Советский рассказ 20--30-х годов / Сост. и ком. Г. П. Турчиной и И. Д. Успенской
М., "Правда", 1987
Слева от меня обычно лежит на пляже с женой Манюсей и сыном Мариком бухгалтер воронежского финотдела Пестряков. Они всегда выходят раньше всех, чтобы занять лучшее место на пригорке, за кустами пыльных ослиных колючек; как утверждают курортные врачи, на пригорок попадает больше ультрафиолетовых лучей.
Бухгалтер сверхъестественно худ и похож на Пата; жиденькие, чахлые его усики обвисают вокруг рта, как приклеенная мочала, на бритой голове видны следы чернильного карандаша, который он по канцелярской привычке закладывает за ухо. Жена, Манюся, сварливая и злющая баба с пятнами засохшего кармина на тонких губах, третирует его и упрекает, что он сгубил ее молодость. На шее, на цепочке, она носит серебряный жетон, якобы выданный ей как приз за красоту на благотворительном вечере в воронежской прогимназии в тысяча восемьсот девяносто шестом году. Если в словах ее нет преувеличений, то приходится только удивляться разрушительной работе времени.
Они выходят, и бухгалтер, прежде чем раскинуть простыню, долго ползает, кряхтя, по холмику и выбирает камни из песка.
-- Мерзавцы! -- говорит он при этом неизменно.-- Курортный сбор дерут, а пляжа не чистят. Вот напишу в "Известия".
-- А вот и напишу. Чего бояться? Конечно, без фамилии, дипломатично.
-- Дипломат! Чемберлен! Пуанкаре!
Раздевшись, она мажется, чтобы лучше загорать, какой-то вонючей смесью, подозрительно оглядываясь по сторонам. Ей мерещатся нескромные мужские взгляды.
-- Посмотри-ка направо! -- говорит она, растирая ладонями обвисший живот.-- Опять улегся какой-то с биноклем. Это невозможно, прямо прохода не дают! Наводит, наводит! Какие наглецы мужчины!
Бухгалтер смотрит нехотя, прикрывая от солнца глаза ладонью.
-- Ничего он не наводит. Это не бинокль. Это он кефир пьет из бутылки.
-- Знаем мы этот кефир. Зачем же он сюда повернулся? И вон рядом какой-то брюнет с усиками. Нахал!
-- Не вижу никаких усиков! -- лениво говорит, отворачиваясь, бухгалтер.
-- Это забавно! Его жену весь пляж лорнирует, а ему и дела нет! Не видишь отсюда, так сбегай посмотри! Тюлень!
-- Ты бы, матушка, меня еще в Севастополь послала проехаться посмотреть, не разглядывает ли кто тебя оттуда в подзорную трубу.
Они ссорятся. Она говорит, попрекая его, что могла бы, если бы не он, выйти за корнета или за какого-то провизора Клюгенау и найти свое настоящее счастье; он же напоминает, что из семи подушек, обещанных в приданое, до настоящего времени получил только три.
-- Но я отдала тебе любовь!
-- Любовь, матушка, сама по себе, а лебяжий пух тоже восемнадцать рублей кило стоит.
За завтраком они мирятся и, рассевшись на простыне, долго жуют бутерброды с брынзой и обсуждают, перебирая десятки имен, кандидатуру нового заведующего финотделом, которого должны застать по приезде в Воронеж, и способы, какими возможно получить сахар без карточек в дачном кооперативе. Сын, восьмилетний Марик, получив бутерброд, жует булку, а брынзой залепляет себе, чтобы удобнее было нырять, нос и уши.
-- Марик! Дрянь! -- визгливо кричит мать.
-- Марик! Выдеру!-- говорит, не двигаясь с места, отец.-- Где ремень?
-- На ремне висит окорок в погребе,-- злорадно отвечает Марик, дитя своего века, и бормочет, надувшись: -- Какие нервные! Нечего было и рожать, если такие нервные!
Уходя, бухгалтер вырывает на холмике, чтобы там не ложились другие, две аккуратных ямки, насыпает туда колючек и, слегка забрасывая их сверху песком, довольно говорит;
-- Забронировано! Как говорится, голым профилем не сядешь!
И все-таки однажды, когда они вышли, как всегда, ровно в семь, их место оказалось занятым. На пригорке лежал, подложив под голову свернутые штаны, какой-то тучный и необычайно белый, видимо только накануне приехавший, человек. Он ворочался и чертыхался, вытаскивая колючки, поминутно вонзавшиеся в тело.
-- Это место занято, гражданин! -- подойдя, сказал бухгалтер Пестряков.
Тучный человек, добродушно улыбаясь, приподнялся на локте.
-- Тут же места не плацкартные. Кто первым вышел... Ой, ч-черт! Хотел бы я знать, какой идиот насыпал здесь колючек!
Вперед выступила, поджав губы, жена Манюся.
-- Оригинально! -- сказала она.-- Мы здесь лежим уже девятнадцать дней.
-- Так ложитесь и на двадцатый,-- добродушно сказал тучный человек.-- Песка на всех хватит. Господи!
-- Я не могу лежать рядом с чужим мужчиной.
Тучный человек вздохнул, почесал в затылке, подобрал свой узелок, покорно отполз на четвереньках в сторону и лег на живот.
-- Что я, кусаюсь, что ли? Гав! Гав!
-- Как глупо! Не кусаетесь, но я порядочная женщина и мать, а не финтифлюшка, чтобы меня разглядывали.
-- Да чего мне вас разглядывать? Цирцея какая, подумаешь!
-- Нахал! Грубиян! Толстяк!
-- Вы не выражайтесь, уважаемый! -- строго сказал бухгалтер и угрожающе выкатил впалую грудь.-- За Цирцею в милицию можно. За такие слова по портрету бьют.
Тучный человек воинственно засопел было и приподнялся, но тотчас же опять лег на живот и добродушно сказал:
-- Ну, чего ссориться? Посмотрите, благодать какая? Море, солнышко, парусок! Грешно тут ругаться, ей-богу. И я ничего такого не сказал.
-- Все ж таки надо поосторожнее. Она семейная женщина, а не Цирцея.
-- Ну ладно, ладно. Извиняюсь, если вам угодно. Отворачиваюсь, закрываюсь, зажмурился, ослеп и не буду смущать добродетелей вашей Пенелопы.
-- Ермолай, он опять!
-- Уважаемый! -- сказал бухгалтер, вставая и подтягивая трусики.-- Вы что же? В протокол желаете попасть?
Тучный человек махнул рукой, молча повернулся на бок и лег к ним спиной.
-- Дурак! -- злобно сказала Манюся, начиная раздеваться.-- Связываться только не хочется, а то бы показала я тебе Пенелопу! Урод!
Некоторое время все лежали молча, потом тучный человек, обуреваемый, видимо, желанием высказаться, сказал, приподнявшись и ни к кому, в частности, не обращаясь:
-- Хорошо, конечно, но чертовски в горле пересохло. Ни одной будки с квасом! И ракушки, проклятые, жалят. Как клопы впиваются. Что ни говорите, а на речке, по-моему, лучше. Ляжешь, этак, растянешься, песок как бархат, ветерок, осока шуршит, утки крякают. И напиться можно, не то что из этого, черт его подери, моря. И уху сваришь, и стаканчик опрокинешь от сырости.
-- Пошло! -- сказала Манюся, фыркнув и вздернув костлявым плечом.-- Только о водке и думают. Все мужчины одинаковы.
-- Вот приеду в Воронеж,-- не отвечая, продолжал тучный человек,-- насмотрю себе местечко на речке, только меня и видели по воскресеньям. Речонка там хоть и паршивая, говорят, но заводи есть.
-- А вы что, там проживаете? -- насторожившись, спросил бухгалтер.
-- Буду жить. Я туда назначен заведовать финотделом. Прямо из отпуска и покачу.
С минуту бухгалтер лежал неподвижно, бессмысленно и растерянно хлопал глазами; потом он вскочил вдруг, бестолково засуетился.
-- Да, река, река! Великое дело река, совершенно верно изволили заметить. Мы с женой на реке и днюем, можно сказать, и ночуем. Ветерок, камыши, утки крякают...
-- И напиться можно! -- жалобно сказал человек.
-- Совершенно справедливо. Не то что из этого, черт его действительно побери, моря. Но у нас есть кипяченая вода в бутылке. Осмелюсь ли предложить? Манюся!
Манюся, которой бухгалтер делал знаки глазами, поспешно натягивала за холмиком капот. Лицо у нее стало жалкое и растерянное. Застегиваясь на ходу, она подала бутылку.
-- А я вас не обопью? -- облизнувшись, спросил тучный человек.
-- Что вы, что вы! Как можно! Такое приятное знакомство! Сами не допьем, а уж вас напоим!
Тучный человек, запрокинув голову, жадно припал к бутылке, Марик посмотрел на него с беспокойством, захныкал и сказал:
-- Он все вылакает, не для него несли!
-- Молчать, негодяй! -- свирепо зашипел, сделав страшные глаза, бухгалтер.-- Где ремень? Выдеру! Современные, знаете ли, дети! Пейте, пейте, не стесняйтесь! Если не хватит, я сбегаю в лавочку, возьму сифон.
-- Что вы! -- смутился тучный человек.-- Я и сам могу в случае чего.
-- Нет уж, зачем же, позвольте уж мне, если понадобится. Да вы что же, прямо на песке лежите! Ведь так и чирей схватить можно! Манюся, простыню!
-- Не надо, не надо! -- растерянно сказал тучный человек и замахал руками.-- Как же вы-то сами?
-- Нет, уж разрешите. Все поместимся. На простыне, да не в обиде, хе-хе. На коммунальных началах, так сказать. Я хоть и беспартийный, но глубоко сочувствую. Манюся, подложи им чего-нибудь под голову. Вы уж ее извините, если что лишнее сказала: женщина, знаете, нервы. Разрешите представить -- жена моя, Марья Павловна.
-- Очень приятно! -- жеманно сказала Манюся.-- Вы любите природу? Мы с мужем обожаем природу!
-- А я сразу, как вас увидел,-- говорил, суетливо расстилая простыню, бухгалтер,-- как увидел, так и решил познакомиться. Такое, вижу, симпатичное, открытое лицо, дай, думаю, разговорюсь. Очень, очень приятно. Головку вам не напечет? Вот, разрешите косыночку. Скоро собираетесь в Воронеж?
-- В Тамбов, вы думаете?
-- К-как в Тамбов?
-- А разве я сказал в Воронеж? Оговорился, значит. В Тамбов, милейший, в Тамбов. Недельки две попекусь, а там и двину. Не засидишься, дела ждут. Извините, мне, право, совестно, но не разрешите ли еще глоточек?
Но бухгалтер отодвинул бутылку и сухо сказал:
-- Что ж вы голову-то морочите? Сначала Воронеж, а потом, оказывается, Тамбов?
-- Ну, оговорился, в чем дело?
-- А вот в том дело, что отдай простыню! -- визгливо крикнула вдруг Манюся.-- Самозванец! Хлестаков! Гришка Отрепьев!
Она рванула из-под него простыню; тучный человек перевернулся и вывалился на песок.
-- Позвольте, что же это? -- сказал он, вставая.-- Я не понимаю! Вы с ума сошли!
-- Не понимаешь? А чужую воду хлестать понимаешь? Разлегся, как барин, на всей простыне, а ребенок должен калечить себе ягодицы? Выпил всю воду, а дитя должно мучиться от жажды, как в пустыне? Ермолай, возьми от него косынку, может, у него голова паршивая. Как не стыдно приставать к посторонним людям! Нахал! Ещё глоточек? А этого не видал?
Она сложила и сунула ему под нос кукиш; розовые ногти были отполированы и блестели на солнце...
ПРИМЕЧАНИЯ
Рассказ написан в тридцатых годах.
Стр. 442. Чириков Евгений Николаевич (1864--1932) -- русский писатель. Испытал влияние декадентства. В 1920 году эмигрировал.
Боборыкин Петр Дмитриевич (1836--1921) -- русский писатель.
Чемберлен Остин (1863--1937) -- министр финансов Великобритании. В (1927 году один из инициаторов разрыва дипломатических отношений с СССР,
Пуанкаре Раймон (1860--1934) -- президент, затем премьер-министр Франции. Один из организаторов антисоветской интервенции в период гражданской войны в Советской России.
Стр. 444. Цирцея -- в греческой мифологии волшебница. Здесь коварная обольстительница.
Стр. 445. Пенелопа -- в греческой мифологии жена Одиссея, двадцать лет ожидавшая возвращения мужа. Образ Пенелопы -- символ супружеской верности.
Стр. 447. Хлестаков -- герой комедии Н. В. Гоголя "Ревизор", враль, пустозвон, игравший роль важной персоны.
Гришка отрепьев -- самозванец, выдававший себя за Дмитрия, сына царя Ивана IV Грозного.