Абба Джузеппе-Чезаре
Свадьба Арканджелы

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Текст издания: журнал "Современникъ", кн.X, 1915.

   

Свадьба Арканджелы.

Джузеппе Чезаре Абба.

   Когда Тоніо, по прозванію Безобразный, принесъ крестить свою дѣвочку, священнику такъ мало труда стоило бы сказать ему: "Зачѣмъ вы хотите назвать ее Арканджелой? {Arcangelo -- архангелъ.}. А если она у васъ выростетъ такой же несчастной, какъ и другіе -- вѣдь, отъ насмѣшекъ ей не будетъ прохода! Арканджела! Да развѣ вы не понимаете, что въ этомъ имени звучитъ нѣчто небесное?" -- Но священникъ былъ не изъ ученыхъ. Онъ попросту исполнялъ свою обязанность, и не обратилъ вниманія ни на тройной зобъ Тоніо, ни на сходство его лица со свинымъ рыломъ, ни на блеющій голосъ, онъ даже не вспомнилъ о судьбѣ четырехъ старшихъ сыновей, умершихъ молодыми, послѣ смерти которыхъ весь городъ сказалъ въ одинъ голосъ: "Такъ лучше -- ужъ очень они походили на звѣрей!"
   Итакъ, этотъ кусочекъ мяса, завернутый въ лохмотья и кричавшій на рукахъ у деревенской повитухи, сдѣлался Арканджелой.. Что же касается до Тоніо Безобразнаго, которому было уже шестьдесятъ лѣтъ, то онъ, неся маленькое созданіе, ставшее христіанкой, вышелъ изъ церкви совершенно счастливымъ. Если Богъ сохранитъ ему дочку, ему будетъ кому оставить свой клочекъ земли и домикъ -- убогую, темную избушку, виднѣвшуюся зимой изъ предмѣстья города, когда она стояла на пригоркѣ, вся зарывшись въ снѣгъ, съ такимъ видомъ, точно ежилась отъ холода. Но весной цвѣтущія деревья придавали ей радостный видъ; и многимъ бѣднякамъ она казалась царскимъ жилищемъ. Здѣсь Тоніо Безобразный жилъ, любилъ и, работая не покладая рукъ, пользовался нѣкоторыми благами жизни. Подъ конецъ его огорчала только необходимость передать послѣ смерти свое имущество побочнымъ родственникамъ; но все это превращалось въ радость по мѣрѣ того, какъ росла и рѣзвилась въ домѣ его дѣвочка.
   Что съ каждымъ годомъ у нея прибавлялся какой-нибудь новый недостатокъ, ему было безразлично: зобы составляли въ его семьѣ обычное явленіе,-- а если дѣвочка сдѣлалась косой, неважно! Правда, его немного смущали ея тонкія, какъ щепки, ноги, длинныя руки и лицо, выдающееся впередъ, вродѣ тѣхъ обезьянъ, которыхъ онъ видывалъ на ярмаркахъ. Но такова была воля Божія.
   Вскорѣ послѣ смерти своей жены, мирно отошелъ въ вѣчность и Тоніо, и Арканджела, имѣя десять лѣтъ отъ роду, осталась на свѣтѣ одна, уродливая, какъ смертный грѣхъ. Въ соболѣзнованіи окружающихъ у нея не было недостатка: односельчане никогда не забывали объ ея участкѣ въ сто квадратныхъ локтей на самомъ солнцепекѣ и сплошь засаженномъ виноградомъ и миндальными деревьями.
   Но зато родственники нисколько не поддерживали ее. Наоборотъ, ихъ дѣти всегда толпой преслѣдовали и дразнили ее. По ихъ милости ее звали одно время Волынкой, потому что, когда она говорила, венозные зобы надувались, а голосъ выходилъ надтреснутый и всхлипывающій; въ другой разъ -- совой за желтоватые и неподвижные глаза. Потомъ прозвища посыпались одно за другимъ безъ счету, пока наконецъ, уже къ пятидесяти годамъ, за ней не утвердилось названіе Нелюдимки, что въ тѣхъ мѣстахъ почти приравняло ее къ дикому звѣрю.
   И все же она никогда не жаловалась на судьбу. Ей только дѣлало больно обвиненіе въ томъ, что у нея дурной глазъ для дѣтей. Что же тутъ было худого, если порой у нея случался въ карманѣ миндаль, и она раздавала его дѣтямъ, которыя не мучили ее? Миндаль былъ самый обыкновенный, какимъ выросъ на родномъ деревѣ. И притомъ, вотъ лицемѣры! Небось они не обзывали ее вѣдьмой, когда она помогала имъ послѣ пожаровъ и въ другихъ несчастіяхъ!
   Подобравъ что-нибудь на улицѣ, она всегда относила находку въ церковь и клала на кропильницу со святой водой, чтобы потерявшій могъ взять ее. Собирая навозъ и хворостъ для топлива, она уступала его дѣтямъ бѣднѣе ея, тѣмъ самымъ избавляя ихъ отъ побоевъ, если они вернутся домой съ пустыми руками. А тотъ случай, когда она разогнала мальчишекъ, насадившихъ на колъ летучую мышь и въ дикой радости плясавшихъ кругомъ -- его она рѣшительно не могла поставить себѣ въ укоръ. Несчастный звѣрекъ хлопалъ крыльями и кричалъ такъ, что камни могли бы тронуться. Арканджела съ бранью прогнала шалуновъ и освободивъ животное, положила его въ углубленіе въ городской стѣнѣ, куда оно, окровавленное и съ висящими внутренностями, забилось, чтобы умереть. Но съ тѣхъ поръ люди прозвали ее колдуньей, увѣряя, что она воскрешаетъ звѣрей. Это огорчило ее до такой степени, что она плакала, несмотря на свои пятьдесятъ лѣтъ! и дѣлало ей еще больнѣе и обиднѣе, чѣмъ тогда, когда передъ началомъ обѣдни, во время хора: "Ангелы и Архангелы" вся церковь дружно оборачивалась и смотрѣла на нее!
   Сколько народу перемерло за эти полъ-вѣка! На свѣтѣ жили уже внуки тѣхъ, кто былъ крещенъ въ одинъ годъ съ нею, и на новомъ кладбищѣ, устроенномъ какъ разъ подъ ея пригоркомъ, мертвыя кости успѣли трижды перемѣшаться съ землей.
   На пятьдесятъ первомъ году жизни Арканджела заболѣла. Прошла недѣля, потомъ другая -- ея не было видно.
   -- Ужъ не умерла ли она тамъ, чего добраго?-- промолвилъ Микко Грива, вставая изъ-за стола такъ поспѣшно, что чуть не уронилъ тарелку, изъ которой ѣлъ. Подойдя къ двери, онъ посмотрѣлъ наверхъ, туда, гдѣ стояла избушка Арканджелы.
   -- Этакая жара, а у нея закрыты всѣ окна? Лоччіо, бѣги скорѣе узнать, что стряслось съ этой дурищей. Впрочемъ, дуракъ то я самъ, да и вы всѣ тоже.
   -- Мы то отчего?
   -- Да, глупа и ты жена; только и умѣешь цѣлый день твердить: денегъ бы да денегъ, чтобы купить клочекъ Арканджелы, который выходитъ на югъ. А небось ни одному изъ этихъ повѣсъ не придетъ въ голову, что она стара, что всякая женщина можетъ выйти замужъ и послѣ смерти оставить мужу наслѣдство. Вы всегда, будете нищими! Ступай, Лоччіо! Или нѣтъ, лучше я пойду самъ.
   Четыре молодыхъ сына Микко остались, переглядываясь между собой, а онъ въ нѣсколько прыжковъ, какъ волкъ, очутился на вершинѣ холма.
   -- Арканджела!
   -- О-о! Чего тамъ?-- отвѣтила старуха слабымъ голосомъ, словцо выходившимъ изъ-подъ земли.
   -- Отворите!
   -- Толкните дверь.
   Микко съ силой налегъ плечомъ, почти сорвавъ дверь съ петель, и, споткнувшись, вылетѣлъ на середину лачуги.
   -- Ничего, ничего,-- сконфуженно промолвилъ онъ.-- У меня сынъ столяръ и все починить. Что съ вами, Арканджела? Тутъ не мудрено умереть отъ спертаго воздуха.
   Онъ подошелъ къ кровати, гдѣ лежала Арканджела, завернутая въ рваныя тряпки, въ которыхъ, пожалуй, еще мать произвела ее на свѣтъ. Отъ этого зрѣлища и непереносимаго запаха Микко едва не сдѣлалось дурно.
   -- Добрые христіане!-- приподнявъ немного голову, сказала старуха.-- Столько сосѣдей, а я могла издохнуть, какъ собака!
   -- Хотите доктора или священника?
   -- Теперь уже не нужно.
   -- Кто же могъ знать, что вы больны!
   -- Еще бы! Зато я намучилась достаточно! Меня трясла лихорадка, способная убить лошадь. Но нынче я выздоровѣла.
   -- Въ другой разъ не скрывайте... позовите... Желаете, я пошлю Веронику приготовить вамъ чего-нибудь? У нея есть ячменный кофе и сахаръ. Постойте, я сейчасъ вернусь.
   Арканджела не успѣла какъ слѣдуетъ надышаться свѣжимъ воздухомъ изъ отворенной двери, какъ Микко уже вернулся съ женой, бережно, словно святыню, несшей дымящійся кофейникъ. Услыхавъ запахъ ячменя, старуха вся взволновалась и съ трудомъ сѣла на кровати.
   -- Какъ пышно разрослись ваши деревья, Арканджела!
   -- Э! Что, если бы у меня еще и этого не было!-- отвѣтила та и съ наслажденіемъ принялась за кофе, обмакивая въ него сухарь. Затѣмъ она пожелала одѣться. Между тѣмъ, снаружи, изъ-за дверей, доносилось шушуканье сыновей Микко, которые прыскали отъ хохота, держась за животы и зажимая ротъ рукою, стараясь не быть услышанными.
   -- Ужъ не собралась ли тамъ разомъ вся деревня?-- проворчала, смутившись, Арканджела.
   -- Да это мальчишки! сказалъ Микко, подходя къ двери, чтобы прогнать своихъ четырехъ головорѣзовъ,-- Послушайте, Арканджела, теперь, когда вамъ лучше, вы не должны больше жить здѣсь одна. Переѣзжайте-ка внизъ и оставайтесь у насъ съ Божьей помощью.
   -- Нѣтъ, Микко, я не пойду. Прошу васъ только, если когда-нибудь днемъ замѣтите у меня затворенныя окна, бѣгите скорѣй: можетъ статься, что я больна и нуждаюсь въ священникѣ.
   -- Ну! До этого вамъ далеко! Но я охотно обѣщаю.
   Возвращаясь домой, Микко съ женой разсуждали о томъ, что на видъ Арканджела протянетъ еще недолго. Съ этихъ поръ они больше не теряли ее изъ виду. Каждый день наверхъ поднимался старшій сынъ Микко, Лоччіо, двадцатишестилѣтній юноша съ развязными манерами испорченнаго крестьянина.
   -- Ты,-- сказалъ ему отецъ,-- со дня набора, когда ты не попалъ въ очередь и всю ночь прокутилъ, распѣвая пѣсни съ рекрутами, совершенно отбился отъ рукъ. Работаешь мало, играешь, вносишь смуту въ семьи, развратилъ уже семерыхъ дѣвушекъ, и всѣ жалуются на тебя. Какъ нибудь ночью тебя укокошатъ на улицѣ. Стань же человѣкомъ, Лоччіо! Неужели тебѣ не завидно смотрѣть на солнечный участокъ Арканджелы?
   И Лоччіо, у котораго, кромѣ того, было около двадцати лиръ долгу, склонился на уговоры.
   Арканджелѣ его общество было пріятно, такъ какъ ей казалось, что она ему нравится; а онъ, замѣчая это, выжидалъ удобнаго момента, чтобы приступить къ важному разговору.
   Арканджела, когда не бродила по своимъ владѣньямъ и не собирала въ лѣсу дровъ, сидѣла обыкновенно за пряжей на порогѣ своей лачужки. Глядя на раскинувшееся внизу кладбище, она мысленно перебирала всѣхъ его обитателей, нашедшихъ послѣднее успокоеніе между этими четырьмя стѣнами, подъ густою зарослью мальвъ и чертополоха.
   -- Каково-то тебѣ чувствуется въ гробу нотаріусъ мошенникъ, не дѣлавшій при жизни ничего, кромѣ зла? А по сосѣдству тамъ лежитъ эта собака городской голова, который такъ и не захотѣлъ внести меня въ списокъ бѣдняковъ и лишилъ тѣхъ десяти фунтовъ муки, что къ Духову дню полагаются всѣмъ нищимъ отъ общины. Пусть теперь самъ наглотается земли! А какъ густо зазеленѣла трава тамъ, надъ синьорой Джеджіей! Цѣлыхъ сорокъ лѣтъ она всѣхъ возмущала своимъ поведеніемъ и все же была самой счастливой женщиной въ мірѣ. Ей даже посчастливилось улечься рядомъ съ синьорой Камиллой. Вотъ эта ужъ дѣйствительно была святая. Небось, когда она умирала съ голоду, такъ что ужъ все равно и куска взять въ ротъ не могла бы -- тогда-то ей потащили со всѣхъ сторонъ всякой всячины и набили полонъ домъ... Всѣ несли! Мошенники!..
   Затѣмъ слѣдовали юноши, за ними дѣвушки -- и честныя, и легкаго поведенія, и обманутыя; Арканджела перебирала исторіи всего мертваго городка, бормоча себѣ подъ носъ и суча нить, пока незамѣтно летѣло время.
   Въ одинъ іюльскій полдень, когда солнце убійственно жгло, она сидѣла такимъ образомъ передъ домомъ и, уставъ отъ собственныхъ фантазій, зѣвая, пропищала:
   -- Что это, нынче точно весь адъ выпустили на свободу!
   -- Коли судить по жарѣ, такъ пожалуй оно и вѣрно!-- весело отвѣтилъ Лоччіо, неожиданно появляясь изъ-за угла, и по обычаю усѣлся напротивъ Арканджелы.
   -- Знаете, сосѣдка, что послѣ вашей болѣзни вы вообще сильно поздоровѣли?
   -- Такъ что моимъ родственникамъ придетъ, чего добраго, охота пожелать мнѣ смерти!
   -- Но если бы вы оказались той женщиной, которая согласилась бы...
   -- Ну?
   -- Я надѣялся, что вы уже поняли меня. Отчего вы никогда не подумали о томъ, чтобы выйти замужъ?
   -- Говорятъ, что нѣкоторымъ счастье на роду не написано!
   -- Дураки такъ говорятъ! А если бы я женился на васъ?
   -- А, Лоччіо! Думайте о томъ, что говорите. Я человѣкъ несчастный!
   -- Зачѣмъ же вы плачете? Мнѣ и въ голову не приходило шутить... Ну же, успокойтесь: вѣдь я, въ концѣ концовъ, ничего обиднаго вамъ не сдѣлалъ. Не хотите меня, такъ я уйду и никогда больше не покажусь вамъ на глаза!
   И Лоччіо всталъ, намѣреваясь уйти. Но старуха, эта ужасная старуха, какъ будто вся преобразилась. Сквозь слезы и, кто знаетъ, какое новое чувство, которое загорѣлось въ ней, она уже не казалась ни такой уродливой, ни такой отталкивающей. Лоччіо остановился. Они немного помолчали, Арканджела вспомнила, сколько дѣвушекъ, знавшихъ Лоччіо, съ радостью ухватились бы за него, и ощутила злорадное удовлетвореніе.
   -- Значитъ, вы говорили серьезно?
   -- Совершенно.
   -- Я выйду за васъ. Но надо торопиться, потому что мнѣ осталось жить немного. Мое маленькое имущество достанется вамъ. Поговорите съ нотаріусомъ и сходите къ священнику.
   -- Пойду сегодня же,-- отвѣтилъ Лоччіо.
   "А все же у него грустный видъ, -- подумала Арканджела, глядя вслѣдъ удалявшемуся юношѣ.-- Ну, пусть будетъ, что Богу угодно"...
   Сверху ей было видно, какъ Лоччіо подошелъ къ своему дому и остановился у порога, разговаривая съ отцомъ, который, увидя ее, отвѣсилъ ей неуклюжій, но дружескій поклонъ.
   Немного сконфуженная, она скрылась въ избу, чувствуя еще никогда не испытанную радость. Ей казалось, что она только теперь вступила въ жизнь и впервые у нея явилось желаніе пріубрать свою лачугу. Тамъ почти ничего не было, по все-таки она тщательно вымыла скамейки и украсила окна горшкомъ съ размариномъ. Когда на другой день нотаріусъ со свидѣтелями, пришедшіе, чтобы облечь въ законную форму ту нелѣпость, которую она собиралась совершить, вошли въ избу, на нихъ не пахнуло оттуда, какъ изъ берлоги дикаго звѣря.
   Но они молча окончили свое дѣло и поспѣшили уйти, полные такой жалости и тайнаго недовольства, что, не сговариваясь, никому ничего не разсказали, словно стыдясь содѣяннаго. Даже пріоръ, объявляя въ ближайшее воскресенье съ амвона о предстоящей свадьбѣ, постарался такъ скомкать имена, что и сами кумушки, которыя ходятъ въ церковь лишь съ цѣлью послушать кто женится, не поняли ни слова. Затѣя Лоччіо и Арканджелы казалась настолько невѣроятной, что говорить о ней или показать, что знаешь, значило бы стать посмѣшищемъ всего свѣта.
   Такъ въ полномъ не вѣдѣніи для окружающихъ, подошло время, назначенное для брачной церемоніи. Въ этотъ вечеръ пріоръ игралъ въ карты съ мѣстнымъ врачемъ, аптекаремъ и отставнымъ капитаномъ, сидя въ кофейнѣ, полной скучающихъ посѣтителей, преимущественно изъ городской молодежи. Каждый разъ, какъ раздавался стукъ отворяющейся двери, пріоръ оборачивался на входящаго, пока, наконецъ, тамъ не показался пономарь, сдѣлавшій ему какой-то знакъ рукой.
   -- Пришли?
   -- Уже у каноника!
   -- Сейчасъ, сейчасъ!
   -- Куда это вы, отець настоятель?-- спросилъ одинъ изъ присутствующихъ.
   -- Иду вѣнчать Арканджелу!-- машинально вырвалось у священника и, бросивъ колоду, онъ поспѣшилъ вонъ.
   -- Арканджелу? Какую Арканджелу?-- удивленно переглядываясь, заговорили оставшіяся.-- Во всей округѣ есть только одна Арканджела. Неужели же эта, Нелюдимка?
   -- Она и есть!-- сказалъ кто-то, только что вошедшій.-- Вѣнчается эта бестія!
   -- Съ кѣмъ? съ сапогомъ?
   -- Съ Лоччіо, сыномъ Микко Грива, хуторянина -- изъ Москателлы.
   -- Да убирайся ты!
   -- Что за нелѣпыя шутки?!
   -- Пойдемъ, посмотримъ! Вотъ распотѣшимся-то мы! Скорѣй, скорѣй!
   И вся толпа съ веселыми криками ринулась по большой дорогѣ къ дому каноника, гдѣ не нашла никого, кромѣ нѣсколькихъ ремесленниковъ, которые, снявъ куртки, отдыхали на церковной паперти.
   -- Эй вы тамъ! Вамъ ничего не извѣстно?
   -- Ничего! А въ чемъ дѣло?-- отвѣтили, вскакивая, рабочіе.
   -- Да вѣдь въ церкви-то вѣнчаются Нелюдимка съ Лоччіо! Комедія, просто умереть со смѣху! Какъ же вы ихъ не видали? Вѣрно, они пробрались со стороны огорода.
   -- Быть не можетъ!
   -- Правда! Зададимъ-ка имъ концертъ, кто во что гораздъ!
   Каждый сбѣгалъ за какимъ-нибудь музыкальнымъ инструментомъ, вплоть до карнавальныхъ трубъ и трещотокъ, и вскорѣ толпа, взволнованная и хихикающая, притаилась около церкви, поджидая новобрачныхъ.
   -- Тихонько, тихонько, дайте имъ выйти, а потомъ грянемъ, разомъ!..
   -- Какъдолго тамъ копается священникъ!
   -- Вотъ они!
   -- Нѣтъ!
   -- Да!
   -- Тише! а не то они не покажутся.
   -- Идутъ, идутъ! Вниманіе!
   Двери отворились и въ полосѣ свѣта, брызнувшей на паперть, появились оба бѣдняка, подталкиваемые сзади пономаремъ. Увидавъ народъ, они хотѣли скрыться обратно, но двери уже захлопнулись за ними.
   -- Держи супруговъ! Ату, ату ихъ!
   Отъ дикихъ криковъ въ окрестныхъ домахъ задрожали стекла, въ окнахъ забѣгали огоньки и на улицу начали высыпать любопытные.
   -- А, синьоры! Канальи!-- зарычалъ Лоччіо, увлеченный неудержимой людской волной, и. сясалъ кулаки, чтобы отбиваться. Но адскіе вопли, свистки, грохотъ и вой всѣхъ этихъ инструментовъ разомъ ошеломили его; ему вдругъ показалось заслуженнымъ всеобщее презрѣніе, въ глазахъ помутилось и, раздвинувъ немного толпу, онъ юркнулъ въ лазейку и бросился бѣжать.
   Не такъ было съ Арканджелой. Какой-то дюжій кузнецъ подхватилъ ее себѣ на плечи и съ крикомъ подбрасывая несчастную, которая барахталась и пронзительно визжала, помчался по дорогѣ, сначала сопровождаемый наиболѣе яростными охотниками посмѣяться, а потомъ и одинъ. Пробѣжавъ изъ жестокаго удовольствія еще немного по полю за городомъ, онъ съ размаха бросилъ ее на кучу навоза и крикнулъ ей прямо въ лицо:-- Вотъ твоя постель!
   Бѣдная женщина пролежала нѣсколько времени, притаившись, какъ жукъ, симулирующій смерть. Но она и на самомъ дѣлѣ была больше мертва, чѣмъ жива. Съ сожалѣніемъ почувствовала она, какъ кровь снова начинаетъ обращаться въ ея жилахъ, а взглядъ различать далекое небо, усѣянное звѣздами, черныя профили нѣмыхъ горъ, шпиль колокольни и крыши проклятаго города.
   Лучше ей было умереть по настоящему. Этотъ кузнецъ ужъ не въ первый разъ попался на ея дорогѣ: мальчишкой онъ постоянно мучилъ ее, держась нестерпимымъ нахаломъ. Вдали еще раздавались его шаги.
   -- Иди, иди!-- начала она кричать.-- И отецъ твой каторжникъ, и мать, и сестры, и жена, и дочери... Вотъ для нихъ это подходящія постель! Быть тебѣ на висѣлицѣ!.. Однако, что-то съ бѣднымъ Лоччіо! Пожалуй, не убили ли его? О, Господи, они возвращаются!
   Послышался шумъ и говоръ толпы людей, шедшихъ по направленію отъ города, и одинъ голосъ крикнулъ:
   -- Арканджела! Оэ! Арканджела!
   Времени терять было нечего. Арканджела вскочила на ноги и прыжками, спотыкаясь, порою падая, побѣжала прочь.
   -- Далъ бы Богъ, чтобы завтра весь городъ залило моремъ кипящей сѣры!
   Никогда еще въ ея душѣ не бушевало столько злобы. Однако, остановись она на минуту, она увидала бы теперь ту же толпу, полную неподдѣльнаго, горькаго раскаянія, и услыхала бы слова такого искренняго состраданія, которое вызвало бы у нея слезы.
   -- Прекрасную штуку удрали мы, нечего сказать! Хуже не могли придумать и турки. Только за то, что они бѣдняки, а она уродлива и несчастна -- такъ на-те вамъ! Эхъ! Проповѣди слушать мы умѣемъ, но о томъ, какъ поступать справедливо, можемъ выговаривать однимъ дѣтямъ!
   -- Да и священникъ тоже смѣялся, глядя изъ окошка!
   -- А старшина съ судьей?
   -- Словомъ, позабавились во всю мочь -- всѣ и каждый!
   Такъ, каясь и бичуя себя, толпа группами разбрелась по дорогамъ, ведущимъ въ городъ, и вернулась по домамъ, унося чувство остраго недовольства собой. Самый же главный шутникъ, позволившій себѣ ту грубую выходку и утащившій Арканджелу въ поле, должно быть не заснулъ всю ночь, такъ какъ при первыхъ проблескахъ зари очутился уже на улицѣ.
   Закуривъ трубку и принявъ безпечный видъ, словно за нимъ слѣдили сотни шпіоновъ, онъ отправился къ мосту и сталъ высматривать оттуда, не видать ли движенія на участкѣ Арканджелы. Но тамъ не было ни души. Онъ сдѣлалъ кругъ по городу и увидалъ издали человѣка, который плелся со стороны рѣки измученной походкой и съ виду походилъ на Лоччіо.
   Кузнецъ подумалъ, что лучше не попадаться ему на глаза и вернулся домой.
   "Если это онъ, то откуда онъ бредетъ?-- думалъ кузнецъ, отворяя дверь.-- Пожалуй, что и ночь провелъ подъ открытымъ небомъ... Но хорошъ гусь и я то! Чтобы потѣшить публику, сдѣлалъ такую вещь, такую...!! Вѣчно все такъ, не подумавъ... шутъ я гороховый!..."
   -- Знаете, хозяинъ, -- весело объявилъ, подбѣгая, мальчишка-подмастерье, славившійся тѣмъ, что всегда приносилъ дурныя вѣсти.-- За городомъ, у стѣны, большая лужа крови, точно тамъ зарѣзали человѣка. Говорятъ, что она хлынула изъ горла у Лоччіо, когда онъ упалъ сверху, спасаясь бѣгствомъ. Навѣрное, здорово хватился грудью объ землю...
   Кузнецъ побѣжалъ на мѣсто происшествія, гдѣ нашелъ много народа.
   -- Вотъ такъ исторія!-- говорили нѣкоторые.-- Смотрите-ка, что случилось съ бѣднякомъ. Какъ видно, онъ плевалъ, не переставая...
   -- А на берегу, у рѣки, еще цѣлая масса крови, -- сказала проходившая мимо крестьянка,-- и трава кругомъ вся измята, какъ будто по ней валялись два быка.
   "Понимаю, -- подумалъ кузнецъ, -- тотъ, кого я видѣлъ, былъ дѣйствительно Лоччіо".
   Онъ почесалъ за ухомъ, вздохнулъ, и принялся строить возможныя догадки о судьбѣ несчастнаго, который, между тѣмъ, какъ разъ въ эту минуту притащился наконецъ къ дому своего отца.
   Микко, не присутствовавшій на свадьбѣ, нисколько не подозрѣвалъ о случившемся въ городѣ и, спокойно мѣняя соломенную подстилку въ стойлахъ, думалъ о томъ, какъ счастливы должны быть супруги, если въ домикѣ наверху еще никто и не пошевельнулся. Вероника доила коровъ и отмахивалась, не желая слушать сальныхъ шуточекъ мужа. Оба они громко вскрикнули отъ изумленія, когда Лоччіо показался въ дверяхъ и бросились къ нему.
   -- Что съ тобой? у тебя видъ мертвеца!
   -- Я и умираю!-- едва слышнымъ голосомъ прошепталъ юноша.
   -- Ужъ не ея ли это рукъ дѣло!-- простонала мать, хватаясь за волосы.
   Микко разразился проклятіями, а Вероника зарыдала при мысли о томъ, что быть можетъ, Арканджела околдовала уже многихъ.
   -- Если это она, я убью ее собственными руками!-- бушуя, кричалъ Микко.
   Но Лоччіо грустно улыбнулся и покачалъ головой.
   -- Пойдемте къ ней...-- шепнулъ онъ.
   Родители бросились вверхъ по пригорку и черезъ минуту очутились передъ избушкой Арканджелы, которая сидѣла на порогѣ и, подперевъ руками подбородокъ, пристально глядѣла въ сторону города. Она сидѣла тутъ съ полночи, все въ той же позѣ, быть можетъ, переживая полученныя оскорбленія и ожидая увидѣть желанную лавину горящей сѣры. Звукъ шаговъ заставилъ ее оберпуться.
   -- Ахъ, Лоччіо, что мы надѣлали!
   -- Да что такое?! Что за напасть обрушилась на васъ?!-- завопилъ Микко, придя въ полную ярость.
   -- Вы все узнаете, еще и съ избыткомъ, -- сказалъ Лоччіо, съ трудомъ приковылявшій на вершину холма, -- а теперь оставьте меня умереть здѣсь.
   -- Умереть!-- пронзительно вскрикнула Арканджела.-- Вамъ умирать!-- Тутъ она замѣтила ужасный видъ Лоччіо.
   -- О, если такъ, то сколькимъ же давно пора быть въ могилѣ!
   Съ восклицаніями и изъ пятаго въ десятое разсказывая о случившемся, она принялась суетиться вокругъ Лоччіо, уложила его въ постель и слово за слово вытянула у него признаніе, что ночью онъ наполовину изошелъ кровью.
   -- Значитъ, тутъ нужно доктора!-- вскричалъ Микко и поспѣшно выбѣжалъ изъ избы. Растерявшаяся жена сунулась было вслѣдъ за нимъ, но онъ прогналъ ее назадъ побоями, выместивъ на ней душившую его злобу.
   -- Я имъ покажу!-- кричалъ онъ.-- Я пойду къ старшинѣ, къ головѣ, дойду до самого короля... Я требую мести! Они мнѣ золотомъ заплатятъ!...
   -- Ну и дѣла!-- вздохнула нищенка пастушка, пасшая козъ около рѣки, когда Микко, задыхаясь и ругаясь, промчался по додорогѣ.
   -- Эй, Микко, куда ты?-- сказали ему вслѣдъ рабочіе, подрѣзавшіе тутовыя деревья.-- Что ты думаешь намъ сдѣлать? Эти шутки устраиваютъ, вѣдь, всѣмъ!
   И, пройдя мимо, онъ услышалъ позади ихъ смѣхъ.
   Дальше рыболовъ, тянувшій сѣть изъ воды, замѣтилъ ему:
   -- Славно мы повеселились вчера, Микко!
   -- А ты гдѣ же былъ?
   Такъ, чѣмъ ближе онъ подходилъ къ городу, тѣмъ яснѣе ему начинало казаться, что во вчерашнемъ происшествіи не было ровно ничего особеннаго.
   -- Все жъ, они такіе же бѣдняки, какъ и мы!-- бормоталъ онъ и у него немного отлегло отъ сердца. Но городъ встрѣтилъ его такъ, точно все случилось годъ тому назадъ. Никто не остановилъ его, никто не заговорилъ съ нимъ. Доктора онъ встрѣтилъ по дорогѣ и тотчасъ увлекъ его за собой.
   Увидавъ Микко, возвращавшагося съ врачемъ, многіе высунулись изъ оконъ, вполголоса обмѣниваясь комментаріями.
   -- Ахъ, собачій свѣтъ!-- вздыхалъ Микко.
   -- Молчи!-- успокаивалъ его докторъ.
   -- Хорошо вамъ молчать, а каково тому, у кого такимъ способомъ убили сына! Кто возмѣститъ мнѣ убытки?
   -- Тамъ видно будетъ,-- говорилъ докторъ.
   Но взглянувъ на Лоччіо, докторъ нахмурился; ощупавъ и разспросивъ его хорошенько, онъ отозвалъ Микко въ сторону.
   -- Это можетъ затянуться на много мѣсяцевъ.
   -- Но онъ выздоровѣетъ?
   -- Если Богу будетъ угодно.
   Лоччіо, лежавшій въ постели, Арканджела и Вороника испуганно переглянулись, а Микко подумалъ:
   -- Хорошо еще, что онъ слегъ не у меня въ домѣ! Того и гляди, съѣлъ бы за то время нѣсколькихъ быковъ...
   О! Какими нескончаемыми показались больному послѣдующіе три мѣсяца, съ іюля по октябрь! Дни тянулись томительной вереницей, смутные, какъ во снѣ, полные страданій и тревоги.
   У кровати Лоччіо съ нѣкоторыхъ поръ хлопотала одна Арканджела. Онъ чахнулъ на глазахъ. Подъ одѣяломъ выступали только острыми углами худыя колѣни и слегка вздымался отъ дыханія впалый животъ; грудь почти совсѣмъ провалилась, между ключицами можно было просунуть кулакъ. Одна голова -- глаза и носъ -- еще жила.
   Тогда то вдругъ оказалось, что Арканджелѣ ея имя было дано не напрасно! Таково было всеобщее мнѣніе.
   -- Кто могъ бы повѣрить этому!-- говорили всѣ въ одинъ голосъ.-- Что за сердце у этой женщины! Но отецъ то -- Микко Грива -- хорошъ! Не далъ сыну даже стакана молока. Вероника же такъ и не показывается больше. А Арканджела, сегодня, да завтра, понемногу перебрала взаймы у доктора больше двухсотъ лиръ; прибавьте къ этому плату ему за визиты -- и вотъ, прощай ея виноградникъ! Какое сердце!
   Послѣдними солнечными деньками осени Лоччіо захотѣлъ воспользоваться, проводя ихъ внѣ дома. Арканджела его одѣвала, поддерживала, пока онъ плелся до порога; тамъ она усаживала его, и они вмѣстѣ глядѣли на небо, холмы, городъ, крутые извивы потока, мчавшагося съ горъ въ долину и огибавшаго кладбищенскую ограду.
   Наступилъ день поминовенія умершихъ, когда кладбище съ утра стало наполняться одѣтыми въ трауръ посѣтителями, украшавшими могилы цвѣтами и факелами въ ожиданіи вечерней процессіи.
   -- Арканджела, отсюда намъ будетъ хорошо видно. Тамъ соберутся всѣ городскіе, не правда ли? Мнѣ хотѣлось бы скатиться туда кувыркомъ по берегу и упасть посреди кладбища у нихъ на глазахъ!
   -- А я желала бы уже быть зарытой въ землю!
   -- Придвиньтесь ближе, Арканджела. Солнце зашло уже ила еще нѣтъ?
   -- А развѣ вы не видите, какъ оно спускается?
   -- Отчего такъ долго не видать процессіи?
   -- Дайте мнѣ палку, я пойду ей навстрѣчу.
   Лоччіо хотѣлъ приподняться; но снова упалъ на стулъ, а со стула сползъ на землю. Арканджела бросилась къ нему, стараясь удержать, а онъ, широко раскрывъ глаза, нѣсколько мгновеній тянулся къ ней обѣими руками... потомъ весь какъ-то сразу осѣлъ и, вздрогнувъ, вытянулся -- мертвый.
   Въ эту минуту показалась городская процессія,-- длинной вереницей шли дѣти, одѣтыя въ бѣлое дѣвушки, причтъ, молящіеся, за ними священники и толпа. Мирные удары колокола и пѣніе Miserere наполнили плачемъ всю долину.
   Арканджела, внѣ себя, жестикулировала съ вершины своего холма; спустилась внизъ на шагъ, потомъ еще на нѣсколько шаговъ, потомъ побѣжала и очутилась у кладбищенскихъ воротъ какъ разъ, когда процессія начала входить туда.
   -- Ступайте, возьмите его, вы всѣ, которые его убили! Вонъ онъ тамъ, наверху, мертвый! Что я могу одна подѣлать?
   Кузнецъ (тотъ самый), былъ здѣсь и поспѣшилъ спрятаться. Но онъ могъ и не дѣлать этого, потому что бѣдная женщина не заботилась о себѣ, о ней же, разумѣется, не думалъ никто. Однако, нашлись сострадательные люди, которые поднялись на пригорокъ и внесли умершаго въ домъ. Затѣмъ кто-то даже снявъ беретъ, обошелъ присутствующихъ, собирая подаяніе для мертваго и для живой. Но когда хватились Арканджелы, ея нигдѣ не оказалось. Въ эту же ночь она перешла черезъ горы въ сосѣднюю долину, оттуда въ слѣдующую, потомъ все дальше и дальше. Нѣсколько разъ доходили слухи о томъ, что старосты окрестныхъ деревень гоняли ее изъ своихъ округовъ. Затѣмъ всякій слѣдъ ея затерялся.
   Прошелъ годъ. Въ одинъ изъ зимнихъ вечеровъ началась снѣжная мятель, загнавшая всѣхъ по домамъ на цѣлыхъ три дня. Кто-то изъ городскихъ видѣлъ ночью прохожую старушку, которая, спотыкаясь, брела по улицѣ, и вспомнилъ про себя объ Арканджелѣ. Какъ знать, гдѣ-то она была въ этотъ часъ? Но въ первый день, когда могильщику Бельріоре пришлось расчищать дорогу на кладбище, куда должны были привезти покойника, онъ наткнулся у воротъ на какой-то холмикъ и, отбросивъ снѣгъ лопатой, увидѣлъ лохмотья, а затѣмъ и весь трупъ нищенки, лежавшій ничкомъ. Арканджела!
   -- Фью! Вонъ тамъ докторъ знай себѣ разставляетъ силки для птицъ на ея участкѣ... а тутъ попалась и сама хозяйка,-- сказалъ могильщикъ;-- пойду-ка позову его, пусть взглянетъ на нее. Бѣдная женщина!
   И Бельріоре полѣзъ наверхъ, съ ядовитой усмѣшкой думая о томъ, какъ спокойно охотится докторъ на взятомъ за долги клочкѣ земли, который былъ такъ дорогъ этой несчастной.
   -- Ваша честь! Если желаете видѣть Нелюдимку, то вонъ она, уже закоченѣлая, у кладбищенскихъ воротъ!
   -- Умерла? Сейчасъ иду. Но посмотри-ка, сколько птицъ, Бельріоре! Въ горахъ, должно быть, выпалъ изрядный снѣгъ. Неправда ли, Бельріоре?

Перев. О. Грантъ.

"Современникъ", кн.X, 1915

   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru