Степная красавица-казачка, меняющая старинный кубелек на платье с разрезом. Хорошей весной на маленьком пароходике подъезжайте к станице. Когда выглянет она -- степная красавица с маленькой горы, не покажется-ли вам, что на гору надета летняя казачья фуражка доброго старого времени. Красный околыш кирпичных домов, убегающих в широких улицах в степь, и вверх -- молоко белой акации, яблони, вишни. И черный козырек -- берег, залитый нефтью, дегтем, смолой и засыпанный грязным песком. Пароход робко гудит около станицы, будто боится спугнуть сон красавицы степной. Напрасно: красавица рано встает. Ее муж служит в канцелярии, ее брат -- хлебный ссыпщик, им самовар нужен рано.
Белыми гроздьями свесилась акация над домами, с приглаженными кирпич к кирпичу стенами с проборами из известковой линии. В домиках утренняя суета, какой в городе не бывает. Там один день не похож на другой, а здесь утренняя суета по регламенту -- таинство. Хозяин в чесучевом пиджачке и домашних туфлях, нежась в зеленом тенистом саду на ласковом солнышке, кричит супруге в пятнистом капоте:
-- Анна Григорьевна, засамоваривайте.
День начался.
Выпьет хозяин чайку с маслицем, с молочком, с сочными наливными вишнями, любовно отрежет кусочек сдобного хлебца, испеченного самой Анной Григорьевной. Выпьет чайку, прйдется по крылечку и не уходит на службу.
-- Что-то Марьи с базара долго нет? К куме что-ли зашла?
Марья заменяет для станичника утреннюю газету.
-- Гайдуковы пять фунтов мяса купили вместо обычных трех -- значит, гостей ждут. Невестку, должно быть.
-- Пономарева на базаре не было. Нек добру это -- запил старик. Да и как не запить, когда жена на четвертом десятке по театрам стала ходить. На этой неделе старая дура два раза в биографе была.
В канцелярии в десять утра монотонно скрипят перья. Шелестит бумага, по комнате ползет запах сургуча и постукивают печати.
В почтовый день зазвенит колокольцами и бубенцами почтовая тройка и желтый испитой почтальон отвезет законнорожденные исходящие в Новочеркасск, чтобы обратно привезти полный баул новых бумаг. В полдень на тополевой аллее, что тянется от церкви и до церкви, -- приказчик из бакалейного магазина, поспешая на обед, шепчет давно любимой ученице из модной мастерской мадам Жорж из Саратова на Сене:
-- В ожидании аппетита разрешите начать разговор о состоянии моего сердца, опьяненного акационным запахом.
Загорится румянцем лицо ученицы из модной мастерской:
-- Завлекаете, Егор Иванович?
А в углу робко шепнет:
-- Вечером на естом же месте, только чтобы без обмана.
Под забором или под навесом амбара, надвинув фуражки на лоб, сидят хлебные мазы и степенно дуются в карты. Около кучи воробьев, настойчиво запрашивающие чириканьем, когда же, наконец, странные бородатые люди в широких брюках с вылинявшими лампасами привезут хлеб.
-- В свое время. Когда мазы выйдут навстречу возам за станицу и на жирных набитых туго зерном мешках, как
треумофаторы, въедут в станицу.
Зашумят-застучат машины -- сеялки, веялки и ядреные бабы с мужескими голосами затянут песни на ссыпках.
Вечером в клубе соберутся проферансом одержимые, азартом опаенные -- "ДВ": "опаленные"> и в строго назначенный час сядут за столик. Вымирает настоящий игрок, -- говорят в станице. Такой, чтобы приехал в клуб на извозчике, а
оттуда выходя, спрашивал у того же извозчика:
-- А где у вас здесь, любезный, паперть церковная?
Вымерли. Густо пошел мелкотравчатый. Он с настоящим игроком садится за стол, да норовит за сто рублей крови наполировать на всю тысячу.
На веранде за отдельными столиками случайные посетители. Зашли в рассуждении чего бы покушать и ведут около порции котлет разговор филологический:
-- Не есть-ли слово котлета -- исковерканное -- кот в летах?
-- Фонетика берет свое начало в глубокой древности, -- соглашается учитель городского училища.
-- А между прочим и древние пили, -- не возражает порционный филолог".
Если и фехтовали иногда киями в клубе, так это не от злого сердца, а так: надо же куда-нибудь отдать избыток энергии.
Чтобы и доктора кушали, если бы никто киями не дрался. Тоже и медицина любит суп с курицей. Пили, играли в карты, фехтовали, флиртовали, сплетничали и мечтали. Мечтали томительно, жгуче. Особенно зимой... Дон, по тихим волнам которого утлые пароходики весной и летом привозили в станицу гостей, покрывался толстой ледяной корой и в станице оставались одни обреченные на станичную зиму. Робинзон Крузо, которого покинул даже Пятница. Чаще взлетают кии, больше работает мировой судья, гуще в клубах. Любительские спектакли... Романы с эпилогами, записанными в послужных списках... Робкие романы, где герой обматывает ноги одеялами, чтобы хоть кости остались целы, если палка суковатая попадется и где героини редко сохраняют косы к сорока годам... Да и какие романы холодной зимой: разве струна на гитаре выдержит морозы?
Собралось десять станичников вместе. Сказано все давным давно, рассмотрено все до заштопанного носка спрятанного в сапоге. В клуб еще рано: если пить с восьми вечера, так буфетчик через год домовладельцем был бы. Сидят, и медленно раскачиваясь взад и вперед, тянут:
-- Попадья Маланья -- поп Мартын, поп Мартын, в поле колокольчик динь-динь-динь.
Автор этой песни -- тоска с зелеными глазами, страшными и жуткими и зелеными до чрезвычайности.
Редко за звенит колокольчик и тройка почтовых привезет проезжего чиновника.
Спали-ли вы когда на диване, на котором коротают век голодные, прозрачные от голода, клопы? Если спали -- вы поймете чиновника, зимой попавшего в станицу. Его окружают, жгут вопросами, впиваются вниманием. Его свежестью хотят напитаться на долгое время.
Молоденькие барышни, стиснутые корсетами, на перебой будут спрашивать:
-- Анатолий Романович, а что теперь танцуют па-де-катр или шотиш?
Молодежь в пиджаках поинтересуется, какая певица имеет успех в "Марсе"? И с открытием навигации навострят лыжи с ней.
Степенные люди обязательно спросят:
-- А что дорогу к нам вести не собираются?
Бывалый человек всегда утешит станичника.
-- Собираются.
Хотя почему в контрольной палате в областном городе должны знать о том, собирается-ли министерство путей сообщения строить дорогу строить дорогу на Константиновскую станицу -- ведому одному Господу Богу. Станичник верит... Он думает, что в любой пробирной палетке известны планы будущих путей сообщения... Растает -- вместо: "разтается" и откроет свою душу, свой кошелек, свою столовую вестнику доброму.
-- Станица поднимется "заиграет"... Место мое с домиком в цене поднимется, квартиры подорожают и прочее, и прочее.
Дочка сознается, что по железной дороге можно будет в Ростов на примерку платья к портнихе съездить.
Сынок шепнет на ухо: по железке в день такую карамболь в городе можно разнести, что аж дух захватит.
Дорога всем сулила радости... Упразднялась тоскливая зима, вычеркивался мертвый сезон в торговле и год обещал быть "ровным". А в тайниках души каждый станичник думал обмануть весь свет:
-- Где там "ровный год"! Летом еще и Дон жару поддаст. Из года в год томительно и жгуче ждали дороги, умирали, рождались и ждали, ждали. В последние годы стали ждать еще и канала. Петр Великий выдал вексель Волге и Дону. Позвольте получить?
Ожидали соединения Волги с Доном.
Об этом думали и мечтали, днями высиживая на перекатах, на
пристанях в ожидании застрявшего парохода.
Шлюзование Донца было неожиданностью для станицы.
Изумились ненадолго и сейчас же решили:
-- Сына наградили -- так и отца не обойдут. Донец -- приток Дона. Если несудоходный Донец решили сделать судоходным, то не может быть, чтобы оставили судоходный Дон превращаться верно и быстро в не судоходный.
Не ошиблись.
-- Шлюзование Донца -- приготовительный класс.
-- Шлюзование Дона -- аттестат зрелости.
-- Волго-Донской канал -- венец творения.
Степная красавица спешно меняет кубелек, который она носила по будням, на платье с разрезами.
Строительная горячка. Ростут дома. Кирпичные домики конфузятся и отходят в сторону, уступают дорогу особнячкам стиля...
Готического или Мавританского
Нет -- ростово-нахичеванского.
-- Строй, чтобы комми-вояжер не знал, где он находится в Ростове на Сенной или в Константиновской на Баклановской.
Появляются новые люди. На базаре станичника хватает за ногу мазильщик ботинок. Станичник остолбенел:
-- Дурной человек -- ботинки чистит. Тебе гривенник отдай и Марье жалованье плати. Мне на тебя с текущего счета снимать гривенник не приходится.
Уличные фотографы... Новые магазины.
-- Салон для бритья.
-- Салон шляп.
-- Салон модных платьев.
Раньше один салон был, где хозяин покупал для гостей коньяк и за коньяк у образованных людей деликатному обхождению учился, а теперь через дом салоны пошли.
Домики "заиграли", квартиры тоже "заиграли".
Станичник чаще стал в казначейство ходить, сберегательные книжки на волах стали возить казначейство.
Раньше какие сбережения были. Сегодня не пообедал, завтра в гостях позавтракал -- на третий день можно уже у казначея о здоровье идти справиться. Или там гвоздь нашел на улице. Так ежели он в единственном числе -- так он -- гвоздь, а ежели старого железа в амбаре без шестнадцатой пуд, так с гвоздями как раз пуд.
А теперь квартира ходила за четвертной билет, "этот дурак", что торгует рядом с Сидором Матвеевичем -- десятку набавил. Городской -- деньги дурные -- набавил десятку.
Десятка плывет в казначейство.
Степная красавица-- старшая сестра в семье придонских станиц. Цымлянская, Романовская, Николаевская, Кочетовская, Золотовская, Семикаракорская -- это все младшие сестры.
А Константиновская -- окружная станица, центр административный, торговый, какой хотите.
По бокам богатые дяденьки -- слева Царицын, справа Ростов. В стороне бедный, но строгий папаша-Новочеркасск.
Цымлянская и Семикаракорская сестры-завистницы. Цымлянская даже дорогу отбить у Константиновской хотела, а Семикаракорская -- хлебную торговлю.
Последнюю Бог наказал: Дон в сторону отошел и умерла станица.
Остальные сестры покорные:
-- Сестрица, ручку пожалуйте.
Шлюзование Дона всех помирило.
Степная красавица в платье с разрезом взглянула на соседок и даже порадовалась:
-- И они оживились.
В казначействе стали попадаться и из округа люди.
Станичники их гурьбой в казначейство водили.
Настроение у всех бодрое, приподнятое.
Самый степенный человек и тот мог в присядку на базаре пойти. Самая строгая дама могла матчшиш <sic!> в граммофоне пустить в субботу, когда о грешном особенно грешно думать.
Ложится спать станичник и начинает:
-- Шлюзо-...
А догадливое эхо подхватывает.
-- вание...
Жена закатит глаза к небу и шепчет:
-- Инженеры.
А эхо еще догаданнее:
-- Душки.
И только одичавшие от тоски пессимисты говорили:
-- Варвары приедут.
-- Типун вам на язык, -- кричали оптимисты и отказывали им от руки дочери, от дома и векселя их посылали в протест.
Пессимисты все же стояли на своем:
-- Варвары, поверьте нашему слову.
Ст. Константиновская на Дону
II Варвары
Помните пьесу Горького "Варвары".
В уездный городок приехали строить дорогу инженеры. Весь городок с его жизнью поставлен вверх дном. Жизнь вышла из колеи, пошла по иному.
"Варвары"-инженеры исковеркали быт, вломились шумной толпой в гостиную, в кабинет, в столовую и даже спальную обитателя тихого городка.
Грубо растоптали жизнь пришлые варвары.
Летом прошлого года ждали в Константиновской станице инженеров по шлюзованию Дона, но едва вспыхнула война -- отложили помыслы о них. Думали, что вопрос о шлюзах замрет до окончания войны. Так, говорят, и в "сферах" думали, предполагая, что на работы по шлюзованию Дона не найдется рабочих рук. Но когда австрийский командующий армией генерал Данкль любезно предоставил часть своей армии для земляных работ внутри России -- шлюзы решили строить, воспользовавшись работой пленных.
На назначенных торгах подрядчики не взялись за постройку шлюзов, и к работам приступили инженеры, решив строить шлюзы хозяйственным способом.
В конце лета в станице появились инженеры, подыскивая помещения для конторы главного управления по шлюзованию дона, для квартир инженеров и т.д.
"Заиграли" квартиры. Бенефис домовладельцев. Цены за квартиры сразу поднялись до небывалых размеров.
Одному из инженеров понравилась квартира.
У домовладельца она ходила за четыреста рублей в год, инженер дал семьсот рублей.
Другой снял домик за девятьсот рублей с условием, что он сам
приспособит для себя все удобства и оставит все оборудование
квартиры удобствами домовладельцу через три года.
Квартиры инженеры отделывали заново, приспособляя для себя, улучшая и все улучшения обещая оставить домовладельцам.
Вслед за этим началась мобилизация служащих для шлюзов.
Великая мобилизация промышленности, добывающей и обрабатывающей.
Кажется, нет семьи в станице, которая чего бы да не дала управлению шлюзами.
Предложение труда сократилось -- все "шлюзы" впитали. Цены на рабочие руки поднялись.
Домовитые хозяйки стали роптать:
-- К кухаркам и горничным подступу нет. На шлюзах дороже платят.
Зато молодые дамы довольны. Весело щебечут, пестрой толпой порхая по улицам, любуясь приезжими и стараясь пленить их.
Все темы отошли в сторону. Скрылись во мгле минувшего. На устах только шлюзы и инженеры.
-- Именительный -- Водарский.
-- Родительный -- Маевский.
-- Дательный -- Липенский.
Инженеры, техники, подрядчики, поставщики.
Прошел медовый месяц законного брака степной красавицы с инженером и пессимисты, засевшие было в своих берлогах, выползли на улицы и колючими цепкими глазами впились в новые пейзажи. Неодобрительно покрутили носами, скосили глаза туда и сюда и процедили сквозь зубы:
-- Д-да, Вальпургиева ночь на константиновских горах.
-- Вместо шабаша ведьм шабаш поставщиков.
Карнавал подрядчиков.
Хитро подмигнули в сторону шлюзовых сватов.
-- И раньше был человек подозрительный, а теперь просто сладу нет. В каждом шлюзовом поезде сватом едет.
Без него ни одна шлюзовая вода не освятится.
Пессимисты шли в авангарде и легкой артиллерией взглядов обстреливали окрестности. За ними тяжелой пехотой двинулись станичные обстоятельные люди.
Те, что домики горбами наживали. Садики около домов потом своим орошали.
Степенные, обстоятельные люди.
-- Хозяйственным способом шлюзы строите? -- спросили они у
инженеров.
-- Хозяйственным.
-- Так и запишем.
Идет степенный человек мимо двора инженера, и заглянет во двор.
Лошади стоят у скирда сена и жуют. Прямо из скирда. Внизу скирд топчут в грязи, бьют сено.
Бесхозяйственно. У хорошего хозяина лошадей к скирдам не пускают, а выдают в стойлах.
Осенью уголь из баржей свалили на берег. Его бы убрать надо, а он лежал там до весны. А весной вода полая залила его. Часть затянуло песком, а часть жители разнесли по домам.
Там же и железо свалили, предоставив ему возможность ржавеет и портиться.
На берегу свалили в амбаре цемент, а около под навесом бочки с маслом, мешки, ящики. Масло из бочек течет, создавая лужи оплаченного масла.
Два или три плотника строили экстренно ящик для хлеба. Стругали его, чистили, крышки прилаживали. Сделали и ушли. А ящик с месяц уже мокнет под дождем, коробится и рассыхается крышка на солнце.
Вздыхает степенный станичник.
Ему и деды, и отцы завещали, что копеечка рубль бережет. Он, когда в мифологию заглядывает, так ищет там прежде всего бога экономии.
Был бог Эконом и на Олимпе жил рядом с Зевсом. Вакху деньги под проценты давал, Меркурию под залог товаров не одну тысячу отпускал.
От него и пошла экономия.
Степенный обыватель кражу простит, хищения простит, а иногда и одобрит, но бесхозяйственность ему глаза колет.
-- Ты лучше в карман положи, но за хозяйством смотри.
Мрачнее тучи ходит степенный хозяин и питается легендами одна другой ярче.
Из Константиновской в Николаевскую станицу для нужд по сооружению шлюза No 3 казаков подряжают возить кагонетки. Казаки просят за доставку по пятнадцать копеек с пуда.
Им предлагают по десять копеек с пуда, но и с обратной погрузкой. То-есть казак зарабатывает aller et retour,-- т.-е. уже
двадцать копеек с пуда.
Казаки соглашаются. Отвозят раз, отвозят другой и из Николаевской станицы им уже везти нечего.
-- Грузите обратно вагонетки. Мы их, когда нужно, на своих пароходах доставим.
Комментарии, понятно, излишни.
В ту же Николаевскую в самую слякоть везут из станицы Константиновской подвижной барак для рабочих. За доставку его платят бешеные деньги.
Барак этот по хорошей дороге был привезен в Константиновскую из Кочетовской и здесь отделывался. Задолго до порчи дороги мог быть свободно доставлен в Николаевскую, а то и мог быть с успехом и там построен.
Для нужд шлюзования плыл из Калача плот с лесом. Рання зима защемила его льдом около Мариинской станицы и плотины, и брусы пришлось возить в Кочетовскую станицу на подводах.
А будь лес выписан раньше -- плот доплыл бы до Кочетовской и подводы были бы излишними.
В поле зрения степенного станичника, умеющего даже на обухе рожь молотить, понятно, попадали только мелочи, но они характерны для определения станичной психологии.
Уважаемый Ст. Павлов на столбцах этой же газеты отмечал широкое авансирование управлением по шлюзованию Дона подрядчика курляндского происхождения Гаусмана и определил сумму авансов в 176 тыс. руб.
Этого степенный обыватель не видел.
Он ходил по мелкому зверю.
Лампочка электрическая на пристани шлюзового пароходства днем бесцельно горит, -- это он заметил, а в архивы конторы по шлюзованию Дона он лишен возможности заглянуть -- там никогда лампочки общественного внимания не загорались.
Вздымая пыль, промчится тройка помощника начальника работ по шлюзованию Дона инженера Водарского, исполнявшего должность начальника работ до приезда инженера Юргевича.
Станичник вздохнет.
Верхом Водарский проедет -- осудит. И кавалькаду всадников из министерства путей сообщения осудит:
-- На шлюзах, а на самом деле будто как бы земноводные. Будто по классу верховой езды политехникумы окончили.
Вздохов все больше, ропот все сильнее.
А Вальпургиева ночь на константиновских горах продолжается.
Скачут земноводные инженеры на прекрасных конях.
А около них тучами поставщики, продавцы.
Тот дачу предлагает, тот -- карьер, тот -- кирпич.
Прозорливые люди скупают дачки вокруг карьеров для выработки камня, предлагают их инженерам по тройной и выше цене.
Все подается.
За хорошую цену готовы голову на слом продать.
-- Садик виноградный купить не желаете?
-- А камень есть?
-- Камня нет, зато виноград есть.
-- Нет, мы по шлюзованию.
-- А-а! А я думал и по виноделию. А то купите, а камень у соседа брать будете. Глиняный камень, хороший!
Так во всем. Степенному человеку житья не стало.
Утром встанет и никто у него не спросит уже:
-- Засамоваривать, что ли?
Жена в завитках и папильотках читает что-то в "Домашнем лечебнике" и жадно иногда глядит на карточку какого-то молодого человека, сильно парикмахерского вида.
-- На шлюзах служит.
Губы шепчут: не знала я шлюзов в любви моей к тебе, а ты взял и прокопал русло к другой -- разлучнице.
Марья, таскавшая раньше вместе с петрушкой и морковью новости с базара, ушла тоже на шлюзы.
-- У вас что! Акромя жалованья никакой услады, а на шлюзах сам кучер ласково так:
-- Марь Сергеевна, чайку с алимоном.
Станичник уныло бродит по саду и ловит себя на мысли:
-- Если бы инженеры груши оптом купили -- можно было бы хорошо заработать.
В канцелярии он рассеянно переписывает бумаги и нет-нет да и "мечтанет":
-- Был бы у меня сын, выучил бы я его "на инженера", а он, подлец, купил бы у меня двор под карьер. Уж я бы ему "всучил". Пусть бы там камень разрабатывал.
В крайнем случае, папаша хотел бы, чтобы сын его в Гаумсаны вышел. То же -- вместо: "Тоже"> не хуже инженеров.
Который инженер Липенский, а который Владимир Сократович Гаусман.
Пишется -- крестьянин Курляндской губернии, а выговаривается:
-- Поставщик камня для шлюзов.
-- Поставщик угля.
И вообще -- прямое дополнение к управлению по шлюзованию Дона.
Если на первое -- Водарский, а на второе -- Липенский, то на третье обязательно -- Гаусман.
Только несколько месяцев "варвары" в станице, а степную не узнаешь.
Вместо пышной косы -- накладка, измятое платье, ярким кармином пылают щеки, накрашены губы, атропин в глазах, а на лбу роковые слова.
В канкане поставок, в галопе купли-продажи, в кек-воке спекуляции.
В хороводе спекулянтов лихо откинув голову, пляшет степная красавица.
-- Ой-ру, -- взвизгивает она, выбрасывая коленца.
Пессимисты поручили заезжему композитору сочинить прокурор-марш, специально для спекулянтов.
Умчатся на тройках "варвары", накинут узду на спекулянтов, а ты останешься коротать век у разбитого корыта.
Кто пудру тебе принесет, кто -- румяна!
И для кого они?
И с поклоном низким ты спросишь снова у законного супруга:
-- Засамоваривать, что-ли?
* * *
Тихо... Вода не шелохнется... Луна длинными молочно-белыми пальцами водит по тихой глади воды. С близкого поля несет свежей, еще нескошенной травой. Откуда-то издалека доносится песня.
Пароход сопит и бурлит на одном месте около маяка.
Будто волнуясь, просит о чем-то маяк, а тот, упорный, не уступает.
С носовой части доносится:
-- Три.
-- Три с половиной.
Ворчит пароход... Молчит маяк.
А на носу торгуются:
-- Три с половиной.
И наконец несется радостное:
-- Проносит.
Сторговались. Маяк уступил и добродушно мигает красным глазом позади парохода.
А на носу сидят скептики. На слово они не верят и долго еще суют тонкий шест в тихую воду и кричат:
-- Шесть.
-- Шесть с половиной.
-- Под табак.
Последнее завещано еще бурлаками. Бурлаки носили кисет с табаком на шее и когда брели по воде все глубже и глубже, то кричали:
-- Под табак.
Глубоко.
В цепной "рубке" большого донского парохода собралась группа станичников, беседуют о кормильце-Доне.
Ропщут на старика. Облысел, оплешивел старый. На каждом шагу перекаты, мели и косы. В иных местах мальчишка вброд перейти может когда-то глубокую реку.
Достается и казакам. Они извели старика. Наголо обстригали его шевелюру-леса, рубили их беспощадно, обнажали берега, а песок устремлялся все дальше и дальше.
На самом деле, по берегам Дона тянется молодняк и только кое-где старые ветлы верб и раин. Молодняк чуть повыше бурьяна.
От обмеления Дона разговор переходит к шлюзовым работам.
Пример шлюзованного, по - прежнему несудоходного Донца стоит перед глазами.
Старику Дону дают костыли, но пойдет ли он на них...