Нагродская Евдокия Аполлоновна
Роковая могила

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

КЛУБ БЛАГОТВОРИТЕЛЬНЫХ СКЕЛЕТОВ
Фантастика Серебряного века
Том X

   

Евдокия Нагродская
РОКОВАЯ МОГИЛА

   По наследству от дальнего родственника мне досталась земля в одной из средних губерний. Я отправился туда, чтобы ввестись во владение и по дороге подумывал, не обновить ли мне дом, не завести ли хозяйство, чтобы иногда уезжать в "свой тихий уголок", когда сутолока столичной жизни слишком утомит нервы, но, приехав на место, я отказался от этого проекта.
   Хотя земля была "клад", по выражению моего приказчика, но она была ужасно плоска. Река -- тоже клад, судоходная, -- текла безнадежно прямо и в таких низких и неживописных берегах! Дом был старый, но не старинный и нисколько не поэтичный, так что я решил как можно скорей продать все это.
   Я был женихом Нади Ромовой, был в нее безумно влюблен и мне не хотелось сидеть в деревне хотя бы лишние сутки.
   -- Продать можно, -- сказал приказчик, -- вот ваша соседка г-жа Горланова уже давно меня спрашивала, она на наши луга зарится. Вот съездите к ней, да смотрите -- не продешевите, она дама-делец, -- именье-то свое все округляет. Дождется случая и скупает за бесценок. Поезжайте завтра, она с хлебом почти убралась, -- не равно в Петербург уедет.
   Я отправился.
   Усадьба г-жи Горлановой так же, как и моя, стояла на безнадежной плоскости. Это был такой же неуклюжий старый дом в один этаж с мезонином, но он был окружен большим садом -- почти парком -- и теперь, в ярких осенних красках, этот сад был очень красив.
   Въехав на двор, я увидел несколько подвод, нагруженных мешками с зерном, которые, очевидно, собирались куда-то отправлять. За этой отправкой наблюдала какая-то высокая женщина в сером ватерпруфе, с черным платком на голове, которая, едва заметив меня, быстро убежала в дом.
   Босая, растрепанная баба через минуту отворила мне дверь, и я с крыльца, через темную переднюю, по пестрому половику прошел в гостиную. Это была почти пустая комната с какой-то сборной мебелью, крытой пеньковой материей.
   Я попросил доложить о себе и вручил бабе карточку.
   Баба скрылась, а вместо нее в комнаты вплыла полная особа, лет сорока, и представилась мне, как компаньонка г-жи Горлановой.
   -- Я -- Анна Семеновна Прутикова, а Лидия Сергеевна сейчас придет, присядьте.
   Анна Семеновна старалась меня занимать разговором о том, о сем и, заметив взгляд, которым я обвел комнату, сказала:
   -- Здесь была прежде отличная мебель, -- старинная, с бронзой, дом был полон старинными вещами. Кто продавал именье, в этом ничего не понимал. Лидия Сергеевна купила всю обстановку за триста рублей, а один клавесин барон Брек у нее за шестьсот купил. Говорят, за каждую вещь антиквары в Петербурге прямо дрались. А вот и Лидия Сергеевна.
   Я поднялся и слегка вскрикнул, пораженный. В квадрате двери, ведущей из сада, стояла высокая, красивая, очень худая женщина, одетая в какой-то белый хитон, с охапкой желто-красных веток клена в руках. Я вскрикнул не оттого, что она появилась, а потому, что в Петербурге, в литературно-артистических кружках, я часто встречал г-жу Горланову, но знал ее под именем Лидии Андал.
   Она была мне известна, как автор книги стихов туманно-эротического содержания и как исполнительница античных танцев.
   -- Неужели это вы, Лидия Сергеевна?! -- воскликнул я, пораженный.
   -- Как видите, -- улыбнулась она, откидывая движением головы прядь золотистых волос, упавшую на лоб. -- Я рада видеть вас... может быть, больше, чем всякого другого... Анна Семеновна, дайте нам чаю.
   Если бы я не был женихом и не так любил Надю, -- я, может быть, влюбился бы в Лидию в этот день. Она была умна, образована, интересна и совершенно иная, чем в Петербурге, -- словно другая женщина сидела передо мной. Что-то робкое, беспомощное было в ее движениях, голос звучал тихо, и на лице было какое-то странное выражение страдания.
   -- Я слышала, что вы женитесь на Наде Ромовой? -- спросила она.
   -- Да.
   -- Как это странно... -- она встала и сделала несколько шагов по комнате.
   -- Почему странно? -- спросил я.
   -- Нет, нет, это я так сказала... -- произнесла она, останавливаясь.
   -- Я завидую всем, кто может любить, не боясь призрака прошлого, -- быть во власти его страшно... Этот призрак так силен... так властен...
   -- Надя слишком молода, а у меня, слава Богу, нет "призраков прошлого", -- сказал я, смеясь, и вдруг вспомнил, зачем я приехал, и поспешил изложить свое дело.
   Она выслушала меня внимательно до конца, потом рассмеялась.
   -- Неужели вы думаете, что я занимаюсь всем этим? Делами ведает Анна Семеновна, она любит меня и блюдет мои интересы, я ей дала как бы опеку над собой в этом отношении; я сама ничего не понимаю в житейских делах. Я пришлю ее завтра к вам, вы и поговорите с ней... Как она решит... А вы приезжайте опять вечером, я прочту вам мою новую поэму... Странную... непонятную для других... но вы ее поймете, я чувствую это... Здесь я сама перерождаюсь и пою другие песни. Я удаляюсь сюда, чтобы, как Антей, прикоснувшись к матери-земле, встать с новыми силами... Мое искусство -- моя жизнь, но искусство -- требовательный любовник; оно требует всех ваших сил, всех нервов... А здесь у искусства есть соперник, это -- "призрак прошлого", -- здесь он властвует и требует моей души.
   Она говорила, словно в экстазе, закинув руки на затылок, словно поддерживая массу золотистых волос, готовых рассыпаться, и действительно, едва она опустила руки, ее длинные волосы рассыпались по ее плечам, но она не заметила этого и продолжала говорить:
   -- Пойдемте в сад... Этот сад наполнен воспоминаниями, и теперь, осенью, они встают... Там есть могила... Но нет... я не смею говорить... Вы единственный человек, которому я покажу эту могилу и пред которым я приподниму уголок покрывала...
   Мы шли медленно под красно-желтыми деревьями... шли по ковру из опавших красно-желтых листьев... Мы шли в надвигавшихся осенних сумерках, и красно-желтая полоса заката горела в потемневшем небе.
   Стройная женщина в белой одежде, опираясь на мою руку, вела меня вглубь парка, к какой-то одинокой могиле...
   Это была, действительно, могила...
   Маленькая насыпь почти сравнялась с землей, и полу-расколотая плита, покрытая кое-где зеленым мхом, покосилась. Из трещины поднималось несколько длинных травинок. Я наклонился, чтобы прочесть надпись, но Лидия тихо сказала:
   -- "Не ищите имени -- камень нем". Здесь стоит только одно слово: "Amor".
   Голос ее был и тих и печален.
   -- Кто же здесь похоронен? -- спросил я.
   -- Не спрашивайте... вы один видели меня здесь, такую слабую и беспомощную. Я, может быть, сделала вам зло -- эта могила роковая... Не раскаиваетесь ли вы, что пришли сюда со мной... Но одному вам я хотела рассказать о тех нитях, что связывают меня... с... но нет, теперь это невозможно... Я прошу только сохранить мою тайну... Простите меня.
   Она закрыла лицо руками и опустилась на могилу.
   На другой день Анна Семеновна явилась ко мне для переговоров. Я продал имение очень дешево -- мне было неловко торговаться, а Анна Семеновна решительно объявила, что не может позволить "обидеть" Лидию Сергеевну.
   Приказчик ахнул и стал было уговаривать меня подождать, но я даже не стал с ним разговаривать, дал ему доверенность и поторопился уехать потому, что я чувствовал, что Лидия произвела на меня слишком сильное впечатление, и не так она сама, как вся таинственность ее речей и поведения.
   Анна Семеновна передала мне от нее записку, где стояло три слова: "Я жду вас". Но я не поехал, извинившись вежливо-официальным письмом.
   Возвращаясь в Петербург, я в вагоне подумал:
   "Хорошо, что я уехал -- может быть, и вправду эта могила -- роковая? Кто знает? Есть многое в природе, друг Гораций и т. д."
   -- Так вот где это таинственное убежище Лидии Андал! -- сказала, смеясь, Надя, когда я рассказал ей о моей встрече, конечно, умолчав о подробностях. -- Что, она знает, что ты -- мой жених?
   -- Знает, -- отвечал я, сжимая ручки моей невесты. Все "призраки прошлого" моментально рассеялись, едва я увидел милое личико моей Нади, хотя в душе оставалось что-то неприятно-тревожное, будто в самом деле призрак прошлого.
   -- Ты не увлекся ею? -- опять смеясь, спросила Надя.
   -- Какой вздор...
   -- Говорят, что она -- роковая женщина и сотнями побеждает сердца... но, знаешь, один раз, -- лукаво прищурилась Надя, -- я отбила у нее поклонника, даже, злые языки говорят, любовника... Помнишь, два года тому назад приезжал в Петербург знаменитый скульптор N.? Я, право, не старалась, он мне совсем не нравился, и вдруг он мне сделал предложение... Я только потом узнала, что разрушила все планы Лидии Андал.
   Лидия, вернувшись в Петербург, два раза писала мне, прося прийти, но я не пошел. Свадьба моя с Надей должна была состояться в январе.
   Однажды я шел по набережной. Мимо меня проехал автомобиль и вдруг остановился. Меня окликнули -- я подошел -- это была Лидия.
   -- Умоляю вас, сядьте сюда, ко мне, -- взволнованно произнесла она, торопливо отворяя дверцу автомобиля, -- мне нужно сказать вам два слова, от этого зависит моя жизнь.
   Я повиновался.
   Мы ехали несколько минут молча.
   Она сидела, прижавшись в углу, закутанная в меха, бледная, красивая -- пристально смотря на меня.
   -- Ну, что вы скажете, Лидия Сергеевна? -- шутливо начал я, желая прекратить это неловкое молчание.
   -- Я хочу вас просить об одолжении, даже о милости... Будьте завтра на концерте в пользу N-ского общества! Я танцую... Но будьте один... мне это надо... страшно надо -- необходимо... от этого зависит многое. Вспомните могилу! Именем лежащего в ней заклинаю вас!
   -- Зачем же так просить, Лидия Сергеевна? -- удивился я. -- Я приду на концерт.
   -- Ах, это еще не все! Я умоляю вас на другой день после концерта поехать со мной туда, в Никоново... на могилу. Ведь всего четыре часа по железной дороге, а там три версты на лошадях от станции... Заклинаю вас!
   Она схватила мои руки и смотрела мне в глаза расширенными глазами.
   Я смутился.
   -- Лидия Сергеевна, ведь концерт будет 23 декабря -- значит, 24-го, в сочельник, я должен ехать с вами, а этот день я привык проводить в семье.
   -- Боже, Боже мой! Что же мне делать? -- воскликнула она с отчаянием. -- Поймите же, что это единственное средство спасти меня! Вы молоды, вы храбры, вы сильны, и вы отказываетесь спасти человека... Сжальтесь надо мной!
   Она в каком-то экстазе прижалась ко мне, осыпая поцелуями мои руки. Смущенный, потрясенный, я согласился.
   В Никоновке нас ждали. Дом был протоплен, стол накрыт.
   Было около девяти часов, когда мы, скрипя полозьями, подъехали к занесенному снегом дому.
   Лидия переоделась в тунику из легкой материи, в которой она накануне танцевала свои античные танцы, на ее распущенных волосах белел венок из нарциссов.
   Надо сознаться, она была странно хороша в этом фантастическом наряде, почти обнаженная.
   Глаза ее блестели, щеки горели, все движения были нервны, и ее нервность сообщалась мне.
   Шампанское, которое мы пили, не веселило нас, мы все время молчали. Она поминутно вздрагивала, к чему-то прислушивалась и взглядывала на часы.
   -- Чего вы ждете? -- спросил я равнодушно.
   -- Молчите, -- шептала она испуганно.
   Я чувствовал, что мои нервы совсем расшатались, я хотел было подняться с низкого дивана, на котором мы сидели, -- как вдруг она, схватив мою руку, прошептала:
   -- Пора, пора... приготовься защищать меня, призрак встал из могилы... слышишь, он отвалил плиту... он идет.
   Я жутко прислушивался, но слышал только отдаленный лай собак.
   -- Милый, милый, милый, -- шептала она, обнимая меня, -- охвати меня крепче... защити меня!
   -- Лидия Сергеевна, да скажите, что это все значит?
   Я сам был испуган. В этом пустом доме, занесенном снегом, наедине с этой женщиной, которая казалась безумной, я начинал чувствовать, что меня охватывает ужас.
   -- Слушай... слушай... -- шептала она, приникая к моей груди.
   Я, действительно, услышал -- словно скрип полозьев по снегу. Потом где-то стукнула дверь. Шаги. Да, шаги я уже слышал ясно... Они приближались... Дверь распахнулась. Я вскочил, готовый защищаться от опасности, естественной и сверхъестественной, но... только тихо ахнул.
   Передо мной, в шубке и шапочке, стояла Надя, а за ней ее брат-студент.
   -- Как вы сюда попали, Надя? -- воскликнула Лидия. -- Надя, милая Надя, дитя, дитя мое, ради Бога, не подумайте чего-нибудь дурного.
   -- Я ничего не думаю, а я вижу, -- гордо сказала Надя. -- Я получила анонимное письмо, приглашавшее меня сюда... Брат мой не советовал мне ехать, но я настояла, и очень довольна. Прощайте.
   Она повернулась и вышла.
   Свадьба моя расстроилась. Вся жизнь изломалась. Надя не хотела слушать никаких объяснений. Лидия не приняла меня, когда я пришел к ней, чтобы требовать от нее объяснительного письма к моей невесте и выслала мне записку: "Могила эта -- роковая для всякого, кто хотя раз приблизится к ней".
   Я уехал служить за границу.
   Прошло несколько лет. До меня дошли слухи, что Надя вышла замуж. Ни ее, ни Лидии я больше не встречал. Встретил я в каком-то курорте Анну Семеновну, которая состояла компаньонкой при больной даме.
   Анна Семеновна мне несколько осветила "загадочную" Лидию Андал, так как долгое время жила у нее в качестве ширмы, за которой воздушная Лидия пряталась, совершая свои коммерческие сделки.
   -- А что это была за могила в парке, в Никоновке? -- спросил я.
   -- Это в углу парка, у речки-то?
   -- Да.
   -- Это еще бабушка прежних владельцев похоронила там свою любимую болонку Аморку, -- ответила спокойно Анна Семеновна.
   

Комментарии

   Публикуется по авторскому сб. У бронзовой двери (Пг., 1914).
   Рассказ, пародирующий штампы неоготических "ужасов" (уединенная усадьба, несчастная красавица, роковая могила, призраки и т. п.), в действительности не столь невинен, как может показаться: могила и впрямь оказывается роковой, а в образе героини Лидии Анбал некоторые исследователи усматривают карикатурное изображение писательницы Л. Д. Зиновьевой-Аннибал (1866-1907), жены Вяч. Иванова.
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru