Арсеньев Александр Васильевич
День зла и день добра

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Арабская сказка.

   

ДЕНЬ ЗЛА И ДЕНЬ ДОБРА.

Арабская сказка.

   Ля илля иль Алла, Магометъ россуль Алла! (Нѣтъ Бога, кромѣ Бога, Магометъ пророкъ Его).
   Когда жгучее солнце, утомленное дневнымъ путемъ, скрылось за пески пустыни, когда усталый и жаждущій караванъ остановился у благодѣтельнаго источника, раскинулъ палатки и, сотворивъ вечернюю молитву, улегся отдыхать,-- сѣдой вожакъ каравана разсказалъ, на сонъ грядущій, такую сказку:
   Король Номанъ, великій владыка пустыни, жившій въ городѣ Гира, особенно отличалъ два дня въ году: одинъ былъ днемъ добра, а другой -- днемъ зла.
   Когда приходилъ день зла, владыка Номанъ приказывалъ сѣдлать огненно-рыжую лошадь, одѣвался во все красное и, обнаживъ острый, какъ бритва, ятаганъ, выѣзжалъ изъ своего великолѣпнаго дворца. За нимъ слѣдовала тысяча воиновъ съ злыми и кровожадными лицами и цѣлая толпа рабовъ, вооруженныхъ съ ногъ до головы.
   Первый, попавшійся королю на дорогѣ человѣкъ, будь то арабъ или иностранецъ, правовѣрный или гяуръ, былъ растерзываемъ безъ всякой жалости, если не былъ одѣтъ въ траурную одежду.
   Вечеромъ владыка Номанъ возвращался въ свой дворецъ мрачный и молчаливый, съ окровавленнымъ ятаганомъ въ рукахъ.
   Въ этотъ день глубокій ужасъ царствовалъ между жителями города Гира и въ его окрестностяхъ; никто не выходилъ изъ дому; лавки были заперты, базары пусты, даже собаки прятались и выли отъ страха.
   Въ день добра владыка Номанъ одѣвался во все зеленое, поверхъ тюрбана блестѣла золотаякорона, бѣлоснѣжная лошадь прыгала и играла, неся веселаго владыку. Онъ выѣзжалъ изъ дворца въ сопровожденіи огромной толпы молодыхъ и красивыхъ воиновъ, которые разбрасывали народу золотыя и серебряныя монеты, шелковыя ткани и одежды.
   Владыка возвращался домой съ веселымъ лицомъ, во дворцѣ приготовлялся великолѣпный праздникъ, и царемъ этого праздника былъ первый встрѣтившійся на дорогѣ человѣкъ.
   Этотъ счастливецъ, уходя съ пира владыки Номана, получалъ въ подарокъ сто дорогихъ верблюдовъ.
   Весь городъ Гира ликовалъ, на базарахъ играла музыка, и всѣ голодныя собаки были сыты въ этотъ день.
   Владыка Номанъ отличилъ эти два дня въ году потому, что съ нимъ, по волѣ Аллаха, случились два слѣдующихъ происшествія:
   При дворѣ владыки, въ числѣ его совѣтниковъ, были двое престарѣлыхъ министровъ, которыхъ онъ любилъ больше всѣхъ, и которые не оставляли его никогда, ни на войнѣ, ни въ мирное время. Однажды онъ сидѣлъ съ ними на богатомъ пирѣ и, шутя и смѣясь, не замѣтилъ, какъ выпилъ дорогаго вина больше, чѣмъ слѣдуетъ. Владыка задремалъ и заснулъ и увидѣлъ сонъ, будто эти два любимые его министра составили между собою заговоръ, чтобы лишить владыку жизни и разграбить его богатства. Испуганный владыка проснулся и раскрылъ глаза, и въ это самое время одинъ изъ его любимцевъ передавалъ другому серебряный ножикъ для разрѣзыванія фруктовъ Не очнувшись еще вполнѣ отъ сна и принявъ сонъ за дѣйствительность, владыка въ гнѣвѣ схватилъ ятаганъ и разомъ срубилъ головы обоимъ своимъ вѣрнымъ друзьямъ и совѣтникамъ... И только видъ неповинно пролитой крови образумилъ яростнаго владыку. Онъ созналъ свою ошибку, горько заплакалъ, стыдясь своего преступленія, и проклялъ этотъ несчастный день...
   Этотъ день сталъ у владыки Номана днемъ зла.
   Другое происшествіе было такое.
   Владыка Номанъ поѣхалъ на охоту за легконогими газелями. Уже нѣсколько газелей стали добычею ловкости и мѣткости руки Номана, какъ вдругъ онъ увидѣлъ газель необыкновеннаго бѣлаго цвѣта, стройную и прекрасную.
   Возгорѣвшись желаніемъ поймать ее живьемъ, владыка пришпорилъ своего арабскаго скакуна и помчался за газелью, размахивая арканомъ. Скоро онъ далеко обогналъ свою свиту, наконецъ потерялъ совсѣмъ ее изъ виду и все мчался въ глубь пустыни за газелью, которая летѣла, какъ вѣтеръ, и не давалась ему въ руки, какъ привидѣніе. Послѣ нѣсколькихъ часовъ погони конь подъ владыкою сталъ уставать, кровавый потъ показался на немъ, и, наконецъ, драгоцѣнная лошадь пала среди пустыни, а газель, какъ облако, скрылась изъ виду.
   Владыка остался одинъ среди необозримой песчаной пустыни, подъ палящимъ солнцемъ; слабыя ноги его не вынесли-бы его изъ песковъ, и владыка думалъ, что ему придется умереть здѣсь одному. Съ тоскою началъ онъ оглядываться вокругъ, но нигдѣ ничего не было видно, кромѣ сыпучаго и раскаленнаго песку. Лишь вдали воз вышался надъ пустынею пригорокъ, и владыка направился къ нему, думая или умереть на немъ, или увидѣть съ него какой-нибудь караванъ или оазисъ съ водою и травою. Взобравшись съ трудомъ на пригорокъ, владыка Номанъ вперилъ глаза вдаль, и вдругъ, къ величайшей своей радости, увидѣлъ бѣлѣющую вдали палатку бедуина, а около нея лошадей и верблюдовъ.
   Собравъ послѣднія силы, владыка направился къ благодѣтельной палаткѣ; ноги его вязли въ горячемъ пескѣ, горло пересохло, въ груди горѣло мучительное пламя жажды.
   Гостепріимный сынъ пустыни, бедуинъ, уже издали замѣтилъ приближающагося къ его палаткѣ пѣшаго путника и сейчасъ же сообразилъ, что это несчастный, подъ которымъ пала лошадь или верблюдъ. Абдаллахъ, такъ звали бедуина, сѣлъ на одну изъ своихъ лошадей, другую взялъ за поводъ и поскакалъ на встрѣчу изнемогающему путнику.
   Владыка Номанъ, увидѣвъ приближающуюся помощь, упалъ на колѣни и воздѣлъ руки къ небу, воскликнувъ:
   -- Слава Богу, разсыпавшему оазисы въ пустынѣ и добрыхъ людей въ мірѣ, чтобы погибающій не погибъ!
   -- Слава Богу, давшему мнѣ возможность спасти погибающаго! сказалъ Абдаллахъ, подъѣхавъ къ владыкѣ и помогая ему сѣсть на лошадь.
   Пріютивъ въ палаткѣ полумертваго отъ усталости владыку, Абдаллахъ и жена его подали ему холодной воды и рису, напоили и накормили его и дали отдохнуть. Номанъ разсказалъ бедуину свое приключеніе, но сана своего не открылъ, а когда сталъ собираться домой, то пригласилъ Абдаллаха въ городъ Гира, обѣщая ему большую награду.
   -- Нѣтъ, дорогой гость -- сказалъ ему бедуинъ -- не промѣняю я моей честной, свободной пустыни на душный и лукавый городъ. Только здѣсь, въ пустынѣ, чувствую я присутствіе всемогущества Бога и сохраняю чистоту душевную и благородство помысловъ; въ городѣ всѣ заняты стяжаніемъ богатства, въ шумѣ жизни забывается Богъ и душа, музыка и лай псовъ заглушаютъ голосъ муэдзина {Муэдзинъ -- мулла (магометанскій священникъ), призывающій утромъ и вечеромъ мусульманъ къ молитвѣ протяжнымъ пѣніемъ съ минарета мечети.} призывающаго къ молитвѣ съ высокаго минарета... Нѣтъ, дорогой гость, мнѣ не надо твоихъ сокровищъ, я по-прежнему буду жить въ пустынѣ, водить караваны и тѣмъ прокармливать свою семью. Богъ да благословитъ тебя, садись на этого верблюда, я укажу тебѣ путь, и ты доѣдешь до города къ вечеру.
   Бедуинъ усадилъ владыку на верблюда, далъ ему мѣхъ съ водой и указалъ путь къ городу.
   Прощаясь съ благороднымъ сыномъ пустыни, владыка Номанъ сказалъ ему:
   -- Да благословитъ тебя Богъ за гостепріимство! Если когда-нибудь тебя постигнетъ несчастіе, то вспомни имя владыки Номана, царя правовѣрныхъ, живущаго въ городѣ Гира,-- онъ до конца своей жизни будетъ твоимъ покровителемъ и заступникомъ. Я близкій ему человѣкъ и скажу о тебѣ... Прощай.
   Владыка къ вечеру благополучно пріѣхалъ въ городъ и тѣмъ обрадовалъ всѣхъ, считавшихъ его уже погибшимъ въ пескахъ пустыни...
   Этотъ день сталъ у владыки Номана днемъ добра. Протекли и канули въ вѣчность нѣсколько лѣтъ послѣ этого счастливаго дня, владыка исполнялъ обряды дня зла и дня добра. Бедуинъ Абдаллахъ мирно жилъ въ пустынѣ, водилъ караваны купцовъ и богомольцевъ и совсѣмъ забылъ о своемъ гостѣ; много разъ приходилось ему оказывать подобныя услуги, и онъ ихъ считалъ своею прямою обязанностью. Но вотъ насталъ и для Абдаллаха день испытанія Божія: на его палатку напали разбойники изъ враждебнаго племени, избили его и его жену и ограбили все, что имѣлъ Абдаллахъ для прокормленія семьи.
   Бедуинъ съ надеждою на Бога покорился своей участи и надѣялся трудами рукъ своихъ снова нажить все нужное, но жена его плачемъ и просьбами заставила его отправиться въ городъ и спросить владыку Номапа, какъ говорилъ ему гость. Съ неохотою отправился Абдаллахъ въ городъ и, не доѣзжая до него, увидѣлъ огромную толпу всадниковъ.
   Впереди ихъ ѣхалъ воинъ въ красномъ одѣяніи на огненно-рыжей лошади и размахивалъ блестящимъ на солнцѣ ятаганомъ. Это былъ день зла. Абдаллахъ случился первымъ встрѣчнымъ, не одѣтымъ въ трауръ, и вся ватага съ владыкою впереди, бросилась на него вскачь.
   Номанъ узналъ наконецъ, далеко еще не доѣзжая до бедуина, своего гостепріимнаго Абдаллаха, и жалость овладѣла его сердцемъ.
   -- Неужели я убью честнѣйшаго изъ моихъ подданныхъ, подумалъ владыка,-- неужели погублю того, кто спасъ мнѣ жизнь?.. О, проклятый случай, какая ужасная встрѣча! Нѣтъ!.. не прибавлю новаго преступленія къ тѣмъ, которыя тяготятъ мнѣ душу!-- И съ этими мыслями Номанъ вдругъ повернулъ своего коня въ сторону, давъ знакъ всѣмъ слѣдовать за собою, чтобы избѣжать встрѣчи съ Абдаллахомъ. Бедуинъ также узналъ своего гостя и направилъ своего худаго верблюда на встрѣчу къ нему. Номанъ снова повернулъ лошадь, избѣгая новой встрѣчи, и поѣхалъ быстрѣе, но и бедуинъ повернулъ верблюда и погналъ его за владыкой, крича ему вслѣдъ:
   -- Неразуменъ тотъ, кто вѣритъ обѣщаніямъ вельможи! Нѣтъ у человѣка болѣе злаго врага, какъ тотъ, кому мы сдѣлали добро! Ты обѣщалъ мнѣ свою милость, а теперь тебѣ стыдно встрѣтиться съ оборванцемъ, ты убѣгаешь отъ меня! Пусть Аллахъ накажетъ тебя, неблагодарный!
   Бедуинъ хотѣлъ было уже повернуть назадъ своего тощаго верблюда, какъ былъ схваченъ подоспѣвшими воинами и приведенъ къ владыкѣ Номану, чтобы тотъ нанесъ ему первый ударъ.
   Неумолимая судьба насильно влекла Номана къ новому преступленію, тяжкому и непростительному; ятаганъ дрожалъ въ его обезсилѣвшей рукѣ, не могшей подняться на бедуина, и владыка изыскивалъ средство предотвратить бѣдствіе. Наконецъ онъ сказалъ окружающимъ:
   -- Аллахъ отнялъ силу руки моей, онъ не хочетъ, чтобъ я сегодня обагрилъ ее кровью... Сегодня я долженъ умертвить перваго встрѣчнаго, чтобы сдержать клятву, данную предъ всѣми этими воинами и Аллахомъ,-- ты -- первый встрѣчный и потому обреченъ на смерть, обратился Номанъ къ бедуину, но я прощаю тебя сегодня и отлагаю твою казнь до слѣдующаго года. Обѣщай мнѣ явиться черезъ годъ на это мѣсто и представь поручителя, который-бы головою своею отвѣтилъ за тебя, если ты самъ не явишься на мѣсто казни... Кто изъ васъ, обратился владыка къ окружавшей его свитѣ, поручится своею головою за этого бедуина?..
   Вся свита отшатнулась отъ владыки при этомъ вопросѣ, и никто не вызывался въ поручители. Всѣ молчали.
   -- Нѣтъ, нѣтъ! воскликнулъ бедуинъ, ставъ на колѣни, не ищи поручителя, я не хочу, чтобы изъ за меня погибъ кто-нибудь умнѣе и полезнѣе меня, я могу заболѣть, опоздать!.. нѣтъ, если ты поклялся передъ Аллахомъ -- исполни свою клятву, руби мнѣ голову; ожиданіе смерти хуже ея самой, не заставляй меня мучиться цѣлый годъ, руби; только не покинь мое семейство, которое умретъ безъ меня съ голоду!
   И бедуинъ преклонилъ голову, но рука владыки не могла поднять ятагана...
   -- Никто не хочетъ поручиться за него? снова обратился Номанъ къ свитѣ. Никто?.. Ну, такъ я, Номанъ, владыка правовѣрныхъ, я самъ, своею царственною головою поручаюсь за него, и если онъ не явится черезъ годъ -- эта самая рука, вотъ этимъ ятаганомъ пронзитъ мою грудь, въ искупленіе моихъ грѣховъ! И Номанъ приставилъ ятаганъ къ своей груди...
   Вся свита ахнула отъ удивленія, бедуинъ съ ужасомъ узналъ, что его гость никто иной, какъ славный Номанъ... Изъ глазъ его потекли слезы.
   -- Ступай, бедуинъ! сказалъ владыка, бросивъ кошелекъ съ золотомъ ему на сѣдло, и, не слушая ни просьбъ, ни криковъ Абдаллаха, быстро повернулъ лошадь и умчался въ городъ, сопровождаемый изумленною и пристыженною свитой... И свѣтъ и тьма боролись въ душѣ владыки...
   Абдаллахъ воротился въ пустыню и долго не говорилъ своей женѣ о приключеніи съ королемъ, не желая огорчить ее ожиданіемъ смерти. Но роковой день приближался; мѣсяцъ за мѣсяцемъ, недѣля за недѣлею мчались быстро и печально.
   Наконецъ наступилъ и самый этотъ день, и Абдаллахъ сѣлъ на лошадь и сталъ прощаться съ женой и дѣтьми; онъ не могъ сдержать слезъ и зарыдалъ какъ ребенокъ.
   Сердце жены сразу почуяло что-то недоброе, и она, бросившись Абдаллаху на шею, стала упрашивать его остаться, не ѣздить въ городъ и разсказать ей свое горе
   Абдаллахъ не выдержалъ и разсказалъ обо всемъ, и о томъ, что онъ далъ слово пріѣхать, и что за него головою поручился самъ владыка Номанъ.
   Жена еще болѣе зарыдала, узнавъ всю правду, и начала уговаривать Абдаллаха не ѣхать на вѣрную смерть, увѣряя мужа, что владыка не убьетъ себя изъ-за простаго вожака верблюдовъ, но Абдаллахъ съ гнѣвомъ отвергъ ея просьбы.
   Жена, рыдая, повисла на стременахъ Абдаллаха и не пускала его, волочась по песку пустыни...
   А въ это время владыка Номанъ уже выѣхалъ со свитою на то самое мѣсто, гдѣ ровно годъ тому назадъ встрѣтился ему бедуинъ, и ждалъ его, угрюмо насупивъ брови и вперивъ взоръ вдаль. Опечаленные вельможи попытались было отговорить его отъ этого безумнаго, по ихъ словамъ, дѣла, но владыка крикнулъ имъ, что не безуменъ тотъ, кто честно держитъ свое слово и исполняетъ клятвы, хотя бы это стоило ему даже жизни. И всѣ замолкли и вперили взгляды въ пустыню...
   Печальную и странную картину представлялъ этотъ владыка, окруженный поддданными и ждущій спасенія своей жизни отъ бѣднаго неизвѣстнаго бедуина.
   Это былъ великій владыка людей и смиренный рабъ своей клятвы...
   Уже близилось время появленія бедуина, а на краю пустыни еще не показывалось черной точки... По свитѣ прошелъ глухой ропотъ, владыка еще ниже опустилъ голову.
   Въ душѣ Номана происходила борьба: онъ припомнилъ всѣ свои худыя и хорошія дѣла и ужаснулся, видя, что худыхъ дѣлъ гораздо больше, чѣмъ хорошихъ.
   -- Какъ ни выгоденъ жребій царей, думалъ Номанъ, какъ ни много прощается имъ на землѣ, но зато они больше всѣхъ пострадаютъ отъ суда Божія. Власть -- это острый мечъ, который трудно удержать, не обагривъ его въ крови невинныхъ... Отнынѣ, если я буду живъ, этотъ мечъ будетъ только карать преступленіе и никогда не запятнается кровью честнаго человѣка. Если бедуинъ не пріѣдетъ, -- я умру, въ искупленіе моихъ тяжкихъ преступленій. Можетъ быть, эта жертва смягчитъ Грознаго Судію всѣхъ людей; если-же онъ пріѣдетъ -- то докажетъ тѣмъ, что онъ честнѣйшій изъ моихъ подданыхъ, а на честнаго я даю клятву не подымать руки... Этотъ простой бедуинъ со своей ангельской правотой заставилъ меня плакать о совершенныхъ мною грѣхахъ, чего не могли сдѣлать всѣ муллы моего государства...
   Владыка поднялъ голову, опять посмотрѣлъ вдаль -- никого! онъ далъ знакъ приблизиться своей свитѣ, на значилъ наслѣдникомъ престола своего старшаго сына, и сошелъ съ коня.
   Свита зарыдала, прося его сохранить свою жизнь для блага отечества; каждый предлагалъ свою собственную голову, если уже нужна непремѣнно кровь, но владыка былъ неумолимъ и уже занесъ руку съ ятаганомъ... но въ это время раздались радостные клики: -- "ѣдетъ! ѣдетъ! на горизонтѣ показался всадникъ... два всадника..."
   Король опустилъ руку, снова сѣлъ на коня, и всѣ вперили глаза на двѣ приближающіяся точки... Всадники ѣхали прямо къ толпѣ; на переднемъ развѣвался бѣлый бурнусъ, задній имѣлъ странныя очертанія. Но вотъ всадники ближе и ближе -- и всѣ съ громкими криками радости узнали въ переднемъ всадникѣ Абдаллаха, а спутникомъ его оказалась женщина. Это была жена его, вскочившая на другаго коня, когда Абдаллахъ оторвалъ ее отъ стремянъ и устремился въ степь.
   -- Проклятіе владыкѣ Нонану, губящему невинныхъ! кричала женщина, грозя кулаками въ воздухѣ, а бедуинъ какъ только подъѣхалъ, тотчасъ-же соскочилъ на землю и преклонилъ колѣни предъ владыкой, опустя голову и ожидая смерти...
   -- Проклятіе владыкѣ, который изъ за своей гнусной прихоти пускаетъ по міру сиротъ! проклятіе человѣку, убивающему спасшаго ему жизнь! не унималась жена Абдаллаха, прорываясь сквозь свиту къ владыкѣ...
   Лицо Номана озарилось свѣтлой улыбкой, онъ благоговѣйно взглянулъ на небо, поднялъ ятаганъ -- и швырнулъ его далеко отъ себя...
   -- Прочь изъ моихъ рукъ, обагренная невинною кровью сталь! воскликнулъ онъ,-- отнынѣ клянусь предъ Богомъ, пустынею и людьми употреблять мою власть только на добро! Встань, Абдаллахъ! встань, честнѣйшій изъ мусульманъ, достойный по правдивости своей быть царемъ людей!.. Я былъ доселѣ слѣпъ и глупъ къ своимъ преступленіямъ, совѣсть моя спала, но ты разбудилъ ее своею правдою, которою погордился-бы и самъ великій пророкъ! Встань, я не могу лишить тебя жизни и отмѣняю варварскій обычай дня зла!.. Отнынѣ всѣ дни моей жизни будутъ днями добра!..
   Обрадованная и удивленная толпа вельможъ огласила воздухъ восторженными криками и молитвами; всѣ призывали благословеніе Божіе на голову правдиваго владыки; Абдаллахъ и жена его громче всѣхъ молили Бога за Номана.
   Радостный Номанъ возвратился въ городъ, упросивъ и Абдаллаха ѣхать съ нимъ отпраздновать этотъ торжественный день во дворцѣ. Владыка ѣхалъ съ бедуиномъ рядомъ, весело разговаривалъ и благодарилъ его за то, что онъ, бѣдный и неизвѣстный человѣкъ, переродилъ своего владыку ко благу всѣхъ подданныхъ и прежде всего ко благу самого владыки.
   -- Ты два раза спасъ меня, Абдаллахъ, говорилъ ему Номанъ, одинъ разъ ты спасъ мое тѣло отъ смерти въ пустынѣ, а сегодня ты спасъ мою душу отъ бездны грѣховъ, въ которую я погрузился, прельстясь властью...
   -- Да благословитъ Богъ правдиваго владыку! смиренно говорилъ Абдаллахъ на всѣ похвалы и благодарности.
   Нѣсколько дней длилось празднество; всѣ были радостны и прославляли Абдаллаха, "спасителя владыки", но самъ Абдаллахъ, виновникъ всей радости, тяготился шумомъ и великолѣпіемъ: -- онъ скучалъ по своей свободной, широкой пустынѣ...
   Номанъ предложилъ Абдаллаху на выборъ всѣ знатнѣйшія въ государствѣ должности, но бедуинъ всѣ ихъ отвергъ, говоря, что родился онъ въ пустынѣ -- и тамъ-же хочетъ умереть, и просилъ отпустить его скорѣе домой, въ бѣдную палатку.
   Но владыка не отпустилъ его съ пустыми руками,-- за Абдаллахомъ потянулся въ пустыню длинный караванъ верблюдовъ и лучшихъ лошадей, нагруженныхъ сокровищами.
   -- Великъ Богъ, давшій мнѣ возможность помогать нуждающимся до конца дней моихъ, шепталъ Абдаллахъ, глядя на сокровища...
   Съ этого дня царствованіе Номана было длиннымъ рядомъ однихъ добрыхъ дѣлъ, и ни одинъ уже изъ его подданныхъ ни разу не пожаловался на то, что былъ обиженъ судьями или кѣмъ-бы то ни было изъ исполнителей повелѣніи владыки.
   Для царства Номана открылся золотой вѣкъ, а виновникомъ всего этого былъ незнатный, бѣдный, но правдивый и честный бедуинъ!...

А. В. Арсеньевъ.

"Дѣтское Чтеніе", No 3, 1880

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru