Аддисон Джозеф
Характер Эмилии

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Перевод Г. Ф. Покровского.

   

Характеръ Емиліи.

Gratior et pulchro veniens ia corpore Virtus.
Virg, Aeneid. v. 344.

   Ничто въ природѣ человѣческой столько не обворожаетъ насъ, какъ здравый, приятный умъ, соединенный съ красотою. Сіе послѣднее совершенство принадлежатъ въ особенности тому полу, которой отъ него получилъ названіе прекраснаго; но обладаніе обоими вмѣстѣ есть счастіе небесное, и потому очень рѣдко мы видимъ его на земли. Красавица, сама собою довольная, сама собою плѣненная, не имѣетъ ни досуга ни нужды возвышать свой прелести другими, болѣе существенными качествами: ея ослѣпленіе и лесть другихъ скрываютъ отъ нее собственное невѣжество, она смѣется надъ моралью, неспособна повиноваться строгимъ ея урокамъ, и заблужденіемъ помрачая свою добродѣтель, сей чистѣйшій, единственный источникъ любезности, сама унижаетъ свое достоинство. Вотъ почему прекрасная женщина и вмѣстѣ добродѣтельная въ глазахъ нашихъ бываетъ еще прекраснѣе, и вотъ почему добродѣтельная красавица кажется намъ еще болѣе добродѣтельною. Когда представляю себѣ сіи два совершенства, соединенныя въ одномъ и томъ же миломъ твореніи: то образъ Емиліи, прекрасной и добродѣтельной, мгновенно является въ душѣ моей {Характеръ, данный въ семъ отрывкѣ любезной женщинѣ, подъ именемъ Емиліи, не есть плодъ воображенія; онъ взятъ изъ Англійскаго Зрителя (No 302). Авторъ говоритъ, что писалъ съ натуры. П.}.
   Кто, увидя Емилію, можетъ непочувствовать въ груди своей и пламенной любви и непорочной дружбы? Безъискуственныя прелести ея обхожденія, гармоническіе звуки ея голоса, возбуждаютъ въ васъ желаніе наслаждаться ими ближе; но та же самая улыбка, которая васъ очаровала, налагаетъ на васъ строгой законъ, удерживающій всякое движеніе любви порочной. Ея красота дѣйствуя съ силою непобѣдимою, осыпаетъ васъ искрами, воспаляющими желанія: но ваша душа далека отъ преступленія; -- она удерживается не суровостію Емиліи, но небеснымъ сіяніемъ ея добродѣтели. Сія кротость и веселость, такъ живо изображающіяся на лицѣ ея, изливаются съ каждымъ ея словомъ, примѣтны въ каждомъ ея движеніи. Тотъ имѣетъ сердце не человѣческое, у кого, при взглядѣ на Емилію, не умолкаютъ всѣ чувства и не превращаются въ одно благоговѣніе предъ ея непорочностію. Наружная Емилія, столь щедро украшенная натурою, столь милая своими безъискуственными приятностями, есть храмъ души столь же прекрасной и любезной; въ немъ обитаетъ чистѣйшая набожность, кроткая надежда и всегда готовая покорность своему жребію!
   Мы въ заблужденіи своемъ часто даемъ почтенное имя набожности господствующимъ страстямъ и склонностямъ въ нашей природѣ. И таково свойство вѣры, что, изображаясь въ дѣлахъ нашихъ, она всегда принимаетъ оттѣнки характера, съ которымъ соединяется въ человѣкѣ; однимъ словомъ, если судить обѣ ней по наружностямъ, то по большей части она есть не что иное какъ или угрюмость или холодное самолюбіе, или страхѣ и меланхолическое отчаяніе, или строгое наблюденіе ничего незначущихъ обрядовъ, или жестокость къ себѣ и другимъ, или суетность и тщеславіе. Въ Емиліи она есть плодъ разсудка и твердой увѣренности; не превращается въ порывы фанатизма, и служитъ единообразнымъ, постояннымъ правиломъ ея нравственности. Вѣра Емиліи точна и справедлива безъ жестокости, сострадательна безъ слабости: ея вѣра есть совершенство добрыхъ, любезныхъ правилъ, которыя произошли не отъ счастливаго физическаго темперамента, но отъ размышленія,
   Мы, творенія чувствительныя, принимаемъ участіе во всякомъ несчастливцѣ; но страждущая невинность и красота въ горести для насъ трогательны неизъяснимо; онѣ растроиваютъ всякаго къ живѣйшей нѣжности и сожалѣнію; при видѣ ихъ человѣчество беретъ свои права надъ самымъ твердымъ сердцемъ, -- и оно смягчается!
   Трогательная исторія несчастной Емиліиной жизни и ея христіанской твердости возбудила бы умиленіе въ каждомъ читателѣ; но когда представляю ее въ печальномъ уединеніи, со взоромъ устремленнымъ за мрачные предѣлы горести и страданія, -- туда, гдѣ цвѣтутъ небесныя радости и безсмертіе,-- и потомъ вижу, что она является въ обществѣ съ гибкою приятною и веселою, какъ будто блаженнѣйшее на земли твореніе; тогда съ удивленіемъ дюймѣ ничто въ свѣтѣ сравниться не можетъ. О! никогда еще душа столь твердая, истинно христіанская, не обитала подъ покровомъ наружности столь прелестной!
   Если бы я умѣлъ описать добродѣтели Емиліи свойственными имъ красками со всѣми ихъ оттѣнками; можетъ быть читатели подумали бы, что любовь и лесть водили моею кистію; но клянусь, что черты, въ которыхъ изображаю Емилію, представляютъ только тѣнь ея превосходныхъ качествъ; -- и для чего мнѣ льстить ей, когда не надѣюсь и не хочу обратишь на себя ея взоровъ? Нѣтъ! все, что говорю обѣ ней, есть отголосокъ души моей, восхищенной добродѣтелью! Столь рѣдкой образецъ женскаго совершенства не долженъ оставаться въ неизвѣстности, и я хотѣлъ показать его всему свѣту для удивленія и подражанія! О добродѣтель! какъ ты любезна, когда видимъ, чувствуемъ тебя въ столь прекрасномъ примѣрѣ!
   Я зналъ Елизу; ея правила были совсѣмъ другія: они стремились къ побѣдамъ и господству; Елиза, какъ женщина одаренная блистательнымъ умомъ, привлекательная необыкновенною красотою и любезная въ обхожденіи, пользуется особеннымъ уваженіемъ въ обществѣ; для нее сего не довольно (что бы ни думалъ объ ней супругѣ ея); она считаетъ такое уваженіе за ничто, и требуетъ жертвъ, поклоненій подобно идолу? Но душа Елизы не можетъ быть спокойна; она содрогается среди своего торжества, воспоминая о старости и морщинахъ!
   Емилія не можетъ не знать своихъ прелестей, хотя вамъ кажется, что она не знаетъ ихъ; но будетъ ли полагать въ нихъ свое счастіе, когда находитъ въ нѣжной и просвѣщенной душѣ своей утѣшенія сладостнѣйшія и постояннѣйшія? Я видѣлъ ее въ цвѣтѣ юности и красоты, окруженную множествомъ почитателей; она не мучила ихъ тиранствомъ и суровостію, не льстила ни кому надеждою ложною, которая только увеличивала бы отчаяніе обманутой страсти; но изъ подѣ флера благородной стыдливости нѣсколько времени разсматривала достоинства своихъ обожателей, и наконецъ, повинуясь сердцу и разсудку, отдала руку свою пламенному Брому. Тогда Бромъ имѣлъ многія добрыя качества и хорошій достатокъ. Онъ былъ счастливъ; но слѣпая Фортуна нечаянно осыпавши его золотыми дарами, отравила на минуту сіе счастіе: богатый, неопытный Бромъ, увлеченный въ худыя общества, предался разсѣянности и самой грубой роскоши. Долго и можетъ быть никогда не вышелъ бы онъ изъ сего лабиринта безъ нѣжной, дѣятельной помощи Емиліиной: она истощила всѣ свои таланты, чтобы укротишь его дикія страсти, обративъ ихъ къ удовольствіямъ благороднѣйшимъ. Она показывала ему собственнымъ примѣромъ, что добродѣтель позволяетъ себѣ нѣкоторыя удовольствія и забавы -- и даже имѣетъ въ нихъ нужду. Емилія знала, что нѣмой примѣръ великодушія и любезнаго снисхожденія всегда дѣйствуетъ на виновнаго съ большею силою, нежели суровые упреки: она знала, сколь глубокіе корни пускаетъ самолюбіе въ человѣческомъ сердцѣ, и потому щадила его со всею нѣжностію. Открывая упорному преступнику заблужденія мало по малу и издали, она оставляла его самому себѣ и съ терпѣніемъ ожидала исправленія отъ него же самаго. Симъ толизманомъ кротости и невидимаго искусства Емидія довела Брома до того, что онъ слушалъ ее сперва безъ досады, потомъ съ удовольствіемъ! Емилія находила въ сихъ успѣхахъ средства въ новымъ; она говорила ему о жаждой счастливой перемѣнѣ, ею произведенной, какъ о побѣдѣ, ему одному принадлежащей, и побуждала его къ большимъ усиліямъ, какъ будто по его же плану и желанію!
   Емилія обладаетъ еще однимъ достоинствомъ, о которомъ упомянуть непремѣнно должно; можетъ быть другому оно покажется маловажнымъ, но въ моихъ глазахъ имѣетъ оно великую цѣну, и я почитаю его необходимымъ для прекраснаго пола. Нечистое бѣлье, отвратительная неопрятность въ платьѣ, которая встрѣчается только между бережливыми людьми низкаго класса, есть ядъ семейственной любви, и одно изъ самыхъ дѣйствительныхъ средствъ, какое только можно изобрѣсти, чтобы охладить сердце супруга. Я часто слышалъ оправданія хозяйки, которая говоритъ гостямъ, заставшимъ ее въ неопрятномъ нарядѣ: какъ стыдно мнѣ, что вы нашли меня въ такомъ безпорядкѣ! но мы сидѣли одни съ мужемъ, и я совсѣмъ не ожидала, столь приятнаго посѣщенія. Какой комплиментѣ доброму мужу! за то у него нерѣдко вырываются самыя грубыя слова въ отвѣтномъ и въ обхожденіи, вырываются противъ его воли, и онъ самъ не знаетъ, чему приписать такое дурное расположеніе!
   Послушайте, какъ разсуждаетъ Емилія! Она сравниваетъ сію небрежность женщины со слабостями великихъ людей: самая ничтожная неосторожность дѣлаетъ пятно ихъ славѣ; такъ невниманіе къ платью нечувствительно уменьшаетъ въ супругахъ самыхъ нѣжныхъ взаимное уваженіе и даетъ ихъ обхожденію свободу самую низкую и презрительную. О! Емилія понимаетъ цѣну всѣхъ бездѣлокъ; она почитаетъ важнымъ все, что служитъ къ сохраненію или въ потерѣ семейственной любви; для нее супругѣ есть такой предметѣ, который достоинъ занять все ея искусство нравиться; ибо она почитаетъ долгомъ нравиться ему во всю жизнь,
   При сихъ и другихъ правилахъ, которыя для нее легче исполнять, нежели мнѣ изобразишь, при постоянномъ своемъ великодушіи, непринужденной покорности, не смотря на всѣ терпимыя горести и жестокіе поступки, Емилія обратила Брома на истинный путь, сдѣлала его нѣжнымъ супругомъ, и сама наслаждается счастіемъ!
   Ангелы хранители, которымъ небеса повелѣли пещись о любезной Емиліи! будьте защитниками ея добродѣтели, спасите ее отъ дерзости и злобы безразсуднаго свѣта, и когда настанетъ время, въ которое мы должны будемъ лишиться творенія столь непорочнаго, перенесите ее во всей чистотѣ и невинности въ тотъ лучшій міръ, гдѣ ныне сіяющая добродѣтель ея озарится вѣчнымъ, невечернимъ свѣтомъ. П.

Ярославль.

-----

   [Аддисон Д.] Характер Емилии: [Взято из Spectator (N 302)] / [Пер.] П. [Г.Ф.Покровский] // Вестн. Европы. -- 1811. -- Ч.57, N 9. -- С.3-12.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru