленія "въ свѣтъ" Ли уже была объявлена преемницей знаменитаго тріо красавицъ Санъ-Франциско: Елены Бельмонтъ, Или Браннанъ и Тини Монгомери. Ея мечты въ этомъ направленіи были для нея самаго утѣшительнаго свойства; но это не мѣшало ей прилежно заниматься науками и читать такъ много, что Тини даже просила ее умѣрить свое рвеніе, "чтобы не записали ее въ разрядъ умныхъ".
   

X.

   Мѣсяцевъ пять спустя послѣ того, какъ Сесилю исполнилось восемнадцать лѣтъ, онъ перешелъ въ Оксфордъ, въ Баліоль-Колледжъ.
   Здѣсь онъ поспѣшилъ измѣнить крокету и предался морскому спорту, съ восторженнымъ увлеченіемъ человѣка, который обязанъ поддержать славу своего колледжа. Онъ началъ усерднѣе относиться къ перепискѣ и посылалъ Ли длиннѣйшія письма о направленіи современной цивилизаціи. Ее поражала его серьезность сравнительно съ болѣе легкомысленными ея поклонниками -- м-рами: Браннанъ и Монгомери; это даже -- тревожило ее. Она, конечно, не могла подозрѣвать, что для юноши-англичанина въ порядкѣ вещей -- подпадать вліянію "передового движенія", которымъ онъ обязательномъ извѣстный возрастъ, долженъ заразиться, какъ школьникъ заражается корью, скарлатиной или коклюшемъ, а затѣмъ -- замашками училища, великимъ открытіемъ своего личнаго достоинства, какъ члена британской имперіи, и, наконецъ,-- цинизмомъ.
   На второмъ курсѣ -- Сесиль сдѣлался мыслителемъ на глубоко-религіозныя темы, и Ли горько плакала при мысли, что ей придется быть женой пастора. Его смѣлыя попытки углубляться въ необозримыя пространства духовныхъ тайнъ утомляли ее, и она чувствовала себя совершенно подавленной, несчастной, убѣждаясь, что до неузнаваемости измѣнился ея прежній другъ и товарищъ. Но съ весной того же года въ немъ произошла новая перемѣна: письмомъ, помѣченнымъ "Аббатство-Маундрелъ", Сесиль извѣщалъ ее, что находится въ изгнаніи за попытку побить окна и развести костеръ въ непоказанномъ мѣстѣ; вдобавокъ, онъ сообщалъ тутъ же, что въ тотъ веселый вечеръ онъ былъ подобранъ на лѣстницѣ какимъ-то "добрымъ самаритяниномъ" въ ту минуту, когда призывалъ Господа Бога, дабы Онъ вознесъ его на площадку и далъ ему попасть въ постель.
   За нѣсколько мѣсяцевъ, въ которые длилось его изгнаніе, онъ ѣздилъ путешествовать, и его письма изъ Европы больше напоминали прежняго Сесиля; осенью онъ вернулся въ Оксфордъ и, увлекаясь политикой, объявилъ, что онъ -- либералъ, довольно рѣзко отзывающійся о палатѣ пэровъ. Вскорѣ послѣ того онъ былъ выбранъ въ предсѣдатели своего "Союза" и, давъ волю словотеченію, горячо проповѣдовалъ свои новыя убѣжденія, стремительно нападая на существующую міровую систему, такъ что рѣчь его была покрыта шумными свистками и одобреніями.
   На слѣдующія же каникулы, Сесиль попытался совратить съ пути истиннаго своего отца, глубоко убѣжденнаго тори, и самоувѣренная заносчивость его сужденій вывела изъ себя лорда Барнстэпла, который заклеймилъ своего сына и наслѣдника позорнымъ прозвищемъ "выскочки" и "нахала", забывая, что въ свое время онъ самъ былъ такимъ же оксфордскимъ выскочкой и нахаломъ. Любимымъ изреченіемъ юнаго лорда Сесиля Маундрела была выдержка изъ мнѣнія Матью Арнольда о государственномъ строѣ Англіи:
   "Нашъ міръ,-- міръ аристократіи матеріальной и ничтожной,-- средняго класса -- ослѣпленнаго и отвратительнаго,-- низшаго класса -- грубаго и невѣжественнаго..."
   Лордъ Маундрелъ стоялъ за то, чтобы пересоздать всѣ эти классы.
   Въ противоположность великому поэту, со стороны Сесиля нельзя было опасаться, что онъ сдѣлается "горячимъ и неустрашимымъ воителемъ погибшихъ надеждъ, который не вѣдаетъ будущаго и не находитъ утѣшенія въ его обѣтахъ, но все-таки ведетъ горячую борьбу съ консерватизмомъ нетерпимаго, стараго мірового строя". Но теперь это будущее было совершенно ясно,-- то-есть, собственно говоря, оно казалось именно такимъ, какимъ желалъ его видѣть блестящій и рѣшительный юноша.
   Ли считала, что такія чувства и воззрѣнія -- просто роскошь, и высказала свое одобреніе такъ горячо, что Сесиль принялся писать ей все чаще и чаще, увѣряя, что слогъ ея становится замѣчательно выработаннымъ.
   За послѣдній годъ въ Оксфордѣ все это шло у него своимъ чередомъ, хотя временно и онъ заинтересовывался "вліяніемъ Золёна современную мысль" и биметаллизмомъ. Но его идеалы постепенно разрушались, какъ онъ не преминулъ о томъ извѣстить Ли. Единственное, что для него теперь было важно,-- это отличиться по исторіи, и онъ работалъ "какъ лошадь". Промежутки между письмами были большіе, а когда онъ писалъ, то непремѣнно въ извиненіе себѣ приводилъ усталость, и говорилъ, что усталъ "какъ собака".
   "Такова участь, по его мнѣнію, всѣхъ мужчинъ; если же они еще не всѣ превратились въ идіотовъ и помѣшанныхъ, такъ это лишь единственно благодаря тому, что англичанина --ничто не въ состояніи свалить съ ногъ.
   "Понятно, я катаюсь на лодкѣ и играю, попрежнему, въ крокетъ, чтобы поддерживать въ себѣ бодрость и силу, а все-таки -- не въ томъ размѣрѣ, какъ бы слѣдовало. Пожалуйста, молитесь, чтобы мои занятія меня не доконали".
   Сесилю нравилось, чтобы женщины молились. Его собственная религіозность исчезла вмѣстѣ съ его прочими идеалами; но для женщины религіозность -- прекрасное дѣло!

-----

   Желѣзная дорога отрѣзала кусокъ земли у Ли Тарлтонъ и щедро за него заплатила; а капиталъ этотъ былъ помѣщенъ на проценты подъ первыя закладныя. Землетрясеніе подарило все тотъ же участокъ "ранча" прекраснымъ подборомъ минеральныхъ источниковъ, которые призваны были исцѣлять людей отъ множества недуговъ. Весьма быстро выросли тутъ же большой отель и купальни, и тяжелѣе стало опекунамъ вести дѣла Ли. М-съ Монгомери потребовала, чтобы Ли объяснили все въ ея дѣлахъ, какъ только ей исполнилось шестнадцать лѣтъ, а въ восемнадцать -- чтобы она сама приняла на себя контроль надъ своими дѣлами.
   -- Я хочу, чтобы Ли столько же понимала въ дѣлахъ, сколько любой мужчина -- говорила м-съ Монгомери м-ру Браннанъ:-- чтобы никогда никакой мужчина не могъ ее надуть; чтобы никакое осложненіе не застало ее врасплохъ. Посмотрите, сколько женщинъ,-- нѣкогда членовъ самаго высшаго общества,-- Богъ знаетъ, какимъ путемъ снискиваютъ себѣ теперь пропитаніе. Мужья ихъ умерли въ долгахъ,-- а онѣ сами остались безпомощны, какъ настоящія балованныя, любимыя куколки.
   Итакъ, въ одинъ прекрасный день, Ли проснулась и увидала, что ей уже минуло восемнадцать лѣтъ. Утро было еще раннее, и тишиною былъ объятъ весь міръ. Весеннія пташки еще молчали подъ вѣтвями ивы. Звѣзды догорали на низкомъ небосклонѣ...
   Ли чувствовала себя вполнѣ счастливой и была полна свѣтлыхъ ожиданій, какъ принцесса, которая готовится оставить свою уединенную башню, чтобы сойти въ главную залу замка я принять участіе въ прекрасной и таинственной драмѣ, имя которой -- " жизнь ".
   Она была убѣждена, что во всемъ мірѣ нѣтъ дѣвушки счастливѣе ея. Ли знала, что она красива и привлекательна; что ея манеры изящны и скромны, какъ у "монастырки": даже сама м-съ Монгомери,-- строжайшій изъ критиковъ,-- и та признавала, что она могла бы сдѣлать честь своей родинѣ во времена ея былого блеска. Ли была рада, что богатство еще больше придаетъ ей значенія; радовала ее также возможность сдѣлаться дѣловой женщиной, и эта мысль наполняла ее гордостью и сознаніемъ своего значенія. Отель у нея на водахъ былъ построенъ неуклюжій,-- и Ли, вмѣстѣ съ товарищемъ своимъ Рандольфомъ, который уже былъ архитекторомъ,-- проектировала новое гигантское зданіе въ древне-калифорнійскомъ стилѣ, съ большимъ дворомъ, засаженнымъ пальмами, а посреди него -- фонтанъ самой чистой цѣлебной воды...
   Все это -- и еще даже большее -- приходило ей теперь въ голову; но главнымъ центромъ всему служилъ онъ -- Сесиль, который, какъ сказочный принцъ, представлялся ей какимъ-то отвлеченнымъ идеаломъ. Идеализировать его было, конечно, не трудно... на разстояніи семи тысячъ верстъ. И, наконецъ, онъ -- уроженецъ страны поэзіи и романтизма, крестоносцевъ и рыцарей, и всей исторической роскоши. Онъ, т.-е. Сесиль,-- восьмой герцогъ и одиннадцатый виконтъ рода Барнстэплъ, и самыя простыя постройки въ его родовомъ замкѣ старше, чѣмъ звѣзды на ея національномъ флагѣ.
   Тотъ -- идеальный Сесиль, который жилъ въ ея воображеніи, былъ, безспорно, самый умный, самый милый изъ удалыхъ питомцевъ Оксфорда; Ли не смущалась тѣмъ, что въ его письмахъ было полное отсутствіе нѣжностей и сентиментальности: это было бы даже на него не похоже. Она задала ему какъ-то разъ вопросъ, есть ли барышни въ Оксфордѣ, но онъ отвѣтилъ:
   "Я слишкомъ занятъ, чтобы о нихъ думать, и вы -- единственная, которую я въ состояніи терпѣть. Тѣ дѣвицы, которыхъ я вижу, на каникулахъ, надоѣдаютъ мнѣ до смерти; замужнія женщины мнѣ больше нравятся; я намѣреваюсь на-дняхъ ими заняться".
   Ли зѣвнула и сѣла на краю кровати.
   Ей слѣдовало еще разъ заснуть въ виду предстоящаго бала; но ей хотѣлось, чтобы такой знаменательный день въ ея жизни былъ какъ можно длиннѣе. Собираясь причесываться, она распустила свои черные волосы и, посмотрѣвъ на себя критически въ небольшое ручное зеркальце, осталась довольна своей наружностью. Кожа у нея была бѣлая, щеки и губы румяныя; большіе свѣтло-голубые глаза такъ и сіяли; рѣсницы -- не длинныя, но очень густыя и черныя -- еще больше ихъ оттѣняли; волосы обрамляли лобъ ея волнообразной линіей, а брови прямыя и широкія -- равно какъ и неправильные ротъ и носъ,-- казалось, были нарочно для ея лица созданы какъ по заказу. Короткій носъ, съ чуть замѣтнымъ стремленіемъ кверху, и вообще всѣ черты ея, выигрывали въ свѣжести и миловидности то, чего имъ недоставало въ смыслѣ классической правильности. Ли прекрасно сознавала свои выгодныя стороны: глаза и цвѣтъ лица, умѣла поворотить голову и знала пропорціональность всѣхъ частей тѣла, -- знала также, какъ извлекать изъ нихъ больше всего пользы...
   Ли, любуясь собою, разсмѣялась и спустила ноги съ кровати, не особенно торопясь разстаться съ своими пріятными мечтами и очутиться лицомъ къ лицу съ важнѣйшимъ событіемъ въ ея жизни. Въ открытое окно къ ней донеслось благоуханіе розъ и фіалокъ; вдали городъ словно хмурился за утренней своею завѣсой. Когда эта завѣса вдругъ окрасилась розоватымъ блескомъ, а синева бухты стала еще ярче, Ли еще разъ окончательно рѣшила, что она всѣмъ довольна, и что ее ждетъ разнообразная, свѣтлая жизнь. Глядя на заалѣвшее, какъ скромная, но счастливая невѣста, Санъ-Франциско, Ли врядъ-ли отдавала себѣ отчетъ въ томъ, что этотъ городъ -- чудовище, въ крови котораго кишатъ самые ужасные микробы пороковъ и убійствъ; чудовище съ неутомимой жаждой къ алмазамъ, къ золоту и къ человѣческой жизни: недаромъ оно пожрало и погубило ея отца и м-ра Монгомери, полковника Бельмонта и даже Роберта Іорба, и еще многое множество другихъ семействъ, которыя разсѣялись на всѣ четыре стороны... Все равно, въ эту минуту, вмѣстѣ съ молодой красавицей, дочерью Гейварда и Маргариты Тарлтонъ, всѣ и все ликовали и, сіяя, напомнили ей о далекомъ, но вѣчномиломъ "королевичѣ" въ образѣ Сесиля и его родового замка...
   

XI.

   -- Ли, дорогая! Мнѣ страшно, что ты простудишься!-- раздалось позади нея, и она увидѣла Тини,-- розовую отъ сна, хорошенькую, но, какъ всегда, съ невозмутимымъ выраженіемъ лица.-- Я первая хочу тебя расцѣловать, -- прибавила она, улыбаясь.
   Ли восторженно накинулась на нее, крѣпко обняла, расцѣловала и, подхвативъ, подняла и посадила Тини на столъ. Та громко разсмѣялась и принялась усаживаться поудобнѣе.
   -- Ты настоящая бѣлая лилія въ своемъ халатикѣ,-- замѣтила она.-- А въ силѣ, пожалуй, не уступишь Рандольфу!
   Ли откинулась назадъ, изгибаясь, пока не коснулась пола кончиками пальцевъ, а затѣмъ принялась разгибаться, извиваясь, какъ ужъ. Тини чуть не задохнулась отъ волненія, глядя на нее.
   -- Неудивительно, что ты такъ граціозна; кто тебя научилъ такимъ фокусамъ?
   -- Хочешь посмотрѣть, какъ я умѣю прыгать?
   -- О, нѣтъ! нѣтъ! Я не думаю, голубушка, чтобъ это было особенно граціозно; но я не намѣрена сегодня на тебя ворчать... Знаешь, я не могу себѣ представить, что тебѣ восемнадцать лѣтъ! Мнѣ кажется, что я, какъ будто, въ бабушки попала: мнѣ двадцать-пятый годъ!
   -- Отчего жъ ты не выходишь замужъ? Я думаю, быть старой дѣвой препротивно!
   -- Но я вовсе не старая дѣва!
   -- Конечно; на взглядъ, самое большее, что тебѣ можно дать -- шестнадцать лѣтъ. Но почему ты не выходишь замужъ?
   -- Ну, такъ и быть! Принимая въ разсчетъ, что сегодня ты сама стала взрослая,-- я тебѣ скажу по секрету, что я подумываю объ этомъ.
   Раздался восторженный возгласъ, и Ли очутилась на полу, обхвативъ руками свои колѣни.
   -- Ну, живо! Говори -- кто это?
   -- Онъ англичанинъ. Я съ нимъ встрѣтилась въ Лондонѣ, года два тому назадъ, и онъ посватался еще тогда же; но я не могла рѣшиться. Это такая мука -- необходимость придти къ окончательному рѣшенію! Я не особенно хлопотала, о бракѣ, но все-таки мы вели переписку, и мнѣ сдѣлалось легче рѣшиться, чѣмъ я думала: вчера вечеромъ я окончательно послала ему свое согласіе. Онъ такъ вѣренъ мнѣ! Какъ подумаешь, сколько ихъ было всего за это время! А онъ, дѣйствительно, премилый; не слишкомъ веселый и забавный, но и не слишкомъ болтливый.
   -- Какъ его фамилія?
   -- Лордъ Арромаунтъ.
   -- Значитъ, все превосходно!
   -- Я бы даже хотѣла, чтобы онъ не былъ лордомъ: это будетъ такая мука -- сживаться съ порядками, къ которымъ мы здѣсь не привыкли. Когда я была въ Лондонѣ, мнѣ казалось, что тамъ бѣдныя женщины утомляются до смерти. Я скорѣе вышла бы за американца, еслибы пришлось выбирать только національность.
   -- Ну, тебя тамъ тоже не заставятъ дѣлать ничего такого, что тебѣ было бы противно. У тебя личико самое прелестное, голосъ самый нѣжный, но хладнокровіе, съ которымъ ты всегда идешь къ намѣченной цѣли... Нѣтъ! Это ужъ черезчуръ умно!
   Тини разсмѣялась.
   -- Нѣтъ, это ты сама черезчуръ умна. Будь осторожна, милочка моя, не веди съ молодыми людьми на балу "книжныхъ" разговоровъ.
   -- Я полагаю, до пріѣзда Сесиля мнѣ не съ кѣмъ будетъ вести "книжные" разговоры,-- не безъ ехидства возразила Ли.-- А лордъ Арромаунтъ уменъ?
   -- Слава Богу,-- нѣтъ! Это -- милый, спокойный, рослый и добродушный англичанинъ. Онъ занимается фотографіей, какъ любитель, но мнѣ это все равно, потому что онъ не особенно распространяется объ этомъ: разъ я ему сказала, что предпочитаю не простаивать подъ жгучимъ солнцемъ по десяти минутъ подъ-рядъ, и съ тѣхъ поръ онъ больше не упоминалъ объ этомъ. Я думаю, мы будемъ совершенно счастливы. Конечно, мы часто будемъ пріѣзжать въ Калифорнію, и мама будетъ насъ навѣщать.
   -- Понятно; я и сама такъ точно буду дѣлать. Я никогда не могла бы надолго разстаться съ Калифорніей.
   -- Англичанами не такъ легко управлять, какъ американцами; но я думаю, что съ Арчэромъ мнѣ не будетъ трудно, когда я его окончательно пойму. Мнѣ было бы нестерпимо противорѣчіе съ его стороны.
   -- Да онъ и не будетъ тебѣ противорѣчить. Мнѣ кажется, что я даже не пожелала бы, чтобы Сесиль мнѣ подчинялся; я думаю, что это должно быть чудесно, если надо мной будетъ властвовать любимый человѣкъ! А все-таки я бы съумѣла поставитъ на своемъ; я бы шумѣла и просила, я ласкалась бы къ нему -- и, понятно, добилась бы своего, въ концѣ-концовъ.
   -- Я мало знаю англичанъ,-- смѣясь, возразила Тини.-- Но, кажется, ты ихъ знаешь еще меньше моего.
   -- Но видишь ли, я не увижу Сесиля еще много лѣтъ, а до тѣхъ поръ наберусь опытности: я вѣдь серьезно изучаю Рандольфа и Тома, считая весьма интереснымъ научиться понимать мужчинъ... Это такъ полезно!
   -- И въ самомъ дѣлѣ, у тебя такой ученый видъ...
   -- Большой разницы между ними быть не можетъ, если принять во вниманіе, что мы произошли отъ англичанъ и говоримъ на ихъ языкѣ; а я, вдобавокъ, до-сыта начиталась англійской литературы: она -- единственная, которую я знаю; а поэмы американской, кажется, ни одной не прочитала, за всю свою жизнь. Я знаю англійскую исторію минувшихъ вѣковъ и, буквально, ее обожаю.
   -- Все равно, ты -- американка до мозга костей, а я, чѣмъ больше вижу англичанъ, тѣмъ больше убѣждаюсь, что нѣтъ на свѣтѣ народа, менѣе похожаго на насъ, американцевъ.
   -- Мнѣ кажется, все это очень странно,-- замѣтила Ли сердито.-- Я въ этомъ ничего не понимаю.
   -- Мы даже не похожи на американцевъ четверти вѣка тому назадъ; такъ можемъ ли мы разсчитывать на свое сходство съ нашими предками, за нѣсколько вѣковъ?
   -- О, да! Я думаю, ты, пожалуй, права. А Сесиль? Если онъ хоть сколько-нибудь похожъ на себя въ своихъ письмахъ, такъ онъ совсѣмъ другой, чѣмъ Рандольфъ или Томъ. Но мнѣ казалось, что онъ какъ бы проходитъ своего рода курсъ фиглярства, а потомъ все-таки будетъ какъ и всѣ другіе... только получше ихъ!..
   -- Конечно, такихъ, какъ онъ, найдутся сотни,-- возразила Тини:-- но мнѣ хотѣлось бы, чтобы ты, голубушка, не употребляла грубыхъ выраженій.
   -- Ну, хорошо; не буду! А кто такой твой Арчэръ?
   -- Онъ не Богъ знаетъ кто: просто баронъ, и только; но родъ его очень древній, я справилась у Берка, и главное -- не деньги мои его подкупили: онъ знаетъ, что у меня очень маленькое приданое. Мнѣ кажется, онъ самъ очень богатъ. Ему тридцать-шесть лѣтъ; прекрасный возрастъ: я не терплю мальчишекъ!
   -- Онъ очень влюбленъ?
   Тини кивнула утвердительно и вспыхнула какъ зарево.
   -- Какъ англичанинъ.... когда влюбится.
   Ли подпрыгнула и захлебнулась отъ восторга.
   -- А ты?.. Ты влюблена въ него?-- тихонько спросила она: -- Ну, скажи мнѣ, Тини?
   Солидность и достоинство вернулись къ Тини вмѣстѣ съ нѣжнымъ румянцемъ на щекахъ.
   -- Ты знаешь, у меня было много предложеній,-- соскользнувъ со стола на полъ, проронила она:-- и нѣкоторые изъ жениховъ были даже богатые люди; и, наконецъ, въ нашъ вѣкъ такъ заурядно -- выходить за титулованныхъ особъ... Ну, поцѣлуй меня скорѣе и скажи, что ты желаешь, чтобы мнѣ счастливо жилось,-- а я пойду и лягу: очень ужъ озябла!

-----

   -- Я отложилъ еще на день свое намѣреніе,-- проговорилъ Рандольфъ, сидя за утреннимъ завтракомъ, а Ли мило ему улыбнулась, но плечо ея невольно подернулось въ знакъ досады: съ минуты своего возвращенія изъ Европы (а оно состоялось три недѣли тому назадъ), Рандольфъ уже успѣлъ четыре раза дѣлать ей предложеніе. М-съ Монгомери благосклонно на это улыбалась. Она не переставала надѣяться, что глупая ребяческая помолвка Ли Тарлтонъ съ Маундреломъ съ теченіемъ времени падетъ сама собой, а въ ея семьѣ произойдетъ отрадная и неощутительная перемѣна. По ея желанію, весь столъ былъ покрытъ сегодня полевыми цвѣтами, присланными для этого нарочно изъ Мэнло-парка, и появилось еще три новыхъ сорта горячаго хлѣба, потому что Ли не любила обычнаго завтрака американцевъ, и по утрамъ ѣла яйца, курицу и т. п. Можетъ быть, именно своему равнодушію къ кашѣ Ли была обязана отсутствіемъ пухлой блѣдности въ лицѣ, свойственной американцамъ, а въ томъ числѣ и Рандольфу, несмотря на его мускульную силу. Манеры у него хотя были уже не прежнія, но все еще изящныя, несмотря на то, что онъ былъ нѣсколько сутуловатъ и довольно неровенъ въ движеніяхъ.
   Послѣ завтрака онъ пошелъ и сѣлъ около Ли, подъ ивой.
   -- Подождите немножко дѣлать мнѣ предложеніе,-- сказала она:-- я нахожусь въ такомъ блаженномъ настроеніи, что ни за что въ мірѣ не хотѣла бы сердиться.
   -- Ни за что въ мірѣ, если вамъ это не угодно,-- великодушно проговорилъ Рандольфъ.-- Я отложу до завтра, до шести часовъ вечера: значитъ, у насъ на это будетъ полчаса.
   -- Право, мнѣ не вѣрится, чтобы вы когда-нибудь говорили серьезно: вы не были бы тогда и въ половину такъ милы.
   -- Къ привычкамъ трудно относиться серьезно; а каждый разъ, какъ я вамъ дѣлаю предложеніе, у меня въ памяти проносятся дѣтскіе переднички, косы и угловатыя движенія. Несмотря на вашу красоту, мнѣ приходится напрягать всю тонкость своего ума, чтобы убѣдиться, что вы, по возрасту, дѣйствительно уже невѣста.
   Несмотря на его привычный полунасмѣшливый голосъ, руки его судорожно и крѣпко сжимались. Ли видѣла только его улыбавшіеся глаза, и сама вызывающе улыбнулась въ отвѣтъ.
   -- Со мной приходится считаться; никакихъ передничковъ я не вижу въ моихъ планахъ на будущій сезонъ.
   Рандольфъ даже откинулъ голову назадъ,-- до того искренно расхохотался.
   -- Можетъ быть, вы подозрѣваете, что сегодня же вечеромъ будете царицей бала?
   -- Я-то? О, Рандольфъ! Ну, какъ вы можете быть увѣрены?..
   -- Мужчины такъ между собою порѣшили. Вы не должны чувствовать ни малѣйшаго сомнѣнія...
   Ли радостно всплеснула руками, и глаза ея засвѣтились восторгомъ.
   -- Да кто же, кто? Скажите! Конечно, первый -- вы?
   -- Можете быть увѣрены, что я всегда и на все готовъ, лишь бы обезпечить вамъ успѣхъ; Томъ Браннанъ и Нэдъ Джйри также, а остальныхъ вы знаете только по фамиліи.
   -- Я думаю, м-ръ Джйри сегодня сдѣлаетъ мнѣ предложеніе,-- покорно сказала Ли.-- Къ вамъ и къ Тому я хоть привыкла; но когда начнутъ другіе,-- мнѣ кажется, я рѣшительно взбѣшусь. Пожалуй, надо будетъ имъ сказать про Сесиля Maундрела...
   Ее перебилъ громкій хохотъ Рандольфа.
   -- Нѣтъ, только подумать, что вы можете выйти за этого оловяннаго англійскаго божка!!
   -- Довольно!
   -- Ахъ, простите. Но не жгите меня раскаленнымъ огнемъ вашихъ синихъ глазъ, если не хотите, чтобы я его ругалъ. Вы меня поразили такой неожиданностью: я думалъ, вы про него совсѣмъ забыли.
   -- Да вѣдь, вы знаете, мы съ нимъ въ перепискѣ.
   -- Да неужели? До сихъ поръ?.. Впрочемъ, чего же удивляться: вы добрѣе, вы самоотверженнѣе всѣхъ дѣвушекъ на свѣтѣ, а у этихъ англичанъ такая ужъ тупоумная манера -- придерживаться всего, что войдетъ въ привычку.
   -- Сесиль не тупоумный: онъ разъ пятьдесятъ мѣнялъ свои воззрѣнія на все въ мірѣ. Можете прочесть сами въ его письмахъ, если вамъ угодно.
   -- Упаси, Господи! Я ничего не знаю въ мірѣ противнѣе оксфордскаго фатишки. Но вы-то, вы? Неужели вы хотите сказать, что считаете себя связанной съ нимъ?
   -- Да конечно!
   -- Ли! Да вѣдь все это шутка: вы были еще дѣти, и не видались уже цѣлыхъ семь лѣтъ. Вы встрѣтитесь теперь какъ люди, совершенно чуждые другъ другу, и если не возбудите въ себѣ взаимнаго отвращенія, такъ это уже будетъ чудо.
   -- Тѣмъ болѣе намъ будетъ интересно встрѣтиться, и, наконецъ, люди не до такой уже степени способны измѣняться...
   -- Я развѣ тотъ же, что въ шестнадцать лѣтъ?... Ну, да оставимъ это! Главное, согласится ли еще его семья? Маундрелы -- бѣдняки, и Сесиль вынужденъ жениться на богатой, а ваше состояніе для негэ слишкомъ мало. Лэди Барнстэплъ значительно порастрясла свой капиталъ, чтобъ только не отставать отъ высшаго общества, въ которомъ сначала не хотѣли ее принимать. Да и немудрено; она прихала въ Лондонъ богатой вдовушкой, но безъ рекомендацій къ американскому консульству, и уже готовилась вернуться на родину ни съ чѣмъ, какъ вдругъ подвернулся Маундрелъ со своими долгами, и оба обрадовались такой счастливой случайности: онъ -- ея деньгамъ, а она -- его грядущему герцогскому титулу. Но, говорить, дядюшка, умирая, завѣщалъ большую часть состоянія своей молодой женѣ, а вашъ Сесиль остался бы ни съ чѣмъ, еслибъ не наслѣдство отъ бабушки: онъ долженъ жениться на деньгахъ!
   -- Ахъ, да отстаньте! Не хочу больше слушать.
   -- Нѣтъ, вы скажите: еслибъ вамъ не мѣшалъ Сесиль, вышли бы вы за меня?
   -- Вы обѣщали...
   -- Не дѣлать предложенія? Конечно. Было бы смѣшно объясняться въ любви, проглотивъ восемь гречневыхъ пирожковъ! Но обсуждать этотъ вопросъ въ отвлеченномъ смыслѣ -- другое дѣло. И, наконецъ, вы меня совсѣмъ не знаете...
   Ли съ удивленіемъ взглянула на него.
   -- Вы думаете, что я неспособенъ говорить серьезно? А между тѣмъ, спросили бы, зачѣмъ я надрываюсь надъ работой?
   -- Чтобы нажить скорѣе милліоны, эту конечную цѣль всякаго американца: самый богатый все идетъ впередъ и умираетъ, такъ сказать, съ оружіемъ въ рукахъ.
   -- До нѣкоторой степени вы правы; но для меня настоящая цѣль -- не самыя деньги, а -- вы. Будь у меня милліоны, я бы ихъ всѣ не пожалѣлъ отдать за то, чтобъ только вы блистали въ свѣтѣ. Никакой непріятной обязанности я бы вамъ не навязалъ; каждое ваше желаніе исполнялось бы безпрекословно...
   -- А если бы мнѣ вздумалось, чтобъ вы застегивали мнѣ сапоги?-- весело перебила Ли.
   -- Застегивалъ бы, безусловно!.. Чего же вамъ еще?
   Ли задумчиво смотрѣла сквозь низкія вѣтви ивы.
   -- О чемъ вы задумались?-- спросилъ Рандольфъ.
   -- Я, вѣрно, плохая американка, потому что не гонюсь за большимъ богатствомъ и за его блескомъ...
   -- Чего же вы хотите?..
   Ли вся порозовѣла, смутилась и опустила глаза.
   -- И вы воображаете, что вамъ это доставитъ англичанинъ, для котораго бракъ съ вами имѣетъ, просто, значеніе добродѣтельнаго поступка? Вы будете для него интересны и красивы мѣсяца три,-- не больше...
   -- Однако, Тини выходитъ за англичанина, и три ея подруги живутъ себѣ прекрасно съ мужьями-англичанами...
   -- Лордъ Арромаунтъ -- добрый малый; но вы -- не Тини, а ея подруги замужемъ за англичанами, поселившимися здѣсь же, въ Калифорніи. Бракъ на калифорнійской уроженкѣ для нихъ такъ же, какъ и все остальное, входитъ въ программу ихъ жизни въ Калифорніи; прежде всего, такой англичанинъ влюбляется въ Калифорнію, а затѣмъ уже въ свою жену. Но вы не Тини, а для Сесиля нѣтъ никакого вѣроятія, чтобы онъ переселился къ вамъ, сюда. Повторяю вамъ еще разъ: будь вы моей женой, вы жили бы какъ королева; для него вы будете лишь придаткомъ къ его личной жизни... пока вы оба не дойдете до того, что вовсе перестанете говорить другъ съ другомъ.
   -- Ахъ, да отстаньте, наконецъ! Мнѣ хочется сегодня вѣрить, что все на свѣтѣ такъ прекрасно, такъ свѣтло, и я буду продолжать такъ думать, какъ только можно дольше. Подите, принесите планы моего отеля и не смѣйте весь день болтать мнѣ всякій вздоръ!
   

XII.

   -- Ты просто прелестна!-- замѣтила Тини подругѣ въ тотъ же день вечеромъ, передъ баломъ.-- Но все-же тебѣ бы слѣдовало быть въ бѣломъ, и съ нашей стороны непростительное малодушіе, что мы тебѣ уступили. Ни одна дѣвушка не вступаетъ въ свѣтъ въ темномъ платьѣ.
   -- Вотъ потому-то мнѣ именно такъ и хотѣлось!-- возразила Ли.-- Неужели мнѣ только оттого и надо облачиться въ это глупѣйшее бѣлое платье, что таковъ обычай?
   -- Но чѣмъ ближе ты будешь похожа на другихъ, тѣмъ, легче тебѣ будетъ жить потомъ на свѣтѣ.
   Ли упрямо закинула голову.
   -- Я намѣрена поступать всегда -- какъ мнѣ самой заблагоразсудится,-- отвѣтила она.
   М-съ Монгомери чуть не до слезъ обидѣлась, когда Ли все-таки настояла на своемъ, чтобы непремѣнно быть въ темномъ; но нельзя было не признать тутъ и художественнаго чутья, которое подсказало Ли, что въ бѣломъ она будетъ только миловидна, а въ темномъ -- восхитительна. Она приказала отдѣлать свое темносинее газовое платье какъ можно проще, чтобы рѣзче выдѣлялось совершенство очертаній всей ея фигуры и ослѣпительная бѣлизна кожи. Волосы ея были откинуты назадъ и свернуты узломъ на затылкѣ.
   -- Я, можетъ быть, и не особенно отличаюсь красотой,-- заговорила Ли,-- но зато я бросаюсь въ глаза!
   -- Ты -- цѣлая симфонія темныхъ и свѣтлыхъ тоновъ; ты сегодня даже бѣлѣе и розовѣе, чѣмъ обыкновенно, а глаза твои кажутся еще синѣе; волоса, брови и рѣсницы -- еще чернѣе отъ этого темнаго платья. Ты можешь хоть кого съ ума свести.
   -- А мнѣ только это и надо! Если замѣчу, что хоть кто-нибудь смотритъ на мое лицо и собирается его критиковать, я обожгу его своими глазами и... отойду прочь съ презрѣніемъ на другой конецъ комнаты.
   -- Это вѣрно: умѣнье держаться для красавицы -- все равно, что половина побѣды!-- смѣясь, замѣтила Тини.-- Я сама видала, что иной разъ дѣвушки, довольно заурядныя лицомъ, держались такъ, какъ будто бы онѣ увѣрены во всеобщемъ поклоненіи, и -- повѣрь -- онѣ имѣли больше успѣха въ обществѣ, нежели иная красивая скромница.
   -- Чортъ побер... ахъ, Тини, извини! Не буду больше никогда ругаться. Клянусь тебѣ,-- не буду! А правда ли, что англичанки приличнаго общества тоже ругаются?
   -- Англичанки приличнаго общества составили себѣ такое понятіе, что онѣ -- выше всякаго закона, и нѣкоторыя изъ нихъ такъ же грубы, такъ же неразборчивы въ своихъ выраженіяхъ, какъ любая невоспитанная американка низшихъ слоевъ общества. Чего же больше?! Но у меня, какъ у благовоспитанной южанки, вѣдь свои убѣжденія.
   -- Но если не усвоишь себѣ ихъ жаргонъ,-- пожалуй, съ ними не поладишь?-- спросила Ли.
   -- Ничего лучшаго я себѣ не желаю, какъ быть не-популярной въ кругу людей, манеры которыхъ мнѣ не по вкусу,-- возразила Тини.-- А ихъ погоня за развлеченіями меня просто изнуряла; пусть онѣ думаютъ себѣ, что я старомодная провинціалка,-- мнѣ это все равно. Главное -- имѣть доступъ въ общество, и затѣмъ уже на комъ-нибудь изъ его среды остановить свой выборъ.
   -- Мнѣ дѣла нѣтъ до общества, если я буду замужемъ: мы оба -- Сесиль и я -- будемъ страшно влюблены другъ въ друга и поселимся въ его старомъ замкѣ; будемъ цѣлыми днями гулять въ густомъ лѣсу, взбираться на крутыя скалы... ну, и т. д.
   -- Такъ ты воображаешь, что все еще влюблена въ Сесиля? Ты промечтала о немъ столько лѣтъ...
   Ли вдругъ заалѣла, какъ роза Кастиліи, красовавшаяся у нея подъ окномъ. Она опять выдала свою тайну.
   -- Зато, это такъ поэтично! Я... На моемъ мѣстѣ, ты сама такъ точно думала бы о немъ; я знаю,-- я увѣрена!
   -- Можетъ быть... еслибы мнѣ не приходилось читать его письма. Но если ты намѣрена сдержать свое обѣщаніе,-- тебѣ слѣдовало бы объявить, что ты -- невѣста.
   -- Ну, нѣтъ! Я не хочу портить себѣ всякое удовольствіе! Быть невѣстой -- страшная тоска!
   -- Скрывать -- это нечестно по отношенію къ остальнымъ мужчинамъ. Надѣюсь, милочка моя, что ты не превратишься въ отъявленную кокетку.
   -- Будутъ ли за мной ухаживать, или нѣтъ,-- мнѣ все равно. Мнѣ, просто, хочется повеселиться. Конечно, если я увижу, что кто-нибудь собирается въ меня влюбиться, я тотчасъ же сочту священнымъ долгомъ предупредить этого господина; я не хочу никого обижать. Мнѣ только хочется быть всегда и вездѣ царицей бала, получать отъ всѣхъ цвѣты... И наконецъ, я вѣдь имѣю право на обще-дѣвичьи удовольствія и развлеченія...
   -- Конечно, милая, конечно! Но почему бы тебѣ не вернуть слово Сесилю? Подумала ли ты, хорошо ли, и по отношенію къ нему, стоять на своемъ?
   -- Что?-- вскричала Ли и круто обернулась.-- Неужели ты думаешь, что онъ не прочь порвать со мной? Онъ и намека на это никогда не сдѣлалъ.
   -- Конечно, нѣтъ! онъ -- честный человѣкъ. Ну, вотъ, увидишь: проживешь еще годъ -- и ты же сама вернешь ему слово, сама первая скажешь, что не считаешь его связаннымъ такимъ ребяческимъ условіемъ.
   -- Да нѣтъ же, нѣтъ! Онъ -- мой, и я не выпущу его изъ рукъ!.. О, Тини! Какъ это ты можешь быть до такой степени жестока? Вѣдь онъ первый мой женихъ... Ну вотъ, я сейчасъ расплачусь!
   -- Постой, ты не дала мнѣ договорить! Я вовсе не намѣрена была поднимать теперь этотъ вопросъ, и ни за что на свѣтѣ не хотѣла бы испортить тебѣ удовольствіе сегодня. Мнѣ хотѣлось просто предупредить тебя, что за годъ ты успѣешь повидать свѣтъ и людей, и обо всемъ будешь судить иначе. Тогда для тебя вполнѣ опредѣлится разница между дѣйствительностью и мечтами.
   -- Все равно, я своего Сесиля никому не уступлю!-- упрямилась Ли.-- Онъ -- моя самая драгоцѣнная мечта. Я думать не хочу, чтобъ это было все пустое!

-----

   Но годъ прошелъ, и, какъ премудро предсказала Тини, Ли написала жениху, что возвращаетъ ему полную свободу.
   Положимъ, не большой премудрости можетъ научиться дѣвушка въ кругу молодыхъ людей, представляющихъ странную смѣсь язвительности и добродушія, алкоголя и чайныхъ печеній; но и это немногое кой-чему научило Ли. Она была не только первою красавицей вездѣ, но ея властность и обаяніе -- всѣхъ, поголовно, покоряли; не разъ въ этомъ году ей приходилось видѣть, какъ разгорается въ мужчинѣ страсть.
   Чувство Рандольфа все крѣпло и росло по мѣрѣ того, какъ возростало сознаніе Ли въ ея власти, и уже два раза эту власть онъ испыталъ на себѣ. Томъ Браннанъ, въ которомъ сердечныя чувства и большой ротъ увеличивались пропорціонально, никогда не отличался своимъ умомъ, а теперь окончательно поглупѣлъ. Нэдъ Джири, напротивъ, былъ неглупый малый, но всѣ свои силы употреблялъ не на то, чего отъ него ожидалъ отецъ: онъ не наживалъ, а только проживалъ деньги. Нэдъ не довольствовался тѣмъ, что періодически дѣлалъ предложеніе своей подругѣ дѣтства, но даже подносилъ ей стихи, навѣянные вдохновеніемъ. Въ обществѣ онъ всегда былъ вѣжливъ и даже предупредителенъ; всегда посѣщалъ вечера м-съ Монгомери, и никогда не оставлялъ ея приглашеній безъ письменнаго отвѣта. Ли, какъ человѣкъ наблюдательный, замѣтила, что онъ усиленно краснѣлъ, когда просилъ ее сжалиться надъ нимъ; но такъ же точно наливались жилы у него на лбу, когда онъ пѣлъ,-- и Ли отвѣчала ему рѣшительнымъ отказомъ. Ей нравились, какъ добрые товарищи, и Нэдъ, и Томъ, которымъ она предложила -- взамѣнъ любви -- дружбу по гробъ жизни. Къ Рандольфу она питала болѣе нѣжныя чувства, уважая его за то, что онъ былъ умнѣе и начитаннѣе другихъ; но Ли просила Бога, чтобы эти нѣжныя чувства онъ перенесъ съ нея на Корали, которая украдкою по немъ вздыхала. И на своихъ троихъ поклонникахъ Ли постепенно изучила мужскіе нравы настолько, чтобы видѣть въ мужчинахъ людей исключительно практическаго направленія, но отнюдь не мечтателей. Лордъ Арромаунтъ, котораго она также принялась старательно изучать, обманулъ ея ожиданія и, оставаясь неизмѣнно вѣжливымъ и даже любезнымъ, въ разговоры не желалъ пускаться. Ли было-пробовала разспрашивать его про Маундреловъ; но и тутъ дождалась лишь краткаго отвѣта.
   -- Барнстэплъ, какъ будто, немного сумасшедшій.
   -- А лэди Барнстэплъ?
   -- Лэди Барнстэплъ, чортъ возьми, такъ широко живетъ! Про Сесиля онъ ровно ничего не зналъ и не слыхалъ.
   -- А объ Оксфордѣ какія у васъ сохранились воспоминанія?
   Съ минуту посмотрѣлъ онъ на нее въ недоумѣніи, и наконецъ сказалъ.
   -- Мнѣ кажется, самыя обыкновенныя.
   Розовая дымка, которая окружала Сесиля въ воображеніи Ли, вдругъ померкла, и краски еще болѣе сгустились, когда Нэдъ и Рандольфъ, проведшіе шесть мѣсяцевъ въ Европѣ, принялись увѣрять ее, что лордъ Арромаунтъ -- истый типъ англичанина.
   По отъѣздѣ молодыхъ, Ли пыталась возсоздать свои свѣтлыя мечты; но будничная, дѣловая и свѣтская жизнь захватывала ее все больше и больше. Не говоря уже про то, что она была признанной красавицей сезона, она сама входила въ заботы по благоустройству своего помѣстья и лечебнаго заведенія. Газеты и печать вообще заинтересовались новымъ "мѣстечкомъ" и его прелестною владѣлицей; про нее кричали, ее превозносили до небесъ; въ результатѣ явилась необходимость построить еще два добавочныхъ флигеля и еще цѣлый рядъ купаленъ... Дѣла ей было пропасть. Она была рада своимъ увеличивающимся доходамъ и популярности; но не согласилась ни за что сняться для печати, повинуясь въ этомъ требованію м-съ Монгомери. Въ общемъ, жизнь казалось ей очень разнообразной и привлекательной, хотя не походила вовсе на картины, которыя нѣкогда рисовало ей воображеніе: жизнь была несравненно практичнѣе, реальнѣе.
   Къ концу года, ея главнымъ желаніемъ попрежнему оставалось -- выйти за Сесиля; но, чѣмъ не менѣе, она сочла своимъ нравственнымъ долгомъ вернуть ему слово, которое онъ далъ ея умирающей матери.
   Въ то время Сесиль былъ на послѣднемъ курсѣ. Онъ отвѣтилъ скоро и удивительно-подробно, если принять во вниманіе, что времени у него было мало (это можно было прочесть между строкъ). Онъ торжественно и высокомѣрно заявлялъ, что онъ привыкъ давать обѣщанія и держать ихъ; и ни разу не подумалъ за все это время ни о какой другой женщинѣ. "Понятно, женитьбу онъ считалъ дѣломъ рѣшеннымъ, а письма... Если она, Ли, прекратитъ съ нимъ переписку,-- онъ будетъ чувствовать себя совсѣмъ заброшеннымъ, убитымъ"...
   Но между строкъ Ли, все-таки, прочла, что онъ, въ сущности, временно позабылъ про ихъ помолвку, и только хочетъ показаться ей внимательнымъ и вѣжливымъ по отношенію къ существу, на которое онъ смотрѣлъ какъ на добраго товарища, на свое второе "я",-- на сокровищницу, въ которую онъ складывалъ на храненіе свои мысли и чувства, каясь, какъ на исповѣди, передъ своимъ духовникомъ.
   Со дня смерти матери, Ли никогда еще не чувствовала себя такой несчастной и, запершись въ своей комнаткѣ наединѣ съ письмомъ, горько рыдала надъ отлетѣвшими остатками взлелѣянной мечты... Но первый пылъ жгучей боли миновалъ -- и Ли взялась за перо, чтобы, въ свою очередь, отозваться на письмо Сесиля какъ можно веселѣе (настаивая, однако, на разрывѣ помолвки) и обѣщать ему писать попрежнему, какъ будто ничего не случилось.
   ..."И въ самомъ дѣлѣ ничего, вѣдь, не случилось: только мы больше ужъ не дѣти! Благодаря вашему Оксфорду, вы стали лѣтъ на тридцать старше меня. Впрочемъ, и я сама стала практичнѣе: во мнѣ не осталось ни капельки ничего романическаго, и я твердо рѣшила жить, не впадая въ заблужденія. А какъ многія изъ насъ ошибаются въ своихъ чувствахъ! Одновременно съ Тини вѣнчались и уже успѣли разойтись съ мужьями четыре ея сверстницы. По-моему, это ужасно -- такъ необдуманно выходить замужъ! Я долго буду колебаться, пока не рѣшусь окончательно на такой важный шагъ. Вы, я знаю, вполнѣ меня поймете и не перетолкуете ложно моихъ словъ: мы съ вами для этого слишкомъ старые друзья и единомышленники. Хотя мы -- уже вотъ девятый годъ, какъ не встрѣчались, я все-таки, увѣрена, что вы не подали бы никогда вашей женѣ поводъ къ разводу; но рознь естественныхъ наклонностей и вкусовъ сдѣлала бы насъ одинаково несчастными; вдобавокъ, и воспитаніе мы получили разное: вы были бы въ моихъ глазахъ все равно что западный дикарь, и я, благовоспитанная дѣвица (съ точки зрѣнія калифорнійцевъ), смотрѣла бы на васъ какъ на краснокожаго... Но къ чему всѣ эти разсужденія?! Времени у насъ впереди еще довольно, чтобы опять увидѣться и -- если суждено -- убѣдиться, хорошо ли поступили мы, нарушивъ нашъ ребяческій договоръ. А пока будемъ оба свободны; я настаиваю на этомъ. Помните, вѣдь и прежде я всегда исполняла свою волю?"
   Въ отвѣтѣ Сесиля (онъ опять отозвался съ полной готовностью) выражено было желаніе покориться ея рѣшенію; а вскорѣ послѣ того онъ написалъ, что непремѣнно побываетъ въ Калифорніи, такъ какъ уже окончилъ курсъ и отправляется "охотиться на крупнаго звѣря".
   ..."Въ Индіи я надѣюсь видѣть львовъ и тигровъ (писалъ онъ); въ Африкѣ -- львовъ и слоновъ; въ Америкѣ, "на Дальнемъ Западѣ" -- буйволовъ и бизоновъ. Когда удастся мнѣ повстрѣчать косолапаго медвѣдя, я снова почувствую себя человѣкомъ, а не изнуреннымъ въ конецъ субъектомъ. А между тѣмъ, остаться безъ оксфордскаго образованія было бы плохо, тѣмъ болѣе, что я, кажется, изберу себѣ каррьеру политическаго дѣятеля. Кстати, я вѣдь оказался не очень бѣднымъ человѣкомъ. Бабушка оставила мнѣ наслѣдство; я могу побывать во всѣхъ нашихъ колоніяхъ и научиться въ нихъ всему, что послужитъ мнѣ на пользу моей политической дѣятельности".
   

XIII.

   Въ одно прекрасное утро, Ли получила отъ него извѣстіе, что онъ скоро будетъ на Дальнемъ Западѣ, а пока находится еще въ Нью-Іоркѣ. Передъ тѣмъ,-- мѣсяца четыре Ли не получала отъ Сесиля ни полслова, и, видя подлѣ себя неизмѣнно-преданнаго Рандольфа (который изъ всѣхъ ея поклонниковъ былъ наиболѣе ей симпатиченъ), была почти склонна примириться съ перспективой стать его женою. Она выѣзжала, она хлопотала по дѣламъ, -- но все это не могло ей замѣнить привычной переписки... Наконецъ, пришло долгожданное посланіе, и, унеся его съ собою на прогулку, Ли, на полпути отъ дома, рѣшилась вскрыть конвертъ.
   Полу-шутливо, полу-умиленно вспоминалъ Сесиль свои дѣтскія впечатлѣнія и говорилъ, что заѣдетъ повидаться съ другомъ и товарищемъ своихъ юныхъ лѣтъ... на возвратномъ пути изъ владѣній одного изъ его англо-американскихъ друзей. А на пути къ дому, Ли встрѣтила Рандольфа.
   -- Мама безпокоится о васъ и говоритъ, что вамъ не мѣшало бы брать съ собою прислугу; но если вамъ это непріятно, я всегда къ вашимъ услугамъ.
   Ли слегка дотронулась до него своимъ хлыстикомъ.
   -- Въ такомъ случаѣ, я бы не пошла; я люблю гулять совсѣмъ одна. Было бы ужасно жить на свѣтѣ, еслибы нельзя было иногда уходить отъ людей!
   Ея заносчивый тонъ поразилъ Рандольфа.
   -- Что случилось? Вы какая-то странная!
   Ли вспыхнула; но письмо Сесиля было въ надежномъ мѣстѣ: у нея на труди.
   -- Не говорите мнѣ непріятностей и не заговорите меня до-смерти! Устала!-- предупредила она и убѣжала къ себѣ, наверхъ.
   У нея на столѣ оказалось письмо изъ Нью-Іорка, отъ Корали.
   "Ну, вотъ, наконецъ-то я видѣла твоего Сесиля (прямо начинала та свое посланіе): вчера вечеромъ, на званомъ обѣдѣ у Форбсовъ. Тебѣ будетъ пріятно слышать, что онъ высокаго роста и, вѣроятно, крѣпкаго сложенія, судя по тому, какъ на немъ сидитъ одежда. Но, мнѣ кажется, онъ мало бывалъ въ обществѣ, а разгуливалъ себѣ по бѣлу-свѣту съ узелкомъ въ рукахъ или съ котомкой за плечами. На немъ былъ сюртукъ Смита, у котораго онъ теперь гоститъ, и страшно было ему коротокъ и узокъ,-- но это, повидимому, ничуть его не смущало, и, въ качествѣ единственнаго присутствующаго лорда, онъ торжественно повелъ м-съ Форбсъ къ столу. Твой Сесиль не особенно разговорчивъ, и вовсе не похожъ на Арромаунта. Сначала я его немножко дичилась; но когда онъ упомянулъ про свои письма (я и виду не подала, что я уже ихъ читала!) -- я убѣдилась еще разъ, что онъ совсѣмъ на нихъ не похожъ. Ему очень было интересно, что ты -- моя подруга, и -- можешь быть увѣрена,-- я ничего не щадила, чтобы выставить тебя въ самомъ выгодномъ свѣтѣ; но -- странное дѣло!-- я почему-то ни разу не обмолвилась, что ты красива. Я ему сказала вообще, что ты пользуешься большимъ успѣхомъ,-- что у тебя на поясѣ тьма-тьмущая скальповъ твоихъ жертвъ... Мало-по-малу, твой Сесиль началъ оживляться и даже объявилъ, что ты всегда была его закадычнымъ другомъ, и что теперь онъ ѣдетъ въ Калифорнію -- убить медвѣдя и повидаться съ тобой. (На первомъ планѣ у него -- медвѣдь, а ты -- на второмъ! Но... все равно!) Послѣ обѣда, какъ только мужчины отдѣлились отъ дамъ, онъ подошелъ ко мнѣ (я, кажется, еще не говорила, что онъ застѣнчивъ), и я прямо подвела его къ тому столу, на которомъ торжественно красуется только твой портретъ.-- Вотъ она!-- объявила я..
   "Онъ взялъ его въ руки, посмотрѣлъ на него во всѣ глаза (милые, честные глаза!-- они часто у. него смѣются; но я голову отдамъ на отсѣченіе, что онъ -- человѣкъ съ характеромъ).-- Кто это?-- спросилъ онъ.
   -- Да это Ли,-- понятно!
   "Онъ еще пристальнѣе всмотрѣлся въ карточку (это, знаешь, та, гдѣ ты -- декольтэ, раскрашенная, въ темномъ газовомъ платьѣ) и уставилъ на меня глаза.
   Это -- Ли?-- и еслибы на лицѣ у него не было почти чернаго загара, было бы видно, что онъ поблѣднѣлъ. Ротъ у него необыкновенно выразительный, а губы -- дрожали.
   -- Очень хорошенькая она стала!-- проговорилъ онъ, какъ только могъ небрежнѣе.-- Я не подозрѣвалъ, что она можетъ такъ похорошѣть... что она такъ похорошѣла. Конечно, ею занялись какіе-нибудь смѣлые американцы... А я уже давно ничего о ней не слышу.-- Она невѣста?
   -- Насколько мнѣ извѣстно,-- еще нѣтъ; хотя около нея есть человѣка три-четыре такихъ усердныхъ поклонниковъ, что этого можно ждать съ минуты на минуту. (Я подумала, что не мѣшаетъ немножко его потревожить; а онъ, вдобавокъ, слишкомъ самодовольный господинъ).
   -- А!-- проронилъ онъ и поставилъ карточку на мѣсто, но потомъ раза два подходилъ еще и еще на нее взглянуть. Только наши американцы умѣютъ это сдѣлать болѣе тонко и незамѣтно. А все-таки, въ немъ есть что-то такое,-- особенное, прекрасное! Онъ не такой рѣчистый, какъ Рандольфъ, но у него такой спокойный видъ, онъ такъ далекъ отъ пустой буднично-свѣтской суеты, что съ нимъ невольно отдыхаешь! Я усердно принялась откапывать въ немъ его совершенства; но, сама знаешь, никогда я не умѣла работать киркой и лопатой (не къ тому меня готовила судьба!), а потому успѣла только догадаться, что въ немъ есть солидныя залежи здраваго смысла вмѣстѣ съ полнымъ развитіемъ всѣхъ современныхъ совершенствъ. Насчетъ себя онъ былъ нѣмъ, какъ рыба; а Смитъ, тогда же вечеромъ, сказалъ мнѣ, что среди своихъ знакомыхъ лордъ Маундрелъ считается виднымъ спортсмэномъ. Помнишь, какъ Томъ застрѣлилъ пантеру? Мы ее ѣли за завтракомъ и за обѣдомъ, чуть не цѣлый мѣсяцъ... Конечно, всего лучше -- благоразумная середина; но я, съ своей стороны, недолюбливаю излишнюю скромность: она мнѣ подозрительна"...
   -- "Такъ, значитъ, моя красота его смутила? Онъ -- такой, какъ и всѣ мужчины,-- подумала Ли и прибавила:-- Ну что-жъ,-- тѣмъ лучше! "

-----

   Недѣли двѣ пришлось поклонникамъ Ли Тарлтонъ терпѣть отъ ея неровнаго настроенія: она была то раздражительна и прихотлива, то разсѣянна, и даже не старалась это скрыть. Впрочемъ, аппетитъ у нея все время былъ хорошъ, иначе м-съ Монгомери встревожилась бы не на шутку.
   Ли цѣлый день и цѣлую ночь обдумывала свой отвѣтъ Сесилю и, наконецъ, отвѣтила радушно и весело, высказывая въ своемъ удовольствіи его увидѣть скорѣе любопытство, но тщательно скрывая то пылкое и глубокое чувство, которое въ дѣйствительности ее томило. Когда же онъ отозвался снова письмомъ, въ которомъ главный интересъ сосредоточивался на бизонахъ,-- она благодарила судьбу, внушившую ей тогда скрыть свои настоящія чувства. Въ заключеніе, Сесиль прибавилъ:
   "Если отъ меня больше письма не будетъ, можете ожидать моего пріѣзда во всякое время. Сначала я поѣду на югъ Калифорніи и попробую тамъ, у своихъ знакомыхъ, расправиться съ косматымъ Мишкой..."
   Ли въ мелкіе клочки изорвала письмо Сесиля и пустилась отчаянно кокетничать съ другомъ своимъ, Рандольфомъ, утомляя его множествомъ танцевъ на всѣхъ вечеринкахъ въ Мэнло. Она заставляла его подниматься въ неслыханно-ранніе часы, чтобы сопровождать ее верхомъ (кстати: онъ терпѣть не могъ верховой ѣзды), а сама ежедневно ѣздила въ экипажѣ на станцію -- его встрѣчать. Рандольфъ удивлялся; но, погруженный въ свои занятія, онъ и тому былъ радъ, что, работая карандашомъ надъ прозаическими деталями гигантской желѣзной постройки, могъ предвкушать удовольствіе, что его вечеръ озарится сверкающей улыбкой самой очаровательной изо всѣхъ женщинъ въ мірѣ.
   Для него -- Сесиль Маундрелъ пересталъ существовать, и будущее, къ которому онъ пламенно стремился, теперь казалось неизбѣжнымъ.
   

XIV.

   -- Ну, вотъ! Опять сюда идетъ какой-то бродяга,:-- раздраженно замѣтила м-съ Монгомери.-- Это ужъ второй на этой недѣлѣ. Придется поставить сторожа; эти бродяги такъ надоѣдаютъ!
   -- Но походка у него не такая, -- возразила Ли и посмотрѣла въ лорнетку (она была чуть-чуть близорука); хотя, собственно, одѣтъ онъ...
   Вдругъ она встала и, сойдя поспѣшно съ веранды, пошла впередъ по дорожкѣ, чувствуя, что кровь приливаетъ къ головѣ, а руки и ноги дрожатъ. Минуты три прошло, пока она дошла до незнакомца; тотъ остановился и приподнялъ фуражку, а затѣмъ принялся поджидать молодую дѣвушку, засунувъ руки въ карманы. Нервы Ли рисковали не выдержать.
   -- Ну, какъ это, Сесиль, на васъ похоже!-- явиться въ такомъ видѣ!-- весело воскликнула она.-- М-съ Монгомери приняла васъ за бродягу.
   Сесиль посмѣивался нервнымъ смѣхомъ и трясъ ее за руку.
   -- Насъ подожгли вчера ночью, и у меня все сгорѣло. Дня черезъ два я поѣду въ Санъ-Франциско и куплю, что нужно.
   -- Не думаю, чтобъ тётя охотно согласилась принять васъ въ этомъ видѣ.
   -- Ну? Неужели? Вотъ такъ потѣха! Я и не зналъ, что здѣсь у васъ такъ строго. Я сейчасъ прямо въ городъ заѣду, если вы считаете, что это необходимо.
   -- Нѣтъ, нѣтъ! Только хорошенько извинитесь передъ м-съ Монгомери -- и она къ вамъ премило отнесется. Мы здѣсь очень чувствительны къ приличіямъ, а особенно къ уваженію. Разъ къ намъ на обѣдъ явился герцогъ -- въ пиджакѣ; до сихъ поръ мы этого не можемъ позабыть!
   -- Что за нахалъ! Ну, а я пойду и поѣмъ съ поденьщиками. Мнѣ нравятся грубые и простые американцы.
   -- Я такихъ вовсе не знаю, поэтому не могу спорить... Но вы чудо сами какъ хороши и высоки ростомъ! Я этому рада. Право, вы мало измѣнились; вотъ только нѣжный цвѣтъ лица пропалъ,-- впрочемъ, такой я предпочитаю: у всѣхъ мужчинъ обыкновенно хилый видъ!.. О, Сесиль, какъ я вамъ рада!
   Ея лицо и голосъ были проникнуты самой искренней радостью и дружескимъ чувствомъ. Сесиль смотрѣлъ на нее молча и въ глазахъ его постепенно угасало выраженіе веселости.
   -- Вы очень хороши собой!-- проговорилъ онъ отрывисто.
   -- Я слышу, кто-то ѣдетъ: это гости къ обѣду. Пойдемте прочь, въ сторону; не потому, что мнѣ за васъ стыдно, но если вы не хотите встрѣчаться съ м-съ Монгомери при постороннихъ...
   -- Я, вообще, не хочу видѣть никого, кромѣ васъ. Правду сказать, мнѣ даже въ голову не приходило, что здѣсь будетъ кто-нибудь еще другой, а вы -- я былъ увѣренъ -- не придадите значенія моимъ старымъ тряпкамъ. Теперь и я припоминаю, какъ пассажиры въ вагонѣ на меня уставляли глаза: я вѣдь и въ самомъ дѣлѣ похожъ на бродягу. Какой-то расфранченный пассажиръ въ вагонѣ для курящихъ спросилъ меня, не ищу ли я мѣста? А я ему отвѣтилъ: -- Не мѣста, а драки!-- До самой станціи онъ не проронилъ больше ни слова, а потомъ предложилъ выйти и выпить вмѣстѣ.
   -- И вы пошли?-- спросила Ли.
   -- О, я смотрю снисходительно на все, что естественно. Я принялъ его предложеніе, и самъ угостилъ его. Послѣ этого я сдѣлалъ видъ, что задремалъ, чтобы только онъ отъ меня отвязался: понятно, ему хотѣлось пуститься въ разговоръ... но, конечно, это ему удалось въ формѣ монолога.
   -- Пойдемте вотъ сюда и посидимъ,-- предложила Ли.
   Они усѣлись въ отдаленной части сада, на скамейкѣ, подъ развѣсистымъ дубомъ, и молча посмотрѣли другъ на друга.
   -- Ну что же? Вы убили косматаго Мишку?
   -- Нѣтъ; ни по сосѣдству, ни въ окрестностяхъ, не появлялся онъ вотъ уже три года. Никогда еще мнѣ не случалось переживать такое глубокое разочарованіе: теперь, я думаю, придется навсегда отказаться отъ этой мечты. Нельзя же требовать чтобы о косматомъ Мишкѣ думали люди, только-что потерпѣвшіе отъ пожара! А другіе мои товарищи сами не бывали дальше Монтаны.
   Въ тотъ день на Ли было надѣто бѣлое лѣтнее платье съ поясомъ, который былъ одного цвѣта съ ея голубыми глазами; черные волосы были собраны въ свободный узелъ. Она прекрасно соенавала, что очаровательна въ этомъ нарядѣ.
   -- Вы единственный изо всѣхъ мужчинъ на свѣтѣ, способный думать сперва о медвѣдѣ, а потомъ обо мнѣ, -- замѣтила она, чуть сдвинувъ брови и надувъ губки.-- Сесиль! Никто лучше васъ не умѣлъ любоваться.
   -- Но, право же... я, кажется, думалъ столько же о васъ, сколько о своемъ Мишкѣ.
   -- Очень вамъ благодарна!
   -- Нѣтъ, серьезно!-- возразилъ онъ и отвернулся. Ли показалось, что лицо его поблѣднѣло подъ тройнымъ загаромъ:-- Никогда я еще не былъ такъ смущенъ!-- признался англичанинъ.
   -- Ну, на это вы всегда были готовы, -- продолжала его собесѣдница.-- Впрочемъ, и то ужъ большое утѣшеніе, что намъ не предстоятъ нескончаемыя шесть недѣль обоюднаго ухаживанія передъ помолвкой; не правда ли? Признайтесь!
   Сесиль разсмѣялся, но безъ особаго увлеченія.
   -- Хорошо, я скажу вамъ совершенно откровенно,-- началъ онъ:-- въ Нью-Іоркѣ я увидѣлъ вашъ портретъ, и онъ мнѣ совершенно голову вскружилъ; въ первый разъ ошеломила меня женская красота (два или три мимолетныхъ увлеченія не стоитъ и считать). Всю ночь я не могъ глазъ сомкнуть и мысленно сопоставлялъ вашу красоту и все то, что мнѣ было дорого въ нашихъ прекрасныхъ товарищескихъ воспоминаніяхъ, когда вы были много старше дѣвочекъ вашихъ лѣтъ,-- такая восхитительная крошка!-- У меня голова кружилась... а на утро я вамъ написалъ то письмо...
   -- Н-ну?...-- спросила Ли, вертя въ рукахъ лорнетку и не поднимая глазъ. Сесиль тоже, не отрываясь, глядѣлъ на дальній небосклонъ. Говорилъ онъ какъ бы съ трудомъ.
   -- Когда моя горячность нѣсколько остыла, я пожалѣлъ о томъ, что нацисалъ. Видите ли,-- продолжалъ онъ грубовато:-- въ сущности, за всѣ эти годы я не думалъ о васъ вовсе въ этомъ смыслѣ, иначе не поѣхалъ бы въ Калифорнію: я вообще не вѣрю въ браки людей не одной національности.
   -- Но, милый мой Сесиль, -- мы вѣдь не собираемся жениться!-- воскликнула Ли, широко раскрывъ глаза.-- Я ужъ давно покончила съ этимъ вопросомъ.
   Сесиль былъ еще недостаточно опытенъ и, вдобавокъ, слишкомъ растерялся для того, чтобы замѣтить, какъ быстро Ли перемѣнила тактику. Онъ поблѣднѣлъ и удивленно уставился на нее своими темными отъ волненія,-- почти черными глазами.
   -- Что касается меня -- я не считаю, что онъ поконченъ: я это сразу понялъ и почувствовалъ, когда вы встали и пошли ко мнѣ на встрѣчу. За послѣднія пять недѣль я только и дѣлалъ, что взвѣшивалъ все -- за и противъ такихъ браковъ; припоминалъ каждую ссору моего отца съ мачихой; старался убѣдить себя, что такой бракъ,-- бракъ не на деньгахъ,-- сумасшествіе; но въ ту же минуту, какъ я васъ увидѣлъ, я понялъ, что потерялъ напрасно цѣлыхъ пять недѣль,-- что я женюсь на васъ непремѣнно, только бы вы согласились взять меня въ мужья.
   Глаза Ли снова принялись изучать что-то такое на платьѣ, у нея на колѣняхъ. Гордость и страсть опять въ ней боролись; но, послѣ минутнаго молчанія, она подняла голову съ такой ясной, милой улыбкой, что Сесиль невольно хотѣлъ взять ее за руку; но она отдернула ее.
   -- Нѣтъ, Сесиль! Я вамъ даже думать запрещаю ухаживать за мною, пока вы сами не заставите меня васъ полюбить. Но для начала,-- прибавила Ли, все еще улыбаясь,-- ужъ и то хорошо, что я не люблю никого, а вы всегда мнѣ нравились больше всѣхъ на свѣтѣ. Сегодня двадцать-шестое апрѣля;-- такъ двадцать-шестого мая -- можете опять сдѣлать мнѣ предложеніе.
   Сесиль какъ-то растерянно, безпомощно посмотрѣлъ на нее; губы его дрожали:
   -- Вы совсѣмъ не любите меня?-- спросилъ онъ глухо и взволнованно.
   -- Ну, какъ я могу васъ любить, если не видала васъ цѣлыхъ десять лѣтъ?-- возразила Ли.-- Вы сами говорите, что я была для васъ существомъ отвлеченнымъ, пока вы не увидѣли меня на карточкѣ; а я даже карточки вашей ни разу не видала! А женщины не такъ легко воспламеняются, какъ мужчины. (Мысленно, она только просила Бога, чтобы Сесиль не вздумалъ ее обнять и цѣловать). Мнѣ даже въ голову не пришло все это взвѣсить и обсудить... Нѣтъ, что бы вы обо мнѣ подумали, еслибъ я сразу приняла ваше предложеніе?
   -- Конечно, я бы первый васъ не оправдалъ. Я просто чудовище!-- воскликнулъ растерянно и огорченно Сесиль; видъ у него былъ такой ребячески-трогательный, что Ли за это еще больше его полюбила.
   -- Въ которомъ часу идетъ поѣздъ въ Санъ-Франциско?-- опросилъ Сесиль.
   -- Въ двѣнадцать-десять.
   -- Я какъ разъ поспѣю; а назадъ буду, когда запасусь приличнымъ платьемъ. На Базарной улицѣ, я думаю, найдутся портные?
   -- Поѣзжайте прямо къ Рандольфу; онъ васъ направитъ къ своему портному.
   -- Благодарю васъ, до свиданія!
   Сесиль пожалъ ей руку, избѣгая смотрѣть въ глаза, и пошелъ прочь. Выйдя на дорогу, онъ засунулъ руки въ карманы и пустился бѣжать. Ли посмотрѣла ему вслѣдъ и разсмѣялась, видя его поразительную несообразительность; затѣмъ она сама пошла черезъ лужайку, въ лѣсъ, чтобы остаться одной.
   Дня черезъ три, лордъ Маундрелъ вернулся въ безукоризненномъ костюмѣ, и сама м-съ Монгомери могла только благосклонно отнестись къ его знанію свѣтскихъ приличій. Рандольфъ, повидавшись съ нимъ въ городѣ, отвѣчалъ на разспросы матери, что онъ "англичанинъ, но совсѣмъ въ другомъ родѣ, чѣмъ Арромаунтъ: Маундрелъ -- тощій и сильный, а у того худобу совсѣмъ иного свойства
   -- Онъ красивъ.
   -- Право, ничего не могу сказать; не разглядѣлъ, -- замѣтилъ Рандольфъ, и Ли хотя вскинула на него украдкой глазами, а не могла уловить никакого признака раздраженія. Только разъ, послѣ обѣда, поднявъ глаза, она поймала на себѣ холодный, какъ сталь, взглядъ Рандольфа, и поспѣшила отвернуться, задумчиво перебирая клавиши рояля. По его просьбѣ, она сѣла въ сумерки играть; но на этотъ разъ не было въ ея игрѣ обычной выразительности.
   Обыкновенно, лѣтомъ Ли имѣла привычку ходить въ бѣломъ; на этотъ разъ она только выбрала платье потоньше и поизящнѣе,-- съ вырѣзомъ на груди. Когда Сесиль и Рандольфъ пріѣхали изъ города, Ли не сразу вышла къ нимъ, предоставивъ молодому хозяину дома занимать горя. Спустившись внизъ къ обѣду, она застала въ гостиной дружно бесѣдовавшую пару: м-съ Монгомери и Сесиля, къ которымъ присоединялся изрѣдка Рандольфъ. Они говорили о Калифорніи, а онъ имъ возражалъ, что ихъ замѣчанія лишены оригинальности.
   -- Калифорнія еще не дождалась себѣ до сихъ поръ должной оцѣнки,-- прибавилъ онъ.
   -- Но можно и на избитую тему найти оригинальное сужденіе,-- замѣтила Ли, здороваясь и желая поддержать разговоръ въ шутливомъ тонѣ.-- Капитанъ Туайнингъ, пробывъ два дня въ Калифорніи, успѣлъ однако прославиться своимъ замѣчаніемъ:-- "Только двѣ вещи знамениты въ Калифорніи, сколько я слышалъ: миссъ Тарлтонъ и климатъ".-- И Ли съ вызывающимъ кокетствомъ улыбнулась.
   -- Однако, не очень-то съ его стороны вѣжливо называть васъ "вещью",-- замѣтилъ Сесиль.
   -- Онъ, можетъ быть, принялъ ее за цвѣтокъ или за тонкіе духи?-- поспѣшно возразилъ Рандольфъ, и мужчины обмѣнялись взглядомъ.
   -- Очень, очень мило сказано!-- замѣтилъ опять гость.-- Вы могли бы покраснѣть отъ комплимента, Ли.
   -- Она слишкомъ привыкла къ комплиментамъ; ее избаловали...
   -- А!-- проронилъ Маундрелъ и умолкъ.
   Въ столовой, за обѣдомъ, Рандольфъ блеснулъ своимъ умѣньемъ проявить даръ краснорѣчія, и пока разговоръ оставался на почвѣ его спеціальности -- архитектуры, Ли просто не знала, кому отдать предпочтеніе,-- до того поразилъ ее также и Сесиль своими наблюденіями надъ архитектурными достопримѣчательностями въ Индіи и въ Испаніи (преимущественно въ Гренадѣ) и сравненіями этихъ обоихъ стилей; затѣмъ, онъ постепенно перешелъ къ бытовымъ и климатическимъ условіямъ Южной-Америки.
   По этому вопросу Рандольфъ былъ совсѣмъ несвѣдущъ, но съ удивительною ловкостью умѣлъ скрыть свой недостатокъ свѣдѣній. Перевѣсъ остался, однако, на сторонѣ Сесиля, какъ только разговоръ коснулся политики. Блестящимъ ораторомъ его нельзя было назвать; но онъ увлекалъ слушателей разнообразіемъ и основательностью своихъ познаній. Рандольфъ не зналъ тѣхъ подробностей въ политическомъ управленіи своей страны, какія оказались близко знакомы англичанину.
   -- Честное слово!-- воскликнулъ, смѣясь, Рандольфъ:-- единственное, что я вынесъ изо всей исторіи Соединенныхъ-Штатовъ, это -- желаніе вырости какъ можно скорѣе и задать трёпку англичанамъ.
   Ли и Сесиль единодушно разсмѣялись, и Сесиль весьма образно передалъ ихъ общее воспоминаніе о томъ, какъ онъ когда-то пострадалъ за такое стремленіе.
   -- Но странное дѣло,-- прибавилъ онъ:-- несмотря на то, что вы, американцы, насъ опередили, въ васъ еще остается чувство горечи, а въ насъ -- нѣтъ. Мальчишки, которые меня тогда побили, сами же не иначе, какъ враждебно смотрѣли на меня до самаго моего отъѣзда; а теперь, въ Монтанѣ, я задалъ здоровую трёпку одному американцу, и съ тѣхъ поръ не было у меня болѣе восторженнаго друга.
   -- О, намъ непремѣнно нужна встряска,-- признался Рандольфъ:-- слишкомъ мы любимъ высоко заноситься и хвастать, и пыль въ глаза пускать. Мы, видите ли, такой ужъ особенный народъ, что не можемъ не пѣтушиться. Только тотъ и дождется отъ насъ уваженія, кто самъ насъ сшибетъ съ ногъ и наставитъ намъ побольше синяковъ, да носъ раскваситъ, на придачу. Конечно, мы встанемъ на ноги -- подъ ногами отнюдь не останемся лежать!-- но вѣчно будемъ питать уваженіе къ грубой силѣ, какъ въ смыслѣ нравственномъ, такъ и физическомъ.
   -- Это чрезвычайно интересно,-- чрезвычайно!-- задумчиво проговорилъ Сесиль, и примолкъ на минуту.-- Мнѣ кажется, эта горечь должна бы современемъ пройти, и, конечно, прошла бы, еслибъ не наша дипломатія,-- слишкомъ тонкая и слишкомъ изворотливая для того, чтобы нравиться всему остальному міру. Я не могу сказать, чтобы у Соединенныхъ-Штатовъ не было сторонниковъ ихъ антагонизма.
   Рандольфъ зналъ еще меньше про англійскую дипломатію, чѣмъ про американскую политику былыхъ временъ; мигомъ прикинулъ онъ въ умѣ, что, играя въ руку сопернику, онъ скорѣе выиграетъ въ глазахъ Ли, нежели проиграетъ, такъ какъ она пойметъ, что онъ нарочно великодушно стушевался передъ гостемъ,-- и сдѣлалъ вскользь какое-то шутливое замѣчаніе по поводу англійской политики, и минуту спустя Сесиль очутился единственнымъ ораторомъ, котораго не только Ли, но и всѣ остальные слушали съ живымъ интересомъ.
   -- Какъ это было мило съ вашей стороны!-- замѣтила молодая дѣвушка Рандольфу, по уходѣ гостя:-- я знаю, Англія никогда не возбуждала въ васъ особеннаго интереса.
   -- Но я зналъ, что это васъ заинтересуетъ...
   -- Какой вы добрый!-- Она немного запнулась и прибавила:
   -- А что, вѣдь у него, дѣйствительно, много здраваго смысла.
   -- Онъ знатокъ своего дѣла; онъ можетъ хоть кого разнести въ пухъ и прахъ, когда дѣло коснется основательныхъ познаній; но въ ходячемъ, обыкновенномъ разгрворѣ я его всегда побью, и еслибы ему пришлось долго выдерживать перекрестный огонь американской живости и натиска,-- онъ бы не выдержалъ.
   -- Но онъ довольно смѣлъ...
   -- На отвѣты,-- да! Но я не то хочу сказать...-- не поясняя, однако, своего возраженія, замѣтилъ въ заключеніе Рандольфъ.
   

XV.

   Выйдя въ гостиную, куда за м-съ Монгомери послѣдовали и другіе гости,-- м-съ Браннанъ и м-ръ Треннаганъ, -- Сесиль въ одинъ мигъ очутился подлѣ Ли и предложилъ ей пройтись,-- "если не будетъ невѣжливо оставить остальное общество".
   -- Нисколько. Мы здѣсь между собой не церемонился; вдобавокъ, это гости скорѣе лично м-съ Монгомери, а не мои.
   Луна свѣтила надъ лугомъ, на который они вышли, и рѣзко обрисовывались очертанія лѣса.
   -- Можно мнѣ выкурить сигару?
   -- Конечно.
   -- Вамъ слѣдовало бы что-нибудь на плечи накинуть.
   -- Мой платокъ изъ верблюжьей шерсти и грѣетъ прекрасно,-- возразила Ли.-- Ну, какъ же вамъ нравится Рандольфъ?
   -- Весьма приличный малый! Онъ въ васъ влюбленъ?
   -- Почему это каждый мужчина непремѣнно думаетъ, что всѣ влюблены въ женщину, которая возбуждаетъ въ немъ восхищеніе?
   -- Это не отвѣтъ на мой вопросъ; да онъ мнѣ и не нуженъ! Никто не могъ бы рости съ вами вмѣстѣ и васъ не полюбить.
   -- Вы учитесь говорить любезности? Пожалуй, еще начнете подносить мнѣ конфекты и цвѣты?
   -- Ни конфектъ, ничего такого, что вамъ не полезно, я вамъ подносить не буду.
   -- Скажите: вы провели эти три дня въ сожалѣніяхъ, что сдѣлали мнѣ предложеніе?
   -- За какого осла вы меня принимаете! Я сдѣлалъ предложеніе,-- и конецъ этому дѣлу! Единственное, что можетъ меня мучить, это -- мысль, что я такъ плохо его сдѣлалъ. За эти три дня, я ломалъ себѣ голову, но только надъ другимъ,-- тоже сроднымъ вопросомъ.
   Ли молчала; а Сесиль спокойно, но твердо взялъ ея руку въ свою и продолжалъ:
   -- Какъ я могу заставить васъ полюбить меня? Я не имѣю объ этомъ ни малѣйшаго, хотя бы самаго смутнаго представленія...
   -- Но, въ глубинѣ души, неужели вамъ дѣйствительно этого бы такъ хотѣлось?.. Я вѣдь тоже много передумала за это время. Конечно, я знаю случаи, когда такіе "международные" браки протекали благополучно; но это ничуть не смягчаетъ того факта, что многіе были, наоборотъ, черезчуръ неудачны. А большинство англичанъ -- счастливо въ семейной жизни?
   -- По всей вѣроятности,-- не очень. Но дѣло въ томъ, что еслибы я встрѣтилъ дѣвушку-англичанку, которая хоть въ половину нравилась бы мнѣ настолько, насколько привлекаете меня вы,-- я бы на ней женился, и навѣрное наша жизнь пошла бы своимъ мирнымъ чередомъ, безъ особыхъ осложненій. Нормальная жена-англичанка такъ ужъ воспитана, что заранѣе знаешь, чего можно ожидать отъ нея... Она будетъ послушною супругой, заботливой матерью своихъ дѣтей, и, какъ бы она ни была блестяща, она всегда съумѣетъ примѣниться къ нему, подчинить себя его волѣ, его вкусамъ и воззрѣніямъ; а это весьма немаловажный пунктъ въ семейной жизди англичанина. Самъ англичанинъ не можетъ, да и не умѣетъ ни къ кому примѣняться. Онъ можетъ быть хорошимъ мужемъ, если любитъ свою жену и если она старается оставаться всегда привлекательной въ его глазахъ. Но подчиненіе... Нѣтъ, это не въ его натурѣ! Если она съумѣетъ заставить себя полюбить, онъ ей не будетъ измѣнять, и приложитъ всѣ старанія, чтобы сдѣлать ее счастливой. Но, все-таки, она должна подчинить ему свою волю.
   -- Откровенность -- ваша добродѣтель! Или это просто попытка запугать меня?
   -- Съ моей стороны было бы нечестно васъ обманывать,-- просто, но совершенно серьезно проговорилъ онъ, и Ли пытливо посмотрѣла на его строгій профиль, но не отняла руки.
   -- Я, собственно, не вижу, чего бы вамъ пугаться?-- продолжалъ Сесиль, все такъ же серьезно.-- Мы всегда, во всемъ сочувствовали другъ другу. Мы любили другъ друга искренно и горячо, еще когда были совсѣмъ дѣтьми, и сразу почувствовали взаимное влеченіе. За всѣ эти годы не было ни одной женщины, которой я довѣрился бы такъ, какъ вамъ; никто не былъ мнѣ такъ необходимъ, какъ вы! Да и вы относились ко мнѣ не безразлично: болѣе усердной переписки у меня не было ни съ кѣмъ. Еслибы вы меня достаточно для этого любили, мы могли бы быть очень счастливы: любовь устранила бы всю остальную рознь.
   -- Удивляюсь, право!-- воскликнула Ли, и съ минуту оба шли рядомъ молча:-- какая у васъ смѣлость! Вы гораздо смѣлѣе, чѣмъ оказалась бы я, еслибъ я согласилась выйти за васъ: вѣдь я, по крайней мѣрѣ, давно и хорошо васъ знаю, а вы все равно, что вовсе не знаете меня;-- не знаете, подъ какимъ вліяніемъ я развилась и выросла. Я могла бы пространно описать вамъ вліяніе моей матери и ту, немалую долю, которую приняли въ немъ впослѣдствіи мужчины -- съ тѣхъ поръ, какъ я начала ходить въ длинныхъ платьяхъ. Я могла бы представить вамъ подробный разборъ моего собственнаго "я", въ развитіи котораго крупную роль играло то, что я сама веду свои дѣла, что я, какъ всегда, творю свою волю, и наконецъ,-- что три года я была признанной первой красавицей въ Санъ-Франциско... Но все это еще не дастъ вамъ такого представленія о моей личности, которое само явилось бы у васъ, еслибъ мы жили вмѣстѣ,-- еслибъ вы входили въ составъ всего, что меня окружало за минувшій десятокъ лѣтъ. Ничто не можетъ быть умнѣе вашего. замѣчанія, что каждый долженъ жениться на себѣ подобной по происхожденію,-- и каждая женщина -- также. Словомъ, въ итогѣ выходитъ, что выйди я за Рандольфа,-- онъ всю жизнь будетъ застегивать мнѣ сапоги; выйду за васъ,-- всю жизнь придется мнѣ стаскивать ваши.
   -- О, Боже мой! Конечно, нѣтъ. Я былъ тогда грубое животное!-- засмѣялся онъ; но этотъ смѣхъ, измѣнившій бы настроеніе всякаго другого, ничуть не повліялъ на его серьезность.-- Я не обидѣлся бы на судьбу, еслибъ она дала мнѣ въ жены женщину, которая занимала бы меня больше всѣхъ женщинъ моей родины, еслибы вы только всегда были со мной искренни и откровенны. Я ненавидѣлъ бы загадки и не давалъ бы себѣ ни времени, ни труда ихъ разрѣшать. Если вы сами не будете нарочно прилагать старанія меня морочить, мнѣ будетъ недолго васъ узнать; а иначе, какъ положительно прелестной, я не могу васъ себѣ представить.
   -- Да,-- еслибъ я вырвала съ корнемъ всю свою, такъ сказать, индивидуальность и съумѣла бы къ вамъ приноровиться...
   -- Вы это съумѣли бы, конечно, и не ломая ничуть вашей индивидуальности; да я и самъ этого не пожелалъ бы никогда. Въ чемъ же тогда будетъ ваша главная прелесть?.. Мы оба молоды, хоть мнѣ идетъ уже двадцать-шестой годъ; американецъ, а тѣмъ болѣе американка, не можетъ вполнѣ уяснить, чтобъ въ это время мужчина былъ уже вполнѣ сложившимся человѣкомъ; но у меня горячая склонность къ привязанности, которая до сихъ поръ не имѣла удовлетворенія. Еслибъ вы меня настолько любили, чтобы дать согласіе,-- это было бы главное!
   -- Иначе говоря, отвѣтственность въ этомъ супружескомъ опытѣ легла бы исключительно на меня?
   -- Не называйте это опытомъ, ради Бога! Для меня это -- вопросъ Жизни или Смерти. Если я возьму васъ въ жены; такъ это ужъ навѣкъ. Если вы рѣшитесь выйти за меня,-- вы должны въ умѣ своемъ твердо рѣшить, что мы будемъ счастливы.
   Послѣ минутнаго молчанія, Сесиль почувствовалъ, что рука Ли нервно напряглась, но голосъ ея прозвучалъ спокойно.
   -- Еще давно, когда мнѣ минуло шестнадцать лѣтъ, я рѣшила, что выйду за васъ замужъ, и съ той поры ни на минуту не измѣнила своему рѣшенью. Я всегда знала навѣрное, что вы вернетесь... Въ понедѣльникъ, я не могла рѣшиться упасть въ ваши объятія, какъ... какъ спѣлое яблоко.... но вы такъ серьезно отнеслись къ этому вопросу, что и меня заставили смотрѣть серьезно. Кокетничать я больше не могу!
   Сесиль выпустилъ ея руку и остановился, какъ вкопанный:
   -- Неужели?! Вы любите меня?
   -- Я васъ всегда любила въ двадцать разъ горячѣе, нежели кого бы то ни было на свѣтѣ,-- любила за всѣ эти годы, и, пока жива, никого другого такъ любить не буду... Сесиль! Да не смотрите на меня такъ страшно!..
   Еще мгновенье,-- и Сесиль отвелъ глаза.

-----

   Рѣшено было пока держать помолвку въ тайнѣ; но на четвертый день м-съ Монгомери не выдержала и совершенно неожиданно вошла къ Ли.
   -- Я должна знать правду, дитя мое!-- сказала она.-- Во-первыхъ, если ты не невѣста лорда Маундрела, я не могу вамъ разрѣшить длинныя прогулки вдвоемъ; прежде ты никогда не дѣлала ничего подобнаго. А во-вторыхъ...
   -- Не плачьте!-- говорила Ли, осыпая ее нервными ласками и поцѣлуями.-- Я потому вѣдь только и скрывала, что знала, какъ это разочаруетъ и васъ, и Рандольфа. Мнѣ самой тяжела мысль, что придется разстаться съ вами...
   -- Ахъ! Еслибъ ты могла полюбить Рандольфа!..
   -- Ну, право же, раза два-три я такъ искренно старалась! Но что же дѣлать? Я ужъ давно любила одного только Сесиля, и готова поступиться всѣмъ на свѣтѣ -- для него. Что бы ни случилось,-- ничто не уменьшитъ моего чувства.
   -- Дай Богъ, чтобы вы были счастливы! Тини дружно живетъ со своимъ Арромаунтомъ, и слава Богу; но я буду такъ одинока безъ тебя и...и... бѣдный Рандольфъ! Здѣсь, у меня въ Америкѣ, еще шесть дочерей замужнихъ,-- и пятеро внучатъ; уѣхать отъ нихъ я не могу, но я, конечно, иногда буду навѣщать тебя... А все-таки я вѣдь тебя навѣкъ теряю!..
   Ли тоже залилась слезами предъ такой картиной (прежде она ей въ голову не приходила). Когда волненіе обѣихъ немного успокоилось, м-съ Монгомери спросила:
   -- Ты ему сказала, что ты теперь богата?
   -- Да; и онъ, съ обычной своей прямотою, сказалъ мнѣ, что онъ даже этому радъ. У насъ обоихъ будетъ тысячи три долларовъ, и жить можно будетъ хорошо; трудно придется только тогда, какъ наступитъ наша очередь поддерживать аббатство Маундрелъ. Мачиха отказала ему все свое состояніе, но содержать имѣніе въ порядкѣ стоитъ страшныхъ денегъ, и ей для этого пришлось тронуть капиталъ.
   -- Отчего бы Сесилю не заняться коммерческими предпріятіями, чтобы разбогатѣть?
   -- У него свои, уже давно установившіеся идеалы; онъ, вѣрно, будетъ министромъ-президентомъ и глубоко убѣжденъ, что политика -- его призваніе. Онъ честолюбивъ и гордится тѣмъ, что какой-то законъ связанъ съ именемъ одного изъ его предковъ. Его дядя тоже былъ извѣстный членъ парламента. Черезъ годъ и я надѣюсь, что буду въ состояніи разсуждать о политикѣ.
   -- И будешь, будешь! Ты создана быть женою великаго человѣка, и онъ будетъ гордиться тобою.
   -- Ну, вы пристрастно судите...
   -- Да, конечно; только и недостатки дѣтей моихъ я всегда видѣла ясно, какъ горячо ни обожала ихъ. У тебя бойкій умъ, а за манерами твоими я строго слѣдила, и онѣ -- безупречны.
   -- Подумайте, что бы со мною было, еслибъ меня воспитывали въ меблированномъ домѣ? Никогда въ жизни не забуду, чѣмъ я вамъ обязана! А знаете, я забыла вамъ сказать: Сесиль больше не радикалъ,-- онъ консерваторъ, какъ и его предки.
   -- Онъ, вообще, слишкомъ зрѣлый человѣкъ для своего возраста,-- вздохнувъ, замѣтила м-съ Монгомерй.-- Томъ и Нэдъ -- сущія дѣти передъ нимъ, а Рандольфъ -- какой онъ ни есть серьезный труженикъ,-- онъ то-и-дѣло, что шутитъ и смѣется.
   -- Я знаю, онъ уважаетъ умъ въ другихъ людяхъ, но это все-таки нѣсколько тяготитъ его,-- подтвердила Ли.
   -- Да. Правда... правда. Ты скажешь ему?.. У меня духу не хватаетъ.
   -- Хорошо. Сегодня же скажу; кстати, гостей у насъ не будетъ за обѣдомъ? А за него вы не тревожьтесь: мужчины переживаютъ все подобное гораздо легче насъ...

-----

   И въ тотъ же день, вечеромъ, Ли отвела Рандольфа въ сторону, въ гостиную.
   -- Мнѣ надо вамъ кое-что сказать, -- начала она.-- Вы знаете, я всегда любила Маундрела; такъ я... выхожу за него замужъ.
   -- Я это угадалъ, -- отозвался Рандольфъ. Было слишкомъ темно, и его лица нельзя было разглядѣть.
   -- Очень рада, если вы это не принимаете къ сердцу. Бывало, вамъ казалось, что вы влюблены въ меня; это -- единственное, что мучило меня. У меня -- страшное самомнѣніе.
   -- И вполнѣ основательное. Маундрелъ сшибъ меня съ ногъ, и я его за это уважаю; но, какъ я вамъ уже сказалъ, американецъ, все равно, встанетъ на ноги.
   -- Вы забудете меня и женитесь на Корали?
   Рандольфъ взялъ ее за плечо и, повернувъ къ себѣ лицомъ, такъ что его блѣдное лицо виднѣлось своими бѣлыми очертаніями близко-близко передъ нею, возразилъ:
   -- Я хочу только вамъ сказать, что рано или поздно, въ этомъ ли году, или черезъ десять лѣтъ,-- все равно, вы будете мнѣ принадлежать, и сами, -- да, сал"и, по своей доброй волѣ придете ко мнѣ.
   -- Никогда! Во вѣки вѣковъ! Что за отвратит... Что бы ни случилось, я никогда не полюблю никого въ мірѣ, кромѣ Маундрела. Я ему принадлежу.
   -- А вотъ -- увидимъ!
   Онъ вышелъ на веранду, и, минуту спустя, оттуда уже донеслись звуки его безпечнаго смѣха.
   "Конечно, и онъ можетъ говорить серьезно, -- подумала Ли;-- но это ему непріятно; а его смѣхъ доказываетъ только, что онъ радъ возможности забыть про свое минутное отступленіе отъ общаго правила, или что онъ очень ужъ ловкій притворщикъ. Въ своемъ родѣ, онъ довольно интересенъ"...
   

XVI.

   Какъ-то разъ, за обѣдомъ, Рандольфъ сказалъ Маундрелу:
   -- Если у васъ еще не пропало желаніе помѣряться силою съ Мишкой, вы можете доставить себѣ это удовольствіе: онъ -- рѣдкая птица у насъ, въ Калифорніи, а управляющій мызою мама въ горахъ Санта-Лучіи, пишетъ что онъ выслѣдилъ на-дняхъ цѣлую парочку. Что бы онъ ни задумалъ, онъ вѣчно думаетъ по нѣскольку недѣль; такъ если вы не прочь,-- вы еще поспѣете перехватить у него этихъ косолапыхъ.
   Сесиль чуть не привскочилъ отъ восторга.
   -- Я готовъ хоть сейчасъ!.. Какъ туда добраться?
   -- Если хотите въ самомъ дѣлѣ, я зайду и скажу Треннагану: онъ -- большой любитель медвѣжьей травли, и навѣрное съ вами поѣдетъ. Можете выѣхать на зарѣ, если хотите.
   -- Еще бы не хотѣть! Какъ это мило, что вы подумали меня предупредить! Право, я страшно вамъ обязанъ. Рѣдко когда я чего-нибудь до такой степени упорно добивался.
   Ли не поднимала глазъ: они горѣли такимъ жгучимъ огнемъ, что могли бы выдать ея мысль. Рандольфъ такъ и сыпалъ анекдотами изъ медвѣжьей жизни; Сесиль слушалъ, видимо, съ удовольствіемъ.
   Проходя черезъ сѣни, Ли сказала ему:
   -- Хотите, пройдемъ на минуту въ библіотеку? Намъ надо бы поговорить.-- Библіотека помѣщалась въ дальнемъ концѣ дома; тамъ никто не могъ имъ помѣшать.
   -- Вы на меня за что-нибудь сердиты?-- спросилъ Сесиль.
   -- Вы въ самомъ дѣлѣ хотите на двѣ недѣли меня бросить изъ-за какого-то медвѣдя?
   -- Ну, это не затянется такъ долго!
   -- Однако, ѣхать туда надо двое сутокъ, а третьи вамъ придется отдыхать, до того васъ дорогою разломитъ... Въ общемъ, наберется двѣ недѣли.
   Сесиль не возражалъ.
   -- Еще нѣтъ двухъ недѣль, какъ мы помолвлены,-- продолжала она,-- а вы уже хотите меня бросить?
   -- Напротивъ, и въ намѣреніи, не имѣю! Развѣ мы не можемъ ѣхать вмѣстѣ?
   -- Да вы не имѣете понятія, что значитъ проѣзжать по калифорнійскимъ дикимъ лѣсамъ и чащамъ!
   -- Ну, въ такомъ случаѣ, не ѣздите, конечно. Но мнѣ-то не представится другого подобнаго случая, и вы, на моемъ мѣстѣ, не захотѣли бы упустить его. Вы еще сами говорили, что понимаете мое увлеченіе охотой.
   -- Но не понимаю вовсе, какъ вы можете бросать меня! Очевидно, я не вашъ идеалъ; иначе, я бы васъ, конечно, понимала.
   -- Нѣтъ, не то: вы, вѣрно, слишкомъ многихъ мужчинъ очаровывали.
   -- Однако, ни одинъ изъ нихъ не рѣшился бы промѣнять меня на медвѣдя.
   -- Но это еще не доказательство, что они васъ любили больше моего. Ни одинъ, напримѣръ, не могъ добиться вашего вниманія, а ваше обращеніе съ ними заставляетъ меня краснѣть; вчера вы все равно что помеломъ вымели м-ра Джйри.
   -- Мнѣ хотѣлось остаться съ вами.
   Сесиль смотрѣлъ ей въ глаза, засунувъ руки въ карманы и поджавъ губы, такъ точно, какъ два дня тому назадъ, когда Ли потребовала, чтобы онъ чистосердечно разсказалъ ей про свои отношенія къ другимъ женщинамъ.
   -- Такъ вы поѣдете?-- спросила Ли.
   Сесиль утвердительно кивнулъ; руки его нервно сжимались въ карманахъ, но Ли этого не видала.
   -- Нѣтъ! Не могу повѣрить!-- сказала она.
   -- Чему? Что я могу страстно васъ любить и въ то же время стремиться къ разлукѣ съ вами, чтобы кончить свое спортсмэнское предпріятіе, которое чрезвычайно важно для меня. Еслибъ я разсчитывалъ остаться жить въ Калифорніи, я не задумался бы отложить его до слѣдующаго года; но при данныхъ условіяхъ мнѣ надо ѣхать или немедленно, или уже никогда не ѣхать. Конечно, вы разсудите благоразумно...
   -- Можете ѣхать, если вамъ угодно, но возвращаться не трудитесь!-- возразила Ли и бросилась-было вонъ изъ комнаты.
   Сесиль обнялъ ее и прижалъ къ груди своей, такъ что она не могла пошевельнуться.
   -- Да, я поѣду и вернусь; и обвѣнчаюсь съ вами перваго іюля. И повѣрьте мнѣ,-- я буду всѣми силами души стремиться скорѣе къ вамъ вернуться обратно.
   -- Не могу!.. Не могу вынести мысли, что вы промѣняли меня на... медвѣдя!-- рыдая, говорила Ли.
   -- Ну, такъ хоть тѣмъ утѣшьтесь, что никогда дольше, какъ на двѣ недѣли, намъ не придется разлучаться.
   -- Въ другой разъ вы больше уже не возобновите свой кругосвѣтный спортъ?
   -- Никогда въ жизни! Семейный очагъ -- вотъ что для меня теперь всего нужнѣе.
   -- Мнѣ бы хотѣлось имѣть на васъ больше вліянія.
   -- Чтобы я былъ вашимъ безропотнымъ рабомъ? Когда вы позабудете немного про свое фантастическое представленіе объ отношеніяхъ мужчины и женщины и примкнете къ настоящему,-- вы перестанете терзаться всякимъ вздоромъ, и -- вотъ увидите!-- не будетъ въ мірѣ людей счастливѣе насъ...
   -- Да; когда я къ вамъ "примѣнюсь"...
   -- Нѣтъ: когда вы потолкаетесь по бѣлу-свѣту и придете къ здравому міросозерцанію. Такое состояніе общества, когда оно подчинено власти женщины -- полу хаотическое, переходное состояніе. Когда падутъ ваши всемогущіе Штаты, тогда положеніе мужчины и женщины въ мірѣ будетъ равноправно, и число разводовъ сократится...
   -- Ну, какъ это вы можете стоять тутъ предо мною и читать мнѣ нравоученія!
   -- Да я и не намѣренъ. Мнѣ просто хочется... васъ поцѣловать.
   -- А я не могу быть иначе, какъ американкой! Американкой я родилась и выросла,-- и не могу переродиться.
   -- Бросьте объ этомъ думать; для васъ, калифорнійцевъ, ваше происхожденіе, ваша индивидуальность -- своего рода знамя, и вы съ нимъ носитесь, какъ маленькій мальчикъ съ первой парою своихъ штанишекъ... Я слышу голосъ Треннагана: черезъ пять минутъ мнѣ надо уходить, и, можетъ быть, намъ больше не случится быть однимъ. Ну, поговорили мы,-- и будетъ!
   Они разстались ласково и мирно, съ увѣреніями въ обоюдной правотѣ и... любви...

-----

   На слѣдующій день, за завтракомъ, Ли вдругъ встала изъ-за стола и вызвала въ сосѣднюю комнату Рандольфа.
   -- Вы вѣдь нарочно для того спровадили Сесиля за медвѣдями, чтобы они его помяли?
   -- Вы, кажется, принимаете меня за изверга въ грошовыхъ романахъ? У него силы и ловкости хватитъ на двоихъ, а я, вдобавокъ, поручилъ Джо Мэну, чтобъ тотъ не отходилъ отъ него ни на минуту: его драгоцѣннѣйшая шкура -- въ полной безопасности. Нѣтъ, мнѣ просто хотѣлось дать вамъ образчикъ, чего вы можете отъ него ожидать.
   -- Значитъ, вы это подстроили нарочно?
   -- Ну, понятно! Дѣтская наивность, съ которой онъ попался въ ловушку, просто прелестна.
   -- Нѣтъ, онъ просто такой же прямой и честный человѣкъ, какъ... ну, какъ, напримѣръ, вашъ дѣдъ; а вы... вы -- самый гадкій, самый лукавый изъ американцевъ!
   Рандольфъ стиснулъ зубы, но сравнительно спокойно возразилъ:
   -- Въ любви всѣ средства хороши. Еслибъ я былъ человѣкъ совсѣмъ вамъ посторонній,-- я всѣ старанія употребилъ бы для того, чтобы разстроить этотъ бракъ. Обдумайте все сами хорошенько; еще есть время.
   -- Я никогда не измѣню своему слову. И наконецъ, мы уже помолвлены.
   -- Это ничего не значитъ! Еслибы вы дали слово, а Маундрелъ пріѣхалъ бы потомъ,-- вы отказали бы мнѣ,-- да?
   -- Конечно.
   -- Это -- чисто-женская черта! Женственность -- главная ваша прелесть. А все-таки, подумайте объ этомъ.
   -- Можете какія угодно строить козни,-- я все равно выйду за Сесиля, хоть каждый мѣсяцъ ходи онъ на медвѣдя!-- рѣшительно объявила Ли...
   -- Ну, а какъ ты? съумѣла примѣниться къ своему лорду и повелителю?-- принялась она послѣ допрашивать Тини Арромаунтъ, которая, два дня спустя, торжественно явилась въ Мэнло-паркъ съ мужемъ и съ наслѣдникомъ знатнаго рода Арромаунтовъ, достопочтеннымъ Чарльзомъ Эдвардомъ Ричардомъ-Торнтономъ. Послѣдній возсѣдалъ на рукахъ у кормилицы.
   Тини, какъ всегда, сіяла своею безмятежной красотой. Лордъ Арромаунтъ тоже ничуть не измѣнился; ни тѣни властности не было замѣтно въ его голосѣ и въ его обращеніи.
   -- Онъ думаетъ, что я къ нему подладилась,-- но это одно и то же,-- съ обычною загадочной улыбкой отозвалась Тини.
   -- Очень жаль, что я не умѣю такъ же точно дѣйствовать съ моимъ Сесилемъ,-- замѣтила Ли:-- онъ такой умный, а я не могу всегда быть спокойной.
   -- Это зависитъ отъ темперамента, конечно. Попробуй требовать меньше, и тебѣ же все покажется легче. Ни одинъ англичанинъ не будетъ тебѣ твердить постоянно, что онъ тебя любитъ.
   -- Мой мужъ будетъ твердить,-- а не то будетъ плохо.
   -- Нѣтъ, они лѣнивы говорить, и онъ, вѣрно, тоже. Просто, изъ-за лѣни болтаютъ они языкомъ, глотая слова. Какъ и мой мужъ, всякій другой -- заявилъ разъ, что тебя любитъ,-- и конецъ; онъ считаетъ, что этого увѣренія съ тебя довольно на всю жизнь. Съ моимъ Арчэромъ очень удобно ладить. Я любезно принимаю его дурацкихъ пріятелей-охотниковъ, и онъ считаетъ меня совершенствомъ, потому что я всегда красива и всегда во всемъ съ нимъ соглашаюсь... Но это не мѣшаетъ мнѣ дѣлать изъ него все, что я хочу! Лѣтомъ и осенью я принимаю его гостей; а зиму мы проводимъ -- гдѣ и какъ я захочу; въ городѣ у меня тоже есть свои друзья, и мы бываемъ въ тѣхъ домахъ, которые мнѣ интересны.
   -- Очевидно, мнѣ и Сесилю придется самимъ выработывать наши отношенія,-- замѣтила Ли.
   Двѣ недѣли и два дня пробылъ Сесиль въ отлучкѣ и привезъ съ собою шкуру гигантскаго медвѣдя,-- отвратительную, загнившую. Ли повела въ сторону своимъ нѣжнымъ носикомъ и подобрала платье, но увѣряла его, что она не меньше его въ восторгѣ, и до того гордится имъ, что боится, какъ бы надъ нею не стали смѣяться.
   -- А второго Мишку прикончилъ Треннаганъ,-- говорилъ восторженно Сесиль.-- Но мой больше ростомъ: онъ чуть не подмялъ меня. Это -- длинная исторія. Пойду помоюсь и переодѣнусь -- и все вамъ разскажу.
   Онъ вернулся, принявъ приличный видъ, и на прогулкѣ съ нимъ вдвоемъ Ли окончательно убѣдилась, что главная его забота была -- скорѣе спѣшить къ ней обратно; но это не помѣшало ему дождаться, пока медвѣжью шкуру вычистили и просушили. Ли слушала его и чувствовала себя вполнѣ счастливой.
   Свадьба состоялась перваго іюля.
   Корали вернулась домой во-время, чтобы одѣть невѣсту къ вѣнцу, и Ли была такъ хороша въ своемъ бѣлоснѣжномъ нарядѣ, что руки Сесиля мигомъ очутились въ карманахъ,-- признакъ величайшаго волненія; но по лицу его объ этомъ нельзя было догадаться, и вообще онъ держалъ себя вполнѣ сдержанно и прилично. То же можно было сказать и про Рандольфа.
   Послѣ свадебнаго завтрака, молодые уѣхали верхомъ въ домъ Треннагана, въ которомъ и пробыли, за отсутствіемъ хозяевъ, не двѣ недѣли, какъ намѣревались раньше, а цѣлый мѣсяцъ.
   Какъ только молодые уѣхали, Рандольфъ простился съ матерью и вполнѣ успокоилъ ее тѣмъ, что въ городѣ у него -- спѣшныя дѣла. Но, въ сущности, дѣлъ у него не было тамъ никакихъ; весь вечеръ и всю ночь провелъ онъ въ модномъ ресторанѣ и пилъ, пилъ, пилъ безъ перерыва; лицо его становилось все блѣднѣе и блѣднѣе, а мысли все больше прояснялись. Только разъ опустилъ онъ руку въ карманъ, вынулъ полученное письмо и перечелъ его: то было извѣстіе, что перувіанскія копи, въ которыхъ онъ былъ участникомъ, оказались несравненно богаче, нежели предполагалось. Рандольфъ въ мелкіе клочки изорвалъ письмо.
   Заря занялась; онъ все еще былъ трезвъ...
   

XVII.

   Чрезвычайно рѣдко случается, чтобы дѣйствительность не оправдала ожиданій, которыя рисуетъ намъ воображеніе... особенно если мы, американцы, стараемся себѣ представить "родовой замокъ" въ Англіи. И все-таки сильное впечатлѣніе производятъ эти древнія, живописныя сооруженія на обитателя Соединенныхъ-Штатовъ, привыкшаго къ болѣе современной, заурядной и грубой архитектурѣ своей родной страны.
   Но удивленіе, которое чувствуетъ американецъ при видѣ того, что такія древности еще могли уцѣлѣть, скоро проходитъ, и онъ довольно быстро примѣняется къ обще-англійскому строю и воззрѣніямъ.
   Аббатство Маундрелъ стоитъ посреди большого лѣсистаго и возвышеннаго пространства, занимающаго шесть квадратныхъ миль. Волнообразнымъ склономъ спускается оно къ главному въѣзду замка, по ту сторону котораго разбросано нѣсколько мызъ и отдѣльныхъ лѣсочковъ, какъ это бываетъ большею частію въ Англіи. Недалеко отъ самаго "Аббатства", на крутомъ, но невысокомъ пригоркѣ стоитъ часовня и при ней кладбище. По дорогѣ къ своему новому жилищу, Ли съ жаднымъ любопытствомъ смотрѣла по сторонамъ, чтобы не пропустить ни одного лѣсочка, ни одной полоски воды, сверкавшей межъ деревъ, у подножія сѣдыхъ стѣнъ уединенныхъ замковъ и развалинъ. Въ эти минуты, Ли даже не думала о своемъ мужѣ и мысленно возстановляла картину, при помощи которой Тини хотѣла подготовить ее къ особенностямъ англійской жизни.
   -- Помни,-- говорила она,-- что тебя можетъ озадачить холодный пріемъ, но приготовься къ нему, и не приписывай его безучастной холодности: англичане, вообще, не обладаютъ даромъ радушнаго гостепріимства, и на первый взглядъ, повидимому, онъ совсѣмъ въ нихъ отсутствуетъ.
   И въ самомъ дѣлѣ, въѣзжая подъ мрачный сводъ, огороженный колоннами, молодые не встрѣтили никого, кромѣ двухъ лакеевъ.
   -- Развѣ ни матери, ни отца дома нѣтъ?-- спросила съ удивленіемъ Ли.
   -- Отецъ, вѣроятно, на прогулкѣ; а Эмми имѣетъ привычку въ это время отдыхать,-- равнодушно отозвался Сесиль.-- Мы пройдемъ прямо на мою половину; а если тебѣ тамъ не понравится,-- можешь выбрать себѣ какое угодно другое помѣщеніе.
   Поднявшись вверхъ по гигантской каменной лѣстницѣ, новобрачные прошли вдоль по пяти длиннымъ корридорамъ съ безчисленнымъ множествомъ окошекъ, и Ли всю дорогу думала, что назадъ она одна бы не дошла -- до того долгимъ и запутаннымъ показался ей путь отъ входа и до башни, въ концѣ праваго крыла замка Маундрелъ. Наконецъ, пройдя подъ низкимъ сводомъ у подножія витой лѣстницы, они поднялись наверхъ и очутились въ комнатѣ, очень просто обставленной.
   -- Ну, вотъ мы и пришли!-- объявилъ Сесиль.
   -- Хорошо! Я рада отдохнуть. Но нельзя ли пройти сюда короче? Если нѣтъ, мнѣ придется всегда гулять только по комнатамъ.
   -- Внизу башни есть выходъ наружу. Но погоди -- черезъ годъ ты будешь прекрасный ходокъ. Всѣ вы, калифорнійцы, лѣнивы на подъемъ, -- прибавилъ Сесиль, открывая дверь въ большую комнату, которая служила ему спальней и выходила другой дверью въ уборную. Вся эта обстановка не понравилась Ли, привыкшей къ удобствамъ и къ роскоши; но видъ изъ окопъ примирилъ ее.
   -- Какъ тебѣ кажется? Пріятно тебѣ будетъ здѣсь?-- спрашивалъ ее мужъ тревожно.-- Въ твоемъ распоряженіи сколько угодно другихъ комнатъ, но лично я съ дѣтства добивался, чтобы мнѣ отдали эту башню, потому что въ ней когда-то два дня скрывался король Карлъ II; теперь же я люблю ее еще и потому, что она отстоитъ такъ далеко отъ шумныхъ сборищъ Эмми.
   -- О, я увѣрена что тоже полюблю eeî Мнѣ нравится, что я могу быть здѣсь совсѣмъ одна съ тобой. Только позволь мнѣ тутъ все поуютнѣе устроить, а не то я буду чувствовать себя какъ въ кельѣ.
   -- Дѣлай, что хочешь; а если ужъ надежды на лучшее не будетъ,-- можешь выбрать себѣ другое помѣщеніе. Твоя дѣвушка можетъ спать въ сосѣдней комнатѣ; надо только провести колокольчикъ... Ахъ, уже пять часовъ! Ну, я пойду поищу отца; ты отдохни пока, а я прикажу, чтобы тебя разбудили во-время къ обѣду.
   -- Нѣтъ, ужъ, ради Бога, ты самъ вернись за мной: безъ тебя я боюсь пошевелиться!
   Сесиль ласково ущипнулъ ее за щеку, поцѣловалъ и ушелъ. Служанка, которую онъ къ ней прислалъ, явилась съ чайнымъ приборомъ и, спросивъ ключи, принялась такъ ловко разбирать и раскладывать вещи своей молодой хозяйки, что послѣдняя облегченно вздохнула, радуясь, что ей не придется брать на себя трудъ думать о тысячѣ будничныхъ мелочей, которыя ее утомляли и сердили. Свое физическое благосостояніе Ли весьма цѣнила.
   Между тѣмъ, дѣвушка вынула изъ багажа капотъ и перетащила сундуки и чемоданы въ уборную.
   -- Угодно вамъ будетъ снять платье и отдохнуть немного?-- спросила она, вернувшись, и Ли, впервые услышавъ, что ее назвали торжественнымъ титуломъ "ladyship", такъ и встрепенулась, почувствовавъ, что и она сама какъ бы стала теперь частью величественнаго аббатства,-- нѣкогда убѣжища королей... Теперь она -- у себя дома.
   Впрочемъ, расположившись отдохнуть, она вдругъ почувствовала приступъ волненія и слезъ. До сихъ поръ она привыкла, чтобъ ее всѣ любили, ласкали -- и послѣ хотя бы кратковременной отлучки встрѣчали радостно и предупредительно, а не съ леденящимъ равнодушіемъ, какъ въ этомъ мрачномъ, исторически-величавомъ замкѣ. Здѣсь слуги, все равно, что хорошій часовой механизмъ съ недѣльнымъ заводомъ; если сама Эмми такая же,-- такъ и она не больше, какъ механизмъ... быть можетъ, еще съ истерикой. Конечно, нѣтъ основанія ожидать нѣжныхъ чувствъ отъ женщины, которая не захотѣла измѣнить заведенному порядку, чтобы встрѣтить, послѣ двухлѣтняго отсутствія, своего единственнаго любимца-пасынка, который привезъ съ собою, вдобавокъ, молодую жену.
   "Все равно,-- думала Ли, свертываясь клубочкомъ, въ надеждѣ задремать.-- Все равно, съумѣю за себя постоять,-- хоть и то утѣшеніе! Благодаря Бога, я всю жизнь была пріучена смотрѣть на себя, какъ на лицо не послѣдней важности, и, на придачу, я богата! Вотъ было бы трагично, еслибъ я была робкая и нервная, забитая и бѣдная безприданница!
   За дверью послышались легкіе шаги и пріятный шелестъ шолковаго платья. Въ одинъ мигъ Ли очутилась передъ зеркаломъ. Ничего!-- румянецъ на щекахъ и глаза ясные, неутомленные; бѣлый капотикъ, отдѣланный голубымъ бархатомъ, достаточно оттѣняетъ цвѣтъ лица;-- словомъ, нечего бояться придирчивыхъ женскихъ взглядовъ.
   -- Можно войти?-- окликнула ее лэди Барнстэплъ, и въ то же мгновеніе распахнула дверь, не выжидая отвѣта.-- Ну, какъ ваше здоровье? Вы отлично свѣжи и цвѣтущи -- и какой стройный ростъ! Я такъ и думала, что вы въ капотѣ,-- потому только и не послала васъ просить къ себѣ. Лежите, лежите, а я вотъ тутъ присяду. Боже! Да эти стулья набиты кирпичомъ!..-- восклицала маленькая, полная особа съ красивымъ, но уже расплывшимся книзу станомъ. Лицо ея, съ довольно-тонкими чертами, было очень мило подрисовано, а на черномъ "вечернемъ" платьѣ, красовались розовые банты. Голосъ у "Эмми" былъ отрывистый и грубый, но она уже настолько усвоила себѣ манеру говорить и держаться какъ настоящая англичанка, что теперь ея стремленіе казаться развязной по-американски выходило даже напускнымъ, неестественнымъ. Глаза ея, при входѣ въ комнату, блуждали неопредѣленно, какъ у ребенка, но постепенно принимали возбужденное выраженіе, обычное для женщинъ раздражительныхъ и привыкшихъ властвовать.
   Ли была утомлена дорогой, но инстинктъ по неволѣ заставилъ ее насторожиться, и она даже привстала на кровати.
   -- Конечно, вы не останетесь жить въ этой ямѣ! За все это время Сесиль писалъ мнѣ только разъ, да и то просилъ, чтобъ я оставила ему его прежнія комнаты,-- то-есть, эту самую башню. Конечно, я не знаю вашихъ вкусовъ; но мнѣ необходимо больше воздуха, больше всякихъ пушистыхъ, пестрыхъ, красивыхъ вещицъ вокругъ; больше свѣта... впрочемъ,-- не иначе, какъ сквозь розовыя занавѣски. У васъ чудный цвѣтъ лица; и у меня когда-то былъ такой же... Конечно, какъ и всѣ молодыя жены, вы страстно влюблены въ своего мужа... А жаль, что вы не принесли Сесилю въ приданое нѣсколькихъ милліоновъ: ему трудно будетъ нести расходы; вѣдь ваше житье въ городѣ возьметъ все, до послѣдняго гроша. А если вамъ не хватитъ средствъ поддерживать "Аббатство", я, кажется, въ гробу перевернусь: оно -- моя любовь,-- единственная въ мірѣ!
   Глаза ея блуждали по комнатѣ; впрочемъ, и Ли умѣла смотрѣть строго.
   -- О, въ сущности, это не важно!-- поправилась Эмми.-- Я не хотѣла сказать ничего обиднаго, но насчетъ "Аббатства" я всегда была особенно чувствительна, а во всемъ остальномъ, вы увидите, я всегда мила и любезна. Ну, разсказывайте про свои наряды! Еслибъ вы мнѣ выслали заблаговременно подкладку, я могла бы заказать вамъ здѣсь все, что угодно.
   -- У меня все уже сдѣльно въ Нью-Іоркѣ и, я думаю, подойдетъ къ здѣшнимъ требованіямъ.
   -- О, конечно! Нью-Іоркъ можетъ вполнѣ сравняться съ Парижемъ. А украшеній у васъ много?
   -- Сравнительно съ выставкой на окнахъ въ Нью-Іоркѣ и на самихъ англичанкахъ,-- чрезвычайно мало!
   -- Да; мы любимъ увѣшивать себя золотомъ и камнями,-- любезно согласилась лэди Барнстэплъ.-- Но если въ васъ мало блеска, васъ не замѣтятъ,-- таково наше общество. Пока я жива, фамильныя драгоцѣнности Барнстэпловъ, конечно, мои; но я могу дать вамъ поносить. Свои я продала, но сперва отдала ихъ поддѣлать. Если хотите, можете пользоваться ими; но вы еще такъ недавно "оттуда", что, вѣроятно, съ презрѣніемъ относитесь къ поддѣлкамъ?
   -- Это даже моя обязанность.
   -- Ну, современемъ вы отстанете отъ нея! У насъ носятъ всё поддѣльное.
   -- Вы довольно откровенны.
   -- По привычкѣ. У насъ здѣсь каждый, не стѣсняясь, кричитъ обо всемъ, что знаетъ; мы даже за столомъ ведемъ такіе разговоры, которые считались бы неудобными -- ну, напримѣръ, хоть въ Чикаго; а что касается вашего крошечнаго Санъ-Франциско, такъ онъ представляетъ полнѣйшее сходство съ нашимъ среднимъ классомъ.
   -- Но, можетъ быть, вы не огорчитесь, если я скажу, что вы, конечно, выѣхали бы насъ встрѣтить, еслибъ я привезла съ собою милліоны?
   -- Нѣтъ, все равно, я не поѣхала бы никуда такъ рано! У меня привычка спать отъ четырехъ до пяти, и чай я пью отдѣльно.
   -- Мы не встрѣтили даже никакихъ изъявленій радости.
   -- Все это было бы, конечно! Но теперь намъ нужны только деньги, деньги и деньги!.. Пусть это васъ не удивляетъ...
   -- О, нисколько: я спросила просто такъ, -- изъ любопытства.
   -- Впрочемъ, женщинѣ молодой и красивой нельзя быть раздражительной: это было бы слишкомъ глупо! Вы, милочка моя, вѣроятно, находите, что я суха? Но я могу быть иногда мила необычайно; только сегодня я въ такомъ уже настроеніи, что вы меня сочли навѣрное сущимъ дьяволомъ. Я и сама себѣ противна, вѣрьте мнѣ, но что же дѣлать? Никакого повода къ тому нѣтъ, а такъ меня и тянетъ чуть не выцарапать кому-нибудь глаза. И тѣмъ не менѣе, вы себѣ даже представить не можете, до чего здѣсь я -- популярна!
   Ли про себя сердилась и негодовала, а подъ-конецъ начала чувствовать лишь пренебреженіе и жалость. "Неужели это -- типъ американки, къ которой привиты жизнь и привычки англичанъ?" -- подумала она, и спросила: есть ли кромѣ нея еще американцы въ аббатствѣ Маундрелъ?
   Улыбка лэди Маундрелъ согнала съ лица ея послѣдніе слѣды молодости.
   -- Ни съ кѣмъ изъ американцевъ, кромѣ васъ и лэди Арромаунтъ, я не знаюсь, да и знаться не желаю. Я обожаю англичанъ и ненавижу американцевъ -- особенно здѣшнихъ. Три года я съ ними воевала, и должна была сдаться, потому что у меня -- нѣтъ денегъ, чтобы ихъ одолѣть... Вотъ потому мнѣ жаль, что Сесиль женился не на милліонахъ. Съ богатой и красивой... Ахъ! Вотъ ваша служанка; пойду и я къ себѣ. Пари держу, что завтра же вы совсѣмъ сойдетесь со мной!
   

XVIII.

   Послѣ курьёзной бесѣды Ли съ лэди Барнстэплъ, мачихой ея мужа, ей не пришлось больше углубляться въ свои обычныя думы: не успѣла выйти отъ нея прислуга, какъ вошелъ ея мужъ Сесиль.
   -- Сейчасъ я видѣлъ мою мачиху Эмми: она столько любезнаго про тебя наговорила!
   -- Очень мило съ ея стороны.
   -- А тебѣ развѣ она не понравилась? Она нравится почти всѣмъ безъ исключенія.
   -- Съ моей стороны невѣжливо критиковать твоихъ родныхъ, но я могу только сказать, что не особенно пріятно для меня оставаться, такъ сказать, за спиною мачихи, съ которой на моей родинѣ я не водила бы знакомства. Я не буду настолько вульгарна, чтобы вступать съ нею въ ссоры, но, конечно, любить ее я никогда не буду. Она, какъ ты сказалъ бы самъ, не моего поля ягода.
   -- Это правда!-- подхватилъ Сесиль, смѣясь.
   -- Мы съ тобою представляемъ союзъ двухъ важнѣйшихъ народностей во всемъ мірѣ... Но отчего ты мнѣ не говоришь, что я особенно хороша сегодня?
   Въ длинномъ корридорѣ не было ни души. Сесиль тревожно оглянулся, обвилъ рукою станъ жены и поцѣловалъ ее.
   -- Я всѣми силами стараюсь подняться до совершенства съ американской точки зрѣнія и разъ въ день признаюсь тебѣ въ любви и восхищеніи. Когда же, наконецъ, ты этимъ удовлетворишься?
   -- Никогда!.. Но вѣдь сегодня ты гордишься мною?
   -- Ты была такъ хороша въ подвѣнечномъ платьѣ!
   -- Жаль, что нельзя быть въ бѣломъ во всѣхъ торжественныхъ случаяхъ; но зато всѣ лѣтнія платья у меня бѣлыя. А пока -- я буду пользоваться всѣми преимуществами своего положенія, какъ американки.
   На ней было необычайно-золотистое, огненно-красное платье, такого блестящаго, такого переливчатаго оттѣнка, что Ли невольно подумала, что оно успѣшно затмитъ весь блескъ алмазовъ лэди Барнстэплъ.
   -- Завтра и послѣ-завтра я буду на охотѣ съ мужчинами; но ты пріѣдешь туда къ намъ завтракать. По крайней мѣрѣ, такъ дѣлаетъ обыкновенно и моя мачиха Эмми, когда погода хороша. А въ воскресенье -- я покажу тебѣ все наше "Аббатство"; только жаль, что въ парадныя спальни нельзя попасть, пока тамъ гости.
   -- Развѣ ихъ принимаютъ въ тѣхъ самыхъ комнатахъ, гдѣ ночевали нѣкогда всѣ эти короли и королевы и... всѣ другіе?
   -- Ты дѣлаешь успѣхи! Какъ это ты не вздумала сказать: "короли и королевы, и весь этотъ сбродъ"?.. Ну, да: гостей именно тамъ и принимаютъ. Весь домъ какъ будто спеціально сдѣланъ для пріемовъ: однѣхъ спаленъ въ немъ двадцать-пять!.. А вотъ мы и пришли.
   Молодые вошли въ небольшую комнату вродѣ кабинета, и почти одновременно, только съ другой стороны, туда вошелъ лордъ Барнстэплъ. Теперь онъ имѣлъ скорѣе безучастный, нежели чопорный видъ,-- только постарѣлъ на двадцать лѣтъ. Къ великому удивленію Ли, онъ не только поцѣловалъ ее, но даже горячо пожалъ ей руку.
   -- Въ концѣ концовъ, судьба наслала на меня еще американку!-- проговорилъ онъ.-- Впрочемъ, уѣзжая, я почти догадывался объ этомъ. Были у васъ когда-нибудь истерики?
   -- Никогда въ жизни!
   -- Я почти увѣренъ въ этомъ: навѣрное, у васъ твердый характеръ!.. Съ такими-то глазами! Накиньтесь на нее! Попробуйте дать ей себя знать! Клянусь, мнѣ хотѣлось бы, чтобъ ей какъ слѣдуетъ досталось. Я у нея не въ счетъ; но вы -- женщина; вы хороши собой и -- чуть не вдвое выше ея ростомъ. Клянусь, она васъ будетъ ненавидѣть! Но и вы не щадите ее!
   Сесиль разсмѣялся.
   -- Къ чему вамъ сѣять въ семьѣ плевелы раздора?
   -- О, мы будемъ держаться въ сторонѣ. Но ты себѣ представь, что Эмми можетъ изнемочь въ борьбѣ, можетъ почувствовать, что и надъ нею есть кое-кто посильнѣе, у кого она -- въ рукахъ. Да это былъ бы счастливѣйшій день въ моей жизни!.. Однако, я проголодался.
   И они всѣ вмѣстѣ вошли въ столовую.
   -- Что за прелесть у васъ это платье!-- воскликнула Эмми, порхавшая отъ одного къ другому изъ гостей, которые съ нескрываемымъ любопытствомъ смотрѣли на новобрачную.-- Сесиль, ты поведешь къ столу миссъ Никсъ,-- прибавила она, обращаясь къ пасынку.
   Сесиль нахмурился.
   -- Къ чему это ты хочешь, чтобы я шелъ съ нею?-- сердито проворчалъ онъ.-- Ты знаешь, она мнѣ надоѣла до смерти!
   -- Это тебѣ въ наказаніе, зачѣмъ ты не на ней женился.
   Громадная столовая имѣла видъ большой залы, спеціально приспособленной для царскихъ пировъ, но, насколько Ли могла судить, единственный членъ общества, подходившій къ этой обстановкѣ, была та самая молодая особа, которой принадлежало ужасно вульгарное имя -- миссъ Никсъ. Все ея лицо и фигура напоминали классическія статуи со всѣми ихъ типичными особенностями, а профиль казался или античной камеей, или профилемъ... овцы. Ея короткіе льняного цвѣта волосы были собраны въ высокую прическу, а вѣки опускались на глаза такимъ изящнымъ и благороднымъ движеніемъ, что Ли ничего болѣе классическаго не могла себѣ представить.
   -- Кто это?-- спросила новобрачная своего сосѣда, красиваго капитана Монмаута.-- Отчего она совсѣмъ не такая, какъ другія? Она очень похожа на героиню Уйды, только на самую невозможную!
   Молодой капитанъ разсмѣялся.
   -- Ея отецъ былъ пивоваръ, до гадости богатый человѣкъ. Родителей ея давно уже нѣтъ въ живыхъ, а она сама и ея брать употребляли долго всѣ старанія, чтобы только пролѣзть въ лучшее общество; лэди Барнстэплъ принимаетъ ихъ у себя, хотя, вообще говоря, она не особенно благосклонно относится къ новичкамъ. Представьте себѣ, эта особа воображаетъ, что ей слѣдовало бы быть выше по своему рожденію; она хочетъ получить всего побольше "за свои деньги", какъ у васъ, американцевъ, выражаются. Люблю я вашъ американскій жаргонъ. Не можете ли вы меня еще подъучить?
   -- Я знаю его больше, чѣмъ у меня хватитъ смѣлости его употреблять; но я могу съ вами имъ подѣлиться, потому что мужъ мой сильно его недолюбливаетъ. Мнѣ кажется, миссъ Пиксъ все-таки повезло?.. Она, что называется,-- "пройдоха".
   -- Да, да, именно: пройдоха! Дамы много говорятъ про нее дурного; говорятъ, что удивительная бѣлизна ея прелестной кожи наведена кистью или губкой, или чѣмъ-нибудь подобнымъ...
   -- Ну, а профиль, конечно, у нея природный? Развѣ можно искусственно устроить себѣ горбикъ на носу?
   -- Я думаю, и -- за три милліона этого не добьешься; только акцентъ ужъ очень ее выдаетъ; не мудрено, что она можетъ показаться неприступной, молчаливой.
   -- И до сихъ поръ она отъ акцента не отдѣлалась?
   -- Да, несовсѣмъ; хотя воспитывалась много лѣтъ въ Парижѣ.
   Въ эту минуту капитана окликнула его сосѣдка справа. Ли обратилась къ своему свекру, чтобы спросить, что означаетъ замѣчаніе лэди Барнстэплъ? Развѣ она хотѣла, чтобы Сесиль женился на миссъ Пиксъ?
   -- Еще бы! Ничего въ жизни она такъ горячо не добивалась! Двѣ недѣли она прохворала, какъ только узнала, что Сесиль уѣхалъ къ вамъ; а мнѣ вы нравитесь, и всегда нравились. Но, чортъ побери! какъ это было бы пріятно, еслибъ у васъ было больше денегъ. Вы не надѣетесь, что на вашей землѣ въ одинъ прекрасный день откроются залежи золота?
   Ли разсмѣялась, хотя его слова пробудили въ ней опять то самое жуткое чувство, какое она испытала, когда на ту же тему говорила съ нею Эмми.
   -- Едва ли. Сѣра и желѣзо -- вотъ все, чего можно ожидать отъ бѣднаго, ничтожнаго клочка земли.
   -- Но почему знать? Можетъ быть, вамъ удастся продать ваши воды какому-нибудь товариществу? Въ наше время бойко покупаютъ. О, народъ у насъ весьма разнообразный,-- все равно, что у васъ въ Америкѣ! Мы хороши со всѣми, пока не нуждаемся въ деньгахъ, но вотъ бѣда: деньги-то нужны намъ постоянно! Эта потребность вошла въ нашу плоть и кровь; а если намъ не удается добиться своего однимъ манеромъ, мы добиваемся другимъ. У насъ -- свои идеалы. Ни разу не случалось, напримѣръ, чтобы я сѣлъ за карточный столъ съ какимъ-нибудь выскочкой, не-аристократомъ. Правда, разъ въ жизни я попался: женился на своей супругѣ, но съ тѣхъ поръ миссъ Пиксъ -- единственная, которую мы принимаемъ у себя; да и она, какъ всякая выскочка, терпѣть не можетъ всѣхъ себѣ подобныхъ... Впрочемъ, за исключеніемъ ея, есть у насъ только капитанъ Монмаутъ, у котораго нѣтъ родового имени и соотвѣтствующаго ему имѣнія, но онъ -- внукъ герцога и гвардеецъ, а это равносильно.
   Ли было странно слушать такія воззрѣнія; она не могла понять подобнаго разграниченія гордости и самолюбія, и при этомъ Барнстэплъ не стѣснялся жить на женины деньги.
   Послѣ обѣда дамы перешли въ другую комнату, всю до потолка увѣшанную портретами съ необыкновенно-розовымъ цвѣтомъ лица и рукъ и съ общими признаками работы старыхъ мастеровъ живописи. Съ потолка на нихъ свѣтили электрическія груши. Жутко стало молодой американкѣ при видѣ такого рѣзкаго несоотвѣтствія между обстановкой и гостями... Ли подумала, глядя на молодыхъ англичанокъ, что онѣ всѣ -- премиленькія, и только удивлялась: когда же, наконецъ, ее познакомятъ съ ними?
   -- Подите сюда, присядьте ко мнѣ!-- вдругъ проговорила молодая особа, сидѣвшая на диванчикѣ, и съ ясной улыбкой кивнула новобрачной.
   За обѣдомъ Ли замѣтила, что эта самая госпожа нѣсколько разъ окликала капитана и безцеремонно называла его: "Ларри!" У нея былъ глубокій, но искренній голосъ и такой же искренній, открытый смѣхъ; лицо и вся ея фигура были замѣчательно милы и изящны, хотя не бросались въ глаза, и, судя по осанкѣ, выдавали порою нѣкоторую нервность, съ которой она какъ 4удто не могла совладать. Ли сѣла съ нею рядомъ.
   -- Вы -- лэди Мэри Джиффордъ?-- спросила Ли, улыбнувшись ей въ отвѣтъ.-- Я спрашивала о васъ. Мнѣ сказалъ капитанъ Монмаутъ.
   -- О, неужели вы пожелали знать, кто я такая? Какъ это мило! А мнѣ хотѣлось бы, чтобъ обо мнѣ такъ точно говорили, какъ говорятъ о васъ. Но мое время миновало, и -- можете себѣ представить!-- мнѣ уже двадцать-пятый годъ?!
   Ли улыбнулась и покачала головой. Несмотря на удрученное состояніе духа, она подумала, что ея новая знакомая все-таки чрезвычайно мила и забавна.
   -- Да, мнѣ уже двадцать-четыре года, а я до сихъ поръ еще не замужемъ; я всего-на-все имѣю шестьдесятъ фунтовъ стерлинговъ на то, чтобъ наряжаться... Чѣмъ это не драма? Ахъ, зачѣмъ я не американка? Всѣ онѣ -- такія богачихи; по крайней мѣрѣ, всѣ тѣ, которыя являются въ Европу. Иначе онѣ не посмѣли бы сюда и показаться.
   -- А я, какъ видите, посмѣла, хоть я и небогата въ томъ смыслѣ, въ какомъ вы понимаете богатство.
   -- Нѣтъ, въ самомъ дѣлѣ?! Вы шутите, конечно? Сесиль Маундрелъ могъ жениться только на...
   Ли расхохоталась, но смѣхъ ея такъ близко граничилъ съ истерикой, какъ никогда еще съ ней не случалось.
   -- Вамъ все равно, если мы будемъ говорить о чемъ-нибудь другомъ? Вотъ, когда-нибудь мы съ вами познакомимся, какъ я надѣюсь, близко, и я вамъ скажу, почему такъ все вышло.
   -- Нѣтъ, вы себѣ представьте, какъ это я могла сказать вамъ грубость?! Ну, право, я всегда болтаю безъ разбора, а Сесиль -- такой красавецъ, что, конечно, о немъ всегда судили вкось и вкривь. Всѣмъ было извѣстно, что "Аббатство" должно перейти, опять къ американкѣ, и всѣ горѣли нетерпѣніемъ скорѣе васъ увидѣть. Эмми -- мокрая курица и не изъ красивыхъ. Въ сущности, на мой взглядъ, въ Америкѣ красавицъ мало; онѣ больше берутъ тѣмъ, что "задаютъ шику", какъ говорятъ художники-французы. На васъ одну всѣ глаза устремляютъ, а вы -- никайого вниманія! Вотъ увидите: вамъ предстоитъ огромный успѣхъ; я знаю,-- я уже порядкомъ приглядѣлась.
   -- Надѣюсь! Для американки неудача была бы вдвое предосудительна.
   -- Неужели?! Ахъ, скажите, пожалуйста: правда ли это, что у васъ существуетъ подраздѣленіе на слои общества, какъ и у насъ? Нѣкоторые изъ нашихъ здѣшнихъ американцевъ порядочно задираютъ носъ передъ Эмми. Какъ это странно! Всѣ вы тамъ сами существуете недавно -- ну, можно ли такъ разбирать? Понятно, я сама знаю, что между вами есть и бѣдняки, и богачи; но что же тутъ такого? Эмми тоже была очень богата, а между тѣмъ ей приходилось не легко, пока ей удалось пробить себѣ дорогу. Пожалуйста, скажите...
   -- Ну, что же вамъ сказать про наше общество? Понятно, настоящимъ аристократамъ полагается быть родомъ съ Юга.
   -- Съ какого Юга? Изъ Южной-Америки?
   Ли попыталась-было объяснить подробнѣе, но лэди Джиффордъ скоро охладѣла къ этой темѣ и совершенно неожиданно направила разговоръ въ другую сторону; очевидно, ея вниманія хватало на двѣ-три минуты, но не больше.

-----

   На слѣдующее утро Ли проснулась очень поздно, послѣ тревожной и почти безсонной ночи.
   Сесиль всталъ рано и, чтобы не разбудить ее, вышелъ потихоньку провѣдать своихъ тетеревовъ. Еслибы настроеніе новобрачной было болѣе свѣтлое, она вѣроятно пожалѣла бы объ этомъ, но теперь ей было не до того: ей хотѣлось остаться одной и думать, думать на свободѣ, подъ открытымъ небомъ. Съ помощью прислуги, ей удалось добиться, чтобы ржавые ключи, наконецъ, отомкнули нижнюю калитку, и Ли поспѣшно пошла по направленію къ лѣсу.
   Темной стѣной стояли передъ нею деревья по ту сторону лужайки, распространяя въ воздухѣ мягкое и свѣжее благоуханіе. Ли выбрала себѣ мѣстечко подъ деревьями, гдѣ было тише и уединеннѣе. Душа у нея болѣзненно ныла; ей страстно хотѣлось кому-нибудь изъ "своихъ" повѣдать свои тревоги и горести,-- кому-нибудь такому, кого эти мелочи могли бы интересовать какъ свои, личныя.
   Сесиль былъ не такого рода человѣкъ, который могъ бы принять подобные пустяки близко къ сердцу. Ли знала, что онъ любитъ ее горячо; что онъ ей преданъ и, въ случаѣ необходимости, съумѣетъ защитить ее отъ невзгодъ; но она твердо была увѣрена, что въ житейскіе женскіе мелочные интересы ему будетъ противно вмѣшиваться, и она инстинктивно избѣгала подобныхъ разговоровъ. Бывало, въ Америкѣ вторилъ ей и понималъ ее Рандольфъ; только теперь она вполнѣ оцѣнила, чѣмъ для нея была вся семья м-съ Монгомери. Сесиль способенъ былъ любить преданно и страстно, это она знала; но знала также, что ему въ голову не придетъ повѣрять ей свои сокровенныя мысли, свои личныя стремленія. Онъ былъ вѣдь англичанинъ; онъ родился и выросъ въ Англіи.
   Ли рѣшила пока не разбираться больше въ этихъ думахъ и пользоваться настоящимъ. Но, Боже мой, съ какою радостью она полетѣла бы хоть на мигъ къ своимъ, въ свою милую Калифорнію, поболтать немножко "по-своему", безъ стѣсненія, безъ англійской чопорной холодности! Одно только было для нея вполнѣ ясно, отъ одной мысли она не могла отдѣлаться: ей приходило въ голову, что можетъ придти время, когда она пожалѣетъ о своемъ рѣшеніи не стремиться къ новому богатству. Рандольфъ предлагалъ ей продать ея участокъ и помѣстить деньги въ перувіанскія акціи; но она отвѣтила ему тогда, что съ нея довольно и этого, потому что она привыкла относиться съ презрѣніемъ къ американской жадности въ наживѣ. О, еслибъ она знала!.. Теперь она готова иначе смотрѣть на презрѣнный металлъ. Она почти готова преклониться передъ его могучей властью. Окидывая взоромъ все пространство луговъ, рощи и замка, она чувствовала гордость и пріятное сознаніе, что все вокругъ будетъ ей принадлежать;-- что эти историческія башни, эти старые сады будутъ ея достояніемъ. Съ ума сошелъ Сесиль, что женился на ней! Неужели всѣ мужчины -- безумцы, теряющіе голову, какъ только влюбятся въ женщину,-- или онъ, подобно ей самой, просто имѣлъ лишь смутное представленіе о цѣнѣ богатства. Ему слишкомъ легко досталось это роскошное имѣніе; а его личныя потребности, въ сущности, были невелики, и потому, весьма естественно, онъ никогда ни въ чемъ не зналъ нужды...
   Ли вернулась въ замокъ и, подходя къ нему, издали, услыхала голоса. Она тревожно оглянулась и поспѣшила свернуть на опушку лѣса, чтобы не встрѣчаться съ ними. Они вѣдь были для нея "чужіе".
   Вернувшись въ башню, она тотчасъ же принялась писать къ Рандольфу, и прямо, безъ обиняковъ сказала ему все какъ было. Рандольфъ любилъ ее; но она все-таки предпочла говорить ему правду, потому что ей не съ кѣмъ было больше подѣлиться, а она съ дѣтскихъ лѣтъ привыкла заставлять его повиноваться ея волѣ.
   

XIX.

   Прошло еще двѣ недѣли, и Ли съ гордостью любовалась на свой новый, прелестный будуаръ. Большая комната внизу, подъ башней, которую мужъ предлагалъ ей взять себѣ, по ея приказанію, была очищена отъ хлама, и Ли, не стѣсняясь, воспользовалась предложеніемъ лэди Барнстэплъ взять для ея украшенія все, что угодно.
   Молодая женщина любила все прекрасное и, благодаря тому, что съ дѣтства ее окружало множество дѣйствительно прекрасныхъ вещей, знала имъ цѣну и умѣла каждой изъ нихъ придать самую выгодную обстановку. Теперь старая комната потонула въ персидскихъ коврахъ, раскинутыхъ на полу и на стѣнахъ, и была тѣсно уставлена персидскими диванами и табуретами. Деревенскій плотникъ, подъ ея руководствомъ, соорудилъ глубокій диванъ, огибавшій всю комнату, но его грубая отдѣлка исчезла совершенно подъ множествомъ изящнѣйшихъ персидскихъ тряпокъ и подушекъ, самыхъ пестрыхъ и разнообразныхъ рисунковъ. Было тутъ нѣсколько образцовъ мебели, принадлежавшихъ издавна роду Маундреловъ и увѣнчанныхъ ихъ гербомъ. Въ двухъ оконныхъ нишахъ лежали подушки, а въ другихъ стояли классическія бронзовыя и мраморныя статуи; но самое почетное украшеніе башенной комнаты состояло изъ письменнаго стола, нѣкогда принадлежавшаго королю Карлу ІІ-му. Въ общемъ, все убранство комнаты, даже бездѣлушки, красовавшіяся на верхушкѣ книжнаго шкапа,-- и тѣ были выбраны съ толкомъ и съ большимъ вкусомъ. Ли имѣла полное право гордиться своимъ умѣньемъ. Оглядѣвшись въ своихъ владѣніяхъ, она усѣлась поджидать своего свекра, который по неволѣ остался дома, такъ какъ свихнулъ себѣ руку, и невѣстка пригласила его къ себѣ въ гости. Войдя, онъ не успѣлъ поздороваться, какъ принялся продолжительно хихикать.
   -- Чему вы такъ смѣетесь?-- спросила Ли довольно сухо:-- развѣ не прелесть эта комната?
   -- О, восхитительна! Она, пожалуй,-- самая красивая изъ всѣхъ нашихъ комнатъ. Поздравляю;-- у васъ прекрасный вкусъ, да вы и сами -- прелесть!
   Ли никогда не думала, что будетъ въ состояніи понимать настроенія своего свекра, и, признаться сказать, чувствовала очень небольшое желаніе въ нихъ разбираться; она просто пригласила его сѣсть въ самое покойное кресло, положила ему подъ локоть подушку и сѣла напротивъ него, выражая лицомъ и всей своей фигурой полное удовольствіе, что видитъ его у себя.
   Онъ нравился ей настолько больше его жены Эмми, что порою Ли допускала возможность полюбить его. Онъ всегда былъ съ нею ласковъ и любезенъ, а свекровь уже дважды подарила ее своими капризами, и, встрѣчаясь въ корридорѣ, иногда ее не замѣчала.
   -- Такъ и быть, я вамъ признаюсь,-- началъ Барнстэплъ:-- если Эмми случится увидѣть, какъ вы преобразили это помѣщеніе, она способна задать здѣсь такого шуму, что чертямъ станетъ тошно; а вамъ она прикажетъ возвратить эти вещи на прежнее мѣсто. Смотрите же, будьте на-сторожѣ и ожидайте нападенія во всеоружіи, чтобы каждую минуту ей отвѣтить, что это я вамъ подарилъ; онѣ вѣдь -- моя собственность.
   -- Хорошо. Я ихъ и не отдамъ. Благодарю васъ. Хотите закурить? Я вамъ помогу.
   -- Честное слово, ваша комната будетъ самая уютная во всемъ домѣ, -- настоящее убѣжище! Ну, какъ же мы вамъ понравились? Какого вы о насъ мнѣнія? Вы очень интересное дитя, и мнѣ хотѣлось бы слышать ваши впечатлѣнія.
   -- Да я и въ самомъ дѣлѣ чувствую себя, какъ будто вдругъ превратилась въ ребенка съ тѣхъ поръ, какъ поселилась здѣсь,-- чуть-чуть надувъ губки, согласилась Ли.-- Проведя двѣ зимы въ Санъ-Франциско и одну въ восточныхъ штатахъ, я была уже увѣрена, что сдѣлалась вполнѣ свѣтской женщиной.
   -- О, мы люди заносчивые, чопорные! Но вы, пожалуй, попали къ намъ какъ разъ во-время. Скажите же: нравимся мы вамъ?
   -- Да, мнѣ кажется! Женщины очень мило ко мнѣ относятся, хотя я не все понимаю изъ того, что онѣ говорятъ, и вообще онѣ совсѣмъ другія, чѣмъ было мое идеальное представленіе о нихъ. Я никогда не могу быть вполнѣ увѣрена, соблаговолятъ ли онѣ заговорить со мною, когда мы встрѣтимся снова. Впрочемъ, я все-таки не вижу причины непремѣнно силиться имъ подражать, какъ напримѣръ, это дѣлаетъ Эмми.
   -- Да; нѣкоторыя изъ вашихъ соотечественницъ -- прекрасныя подражательницы, но онѣ перестали забавлять принца Уэльскаго. А Эмми -- просто дура!
   -- Мужчины у васъ имѣютъ такой побѣдоносный видъ, какъ будто бы они и въ самомъ дѣлѣ обладаютъ способностью прельщать; а говорить они не могутъ ни о чемъ, какъ только о лошадяхъ и куропаткахъ. На-дняхъ сосѣдъ мой за обѣдомъ не проронилъ ни слова съ той минуты, какъ сѣлъ со мною рядомъ, и до самаго конца обѣда, когда мы стали расходиться.
   -- Вообще наши мужчины совсѣмъ не интересны въ охотничій сезонъ, но, моя прелесть, не для того же сдѣланы мужчины, чтобы забавлять васъ, женщинъ.
   -- Да, съ вашей точки зрѣнія, конечно.
   -- Неужели вы ожидаете, что вашъ Сесиль будетъ все время думать только, какъ бы васъ чѣмъ-нибудь позабавить?
   -- Сесиль провелъ со мной цѣлыхъ три дня наединѣ; мы съ нимъ бродили по окрестностямъ и веселились такъ, какъ никогда. Онъ способенъ хоть кого позабавить, если онъ не думаетъ ни о чемъ тревожномъ.
   -- Въ такомъ періодѣ, въ какомъ находится онъ въ настоящую минуту, а именно, въ порывѣ страсти, я не считаю возможнымъ судить о настоящемъ характерѣ мужчины. Сесиль влюбленъ; и я вамъ отъ души желаю, чтобы это состояніе длилось у него какъ можно дольше. Но или я ошибаюсь, или вамъ все-таки придется съ теченіемъ времени убѣдиться, что чѣмъ вы дольше будете съ нимъ знакомы, тѣмъ меньше будете въ немъ замѣчать наклонности шутить и веселиться. Свойство великихъ людей -- наводить скуку на другихъ. Англичане -- народъ величайшій въ мірѣ, но въ ущербъ своей личной веселости; помните же,-- я не говорю, что они грубы, это совсѣмъ другое свойство,-- они просто скучны, и, наоборотъ, посмотрите, какъ много блестящихъ личностей, и всѣ они родомъ англичане, но они не знамениты съ точки зрѣнія англичанъ. Читайте "Times", и вы поймете, что я хотѣлъ сказать.
   -- А какъ вамъ кажется,-- есть у Сесиля задатки сдѣлаться великимъ человѣкомъ?-- перебила его Ли.
   -- Иной разъ я самъ такъ думалъ; по нашимъ временамъ, у него очень развитой и свѣтлый умъ; мнѣ даже кажется, что онъ честолюбивъ. А вы что скажете?
   -- Я еще не могу ничего сказать опредѣленно; но думаю, что онъ самъ затруднился бы отвѣтить. Впрочемъ, ничего,-- онъ въ этомъ разберется, какъ только направится по теченію; надѣюсь, что онъ окажется честолюбивымъ.
   -- О, съ честолюбіемъ нельзя шутить; это -- страшный для васъ соперникъ.
   -- Ну, а я не боюсь его; хотя, впрочемъ, затруднилась бы объяснить вамъ -- почему.
   -- А попробуйте!
   Лордъ Барнстэплъ могъ быть очень обворожительнымъ -- стоило ему только захотѣть; онъ сбросилъ съ себя всякую принужденность и напускную грубую холодность. Лицо его приняло выраженіе глубокаго и даже почти нѣжнаго любопытства. Для него Сесиль былъ единственнымъ существомъ въ мірѣ, которое онъ искренно любилъ, и теперь, очутившись наединѣ съ его молодой женою, отецъ хотѣлъ разъ навсегда убѣдиться по собственному впечатлѣнію, насколько она могла сдѣлать его сына счастливымъ.
   Ли вообще очень легко поддавалась добродушію и теплому участію, а тѣмъ болѣе такому, какое она встрѣтила теперь впервые по пріѣздѣ въ Англію.
   -- Я вообще не склоненъ къ сентиментамъ,-- продолжалъ лордъ Барнстэплъ;-- но я люблю Сесиля, а послѣ него -- я хочу, чтобы вы на меня всегда смотрѣли какъ на перваго друга вашего въ Англіи.
   Немедленной наградой были горячія объятія и поцѣлуи въ обѣ щеки. Онъ разсмѣялся, но почувствовалъ, что его расположеніе къ американцамъ возростаетъ.
   -- Но скажите же: къ чему вамъ вдругъ понадобилось, чтобы Сесиль былъ честолюбивъ? Вамъ хочется имѣть свой собственный политическій салонъ?
   -- Я и отъ этого не прочь; но, все-таки, это не то; чѣмъ больше будетъ требовать Сесиль отъ жизни, тѣмъ больше онъ будетъ нуждаться въ совѣтахъ и поддержкѣ;-- вѣдь даже наибольшимъ удачникамъ приходится переживать не мало разочарованій. Отличительное свойство Сесиля -- страшная стойкость и на-ряду съ нею -- способность хвататься за самыя разнообразныя стремленія. Мнѣ хочется, чтобы онъ былъ извѣстенъ.
   -- Для ребенка вы передумали не мало.
   -- Но я вовсе не ребенокъ! Я лѣтъ пять подъ-рядъ, еще въ дѣтствѣ, думала всегда за свою маму и няньчилась съ нею; съ тѣхъ поръ я привыкла, чтобы меня считали тоже за человѣка, а не за предметъ, который даетъ возможность англичанину по необходимости быть добродѣтельнымъ семьяниномъ. Я сама вела свои дѣла; я прочитала на своемъ вѣку больше книгъ, чѣмъ любой изъ вашихъ гостей. Я привыкла, чтобы за мною ухаживала тьма мужчинъ, и передумала я много, это правда, и все о немъ же, о Сесилѣ.
   Въ другое время лордъ Барнстэплъ вѣрно отвѣтилъ бы улыбкою, но въ эту минуту онъ позабылъ обо всемъ и только слушалъ.
   -- Да вы и въ самомъ дѣлѣ рождены воспламенять!-- любезно отозвался онъ.-- Я удивленъ и, вмѣстѣ съ тѣмъ, польщенъ вашими словами; но скажите мнѣ, что же вы надумали про моего Сесиля?
   -- Я много лѣтъ, много дней и ночей о немъ мечтала, и онъ являлся мнѣ чѣмъ-то вродѣ Байрона и Марміона, Дэдлея, Роберта Лаунселота и вообще героевъ Уйды изъ ея первыхъ романовъ. Воображеніе мое, понятно, нѣсколько поблекло послѣ того, какъ я стала выѣзжать и узнала свѣтъ поближе; но все-таки, когда Сесиль вернулся, онъ оказался вовсе не такимъ, какимъ въ мечтахъ своихъ я его представляла. Впрочемъ, онъ мнѣ казался искреннимъ, простымъ, и я бы не желала, чтобы онъ измѣнился. Мнѣ сразу показалось, что онъ какъ будто созданъ для меня, и мнѣ даже ни на минуту не пришлось заботиться о томъ, чтобы къ нему привыкнуть.
   -- Да-а?!-- протянулъ лордъ Барнстэплъ, пристально глядя на нее.
   -- Онъ пробылъ со мною лишь недолго, и потомъ -- трое сутокъ я его не видала. За эти дни и ночи, я думала усерднѣе и больше, чѣмъ за всю жизнь, а послѣ -- онъ опять меня оставилъ,-- и на кого же промѣнялъ? На чернаго медвѣдя! Онъ пробылъ двѣ недѣли далеко отъ меня, и за это время я вполнѣ успѣла выяснить себѣ одно: что я страстно влюблена въ него, и что все счастіе нашей жизни сосредоточено въ моихъ рукахъ. Съ обычной своей откровенностью, Сесиль мнѣ объявилъ, что мнѣ придется къ нему приспособляться, а не наоборотъ. Я даже твердо увѣрена, что ему и въ умъ не приходило, что такое отношеніе ко мнѣ полно эгоизма. Онъ всегда смотрѣлъ прямо въ лицо каждому факту и потому констатировалъ его совершенно просто. Такимъ образомъ, вся отвѣтственность падаетъ на меня.
   -- Отвѣтственность не легкая!
   -- Тѣмъ болѣе, что я родилась въ Калифорніи, а въ насъ, калифорнійцахъ, вдвое больше индивидуальности и личныхъ особенностей, чѣмъ въ американцахъ Соединенныхъ-Штатовъ. Мы даже готовы вспылить, если насъ назовутъ по-просту "американцами",-- мы, понятно, гордимся своимъ происхожденіемъ, и тѣ изъ насъ, которые родились на Югѣ, все-таки съ ногъ до головы -- калифорнійцы.
   -- Эти интересныя сравненія въ настоящую минуту слишкомъ для меня непонятны; пожалуйста, не откажите мнѣ ихъ пояснить.
   -- Полноте, не смѣйтесь надо мной! Прежде и Сесиль смѣялся; но теперь онъ вполнѣ понимаетъ, что Калифорнія и Соединенные-Штаты, это -- нѣчто различное; т.-е., я хочу сказать, что намъ гораздо труднѣе, чѣмъ чистокровнымъ англичанкамъ, приноровляться къ другимъ людямъ и къ другой обстановкѣ. Сравнительно съ англичанками мы находимся еще въ состояніи броженія, а онѣ вполнѣ консервативнаго склада,-- между тѣмъ это фактъ: мы, дѣйствительно, очень индивидуальны, и сверхъ того, мы сами это сознаемъ вполнѣ.
   -- Такъ что вы не считаете возможнымъ примѣняться къ кому-нибудь?-- спросилъ лордъ Барнстэплъ.
   -- Сначала меня раздражало, и мнѣ было досадно, что я больше не стою на пьедесталѣ, какъ это сложилось у меня съ моего дѣтства, а съ мужчинами я просто-на-просто тиранъ; вы даже вообразить себѣ не можете, до чего я умѣла ихъ терзать. Но теперь,-- вдругъ вырвалось у нея неудержимо,-- я слишкомъ влюблена и не забочусь о томъ, чтобы сохранить свою индивидуальность; ничто въ мірѣ мнѣ больше не дорого;-- только бы удалось быть счастливой. Понятно, выходя замужъ, я приняла твердое рѣшеніе перехитрить и подчинить себѣ Сесиля; теперь я во что бы то ни стало рѣшила быть счастливой, рѣшила, что нашъ бракъ долженъ быть удачнымъ; я была всегда настолько счастлива, что мнѣ все хочется еще и еще счастья, -- я для него только и живу. Свою гордость, свое тщеславіе я схоронила въ лѣсахъ Калифорніи. Странное дѣло, -- но, мнѣ кажется, единственно, что нужно человѣку -- это: быть счастливымъ, и какъ разъ это и есть то единственное, чего ему никогда не хватаетъ. Я думаю, что люди, просто, неспособны сосредоточить на немъ свои усилія; они его желаютъ, они къ нему стремятся, и сами же рвутъ его на части. Я хочу сосредоточить на немъ все свое вниманіе и жить только для того, чтобы его достигнутъ. Понятно, что тогда и Сесиль, вмѣстѣ со мною, будетъ счастливъ. Я просто отброшу въ сторону всякія мысли о томъ, чего бы я отъ него желала, и постараюсь вполнѣ пользоваться тѣмъ, что онъ мнѣ можетъ дать. Вы знаете, что природа ничего для него не пожалѣла.
   Лордъ Барнстэплъ затаилъ дыханіе; его любопытство было самаго чадолюбиваго характера, и его все-таки поразило, до чего глубоки были страсть и здравый умъ молодой женщины. Водворилось молчаніе, которое встревожило Ли, и она невольно подумала, что, пожалуй, слишкомъ злоупотребила его любопытствомъ.
   -- Еслибъ я былъ моложе, я бы наговорилъ вамъ массу любезностей, -- началъ онъ обычнымъ дѣловымъ тономъ: -- и прежде всего сказалъ бы вамъ нѣчто такое, что, по всей вѣроятности, частенько повторяетъ вамъ Сесиль: что вы -- такая женщина, за которую мужчина съ радостью готовъ бы умереть. Я уже давно не молодъ, но я все это признаю и понимаю,-- онъ какъ будто запнулся:-- моя жена была такая же, какъ вы. Хотите, я вамъ дамъ серьезный, дѣльный совѣтъ? Если вы согласитесь послѣдовать ему, я твердо убѣжденъ, что въ связи съ тѣми данными, которыми надѣлила васъ природа, и съ твердымъ желаніемъ достигнуть цѣли -- вы вполнѣ обезпечите себѣ успѣхъ. Принимайте участіе въ каждомъ развлеченіи, въ каждомъ стремленіи вашего мужа. Перваго октября уѣдутъ отсюда всѣ наши гости, и вмѣстѣ съ ними -- моя жена Эмми. Мы съ вами останемся втроемъ на охотничій сезонъ, и до будущаго августа сюда къ намъ не заглянетъ ни одна женщина, кромѣ васъ. Въ это время мы, по обыкновенію, поѣдемъ въ Варвикширъ къ моему зятю. Учитесь стрѣлять; ходите съ мужемъ на охоту; ѣздите верхомъ, и постарайтесь полюбить это дѣло,-- Сесиль говоритъ, что вы искусная наѣздница,-- вы мигомъ научитесь охотиться съ борзыми, а онъ самъ больше всего любитъ этого рода охоту. Въ декабрѣ мы опять вернемся сюда, а въ февралѣ уже начинаются выборы, и Сесиль долженъ быть готовъ каждую минуту занять мѣсто по выборамъ. Вообще говоря, почему-то всѣ считаютъ, что Сесиль долженъ занять въ парламентѣ мѣсто старика Сандерсона; но ему придется, кромѣ того, и самостоятельно работать. Онъ долженъ будетъ говорить рѣчи, открывать читальни и библіотеки, потому что либеральное движеніе все возростаетъ. Сесиль долженъ вообще дѣлать все для того, чтобы его знали, любили и чувствовали къ нему полное довѣріе. Ему придется очень много работать, и онъ выполнитъ всю эту работу, потому что никогда ничего не дѣлаетъ наполовину. Вамъ придется бывать съ нимъ вездѣ и посѣщать деревенскій людъ; вы можете быть для Сесиля большой поддержкой: простолюдинъ вѣдь любитъ, чтобы красота и знатность шли рука-объ-руку; если же распространится слухъ, что вы присутствуете въ засѣданіи, когда онъ держитъ рѣчь,-- онъ можетъ быть увѣренъ, что слушателей соберется вдвое больше. Ему придется читать лекцію или показывать волшебный фонарь въ какой-нибудь сельской школѣ; отъ насъ даже ожидаютъ подобныхъ услугъ, потому что семь или восемь деревень на границахъ нашего помѣстья когда-то, дѣйствительно, намъ принадлежали. Въ свое время, и я былъ у нихъ пророкомъ и представителемъ; мнѣ тяжело хотя бы думать объ этомъ, но для васъ и для Сесиля это будетъ даже забавно. И вотъ еще что: работайте вмѣстѣ съ нимъ, защищайте его дѣло вмѣстѣ съ нимъ,-- это, конечно, будетъ для васъ неинтересно, даже тяжело...
   -- Нѣтъ, нисколько! Я уже теперь интересуюсь политикой Англіи.
   -- Это будетъ своего рода походъ въ страну уставовъ, правилъ, рѣчей, годовыхъ отчетовъ и всевозможныхъ мечтаній по великому вопросу вѣковѣчнаго вопроса о взаимныхъ правахъ землевладѣльца и арендатора. Если у васъ хватитъ ума и выдержки этого добиться (а я думаю, что хватитъ!), вы добьетесь того, что сдѣлаетесь ему еще ближе, чѣмъ въ какомъ бы то ни было другомъ отношеніи. Сначала ему будетъ льстить ваше усердіе; ему понравится ваше будущее сотоварищество и сотрудничество; позднѣе же,-- когда вы обратитесь въ его второе я,-- онъ уже не будетъ въ состояніи обойтись безъ васъ, какъ, напримѣръ, безъ своихъ рукъ и безъ ногъ; конечно, рискованно говорить женщинѣ что-либо подобное, но право же, для того, чтобы жить хорошо и дружно съ англичаниномъ, вамъ надо непремѣнно сдѣлаться для него второй привычкой и научиться чувствовать себя счастливой именно потому, что вы -- его второе я. На это дѣло англичанки (по традиціи) -- женщины образцовыя; если англичанка умна, она непремѣнно свернетъ въ сторону, но это потому, что въ нихъ страсти не хватаетъ... Посмотримъ, что-то изъ васъ выйдетъ? Я думаю, все будетъ прекрасно?.. А вотъ, слава Богу, наконецъ-то мы напьемся чаю! Отроду я не говорилъ такъ много,-- у меня въ горлѣ пересохло.
   Они преуютно расположились пить чай въ полутемной, но красивой комнатѣ, и Ли, какъ женщина тактичная, сама больше не поддерживала этого разговора и приложила всѣ старанія къ почти неудобоисполнимой задачѣ -- занять лорда Барнстэпла. Однако, это удалось ей настолько успѣшно, что онъ даже оставилъ свое обычное хихиканье и отъ души смѣялся по меньшей мѣрѣ разъ пять, шесть.
   -- Я предчувствую, что вы, Сесиль и я, будемъ друзьями и товарищами. Понятно, въ Лондонѣ мнѣ не придется видѣться съ вами такъ часто, у васъ съ мужемъ будетъ свой особый домъ, а мнѣ вѣдь полагается жить подъ одной кровлей съ Эмми -- для соблюденія приличій; но здѣсь мы можемъ жить, какъ настоящая дружная семья. Въ этомъ году мы здѣсь пробудемъ до апрѣля; потомъ переберемся въ Лондонъ, съ января. Вы ожидаете, конечно, что будете первой красавицей сезона?-- Каковъ вопросъ!
   -- Понятно, я сама хочу, чтобы мною восхищались! Мало того: я не намѣрена подавать поводъ мужу позабыть, что мною могутъ восхищаться, если я захочу. Но въ охотничьемъ костюмѣ я вѣроятно буду безобразна!;
   -- А я увѣренъ, что вы будете прелестны! Впрочемъ, не думайте, что я хочу сказать вамъ грубость (Сесиль, все равно, не замѣтить, дѣйствительно ли вы прелестны, или нѣтъ), но это и не важно; вы можете зато явиться во всеоружіи своей красоты къ обѣду.
   Глаза молодой женщины сверкнули.
   -- Мнѣ, все-таки, чрезвычайно пріятно ощущеніе всего новаго,-- сказала она,-- и я хочу попасть въ самый разгаръ сезона. Можетъ быть, эта новизна и не похожа на мои давнія мечты, но она блестяща; а развѣ это -- не одно и то же? Я страстно люблю дѣлать что-нибудь новое.
   Разговоръ свернулъ опять на другое; но, уходя отъ невѣстки, полчаса спустя, онъ обернулся на порогѣ и проговорилъ:
   -- Сесиль совершенно вами очарованъ; смотрите же,-- сохраните ваше обаяніе въ его глазахъ.
   -- Ни сама ничего другого не желаю,-- отозвалась Ли, и ея глаза, какъ всегда, отразили до самой глубины всю ея мысль.
   

XX.

   Ли сидѣла одна, углубившись въ чтеніе письма отъ м-съ Монгомери. На нѣсколькихъ страницахъ шли сѣтованія о разлукѣ съ ея любимымъ дѣтищемъ, затѣмъ нѣсколько страницъ добрыхъ совѣтовъ и, наконецъ, въ заключеніе -- новости:
   "Вотъ и еще ребенка пришлось мнѣ лишиться, по крайней мѣрѣ, на-годъ. Я къ нему въ Европу собираюсь, когда туда вернется Тини; тогда, конечно, онъ вмѣстѣ съ нами пріѣдетъ въ Англію. Но онъ уже успѣлъ убѣдить меня поселиться въ Европѣ и только наѣздами бывать въ Калифорніи. Конечно, дорогая, ты понимаешь, что этотъ онъ -- не кто иной, какъ Рандольфъ. Онъ до сихъ поръ спорилъ со мною, что непремѣнно продастъ свою долю въ копяхъ, но, наконецъ, со мною согласился. У нихъ образовалось товарищество изъ самыхъ надежныхъ людей: м-ра Джири, Треннагана, Браннана и другихъ такихъ же неподкупныхъ. Теперь эти копи перешли въ ихъ собственность, и Рандольфъ говоритъ, что одной его долѣ въ нихъ теперь цѣна -- пять милліоновъ долларовъ, по меньшей мѣрѣ! Какъ только все это опредѣлилось, онъ объявилъ, что ему нечего сидѣть въ Америкѣ; всѣ дѣла и деньги ему надоѣли; ему хочется пожить немного для себя: немного поработать, почитать. Конечно, у меня есть утѣшеніе: это -- мужъ Тини, и я его люблю, какъ родного сына. Арчэръ -- прекрасный человѣкъ, но онъ все-таки не то, что Рандольфъ; и даже Тини не можетъ сказать, что онъ --интересный собесѣдникъ. Когда я говорю ему, что меня что-нибудь тревожитъ, онъ лишь протянетъ:-- а-а!-- и больше ничего. Но вотъ чему я рада безконечно. Мнѣ всегда было противно копить деньги (они вѣдь для того и существуютъ, чтобъ ихъ тратить, не считая!), и тяжело мнѣ было видѣть, что Рандольфъ до сихъ поръ былъ непохожъ на своихъ предковъ и уже нисколько не похожъ на своего отца, когда тотъ былъ молодъ. На женщину одинъ годъ въ Европѣ вліяетъ превосходно, но для мужчины надобно пробыть тамъ дольше, чтобъ его пребываніе не прошло безслѣдно; если же онъ и останется тамъ дольше, то въ концѣ концовъ будетъ такимъ же, какъ м-ръ Треннаганъ. Я увѣрена, что это именно придастъ Рандольфу все то, чего у него не хватаетъ..."
   Ли выронила письмо изъ рукъ. Ее огорчило предположеніе, что Рандольфъ можетъ бросить мысль о своей первой и дѣйствительно праздничной поѣздкѣ ради того, чтобы заботиться о ея дѣлахъ, и въ Англію попадетъ не ранѣе, какъ черезъ годъ. На нѣсколько минутъ ею овладѣло нервное возбужденіе, а затѣмъ наступила реакція: она была встревожена, подавлена; но вдругъ ей вспомнилось ея твердое рѣшеніе никогда не безпокоиться о томъ, чего измѣнить нельзя, и мысли ея вернулись опять къ Рандольфу. Конечно, онъ очень измѣнился, и еще больше измѣнится къ тому времени, какъ они свидятся. Въ ней пробудилось чувство любопытства, котораго прежде она за собою не замѣчала; и она даже съ особымъ оживленіемъ стала поджидать его пріѣзда.
   Но вотъ еще письмо,-- отъ Корали:
   "Я тоже замужъ выхожу (писала миссъ Браннанъ) -- за Нэда Джири. Я привыкла думать, что влюблена въ Рандольфа. Помнишь? Но, право же, никакія чувства не могутъ развиваться на почвѣ безстрастной дружбы; такъ я и рѣшила перенести свои чувства на непостояннаго, вѣтреннаго Нэда. Я не думаю, чтобы Рандольфъ когда-нибудь женился. Я легкомысленна, Нэдъ также; мы съ нимъ -- все равно, что сѣверо-американскій воздухъ и калифорнскій клёретъ. Но Рандольфъ -- такого рода человѣкъ, что слишкомъ принимаетъ къ сердцу всякій пустякъ. Онъ позеленѣлъ и исхудалъ, и долго-долго еще не расцвѣтетъ. Впрочемъ, ему въ утѣшеніе остаются милліоны, такъ что, я думаю, онъ все-таки съумѣетъ исцѣлиться"...
   Ли почувствовала легкую досаду на то, что Джири слишкомъ быстро утѣшился, и улыбнулась увѣреніямъ Корали, что Рандольфъ "неизмѣнно ее любитъ".
   Какъ ни легкомысленна была Ли въ нѣкоторомъ отношеніи, но за что бы она ни принялась, она все дѣлала основательно и предавалась своему дѣлу всецѣло. Наибольшую часть своей жизни она стремилась добиться, чтобы Сесиль ей принадлежалъ, и, наконецъ, добилась.
   Чтобы чувствовать себя вполнѣ счастливой, чтобы дать ему полное счастье, она прилагала теперь всѣ силы, всѣ свои мечты и чувства. Сесиль не имѣлъ намѣренія бросать свои любимыя занятія; послѣ того, какъ гости оставили "Аббатство", она ежедневно сопровождала его всюду: въ поле, на конюшню а на скотный дворъ; она старалась научиться стрѣлять; у нея была твердая рука и мѣткій глазъ -- такъ что вскорѣ она почти безъ промаха стала попадать въ цѣль. Правда, гуляя съ мужемъ по топкому болоту или по зеленой лужайкѣ, Ли никогда не чувствовала себя въ полной безопасности, забывая, что она далеко заѣхала отъ своей родины, гдѣ каждую минуту можно опасаться обвала или землетрясенія; но, въ общемъ, она была въ восторгѣ отъ своей новой жизни. Охота нравилась ей, какъ развлеченіе, и вскорѣ начала даже доставлять настоящее удовольствіе; въ сѣдлѣ она сидѣла твердо, посадка ея была самая красивая. Тотъ мѣсяцъ, который она прогостила съ мужемъ у его дяди, принесъ не мало утомленія, но и не мало веселья. Эмми, тоже, заѣхала туда на нѣсколько дней, а лэди Джиффордъ -- на цѣлыхъ двѣ недѣли, и очень много времени проводила въ обществѣ Ли. Когда молодые вернулись въ "Аббатство", охотиться пришлось уже немного.
   Ли съ удовольствіемъ замѣтила, что она способна раздѣлять интересъ мужа къ движеніямъ политическихъ партій. За это время, Сесиль нерѣдко говорилъ рѣчи и, по мѣрѣ того, какъ шумъ народнаго движенія все разростался и захватывалъ его, онъ самъ увлекался, и рѣчи его звучали горячѣе, убѣжденнѣе. Онъ не сомнѣвался, что будетъ выбранъ; но его раздражало сознаніе, что партію это могутъ побить противники. Тутъ только жена убѣдилась, что Сесиль сохранилъ свое прежнее стремленіе искать въ близкихъ сочувствія и поддержки. Ея будуаръ и уединенныя мѣста болотныхъ луговинъ были свидѣтелями ихъ горячихъ споровъ и бесѣдъ. Мужу ни разу не пришлось замѣтить, чтобы Ли тяготилась трудностями и тревогами политическихъ движеній, которыя всю зиму поглощали его время и труды. Не замѣчалъ также ничего подобнаго ея свекоръ, который больше не вступалъ съ нею въ интимныя бесѣды; зато сама Ли чувствовала съ каждымъ днемъ, какъ сливается ея жизнь съ жизнью мужа.
   Ей отрадно было чувствовать, что она ему полезна, и сознавать свою власть надъ нимъ.-- власть глубокаго, искренняго чувства.
   Въ одинъ ненастный, бурный день Сесиль объявилъ женѣ, что намѣренъ приступить къ серьезнымъ, систематическимъ занятіямъ, и былъ пріятно удивленъ приглашеніемъ жены перенести свои книги и фоліанты въ ея будуаръ.
   -- Мнѣ надоѣли романы,-- говорила она,-- и нѣтъ у меня другого дѣла. Скажи, не очень тебѣ будетъ трудно объяснять мнѣ то, чего я не пойму?
   -- Но ты сама увѣрена ли, что тебѣ это не надоѣстъ?-- спросилъ Сесиль, и на лицѣ его такимъ же огнемъ загорѣлись ясные, восторженные глаза, какъ въ былое время, когда она предложила ему "искать приключеній".
   -- Еще бы! я буду страшно радъ.
   -- А мнѣ, повѣрь, гораздо больше надоѣстъ одной бродить по саду или сидѣть, палецъ о палецъ не ударя. Мнѣ кажется, я въ состояніи понять, въ чемъ дѣло: вотъ уже три мѣсяца, какъ ежедневно по утрамъ я изучаю "Times", и чувствую, что на все способна!
   -- Конечно, ты можешь понять все, что угодно!-- подтвердилъ Сесиль, который не замѣтилъ юмористической подкладки ея послѣднихъ словъ.-- А мнѣ, пожалуй, будетъ вдвое легче заниматься, если я буду знать, что кто-нибудь слушаетъ меня и что есть съ кѣмъ подѣлиться каждою мыслью.
   Такъ провели они всю зиму и только по два часа въ день гуляли вмѣстѣ. Ли тоже увлекалась политическимъ движеніемъ; она чувствовала, что все глубже захватываетъ ее судьба партія, къ которой принадлежитъ Сесиль, я ничуть не смущалась, что горы книгъ и газетъ, тетрадей и бумагъ все возростаютъ и грозятъ заполонить весь ея прелестный, оригинальный будуаръ.
   Глубокое наслажденіе доставляло ей сознаніе, что она кое-чему учится; а какая наука сравнится съ современной исторіей?
   Первое время, Ли было какъ-то жутко сознавать, что она является въ глазахъ мужа вовсе не такимъ скопищемъ всѣхъ совершенствъ, какимъ она до сихъ поръ себя воображала; но у нея съ дѣтства вкоренилась привычка смотрѣть прямо въ лицо каждому факту и не бояться разобраться въ немъ. Такъ она сдѣлала и въ этотъ разъ. Результатъ рѣшительно успокоилъ ее; теперь она понимала мужчинъ; она знала, что Сесиль полностью наслаждается своимъ сознаніемъ мужского превосходства надъ нею, какъ надъ другомъ и товарищемъ, которымъ онъ всегда восхищался и гордился. Придетъ очередь другого, еще болѣе прочнаго чувства,-- очередь духовной связи, которая между ними крѣпла съ каждымъ днемъ.
   Она была далека отъ стремленія пускать ему пыль въ глаза и казаться болѣе блестящей, чѣмъ на самомъ дѣлѣ; вполнѣ искренно признавалась она въ своемъ незнаніи, если чего дѣйствительно не знала, и Сесиль не былъ бы мужчиной, еслибы ему не льстили горячіе порывы восхищенія, которые у нея проявлялись.
   -- Право, я не знаю, какъ я ухитрюсь потерять всякую смѣлость и надежду на успѣхъ?-- сказалъ онъ какъ-то разъ, поддавшись юмористическому настроенію, подъ вліяніемъ восторженныхъ, прекрасныхъ глазъ, которые смотрѣли на него открыто: -- Если я даже осрамлюсь, какъ послѣдній оселъ, ты, кажется, съумѣешь и тогда убѣдить меня, что я -- слишкомъ крупная величина для того, чтобы меня понимали такіе презрѣнные люди, какъ мои земляки.
   -- Благодарю покорно! Но и я вѣдь не глупая гусыня, да и ты никогда осломъ не будешь,-- значитъ, не о чемъ и говорить. Понятно, ты будешь виднымъ человѣкомъ!
   -- Какъ бы хотѣлось мнѣ этому вѣрить!
   -- Да это вполнѣ ясно для кого угодно. Единственно, чего тебѣ не хватаетъ, это честолюбія,-- но я вижу, что и оно уже возростаетъ. Если даже твоя партія и рухнетъ,-- ты устоишь и съ новыми силами пойдешь на новое дѣло; а только этого и нужно вашимъ старымъ тряпкамъ! Словомъ, я не вижу тебя въ будущемъ иначе, какъ важнымъ человѣкомъ.
   Съ минуту молча глядѣлъ Сесиль въ ея глаза, которые безъ словъ дополняли ея мысль; онъ горячо пожалъ руку жены и снова углубился въ работу.
   Въ апрѣлѣ они переѣхали въ городъ и заняли хорошенькій, уютный домикъ, который заблаговременно нашла и меблировала для нихъ лэди Барнстэплъ, согласно безпрестаннымъ указаніямъ; которыя получались по почтѣ изъ "Аббатства", куда она, въ свою очередь, посылала на разсмотрѣніе образцы матерій и обоевъ.
   -- Ради Бога, пусть у васъ все будетъ мило и свѣтло!-- восклицала Эмми въ своихъ письмахъ.-- Лондонъ порядочно противная, мрачная яма, и каждому пріятны свѣтлые, веселые цвѣта; а это единственно, чего недостаетъ нашему "Аббатству".
   Ли нашла, что ея гнѣздышко дѣйствительно прелестно, и несмотря на то, что Сесиль съ каждымъ днемъ становился серьезнѣе, она все-таки ухитрялась дать ему замѣтить, что и они могутъ принимать у себя. Впрочемъ, и помимо гостей, она знала, что умѣетъ всегда кстати позабавить и разсѣять своего супруга и повелителя.
   Они мало выѣзжали; хотя Ли тотчасъ же сдѣлалась всѣми признанной красавицей сезона, она не испытывала никакого стремленія поддерживать эту репутацію.
   Въ театры они ѣздили всегда вмѣстѣ съ лэди Джиффордъ и лордомъ Барнстэпломъ: Эмми не рѣшалась сидѣть рядомъ со своей невѣсткой, какъ будто изъ боязни проиграть въ глазахъ публики. Сесиль зналъ, что свиданій съ его женой ищутъ многія дамы-журналистки, и что фотографамъ хотѣлось бы имѣть ея портретъ; но въ этомъ отношеніи онъ высказалъ свое рѣшительное мнѣніе, и Ли сама была рада, что оно совпало съ ея собственнымъ. Общество горячо занялось новинкой, какую представляла изъ себя молодая, красавица-американка, но мало-по-малу она перестала, напоминать о себѣ, и ее мало-по-малу почти позабыли.
   -- Въ сущности, еслибъ я и сдѣлалась красавицей на показъ, это поставило бы мужа въ неловкое положеніе, а я скорѣе согласна потерпѣть неуспѣхъ, нежели что-либо подобное.
   -- Ахъ, полноте!-- говорилъ ей отецъ Сесиля.-- Не стоитъ говорить съ женщиной, которая влюблена. Вы всю свою юность принесете въ жертву грубому эгоисту-мужчинѣ. Вы проведете свои тридцатые годы въ сожалѣніяхъ о потерянномъ времени, а въ сороковыхъ -- будете стараться наверстать потерянное. Я люблю Сесиля, и, конечно, буду радъ, если онъ будетъ счастливъ; но онъ -- такой же эгоистъ, какъ и всѣ мужчины, а вы еще больше подогрѣваете этотъ эгоизмъ. Я не хочу сказать, что вамъ не удастся удержать его при себѣ неизмѣнно; я даже увѣренъ, что это непремѣнно вамъ удастся; да и онъ по природѣ уже такого склада человѣкъ, что скорѣе склоненъ оставаться вѣрнымъ женѣ, нежели наоборотъ. Но онъ скоро начнетъ на васъ смотрѣть какъ на вещь, для него обыкновенную, и тогда-то вы увидите, къ чему бы пригодилось для васъ общество. Богъ знаетъ, что мнѣ самому пришлось бы дѣлать, еслибы оно не спасало меня!
   Но Сесиль, повидимому, не имѣлъ даже и намѣренія смотрѣть на жену какъ на "вещь обыкновенную"; правда, отъ нея онъ бралъ все и не давалъ ей взамѣнъ ничего, кромѣ своей любви. Мысль, что у жены можетъ быть своя особая внутренняя жизнь, никогда не приходила ему въ голову; а еслибы мысль, что она создана для жизни совершенно отдѣльной отъ его собственной, и пришла кому-нибудь другому,-- онъ это счелъ бы личнымъ для себя оскорбленіемъ. Онъ былъ вполнѣ доволенъ своей молодой женой, но просилъ у нея разрѣшенія не выражать ей больше своего восторга, и она милостиво на это согласилась. Ея красота, ея любовь и страсть, держали его какъ въ очарованномъ кругу, и онъ ей былъ глубоко благодаренъ за то, что она рада была служить ему вѣрнымъ другомъ и товарищемъ. Ему казалось, что конца не будетъ его блаженству и его успѣхамъ. Ли не знала, часто ли онъ вспоминаетъ про общество; впрочемъ, повидимому, онъ нисколько объ этомъ не тревожился.
   Тѣмъ временемъ, Эмми принимала у себя, задавала роскошные пиры и сообщала своимъ гостямъ, что въ Чикаго произошелъ внезапный финансовый переворотъ, и по меньшей мѣрѣ утроилъ ея бумаги.
   Несмотря на болтовню, которою угощала лэди Джиффордъ свою новую знакомую, Ли не питала никакой склонности опять окунуться въ водоворотъ свѣтской жизни.
   До Ли дошли слухи, что у Эмми постояннымъ посѣтителемъ сдѣлался братъ пресловутой миссъ Пиксъ, и что онъ даже гордится тѣмъ, что ему удалось, наконецъ, попасть въ свѣтское общество.
   Положимъ, онъ имѣлъ видъ довольно приличный, но несомнѣнно вульгарный, и любезность свою простиралъ до послѣднихъ предѣловъ. Все дѣло портилъ его іоркширскій акцентъ. Въ сущности, его положеніе въ обществѣ было довольно сомнительнаго свойства: женщинамъ онъ нравился, а мужчины только терпѣли его; однако, онъ былъ еще настолько уменъ, чтобы не принимать приглашенія молодыхъ Барнстэпловъ побывать у нихъ въ "Аббатствѣ"; а съ тѣхъ поръ, какъ Ли переѣхала въ городъ, ей ни разу не случилось его видѣть, и она отзывалась о немъ не особенно благосклонно.
   -- Я бы просила васъ быть немного полюбезнѣе съ моими друзьями,-- рѣзко замѣтила ей Эмми, когда онѣ были одни.
   -- Развѣ мистеръ Пиксъ -- вашъ другъ?
   -- Я дружна съ его сестрой; что же касается его,-- ну, да, пожалуй, онъ мнѣ нравится, и знаете ли, что я вамъ скажу? Для меня все-таки что-нибудь да значитъ, если мнѣ мужчина оказываетъ множество маленькихъ любезностей; которыми такъ дорожатъ женщины; а главное, онъ считаетъ, что я еще довольно красива. Конечно, не будь я графиней Барнстэплъ, можетъ быть, онъ не замѣтилъ бы меня; но я стою неизмѣримо выше, чѣмъ онъ самъ, на общественной ступени, и для меня весьма важно, что я могу ослѣплять его блескомъ своего величія. Когда вы доживете до моихъ лѣтъ, вы сами все поймете.
   Ли подумала про себя, что, по всей вѣроятности, главная связь между ними -- ихъ общая вульгарность, и больше на эту тему не распространялась.
   Лордъ Барнстэплъ, который обѣдалъ въ домѣ своей жены только при гостяхъ, но частенько посѣщалъ уютный домикъ на Гринъ-Стритѣ,-- или вовсе не подозрѣвалъ о существованіи м-ра Пикса, или просто относился довольно свободно къ причудамъ своей законной половины.
   

XXI.

   Двадцать-восьмого іюня, засѣданія въ парламентѣ открылись для выборовъ. Сесиль вмѣстѣ съ женой отправился въ Іоркширъ, гдѣ молодой лордъ Маундрэлъ произнесъ множество рѣчей и старался понравиться многимъ изъ такихъ господъ, которымъ въ другое время не захотѣлъ бы подать и руки. Борьба была нелегкая и горячая, и за неимѣніемъ болѣе подходящаго выраженія, Ли говорила, что за это время ея супругъ сдѣлался "менѣе англичаниномъ, чѣмъ обыкновенно".
   Случалось иной разъ, что онъ не скрывалъ отъ нея своей тревоги и возбужденія, хотя отъ другихъ и пряталъ тщательно свое малѣйшее ощущеніе.
   Ли, въ свою очередь, играла въ этихъ маленькихъ деревушкахъ ту роль, съ которой она свыклась, глядя на подмостки или читая романы, и ни за что на свѣтѣ не могла бы отнестись къ своей задачѣ болѣе серьезно. Труднѣе всего было то, что она не понимала іоркширцевъ, а они -- ее.
   Сесиль былъ выбранъ, но его партія потерпѣла пораженіе, и онъ увѣрялъ жену, что еслибъ не она, его мрачнаго настроенія хватило бы, по крайней мѣрѣ, на цѣлый мѣсяцъ.
   Съ августа до декабря жизнь ихъ пошла приблизительно тѣмъ же порядкомъ, какъ и въ прошлый годъ: тѣ же люди (почти безъ исключенія), та же охота и прогулка въ "Аббатствѣ", тѣ же завтраки среди болотистой равнины; играли въ тотъ же "tennis" и "golf"; ѣздили кататься верхомъ или въ экипажахъ, или сидѣли себѣ спокойно въ "Аббатствѣ". Послѣ обѣда, мужчины какъ бы немного просыпались и дозволяли дамамъ позабавиться съ ними небольшимъ flirt'омъ, котораго свидѣтелями были: историческая старинная гостиная, будуары или билліардные столы. Молодые Маундрэлы обыкновенно, пускались въ обратный путь къ себѣ въ башню не раньше, какъ послѣ полуночи, проведя утомительный и пестрый день.
   Въ январѣ они на двѣ недѣли заѣхали въ Парижъ, потому что гардеробъ Ли нуждался въ освѣженіи; въ февралѣ Сесиль уже приступилъ къ своей службѣ въ парламентѣ, и они окончательно основались въ Лондонѣ, въ самое скучное и сырое время года, что, впрочемъ, не мѣшало картинамъ англійской природы очаровывать Ли своею прелестью.
   Теперь Ли часто приходилось быть одной, хотя она часто посѣщала дамскую галерею парламента и возвращалась домой вмѣстѣ съ мужемъ. Когда у молодого члена парламента было не слишкомъ много дѣла, ему все-таки удавалось вмѣстѣ съ женой покататься или пройтись до начала служебнаго дня, а вечеромъ бывать въ театрѣ. Изрѣдка они ѣздили въ гости на обѣдъ или на вечеръ; а такъ какъ Эмми въ этомъ году придумала развлекать своихъ гостей дневными концертами, то Сесиль; какъ настоящій мученикъ, долженъ былъ выносить и эту пытку. Когда случалось, что въ палатѣ происходили очень важныя пренія, Ли непремѣнно присутствовала на нихъ; а тѣ рѣчи, которыхъ она не слыхала, она изучала по газетамъ и пользовалась свѣдѣніями не только изъ одного, а даже изъ шести различныхъ источниковъ. Теперь зачастую случалось, какъ она сама себя увѣряла, что въ дѣлѣ политики она не менѣе опытна, чѣмъ любая англичанка. Ея восторженныя старанія несомнѣнно были вознаграждаемы, потому что мужъ былъ ей благодаренъ за участіе и за то наслажденіе, которое она доставляла ему, когда случалось, что на какомъ-нибудь торжественномъ обѣдѣ она умѣла своевременно вызвать на разговоръ съ политической подкладкой своего сосѣда, если онъ былъ слишкомъ молчаливъ. Одинъ добродушный, но безмолвный толстякъ -- лицо довольно извѣстное -- высказалъ ей увѣреніе, что она болѣе способна говорить о политикѣ глазами, нежели другія дамы языкомъ, какихъ бы гигантскихъ размѣровъ ни было ихъ тщеславіе и, такъ сказать, политическое развитіе.
   Лордъ Барнстэплъ разсмѣялся, когда Ли ему разсказала этотъ отзывъ.
   -- О, вамъ скоро понадобится цѣлый салонъ, въ которомъ въ видѣ украшенія будутъ фигурировать толпы правительственныхъ дѣятелей (о размѣрахъ вашего домика мы, конечно, говорить не будемъ), которые почтутъ себя счастливыми, если имъ будетъ дозволено нашептывать свои государственныя тайны въ ваши хорошенькія ушки.
   Ли покраснѣла и закинула назадъ голову движеніемъ, которое, даже съ точки зрѣнія свёкра, могло быть признано лишь обворожительнымъ.
   -- Конечно, у меня былъ бы и салонъ,-- стоило бы только захотѣть; но и этого стонанія съ меня довольно.
   -- Мнѣ грустно, что вамъ неудобно чаще выѣзжать; вы молоды, всѣ вами восхищаются, и, конечно, вы сами любите то, что на женскомъ языкѣ принято называть удовольствіемъ.
   -- Я этимъ нисколько не дорожу!-- горячо возразила она:-- я увѣрена, что цѣлый сезонъ въ Лондонѣ довелъ бы меня до смертельной скуки и утомленія,-- это вѣрно.
   -- Чортъ возьми, какъ это непріятно! Но въ самомъ дѣлѣ -- вы лучше всего на томъ мѣстѣ, какое сами выбрали себѣ. Я радъ, что вижу, какъ вы счастливы; моему Сесилю повезло!
   -- Помните,-- тогда вы дали мнѣ прекрасные совѣты.
   -- Но вы настолько умны, что додумались бы до нихъ и безъ моей помощи, -- конечно, еслибъ сочли необходимымъ составить себѣ самостоятельную, блестящую каррьеру. Еслибы вы были глупой женщиной, жадной до поклоненій и интригъ -- дѣло другое: для Сесиля это было бы ужасно; но вы хотѣли только счастья, а это -- единственное средство добиться его.
   Не долго пришлось трудиться юному лорду Маундрэлу, чтобы его способности получили достойное ихъ примѣненіе; отъ него ожидали и безъ того многаго, потому что онъ принадлежалъ къ цѣлому поколѣнію видныхъ членовъ парламента. Сверхъ того, онъ уже былъ извѣстенъ какъ образцовый спортсменъ, и потому возбуждалъ въ обществѣ интересъ, какой, конечно, могъ возбудить къ себѣ только молодой потомокъ славныхъ предковъ.
   Когда пришло время выступить съ первой рѣчью, незадолго до конца сессіи, Ли не преминула занять въ галереѣ удобное мѣсто и подъ ледяной невозмутимостью скрыла жгучее пламя нервнаго возбужденія.
   День былъ темный и унылый; угнетающее впечатлѣніе производили длинные ряды лицъ, которыя, казалось, никогда еще не смотрѣли такъ апатично. Чего же могъ ожидать отъ нихъ молодой ораторъ, впервые ощутившій, что сегодня онъ выступилъ на борьбу, рѣшающую вопросъ всей его жизни?
   Ли чувствовала, что провались онъ сегодня, она способна его возненавидѣть,-- и не за то, что весь міръ отвернулся отъ него съ презрѣніемъ, но оттого, что онъ,-- ея Сесиль,-- растерявшись, сбившись въ своей рѣчи, былъ бы въ ея глазахъ не что иное, какъ рухнувшій на вѣки идеалъ.
   Она сознавала, что съ теченіемъ времени это ощущеніе можетъ пройти; что она даже будетъ сочувствовать ему въ его горестяхъ, но никогда не была бы она въ состояніи вполнѣ обѣлить его въ своихъ собственныхъ глазахъ. Случись ему потерпѣть пораженіе въ главныхъ цѣляхъ его политическихъ предпріятій; случись, что его партія обратилась бы въ его враговъ,-- она все-таки положила бы къ его ногамъ все богатство своихъ мыслей и чувствъ. Но еслибы ему случилось у нея на глазахъ сыграть роль дурака,-- она ни за что никогда бы этого ему не простила!
   Но Сесиль не имѣлъ ни малѣйшаго намѣренія "сыграть роль дурака". Еще въ Оксфордѣ онъ успѣлъ научиться говорить краснорѣчиво, и это было его отличительной чертой. Ни нервности, ни слишкомъ большой самоувѣренности онъ не проявилъ; онъ даже началъ такъ свободно, такъ спокойно, что Ли вся встрепенулась съ гордостью и принялась упрекать себя за свои сомнѣнія; когда пронеслось по рядамъ въ первый разъ громкое: "Слушайте, слушайте!" -- колѣни ея задрожали, и тогда только поняла она, до чего велико было ея волненіе. Ли стояла подлѣ мужа въ тотъ моментъ, когда его осыпали поздравленіями люди значительно сановитѣе и старше его, а на слѣдующее утро она принесла домой всевозможныя газеты, и самые похвальные отзывы критики о "восходящемъ свѣтилѣ" вклеила въ свою записную книжку.
   Ли съумѣла такъ искусно поддѣлаться къ мужу, что онъ согласился дать себя снять у фотографа. Слава его росла съ каждымъ днемъ, и она охотно доставляла газетамъ портреты своего мужа; это его злило до бѣшенства, но, вмѣстѣ съ тѣмъ, какъ ему было сладко восторженное чувство и поклоненіе его жены! Каждый разъ, что она оправдывалась,-- если ей случалось сдѣлать что-нибудь безъ его вѣдома,-- онъ тотчасъ же прощалъ ее..
   Къ великому огорченію Ли, они не успѣли побывать за-границей; для нея и въ этомъ году всѣ сезоны прошли такъ же точно, какъ и въ предыдущемъ: тѣ же лица бывали у нихъ, въ тѣ же дома они ѣздили сами, и Ли имѣла полную возможность восторгаться способностью англичанъ находить удовольствіе и даже развлеченіе въ такомъ однообразіи.
   "Не мудрено, что они способны дѣлаться великими людьми!" -- разсуждала Ли про себя, и еще рѣже бывала теперь въ свѣтскомъ обществѣ, хотя и начала допускать, что ей было бы, пожалуй, пріятно снова побывать на какомъ-нибудь большомъ сборищѣ, на оффиціальномъ обѣдѣ, ужинѣ или вечеринкѣ, подъ крылышкомъ мачихи. И вотъ, такимъ образомъ, ей приходилось тогда проводить въ одиночествѣ длинные вечера, которыхъ не сокращали даже занятія политикой, такъ какъ имъ не хватало разнообразія. Какъ-то разъ, смущенно краснѣя, она спросила мужа, не будетъ ли онъ что-либо имѣть противъ ея выѣздовъ.
   Сесиль засунулъ руки въ карманы.
   -- Тебѣ бы очень хотѣлось?
   -- Ну, не особенно; но я не прочь изрѣдка посмотрѣть, что творится въ лондонскомъ обществѣ; а времени у меня хватаетъ.
   -- Боюсь, какъ бы тебѣ все это не надоѣло! Мнѣ жаль, что я обязанъ подолгу быть врозь съ тобою; но мнѣ противны женщины, которыя бѣгаютъ по городу безъ своихъ мужей, и, сверхъ того, это входитъ въ привычку и неизмѣнно является началомъ конца: жена пойдетъ своей дорогой, мужъ -- своей. Съ моей стороны, эгоистично такъ думать, но мнѣ, право, нравится, представлять себѣ, что ты всегда дома; ты сама знаешь, что я нерѣдко возвращаюсь рано, неожиданно...
   -- Въ этомъ году -- ни разу!
   -- У насъ такъ много было дѣла... Но я все время въ мысляхъ не разстаюсь съ тобою; я рисую себѣ картину, какъ ты всегда окружена этой самой обстановкой, этими книгами, или что ты сладко спишь въ то время, когда другія женщины немилосердно портятъ себѣ цвѣтъ лица.
   Ли улыбнулась.
   -- Очень тонко сказано! Такъ, значитъ, ты не хочешь, чтобы я выѣзжала?
   -- Я и самъ чувствую, что я -- грубое животное и эгоистъ. Предупреди меня, когда тебѣ особенно этого захочется, и я постараюсь тебя сопровождать.
   Но Ли прекрасно знала, что ему было противно даже думать о чемъ-либо подобномъ. Онъ все болѣе и болѣе углублялся въ свою работу, хотя о честолюбивыхъ замыслахъ еще не могло быть и рѣчи. Впрочемъ, Сесиль зашелъ такъ далеко въ своихъ житейскихъ успѣхахъ, что готовъ былъ признаться женѣ даже и въ этомъ смертномъ грѣхѣ.
   Ли старалась тоже увлечься исторіей развитія правительственной связи колоній съ Англіей, какъ увлекался этимъ вопросомъ ея мужъ. Въ его планы входила непремѣнная необходимость ознакомиться на мѣстѣ съ политическими условіями Индіи и другихъ отдаленныхъ странъ -- а Ли старалась при этомъ утѣшаться мечтами о предстоящихъ путешествіяхъ, но почти не было надежды ихъ осуществить: слишкомъ много было работы у Сесиля на родинѣ. Послѣ Пасхи, онъ началъ ощущать настоятельную потребность въ секретарѣ, потому что, помимо засѣданій въ палатѣ, у него было много другихъ дѣлъ.
   Ли противна была мысль, что чужой человѣкъ ворвется въ ихъ уютный домикъ, не говоря уже про то, что его появленіе обусловливало еще много лишнихъ часовъ, которые ей суждено было проводить одной, и она сказала, что сама займетъ это мѣсто. Сесиль былъ удивленъ и пришелъ въ восторгъ, тѣмъ болѣе, что его положеніе налагало на него условіе строжайшей тайны, и онъ самъ не желалъ бы вводить въ свою интимную жизнь посторонняго человѣка.
   -- Ты увѣрена, что не будешь уставать?-- нѣжно спросилъ онъ; впрочемъ, онъ вообще былъ всегда заботливъ.
   -- Конечно, нѣтъ! И у меня такъ много пустого времени, особенно теперь, когда всѣ мои наряды уже готовы. Мнѣ тошно смотрѣть на вѣчный, неизмѣнный Бондъ-Стритъ. И, наконецъ, ты знаешь, какъ я люблю сознавать, что я тебѣ полезна!
   -- Но ты и безъ того всегда мнѣ полезна, даже когда не дѣлаешь для меня, повидимому, ровно ничего! Я, пожалуй, настолько эгоистъ, что приму съ радостью твое предложеніе, но помни: если я увижу, что ты утомилась или просто тебѣ надоѣло,-- мы можемъ порвать наши условія, когда тебѣ угодно.
   И въ самомъ дѣлѣ, ей это было тяжело; ей и надоѣло... но -- онъ такъ никогда и не узналъ объ этомъ. Въ сущности, Ли только утомлялась, но при ея прирожденной жизнеспособности она изрѣдка чувствовала не болѣе какъ нервное напряженіе. Она удивлялась возвышенности ума мужа, который могъ управлять подобными дѣлами и даже находить въ этомъ жгучій интересъ; а было время, когда она ставила себѣ вопросъ: убѣжденный онъ политикъ или нѣтъ? Ей было забавно, что, возвращаясь мыслью къ предстоящему осеннему сезону, она чувствуетъ, что онъ доставитъ ей, на этотъ разъ, большее удовольствіе, чѣмъ когда-либо: по крайней мѣрѣ, это будетъ перерывъ, въ который она будетъ чувствовать себя, сравнительно, свободно и покойно.
   Для нея было искреннимъ наслажденіемъ сознавать, что и она полезна мужу; но нестерпимо было по обязанности высиживать цѣлые дни и вечера надъ переписываніемъ бумагъ, когда она съ удовольствіемъ улеглась бы въ постель или читала бы романы, интересъ которыхъ освѣжилъ бы ей умъ, утомленный слишкомъ серьезными дѣлами. Театры и визиты были окончательно забыты; Сесиль былъ счастливъ и доволенъ, и, глядя на него, Ли невольно задавала себѣ вопросъ: неужели этотъ баловень судьбы могъ когда-нибудь жить совсѣмъ иною жизнью?
   

XXII.

   Дня за два до конца сезона, Ли получила письмо отъ м-съ Монгомерй: она и Рандольфъ теперь во Франціи и скоро будутъ въ Англіи, а въ августѣ пріѣдутъ молодые Джири. Только лордъ Арромаунтъ не давалъ имъ о себѣ знать, и Ли ничего про него не узнала.
   Изъ сбивчивыхъ строкъ письма, Ли все-таки могла вывести заключеніе, что Рандольфъ живетъ въ Нормандіи, гдѣ онъ купилъ себѣ замокъ, и лишь наѣздомъ оттуда бываетъ въ различныхъ частяхъ Европы.
   Однажды, зайдя къ лэди Барнстэплъ, она попросила ее пригласить всю эту компанію недѣли на двѣ въ "Аббатство". Благодаря счастливой случайности, Эмми была въ прекрасномъ настроеніи и тотчасъ же согласилась -- даже призналась, что ей понравилась Тини: она не "блестяща", нѣтъ,-- но "вполнѣ прилична". Отъ аристократовъ Санъ-Франциско многаго требовать нельзя.
   -- Я буду очень рада видѣть вокругъ себя новыя лица,-- прибавила Эмми.-- Вы, какъ всегда, прелестны, а Сесиль -- даже черезчуръ уменъ. Онъ -- грубый эгоистъ!.. Скажите, на сколько времени, вы думаете, хватитъ у васъ съ нимъ терпѣнія?
   -- О, я уже совсѣмъ привыкла! А кто же къ вамъ еще пріѣдетъ?
   -- Мэри Джиффордъ. Кстати, не можете ли вы сосватать ее за Рандольфа Монгомери? Просто, достойно изумленія, до чего она силится выйти замужъ!
   -- Ея сёстры уже замужемъ, и я не понимаю, почему она не послѣдовала ихъ примѣру? Отложивъ въ сторону ея громкій голосъ и рѣзкость движеній, можно принять ее за фарфоровую куколку, которая боится каждаго мужчины.
   -- Вздоръ! Ждетъ жениха, у котораго было бы восемьдесятъ тысячъ годового дохода! И она права. Добьется ли она ихъ, или нѣтъ -- все равно, она красавица и удивительно до чего похожа на совсѣмъ юную дѣвицу. Позвольте! Посмотримъ, кто еще у насъ будетъ? Пиксы -- братъ и сестра; онъ, наконецъ, согласился принять мое приглашеніе и, по секрету, выучился хорошо стрѣлять. Мнѣ кажется, Мэри мѣтитъ на него, но лучше бы ей не пытаться.
   -- Почему же, если вы принимаете участіе въ ея судьбѣ?
   -- Потому что я увѣрена, что онъ -- единственный, который рѣшительно не замѣчаетъ моихъ морщинъ, и я намѣрена удержать его при себѣ. Ну, будутъ Арромаунты, Монгомери, Джири, Пиксы, Мэри и еще человѣкъ восемнадцать нашихъ обычныхъ гостей, которыхъ или надо непремѣнно приглашать, или самой не бывать нигдѣ; но мнѣ бы все-таки очень хотѣлось хоть на одинъ сезонъ отъ нихъ освободиться.
   -- А мнѣ всегда казалось, что вы обожаете англичанъ.
   -- И да, и нѣтъ. Въ сущности, надоѣли они мнѣ,-- взять хоть бы эту Мэри Джиффордъ! Ни гроша у нея за душой, а ухитряется она бывать въ самыхъ знатныхъ домахъ.
   -- Но ея отецъ вѣдь, кажется, маркизъ.
   -- Вотъ именно: она по происхожденію аристократка, а я -- нѣтъ. Я не могу пожаловаться, чтобы за мной не бѣгали; но я ни съ кѣмъ не близка.
   -- Не все ли вамъ равно? У васъ были честолюбивыя стремленія, и вы ихъ удовлетворили.
   -- Только помолодѣть я больше не могу! Когда я была молода, мнѣ это было все равно.
   -- Но вамъ вѣдь удалось плѣнить м-ра Пикса,-- вскользь проронила Ли.-- Пусть хоть это вамъ послужитъ утѣшеніемъ!

-----

   Лордъ Арромаунтъ и Рандольфъ написали лэди Барнстэплъ, что они пріѣдутъ въ "Аббатство" одиннадцатаго числа. М-съ Монгомери была не совсѣмъ здорова, но надѣялась, что запоздаетъ не болѣе, какъ на недѣлю. Молодые Джири писали изъ Парижа, что могутъ пріѣхать -- "въ августѣ какъ-нибудь".
   Ли разсмѣялась, глядя, какъ лэди Барнстэплъ рѣзкимъ движеніемъ швырнула письмо Корали, промолвивъ:
   -- Это черезчуръ балованныя дѣти! Нэдъ никогда не признавалъ никакихъ общественныхъ условій, но со мною онъ не можетъ позволять себѣ такія вольности. Это ничего не значитъ, что я сама была американкой.
   -- О, теперь вы -- настоящая англичанка!-- подхватила Ли, не рѣшаясь отказать себѣ въ удовольствіи изрѣдка уколоть мачиху скрытой насмѣшкой. Тѣмъ же платила и лэди Барнстэплъ, но это не мѣшало имъ быть добрыми пріятельницами. Лэди Барнстэплъ давно не заходила въ башню и ничего не подозрѣвала о смѣлыхъ преобразованіяхъ своей невѣстки, а другого повода къ ссорамъ у нихъ не возникало, да и не могло возникнуть. Разъ рѣшивъ про себя смотрѣть на Эмми съ философской точки зрѣнія, Ли покорилась необходимости мириться съ нею въ такомъ видѣ, въ какомъ она ей представлялась; но видѣлась съ нею какъ только могла рѣже.
   Лэди Барнстэплъ давно простила невѣсткѣ ея красоту, а искусствомъ Ли одѣваться она всегда искренно восхищалась.
   Подъ-вечеръ, когда должны были пріѣхать гости, Ли съ особымъ тщаніемъ занялась выборомъ своего наряда.
   За послѣдніе три года она не наряжалась ни для кого, кромѣ мужа, который попрежнему повторялъ ей, что для него она всегда одинаково хороша, независимо отъ того, въ какомъ она платьѣ; а до другихъ -- ей не было дѣла. Она ни съ кѣмъ не кокетничала ни разу, даже и за обѣденнымъ столомъ. Ли такъ пытливо смотрѣла въ лицо своему идеалу семейной жизни, что ей казались грандіозными даже самыя микроскопическія опасности, какія могли бы ему угрожать. Но съ ея стороны было вполнѣ естественно желаніе одѣться именно теперь повнимательнѣе для того, чтобы принять такого стараго друга, какъ Рандольфъ, и, конечно, это даже доставляло ей удовольствіе, потому что она знала, какъ онъ способенъ оцѣнить малѣйшую подробность ея туалета, а вкусъ у него былъ самый утонченный. Вотъ почему изо всѣхъ своихъ туалетовъ она предпочла выбрать черное газовое, отдѣланное съ той простотой, которая особенно была ей къ лицу. Онъ долженъ былъ пріѣхать въ пять часовъ, и она дала ему знать, чтобы онъ одѣлся пораньше и прошелъ прямо къ ней въ башню. Она знала, что Сесиль, конечно, задержитъ его ненадолго въ библіотекѣ, но сама ждала его въ будуарѣ уже въ началѣ седьмого часа. Ея возбужденіе пріятно отозвалось на общемъ ея настроеніи; она почти желала, чтобы Рандольфъ пріѣхалъ къ ней лучше прямо изъ Калифорніи и внесъ въ ея жизнь тѣ бурные вихри, которые мчатся надъ Тихимъ океаномъ. За долгіе мѣсяцы и годы, которые она провела вдали отъ Калифорніи, она, правда, научилась меньше о ней думать, и сегодня впервые дрогнуло въ ней чувство стремленія вспомнить родную страну, которая казалась ей и шире, и величественнѣе всѣхъ другихъ. Такой внезапный приливъ тоски по родинѣ былъ столько же физическаго, сколько нравственнаго происхожденія. Ей казалось, что каждая жилка въ ней бьется и глаза наполняются слезами. Голова у нея кружилась...
   Рандольфъ поднялся на лѣстницу медленнѣе, чѣмъ въ старину, но поступь его была такъ же легка и спокойна. Ли сразу заговорила тономъ любезной хозяйки.
   -- А вы, однако, долго переправлялись черезъ Ламаншъ, чтобы повидать меня,-- весело сказала она, горячо тряся его руку.
   -- Но вы знаете,-- въ моихъ словахъ никогда нѣтъ затаеннаго лукавства: я просто въ восторгѣ, что вижу васъ! Меня мать задержала во Франціи; ея здоровье пошатнулось, и это меня безпокоить.
   Они поговорили о м-съ Монгомери и въ то же время пристально всматривались другъ въ друга.
   Ли надѣялась, что если онъ считаетъ ее измѣнившеюся, то только къ лучшему. Да и самъ Рандольфъ измѣнился также къ лучшему; онъ превратился въ то, чѣмъ былъ бы уже много лѣтъ тому назадъ, еслибы мать рѣшилась пустить его въ Европу, когда онъ былъ еще подросткомъ. Его порывистыя, чисто-американскія ухватки, небрежная осанка, нервная игра лица и даже морщинки у глазъ и у рта пропали безслѣдно. Статная, изящная осанка, которую онъ теперь пріобрѣлъ, придала ему росту, и онъ теперь почти сравнялся съ ея мужемъ.
   Сравнительно съ тѣмъ, какимъ онъ уѣхалъ изъ Калифорніи, онъ казался немного полнѣе, но въ новомъ костюмѣ онъ былъ такъ хорошъ и такъ полонъ великосвѣтскаго изящества, что сердце Ли встрепенулось отъ гордости за всѣхъ Монгомери и за южанъ прежней Калифорніи. Обращеніе его съ другомъ дѣтства было мало похоже на братское, но не походило и на обращеніе влюбленнаго, которому отказали, но который упорствуетъ.
   Передъ Ли былъ просто любезный свѣтскій человѣкъ, который радъ случаю возобновить прежнюю дружбу съ прелестной женщиной.
   -- Неужели я измѣнилась до такой же степени, какъ вы?-- вдругъ спросила Ли.
   -- Да развѣ я измѣнился? А вы... Я вамъ скажу объ этомъ, когда пробуду съ вами нѣкоторое время; конечно, есть разница противъ прежняго, хотя это платье и придаетъ вамъ, какъ будто, совершенно прежній видъ; но въ чемъ заключается разница, я затруднился бы сказать. Вы стали еще лучше, если то возможно.
   Ли такъ давно не слышала крупныхъ комплиментовъ, что вся зардѣлась отъ восторга.
   -- Я очень рада вашему пріѣзду!-- воскликнула она:-- поговоримъ про доброе старое время: но, можетъ быть, вамъ не совсѣмъ пріятно о немъ вспоминать.
   -- Это почему же?
   -- Да вы ненавидите Америку.
   -- Къ чему самыя умныя женщины иной разъ кривятъ душой? Наоборотъ, я страшно горжусь Соединенными-Штатами; я не хотѣлъ бы родиться подданнымъ никакого другого государства, я ненавижу только современный духъ, который воплотился въ Нью-Іоркѣ, Чикаго, Санъ-Франциско. Я люблю Калифорнію и даже началъ по ней скучать. Пожалуй, скоро придетъ время, когда я вдругъ соберу свои пожитки и вернусь туда, хотя на одинъ годъ.
   -- О, еслибъ это было и мнѣ возможно!
   -- А почему бы намъ всѣмъ вмѣстѣ не вернуться въ Калифорнію на весь будущій годъ?
   -- Сесиль не можетъ уѣхать изъ Англіи. Вы, вѣрно, еще не слыхали...
   -- Что отъ него ожидаютъ многаго? Я получаю лондонскія газеты; а когда путешествую,-- читаю ихъ въ клубахъ. Какъ вы должны гордиться своимъ мужемъ!
   -- Я и горжусь, -- подтвердила Ли, но въ то же время думала о Калифорніи; ей необходимо было о многомъ переговорить тотчасъ. Было же время, когда она дѣлилась со своимъ товарищемъ каждой мелочью, которая приходила ей въ голову.
   -- Вотъ въ чемъ разница съ прошлымъ,-- продолжалъ онъ:-- у васъ чуть-чуть прибавилось гордости и самоувѣренности. И безъ того, впрочемъ, вы никогда не были изъ числа застѣнчивыхъ, смиренныхъ; но теперь ваша гордость -- нѣчто вродѣ удвоенной гордости, и, сверхъ того, вы какъ будто стали еще развязнѣе, и это уничтожило ваши многія свойства, но не состарило васъ ни на іоту.
   -- О, да, я стала развязнѣе; за три года, я пережила цѣлую оргію умственныхъ стремленій, но готова хоть сейчасъ имъ измѣнить. Если вы тоже ломали себѣ голову, какъ я, то не пробуйте меня тѣмъ удивить, а главное, не смѣйте говорить мнѣ о политикѣ!
   Рандольфъ разсмѣялся.
   -- Да я объ этомъ и не думаю. Мои интересы слишкомъ современны для того, чтобы ими обременять нашъ разговоръ.
   -- Что же касается до книгъ,-- съ тѣхъ поръ, какъ мы съ вами не видались, я много ихъ перечитала въ дождливые дни, и потому большую часть времени переживала одни книжныя впечатлѣнія.
   -- А неужели вы сдѣлались серьезнымъ человѣкомъ? Помните, вы всегда относились къ жизни слегка, какъ, впрочемъ, всѣ на свѣтѣ, въ томъ числѣ и я; боюсь, что и теперь я черезчуръ легко смотрю на жизнь. Изъ Стараго-свѣта я вынесъ огромный запасъ веселости и шутокъ.
   -- А помните, какъ мы, бывало, имѣли привычку болтать безъ умолку всѣ вмѣстѣ: Корали, и Томъ, и я,-- ну, просто такъ, ни о чемъ. Надѣюсь, что вы не разучились?
   -- Да, не особенно; только практики мало! Пойдемте завтра на пригорокъ, сядемъ на землю и примемся попрежнему болтать!
   Рандольфъ закинулъ голову назадъ и покатился со смѣху, -- съ такимъ увлеченіемъ, что Ли заразилась его веселостью и принялась ему вторить,-- но вдругъ остановилась.
   -- Нѣтъ, нѣтъ! У меня будетъ истерика, а пора ужъ обѣдать; я должна сойти внизъ и бесѣдовать о сельско-хозяйственныхъ предпріятіяхъ часа два подъ-рядъ. Не знаю, хватить ли у меня смѣлости посадить васъ рядомъ со мною? боюсь, что буду весь обѣдъ смѣяться.
   -- Вотъ вамъ и результатъ моего внезапнаго появленія! Это мнѣ крайне лестно.
   -- Сесиль -- само совершенство! Не думайте, что я хочу набросить на него хоть малѣйшую тѣнь. Его жизнь -- настоящая жизнь, но я должна вамъ сказать,-- помните, я всегда говорила съ вами откровенно, и вы всегда такъ сочувствовали мнѣ... Вы читали, конечно, множество англійскихъ романовъ, которые пытаются познакомить другихъ съ жизнью нашихъ слоевъ общества. Пробывъ здѣсь два года, я сдѣлала крупную ошибку; изъ любопытства провѣрить свои впечатлѣнія, я прочла цѣлую дюжину бытовыхъ романовъ, и поняла тогда, въ какую пучину погрузилась. Я поняла, что неизмѣнно, неизбѣжно, съ математическою точностью повторяются все тѣ же "mise en scène", что жизнь здѣсь -- колесо, которое вертится, не переставая и не измѣняя своей скорости. Начнемъ съ двѣнадцатаго августа, когда начинаются вечера и охота. Мужчины здѣсь все тѣ же, изо дня въ день, и цѣлые дни ихъ не видно. Женщины (все тѣ же самыя!) сидятъ себѣ дома за вѣчнымъ завтракомъ; вѣчный разговоръ о спортѣ за обѣдомъ, разговоръ о спортѣ и о политикѣ,-- вотъ и все веселье! Немножко поиграютъ въ карты, немножко пофлёртируютъ; немножко поиграютъ въ какую-нибудь общую игру,-- но это уже по вечерамъ. На слѣдующій мѣсяцъ -- то же росписаніе повторяется въ другомъ домѣ, куда всѣ сходятся на охоту -- на тетеревовъ или фазановъ. Слѣдующіе два мѣсяца, въ видѣ разнообразія, разговоръ сводится исключительно на охоту, а въ общемъ -- все одно и то же. Затѣмъ наступаетъ очередь толковъ о скачкахъ "по всей линіи"; затѣмъ кто ѣдетъ на Ривьеру, а кто,-- какъ я,-- на два мѣсяца остается жить въ болотѣ, въ туманахъ и въ грязи. Затѣмъ слѣдуетъ горячій порывъ свѣтской жизни во время лондонскаго сезона, во время котораго каждый по-своему работаетъ какъ лошадь, а женщины являются лишь для декораціи; потомъ опять скачки, нѣсколько дней передышки и -- опять наступаетъ двѣнадцатое августа. Я жалѣю, что прочла всѣ эти книги; безъ нихъ, конечно, я не такъ скоро могла бы во всемъ этомъ разобраться. Да и мое собственное росписаніе жизни весьма мало отличается отъ этого. Я хожу на охоту, а на Ривьерѣ никогда еще не бывала. Утомиться въ водоворотѣ лондонской свѣтской суеты мнѣ еще не пришлось, но меня окружаетъ эта постоянная mise en scène, и я знаю, я вижу, какъ она существуетъ; я чувствую, что я сама тоже составляю ея часть. Можетъ быть, я совсѣмъ сольюсь съ нею когда-нибудь. Въ этомъ причина, почему я не особенно возмущаюсь противъ моей уединенной жизни въ Лондонѣ. Политика -- вотъ что лучше всего на свѣтѣ! Въ ней есть разнообразіе, и всегда въ ней заключается какъ бы обѣщаніе доставить вамъ сильныя ощущенія. Впрочемъ, покуда, я еще ихъ не испытала вполнѣ.
   Ли вскочила на ноги.
   -- Къ чорту ее! Къ чорту!-- воскликнула она, и глаза ея горѣли, а голосъ звенѣлъ неподдѣльнымъ восторгомъ.-- Помните, какъ всѣ мы въ дѣтствѣ собирались въ нашей учебной комнатѣ и ругались, и кричали какъ можно необузданнѣе, послѣ того, какъ Тини держала себя особенно чопорно, или когда тетя говорила про Южные штаты до войны? Ну, такъ вотъ,-- то же чувство испытываю я сегодня, и уже давно оно во мнѣ таится, только я этого не замѣчала...-- и она остановилась, запыхавшись. Рандольфъ тоже всталъ, но спиной къ свѣту; можетъ быть, его голосъ былъ менѣе увѣренный и спокойный, чѣмъ обыкновенно; ея собственное возбужденіе помѣшало ей это замѣтить.
   -- Конечно, вамъ необходимо вернуться въ Калифорнію: всѣ мы (даже самые сильные изъ насъ), все-таки, калифорнійцы. Великія народности насъ плѣняютъ, но намъ ихъ, все-таки, скорѣе жаль,-- и придетъ время, когда будетъ даже трудно ихъ выносить.
   -- Я, кажется, готова бы подложить динамитъ подо всю эту исторію, забрать съ собою Сесиля, и уйти съ нимъ бить медвѣдей, спать подъ открытымъ небомъ, даже не подъ сѣнью палатки, -- я, кажется, готова питаться желудями.-- Ли усѣлась и взглянула на него, какъ прежде, игриво и кокетливо.-- Но вы вѣдь не думаете, что я дала себя одурачить,-- не правда ли?-- тревожно спросила она.
   -- Вы никогда не могли быть иной, какъ самой прелестной женщиной на свѣтѣ.
   -- Неужели вы въ одинъ день успѣли сказать мнѣ уже три комплимента, Рандольфъ?
   -- И скажу еще, вѣроятно, цѣлыхъ двадцать.
   -- Дай Богъ! Я въ нихъ страшно нуждаюсь. Ну, а теперь ступайте и подождите меня въ библіотекѣ: я сейчасъ вернусь, только освѣжу лицо пудрой. Я чувствую, что цвѣтъ лица у меня сдѣлался какъ у какой-нибудь коровницы. Ахъ, какъ это прелестно -- вами опять командовать! Ни съ кѣмъ на свѣтѣ не могла я говорить такъ откровенно, какъ говорю теперь. Меня бы разорвало отъ тоски, еслибы вы еще долго не могли до насъ добраться! Если случится, что вы заблудитесь въ нашихъ безконечныхъ корридорахъ,-- позвоните!
   Быстрота, съ которой Рандольфъ повиновался ея приказаніямъ, была одною изъ примѣтъ, что его старыя свойства по прежнему еще процвѣтали подъ его вылощенной оболочкой.
   Ли побѣжала къ себѣ въ комнату. Дверь въ уборную была открыта; Сесиль былъ тамъ одинъ, совсѣмъ уже одѣтый къ обѣду.
   Совѣсть кольнула Ли, но возбужденіе еще не проходило. Съ прежнимъ пыломъ, подбѣжала она къ мужу, обвила руками его шею и горячо его поцѣловала.
   Сесиль обожалъ свою жену; но ему больше нравилось самому разыгрывать роль влюбленнаго, а Ли уже давно вошла въ роль смиреннаго, но отвѣтственнаго лица, какимъ ее желалъ видѣть ея супругъ и повелитель.
   Онъ былъ человѣкъ, легко поддававшійся перемѣнчивому настроенію, но это было не всегда замѣтно. Сегодня онъ весь былъ поглощенъ мыслью о предстоящемъ на другой день любимомъ спортѣ и о краткомъ, но остроумномъ разговорѣ, который онъ не успѣлъ еще окончить съ однимъ изъ гостей. Еслибъ его жена была за эти дни слишкомъ занята своими пріятельницами и прочими гостями, и для него не оставила ни минуты свободной, онъ этого бы не замѣтилъ. Онъ отвѣчалъ на поцѣлуй жены вполнѣ вѣжливо и спокойно и потянулся за головной щеткой.
   -- Ты какъ будто нервно возбуждена?-- замѣтилъ онъ:-- постарайся успокоиться пока, до обѣда. Для меня большое утѣшеніе, что ты не говоришь такъ громко и такъ много, какъ другія женщины.
   Ли бросилась вонъ изъ комнаты, и дверь за нею громко захлопнулась.
   Сесиль нахмурился, передернулъ плечами и пошелъ внизъ въ библіотеку.
   

XXIII.

   -- Собственно говоря, -- продолжалъ Рандольфъ: -- любить англичанина -- тяжелый трудъ и постоянныя хлопоты!
   Ли сидѣла съ нимъ на вершинѣ пригорка и гуляла весь день только съ нимъ.
   Прежде всего, Рандольфъ задался цѣлью развеселить ее, и ему удалось привести Ли въ самое лучшее настроеніе духа; а затѣмъ онъ постепенно навелъ ее на разговоръ о томъ, какъ она жила, и какихъ усилій ей стоило заставить себя быть совсѣмъ не тѣмъ, чѣмъ она была на самомъ дѣлѣ.
   И такъ глубоко было его участіе къ каждой мелочи, которая ея касалась, что давно скрытое стремленіе Ли кому-нибудь повѣдать эту тайну, тотчасъ же нашло себѣ исходъ.
   -- Я, право, не хочу говорить иначе, какъ искренно, а вы вѣдь для меня все равно, что братъ. Ни съ кѣмъ другимъ я не могла бы говорить объ этомъ. Изъ всѣхъ, кого я знаю, никто и не понялъ бы меня, и, собственно говоря, я сама не вижу, на что я могу пожаловаться? Я получила все, чего я добивалась.
   -- Вы отказались отъ своей индивидуальности, и это гложетъ васъ, и отнимаетъ у васъ жизненныя силы,-- замѣтилъ Рандольфъ.
   -- Что жъ, можетъ быть... Не знаю... Я легко могла бы избаловаться, и опять сдѣлаться такою же, какъ прежде; но это вѣдь еще не значитъ, что я была бы счастлива въ томъ смыслѣ, какъ теперь. Да и Сесиль пожалуй...
   -- Вы, значитъ, счастливы?
   -- Я думала, что да; еще недавно, прошлый... О, собственно говоря, я не могу сказать, когда именно это началось; только, мнѣ кажется, я вовсе не создана для такой суровой и однообразной жизни. Я чувствую, что рѣшительно не прочь была бы сдѣлаться просто двойникомъ Сесиля. Если искренно любишь человѣка, то до извѣстной степени ничего для него не пожалѣешь; тогда ужъ все равно, если изрѣдка нервы и распляшутся подъ вліяніемъ сомнѣній. Такое прожиганіе жизни въ свѣтскомъ кругу, которое ведется какъ машина, какъ часовой механизмъ, можетъ годиться для многихъ, но не для меня. Еще три года такой жизни, и я обращусь въ машину, совершенно лишенную нервовъ или... или всей душой возненавижу своего Сесиля! Съ тѣхъ поръ, какъ вы пріѣхали, я страшно разстроена. Вы рѣшительно внесли въ мою жизнь цѣлую бурю, чуть не землетрясеніе, и съ тѣхъ поръ я все думаю, думаю...
   -- Н-ну?-- тихо спросилъ онъ.
   -- Если я опять принялась бесѣдовать сама съ собою, какъ настоящая американка, это -- ваша вина! Со мною никогда не бывало, чтобы на меня нападало мрачное или истеричное настроеніе; но для всякаго человѣка, сильнаго духомъ, все равно, долженъ наступить моментъ, когда въ столкновеніи съ прошлымъ прорывается наружу все то, что скопилось въ нѣдрахъ души его за многіе годы безмятежной жизни. Вопросъ разрѣшился бы и самъ собою, еслибъ мы могли уѣхать, и еслибы дарованіе Сесиля могло найти себѣ иной исходъ, иное примѣненіе. Еслибъ я могла повліять хоть немного на судьбу -- свою и мужа,-- изъ него вышелъ бы великій піонеръ, творецъ новаго царства, какъ, напримѣръ, Сесиль Родсъ. Я чувствовала бы, что меня влечетъ неудержимо стремленіе преодолѣть всѣ препятствія, всѣ предразсудки милліоновъ мелочныхъ людей, и я бы открыла новый міръ для людей одичалыхъ и невѣжественныхъ, силою одного выдающагося истинно великаго человѣка! Что за восторгъ, какое неописанное возбужденіе -- жить, не зная, что въ будущемъ году можетъ ожидать новую страну! Въ новомъ государствѣ, которое еще создается, человѣкъ можетъ своимъ величіемъ затмевать все государство, въ немъ больше жизни, больше оригинальности и самобытности, нежели въ тысячѣ людей; онъ болѣе разнообразенъ, нежели тогда, когда медленно и логически выполняетъ то, что подготовила ему вполнѣ законченная и уже устарѣлая цивилизація. Но нѣтъ! надежды неумѣстны, даже еслибы Сесиль и открылъ въ себѣ инстинктивную способность быть піонеромъ; онъ не рѣшился бы, онъ слишкомъ гордъ и честолюбивъ. Когда такой человѣкъ, какъ Сесиль Родсъ, возводитъ башни и возсѣдаетъ въ отдаленномъ углу земли, въ которомъ каждый человѣкъ на счету,-- каждый, кто хотя ногой станетъ на одной съ нимъ землѣ, становится по отношенію къ нему въ тѣ же условія, какъ Луна къ Юпитеру. Мой мужъ въ высшей степени даровитый человѣкъ и энергіи въ немъ пропасть, но его таланты направлены больше въ сторону консерватизма.
   Рандольфъ, который до этой минуты разсѣянно вырывалъ съ корнями и бросалъ траву, растянулся у нея въ ногахъ.
   -- Что вы намѣрены дѣлать?-- спросилъ онъ.
   -- Да что же я могу сдѣлать? Для меня большое облегченіе, что я могу передъ вами высказаться. Я, можетъ быть, вамъ надоѣла?
   -- На такой наивный вопросъ у меня нѣтъ отвѣта. Вы все еще любите своего мужа?
   -- О, я твердо увѣрена, что да, и даже горячо, но мысли мои находятся въ хаотическомъ состояніи. Я, въ общемъ, представляю изъ себя возмущенную и далеко не прекрасную душу. Первое возникшее между нами недоразумѣніе произошло дня два тому назадъ, а Сесиль до того поглощенъ охотой, что даже самъ этого не подозрѣваетъ.
   Рандольфъ отъ души разсмѣялся, и Ли по неволѣ улыбнулась.
   -- Еслибъ меня тревожило только это!-- сказала она со вздохомъ.
   -- Да, вы ничего лучшаго не можете придумать, какъ временно прокатиться съ нами въ Калифорнію. Тамъ, можетъ быть, выяснится, что, въ сущности, пребываніе въ Англіи васъ только утомило, и что Калифорнія представлялась вамъ слишкомъ идеальною. Что же касается вашего мужа,-- на него ничто такъ благотворно не подѣйствуетъ, какъ нѣкоторая свобода. Моя мать тоскуетъ по родинѣ, мы вернемся туда въ этомъ же году.
   -- Сесиль ни за что не согласится, хотя и преданъ мнѣ глубоко.
   -- Еще бы, но, я надѣюсь, жены англичанъ -- не рабыни, и еслибы вы объ этомъ заявили, онъ никогда бы ничѣмъ васъ не связалъ и никогда не далъ бы вамъ развода.
   -- Но, право же, онъ страшно во мнѣ нуждается, и еслибы я не была такой несчастной, я могла бы удовлетвориться своей судьбой; а такъ какъ я стремлюсь дать ему счастье изъ своихъ личныхъ, эгоистическихъ цѣлей, если я и прежде къ тому стремилась, то теперь не вижу, какое я имѣю право сдѣлать его несчастнымъ потому только, что мое настроеніе повернуло въ другую сторону, и я вдругъ захотѣла чего-то такого, чего онъ дать мнѣ не можетъ. Я сознательно закрывала глаза первое время на очень многое: на то, что я не могу ему всего замѣнить собою; что въ его натурѣ есть глубина, которая мнѣ недоступна; что для него есть другія дороги помимо той, по которой мы идемъ вмѣстѣ.
   -- Но, послушайте, никогда ни одна женщина не могла замѣнять мужчинѣ всего на свѣтѣ,-- это, просто, утопія.
   Къ этой темѣ они возвращались еще нѣсколько разъ. Рандольфъ провелъ на болотахъ лишь одну часть дня, а другую, какъ и всѣ послѣдующіе дни, отдавалъ всецѣло Ли.
   Какъ-то разъ, когда она водила его по "Аббатству", показывая ему всѣ закоулки, она его спросила:
   -- Вы получили то письмо, которое я вамъ написала на другой день... Ну, да, я вамъ писала про "Аббатство", про то, что Эмми весьма легко можетъ не оставить никакого наслѣдства моему мужу, и что всѣ здѣсь ожидали, что Сесиль женится на богатой невѣстѣ -- или лишится наслѣдства. Его хотѣли женить на этой миссъ Пиксъ, и, повидимому, всѣ считали меня виноватой въ томъ, что я не представляю собою цѣнность въ милліоны. Да, я сама сознавала, что я дура,-- зачѣмъ не купила перувіанскихъ акцій!
   -- И написали тотчасъ же вашему вѣрному слугѣ и рабу, чтобы онъ добылъ вамъ милліонъ? Я такого письма не получалъ, а я всегда помню каждое слово въ вашихъ письмахъ.
   -- Я думаю, у меня теперь не хватило бы смѣлости на такую просьбу: но, право, я была бы очень благодарна, еслибъ вы мнѣ дали и теперь добрый совѣтъ.
   -- О, какъ вы измѣнились!.. Это ужасно!
   Они шли подъ сводами "Аббатства". Ли вдругъ закрыла лицо руками.
   -- Ну, не печальтесь! Я вовсе не намѣренъ признаваться вамъ въ любви: для васъ я все равно, что старшій братъ, а все-таки хорошо бы вамъ вернуться вмѣстѣ со мною въ Калифорнію.
   -- О! Мнѣ такъ хотѣлось бы туда, и чѣмъ я больше думаю, тѣмъ это желаніе становится горячѣе. При первомъ же удобномъ случаѣ, я хочу это сказать Сесилю; но онъ домой приходитъ какъ разъ во-время, чтобы только переодѣться, и такъ устаетъ, что засыпаетъ даже прежде, чѣмъ совершенно уляжется въ кровать, а поутру уходитъ, когда я еще не проснулась.
   -- Конечно, васъ природа создала не для спорта,-- сухо замѣтилъ Рандольфъ: -- ну, а пока... лишь бы туда добраться!
   -- Но я люблю "Аббатство"; я даже склонна думать, что считала бы себя не лишней на свѣтѣ, еслибы мнѣ удалось его спасти. Я даже смотрю на это -- какъ на свое прямое назначеніе, потому что если Сесиль -- чего Боже упаси!-- не удержитъ его въ своихъ рукахъ, въ этомъ я буду виновата.
   -- Меня поражаетъ одно: вѣдь въ этомъ виноватъ одинъ только Сесиль; онъ былъ не какой-нибудь малютка, когда на васъ женился, но человѣкъ уже прочно и серьезно сложившійся.
   -- Онъ былъ страшно влюбленъ.
   -- Но не уменъ, конечно. Впрочемъ, если вы хотите сдѣлать "Аббатство" своей цѣлью въ жизни, я -- въ вашимъ услугамъ, какъ всегда, и займусь этимъ дѣломъ, какъ только вернусь обратно.
   -- Въ самомъ дѣлѣ?
   -- Да; но вы тоже поѣдете со мною, чтобы получить отвѣтъ оттуда; иначе вы должны переждать цѣлый мѣсяцъ, а дѣловыя тайны по телеграфу передавать неудобно.
   -- Ну, такъ я поѣду: двойная цѣль придастъ мнѣ двойную смѣлость; только я, кажется, слишкомъ много вамъ надоѣдаю. Вы слушаете терпѣливо повѣствованіе о моихъ печаляхъ, а про себя вы молчите...
   -- Да я нарочно въ Англію пріѣхалъ только для того, чтобы повидаться съ вами!-- повторилъ онъ горячо.
   

XXIV.

   Послѣ обѣда Ли и лэди Джиффордъ отошли въ сторону отъ прочихъ дамъ и пошли подъ сводами длинныхъ корридоровъ, чтобы поболтать наединѣ. Онѣ не были особенно близки другъ къ другу, потому что у нихъ было мало общихъ интересовъ, но Ли чаще другихъ видалась только съ Мэри, и больше, чѣмъ съ другими, любила бывать вездѣ вмѣстѣ съ нею.
   -- Мнѣ нравится вашъ братъ или какъ онъ вамъ приходится?-- объявила лэди Джиффордъ, заложивъ руки за спину.-- Онъ не говоритъ въ носъ, какъ другіе, и держится совершенно просто и спокойно. Вообще говоря, я терпѣть не могу американцевъ -- настолько же, насколько люблю женщинъ-американокъ. Конечно, онъ богатый человѣкъ,-- это сейчасъ видно.
   -- Да, онъ очень богатъ.
   -- Ну, слушайте,-- только не пугайтесь! Мнѣ хотѣлось бы выйти за него замужъ.
   Ли такъ и привскочила.
   -- Нѣтъ, въ самомъ дѣлѣ?-- сухо произнесла она.
   -- Въ сущности, я предпочла бы никогда не быть замужемъ. Еслибъ у меня былъ хоть какой-нибудь талантъ, я бы взяла да и устроила мастерскую въ Кенгсингтонѣ или наняла бы комнату и писала популярный романъ. Я могла бы дѣлать шляпы или продавать цвѣты, но ни то, ни другое, мнѣ не по вкусу, и притомъ у меня больше терпѣнія не хватаетъ... Мнѣ двадцать-семь лѣтъ; я уже девятый годъ, какъ выѣзжаю, и это просто позоръ; когда-то было у меня два-три хорошихъ жениха, но мнѣ противно было выйти замужъ, и я почти склонилась въ пользу Пикса; но съ м-ромъ Монгомери я могла бы вполнѣ примириться.
   -- Весьма любезно съ вашей стороны! Во вы что можете предложить ему въ обмѣнъ? Онъ для меня, пожалуй, самый старый изъ друзей, и я должна заботиться о его счастьѣ. Ему, я думаю, ровно ничего отъ васъ не нужно!
   -- Да? Вотъ странно! Но, право, я могла бы сдѣлать его счастливымъ. Вы знаете, вѣдь, я обворожительна; мужчины съ ума по мнѣ сходили.
   -- Если вы плѣните Рандольфа, онъ, несомнѣнно, сдѣлаетъ вамъ предложеніе; къ этому вамъ представится множество случаевъ.
   -- Я вижу, вамъ моя мысль не нравится.
   -- Вы ошиблись! У меня просто не было времени все это передумать, и, понятно, мнѣ показалось, что вы оба заживете счастливо.
   -- О, я увѣрена, что можно все устроить къ обоюдному согласію. Такта у меня пропасть, какъ вамъ извѣстно, а, говорятъ, американцы -- самые покладистые изъ мужей, и, наконецъ, онъ очень изященъ и красивъ. Конечно, онъ можетъ быть всегда во мнѣ увѣренъ: я остерегаюсь дѣлать то, что дѣлаютъ другія. Вотъ почему я васъ люблю такъ горячо: у васъ вѣдь нѣтъ любовника.
   Ли разсмѣялась.
   -- Я, право, не вижу, какая добродѣтель въ томъ,-- продолжала лэди Джиффордъ,-- что я не продаю себя за деньги? Милочка моя, мы должны каждая такъ поступать, какъ для насъ будетъ лучше, нуждаемся ли мы въ деньгахъ, или нѣтъ. Каждая должна думать за себя и стремиться пріобрѣсти самое необходимое. Вы можете себѣ представить, каково мнѣ было бы выйти за м-ра Пикса.
   Голосъ ея упалъ и слегка дрогнулъ. Ли въ первый разъ съ удивленіемъ замѣтила, что Мэри волнуется и вообще способна поддаваться чувству; это ее нѣсколько смягчило.
   -- Я сдѣлаю все, что могу,-- проговорила она:-- Рандольфъ настоящій джентльменъ и чрезвычайно умный человѣкъ; попробуйте въ него влюбиться и влюбить его въ себя.
   -- Какъ вы добры! Въ такомъ случаѣ, Эмми сохранитъ при себѣ своего Пикса. Кстати: я думаю, вы замѣтили, что въ этомъ году гости здѣсь не такъ изящны, какъ въ прошломъ, за исключеніемъ Бомануаровъ, Монмаута и другихъ холостяковъ.
   -- Нѣтъ, я не замѣтила, да какъ-то и не приходилось замѣчать.
   -- Ланчестеры и Рэджейты поѣдутъ, куда бы ихъ ни позвали, лишь бы ихъ до-сыта накормили.
   -- Да къ чему вы все это говорите?
   -- А именно къ тому, что Эмми нѣсколько небрежно составила свой выборъ; никто добровольно не пожелаетъ общества Пикса, а мужчины -- просто терпѣть его не могутъ. До сихъ поръ еще можно было сомнѣваться, но теперь сомнѣнія, конечно, быть не можетъ, что она увезетъ его съ собою на Ривьеру.
   -- Вы, кажется, хотите убѣдить меня, что м-ръ Пиксъ -- любовникъ лэди Эмми?
   -- Вы, кажется, грудной младенецъ! Конечно, я знаю, что есть на свѣтѣ женщины, а у нихъ -- любовники; но почему-то никогда не думаешь, что нѣчто подобное можетъ случиться и въ собственной семьѣ; а между тѣмъ, это бываетъ зачастую. Все-таки, она могла бы хоть выбрать себѣ джентльмена.
   Ли возражала съ жаромъ и съ горечью; она уже пріобрѣла складку равнодушія къ весьма многому изъ того, что въ молодости охлаждало ея идеалы. Но видѣть любовника подъ кровомъ родной семьи было для нея выше силъ, и она горячо возмущалась.
   -- Эмми -- любопытное существо: она -- скопище противорѣчій,-- начала-было лэди Мэри.
   -- Но что же дѣлать? Понятно, такъ не можетъ продолжаться: лордъ Барнстэплъ или Сесиль должны бы положить предѣлъ; но я ничего не могу...
   -- Милочка моя!-- я даже не совѣтую вамъ вмѣшиваться, если вы не хотите видѣть "Аббатство" проданнымъ съ молотка.
   -- Мэри Джиффордъ!!
   -- Да не кричите такъ! У меня есть основаніе думать, что я права.
   -- Такъ, можетъ быть, мы всѣ живемъ у Пикса на хлѣбахъ?
   -- Не думаю, чтобы дѣло было уже такъ плохо; но знаю положительно, что сначала она занимала у него, а затѣмъ отдала всѣ свои владѣнія подъ закладную, на большіе проценты. Онъ рѣшительно въ нее влюбленъ; впрочемъ, и на мнѣ онъ готовъ жениться, потому что я могу дать ему все то, чего недостаетъ у Эмми. Но все равно! Лучше молчать, дитя мое! Лордъ Барнстэплъ всегда былъ слишкомъ равнодушенъ къ своей женѣ, чтобы хоть немного призадуматься надъ ея личными чувствами; но еслибы довели до его свѣдѣнія хоть самую малость, онъ тотчасъ вышвырнулъ бы этого господина. И онъ, и Сесиль, по неволѣ не могли бы тогда ничего сдѣлать, а "Аббатство" перешло бы въ руки того, кто далъ бы самую высокую цѣну: по всей вѣроятности, къ одному изъ Пиксовъ. Впрочемъ, я жалѣю, что проговорилась; но, право, мнѣ ни на минуту въ голову не приходило, что вы не видите ничего у себя подъ носомъ.
   -- Что-нибудь да надо предпринять: для лорда Барнстэпла и для Сесиля это -- положеніе ужасное! То, чего они не подозрѣваютъ, можетъ имъ повредить.
   -- Не безпокойтесь, и безъ того каждому все извѣстно, или хоть каждый можетъ догадываться; но пусть пока все идетъ своимъ порядкомъ. Почему знать, что можетъ еще случиться?
   -- Если вы согласны извинить передъ другими меня, я лучше пойду теперь къ себѣ. Я совсѣмъ изнемогаю, и предпочла бы посидѣть одна.
   -- Идите, идите, умница моя и не заботьтесь о другихъ! Право, каждый слишкомъ самъ по себѣ эгоистъ для того, чтобы другимъ о немъ заботиться.
   Лэди Мэри вернулась въ большую гостиную "Аббатства", гдѣ гости толпились небольшими группами вокругъ маленькихъ столовъ. Блестящая улыбка сверкнула у нея на лицѣ по адресу Рандольфа, и она подъ-руку съ нимъ прошла въ прелестный будуаръ, гдѣ весь вечеръ съумѣла продержать его подлѣ себя, не скучая и не давая ему самому скучать. Ея молодые голубые глаза смотрѣли проницательно и ясно; вдобавокъ, она прилагала всѣ старанія, чтобы убѣдить его, что въ этотъ вечеръ Ли больше не вернется.
   

XXV.

   Ли прошла къ себѣ въ спальню и, повинуясь женскому обычаю, настолько же физическаго, насколько и умственнаго свойства, сняла съ себя платье и надѣла капотъ, затѣмъ усѣлась поудобнѣе и, какъ она выражалась, постаралась взять себя въ руки.
   Впервые послѣ многихъ дней, ей случилось остаться одной и много, много о чемъ надо было теперь передумать.
   Самому изъ талантливыхъ мужчинъ и то не удается вполнѣ разобраться въ женскомъ характерѣ. Если имъ случится наткнуться на полное безразсудство, на порочность и на вспышки раздражительнаго, нравнаго характера, они рѣшаютъ этотъ вопросъ очень просто: обзовутъ женщину ребенкомъ и -- только. Женщина можетъ стоять въ прекрасныхъ условіяхъ: вести нормальную, здоровую жизнь, не имѣть серьезныхъ заботъ -- и тѣмъ не менѣе подвергаться порывамъ нервнаго и злостнаго настроенія. Женщины, которыя работаютъ и истощаютъ свои умственныя силы, притупляютъ свою умственную жизнеспособность, соблюдая при этомъ извѣстную регулярность, меньше всего подвержены подобнымъ порывамъ; но женщина свободная подвергается имъ чуть не ежеминутно. Воображеніе женщины -- безпокойно и полно живости, и умная женщина часто бываетъ его жертвой, чего не можетъ вполнѣ постигнуть мужчина.
   Въ сущности, главное право заслужить прощеніе своихъ прегрѣшеній мужчина можетъ получить, если онъ въ итогѣ, все-таки оказывается чрезвычайно терпѣливымъ и выносливымъ. Ли не была отъ природы ни угрюмаго, ни истеричнаго характера, и сознательно старалась устранить въ себѣ этотъ недостатокъ.
   Появленіе Рандольфа прервало однообразіе ея семейной жизни и, вмѣстѣ съ нимъ, ослабило ея власть надъ собою; она была поражена, она была сердита на себя. Сесиль пересталъ быть идеаломъ, для котораго никакой жертвы она не щадила; онъ представлялъ для нея лишь крупную перемѣну въ общемъ строѣ ея внутренней жизни. Реакція, которая произошла въ Сесилѣ и сдѣлала его сильной и своеобразной личностью,-- была для нея тѣмъ рѣзче и чувствительнѣе, что она едва-ли могла сама опредѣлить, чего ей было нужно; но она чувствовала, что у нея является потребность стремиться ко множеству такихъ условій, которыя для нея недоступны, пока она будетъ женою Сесиля Маундрэла. Она усердно принялась перебирать всѣ недостатки мужа, и была вынуждена признаться, что ихъ вовсе не много. Онъ былъ, какъ мужъ, человѣкъ крайне требовательный, но въ то же время самый добрый изъ мужей. Онъ не всегда былъ склоненъ забавлять жену, но былъ неизмѣнно интересенъ; никогда онъ не подавалъ повода думать, что онъ больше не испытываетъ пылкихъ чувствъ влюбленнаго, и часто сидѣлъ нахмурившись: онъ любилъ спортъ, но жену -- во сто разъ горячѣе, и въ ней постоянно было непрерывное чувство восхищенія и глубочайшаго восторга предъ нимъ, какъ предъ человѣкомъ и предъ высшимъ умомъ. Единственный его недостатокъ заключался въ томъ, что онъ былъ личностью сильной духомъ и властной; онъ считалъ, что жена, это -- его второе "я"; а Ли чувствовала, что она уступаетъ ему въ умѣ и развитіи. Къ несчастію, самыя крупныя драмы въ жизни людей, которые пользуются взаимнымъ счастіемъ, часто возникаютъ какъ-то незамѣтно, сами по себѣ,-- не вытекая ни изъ какихъ фактовъ, которые можно было бы подмѣтить или совершенно устранить. Ли совершенно ясно сознавала, что въ ней есть одно горячее желаніе -- скорѣе уѣхать въ Калифорнію, подальше отъ мужа; бѣжать, хоть не надолго,-- туда, гдѣ ей ничто не мѣшало быть самой собою. Тамъ она провела цѣлыхъ двадцать-одинъ годъ привольной, дѣвичьей жизни. Ей дорога была полная независимость, которую такъ цѣнятъ истые американцы. Разъ это желаніе у нея вдругъ появилось и сдѣлалось вполнѣ яснымъ,-- ей вдругъ захотѣлось сдѣлаться даже легкомысленнѣе; она почувствовала стремленіе освободиться отъ всякой отвѣтственности или, точнѣе говоря, оставить свою роль "серьезнаго человѣка".
   А Сесиль? Она даже не пыталась извинять себя; она пристально и твердо смотрѣла на свою вину, и въ глазахъ ея отражался ужасъ и отвращеніе, когда она заглядывала въ глубину эгоизма, вполнѣ свойственнаго женщинѣ новѣйшаго времени. Въ сущности, Сесиль былъ ни въ чемъ не виноватъ, а она между тѣмъ подготовляла ему наказаніе, годное лишь для мужа-изверга. Онъ горячо любилъ ее; онъ нуждался въ ней,-- а она сознательно осуждала его на самыя жестокія муки, какія только могла изобрѣсти. А все-таки, чтобы спасти свое семейное счастье, она должна хотя немного отдохнуть, хотя на годъ обратиться снова въ прежнюю, беззаботную Ли. Ну, а послѣ? Безъ сомнѣнія, она полюбитъ мужа еще горячѣе, и, конечно, никогда въ жизни не полюбитъ никого другого! Еслибъ у нея еще было хотя малѣйшее извиненіе,-- она была бы хоть сейчасъ готова оправдать себя; но при данныхъ условіяхъ не было границъ ея самоуничиженію, а слѣдовательно -- не было границъ самому неосновательному гнѣву на Сесиля.
   Ли требовала отъ судьбы, чтобы та вернула ей ея индивидуальность,-- вотъ и все. Относительно Рандольфа -- она чувствовала нѣкоторую тревогу. Онъ ни разу не выдалъ себя взглядомъ; но ея женское чутье подсказывало ей, что онъ все еще ее любитъ, и можетъ быть даже разсчитываетъ вызвать въ ней откликъ на его чувство тѣмъ, что она очутится снова въ обстановкѣ, гдѣ протекла ея юность, а главное -- одна, безъ мужа. Но онъ, конечно, будетъ терпѣливо ждать рѣшительнаго момента для того, чтобы предложить ей обычныя мѣры, сопровождающія у американцевъ разрывъ супружескихъ отношеній. Онъ былъ очень уменъ, и она не сомнѣвалась, что всякую щепетильность онъ откинетъ въ сторону, какъ только дѣло коснется главнаго, къ чему онъ всю жизнь стремился; но прежде всего онъ былъ джентльменъ, и она знала, что онъ ни за что не попроситъ ея руки, имѣя въ виду на свои деньги сохранить для нея "Аббатство"...
   

XXVI.

   Разумѣется, Сесиль поступилъ, какъ только могъ невыгоднѣе для себя. Онъ явился къ женѣ въ ту самую минуту, какъ она только-что привела свои мысли къ одному знаменателю. Заслышавъ его шаги вверхъ по лѣстницѣ, она вскочила на ноги нервнымъ движеніемъ и, въ первый разъ послѣ своего замужества, пожалѣла, что у нея нѣтъ отдѣльной комнаты, въ которой она могла бы запереться.
   Когда мужъ вошелъ, Ли сѣла на мѣсто.
   -- Что съ тобою?-- проговорилъ онъ тревожно.-- Мнѣ кто-то сказалъ, что ты не выходила въ гостиную послѣ обѣда. Ты не больна?
   -- Нѣтъ; но я рада, что ты сюда поднялся; я хочу кое о чемъ тебя просить.
   Онъ сѣлъ рядомъ и взялъ жену за руку.
   -- Ну, что такое? развѣ что-нибудь не такъ?
   -- Я хочу на одинъ годъ вернуться въ Калифорнію.
   -- Но, милая моя, я не могу уѣхать; это было бы сумасшествіемъ!..
   -- Ты можешь отпустить меня одну; м-съ Монгомери хочетъ взять меня съ собою.
   Еслибы онъ ей далъ время обдумать, она, безъ сомнѣнія, подошла бы къ этой темѣ осторожно и съ цѣлой массою тончайшихъ хитростей, но она устала и была раздражена.
   Онъ недовѣрчиво вскинулъ на нее глазами.
   -- Нѣтъ, въ самомъ дѣлѣ! Я такъ желаю; единственный доводъ, который я могу тебѣ представить -- крайнее утомленіе отъ этой неизмѣнной англійской жизни какъ по заведенной машинѣ и тоска по родинѣ.
   -- Я надоѣлъ тебѣ?
   -- Нѣтъ; но мнѣ кажется, что небольшая разлука принесла бы намъ обоимъ пользу. Я не могу тебя заставить уяснить себѣ, да ты никогда и не старался какъ слѣдуетъ меня понять; я примѣнялась къ тебѣ, а ты считалъ, что такъ и слѣдуетъ.
   -- Неужели... ты притворялась?
   -- Богу извѣстно, что я всегда относилась ко всему достаточно серьезно и чистосердечно, но вотъ въ чемъ дѣло: я, собственно, хочу перестать быть серьезной, хоть на время.
   Сесиль продолжалъ смотрѣть на нее въ упоръ. Его загаръ совсѣмъ уже сошелъ, и тѣмъ замѣтнѣе было, что онъ слегка поблѣднѣлъ. Слишкомъ тяжелый толчокъ для человѣка, когда послѣ многихъ лѣтъ супружеской жизни жена вдругъ объявитъ, что онъ ее не понималъ.
   -- Сегодня я тебя не узнаю,-- холодно замѣтилъ онъ.-- Я не разъ видѣлъ тебя въ самыхъ разнообразныхъ настроеніяхъ и даже былъ свидѣтелемъ, что ты можешь сердиться; но никогда еще не видывалъ тебя иначе, какъ въ самомъ привлекательномъ для меня образѣ.
   -- Я вовсе не привлекательна! И... я просто не люблю обижать тебя.
   Сесиль тотчасъ же ухватился за эту мысль.
   -- Конечно, ты меня обидѣла, и никто лучше тебя самой этого не понимаетъ; но что съ тобой случилось?
   -- Мнѣ просто нужна перемѣна,-- вотъ и все.
   -- Я боюсь, что провинился предъ тобой въ чемъ-нибудь ужасномъ! Я не могу припомнить ничего такого,-- а не въ твоемъ характерѣ скрываться отъ меня.
   -- Я никакой вины не вижу за тобою; хотя это было бы гораздо лучше!
   -- Я тебя не понимаю,-- безпомощно проговорилъ онъ.-- Я слишкомъ тупъ, чтобъ это уяснить себѣ. Будь такъ любезна, объясни. Мнѣ кажется, я имѣю полное право даже требовать!-- Въ сущности, ему хотѣлось бы задать ей хорошій урокъ, потому что онъ приписывалъ ея выходку исключительно дурному характеру.
   Ли и сама была увѣрена, что онъ имѣетъ право требовать отъ нея объясненія, и принялась въ умѣ прикидывать и обдумывать выраженія, которыя больше всего подходили бы къ нему; но ея доводы путались у нея въ умѣ и казались ей такими ничтожными! Вмѣсто того, она расплакалась; въ тотъ же мигъ Сесиль обнялъ ее и принялся укорять себя за свое невысказанное желаніе дать ей урокъ.
   -- Ты больна, я знаю; и ты такъ къ этому не привыкла; что, конечно, это совершенно разстроило тебя.-- Затѣмъ, какъ бы подтверждая словами свое малое знакомство съ женщинами, онъ снизошелъ даже къ взяточничеству.-- Я попрошу отца отдать тебѣ дорогія украшенія моей матери; я только на-дняхъ узналъ, что они еще существуютъ; тамъ есть удивительныя вещи!..
   Ли навострила уши, но тотчасъ же съ презрѣніемъ сдержала себя и еще сильнѣе зарыдала. Вдругъ она отшатнулась отъ него, выскользнула изъ его объятій и встала къ камину, повернувшись спиной къ мужу. Въ умѣ у нея пронеслось, что руки Рандольфа такъ же точно обнимали ее сегодня утромъ; тогда -- она не придала этому значенія, какъ будто это была м-съ Монгомери или Корали; но теперь ей вдругъ пришло въ голову, что она какъ бы измѣняла мужу; она хорошо знала, что Сесиль пришелъ бы въ бѣшенство, еслибы только заподозрилъ... И она тотчасъ же рѣшила быть какъ можно непріятнѣе. Сесиль взялъ и круто повернулъ ее къ себѣ. Блѣдность его теперь уже не подлежала сомнѣнію; даже губы его побѣлѣли.
   -- Ты въ первый разъ отвернулась отъ меня, -- проговорилъ онъ.-- Что это значитъ?
   -- Это значитъ, что я хочу ѣхать въ Калифорнію.
   -- Нѣтъ, это что-нибудь другое!
   -- Я просто не могу этого объяснить,-- но постараюсь, когда буду писать письма. Я тебѣ обѣщаю, что хотя теперь тебѣ и кажется, что ты меня не понимаешь, но потомъ поймешь,-- прежде, чѣмъ я вернусь.
   -- У меня нѣтъ времени читать романы, которые женщины пишутъ сами про себя! Когда-то мнѣ приходилось читать цѣлые томы женскихъ писемъ, но не было еще на свѣтѣ женщины, которая могла бы писать о себѣ, отрѣшившись отъ себялюбія; она точно держитъ рѣчь къ какому-то невидимому собранію. Говори сейчасъ все, что тебѣ надо сказать, и конецъ этому дѣлу. Если мнѣ не удалось доказать тебѣ, что я тебя люблю, я все-таки люблю тебя довольно для того, чтобы сдѣлать все возможное -- ты это знаешь!
   -- Когда мы объяснялись, ты говорилъ, что для тебя ненавистно входить въ женскія мелочныя дрязги; что женщина не имѣетъ права ими заниматься и должна быть лишь сколкомъ со своего мужа.
   -- Не помню, чтобы когда-нибудь я говорилъ что-либо подобное; но если говорилъ,-- значитъ, я мало былъ способенъ уяснить себѣ въ то время, чѣмъ ты сдѣлаешься для меня; теперь же я готовъ сдѣлать все, что только въ моей власти, лишь бы сохранить тебя такою, какой ты для меня была въ эти три года.
   Ли уже готова была сдаться, но ея совѣсть слишкомъ была возбуждена и нашептывала ей, что она обсуждала дѣйствія своего мужа съ постороннимъ мужчиной, и что такой поступокъ былъ неприличнаго и даже непорядочнаго свойства. Она была готова отдать все на свѣтѣ, лишь бы вернуть свои признанія Рандольфу; она искренно ненавидѣла его въ эту минуту,-- ненавидѣла сама себя!
   Сердито топнувъ ногой, она не сдержала себя и воскликнула:
   -- Ахъ, да оставь же ты меня въ покоѣ! Если я что и чувствую,-- я послѣ объясню тебѣ; но сегодня ты не услышишь отъ меня ни слова!
   Сесилю ничего не оставалось, какъ только выйти вонъ и хлопнуть дверью. Онъ вышелъ и хлопнулъ, не стѣсняясь.
   Въ ту ночь Ли спала крѣпче, нежели ожидала, и на слѣдующее утро проснулась, все еще продолжая чувствовать, что ей стыдно передъ собою; ея твердое рѣшеніе уѣхать ненадолго изъ Англіи ничуть не ослабѣло, но она дорого дала бы, чтобы придти къ дружелюбному соглашенію. Она сознавала, что дурно поступила съ мужемъ; а между тѣмъ, его меньше, чѣмъ кого другого, она хотѣла бы обидѣть. Она рѣшила, что непремѣнно постарается все ему разъяснить; а такъ какъ онъ человѣкъ основательный и умный,-- онъ самъ пойметъ прекрасно, что небольшая разлука (можно ее ограничить даже полу годомъ!) желательна для нихъ обоихъ. Конечно, Сесиль многое обдумаетъ во время ея отсутствія, и результатъ, конечно, будетъ самый утѣшительный.
   Къ завтраку она отправилась на равнину, и была такъ мила и прелестна, такъ твердо рѣшила не прельщать никого кромѣ мужа, что даже его угрюмое выраженіе исчезло, и онъ окончательно просіялъ. Но все-таки онъ былъ встревоженъ не на шутку; это она сейчасъ замѣтила. Слишкомъ грубымъ толчкомъ прервала она его счастливое состояніе, казавшееся теперь недосягаемою мечтой.

-----

   Джири пріѣхали на слѣдующее утро, и Ли показалось, что все "Аббатство" наполнилось звонкимъ смѣхомъ ея подруги. Корали хотѣлось разомъ осмотрѣть всѣ достопримѣчательности, и калифорнійцы провели цѣлый день въ безпокойной ходьбѣ по дому и вокругъ него.
   -- Нѣтъ, вы представьте себѣ,-- восклицала Корали, проходя подъ мрачными сводами замка:-- я -- въ настоящемъ "Аббатствѣ",-- въ старой каменной массѣ, которая стоить больше десяти вѣковъ... или на нѣсколько сотъ лѣтъ больше или меньше, все равно! Это -- старый каменный замокъ, съ лѣпной работой, съ призраками и сѣрыми монахами, которые разгуливали здѣсь когда-то такъ же точно, какъ гуляю я теперь. По-моему, это прелестно! А, Нэдъ?-- Но м-ръ Джири улыбался съ истинно-калифорнской снисходительностью, и Корали, которой эта улыбка была хорошо знакома, закинула голову.
   -- Благодаря Бога, я еще не дошла до такого провинціализма!-- воскликнула она язвительно.-- Цѣлыхъ три года я продержу тебя въ Европѣ. До сихъ поръ не видывала я, чтобы человѣкъ такъ измѣнился къ лучшему въ Европѣ, какъ Рандольфъ!
   М-ръ Джири сердито вспыхнулъ и пошелъ прочь.
   -- Но раскажите мнѣ еще...-- просила Корали.-- Не хлопай дверью, Нэдди!... Никогда развѣ не случалось, чтобы монахи въ капюшонахъ бродили по ночамъ подъ этими сводами; говорятъ...
   -- Впрочемъ, вы знаете, вѣдь всѣ покойные герцоги обязаны были лежать здѣсь по нѣскольку недѣль и поочередно каждую ночь надъ ними сидѣли слуги и крестьяне. Эти люди клялись, что имъ являлись призраки уже не разъ. Понятно, тутъ же по близости на столбахъ висѣли лампады... Я покажу тебѣ цѣлый ящикъ серебряныхъ лампадокъ, которыя горѣли здѣсь въ продолженіе нѣсколькихъ вѣковъ; ихъ свѣтъ погружаетъ всю остальную часть усыпальницы въ темноту, и тогда легко можно себѣ представить, что угодно. Погребеніе обыкновенно происходило въ полночь, при свѣтѣ факеловъ, хотя бы и луна свѣтила; въ народѣ распространено и теперь повѣрье, что позади похороннаго шествія всегда идетъ старикъ аббатъ и перебираетъ четки.
   -- Ну, это просто роскошь!-- Понятно, я не имѣю ни малѣйшаго желанія, чтобы лордъ Барнстэплъ умеръ, но мнѣ такъ хотѣлось бы увидѣть эту церемонію! Когда умеръ м-ръ Джири, его, понятно, вынесли въ гостиную, и онъ, право, былъ такой неинтересный, а его гробъ (до отвращенія роскошный!) стоилъ страшныхъ денегъ; но герцогъ въ усыпальницѣ, въ настоящемъ древнемъ "Аббатствѣ"! цѣлая дворня на колѣняхъ передъ его прахомъ, и страхъ предъ фантастическимъ призракомъ монаховъ, замыкающихъ шествіе... Да я ни разу въ жизни не могла себѣ представить ничего подобнаго!! Нѣтъ ли здѣсь гдѣ-нибудь по сосѣдству такого "Аббатства", которое отдавалось бы въ наймы? Мнѣ бы его только на полгода -- и моему наслажденію не было бы предѣловъ.
   -- Да вамъ цѣлыхъ полгода придется только привыкать къ его громадѣ, а къ тому времени, когда оно дѣйствительно оказалось бы для васъ удобно, вы, можетъ быть, почувствовали бы, что все остальное страшно скучно и заурядно,-- замѣтилъ Рандольфъ, обращаясь къ Корали, но смотря все время на лэди Маундрэлъ. Послѣдняя улыбнулась и опустила глаза.
   -- Человѣкъ стремится къ чему-нибудь большему, нежели простая роскошь,-- сказала Ли.-- А знаете,-- Эмми, пожалуй, уже проснулась; я пойду поговорю съ нею насчетъ Тома.
   Томъ былъ въ это время въ Лондонѣ, и ему хотѣлось получить приглашеніе въ "Аббатство": онъ для того только и пріѣхалъ въ Англію, чтобы взглянуть на его будущую владѣлицу.
   

XXVII.

   Ли застала лэди Барнстэплъ въ самомъ свѣжемъ и пышномъ капотѣ и въ самомъ отвратительномъ настроеніи. Это, несомнѣнно, слѣдовало приписать тому факту, что м-ръ Пиксъ былъ принужденъ уѣхать въ Лондонъ по дѣламъ и до сихъ поръ еще не возвращался.
   -- Приглашайте себѣ хоть всю Калифорнію,-- сердито сказала она,-- но скажите, чтобъ они не попадались мнѣ на глаза!
   -- Очень мало вѣроятія, чтобы ваши же гости задирали носъ передъ вами, и, наконецъ, ваше положеніе ставитъ васъ такъ высоко, какъ только можно желать.
   -- Но есть все-таки люди, которые смотрятъ на меня свысока,-- угрюмо замѣтила лэди Барнстэплъ.
   Это былъ не совсѣмъ удобный случай приступить къ деликатной темѣ, и Ли отъ этого отстранилась. Впрочемъ, и безъ того все могло само собой уладиться къ ея возвращенію.
   -- Знаете, я думаю поѣхать въ Калифорнію съ м-съ Монгомери, въ половинѣ октября.
   Лэди Барнстэплъ вскинула на нее глазами. Несмотря на розовое освѣщеніе будуара, замѣтно было, что она измѣнилась въ лицѣ и опустила глаза.
   -- Калифорнія отсюда далеко; я удивляюсь, что Сесиль могъ согласиться... Впрочемъ, небольшая разлука всегда полезна,-- сухо отозвалась она.-- Какъ долго вы думаете тамъ пробыть?
   -- Пожалуй, съ годъ. Со мной поѣдетъ лэди Джиффордъ, если м-съ Монгомери пригласитъ ее съ собою... Разумѣется, она пригласитъ.
   -- О, пожалуйста, сосватайте ее Рандольфу! Это было бы доброе дѣло.
   -- Что-жъ, можетъ быть, такъ и будетъ! Тини ее любитъ, а м-съ Монгомери способна въ нее влюбиться и поставить себѣ цѣлью -- измѣнить къ лучшему ея грубоватый голосъ.
   -- Надѣюсь, она такъ и останется въ Калифорніи? Надоѣла она мнѣ, какъ вообще надоѣла грубость англичанъ.
   -- Вы до сихъ поръ старались сами поощрять эту грубость. Сколько мнѣ кажется, большинство американцевъ развиваетъ именно это свойство англичанъ, а вовсе не тѣ, которыми они восхищаются въ тѣхъ же англичанахъ.
   -- Знаете, я бы желала, чтобы вы оставили меня въ покоѣ!-- отвѣтила на это лэди Барнстэплъ.
   Ли ушла -- послать Тому пригласительную телеграмму, и тогда только присоединилась къ остальнымъ. Они кормили лебедей на берегу пруда.
   -- Эти лебеди дополняютъ прелесть всей картины!-- воскликнула Корали.-- Знаешь, я хочу, чтобы Нэдъ сидѣлъ вмѣстѣ со мною ночью въ усыпальницѣ и подстерегалъ привидѣніе; а онъ не хочетъ.
   -- Какъ будто призраки существуютъ!-- презрительно отозвался Нэдъ.
   Ли оглянулась на Рандольфа.
   -- Вы, пожалуй, могли бы довести себя до того, что начали бы вѣрить въ появленіе духовъ?
   Онъ улыбнулся и услужливо раскрылъ для нея зонтикъ.
   -- А вы... вы, пожалуй, шагнули на цѣлое столѣтіе впередъ. Впрочемъ, вы это замѣтите только тогда, какъ уже попадете въ Калифорнію.
   -- Я съ каждымъ днемъ все болѣе и болѣе чувствую стремленіе къ своей родинѣ.
   -- А вотъ, увидимъ; надѣюсь, вы, дѣйствительно, съ удовольствіемъ проведете годъ въ Калифорніи.
   -- Знаете, я хочу пригласить Мэри Джиффордъ ѣхать вмѣстѣ съ нами. Она -- мой лучшій другъ и до смерти жаждетъ перемѣны.
   -- Я увѣренъ, что моя мать будетъ очень рада; она тотчасъ же займется ея перевоспитаніемъ.
   -- Вотъ и я то же говорю. Какъ она вамъ понравилась?
   -- Чрезвычайно интересная особа; впрочемъ, у меня правило -- ненавидѣть вообще всѣхъ англичанокъ, но отроду мнѣ еще не случалось видѣть женщину, которая говорила бы такъ громко и въ то же время производила впечатлѣніе почти-преувеличенной застѣнчивости. Это -- поразительное совпаденіе.
   -- Можетъ быть, она просто не напала на настоящаго мужчину? Надѣюсь только, что она влюбится не въ васъ, хотя и восхищается вами ужасно. Смотрите же, говорите ей любезности и будьте къ ней внимательнѣе, но не ухаживайте за нею.
   -- Да я и не намѣренъ,-- возразилъ Рандольфъ. Быть можетъ, онъ хотѣлъ сказать это не спроста, но въ глазахъ его не было больше ни тѣни нервности или смущенія: они смотрѣли холодно и задумчиво.
   На слѣдующій день по пріѣздѣ Тома, пріѣхала и м-съ Монгомери, но безъ дочери, у которой захворали дѣти. М-съ Монгомери, конечно, не отпускала отъ себя Ли ни на минуту, а поэтому окончательнаго объясненія съ мужемъ лэди Маундрелъ не могла дождаться до вторника. М-ръ Джири и м-ръ Браннанъ заранѣе помирали со смѣху, представляя себѣ, какъ они будутъ цѣлый день шагать подъ бременемъ тяжелаго ружья, но ни они, ни Корали, не отнеслись сочувственно къ завтраку на равнинѣ. Имъ хотѣлось, чтобы Ли все время принадлежала только имъ, и они каждый день устроивали свой особый, маленькій пикникъ. М-съ Монгомери дѣйствительно пожалѣла, что не ей досталось воспитывать лэди Джиффордъ.
   -- Она своеобразна, у нея почти неприличныя, дурныя манеры, но все-таки она чрезвычайно благовоспитана, и это даже странно,-- она такъ мила; вдобавокъ, я увѣрена, что она ни разу не разсердится, если я буду изрѣдка ее бранить.
   -- Конечно, она вынесетъ ваши замѣчанія съ ангельской кротостью,-- замѣтила Ли.
   Во вторникъ вечеромъ, спускаясь по склону холма вмѣстѣ со своими друзьями, Ли издали замѣтила чью-то знакомую фигуру и мигомъ рѣшила воспользоваться случаемъ поговорить съ мужемъ наединѣ.
   -- Вотъ Сесиль!-- проговорила она:-- я пойду и приведу его домой, а вы идите прямо въ "Аббатство".-- И она поспѣшно побѣжала впередъ.
   Сесиль уже давно стоялъ на томъ же мѣстѣ, стремясь къ одиночеству, котораго давно не могъ добиться. Ли возмущалась предстоящимъ разговоромъ, его серьезнымъ значеніемъ, и даже начала задавать себѣ вопросы, не навсегда ли ей пришлось спуститься съ той высоты, на которой она стояла въ глазахъ мужа.
   Сесиль, замѣтивъ, что жена идетъ къ нему, пошелъ ей на встрѣчу. Она озарила его самою блестящею улыбкой, взяла его подъ-руку и поцѣловала.
   -- Ты что-то обдумываешь?-- спросила она съ той прямотой, которая такъ нравилась ему.
   -- Я многое обдумалъ, а главное, я пораженъ, что жилъ съ тобою три года неразлучно, и зналъ тебя такъ плохо. Въ тотъ вечеръ, признаюсь, я не узналъ тебя, и даже въ другое время не повѣрилъ бы, что тебѣ можетъ быть пріятно меня бросить.
   -- Сесиль! Ты вѣдь такой серьезный и на все смотришь съ трагической точки зрѣнія; а я не могу раздѣлять твоихъ воззрѣній, потому что всю жизнь я приглядѣлась къ женщинамъ, которыя ѣздили въ Европу безъ мужей. Право, можно подумать, что я хочу развода.
   -- Ты, кажется, хочешь дать мнѣ почувствовать, что я совсѣмъ глупъ?-- горячо возразилъ Сесиль.-- Я думаю, ты знаешь, что у меня есть на все свои воззрѣнія, и что я ихъ нисколько не стыжусь. Я для того женился, чтобы жить съ тобою; чтобы ты была всегда подлѣ меня, пока мы оба живы; я не понимаю и не выношу никакого иного представленія о бракѣ. Ты, кажется, и сама знала, когда приняла мое предложеніе, что я не имѣлъ намѣренія обратиться въ типичнаго мужа-американца?
   -- Я ни на минуту на этотъ счетъ не заблуждалась, и ты долженъ согласиться, что я, кажется, достаточно старалась сдѣлаться англичанкой. Если я говорю откровенно, что для меня необходимъ небольшой перерывъ, -- то я говорю это чистосердечно.
   -- Я не могу понять этой потребности иначе, какъ допустивъ, что я тебѣ надоѣлъ.
   -- Да нѣтъ же! Никому и никогда ты надоѣсть не можешь, но это такъ тонко...
   -- Пожалуйста, безъ красивыхъ словъ! Никакія тонкости, не могутъ обратить бѣлое въ черное -- и наоборотъ. Я вполнѣ понимаю, что ты можешь тосковать по Калифорніи, и самъ давно рѣшилъ свозить тебя туда; но ты могла бы подождать. Конечно, я много заставлялъ тебя работать, и еслибъ не мои занятія политикой, мы съ тобою непремѣнно прокатились бы на континентъ. Еще годъ -- другой, и я надѣюсь, что мы можемъ побродить по бѣлу-свѣту. Съ каждымъ днемъ для меня становится все важнѣе изучить на мѣстѣ бытъ и правительственныя условія колоній.
   -- Вотъ потому-то я и думаю, что для меня было бы всего лучше оставить тебя одного теперь: ты будешь занятъ до такой степени, что и не замѣтишь моего отсутствія.
   -- А для меня нѣтъ выше удовольствія, какъ знать, что ты всегда тамъ, гдѣ я, и чувствовать, что я каждую минуту могу тебя видѣть, что твои интересы нераздѣльны съ моими.
   -- Въ томъ-то и дѣло, что мнѣ хотѣлось бы хоть на время отдаться именно болѣе ничтожнымъ интересамъ; но если тебѣ уже такъ хочется, то я скажу прямо, что хочу опять быть сама собой, хоть одинъ только годъ! Громадныхъ усилій стоило мнѣ совершенно обезличить себя, отдавая тебѣ всю свою жизнь, весь умъ и душу; и ты долженъ сознаться, что мои стремленія увѣнчались успѣхомъ. Но рано или поздно должна была наступить реакція, и -- она наступила!
   Сесиль стоялъ и молча смотрѣлъ на жену.
   -- Такъ вотъ оно что?! Отчего же ты не сказала этого сразу? Теперь и я думаю,-- мнѣ слѣдовало давно этого ожидать. Я еще раньше женитьбы видѣлъ, что ты -- самая избалованная женщина, какую только мнѣ приходилось видѣть; но у тебя былъ здравый смыслъ и твердость характера, и ты меня любила. Понятно, я надѣялся всего добиться.
   -- Но ты не можешь вѣдь сказать, что ты былъ разочарованъ?
   -- Конечно, нѣтъ. Еще недѣлю тому назадъ, я считалъ тебя самой совершенной женщиной, какую когда-либо создалъ Господь Богъ.
   Ли вспыхнула отъ удовольствія и взяла мужа за руку.
   -- Ни за что на свѣтѣ мнѣ не хотѣлось бы сдѣлать тебя несчастнымъ; но я надѣялась, что ты самъ все поймешь, или что я съумѣю тебѣ объяснить. Для насъ обоихъ это будетъ лучше. Здравый смыслъ, твердое желаніе и любовь могутъ сдѣлать очень многое, но совершенно передѣлать насъ они не могутъ. Мы замыкаемъ себя и наше собственное я; а оно насъ грызетъ и томится, и рано или поздно непремѣнно вырвется наружу. Самое лучшее -- дать ему волю не надолго, и оно вернется къ намъ, и снова смирится на долгое, долгое время. Но...-- прибавила она и остановилась, выжидая пока Сесиль перестанетъ взрывать палкой землю и повернется къ ней лицомъ:-- если я не въ состояніи убѣдить тебя со мною согласиться,-- я лучше не поѣду.
   -- Тогда ты, значитъ, осталась бы противъ своей воли?
   -- О, мнѣ такъ хочется туда!
   -- Такъ поѣзжай!-- проговорилъ онъ.

-----

   Эмми все время была какъ будто не въ духѣ. Гости не особенно дружелюбно относились къ присутствію м-ра Пикса, и онъ, конечно, былъ бы совершенно глупъ, еслибъ этого не могъ замѣтить. Впрочемъ, онъ на все смотрѣлъ сквозь пальцы, самодовольно утѣшаясь мыслью, что все -- въ его рукахъ: онъ -- денежный мѣшокъ, онъ -- сила!
   -- Право, я чувствую себя какъ-то тревожно, -- замѣтила Мэри въ одинъ прекрасный вечеръ, стоя вмѣстѣ съ Ли въ сторонѣ отъ другихъ гостей, въ дальнемъ уголку гостиной.
   Въ эту минуту все шло сравнительно гладко; гости беззаботно болтали; молодыя женщины даже бѣгали, гоняясь другъ за другомъ вокругъ большого стола и шутя поднимая цѣлую войну изъ-за того или другого "любимаго" столика. Эмми порхала отъ одного къ другому, но замѣтно было, что въ глазахъ ея свѣтится недобрый огонекъ и губы сложены въ недобрую складку.
   -- Хоть бы скорѣе, наконецъ, уѣхать!-- отозвалась Ли на замѣчаніе подруги.
   -- Вотъ и я то же говорю! Мнѣ такъ хотѣлось бы уже быть въ Калифорніи! За послѣднее время я чувствую странное ощущеніе, какъ будто знаю, что кто-то держитъ въ рукахъ зажженный фитиль и каждую минуту готовъ взорвать мину съ динамитомъ.
   -- Я и думать объ этомъ не хочу; тутъ всегда столько народу,-- ничего подобнаго произойти не можетъ!
   Однако, оставшись одна съ мужемъ, Ли сообщила и ему свою тревогу. Повидимому, все между ними обстояло благополучно; Сесиль былъ не изъ тѣхъ мужей, которые склонны дуться, и ничего не дѣлалъ въ половину. Разъ покончивъ съ объясненіемъ насчетъ поѣздки Ли, онъ рѣшилъ не подавать вида и обращался съ нею какъ ни въ чемъ не бывало.
   -- Какъ бы мнѣ хотѣлось, чтобъ этотъ мерзкій Пиксъ скорѣе уѣхалъ!-- проговорила Ли, вызывая мужа на дальнѣйшіе разспросы:-- онъ здѣсь совсѣмъ лишній.
   -- Да я и самъ не знаю, для чего онъ нуженъ? Отроду не видывалъ я человѣка, который былъ бы такъ некстати на охотѣ.
   -- Онъ, вѣрно, дѣйствуетъ на нервы твоего отца?
   -- Еще бы!
   -- Я думаю, его сюда пригласила Эмми, и всѣ эти дни она, какъ будто, неспокойна. Нѣтъ, ты только представь себѣ, отъ какой бѣды судьба тебя спасла! Еслибъ ты тогда не уѣхалъ въ Америку,-- тебя, пожалуй, женили бы на этихъ Пиксахъ.
   

XXVIII.

   На слѣдующій день, за утреннимъ чаемъ, Ли замѣтила въ окно, что лордъ Барнстэплъ, идетъ домой со стороны равнины. Это было настолько необыкновенно, что она обратила на то особое вниманіе, и, выйдя въ корридоръ, замѣтила, что слуга дѣлаетъ ей знаки, и въ самомъ дѣлѣ тотъ сообщилъ ей, что лордъ Барнстэплъ ожидаетъ ее у себя въ кабинетѣ.
   "Очевидно боится, чтобы намъ не помѣшали",-- думала Ли, поспѣшно идя по корридору, и чувствуя одновременно и любопытство, и тревогу.
   Лордъ Барнстэплъ расхаживалъ взадъ и впередъ по комнатѣ; нахмуренныя брови выдавали его неспокойное состояніе духа.
   -- Надо, чтобы вы помогли мнѣ,-- безъ дальнѣйшихъ намековъ,-- проговорилъ онъ.
   -- Конечно, я сдѣлаю все, что могу!
   -- Мнѣ надо, чтобы этотъ выскочка -- этотъ Пиксъ!-- оставилъ мой домъ; я дня не проживу, чтобы не надѣлать ему дерзостей; но, конечно, я этого не желаю; онъ -- гость Эмми, и она одна можетъ насъ избавить отъ него. Какъ она это сдѣлаетъ,-- мнѣ все равно; но говорить съ нею я, конечно, не намѣренъ: она сейчасъ же разразится истерикой и наперекоръ мнѣ оставитъ его гостить.
   -- Такъ вы хотите, чтобы я переговорила съ нею?
   -- Я не имѣю намѣренія навязать вамъ не особенно пріятную обязанность, но вы понимаете сами, вы -- единственная, которая хоть сколько-нибудь можетъ имѣть на нее вліяніе -- за исключеніемъ Сесиля; а съ нимъ я не хотѣлъ бы вовсе говорить объ этомъ.
   -- Но что я ей скажу?
   Лордъ Барнстэплъ круто повернулся на каблукахъ.
   -- Неужели вы ничего не можете придумать?
   Лицо молодой женщины оставалось невозмутимо, но она отвернулась. Лордъ Барнстэплъ разсмѣялся.
   -- Если глаза у васъ не завѣшены,-- вы, конечно, ясно видите, въ чемъ дѣло. Давно я замѣчаю, что Пиксъ все вертится около насъ, но до сихъ поръ мнѣ и въ голову не приходило, чтобы онъ былъ ея любовникомъ! Мнѣ дѣла нѣтъ ни до нея, ни до ея любовниковъ, но она не смѣетъ приводить эту дрянь въ "Аббатство".
   -- Я могу ей сказать,-- продолжала Ли,-- что всѣ говорятъ объ этомъ, и что женщины намекаютъ на желаніе отвернуться отъ нея, если она не прогонитъ Пикса.
   -- Вотъ именно! Вамъ предстоитъ отвратительная сцена. Какъ вы добры, что соглашаетесь взять на себя это дѣло, не подвергая меня необходимости грубить.
   -- Да я вѣдь вамъ принадлежу; я -- членъ вашей семьи, и вы должны понять, что я готова сдѣлать все, что угодно, для интересовъ вашего семейства.
   -- Да -- вы наша!-- нѣсколько горячѣе подхватилъ лордъ Барнстэплъ:-- Эмми ни разу такого участія не проявила. Теперь мнѣ не совсѣмъ пріятно напоминать объ этомъ, -- это, какъ будто, является вознагражденіемъ за вашу добрую услугу,-- но дѣло въ томъ, что я уже рѣшилъ передать вамъ фамильные брилліанты покойницы-жены. Чудо, какъ они хороши!-- а Эмми даже не подозрѣваетъ о ихъ существованіи. Конечно, было бы гораздо благороднѣе съ моей стороны -- передать ихъ вамъ еще давно... но...
   Ли кивнула ему ласково и сочувственно улыбнулась.
   -- Да, -- отвѣтилъ онъ на ея взглядъ: -- мнѣ не хотѣлось съ ними разставаться, но, я надѣюсь, вы ничего не будете имѣть противъ того, чтобы ихъ взять. Я сейчасъ пойду и напишу своимъ повѣреннымъ, чтобы они немедленно ихъ выслали сюда; надо же мнѣ хоть какъ-нибудь провести время. Ради Бога, вернитесь сюда немедленно и скажите мнѣ, какъ она отнеслась.
   -- Я не думаю, чтобы мнѣ пришлось заставлять васъ долго ждать. А я еще васъ не поблагодарила! Конечно, я буду въ восторгѣ отъ вашихъ брилліантовъ.
   -- Къ вамъ должны также перейти брилліанты Барнстэпловъ, но она способна всѣхъ насъ пережить!
   Идя по длиннымъ корридорамъ, которые вели къ комнатамъ мачихи, Ли думала о томъ, что лордъ Барнстэплъ хорошо сдѣлалъ, заговоривъ о брилліантахъ. Мысль объ этомъ вниманіи съ его стороны была ей пріятна и ободряющимъ образомъ подѣйствовала на нее.

-----

   Лэди Барнстэплъ только-что проснулась и пила чай. Видъ у нея былъ сердитый и растрепанный.
   -- Садитесь, проговорила она, замѣтивъ, что Ли подошла въ камину и разглядывала какую-то фарфоровую бездѣлушку.-- Терпѣть не могу, когда люди стоятъ по угламъ!
   Ли взяла стулъ и сѣла напротивъ мачихи; не такой она была человѣкъ, чтобы не пойти на уступки, если вопросъ шелъ о болѣе важномъ предметѣ.
   -- За послѣднее время вы были какъ будто разстроены,-- замѣтила Ли:-- что случилось?
   -- Ахъ, да все на свѣтѣ! Мнѣ, просто, хочется иной разъ кого-нибудь отдѣлать хорошенько. Какое право имѣютъ всѣ эти англичане задирать передо мною носъ? Одинъ человѣкъ всегда стоитъ другого; я сама родомъ изъ свободной страны и люблю свободу.
   -- Удивляюсь, какъ вы могли бросить эту страну на цѣлую четверть вѣка.
   -- О, я не сомнѣваюсь, что вамъ хотѣлось бы отъ меня отдѣлаться, но... вы не отдѣлаетесь! Я изнемогла въ борьбѣ за стремленіе въ высшіе круги, и, разъ достигнувъ своей цѣли, не намѣрена ей измѣнять. Въ Нью-Іоркѣ я была бы нулемъ, а въ Чикаго... Упаси, Боже!
   -- Однако, вы значительно спустились со своей высоты и, если не примете энергическихъ мѣръ, то и совсѣмъ завязнете...
   -- Что вы хотите сказать?-- вскричала лэди Барнстэплъ.-- Я, кажется, готова пустить въ васъ чайной чашкой...
   -- Не смѣйте!-- остановила ее Ли.-- Я, все равно, имѣю право говорить, еслибъ даже не питала къ вамъ никакого участія; но послушайте: вы сами знаете, что м-ръ Пиксъ вамъ очень вредитъ.
   -- Я бы желала знать, почему я не имѣю права имѣть любовника, какъ всякая другая?
   -- Неужели вы хотите сказать, что онъ дѣйствительно...
   -- Не ваше дѣло разбирать!-- Я не позволю, чтобы вы или кто бы то ни было командовали мной.
   Лэди Барнстэплъ вся дрожала и злилась на холодный, ясный взглядъ голубыхъ глазъ, которые твердо на нее смотрѣли, но предпочла, все-таки, держать себя вызывающимъ образомъ.
   -- Я не имѣю намѣренія вами командовать; но, конечно, это меня касается,-- касается также лорда Барнстэпла и Сесиля.
   -- Молчать!-- вскричала лэди Барнстэплъ (врожденная рѣзкость выраженій всегда выдавала ее, когда ея нервы забирали волю).-- Нѣтъ, какъ это вамъ нравится? Такой щенокъ, какъ вы, осмѣливается, сидя передо мною, читать мнѣ нравоученія! И, наконецъ, желала бы я знать, какъ вы объ этомъ можете судить? Вы замужемъ за человѣкомъ, который -- "соль земли", и вы -- такая дура, что онъ уже вамъ надоѣлъ! Нѣтъ, еслибы вы были связаны въ теченіе двадцати лѣтъ съ такимъ бездушнымъ звѣремъ, какъ Барнстэплъ, вы могли бы... Да, вы могли бы отнестись немного снисходительнѣе.
   -- Но я и безъ того готова относиться снисходительно, и прекрасно знаю, что вамъ не особенно счастливо живется; но для васъ я желала бы, чтобы вы были счастливы, и, навѣрно, есть другія средства для того, чтобы въ нихъ искать утѣшенія.
   -- "Есть"?! Ну, такъ я ничего о нихъ не знаю, да и вы, пожалуй, тоже! Я была хороша, когда вышла за Барнстэпла; я искренно влюбилась въ него, если вамъ угодно знать. Онъ былъ настоящій джентльменъ и аристократъ, а я была честолюбива и восхищалась имъ: вдобавокъ, онъ такъ хладнокровно ко мнѣ относился, что обаяніе его дѣйствовало на меня еще сильнѣе. Хотя бы для вида онъ когда-нибудь прикинулся, что женился не на деньгахъ,-- такъ и того нѣтъ! Ни разу не переступилъ онъ за порогъ моей спальни,-- если вамъ угодно знать всю правду...
   -- Говорятъ, онъ былъ влюбленъ въ свою первую жену и горячо принялъ къ сердцу ея смерть. Можетъ быть, въ этомъ была главная причина...
   -- Вотъ именно! Ея портретъ виситъ у него въ спальнѣ; онъ даже въ кабинетъ его не перевѣсилъ, чтобы никто, кромѣ него, ея не видѣлъ. Какъ-то разъ мнѣ стало его жаль, когда онъ былъ боленъ, и я пошла его провѣдать. Онъ лежалъ въ постели и, завидя меня на порогѣ, крикнулъ мнѣ, чтобы я его не переступала... но ее я успѣла разглядѣть.
   -- Признаюсь, я еще больше готова его уважать за то, что онъ не притворялся, не клялся вамъ въ любви. Въ сущности, вашъ бракъ -- добровольная сдѣлка: онъ продалъ вамъ свое положеніе въ обществѣ и связанный съ нимъ титулъ, и оба вы извлекли изъ этого дѣла значительную пользу.
   -- Я его ненавижу! Я много еще кого ненавижу въ вашей Англіи, но его -- больше, чѣмъ другихъ! Я только выжидаю время; но когда придетъ срокъ нанести ему ударъ, пусть онъ не ждетъ пощады! Еслибы не Сесиль, я бы могла это сдѣлать хоть сейчасъ; но мнѣ жаль его, и Барнстэплъ не смѣетъ обижать и унижать единственнаго человѣка, который дѣйствительно меня любитъ...
   -- Если вы намекаете на м-ра Пикса, то лордъ Барнстэплъ всегда обращался съ нимъ какъ джентльменъ. Пиксъ -- выскочка, и вы, конечно, не настолько слѣпы, чтобы не замѣчать, до чего онъ невоспитанъ и невѣжественъ.
   -- Да какъ вы смѣете?!-- выкрикнула Эмми, вскочила и опрокинула весь чайный столъ, погубивъ на вѣки свой чудный розовый бархатный коверъ.-- Я думаю, онъ стоитъ насъ съ вами; признаться, мнѣ уже надоѣли косые взгляды и обхожденіе свысока. Нѣтъ, я не слѣпа! Я прекрасно знаю, что я -- графиня Барнстэплъ, и никому нѣтъ дѣла до того, чѣмъ я была прежде. Теперь я -- персона и не измѣню своему сану; хотя бы мнѣ пришлось совсѣмъ завязнуть въ тинѣ, я все-таки съумѣю выкарабкаться вверхъ. Да, да, да! Я могу, могу! У меня ни гроша нѣтъ за душой. Слышите? Ни гроша!! Я покончу съ собой...
   Ли подскочила къ ней и порывисто опустила ее въ кресло.
   -- Я не намѣрена терпѣть ваши выходки, и мнѣ о многомъ надо васъ еще спросить. Сидите смирно и спокойно.
   Лэди Барнстэплъ тяжело переводила духъ, но, повидимому, дѣйствительно усмирилась. Она не поднимала глазъ на свою собесѣдницу.
   -- Какъ давно вы разорились?-- начала та допросъ.
   -- Не знаю. Давно.
   -- Вы, значитъ, тратите деньги м-ра Пикса?
   -- Да.
   -- "Аббатство" и его земли приносятъ доходы и аренду?
   -- Нѣтъ; почти что ничего. Мызы у насъ небольшія; остальное пространство -- лѣса и болота.
   -- Такъ м-ръ Пиксъ гонится за "Аббатствомъ"?
   -- Да. Онъ это самъ прекрасно знаетъ.
   -- И вы не чувствуете никакой отвѣтственности, никакого обязательства предъ человѣкомъ, который далъ вамъ положеніе въ свѣтѣ и тѣмъ исполнилъ ваше желаніе?
   -- Ни до кого, ни до чего мнѣ дѣла нѣтъ!-- опять выкрикнула Эмми.-- Я вошла въ семью только для того, чтобы получить все, къ чему стремилась; разъ это достигнуто, и мнѣ не предстоитъ ничего большаго,.-- мнѣ все равно! Пусть хоть вся Англія показываетъ на нихъ пальцемъ,-- мнѣ ихъ не жаль!
   -- А мнѣ казалось, что вы любите Сесиля?
   На одно мгновеніе непріятное выраженіе на губахъ Эмми стушевалось.
   -- Да, я люблю его, но ничего не могу сдѣлать! Ему придется раздѣлить ихъ участь. Непріятнѣе всего для меня -- это отказаться отъ "Аббатства".
   -- И вы можете быть увѣрены, что послѣ такого обращенія, какое испыталъ здѣсь м-ръ Пиксъ, онъ долженъ сегодня же вечеромъ оставить этотъ домъ! Если вы сами не прогоните его,-- я беру это на себя.
   -- Да вы съ ума сошли?!
   -- "Аббатство" можно сдать въ аренду, чтобы не продавать: Джири хоть сейчасъ его наймутъ.
   -- Удивляюсь, какъ вы можете думать о томъ, чтобы уѣхать отсюда, если вы такъ преданы семьѣ!
   -- Но я до тѣхъ поръ не оставлю "Аббатства", пока оно будетъ во мнѣ нуждаться; а въ настоящее время оно нуждается. Конечно, м-ръ Пиксъ долженъ уѣхать; это -- первое и самое главное дѣло. Лорду Барнстэплу и Сесилю необходимо сказать это прямо. Только смотрите, берегитесь! не смѣйте говорить имъ, что м-ръ Пиксъ разсчитываетъ на "Аббатство". Напримѣръ, вы завтра же можете, будто бы, получить извѣстіе, что вы разорены.
   -- Если уйдетъ отсюда м-ръ Пиксъ, то и я -- вмѣстѣ съ нимъ!
   -- Какъ вамъ угодно; только не говорите этого ни лорду Барнстэплу, ни кому другому, чьи деньги вы тратили до сихъ поръ.
   -- Давно сказала бы ему и всему свѣту, еслибы не Сесиль! Онъ -- единственный, который обращался со мною деликатно; что же касается "Аббатства", онъ и даромъ его не захочетъ получить.
   -- Вотъ какъ! Почему же?
   -- Я слышала, какъ, вы болтали съ Барнстэпломъ и Сесилемъ объ "Аббатствѣ" и его преданіи, но, можетъ быть, вы и не подозрѣваете, что на "Аббатствѣ" лежитъ страшное заклятье, которое до сихъ поръ никогда еще себѣ не измѣняло: никогда "Аббатство" не переходитъ по прямой линіи отъ отца къ сыну. Этого до сихъ поръ еще ни разу не случалось.
   -- Я американка для того, чтобы не вѣрить всякимъ бреднямъ,-- замѣтила Ли; но ея голосъ потерялъ свою твердость. Она больше не смотрѣла на свою собесѣдницу; глаза ея больше не горѣли и смотрѣли холодно, какъ потухшій пепелъ.
   -- Пора уничтожить эту сказку,-- добавила она.
   -- Нѣтъ, ее не уничтожишь! или "Аббатство" перейдетъ къ постороннему, или Сесиль умретъ прежде, чѣмъ Барнстэплъ водворится на вѣчный покой въ усыпальницѣ...
   Ли встала.
   -- Чрезвычайно любопытное суевѣріе! Но дѣлать нечего, придется ему ошибиться; впрочемъ, прежде чѣмъ оно осуществится, я сейчасъ же пойду и поговорю съ м-ромъ Пиксомъ, если вы этого не сдѣлаете сами...
   -- Я могу сдѣлать это и сама, но вы будьте столь любезны, и не вмѣшивайтесь въ чужія дѣла.
   -- Такъ я пойду, скажу лорду Барнстэплу, что вы согласны...
   -- А! такъ это онъ васъ подослалъ? Мнѣ самой слѣдовало бы догадаться.
   Ли сжала губы.
   -- Мнѣ очень жаль... но все равно! Если сегодня вы мнѣ представили образчикъ вашего обычнаго образа дѣйствій, то, конечно, едва ли вы могли ожидать, чтобы вашъ мужъ искалъ свиданія съ вами.
   -- Онъ меня боится! Я, слава Богу, на любого мужчину способна нагнать страху!
   

XXIX.

   Ли вернулась къ своему свекру менѣе поспѣшно, нежели когда наступала на врага. Ей болѣе хотѣлось повидать Сесиля, но ему-то менѣе, чѣмъ кому-нибудь, она могла во всемъ признаться. Лордъ Барнстэплъ самъ открылъ ей дверь.
   -- Какъ вы любезны!-- замѣтилъ онъ.-- Мнѣ кажется, я навязалъ вамъ самое непріятное свиданіе, какое вамъ доводилось переживать.
   -- О, я все-таки ее убѣдила. Она кричала и металась по комнатѣ, но я ее успокоила.
   Лордъ Барнстэплъ засмѣялся въ искреннемъ восторгѣ.
   -- Я такъ и зналъ, что вы одолѣете ее!-- воскликнулъ онъ.-- Я такъ и зналъ, что вы ее осадите! Ну, что же дальше?
   -- Она мнѣ обѣщала, что скажетъ Пиксу, и онъ уберется сегодня же отсюда.
   -- Вы въ самомъ дѣлѣ съумѣли ее обойти! Какъ вы этого добились?
   -- Я ей сказала, что обращусь къ нему сама.
   -- Отлично. Но, конечно, она дастъ намъ еще отпоръ.
   -- А я даже не думаю, чтобы она отдавала себѣ отчетъ; она слишкомъ возбуждена. Мнѣ кажется, что она разстроена не по одной причинѣ; кажется, она получила дурныя вѣсти изъ Чикаго, недѣли двѣ тому назадъ.
   -- А!..-- Лордъ Барнстэплъ отошелъ къ окну; но, минуту спустя, онъ уже вернулся.-- Я давно замѣчаю, что въ воздухѣ что-то готовится недоброе, но за послѣдній годъ ея дѣла какъ будто бы пошли немного лучше. Состояніе у нея было довольно, большое и, конечно, могло выдержать временное напряженіе; но если она разорится...-- Онъ развелъ руками.
   -- Еслибы мы съ мужемъ оставались жить въ "Аббатствѣ" круглый годъ,-- мы могли бы до нѣкоторой степени поддерживать его, особенно еслибы сдали охоту въ аренду; но наша городская жизнь въ полгода поглощаетъ всѣ наши доходы.
   -- Боюсь, что другого исхода нѣтъ; намъ придется выѣхать отсюда. Надо поговорить съ вашимъ мужемъ; аренда все-таки не можетъ полностью окупить содержаніе "Аббатства". Я не вѣчно буду живъ, а моя смерть еще прибавитъ ему обязанностей и расходовъ.
   Онъ очень поблѣднѣлъ и вообще имѣлъ видъ страшно усталый. Ли не бросилась къ нему, не обняла его горячо, какъ сдѣлала бы прежде, но взяла его за руку и нѣжно погладила ее.
   -- Вы, Сесиль и я сама,-- мы всегда можемъ быть счастливы втроемъ, даже и безъ "Аббатства"; но если Эмми въ самомъ дѣлѣ разорится, она бѣжитъ, конечно, съ м-ромъ Пиксомъ, или съ кѣмъ-нибудь другимъ. Что же! проживемъ и безъ нея, и скоро ее позабудемъ, а бѣдности намъ не придется испытать.
   Лордъ Барнстэплъ поцѣловалъ невѣстку и потрепалъ ее по щекѣ, но лицо его не прояснялось.
   -- Я очень радъ, что вы будете всегда подлѣ моего Сесиля; можетъ случиться, что со временемъ вы сдѣлаетесь большой ему поддержкой. Онъ любитъ "Аббатство" больше, нежели я его люблю; мнѣ кажется, что и я тогда бы больше приложилъ стараній сохранить замокъ за собою.
   Ли чуть не призналась, что ей обѣщалъ Рандольфъ, но ей самой все еще казалось иногда, что она его знаетъ хорошо, а иногда -- наоборотъ; затѣмъ она припомнила послѣднюю выходку Эмми, о чемъ она совсѣмъ позабыла. Надо переговорить съ кѣмъ-нибудь объ этомъ.
   -- Эмми мнѣ сказала нѣчто ужасное, когда я уходила. Мнѣ очень хотѣлось бы спросить...
   -- О чемъ?
   -- Она сказала, что на имѣніяхъ "Аббатства" лежитъ проклятіе, и никогда они не переходятъ прямо отъ отца къ сыну.
   Лордъ Барнстэплъ выпустилъ изъ своей руки ея руку и опять отошелъ въ сторону.
   -- Дѣйствительно, у насъ въ семьѣ былъ цѣлый рядъ странныхъ совпаденій; но такъ какъ надъ нашей землей лежитъ заклятіе не большее, чѣмъ надъ другими, то мы, конечно, надѣемся, что оно когда-нибудь перестанетъ дѣйствовать. Въ сущности, и нѣтъ причины, почему бы это не могло измѣниться. Старики-покойники должны быть довольны, что мы заботимся о ихъ костяхъ; но если "Аббатству" и суждено перейти къ другимъ, то я надѣюсь, что это заклятіе такъ же точно выживетъ отсюда своихъ новыхъ владѣльцевъ... А пока я пойду, одѣнусь къ обѣду.
   -- Только не безпокойтесь ни о чемъ! У меня есть порядочный клочокъ земли, и со временемъ онъ будетъ стоить огромныя деньги.
   -- На васъ самихъ лежитъ печать счастія, которое вы вносите съ собою, гдѣ бы ни появились. Конечно, это одно воображеніе, но я помню, что я именно такъ подумалъ, когда въ первый разъ встрѣтился съ вами.
   -- Такъ вотъ почему вы не сердитесь, что я не принесла съ собою милліоны, какъ на меня сердилась Эмми!
   -- Да что вы! Она -- животное! Ну, пойдемте одѣваться.
   Спускаясь внизъ по лѣстницѣ; Ли встрѣтилась съ Сесилемъ.
   -- Не ищи меня,-- сказалъ онъ,-- когда ты соберешься послѣ уходить къ себѣ: я хочу исчезнуть тотчасъ же послѣ обѣда и буду сидѣть дома надъ своей работой.
   -- Не придти ли посидѣть съ тобою?-- спросила Ли, и въ его руку нѣжно вложила свою.
   Онъ отвѣтилъ ей пожатіемъ, но отвѣтилъ не сразу.
   -- Нѣтъ, лучше мнѣ понемногу привыкать работать безъ тебя, если мнѣ суждено быть одному хотя бы и на время.
   Ли подняла голову и хотѣла сказать ему, что въ настоящую минуту она не думаетъ отъ него уѣзжать,-- но ее остановилъ порывъ недобраго желанія помучить его. Впрочемъ, сегодня она нарядилась по его вкусу. Сесиль предпочиталъ бѣлыя легкія ткани, а на ней было именно бѣлое, вышитое по шолковому муслину. Мужъ остановился и вдругъ обернулся къ ней лицомъ -- такъ что слабый свѣтъ лампы освѣщалъ его лишь въ половину, но Ли замѣтила, что руки его были засунуты въ карманы, а лицо блѣднѣе обыкновеннаго.
   -- Мнѣ хотѣлось бы тебѣ сказать, -- началъ онъ, замѣтно запинаясь,-- что мнѣ не хочется съ тобой разстаться, не высказавъ, какъ глубоко я цѣню твою преданность и горячее участіе въ теченіе минувшихъ лѣтъ. Я слишкомъ былъ счастливъ въ это время, чтобы пускаться въ подробное разбирательство такого вопроса; но мнѣ казалось, что и тебѣ живется такъ же счастливо, какъ мнѣ; теперь я вижу, что ты усиливалась только быть для меня тѣмъ, чѣмъ ты и была эти три года. На прошлой недѣлѣ я убѣдился, что все-таки это было съ твоей стороны большимъ принужденіемъ, и что я, самъ того не замѣчая, совершенно тебя обезличилъ. Для меня пытка -- представлять себѣ, что ты могла счесть меня за грубаго и безсердечнаго эгоиста; потому меня ничуть не удивляетъ твое желаніе вспорхнуть и полетать на волѣ; но только... вернись ко мнѣ скорѣе!
   Ли не отвѣчала. Ей хотѣлось слишкомъ многое сказать въ эту минуту; но, должно быть, мужъ прочелъ это въ ея глазахъ, потому что обнялъ, горячо прижалъ ее къ своей груди и много разъ подъ-рядъ поцѣловалъ...
   Молодые Джири встрѣтили ихъ удивленнымъ взглядомъ.
   -- Куда это вы запрятались?-- спросила Корали.-- Я бродила по всему "Аббатству", но нигдѣ не могла на васъ напасть; по неволѣ пришлось утѣшиться болтовней съ этой миссъ Пиксъ, которая усердно разспрашивала меня о всѣхъ подробностяхъ правилъ о разводѣ въ Соединенныхъ-Штатахъ. Можно подумать, что у нея, чего добраго, спрятанъ гдѣ-нибудь непоказной супругъ, отъ котораго она хочетъ отдѣлаться. Она вообще, производитъ на меня впечатлѣніе сумасшедшей, да и ея братецъ въ настоящую минуту -- тоже. Нэдъ, ты себѣ представь, каково видѣть такихъ господъ у себя въ гостяхъ! Должна признаться, что англичане...
   -- Ахъ, да замолчи же!-- нетерпѣливо перебила ее Ли, и тотчасъ же поспѣшила извиниться, ссылаясь на множество заботъ.
   -- Ну, знаешь ли, я думаю, тебѣ, дѣйствительно, пора уѣхать, -- замѣтила Корали насмѣшливо.
   Ли только пожала плечами.
   М-ръ Пиксъ, къ ея великой досадѣ и ужасу, дѣйствительна присутствовалъ на обѣдѣ, и несмотря на то, что онъ больше молчалъ, чѣмъ говорилъ, его молчаніе уже само по себѣ могло обратить на него всеобщее вниманіе: обыкновенно, онъ старался скрыть свою неловкость и застѣнчивость подъ цѣлымъ потокомъ трескучей болтовни.
   -- Право, со мной сейчасъ будетъ истерика!-- проговорила лэди Джиффордъ, выходя въ гостиную.-- Этотъ господинъ чего-нибудь да добивается; онъ трусъ, но вмѣстѣ съ тѣмъ его нахальство безгранично: я его встрѣтила сегодня въ корридорѣ, въ тотъ моментъ, какъ онъ выходилъ отъ Эмми въ совершенно непоказанное время. Я шла къ ней, но меня не приняли, а у него былъ такой видъ, какъ будто они только-что подрались и разругались. Хорошо бы было, подъ какимъ-нибудь предлогомъ, выпроводить его отсюда!
   -- Хорошо, я сейчасъ пошлю за шалями и плэдами, и скажу Корали, чтобы она взяла на себя занимать Барнстэпла. Она съумѣетъ его развлечь. Тогда я примусь за Пикса.
   -- О, какъ бы мнѣ хотѣлось видѣть эту сцену! а м-съ Монгомери я проведу въ "Севрскую" комнату и предложу ей разсматривать фарфоровыя бездѣлушки передъ сномъ.
   Все обошлось благополучно; даже Ли (это всѣ видѣли) спустилась вмѣстѣ съ гостями въ усыпальницу, но тотчасъ же поспѣшила незамѣтно ускользнуть и въ знакъ привѣтствія замѣтила на лицѣ Пикса нѣчто среднее между гримасой и язвительной улыбкой. Было ясно, что его планы терпятъ пораженіе, и что онъ готовъ окончательно растеряться.
   Когда она вошла, онъ даже не привсталъ, и только еще рѣзче, еще противнѣе стала его гримаса.
   -- Вы еще не уѣхали?-- спросила она такимъ тономъ, какимъ говорятъ съ лакеемъ.
   Пиксъ поднялъ носъ, какъ наглый богачъ, и отвѣтилъ ей угрюмо, но дерзко.
   -- Я еще не собирался и не собираюсь уѣзжать, да и не уѣду, пока не соберусь. Я даже не понимаю, что вы хотите сказать.
   -- Нѣтъ, вы понимаете! Вы видѣлись съ лэди Барнстэплъ сегодня, и она вамъ сказала, что вы должны уѣхать. Мы не хотимъ, чтобы вы здѣсь оставались.
   -- Но я пробуду здѣсь, сколько захочу.
   -- Нѣтъ, не пробудете! Вы уѣдете сегодня же; я приказала подать коляску къ поѣзду одиннадцать-десять, а ночевать вы можете въ Лидсѣ. Вашъ слуга уже началъ укладываться.
   -- Я не уѣду!-- закричалъ онъ, и грудь его заколыхалась.
   -- Нѣтъ, вы уѣдете!-- хотя бы пришлось насильно усадить васъ въ коляску.
   Онъ вздрогнулъ, но какъ-то весь сжался (нервы его, повидимому, отказывались ему служить) и совершенно ясно проговорилъ:
   -- А кто будетъ кормить эту толпу гостей?
   -- Мой мужъ и я. Мы просимъ васъ подать намъ счетъ.
   -- Но, чортъ возьми, вѣдь счетъ очень великъ!
   -- Не думаю,-- возразила Ли.-- Меня не касается вопросъ, что вы могли здѣсь издержать. Я въ точности выясню время, когда прекратились личные доходы моей мачихи, и какая сумма идетъ на содержаніе "Аббатства". Постарайтесь не ошибиться въ итогахъ! Ну, а затѣмъ, прошу васъ убираться и не дѣлать скандала.
   

XXX.

   Все обошлось бы, можетъ быть, тихо и мирно, еслибы въ эту минуту не появился на порогѣ лордъ Барнстэплъ.
   -- Милая Ли!-- началъ онъ:-- съ моей стороны, непростительно было вмѣшать васъ въ это дѣло. Пройдите къ гостямъ,-- я сейчасъ тоже приду туда.
   Ли, которую, въ сущности, забавляла эта сцена, оглянулась на него и нахмурилась.
   -- Лучше уйдите! Пожалуйста, уйдите!-- убѣдительно повторяла она.
   -- Чтобъ я васъ оставилъ, а этотъ господинъ наговорилъ бы вамъ дерзостей?! Онъ даже не понимаетъ, что долженъ говорить съ вами стоя.
   И Барнстэплъ повернулся къ Пиксу, лицо котораго теперь пылало, а бѣлки налились кровью.
   -- Кажется, вамъ уже было сказано, чтобы вы здѣсь не оставались? Мнѣ очень жаль, что приходится говорить такъ грубо, но вы должны уѣхать. Никакихъ объясненій намъ не нужно; я предпочелъ бы, чтобы вы мнѣ ничего не возражали, но я требую, чтобы вы оставили мой домъ сегодня же!
   Пиксъ мигомъ очутился на ногахъ.
   -- Чортъ васъ возьми!-- истерично захлёбывался онъ, но возбужденіе все-таки придавало ему храбрости, и онъ продолжалъ:-- А что же будетъ съ вами, куда дѣнетесь вы на слѣдующій годъ? Все здѣсь будетъ мое! Кто будетъ платить за вашу корку хлѣба? Кто будетъ погашать ваши карточные долги? Они порядочную сумму занимаютъ въ моихъ счетахъ. Если вы заставляете любовника вашей жены за васъ платить, такъ хоть, по крайней мѣрѣ, постарались бы выигрывать почаще...
   Онъ окончательно задохнулся.
   Лордъ Барнстэплъ стоялъ передъ нимъ, какъ окаменѣлый; но вдругъ кинулся къ нему, схватилъ его за шиворотъ и вытолкнулъ въ открытое окно, какъ злую крысу. Мускульной силы въ немъ было довольно, какъ во всякомъ англичанинѣ, который полжизни провелъ на открытомъ воздухѣ, а лицо было лишь немного блѣднѣе обыкновеннаго, когда онъ оглянулся на Ли.
   -- Онъ сказалъ правду, это несомнѣнно; но надо, чтобъ она сама это подтвердила!-- проронилъ онъ и пошелъ на половину жены.
   Ли подбѣжала къ окну. На дорожкѣ сидѣлъ Пиксъ и прижималъ къ лицу платокъ. По близости никого не было видно; вдругъ онъ всталъ на ноги и опрометью кинулся въ домъ. Ли ясно видѣла, что теперь онъ и самъ хочетъ убраться поскорѣе.
   Въ изнеможеніи она сѣла и закрыла лицо руками. Ее мучило одновременно невѣдѣніе относительно того, какъ Эмми поступитъ въ этомъ случаѣ, и вопросъ -- какъ оградить, какъ защитить отъ позора ни въ чемъ неповиннаго Сесиля? Она ждала,-- долго ждала Барнстэпла, но, наконецъ, дольше не могла ждать. Прежде, однако, чѣмъ пройти къ гостямъ, надо во что бы то ни стало узнать хотя бы самое худшее: что сдѣлаетъ лордъ Барнстэплъ, если Эмми признается во всемъ?

-----

   Барнстэплъ сидѣлъ за своей конторкой и писалъ. При ея входѣ, онъ поднялъ руку и поспѣшно опустилъ ее на какой-то предметъ, лежавшій рядомъ съ его бумагами, но Ли подошла и сняла его руку съ револьвера.
   -- Развѣ это необходимо?-- спросила она.
   -- Несомнѣнно! Неужели вы можете допустить, что я соглашусь прожить еще хотя день?
   -- Но, можетъ быть, никто объ этомъ не узнаетъ?
   -- Всей Англіи будетъ все извѣстно прежде, чѣмъ пройдетъ эта недѣля. Эмми дала мнѣ понять, что многіе уже догадались...
   -- Для женщины это ужасно!
   -- Но въ васъ есть фамильная гордость; вы способны все понять. Честь моя продана, поругана; гордость моя рушилась; нѣтъ мнѣ среди другихъ людей хотя бы самаго тѣснаго уголка... Мнѣ -- встрѣтиться теперь лицомъ къ лицу съ моимъ сыномъ!.. Великій Боже!
   -- Развѣ нельзя отъ него скрыть?
   -- Нѣтъ, невозможно! Это -- единственное наслѣдіе, которое я ему оставлю. Это не убьетъ ни его самого, ни его мужества: онъ тверже характеромъ, нежели можно думать. Если я обратилъ честь семьи въ прахъ,-- въ немъ есть сила возвысить ее больше прежняго. Помните же! и пусть онъ этого во вѣкъ не забываетъ! Вы до сихъ поръ прекрасно исполняли свою роль; но вамъ осталось еще много-много впереди. Вы убѣдитесь, что судьба привела васъ въ нашу семью не для того, чтобы разыгрывать пріятно-свѣтскую роль графини.
   -- Я въ силахъ справиться съ моею ролью.
   -- Я самъ такъ думаю!.. Ну, а пока у меня впереди на цѣлый часъ работы. Я не отпущу васъ отъ себя, пока не кончу. Вы -- существо, сильное духомъ, но вы, все-таки, женщина; я васъ не выпущу отсюда, пока не кончу.
   -- Я и сама хочу остаться съ вами.
   -- Благодарю васъ. Сядьте!
   Онъ придвинулъ ей стулъ, а самъ продолжалъ писать.
   Ли знала сама, что, оставя его, она цѣлый часъ шагала бы тревожно въ корридорѣ, но тутъ, подлѣ него, она чувствовала себя сравнительно спокойнѣе. Хотя ей и внушала мать, что она должна простить отцу его необдуманное самоубійство, но теперь, когда всѣ впечатлѣнія дѣтства улеглись, она благоразумно отказывалась вмѣшиваться въ тѣ дѣла, которыя ея не касались; она даже не разсуждала о дѣлахъ лорда Барнстэпла, хоть они относились отчасти и къ ней самой. Съ ея точки зрѣнія, одинаково дерзко было бы выражать ему какъ свое одобреніе, такъ и осужденіе.
   Изъ окна ей были видны лѣса и луговины ея новой родины. Когда-то она гордилась тѣмъ, что Калифорнія -- прекрасная страна; но теперь она начинала чувствовать, что съ теченіемъ времени все англійское ей будетъ становиться ближе и понятнѣе. Въ глубинѣ души у нея были зародыши родовой гордости, свойственной Маундреламъ, и она теперь считала это вполнѣ естественнымъ, потому что была единою съ мужемъ. Не останавливаясь на только-что пережитыхъ впечатлѣніяхъ, Ли даже не задавала себѣ вопроса, почему она такъ измѣнилась; она чувствовала только, что послѣдніе три года дали ей то, чего не дали двадцать-одинъ годъ жизни до ея замужества. Она рѣшительно убѣдилась, что ея новая обстановка такъ же хорошо сольется съ нею, какъ еслибы она, Ли, всегда была англичанкой:-- любовь поддержала ее въ тѣ минуты, когда ей больше ничего не нужно было, кромѣ счастья Сесиля.
   Сесиль, которому теперь она была еще нужнѣе, овладѣлъ всею ея душою; всѣ ея мысли стремились къ нему, къ той башнѣ, гдѣ онъ теперь сидитъ и такъ же, какъ отецъ, склонился надъ своей конторкой... Ли знала, что мужъ всегда работаетъ съ нервнымъ увлеченіемъ. Ужасно было думать, что онъ тамъ сидитъ -- такъ близко!-- и не подозрѣваетъ о той ужасной драмѣ, которая можетъ здѣсь разыграться и задѣть его глубоко. Ли была рада продлить эту неизвѣстность какъ можно дольше. Конечно, не она пойдетъ и ему скажетъ...
   Лордъ Барнстэплъ положилъ перо и запечаталъ письма; затѣмъ онъ всталъ.
   -- Прощайте!-- вдругъ проговорилъ онъ. Они пожали другъ другу руки и разстались молча. Ли вышла вонъ; онъ затворилъ за нею дверь. Ли остановилась за порогомъ, выжидая. Не могла же она принести сыну извѣстіе о его смерти, покуда еще есть сомнѣніе.
   Ждать приходилось долго, долго... Ли начинала думать, что у него не хватаетъ духу или, быть можетъ, онъ молится передъ портретомъ своей первой, своей единственной жены... Но вотъ глухой ударъ... Все кончено!

-----

   Быстро бросилась молодая женщина корридоромъ, по направленію къ башнѣ, но черезъ минуту вернулась обратно и вошла въ библіотеку.
   Рандольфъ имѣлъ обыкновеніе заходить туда читать передъ сномъ. Годы могли пройти, прежде чѣмъ имъ удастся повидаться, а на слѣдующее утро всѣ гости уѣдутъ -- и онъ тоже. Завтра все и всѣмъ будетъ извѣстно!
   Рандольфъ былъ въ библіотекѣ одинъ. Свѣтлой улыбкой привѣтствовалъ онъ своего друга дѣтства, но тотчасъ же остановился и пристально посмотрѣлъ на Ли.
   -- Что случилось? У васъ такой видъ, какъ будто вы только что возвратились съ того свѣта.
   -- Вы почти угадали: лордъ Барнстэплъ застрѣлился; онъ узналъ то, что, надѣюсь, никогда не дойдетъ до васъ. Онъ кончилъ съ собою, и вы завтра же уѣзжайте отсюда.-- Они стояли близко другъ подлѣ друга.
   -- А вы остаетесь? Вы не вернетесь съ нами въ Калифорнію?
   -- Я никогда и ни на минуту больше не оставлю Сесиля одного!-- Долгимъ взглядомъ обмѣнялись они и безъ словъ поняли другъ друга. Ли опустила глаза. Молчаніе было слишкомъ тяжело, и она опять подняла взглядъ на Рандольфа. Онъ смотрѣлъ такъ, какъ будто видитъ ее въ послѣдній разъ. Сегодня ей вторично приходилось въ глазахъ читать тяжелыя мысли. Силы ей измѣняли; она чувствовала, что холодѣетъ при мысли, что ей суждено прочесть въ глубинѣ души ея мужа.
   Ничего не найдя сказать Рандольфу въ утѣшеніе, Ли оглянулась вокругъ и снова подняла на него глаза съ выраженіемъ мольбы и убѣдительнаго желанія его утѣшить.
   -- Правда ли, будто лэди Барнстэплъ разорена, будто у нея не осталось ни одного пенни?-- спросилъ Рандольфъ, желая прервать тяжелое затишье.
   Опять молчаніе.
   -- Я никогда еще не измѣнялъ своему слову,-- снова заговорилъ Рандольфъ.
   Ли подарила его взглядомъ, полнымъ благодарности и еще разъ пришлось ей искренно пожать руку человѣку, котораго жизнь обманула. Она спустилась внизъ и, проходя мимо двери лорда Барнстэпла, убѣдилась, что тамъ еще не было и признака того, что знаютъ о случившемся...
   Изъ оконъ крайняго корридора Ли замѣтила съ особой ясностью очертаніе часовни и кладбища на холмѣ. Она остановилась и суевѣрнымъ взглядомъ уставилась въ этотъ отдаленный пунктъ прекраснаго помѣстья. Черезъ недѣлю туда повезутъ лорда Барнстэпла, и тамъ онъ водворится на вѣчный покой подъ сводомъ алтаря. Мысль ея невольно обратилась къ будущему продолжателю рода, котораго она все еще не могла дождаться. Ей хотѣлось теперь отвѣтить на вопросъ: суждено ли ей когда-нибудь произвести на свѣтъ дитя, которому судьба, въ свою очередь, судитъ также успокоится въ этой часовнѣ вѣчнымъ сномъ? Ли нахмурилась и тотчасъ же упрекнула себя въ малодушіи за то, что поддалась глупому суевѣрію. Но ея упорный взглядъ не могъ оторваться отъ холма; ей чудились призраки всѣхъ тѣхъ, чьи кости лежали подъ землей "Аббатства", и вдругъ она замѣтила, что сердце ея холодѣетъ: "Аббатство", все-таки, досталось во владѣніе Маундреловъ; вѣдь не умеръ же мужъ ея прежде, чѣмъ отецъ? Два года тому назадъ, она, не задумываясь, отогнала бы отъ себя призраки суевѣрія, но сегодня средневѣковой міръ и его вѣрованія запечатлѣлись у нея въ мозгу, и... ей стало страшно. Можетъ быть, Пиксъ... или его молчаливая сестра...
   Ли побѣжала къ башнѣ, все время думая только о томъ, какъ бы сдержать свои нервы.
   Если Сесиль тамъ, ей придется вооружиться всѣми силами души. Но Ли прежде всего была женщина,-- и женщина напуганная, истомленная долгими часами нервнаго напряженія...
   Когда она добралась до лѣстницы, колѣни ея дрожали, и она взбиралась наверхъ такъ медленно, что, кажется, была готова позвать къ себѣ на помощь мужа... Она жалѣла, что не просила мужа перейти работать къ ней въ будуаръ: открытая дверь будуара зіяла черной пропастью, какъ дверь пещеры или погреба.
   Но Сесиль наверху, у себя въ комнатѣ.
   Ли съ трудомъ добралась до верхней площадки, и только тогда почувствовала, что необходимость быть мужественной нѣсколько оживляетъ ее. Всѣ сильныя натуры чувствуютъ приливъ мужества именно въ самыя тяжелыя, самыя рѣшительныя минуты жизни.
   Вотъ, за угломъ корридора, сверкнула узкая полоска свѣта; но за тяжелой дверью не было ни звука... Когда Ли поровнялась съ нею, суевѣрный страхъ совсѣмъ оставилъ ее, и... рѣшительнымъ движеніемъ она быстро распахнула дверь.
   Сесиль спокойно сидѣлъ за конторкой и съ увлеченіемъ работалъ, не зная ничего о жестокой судьбѣ своего отца...

А. Б--г--.
"Вѣстникъ Европы", NoNo 4--6, 1900

   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

конкурсы на день матери в школе
Рейтинг@Mail.ru