"Весть" воспользовалась нашим объяснением, вызванным ее намеками и поспешила молвить приличное словцо по этому поводу.
Она находит, что вся беда заключается в нашем привилегированном положении, а привилегированность нашего положения достаточно явствует, по мнению руководителей "Вести", из наших собственных показаний. Если столь многие правительственные лица ищут вступить в особенные сношения с "Московскими Ведомостями", то это ясный признак, что наша газета находится в привилегированном положении: так заключает "Весть" и предуведомляет нас, что нам грозит на днях решение, которое положит конец тому, что она называет нашим привилегированным положением. Не желая уступить своему собрату, вдохновленному, конечно, ее же патронами, который писал в одну немецкую газету, что мы намерены взбунтовать крестьян и провозгласить республику, "Весть" в своей последней заметке, написанной тоном сообщения, считает тем более необходимым положить конец нашему привилегированному положению, что мы являем собой характеристический признак, сходственный с тем, какие предшествовали французской революции...
Итак, вот до какого скандала дошли, наконец, наши дела! А нам говорят, что все в них обстоит благополучно и что все, слава Богу, у нас здорово!..
Однако из показаний наших явствует совсем не то, что стараются из них вывести патроны "Вести". Из них выходит, напротив, что мы ни с одним из правительственных лиц не находимся в каких-либо особенных сношениях и что мы никогда не принадлежали ни к какой партии. Клевета хотела представить нас органом каких-то партий и объясняла происхождение некоторых наших статей сношениями с некоторыми административными лицами; мы назвали клевету ее именем и объявили, что привилегированность нашего положения разве только в том заключается, что никто и не пытался обратить нашу газету в свой орган. Мы сказали это и сделали оговорку. Было одно исключение, о котором мы не могли не упомянуть. Из многочисленного состава нашей администрации только одно лишь почтило нас предложением войти с ним в систематические сношения.
Кажется, это немного. И мы должны прибавить, что предложение это не имело в себе ничего, что могло бы оскорбить нашу честь. Точно так же не было ничего оскорбительного для нашей чести и в форме предложения, сделанного нам из Берлина. Не в том ли наша привилегированность, что даже берлинские политики, обыкновенно бесцеремонные и неразборчивые, не позволили себе обратиться к нам с обычными в подобных случаях грубыми приманками? Вот единственные, весьма скромные попытки, которых мы были предметом, и они шли не от тех сторон, на которые указывает клевета.
Что политические люди и разные партии стараются овладеть печатью, это факт общеизвестный. Много ли насчитывается органов в европейской печати, которые остаются недоступны посторонним влияниям и сохраняют во всей чистоте и силе свою независимость? Для того чтобы привлечь к себе попытки интриги, нет надобности быть каким-нибудь привилегированным органом. Интрига не гнушается никаким орудием, и наилучшим примером тому может служить сама "Весть".
Известно, на чьи деньги была основана и после поддержана эта газета. С другой стороны, официальными фактами в прошлом году было несомненно доказано, что она получает субсидии от польских помещиков Западного края. Наконец, она объявляла сама, что ее тенденции пользуются сочувствием и одобрением некоторых высших правительственных лиц, и цинически выдает себя их органом, осыпая недостойными ругательствами и клеветами других также правительственных лиц. В самом предостережении, которое она нам теперь делает, - в этой угрозе каким-то решением, которое должно нас постигнуть и которое в редакции "Вести" стало известно прежде, чем оно совершилось, - не обличается ли всякого рода роль, которую она играет, получая в то же время субсидии от помещиков Западного края?..
Возвращаемся к вопросу о привилегированности нашего положения, которое служит теперь главною темой интриги, направленной против нас.
Единственная привилегия, которою мы пользуемся, есть привилегия честных людей, которые не запятнали себя никаким предосудительным действием, которые старались на поприще своего служения приносить посильную пользу и которые понимали свой гражданский долг во всей его силе. Никто не может уличить нас, чтобы мы когда-нибудь и в чем-нибудь покривили нашей совестью: вот наша привилегия. Еще наша привилегия в том, что мы приняли на себя удары всех дурных партий, всю их злобу, все ожесточение их ненависти. Еще наша привилегия в том, что нас же провозглашают теперь мятежниками и врагами правительства и грозят предать нас истязателям.
Мы никому не мешали идти с нами одним путем и опередить нас в том, что зовут нашими привилегиями. Мы никому не препятствовали перенести все, что перенесли мы в тяжкие годы нашего служения, и дойти, наконец, до того, чтобы слышать теперь торжествующие угрозы и глумление тех самых партий, с которыми мы боролись, и боролись отнюдь не за свои интересы.
Впервые опубликовано: Московские ведомости. 1869. 16 ноября. No 250.