(Из Второго путешествия г-на Морье в Персию. Лондон, 1818. Нынешнее пребывание в Лондоне Посла Персидского дало повод сделать сие извлечение. Рдр.)
Первый предмет, удививший Посланника по приезде его в Плимут, были [214]караван-сераи, как Персияне обыкновенно называют наши гостинницы. В одном из них он остановился на ночлег. Ему отвели веселую комнату, украшенную великолепными, большими зеркалами - мебелью, в Персии столь драгоценною и редкою, что во дворце Шаха только можно ее видеть. Множество серебряной и хрустальной посуды, в которой подавали ему кушанье и напитки, изумили Персидского вельможу; он едва верил, что такое богатство принадлежит гостиннице. Усердные хозяева, полагая, что Азиятцу никогда не может быть довольно тепло, сверх обыкновенного теплого одеяла, накрыли постель его еще другим из гагачьего пуха. Но Посланник, не пролежавши и часа под такою тяжестию, вспрыгнул с постели. Привыкши спать на полу, на простом тюфяке, он едва не задохся от жара. Желая прохладиться, большую часть ночи проходил он по комнате, а за ним по следам его и хозяева, которые, не могши придумать, чтo сделалось с их иностранным гостем, не знали как его успокоить.
По утру для четверых служителей Посланника, отправляемых вперед, наняли дорожную коляску. Они сели в нее [215] сложа на крест ноги, и хотя в коляске свободно могли поместиться шесть человек, но Персияне никого пустить нехотели. Каждой вооружен был кинжалом, пистолетами, саблей, и сверх того еще, несмотря на все уверения, что путь совершенно безопасен, каждый держал в готовности ружье заряженное. Сам Посланник был чрезвычайно доволен таким спокойным екипажем, тем более, что и в ночное время можно было скоро ехать, а притом и в проводнике небыло никакой надобности. За две станции до Лондона встретили его двое чиновников Департамента Иностранных дел и принесли поздравление со счастливым прибытием. Посланник однакож весьма изумился, что не сделали никаких дальних распоряжений к торжественному его въезду в столицу Англии. Тщетно уверял его провожавший чиновник, что Английское обыкновение принимать Посланников вовсе несогласовалось с Персидскою пышностью; он не переставал досадовать, и хотя дорога, по мере приближения к Лондону, становилась отчасу занимательнее, велел поднять стекла в карете, ибо въезд его, как он говорил, приличествовал более какому нибудь торгашу запрещенными товарами, нежели посланнику. Трое чиновников свиты его, следовавшие за ним в одном екипаже, почти задохлись: [216] любопытствуя осмотреть внутреннее устройство кареты, они подняли все окна, опустили сторы, и после незнали уже как с ними сладить.
Прибывши в Лондон, Посланник нашел отведенный ему дом весьма пышно убранным, и все нужное в самом блестящем виде. Тотчас по приезде подали ему великолепный завтрак: несмотря на все ето, никак не мог он утешиться, не мог забыть, какое сделано упущение. Первая забота Посланника была как можно скорее вручить Королю верительную граммату; ибо в Персии считается за обиду и малейшая отсрочка сей церемонии. Но и тут встретил неудачу. В первую среду, в назначенный для аудиенции день, Король занемог, и Посланник принужден был дожидаться еще несколько времени. Горько жаловался он на судьбу свою, и уверял, что по возвращении в Персию за все ето непременно заплатит своей головою. Наконец, когда исполнилось его желание и аудиенцию назначили, надлежало ему вытерпеть еще новые беспокойства. В Персии особа Шаха столь священна, что весьма немногие смеют к ней приближаться; Посланник ожидал, что и в Англии должно быть частию то же: но увидел совсем другое. Обряды, обыкновенные в Персии, как то [217] беспрестанные поклоны, и особенно разувание ног, остались здесь без всякого внимания; небыло никакого торжественного обряда при его представлении. Посланник совсем неожиданным для себя образом очутился вдруг в одной комнате с Королем, который своеручно взял от него бумагу, между тем как он, принимая Короля за одного из придворных, полагал, что увидит Его Величество на троне со скипетром в руках, во всем великолепии, высокому сану приличном; когда же узнал свое заблуждение, то неудовольствие его приметно обнаружилось. - Можно было заметить, что аудиенция не увеличила в нем уважения к особе Монарха Англии. Обстоятельство сие доказывает, сколь необходимо Европейским Государям, принимая Азиятских посланников, сохранять всю пышность Двора своего.
Посланник прибыл в Лондон в Ноябре месяце. Пасмурная погода имела видимое влияние на расположение духа его и здоровья. Целых два месяца невидал он солнца. - Все бывшие в его свите полагали, что они в такой земле находятся, где жители совершенно лишены благотворного действия сего светила. - В один день однакож некоторые из них, вбежавши в комнату Посланника, с большим [218] восхищением уведомили Его Превосходительство, что сей час видели солнце, и если он поспешит выдти, то может так же насладиться сим зрелищем.
Удивительно, с какою легкостью перенимал Посланник Английские обычаи и употребление некоторых вещей. Он сидел на стульях, как будто бы с младенчества привык к ним; при столе употреблял ложку, вилку, ножик, как будто обыкновение брать кушанье с блюда пальцами и класть в рот вовсе ему было неизвестно. Многое однакож показалось загадкою для Персиян. Театр, на пример, остался для них неизъяснимым предметом. Когда Посланник в первый раз посетил оперный дом; то не льзя было незаметить его изумления; из гордости однакож он старался сокрыть свое чувство. Для свиты его отвели места в галлерее. Несколько Англичан, любопытствуя узнать, каких мыслей Персияне о театре, вошли к ним в галлерею и застали всех их в споре, настоящие ли люди актеры, или автоматы? - Представление Короля Леара - хотя Посланник и неразумел слов - извлекло из глаз его обильные слезы. Неудивительно! Привыкши иметь глубокое уважение к царскому сану, он не мог не огорчаться, видевши, что так жестоко поступлено с коронованною Главою. [219]
Кому известно, что Персидские собрания состоят в небольшом числе людей, которые, составив круг, сидят на полу спиною к стенам; тот легко представит себе, сколь велико было удивление Посланника, когда он в первый раз увидел бал в Лондоне: - ловкость и непринужденность, замеченные в его обращении, изумили Англичан не менее, как его самого теснота и жар несносной, удушающий.
Посланник дал такой же бал в своем доме. Свита его не могла скрыть своего удивления, видя такие многочисленные толпы людей во всяком благоприличии и порядке, тогда как в Персии столь необычайное стечение народа представило бы зрелище совсем иное.
Когда Посланника ввели в заседание Нижнего Парламента; то один молодой Англичанин встретил его приветственною речью. Важность Англичанина и жар, с которым он произносил речь, возбудили в Посланнике приметное к нему почтение. В Палате Лордов привлек на себя все внимание Азиатского гостя большой парик Лорда-Канцлера. Он сравнил его с овечьей кожей. В церкви Св. Павла при торжестве годового праздника сиротского дома, был он чрезвычайно растроган. Весьма заметно было, что великолепие и блеск [220] торжества усугубили в нем уважение к Английским заведениям. Общество Библейское чрез Депутата своего поднесло ему прекрасный екземпляр Библии и Молитвенника. Ему дали знать, что во время приветствия должно встать, и он охотно сие исполнил. Чиновники свиты его, бывшие тут же, между собой говорили: "Теперь сделался он христианином!"
Посланник любил прогуливаться в Кензингстонском саду. Однажды, когда сидел он там на скамейке, подошел к нему какой-то старик с женою, и считая его за одного из свиты, между множеством докучливых вопросов, спрашивал: "Нравится ли господину вашему то и то? Как показался ему Лондон?" и проч. Довольно долгое время Посланник удерживался; наконец безотвязный вывел его из терпения, и он отвечал: "Господину моему все здесь нравится; только одно находит он несносным, что старики так привязчивы и любопытны!" С сими словами встал он смеясь со скамейки, и оставил нескромного вопрошателя догадываться, что он говорил с самим Посланником...
С Нем.
Текст воспроизведен по изданию: Персидское посольство в Лондоне 1810 года // Вестник Европы, Часть 105. No 11. 1819.