Причины печального положения наших столичных театров
На прошлой неделе мы поместили в нашей газете статью г. Аверкиева "Театральный вопрос". Статья эта стоит того, чтобы на ней остановиться, и было бы жаль, если б она прошла незамеченного. Немало потрудившийся для русского театра, автор этой статьи при постановке на столичные сцены целого ряда пиес по необходимости много раз вступал в непосредственные сношения и с театральною цензурой, и с труппами наших драматических артистов, и таким образом на собственном опыте ознакомился с неблагоприятными условиями, в каких находятся наши столичные театры. Вместе с тем, при неоднократных поездках за границу он имел возможность достаточно присмотреться и к тамошним порядкам и посравнить их с нашими. Все это, при любви к делу, помогло ему придать интерес своему изложению и способствовало ясности и убедительности высказанных им соображений.
О положении наших столичных театров было уже так много писано, что трудно было бы сказать по этому предмету что-нибудь новое. Сетования на разные стороны наших театральных порядков сделались почти общим местом. Столичные театры давно уже ни количественно, ни качественно не удовлетворяют публику. Трудность, часто невозможность доставать места при слишком ограниченном числе театров и развившееся вследствие этого барышничество, против которого бессильны всякие предупредительные полицейские меры, вызывают постоянный ропот, который с каждым годом становится все громче. Вследствие той же малочисленности театров даваемые на них одновременно пиесы даже при удачном выборе никак не могут удовлетворять разнообразию вкусов. Выбирать не из чего: приходится или совсем отказаться от театра, или смотреть без выбора, что бы на нем ни давалось. Хорошие пиесы появляются на сцене как редкие исключения и недолго на ней держатся, по заведенному порядку уступая место массе бездарных изделий, быстро сменяющихся одно другим. О художественном исполнении, о тщательной постановке пиес давно нет и речи; крайняя небрежность стала здесь делом обычным. Артистические рилы столичных трупп год от году слабеют; не отличается производительностью, по крайней мере хорошею, и деятельность людей, пишущих для театра.
Ввиду такого упадка наших столичных театров немало упреков сыплется на наших драматургов и актеров, на театральных цензоров и на директоров Императорских театров. Г. Аверкиев не повторяет подобных укоров, находя их не совсем заслуженными. В действиях театрально-литературного комитета он не усматривает ничего особенно притеснительного для драматической литературы и сцены и жалобы на этот комитет объясняет оскорбленными авторскими самолюбиями. Возлагать ответственность за то, что творится в столичных театрах, на их директоров он находит несправедливым. Разбирая подробно деятельность директора театра, г. Аверкиев приходит к убеждению, что при данных условиях директор почти ничего не может сделать для сцены ни в художественном, ни в хозяйственном отношении, будучи связан по рукам и ногам мелочным контролем по части всяких расходов и бенефисного системой, которая делает распорядителями репертуара актеров-бенефициантов, причем деятельность директора сводится, в сущности, к подписыванию бумаг. Тою же бенефисного системой парализуются и талант актеров, и деятельность драматических писателей.
В статье г. Аверкиева эта сторона дела разработана весьма обстоятельно и вредные для театра последствия бенефисной системы выяснены как нельзя лучше. За границей каждый порядочный театр имеет свой репертуар, в который входят пиесы лишь известного рода, что дает театру определенную физиономию, сосредоточивает артистические силы труппы и представляет наилучшие условия для того, чтобы таланты вырабатывались в соответственном им направлении. Благодаря бенефисной системе наши столичные сцены лишены всякой физиономии: на одних и тех же подмостках, одними и теми же артистами исполняются у нас сегодня оперетка, завтра мелодрама, послезавтра фарс, затем трагедия. За границей хороший театр ставит в год весьма ограниченное число пиес, но ставит каждую пиесу обдуманно и старательно, не прежде как пиеса тщательно разучена и после многих репетиций. У нас при бенефисной системе пиесы сменяют друг друга, как мимолетные изображения в калейдоскопе. Почти каждую неделю появляется на сцене новая пиеса, а иногда и несколько новых пиес разом. Не ставить новых пиес нельзя, ибо публика не пойдет смотреть старые пиесы за двойные цены. Но хорошая постановка при такой многопиесности невозможна. Из общих денежных средств театра на постановку каждой пиесы приходится уделять недостаточные суммы. Ни на разучивание ролей, ни на репетиции актерам недостает времени: некогда не только изучать роли, но и просто их выучить. Нечего и говорить, как отзывается все это на ходе театральных представлений и как неблагоприятны подобные условия для развития сценических талантов. Но и это еще не все. При предоставленном бенефициантам выборе пиес для постановки на сцену художественные достоинства пиесы большею частью отходят на второй план: прежде всего берется в расчет, достаточно ли в пиесе действующих лиц, чтоб известное число актеров могли получать при ее представлении поспектакльную плату. Затем следует урезывание и уродование пиес, сокращение ролей единственно в видах облегчения их заучивания, -- условия, стесняющие авторов пиес хуже всякой театральной цензуры. Наконец, требуемая бенефисного системой погоня за новыми пиесами ведет к несправедливому распределению вознаграждения между их авторами, к уравнению талантов с бездарностями. Это вознаграждение зависит от числа представлений пиесы. Но для частого повторения хороших и имевших успех пиес недостает дней, занятых беспрестанными бенефисами и повторениями бенефисных, хотя и плохих, но зато новых пиес.
К чему такие порядки? Несправедливые по отношению к авторам, они невыгодны и актерам, которые вообще предпочитают бенефисам и неверной поспектакльной плате определенные цифры жалованья. Давно уже замечено, что свежие артистические силы, не прельщаясь ни бенефисами, ни платой по спектаклям, уходят в провинцию. Держится бенефисная система единственно в видах воображаемого сокращения казенных расходов на содержание театральных трупп. Г. Аверкиев убедительно доказывает ошибочность меркантильного расчета, лежащего в основании этой системы. Экономия, делаемая на жалованьи артистам, как выходит на поверку, поглощается разными вызываемыми этою системой непроизводительными расходами и сокращением сборов с публики при частых случаях неудачных бенефисов. Недаром же система бенефисов нигде ныне за границей не практикуется как невыгодная для содержателей театров. Если невыгоды этой системы для нашей театральной дирекции не особенно бросаются в глаза, то единственно вследствие казенной театральной монополии в столицах; единственно благодаря ей эта система и может еще кое-как держаться.
В театральной монополии, в недопущении конкуренции казенным театрам заключается главная причина печального положения, в каком находятся наши столичные сцены, и в устранении этой монополии г. Аверкиев видит единственное правильное решение нашего театрального вопроса. Мнение это высказывается уже не впервые; оно доказывалось тысячу раз, в основательности его все давно уже успели убедиться. Дело так просто и ясно, что приходится только удивляться, как может оно так долго оставаться вопросом. Для чего же нужна эта давно всеми осужденная театральная монополия, что побуждает так настойчиво за нее держаться? Почему частной предприимчивости в театральном деле открыт у нас полный простор везде, кроме столиц, где она могла бы быть особенно плодотворною? Если находить свободу театров вредною, то нельзя было бы допускать ее и в провинции. Притом свобода театров не устраняет правительственного надзора за ними. Правительство всегда может не разрешать открытия театра лицами неблагонадежными, равно как иметь надзор за тем, чтобы на частных театрах давались только дозволенные пиесы, и не допускать никаких излишеств при их исполнении. Притом гарантирует ли отсутствие частных театров от разного рода излишеств? Пиесы с известными тенденциями даются на казенных сценах сплошь и рядом, целыми сериями. Сколько раз также приходилось столичной публике быть в театрах свидетельницей выходок, направленных против некоторых правительственных мер, например против учебной реформы. Не обходится без излишеств и при исполнении некоторых игривых пиес каскадного характера. Если уж нельзя избежать этого, то было бы, конечно, лучше, если бы все это имело место не на казенных, а на частных сценах. В исполнении же на казенной сцене все это как бы снабжается штемпелем, свидетельствующим о признании и одобрении правительством. Надо думать, что на многое не совсем одобрительное в указанном отношении театральное начальство смотрит сквозь пальцы, чтобы не навлечь на себя нарекания в нетерпимости, в недопущении ничего уклоняющегося от определенной нормы, что при отсутствии других сцен равносильно полному запрету. Существование частных театров развязало бы руки театральному начальству и облегчило бы ему возможность устранить с подмосток Императорских театров все, чему на них неприлично быть.
Дело не в том, чтобы на место казенных театров поставить частные, а в том, чтобы допустить совместное существование тех и других. Многие жалеют, что одновременно с отменой монополии Императорской Академии наук в деле издания календарей прекратился выпуск академического календаря. Еще более, пожалуй, пришлось бы пожалеть, если бы за отменой театральной монополии последовало закрытие Императорских театров. За границей, при широкой свободе театров, повсюду признается полезным существование привилегированных театров. Боязнь, что казенные театры при существовании частных не выдержат конкуренции, едва ли основательна. Отсутствие конкуренции, как свидетельствует нынешнее положение этих театров, не спасло их от упадка; а между тем пример иностранных столиц показывает, что свободная конкуренция отнюдь не препятствует процветанию привилегированных театров. Конкуренция не позволяет им только держаться рутины и заставляет серьезно относиться к делу, заботиться об успешном его ходе. Но разве это не было бы желательно и для казенных театров?
Нам не случалось встречать ни одного сколько-нибудь серьезного аргумента против допущения свободы театров. Самый серьезный из них тот, что при свободе театров казна не могла бы извлекать дохода из своих театров, а напротив, тратилась бы на них. Но ни одно правительство не считает театра доходной статьей, повсюду некоторым театрам даются субсидии, возлагающие на них обязанность удовлетворять высшим художественным требованиям. У нас тоже ни на одну отрасль наук и искусств не смотрят как на доходные статьи. Напротив, все они пользуются правительственною поддержкой. Нет причин относиться иначе и к сценическому искусству.
Между тем, вдруг пронесся и смутил многих слух, будто бы театральное начальство вместо разрешения частной конкуренции предполагает распорядиться столичными театрами именно как арендного статьей, сдать их частным лицам в арендное содержание. Мы отказываемся верить такому слуху, хотя автор "Театрального вопроса" указаниями на меркантильные воззрения, укоренившиеся в нашем театральном управлении, и доказывает, что в этом слухе нет ничего особенно невероятного. При сохранении монополии отдача столичных театров в арендное содержание была бы тяжким ударом нашему сценическому искусству. Какими бы недостатками ни отличалось нынешнее казенное управление театрами, все же оно предпочтительнее самовластия откупщика. Эксплуатация театров казною все же представляет искусству хоть некоторые гарантии. От монополиста-спекулянта ему нечего ждать пощады. Сдача казенных театров в аренду могла бы оправдываться лишь при одновременном допущении свободной конкуренции. Такая мера могла бы быть весьма полезною, и мы желаем верить, что именно проект подобной меры и подал повод к слуху, наделавшему немало тревоги в театральном миpe и побудившему автора "Театрального вопроса" взяться за перо.
Москва, 24 июля 1875
Впервые опубликовано: Московские Ведомости. 1875. 25 июля. No 189.