Андерсен-Нексё Мартин
Калиф на час

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Мартин Андерсен-Нексё.
Калиф на час

   Мы работали на лесах втроем: я, мастер Ольсен и подмастерье. Моей обязанностью было стоять у блока и кричать вниз: "Подымай! -- Потрави немного! -- Стоп! -- Еще подай!", а потом принимать на шаткий помост кирпич, цементный раствор и распределять все это на двоих. Мой напарник внизу у подножья трубы не успевал наполнять подъемную бадью и ругался. Он был чахоточный, его то и дело одолевал кашель, и ему часто приходилось бегать за штабеля кирпичей, потому что его рвало. Тогда начинали ругаться и мастер и подмастерье, -- им не хватало камня или цемента, а я, перегнувшись через леса, передавал их бранные слова по назначению.
   Работали мы усердно -- впервые нам, борнхольмским каменщикам, привелось строить такую высоченную фабричную трубу, -- и дело у нас шло споро и весело. Мы поднялись уже на сто футов, завтра к вечеру должны были довести трубу до ста двадцати футов, приделать колпак и снять леса.
   Ольсен выкладывал внутреннюю стенку трубы. Это был низенький пожилой мастер старого закала. Видно было, что он весь поглощен рискованным делом, волнуется и не очень-то уверен в себе; его лицо, обычно спокойное, на этот раз то озарялось самодовольной улыбкой, то выражало растерянность и страх: никогда он еще не работал на такой большой высоте. "Здорово качает!" -- восклицал он всякий раз, когда резкий октябрьский ветер ударял о трубу. Если проглядывало солнце, тень от трубы зловеще двигалась взад-вперед по пустырю, словно огромный палец, выводящий какие-то письмена.
   -- В другой раз будем строить без лесов, -- сказал подмастерье Людвиг. -- Поведем кладку изнутри. Так оно пойдет быстрее.
   Мастер только покачал головой.
   От работы Людвига зависело почти все. Посвистывая, он смело перегибался через леса, орудуя своим отвесом. Это был бойкий парень и замечательный мастер своего дела. Обучался он ремеслу в столице и, приехав на родину года два тому назад, сразу все повернул по-новому. На простой стене он за день выкладывал три-четыре тысячи штук кирпичей; и старые каменщики, любуясь его сноровкой, стояли разинув рты. Но зато и сам он высоко ценил рабочего человека и считал, что давно уже пора поставить рабочих на одну ногу с образованными людьми. Сейчас у него возникла мысль объединить молодежь в клубе, где ставили бы на обсуждение и разбирались социально-экономические проблемы. "Прежде всего, и это самое главное, уяснить себе, чего нам недостает", -- захлебываясь, говорил он.
   Он был великий фантазер и в свои выдумки вносил широкий размах. Он был глубоко уверен, что рабочий класс ожидает светлое будущее.
   -- Стоит только захотеть и дружно взяться, -- говорил он, улыбаясь ясной улыбкой. -- Думаешь, я хуже бы разбирался в книгах и в музыке, чем какой-нибудь коммерсант или чиновник? Все дело в том, что при теперешнем положении вещей у меня нет на это ни денег, ни времени. Нам обязательно нужно организовать рабочих, слышишь, Мортен?
   Обслуживая всего двух каменщиков, я подолгу простаивал без дела и так промерзал на лесах, что только и думал о том, как бы поскорее спуститься вниз.
   На дороге у пустыря показался парнишка на велосипеде, он помахал нам бумажкой.
   -- Черт побери, это лотерейная таблица! -- уверенно воскликнул Людвиг. -- Наконец-то дождались!
   И в самом деле, это оказалась таблица выигрышей, и по этой таблице Людвиг выиграл сорок пять тысяч. Он даже выронил инструмент.
   -- Я, кажется, сейчас смоюсь, мастер -- рассеянно промолвил он; и по его взгляду и голосу можно было заключить, что он уже витает где-то и увлечен чем-то новым...
   Мастер Ольсен стал было жалобно упрашивать его:
   -- Да нам без тебя никогда не справиться! И работа-то нам не под силу, и в конце концов ведь ты же нас втравил в это дело.
   Но Людвигу было не до того, ему некогда было даже спускаться по лестнице -- ухватившись за конец троса, он уже летел вниз, и только колеса блока скрипели под его тяжестью. В тот же вечер он уехал на пароходе в Копенгаген. Какие у него были планы, не знал никто. Ольсену и мне пришлось заканчивать верхушку трубы в меру нашего уменья.
   Людвиг словно в воду канул; никто не знал, где он и что с ним. Но вдруг имя его вынырнуло в весьма странной связи, снова затерялось и опять вынырнуло, -- на этот раз прочно застряв у всех на устах. Кто-то из вернувшихся на Борнхольм видел Людвига в театре страшно расфуфыренным; другой слышал о его связи со знаменитой актрисой; солдат из казармы на Серебряной улице рассказывал, что господа, у которых его милашка служила кухаркой, дали роскошный обед в честь Людвига. Короче говоря, Людвиг ничего не делал, водился только с господами и разгуливал в высоком цилиндре и перчатках! Люди вообще болтали кому что вздумается. Фантазия их заработала вовсю, они клялись и божились, что он стал важным барином; и они готовы были поверить, чему угодно.
   Я же немного приуныл. Еще зимой мы учились с Людвигом в местной Высшей народной школе; мы поклялись в дружбе по гроб жизни -- оба ведь были зелеными юнцами! -- все лето работали вместе, вместе переходили с одной работы на другую, вместе жили и столовались и решили, подработав, вместе поступить в крупную ремесленную школу и продолжить свое образование. А теперь он удрал и хоть бы слово черкнул о себе! "Ты-то должен знать, -- постоянно говорили мне, -- ведь вы были закадычные друзья". И мне, как ни совестно было, приходилось признаться, что Людвиг так ни разу и не написал мне. В глубине души я рассчитывал, что он не только напишет, но и вышлет мне денег на дорогу в школу, -- ведь теперь он, слава богу, богач. Но он совершенно забыл о моем существовании.
   Со временем стало ясно, что светская жизнь совершенно захватила его. Он жил словно в чаду и ничего не соображал -- большие деньги вскружили ему голову. "Пропал парень!" -- говорили люди. Рассказывали, что он держит экипаж и всюду показывается вместе со своей актрисой; она ввела его в аристократическое общество и даже заставила переменить фамилию. Он выдавал себя за шведского барона -- борнхольмский диалект пришелся ему кстати.
   К святкам мне удалось прикопить денег и отправиться на трехмесячные курсы при одной ремесленной школе на острове Зеландия. Весною я поехал домой искать работу. Как ни соблазнительно казалось остановиться на денек в. Копенгагене, но денег на это не было, и прямо с вокзала я направил свои стопы на пристань, взять билет на первый же пароход.
   Я не спеша шел по Главной улице, останавливаясь у витрин магазинов, и глазел по сторонам. Впереди меня шли под руку господин с дамой, по всему видно -- влюбленная парочка: такие веселые и счастливые, что я не мог отвести от них глаз. Мужчина был в пальто и цилиндре, а голова дамы совсем утопала в огромном боа не то из меха, не то из перьев, отчего она походила на зобастого голубя; она ворковала и ластилась к своему кавалеру. Я прибавил шагу, желая заглянуть в их счастливые лица, -- и узнал... Людвига!
   Они как раз входили в подъезд барского особняка, Людвиг оглянулся, узнал меня и кивнул. Я был обижен на него и притворился, будто не заметил, но у Новой Королевской площади он нагнал меня, сильно запыхавшись, видимо он очень обрадовался встрече.
   -- Вот это здорово! -- сказал он, сердечно тряся мою руку. -- Я боялся, как бы ты от меня не ускользнул. Понимаешь ли, мне нужно было сперва проводить мою даму.
   -- Актрису, наверное? -- съязвил я.
   -- Нет, что ты, с ума сошел! Это моя невеста. Чудесная девушка, скажу я тебе! Отец -- владелец старинной маклерской конторы, дает большое приданое. Мы скоро поженимся, я войду компаньоном в фирму; мы соединим оба состояния и расширим дело.
   -- Значит, ты заработал здесь кучу денег?
   Он на это мне не ответил и продолжал болтать -- ни дать, ни взять прежний наш подмастерье у бадьи, -- болтал и смеялся, как будто спешил наговориться за все годы молчания, потом затащил меня в роскошное кафе при самом большом отеле, где были лепные потолки, золоченая мебель и громадные зеркала.
   -- Не правда ли, здесь недурно? -- спросил он, удобно располагаясь на диване.
   Я признался ему, что чувствую себя лучше в простом трактире.
   -- Вот она, печать рабства, дружище! -- смеясь, сказал он. -- Но погоди, я сейчас угощу тебя кое-чем, что тебе наверняка понравится. -- Он подозвал официанта и заказал какой-то напиток, названия которого я никогда и не слышал.
   В общем, я не мог не подивиться, до какой степени он привык к новому образу жизни. Поминутно он вставал и раскланивался с дамами аристократического вида и вел себя так, будто всю жизнь был графом.
   Когда мы собрались уходить, он испуганно схватился за нагрудный карман.
   -- Послушай, одолжи мне, пожалуйста, десять крон, -- шепнул он, смущенно улыбаясь, -- у меня нет мелких.
   Старый, хорошо знакомый довод, к которому мы всегда прибегали на лесах.
   -- Да ведь ты такой богач! --изумленно воскликнул я.
   -- Э, вздор! Те, брат, деньги быстро разошлись. Я давно живу на чужие. Помнишь, мы учили по физике, что кирпич, падающий с пятого этажа, может подбросить другой почти на такую же высоту -- так сказать, силою падения. Так и здесь, понимаешь? Допустим, я просадил, сорок пять тысяч и могу наделать долгов еще на столько же. А как только я женюсь...
   Я дал деньги с условием, что он вышлет их мне со следующей почтой, -- я ведь рассчитывал кормиться на них, пока не подыщу работу. Но он, разумеется, позабыл о своем обещании. Впрочем, на работу я устроился сразу же по приезде домой. После того как мы все же достроили фабричную трубу, мастер Ольсен расхрабрился и взял подряд на каменные работы при церкви, и я опять нанялся к нему в подручные.
   Однажды в разгаре лета мы все сошлись, на лесах передохнуть. Жара стояла нестерпимая, и мы распивали купленное в кооперативной лавочке пиво, поминая умершего на днях чахоточного товарища. Внизу на пыльной дороге показался какой-то малый с узелком подмышкой, он размахивал палкой и распевал во все горло.
   -- У этого парня, видать, глотка не пересохла, -- пошутил мастер Ольсен; и мы все засмеялись. -- Но кто это, черт побери! Уж не...
   Ольсен не ошибся, это был Людвиг. В одно мгновение он, как белка, вскарабкался по мосткам на леса и, подбежав к нам, швырнул узелок на доски.
   -- Здорово, мастер! Может, и для меня найдется работенка? -- весело спросил он.
   Пять минут спустя он, уже в комбинезоне, лихо клал кирпичи.
   Когда мы опять, как бывало, разговорились, я не без некоторого ехидства спросил:
   -- Стало быть, ты тогда не женился?
   -- Ах, все это была ерунда! То есть кому это по вкусу... оно, может, и приятно, но что касается меня -- благодарю покорно!.. Ну, а что с клубом?
   -- Клуб, понятно, развалился.
   -- Надо нам его опять наладить и вообще заняться агитацией. Потому что, должен тебе сказать, все дело в этих прожигателях жизни, все они с жиру бесятся, роскошествуют за счет бедняков.
   Людвиг знал это теперь и по собственному опыту. Впрочем, он быстро оставил свои аристократические замашки, сохранил свой веселый нрав и никогда не жалел, что пустил на ветер сорок пять тысяч.
   Он испытал жизнь "калифа на час", но, кажется, ему не меньше нравилось стоять на лесах и смело взирать оттуда на будущее.
   
   1910

---------------------------------------------------------------------------------

   Текст издания: Андерсен-Нексё, Мартин. Собрание сочинений. Пер. с дат. В 10 т. / Том 9: Рассказы. (1908-1938). Стихи. Пер. под ред. А. И. Кобецкой и А. Я. Эмзиной. -- 1954. -- 276 с.; 20 см.
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru