Шашков Серафим Серафимович
Судьбы Испании

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Испания девятнадцатого Века. А. Трачевского. М. 1872.- Geschichte Spaniens. Von Н. Baumgarten. B Th. L. p. z. 1871.- Histoire de l"Espagne. Par Hubbard. Paris. 1869.
    Часть первая.


   

СУДЬБЫ ИСПАНІИ.

Испанія девятнадцатаго Вѣка. А. Трачевскаго. М. 1872.-- Geschichte Spaniens. Von Н. Baumgarten. B Th. L. p. z. 1871.-- Histoire de l'Espagne. Par Hubbard. Paris. 1869.

I.

   Роскошная природа, естественныя богатства, счастливое Приморску положеніе Пиринейскаго полуострова -- все, повидимому, благопріятствовало развитію на немъ цивилизаціи. Со временъ глубокой древности этотъ благословенный уголокъ земли служилъ ареною, на которой дѣйствовали самые образованные и способные народы? По берегамъ Пиринейскаго полуострова заводили свои колоніи и торговые центры англичане древняго міра -- финикіяне и ихъ преемники карфагенцы; сюда приносили свою цивилизацію греки и римляне, здѣсь селились кельты и германцы, а потомъ арабы, завоевавъ полуостровъ, превратили его въ самую цвѣтущую и самую просвѣщенную страну въ тогдашней Европѣ. Въ XVI в. Испанія сдѣлалась первостепенною державою, въ предѣлахъ которой никогда не закатывалось солнце; она открыла новый свѣтъ и покорила въ немъ обширныя государства съ оригинальной и высокой цивилизаціей, Даже въ дѣлѣ общественнаго развитія и самоуправленія Испанія стояла нѣкогда впереди всѣхъ другихъ европейскихъ странъ. Англичане не имѣли народнаго представительства до 1264 г.. Кастилія-же имѣла его въ 1169 г., а Аррагонія въ 1133. Древнѣйшая хартія была дана англійскому народу въ XII в., а въ Испаніи городъ Леонъ получилъ се еще въ 1020 г. Королевская власть, въ принципѣ, по крайней мѣрѣ, была совершенно ограничена. При этомъ, испанскій народъ всегда отличался завидными нравственными качествами; это искренній, честный, храбрый и самый трезвый народъ въ мірѣ. Но всѣ его добродѣтели, всѣ его великіе историческіе подвиги, всѣ благопріятныя условія его развитія, все его былое величіе и могущество принесли гораздо болѣе вреда, чѣмъ пользы какъ ему самому, такъ и другимъ націямъ. свою предпріимчивость и храбрость онъ употребилъ ни истребленіе высокой цивилизаціи арабовъ въ старомъ и замѣчательной цивилизаціи Перу и Мехики въ новомъ свѣтѣ; онъ ограбилъ свои колоніи и принудилъ ихъўкъ отпаденію; онъ раззорилъ и превратилъ чуть не въ пустыню свою прекрасную страну; онъ потерялъ всѣ свои гражданскія вольности, проникся фанатическою враждою ко всякому Проявленію разума; въ основанной имъ имперіи никогда не заходило солнце, но въ то-же время въ ной впродолженіи нѣсколькихъ столѣтій не всходило солнце цивилизаціи. Испанія пала такъ низко, что ея окончательная гибель для многихъ сдѣлалась несомнѣнною. Но съ тѣхъ поръ, какъ въ концѣ XVIII вѣка за Пиринеи проникло животворное вліяніе европейской цивилизаціи, началось возрожденіе Испаніи, возрожденіе народа, умъ и страсти котораго извращены тысячелѣтнимъ гнетомъ, и несмотря на это, все-таки сохранили въ себѣ достаточно силъ для обновленія. И нѣтъ сомнѣнія, что Испанія рано или поздно снова станетъ на ряду съ передовыми націями образованнаго міра.
   Каждый европейскій народъ болѣе или менѣе испытывалъ на себѣ вліяніе факторовъ, погубившихъ Испанію; но нигдѣ эти факторы не дѣйствовали такъ дружно и такъ сильно, какъ здѣсь, и поэтому ни одна европейская страна не падала такъ низко, какъ Испанія. Нигдѣ въ Европѣ природа не представляетъ такихъ условій для развитія въ людяхъ суевѣрія, какъ на Пиринейскомъ полуостровѣ. Сильныя грозы, землетрясенія, частыя засухи и вслѣдствіе этого голодовки, гибельныя эпидеміи, свирѣпствовавшія здѣсь съ особенною силою въ средніе вѣка -- все это развивало въ народѣ тотъ духъ суевѣрія, которымъ такъ ловко воспользовалось впослѣдствіи католическое духовенство. Еще болѣе, чѣмъ природа, содѣйствовали тому-же упадку историческія обстоятельства. Жители Испаніи были сначала аріанами и впродолженіи почти цѣлаго столѣтія принуждены были съ оружіемъ въ рукахъ защищать свою вѣру и независимость отъ католиковъ-франковъ, побуждаемыхъ своимъ духовенствомъ воевать съ испанскими еретиками. Аріанское духовенство руководило этой религіозной войной, оно молилось за успѣхъ борьбы, возбуждало фанатизмъ, и не только утверждало вѣру въ свой нравственный авторитетъ, но въ то-же время пріобрѣтало матеріальныя богатства, гражданскія привиллегіи и свѣтскую власть. Когда-же испанскіе владѣтели сдѣлались католиками и ревностными защитниками этого культи, то авторитетъ іерархіи получилъ рѣшительное преобладаніе какъ надъ умами народа, такъ и надъ свѣтскою властью. Въ это время мы видимъ церковные соборы, которые, можно сказать, управляютъ Испаніей; видимъ королей, которые, являясь передъ этими соборами, смиренію падаютъ ницъ; видимъ епископовъ, которые кассируютъ рѣшенія свѣтскихъ судовъ; видимъ богатое и сильное духовенство, которое ревниво стережетъ чистоту народной вѣры, проповѣдуетъ ненависть ко всякой ереси и утверждаетъ въ народѣ убѣжденіе, что короли имѣютъ право на свои престолы только подъ условіемъ вѣрности и повиновенія церкви, которая является, такимъ образомъ, абсолютною повелительницей королей и народовъ въ земной и рѣшительницею ихъ судьбы въ загробной жизни. Католицизмъ, политическая сущность котораго состоитъ въ порабощеніи народовъ церковной аристократіи, начиная съ папы, сидящаго въ Римѣ и оканчивая послѣднимъ босоногимъ монахомъ,-- католицизмъ нигдѣ въ Европѣ не достигалъ такого могущества, какое онъ еще въ VII столѣтіи укрѣпилъ за собою въ Испаніи. Онъ былъ уже всесиленъ, когда въ VIII в. арабы втеченіи трехъ лѣтъ завоевали эту страну и превратили ее въ самый цвѣтущій уголокъ Европы, оттѣснивъ испанцевъ въ недоступныя мѣстности сѣверозападныхъ окраинъ полуострова. Читатель можетъ найдти у Дрэпера блестящую картину цивилизаціи испанскихъ арабовъ, которые внесли въ Европу высокую матеріяльную культуру, довели до совершенства разнообразныя отрасли промышленности, торговли и общежитіи, а своими университетами, своей философіей, медицинскою наукой и чрезвычайно важными изслѣдованія въ области естествознанія, физики и математики дали сильный толчекъ умственному развитію Европы, юношество которой отправлялось учиться въ ихъ университеты. Примѣромъ этой цивилизаціи многіе, въ томъ числѣ и Дрэперъ, доказываютъ, что магометанство благопріятно и во всякомъ случаѣ не враждебно умственному я гражданскому развитію народовъ. Но дѣло въ томъ, что цивилизація испанскихъ арабовъ, насколько она заключала въ себѣ гуманныхъ и раціональныхъ элементовъ, стояла относительно принциповъ мусульманства въ такомъ-же точно противорѣчіи, въ какомъ находилась цивилизація эпохи возрожденія относительно католицизма. Какъ въ эту эпоху, подъ вліяніемъ раціонализма, въ обществѣ распространились любовь къ знанію, чувства терпимости и антиаскетическое міросозерцаніе, такъ что въ духовенствѣ и даже на папскомъ престолѣ явились свободомыслящіе философы, точно такъ и въ магометанской Испаніи наука и разумъ подорвали мусульманскія традиціи, смягчили мусульманскія чувства и парализировали дѣйствіе принциповъ корана. Какъ-бы то ни было" но арабы и все арабское возбуждали въ испанцахъ самую остервенѣлую ненависть. Корапъ и мечети были въ глазахъ католиковъ дѣломъ сатаны и трижды треклятаго апостола его, Магомета. Но не менѣе, чѣмъ кораномъ и мечетью возмущались испанцы арабской наукой, арабскими университетами, даже арабскою цвѣтущею промышленностью и чистоплотностью. Началась восьмисотлѣтняя народная борьба съ арабами, борьба за вѣру окончательно отожествленную съ испанскою національностью, борьба, полная отваги и энергіи, прославленная безчисленнымъ множествомъ сверѣхъестественныхъ чудесъ, руководимая духовенствомъ, поднявшая его на неизмѣримую высоту въ глазахъ народа и воспитавшая десятки поколѣній въ понятіяхъ крайняго суевѣрія и фанатизма, отмѣченныхъ всѣмъ пыломъ южной страстну. Эта многовѣковая борьба имѣла рѣшительное вліяніе на судьбы народа. Она пріучила послѣдній къ авантюризму и надолго утвердила въ Испаніи преобладаніе полукочевого пастушескаго быта надъ земледѣліемъ, развитіе котораго было невозможно при военныхъ обстоятельствахъ. Милліоны нищихъ и суевѣрныхъ испанцевъ шагъ за шагомъ завоевывали свою родную почву и, истребляя арабскую цивилизацію, превращали въ пустыню страну, возведенную невѣрными на высокую степень благосостоянія. Вырубались роскошные арабскіе сады, разрушались величественныя зданія, памятники искуства и науки, уничтожались водопроводы, сожигались на кострахъ нечестивыя арабскія книги, и когда, наконецъ, въ исходѣ XV столѣтія испанцы осадили послѣднее убѣжище арабовъ, Гранаду, то этотъ городъ былъ раемъ сравнительно съ остальной Испаніей, которую правовѣрные католики превратили въ жалкую, варварскую страну, усѣянную развалинами и пепелищами. Бѣдность и неразлучныя съ нею болѣзни еще болѣе усилили презрѣніе къ миру, проповѣдуемое католичествомъ и вѣру въ духовенство, хлопотавшее объ истинномъ, неземномъ счастіи своего народа и приведшее послѣдній подъ своимъ знаменемъ къ рѣшительной побѣдѣ надъ магометанской лупой. Нищій и погрузившійся въ варварство народъ началъ считать себя спасителемъ и единственнымъ защитникомъ вѣры, благочестивѣйшей націей, новымъ Израилемъ. Истребленіе невѣрныхъ сдѣлалось задачей, на достиженіе которой духовенство обратило всѣ силы народа, а религіозная нетерпимость -- національною страстью, подъ вліяніемъ которой испанцы превращались въ какихъ-то демоповъ-истребителей и заливали міръ человѣческою кровью. Евреи, которые подъ владычествомъ мавровъ оказывали блестящіе успѣхи не только въ торговлѣ и промышленности, но и въ наукахъ, были первою жертвою народнаго фанатизма. Ихъ жестоко преслѣдовали и истребляли тысячами еще до окончательной побѣды надъ арабами. Ихъ крестили въ католичество огнемъ и мечомъ, и потомъ сожигали на кострахъ за возвращеніе въ іудейство. Наконецъ, когда арабское владычество совсѣмъ пало, духовенство потребовало совершеннаго истребленія или изгнанія всей еврейской расы, распространяя нелѣпыя обвиненія на нее, даже изобрѣтая чудеса въ подтвержденіе своей проповѣди и въ то-же время простирая свои жадныя руки къ конфискуемымъ еврейскимъ богатствамъ. Всѣ необращенные въ христіанство іудеи были изгнаны съ воспрещеніемъ уносить съ собою золото и серебро. Множество ихъ погибло отъ голода, болѣзней, отъ ярости католиковъ, множество захвачено пиратами и обращено въ рабство, 80,000 убѣжало въ Португалію, полагаясь на миролюбивыя обѣщанія тамошняго короля; но испанское духовенство выслало въ Португалію такихъ надежныхъ проповѣдниковъ, что они довели до яраго фанатизма даже мирныхъ португальцевъ, и всѣ первенцы евреевъ до четырнадцатилѣтняго возраста были отданы христіанамъ, а остальные изгнаны, по многіе изъ нихъ перехватаны дорогой, обращены въ рабство или крещены силою. По случаю такой побѣды, весь полуостровъ гремѣлъ благочестивымъ ликованіемъ. Но правовѣрнымъ оставалось еще много дѣла. Въ Испаніи еще жили мориски, которыхъ тоже крестили огнемъ, зорко наблюдали за ихъ правовѣріемъ, сожигали за малѣйшее дѣйствительное или мнимое отступленіе отъ него и, наконецъ, довели несчастныхъ до отчаяннаго возстанія, усмиреннаго съ неимовѣрными жестокостями. Но и этого было мало. Духовенство требовало совершеннаго истребленія ихъ, доказывая, что всѣ бѣдствія Испаніи посылаются на нее свыше за то, что она терпитъ невѣрныхъ на своей землѣ. Знаменитый доминиканецъ Блэда проповѣди валъ, что необходимо перерѣзать всѣхъ морисковъ, такъ-какъ невозможно узнать, кто изъ нихъ христіанинъ въ душѣ и кто нѣтъ. Епископъ Валенсіи въ своей запискѣ, поданной Филиппу III-му, требовалъ изгнанія мавровъ на томъ основаніи, что они промышленнѣе, экономнѣе и воздержнѣе испанцевъ, которые живутъ въ крайней бѣдности, между-тѣмъ какъ невѣрные, благодаря своему трудолюбію и искуству, пользуются значительнымъ благосостояніемъ. Въ 1609 г. участь ихъ была рѣшена, и до 1,000,000 этихъ честныхъ, трудолюбивыхъ людей, обогащавшихъ и питавшихъ Испанію, подверглись ужасному гоненію, преслѣдовались, какъ вредныя животныя и изгонялись въ Африку, погибая сотнями тысячъ.
   Изгнаніе мавровъ и евреевъ, обогатившее духовенство, совершенно раззорило страну, лишивъ ее производительныхъ капиталовъ и милліоновъ работниковъ. Испанцы втеченіи постоянной девятисотлѣтней войны отстали отъ всякой промышленности, даже отъ земледѣлія. Масса народа превратилась въ кочевыхъ земледѣльцевъ или странствующихъ пролетаріевъ, жившихъ разбоями, грабежомъ, контрабандою. Духовенство, проповѣдывавшее презрѣніе къ благамъ міра сего, развивавшее въ народѣ отвращеніе къ труду и въ то-же время захватывавшее въ свои руки большую часть національнаго богатства, -- духовенство выше всего ставило тотъ трудъ, который посвященъ распространенію и охранѣ католицизма. Испанія превратилась буквально въ одну "воинствующую" церковь; каждый испанецъ считалъ обязанностью и высшею цѣлью жизни сражаться за вѣру съ крестомъ или съ мечомъ въ рукѣ, а нерѣдко съ тѣмъ и съ другимъ вмѣстѣ; каждый испанецъ былъ или, по крайней мѣрѣ, хотѣлъ быть, или монахомъ, или солдатомъ, или дворяниномъ; каждому испанцу не сидѣлось спокойно на одномъ мѣстѣ и развитая въ немъ историческими обстоятельствами страсть влекла его къ странствіямъ и необыкновеннымъ приключеніямъ. Всѣмъ этимъ бродячимъ элементамъ дало исходъ открытіе новаго свѣта. На покореніе вновь открытыхъ земель смотрѣли прежде всего, какъ на распространеніе въ нихъ христіанства? Съ этою цѣлью Изабелла снаряжали Колумба, съ этою цѣлью папа, какъ верховный владыка вселенной, раздѣлилъ новый міръ между испанцами и португальцами. Руководимые фанатизмомъ и жаждою стяжанія, которой нельзя было удовлетворить въ своемъ обнищавшемъ отечествѣ, самые способные и энергическіе испанцы стремились въ Америку -- обращать т католицизмъ и грабить язычниковъ. Въ религіозной пропагандѣ состояла вся нравственная задача націи, а въ грабежѣ заключался главный источникъ дохода какъ для государства и духовенства, такъ и для частныхъ лицъ. Своими жестокостями въ Америкѣ испанцы превзошли монголовъ, вандаловъ, гунновъ и сравнялись съ самыми кровожадными дикарями. На многихъ островахъ они потребили жителей всѣхъ до послѣдняго. На о-вахъ, расположенныхъ между Юкатаномъ, Флоридой и устьями Ориноко они впродолженіи пятьнадцати лѣтъ уничтожили, говорятъ, 1,000,000 людей. При Колумбѣ на Антильскихъ о-вахъ, пригласивъ къ себѣ въ гости туземную королеву, испанцы напали на ея свиту, привязали индѣйцевъ къ столбамъ и сожгли всѣхъ ихъ живыми, а королеву повѣсили. При осадѣ Мохики испанцы по самому умѣренному разсчету убили 100,000 человѣкъ, въ долинѣ Отувба 20,000, на Доминго, истребивъ всѣхъ работниковъ, годныхъ для рудниковъ, они привезли съ Дунайскихъ о-въ 40,000 ч., которые вслѣдъ за тѣмъ и умерли отъ жестокаго обращенія съ ними. По переписи 1508 г. на Кубаньѣ было 60,000 индѣйцевъ, а въ 1517 г. изъ нихъ осталось въ живыхъ только 14,000. Полагаютъ, что испанцы истребили въ Америкѣ до 15,000,000 индѣйцевъ. Духовенство, воспитавшее въ испанцахъ кровожадныя страсти и фанатическую нетерпимость, стояло во главѣ этого истребленія, побуждая завоевателей распространять христіанство посредствомъ меча и преслѣдовать инородцевъ, отступавшихъ отъ религіи, въ которую они были обращены насильно. Индѣйцы не считались даже людьми и, обращаемые въ рабство, третировались, какъ вьючныя животныя. Но когда эти животныя стали вымирать отъ тягостей неволи и грозили вымереть всѣ до послѣдняго, то духовенство рекомендовало замѣнить ихъ неграми, и но его иниціативѣ въ Америкѣ утвердилось рабство негровъ. Новый свѣтъ былъ источникомъ громадныхъ доходовъ для Испаніи, доходовъ извлекаемыхъ съ такимъ-же варварствомъ, какимъ отличалось и распространеніе католицизма. Управленіе Америкой было въ полномъ смыслѣ системою грабежа. Толпы испанскихъ чиновниковъ, какъ стаи хищныхъ птицъ, налетали на эту обширную страну, и насытившись вдоволь ея жизненными соками, покидали ее навсегда. Государство давило жителей невыносимыми повинностями, изолировало колоніи отъ всего образованнаго міра и раззорительною системою монополій убивало всякое промышленное развитіе. Награбленное въ Америкѣ золото не обогащало даже и Испаніи; оно шло на безпутную роскошь двора и аристократіи, оно тратилось на войска и религіозныя войны, оно поддерживало нѣсколько времени то наружное, мишурное величіе, которое давало странѣ право считать себя первою державою въ мірѣ и воспитывать ту ложную національную гордость, тотъ псевдопатріотизмъ, которые до послѣдняго времени удерживали испанцевъ отъ благодѣтельнаго общенія съ цивилизованными народами.
   ; Истребивъ цивилизацію мавровъ, перуанцевъ и мехиканцевъ, раззоривъ свое отечество, поработивъ Америку, испанцы превратились въ фанатическихъ разбойниковъ, мечтавшихъ только объ управленіи міромъ и объ искорененіи повсюду ереси. Духовенство царствовало и надъ народомъ, и надъ королями. Проповѣдуя о грѣховности богатствъ, оно неутомимо избавляло отъ нихъ свою паству и кончило тѣмъ, что завладѣло большею и лучшею половиною всей испанской земли, а доходы церкви равнялись доходамъ государства. Оно потворствовало воспитанной вѣками народной лѣности, искореняло любовь къ производительному труду, плодило нищихъ и, поддерживая копѣечную благотворительность являлось въ глазахъ народа благодѣтелемъ, заботившимся по только объ его душѣ, но и о тѣлѣ. Сотни тысячъ монастырей, церквей и часовенъ, кресты и иконы на каждомъ шагу, эффектныя религіозныя процессіи, подложныя чудеса, подложныя мощи, безчисленное множество монаховъ обоего пола -- все было устремлено на поддержаніе въ народѣ фанатизма и той обрядовой набожности, которая, считая спасительными одни только внѣшніе подвиги формальнаго благочестія, вовсе не знаетъ ничего объ истинной нравственности) Систематически развивъ въ народѣ рабское повиновеніе авторитету, воспитанъ въ немъ фанатическую жестокость и гибельный духъ нетерпимости, испанское духовенство въ лицѣ Лойолы положило основаніе іезуитизму, этой ужасной системѣ, освящавшей всякую безнравственность? Желая увѣковѣчить цѣпи, наложенныя на народъ, духовенство захватило въ свои руки все народное образованіе и начало пользоваться имъ, какъ средствомъ для нравственнаго порабощенія. Умственное движеніе эпохъ возрожденія и реформаціи чрезвычайно мало повліяло на испанцевъ, коснѣвшихъ въ своемъ благочестивомъ невѣжествѣ, и только послужило поводомъ къ кровавому террору святой инквизиціи) Въ Европѣ возрождалась вѣра, освобождался разумъ, развивалась наука, совершенствовалась общественная жизнь, а Испанія расходовала свои силы на фанатическую борьбу съ новыми идеями какъ у себя дома, такъ и за границей. Священный трибуналъ инквизиціи зорко слѣдилъ за мнѣніями и неумолимо преслѣдовалъ всѣхъ, кто отступалъ хотя на іоту отъ того, чему его учили католическіе попы. Еретики, ученые вѣдуны и вѣдьмы, мужчины и женщины, міряне и духовные, взрослые и дѣти состояли подъ этимъ ужаснымъ надзоромъ. Шпіонство и предательство, явно поощряемые и щедро оплачиваемые духовенствомъ, становились всеобщими. Сожженіе еретиковъ сдѣлалось "актомъ вѣры" (auto-da-fe), религіозной церемоніей, народнымъ зрѣлищемъ, столь-же любимымъ, какъ и бой быковъ. Въ особенно торжественныхъ случаяхъ, напримѣръ, при своихъ бракосочетаніяхъ, испанскіе короли не находили ничего лучше, какъ угощать народъ и своихъ приближенныхъ, иногда даже своихъ невѣстъ, созерцаніемъ этого кроваваго священнодѣйствія. "Все, что разсказываютъ о народахъ, приносящихъ людей въ жертву своимъ богамъ, далеко отъ этихъ казней, сопровождаемыхъ религіозными церемоніями. Поютъ, служатъ мессу, и убиваютъ людей. Азіятецъ, прибывшій въ Мадридъ въ день подобной казни, не могъ-бы догадаться, что это такое -- народное-ли увеселеніе, религіозный-ли праздникъ, жертвоприношеніе-ли или просто бойня; ауто-да-фе было всѣмъ этимъ вмѣстѣ" (Voltaire). Количество жертвъ было громадно. Въ одной только европейской Испаніи, кромѣ принадлежавшихъ ей американскихъ и европейскихъ земель, съ 1481 по 1781 г. было сожжено 31,920 еретиковъ, 16,759 сожжены въ изображеніяхъ, 291,450 человѣкъ приговорено къ наказаніямъ менѣе тяжкимъ, чѣмъ смертная казнь. Это вычисленіе весьма умѣренно. Утверждаютъ, напр., что одинъ только знаменитый Торквемада сожегъ 10,000 и приговорилъ къ различнымъ наказаніямъ 400,000 человѣкъ. Въ Ціудадъ-Реалѣ въ 1484 г. было сожжено 13 февраля 750 человѣкъ, 2 апрѣля 800, 7 мая 750, 16 августа 27, 12 декабря 950, всего въ годъ 3377 человѣкъ. Протестантизмъ и всякая свободная мысль были совершенно искоренены. Народъ, развращаемый шпіонствомъ и зрѣлищемъ варварскихъ казней, и вынуждаемый страхомъ инквизиціи скрывать свои дѣйствительныя мысли подъ личиною формальной набожности, началъ ханжить и лицемѣрить. Инквизиція убила въ Испаніи но только пауку, но даже искуство и окончательно склонила испанскій умъ подъ иго своихъ традицій. Инквизиція, кромѣ того, въ значительной степени разорила страну и обогатила духовенство посредствомъ конфискацій имуществъ, которымъ подвергалось большинство осужденныхъ.
   Католическая іерархія, поработивъ народную мысль, воспитавъ въ націи чувство пассивнаго смиренія, совершенно извратила въ ней высокое чувство патріотизма, пріучивъ его удовлетворяться славою завоеваній и истребленія ереси. Распложая шпіонство и недовѣрчивость, внося раздоръ и въ общество, и въ семейство, вооружая вѣрующихъ такъ противъ думающихъ иначе, возбуждая бунты и пользуясь ими для своихъ выгодъ, развивая чувства нетерпимости, которыя отъ церковныхъ предметовъ переносились и на мірскіе -- католицизмъ заглушилъ въ народѣ всякое сознаніе общественной солидарности, усилилъ рознь сословій и ту исконную раздѣльность провинцій, которая, существуя до нашихъ дней, дѣлаетъ неизбѣжнымъ въ будущемъ федеральное устройство Испаніи. Эта рознь и пассивность народа помогли утвердиться произволу свѣтскаго господства. Когда въ Испаніи воцарились Габсбурги, въ лицѣ Карла V, страна сохраняла еще не мало остатковъ старинной свободы и въ городахъ возникло сильное демократическое движеніе. Общины Кастиліи признали власть Карла V только на слѣдующихъ условіяхъ: "Король безъ согласія кортесовъ не можетъ ни жениться, ни вводить въ королевство иностранныхъ войскъ; всѣ налоги должны регулироваться таксами, по которымъ они взимались при смерти Изабеллы; всѣ новыя должности, учрежденныя съ тѣхъ поръ, должны быть уничтожены; каждый городъ долженъ имѣть въ собраніяхъ кортесовъ одного депутата отъ духовенства, одного отъ дворянства и одного отъ городского населенія, избираемыхъ каждый своимъ сословіемъ. Коропа не можетъ ни руководить назначеніемъ этихъ депутатовъ, ни вліять на него. Никакой членъ кортесовъ, подъ страхомъ смертной казни и конфискаціи имущества, не имѣетъ права принимать отъ короля пенсіи или должности ни для себя лично, ни для кого-бы то ни было изъ членовъ своего семейства. Кортесы собираются, по крайней мѣрѣ, одинъ разъ каждые три года -- даже въ томъ случаѣ, если ихъ не созываетъ король -- для изслѣдованія, соблюдаются-ли законы и для обсужденія общественныхъ дѣлъ. Судьи должны получать достаточное содержаніе и не имѣть никакой прибыли отъ постановляемыхъ ими приговоровъ или денежныхъ штрафовъ. Всѣ привиллегіи, полученныя дворяйствомъ въ ущербъ городскому сословію, должны быть уничтожены; управленіе городами и общинами никогда не должно быть ввѣряемо дворянину; имущества дворянства должны подлежать общественнымъ налогамъ наравнѣ съ имуществами третьяго сословія. Необходимо нарядить слѣдствіе надъ поведеніемъ лицъ, управлявшихъ коронными имѣніями съ восшествія на престолъ Фердинанда, и если король втеченіи тридцати дней не назначитъ слѣдователей, то кортесы сами назначатъ ихъ..... Наконецъ, король долженъ обѣщать и дать торжественную клятву въ томъ, что онъ будетъ соблюдать всѣ эти условія и отнюдь не будетъ искать случая обойти или нарушить ихъ. Движеніе городовъ началось при такихъ условіяхъ, лучше которыхъ и желать было нельзя. У Карла не было ни достаточнаго войска, ни денегъ, и онъ готовъ былъ сдѣлать какія угодно уступки. По дворянство, закоснѣвшее въ своихъ феодальныхъ понятіяхъ, враждовало съ городами и устремившись въ объятія Карла, сдѣлалось его союзникомъ. Города тоже ссорились между собою и каждый изъ нихъ, сражаясь съ правительственными войсками за одного себя, не только не поддерживалъ общаго дѣла, но даже вредилъ ему. Что-же касается всесильнаго духовенства, то оно пользовалась этими между усобицами, чтобы ловить рыбу въ мутной водѣ и поочередно эксплуатируя то правительство, то города, въ сущности помогало только себѣ, хотя и содѣйствовало успѣху абсолютизма. Въ Толедо, напр., героиня Пашеко произвела возстаніе на деньги духовенства, а когда по его разсчетамъ нужно было повернуть дѣло въ пользу правительства, то то-же самое духовенство пустило въ народѣ слухъ, что Пашеко колдунья; народъ возсталъ и отворилъ осаждающимъ городскія ворота. Карлъ побѣдилъ. Онъ, казнивъ аррагонскаго хустицу, въ лицѣ его уничтожилъ старинный независимый судъ; онъ сокрушилъ старинные кортесы, "коммунеросы" (общины) Кастиліи и "германію" (братство) Валенсіи. Но утвердивъ свою власть на развалинахъ свободы, Карлъ сдѣлался по свѣтскимъ деспотомъ, а верховнымъ защитникомъ католической церкви во всемъ мірѣ, порабощенные-же испанцы удовлетворяли свое самолюбіе тѣмъ, что они составляютъ "священную монархію, безъ которой тотчасъ погибъ-бы корабль св. Петра." Религія была главнымъ, почти исключительнымъ мотивомъ всего, что дѣлалъ Карлъ и во время мира, и во время войны. Онъ обѣщалъ папѣ употребить всѣ свои усилія, "чтобы уничтожить вовсе лютерскую секту или мирными средствами, или силою, а въ случаѣ необходимости, съ помощью другихъ государей." "Я" -- говоритъ онъ въ вормскомъ эдиктѣ -- "готовъ былъ-бы пожертвовать моими царствами, моею властью, моими богатствами, моимъ тѣломъ, моей душой и моею жизнію, чтобы только положить предѣлъ нечестію Лютера." Въ Испаніи онъ не только покровительствовалъ, но даже поджигалъ ярость инквизиціи, предписывая наказывать еретиковъ "съ громомъ и силою, которыхъ требуетъ великость преступленія, и судитъ ихъ безъ соблюденія обычныхъ юридическихъ формальностей" (Laurent, Eludes, IX, 63). Терроръ, отъ котораго давно уже страдала Испанія, Карлъ водворилъ въ Нидерландахъ, запретивъ здѣсь "читать и хранить еретическія книги, проповѣдывать, поддерживать публично или тайно лютеранское ученіе, учреждать сходки или собранія, дѣлать позорныя иконы или изображенія преблаженной Дѣвы и святыхъ". За всѣ эти преступленія слѣдовала смертная казнь посредствомъ огня или меча для мужчинъ и закопанія живыми въ землю для женщинъ; въ довершеніе варварства, головы казненныхъ нелѣпо, ради примѣра и напоминанія, выставлять на копьяхъ"... Не подвергавшимся смертной казни распространителямъ лютеранскихъ книгъ, Карлъ велѣлъ "выжигать на тѣлѣ раскаленнымъ желѣзомъ знакъ креста посильнѣе, чтобы его нельзя было уничтожить; имъ должно выкалывать одинъ глазъ или отрубать палецъ, по усмотрѣнію судьи". Въ 1546 г. въ Нидерландахъ было умерщвлено, по одному свидѣтельству, 30,000 протестантовъ, а въ 1562 г.-- 36,000. Гроцій говоритъ, что впродолженіи карловскаго царствованія погибло больше 100,000 бельгійскихъ лютеранъ. Истощавшій всѣ силы своей имперіи на религіозныя войны съ еретиками и магометанами, Карлъ, умирая, сознавалъ, что онъ далеко не выполнилъ своей миссіи и окончаніе ея завѣщевалъ сыну. "Повелѣваю моему сыну" -- говоритъ онъ -- "въ качествѣ отца и въ силу того повиновенія, какое онъ обязанъ оказывать мнѣ, со всевозможною заботливостью преслѣдовать и наказывать еретиковъ съ суровостью, какой заслуживаетъ ихъ преступленіе, не обращая вниманія ни на мольбы, ни на званіе, ни на положеніе виновныхъ. Съ этою цѣлью необходимо покровительствовать всюду святому учрежденію инквизиціи... Этимъ онъ удостоится благословенія, которое Господь Богъ ниспошлетъ его царствованію".
   Самые рьяные изъ клерикаловъ были недовольны даже Карломъ. "Послабленія императора" -- говоритъ Рейнальди -- "придали силы ереси, между тѣмъ какъ казнь Лютера и нѣкоторыхъ другихъ лицъ спасла-бы миріады душъ". Но въ сорокалѣтнее царствованіе его сына, /Филиппа II, сбылись всѣ желанія духовенства. Филиппъ держался правилъ, что "лучше вовсе не царствовать, чѣмъ царствовать надъ еретиками", и готовъ былъ истребить всѣхъ своихъ подданныхъ, если-бы они обратились въ ересь. Ради этого святого дѣла, Филиппъ жертвовалъ всѣмъ, даже собственнымъ самолюбіемъ, Юнъ безпрекословно исполнялъ всѣ требованія духовенства/ а духовенство въ этихъ требованіяхъ заходило слишкомъ далеко. Вотъ, напр., что писалъ королю хересскій пустынникъ, монахъ Лоренцо. "Умоляю, ваше величество, не имѣть никакого сожалѣнія къ еретикамъ, этимъ жесточайшимъ врагамъ Іисуса Христа. Святѣйшій царь Давидъ не имѣлъ никакой жалости къ врагамъ божіимъ; онъ избивалъ ихъ всѣхъ, не щадя ни мужчинъ, ни женщинъ. Моисей въ одну ночь перерѣзалъ 3,000 человѣкъ изъ народа израильскаго. Ангелъ въ одну ночь умертвилъ 60,000 враговъ божіихъ. И все-таки они, поступая такъ, не были жестокими; они только но жалѣли тѣхъ, которые не почитали Бога. Ваше величество -- царь, какъ Давидъ, вождь народа божія, какъ Моисей, ангелъ божій, ибо писаніе такъ называетъ королей, враги-же Бога живого -- это тѣ еретики, тѣ богохульники, тѣ святотатцы, тѣ идолопоклонники, тѣ кровожадные звѣри, которые не преминутъ разрушить святилище божіе въ Нидерландахъ, если во время не предупредить столь гибельнаго и плачевнаго бѣдствія". Святой мужъ былъ, впрочемъ, не очень требователенъ, онъ просилъ только 2,000 еретическихъ головъ, считая этого достаточнымъ для искоренія ереси. Но Филиппъ былъ государь щедрый... Истребивъ послѣдніе слѣды ереси въ Испаніи, общественное мнѣніе которой поддерживало его въ этомъ святомъ дѣлѣ, Филиппъ устремился на Нидерланды. Сущность его политики здѣсь отлично выражается слѣдующими словами герцога Альбы: "лучше имѣть разрушенное царство, сохранивъ его Богу и королю посредствомъ войны, чѣмъ имѣть его въ цѣлости въ угоду дьяволу и его послѣдователямъ, еретикамъ". Кровожадный Альба казнилъ въ одномъ только Брюсселѣ больше 18,000 человѣкъ, а число протестантовъ, истребленныхъ въ другихъ провинціяхъ, простиралось до 100,000. Желаніе Филиппа, исполнилось, онъ не сталъ царствовать надъ еретиками, Нидерланды отложились, а Испанія, погубившая въ этой безсмысленной войнѣ цвѣтъ своей арміи, нажила долгъ въ 800,000,000 піастровъ. При такой фанатической и совершенно искренней ровности къ вѣрѣ, Филиппъ былъ типомъ современныхъ ему испанцевъ, въ конецъ развращенныхъ католичествомъ. Преданность церкви и наружное благочестіе совершенно мирились въ немъ съ жестокостью, безсердечіемъ, вѣроломствомъ и необузданнымъ сладострастіемъ. Но развратъ былъ еще меньшимъ изъ его пороковъ. Филиппъ, подозрительный, подобно всѣмъ тиранамъ, поручилъ своему секретарю Перецу убить друга и совѣтника своего брата, Эсковеда. Эсковедо погибъ. Духовникъ короля разрѣшилъ его отъ грѣха. Филиппъ облагодѣтельствовалъ Переца, но потомъ изъ ревности предалъ его суду за убійство Эсковедо. Перецъ имѣлъ документы, доказывавшіе участіе въ этомъ дѣлѣ самого короля; но король требовалъ ихъ выдачи. Перецъ уступилъ. Изможженный одиннадцатилѣтлимъ заключеніемъ, онъ былъ подвергнутъ ужаснымъ пыткамъ и призналъ себя виновнымъ въ убійствѣ. Онъ убѣжалъ въ Арраготю, но здѣсь его схватила инквизиція, по просьбѣ Филиппа; онъ бѣжалъ въ Наварру, Англію, Францію, но его всюду преслѣдовали убійцы. Все это было въ порядкѣ вещей и вполнѣ гармонировало съ общекатолическою и особенно съ испанскою моралью. Тотъ-же государь вмѣстѣ съ папою Піемъ V, причтеннымъ къ лику святыхъ, замышляли другое, возмутительное убійство. Пана писалъ Филиппу: "Нашъ возлюбленный сынъ Ридольфи, съ помощью божіей, передаетъ вашему величеству о нѣкоторыхъ вещахъ, не мало касающихся чести Бога всемогущаго и пользы христіанства... Отъ всей глубины своего сердца мы молимъ Искупителя, да пошлетъ Онъ, по своему милосердію, успѣхъ тому, что предполагается совершить ради Его славы и чести". Ридольфи объявилъ, что папа предлагаетъ убитъ англійскую королеву Елисавету. Въ испанскомъ государственномъ совѣтѣ начались обсужденія, убивать-ли ее или сначала только завладѣть ею; когда-же рѣшили, что лучше убитъ, то возникъ вопросъ, какъ убить и т. д. И ни одного голоса не было подано противъ этого безумнаго плана! Кардиналы и епископы, засѣдавшіе въ совѣтѣ, съ радостью ухватились за этотъ заговоръ. Герцогъ Альба возражалъ только относительно трудностей выполненія, но король настаивалъ, доказывая, что это дѣло божіе, что самъ Богъ будетъ покровительствовать этому святому предпріятію", и что его, Филиппа, ничто не можетъ отклонить отъ выполненія этого плана. (Laurent, id., 92).
   Во всѣхъ своихъ дѣйствіяхъ, въ своемъ характерѣ, страстяхъ, убѣжденіяхъ Филиппъ былъ продуктомъ и типомъ католической Испаніи. Его любили и обожали даже за его тираннію. И какъ-же было не любить и не обожать такого короля испанцамъ, изъ которыхъ каждый былъ Филиппомъ въ миніатюрѣ? Могла-ли не рукоплескать варварствамъ этого короля та. масса, даже женщины и дѣти которой съ яростью бросали еретиковъ въ пламя; та масса, которая была убѣждена, что похвально убивать каждаго отступника, и хотя немного сомнѣвалась, можетъ-ли сынъ или дочь убить своихъ еретиковъ-родителей, но ни мало не сомнѣвалась въ томъ, что за ересь можно убивать своихъ дѣтей, братьевъ, сестеръ! Народъ обожалъ Филиппа и покланялся ему, "считая, по свидѣтельству одного современника, его повелѣнія до такой степени священными, что ихъ невозможно было-бы нарушить, не оскорбивъ самого Бога"'.
   'Послѣднимъ и самымъ важнымъ предпріятіемъ Филиппа II было снаряженіе знаменитой армады, имѣвшей цѣлью искорененіе ереси въ Англіи. Неудача этого предпріятія и слѣдовавшее затѣмъ изгнаніе морисковъ были началомъ быстраго паденія Испаніи. Съ 1598 по 1700 г. на испанскомъ престолѣ возсѣдали Филиппы III и IV и Карлъ II, самые неспособные изъ испанскихъ королей, Силы націи, доведенныя до крайняго напряженія при первыхъ двухъ Габсбургахъ, при послѣднихъ трехъ совершенію упали и страна погрузилась въ апатію. Народъ былъ въ конецъ разоренъ. Правительство удерживало всѣ норманскія, гогенштауфенскія и арабскія подати съ алькабалой во главѣ, доходившей до 14% съ цѣны товара при каждой его продажѣ; оно вымогало подарки, поддѣлывало монету, силою захватывало золото, привозимое изъ Америки, отнимало металлическія деньги и взамѣнъ ихъ выдавало ничего не стоющія бумаги, закладывало иностранцамъ имущества и доходы съ провинцій, отнимало у своихъ кредиторовъ залоги и понижало проценты, издавало стѣснительные торговые законы, до того внезапно повышало налоги на первыя жизненныя потребности, что, напримѣръ, соль поднималась въ цѣнѣ съ 30 до 300 реаловъ; наконецъ, ни чиновники, ни солдаты не получали жалованья и жили грабежемъ, да взятками. Промышленность нала. Иностранцы разучились строить корабли и принуждены были прекратить не только торговлю по берегамъ, но даже рыбный промыселъ, потому что и на моряхъ, и на берегахъ Испаніи хозяйничали не только англійскіе и голландскіе, но даже африканскіе пираты. Около тысячи городовъ и мѣстечекъ совершенно обезлюдѣли. Народонаселеніе Мадрида втеченіи XVII вѣка съ 400,000 уменьшилось до 200,000 чел. Въ Севильѣ число ткацкихъ станковъ съ 16,000 упало до 300. Въ Толедо въ пятнадцать лѣтъ число шерстяныхъ мануфактуръ съ 50 съ лишнимъ уменьшилось до 13. Производство перчатокъ, которымъ славилась Испанія во всей Европѣ, вовсе прекратилось. Эстремадура превратилась въ пустыню; Валенсія, Каталонія, роскошная Андалузія утратили всякое торговое и промышленное значеніе. "Безъ иностранцевъ, жаловались испанцы,-- мы не можемъ одѣться: у насъ нѣтъ ни полотна, ни сукна; безъ нихъ мы не можемъ писать: у насъ нѣтъ бумаги". Въ окрестностяхъ Мадрида и въ самой столицѣ царили голодъ, голодная смерть, ужасные разбои и убійства изъ-за куска хлѣба. Въ 1664 г. президентъ Кастиліи, въ сопровожденіи палача и военной команды, принужденъ былъ объѣзжать окрестныя деревни, заставляя жителей везти на столичные рынки послѣдніе запасы хлѣба. Сборщики податей отнимали весь домашній скарбъ, даже снимали и продавали кровли съ домовъ. Жители разбѣгались и къ концу XVII вѣка болѣе 2/3 домовъ пришли въ совершенное запустѣніе. Бѣдность простиралась до того, что не хватало денегъ даже на столъ короля, а столичная полиція съ голоду занималась грабежемъ. Всюду возникли многочисленныя шайки разбойниковъ, служащія язвой страны до послѣдняго времени. Сотни тысячъ нищихъ не имѣли другого пропитанія, кромѣ монастырскихъ подачекъ. Испанія потеряла почти всѣ свои важныя владѣнія въ Европѣ, погрузилась въ апатію и анархію, а власть лишилась всякой силы и не знала никакихъ болѣе дѣйствительныхъ средствъ къ правленію дѣлъ, кромѣ молитвъ. Даже кортесы занимались только тѣмъ, что возносили жалобныя просьбы къ иконанъ св. Яго и см. Терезіи, да вели пренія о томъ, кто изъ этихъ святыхъ способнѣе помочь горю! Были и попытки освободиться изъ-подъ ига; въ 1640 г. возстали Каталонія и Португалія, за ними послѣдовали Неаполь, Сицилія, Аррагонія, Андалузія. Валенсія, Наварра. Для Испаніи эти мятежи приносили одинъ только вредъ: иностранныя земли отпадали отъ нея, а испанскіе мятежи, только усиливали анархію и всѣ неразлучныя съ нею бѣдствія.
   Въ то время, какъ въ Европѣ начинался уже вѣкъ разума и владычество духовенства постепенно падало, Испанія не только оставалась въ своемъ прежнемъ невѣжествѣ, но подъ вліяніемъ сейчасъ упомянутыхъ бѣдствій становилась еще невѣжественнѣе и суевѣрнѣе, чѣмъ прежде. По мѣрѣ того, какъ падало правительство, усиливалось значеніе духовенства, которое съ безсердечною наглостью пользовалось бѣдственными временами отечества для накопленія богатствъ и упроченія своей тиранніи. Хищничество духовенства, доходило до того, что въ 1626 г. противъ него нашлись вынужденнымъ протестовать даже правовѣрные кортесы. Въ 1690 г. въ Испаніи при 7% милліоновъ жителей приходилось на 9,000 мужскихъ монастырей, 168,000 духовенства и въ томъ числѣ 90.000 монаховъ. Къ половинѣ XVIII в. церковь получала 360,000,000 ежегоднаго дохода,-- столько-же, сколько и государство. Все управленіе страной находилось въ рукахъ епископовъ и генераловъ религіозныхъ орденовъ, и лучшіе политики Испаніи говорили о государственныхъ финансахъ: "это дѣло богослововъ; они точно знаютъ состояніе монархіи". Всѣ образованные люди занимались или войной, или теологіей, иди и тѣмъ и другимъ вмѣстѣ. Испанская письменность состояла преимущественно изъ сочиненій противъ ереси, панегириковъ инквизиціи, легендъ о чудесахъ, житій святыхъ, исторій монастырей и соборовъ. Самые геніальные писатели губили свои таланты, рабски склоняя свои выи подъ губительнымъ ярмомъ католицизма. Лопе-де-Вега былъ попомъ, служилъ въ инквизиціи и сожигалъ еретиковъ. Морето, одинъ изъ величайшихъ драматурговъ Испаніи, былъ монахомъ. Кальдеронъ былъ капелланомъ Филиппа IV и поэтомъ инквизиціи. Знаменитый комикъ Вильявиціоза служилъ въ инквизиціи и былъ до того проникнутъ любовью къ этому учрежденію, что завѣщалъ всѣмъ своимъ родственникамъ и потомкамъ служить въ немъ, хотя-бы и на самыхъ незначительныхъ должностяхъ! Десятки другихъ, не менѣе извѣстныхъ поэтовъ, историковъ, ученыхъ были или попами, или монахами, или состояли при св. инквизиціи. Такимъ образомъ, и наука и искуства, и литература все было направлено къ поддержанію католицизма. Народное образованіе находилось въ рукахъ духовенства и заключалось въ одной католической схоластикѣ. Всѣ науки преподавались на самомъ варварскомъ латинскомъ нарѣчіи и по средневѣковымъ руководствамъ, въ которыхъ не допускалось никакихъ измѣненій. Университеты приготовляли только теологовъ, шарлатановъ-мединовъ, да продажныхъ чиновниковъ. Торресъ, учившійся въ саламанкскомъ университетѣ въ началѣ XVIII в., говоритъ, что только послѣ пятилѣтняго ученія въ немъ онъ впервые услыхалъ о существованіи математическихъ наукъ. Этотъ-же университетъ въ 1771 г. отвергъ еретическую систему Ньютона; въ то-же самое время въ Испаніи отрицали открытое Гарвеемъ кровообращеніе; вовсе не было кафедръ государственнаго права, физики, анатоміи и ботаники, не было порядочныхъ географическихъ картъ, не было ни одного аптекаря, который съумѣлъ-бы приготовить самое простое лекарство, напр., глауберову соль; не было ни инженеровъ, ни искусныхъ рудокоповъ, ни судостроителей, и вражда ко всякому нововведенію простиралась до того, что когда въ 1760 г. было предложено очистить улицы Мадрида отъ нечистотъ, то это возбудило общій протестъ, поддерживаемый даже учеными докторами, доказывавшими, что "такъ какъ воздухъ топокъ и пронзителенъ, то очень можетъ быть, что дурныя испаренія, отягчая атмосферу, лишаютъ ее нѣкоторыхъ вредныхъ свойствъ".
   Окончательная гибель Испаніи была неизбѣжна, если-бы духовенству удалось совершенно и на долго изолировать ее отъ всякаго вліянія образованной Европы. Но это было невозможно.
   

II.

   Въ 1700 г. послѣдній отпрыскъ Габсбурговъ, Карлъ II сошелъ въ могилу и въ лицѣ внука Людовика XIV, Филиппа V, на испанскій престолъ вступили Бурбоны. Управленіе Испаніей, за совершеннымъ недостаткомъ способныхъ туземцевъ, перешло въ руки иностранцевъ, преимущественно французовъ, дѣйствовавшихъ въ духѣ просвѣщеннаго абсолютизма. Страна замѣтно ожила и поправилась. Достаточная молодежь начала ѣздить учиться въ Европу. Въ литературѣ явилось нѣсколько талантливыхъ дѣятелей, подвергавшихъ раціональной критикѣ положеніе страны и пропагандировавшихъ европейское знаніе. Появились даже сатиры на монаховъ. Поправилась промышленность, а финансы были доведены до такого блестящаго состоянія, что доходы превышали расходы. Духовенство подвергнуто налогамъ, подъ видомъ займовъ. Королевская власть начала борьбу съ инквизиціей и съ Римомъ. И все это было только подготовленіемъ къ блестящему царствованію Карла ІІІ (1759--1788 г.),-- подготовленіемъ, выдвинувшимъ на сцену нѣсколько первоклассныхъ государственныхъ дѣятелей. Во главѣ ихъ стоитъ графъ Аранда, кровный аристократъ, другъ Вольтера, поклонникъ энциклопедистовъ, представитель и средоточіе новыхъ идей въ Испаніи. Болѣе умѣренный, но и болѣе практическій Кампомайесъ, крестьянинъ по происхожденію, честный патріотъ, былъ не только правителемъ государства, но и первокласснымъ, всестороннимъ публицистомъ и замѣчательнымъ ученымъ, возбуждавшимъ всюду любовь къ изученію отечества. Онъ по былъ кабинетнымъ чиновникомъ, а разъѣжалъ по странѣ, изучая жизнь, правы, понятія и потребности народа, и возбуждая самодѣятельность его посредствомъ основанныхъ имъ экономическихъ обществъ. Графъ Фроридабланка хотя и не былъ такимъ либераломъ, какъ два предыдущіе, но какъ первостепенный дипломатъ, какъ министръ во вкусѣ Ришелье, а главное, какъ заклятый врагъ клерикаловъ, онъ способенъ былъ оказать важныя услуги Испаніи, и, дѣйствительно, оказалъ ихъ. Лучшимъ-же плодомъ происходившаго тогда въ испанскомъ обществѣ умственнаго движенія безспорно былъ Ховельяносъ, неподкупный чиновникъ, честнѣйшій патріотъ, замѣчательный поэтъ, археологъ, политико-экономъ, юристъ, историкъ, инженеръ. Это былъ всеобщій возбудитель, универсальный труженикъ въ родѣ нашего Ломоносова, но далеко превосходившій послѣдняго и прокладывавшій новые пути во всѣхъ отрасляхъ своей многосторонней дѣятельности. Онъ старался освободить школу изъ-подъ власти духовенства и, указывая въ невѣжествѣ народа коренное зло Испаніи, доказывалъ, что главная забота правительства, желающаго блага странѣ, должна состоять во всеобщемъ просвѣщеніи народной массы.
   Окруженный подобными сотрудниками, образованный и энергичный Карлъ III впродолженіи всего своего царствованія неутомимо боролся противъ основной язвы, губившей Испанію,-- католической тиранніи. Онъ ограничилъ могущество духовенства и подвергъ послѣднее налогамъ; онъ обуздалъ инквизицію и выгналъ іезуитовъ, онъ обратилъ главное вниманіе своего правительства на образованіе, основывалъ школы и академіи, направилъ ихъ въ духѣ вѣка, протежировалъ ученымъ и литераторамъ. при немъ ожила промышленность, легче вздохнули рабочіе классы, развились и улучшились пути сообщенія, оживилась торговля и средства народа до того поправились, что, несмотря на возвышеніе налоговъ, они собирались легко, а государственная казна была полна. Въ колоніяхъ были также сдѣланы важныя улучшенія, введена свобода торговли, и вслѣдствіи этого въ Испаніи ввозъ иностранныхъ произведеній утроился, вывозъ туземныхъ упятерился, ввозъ-же изъ Америки увеличился въ десять разъ. Гоненія за ересь прекратились, пытки были отмѣнены, религіозные мотивы устранены изъ внѣшней политики, и поставивъ Испанію снова на степень первостепенной державы, Карлъ вовсе устранилъ ее отъ вмѣшательства въ дѣла вѣры и въ добавокъ ко всему заключилъ союзъ съ турками. Не перечисляя другихъ не менѣе важныхъ реформъ и улучшеній, скажемъ только, что Испанія совершенно преобразилась во всѣхъ отношеніяхъ и, повидимому, пошла по той же дорогѣ, по которой шла фракція при послѣднихъ Бурбонахъ.
   Но горе было въ томъ, что все это движеніе захватывало только малочислсіный верхній классъ общества и не проникало въ глубь народной массы, которая по-прежнему оставалась въ невѣжествѣ, суевѣрно преклонялась передъ авторитетомъ каждаго попа и монаха, не возбуждалась къ самодѣятельности и только, по своей исконной привычкѣ къ повиновенію, слушалась узды, находившейся въ искусныхъ и энергическихъ рукахъ. Даже при Карлѣ можно уже было видѣть, чего слѣдуетъ ожидать отъ этой массы въ томъ случаѣ, когда измѣнится къ худшему личный составъ правительства. Черезъ годъ послѣ изгнанія іезуитовъ, напр., въ одинъ торжественный день Карлъ выходитъ на балконъ своего дворца, готовый дать народу все, чего онъ ни попроситъ. И граждане Мадрида почти единогласно начали умолять его, чтобы онъ облагодѣтельствовалъ Испанію, дозволивъ вернуться въ нее братьямъ святого іезуитскаго ордена!.. Слѣпо вѣрившая своимъ духовнымъ руководителямъ, масса была готова помогать имъ въ ниспроверженіи всѣхъ еретическихъ реформъ и въ возстановленіи церковныхъ привилегій, ограниченныхъ правительствомъ Карла, удалившимъ отъ управленія государствомъ поповъ и прелатовъ и замѣнившимъ ихъ свѣтской аристократіей.
   Въ концѣ 1788 г. Карлъ III умеръ и воцарился Карлъ IV, человѣкъ невѣжественный, ограниченный и безсердечный, равнодушный къ религіи и въ то же время лицемѣрный почитатель ея. Дородный силачъ, ловкій охотникъ, хорошій кучеръ, онъ не обладалъ никакими другими талантами и находился подъ башмакомъ жены, итальянки, Маріи Луизы. Она успѣла привязать недалекаго короля не только къ себѣ, но даже къ своему любовнику Годою. Въ день коронаціи Карлъ явился къ народу со всей семьей, обнимая одною рукою шею Годоя. Не видитъ его день -- и, уже самъ не свой отъ скуки, спрашиваетъ: "гдѣ-же мой Мануйлинька?" Старая, подурнѣвшая, беззубая королева была очень ревнива къ мужу, не по любви, а изъ желанія властвовать надъ нимъ; она употребляла всѣ усилія, чтобы устранить Карла отъ встрѣчъ съ женщинами, которыя могли-бы увлечь этого сорокалѣтняго толстяка. Она высылала изъ Мадрида всѣхъ сколько-нибудь подозрительныхъ красавицъ. Еще болѣе ревнива она была къ Годою, которому было воспрещено всякое общество, особенно женское, и онъ былъ постоянно окруженъ шпіонами королевы. Быстро повышая Годоя, королевская чета сдѣлала его грандомъ, маркизомъ, герцогомъ, первымъ богачемъ, первымъ вельможей Испаніи, правителемъ государства. Этотъ пустой и развратный гвардеецъ былъ до того невѣжественъ, что, уже будучи нѣкоторое время министромъ, впервые узналъ, что Россія и Пруссія не одно и то-же, и называлъ ганзейскіе города (villas hanseaticas) азіятскими островами (isJas asiaticas!). Но онъ обладалъ здоровымъ, красивымъ тѣломъ, и, благодаря этому, впродолженіи плтьнадцати лѣтъ былъ фактическимъ королемъ и губителемъ Испаніи. При дворѣ началось господство самыхъ грязныхъ интригъ. Испанцы скандализировались открытою связью королевы съ Годоемъ. Пасквили проникали даже въ покои короля. Столица наполнилась шпіонами. Начались аресты и административныя ссылки. "Недовѣріе -- писалъ русскій посланникъ (Испанія Девятнадцатаго Вѣка, А. Трачевскаго) господствуетъ среди всякаго рода лицъ, принадлежащихъ ко двору. Уже не существуетъ большихъ собраній, и всякій старается избѣгать двора изъ опасенія навлечь на себя немилость по простому подозрѣнію". Всѣ порядочные люди были удалены. Годой хозяйничалъ въ государствѣ и опустошалъ казну. Уже осенью 1790 г. оказалось, что въ казначействѣ не достаетъ 7,000,000 реаловъ, назначенныхъ на уплату рабочимъ въ гаваняхъ, но взятыхъ королевой "на свои нужды", т. е. для Годоя. Въ то время въ сосѣдней Франціи началась революція, а въ Испаніи ожесточенное гоненіе "вредныхъ идей", выдуманныхъ французскими еретиками. Всѣ ученыя и литературныя общества были уничтожены; въ университетахъ запрещено преподаваніе философіи, при чемъ министръ, распоряжавшійся этимъ, замѣтилъ, что его величество не нуждается въ философахъ; офицерамъ запрещалось " говорить о нынѣшнемъ положеніи Франціи", газетамъ предписывалось "ничего не печатать о французскихъ дѣлахъ", инквизиція усилила свою полицейскую и цензурную дѣятельность; даже испанскимъ посланникамъ запрещалось имѣть запрещенныя французскія книги; изъ Мадрида высланы всѣ лица, неимѣвшія "опредѣленныхъ занятій" и приняты "пристойныя мѣры, чтобы выслать пристойнымъ образомъ всѣхъ французовъ, "безстыдныхъ вралей и болтуновъ"; проживающіе въ Испаніи иностранцы обязаны были присягнуть королю и католической церкви, отказаться отъ своихъ званій, титуловъ и отъ всѣхъ спошспій съ своимъ отечествомъ, подъ страхомъ каторжной работы, тюрьмы и конфискаціи имущества. Всѣ эти безумства сначала возбуждали въ обществѣ нѣкоторый ропотъ, и указы, наклеенные на улицахъ столицы, "наглый, по своей природѣ, мадридскій народъ" нерѣдко "одни мерзостями гадилъ, а другіе разрывалъ", но словамъ нашего посланника. Но духовенство не дремало; оно во всѣ свои рты проповѣдывало, что французскіе революціонеры -- враги Бога и разбойники, что они грабятъ церкви, ругаются надъ вѣрой, истребляютъ духовенство и, недовольствуясь гибелью Франціи, устремляютъ свои преступные взоры на хранительницу и защитницу вѣры -- Испанію. Общественное мнѣніе было фанатазировано, а Годой, переходя въ иностранныхъ дѣлахъ отъ одной нелѣпости къ другой, хлопоталъ о защитѣ "праваго дѣла", боялся конвента, хотѣлъ вступить съ нимъ въ нейтральный союзъ, въ то-же время интриговалъ противъ него и довелъ французовъ до того, что они рѣшили объявить войну Испаніи. Это событіе и вѣсть о казни Людовика XVI подняли на ноги весь Пиринейскій полуостровъ. Народъ гонитъ и избиваетъ французовъ, какъ въ древности онъ гналъ и избивалъ евреевъ или морисковъ; провинціи волнуются, предлагаютъ деньги и солдатъ для войны съ мятежной шайкой революціонеровъ; одни жертвуютъ на войну милліоны реаловъ, другіе -- своихъ дѣтей, третьи-приданое женъ, нѣкоторые -- послѣдніе свои башмаки; въ столицу то и дѣло вступаютъ отряды вооруженныхъ волонтеровъ; на защиту святого дѣла вооружаются монахи, бѣглецы, вернувшіеся добровольно изъ своихъ убѣжищъ, разбойники, а контрабандисты Сіерры-Морены выставляютъ отрядъ въ 300 человѣкъ. Король съ гнѣвомъ клянется наказать Францію; чувствительная королева утопаетъ въ слезахъ, а трусливый Годой храбро извѣщаетъ иностранные дворы, что доведенная имъ до ничтожества Испанія жестоко покараетъ мятежныхъ французовъ. Началась безсмысленная, позорная война, оконченная въ 1795 г. миромъ, за который Годой получилъ титулъ князя мира, земли, приносившія 1,000,000 ежегоднаго дохода, лейбъ-стражу, превосходившую своимъ блескомъ королевскую гвардію. Теперь онъ вознесся на вершину своего могущества, повелѣвалъ даже королевой, раздавалъ должности родственникамъ своихъ безчисленныхъ любовницъ, безумно расточалъ послѣдніе остатки казны и вмѣстѣ съ дворомъ кутилъ на-пропалую. Едва окончивъ войну съ Франціей, онъ впутался въ войну съ Англіей, рѣшившись отнять у нея первенство на морѣ! Испанскій флотъ былъ уничтоженъ при первой встрѣчѣ съ англичанами, которые немедленно-же убили всю испанскую торговлю и совершенно разстроили испанскіе финансы.
   Положеніе страны было ужасное, и всѣ реформы предшествовавшаго царствованія какъ будто никогда не существовали. Безумныя войны, расточительность двора, казнокрадство и обѣднѣніе народа производили то, что съ воцаренія Карла -- Годоя дефицитъ ежегодно простирался до 150,000,000 реаловъ, вслѣдствіе войны съ Франціей онъ увеличился на 1.269,000,000, а въ 1797 г. къ нему прибавилось еще 800,000,000. Ни соблазнительныя лотереи, ни принудительные займы, ничто не могло поправить дѣлъ. Страна нищенствовала, а дворъ поглощалъ болѣе 1/6, всѣхъ доходовъ. Чиновники не получали жалованья, солдаты голодали и ходили чуть не нагіе, а вельможи имѣли царское содержаніе. Годой занималъ десятки прибыльныхъ должностей и получалъ больше, чѣмъ всѣ судьи Испаніи, взятые вмѣстѣ. Производительность страны была парализирована. Только третья часть сельской и городской земли находилась въ свободномъ владѣніи; остальныя двѣ трети принадлежали духовенству и дворянству, которые въ нѣкоторыхъ провинціяхъ были единственными землевладѣльцами, а крестьяне -- ихъ поденщиками. Эти двѣ трети земли, принадлежавшія привилегированнымъ сословіямъ, не приносили и половины того дохода, какой давала остальная, свободная треть. Промышленности не было почти никакой и большую часть товаровъ Испанія получала изъ-за границы, на деньги, выжатыя изъ своихъ колоній. Провинціи жили совершенно изолированно одна отъ другой, и протяженіе всѣхъ дорогъ не превышало 3,000 километровъ. Дороги были усѣяны ворами и разбойниками, которые взимали дань почти съ каждаго проѣзжающаго. Дурное состояніе внутреннихъ сообщеній доходило до того, что, напр., въ Картагенѣ, по случаю голода, фунтъ дурного хлѣба стоилъ 30 франковъ, а въ Ламанчѣ, всего въ 30 французскихъ миляхъ отъ Картагены, продавался въ изобиліи отличный хлѣбъ по 10 сантимовъ за фунтъ. Почты ходили дважды въ недѣлю изъ Мадрида только въ Кадиксъ, Барцелону и Ирунъ. На границахъ многочисленныхъ провинцій и при въѣздѣ въ города, путешественники и товары переписывались и уплачивали тяжкіе налоги. Провинціи были населены чрезвычайно неравномѣрно и имѣли различныя мѣры, вѣсъ, монету, говорили разными нарѣчіями и чуждались другъ друга. Онѣ управлялись военными диктаторами, подъ названіемъ генералъ-капитановъ. Уголовное законодательство представляло изъ себя чудовищную смѣсь средневѣковыхъ законовъ съ новѣйшими постановленіями; безчисленное множество спеціальныхъ судовъ, и притомъ такихъ, какъ инквизиція, совершенно устраняло равенство людей передъ закономъ, а взяточничество и произволъ убивали даже всякое представленіе о правосудіи. Всеобщій гнетъ, давившій всякое проявленіе мысли, доходилъ до чудовищнаго регламентированья промышленности. Правительство выдумало раздѣлить дѣятельность колоній и метрополій на спеціальности; такъ, напр., извѣстныя отрасли горнаго дѣла были дозволены въ колоніяхъ, но запрещены въ Испаніи и наоборотъ. Корпоративныя цеховыя стѣсненія убивали собою развитіе ремеслъ. Армія набиралась посредствомъ вербовки, а флотъ пополнялся матросами, насильно захватываемыми гдѣ ни попало. Народное образованіе со временъ Карла III совершенно пало. Подъ вліяніемъ реакціи, университеты снова получили свой прежній средневѣковый характеръ, и съ ихъ кафедръ бездарные профессора, на языкѣ варварской латыни, по-прежнему преподавали древнюю премудрость. Физика, астрономія, естественныя науки были въ полномъ пренебреженіи, по за то процвѣтали въ полномъ блескѣ своемъ теологія, римское право римская казуистика и искуство схоластическаго словопренія. Студенты вели средневѣковую бродячую жизнь. Въ мантіяхъ, съ гитарами и шпагами, они бродили по странѣ, задавали серенады, питались милостыней или кормились въ монастыряхъ. Грамотный крестьянинъ былъ величайшею рѣдкостью, а умѣвшая читать женщина навлекала на себя подозрѣніе въ безнравственности. Инквизиція, подслушивая и подглядывая каждое движеніе совѣсти и мысли, совершенно подавила литературу. Кромѣ богословскихъ книгъ ничего по печаталось и на всю страну существовало только четыре ничтожныя тазетишки, выходившія дважды въ недѣлю; одна изъ нихъ издавалась въ Мадридѣ. Театръ былъ въ совершенномъ упадкѣ и спектаклю рѣшительно предпочитался бой быковъ, а король, чтобы не скучать и не быть одному въ театрѣ, разсыпалъ по улицамъ своихъ лакеевъ, чтобы приглашать прохожихъ даромъ. За то религіознымъ церемоніямъ не было и счету. Цѣлая половила дней въ году принадлежала праздникамъ" Между-тѣмъ, какъ въ странахъ менѣе фанатическихъ особенною популярностью пользуются радостные, свѣтлые праздники, напр., Пасха и Рождество, 'въ мрачной, изувѣрной Испаніи наиболѣе выдвигаются впередъ такія мрачныя празднества, какъ, напр., страстная недѣля съ своими потрясающими процессіями и церемоніями, внушающими религіозный ужасъ,На перекресткахъ улицъ, на площадяхъ и въ переулкахъ всюду были устроены ниши со статуями и иконами святыхъ; по почалъ передъ ними теплились свѣчи и лампады, и это было единственное уличное освѣщеніе. Противъ засухи, голода, наводненія, скотскихъ падежей и всѣхъ болѣзней боролось одно лишь духовенство своими заклинаніями и тому подобными средствами. Больные обращались не къ лекарямъ, а къ амулетамъ и реликвіямъ. Доходы церкви превосходили доходы государства. Обнищавшая страна кормила 150,000 монаховъ, монахинь и поповъ; на каждую тысячу жителей приходилось 11 духовныхъ. Скопляя громадныя богатства, поддерживая и развивая нищенство, оковывая умъ, пропагандируя аскетизмъ и смиреніе, духовенство въ то-же время развивало въ народѣ всевозможные пороки. Оно систематически развращало женщинъ, портило мальчиковъ, плодило незаконныхъ дѣтей и смотрѣло сквозь пальцы на то, какъ религіозныя процессіи и торжества сплошь и рядомъ оканчивались оргіями. Монастыри, какъ и въ средніе вѣка, были притопами разврата и тунеядства. Поддерживая фанатизмъ, лицемѣріе и пустосвятство, духовенство воспользовалось событіями въ сосѣдней Франціи, чтобы усилить вражду испанцевъ ко всякой прогрессивной идеѣ и поддерживало въ нихъ тотъ ложный патріотизмъ, въ силу котораго правовѣрная, по пищал, невѣжественная, безоружная Испанія считала себя богоизбранною націей и готова была выйти на бой со всей Европой, въ надеждѣ на одну только обѣщаемую патерами сверхестсственную помощь. Наконецъ, благодаря тому-же духовенству главнымъ образомъ, мы видимъ непомѣрное развитіе той роскоши, которая существуетъ какъ-будто для того только, чтобы рѣзче обрисовался контрастъ между пою и нищетою страны, вопіющею бѣдностью народа, нечистотою городовъ, грязью закулисной домашней жизни и строгостью проповѣдуемаго всюду аскетизма. Это не комфортабельная роскошь англійскаго лорда, а роскошь на показъ, удовлетворяющая пустому самолюбію, ослѣпляющая бѣдную массу и повергающая ее въ прахъ передъ такимъ грандіознымъ величіемъ. Народъ бѣденъ, нищъ, но католическіе храмы и монастыри великолѣпны, а изъ духовенства даже люди самыхъ строгихъ правилъ живутъ роскошнѣе иныхъ королей. Кардиналъ Химинесъ, напр., носилъ на тѣлѣ власяницу и рясу нищенствующаго монаха, по прикрывалъ ихъ великолѣпнымъ костюмомъ своего званія; онъ питался зеленью и кореньями, спалъ на голыхъ доскахъ, и въ то-же время жилъ въ самой роскошной обстановкѣ, достойной любого государя. Поражая народъ такимъ великолѣпіемъ, духовенство и воспитанные имъ высшіе классы внушали ему не меньшее благоговѣніе своей неприступностью, гордостью и повелительностью. Что у народа, развившагося иначе, возбудило-бы одно только недовольство и раздраженіе, въ Испаніи повергало его въ прахъ и онъ съ умиленіемъ лобзалъ ноги своихъ старѣйшинъ.
   Ко всѣмъ другимъ бѣдствіямъ описываемаго времени присоединилось еще сильное броженіе въ колоніяхъ, готовыхъ отдѣлиться отъ Испаніи и тѣмъ лишить ее послѣдняго источника богатствъ.
   Главною цѣлью колоніальной политики было извлеченіе золота и серебра, которыхъ одно только правительство получило изъ Америки съ 1492 г. до 30 милліардовъ франковъ. Завоевавъ необозримую роскошную страну, ограбивъ жителей, разрушивъ туземную цивилизацію, истребивъ милліоны индѣйцевъ и водворивъ рабство негровъ, испанцы опочили отъ трудовъ, и колоніи погрузились въ сонную, апатичную жизнь, нарушаемую только по временамъ жестокими притѣсненіями правителей, да взрывами анархическихъ мятежей. Торговля и промышленность колоній были регулированы такъ, чтобы держать ихъ въ постоянномъ безсиліи и постоянной зависимости отъ метрополіи. Въ дѣлѣ управленія испанское правительство стремилось не къ тому, чтобы слить разнообразные элементы народонаселенія, но чтобы разъединить ихъ и, разъединивъ, обезсилить. Каждому сословію, каждой расѣ, каждому учрежденію оно создавало противовѣсъ въ другихъ сословіяхъ, расахъ и учрежденіяхъ. Поддерживая маіораты и дворянство, оно мѣшало развитію свободнаго земледѣльческаго сословія; оно вооружало духовенство противъ городскихъ совѣтовъ; назначая чиновниками исключительно туземцевъ Испаніи, оно ставило ихъ во враждебныя отношенія къ испанцамъ Америки, а этихъ послѣднихъ къ инородцамъ. Но вреднѣе всего было то нравственное иго католицизма, которое давило Америку еще больше, чѣмъ Испанію, и послѣдствія котораго существуютъ до сихъ поръ. Ради краткости, мы остановимся здѣсь только на судьбахъ Парагвая, исторія котораго вполнѣ выясняетъ всю гибельность католическаго деспотизма даже въ самой мягкой его формѣ. Миссіонеры осуществили въ Парагваѣ свой идеалъ "свободнаго" католическаго государства. Обративъ туземцевъ въ христіанство, привязавъ ихъ къ вѣрѣ посредствомъ театральнаго эфектнаго богослуженія, увеличивъ число жителей своихъ колоній посредствомъ военныхъ набѣговъ на индѣйскія племена и захватовъ туземцевъ въ плѣнъ цѣлыми толпами, отцы іезуиты заставили ихъ работать, и, устроивъ имъ безбѣдную достаточную жизнь, превратили ихъ въ довольныхъ судьбою животныхъ, безпрекословно трудившихся по приказамъ и программамъ начальства. Вся жизнь колоній была напередъ росписана по частямъ и мельчайшимъ подробностямъ. Утромъ жители шли въ церковь, подъ надзоромъ своихъ опекуновъ; потомъ отправлялись на работы, распредѣляемыя миссіонерами, которые однихъ заставляли плотничать, другихъ ковать, третьихъ воздѣлывать землю. Инспекторы неотлучно слѣдили за работами, направляли ихъ, наказывали лѣнивыхъ, поощряли послушныхъ. Миссіонеры раздавали индѣйцамъ земельные участки, выдавали имъ сѣмена для посѣва, принимали сжатый хлѣбъ въ общественные магазины и распоряжались послѣдними. За малѣйшія отступленія отъ приказаній, за лѣность, пьянство, развратъ, за каждый церковный грѣхъ, за самое повинное проявленіе личной гордости или умственной самодѣятельности индѣйцевъ наказывали тѣлесно, или, но выраженію самихъ миссіонеровъ, "давали имъ предвкушать сладость мученичества". Посредствомъ исповѣди іезуиты знали всю подноготную семейной жизни и сдѣлали то, что каждый индѣецъ шпіонилъ на каждаго. Дѣтей воспитывали на общественный счетъ, пользуясь образованіемъ для порабощенія ума "благому и сладкому игу" католичества. Въ колоніи было запрещено въѣзжать даже испанцамъ, кромѣ губернатора и епископа, да и за послѣдними на каждомъ шагу слѣдили шпіоны. Войско получало оружіе только на время похода, по окончаніи котораго оно отбиралось и складывалось въ арсеналы, а офицеры, возгордившіеся своими побѣдами, получали урокъ смиренномудрія посредствомъ тѣлесныхъ наказаній. Послѣ изгнанія іезуитовъ, возбудившаго неудовольствіе и волненіе, какъ въ Парагваѣ, такъ и въ другихъ мѣстностяхъ Америки, Парагвай очутился въ самомъ плачевномъ состояніи. Туземцы, отвыкшіе отъ всякой самостоятельности, и невѣжественные до того, что не знали даже употребленія денегъ, погрузились въ неисходную бѣдность, вымирали отъ голода и эпидемій и даже въ обыкновенное время больные составляли пятую часть народонаселенія. Когда силою обстоятельствъ Парагвай очутился независимымъ, то имъ тотчасъ-же завладѣлъ докторъ Франсія и возстановилъ въ немъ прежнюю іезуитскую систему всесторонней опоки, водворилъ такой военный деспотизмъ, на который съ ужасомъ смотрѣла даже южная Америка. Чтобы дать понятіе о результатахъ системы, царствовавшей въ Парагваѣ болѣе ста лѣтъ, припомнимъ, что недавно владычествующій въ немъ Лопецъ, затѣявъ безумную войну съ Бразиліей, Урагваемъ и Аргентинской республикой, встрѣтилъ въ своихъ подданныхъ одно безусловное повиновеніе. Онъ разстрѣливалъ генераловъ за ихъ военныя неудачи; въ 1865 г. за неуспѣшный походъ онъ разстрѣлялъ десятаго изъ солдатъ и половину офицеровъ. Состоявшая при немъ комиссія изъ трехъ поповъ просто неистовствовала въ странѣ, захватывая и казня всѣхъ подозрительныхъ ей лицъ, не только парагвайцевъ, но даже иностранцевъ и дипломатическихъ агентовъ. 1,900 женщинъ изъ лучшихъ фамилій были закованы въ цѣпи и сосланы на сельскія работы. "За весьма немногими исключеніями, говоритъ одинъ писатель,-- Ловецъ погубилъ лучшую и самую почтенную часть парагвайскаго народонаселенія; онъ разстрѣливалъ самыхъ знатныхъ лицъ безъ всякаго суда. Онъ умертвилъ женъ всѣхъ бѣжавшихъ парагвайцевъ; такой-же участи подвергались иностранные купцы. Всѣхъ жертвъ насчитываютъ до 180,000 человѣкъ".
   Въ Перу, Мехикѣ и другихъ испанскихъ колоніяхъ господствовала. система управленія, подобная парагвайской, и принесла подобные-же, хотя и не столь гибельные плоды. Впрочемъ, при Карлѣ III, какъ мы уже говорили, испанское правительство, изгнавъ іезуитовъ, допустивъ свободу торговли и сношенія съ иностранцами и произведя нѣсколько другихъ реформъ въ своихъ колоніяхъ, пробудило въ нихъ по только промышленную, но и умственную жизнь. Колоніи начали принимать европейскій видъ, въ нихъ возникало образованное городское сословіе, открывались новыя учебныя заведенія, начались насмѣшки надъ схоластической испанской ученостью, развивался скептицизмъ, чувствовалось вліяніе французскихъ энциклопедистовъ. А съ тѣхъ поръ, "какъ колоніи подверглись сильному вліянію заграничныхъ событій -- освобожденія сѣверной Америки и французской революціи,-- событій, начавшихъ собою новый политическій вѣкъ,-- идея независимости уже не могла быть подавлена. Съ этихъ поръ вице-короли не переставали доносить о неспокойномъ состояніи головъ и сердецъ, о подстрекательствѣ чужеземцевъ, о пропагандѣ республиканскихъ идей. Теперь инквизиціи было повсюду много работы; американцы читали, писали и перепечатывали грубымъ, деревяннымъ шрифтомъ запрещенныя французскія книги; умственные и политическіе интересы питались этими запрещенными плодами. Втеченіи нѣсколькихъ лѣтъ, съ тою быстрою зрѣлостью, которая составляетъ особенность всѣхъ колонистовъ, образовалась восторженная молодежь, павшая потомъ первою жертвою въ передовыхъ битвахъ революціи" (Gorvinus). Когда-же съ воцареніемъ Карла -- Годоя правительство начало закрывать школы, преслѣдовать всякое свободное проявленіе мысли, выражать мнѣніе, что креоловъ не слѣдуетъ учить ничему, кромѣ библіи, запретило заграничныя путешествія и обрушило на креоловъ всю ярость инквизиціи; когда колоніи сдѣлались какою-то богадѣльнею для самыхъ безнравственныхъ чиновниковъ, покупавшихъ свои мѣста у ненавистнаго Годоя, когда судъ превратился снова въ торговлю законами, а администрація въ грабежъ, -- то революціонный духъ разлился по всѣмъ колоніямъ и онѣ нетерпѣливо медали только первой возможности къ отдѣленію, неизбѣжность котораго ужо предвидѣли и наиболѣе прозорливые люди въ самой Испаніи. По нелѣпость испанской системы отзывается въ нихъ до настоящаго времени. Въ нихъ царствуетъ не наука, а доктрины католическаго духовенства; подъ формой республики владычествуетъ анархія; благодаря слабости земледѣльческаго сословія, рабству, сословной розни и многочисленности непроизводительнаго бродячаго народонаселенія, въ родѣ испанскихъ разбойниковъ или нашихъ старинныхъ казаковъ, способные и богатые авантюристы то и дѣло вербуютъ себѣ здѣсь многочисленныя шайки, низвергаютъ правительство, грабятъ казначейство, разстрѣливаютъ своихъ противниковъ и деспотствуютъ до тѣхъ поръ, пока не погибаютъ сами отъ такого-же переворота.
   Революціонное движеніе не ограничивалось однѣми колоніями: оно было замѣтно и въ самой Испаніи. Либеральная и просвѣтительная эпоха Карла III, при всей поверхностности своего вліянія, все-таки оставила замѣтные слѣды въ испанскомъ обществѣ, а европейскія событія еще болѣе возбуждали умы, правительство-же какъ-будто нарочно вело себя такъ, чтобы расшатать окончательно зданіе государства. Произвольный и безтолковый временщикъ возмущалъ даже духовенство и дворянство, вооружалъ противъ себя всѣ партіи и водворялъ начатки той постоянной анархіи, отъ которой Испанія страдаетъ до послѣдняго времени. Еще во время войны съ Франціей былъ открытъ заговоръ, въ составъ котораго входили не только вельможи, но даже монахи и самъ генералъ-инквизиторъ. Цѣлью заговорщиковъ было сверженіе Годоя, созваніе кортесовъ и миръ съ Франціей. Высшіе слои общества болѣе и болѣе возмущались упадкомъ страны; исчезалъ даже пресловутый испанскій патріотизмъ; на нашествіе французовъ начинали смотрѣть, какъ на единственное сродство къ обновленію; чаще и чаще раздавались голоса, что "пора явиться французамъ я прогнать господъ, которые но умѣютъ управлять; пусть придутъ они, мы примемъ ихъ съ радостью". Дѣло дошло до того, что высшее правительственное учрежденіе -- кастильскій совѣтъ началъ смѣло и рѣзко выражать свой ропотъ на положеніе дѣлъ. На одно замѣчаніе Карла, составленное, конечно, Годоемъ, онъ отвѣчалъ: "совѣтъ очень хорошо знаетъ, чье презрѣнное перо написало или продиктовало такой указъ, злоупотребляя священнымъ именемъ вашего величества. Онъ съ скорбію предвидитъ достойное проклятія паденіе тропа. Возстаньте-же, в. в., отъ глубокой летаргіи, въ которую вы уже такъ давно погрузились! Пора уже вамъ свергнуть съ себя опутавшее васъ иго ничтожныхъ развратниковъ". Въ этихъ протестахъ вельможъ и революціоннаго броженія высшаго общества замѣтно уже начало всей послѣдующей семидесятилѣтней борьбы за власть революціонныхъ антрепренеровъ въ родѣ какихъ-нибудь Нарваеца или Прима. Совѣтъ, вельможи, прелаты возмущались главнымъ образомъ тѣмъ, что управленіе принадлежитъ во имъ, исконнымъ властителямъ народа, а ничтожному выскочкѣ, эксъ-любовнику королевы. Но во всякомъ случаѣ въ это время были уже сѣмена и того прогрессивнаго движенія, которое, проявляясь и постепенно усиливаясь, преобразовывало Испанію. Въ это время воспитывалось поколѣніе, создавшее конституцію 1812 г., -- воспитывалось подъ вліяніемъ французскихъ идей, а отчасти и собственной литературы, давшей обществу нѣсколько замѣчательныхъ произведеній. Такова была, напр., сатира "Хлѣба и быковъ!", смѣло нападавшая на низкое духовенство, ничтожное образованіе, судопроизводство, администрацію. Таковы были стихотворенія молодого поэта Квинтана и многія сочиненія неутомимаго старика Ховельяноса, открывшаго въ Астуріи замѣчательный политехническій институтъ. Либеральное движеніе напугало правительство; дворъ струсилъ, и Годой началъ либеральничать; въ министерство былъ призванъ Ховельяносъ. Но когда на попытки послѣдняго ему отвѣчали интригами и покушеніями на жизнь, то онъ съ отвращеніемъ удалился изъ этого омута. Подъ руководствомъ Годоя, страной стали упразнить новые министры, -- Урквихо и образецъ всевозможныхъ пороковъ, Кабальеро. А въ довершеніе всѣхъ бѣдствій въ Испаніи свирѣпствовали моровая язва, голодъ и землетрясенія. Эпидемія была такъ опустошительна, что принуждены были закрыть университеты. Мѣра пшеницы отъ 40 реаловъ дошла до 400. Г'одойже изобрѣталъ постоянно заговоры и, выставляя себя спасителемъ трона, болѣе и болѣе упрочивалъ свое положеніе; въ провинціяхъ разъѣзжали французскіе агитаторы, Наполеонъ открыто заявлялъ, что онъ скоро ударитъ на Испанію своими "молніями". Карлъ разсорился съ своимъ сыномъ и благонамѣренные испанцы держали сторону послѣдняго; французская армія вступила въ страну; король приготовился бѣжать въ Америку, но былъ удержанъ возставшимъ народомъ, Годой сверженъ, арестованъ, жилища его родственниковъ и чиновниковъ опустошены чернью; его собственныя имущества, на сумму 2.000,000,000 реаловъ, конфискованы. Въ довершеніе всей этой суматохи, въ Испаніи явилось три короля: отецъ Карлъ и сынъ Фердинандъ, оспаривавшіе другъ у друга право на корону, да еще Іосифъ Бонапартъ, утвердившійся въ Мадридѣ съ помощью французскихъ штыковъ и пушекъ. Карла и Фердинанда вмѣстѣ съ Годоемъ Наполеонъ безъ всякихъ церемоній увезъ во Францію. Карлъ уступилъ всѣ свои права императору, "какъ единственному государю, который способенъ при теперешнихъ условіяхъ возстановить порядокъ".

С. Шашковъ.

(Продолженіе будетъ.)

ѣло", No 7, 1872

   

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru