Деревенскіе гостинцы вынуты изъ ящика. Домашняя ветчина, колбаса, литовскій твердый бѣлый сыръ, обернутый холстомъ ручной выдѣлки. Маринованные грибы и баночка брусники, все, что она такъ любитъ. Еще до того, какъ Аня открыла ящикъ, со уже волновалъ ароматъ, который проникалъ сквозь дерево, а когда она открыта его и достала оттуда всѣ эти вкусныя, положенныя любящими руками вещи, у нея прямо голова закружилось.
Все это ей напомнило домъ. Близкихъ. Дѣтство. И такъ ясно все представилось, точно родныя стѣны дохнули на нее нѣжностью, тепломъ, уютомъ.
Подъ стружками оказалось письмо. На конвертѣ косенькимъ маминымъ почеркомъ: "нашей умницѣ". Что раньше: прочесть письмо или убрать стружки?
"Лучше я сберегу письмо, а то прочтешь, и замолчала мама. А такъ и буду знать, что есть еще что-то хорошее".
Аня отскребываетъ кусочекъ сыру, какъ бы въ возмѣщеніе, и съ наслажденіемъ жуетъ, убирая въ то же время стружки. Аня собираетъ съ полу стружки, бросаетъ ихъ въ ящикъ и ставить ящикъ на шкапъ. Комната чисто прибрана и по-молодому пріукрашена. Изъ деревянныхъ березовыхъ рамокъ, украшенныхъ мхомъ,-- работа папы,-- глядятъ милые портреты отца, матери и Люли, восьмилѣтней сестренки. Улыбнувшись имъ, кивнувъ головой и поджавъ губы, съ сознаніемъ исполненнаго долга подходить къ столу. Теперь соблазняетъ грибокъ, скользкій и прохладный. "Ай, лисички! Навѣрное тѣ грибы, что мы съ Люлей собирали". Аня вспоминаетъ дождливый осенній день. Онѣ съ сестренкой пошли въ лѣсъ. Лисичекъ, вотъ этихъ желтенькихъ грибковъ, скорѣе похожихъ на цвѣты, было такъ много, что некуда было и прятать. Цѣлыми семьями выглядывали они изъ-подъ мха и опавшихъ иголокъ, подъ соснами. Дождь, сперва накрапывавшій, усилился, и обѣ радостно подставляли лицо и раскрытыя губы. Какъ славно бисеромъ блестѣли первыя капли на розовомъ личикѣ Люли. А когда дождь разошелся не на шутку, обѣ со смѣхомъ бросились бѣжать. Лисички падали изъ фартука Люли, и ноги тяжелѣли отъ прилипающей грязи. Хорошо, что батюшка ѣхалъ и подвезъ ихъ. "Какъ я далеко! И все не могу привыкнуть къ своему одиночеству. Странно, что не забѣжитъ сейчасъ Люля, не окликнетъ мама". Она могла бы поѣхать домой, но расходы... И такъ дома жмутся, чтобы помогать ей. Урокъ есть, но нищенскій.
Тюльпанъ электрической лампочки, дребезжащее позваниванье трамвая за окномъ.
Аня и нѣсколько гордится своей самостоятельностью и жалѣетъ себя. Такъ странно: хозяйка зоветъ ее "Анна Сергѣевна".
II.
Она съ тоской подходитъ къ окну. Зима. Развѣ это зима -- слякоть, туманъ, мороситъ... Вотъ у нихъ такъ зима. Глубокій снѣгъ спряталъ Василишки. Матейко навѣрное уже раза три сбрасывалъ его съ крыши школы. И крестьяне каждый день откапываютъ низкія, теряющіяся въ сугробахъ хаты. Бѣдно живутъ въ Полѣсьѣ. Весь край такой бѣдный. Аня вспомнила, какъ шла она одинъ разъ съ отцомъ отъ батюшки. Темный, жуткій былъ вечеръ. Когда поровнялись съ кладбищемъ, Аня испугалась бѣлаго ствола березы, которая вытянулась, какъ призракъ, среди черныхъ елей.
-- Я боюсь, папаня. Такъ и кажется, что литвинъ встанетъ изъ могилы.
Отецъ вздохнулъ.
-- Эхъ, если бы и встали эти горемыки, въ своихъ бѣлыхъ холщовыхъ одеждахъ, съ бѣлыми волосами и бѣлесыми глазами, они сами, навѣрное, испугались бы жизни. Охъ, тяжело имъ живется, скудно. Ничего не видятъ, ничего не знаютъ. А когда-то, говорить, этотъ край зналъ другихъ людей. Да перевелись литовскіе богатыри.
Перевелись богатыри. А можетъ-быть, и земля была другая.
Вотъ какъ говорится въ "Словѣ о погибели земли Русской":
"О, свѣтло-свѣтлая и украсно украшенная земля русская! И многими красотами ты обогащена: озерами многими, рѣками, и колодцами досточестными, горами крутыми, холмами высокими, дубравами чистыми, нолями дивными, звѣрьми различными, типами безчисленными, городами великими, селами дивными, вертоградами монастырскими, домами церковными и князьями грозными, боярами честными, вельможами многими. Всего ты исполнена земля русская, о, православная вѣра христіанская".
-- Какъ это удивительно сказано, и какія слова: "дубравами чистыми, свѣтло-свѣтлая"...
Она не только повторяла вслухъ, она почти пѣла плѣнявшія ее слова. И эта любовь къ старинной красотѣ и рѣшила ея судьбу.
Она поступила на филологическій факультетъ и избрала своей спеціальностью древнюю литературу. И въ первый разъ, какъ ей пришлось читать свой рефератъ, какъ только она увидѣла предъ собой молодую, внимательную толпу, широкое волненіе охватило ее до дрожи, и всю пронизала робкая, но уже горделивая мысль:
"А что, если бы... Если бы потомъ встать на эту каѳедру уже увѣренно и твердо".
У нея захватило дыханіе отъ этой мечты.
III.
Бѣдная моя родина. Болота, лѣса. "Наступила болѣзнь христіанамъ". Зима долгая. Жить тяжко. А чѣмъ всю зиму питаются? Клейкій хлѣбъ пополамъ съ бульбой. Отъ него у ребятъ животы пучатся.
Да и такой хлѣбъ не у всѣхъ есть. Избы курныя. Дымъ, смрадъ ужасъ.
А убожество духовное! Батюшка читаетъ проповѣдь, а они крестятся.
-- Отчего ты крестишься, Домни?
-- А какъ же, все про божественное.
IV.
Аня задумалась, не сводя глазъ съ узора занавѣсей.
Подперла щеку рукой. Клеенчатая общая тетрадка упала на полъ. Аня подняла ее и машинально прочла: "Народная поэзія".
"Поэзія, народная. Ихъ. а не для нихъ. Для тѣхъ, у кого есть досугъ, готовый хлѣбъ. А я имѣю ли право отдавать себя всю этому? Та мл" все такъ первобытно. Люди изнемогаютъ отъ засасывающихъ почву болотъ, мрутъ отъ дифтерита, колтуна, оспы. Не лучше ли было бы, если бы я поступила на агрономическіе или медицинскіе курсы, вмѣсто того, чтобы упиваться красотами поэзіи и готовиться къ тому, чтобы учить и другихъ любить это?"
Громко тикаютъ часы въ сосѣдней комнатѣ.
Во всей квартирѣ тишина. Хозяева ушли въ соборъ. Пошла было и Аня, да вернулась. Слишкомъ много народу. И особенно много простого народу. Бѣднаго, сѣраго. Онъ идетъ туда, чтобы послушать святыя слова, значитъ, и это нужно. И развѣ не святыя слова тѣ, которыя учитъ она?
V.
"Однако, что же это я... До сихъ поръ не прочту маминаго письма!.."
"Дорогая Анечка. Съ праздникомъ тебя поздравляемъ, дѣточка. Знаемъ мы, какъ горько тебѣ одиноко встрѣчать Новый годъ, но нужно подчиниться. Еще два года пройдетъ, и наша Анечка окончитъ курсы, получитъ высшее образованіе и пріѣдетъ сюда, къ намъ, въ нашъ бѣдный край, чтобы приносить посильную пользу, чтобы внести свѣтъ въ темное Полѣсье. Помоги тебѣ Богъ, дѣвочка. Помни, что, чѣмъ больше дается человѣку, тѣмъ больше съ него и спросится. Крѣпко цѣлуетъ тебя твоя мама".
Дальше папа приписалъ:
"Ну, умница, устала, небось, отъ работы? Надоѣли, навѣрно, книжки, лекціи и тетради? Ну, да не вѣкъ же. То-то сдрефлю я, учитель сельской двухкомплектной школы, когда явится панна-дочка, и на платьицѣ у нея, страшно сказать, университетскій значокъ! Фу ты, какая пышная фигура! Тогда я сложу руки и передамъ своей высокоумной дочкѣ свою школу. Ну, а пока, въ ожиданіи блестящей перспективы, ѣшь ветчину, только не изничтожь всю сразу. Хотѣлъ послать тебѣ меду, но не нашелъ такого, какъ ты любишь. Ну. жму лапу премудрой дочкѣ. Храни тебя Богъ! Папа".-- Крупныя буквы валятся къ концу строки: -- "А мнѣ все-таки жалко, что нѣтъ Анечки".
Аня складываетъ письмо. "Чтобы принести свѣтъ въ темное Полѣсье", говоритъ мама. "Тогда я передамъ образованной дочкѣ свою школу", пишетъ папа. Вотъ и отвѣтъ ей. Съ своимъ образованіемъ она сможетъ много сдѣлать и на скромномъ мѣстѣ.
"Не о единомъ хлѣбѣ живъ человѣкъ", вспоминается Анѣ.
Она будетъ собирать забытыя родныя преданія, пѣсни. Она зажжетъ любовь къ своему краю, къ своей поэзіи, къ своей старинѣ въ своихъ ученикахъ и ученицахъ. Она покажетъ самому бѣдному придавленному народу его богатство, его богатырей, справлявшихся съ самымъ страшнымъ врагомъ человѣка горемъ-злосчастьемъ.