Въ одинъ зимній вечеръ, въ исходѣ 1800 года, молодой медикъ, только что окончившій курсъ, сидѣлъ у огонька въ своей маленькой комнатѣ, прислушиваясь къ вѣтру, который глухо вылъ, и крупными каплями дождя билъ въ окна. Ночь была сырая и холодная; протаскавшись цѣлый день по водѣ и по грязи, онъ теперь въ халатѣ и туфляхъ отдыхалъ въ какомъ-то усыпленіи, давши полную волю своему пламенному воображенію. Во-первыхъ, онъ думалъ о томъ, какъ бы сильно дулъ вѣтеръ, и холодный дождь билъ бы ему въ лицо, если-бы онъ не отдыхалъ такъ покойно дома. Потомъ мысли перенесли его на родину; онъ воображалъ, съ какою радостью встрѣтятъ его друзья, и какъ счастлива будетъ Роза, когда узнаетъ, что онъ получилъ дипломъ, и уже можетъ на ней жениться. Потомъ онъ думалъ о темъ, когда явится его первыйпаціентъ, или то волѣ Провидѣнія онъ никогда не будетъ имѣть паціентовъ; и потомъ онъ опять сталъ думать о Розѣ, и сталъ засыпать, и спалъ до тѣхъ поръ, пока услышалъ ея нѣжный голосъ и почувствовалъ ея руку на своемъ плечѣ.
Но на плечѣ его лежала не маленькая, нѣжная ручка Розы, а тяжелая рука толстаго, круглолицаго мальчика, который, за одинъ шиллингъ въ недѣлю, исполнялъ всѣ его порученія. Въ свободное-же время онъ спалъ или ѣлъ пеперментовыя лепешки.
-- Дама, сударь, дама!-- прошепталъ мальчикъ, толкая своего господина.
-- Какая дама?-- спросилъ молодой медикъ, не довѣрявшій вполнѣ своему сну, и ожидая встрѣтить Розу.-- Какая дама? гдѣ?
Медикъ взглянулъ на дверь, и вздрогнулъ, увидя нежданнаго посѣтителя.
Высокая женщина, одѣтая въ глубокій трауръ, стояла такъ близко къ двери, что ея лицо почти прикасалось къ стеклу. Она была вся закутана въ черную шаль, и на лицо спущено было черное покрывало. Она стояла совершенно прямо какъ вполнѣ показывалъ высокій ростъ ея, и хотя медикъ чувствовалъ, что ея глаза изъ-за покрывала были устремлены на него, но онъ стоялъ неподвижно, вперивъ въ нее безпокойный, недовѣрчивый взглядъ, смѣшанный съ невольнымъ, сверхъестественнымъ ужасомъ.
-- Вамъ угодно посовѣтоваться со мною?-- спросилъ онъ запинаясь, и отворяя дверь.
Женщина наклонила голову въ знакъ согласія.
-- Не угодно ли вамъ войти,-- сказалъ онъ учтиво.
Медикъ подвинулъ стулъ къ камину и просилъ посѣтительницу садиться. Таинственная женщина тихо подошла къ нему, и когда огонь освѣтилъ черное платье, медикъ замѣтилъ, что оно было насквозь промочено дождемъ и забрызгано грязью.
-- Вы совсѣмъ промокли,-- сказалъ онъ.
-- Да!-- отвѣчала незнакомка тихимъ голосомъ.
-- Вы нездоровы?-- спросилъ съ участіемъ медикъ, видя, что голосъ женщины выражаетъ страданіе.
-- Да я больна, очень больна,-- отвѣчала она:-- но не тѣлесно -- душевно. Но я пришла къ вамъ не для себя, или для моего здоровья. Если бы я изнемогала подъ болѣзнію тѣла, то никогда бы не пришла сюда одна, въ такой часъ и въ такую ночь: и если бы я боролась со смертью только сутками прежде, видитъ Богъ, съ какою радостью сошла бы я въ могилу. Но я пришла просить вашей помощи для другого. Быть можетъ, я безумствую, прося объ этомъ. Но каждую ночь, среди долгихъ часовъ безсонницы, хотя я съ отчаяніемъ вижу, что людская помощь ему уже безполезна, ужасная мысль положить его въ могилу -- убиваетъ меня! И она затрепетала.
Въ голосѣ незнакомки была какая-то безнадежная грусть, тронувшая сердце юноши. Онъ былъ новичкомъ въ своемъ званіи, и не былъ свидѣтелемъ несчастій, которыя людей, привыкшихъ видѣть ихъ ежедневно, дѣлаютъ неспособными къ чувству состраданія.
-- Если,-- сказалъ онъ, быстро вставая:-- особа, о которой вы говорите, находится въ такомь бѣдственномъ состояніи, то не должно терять ни одной минуты. Я тотчасъ иду за вами. Зачѣмъ вы прежде не послали за лѣкарствами?
-- Потому что они были безполезны прежде; потому что они безполезны даже и теперь,-- отвѣчала женщина, съ отчаяніемъ сжавши руки.
Медикъ взглянулъ на черное покрывало, какъ бы стараясь подъ нимъ прочесть выраженіе лица; но оно было непроницаемо для его взгляда.
-- Вы больны,-- сказалъ онъ коротко,-- хотя вы сами объ этомъ не знаете. У васъ сильная лихорадка;-- вы утомились. Подкрѣпите себя,-- сказалъ онъ,-- подавая ей стаканъ воды,-- потомъ старайтесь спокойно сказать мнѣ, чѣмъ страдаетъ больной, и давно ли онъ захворалъ. Я готовъ сдѣлать все, что будетъ отъ меня зависѣть, и готовъ тотчасъ за вами слѣдовать.
Незнакомка поднесла стаканъ къ губамъ, не поднимая покрывала, и потомъ опять опустила его на столъ, заливаясь слезами.
-- Я знаю,-- сказала она, громко рыдая: -- что то, что я скажу вамъ, покажется вамъ бредомъ горячки. Мнѣ уже сказали это люди, менѣе учтивые, нежели вы. Я не молода; но говорятъ, что когда жизнь приходитъ къ концу, то послѣдній остатокъ ея дѣлается для насъ дороже всѣхъ прежнихъ лѣтъ, дороже воспоминанія о погибшихъ друзьяхъ, о дѣтяхъ, увядшихъ во цвѣтѣ лѣтъ. Мнѣ остается уже немного жить, и поэтому я еще дорожу жизнью; но безъ вздоха, съ радостью я отдала бы ее, если бы то, о чемъ я скажу вамъ, было сномъ или ложью. Я знаю, что завтра утромъ тотъ, о комъ я говорю вамъ, хотя бы я отдала все, чтобы только это было иначе. Онъ будетъ уже внѣ людской помощи; и, однако, теперь ночью, хотя онъ въ смертной опасности, вы не должны видѣть его, и не можете помочь ему.
-- Я не стану увеличивать вашего безпокойства,-- сказалъ молодой человѣкъ -- разспросами о томъ, что вы хотите скрывать, но въ вашемъ разсказѣ есть такія несообразности, которыхъ я никакъ не могу согласить между собою. Эта особа умираетъ ночью, и я не могу ея видѣть, тогда какъ помощь моя, можетъ быть, ей необходима; вы говорите; что завтра она будетъ уже безполезна, и между тѣмъ не хотите показать мнѣ больного. Если онъ въ самомъ дѣлѣ такъ для васъ дорогъ, какъ показываютъ ваши слова и чувства, то зачѣмъ не хотите вы стараться спасти жизнь его прежде, нежели всѣ усилія мои будутъ тщетными.
-- Богъ поможетъ мнѣ!-- вскричала незнакомка, горько рыдая.-- Какъ я могу надѣяться, что чужой человѣкъ повѣритъ тому, что мнѣ самой кажется невѣроятнымъ! Нѣтъ, вы не увидите его!-- прибавила она, быстро вставая.
-- Я не говорю, что непремѣнно хочу его видѣть,-- отвѣчалъ медикъ,-- но предупреждаю васъ, что ежели въ такомъ отчаянномъ состояніи больной умретъ, вся отвѣтственность ляжетъ на васъ.
-- Отвѣтственность тяжело ляжетъ на кого-нибудь другого,-- горько отвѣчала незнакомка.-- Впрочемъ, что бы ни пало на меня, я все готова сносить, и за все отвѣчать.
-- Какъ я не нахожу ничего болѣе сказать вамъ, то завтра я буду къ больному, если вы оставите мнѣ адресъ. Въ которомъ часу его можно видѣть?
-- Итакъ, ежели я дамъ вамъ наставленія, какъ обращаться съ нимъ во время ночи, вы не будете въ состояніи помочь ему?
Женщина горько заплакала и отвѣчала: "Нѣтъ".
Видя, что нельзя имѣть никакой надежды узнать о состояніи больного, и щадя чувствительность женщины, которую ей трудно было скрывать предъ свидѣтелемъ,-- молодой человѣкъ повторилъ свое обѣщаніе быть на другой день утромъ въ назначенный часъ, и незнакомка, оставивши ему адресъ въ самую отдаленную часть Вельворта, вышла изъ дома съ такою же таинственностью, какъ и явилась.
Должно замѣтить, что этотъ необыкновенный визитъ произвелъ сильное впечатлѣніе на душу молодого медика, и онъ долго старался объяснить себѣ это странное происшествіе. Но, чуждый предразсудковъ, онъ часто читалъ и слышалъ о тѣхъ необыкновенныхъ случаяхъ, когда предчувствіе смерти оправдывалось въ самый тотъ день и въ ту самую минуту. Были часы, въ которые ему казалось, что онъ находится именно въ такомъ положеніи, и вспомня разсказы о томъ, что иногда смерть являлась людямъ предвозвѣстницею самой себя, онъ сталъ думать о таинственной женщинѣ. Правда, она говорила о другомъ,-- и невозможно было подумать, что разстроенное воображеніе или бредъ заставляли ее говорить съ такою ужасною увѣренностью о предстоящемъ несчастіи. Невозможно, чтобы человѣка умертвили утромъ, и женщина, связанная какою-нибудь ужасною клятвою, боялась избавить жертву и, желая спасти ее, если можно, по совершеніи злодѣйства, прибѣгала къ помощи искусства. Мысль о такихъ происшествіяхъ за двѣ мили отъ столицы показалась слишкомъ невѣроятною и неосновательною молодому человѣку. Потомъ впечатлѣніе, которое произвела на него незнакомка,-- разсѣивалось, исчезало, и онъ готовъ было вѣритъ ея безумію; но сомнѣніе снова овладѣвало его мыслями, и во все время безсонной ночи онъ не могъ изгнать изъ воображенія черное покрывало.
Крайняя часть Вельворта, по большей отдаленности отъ города, пустынное, бѣдное мѣсто даже и теперь; но тридцать пять лѣтъ назадъ большая часть его была не многимъ лучше пустоши, обитаемой людьми весьма подозрительными, которымъ бѣдность не позволяла жить въ какомъ-нибудь другомъ мѣстѣ, и которыхъ родъ жизни и привычки дѣлали это убѣжище особенно для нихъ подходящимъ; большая часть домовъ, которые видны теперь со всѣхъ сторонъ, тогда не были еще построены; а кое-гдѣ виднѣлись ветхія, полуразрушенныя лачужки.
Проходя по болотамъ и по грязи, разспрашивая объ указанномъ мѣстѣ, и получая множество противорѣчащихъ и недостаточныхъ отвѣтовъ, молодой человѣкъ достигъ, наконецъ, домика, о которомъ говорила ему незнакомка. Это было небольшое, низкое строеніе, въ одинъ этажъ, самой печальной и не обѣщающей добра наружности. Одно окно было задернуто старой желтой занавѣской, а у остальныхъ были заперты ставни, но такъ, что дневной свѣтъ могъ, хотя слабо, проходить въ комнату. Домъ этотъ стоялъ одиноко, далеко отъ другихъ, на самомъ концѣ, и за нимъ не было никакихъ другихъ строеній.
Если мы скажемъ, что другъ нашъ медлилъ, и нѣсколько времени прохаживался передъ домомъ, не рѣшаясь взяться за замокъ, то не думаемъ, что это сорветъ улыбку у самаго смѣлаго читателя. Въ то время полиція Лондона была не тѣмъ, что теперь; отдаленныя мѣста, которыя страсть строиться и успѣхи сообщенія не сблизили еще съ главными частями города и его окрестностями, служили убѣжищемъ людямъ подозрительнымъ и неисправимымъ. Даже улицы лучшихъ частей Лондона въ то время освѣщались не особенно тщательно, а мѣста, подобныя этимъ, совершенно оставались на произволъ луны и звѣздъ. Такимъ образомъ люди, привыкшіе жить на счетъ другихъ, находили здѣсь средства грабить и скрывать награбленное. И молодой медикъ, проведши нѣкоторое время въ госпиталяхъ столицы, самъ увѣрился, какъ часты насилія и убійства. Сообразивши всѣ эти обстоятельства, онъ медлилъ; но минута нерѣшимости прошла, и, собравши все свое мужество, онъ тихо постучалъ съ дверь.
Тихій шепотъ послышался въ домѣ, какъ будто на другомъ концѣ кто-то изъ окна разговаривалъ съ человѣкомъ, стоявшимъ внѣ дома;-- потомъ раздались изнутри тяжелые шаги человѣка, подходившаго къ двери. Дверь тихо отперли и человѣкъ высокій, съ черными всклокоченными волосами, и блѣднымъ, какъ у мертвеца, лицомъ, вышелъ изъ дома.
-- Войдите,-- сказалъ онъ тихо.
Медикъ вошелъ, и человѣкъ, слова заперевъ дверь, ввелъ его въ небольшую залу, находившуюся въ концѣ корридора.
-- Во-время ли пришелъ я?-- спросилъ онъ съ безпокойствомъ.
-- Слишкомъ рано,-- отвѣчалъ проводникъ. Медикъ съ изумленіемъ, смѣшаннымъ съ ужасомъ, обернулся, и устремилъ на него глаза.
-- Впрочемъ, если вы подождете здѣсь минутъ десять, то васъ не задержатъ,-- сказалъ проводникъ.
Медикъ вошелъ въ комнату; человѣкъ заперъ за нимъ дверь и оставилъ его одного.
Черезъ нѣсколько минутъ онъ услышалъ стукъ повозки. Стукъ замолкъ. Дверь на улицу отворилась, послышался тихій разговоръ, сопровождаемый шелестомъ шаговъ по лѣстницѣ, какъ будто бы нѣсколько человѣкъ несли вверхъ какое-нибудь тяжелое тѣло. Скрипъ лѣстницы чрезъ нѣсколько минутъ возвѣстилъ, что они уже отнесли свою ношу, и оставили домъ. Дверь снова затворилась, и наступило прежнее молчаніе.
Прошло еще пять минутъ, и медикъ уже готовъ былъ идти искать кого-нибудь, чтобы узнать, чѣмъ все это кончится,-- когда дверь въ комнату отворилась, и его вчерашняя посѣтительница, одѣтая какъ и прежде, съ покрываломъ, спущеннымъ на лицо, сдѣлала ему знакъ слѣдовать за ней. Ея необыкновенно высокій ростъ и всегдашнее молчаніе, наполнили молодого человѣка сомнѣніемъ, не былъ ли то переодѣтый мужчина. Но прерывистыя рыданія, слышавшіяся изъ подъ покрывала, и судорожное движеніе грусти и отчаянія, показали всю нелѣпость его предположенія, и онъ немедля послѣдовалъ за нею.
Женщина повела его вверхъ по лѣстницѣ, и остановилась у двери, чтобы пропустить впередъ. Въ комнатѣ, въ которую вошелъ онъ, стоялъ старый сундукъ, нѣсколько стульевъ и кровать безъ занавѣсокъ, покрытая ветхимъ, изорваннымъ одѣяломъ. Слабый свѣтъ проникалъ сквозь занавѣску, и, дѣлая всѣ предметы неявственными, сообщалъ имъ какой-то странный цвѣтъ, такъ, что сначала медикъ не могъ различить предмета, на которомъ остановились глаза его, когда женщина, какъ бы въ безуміи, бросилась впередъ, и упала на колѣна передъ постелью.
На кровати, закутанный въ одѣяло и полотно, лежалъ человѣкъ бездыханный и недвижный. Лицо его было открыто, но перевязка скрывала часть головы и подбородокъ. Глаза были закрыты. Лѣвая рука отвисла къ полу, и женщина судорожно сжимала ее.
Женщина бросилась къ ногамъ его и всплеснула руками:
-- О, не говорите такъ,-- вскричала она съ отчаяніемъ,-- не говорите, я не перенесу, я не могу перенести этого! Иногда людямъ возвращали жизнь, тогда какъ уже всѣ отчаявались въ ней. Не обманывайте меня; испытайте всѣ средства спасти его. Быть можетъ, въ эту минуту онъ можетъ еще жить. Употребите всѣ усилія -- ради Бога!-- И она судорожно цѣловала лобъ и грудь безчувственнаго, и потомъ дико сжимала холодныя руки, которыя, когда она оставила ихъ, тяжело упали на одѣяло.
-- Нѣтъ никакихъ средствъ помочь ему, добралъ, женщина,-- кротко сказалъ медикъ, отнявши свою руку отъ груди.-- Постойте, поднимите занавѣску.
-- Я нарочно сдѣлала, чтобы здѣсь было темно,-- сказала она, бросаясь, чтобы предупредить его.-- О, сударь, сжальтесь надо мною! Ежели это не поможетъ, ежели онъ точно мертвъ, не выставляйте, не выставляйте его лица передъ другими глазами, кромѣ моихъ1
-- Этотъ человѣкъ умеръ не натуральною, а насильственною смертью,-- сказалъ медикъ.-- Я долженъ видѣть тѣло! -- И онъ, быстро, прежде нежели женщина могла ему воспрепятствовать, отдернулъ занавѣску. Комната вдругъ освѣтилась.
-- Здѣсь было насиліе,-- сказалъ онъ, показывая на тѣло, и пристально смотря на лицо, съ котораго спало черное покрывало.
Въ порывѣ отчаянія, незнакомка за минуту отбросила покрывало, и стояла, устремя на него глаза. Черты лица ея показывали женщину лѣтъ пятидесяти, которая когда-то была прекрасна. Горести и слезы оставили глубокіе слѣды, которые время не могло бы произвести безъ нихъ. Лицо было покрыто смертною блѣдностью и какое-то судорожное движеніе губъ и необыкновенный огонь, пылавшій въ ея глазахъ, показывали, что душевныя и тѣлесныя ея силы изнемогали подъ бременемъ нищеты.
-- Здѣсь было насиліе?-- повторилъ медикъ съ вопрошающимъ взглядомъ.
-- Да,-- отвѣчала женщина.
-- Этотъ человѣкъ былъ умерщвленъ.
-- Да, призываю Бога въ свидѣтели,-- съ отчаяніемъ отвѣчала женщина:-- онъ былъ безжалостно, безчеловѣчно умерщвленъ!
-- Кѣмъ?-- спросилъ медикъ, схватывая ее за руку.
-- Посмотрите на слѣды злодѣйства, и потомъ спрашивайте меня,-- отвѣчала она.
Медикъ оборотился къ кровати и наклонился къ тѣлу, на которое падалъ полный свѣтъ дня. Шея распухла, и голубая, легкая полоса окружала ее. Истина тотчасъ блеснула передъ нимъ.
-- Это одинъ изъ тѣхъ, которые были повѣшены сегодня утромъ?-- вскричалъ онъ съ трепетомъ.
-- Мой сынъ!-- вскричала она раздирающимъ душу голосомъ, и безъ чувствъ упала къ ногамъ его.
То была истина. Товарищъ, столько же виновный, какъ и онъ, предалъ его, его приговорили къ смерти и казнили. Разсказывать всѣ обстоятельства подробно, намъ кажется лишнимъ, чтобы не опечалить людей, еще живущихъ. Мать была вдова безъ друзей и денегъ, и она лишала себя необходимаго для своего сына сироты. Но онъ, не внимая ея убѣжденіямъ, и забывши страданія, которыя она переносила для него,-- погрузился въ бездну преступленій и злодѣйства. И какія были послѣдствія -- смерть отъ руки палача, и ея неизлѣчимое безуміе.
Много лѣтъ прошло послѣ этого происшествія, и когда многіе забыли уже о существованіи несчастнаго, молодой медикъ каждый день посѣщалъ невинную, безумную женщину, не только утѣшая ее кротостью и своимъ присутствіемъ, но и облегчая ея участь щедрою рукою. Передъ смертнымъ часомъ мимолетный блескъ разума озарилъ ея душу, и пламеннѣйшая, святѣйшая молитва, которую когда-либо произносилъ смертный, вылетѣла изъ устъ этого несчастнаго, всѣми оставленнаго созданія за ея благодѣтеля. Эта молитва унеслась на небо, и была услышана; добрыя дѣла были вознаграждены сторицею. Но среди всѣхъ почестей, знатности и богатства, медикъ болѣе всего вспоминалъ о черномъ покрывалѣ.