Чертков Леонид
В. А. Зоргенфрей - спутник Блока

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:


Леонид Чертков

В. А. Зоргенфрей -- спутник Блока

   В записной книжке Александра Блока, есть запись, датированная 28 июня 1916 года: "Мои действительные друзья: Женя (Иванов), А. В. Гиппиус, Пяст (Пестовский), Зоргенфрей"[6]. Личность и творчество В. А. Зоргенфрея до сих пор не были предметом специального научного исследования. А между тем, Зоргенфрей, будучи незаурядным, хотя и мало высказавшимся, поэтом, был в то же время близок к Блоку и творчески. Ему посвящено стихотворение Блока "Шаги Командора", имя его часто встречается на страницах дневников и записных книжек Блока, наконец, ему принадлежат интересные воспоминания о Блоке. И все же творчество В. А. Зоргенфрея не является лишь частной проблемой блоковедения, а представляет интерес и само по себе. Настоящая статья и является первой попыткой свести воедино материалы, относящиеся к Зоргенфрею, и дать им общую оценку.
   Наследие В. А. Зоргенфрея количественно невелико. Зоргенфреем опубликован всего один сборник стихотворений (еще 25-30 стихотворений рассеяно в периодической печати), три рассказа, десятка три различных статей и значительное число переводов в стихах и прозе. Архив Зоргенфрея, к сожалению, в большей своей части погиб во время его необоснованного ареста в 1938 году и позднее -- во время блокады Ленинграда. В государственных хранилищах (ЦГАЛИ, Пушкинский Дом и др.) имеется небольшое количество материалов Зоргенфрея: часть переписки, рукописи ряда стихотворений и переводов, корректуры "Страстной Субботы", три неопубликованные автобиографии (1922, 1924 и 1929 [7]). Мы ими и будем пользоваться по мере изложения. Отдельные сведения и материалы были сообщены нам вдовой поэта -- Александрой Николаевной Зоргенфрей -- и хорошо знавшей В. А. Зоргенфрея бывшей сотрудницей изд-ва "Всемирная литература" и Госиздата -- Верой Александровной Кюнер-Сутугиной. Выражаем им обеим искреннюю благодарность.
  

I

   Вильгельм Александрович Зоргенфрей родился 11 сентября (по старому стилю) 1882 г. в г. Аккермане. Его отец был военным врачом, по происхождению лифляндским немцем; мать его была армянка. "Различные культуры и характеры совместились во мне, но не слились" -- пишет В.А. Зоргенфрей[8]. Семья была многодетной. Вскоре после рождения Вильгельма умер отец, и с 1889 г. В.А. Зоргенфрей жил и воспитывался в Пскове у родственников, содержавших там аптеку. Здесь же Зоргенфрей в 1900 г. закончил классическую гимназию и уехал в Петербург, где поступил на математический факультет университета (Зоргенфрей обладал незаурядными математическими способностями). Однако через год он перешел в Технологический институт, который закончил в 1908 году. Краткое время после этого он учительствовал, а потом, вплоть до революции, служил в учебном отделе Министерства торговли и промышленности. После революции Зоргенфрей работает инженером-технологом.
   Стихи Зоргенфрей, по собственному его признанию, любил с детства, и сам он начал писать с 9 лет. Некоторое влияние на его литературные склонности оказал его кузен -- известный впоследствии педагог Г. Г. Зоргенфрей. "В ранней юности повлияли на меня решающе Некрасов и Жуковский, затем Мережковский и Блок. Интонации Некрасова оказались, пожалуй, непреоборимыми"[9].
   Литературную деятельность Зоргенфрей начал как рецензент в библиографическом журнале "Литературный вестник". В 1902-03 гг. он поместил там (за своей подписью и под псевдонимом В. А. Зор) 7 рецензий. В некоторых из них (на издание Ф. Шиллера в серии "Библиотека великих писателей" 1 No 7 за 1902 г., на "Часы жизни" А. Шницлера -- No 4, за 1902 г.) обращает на себя внимание повышенный интерес автора к вопросам стихотворного перевода, который, как известно, займет значительное место в творческой деятельности Зоргенфрея. В рецензии на сборник стихотворений П. Якубовича[10] В. Зоргенфрей резонно отмечает противоречие между собственной гражданской лирикой Якубовича и символистской поэзией Бодлера, чьим пропагандистом и переводчиком был Якубович. "И непонятно, -- пишет Зоргенфрей, -- каким образом в душе переводчика так мирно ужились вполне искреннее увлечение преходящими вопросами современности и не менее искреннее, по-видимому, сознание их тленности и ничтожества". Следующая ступень в литературной деятельности Зоргенфрея тесно связана с событиями 1905 года, в которых он принял участие как поэт и публицист. С марта по октябрь 1905 г. Зоргенфрей напечатал в газете "Неделя" (приложение к "Вестнику Знания" В. В. Битнера) 8 статей и фельетонов на темы "О забастовках в России", "о крестьянских беспорядках", "О церковной реформе и свободе совести" и т. д. В них Зоргенфрей стоит на либерально-демократических позициях. Он резко критикует "гнет беспочвенной и омертвевшей бюрократии", выступает против религиозных преследований, за реформы и Земский Собор, отмечает "количественный и интеллектуальный" рост пролетариата. В эти же годы он (под псевдонимом ZZ и Гильом ZZ) начинает активно выступать как сатирический поэт. Первым его опубликованным произведением в этом роде было "Пробуждение Потока", напечатанное в газете "Наша жизнь" [11]. Целый ряд его сатирических стихотворений был опубликован в таких изданиях, как "Зритель", "Молот", "Маски", "Альманах", "Прометей", "Неделя", "Сатирикон". Большинство этих журналов, вскоре после выхода, подверглись запрещению за их явную оппозиционность. Ряд лирических стихотворений Зоргенфрей напечатал в 1905-1907 гг. в приложении к газете "Наша жизнь", в газете "Псковская жизнь", в символистских журналах "Золотое руно", "Вопросы жизни", "Перевал". В последнем же журнале[12] был напечатан его, по-видимому, не лишенный автобиографических черт, рассказ "Болезнь", где в несколько бунинской манере повествовалось о непрояснившемся чувстве лирического героя к провинциальной барышне Ирочке. Сотрудничество в символистских журналах было связано с существенным поворотом в личной и творческой биографии Зоргенфрея. Весной 1906 г. у С. Городецкого он знакомится с Ал. Блоком, который производит на него сильное впечатление. Первое время они часто встречаются и беседуют (см. "Записные книжки" Блока). Позднее в своих воспоминаниях о Блоке Зоргенфрей запишет: "Личные обстоятельства надолго затем отвлекли меня от литературной жизни, и с 1909 по 1913 гг. встречи мои с Блоком были редкими и случайными"[13]. Действительно, в 1909 г. Зоргенфрей женится на Александре Николаевне Кирпичниковой, дочери псковского мирового судьи. Уход в личную и служебную жизнь был связан, в первую очередь, с мучительным кризисом в сознании Зоргенфрея, с разочарованием, вызванным поражением революции и осложненным тяжелой болезнью -- "черной меланхолией". За эти годы Зоргенфреем был опубликован лишь один рассказ -- "Санкт-Петербург. Фантастический пролог", заслуживший почетный отзыв на 2-ом Всероссийском литературном конкурсе редакции "Биржевых ведомостей"[14]. В какой-то мере в рассказе отразилось болезненное состояние Зоргенфрея. Написанный под явным влиянием "Петербургских повестей" Гоголя и с эпиграфом из "Невского проспекта", рассказ рисует некое странное происшествие, имевшее место в Петербурге. В рассказе главную роль играет дьявол в образе Варфоломея Венценосного[15]. Здесь мы находим и сатирические картины из жизни департамента неотложных мероприятий, где Зоргенфрей, видимо, широко использовал опыт своей чиновничьей деятельности (отразившейся и в стихотворении "Был как все другие...", 1913). Рассказ интересен, хотя и производит несколько незавершенное, эскизное впечатление, т. к. возможно, действительно является прологом к какой-то большой вещи.
   Это же время отмечено политическим "поправением" Зоргенфрея. Резко усиливается и его болезнь; 1914 г. он проводит на излечении в неврологическом санатории на ст. Крюково под Москвой. Именно о болезни он говорит в автобиографии 1929 г.: "Пишу мало -- основная причина, вероятно, нервная связанность, а затем требовательность к себе"[16]. Из Крюкова Зоргенфрей присылает Блоку письмо от 4 июня 1914 г., где, между прочим, говорится: "Ничего не пишу, ничего не читаю -- со мною только сборник Ваших стихов и несколько латинских авторов. Мир мой далёк от меня, но Вы мне снитесь постоянно, и только Ваши стихи помнятся мне и говорят о жизни"[17]. В начале 1915 г. Зоргенфрей возвращается в Петербург. Несмотря на большое личное сближение его в этот период с Блоком, по-видимому, большого идейного родства между ними нет. Общее разочарование в либерализме, толкнувшее Зоргенфрея вправо, привело Блока к "Возмездию". Не случайно в этот период Зоргенфрей находит больше общего с В. В. Розановым (см. письма Зоргенфрея к Розанову[18], 1916-17, с пометкой: "Один из прекрасных русских немцев"). В. В. Розанов был очень сложным человеком, не лишённым демократических устремлений и в то же время нередко докатывавшимся до крайнего мракобесия. Но, во всяком случае, он был человеком умным и чутким к вопросам дня. И не случайно даже люди далёкие и даже враждебные его политической позиции, нередко обращались к нему в эти годы за советом. В своих письмах Зоргенфрей пишет о своём разочаровании в либеральной интеллигенции и "общественном мнении", подчас сетует на позиции и взгляды Блока. Во всяком случае, из писем явствует, что при всём своём разочаровании в либерализме, Зоргенфрей был всё же далёк от нововременской позиции Розанова. 17 октября 1916 г. Блок записывает: "Встреча с Зоргенфреем. Он просил посвятить ему "Шаги Командора"" (стихотворение написано в 1910-1912 гг.). Примерно в это же время Блок передаёт в "Русскую мысль" несколько стихотворений Зоргенфрея, в том числе одно из лучших его произведений -- "Горестней сердца прибой..."[19]. В июле 1916 г. Зоргенфрей, пользуясь своими служебными связями, устраивает Блока, призванного на военную службу, в сравнительно привилегированные части Земско-городского Союза. В феврале 1917 года вспыхивает революция. Отношение Блока к ней общеизвестно. Зоргенфрей же, активно сочувствовавший революции 1905 г., встречает 1917 год сомнениями, отягощенными памятью о жертвах 1905 г. свидетельством этих настроений служит его неопубликованное стихотворение, посвященное России:
  
   Мы о твоём не молились спасении --
   Вспомнить, покинуть, вздохнуть.
   В чёрную пору, в тоске и борении
   Твой потеряли мы путь.
   Пали любившие, встали лукавые,
   Тени легли на поля, --
   Вот и пришли они, льстивые, ржавые,
   Скудные дни февраля...[20]
  
   Однако Октябрь Зоргенфрей встречает в целом сочувственно. С первых же дней революции он работает в Смольном и в Рабоче-Крестьянской инспекции. С этого времени он и воспринимается современниками как спутник Блока. Он поддерживает настроения автора "Двенадцати", вызвавшие такое негодование в среде его вчерашних друзей. Вместе с Блоком, читающим "Возмездие", он выступает в "Доме искусств" 4 сентября 1920 года (несмотря на свою нелюбовь к публичным выступлениям вообще). Вместе с Блоком же он выходит из Союза поэтов, в 1921 г. принявшего гумилёвскую ориентацию. Ещё в 1919 году Блок привлекает Зоргенфрея к работе в издательстве "Всемирная литература" в качестве переводчика и редактора отдела немецкой литературы. За время работы во "Всемирной литературе" Зоргенфрей выполнил и издал ряд значительных переводов в стихах и прозе. Это, в первую очередь, -- "Сид" И. Г. Гердера (с предисловием Зоргенфрея), переводом которого он гордился, "Путевые картины" и др. произведения Г. Гейне, "Герман и Доротея", "Торквато Тассо" и др. произведения Гёте, драмы Ф. Грильпарцера ("Любуша", 1919, с его предисловием, неопубликованное "Счастье и гибель короля Оттокара"), Г. Гауптмана, книги современных немецких писателей: Ф. Верфеля ("Человек из зеркала", 1922) и К. Штернгейма ("4 новеллы", 1923). Кроме того, Зоргенфрей редактировал издания сочинений Новалиса и Клейста, книги Л. П. Локнера ("Генри Форд и его "Корабль мира"", 1925) и Г. Форда "Моя жизнь и мои достижения" (7 изданий в 1924--26 гг.). Между прочим, к изданию Клейста Зоргенфреем написано большое предисловие -- первая серьёзная работа о Клейсте на русском языке, завершающаяся любопытным сравнением его с Лермонтовым[21]. В записных книжках Блока встречаются оценки его переводов Гейне и Грильпарцера: "Хорошо переведено", "Перевод Зоргенфрея кажется блестящ". В эти же годы Зоргенфрей публикует свои лучшие стихотворения в журнале "Записки мечтателей", в "Петербургском сборнике" и выпускает сборник "Страстная Суббота" (март 1922). После смерти Блока, глубоко его потрясшей, Зоргенфрей печатает о нём некролог[22] и воспоминания[23]. В последующие годы продолжается интенсивная работа Зоргенфрея в качестве переводчика для Госиздата, издательств "Время" и "Academia", где он, кроме того, пишет ряд внутренних рецензий (см. РО ИРЛИ).
   Из его работ 20-30-х гг. можно отметить переводы С. Цвейга, драм Ф. Шиллера и Ф. Геббеля, редакцию перевода романа Г. Фаллады "Что же дальше?", редактирование и переводы в Собрании сочинений Томаса Манна, выходившем в 30-е годы (в том числе перевод таких произведений, как "Будденброки", "Волшебная Гора", ряд новелл). Надо отметить также переводы Зоргенфрея с французского -- из А. де Ренье и П. Клоделя[24], с английского -- С. Хетчисон "Когда наступает зима" (редакция перевода), а также неопубликованный перевод стихотворений поэта-лауреата Д. Мэйзфильда (ЦГАЛИ, ф. "Academia"), перевод со староголландского стихотворений из книги И. Масса "Краткое известие о Московии в нач. XVII в."[25]. Последняя по времени его работа -- перевод с финского языка[26]. В начале 1938 г. Зоргенфрей был подвергнут необоснованному аресту и 21 сентября того же года трагически погиб. В настоящее время Вильгельм Александрович Зоргенфрей реабилитирован.
  

II

   Несмотря на разнообразие его литературной деятельности, Зоргенфрей -- прежде всего и по преимуществу поэт. Стихи являются основным в его литературном наследстве. Большинство его значительных произведений объединено в сборнике "Страстная Суббота"[27], посвященном "благословенной памяти Александра Александровича Блока". За пределами сборника осталось около 30 известных нам стихотворений. Такие ранние произведения, как "Вечерняя песня"[28], "Вождь"[29], "Этой тропой проходили..."[30] не включены ввиду их очевидной художественной слабости. Большой же цикл сатирических стихотворений остался за пределами сборника ввиду их злободневного характера, противоречившего общему построению "Страстной Субботы". В своей автобиографии 1922 г. Зоргенфрей указывает, что писал в сатирических журналах "под различными псевдонимами, которых нет надобности открывать". Поэтому мы уверенно можем говорить, как о написанных Зоргенфреем, лишь о стихотворениях, подписанных ZZ, Гильом ZZ, В. Зор. Эти псевдонимы были неоднократно раскрыты в списках сотрудников этих изданий и им самим. В цикл стихотворных сатирических произведений входят такие, как "Пробуждение Потока", "Погром", "Зритель", "Прощание", "Город и деревня", "Ой, полна тюрьма...", "Парламент "Нового Времени"", "Думы нет, но дума соберётся...", две серии эпиграмм -- "эпитафий". В некоторых из этих стихотворений Зоргенфрей откровенно следует А. К. Толстому и Некрасову. Наибольший интерес представляют "Погром, отрывок из эпической поэмы"[31], написанный гекзаметром и обличающий черносотенцев и их сановных покровителей; "Парламент "Нового Времени"", дающий сатирические портреты журналистов-мракобесов В. П. Буренина, И. О. Меньшикова и кончающийся словами:
  
   Покуда "Новое" выходит "Время",
   По-старому мы будем с вами жить[32],
  
   и, наконец, "Думы нет, но дума соберётся..." с такими строками:
  
   Ждёт добра от Думы вся Россия.
   Мужичок от Думы ждёт землицы,
   Иудеи -- права жить в столице,
   Дворянин -- особых преимуществ,
   Коммунист -- раздела всех имуществ.
   .................................................
   Публицисты ждут свободы слова,
   Частный пристав -- права бить любого,
   А поляк не меньше и не больше,
   Как свободы автономной Польши.
   .............................................
   Пролетарий, мрачный и угрюмый,
   Вообще добра не ждёт от Думы.
   Как-то Дума обо всём рассудит?
   Что-то будет? Что-то, право, будет?[33]
  
   Своеобразный характер носят литературные эпиграммы Зоргенфрея, написанные в форме эпитафий, что придаёт их юмору мрачноватый характер. Было опубликовано две серии таких эпитафий: "Эпитафии (на случай кончины)" -- Арцыбашев, А. Каменский, Кузмин, Муйжель, Г. Чулков, Брешко-Брешковский[34] -- "Литературный некрополь" -- Е. Замятин, Пильняк, Ахматова, Шкловский, Маяковский, Пастернак, А. Толстой[35] под псевдонимом Moriturus. Несколько неопубликованных эпитафий: на Брюсова, И. Груздева, М. Шкапскую, братскую могилу и себе -- сохранилось в архивах М. Шкапской в ЦГАЛИ[36]. Там, между прочим, сохранился и рукописный подлинник коллективного стихотворения (с Блоком и др.) "В магазине готового платья...", опубликованного в воспоминаниях Н. Павлович[37]. В некоторых из эпитафий Зоргенфрей проявляет незаурядное пародийное мастерство. Таково, например, начало эпитафии на Пастернака:
  
   В осколки рта, звенит об зымзу, споря
   Со смертью, дождик, крещет гроб вода...
  
   В альбоме Э. Ф. Голлербаха имеется стихотворение известного пушкиниста Н. О. Лернера от 9 (22) июня 1922 года[38]:
  
   В. А. Зоргенфрею
  
   Тебя "пронзительно унылым"
   Назвал покойный Гумилёв,
   С поэтом, сердцу вечно милым,
   Я согласиться был готов.
   Но знаю, есть в твоей природе
   Лихая резвость -- веселей
   Что может быть твоих пародий!
   Ведь в них ты истый Sorgen-firei[39].
  
   Однако более значительна лирика Зоргенфрея. Сборник "Страстная Суббота" состоит из разделов: "Кладбище", включающего стихотворения 1904-07 гг., и "Милосердная дорога", со стихами 1913-1921 гг.[40] "Оба отдела, -- пишет в своём предисловии Зоргенфрей, -- связаны некоторым единством поэтического восприятия жизни и смерти, образным выражением этого единства служит наименование книги -- "Страстная Суббота"" (т. е. канун Светлого Воскресения).
   Хотя подбор текстов в сборнике сделан с большой тщательностью и вкусом, в нём встречаются и явно юношеские стихотворения. В то же время за пределами книжки осталось одно из лучших произведений его первого периода. Это -- стихотворение "Грозен тёмный хаос мирозданья...":
  
   Грозен тёмный хаос мирозданья,
   Чужды звёзды дальние земле...
   Я дымящим факелом сознанья
   Озарил свой путь во мгле.
   Прихотлив, неверен, робок тусклый свет
   Тлеет факел и дымится;
   От предмета на предмет
   Тень уродливо ложится.
   Душный мрак в борьбе с лучом дрожащим
   Вызвал к жизни сонмы тёмных сил
   И своим молчаньем леденящим
   Слабый стон мой заглушил.
   Изнемог я, покорен, подавлен тьмой...
   Кто поймёт? Чьё сердце встрепенётся?
   Кто на голос одинокий отзовётся мой?[41]
  
   Стихотворение интересно, между прочим, своим своеобразным ритмом, особенно во второй строфе, где оно точно передаёт зыбкость света факела. Вообще, первый раздел книги, многозначительно названный "Кладбище", во многом связан с тяжёлыми настроениями, вызванными поражением революции и отягощёнными общим меланхолическим складом поэта. Здесь видно, что Зоргенфрей -- поэт классического склада. Тяготение к строгим формам, чёткому графическому рисунку стиха, герметичность настроения, скупость и выверенность художественных средств сближают его с Баратынским и Тютчевым, а из современников -- со школой Брюсова, В. Ходасевичем. У Зоргенфрея отсутствует общесимволистская тональность, субъективность и разорванность образной системы. Близость к символистам у него скорее тематическая (темы смерти, религиозного отречения). Первое стихотворение цикла "Кладбище" построено на контрасте солнечного дня с холодом могилы, на которую принесли венок:
  
   Уходя, ты крест поцеловала...
   Миг свиданья беден был и краток,
   Но на влажном зеркале металла
   Детских губ остался отпечаток.[42]
  
   Наиболее интересно третье стихотворение цикла, интонационно близкое к Тютчеву (ср. "Родной ландшафт..."):
  
   Я слышу: путник бродит меж холмами,
   Минувшего отыскивая весть,
   И надпись, полустёртую годами,
   Припав к земле, пытается прочесть.
   И не найдя ответного призыва,
   В могильных снах прозрев свою судьбу,
   Встаёт с земли и думает тоскливо
   Об имени уснувшего в гробу.
  
   Из общей минорной настроенности лирики тех лет выделяется стихотворение "Сентябрь", светлое, оптимистическое -
  
   Сумрак сердца не встревожит,
   Вьюга снов не замутит.
  
   Отдельные стихотворения производят впечатление фрагментов, лирических отрывков ("И понеслися они...", "Из мрамора, звенящего победно..."). Непосредственно связаны с революцией 1905 г. стихотворения "Кровь", "Мёртвым", "День сгорел..." -- картинка из быта древней Руси с царём, идущим к вечерне, и шутом, мигающим "в сторону толпы" (1906), и опять -- мотив умирания в одном из лучших стихотворений раздела "Близко то, что давно загадано..." -
  
   В этот миг наяву свершается,
   Что беззвучно таили дни,
   Кто-то светлый ко мне склоняется
   И, целуя, гасит огни.
  
   Влияние Блока сказывается в том, что некоторая скованность интонаций сменяется вещами, написанными как бы одним дыханием: "Сердце ещё не разбилось...", "Близко то, что давно загадано...", "Я стучался в сердца людские...", "Страшно. Ушли, позабыли...", "Выйди в полночь. Площадь белая...".
   Второй раздел -- "Милосердная дорога", -- как бы намечает выход из безысходности "Кладбища". Он начинается со стихотворения "А. Блоку", посланного ему Зоргенфреем из Крюкова, но написанного судя по дате, раньше. Стих Зоргенфрея делается более зрелым отточенным:
  
   Молчание я не нарушу,
   Тебе отдаю я во власть
   Мою воспалённую лущу,
   Мою неизбитую страсть.
  
   Вершина лирики Зоргенфрея -- "Горестней сердца прибой...". Лаконизм, предельная выверенность слов, леденящая обстоятельность рассказа как бы подчёркивают надрыв, глубокую душевную боль, отразившиеся в этом стихотворении. Попробуем показать на нём, с помощью каких художественных средств это достигается.
  
   Горестней сердца прибой и бессильные мысли короче,
   Ярче взвивается плащ и тревожнее дробь кастаньет.
   Холодом веет от стен, и сквозь плотные пологи ночи
   Мерной и тяжкой струей проникает щемящий рассвет.
   Скоро зажгут на столах запоздалые низкие свечи,
   Взвизгнет румынский смычок, оборвётся ночная игра.
   Плотный блондин в сюртуке, обольщающий мягкостью речи,
   Вынет часы, подойдёт и покажет на стрелки: Пора!
   Ветер ворвался и треплет атлас твоего покрывала.
   В мутном проходе у стен отразят и замкнут зеркала
   Тяжесть усталых колонн и тоску опустевшего зала,
   Боль затуманенных глаз и покорную бледность чела.
   Гулко стучит у подъезда, трепещет и рвётся машина,
   Мутные пятна огней на предутреннем чистом снегу,
   К запаху шелка и роз примешается гарь от бензина,
   Яростно взвоет рожок и восход заалеет в мозгу.
   Будут кружиться навстречу мосты, и пруды, и аллеи,
   Ветер засвищет о том, что приснилось, забылось, прошло.
   В утреннем свете -- спокойнее, чище, бледнее --
   Будем смотреть в занесённое снегом стекло.
   Что же, не жаль, если за ночь поблекло лицо молодое,
   Глубже запали глаза и сомкнулся усмешкою рот --
   Так загадала судьба, чтобы нам в это утро слепое
   Мчаться по краю застывших, извилистых вод.
   Скоро расступятся ели и станет кругом молчаливо,
   Вяло блеснут камыши и придвинется низкая даль,
   Берег сорвется вперёд, в снеговые поляны залива...
   Так загадала судьба. И не страшно. Не нужно. Не жаль.
  
   (Жирным шрифтом выделены парные согласования, курсивом отмечены более сложные).
   Художественный эффект предельно усилен за счёт увеличения и нарастания динамики к концу стихотворения. Сначала идут два парных согласованных звукосочетания. Во второй строфе уже идут тройные; на первой половине третьей строфы -- возвращение к парным уравновешивается четвёркой словосочетания во второй половине. Четвёртая, пятая и начало шестой строфы проходят в тройных словосочетаниях. И перебив в начале шестой сменяется сложным, поистине симфоническим пятерным crescendo в последней строфе, законченной тройной фигурой -- сквозь зубы. Это же стихотворение интересно близостью отдельных образов к "Шагам Командора" ("Горестней сердца..." написано 28 апреля 1916 г., а 17 октября, как указывалось выше, Зоргенфрей просит Блока посвятит ему "Шаги Командора"). Ср.: "Тяжкий плотный занавес у входа" -- "сквозь плотные пологи ночи мерной и тяжкой струёй", "в снежной мгле поёт рожок" -- "яростно взвоет рожок", "ночь мутна" -- "мутные пятна огней", "утреннем тумане" -- "утреннем свете", а также темы пустоты, холода, зеркал, огней мотора, боя часов, тяжести, рассвета, бледности, смерти за сценой и т. д.
   Строки, не несущие в себе перекликающихся словосочетаний, играют роль как бы нервной и дыхательной разрядки. К концу стиха нефункционирующих строк уже почти не остаётся; прихотливый узор звукописи пронизывает всё стихотворение сверху донизу.
   Сатирическое стихотворение "Был как все другие..." (1913) -- гротескный портрет либерального интеллигента, он "ждёт реформ", "как и все другие либералы, просто так с подругою живёт". О нём после его смерти "заметку тиснет "Речь"" и будет "лития особая, другая и особый либеральный поп". Здесь же болезненная "Чёрная магия", античная реминисценция "Терсит" и напоминающее "Стихи о России" Блока "Пытал на глухом бездорожье..."
  
   Грызёт и скребётся у щели,
   И точит кору, не спеша,
   И в скользком, отверженном теле
   Ликует живая душа.
  
   Из стихов послереволюционного цикла особо выделяются три стихотворения, наиболее сильные и оригинальные и отразившие в то же время то, что сам Зоргенфрей назвал в "Воспоминаниях о Блоке" "сетованиями обывательского свойства". Таково стихотворение "Над Невой", написанное в бойком раёшном и отчасти даже маршевом ритме, близком "Двенадцати" и иронически контрастирующем с мрачной картиной опустевшего, разрушенного Гражданской войной зимнего Петрограда:
  
   Крест вздымая над колонной,
   Смотрит ангел окрылённый
   На забытые дворцы,
   На разбитые торцы.
  
   Затем возникает образ Петра -- одновременно библейского и исторического, как символ отречения от прошлого, разрыва с ним. Ритмический перебив окончательно переводит повествование в план фантастического гротеска:
  
   -- Что сегодня, гражданин,
   На обед?
   Прикреплялись, гражданин.
   Или нет?
   -- Я сегодня, гражданин.
   Плохо спал.
   Душу я на керосин
   Обменял.
  
   В этих стихах происходит синтез трёх стихий, ранее присутствовавших в творчестве Зоргенфрея раздельно: лирической, сатирической и фантастической ("Санкт-Петербург"). Появляются и какие-то новые стилистические моменты. Более спокойные эпические тона -- в следующем стихотворении, отразившем начало НЭП'а:
  
   Ещё скрежещет старый мир,
   И мать еще о сыне плачет,
   И обносившийся жуир
   Ещё последний смокинг прячет,
   А уж над сетью невских вод,
   Где тишь -- ни шелеста, ни стука --
   Всесветным заревом встаёт
   Всепомрачающая скука.
   Кривит зевотою уста
   Трибуна, мечущего громы,
   В извивах зыбкого хвоста
   Струится сплетнею знакомой,
   Пестрит мазками за окном,
   Где мир, и Врангель, и Антанта,
   И стынет масляным пятном
   На бледном лике спекулянта...
  
   Последнее стихотворение сборника -- "Вот и всё..." -- один из вариантов эпитафии самому себе. Другой, неопубликованный -- "Умер и иду сейчас за гробом..." -- хранится в архиве М. Шкапской. Приведём его здесь:
  
   Умер и иду сейчас за гробом --
   Сам за гробом собственным иду --
   То ныряя, лёжа по сугробам,
   То соображая на ходу --
   Как теперь свести концы с концами?
   Тяжела ты, смертная стезя, --
   Сто мильонов надо бы с чаями, --
   Даже больше -- а не дать нельзя.
   Трудно умирать нам, бедным людям,
   Что имел -- то обменял давно.
   Взять аванс под книгу "Все там будем?"
   Кто же даст покойнику? -- Смешно!
   Дождь-то как по крыше колошматит.
   Мародеры! Семь мильонов крест!
   Напишу-ка в "Правду" -- пусть прохватят
   Всероссийский похоронный трест.
   Холодно. Пронизаны ознобом,
   Понемногу разбрелись друзья,
   Вот теперь нас двое -- я за гробом,
   И в гробу покойник -- тоже я.
   Всё ещё не видно Митрофанья.
   Вот Сенная. Вот Юсупов сад
   Надо торопиться. Отпеванье
   Ровно в шесть. А вечером -- доклад.
  
   Из периода после "Страстной Субботы" нам известно лишь несколько произведений Зоргенфрея. Это -- "Воспоминание" -- большое по объёму, посвященное безрадостным воспоминаниям детства[43], шуточное стихотворение "Сид", адресованное собаке, и, наконец, незаконченное стихотворение 1925 года, где, видимо, действует трансформированный пушкинский Герман (оба последних произведения хранятся у вдовы поэта). Приводим его:
  
   Герман
  
   От утреннего режущего света
   В глазах темно. И вижу наяву
   Такое же удушливое лето,
   Такую же пустынную Неву.
   Канал, решётка, ветхие колонны.
   Вот здесь, сюда! Мне этот дом знаком.
   Но вдруг опять: трамвай идёт бессонный,
   И очередь стоит за молоком.
   Не хорошо. Без крова, без работы,
   Без родины. И время мне судья.
   ..........................................
  
   Это -- очень характерные для Зоргенфрея стихи. Чувство бесперспективности, безродности и бездомности, выпадения из времени в какой-то мере пронизывает всю его поэзию. Можно предполагать, что поражение революции 1905 г., с которой он связывал большие надежды, навсегда надломило его, и он уже как-то так и не смог оправиться в дальнейшем, воспринимая всё окружающее в мрачном, пессимистическом, "похоронном" аспекте. И, вместе с тем, Зоргенфрея никогда не покидала вера в лучшее счастливое будущее родины, России, патриотическое чувство стихийной спаянности с нею. В его автобиографии 1924 г. есть такие строки о родине:
   "Моему отношению к России больше всего отвечают слова Блока "О Русь моя! Жена моя". Хочу сказать, что жена моя -- Россия. Та, которую любят, не понимая, которой изменяют любя, которая сама изменит и утешится"[44]. В этом, пусть очень субъективном понимании Родины, есть большое оправдание всей деятельности этого не до конца высказавшегося, но честного и искреннего поэта и человека -- поэтического спутника Блока.
  

Примечания

   Леонид Натанович Чертков (1933, Москва -- 2000, Кельн) -- поэт, прозаик, литературовед, переводчик.
  
   6. Александр Блок, Записные книжки, М., 1965, с. 309.
  
   7. Четвертая краткая автобиография, от 1926 г., хранится у автора статьи.
  
   8. Автобиографические данные -- ПД., ф. 172. ед. 528.
  
   9. В. А. Зоргенфрей, Автобиография, ЦГАЛИ, ф. 1068, оп. 1, ед. хр. 65. В автобиографии, хранящейся в Пушкинском Доме, Зоргенфрей называет также Н. В Гоголя, А. Белого, И. Бунина, Н. Гумилева и римских поэтов, в первую очередь -- Овидия. (ПД., Р. 1, оп. 10, ед. 43).
  
   10. См.: "Литературный вестник", No 1, 1903.
  
   11. "Наша жизнь", 1904, 25 февраля, No 50 (впоследствии перепечатано в конфискованном сб. "Набат", М., 1905).
  
   12. См. "Перевал", No 8-9, 1907.
  
   13. В. Зоргенфрей, Воспоминания об А.А. Блоке, "Записки мечтателей", 1922, No 6, стр. 65.
  
   14. См.: "Новое слово", 1911, No 1.
  
   15. Впервые у Зоргенфрея дьявол появляется в виде провокатора в рассказе 1905 г. "Отрывок из адской хроники", ж. "Альманах", 1906, No 2.
  
   16. ПД., ф. 173, ед. 528.
  
   17. ЦГАЛИ, ф. 55, оп. 1, ед. 257.
  
   18. ЦГАЛИ, ф. 419, оп. 1, ед. 462.
  
   19. См.: "Русская мысль", No 7-8, 1917.
  
   20. ЦГАЛИ, альбом А. Ахматовой, ф. 13, оп. 1, ед. 16, л. 21.
  
   21. Г. Клейст, собрание сочинений, т. 1, Пг., 1923.
  
   22. "Записки мечтателей", No 5, 1921.
  
   23. Там же, No 6, 1922.
  
   24. "Современный Запад", No 1, 1922, А. де Ренье, Рассказы. Л., 1925.
  
   25. И. Масса, "Краткое известие о Московии в нач. XVII в.". М., 1937.
  
   26. См.: Альманах "Карелия", 1933.
  
   27. В. Зоргенфрей, Страстная Суббота, Пг., 1922.
  
   28. См.: "Вопросы жизни", 1905, No 6.
  
   29. См.: Прилож. к газ. "Наша жизнь", 1905, 29 июля, No 13.
  
   30. См.: там же, 1905, 15 октября, No 23.
  
   31. См.: "Молот", 1905, 23 декабря, No 1.
  
   32. "Неделя", 1906, No 21.
  
   33. Там же, 1906, июль, No 23.
  
   34. "Сатирикон", 1908, No 7.
  
   35. "Красная новь", 1925, No 10.
  
   36. ЦГАЛИ, ф. 2182, оп. 1, ед. 104.
  
   37. Н. Павлович, Воспоминания о А.А. Блоке, "Блоковский сборник", Тарту, 1964.
  
   38. РО ГПБ, ф. 207, ед. хр. 105, стр. 32.
  
   39. Игра слов: Sorgenfrei (нем.) -- беззаботный.
  
   40. Датировку большинства стихотворений можно установить по рукописной тетради Зоргенфрея (РО ИРЛИ, ф. 172, ед. 743).
  
   41. Приложение к газ. "Наша жизнь", 1906, 18 марта, No 10.
  
   42. Это и цитируемые ниже стихотворения (до "Умер и иду сейчас...") напечатаны в сборнике "Страстная Суббота".
  
   43. РО ИРЛИ, р. 1, оп. 10, ед. хр. 43.
  
   44. В. А. Зоргенфрей, Автобиография, РО ИРЛИ, р. III, ед. хр. 43.
  

---------------------------------------------------------------

   Источник текста: Зоргенфрей В. А. Милосердная дорога. Рудня-Смоленск, "Мнемозина", 2011. - 2-е изд., доп. - 195 с. (Серебряный пепел). Издание подготовили Виктор Кудрявцев и Сергей Ковнер.
  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru