Ядринцев Николай Михайлович
Письма сибиряка из Европы

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Швейцария.

   

ПИСЬМА СИБИРЯКА ИЗЪ ЕВРОПЫ

ШВЕЙЦАРІЯ.

   Мелькнула предъ моими глазами Германія, нѣмецкіе города, деревни, старыя церкви, замки. Помню, что за Касселемъ въ сумрачное утро я увидѣлъ синія горы съ носящимися по нимъ туманами и темное ущелье, изъ-за котораго мрачно смотрѣлъ Вильгельмсгеэ. Мрачный замокъ, если ты предсталъ въ такое же сѣрое утро Наполеону III, навѣрно ощущеніе было не веселое. Въ это ущелье ввела Германія своего плѣнника. Что онъ чувствовалъ въ этихъ горахъ послѣ блестящаго Парижа! Островъ Эльба, Святая Елена и Вильгельмсгеэ, обладаютъ прекраснымъ климатомъ, но для Наполеоновъ они были Сибирью.
   Мои ощущенія въ это утро были иныя. Нѣмецкіе сады, нѣмецкая культура веселили глазъ, но я ждалъ еще нетерпѣливѣе Швейцарію. Вотъ онъ Bâle, или Базель, швейцарская таможня, забавный швейцарскій жандармъ въ старинной треуголкѣ и фракѣ, скорѣе архаическая диковина, чѣмъ представитель грознаго воинства. Нѣсколько швейцарскихъ военныхъ въ вагонѣ, напоминающихъ скорѣе добродушныхъ пейзанъ съ тяжелыми старинными саблями. Нѣтъ у нихъ прусской важности, чванства и военныхъ прусскихъ корсетовъ, французскій языкъ мѣшается съ нѣмецкимъ -- знакъ, что мы въ федеративной странѣ. Веселая болтовня въ вагонахъ, добродушный видъ спокойныхъ швейцарцевъ, и скоро роскошная горная природа сразу перенесли насъ въ другой міръ.
   Вотъ мы и въ Швейцаріи, поѣздъ мчится среди ущелій, насъ окружаютъ склоны горъ съ спускающимися лѣсами, точь въ точь Кузнецкая чернь, только породы деревьевъ другія. Вонъ чудныя синѣющія горы; для людей, незнакомыхъ съ горными видами, онѣ часто кажутся живописными фантастическими облаками на горизонтѣ, но я узналъ ихъ. Мнѣ показалось, что и эту синѣющую горную даль, и ущелья, и камни, и утесы эти гдѣ-то я видѣлъ. Вонъ тамъ, гдѣ вьется тропинка среди темнаго лѣса, что-то мелькаетъ: не черневой ли это татаринъ пробирается на конѣ, скользя по камнямъ? Мелькнула горная рѣчка. По Упала ли, или Найма шумитъ это, прыгая по камнямъ? Эти синѣющія горы напомнили мнѣ Удалу и первые виды предгорій близъ Чергачака {Удала селеніе въ Алтаѣ, какъ и Чергачакъ, Удала и Пай для горныя рѣчки Алтая.}! На меня пахнуло старымъ знакомымъ горнымъ воздухомъ. Неужели я опять тамъ?!
   Съ громомъ въѣзжаетъ поѣздъ въ темный тоннель, мы мчимся во мракѣ нѣсколько секундъ, а потомъ вдругъ свѣтлая чудная долина, вдали швейцарскія веселыя деревни, на скалахъ замки, капеллы, а вотъ и сверкающая зелеными альпійскими водами Лара. Такъ это сонъ, я не въ родной пустынѣ, а въ многолюдныхъ швейцарскихъ долинахъ, наполненныхъ жизнью, населеніемъ. Я въ странѣ, гдѣ не одна береза ласкаетъ взоръ, а вьются виноградники, гдѣ каждый шагъ обработанъ, культированъ, гдѣ все искусство, и горы по капризу и велѣнію человѣка не грозныя чудовища-исполины, не миѳическія существа, подавляющія человѣка и наводящія страхъ, не Яики (священныя горы алтайцевъ), на которыя выѣзжая я привязывалъ шерстяную яламу (ленту) къ священному обо (языческій жертвенникъ), гдѣ преклонялись мои инородцы,-- нѣтъ! это были покорные, послушные камни, въ рукахъ европейскаго зодчаго и инженера. Ущелья отступили и дали мѣсто человѣку, скалы отодвинулись или разсыпались во прахъ передъ могуществомъ человѣческой руки, пропасти набросили мосты, кручи стали пологи, хребты и горы открыли свои заповѣдныя галлереи съ слезящимися стѣнами, съ кристаллами горныхъ породъ и таинственно провели въ нихъ человѣка съ тѣмъ, чтобы вывести въ свѣтлыя долины, открывъ отступающую горную декорацію среди мирной, тихой деревенской жизни.
   Я сравнилъ теперь свой мгновенный дѣтскій страхъ при въѣздѣ въ тоннель съ тѣмъ чувствомъ, которое охватывало меня въ долинѣ Чулышмана. Тамъ стояли страшныя величественныя громады, ущелья походили на геологическія расщелины, оставшіяся зіяющими со времени мірозданія. Огромные выдающіеся утесы висѣли надъ головами и наводили трепетъ, груды чудовищныхъ, причудливыхъ камней, которые схвачены такъ хорошо на рисункахъ Чихачева (Voyage scientifique dans l'Altai oriental. Paris. 1885.), поражали глазъ своей величиной. Предъ ними всадникъ былъ миніатюрной игрушкой, они были бы насмѣшливымъ пьедесталомъ для него, если бы онъ захотѣлъ порисоваться, взобравшись на нихъ. Эти камни у суевѣрнаго дикаря носятъ названіе окаменѣлыхъ богатырей, заколдованныхъ навѣки послѣ своихъ древнихъ подвиговъ. Когда-то эти камни падали въ долины, сокрушая все по дорогѣ. Въ этой долинѣ, когда я вздумалъ разъ беззаботно остановиться и удержалъ лошадь, я услышалъ грозный шумъ, похожій на отдаленный раскатъ грома, и увидѣлъ блѣдное лицо проводника, онъ успѣлъ крикнуть мнѣ только: ташъ! (камень) -- и понесся какъ сумасшедшій верхомъ, я послѣдовалъ за нимъ. Проскакавъ съ полверсты, я узналъ, что сзади насъ пронеслась каменная лавина, одинъ изъ тѣхъ страшныхъ камней, которые лежатъ въ этихъ долинахъ, но которые когда-то здѣсь совершали опустошенія и жертвою которыхъ можетъ сдѣлаться великій господинъ природы, подобно раздавленной мухѣ. Въ европейской Швейцаріи уже это невозможно. Человѣкъ покорилъ громады и раздавилъ ихъ, а не онѣ раздавили ого!
   Я помню, какъ тамъ (въ Алтаѣ) въ нашей Швейцаріи мы пробирались по извилистымъ крутымъ тропинкамъ, дѣлая зигзаги по кручамъ, а внизу у насъ сверкали пропасти. Я помню путь по Аргуту, когда онъ съ бѣлою пѣною шумѣлъ и бился въ ущельѣ, въ то время, какъ мы лѣпились, какъ мухи на верху, вспомнилъ странствія въ непроходимыхъ лѣсахъ по топкимъ тропинкамъ, эти перевалы, ночевки на чистомъ воздухѣ, и сравнилъ теперь свой путь, въ спокойномъ вагонѣ. Здѣсь не было дикой поэзіи пустыни, не было этого благоговѣйнаго трепета, первобытнаго ужаса; путь былъ удобенъ, чувства, впечатлѣнія были спокойны.
   Мы минуемъ мирныя долины, ноля, заселенные города, расположившіеся въ долинахъ и на красивыхъ террасахъ. Нотъ Вернъ, старинный швейцарскій городокъ, столица федеральнаго правительства. Какъ этотъ скромный городокъ не похожъ на другія пышныя, чопорныя столицы! Это скорѣе уѣздный городокъ съ тихою мирною жизнью: узенькія улицы, старый готическій соборъ съ причудливыми часами, маленькій рынокъ, аркады надъ панелями, фонтаны XVI столѣтія и Bundes-Rathhaus, парламентъ, и университетъ -- два центра народной жизни. Какая простота, подумаешь,-- нѣтъ шуму, жизнь установилась, она идетъ среди труда, спокойствія и свободы. Городъ окруженъ аллеями, садами, гдѣ гуляютъ швейцарки въ своихъ скромныхъ чорныхъ платьяхъ съ серебряными цѣпями эксельбантами, возя съ собою маленькія колясочки съ румяными, здоровыми дѣтьми. Вдали сверкаютъ снѣгами Бернскія Альпы.
   Я присматривался къ этому сочетанію древности и покой культуры города, которое вездѣ поражаетъ глазъ. Смотрю на стиль собора XV вѣка, присматриваюсь къ его забавнымъ часамъ съ дѣтскими куклами, пѣтухомъ, шутомъ и рыцаремъ на колокольнѣ; меня удивляетъ, какъ сохранилось уродливое изображеніе Kinderfresser'а, пожирателя дѣтей, стоящаго подъ фонтаномъ, намекающее на какое-то средневѣковое событіе. Но у швейцарцевъ связано все это съ своей исторіей, съ своей традиціей. Оригинальные слѣды наложила эта исторія на швейцарскіе города. Странно иногда мирить и великія историческія событія, и эту дѣтскую традиціонную любовь къ старымъ бездѣлушкамъ. Въ Бернѣ особенно чтутъ медвѣдя, я встрѣчаю его на всѣхъ монументахъ, на всѣхъ гербахъ, это девизъ бернцевъ. Любопытно видѣть, какъ этотъ сѣверный звѣрь, обитатель нашихъ лѣсовъ, здѣсь пользуется самой нѣжной привязанностью. Мало того, что имъ изукрашены статуи, что онъ изображается на всѣхъ вещахъ, -- какое-то старинное семейство медвѣдей ведетъ нескончаемый родъ въ одномъ изъ парковъ Берна. Швейцарцы не боятся насмѣшекъ и чтутъ своихъ медвѣдей. Когда-то у человѣчества былъ особый культъ медвѣдю. Я вспомнилъ здѣсь цѣлую теорію моего ученаго друга земляка объ этомъ древнѣйшемъ культѣ. Бернцы не испугались своего роднаго историческаго символа. За то я вспомнилъ, какъ мы стыдимся нашего роднаго медвѣдя.
   Національныя привязанности швейцарцевъ къ всему ихъ родному меня поражали. Я воображалъ ранѣе швейцарцевъ какими-то космополитами, они такъ много силъ и способностей отдавали другимъ націямъ. Отряды швейцарцевъ защищаютъ французскаго короля и умираютъ съ нимъ; швейцарцы даютъ контингентъ педагоговъ всему міру, швейцарки вскармливаютъ и нянчатъ дѣтей всѣхъ націй, и тѣмъ не менѣе сколько еще сосредоточиваютъ они любви на своемъ маленькомъ отечествѣ.
   Въ Бернѣ я посѣтилъ два музея, археологическій и естественно-историческій; оба музея составляютъ гордость Швейцаріи. Богатая археологическая коллекція красуется въ первомъ: здѣсь свайныя постройки, каменныя орудія, бронзовыя орудія и множество любопытныхъ палеонтологическихъ находокъ. Швейцарія обогатила въ числѣ первыхъ археологію Европы.
   Въ этнографическомъ отдѣленіи я увидѣлъ массу предметовъ и всевозможныхъ рѣдкостей, начиная съ плаща австралійскаго короля, доставленнаго Кукомъ, изъ разноцвѣтныхъ перьевъ птицъ, и кончая русской деревянной чашкой, пріобрѣтенной у самоѣдовъ. Швейцарцы свезли эти вещи съ разныхъ концовъ свѣта. Интересно, что каждый швейцарецъ, куда бы ни закинула его судьба: въ Китай, на Сандвичевы острова или въ Америку, считалъ своимъ долгомъ послать какую либо коллекцію въ родной музей. Привязанности этихъ дѣтей Швейцаріи остаются въ родномъ домѣ. Въ самомъ космополитизмѣ швейцарцевъ видна память объ ихъ маленькой Швейцаріи.
   Я вспомнилъ вашъ Минусинскій музей и ту кропотливую работу по собиранію этнографическихъ и археологическихъ рѣдкостей, которая идетъ здѣсь. Я желалъ, чтобы также росли паши маленькіе музеи и каждый изъ нашихъ земляковъ, гдѣ бы онъ ни находился, не забывалъ послать подарокъ своей родинѣ.
   Тихая жизнь Берна такъ располагаетъ къ занятію наукой. Въ Верпѣ, въ семьѣ моего друга, милаго профессора И., вблизи университета, музеевъ, у подножія этихъ величественныхъ горъ, я забывался и чувствовалъ олимпійское спокойствіе. Здѣсь не было бурь, волненій, страсти, жолчи, проклятій! Я понялъ, какъ швейцарская свобода и тишина настраиваетъ мирно людей, какъ спокойно они могли отдаваться здѣсь наукѣ, погружаясь безмятежно въ нее нацѣлую жизнь, сколько въ этой странѣ было ученыхъ, изобрѣтателей, сколько школъ и филантропическихъ заведеній раскинулось среди мирной жизни! Въ Швейцаріи бьютъ въ барабанъ только школьники, а на трубахъ играютъ одни пастухи. Даже пушки палятъ въ этой странѣ только для резонанса за 50 сантимовъ для путешественниковъ. Когда смотришь на здоровыхъ и флегматически спокойныхъ швейцарцевъ, затрудняешься сказать, бываютъ ли у нихъ драмы, волненія, катастрофы. За то мятежный путешественникъ иностранецъ часто приноситъ ихъ и на мирныя поля Швейцаріи.
   Вотъ вилла въ окрестностяхъ Берна, гдѣ розыгрался романъ одного великаго нѣмецкаго писателя. Здѣсь жила коварная Елена Дённигесѣ, въ видѣ прелестной дѣвушки, которая стоила столькихъ мукъ душѣ европейскаго титана. Образъ этого человѣка, могучій и страстный, красивый и гордый, съ огнемъ Прометея въ глазахъ, съ геніемъ на челѣ и печатью смерти, часто являлся мнѣ въ этихъ аллеяхъ. Я представлялъ себѣ, какъ онъ мучился, какъ ревновалъ, какъ онъ метался по этимъ аллеямъ, гдѣ такъ спокойно гуляютъ швейцарскія фрау съ своими медвѣдеобразными буржуа. Обуреваемый, сжигаемый страстью, этотъ человѣкъ не нашелъ блаженства въ мѣщанской Швейцаріи и палъ какъ молодой орелъ, подстрѣленный соперникомъ близь Женевы.
   Человѣческій духъ такъ капризенъ и, когда у одного этотъ воздухъ и горы заставляютъ погрузиться въ безмятежный покой, даютъ отдыхъ, блаженство, у другаго болятъ старыя раны, грудь рвутъ "проклятые вопросы" и чудныя голубыя Альпы не даютъ заглушить міровой тоски. Можетъ быть, поэтому чужеземцу не сидится въ Швейцаріи на одномъ мѣстѣ, онъ подвиженъ, безпокоенъ и старается въ смѣнѣ впечатлѣній заглушить то, что щемитъ внутри.
   Я также не знаю, какъ очутился на дорогѣ изъ Берна къ женевскому озеру. Опять цѣпь Альпъ и лѣсистыя горы, напоминающія паши "Синюхи". Поѣздъ то спускается въ ущелья, то поднимается на высоты, то огибаетъ горы; дорога извивается и вьется по кручамъ, и кругомъ открываются широкія, дивныя панорамы. Вотъ крѣпость, городъ Фрибургъ, долина Ромовъ, на высотѣ и точка перевала. Я припомнилъ наши перевалы, припомнилъ подъемъ нашего тяжелаго экипажа на перевалъ близь Устькаменогорска. Мы поднимались по ручью, повозка громыхала по камнямъ, медленно, почерепашьи мы лѣзли въ гору, иртышскій казакъ помахиваетъ кнутикомъ, жара печетъ, усталыя лошади выбиваются изъ силъ.
   Здѣсь же мы несемся по горамъ и спускамъ на крыльяхъ вѣтра, быстро пробѣгая тоннели. Вотъ Сиверьё и выѣздъ въ чудную зеленую равнину, съ массой раскиданныхъ въ ней швейцарскихъ домиковъ, вдали городокъ Oron de la ville, Шексбре. Опять тоннель, мы влетѣли въ него, на минуту скрылся свѣтъ и окружающіе виды: точно вы закрыли глаза или очутились въ темной залѣ, въ перерывъ между туманными картинами. Послѣ этой темноты открывающіеся виды блещутъ еще ослѣпительнѣе.
   Выскочивъ изъ одного подобнаго тоннеля, вы видите вдругъ передъ собой знаменитый Леманъ -- Женевское озеро. Я увидѣлъ его и узналъ альпійское озеро по цвѣту воды. Вонъ синѣющія горы, вонъ горная дымка и туманъ, заволакивающій дальнія вершины, выси и облака. Все это напоминало Телецкое озеро, только все это тоньше, нѣжнѣе, пластичнѣе.
   У подножія этого озера не было пустынныхъ береговъ, здѣсь лежали города, деревни, которые представлялись съ вышины точно вырисовывавшимися въ планѣ, берега усѣяны виноградниками. Предстала Лозанна, залитая солнцемъ, красивѣйшій городокъ Швейцаріи. Поѣздъ сталъ. Какая суетня, шумъ, движеніе, желѣзныя дороги, точно вены, скрещиваются здѣсь, поѣзда несутъ жизнь и питаніе, какъ кровяные шарики, цѣлыя толпы народа мелькаютъ безпрестанно. Швейцарцы совершаютъ обыденное движеніе по этимъ дорогамъ, другая часть -- иностранцы: это толпа безпокойная, нервная, впечатлительная, любопытная. Она пожираетъ глазами красоты Швейцаріи.
   Мы торопимся садиться въ вагоны. Дождь застилаетъ виды, но въ туманѣ видны легкіе абрисы горъ и роскошнаго озера, что дѣлаетъ его еще болѣе фантастичнымъ. Поѣздъ мчится по берегу озера. Городки, церкви, мосты, чудныя виллы, обвитыя зеленью, переносятъ васъ въ другой міръ, невѣдомый доселѣ.
   И я вспомнилъ наши бомы, и тѣ невѣроятныя усилія, которыя мы употребляемъ, проѣзжая ихъ съ вьюками, на разстояніи нѣсколькихъ верстъ {Бомы -- скалы, или пригоры, подходящіе къ рѣкѣ и препятствующіе проѣзду. Въ горномъ Алтаѣ на нихъ проложены тропинки, но которымъ едва идутъ верховыя и вьючныя лошади, рискуя свалиться въ пропасть, дорога адская. Такимъ путемъ совершается сообщеніе и провозятся товары по Чуѣ къ границамъ Китая.}. Я вспомнилъ нашу злосчастную Чуйскую дорогу, которую мы не можемъ преодолѣть, хотя разработать ее нужно только на нѣсколько верстъ. Вспомнилъ печальный финалъ этой дороги и отчаяніе моего друга, молодаго инженера, который тщетно строилъ планы и остановился не передъ скалами, которыя такъ легко было сокрушить, по предъ канцелярскимъ равнодушіемъ, которое сильнѣе самыхъ скалъ. Наши бомы остаются непроходимыми, хотя нужны небольшія средства и силы сдѣлать чрезъ нихъ торную дорогу въ Китай.
   Но вотъ здѣсь тѣ же горы, тѣ же скалы, а мы прорѣзываемъ ихъ съ такою быстротою и легкостью. Цѣлые корридоры и огромные тоннели, идущіе спиралями въ этихъ горахъ, выводятъ въ свѣтлыя долины.
   Надобно видѣть эти тоннели, въ которыхъ ѣдешь нѣсколько минутъ, эти віадуки, висячіе мосты, эти чудеса искусства, проходы, укрѣпленія надъ безднами, превращеніе ущелій и пропастей въ проходимыя мѣста, сооруженія надъ бурными горными рѣками, стоитъ сообразить тѣ усилія, бездну искусства, которыя положены здѣсь, чтобы понять, что это стоило человѣку!
   Когда я проѣзжалъ С.-Готардъ, направляясь изъ Швейцаріи въ Италію, видя страшныя горы и отвѣсные утесы, такъ живописно теперь окружающіе дорогу, а когда-то страшные и грозные,-- я припомнилъ изъ своего дѣтства картинку, висѣвшую въ моей спальнѣ "Переходъ Наполеона чрезъ C.-Готардъ". Онъ сидѣлъ съ своимъ классическимъ спокойствіемъ въ знаменитой треугольной шляпѣ и сѣромъ сюртукѣ, верхомъ на арабской лошади, у ногъ его ползли облака, а надъ нимъ леталъ альпійскій орелъ, снѣжное поле его окружало. Великій полководецъ переходилъ Альпы. Когда мнѣ разсказывали о его подвигѣ, мнѣ представлялась эта громадная армія, лѣзущая по кручамъ, по обрывамъ, люди падаютъ, изнемогаютъ, но ползутъ, сзади везутъ пушки, люди, лошади срываются въ пропасти, но идутъ. Его желѣзной волѣ захотѣлось перевести съ собой великую армію во что бы то ни стало и она перейдетъ, сколько бы ей ни стоило это. Когда я былъ ребенкомъ, я удивлялся этому героизму, но впослѣдствіи я узналъ, что такое былъ Наполеонъ. Конечно, много отваги, рѣшимости нужно, чтобы идти и тащить за собою людей въ снѣговыя горы, среди дикихъ ущелій; я зналъ о подвигахъ и другихъ полководцевъ. Но теперь мнѣ рисовался другой Наполеонъ, тотъ, который не перешелъ, а просверлилъ эти горы своимъ трудомъ, кто преодолѣлъ ихъ искусствомъ, и тѣмъ совершилъ величайшую побѣду цивилизаціи и культуры. Этимъ Наполеономъ былъ швейцарскій крестьянинъ!

Н. Я--цевъ.

"Восточное Обозрѣніе", No 42, 1885

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru