Амфитеатров Александр Валентинович
А. И. Рейтблат. Фельетонист в роли мемуариста

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Предисловие к сборнику мемуаров А. В. Амфитеатрова

   А. И. Рейтблат

Фельетонист в роли мемуариста

  
   Оригинал здесь: Новое литературное обозрение.
  
   Александр Валентинович Амфитеатров (1862--1938) -- один из самых популярных русских журналистов, широко читаемый прозаик, в первые два десятилетия ХХ века пользовался всероссийской известностью. Во многих библиотеках страны по числу книговыдач его книги стояли на первом или втором месте, опережая книги Толстого, Достоевского, Чехова, Куприна, Короленко и др. [1] По свидетельству В. Львова-Рогачевского, "книги его увидите всюду: в витрине магазина, в киоске вокзала, в вагоне. На книжном рынке Амфитеатров "хорошо идет""[2]. Но не следует думать, что его ценили только недалекие люди, "пошлая толпа". О его газетных фельетонах с похвалой отзывался, например, Л. Толстой [3].
   Но уже к середине ХХ в. от всей его славы почти ничего не осталось. Да, время от времени переиздаются его романы и рассказы, выходит даже собрание сочинений[4], регулярно появляются публикации его писем[5], и вместе с тем -- отсутствие мало-мальски выраженного интереса к нему не только в широких читательских кругах, но даже в среде историков литературы и журналистики. Показательно, что нет не только монографии о нем, но даже развернутых исследовательских статей, характеризующих его творческий путь.
   Казалось бы, парадокс, но все объясняется просто: Амфитеатров был газетчиком, фельетонистом, для которого важнее всего оперативно откликнуться на события дня. А такой отклик остается в своем времени, как и сама газета: сегодня ее номер читают все, а через несколько дней он никому не нужен. Так и фельетонист, -- перестает он писать, и вскоре его забывают.
   Именно в силу такой эфемерности, сиюминутности забыт не только Амфитеатров, забыт весь слой газетно-фельетонной культуры второй половины XIX -- начала ХХ в.
   Этот факт отмечал и сам Амфитеатров, подчеркивая, что русское общество "по истории своего журнализма не только <...> совершенно невежественно, но и сами-то журналисты ее знают очень плохо. И -- курьезно! -- поскольку знают и помнят, у большинства знание сводится обыкновенно к преданиям о лицах и явлениях отрицательного значения. Имя Булгарина "провербиально", мрачные призраки Каткова, Мещерского памятны всем, если не по знанию, то хоть по слуху. Но многим ли, кроме журналистов, знакомы имена хотя бы Валентина Корша, М.М. Стасюлевича, Н.С. Скворцова, В.М. Соболевского <...>?" [6]
   Значимость журналистики и прежде всего фельетонистики для русской жизни того времени была необычайно велика. Ведь самодержавное государство стремилось к максимальному контролю за социальной (а в пределе -- и частной) жизнью, к возможно более полной опеке всех ее сторон и аспектов. Публичное обсуждение действий власти, инициатива подданных, частные советы с их стороны, а тем более коллективные и корпоративные формы отстаивания ими своих интересов рассматривались как посягательство на суверенитет власти.
   В результате достаточно длительной и упорной борьбы возникла сфера публичности, но и в конце XIX в. возможности для обсуждения общественных проблем были необычайно узки. По сути, таких публичных мест было всего три -- театр, местное самоуправление и журналистика. Каждое в очень большой степени привлекало тогда общественное внимание. Но земству и городскому самоуправлению был подведомствен не очень широкий круг конкретных вопросов (здравоохранение, просвещение, городское хозяйство и т.п.), да и узнать о ходе их обсуждения можно было только через те же периодические издания; театр, с другой стороны, был далек от конкретики и обсуждал преимущественно моральные проблемы, так что пресса была, пожалуй, наиболее значимой (она, кстати, уделяла много места и театру, и местному самоуправлению).
   В стране без парламента она становилась, по сути дела, единственным местом публичного обсуждения и общих, и конкретных социальных проблем, а журналисты претендовали на роль своеобразных депутатов от народа, выражавших чаяния и мнения значительной массы населения.
   В пореформенный период шло быстрое развитие газетного дела, что выражалось в росте и числа изданий, и их суммарного тиража. По нашим примерным подсчетам, в 1860 г. в России на русском языке выходило 67 газет общего назначения суммарным разовым тиражом 65 тыс. экз. К 1880 г. их число выросло до 123 (тираж -- до 300 тыс. экз.), а к 1900 г. -- до 204 (а тираж составил 900 тыс. экз., т.е. вырос с 1860 г. почти в 14 раз!)[7].
   В конце 1870-х годов М.Е. Салтыков-Щедрин отмечал: "Физиономия нашей литературы, за последние пятнадцать лет, значительно изменилась <...>. Значение больших (ежемесячных) журналов упало, а вместо них, в роли руководителей общественного мнения, выступили ежедневные газеты"[8].
   Газетно-журнальный мир был сильно поляризован идеологически (например, существовали консервативные "Московские ведомости", умеренно-прогрессистское "Новое время", либеральные "Русские ведомости" и т.д.), у ведущих публицистов были свои поклонники и сторонники, которые самим фактом подписки поддерживали "свой" орган и, если их было много, повышали его значимость.
   Расслоен был газетный мир и по читательскому адресу: наряду с солидными изданиями для образованной и состоятельной публики (типа названных выше газет) существовала так называемая "мелкая пресса" для социальных низов (приказчиков, слуг, мелких торговцев и т.п.) -- "Московский листок", "Петербургский листок", "Петербургская газета" и т.п.
   Разумеется, в отличие от парламента пресса не создавала законов, однако она выражала и одновременно формировала общественное мнение и потому была весьма влиятельной силой при принятии решений по политическим, экономическим и другим вопросам.
   Ключевую роль в газете играл фельетон, как тогда называли помещаемые в нижней части газетной полосы материалы, не информационно анонимные, как большая часть газетных текстов, а авторски-индивидуализированные, ставящие своей целью интерпретацию и оценку событий, причем в весьма непринужденной, вольной форме.
   Возник газетный фельетон еще в 1840-х годах (создал его Ф.В. Булгарин в "Северной пчеле", следует назвать еще Н.И. Греча, В.С. Межевича, Ф.М. Достоевского), но становление и превращение его в важный социальный институт шло в 1870--1880-е годы (А.С. Суворин, В.П. Буренин, Л.К. Панютин, И.Ф. Василевский, А.П. Чебышев-Дмитриев и др.). Сам Амфитеатров полагал, что "в 90-х годах русский фельетонизм достиг такого развития и влияния, что фельетон сделался если не фундаментом периодической печати, то авангардом ее движения и залогом успеха вновь возникающих ее органов"[9].
   Фельетон строился не как поучение или наставление, а как беседа, как разговор автора с читателями, причем разговор людей равных и равноправных. Автор выражал заботу о читателе, выступал в роли его друга, делился с ним своими мнениями и соображениями: "Что такое современная газета, как не идейная переписка с читателем, переписка, делающаяся с каждым днем все настойчивее, подробнее, чаще и интимнее. <...> То, что повседневно занимает ум и волнует душу литератора, он изливает теперь не в интимную корреспонденцию, но в газету, где мысль его может читать и друг, и враг"[10].
   Фельетонист в своем литературном поведении демонстрировал высокую степень свободы. Во-первых, свободу выбора предмета. Он мог писать о внутренней и внешней политике, о скандальных судебных делах и о мелочах повседневного быта, об экономических, социальных и моральных проблемах, о театре, литературе, живописи и т.д., и т.п. Во-вторых, свободу сочетания предметов разговора. Он мог по ассоциации идей перейти, например, от политики к литературе, от морали к экономике, ломая сложившиеся стереотипы, выдвигая на первый план личное мнение. И, наконец, в-третьих, свободу высказывания о каждом из этих предметов. Формулируя свою частную, а не официальную, не государственную точку зрения, фельетонист имел возможность (разумеется, в пределах цензурных рамок) критиковать государственные и общественные институты, полемизировать с высказываниями официальных лиц, общественных деятелей, литераторов. При этом сам он занимал позицию критического наблюдателя и в той или иной мере "подрывал основы", подвергал сомнению то, на чем держалось современное ему общество.
   В отличие от правительственного деятеля, члена политической партии или общественной организации, он внешне, формально ничем не был связан. Точнее, почти ничем -- разве что "направлением" печатного органа, в котором он сотрудничал. Но обычно журналист выбирал близкий по идейному направлению орган, так что редактор редко мешал ему, особенно если это был фельетонист с именем (как В.В. Розанов, В.М. Дорошевич, М.О. Меньшиков и др.).
   Но в реальности фельетонист не был независим, он был связан с читателями сложными взаимоотношениями. Он должен был кристаллизовать, концентрировать, формулировать общественное мнение, т.е. выражать надежды, чаяния, желания достаточно широких общественных кругов (хотя, разумеется, не всех; даже не всех читающих). Вследствие этого он не мог сильно отклоняться от распространенных точек зрения по тем или иным вопросам, иначе рисковал утратить свою популярность.
   Претендуя на роль выразителя частного мнения, он на деле выговаривал то, что хотело сказать большинство. Правда, обычно он и сам не сильно отличался от большинства, "нутром чуял", чего оно хочет. Просто он шел на шаг впереди других, мог сформулировать, дать форму общественным настроениям.
   Вот почему фельетонист, публицист-газетчик не мог быть слишком оригинален -- иначе он бы не понимал массу, а она не понимала бы его. Отсюда неизбежные у любого влиятельного публициста колебания, смена мнений, по крайней мере по частным вопросам, -- он эволюционировал вместе с массой.
   Популярный журналист был весьма важной фигурой; с ним считались, искали его знакомства, нередко заискивали перед ним. Один из таких журналистов, приятель Амфитеатрова, не без оснований утверждал, что "яркий газетчик у нас член общества, персона, которую решительно все знают, о которой все говорят"[11]. Это была заметная и престижная социальная роль.
   С ростом числа новых изданий рос и спрос на журналистов. Все больше людей писали в газеты не от случая к случаю, совмещая это с чиновничьей службой или общественной деятельностью, а постоянно, превращаясь в профессионалов.
   Возникла своя профессиональная среда, во многом богемная. Конечно, среди журналистов было немало высокообразованных и "добропорядочных" людей. Но частный характер прессы, высокий спрос на литературный труд и "домашний" его характер способствовали тому, что нередко журналистами и газетными романистами становились образованные люди с "подмоченной" репутацией (прежде всего -- осужденные по суду), для которых были закрыты другие профессии (например, Н.О. Ракшанин, Вас.И. Немирович-Данченко, А.Д. Апраксин, А.И. Соколова, В.А. Долгоруков и др.). Другой важный источник пополнения журналистской среды -- это алкоголики (А.А. Шкляревский, А.Н. Цеханович). И, наконец, третий -- студенты, исключенные из учебных заведений, а то и вообще выходцы из социальных низов, которым журналистский труд открывал возможности для получения сравнительно высокого социального положения и неплохого заработка (в других профессиях столько заработать было трудно, особенно сразу, не имея опыта и многолетнего стажа).
   У журналистов формировалось собственное профессиональное самосознание. Важной его составляющей было представление о высоком призвании журналиста, просвещающего и воспитывающего читателя, способствующего его нравственному очищению и возвышению. Однако реальная деятельность нередко вступала в противоречие с этим представлением: читателя интересовали сенсационные материалы (о преступлениях, катастрофах, сексе и т.п.), часто издатель требовал от журналиста материалов именно такого типа (да и сам он порой ради славы и популярности не прочь был писать в подобном духе). В литературной среде это осознавалось как неразрешимый конфликт между высоким призванием журналиста и требованиями "улицы" (этому были посвящены масса публицистических статей и даже особый литературный жанр)[12].
   Но для некоторых литераторов в этом не было драматической дилеммы. Их волновало то же, что волновало "улицу", -- злоба дня, текущие события, слухи и скандалы, театральные премьеры и громкие судебные процессы. Им важно было оперативно откликнуться на происходящее, поделиться своими соображениями. К числу таких журналистов принадлежал и А.В. Амфитеатров.
   Он пришел на готовое, застав газетную фельетонистику в развитой форме. Ему не пришлось выступать в роли новатора, как, например, А.С. Суворину, он не пытался реформировать фельетонный жанр, а воспроизводил уже сложившиеся образцы. Однако личные качества (о которых ниже) и "культурный капитал" позволили ему добиться успеха и довольно быстро войти в число ведущих представителей своего цеха.
   Происходил он из духовного сословия. В автобиографии среди известных представителей своего старого и славного рода он называл митрополита Киевского Филарета, архиепископа Казанского Антония, профессора Киевской духовной академии Я.К. Амфитеатрова, профессора Московской духовной академии Е.В. Амфитеатрова, известного литератора С.Е. Раича и т.д. [13] Довольно популярен был и его отец В.Н. Амфитеатров, проповедник, настоятель Архангельского собора в Кремле. Духовное происхождение дало Амфитеатрову хорошее знание этой среды, неплохое знакомство со священными текстами, любовь к русской старине, но в то же время и свойственное многим выходцам из данного сословия скептическое отношение к вере, и особенно к церкви.
   Хорошо знал Амфитеатров и мир университетской науки -- вначале через дядю, известного экономиста и статистика А.И. Чупрова, а затем и непосредственно, будучи студентом Московского университета.
   В студенческие годы Амфитеатров тесно соприкасался с самыми разными социальными слоями. Позднее он вспоминал: "В свои молодые годы я много вращался в среде, которую никак не назовешь культурною, -- мелкой московской мастеровщины, приказчиков, швеек, певичек, проституток"[14]. Яркие впечатления о городских низах дало Амфитеатрову участие в качестве счетчика в Московской переписи населения 1882 года. А рядом -- совсем иные сферы, с которыми он в эти годы был тесно связан, -- опера и юмористическая журналистика.
   В течение нескольких лет он посещал курсы известной певицы и музыкального педагога А.Д. Александровой-Кочетовой, выступал на любительских сценах, имел успех (в том числе и благодаря импозантной внешности) и серьезно подумывал об оперной карьере. После окончания университета он в 1886--1887 гг. учился в Италии у известного педагога А. Буцци, а вернувшись в Россию, пел сезон 1887--1888 гг. в Тифлисе, а сезон 1888--1889 гг. -- в Казани.
   Успеху Амфитеатрова в журналистской работе способствовало помимо богатого и разнообразного жизненного опыта хорошее образование -- гимназия, а потом юридический факультет Московского университета (1881--1885), где преподавало немало известных ученых (В.О. Ключевский, М.М. Ковалевский, А.И. Чупров, С.А. Муромцев и др.). И хотя учился он без особого увлечения, но все же почерпнул из учебного курса немало, что резко расширило его кругозор и углубило понимание и конкретных людей, и социальных явлений.
   Если учесть, что в юности и молодости он много читал (особенно художественную литературу), а память у него была блестящая, то станет ясно, насколько хороший "культурный капитал" приобрел он к концу обучения в университете.
   Чуть ли не с первого курса Амфитеатров сотрудничал в московских юмористических журналах, главным образом в "Будильнике". Там к тому времени сложилась крепкая, живая, талантливая "команда" литераторов и художников (А.П. Чехов, В.А. Гиляровский, А.Д. Курепин, П.А. Сергеенко, Н.П. Чехов, М.М. Чемоданов и др.), и Амфитеатров пришелся вполне "ко двору" -- он в большом количестве писал стихи, пародии, юморески.
   Амфитеатров был наблюдателен. Он обращает внимание на детали, понимает их смысл, хорошо запоминает и воспроизводит в своих заметках. Он умеет расположить к себе собеседника и потому легко сближается с людьми. В результате завязываются полезные связи и знакомства. Особенно влечет его к юристам и психиатрам (он подружился с товарищем (т.е. заместителем) председателя Московской судебной палаты Е.Р. Ринком, адвокатом Н.П. Шубинским, психиатром Б.В. Томашевским), которые дают ему сюжеты для фельетонов, рассказов и повестей и помогают корректно интерпретировать их.
   Однако он полагал, что это -- лишь развлечение и средство подзаработать, главной же для себя считал сценическую карьеру. Но амбиции Амфитеатрова намного превышали его возможности, и после двух лет малоуспешной работы на сцене и резких отзывов музыкальных критиков он понял, что оперная карьера терпит крах, и в 1889 г. отправился из Казани (где тогда выступал) в хорошо знакомый ему Тифлис (по-видимому, возвращаться в Москву "под щитом" после провала в Казани было стыдно), где стал сотрудничать в местной газете "Новое обозрение". Сначала писал театральные рецензии, а потом стал заполнять своими текстами (стихи, рецензии на книги, путевые очерки, пересказы горских легенд и т.п.) немалую часть объема газеты. Он с гордостью писал невесте, что гонорар его растет и что он неплохо зарабатывает [15]. Однако в начале 1891 г. газета была продана другому издателю, и Амфитеатрову пришлось вернуться в Москву, возобновив сотрудничество в московских газетах и иллюстрированных журналах.
   Его культурность и широкий кругозор, умение живо и оперативно писать, а также завязывать полезные контакты создали ему определенную известность в мире журналистики, и когда в 1892 г. в газете "Новое время" освободилось место московского корреспондента, пригласили именно его. Это была большая удача. Сотрудничество в известнейшей и влиятельнейшей петербургской газете резко повысило его литературный статус, а высокий гонорар позволил решить финансовые проблемы.
   В течение четырех лет в еженедельно публиковавшихся фельетонах цикла "Москва. Типы и картинки" Амфитеатров освещал разные стороны московской жизни (самоуправление, быт, экономика, искусство), причем не столько описывал конкретные события и конкретных людей (хотя и этого было немало), сколько привлекал внимание к острым проблемам, к больным вопросам московской жизни. Амфитеатров был не просто хроникером и информатором; на основе описания скандального судебного процесса или характеристики речи образованного общества он делал выводы о состоянии общественной психологии, об общественных настроениях. А. Измайлов отмечал, что "фельетон -- призвание Амфитеатрова. Способность мгновенно загораться от каждой искры действительности, богатство полемического темперамента, умение сцеплять в интересную нить виденное, слышанное, читанное -- все эти качества должны неизменно устремить обладателя их в область фельетона" [16].
   Издатель "Нового времени" А.С. Суворин столь высоко оценил способности Амфитеатрова, что дважды, в 1892 и 1894 гг., посылал его в Болгарию, где он должен был налаживать дипломатические контакты. Позднее Амфитеатров писал, что с этими "годами в Болгарии связаны лучшие воспоминания моей молодости, как журналиста; они дали мне первый публицистический успех. С наслаждением вспоминаю бурную эпоху, когда в Софии <...> я работал над так называемым "болгаро-русским примирением". Восемь лет длилось, по воле оскорбленного Императора Александра III с русской стороны, по воле Степана Стамбулова со стороны болгарской, разъединение двух славянских народов-братьев. В 1894 г. разъединяющая стена треснула, и я счастлив сознанием, что в пробивании бреши приняли некоторое участие и мои руки, как в свое время сделали мне честь отметить и болгарские государственные люди, и наша русская, и европейская печать" [17].
   Возможно, поэтому, когда в 1896 г. в Нижнем Новгороде проводилась всероссийская выставка, Амфитеатров был назначен там главой бюро прессы, что позволило ему упрочить связи в чиновном и промышленном мире. В результате после закрытия выставки Суворин предложил ему переехать в Петербург, и Амфитеатров вошел в число ведущих сотрудников газеты.
   Важной чертой личности и журналистской деятельности Амфитеатрова было стремление к яркости, броскости, крайности. Уход с оперной сцены он воспринимал как переход на сцену более широкую -- литературную и -- шире -- жизненную. Он всегда стремился быть на виду, привлекать к себе внимание. Как-то он признался: "Из всех теней старой русской революции, при всем ее изобилии людьми сильными и интересными, яркокрасочная фигура Бакунина всегда влекла меня к себе наибольше. <...> Не учение Бакунина влекло и влечет меня к нему романтическим пристрастием, а его личная, в высшей степени выразительная, русскость, сложно составленная из бесчисленно противоречивых достоинств и недостатков. И тех, и других -- всегда в крупных размерах. И, в общем, в конце концов, фигура -- увлекательно симпатичная, ибо богатырская" [18]. Из любви к яркому, бросающемуся в глаза, предельно радикальному проистекают и его многолетняя дружба с Г.А. Лопатиным, и сближение с Б.В. Савинковым в 1920-х годах. Эта черта имела для Амфитеатрова-журналиста и положительные стороны (у него был темперамент бойца, он не боялся острой полемики; был готов идти до конца, не страшась последствий), и отрицательные (тяга к эффектному жесту и слишком демонстративное поведение иногда отталкивали читателей).
   Увлечение крайностями, радикальными решениями имело своим истоком внутреннюю неуверенность и неустойчивость Амфитеатрова, отсутствие у него определенных идеалов.
   В детстве немалое влияние оказал на него отец-"шестидесятник", приобщив к "демократической", нигилистской прессе, подрывающей традиционные представления и ценности. Амфитеатров впоследствии неоднократно вспоминал по разным поводам, как с увлечением читал в детстве "Искру" (позднее он отдал ей дань, составив двухтомную антологию сатирических поэтов 60-х годов "Поморная муза" (М., 1914--1917)). Но опыт 1870--1880-х продемонстрировал утопичность, неприменимость в русских условиях многих из насаждавшихся в 1860-е годы представлений.
   Сам Амфитеатров справедливо относил себя к числу людей 80-х годов, отмечая свойственные людям этого поколения скептицизм, разочарованность, отсутствие веры и т.д.: "Все мы входили в жизнь с глубоким отвращением к школе, нас изломавшей, с враждебным недоверием к правительству, этой школе нас обрекшему, с насмешливым отношением к обществу, бессильно проигравшему свои либеральные достижения "эпохи реформ", и, отсюда, с острым разочарованием в либеральных принципах, которыми руководились и гордились наши отцы. Жили, не уважая прошлого, равнодушно приемля настоящее, лениво отступая перед загадками будущего" [19]; жили "зыбко, неустойчиво, мутно, в роковых колебаниях <...> между эгоистическими падениями и инстинктивным стремлением исцелиться и воскреснуть" [20].
   Все это было причиной неустойчивости Амфитеатрова, его метания из крайности в крайность, тяготения не столько к последовательно проводимой линии, отстаиванию четко выраженных идеалов и целей, сколько к эффектному, вызывающему поступку, шумному скандалу.
   Эта двойственность отчетливо выразилась в его прозе и драматургии.
   В его многочисленных романах, повестях, рассказах, пьесах можно выделить несколько сквозных тем и мотивов. Одна -- судьба русской женщины, особенно в межсословных браках. Этой теме посвящены романы "В стране любви" (1895), "Княжна" (1910), сборник рассказов "Бабы и дамы" (1908), романы о великосветской проституции "Марья Лусьева" (1904) и "Марья Лусьева за границей" (1911).
   Другая -- описание динамики общественных настроений, изменений в атмосфере эпохи -- запечатлена в многотомной "хронике 1880--1910 годов" "Концы и начала": "Восьмидесятники" (1907), "Девятидесятники" (1910--1911), "Закат старого века" (1910), "Дрогнувшая ночь" (1914). Стремясь дать панораму эпохи, Амфитеатров сочетал мемуарно-публицистическое описание исторических событий и настроений с сюжетными эпизодами, чисто литературных персонажей с реальными лицами. При всей "хроникальности" и бытовой ориентированности "его романы полны отступлений, примечаний, аналогий, ученых справок, и тут -- философские теории, женский вопрос, пол и возраст, проблемы воспитания, филологические споры, богословские ссылки, исторические анализы, литературные экскурсии, воспоминания, поговорки, анекдоты, словечки; художественные оценки, музыкальные термины, и все это брызжет, льется, сыплется, как из рога изобилия, легко, играючи <...>" [21]. И. Шмелев также находил в его книгах "задушевность и простоту рассказа, некую свободность речи, с шуткой и благодушием, с острой, порой, ухмылкой..." и отмечал, что Амфитеатров -- "писатель "нараспашку", широкого размаха, видевший слишком много и переполненный виденным, которое его тревожит и торопит" [22].
   В свое время В. Львов-Рогачевский в статье о нем с выразительным названием "Писатель без выдумки" продемонстрировал влияние Золя на Амфитеатрова и сделал вывод, что "метод и основные принципы натуралистической школы становятся эстетическим кредо Александра Амфитеатрова" [23]. В какой-то степени это суждение справедливо. Действительно, многие его книги написаны в "золаистском" ключе.
   Но в равной мере ему была близка и романтическая эстетика. Еще в молодые годы он несколько раз "переписывал" лермонтовского "Демона". Философский уголовный роман "Людмила Верховская" (1890; после переработки в 1895 г. издавался под названием "Отравленная совесть") создан с оглядкой на Достоевского и во многом предвосхищает декадентскую прозу конца XIX -- начала ХХ в. "Романтическую" линию представлял и роман из жизни Рима эпохи Нерона "Зверь из бездны" (1911--1914). А фантастический роман "Жар-цвет" (1910) и вовсе был построен на мистических и магических мотивах. К этому направлению в его творчестве примыкают и многочисленные публикации, обработки, исследования фольклора (кавказского, западноевропейского, русского).
   Так что в творчестве Амфитеатрова всегда сосуществовали две тенденции -- бытовая, "реалистическая" и символическая, "романтическая". Другое дело, что по природе своего таланта он был привязан к конкретике, к факту, а способность к синтезу, обобщению, символике у него была гораздо слабее. Он и сам понимал это и признавался читателю: "Я не беллетрист "чистой крови", я журналист, мое дело -- фельетон, публицистика" [24]. Об одном из своих нашумевших произведений он писал: "...вся эта "повесть" -- накопление почти сырого материала фактических наблюдений, как непосредственных, так и из первых или вторых верных рук", "бытовые и публицистические наброски", а выбрана эта форма, поскольку "общественный фельетон, инсценированный в виде драматического диалога, легче принимается и усвояется девятью читателями из десяти, чем фельетон точно такого же содержания, написанный в виде рассуждения, как "взгляд и нечто"" [25].
   Соответствующим образом воспринимала его творчество и критика. З. Гиппиус, рецензируя одну из его книг, писала: "Мгновениями он яркий художник, а через две строки срывается в публицистику, и срывается очень грубо <...> он все-таки более публицист, чем художник" [26].
   Та же неустойчивость присутствует и в его политических взглядах. Начинал он в либеральных "Русских ведомостях", а позднее легко прижился в "Новом времени", газете их оппонентов, стоявшей на националистических и умеренно-реформаторских позициях. Но если "Новое время" с годами все больше правело, то Амфитеатров -- левел. В результате в 1899 г. происходит конфликт (причиной его стало негативное отношение Суворина к студенческим волнениям), и Амфитеатров в том же году создает вместе с В.М. Дорошевичем газету "Россия".
   Газета была оппозиционной, прогрессистской. Благодаря этому, а также участию в ней первостепенных литературных сил она пользовалась немалой популярностью. В начале 1899 г. Амфитеатров писал жене: "Царь требует "Россию" почти ежедневно и хохочет над Дорошевичем. Этим отчасти объяснять надо, что нам сходит с рук многое, другим недоступное" [27]. Начало XX в. -- период наибольшего успеха Амфитеатрова. Но острота и радикальность газеты испугали финансировавших ее банкиров, и они стали всячески ограничивать и цензурировать ее создателей. По этой ли причине или нет, но Амфитеатров совершил отчаянный жест -- в январе 1902 г. опубликовал повесть (точнее -- ее начало) "Господа Обмановы", представляющую собой памфлет на царствующее семейство.
   Памфлет вызвал большой скандал, а Амфитеатрова за его публикацию без суда и следствия сослали в Минусинск (в конце 1902 г. ему разрешили отбывать ссылку в Вологде).
   Находясь в ссылке, он сотрудничал (под разными псевдонимами) в "Санкт-Петербургских ведомостях", "Руси", "Русском слове" и других газетах. В начале 1904 г. был возвращен, а в апреле за резкую публикацию в защиту студентов Горного института от преследований директора института Д. Коновалова вновь сослан в Вологду. Однако в июне того же года получил разрешение уехать за границу.
   Вначале Амфитеатров жил в Париже, где издавал радикальный журнал "Красное знамя" (1906), а потом переехал в Италию, где редактировал издававшийся в Петербурге журнал "Современник" (1911) и много печатался в российских газетах. В эмиграции сблизился с М. Горьким и привлек его к участию в своих изданиях.
   В эти годы он непримиримый противник самодержавия, яростный его критик и разоблачитель. В письме к Н.А. Рубакину в октябре 1910 г. он так характеризовал свои взгляды: "Политически я стою вне партий, ибо смолоду не научился партийным дисциплинам, а близко 50 годов влезать в корсет этот и совсем уж узко. Из действующих партий наиболее сочувствую и близко стою к социалистам-революционерам. Считаю себя, если хотите, не записанным эс-эром. Но в хороших отношениях и со всеми другими левыми партиями, борющимися с монархизмом. Главная моя антипатия -- октябризм и пошлые кадетские маскарады-компромиссы <...> Из политики средств уповаю паче всего на террор и на подготовку военного восстания" [28].
   Впрочем, контакты он поддерживал не только с эсерами (В.М. Чернов постоянно печатался в его "Современнике"), но и с социал-демократами (в частности, с Г.В. Плехановым и А.В. Луначарским).
   Однако стоило начаться войне, как выяснилось, что в основе мировоззрения Амфитеатрова -- государственнические и националистические взгляды. Он пишет антинемецкие статьи, призывает забыть все разногласия и единодушно встать на защиту отечества. По просьбе Дорошевича он создает в Италии информационное бюро, снабжая "Русское слово" сведениями о происходящем в Италии и странах Средиземноморского региона. "Загладив" своей пропагандистской деятельностью вину перед властями, Амфитеатров получает разрешение вернуться на родину и осенью 1916 г. кружным путем (через Францию, Англию, Швецию) едет в Россию. С конца этого года он редактирует газету "Русская воля". Но за публикацию фельетона, содержащего (если читать только первые буквы каждого слова) чрезвычайно резкую критику российской власти и цензуры, в феврале 1917 г. его вновь ссылают в Минусинск. Февральская революция застала его в Ярославле. Амфитеатров приветствует ее, возвращается в Петроград, много печатается (в том числе в редактируемых им сатирическом журнале "Бич" и журнале "Красное знамя"), но Октябрьскую революцию встречает враждебно. В конце 1917 г. он редактирует газету Совета союза казачьих войск "Вольность". Немало статей, направленных против большевиков, он поместил в 1917--1918 гг. в газетах "Петроградский голос", "Петроградское эхо", "Новые ведомости".
   Летом 1918 г. в Петрограде закрывают последние частные политические газеты, и, чтобы заработать на жизнь, Амфитеатров преподает литературу в Педагогическом институте им. Герцена и в женской гимназии, а также переводит с итальянского для издательства "Всемирная литература". Но ведет он себя независимо, позволяет неосторожные высказывания в своих публичных выступлениях, трижды попадает в ЧК и, наконец, в августе 1921 г. бежит в Финляндию. Пробыв там месяц в карантине, он уезжает в Германию, потом в Чехию и в итоге оказывается в хорошо знакомой ему, обжитой Италии.
   Амфитеатров много печатается в эмигрантских газетах ("За свободу!", "Возрождение", "Руль", "Сегодня", даже "Шанхайская заря"), выступая с радикально антибольшевистских позиций, сближается на этой почве с Савинковым и М.П. Арцыбашевым, однако все попытки создания единого антибольшевистского фронта терпят крах.
   Сыновья Амфитеатрова примыкают к итальянскому фашистскому движению, да и его антибольшевистскому мировоззрению близки декларации и политика Муссолини. Он открыто признается: "Я убежденный сторонник фашизма и большой поклонник Муссолини" [29] -- и часто с восторгом пишет о дуче. Но, чтобы жить, приходится печататься в идейно далеких газетах. Политическую публицистику он пишет все реже, а все больше внимания уделяет литературе, театру и особенно воспоминаниям.
   Он и раньше вставлял в свои фельетоны мемуарные пассажи, а некрологические заметки нередко превращались у него в развернутые воспоминания о родных, друзьях, известных писателях и ученых. Позднее он собирал их в сборники ("Недавние люди" (СПб., 1901); "Курганы" (СПб., 1905); "Тризны" (М., 1910) и др.) Помимо этого в своих романах он "портретировал" людей недавнего прошлого. По сути цикл его нашумевших романов: "Восьмидесятники", "Девятидесятники", "Закат старого века" -- в значительной степени беллетризированные мемуары, с одной стороны, документирующие атмосферу эпохи, а с другой -- предлагающие зарисовки конкретных людей (под прозрачными псевдонимами или под собственными именами). Нередко они даже текстуально совпадают с его позднейшими воспоминаниями.
   Когда Амфитеатров оказался в эмиграции, в его творчестве все больше места стала занимать мемуаристика. Тому было несколько причин. Во-первых, революции и Гражданская война подвели черту под целым периодом истории России, современником и деятельным участником которого был Амфитеатров. Эта жизнь очень быстро, почти мгновенно обрела ранг прошлого, причем прошлого, о котором, несмотря на все его отрицательные стороны, вспоминать было приятно, по контрасту с отвратительным и отталкивающим настоящим.
   Во-вторых, независимый в своих взглядах и оценках, Амфитеатров плохо "вписывался" в резко поляризованную и "партийно" ангажированную эмигрантскую прессу: нигде он не был своим, и ему было трудно (да и не очень хотелось) подлаживаться под направление и тон той или иной газеты (а в некоторых случаях -- и под цензурные требования, как, например, в рижской "Сегодня"). А мемуарные сюжеты существенно слабее "задевали" современные болевые точки.
   И наконец, в ситуации многописания и лихорадочных поисков материала для газетной публикации поразительная память Амфитеатрова являлась неистощимым источником тем и сюжетов.
   Бежав в 1921 г. из России, Амфитеатров вскоре начал работать над книгой воспоминаний. Толчком к этому явилась, по-видимому, смерть его близкого друга и собрата по фельетонному поприщу В.М. Дорошевича. В 1922--1923 гг. значительные извлечения из книги печатались в берлинской газете "Руль", примерно тогда же, как пишет Амфитеатров в очерке, открывающем наш сборник, он продал ее для отдельного издания, но она так и не вышла. Местонахождение рукописи (если она сохранилась) неизвестно.
   В дальнейшем Амфитеатров не оставлял работы над книгой мемуаров, во второй половине 1930-х у него был замысел выпустить ее на итальянском (план этой книги публикуется в приложении), но ему приходилось постоянно отвлекаться на другие работы, чтобы заработать на жизнь, и в результате книга не была дописана. Тем не менее в различных мемуарных очерках, которые Амфитеатров в изобилии публиковал в 1920--1930-х годах в разных газетах, он, по сути дела, отразил все намеченные темы.
   Именно воспоминания Амфитеатрова составляют, по нашему мнению, наиболее живую и интересную часть его литературного наследия. Прошлое встает с его страниц не схематизированным, подогнанным под ту или иную политическую, идеологическую, историческую концепцию, а во всем многоцветье деталей, сюжетов, аспектов (что отнюдь не означает, что Амфитеатров не отбирал материал; просто такова была его установка: отразить прошлое в его многообразии).
   В данном томе собрана большая и наиболее интересная часть его мемуарных текстов. Однако мы не стремились к абсолютной полноте.
   Прежде всего, включение в издание всех известных его мемуаров увеличило бы объем книги вдвое, если не втрое. Трудности создает и тот факт, что часто тексты Амфитеатрова имеют сложную жанровую природу: мемуар переходит в анализ творчества писателя или актера или, напротив, критическая или публицистическая статья содержит мемуарные вкрапления. Кроме того, к одним и тем же сюжетам Амфитеатров нередко возвращался несколько раз, зачастую лишь незначительно варьируя изложение событий.
   И наконец, в силу слабой освоенности литературного наследия Амфитеатрова (в частности, нет библиографических указателей его газетных и журнальных публикаций) и, кроме того, отсутствия в российских библиотеках многих номеров газет, содержащих его публикации, ряд мемуарных очерков нам не удалось использовать.
   В работе над сборником мы стремились придерживаться составленного Амфитеатровым плана своей мемуарной книги. Предпочтение отдавалось очеркам, в которых речь шла о самом Амфитеатрове или лицах, тесно с ним связанных. Не вошли в него тексты, содержащие воспоминания о театральных впечатлениях [30], зарубежных поездках с дипломатическими поручениями [31], о лицах, с которыми Амфитеатров был знаком лишь поверхностно [32], о его жизни после бегства из России [33] и т.д.
   Очерки, печатающиеся по архиву А.В. Амфитеатрова, хранящемуся в г. Блумингтон (США), предоставлены для публикации Э. Гарэтто.
   Текст воспоминаний Амфитеатрова сложен для комментирования, поскольку касается весьма далеких друг от друга культурных пластов, насыщен упоминаниями большого числа лиц, а также явными и скрытыми цитатами. В разысканиях неоценимую помощь оказали нам своими советами и консультациями Л. Белошевская, Н.А. Богомолов, С.В. Букчин, И.С. Булкина, Э. Гарэтто, Е.А. Динерштейн, Б.В. Дубин, К.В. Душенко, А.Л. Зорин, С.В. Жожикашвили, Д.И. Зубарев, В.Б. Катаев, Г.С. Кан, С.Л. Козлов, В.А. Кошелев, А.А. Курилкин, Р. Лейбов, М.Л. Майофис, В.А. Мильчина, В.В. Нехотин, М.И. Перпер, А.М. Ранчин, Д. Ребеккини, А.В. Серегин, Г.А. Смолицкий, Л.И. Соболев, К.А. Степанян, М.В. Строганов, Н.А. Филаткина, М. Шруба, В.Г. Щукин, Р.М. Янгиров. Всем им приношу искреннюю благодарность.
  
  

Сноски

  
   1 См.: Отчет Владивостокской городской общественной библиотеки им Н.В. Гоголя за 1915 год. Владивосток, 1915; Отчет Одесской общественной библиотеки за десятилетие 1905--1915 гг. Одесса, 1915. Ср.: Отчет Борисоглебской публичной библиотеки за 1914 год. Борисоглебск, 1915; Отчет Киевской городской публичной библиотеки за 1910 год. Киев, 1913, и т.п.
   2 Львов-Рогачевский В. Писатель без выдумки: По поводу романов Александра Амфитеатрова // Современный мир. 1911. N 9. С. 242.
   3 См.: Ежов Н.М. Встречи с великаном // Среди великих. М., 2001. С. 241.
   4 См.: Собрание сочинений: В 10 т. М., 2000--2003. Т. 1--7, 10 (кн. 1, 2).
   5 См.: Переписка [М. Горького] с А.В. Амфитеатровым / Публ. и коммент. С.И. Доморацкой, Ф.М. Иоффе, Е.Г. Коляды, А.Е. Пегасовой // Лит. наследство. М., 1988. Т. 95. С. 31--465; Амфитеатров и Савинков: Переписка 1923--1924 / Публ. Э. Гарэтто, А.И. Добкина, Д.И. Зубарева // Минувшее. М.; СПб., 1993. Вып. 13. С. 73--158; [Письма М.А. Суворину] / Публ. и примеч. С. Шумихина // НЛО. 1995. N 15. С. 202--205; [Переписка с М.П. Арцыбашевым, М.А. Волошиным, В.И. Ивановым и др.] / Публ. Э. Гарэтто, Н.Ю. Грякаловой, Д.И. Зубарева, Дж. Малмстада // Минувшее. СПб., 1997. Вып. 22. С. 345--538; [Переписка с редакцией газеты "Сегодня"] // Абызов Ю., Равдин Б., Флейшман Л. Русская печать в Риге: Из истории газеты "Сегодня" 1930-х годов. Stanford, 1997. Кн. 1--5, и др.
   6 Амфитеатров А. Под траурный марш Шопена // Сегодня. 1935. 1 января.
   7 Подробнее см.: Рейтблат А. От Бовы к Бальмонту: Очерки по истории чтения в России во второй половине XIX века. М., 1991. С. 109.
   8 Салтыков-Щедрин М.Е. Собр. соч. М., 1972. Т. 13. С. 628.
   9 Амфитеатров А. Юмор после Чехова // Сегодня. 1931. 31 января.
   10Old Gentleman [А.В. Амфитеатров]. Этюды. CXXVI // Россия. 1900. 26 марта.
   11 Рок[шанин] Н. Из Москвы: Очерки и снимки. II // Новости и биржевая газета. 1894. 11 июня.
   12 См.: Рейтблат А.И. "Роман литературного краха" // Новое литературное обозрение. 1997. N 25. С. 99--109.
   13 См.: Венгеров С.А. Критико-биографический словарь русских писателей и ученых. СПб., 1897--1904. Т. 6. С. 331.
   14 Амфитеатров А. Толкования для "масс" // Сегодня. 1937. 17 февраля.
   15 См.: РГАЛИ. Ф. 694. Оп. 1. Ед. хр. 2. Л. 62.
   16 Измайлов А. Бегом через жизнь (Александр Амфитеатров) // Измайлов А. Пестрые знамена. М., 1913. С. 166.
   17 Амфитеатров А. Староболгарские уроки // Возрождение. 1925. 26 августа.
   18 Амфитеатров А. Черт на длинном мосту // Сегодня. 1927. 4 июля.
   19 Амфитеатров А. Антон Чехов // Сегодня. 1931. 25 января.
   20 Амфитеатров А. Герцен // Амфитеатров А. Собр. соч. Пг., [1915]. Т. 35. С. 25
   21 Пильский П. "Вчерашние предки". Новый роман А.В. Амфитеатрова // Сегодня. 1930. 14 июня.
   22 Шмелев И. Русский писатель: Полвека писательского труда А.В. Амфитеатрова
   // Россия и славянство. 1932. 23 июля.
   23 Львов-Рогачевский В. Указ. соч. С. 244. См. также: Иезуитова Л.А. О "натуралистическом" романе в русской литературе конца XIX -- начала ХХ в. (П.Д. Боборыкин, Д.Н. Мамин-Сибиряк, А.В. Амфитеатров) // Проблемы поэтики русского реализма XIX века. Л., 1984. С. 254--261; Грякалова Н.Ю. Амфитеатров А.В. // Русские писатели. ХХ век: Биобиблиогр. словарь. М., 1998. Ч. 1. С. 52.
   24 Old Gentleman [А.В. Амфитеатров]. Листки // Россия. 1900. 24 ноября.
   25 Амфитеатров А.В. Собр. соч.: В 10 т. М., 2000. Т. 2. С. 475.
   26 Новый путь. 1903. N 7. Ср.: Измайлов А. Указ. соч. С. 166; Львов-Рогачевский В. Указ. соч. С. 253--254.
   27 РГАЛИ. Ф. 694. Оп. 1. Ед. хр. 2. Л. 99 об.
   28 ОР РГБ. Ф. 358. Карт. 199. Ед. хр. 45. Л. 17.
   29 Амфитеатров А. Письмо из Италии в "Сегодня" // Сегодня. 1926. 19 сентября.
   30 Большая часть очерков об отечественных актерах собрана в кн. "Знакомые музы" (Париж, 1928), о зарубежных см.: Эрнст Поссарт; Артист Грассо // Амфитеатров А. Контуры. СПб., 1906. С. 120--128, 176--191; Эрнесто Росси // Амфитеатров А. Курганы. СПб., 1909. С. 217--222; Анджело Мазини // Сегодня. 1926. 5 ноября.
   31 См.: Накануне; Фердинанд под Константинополем // Амфитеатров А. Эхо. М., 1913. С. 193--229; Степан Стамбулов; Софийское житье-бытье // Амфитеатров А. Недавние люди. СПб., 1901. С. 1--175.
   32 См., напр.: А.А. Остроумов // Амфитеатров А. Тризны. М., 1910. С. 39--52; Д.Н. Мамин-Сибиряк // Эхо. М., 1913. С. 177--194; Д.В. Григорович // Амфитеатров А. Собр. соч. Пг., 1916. Т. 37. С. 241--246; и т.п.
   33 См., напр.: Памятничек // Руль. 1924. 20 февраля; Курьезный изгнанник // Возрождение. 1926. 15 октября.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru